Лабиринт искажений

Пролог

– Да когда ж ты сдохнешь-то, тварь!

Толстостенный стакан с грохотом врезался в стену. Разбился, конечно, но погиб достойно – на благородно-кремовой стене дорогого офиса осталась внушительная вмятина в виньетках безобразных потеков элитного вискарика.

Дешевого пойла не менее толстостенный… ну хорошо, просто омерзительно жирный, похожий на одышливую жабу Сол Козицки не употреблял. И не потому, что наупотреблялся в юности, когда был нищим и выкарабкивался с помойки жизни самостоятельно.

Никогда не употреблял, и все. Да и не было у очаровашки Сола нищей юности, он принадлежал к клану серьезных акул, хозяйничавших в криминальном океане североамериканского континента и стран Западной и Восточной Европы.

Клан Козицки был многочисленным, практически в каждом регионе барражировал над поверхностью плавник одного из представителей этого семейства.

Солу достался Кипр. Не самое плохое место, как оказалось, хотя поначалу молодой Сол психанул, считая, что глава клана просто решил сплавить проблемного отпрыска в ссылку на какой-то дурацкий остров. Почему было не оставить его в привычной Флориде, где Сол родился и вырос, где вроде бы неплохо влился в бизнес семьи?

В том-то и дело, что вроде бы. Да, справлялся неплохо, но слишком часто возникали проблемы из-за неуемного желания молодого Козицки потакать своим прихотям.

А прихотей у некрасивого толстого парня хватало, причем порой довольно жестоких и извращенных. К тому же Сол Козицки был очень злопамятен и мстителен, и, если считал, что кто-то его обидел или, не дай бог, унизил – берегов жирдяй не видел, расправлялся без оглядки на личность и семью этого кого-то.

И предсказуемо нарывался на неприятности.

Хотя какие, к черту, неприятности – проблемы огребал клан Козицки, и частенько очень серьезные.

Так что Сол топтался где-то совсем рядом с истиной, считая поручение вести дела клана на Кипре ссылкой. Ведь его отправляли не просто в дыру на задворках Европы, его еще и зашвырнули туда, где клан Козицки никакого влияния не имел. И ему самому предстояло завоевать для семьи достойное место в криминальном болоте Кипра. Занять не кочку какую-то захудалую, на которой солидной жабе не развернуться, а создать полноценный камышовый рай, где можно хозяйничать всласть.

Разумеется, поддержку деньгами и людьми клан молодому засланцу гарантировал, но обустраиваться ему предстояло самостоятельно.

Он справился. И даже греческий язык освоил в совершенстве, что вообще удивительно – не любил толстяк учиться. Черты характера, ставшие причиной ссылки, здесь очень пригодились Солу Козицки.

И сегодня, четверть века спустя, мало кто рисковал перейти ему дорогу, жестокость и злопамятность злобного толстяка была хорошо известна.

А еще он получил кличку, бесившую Сола неимоверно, но стереть это унизительное прозвище из памяти всех, кто его знал, Козицки не мог.

«Ага». С ударением на первую «а».

Когда Сол впервые услышал эту кличку, он решил, что с ударением просто ошиблись, а прозвище придумали турки с другой половины Кипра. И его надо называть Ага, с ударением на второе «а» – форма обращения к старшему по рангу, что-то типа Козицки-ага.

Но оказалось, что назвали его так в честь Аги – самой крупной и самой безобразной жабы в мире, смертельно опасной из-за своего яда. Собственно, кличка могла бы и польстить, приятно осознавать, что тебя считают смертельно опасным.

Но не уродливой жабой при этом! Почему Николас Ифанидис – Кайман, а он, Сол Козицки – жаба?!

Разумеется, Сол понимал – почему. Но любой, кто осмеливался его так назвать, жестоко наказывался – если Козицки узнавал об этом. Чтобы другим неповадно было.

Для поддержания реноме, так сказать.

И это только за кличку!

А когда его, Сола Козицки, при свидетелях отмудохали, да еще и за ухо оттаскали так, что ухо едва не оторвалось, ответка сделавшему это шелудивому псу должна была прилететь незамедлительно!

Она и полетела, Козицки с парнями в тот же вечер подкараулили пса Ифанидиса, намереваясь избить того до полусмерти, отрезать уши и отобрать то, что должно было стать собственностью Сола, но этот урод перехватил.

Да, Сол сгоряча поступил против правил, попытавшись испортить не доставшуюся ему вещь. Уж очень хороша была девка, к тому же целка, непокорная, с характером, Ох, как бы славно провел с ней время Сол, ломая и развлекаясь, м-м-м…

Но не за такие дурные деньги, она того не стоила. А вот быстренько развлечься, увидев оставленную без присмотра игрушку, захотелось так, что даже не подумал о последствиях. Последствия же нарисовались очень быстро, Сол ничего толком не успел сделать. Примчался разъяренный Агеластос, новый хозяин девки, избил его, почти оторвал ухо – врач потом пришил, но кривовато, добавив «шарма» Солу Козицки.

Но это потом, а в тот вечер он со своими людьми почти сразу рванул следом за джипом Агеластоса. Почти – потому что полуоторванное ухо следовало хотя бы обработать и перевязать.

И все равно оказалось, что к дому Агеластоса они подъехали раньше хозяина, пришлось даже ждать минут двадцать. Можно было догадаться, что этот паршивый пес куда-то заезжал, и, скорее всего, выгрузил купленную девку своему боссу.

Но кипевшие от ярости мозги Сола что-то там предполагать, да и вообще мыслить были не в состоянии. И вместо того, чтобы сразу расстрелять джип Агеластоса, толстяк отдал приказ сначала вытащить оттуда девчонку. Это было ошибкой, пес Ифанидиса подтвердил свою репутацию главного секьюрити, сумев перехитрить его болванов и созвониться с шефом. Тот сразу согнал все ближайшие к месту разборки полицейские патрули, вынудив Сола в темпе сваливать, не закончив начатое.

Агеластос все же в больницу попал, но это не могло быть достойным наказанием, не так уж серьезно пострадал пес Ифанидиса.

А над Солом Козицки начали посмеиваться, перешептываться, глядя на его неровно пришитое ухо. Возможно, это только ему казалось, в чем пытался убедить босса Сэм Леви, правая рука Сола. Беспринципная, хитрая, пронырливая и очень толковая правая рука.

Разумеется, бездумно доверять помощнику Сол даже и не собирался, верить вообще никому нельзя. Но пока Леви доказывал, что пользы от него больше, чем косяков, отрубать эту руку Ага не собирался.

Но и считаться с его мнением в этой ситуации – тоже.

Ничего ему не кажется, над ним реально глумятся! И вариант тут один – Агеластос должен сдохнуть. Тогда все заткнутся, поймут, что то же самое может произойти и с ними.

Конечно же, этот слабак Леви отговаривал босса от необдуманных, с его трусливой точки зрения, поступков. Видите ли, если Ифанидис узнает, кто убил его пса, он разозлится. А злить Каймана – себе дороже.

Поэтому расправиться с Агеластосом Сол решил сам, лично.

И у него ведь получилось, он четко видел на экране, что дрон с взрывчаткой спикировал прямо на однорукого урода! Сол лично направил смерть на голову Агеластоса, потому что оператор дрона тоже испугался мести Каймана.

Но этот чертов пес, похоже, заговоренный! Он умудрился выжить.

– Но есть и хорошая новость, – невозмутимо произнес Леви, никак не отреагировав на перфоманс со стаканом.

– Он все равно сдохнет? – оживился Сол. – Травмы слишком тяжелые?

– Пока не знаю.

– Ну и что тогда может быть хорошего? Агеластос жив, Ифанидис в бешенстве, будет землю носом рыть в поисках того, кто посмел сделать бо-бо его щеночку.

– И сделал это на территории Ифанидиса, – уточнил Леви, по-прежнему сохраняя непроницаемое выражение лица. – Что для Каймана еще более оскорбительно. И теперь…

– Да плевать мне, что теперь! – взвизгнул Козицки. Он надеялся рявкнуть, но с рявком у него отношения не складывались, на выходе всегда получался визг. – Агеластос жив, а так быть не должно!

– А вот об этом упущении как раз и хорошая новость. Агеластоса доставили в больницу, где среди персонала есть наш человек.

– Пусть добьет! – возбудился Козицки. – Хотя нет, пусть узнает, куда конкретно положили пса, и есть ли там охрана. Остальное я сам.

Глава 1

Вязкая тьма колыхалась вокруг, не позволяя шевельнуться. Она обволакивала, просачивалась в сердце, в душу, в память, слой за слоем поглощая мысли, события, надежды, радости, гнев – все, чем он жил последние дни, недели, месяцы. Годы…

Алекс пытался остановить это, он не хотел забывать, у него только что появился смысл жизни, у него теперь есть семья – Лана-Олененок, дочь Алина, скоро родится внук или внучка, Алинке грозит опасность, он должен спасти, он…

Тьма утробно чавкнула в очередной раз, не позволяя дергающейся жертве освободиться от ее власти. Родные лица начали таять, и остановить этот процесс Алекс не мог…

И тогда он закричал. От ярости, от бессилия, от страха. Страха потерять их. Потерять себя. Тьма ухмыльнулась и накрыла Алекса с головой, не позволяя не то, что кричать – дышать.

Последним, что он услышал, был голос Ифанидиса:

– Он застонал! Он жив!

И все. Осталась только она. Тьма. Ни звука, ни движения, ничего.

Сколько продолжалось это ничего, Алекс не знал. Просто однажды окружавшая его тьма недовольно заколыхалась и начала растекаться, как медуза под солнцем. Черная такая, ядовитая медуза, оставляющая после себя ожог. Иногда смертельный.

Или вот такой – выжженый участок души, прикасаться к которому было очень больно. А если больно – зачем лезть? Незачем.

И Алекс не полез. Что он, дурак, что ли? Да, он молодой, но уже достаточно опытный, много чего пережил. Вон, дочку босса от собак спас, загрызли бы малую. И босс его за это выделил, повысил, теперь главное – закрепиться, а там, глядишь, и личным охранником Ифанидиса станет.

Мысли лениво ворочались, в голове шумело. Сквозь этот шум все громче звучали голоса, один – очень знакомый. Босс? А что он делает в комнате Алекса? Что-то случилось?!

Алекс попытался вскочить, но тело почему-то вместо послушного подчинения выстрелило дикой болью, он даже вскрикнул. На плечо легла ладонь, голос Ифанидиса участливо произнес:

– Лежи-лежи, не пытайся встать, тебе нельзя.

– Чудо, что вообще жив остался, – женский голос, молодой, незнакомый. – Интересно, кто же на него так вызверился? Есть идеи, Агеластос?

Странно, разговаривает с ним, как будто они знакомы. Но он уверен, что никогда прежде не слышал этот голос. Кто же это?

Алекс медленно приоткрыл глаза, а в следующее мгновение изумленно распахнул их и просипел:

– Босс, что с вами случилось?!

Ифанидис и стоявшая рядом с ним незнакомка (он реально никогда прежде не видел эту некрасивую девушку, но кого-то она смутно напоминала) переглянулись, Ифанидис усмехнулся:

– Со мной? Да уж, здорово тебя головой приложило. Это с тобой случилось, Агеластос, с тобой! Тебя подорвать пытались, не меня.

– А почему вы тогда такой старый? – невольно ляпнул Алекс, а потом до него дошло: – Подорвать? Меня? Но как, когда, за что?

– Дрон-камикадзе на тебя сбросили, – пояснила девушка, о чем-то сосредоточенно размышляя.

– Ничего не понимаю… – шум в голове нарастал, Алекс страдальчески поморщился. – Что такое дрон-камикадзе?

– Ты придуриваешься? – нахмурился босс, явно начиная сердиться, но незнакомка тронула его за локоть:

– Папа, не заводись. Кажется, я понимаю, в чем дело…

– Папа? – Шум постепенно становился болезненным, мешал соображать. – Господин Ифанидис, не знал, что у вас есть еще одна дочь.

– Какая, к черту, еще одна, это Дора!

Дора? Но ей же года три, не больше. Что происходит?

Девушка наклонилась к Алексу и вкрадчиво поинтересовалась:

– Агеластос, сколько тебе лет?

– Двадцать три, а что?

Девушка выпрямилась и повернулась к Ифанидису:

– Теперь понял? Как ты сам только что выразился – его здорово головой приложило и больше двадцати лет исчезли из его памяти. – усмехнулась, взяла с полки зеркало и поднесла его к лицу Алекса: – Считаешь, папа постарел? На себя посмотри! Нравится?

Алекс послушно посмотрел и отшатнулся бы, но некуда – он лежал. Из зеркала на него таращился какой-то мужик лет сорока пяти с жутким шрамом через все лицо и седеющей шевелюрой. Алекс, ничего не соображая, поднял руку, намереваясь пощупать шрам и судорожно втянул в себя воздух, обнаружив вместо руки протез.

