Я (не) твоя девочка
Пролог
Пальцы, иссеченные тонкими шрамами, скользнули по экрану планшета, фотография красивой молодой женщины с выразительными серыми глазами и вьющимися пепельными волосами ниже плеч сменилась изображением, на котором она же стояла под руку с высоким мужчиной в сшитом на заказ костюме. Дизайнерское платье топорщилось на ее округлом животе. Женщина ждала ребенка, и он совсем скоро должен был появиться на свет.
Чертова сука, испаскудившая ему всю жизнь, ждала ребенка. Ребенка от другого. А должна была от него!
В дверь осторожно постучали. Не дожидаясь ответа, в кабинет, освещенный только тусклой настольной лампой, проскользнула миниатюрная рыжеволосая девушка в коротком платье, едва прикрывавшем упругую задницу.
– Петруша-а-а-а, ты скоро? – спросила девушка, подходя к нему и усаживаясь на стол, закинув ногу на ногу и призывно покачав туфелькой с острой шпилькой. Она капризно надула губки, увидев, что он снова рассматривает фотографии Виталины Чеховой, блогера, чью репутацию похоронило всплывшее в сети видео секса с олигархом. Тот самый олигарх с видео на фото обнимал Виталину, крепко прижав к себе. Филипп Благополучный. Девушка окинула его заинтересованным взглядом, приятный мужик, хоть и возрастной. Седина благородная в висках, морщинки на суровом красивом лице. Сколько ему? Не то сорок шесть, не то сорок семь. В любом случае женщине на фото он в отцы годится, а не в женихи. Повезло же папика богатого отхватить. Под фотографией как раз и размещалась новость о свадьбе, которая должна была состояться после рождения ребенка.
– Слезь со стола, – недовольно сказал мужчина, рассматривавший фото. Его приятным точно назвать нельзя. Переломанный, неправильно сросшийся нос, шрам на левой щеке от виска до подбородка, оставшийся после удара «розочкой». Шрамы покрывали и его тело, изъеденное синими тюремными наколками с нечетким контуром. Черные волосы зачесаны назад. Глаза дикие, шальные, словно под человеческой личиной зверь спрятался. Он выглядел старше своих двадцати девяти. На все сорок. Жизнь его изрядно потрепала.
Мужчина встал с кресла, схватил девушку за предплечье и сдернул со стола.
– Ай, мне больно!
– Заткнись! – прошипел он в ответ, с силой надавил на ее плечи, заставив встать на колени. Девушка, угадав его желание, быстро расстегнула ремень и молнию на брюках, приспустила боксеры, взяла в руки пока еще вялый член и начала посасывать и облизывать головку, покрывать поцелуями мошонку. Мужчина, не обращая на нее внимания, свернул изображение на планшете и открыл файл, размещавшийся в центре рабочего стола, запустив видео.
По лицу девушки на записи скользили слезы, пока ее жестко трахал обрюхативший ее позже олигарх. Хотя никаким олигархом Благополучный не был, он был коронованном королем бандитского мира, Дьяволом. Замочил несколько месяцев назад старика Вишневского и занял его место, уничтожив несогласных и проявив снисхождение к тем, кто подчинился. Наладив отношения с главарями группировок по всей стране и за рубежом.
Петру Застрожному нечего было с ним делить. Торговля живым товаром была под строгим запретом на территории Благополучного и ушла в подполье. Забавно. Но даже в подполье было свое подполье. Спрос рождал предложение и его удовлетворяли, однако сейчас действовать приходилось, опасаясь не только правоохранительных органов, но и ответки от «своих». Вначале несколько борзых работорговцев попытались качать права, мол, мы товар за границу перевозим, тебя не объедаем. Благополучный лично обезглавил тех, кто считал, что может идти против его воли.
Не было и все же было, потому что Благополучный трахал его женщину! От вида подрагивающей от толчков груди Виталины, от ее слез, блестевших на точеных скулах, и влажных губ, приоткрытых от стона, член Застрожного затвердел, как камень. Шлюха, пытавшаяся сделать ему минет, не доставляла никакого удовольствия. Он хотел видеть у своих ног совсем другую женщину, хотел трахать ее так же жестко и беспощадно, как Дьявол. Долбиться в узкую, нежную плоть, как уже делал однажды. От воспоминания по телу прошла волна возбуждения.
Заплаканная девчонка дрожит под ним, пытается вырваться, но ее руки он держит крепко.
Виталина… Вита…
Петр давно поглядывал на сестру друга, и не воспользоваться представившейся возможностью не мог. Единственное, о чем жалел, что позволил и друзьям с ней позабавиться. Ведь она должна была принадлежать только ему. Такая нежная, теплая, чистая. Он вспомнил, как от нее пахло тогда – детским кремом. Она им мазала свои нежные ручки. Его он использовал, чтобы… По губам расползлась довольная улыбка, даже шлюха у ног начала доставлять удовольствие.
– Глубже, – прорычал Застрожный.
Схватил девушку за волосы и резко натянул на себя. Вошел, уперевшись в горло, судорожно сжавшееся от подступившей тошноты. Пусть только попробует сблевать. Девчонка впилась ногтями в его бедра, пытаясь высвободиться. Бесполезно. Петр смотрел, как его женщина дрожит под другим мужиком, и драл в рот ее так называемую подругу. Кончил ей в горло и отпустил. Девушка зашлась кашлем. Вязкая слюна стекала с подбородка вместе с его семенем, тушь размазалась от слез по щекам. Петр выдернул несколько салфеток из упаковки на столе, вытер член и кинул девчонке.
– Утрись, – прошипел он. Натянул боксеры и брюки, оправил одежду.
– Тебя уже позвали на свадьбу?
Девушка, казалось, не заметила его слов. Петр пнул ее носком ботинка. Унизительно и больно.
– Д-д-д-а-а-а, – всхлипнула девушка.
– Хорошо, передашь от меня подарок новобрачной.
Глава 1
– Фил, там Вита… – выпалил Тимофей, распахнув дверь. На лице брата застыло одновременно испуганное и растерянное выражение.
Филипп почувствовал, как сердце замерло, а внутри похолодело.
Передумала. Испугалась.
Филипп отбросил светло-серый пиджак, который собирался надевать, быстро вышел из гостевой спальни. Чуть не врезался в девушку с огромной вазой, полной белых лилий. Девушка испуганно вскрикнула и отшатнулась, если бы Тимофей ее не поддержал, точно уронила бы вазу, добавив еще один повод для суеты в стоявшем на ушах особняке. До свадьбы оставался час, а такое ощущение, что вообще ничего не готово.
– Филипп Игоревич… – Малюта вынырнул, как всегда, из ниоткуда.
– Потом, – отмахнулся Филипп.
Худое, как у узников концлагерей, лицо палача осталось равнодушным.
Какого черта коридор такой длинный?