Осознать происходящее не получалось, сознание трусливо охнуло и сбежало, громко хлопнув дверью. Снова стало темно, и последнее, что услышал Алекс, было укоризненное:

– Дора, ну зачем ты так?

– А что, надо было бережно подготавливать его к действительности? – фыркнула Дора, возвращая зеркало на полку. – Агеластос у тебя кто – главный секьюрити или кисейная барышня?

– Насчет главного секьюрити теперь и не знаю, – задумчиво произнес Ифанидис, рассматривая снова потерявшего сознание Алекса. – Если он реально вернулся на двадцать лет назад, то и опыта у него, как двадцать лет назад.

– Зато преданность та же, безоговорочная. И теперь мы сможем его спокойно привлекать к нашей истории с подсадной уткой для Кралидисов. Даже если эта девка на самом деле его дочь, Агеластос об этом понятия не имеет, ведь он еще не встретил свою русскую любовницу, верно? Если ему двадцать три года сейчас?

– Да, Алексу на момент их знакомства двадцать пять было. Ну что же, придется Бернье обойтись без помощи моего главного секьюрити. Впрочем, это в любом случае, даже если бы Алекс не свалился в амнезию. Ему не меньше двух недель на возвращение прежней физической формы. – Ифанидис снова с головы до ног осмотрел своего закованного в гипс и перебинтованного охранника и задумчиво произнес: – Кого же ты так разозлил? Но главное – кто настолько обнаглел, что посмел взорвать тебя возле моего дома?! Я не могу это оставить без последствий. Надо будет найти мерзавца и наказать его так, чтобы другим не повадно было. Алекс, увы, в этом не помощник – раз он все забыл.

– И без Агеластоса справимся, – Дора направилась к выходу, в дверях остановилась, осмотрела комнату, усмехнулась: – А забавно, что ты разместил его в комнате, где жила его предполагаемая дочурка. Кстати, почему не в больнице?

– Потому что покушавшийся не довел дело до конца.

– Ну охрану бы возле палаты поставил.

– Охрану подкупить можно. Всех купить можно. Почти всех. Кроме него.

Кивок в сторону Агеластоса.

– Да я поняла уже, – фыркнула Дора. – Это твой ценный невознобновляемый ресурс.

– Именно так.

Дора вышла, а Ифанидис еще пару минут стоял возле кровати, прикидывая, как можно с пользой для себя использовать случившееся с его главным секьюрити.

Когда за окном грохнул взрыв, он на автомате толкнул дочь на пол, прикрывая своим телом – был уверен, что напали на него, на его дом. Но больше взрывов не было, заполошная стрельба – да, была, но это, как позже выяснилось, запоздало отреагировали его охранники.

Самое паршивое, что эти болваны заметили круживший над его домом дрон, но просто тупо рассматривали, вместо того чтобы стрелять по нему, пока он был в воздухе. Они блеяли что-то насчет того, что дрон слишком резко пошел вниз, на машину Агеластоса, поэтому они не успели.

А вот Агеластос успел. Среагировал, как мог, заметив пикирующую на него смерть – рванулся в сторону от машины, упал на землю за выпуклой клумбой. Это его и спасло, основная часть осколков от взорванной машины врезалась в клумбу.

Но и Алексу досталось, конечно. Когда Ифанидис с Дорой подбежали к полыхающему искореженному остову машины, охранники столпились возле окровавленного тела своего босса и тупо пялились на него, оживленно обсуждая случившееся.

Пришлось наорать на этих баранов, отдав четкие приказы – с инициативой и сообразительностью у них всегда было неважно, но приказы выполняли безукоризненно. Поэтому двое сбегали за огнетушителями и занялись горящей машиной. Четверо на квадроциклах помчались осматривать окрестности в поисках того, кто управлял дроном. Понятно, что надежды схватить его было мало, но вдруг повезет.

Дора склонилась над Агеластосом, пытаясь понять, жив ли он. Протянула было руку к шее, чтобы проверить пульс, но передумала, поморщилась и встала:

– Он весь в крови, противно прикасаться. Да он мертв, папа, без вариантов, ты посмотри на него – живого места нет!

– Все же надо проверить, – Ифанидис подошел ближе, намереваясь наклонится, и в этот момент Алекс застонал.

Пришлось задействовать вертолет, чтобы как можно скорее доставить раненого в больницу. Оказалось, что Агеластос, в принципе, легко отделался – с учетом всех вводных. Закрытая черепно-мозговая травма, сломаны ребра, рваные раны на теле от осколков – поэтому было столько крови. Три дня Алекс лежал в реанимации, а когда его собрались переводить в обычную палату, Ифанидис решил забрать из больницы своего главного секьюрити.

Потому что ему доложили – кто-то осторожно пытается разузнать, где конкретно лежит Агеластос. Можно было бы, конечно, сделать из Алекса приманку, чтобы выяснить, кто посмел все это устроить возле дома Ифанидиса, но рисковать одним из самых преданных ему людей Ифанидис не собирался.

Поэтому и оборудовал в том доме, где они с Дорой приручали когда-то Нику, тщательно охраняемый филиал больницы – с прекрасно оснащенной палатой и проверенным медицинским персоналом.

И вот сегодня, спустя неделю, Алекс пришел в себя.

– Амнезия, значит, – произнес Ифанидис, вглядываясь в бледное лицо раненого. – Любопытно, надолго ли?

Глава 2

– Что значит – пропала? – Игорь Некрасов, раздраженно поморщившись, переключил динамик смартфона с громкой связи на стандартную – уж очень громко истерила дочь.

Смартфон подносить к уху не стал, рыдающий голос Снежаны был слышен и так:

– То и значит! Мамы нет! Нигде! Ни дома, ни в больницах, ни в моргах! Я все обзвонила! А в квартире отключены все электроприборы, и телефон ее там, в прихожей, на тумбочке! Мне кажется… Мне кажется, она что-то с собой сделала! Из-за меня! Я виновата, я предала ее! И Альку предала! Я сволочь! Предательница!

Выкрикнув последнюю фразу почти на ультразвуке, Снежана зашлась в рыданиях.

– Угомонись! – рявкнул Некрасов. – Сопли вытри и говори спокойно и внятно.

– Это ты! – вышла на новый виток истерики Снежана. – Это все ты, это из-за тебя! Ты заставил меня предать маму! Ты купил меня!

– А ты продалась, – холодно констатировал папенька.

– Да, продалась! Я продажная тварь! И Альку я продала! И маму! И…

– Если ты намерена продолжать сеанс саморазоблачения, – бесцеремонно разорвал истерику дочери Некрасов, – то давай без меня, мне некогда. Перезвони, когда к тебе вернется адекватность.

Снежана еще что-то орала, но он нажал на отбой и отшвырнул телефон в сторону. Только этого не хватало! Если бывшая жена реально решилась на глупость, это серьезно навредит его репутации. И деловой, и политической. Сначала скандал с дочерью, теперь это… Черт, как же голова раскалывается!

Игорь приложил ладони к вискам и, закрыв глаза, начал легонько массировать нужные точки. От вибрации массажа с самой верхней полки чулана памяти грохнулась старая, пожелтевшая от времени картонная коробка и веером разлетелись картинки их со Светой свадьбы.

Он женился на Светке по расчету, ради связей ее папаши. Но когда увидел свою невесту в тот день – хрупкую прелестную принцессу, очень-очень красивую и невероятно милую при этом своим смущением, своей робостью – он влюбился в свою будущую жену. Да, влюбленность продлилась недолго, Игорь в принципе не был способен на длительные искренние отношения, быстро перегорал, зато горел ярко.

И первые месяцы после свадьбы был по-настоящему счастлив, обожал свою жену, просыпался и таял от нежности, видя рядом милое личико спящей Светланки. Начинал целовать ее, легонько, чуть касаясь губами, жена просыпалась, тянулась к нему, отвечала на поцелуи…

И довольно часто они оба опаздывали на работу.

А потом Светлана забеременела, начались заморочки с токсикозом, она подурнела, интимная жизнь почти прекратилась, особенно в последние месяцы беременности, и влюбленность Игоря Некрасова в жену зачахла.

Но она была! И сейчас, перебирая в памяти картинки свадьбы, Игорь ощутил гадкий привкус во рту.

Его затошнило от самого себя. В какую же сволочь ты превратился, господин Некрасов? И дочь сумел заразить своим сволочизмом. Снежана права, вы с ней оба – предатели. И если Светка реально что-то с собой сделала, жить дальше с таким грузом на душе будет очень сложно.

Ну, и чего расселся? Хватай телефон, поднимай свои связи, ищи бывшую жену!

Через два часа Игорь ждал Снежану в уже знакомом им кафе, там, где они встречались со Светланой в последний раз.

Нет, неправильно, не в последний, они еще увидятся, обязательно увидятся. Или нет? Все очень-очень странно и непонятно, и это напрягает.

Игорь так глубоко погрузился в размышления, что голос дочери не сразу выдернул его на поверхность реальности. Снежана успела присесть за его столик и снова потянуть за страховочный трос зависшего в глубине размышлений отца:

– Папа! Ты меня слышишь вообще?

– А? – Некрасов вздрогнул и посмотрел на дочь. Пару мгновений словно не узнавал, потом взгляд прояснился, и он кивнул: – Привет. Прости, задумался.

– О чем так глубоко? Ты… – Снежана судорожно вздохнула и смяла в руках сервировочную салфетку. – Ты узнал, что с мамой? Она…

Закончить фразу дочь не смогла, замерла тревожным сусликом, напряженно глядя на отца. Глаза медленно начали наливаться слезами. Некрасов поспешил успокоить:

– Не волнуйся, мать жива.

– Но… где она? Что с ней?

– Все очень и очень странно, Снежана, – задумчиво произнес Игорь, кивнул подошедшей с подносом официантке: – Американо мне, капучино девушке. Пирожные тоже ей.

– Да не хочу я твои дурацкие пирожные! – в голосе Снежаны зазвенели слезы, официантка замедлилась с расстановкой чашек с кофе, явно намереваясь подслушивать и дальше. А что, хоть какое-то развлечение, скучно же, народу в это время мало.

Игорь сухо поторопил:

– Нельзя ли побыстрее?

Официантка поджала губы, но все же ускорилась. Едва она отошла, Некрасов мягко произнес:

– Снежа, успокойся. Поешь, ты ведь явно сегодня ничего не ела.

– И вчера тоже, – всхлипнула дочь.

– Тем более. А силы тебе понадобятся, если хочешь увидеть мать. Лететь довольно долго.

– Лететь? – широко распахнулись от удивления голубые глаза дочери. – Но куда?

– В Израиль.

– Мама там? Она… – просияла, улыбнулась восторженно. – Ей будут делать операцию? Ты все же нашел деньги, да? А когда она улетела? Одна, что ли? А почему ты мне ничего не сказал? Я бы с ней полетела…

– Не тараторь, – криво усмехнулся Игорь, сосредоточившись на чашке с кофе, смотреть дочери в глаза не было сил. – Это не я.

– Не ты что?

– Я к этому не имею никакого отношения. Я не оплачивал операцию, у меня реально нет таких денег. Не говоря уже о частном самолете и бригаде врачей.

– Какой еще частный самолет? – озадачено нахмурилась Снежана. – Зачем бригада врачей? Ничего не понимаю…

– Я тоже. Вот что мне удалось узнать. Несколько дней назад Светлану Дмитриевну Некрасову вывезли на частном самолете в Израиль. В связи с тяжелым состоянием пассажирки ее сопровождала бригада врачей. Сейчас твоя мать находится в клинике доктора Соркина. Я пытался связаться с Соркиным, узнать о состоянии Светланы, но пока безуспешно. Если не получится, хочу отправить в Израиль тебя. Сам, увы, не смогу. Полетишь? Дорогу и проживание, разумеется, оплачу.

– Полечу, конечно! Но… – Снежана задумчиво крошила ложечкой пирожное. – Кто оплатил все это? Операцию, самолет, врачей? И почему мама была в тяжелом состоянии?

– Вот и мне интересно, что это за волшебник такой вдруг объявился? – в голосе Некрасова отчетливо звякнули нотки ревности. – Что за тайный поклонник-миллионер у твоей матери? Ты не в курсе?

Снежана не отвечала, продолжая сосредоточено превращать пирожное в кашу. Игорь почти наяву видел, как суетятся, сталкиваясь и переругиваясь, мысли в голове дочери. Так, судя по прищуру, среди бестолковых мыслей появилось реальное предположение. Но делиться им дочь не спешила, наоборот, заторопилась:

– Ладно, пап, я пойду. Обязательно позвони, как только что-то узнаешь о маме.

Приподнялась, но встать не смогла – отец схватил за руку:

– Стоп! А ну, говори сейчас же!

– Ты о чем?

– За дурака меня не держи! Я вижу, что ты поняла, кто мог помочь твоей матери. Говори!

– Да не знаю я! – закричала Снежана, пытаясь освободить руку. – Пусти!

На них начали оборачиваться немногочисленные посетители кафе, официантка достала из кармана смартфон. Этого еще не хватало! Скандал депутату Игорю Некрасову был ни к чему. Он выпустил руку дочери и холодно произнес:

– Ну что же, иди. Но учти, больше ты от меня ничего о матери не узнаешь. Пусть у каждого будут свои тайны.