Когда до мастер-спальни осталось несколько шагов, раздался детский плач. Филипп побежал. Вроде и должен уже привыкнуть к тому, что Артем голосил, когда голоден, испачкал подгузник, да мало ли от чего еще, а все равно инстинкт звал защитить, уберечь.
– Ну, тихо, баю-баюшки-баю, – раздался из спальни голос Софьи. Сменившей ради праздника привычные сапоги и фуфайку на строгое вечернее платье, и даже Филипп отметил краем глаза, подруга сделала укладку. Седые волосы, обычно заплетенные в косу, сейчас были уложены в замысловатую прическу, которую пожилая женщина носила как корону.
– Что случилось?! – крикнул Филипп, влетев в комнату.
Люба, Тая и подруга Виты, имя которой Филипп все никак не мог запомнить, то ли Тоня, то ли Таня, перепуганными пичужками в праздничных платьях суетились у двери в ванную. Софья кружила по комнате, баюкая на руках истошно вопящего младенца. Рядом с ней чуть не подпрыгивала светловолосая девушка, одна из нянь. В руках она старалась удержать сразу бутылочку, погремушку и пеленку.
– Чувствует, что мамке плохо, вот и ревет, – ответила Софья.
Плохо, с Витой плохо.
Дальше Филипп уже не слушал, метнулся к ванной.
Тая бледная, несмотря на идеальный макияж, очень тихо сказала:
– Мы ничего не поняли. Вита вдруг вскрикнула, кинулась в ванную, заперлась и уже минут двадцать не выходит… – еще тише добавила: – Плачет.
– Вита! – Филипп постучал, прислушался. Плач, раздававшийся из-за двери, затих, чтобы смениться рыданиями навзрыд.
– Твою мать!
Неужели опять всплыло видео, на котором он ее трахал? Начиталась комментариев – и вот результат. Убью всех, кто причастен. Или с Артемом что?
Но сынишка был в безопасности на руках у Софьи.
Сообщение с угрозами кто-нибудь прислал?! Узнала, что неделю назад на него покушение было, и, если бы телохранитель собой не закрыл, еще неизвестно, чем бы дело кончилось? Но среди его людей дураков нет, о таком трепаться. Какого черта произошло?!
– Виталина! Девочка! Открой дверь. Просто открой.
Рыдания сменились сухими хриплыми вздохами.
На хрен!
Филипп примерился плечом и выбил дверь.
Люба испуганно вскрикнула. Тимофей уже был рядом, обнял жену за худенькие плечи. Красивая пара. Высокий статный мужчина, как две капли воды похожий на старшего брата, с такими же серыми глазами, резкими, выразительными чертами лица и светлыми волосами. И хрупкая миниатюрная девушка с русыми волосами и огромными синими глазами, смотрящая с недоверием на окружающий мир.
Вита в белоснежном подвенечном платье сидела на краю ванной. Юбка окружала ее полупрозрачным облаком. Фата валялась на полу. Лицо было закрыто ладонями. Обнаженные плечи дрожали.
– Вита, – позвал Филипп нежно, вставая перед ней на колени, взял за запястья и хотел убрать руки от лица, но Виту затрясло, и он лишь осторожно погладил ее предплечья.
– Девочка, что не так? Кто обидел? Только скажи. Не молчи, пожалуйста.
Несколько минут он стоял у ее ног, поглаживая по плечам, пока рыдания не сменились тихими всхлипами. Девушки не решались войти, так и стояли у сорванной с петель двери.
– Я покормила Тему, и… – Всхлип. – И сцедила, но его все равно так много, что…
Вита убрала ладони от лица, продолжая прикрывать грудь. Макияж размазался, щеки и глаза покраснели и опухли, но все равно она была самой красивой во всем мире. Для него самой красивой, любимой и желанной. Филипп с тревогой ждал, что она скажет.
– Я испортила платье. – Вита отвела руки от груди. На лифе расползались два темных пятна от выступившего молока.
От нахлынувшего облегчения Филипп чуть не рассмеялся, но сдержался. В таком состоянии она бы обиделась, подумав, что он смеется над ней.
– Девочка, как же ты меня напугала.
– Оно такое красивое и дорогое, а я… я такая… я все порчу, пр…
Филипп приложил ей пальцы к губам, таким соблазнительно влажным, что тут же захотелось ее поцеловать.
– Что я тебе говорил?
– Чтобы я больше не просила у тебя прощения. – Новый всхлип.
– Вот как мы поступим. Сейчас ты умоешься, Тая сделает тебе новый макияж, поправит прическу. Люба и Таня…
– Тоня, – поправила Вита автоматом.
– Люба и Тоня найдут в гардеробной самое красивое белое платье, какое там есть. Ты переоденешься и выйдешь за меня замуж.
– А гости? Господи, все же наверняка уже собирались, а я, а я… про…
Филипп схватил ее лицо в ладони и впился поцелуем в губы. Выпустил, только когда она перестала дрожать.
– А гости подождут.
Он поднялся и помог встать Вите. Обнял, прежде чем она успела его остановить. Рубашка на его груди тоже промокла от молока.
– Фил… – сказала Вита растерянно.
– Что? Разве молоко любимой женщины может испачкать? – спросил он игриво.
Вита улыбнулась, глядя, как на его рубашке расползается пятно. И за эту улыбку он был готов убивать, рвать на куски, калечить, лишь бы она больше никогда не покидала ее губ, лишь бы его девочка больше никогда не плакала.
– Дурачок, – прошептала она совсем успокоившись.
– Сказала девочка, только что рыдавшая из-за испорченного платья. – Филипп снова привлек Виту к себе, погладил по спине. – Не пугай меня так больше. Ну, все? Успокоилась?
– Да. – Вита всхлипнула еще раз. – Я такая глупая. Реву из-за ерунды.
– Это все гормоны. – Филипп погладил девушку по светлым волосам. Она перекрасилась к свадьбе, пепельный остался в прошлом, там, где они вместе надежно похоронили горечь и боль.
– Тая, – тихо позвал Филипп. – Совершишь чудо?
Стилист потрясла кисточками в тонких пальцах с платиновыми колечками. Встряхнула копной разноцветных кудряшек, готовая броситься в бой за красоту. Популярный стилист со своим шоу на ТВ и преданный друг их семьи, Тая Внезапная с утра колдовала над Витой, Любой, Софьей и Тоней.
Филипп выпустил Виту из объятий, звонко чмокнул в макушку и вышел.
– Люба, Та… Тоня, девочки, дело особой важности. Нужно срочно найти в гардеробной белое платье, такое, с открытой спиной и небольшим шлейфом, на лифе – кружево.
Люба кивнула, послала Филиппу воздушный поцелуй, звонко чмокнула Тимофея в щеку, схватила Таню-Тоню за руку и потянула к гардеробной.