– Но… – видно было, что Снежана колеблется, не зная, как поступить.

Пару мгновений помедлила, затем молча развернулась и ушла. Игорь задумчиво смотрел ей вслед, надеясь, что дочь передумает и вернется.

Не передумала.

Глава 3

– И очень тебя прошу, Атанасия, постарайся отнестись к невесте Димитриса хотя бы не презрительно, – Костас поправил перед зеркалом узел галстука. – Иначе ты окончательно оттолкнешь от нас сына, а он все равно женится на этой русской.

– Я вообще не понимаю, что Димми в ней нашел? – Атанасия стояла у окна, высматривая машину сына. – Обычная девчонка, не самая красивая…

– Не соглашусь, – улыбнулся Кралидис, – Ника очень хороша, причем красота эта натуральная, ни грамма силикона, никаких пластических операций. Но самое главное – она настоящая. Как человек настоящая, искренняя и добрая. Ну и умница, что тоже немаловажно, ведь считается, что дети наследуют интеллект от матери. Мы, кстати, когда-то с Дорой смирились в том числе и с этой точки зрения. При всех остальных недостатках этой девицы нельзя отрицать, что она чертовски умна.

– И хитра так же чертовски, – проворчала Атанасия. – Как она перед нами скромницу разыгрывала! Все поверили, и Димми тоже. Может, и эта ваша Ника такая же хитрюга, не думали об этом? Если не хуже, ведь русская мафия…

– Перестань! – поморщился Костас. – Это уже паранойей отдает, тебе не кажется? Какая, к черту, русская мафия?! Девчонка – сирота, давно живет в Греции, выросла в достойной греческой семье, наш сын любит ее, что тебе еще надо? Приданого? Тебе денег мало?

– Все-все, не заводись, – примирительно улыбнулась Атанасия, подошла к мужу и ласково поцеловала его в щеку. – Что мне надо? Мне надо, чтобы наш сын был счастлив. И если я пойму, что это возможно с Никой, я приму ее как дочь.

– Ну вот и славно, – Костас обнял жену, затем вскинул голову, прислушиваясь. – Кажется, машина подъехала.

– Я боюсь, – Алина жалобно смотрела на Димитриса, распахнувшего перед ней дверцу автомобиля. – Давай я тут посижу, тебя подожду.

– Ага, а я тебе пирожок на тарелочке вынесу, тайком, – рассмеялся Димитрис, подавая девушке руку. – Выходи, мой пирожочек, не бойся, мои тебя не съедят. Ну, если только мама немного понадкусывает.

– Умеешь ты успокоить, – вздохнула Алина, сжав теплую ладонь любимого мужчины.

Выходить из машины она не спешила, так и сидела, держась за такую надежную, такую сильную, такую родную руку. Димитрис присел перед ней на корточки и ласково заглянул в глаза:

– Ну что ты, маленькая, чего ты боишься? Я рядом, я всегда буду рядом, потому что я тебя люблю.

– Несмотря ни на что? – сердце Алина замерло, вдруг захотелось прямо сейчас, здесь, признаться во всем, рассказать свою историю.

В конце концов, она не сделала ничего плохого, она не виновата в случившемся, это просто жуткое стечение обстоятельств, из которого ей удалось выбраться почти без потерь.

Хотя нет, кого она обманывает? Потеря есть, и огромная – семья. Мама, отец, сестра – они отказались от нее. Допустим, мама напрямую не отказывалась, но ведь смирилась с ее исчезновением достаточно быстро, утешилась рядом с каким-то пельменем.

Задумавшись, Алина не расслышала, что ответил Димитрис. Он помахал перед ее лицом ладонью и с улыбкой произнес:

– Девушка, а девушка! Ау! Можно с вами познакомиться? Как вас зовут?

Ну вот же он, подходящий момент! Ответь – Алина. Я не Ника, меня зовут Алина. Алина Некрасова. Смелее!

Алина набрала полную грудь воздуха, но сказать ничего не успела – на пороге дома появился Костас и приветливо помахал рукой:

– Здравствуйте!

– Пойдем, – шепнул Димитрис, помогая Алине выйти из машины. – Не волнуйся, все будет хорошо. Я рядом. Несмотря ни на что.

Все равно было страшно. Ведь Алина и сама понимала, что все слишком быстро, прошло всего чуть больше месяца с момента, когда они с Димкой поняли – это он(а). Осознали, почувствовали это сердцем, душой, всем своим существом. И даже разумом.

А вот если руководство отдать только ему, разуму, то и кажется, что ничего серьезного за месяц возникнуть не может. К тому же какая пошлость – начальник и секретарша! Как в дурацком женском романчике про властного босса. Алина ни разу не смогла осилить ни одно из подобных «произведений», хотя читать очень любила – тошнило от убогого языка и картонных персонажей.

И вот такой пердимонокль! Это забавное слово как нельзя лучше иллюстрировало случившееся с Алиной. Так ей, во всяком случае, казалось.

Поэтому первые минут двадцать совместного обеда прошли ужасно, аккуратно есть не получалось – безобразно дрожали руки, непринужденно поддерживать беседу – тоже, безобразно дрожал голос, когда она односложно реагировала на обращенные к ней реплики. Этого нельзя было не заметить, и мать Димитриса несколько раз многозначительно переглянулась с мужем.

Непринужденная беседа довольно быстро превратилась в принужденную, напряжение нарастало, больше всего Алине хотелось расплакаться и убежать. Димитрис, похоже, ощущал что-то похожее, но это его не травмировало, скорее злило.

И когда беседа окончательно иссякла, уступив место негромкому позвякиванию столовых приборов, Димитрис заметил, как в тарелку опустившей голову Алины капнула слезинка. Он решительно отложил в сторону приборы, взял бокал с вином и встал, отодвинув стул.

– Димми, что ты делаешь? – удивленно изогнула бровь Атанасия.

– Я хочу выпить стоя…

– За прекрасных дам? – улыбнулся отец.

– Это чуть позже, папа, а сейчас – за одну даму, самую для меня прекрасную, самую любимую, самую желанную. За тебя, Ника!

Залпом выпил вино, почти силой поднял девушку с места и поцеловал. Не легким чмоком, а настоящим, глубоким и страстным поцелуем.

И Алина поняла, вернее – ощутила, что сказки не всегда врут. И поцелуем можно разбудить спящую принцессу, вернуть ее к жизни. А в ее случае – вернуть уверенность в себе, в Димитрисе, в том, что он ее действительно любит, и рядом с ним ей нечего и некого бояться.

Слезы, нетерпеливо толпившиеся у выхода из глаз, озадаченно переглянулись, понимая, что такая желанная свобода им больше не светит, и придется вернуться в осточертевшие слезные мешочки. Кукситься и плакать их хозяйка явно больше не собирается, во всяком случае, сейчас.

Костас смотрел на целующуюся пару с улыбкой, а вот Атанасия поджала губы. Она понимала, что ведет себя как классическая вредная мамаша, ревнующая своего сыночка к его девушке, но ей было реально обидно. И держать эту обиду в себе она не собиралась, ведь чем больше копишь в себе невысказанных слов, тем глубже на лице морщины.

– Это очень мило, Димитрис, – от голоса Атанасии замерзло все в радиусе трех метров, в зону поражения попала и целующаяся пара, из единого целого распавшаяся на две составляющие, – но можно было и обойтись без намеренного унижения матери.

– Унижения? – озадачено нахмурился Димитрис, покрепче придержав за талию вздрогнувшую спутницу. – О чем ты?

– О твоем демонстративном тосте. Костас, не надо меня толкать под столом, ты же и сам понимаешь, что наш сын повел себя демонстративно вульгарно! Такого за ним раньше не наблюдалось, чувствуется дурное влияние.

– Мама, прекрати, – на щеках Димитриса вспухли желваки. – Сейчас именно ты ведешь себя, как ты выразилась, демонстративно вульгарно, пытаясь в ответ на вымышленную обиду унизить и оскорбить мою будущую жену. Не знаю, что ты там себе придумала, но у меня и в мыслях не было унижать тебя. Оправдываться я не намерен, поскольку не чувствую за собой вины. Вы сами пригласили нас с Никой на обед, но особого радушия и желания общаться мы не ощутили. Зачем вы нас вообще позвали, не знаю.

– Хотели поближе познакомиться с твоей избранницей, – примирительно улыбнулся Костас, но разрядить обстановку не удалось, Атанасию несло:

– Да какая она избранница, о чем ты! – пренебрежительный взгляд в сторону прижавшейся к ее сыну девицы. – Очередное постельное увлечение нашего сына, не более. Сколько их таких было, и сколько еще будет. А вот к выбору жены Димми подойдет разумно, нам нужна невестка из хорошей семьи…

– И с прекрасной родословной? – мило улыбнулась Алина. – Породистая сука?

Как ни странно, прорвавшийся нарыв негатива со стороны Атанасии стряхнул, наконец, с Алины морок испуга и волнения. А может, возвращению к себе самой помог поцелуй Димки, но трястись и рыдать в присутствии его родителей, переживать – понравлюсь ли, больше не хотелось. У нее есть Димка, он защитит и укроет от любой беды, он ведь обещал. Так что наезжать на себя она больше не позволит.

Костас невольно хохотнул в ответ на реплику Алины, Димитрис рассмеялся и поцеловал ее в висок, а Атанасия словно захлебнулась словами:

– Да как ты… да ты… это же…

И неожиданно для всех тоже звонко расхохоталась:

– Молодец! Умеешь кусаться!

Напряжение, грозившее превратиться в разрушительное торнадо скандала и разрыва отношений, удивленно бумкнуло и превратилось в невразумительную тряпочку, как шарик в мультике про Винни-Пуха. Так, во всяком случае, ощутила это Алина.

Тряпочку бесцеремонно забросили в угол и дальше обед стал по-настоящему семейным. Новость о беременности их будущей невестки была воспринята очень тепло, Атанасия обняла девушку и даже прослезилась:

– Ты прости меня, Ника, за гадости, что я тебе наговорила. Сама понимала, что веду себя как ведьма, но – ревность материнская, что поделать. На самом деле я очень рада, что Димми нашел ту, кого искал. – Улыбнулась сыну. – А ведь он не верил, что сумеет полюбить, и даже готов был жениться по расчету.

– По вашему с отцом расчету, прошу уточнить, – усмехнулся Димитрис. – Но давай не будем об этом, я вычеркнул ту историю из жизни раз и навсегда.

– Да, Ника, это я был виноват, – вмешался Костас. – Не подумай ничего плохого про своего будущего мужа, он как раз проявил себя как послушный сын и ответственный мужчина. Ну а в том, что свадьба не состоялась…

– Отец! – немного повысил голос Димитрис. – Я же просил!

– Хорошо-хорошо, забыли.

Больше к этой теме не возвращались, хотя Алине очень хотелось узнать подробности. На ком, интересно, чуть не женился Димка? И почему все же не женился?

А с другой стороны – какая разница? Полюбил-то он ее.

Глава 4

Это было странное ощущение.

Невероятная легкость, свобода, ликующая радость, но в то же время – грусть и сожаление.

Радость – как раз от легкости и свободы, особенно ярких после недавних боли, страха и мучений, после отвратительного привкуса собственной немощи. А еще – она теперь умела летать!

Вот как сейчас – легкокрылой бабочкой вспорхнула под потолок операционной, врачи внизу засуетились вокруг ее тела, подтащили дефибриллятор, снова и снова пытаются запустить ее остановившееся сердце, Михаил Исаакович отдает короткие распоряжения на иврите, а потом переходит на русский, кричит на нее:

– Ну давай, давай же! Не смей уходить! Мы же с тобой почти справились, опухоли больше нет! Не смей! Что я скажу Алексу?!

Алекс…

Прости, я не смогла, не дождалась тебя. Не справилась. Да и зачем я тебе такая? Мне самой жалко на себя смотреть, ужасно похудела и подурнела за время болезни. Похожа на мумию, если честно. И даже хорошо, что ты меня такой не увидишь.

Здрасьте-приехали! Ты, похоже, во всех смыслах подурнела, не только внешне, но и ментально. Забыла, что Алекс тебя именно такую спас, когда ты решила замерзнуть у могилы дочери? Именно такую забрал у почти победившей смерти, каким-то невероятным чудом сумел за полдня оформить все нужные документы и вывезти тебя на частном самолете в Израиль, в клинику доктора Соркина. А потом – как рассказал тот же доктор – сидел у твоей кровати, пока тебя именно такую вытаскивали с того света. Терпеливо ждал, когда ты выйдешь из комы. Не дождался, был вынужден уехать по делам, а ты взяла и очнулась. И сама себе пообещала его дождаться!