– Разрулил проблему? – спросила Софья, передавая Филиппу малыша. Стоило отцу начать укачивать, как проказник затих, зачмокал розовыми губками и пустил радостные пузыри.
– Почти. Соф, в детской молокоотсос на тумбе стоит, принесешь?
– Принесу, вот уж никогда бы не подумала, что такое увижу, крепко тебя Несерьезная зацепила. – Софья улыбнулась малышу. – Я же говорила, что детки у вас красивые будут, вон какой богатырь растет.
Филипп вышел в коридор, держа сына на руках. Малюта ждал за дверью.
– Филипп Игоревич.
– Ну, что опять случилось? – Он благодушно баюкал младенца, жадно вдыхая запах молока, до сих пор не веря, что вот оно, счастье – крошечное, хрупкое – серыми глазками таращится на него из кокона пеленок.
– Непрошеный гость, задержали, когда пытался пройти без приглашения.
– Журналист?
– Нет… – ответил палач, пожевал тонкими губами, но продолжить не успел, его прервала высокая брюнетка в голубом платье-футляре – организатор свадьбы.
– Филипп Игоревич, роспись должна была начаться двадцать минут назад, чиновница из ЗАГСа грозится уйти.
– Передайте, если попробует, ей переломают ноги и отрежут язык, чтобы угрожать нечем было.
– Фи-и-ил, – протянул Тимофей из-за спины.
– Да шучу я, – огрызнулся Филипп, – пообещайте, что заплачу вдвое, втрое больше, ремонт в этом их ЗАГСе сделаю.
Брюнетка кивнула и поспешила прочь.
– Что за гость? – спросил Филипп Малюту.
– Говорит, что брат Виталины Александровны.
Филипп внимательно посмотрел на палача, кинул быстрый взгляд в спальню, но там царила суета. Девушки щебетали вокруг Виты, закутавшейся в банный халат, а Софья, безошибочно считав настроение хозяина дома, подошла и закрыла дверь.
– Документы проверили?
– Права выданы на имя Александра Александровича Чехова.
– Черт, этого еще не хватало, где он?
– Сейчас в подсобке в домике охраны, вывести не получилось, слишком много людей, гости, персонал.
– Так, ладно. Пусть пока там и остается. Когда церемония начнется, выведите за территорию.
– В «курятник» доставить? – спросил палач.
Лучше сразу в пыточную. Яйца отрезать и в глотку запихать.
От одной мысли, что Вита увидит эту тварь, Филипп крепко сжал челюсти, аж зубы заломило.
Глава 2
– Нет, в «Пандемониум» отвезите, там пока нет никого.
«Пандемониум» открывался через неделю. Исторический особняк в сердце столицы меньше чем за год превратился в шикарный ночной клуб, в обширных подвалах которого нашлось место и для экспозиций Мастера, и для кабинетов, предназначенных для встреч с людьми, с которыми в офисах не разговаривают.
– Мастера только предупреди.
Палач кивнул и удалился.
– Тот самый брат? – спросил Тим, нахмурив брови.
Филипп недовольно дернул головой.
Он рассказал Тимофею про то, что Виту изнасиловали и родители замяли дело ради непутевого сына, из-за которого все и произошло. Виталина лежала в больнице на сохранении. Война с группировками была в самом разгаре, днем он лично обезглавил двух уродов, которые пошли против, не признав его верховенство. В больницу после такого ехать не посмел, нализался, как последняя скотина, и завалился к Тиму и Любе. Его тогда на такой словесный понос прошибло, что вспоминать тошно. И про то, как с Витой обошелся, и про запись, и про изнасилование.
– Виталине ни слова.
– Брат, ты чего? – протянул Тим, нахмурившись.
– Прости, думать трезво не могу, если им что-то угрожает. – Филипп посмотрел на сына, мирно дремавшего у него на руках.
Тая выскользнула из спальни.
– Мальчики, вы чего тут? Невеста почти готова, зато теперь жених черт знает на что похож. – Девушка всплеснула руками. – Иди переодевайся, живо!
Стилист притопнула крошечной ножкой.
Филипп и забыл, что рубашка в молоке.
– Идем к дядьке. – Тимофей забрал у него малыша. Артем засучил ножками, готовясь закатить новую истерику. Но подоспевшая вовремя Софья засунула в крошечный ротик соску.
– Как она? – спросил Филипп.
– Переживает, нервничает, как и все невесты. Иди переодевайся, а то вы так вовек не поженитесь.
Вита нахмурилась, посмотрев в зеркало. У платья был низкий вырез на спине, почти до самого копчика. На пояснице сверкала лилия. Новое творение Таи. Цветки, выложенные из бриллиантов на ее коже, сменяли друг друга даже во время беременности, хотя наносить их и было сложнее, пока Вита сидела, а не лежала на животе. Ирис после свадьбы Тима и Любы сменила веточка жасмина, затем были гвоздика, роза, камелия, сирень, шиповник, а теперь – лилия. Испорченное свадебное платье закрывало спину, оставляя цветок сокрытым от любопытных глаз. Ведь украшение предназначалось только для Филиппа, от того, как он кончиком пальца обводил камни, у Виты по коже бежали мурашки.
Беззастенчиво открытый цветок навевал дурные воспоминания.
– Не хмурься, морщины появятся. – Тая окинула ее придирчивым взглядом и вынесла приговор: – Красавица.
Люба подбежала и обняла со спины.
– Мы теперь будем как сестренки. – В ее огромных глазах засверкали слезинки.
– А я думала, что уже. – Вита повернулась и обняла девушку в ответ.
– Я тоже малыша жду, Тим пока не знает, – прошептала Люба ей на ушко.
– Поздравляю! – Вита обняла подругу крепче, никто не заслужил счастья больше, чем эта хрупкая девушка, прошедшая через ад. Тая заключила в объятия их обеих. Вита поискала взглядом Тоню.
Подруга нервно теребила шелковый поясок яркого алого платья. Ее рыжие кудряшки были уложены в высокую прическу. Цель максимум на сегодня у Тони – подцепить на свадьбе богатенького друга жениха. Все аргументы Виты о том, что ей здесь удастся найти в лучшем случае любовника, Тоня отмела сразу, обиженно надув губки. В ее глазах читалось: «Ты же мужа подцепила, так почему я не могу?» А Вита ни за что бы не рассказала, чего ей стоило нынешнее счастье, сколько слез и крови ради него было пролито.
Тоня с самого приезда в особняк глаз не могла оторвать от царившей вокруг роскоши, все норовила потрогать безделушки, расставленные на столиках, провести кончиками пальцев по обивке мебели, а в гардеробной залипла на час, перебирая одежду.
Вита еще ни разу не приглашала Тоню в дом Филиппа, она никак не могла привыкнуть к тому, что теперь это и ее дом тоже. Хотя Филипп повторял это по десять раз на дню и сам предлагал позвать в гости подругу.