А теперь самым бессовестным образом готова сбежать туда, где легко, светло, радостно, где уже полгода ждет тебя Алина. Доченька…

Ей ведь одиноко там, на небесах, она скучает. Слишком рано ей пришлось умереть, когда все друзья и родные еще здесь, на земле. Так что прости меня, Алекс, но я не вернусь…

Там, внизу, у ее тела все еще не сдавался доктор Соркин. На электроды дефибриллятора явно дали максимально возможное напряжение, отрывистая команда, ее тело выгибается под разрядом…

И внезапно она оказывается в какой-то большой, светлой и просторной комнате, судя по обстановке – гостиной. За большим столом сидят незнакомые люди, мужчина и женщина постарше и молодая пара. Все нарядные, веселые, о чем-то говорят на непонятном языке, смеются. Молодыми хочется любоваться – настолько они хороши собой и гармоничны рядом. Видно, что любят друг друга, карие глаза мужчины буквально плавятся от нежности при взгляде на Алину…

Стоп. Алина?!!

Больше ничего увидеть и понять Светлана не смогла, ее затянуло в бешено вращающуюся воронку и вышвырнуло в мерно колышущееся безвременье.

Снежана и сама не могла понять, почему она так упорно отказывается поделиться с отцом своей догадкой. Что-то мешало, но что именно?

Не хотела подставлять маму? Ведь если объяснить отцу, кто такой дядя Алик, он поймет, что тогда, много лет назад, мама ему изменила. И что, возможно, Алина вовсе не его дочь.

Впрочем, судя по тому, что папа всегда теплее относился к ней, Снежане, вполне вероятно, что он подозревал что-то подобное.

Ну и вот, чего скрывать?

И Снежана решилась. Позвонила отцу, назначила встречу все в том же кафе. И рассказала ему о поездке на Кипр. Он мало что помнила, ведь ей всего три года было. Да и запомнился ей «дядя Алик» только потому, что никогда больше она не видела маму такой сияющей, такой солнечной, такой счастливой. Рядом с отцом она такой никогда не была, он словно гасил внутренний свет своей жены.

– Дядя Алик, значит, – катнул желваки отец. – Что же она не осталась с ним, ведь мамашкин хахаль, судя по всему – частный самолет, личная бригада врачей, безумные деньги за лечение – миллионер.

– Какая теперь разница, пап? Ты ведь тоже, как оказалось, с нами тогда не поехал из-за любовницы.

– Вот только сравнивать не надо! Я, похоже, чужого ребенка растил! – отец раздраженно швырнул чайную ложку на стол, ложка, обиженно звякнув, покатилась дальше и упала на пол.

Поднимать отец не стал, залпом допил кофе, швырнул на стол тысячную купюру и поднялся:

– Все, мне пора.

– Погоди… – растерялась Снежана. – А как же моя поездка к маме? Ты же обещал оплатить!

– Вот пусть дядя Алик тебе и оплачивает!

– Но он мне никто, а ты – отец!

– Я уже и в этом сомневаюсь! – припечатал папенька и, не глядя на дочь, стремительно направился к выходу из кафе.

И из ее жизни – решила для себя Снежана, там же, в кафе, глотая слезы вперемешку с латте. Ведь если задуматься, их с отцом отношения после развода родителей перешли в разряд товарно-денежных, моральной поддержки и тепла от Игоря Некрасова ждать было бесполезно.

Ее, Снежану, все устраивало, и только теперь, анализируя свою жизнь, она поняла, что постепенно стала почти копией отца, поставив свои материальные хотелки выше душевного тепла и безусловной любви родных.

По-настоящему родных ей людей, мамы и сестренки. Да, они часто ссорились, но, если честно, в основном ссоры провоцировала Снежана. А потом с легкостью предала сначала сестру, а потом – мать.

Вернее, продала. Сделав своим жизненным девизом слова из пошлейшей песенки: «За деньги – да».

Было гадко, тошнило от себя самой. Хотелось очистить душу от налипшей плесени, но для этого надо было встретиться с мамой, признаться ей во всем, попросить прощения. Вполне возможно, что подлость с Алькой мама не простит, но рассказать, что сестра жива, а в ее могиле лежит чужая девушка, Снежана обязана.

Когда плесень проникает так глубоко, избавиться от нее очень трудно. Раньше даже дома ради этого сжигали.

Вот и Снежане придется выжигать ее из души, корчась от боли. Ради себя новой.

Для начала надо придумать, как добраться до мамы. Адрес клиники доктора Соркина Снежана нашла в интернете, достаточно было вбить в строку поисковика имя врача и – вуаля, ссылка на сайт клиники. Где и адрес, и телефоны.

Снежана попыталась дозвониться, но поговорить с мамой не удалось, с той стороны вежливый женский голос общаться предлагал либо на иврите, либо на английском языке, русского барышня то ли не знала, то ли не хотела на нем говорить.

Ну и ладно, главное – адрес есть.

Если честно, совсем не главное, главного – денег на поездку – как раз и не было. Где искать мужчину, столько сделавшего ради спасения мамы, Снежана не знала. Да и не хотелось к нему обращаться, от холодного презрения в его голосе тогда, во время телефонного разговора, до сих пор вдоль позвоночника зябко становится.

Она попробовала обратиться к Иннокентию, ведь он, сидя у мамы на шее, вроде деньги копил на «черный день», но лучше бы этого не делала – мужчинку едва не разорвало от возмущения:

– Как тебе такое в голову пришло?! Такая же меркантильная, как и мать! Какое вам дело до моих денег?! Уходи!

Снежана презрительно усмехнулась и, наклонившись к свекольно-красному от злости лицу Иннокентия, негромко произнесла:

– Хрю.

– Что-о-о-о?! – вот умничка, еще и завизжал, как свинья.

– Рох-рох, – кивнула Снежана и направилась к выходу из учительской, где и происходила их задушевная беседа.

– Дрянь невоспитанная! – с трудом, но можно было разобрать в прощальном визге учителя географии.

Снежана шла к своему припаркованному возле школы автомобилю, прикидывая на ходу, где же срочно раздобыть денег на поездку. Времени на продажу квартиры нет, это в любом случае процесс не быстрый.

Приветливо мигнули фары, щелкнул центральный замок, открываясь. Лаково сверкнули на зимнем солнце крылья ее новенькой, ее любименькой машинки. Снежана улыбнулась – красивая все-таки у нее тележка. А потом улыбнулась еще шире.

Так вот же оно, решение! Квартиру быстро не продать, а вот машину – легко. И никому кланяться не надо.

Снежана не стала заламывать цену, и ее любименькая тележка очень быстро сменила возницу. Следующий шаг – оформить отпуск за свой счет на работе, забронировать гостиницу и билеты. И вот – здравствуй, Израиль.

У двери клиники Снежана остановилась – почему-то стало страшно, сердце в груди сначала замерло, а потом бешено затрепетало, словно собралось вырваться из грудной клетки, как пойманная птица.

Кажется, ее даже повело в сторону, во всяком случае, выходивший из клиники невысокий плотный мужчина средних лет поспешил к ней, поддержал и что-то спросил на иврите, участливо заглядывая в глаза.

– Не понимаю, – еле слышно произнесла Снежана.

– Вам плохо? – легко перешел на русский мужчина. Затем всмотрелся в лицо девушки, прищурился, словно обдумывая что-то: – Вы, случайно, не родственница Светланы Некрасовой?

– Это моя мама! – обрадовалась Снежана. – Я могу ее увидеть?

Мужчина не ответил, подумал мгновение, затем решительно взял девушку под локоть и повел в сторону от клиники:

– Пойдемте, нам надо поговорить.

Глава 5

Снежана шла за незнакомцем, ощущая себя буксируемой баржей. Именно баржей, потому что своего управления у нее сейчас не было, оно, управление, самым свинским образом отключилось. Сработал, похоже, защитный клапан, предохраняющий систему от перегорания.

Какую систему? Нервную, конечно. Вибрирующую от напряжения вот уже больше месяца, с того самого дня, когда она в последний раз говорила с мамой по телефону.

Нет, не в последний, не смей даже мимолетно так думать!

Ну хорошо, когда она просто решила позвонить маме, надеясь избавиться от душевной маеты, а стало еще хуже…

А разговор с мужчиной из маминого прошлого окончательно добил ее, пинком сбросив на самое дно колодца отчаяния. Откуда она все эти дни и выбиралась, оставляя окровавленные клочья души на стенах колодца.

Но упорно карабкалась, потому что там, наверху, откуда на дно колодца даже днем приветливо смотрели звезды, Снежану ждала мама.

Во всяком случае, она истово верила, что это именно так, что мама жива, что они обязательно встретятся, и обнимутся, и Снежана расскажет маме обо всем, и о том, что Алина жива – тоже. Мама простит, она же мама! А потом они вместе решат, как им быть дальше.

И как спасти Алинку.

Она выбралась, она смогла, она вот-вот узнает, что с мамой… И вместо того, чтобы быть на пределе внимания, в темпе соображать и четко реагировать, она безвольной баржей тащится следом за незнакомым мужиком!

Вернее, он ее тащит, за руку, как несмышленыша.

А ты что, смышленыш сейчас? Ты как раз тупленыш. Про защитный клапан помнишь? Вот он и отрубил все, что смог – и эмоции, и способность соображать, и силу воли. Увел в анабиоз, укутал в апатию.

Потому что страшно.

Страшно узнать, что все было зря. Что мамы, возможно, больше нет. И она, Снежана, не успела…

К счастью, буксировка баржи продолжалась недолго, симпатичное маленькое кафе уютно устроилось в пяти минутах ходьбы. И в шести – буксировки.

Спутник усадил Снежану за столиком у окна, отошел к барной стройке и вскоре вернулся с двумя чашечками, одну из которых поставил перед баржей.

Баржа криво усмехнулась:

– Дежавю.

– Что, простите? – незнакомец удивленно замер, зависнув в присяде над стулом.

– Все это недавно было: кафе, латте, трудный разговор с отцом. Последний разговор.

Незнакомец опустился на стул, аккуратно пригубил содержимое чашки и мягко улыбнулся:

– Кафе – да, все остальное нет. В чашке не латте, а горячий шоколад, он вам, голубушка, сейчас нужнее – сил прибавит. А то вас скоро ветром сдует. Разговор предстоит не особо трудный и, думаю, не последний. Ну а то, что я не ваш отец, и так понятно.

– Но непонятно, кто вы вообще.

– Меня зовут Михаил. – Мужчина пару мгновений помедлил и продолжил. – Михаил Исаакович Соркин.

– Соркин? – ахнула Светлана. – Доктор Соркин?

– Он самый.

Соркин с явным удовольствием отпил еще, а Снежана замерла тревожным сусликом, пытаясь протолкнуть застрявшие в горле слова:

– Мама… Вы же ее… Операция…

Доктор продолжал наслаждаться шоколадом, ожидая, видимо, пока собеседница справится с эмоциями. Но справиться не получалось, сердце бешено стучало и больше всего сейчас хотелось зажмуриться, как в детстве, когда страшно было. Но нельзя, она ведь давно уже взрослая.

Ну так и не реви тогда, взрослая!

Но непослушные слезы зловредно покатились по щекам, Соркин всполошился:

– Ну что вы, что вы, голубушка! Жива ваша мама, жива! Правда…

Замялся, явно подбирая слова. Но слова, видимо, рассыпались довольно широко, и выбрать в темпе подходящие не получалось. А у Снежаны не получалось ждать.

– Да говорите уже! – сорвалась на крик она.

И плевать, что снова дежавю – на них оглядываются другие посетители. Что он мямлит, этот хваленый доктор! Он же хирург, должен знать, что порой надо не пилить, а отсекать, сразу, не мучая.

– Тише, голубушка, не надо кричать, – мягко попыталась урезонить спутницу Соркин.

Но Снежану несло:

– Я не голубушка, меня зовут Снежана!

– Красивое имя, вам подходит.

– Доктор!

– Успокойтесь, Снежана, – голос Соркина стал ощутимо жестче. – Пейте шоколад, пока он не остыл. Да и орать на меня будет сложнее – не в то горло попадет.

Орать все равно хотелось, клапан сорвало. Но и стыдно стало – на кого ты развизжалась, бессовестная? На человека, который спасает твою мать?

– Извините, – буркнула Снежана. – Я больше не буду.

– Я больше не буду! – передразнил Соркин и рассмеялся. – Детский сад, штаны на лямках! Ладно, проехали. – Посерьезнел. – Теперь о вашей матери. Светлану доставили сюда в очень тяжелом состоянии, я, если честно, не думал, что она выкарабкается. Но ваша мама молодец, справилась. А может, то, что господин Агеластос в первые, самые сложные дни, почти все время рядом был, помогло.

– Агеластос? – озадачено нахмурилась Снежана. – Кто это?

– Алекс Агеластос. Человек, доставивший вашу маму в клинику и оплативший все расходы. По сути, спасший ее.

– Алекс… – Снежана невольно улыбнулась. – Дядя Алик! Он здесь?