Показалось, или на лице Тони промелькнула зависть? Быстрая, как вспышка молнии.
– Готовы? – Тим ввалился в спальню, увидел, как они обнимаются, подскочил и обхватил всех троих. – Идем, а то Фил там сейчас лютовать начнет.
Филипп ждал у подножия лестницы. Он не сдержал восхищенного вздоха, завидев Виту. Когда она появлялась рядом, другие женщины словно переставали существовать, они блекли, выцветали, как старые фотокарточки.
Осторожно подхватив ее под локоть, Филипп повел невесту к выходу в парк. Для церемонии выбрали лужайку перед домом, поставили два шатра. Один для бракосочетания, сейчас в нем по бокам от белоснежной ковровой дорожки стояли ряды стульев, уже занятые изнывавшими от ожидания гостями, среди которых были политики, бизнесмены, звезды шоу-бизнеса. Позже стулья уберут, оставив место под танцпол. Во втором шатре уже ждали накрытые к торжеству столики, запотевало в ведерках шампанское, блестело столовое серебро.
Заиграла музыка. Вита наотрез отказалась выходить замуж под Мендельсона, и Филипп из озорства предложил «Лирику» «Сектор газа», вспомнив дикую молодость, полторашку пива, которое пили прямо из горла по кругу, сидя во дворе, и безбашенное счастье с Дашей. Вита раскраснелась, но согласилась. В конце концов, он отказался ради нее от шикарной свадьбы на несколько сотен гостей где-нибудь на берегу океана или в замке Европы. Хотя бы, что в ЗАГСе не хотят расписываться, решили полюбовно.
На лицах гостей, узнавших мелодию, расползались улыбки. Филипп пожал предплечье Виталины, почувствовав, что она занервничала сильнее.
У алтаря раскрасневшаяся чиновница зачитала торжественную чепуху, которую никто не слушал, пока она не спросила согласия и не подала книгу актов о браке, расписаться.
Когда с формальностями было покончено, чиновница протянула новобрачным бархатную коробочку. Филипп взял кольцо из платины с россыпью бриллиантов. Надел на пальчик Виты, не удержался, поднес ее ладонь к губам и поцеловал запястье с тыльной стороны, не отпускал дольше, чем следовало. На ее щеках вспыхнул румянец. Поцелуй был обещанием того, что ждало в первую брачную ночь.
Вита дрожащими пальцами взяла тонкое кольцо из платины, сердце билось так отчаянно, что того и гляди выскочит из груди. Она не верила своему счастью, не может все это происходить с ней. Свадьба, сынишка, чмокающий соской на руках у Софьи, любимый мужчина. Она даже посмаковала эти слова про себя «любимый мужчина». У нее, которая обещала себе никогда и не помышлять о замужестве. Неужели все это правда?
И будто в подтверждение ее опасений кольцо, которое она уже поднесла к пальцу Филиппа, выскользнуло и упало на ковер. В этот же момент снова заплакал Артем. А по рядам гостей прошел шепоток. Плохая примета.
– Все хорошо, – шепнул Филипп, пожал ее пальцы и быстро поднял кольцо.
Но все было плохо. С самого утра все шло наперекосяк, а теперь вот кольцо. Вита судорожно вдохнула, стараясь успокоиться, от предчувствия невидимой угрозы по коже пошли мурашки – и это погожим сентябрьским днем, окутанным теплом бабьего лета. Во второй раз она так сильно сжала кольцо, что казалось, погнет его. Лишь когда Филипп притянул Виту к себе и поцеловал, утверждая свое право на нее, девушка перестала дрожать. Угадав ее состояние, Филипп скользнул по обнаженной спине и легко погладил лепестки бриллиантовой лилии, вызвав новую дрожь, но уже по другой причине.
И все же до конца вечера Вита не могла выкинуть из головы упавшее кольцо. С тревогой поглядывала то на сына, то на мужа.
Глава 3
Тоня подошла к горке разноцветных коробок, возвышавшихся в углу шатра, где размещались столики. Большинство гостей отрывались на танцполе, разбрелись по парку или особняку. От некоторых подарков, которые сегодня преподнесли новобрачным, у Тони сводило скулы от зависти. Ну почему этой каланче так повезло, выскочила замуж за олигарха, неважно, что он ее старше на двадцать лет. Вита не растерялась, ребенком его к себе привязала, а казалась такой наивной дурочкой, все от парней шугалась. Теперь понятно, почему шугалась, принца ждала. А дождалась короля. Как дождалась, так ей подруга на фиг не сдалась. Забыла, бросила, откупалась подачками. Нет, конечно, сережки с бриллиантами и вожделенный «Гермес» – это круто, но Тоне самой хотелось такие подарки делать, а не принимать.
Когда встретила в клубе Петрушу, он показался тем самым. Опасный, при бабках, рожа разукрашена, зато в постели драл так, что Тоня орала как ненормальная. Радовалась, дура, пока не поняла, что не она ему нужна, что и этот кобелина на Виту запал и, только чтобы к подруге подобраться, закрутил с ней. Ну что в ней такого, что все мужики ведутся? Сиськи как колокола? В сиськах, что ли, дело? Она же в постели – ноль. Сама говорила, что ни с кем не была, пока своего старпера не встретила.
Тоня зло взмахнула рыжей копной. Осмотрелась по сторонам, убедилась, что никто на нее не смотрит, достала из сумочки продолговатый футляр, завернутый в бумагу с принтом в виде обручальных колец, перевязанный белой лентой, и положила среди других подарков.
Какие сокровища скрывались в коробках, можно было только гадать, хотя после того, как Вите один из друзей Филиппа подарил новенький «Аурус», а брат жениха и его лупоглазая жена – дом на Красной поляне, гадать совсем не хотелось. Но воображение так и рисовало украшения, золотые часы, брендовый текстиль для дома, антикварные фигурки и вазы. Все то, что Вита все равно не оценит по достоинству. В отличие от нее, Тони.
Девушка поискала взглядом подругу.
Филипп и Вита покачивались на танцполе под медленную песню. Известный на всю страну симпатичный артист сладким голосом пел о вечной любви и преданности. Бриллиантовая лилия на пояснице Виты сияла под светом прожекторов.
Сука! У нее даже над задницей бриллианты!
Поняв, что чем дальше она остается в этом доме, тем больше будет злиться, Тоня достала из клатча телефон и набрала сообщение Петру.
«Коробку передала. Забери меня».
И Петя туда же, тоже наверняка бриллианты подарил или рубины, или… ей за все время, что трахал, только бабки на постель бросал, как проститутке.
Не попрощавшись, Тоня побрела по подъездной дорожке к воротам. На противоположной стороне уже ждал знакомый «мерседес».
Он что, здесь все время караулил? Ненаглядную высматривал?
Тоня забралась на переднее сиденье, зло захлопнула дверцу.
– Отдала в руки? Что она сказала?
– Ничего, не открыла при мне. Высокомерной суке было не до твоих коробочек, ей там «Аурус» подарили.
Петр усмехнулся.
– Дрянь ты завистливая.
Но вроде не зло усмехнулся, Тоня понадеялась, что яростной вспышки не последует. После них у нее на теле оставались синяки и следы от укусов на груди.
– Сфотографировала?
Тоня достала телефон, открыла раздел с фотографиями и передала Петру.
Он протяжно втянул воздух, увидев Виталину в белоснежном платье, стоявшую у трехъярусного торта в ожидании Филиппа. Петр просил сфотографировать ее одну, без мужа. Но Благополучный не отлипал от нее весь день. Лишь пару раз отвлекался на гостей.
– Дрочить прямо здесь будешь или до дома дотерпишь?! – выпалила Тоня и вскрикнула. Петр ударил ее по губам, больно и унизительно. Во рту появился соленый привкус крови.
– Дома, и подрочишь мне ты на свою веснушчатую рожу. Для тебя еще задание есть, не расслабляйся.
– Если прямо сейчас не отнесу тебя в спальню, пятно расползется уже по моим брюкам, – горячо прошептал Филипп, тесно прижавшись к Вите, давая почувствовать свое желание. – Эта лилия у тебя на пояснице сводит меня с ума.
– Будет неудобно прощаться с гостями, с таким… м-м-м-м… бугорком. – Вита повела бедрами, теснее прижалась к мужу.
К мужу…
Так странно. Она теперь замужняя женщина. Не шлюха, не подстилка, не рабыня, а законная жена Филиппа Благополучного, мать его сына.
– Фил…
– Что? – Филипп поцеловал ее в шею, ключицу, приспустил лямку и провел языком по плечу.
– Надеюсь, ты не собираешься провести нашу первую брачную ночь на танцполе?
Филипп протяжно застонал, оторвался от ее кожи.
– Нет, – он подхватил Виту на руки и понес в особняк.
Гости, еще не разъехавшиеся по домам, радостно заголосили. Кто-то снова закричал «Горько!». Вита спрятала зардевшееся румянцем лицо на груди у Филиппа.
У крыльца Филипп развернулся и крикнул:
– Простите великодушно, супружеский долг зовет!
– Дурачок, – хихикнула Вита.
В дом он внес ее на руках, не отпускал, пока поднимался по лестнице, ногой распахнул дверь в мастер-спальню и опустил Виту на кровать.
На супружескую кровать.
Теперь они супруги.
Вита счастливо прикрыла веки, наблюдая, как Филипп вернулся к двери, закрыл ее и запер.
– Не выпущу тебя отсюда, пока не утолю свой голод.
– А как же Тема?
– У Темы есть две няни и Софья. У Темы есть твое молоко (черт, даже у меня нет твоего молока!), бутылочки, пеленки, подгузники, соски. Он мужик, в конце концов, справится одну ночь без мамы.
– Этому мужику четыре месяца, – слабо возразила Вита. – И я не позволю тебе пить мое молоко – это странно.
– Ладно, про молоко ляпнул сдуру. Но сути не меняет. Сегодня я хочу тебя только для себя. И не хочу ни с кем делить. Ты моя жена. Моя… жена… – Филипп посмаковал ее новый статус, будто пробовал на вкус каждое слово.
Моя.
Жена.
Он снял пиджак, кинул на спинку кресла. Вита почувствовала, как внизу живота зарождается возбуждение, ей не терпелось пройтись пальцами по его груди, очертить ноготками кубики пресса. Впиться дразнящими поцелуями в кожу, кончиком языка поиграть с сосками и спуститься ниже к дорожке волос в паху. Вита не раздевалась. Знала, что ему нравится самому снимать с нее одежду. После того как она едва не потеряла ребенка, у них каждый раз был словно первый. Филипп любил ее горячо и нежно, покрывая поцелуями все тело, впиваясь жадными губами в ее нижние губы, чтобы затем пройтись языком по животу и груди и с поцелуем дать почувствовать, какая она на вкус.
Сладкая, моя девочка, какая ты сладкая.
Шептал он, входя в нее и заставляя кричать, стонать и умолять о большем.
– Фил? – Вита попыталась вернуться к вопросу, который хотела задать на танцполе.
– М? – Филипп снял с нее туфли и увлеченно целовал мизинчики, было щекотно, но не сказать, что неприятно.
– Можно тебя кое о чем попросить?
– Все что угодно, моя девочка. Хочешь звезду? Куплю и подарю.
– Нет, я хочу, чтобы сегодня ты со мной занялся анальным сексом, – выдохнула Вита разом и замерла от испуга, неужели она и правда это сказала?
– Девочка…
Филипп выпустил ее ножку. Он вспомнил, чем все кончилось в прошлый раз. Истерикой, слезами, мольбами и чувством вины, которое его мучило до сих пор.
Вита поднесла пальцы к губам. Ее глаза лихорадочно блестели в слабом свете ночника.
– Я должна это преодолеть, должна оставить этот страх в прошлом. Не хочу больше бояться. Ты мне поможешь?
Глава 4
Вита отчаянно покраснела и достала из ящика в прикроватной тумбочке тюбик смазки.
Так значит? Подготовилась! Черт! Все-то у них не так, как должно быть.
– Девочка… – А что тут скажешь, если жена, да, теперь жена… Так странно, так сладко. Сердце затопила волна нежности. Ну вот что с ней поделаешь? Этой ночью он хотел ее ласкать, радость дарить, луну с неба сорвать и к ее ногам бросить, а жена обратно в кошмар хочет – и вон как глаза горят. Не откажется теперь. Сколько решалась? Месяц, два, три? И опять все в себе, ни слова ему не сказала, а он надеялся, что она наконец ему доверять начала.
– Я тебе доверяю, – тихо сказала Вита.
Будто мысли его прочитала.
– Знаю, если попрошу… если не смогу… ты остановишься. – В уголках глаз заблестели слезы.
Да уж, не так он себе их первую брачную ночь представлял.
Филипп взял протянутый ему тюбик и отбросил на кровать. Вита попыталась что-то возразить, но он ее опередил.
– Тише, девочка. Я сделаю, что ты хочешь.
Филипп погладил ее изящную щиколотку. Поцеловал каждый пальчик на ножке, затем на второй. Проложил дорожку из поцелуев на голени, приподнял ножку и поцеловал под коленной чашечкой, провел языком по внутренней стороне бедра.
– Я сделаю все, что хочешь, но сначала доставлю столько удовольствия, что ты расслабишься, теплым воском в моих руках станешь. А силой и болью, пока дрожишь, как натянутая струна, не буду.