– Нет, буквально перед тем, как ваша мама вышла из комы, господин Агеластос был вынужден уехать, что-то срочное. Но им удалось поговорить по телефону. Светлана очень его ждала, надеялась, что он сможет вернуться до операции и быть рядом. Ей нужен был кто-то близкий, она очень боялась…

Снежане послышался упрек в его голосе, но именно послышался, потому что ждала упрека, потому что корила себя сама:

– Я просто не успела! Отец не дал денег на поездку, хоть и обещал. Пришлось срочно продать машину…

– Тише-тише, – приподнял ладони Соркин, – не надо оправдываться. Главное, что вы здесь, и это замечательно! Потому что вы очень нужны сейчас своей маме.

– Нужна? Именно я?

– Ей нужен кто-то родной и близкий. Агеластос на связь не выходит, его телефон выключен. А больше никого, кроме вас, у Светланы и нет, насколько мне известно. Так ведь?

– Не совсем, – отвела взгляд Снежана. – Но это сейчас неважно. Скажите же, что с мамой? Вы все ходите вокруг да около, зайдите уже!

– Ну что же, зайду, раз приглашаете, – Соркин отставил в сторону пустую чашку и положил руки на стол, переплетя пальцы. Вздохнул и продолжил: – Три дня назад я, наконец, смог забрать Светлану на операцию, ее состояние достаточно стабилизировалось для этого. Вы, думаю, в курсе, что опухоль была расположена очень неудачно и большинством моих коллег считалась неоперабельной.

– Да, я в курсе… – прошелестела Снежана.

Именно на это упирал отец, когда отказался дать маме деньги на операцию и убеждал поступить так же Снежану – отказаться от продажи квартиры ради спасения матери. Мать все равно умрет, все врачи так говорят, а ты останешься без жилья! И она повелась, предала маму. Вспоминать об этом было трудно.

– Но я уже имел дело с подобными случаями, – продолжал Соркин, – поэтому согласился рискнуть. И прогноз изначально был намного перспективнее, приедь Светлана сюда сразу после моего приглашения…

– У нее не было денег.

– Я знаю. Но даже задержка с поиском финансирования операции не имела бы столь тяжких последствий, не вздумай ваша мама замерзнуть насмерть. Не реветь! – прикрикнул Соркин на зашмыгавшую носом Снежану. – Прошлого не изменить, а вот будущее – постараемся. Операция прошла, можно сказать, успешно – для такой ситуации. Я сумел удалить опухоль полностью, операция длилась пять часов, Светлана справлялась неплохо. Но в конце, когда дело уже дошло до наложения швов, сердце вашей мамы остановилось.

– Но… – почему-то стало трудно дышать, словно и ее сердце остановилось. – Вы же сказали, что мама жива…

– Жива, сердце с трудом, но удалось запустить. По большому счету, это можно считать очередным чудом. Видимо, ваша мама кому-то очень нужна здесь, на этом свете, раз ее уже второй раз возвращают с того.

– Мне нужна! – всхлипнула Снежана. – И Алине…

– Алине? – удивился Соркин. – Вы о сестре? Но разве она не умерла? Ведь именно ее смерть, думаю, стала триггером для роста опухоли.

– Алина жива. Но это долгая история, Михаил Исаакович, сейчас важнее всего мама. Мне можно к ней? Вы ведь сказали, что я нужна.

– Хотя в реанимацию мы посторонних обычно не пускаем, но вам и можно, и нужно. Дело в том, что ваша мама все еще не пришла в сознание.

– Кома? – голос снова задрожал.

– В том-то и дело, что нет, – вздохнул Соркин. – Светлана просто не возвращается, словно застряла где-то. И я очень надеюсь, что вы поможете ей найти дорогу обратно.

– Помогу, – решительно кивнула Снежана. – Не справлюсь сама – найду Альку, и вместе мы точно вытащим маму, где бы она ни была.

Глава 6

– Как там твой верный пес? – Дора лениво прищурилась, рассматривая сквозь прозрачные стенки бокала хоть и зимнее, но все равно яркое солнце.

Впрочем, февраль на Кипре мог только условно считаться зимним, просто потому что так положено в северном полушарии. Февраль – это же конец зимы, серость, сырость, иногда морозно, иногда очень снежно.

Но не на Кипре. Здесь, небрежно оттолкнув зиму в сторону, ее место заняла весна. Зацвели лимонные деревья, одуряюще пах жасмин, и даже все еще довольно частые дожди и сильные ветра не портили общей картины просыпающейся природы. Склоны гор стыдливо натягивали на себя обрывки снега, пытаясь спрятать наготу, но это они зря – голыми они стать не успевали, все прорехи моментально зарастали белыми и голубыми подснежниками.

Дору Ифанидис вся эта красота никогда не впечатляла, ни детстве, ни в ранней юности, ни тем более сейчас. Хотя в двадцать три года еще можно было позволить себе быть романтичной барышней и в глубине души верить в сказку о прекрасном принце.

Можно было.

Обычной девушке, выросшей в обычной семье. Но не дочери Николаса «Каймана» Ифанидиса, одного из самых жестких, хитрых и беспощадных боссов криминального мира Кипра, сколотившего состояние на подпольных борделях, торговле наркотиками и оружием. И в то же время – уважаемого бизнесмена, владельца сети отелей.

Оба бизнеса Ифанидиса – и легальный, и криминальный – прекрасно дополняли друг друга, ведь в отелях некоторые гости не прочь развлечься с проституткой, да и наркотики не помешают.

С годами Ифанидису стало все труднее управляться одному. Стало бы.

Не будь у него такой же умной, жесткой, хитрой, артистичной и беспощадной помощницы – любимой дочери, и внешностью, и характером уродившейся в отца. Даже если бы ее мать, умершая в родах, осталась в живых, вырастить из кайманчика зайку не удалось бы.

Дора и романтика? Охи, вздохи, розовые сопли? Не смешите. Чего-то хочешь? Получи свое любой ценой.

Десять лет назад школьница Дора объявила своим одноклассницам, что ее мужем станет Димитрис Кралидис, самый популярный красавчик их элитной школы, на пять лет старше. С какого перепугу ему жениться на Доре? Потому что она так решила.

Само собой, страшилку Дору подняли на смех – девочка, мягко говоря, не блистала красотой. Спорить она ни с кем не стала, просто через десять лет пригласила всех, кто смеялся над ней, на свою свадьбу с Димитрисом Кралидисом, самым завидным женихом Кипра, сыном владельца крупной шипинговой компании.

Как им с отцом удалось этого добиться, никого не касалось. Все должны были убедиться – желания Доры Ифанидис исполняются всегда!

Она предвкушала свой триумф, готовилась насладиться им, выпить до последней капли, но…

Чуть не захлебнулась в океане унижения и завуалированных издевок после того, как этот мерзавец отказался жениться на ней прямо на свадьбе. Просто развернулся и ушел, в разгар церемонии!

И неважно, что именно стало причиной такого поступка. Важен сам факт: Димитрис Кралидис унизил и оскорбил Дору Ифанидис. И Димитрис Кралидис поплатится за это.

В первые дни после несостоявшейся свадьбы единственным желанием Доры было увидеть, как убивают эту сволочь. Как льется его кровь и тускнеют отвратительно красивые и яркие глаза. Но отец остановил ее, убедил, что это слишком рискованно (потому что очевидно) для них и слишком просто для Кралидиса.

Ну что это за месть – просто убить? Человек умрет, и все для него закончится. Ни страданий, ни унижений, да и о возмещении материальных убытков придется забыть.

Каких убытков? А упущенная выгода? Ведь не просто свадьба красавца и чудовища намечалась, а слияние двух бизнесов: отели Ифанидисов плюс корабли Кралидисов – и вот вам собственные круизные туры.

Это легально, то, о чем договорились уважаемые бизнесмены Николас Ифанидис и Костас Кралидис.

А нелегально, о чем Кралидисам знать не полагалось, на их кораблях собирались перевозить оружие, наркотики и живой товар – похищенных в Восточной Европе девушек.

Так что убийство Димитриса Кралидиса было и экономически, и морально не выгодно. Наглый красавчик должен был в полной мере испытать то, через что по его вине прошла Дора: рухнувшие надежды, обман, предательство, унижение, глумление в СМИ. Его душа должна быть растоптана, а сам он – опозорен на всю жизнь.

Вот это – справедливое наказание.

Ну и возмещение упущенной выгоды, само собой.

Дора лично придумала, как этого добиться, а отец помог в реализации плана.

И Димитрис попался. Как осел за морковкой, послушно побежал за подсадной уткой прямо в расставленные силки. И трепыхается сейчас в них вместе с уточкой, счастлив, идиот, не зная, что обречен.

Впрочем, и уточка понятия не имеет о своей роли, эта дура искренне верит, что «сестренка»» Дора и «дядюшка» Николас по доброте душевной выкупили ее на аукционе и помогли легализоваться на Кипре под именем Ники Панайотис.

Радуется, счастлива, благодарна, замуж собралась…

И на пару с женишком все больше запутывается в силках, идеально претворяя в жизнь задуманное Ифанидисами.

Кстати, Вселенная, похоже, на стороне Ифанидисов, а может, им сам черт ворожит, но в любом случае все неожиданные косяки в итоге идут на пользу.

Вот как это покушение на Агеластоса, к примеру. Да, неизвестного наглеца надо будет обязательно найти и наказать так, чтобы другим было даже подумать страшно о попытке хозяйничать на территории Ифанидисов. Ну захотелось тебе взорвать Агеластоса – сделай это в любом другом месте, зачем же нарываться?

Самого главного отцовского секьюрити Доре жалко не было. Она в принципе не знала, что такое жалость. Агеластоса еще и недолюбливала к тому же, он казался ей слишком независимым, плюс его дурацкий «кодекс чести».

Начальника службы безопасности не имело смысла привлекать к сделкам с оружием, наркотиками и живым товаром, в откровенном криминале принимать участие он отказывался. Знал, разумеется, чем занимается его босс, но считал своей главной обязанностью исключительно охрану Ифанидиса и его дочери.

Впрочем, для грязных дел у Каймана бойцов хватало, а вот доверять он мог только одному человеку из своего окружения – Алексу Агеластосу.

За глаза главного секьюрити называли псом Ифанидиса. Но это была не совсем правильная кличка, убивать за босса Алекс не стал бы. А вот защитить его ценой собственной жизни – мог. Отличный профессионал и тренированный боец, сильный, умный и хладнокровный.

В общем, если бы не его кретинский кодекс чести, цены бы Агеластосу не было!

И вот это покушение как раз и сделало вероятной бесценность главного секьюрити – ему отшибло память. Причем не всю, а последние двадцать лет, когда и формировались его принципы. Ну разве не подарок судьбы?

Теперь это не сформированная личность, а снова заготовка личности. Эдакий чурбачок, из которого можно выстругать все, что захочется. Превратив его, к примеру, в настоящего бойцового пса, чтобы рвал глотку всем, на кого они, Ифанидисы, укажут пальцем и скажут: «Фас!».

– Дора, – недовольно поморщился Ифанидис, – я не раз уже просил его так не называть.

– Ну извини, – усмехнулась Дора. – Я просто как раз сейчас думала о том, что благодаря амнезии можно будет превратить умную овчарку в беспощадного ротвейлера.

– Ротвейлер? Не самый удачный выбор.

– Почему? Отличные псы, при правильной дрессировке – машины для убийства.

– Ты спрашивала, когда именно и как Алекс спас твою жизнь, – Ифанидис встал с плетеного кресла и подошел к ограде беседки, в которой они с дочерью сидели. Прислонился спиной к одному из столбов, повернулся к Доре: – Тебе было два года, вы с нянькой гуляли во дворе. Агеластоса я только что перевел на охрану дома, он дежурил у ворот. Остальные трое болванов маялись от безделья и начали дразнить ротвейлеров. Эти псы охраняли территорию ночью, а днем содержались в вольере. В тот день они вырвались из вольера. Болваны трусливо разбежались, няня твоя тоже рванула в дом, бросив тебя. Одну. И псы этому были рады…

– Можешь не продолжать, – пренебрежительно махнула рукой Дора. – Дай я сама догадаюсь. Итак, храбрый Алекс пристрелил ротвейлеров, а ты чуть позже – тех болванов и няньку. Верно?

– Именно так, – кивнул Ифанидис, как-то странно взглянув на дочь.

– Ну молодец, конечно, твой любимчик, но не понимаю, что тут такого особенного? Агеластос просто выполнил свои обязанности и остался жив, между прочим, в отличие от няньки и других остолопов. – Дора допила вино и поставила бокал на стол. – Так что там с его здоровьем? Скоро его можно будет задействовать? Пора вмешаться, если мы хотим отложить свадьбу Кралидиса и его шлюшки.

– Ну и зачем тебе для этой цели Алекс?

– А затем, что здесь нужен как раз тот, на кого мы с тобой можем рассчитывать, кто не соскочит в последний момент, не предаст. Пес… Алекс твой не предаст ведь?

– Нет, ты же знаешь. – Ифанидис снова уселся в кресло и взял в руки бокал с вином. – Физически он уже почти в норме, а…

– А его мозгами займусь я, – прервала отца Дора. – Подкорректирую его в нужном нам направлении. Разрешаешь?