Филипп провел ладонями по бедрам Виты, сдвигая платье, пока не показалось белоснежное кружево трусиков. Медленно снял их, наблюдая, как по телу жены прошла волна дрожи. Наклонился и поцеловал нижние губки, уже припухшие в ожидании ласки. Действовал только губами, дразня, играя с упругой точкой между замерцавших складочек.
– Фил, – выдохнула Вита.
– Тш-ш-ш, я все сделаю, но сначала хочу довести мою жену до сочного… – Он коротко поцеловал складочки. Вита вздрогнула. – Яркого… – Еще поцелуй. – Дикого… – Языком по нежной упругой вишенке. – Оргазма.
Вита протяжно застонала. Это было не то, на что она себя настраивала последние месяцы. Постепенно готовясь к тому, чтобы закрыть бесповоротно дверь в прошлое. Хотела, чтобы Филипп быстро вошел в нее, стерев воспоминания о боли.
Проглотить, как горькую пилюлю, и больше не думать, не вспоминать.
После той жуткой ночи, когда он впервые сказал, что любит, Филипп больше не пробовал овладеть ею сзади. А она боялась его об этом попросить сама. Уже несколько месяцев Вита читала все, что находила про анальный секс, даже порно смотрела, купила смазку. Настраивалась, готовилась, но все шло не так, снова не так или… именно так? Низ живота сводили сладостные судороги. Филипп крепко перехватил ее бедра, не давая возможности ускользнуть от ласки, и то выписывал языком знак бесконечности на клиторе, то беспощадно впивался в нижние губы жарким поцелуем, то трахал лоно языком, возвращался к клитору и нежно скользил по нему острым кончиком языка, снова спускался к лону и жадно слизывал ее влагу. Ласкал только ртом, не используя пальцы, не проскальзывая внутрь, сводя с ума от предвкушения проникновения, заполненности. Вита уже забыла про свою просьбу, она стонала и извивалась, двигала бедрами навстречу и шире раскрывала ноги, бесстыдно отдавая всю себя в его власть. Но каждый раз, когда она была готова кончить, Филипп приостанавливался, обводил языком складочки, целовал лобок. Лишь когда Вита со всхлипом простонала:
– Фи-и-и-л…
Он беспощадно изнасиловал языком клитор. Вита закричала. Филипп ухмыльнулся:
– Тише, девочка, в доме полно гостей. Еще подумают, что я тебя здесь убиваю.
– Ты и убил, – промурлыкала Вита, – теперь воскрешай. Только сними уже одежду.
Но Филипп не торопился. Он беззастенчиво рассматривал заласканное им лоно и губки, влажные, сочные, припухшие. Вита хотела свести ноги. От его взгляда она снова почувствовала, как нарастает возбуждение.
– Нет. – Филипп погладил ее по бедру. – Лежи так.
Он встал с кровати, расстегнул рубашку и ремень, не отрывая взгляда от ее открытого, истекающего соком лона. Внимательно изучал нежную алую плоть, будто видел ее в первый раз.
Вита задышала чаще. Она и не думала, что можно так трепетать от одного взгляда, от осознания: ее хочет мужчина. Ее мужчина. Филипп. Дьявол. Самый страшный бандит в этом городе больших денег, растоптанных грез, разрушенных воздушных замков и разорванных на куски розовых пони. И большинство этих замков разрушил он сам, а пони отрубил головы. Филипп снял рубашку, и у Виты перехватило дыхание. Нет, никогда она не устанет им любоваться. После месяцев, когда она боялась поднять на него взгляд, теперь каждую ночь она с голодной алчностью впитывала его черты. Рельефные плечи, жесткие кубики на животе, широкую, такую надежную грудь, на которой любила засыпать, убаюканная его ласками. Впервые чувствуя себя в безопасности, уверенная в том, что нужна ему так же, как он ей.
Вдруг показалось, что все это ненастоящее, что не заслужили они своего счастья, не выстрадали. Ведь нельзя быть такой счастливой, когда стала женой такого опасного и страшного человека. Ее счастье на чужой крови и костях построено, кто-то умер, чтобы она к алтарю сегодня пошла. И кольцо. Спину будто ледяной ладонью погладили. Так и видела, как падает на ковер тонкое обручальное кольцо Филиппа, будто она сама к нему беду звала.
В первую брачную ночь она со всей ясностью осознала, что ее счастье хрупкое, как тонкий, едва схвативший реку лед, ступишь неосторожно и погибнешь.
Вита почувствовала, как внутри все напряглось, когда Филипп снял брюки и боксеры. Его член был готов заполнить ее. Такой большой, что Вита до сих пор никак не могла понять, как принимает его в себе каждый раз. Хотя она знала его вкус, брала в рот, сначала потому, что Филипп приказывал ей, потом потому, что сама хотела. Обхватывать губами шелковистую головку, облизывать, как леденец, мощный упругий ствол, смаковать соленое семя.
– Фи-и-и-л, – протянула Вита в нетерпении. Облизнула пересохшие губы.
– Хочешь его, девочка?
Вита кивнула.
Филипп разорвал упаковку презерватива и натянул резинку на член. Пока Вита кормит Тимку грудью, гормональные препараты ей нельзя, а рожать снова после тяжелой беременности еще рано. Врач рекомендовал выждать два года, а лучше три.
Да уж, в его жизни многое поменялось с появлением Виталины. Презервативами он пользовался в последний раз в дни буйной молодости. С первой женой и любовницами никогда.
Филипп забрался на кровать, лег между ее широко разведенных ног. Впился поцелуем в губы, трахая языком ее рот, как до этого трахал клитор.
– Сама, – выдохнул Филипп. Вита разочарованно застонала, просунула руку между их разгоряченными телами, нашла его член, некрепко сжала. Филипп тихо зарычал. Вита направила его в себя. Положила ладони на ягодицы Филиппа и сжала, одновременно двинув бедрами ему навстречу, принимая.
– Девочка. – Филипп слегка прикусил мочку ее уха. Вита выгнулась дугой, задохнувшись от страсти. Провела ладонями по мускулистой спине мужа и впилась ногтями, когда он толкнулся в нее.
– Жестко, хочу жестко, – простонала Вита.
– Желание супруги для меня закон, – выдохнул Филипп и рванулся в ней, двигаясь жадно, властно, беря ее, как изголодавшийся полководец прекрасную пленницу. Вбивая себя в нее, утверждая свою власть над ее телом.
Вита закричала, забилась под ним, впилась ногтями, царапаясь, оставляя кровавые борозды на спине и плечах, поверх еще не заживших после прошлых ночей. Она оставляла на нем свои метки. Он был ее. Только ее. Филипп почувствовал, как сквозь ткань ее платья снова проступает молоко. Запах вскружил голову. Пробуждая древние дикие инстинкты. Он вышел из нее и резко насадил на член. Вдолбился на всю длину. Вита заорала. Филипп проглотил ее вопль жадными губами. Выпил его залпом, как обжигающий коктейль. Она судорожно сжималась вокруг его члена. Затягивая в себя. Пленяя.
Нет, девочка, еще рано.
– Посмотри на меня, – прорычал Филипп, едва сдерживая накрывающий оргазм, положил ладонь на ее лоб и убрал растрепавшиеся волосы.
Вита открыла пьяные, шальные от похоти глаза. Заглянула в его стальные.
– Теперь всегда вместе, – прохрипел Филипп, снова почти вышел из нее и толкнулся на всю глубину по самые яйца. Вита закусила губу, не отрывая взгляда от глаз Филиппа. Он толкнулся в ней сильнее и почувствовав, как она яростно сжимается в подступившем оргазме, кончил сам.
– Фи-и-и-л, – протянула Вита в изнеможении. Он все еще лежал на ней, между широко разведенных ног, вдыхая ее аромат, слизывая капельки пота с шеи, целуя припухшие губы, насилуя языком рот, не спеша покидать влажное, горячее лоно. Почувствовав, как он снова наливается в ней, затвердевает, распирает изнутри, Вита положила ему ладони на грудь.
– Ты обещал, Фил, я хочу этого. Пожалуйста.
Филипп вышел из нее, отстранился, взял с прикроватной тумбочки новый презерватив, сменил.
Вита раскрыла шире глаза, взмахнув длинными ресницами, когда Филипп провел головкой по ее половым губкам, задев чувствительную точку, и скользнул внутрь.
– Обещал и сделаю, но пока я не насытился твоим лоном. – Толчок, на этот раз медленно. – И я хочу тебя так, как должен был взять в первый раз. Осторожно, трепетно, прислушиваясь к твоему телу. Думая о твоем удовольствии… – толчок, – а не о своем…
Он не спешил, целовал ее шею, грудь через влажную ткань, посасывая соски и выступавшее молоко. Пьянея от него сильнее, чем от алкоголя. Даже в конце не ускорился, внимательно наблюдая, как сладко кончает его жена от медленной пытки.
– Я хочу, чтобы ты родила мне дочку. Такую же красивую, как сама, – прошептал он Вите, глядя в глаза. – Когда будет можно. Я хочу от тебя еще одного сына и еще одну дочку, и еще… и еще…
– Хочешь, чтобы я стала матерью-героиней с орденом на огромной груди? – Вита поцеловала его подбородок с отросшей за день щетиной. – Стала такой толстой, чтобы на меня никто не смотрел? – Провела языком по шее Филиппа, лизнув за ухом, как кошка. Потерлась о его грудь, пачкая сладковатым молоком.
– Для меня ты будешь самая красивая даже…
Филипп не договорил, его прервал громкий крик, раздавшийся из соседней спальни.
Глава 5
– Что? – Вита попыталась приподняться на локтях, но Филипп все еще лежал на ней, придавив весом своего тела. Он приподнялся, прислушиваясь.
Снова женский крик. Сменившийся протяжным стоном.
Филипп усмехнулся.
– Все в порядке, девочка, похоже, Тим с Любой вдохновились нашими проделками.
Вита отчаянно покраснела, вспомнив, что орала, как дикая кошка при случке. Точно, Тимофей и Люба заняли гостевую спальню рядом. Женские стоны стали громче, к ним присоединились глухие хриплые мужские.
– Хорошо, что детская далеко и Тему не разбудим, – прошептала Вита, прижимая пальцы ко рту от смущения. – Что о нас Софья подумает? Особняк плейбоя какой-то.
– Подумает, что нам хорошо.
Филипп выскользнул из нее и лег рядом, какое-то время они прислушивались, как подростки, к крикам и стонам из соседней спальни. Было в этом что-то запретное, пошлое, но в то же время волнующее.
– Черт, кажется, я сейчас на тебя наброшусь, – сказал Филипп и провел ладонью по животу Виты.
– Мне надо в душ, я вся в молоке, – прошептала Вита, боясь, что их услышат за стеной.
– А почему шепотом? – поддразнил ее Филипп. – Кричала ты не стесняясь.
Вита слегка хлопнула его по груди:
– Ты меня довел!
– И снова доведу, – прохрипел Филипп, когда Вита соскользнула с кровати, всплеснула руками, разглядывая пятно на платье, и направилась в ванную.
Филипп откинулся на подушки. Он и забыл уже, когда был так счастлив в последний раз. В браке с Ингой? До того как ревность к покойной возлюбленной уничтожила их семью? Или с Дашей, когда они, еще совсем подростки, прятались за гаражами, чтобы целоваться, пока дружеская компания пела под гитару и строила планы на будущее, которое не наступило? Не заслужил он этого счастья, ни Виту, ни сына. Тим заслужил, брат так и остался верным своим принципам. Он к свету тянулся. Все они. Тимофей, Виталина, Люба, Софья… одного его тьма как клещами удерживала, не давала вырваться.
Сейчас, когда в его руках была сосредоточена такая власть, что еще немного – и раздавит, Филипп одного хотел: бросить все к чертям собачьим, схватить Виту и сына в охапку и увезти далеко-далеко, где никто не знает, кто они, где нет ни следа прошлой жизни. И не быть уже ни Хароном, ни Дьяволом, похоронить их и памятник сверху поставить над безымянной могилой. Остаться мужем и отцом. Все время посвящая семье, баловать их, нежить, укрывать любовью, как теплым пледом. Провел по лицу, прогоняя грезы. Не пледом он их укроет, а саваном, если решит все бросить. Не бросают так просто то, чем он занимается. Прошлое, от которого сбежать хотел, настигнет и отберет все, что спасал. В крови, которую с рук смыть пытался, любимых первыми и утопит. И все же, и все же… внезапно невыносимо захотелось пожить нормальной, обычной до оскомины жизнью. Даже представил, каково это – приходить домой после рабочего дня, скажем, на заводе. Вита у плиты крутится, в халатике и тапочках, уютная такая, теплая. Темка в кроватке сидит, на руки к папке просится. И не надо думать о грузе оружия, спрятанном в контейнерах с консервированным соком, застрявшем на границе из-за того, что подкупленный чиновник с гриппом слег. О том, что две группировки миром территорию поделить не смогли и видео перестрелки в федеральные СМИ просочилось, да еще пенсионерку ранили, так что скандал разгорался, который гасить придется вливаниями купюр всех расцветок. И это не говоря о том, что так и не удалось выяснить, кто продолжает живой товар на рынок поставлять и за границу девчонок вывозить.
В ванной шипела вода. Эх, сейчас бы туда, к жене под горячие струи. Филипп довольно ухмыльнулся при мысли о том, что он женатый человек, а не седой бобыль с бесом в ребре. Но пока Вита приводит себя в порядок, надо хоть немного дела порешать. И так день потерял.
Филипп взял телефон с тумбочки. Да уж, день не проверял, а будто месяц прохлаждался.