– Попробуй, – усмехнулся отец, отпив вина. – Только не перестарайся.

Глава 7

Все было так чудесно, что Алине порой даже не верилось, что это наяву происходит. В ее жизнь пришла любовь, взаимная, настоящая, она представить не могла, что такое бывает – мгновенное ощущение, что это он, тот самый.

Впрочем, ощущение это появилось вовсе не в момент знакомства, прошел почти месяц плотного общения Димитриса Кралидиса и его новой ассистентки Ники Панайотис. И весь этот месяц Алина до дрожи в коленях боялась шефа, она вообще не видела в нем мужчину. Хотя нет, кому ты врешь? Увидела, сразу, не слепая же.

Потому что невозможно было не увидеть, любая представительница женского пола нормальной ориентации, вне зависимости от возраста не смогла бы остаться равнодушной рядом с Димитрисом, уж очень хорош собой был этот молодой мужчина. Причем не женоподобной, кукольной красотой, нет, наследный принц семейства Кралидис вполне мог бы занять одну из страниц знаменитого календаря австралийских пожарных. Высокий, спортивный, с невероятной мужской харизмой и выразительными чертами лица – только слепая могла остаться к нему безразличной.

Вот и Алина при первой встрече внутренне ахнула, но тут же пинками загнала ахи-вздохи в чулан – во-первых, не твоего уровня этот мужчина, а во-вторых, тебе сейчас о том, чтобы не напортачить, думать надо, ты же, по сути, нелегал с фальшивыми документами.

К тому же сам Димитрис, уставший от постоянного, порой инстинктивного женского (и не только) флирта, держался с новой ассистенткой подчеркнуто холодно. Алина поначалу была уверена, что она не справляется со своими обязанностями, что ее знания греческого языка пока недостаточно, что Ифанидисы плохо подготовили ее по университетской программе Кипра. И ее уволят до конца испытательного срока.

Но в этом плане страхи были напрасны, оказалось, что оконченных с отличием трех курсов российского экономического университета вполне хватило, образование дома все же на порядок лучше, чем здесь.

Дома? Теперь именно здесь твой дом, запомни это, осознай наконец! Там тебя предали, похоронили, забыли, вычеркнули из жизни. Здесь же ты нашла настоящее тепло, заботу, искреннее участие в твоей судьбе. У тебя появилась новая семья, названая сестренка Дора, милая и добрая, и названый отец, Николас, дядя Коля. Немногословный, порой суровый, но тоже очень добрый и ответственный человек.

Именно он, дядя Коля, помог с документами, купил квартиру и машину, устроил на работу к Димитрису. А благодаря Доре, ее настойчивости и заботе случилась та незабываемая новогодняя ночь, когда они с Димкой взглянули друг на друга по-новому. И две половинки одного целого соединились.

Навсегда.

А у Алины появилась еще одна семья: дядя Костя и тетя Настя. Родителям Димки очень нравится, когда Алина их так называет. Они вообще оказались очень славными, а первоначальное недопонимание осталось в прошлом.

Алине очень хотелось познакомить своих названых отца и сестру с семьей жениха, но Ифанидисы категорически отказывались и продолжали настаивать на сохранении их отношений в тайне. Аргументируя это тем, что тогда развалится тщательно выстроенная ими легенда Ники Панайотис.

Но ничего, Алина для себя решила, что обязательно расскажет Димке о себе, признается, что никакая она не Ника Панайотис и даже не Вероника Скворцова. Ее зовут Алина Некрасова, и она ни в чем не виновата, просто ей не повезло оказаться не в том месте не в то время.

И вот когда она наберется храбрости и решится на откровенность, тогда и можно будет познакомить Димку и его родителей с Ифанидисами. Чтобы к алтарю ее повел дядя Костя, а Дора стала главной подружкой невесты.

Димка ведь все поймет, верно? Он же обещал быть рядом, что бы ни случилось, и не станет злиться за невольный обман, и сможет привыкнуть к ее настоящему имени, перестанет называть ее Никой…

– Ника! С тобой все в порядке?

Алина вздрогнула и виновато посмотрела на склонившегося к ней Бернье:

– Извините, господин Бернье, задумалась.

– Замечталась скорее, судя по выражению лица, – снисходительно улыбнулся бизнес-партнер Димитриса. – О свадьбе, да? Или представляла ваш с Димитрисом медовый месяц? Понимаю, я сам…

– Вы что-то хотели, господин Бернье?

Да, получилось не очень вежливо, но меньше всего Алине хотелось сейчас вести задушевные разговоры с бизнес-партнером Димитриса Жаком Бернье. Ну вот не нравился ей этой улыбчивый, вежливый, всегда безупречно выглядевший француз. Его ухоженная физиономия с неизменно благодушным выражением казалась Алине маской, под которой скрывалось…

А что, собственно, скрывалось там, дорогуша? В чем можно заподозрить Бернье? Он хоть раз давал повод усомниться в своей порядочности? Пытался схитрить, обмануть, подставить? За три месяца твоей работы здесь француз зарекомендовал себя надежным, инициативным и безупречно честным партнером Димитриса.

Так, во всяком случае, считал сам Димитрис, радовался, что ему невероятно повезло найти такого бизнес-партнера, с которым задуманный Димитрисом проект организации семейных круизов – для семей с маленькими детьми и пенсионеров – очень успешно стартовал и показал себя весьма перспективным направлением.

Во всяком случае Кралидис-старший был доволен, сын доказал, что за судьбу семейного бизнеса можно быть спокойным. Все проблемы четырехлетнего загула наследника остались в прошлом, сын наконец повзрослел и остепенился, женится вот скоро, продолжение рода Кралидисов на подходе.

В общем, внятно объяснить самой себе причину негативного отношения к Бернье Алина не могла. Это было на уровне инстинкта, сквозняк вдоль позвоночника, когда он рядом. И толпа мурашек с громким топотом начинает по ногам носиться.

В бледно-голубых глазах француза на мгновение показался акулий плавник злости, но тут же снова ушел на дно. А может, Алине это просто показалось. Потому что улыбаться Бернье не прекратил, а взгляд стал немного виноватым, даже бровки домиком сложились:

– Да, Ника, хотел. Помощь твоя опять нужна, и опять срочно. Не возражаешь?

– Помощь вам входит в мои служебные обязанности, – ровным тоном произнесла Алина. – Если, конечно, эта помощь имеет отношение к бизнесу господина Кралидиса.

– Боже мой, а официально-то как – господина Кралидиса! – шутливо всплеснул руками Бернье. – Сказала бы просто – Димитриса, ты же уже почти член семьи.

Весело подмигнул, рассчитывая, видимо, на ответный всплеск радости или хотя бы на смущенный хихик. Ни всплеска, ни хихика не дождался, Алина продолжала выжидательно смотреть на собеседника:

– Так чем я могу помочь?

– Ты же в курсе, что мы с Димитрисом организуем круиз, приуроченный к ежегодному карнавалу в Лимасоле?

– Разумеется. Я сейчас как раз занимаюсь поставкой продуктов для круиза.

– Прекрасно! Тогда ты знаешь, наверное, что партия оливкового масла оказалась испорченной – прогоркло.

– Не может быть! – нахмурилась Алина, выводя на экран компьютера информацию по поставкам. – Поставщик надежный, мы не первый раз с этой фирмой сотрудничаем.

– Не думаю, что поставщик пытался нас обмануть, видимо, что-то на складе у них перепутали или система охлаждения дала сбой. Я договорился с другой фирмой, товар уже отгружен, надо только сопроводить его к кораблю.

– Димитрис в курсе?

– А зачем его беспокоить из-за такой ерунды? – искренне удивился Бернье. – Ты же знаешь, у него хватает проблем с персоналом на круиз.

Еще бы она не знала! Именно из-за этого Димка уже два дня вынужден торчать вместе с менеджером по персоналу на собеседованиях – пришлось лично заняться этим, потому что трое из уже сформированной и согласованной команды – матрос, электрик и бармен – внезапно отказались от подписания контракта. Вроде бы нашли более выгодное предложение, о чем уведомили через электронную почту. Смелости не хватило, видимо, лично объясниться.

В общем, Димитрису реально было не до масла.

– А от меня вы чего хотите?

– Я же сказал вроде, – Бернье устало потер переносицу. – Черт, голова просто раскалывается!

– У меня есть таблетки от головной боли, – Алина приподнялась из-за стола, но француз жестом остановил ее:

– Сиди, у меня свое, – вытащил из кармана пузырек с таблетками, одну бросил под язык, прошамкал: – Тебе придется сопроводить груз до корабля. Больше некому, все в разъездах.

«Сам бы и сопроводил», – мрачно подумала Алина. Но вслух предлагать это французу не рискнула, это было бы нахальством и нарушением субординации. Бравировать своим статусом невесты босса Алине и в голову не приходило. Она же не курица породы «Ищу папика». Кивнула:

– Без проблем. Сопроводительные документы?

– Вот, – француз достал из портфеля файл с бумагами. – Там же и адрес склада. Проверь только там на месте все по накладным.

Мог бы и не напоминать, Алина всегда старалась скрупулезно сверять все до последней запятой.

Вот и сейчас, добравшись до склада, тщательно пересчитала все коробки, потребовала от грузчиков открыть несколько по ее выбору, убедилась, что там масло, указанное в накладной, проверила срок годности, велела вернуть коробки в фургон и поехала на своей машине следом.

До самого порта, в котором стоял их круизный лайнер. Дождалась конца погрузки, расписалась в документах. В общем, рутинная работа, ничего необычного.

Правда, немного напрягло расположение склада – на отшибе, в довольно глухом месте. Да и сам склад больше походил на сарай, а его владелец – на бандита. Но внешность оказалась обманчива, как это часто бывает, дядька общался очень вежливо, говорил грамотно, без ругательств и сленга.

Так что напряжение быстро сменилось рабочим настроением, Алина сосредоточилась на выполнении поручения и не заметила, что на протяжении всего пути, начиная от склада и до корабля следом за ней ехал черный джип, водитель которого снимал на смартфон все действия Алины.

Левой руки у водителя не было, ее заменял бионический протез. А левая половина лица была изуродована шрамом.

Глава 8

– Что?! Алекс по твоему приказу таскается за Никой без сопровождения?! Какого черта?! Почему ты со мной не посоветовалась? – Ифанидис старался говорить спокойно, но получалось…

Да ничего не получалось, если честно. Все больше раздражала, и всерьез, самонадеянность дочери, ее непробиваемая уверенность в своей правоте, но больше всего – все чаще проявляющееся пренебрежение его мнением. А это начинало вредить репутации.

Что он за босс, если в его собственной семье авторитет пылью покрывается? А Дора, наоборот, свой авторитет тщательно полирует, толково решая «производственные» вопросы. Пусть пока не особо серьезные, слишком молода еще, но издевательски хихикают очевидные предпосылки того, что лет через десять юный кайманчик превратится в матерую хищницу, способную возглавить бизнес Ифанидисов.

И если раньше Николаса такая перспектива только радовала, то с недавних пор начала напрягать. Потому что он понял – Дора не станет ждать, пока отец сам передаст ей «большую королевскую печать» и ключи от сейфа. Как только она почувствует, что способна управлять криминальным королевством отца, она без сомнений постарается отправить Каймана в лучшем случае в зоопарк, но скорее всего – сошьет из его шкуры модную сумочку. Или туфли.

Но это если сам Николас «Кайман» Ифанидис позволит дочери вырастить авторитет нужного размера. А этого не будет. Ведь дочь уродилась в него, пусть более циничная и наглая, но в целом – его копия. И Николас понимает ее как никто другой, знает, как она мыслит, чего хочет, на что способна. А предупрежден, значит – вооружен.

Пора начинать обламывать обнаглевшую дочурку, и пожестче.

– На третьи сутки, как до утки, – проворчала Дора, просматривая что-то в смартфоне.

– В смысле? – Ифанидис даже оторопел немного от такого нахальства.

– В прямом, Агеластос уже больше недели следит за русской, выполняя мое поручение. Я была уверена, что ты в курсе и, раз не вмешиваешься, тебя все устраивает. А ты, оказывается, только сейчас узнал.

– И снова повторю – почему со мной не посоветовалась? Ты же знаешь, что Алексу нельзя никуда без сопровождения, что его…

– Да брось ты! – небрежно отмахнулась Дора, по-прежнему не отрываясь от смартфона. – Твой пес уже столько дней мотается без всякого сопровождения, и что? И ничего. Не нужен он никому. И вообще, ты в последнее время слишком осторожничаешь, возрастное, что ли? Или боишься… А-ах!

Невольный хихик зашедшего что-то спросить охранника и крик боли Доры прозвучали одновременно. Охранник немедленно попытался втянуть хихик обратно, но увы – тот уже долетел до ушей босса, и вспотевшему от страха секьюрити показалось, что зрачки смотрящих на него глаз стали вертикальными, реально крокодильими.

Если он родной дочери так втащил, то представлять, что босс может сделать с ним, не хотелось. Совсем.

К огромному облегчению – пока душевному, хотя и телесное было уже близко – незадачливого охранника внимание Ифанидиса отвлекла на себя Дора:

– Ты с ума сошел?! – злобно прошипела она, даже не пытаясь подняться с пола, куда ее отправила тяжелая оплеуха отца. Осторожно потрогала разбитую губу, увидела кровь на пальцах, вызверилась еще больше: – Ты посмотри, что наделал! Распухнет теперь, а у меня сегодня с русской девкой встреча! Как я ей объясню все это? Или правду сказать – добренький и заботливенький дядя Коля отмудохал?

– Что за сленг, Дора? – холодно поинтересовался Ифанидис, наблюдая за тем, как охранник пытается максимально незаметно просочиться за дверь.

Получалось неважнецки, трудно стать незаметным при почти двухметровом росте. Но он старался. Почувствовав на себе взгляд Каймана, замер, старательно изображая из себя предмет интерьера. Торшер, к примеру, или вешалку для одежды.

Ифанидис медленно перевел взгляд на дочь и продолжил:

– На тебя, похоже, плохо влияет общение с МОИМИ людьми, ты начала забывать правила хорошего тона, стала вульгарной.

– Да что с тобой сегодня?! – никогда прежде отец Дору и пальцем не трогал, поэтому случившееся она воспринимала как нервный срыв старика. Потом еще и прощения просить будет, а она подумает – сразу прощать или покапризничать. – Не с той ноги встал? Голова болит? Давление подскочило? Понимаю, старость, плохое самочувствие, так ты приляг, таблеточку прими. Но прежде помоги мне встать.

На протяжении всего спича торшер, он же вешалка для одежды, с ужасом наблюдал, как белеют от ярости крокодильи глаза. Лицо босса оставалось спокойным, но вот взгляд…

Девка что, совсем дура?

Похоже, что да. Лоханулись они с парнями, поверив ей на слово, что ее приказы должны исполняться так же, как и распоряжения главного босса. Хорошо хоть, ничего серьезного делать пока не пришлось.

И уже не придется. Он не дурак, видит, к чему дело идет. А идиотка не видит, продолжает нарываться. Мельком глянула на торшер (он же вешалка), нахмурилась, протянула руку к отцу, тон приказной включила:

– Ну чего встал? Руку дай! Мне себя в порядок надо привести перед встречей с Никой. Отвезешь меня в салон красоты в качестве извинений.

– Извинений?!

От скрежета в голосе босса у торшера заледенел позвоночник. До дурищи на полу все еще не доходило. Головой, что ли, сильно приложилась?

– Ну разумеется! Ты ударил меня! Губу разбил, между прочим!

– А ты в полицию заявление напиши, – вкрадчиво посоветовал Ифанидис.

– Ха-ха, очень смешно, – проворчала Дора и требовательно встряхнула протянутой к отцу рукой: – Ну? Долго мне еще ждать?

– Сейчас-сейчас, доченька, – улыбнулся отец и с размаху ударил дочь ногой в живот.

Дора заорала, торшер вздрогнул, ожил и торопливо, боком-боком, выскользнул из гостиной, оставив за закрытой дверью крики и звуки ударов.

Алина приехала в их с Дорой любимое место встречи – уединенный загородный ресторанчик – чуть раньше назначенного времени. Времени на очередное задание Бернье ушло немного больше запланированного, и она решила сразу ехать сюда, минуя офис. Димки там все равно нет, уехал на несколько дней по делам в Испанию.

Он вообще теперь довольно часто в разъездах, активно развивает новое направление. С семейными круизами все получилось, процесс отлажен, туры распланированы и распроданы до конца лета.

Можно сидеть и курить бамбук? Кому угодно, только не Димке. Наоборот, он сейчас крутится как белка в колесе. Или хомяк.

Но если хомяк с белкой бегут в колесе от скуки, то Димка – чтобы успеть.

Успеть запустить и «поставить на рельсы» свой новый проект – тематические круизы. Первым станет карнавальный круиз. В конце зимы – начале весны в Европе карнавалы следуют один за другим, и на побережье, куда могут зайти круизные лайнеры – тоже.

Венецианский в Италии, Марди Гра на Канарах, карнавал в Ницце, Фестиваль Лимонов в Ментоне на Лазурном берегу. И, конечно, предпасхальный карнавал здесь, на Кипре.

Вот и мотается теперь Димка по всему побережью, договариваясь и согласовывая. Спешит, успеть хочет.

Успеть все сделать до свадьбы. Чтобы потом насладиться медовым месяцем и подготовкой к рождению малыша.

Ну а всю офисную тягомотину оставил на Бернье и Алину. Почему Бернье, как партнер, не взял на себя хотя бы часть поездок? Он, видите ли, не в том возрасте, ему тяжело.

С этой же мотивацией и Алину гоняет с поручениями. В банк документы отвезти, какие-то бумаги передать, с грузом разобраться и так далее, и тому подобное. Ей, в принципе, не сложно, сама в офисе сидеть не любит, да и времени на тоску не остается.

По кому тоску? Нет, не по Димке, по Димке она скучает, безумно скучает, но он ведь надолго не уезжает, и скучать по нему даже приятно – тем радостнее и слаще встречи.

А вот тоска… Душная, тяжкая, мешающая спать по ночам, наполняющая сны кошмарами, которые она утром не может вспомнить, но просыпается в слезах.

Тоска по маме. С каждым днем желание увидеть ее, обнять, прижаться щекой к плечу, становится все сильнее, душа болит и плачет, рвется домой.

Домой…

Да, там тебя не ждут, забыли, но хоть одним глазком глянуть, чтобы убедиться – мама в порядке. Пусть рядом с тем пельменем, пусть быстро утешилась и забыла о ней, об Алине, пусть. Лишь бы знать, что с ней все хорошо. И маета эта не от предчувствия беды, а просто соскучилась.

Алина каждый день собиралась рассказать Димке правду о себе, чтобы потом они вместе слетали в Россию, и Димка познакомился с ее настоящей семьей. Но потом вспоминала, какой шлейф проблем потянется после ее признания – и молчала.

Проблем для ее названых сестры и отца, Доры и дяди Коли. Поступить так бессовестно с ними Алина не могла.

А вот попросить помощи – могла. Один раз дядя Коля уже собрал информацию о семье Алины, причем очень быстро собрал. Значит, больших сложностей и сейчас быть не должно. Пусть кто-то из его людей снимет новое видео о маме, минут на пять. Алине будет достаточно.

Именно об этом она и хотела поговорить сегодня с Дорой.

Алина оставила машину на парковке и медленно, наслаждаясь чудесными пейзажами и чистейшим воздухом, направилась к ресторану.

Дверца стоявшего почти у самого входа спортивного кабриолета распахнулась, оттуда стремительно, как чертик из шкатулки, выскочил смазливый, слишком ухоженный и от этого казавшийся ненастоящим, каким-то силиконовым, тип. Он буквально налетел на Алину, страстно трубя:

– Наконец-то! Любовь моя, как же я соскучился!

Совершенно обалдевшая Алина не успела сообразить, что происходит, а красавчик уже сжимал ее в объятиях и елозил скользким – фу, блеск для губ, что ли? – ртом по губам девушки.

А в следующее мгновение взвыл и согнулся пополам, баюкая ладошками тестикулы, чвякнувшие под впечатавшейся в них коленкой Алины.

– Урод обдолбанный, – проворчала Алина, пнув страдальца еще раз, теперь в тыльную часть.

Достала платочек и с остервенением начала тереть губы, стремясь поскорее избавиться от липкого следа. Раздавшиеся с террасы ресторана хлопки заставили посмотреть вверх – оттуда улыбался Ифанидис.

Отлично, и он здесь! Сама попрошу его разузнать все о маме.

Алина улыбнулась в ответ, помахала рукой и скрылась за дверью ресторана, вычеркнув из памяти досадное недоразумение на парковке.

Досадное недоразумение с трудом разогнулось, доковыляло до машины, уселось за руль и, морщась от боли, надиктовало через бортовой компьютер голосовое сообщение:

– Сделал. Надеюсь, ваш человек был на месте и все зафиксировал. Второй раз я на это не подпишусь, это дрянь меня травмировала! Кстати, за это придется доплатить.

Глава 9

Алекс еще раз просмотрел на экране фотоаппарата отснятые кадры, невольно поморщился – отлично вышло. Необходимые Доре снимки пополнят папку с компроматом на эту девушку, Нику. Вот она страстно целуется с красавчиком, даже глаза прикрыла от удовольствия. На самом деле просто моргнула, но кого это волнует?

Потом следовали кадры расправы с наглецом, Алекс продолжил снимать происходящее, неожиданно для себя осознав, что его симпатии полностью на стороне девчонки. Лихо она врезала этому жиголо, тот еле доковылял до машины.

Встречу Ники с Ифанидисом Алекс тоже зафиксировал, он очень удобно (для слежки, конечно) расположились на террасе ресторана. Странно, что Доры не было, она вроде сама собиралась сюда приехать, но, судя по всему, не получилось.

То, что его об этом не предупредили, Алекса не беспокоило. Ему-то какая разница? Его задание – следить за девчонкой и фиксировать все ее контакты.

Ничего сложного, вполне щадящее задание – с учетом его недавнего состояния. Охранник из него сейчас никакой, восстановление комфортной физической формы идет не так быстро, как хотелось бы. Мешают частые головные боли, особенно выматывающие по утрам, сразу после пробуждения.

Когда он просыпается от собственного крика: «Да запомни же это, идиот!». Там, на грани сна, мелькали какие-то образы, чьи-то лица, там он знал, кто это, изо всех сил пытался удержать знание, но – не получалось, все всегда заканчивалось головной болью.

Дора, конечно, рассказала ему, кем он стал за забытые двадцать лет. А он крут, оказывается – начальник службы безопасности! Но плата за это – изуродованное лицо и потерянная рука.

«Подарок» русской мафии.

Оказывается, много лет назад русские подложили под него свою шлюшку, хитрую и беспринципную тварь, изображавшую из себя прелестную нежную скромницу. Целью твари было похищение маленькой Доры, чтобы содрать потом с ее отца три миллиона евро. Русские знали, что Ифанидис взял Алекса в свою личную охрану как раз из-за того, что он спас дочь босса от смерти. И относился к новому секьюрити с бОльшим доверием, чем к остальным.

Потому и подложили свою девку именно под Алекса. А он влюбился, как последний идиот, поверил, доверился, расслабился. И девке почти удалось задуманное, но именно почти, Алекс все же сумел помешать, Дора была спасена, а мстительная русская дрянь лично подложила в машину Алекса взрывное устройство.

Что его все взорвать-то пытаются?

Кто это сделал сейчас, пока выяснить не удалось. Врагов у Алекса, как у шефа службы безопасности, было больше чем достаточно, Дора рассказала, что он имел привычку расправляться с врагами босса быстро и показательно жестоко, чтобы другим неповадно было лезть в дела Николаса «Каймана» Ифанидиса.

Дора очень любила в мельчайших подробностях рассказывать Алексу, как он расправлялся с врагами. Девушка явно возбуждалась от этих рассказов, щеки краснели, глаза сверкали, ноздри раздувались, а подробности становились все чудовищнее.

Алекса начинало мутить от этих рассказов, от собственной жестокости. Как, когда, почему он превратился в такого морального урода? Физическое уродство триггернуло? Он что, девчонка – из-за внешности с ума сходить? И вообще, протез классный оказался, почти как своя рука. Ну а шрам на лице, когда к нему привыкнешь, не особо и мешает. Вот к тому, что ему уже сорок пять лет, привыкнуть намного сложнее.

Предательство якобы любимой женщины? Глупости, не родилась еще женщина, из-за которой Алекс Агеластос будет сходить с ума. Само собой, он не святой, девчонок в его жизни хватало, даже влюблялся пару раз, когда совсем зеленым был. Женский пол никогда не обижал, но и голову не терял.

Но Дора продолжала настаивать, что кукушечка свистанула у него именно после того, первого подрыва. Тогда вариант может быть только один – ранение оказалось серьезнее, чем считалось, след остался не только на лице, но и мозг был травмирован.

А сейчас что, тряхнуло в другую сторону? Почему его тошнит от себя самого? Почему даже думать не хочет о том, чтобы снова стать палачом Ифанидиса?

Разобраться во всем поможет только одно – возвращение памяти. Алекс чувствовал, на уровне интуиции – это просто необходимо. И чем скорее, тем лучше, иначе…

Что конкретно подразумевало это «иначе», он не знал. Но ощущение надвигающейся беды с каждым днем становилось все сильнее, маета нарастала.

А еще очень мешала необъяснимая злость, пробуждавшаяся внутри при общении с Ифанидисами, и особенно – с Дорой.

Может быть, это особенно было связано с тем, что с дочерью босса он общался намного больше, чем с самим боссом? Или очевидная аморальность молодой женщины напрягала? Аморальность не в плане развращенности, нет, ни в чем подобном Дору упрекнуть было нельзя, во всяком случае, Алекс этого не видел. А вот нездоровую тягу (причем с раннего детства, это он запомнил, сам наблюдал) к жестокости, тотальное отсутствие даже намека на эмпатию, изворотливость, лживость, подлость, злопамятность, эгоцентризм – видел.

Кстати, а откуда он знает все эти заковыристые словечки – эмпатия, эгоцентризм? И языки иностранные, целых два помимо родного греческого – английский и русский. А, неважно.

А вот то, что его корежит при виде босса и его дочуры – важно. Потому что причин вроде нет, наоборот, он должен испытывать благодарность как минимум к Кайману. Ведь именно Ифанидис сделал все возможное, чтобы спасти своего взорванного русской мафией охранника. Вертолет пригнал, чтобы поскорее в клинику доставить, лечение и дорогущий протез оплатил.

Алекс узнал об этом, конечно же, от Доры, но и другие парни Ифанидиса подтвердили – было такое.

Со своими номинально подчиненными Алекс пока мало общался. Все испытывали чувство неловкости – он вроде бы их шеф, но совершенно не в курсе, кто чем занимался и как вообще он ими командовал.

И как жил.

Плохо, что его прежний телефон… хотя нет, сейчас же смартфоны, компьютеры в ладони, со всей информацией и контактами в памяти, с выходом в интернет. И жаль, что его смартфон превратился в расплавленный бесформенный комок, похоронив в себе то, что могло бы помочь вспомнить.

Ифанидис вручил ему новый смартфон с новой сим-картой. Номер тоже новый, босс аргументировал это тем, что никто не должен знать об амнезии его главного секьюрити. Если честно, так себе аргумент, о проблеме Алекса знают все подчиненные Ифанидиса, а эти клоуны тайны хранить не умеют, туповаты.

Складывалось ощущение, что ни Ифанидис, ни его дочь не хотят, чтобы Алекс стал прежним. Ведь контакты его старого номера могли бы помочь отправить к чертовой матери сволочную амнезию.

И понять, почему он все сильнее ненавидит Ифанидисов.

Да, можно было банально сбежать, улететь в другую страну, документы и деньги на первое время у него есть. Улететь и начать все с начала, с чистого листа, оставив в прошлом себя прежнего, мразь кровавую. Нет больше того Алекса Агеластоса, умер, сгорел вместе с машиной.

Вот только вряд ли получится.

Сбежать от Ифанидисов вряд ли получится, слишком уж приметная у него внешность. К тому же опасно это – уехать в никуда с просроченными на двадцать лет мозгами. Высока вероятность нарваться на проблемы, забыв о том, что это проблемы.

Так что лучше пока остаться, выполнять приказы и надеяться, что память вернется. И начать собирать информацию о себе, сравнивая с тем, что рассказала Дора.

Ну и компромат против них готовить. Он, в принципе, уже начал – как ему кажется. Сохраняет все материалы, накопленные за время слежки за Никой Панайотис, не удаляя те, что доказывали – девчонку подставляют. Чувствовал, что пригодится.

Вот и сейчас Алекс сначала отправил Доре нужные ей снимки целующейся парочки, а затем скинул на флешку все отснятое сегодня и заехал в банк, где он арендовал ячейку. Положил флешку к остальным – он не хранил информацию на одном носителе, каждый раз копировал все на новую и сразу отвозил сюда, ощущая себя запасливым бурундуком.

И не просто запасливым, а запасливым и предусмотрительным бурундуком-параноиком. На него ведь кто-то здоровенный зуб заточил, не зуб – клык целый! И вряд ли угомонится, босс ведь не зря Алекса из больницы увез, когда там подозрительная активность началась.

Кстати, странно немного. Ифанидис строго-настрого запретил Алексу выезжать из дома-лазарета, где он по-прежнему обитал, без сопровождения. А Дора поручает ему слежку, которая с кавалькадой сопровождающих невозможна. Сказала, что отец дал добро. Уточнять лично у босса Алекс не стал, дал так дал. Ему виднее.

Справедливости ради, за все дни слежки за Никой ничего и никого подозрительно Алекс рядом с собой не заметил. Но все же таскать с собой повсюду одну-единственную флешку с компроматом опасался.

После банка решил зайти в ближайшее кафе, оттягивая момент возвращения в осточертевший ему дом-лазарет. Ифанидис, если честно, совсем с логикой раздружился, по городу носиться без сопровождения Алексу можно, а вернуться жить в свою квартиру – нет.

Алекс пару раз ездил туда, не сам, конечно, он ни квартиру, ни адрес не помнил. Его отвозил сам Ифанидис, ездили за вещами. Квартира у него оказалась классная – двухуровневая, стильная, он всегда о такой мечтал. Захотелось остаться дома, побыть одному – вдруг что-то подтолкнет его память, поможет выйти из анабиоза? Но Ифанидис запретил, и ключи не отдал. Все покушавшегося злодея ищет.

А был ли он, злодей? Может, это на самого Ифанидиса планировалось, а он, Алекс, просто не в том месте не в то время оказался.

Ай, пошло оно все! Был – не был, но сейчас я поеду к себе. В свою квартиру. Ключи? Обойдусь и без них, навыки неспокойного отрочества вспомню.

Так, сейчас – в магазин, купить продуктов, вина – отпраздновать возвращение в родные пенаты. Говорят же, что дома и стены помогают. Вот пусть и помогут – вспомнить.

На парковке возле супермаркета машин в вечернее время хватало, пристроить свой джип Алексу удалось довольно далеко от входа. Поэтому набирать полную тележку продуктов он не стал, взял ровно столько, чтобы поместилось в упаковочный бумажный пакет магазина. Потом еще докупит, пока хватит и этого.

Как-то резко стемнело, заходил в магазин – было еще светло, а вышел – сумерки, и довольно плотные. Но тот мерзкий период, когда уличное освещение еще не включили, так что добираться до джипа было не особо комфортно.

Но он добрался, и даже ничего не уронил. Хотя пристроившийся неподалеку от его автомобиля микроавтобус стал так неудобно, что пришлось сделать крюк.

Алекс остановился возле джипа, поставил пакет на капот и, придерживая его одной рукой, другой зашарил по карманам в поисках ключа. Который, разумеется, оказался в самом неудобном кармане, да еще и зацепился брелком, явно не собираясь покидать уютное убежище.

– Да что ж за день-то такой сегодня! – раздраженно прошипел Алекс, сражаясь с зловредным ключом.

Дурацкая ситуация оттянула на себя все внимание, и обращать на звук открывающейся дверцы микроавтобуса Алексу было нечего. А потом в шею вонзилось что-то острое, и последнее, что он услышал, был звон разбившейся о бетон парковки бутылки с вином.

Глава 10

– Жаль, конечно, что Доре пришлось срочно уехать, – Алина тяжело вздохнула, а потом улыбнулась собеседнику. – Но зато я с вами, наконец-то, смогла увидеться. Я скучала, и очень-очень рада вас видеть, честно.

– Я тоже рад, – неожиданно (для себя самого) искренне ответил и тоже улыбнулся Ифанидис. – И постараюсь выполнить твою просьбу как можно быстрее.

– Дядя Коля, вы лучший!

Алина не удержалась, вскочила со стула и обняла сидевшего напротив Ифанидиса. Тут же смутилась и села на место:

– Ой, извините, я просто…

– Ну что ты, девочка моя, не надо извиняться, это ведь от души, – негромко произнес Кайман, смотревший на девушку со странным выражением лица. Перевел взгляд на часы, нахмурился: – Ого, засиделся я с тобой. Мне пора, а ты не спеши, побудь здесь, отдохни, здесь воздух замечательный. В твоем положении надо бы почаще выбираться из города. Счет, кстати, оплачен.

– Спасибо, дядя Коля, – с теплотой произнесла Алина. – За все спасибо. И вам, и Доре.

– Не за что, – усмехнулся Ифанидис. – Реально не за что.

– Но как же! Если бы не вы…

– Прекрати! – «дядя Коля» довольно резко прервал очередной поток благодарности, Алине даже показалось, что сделал это раздраженно. – Все, я пошел. Появится информация о твоей матери – сообщу.

– Я буду ждать! Доре привет передавайте.

Ну вот, даже не обернулся, только рукой взмахнул – передам.

Алина задумчиво водила пальцем по краю пустой чашечки из-под кофе, глядя вслед уходившему Ифанидису. Зря, похоже, она обниматься полезла, наверное, в их семье это не принято. Во всяком случае, она никогда не видела, чтобы Дора обнимала отца. А тут Алина с телячьими нежностями, да еще и в публичном месте! Вот дядя Коля и напрягся.

Ладно, буду иметь в виду. А сейчас пора домой, стемнеет скоро.

Но сначала в магазин, за продуктами. Завтра Димка возвращается, надо что-нибудь вкусненькое приготовить. Он всегда так искренне восхищается ее стряпней, а потом с таким удовольствием все это ест, что хочется готовить и радовать любимого мужчину еще и еще.

Алина подкатила загруженную тележку к машине, открыла багажник и начала перекладывать туда пакеты с продуктами. Улыбнулась невольно: набрала еды на полк солдат, а не на семью из двух – пока – человек.

Семью… С ума сойти, у нее теперь своя семья, взрослая жизнь, скоро мамой станет. А год назад она робко мечтала о поцелуе с Никитой и переживала за курсовую.

Год – а словно десять лет назад. Или сто.

Внимание привлек звон разбившегося стекла и странная возня с соседнего ряда парковки. Алина осторожно выглянула из-за поднятой дверцы багажника, порадовавшись, что у нее хэтчбек, а не седан. За багажником седана фиг спрячешься.

А, ничего особенного, алкаши вино уронили. Похоже, вон тот, что посередине, не удержал пакет с продуктами, и страдалец – не алкаш, пакет его – теперь валяется на бетоне парковки в медленно растекающейся бордовой винной луже. А незадачливый пакетоносец повис на плечах товарищей, и они ведут его к другой машине. Ну как ведут – тащат, мужик совсем невменько. Конечно же, за руль своей тачки ему сейчас нельзя.

Алина усмехнулась, покачала головой – алкаши везде одинаковы – и собралась уже захлопнуть дверцу багажника, когда из микроавтобуса, к которому, как оказалось, волокли пьянчужку, вышел…

Нет, вывалился, причем Алине даже почудилось, что с чвяком огромного слизня, отвратительный жирдяй. Тот самый, что бился с Агеластосом на аукционе, намереваясь перехватить лот – ее, Алину, в дурацкой кукольной коробке. А когда проиграл, попытался…

Девушка содрогнулась, вспоминая липкие губы на своем лице и мерзкие потнючие толстые пальцы, шарящие по телу. Алекс тогда вовремя появился и спас ее.

Стоп. Глаза разуй, курица! Тот, кого сейчас подтащили к гадко ухмылявшемуся жирдяю, и есть Алекс! И он явно не пьян, его вырубили, причем не ударом, все же люди есть на парковке. Видимо, вкололи какую-то гадость.

Так, надо срочно позвонить дяде Коле, это ведь по его просьбе Алекс участвовал в аукционе. Алина, продолжая прятаться за поднятой дверцей, вытащила из сумки смартфон и едва не взвыла от злости – разряжен! Вчера вечером забыла на зарядку поставить, утром решила, что на день еще хватит.

На день и хватило. А на вечер – уже нет.

Алекса тем временем затолкнули внутрь микроавтобуса. Захлопали дверцы, закрываясь, и микрик медленно покатил к выезду с парковки.

Что же делать?!

Как минимум – не стоять с раскрытым ртом, муха залетит. И не метаться по парковке, кудахча и хлопая крыльями. Езжай следом, а там видно будет.

Что за мерзкие звуки? Похоже на смесь утробного кваканья гигантской жабы и отрыжки. Однозначно не услада для слуха даже в нормальном состоянии, а уж когда голова и так вот-вот взорвется, и мутит до горечи во рту, хочется заткнуть источник звук любым способом. Главное, чтобы наверняка.

Алекс застонал и, едва сдерживая тошноту, попытался осуществить желаемое хотя бы вербально:

– Заткнись!

– Гляньте, очнулся! – в отрыжко-кваканьи булькнула радость. – Ишь ты, шустрый какой. А меня уверяли, что ты в себя придешь не раньше завтрашнего утра. Я даже расстроился – целую ночь ждать! А ты умничка, порадовал Сола. Теперь ночь Сола будет прекрасной, Сол много интересного приготовил для тебя, Сол предвкушает.

Что он несет? Кто это вообще? Алекс с трудом раздвинул чугунные заслонки, по какому-то недоразумению занявшие место его век. Образовавшаяся щель транслировала салон микроавтобуса, салон покачивался, значит – едут. Народу внутри хватало, считать по головам Алекс не стал, не имело смысла. Их в любом случае много для него одного. Но они все молчали.

Источником мерзкого звука была бесформенная куча, растекшаяся по сидению напротив. Куча каким-то чудом смогла впихнуться в очевидно дорогой костюм, и только это хоть как-то сформировало человекоподобные формы, обозначив руки, ноги и голову.