Сначала просмотрел сообщения от Малюты. Брат Виты в «Пандемониуме», заперт в одной из камер, которые Мастер приготовил для своих шоу. Подробностями Филипп не интересовался. Все, что касалось художественного оформления, программы и прочего, он полностью отдал в руки Мастера. Платил, не обращая внимания на счета. Вита занималась персоналом, в основном это были девушки, освобожденные из борделя Акчурина. Те, кому некуда пойти. Сироты, одиночки, сбежавшие из дома. Почти все согласились остаться и работать в «Пандемониуме». Для них Филипп выкупил несколько квартир в новостройке рядом с клубом. Три девчонки решили помогать Виталине с центром для жертв насилия. Его сейчас достраивали, закончить должны были месяцев через девять, как раз Тема подрастет. И она сможет вплотную заняться делом, которым загорелась прошлым декабрем.
«Он сказал, зачем явился?» – Филипп набрал сообщение Малюте. Знал, что, несмотря на поздний час, палач еще глаз не сомкнул.
Ответ пришел незамедлительно:
«Нет. Настаивает на встрече с Виталиной Александровной».
Настаивает…
Я ему покажу, блядь, встречу.
«Не отпускайте его. Утром сам разберусь».
Филипп пролистал сообщения дальше, но уже не воспринимал написанное. В голове ржавым гвоздем засело беспокойство. Не нравилось ему, что брат Виты вынырнул из прошлого, как белая акула у берега. Возможно, что после свадьбы с олигархом мудак рассчитывал с сестры денег стрясти, но чутье подсказывало – дело не в деньгах, а в чем тогда?
«Нарой про него все, что сможешь».
«Хорошо, Филипп Игоревич».
Вода перестала литься. Филипп кинул телефон на тумбочку, молодецки вскочил с кровати и направился в ванную. Ему нравилось наблюдать за Виталиной после душа, как она, распаренная, с алым румянцем на щеках, выходит из кабины. По белоснежной гладкой коже скользят капельки воды, влажные волосы падают на лицо. Она, не замечая его, начинает вытираться полотенцем, откидывает голову назад, промокая волосы, чуть выгибая спину, отчего налитая упругая грудь словно тянется за прикосновениями ласкового любовника. Вита склоняется, чтобы провести по стройным ногам, волосы падают на лицо. Она прекрасна, как лесная нимфа, застигнутая у ручья разгоряченным страстью сатиром. Именно этот момент Филипп любил больше всего, когда Вита замечала его и смущенно прикрывала грудь полотенцем, на щеках рдел румянец, а в уголках влажных губ зарождалась улыбка. Вот и сейчас девушка повернулась в его сторону и потянула полотенце к груди, словно он ни разу не видел ее нагой.
– Люблю тебя, – прошептал Филипп, – больше жизни люблю.
Подошел ближе, Вита подалась к нему.
Но он ее отстранил:
– Нет, мне тоже надо в душ. И, если не передумала, после я выполню твою просьбу.
По лицу Виты скользнула тень, но потом губы упрямо сжались.
– Не передумала.
Глава 6
Вита вернулась в спальню, подошла к окну. В парке царила ночь. Гости разъехались, от праздника осталась легкая печаль. Вита посмотрела на правую руку, залюбовавшись мерцанием бриллиантов на кольцах. Первое Филипп ей подарил сразу после больницы, скрепив помолвку. Вита пыталась отказаться, камень казался огромным, вызывающим, но Филипп и слушать ничего не хотел, надел кольцо и сказал: «Ты моя». Точка.
Ты моя…
Она его.
Точка.
За стеной раздался тихий смех и шепот, затем радостный вскрик. Похоже, Люба рассказала Тимофею о беременности. Вита улыбнулась и провела рукой по животу, ей вновь захотелось ощутить жизнь внутри себя.
Она погрузилась в мысли и не заметила, как к ней подошел Филипп. Очертил пальцами бриллиантовые лепестки на пояснице, по телу пробежала волна дрожи. Он изучил Виту, как школьный атлас, и мог без ошибок сдать экзамен по чувствительным точкам.
– Готова, красавица? – Филипп убрал влажные волосы с ее шеи и поцеловал, провел языком за ухом, слегка прикусил мочку, обнял и погладил грудь. Соски моментально затвердели, потянулись навстречу его пальцам, будто умоляли приласкать. Но Филипп не дотрагивался до них, поглаживал полукружия снизу, спускался ладонями по животу и проводил по лобку и набухшим губкам.
– Да. – Вита повернулась к мужу, поймала его губы, и они слились в трепетном поцелуе, касаясь друг друга легко, как бабочки крыльями.
Филипп поднял Виту на руки и отнес на кровать, перевернул на живот.
– Расслабься, просто расслабься, – прошептал Филипп, увидев, как вместо сладкой неги, Витой начинает овладевать страх. Ожидаемо после того, что ей пришлось пережить.
Филипп вспомнил, как она трепетала в его руках, как не решалась открыться, а потом тихо сказала: «Меня изнасиловали, когда мне едва исполнилось восемнадцать. Друзья брата. У меня были месячные, поэтому… они сделали это… анально». Трудно описать, что он почувствовал тогда, это была ядерная смесь ненависти и вины. Вины за то, что сделал с ней, к чему принудил. И ненависть к тем, кто причинил боль его женщине.
Филипп долго массировал спину Виты, покрывал поцелуями поясницу и ягодицы. Ждал, когда она расслабится, подчинится сладкой неге, затем развел ягодицы и языком прошелся по нежной плоти. Вита вздрогнула:
– Фил, не надо…
– Тш-ш-ш-ш, я сказал, что все сделаю так, как считаю нужным? Просто лежи и не думай ни о чем.
Он целовал, поглаживал, полизывал. Иногда проводил по сочащемуся влагой лону. Смазав плотно сжатое отверстие, Филипп попытался проникнуть в него пальцем. Почувствовав вторжение, Вита напряглась.
– Девочка, тебе неприятно, больно?
– Нет, – прошептала Вита, – непривычно. Продолжай.
Он проникал глубже и отступал, не спешил, ждал, когда она привыкнет.
– Готова?
– Да.
– Ляг на спину.
Вита перевернулась. Филипп нашел тюбик смазки, затерявшийся среди смятых простыней. Потянулся за презервативом.
– Не надо, сделай так, – попросила Вита, – я соскучилась по тебе. И я хочу сама.
Вита села, забрала у Филиппа смазку, выдавила на ладонь и сжала его член, провела несколько раз вдоль ствола. По спальне разлился нежный аромат клубники. Вита откинулась на спину и раздвинула ноги.
Филипп лег сверху. Провел головкой по влажным складочкам, подразнил неглубокими проникновениями лоно, лишь затем начал осторожно, очень медленно преодолевать сопротивление узкого колечка между ягодиц.
– Если будет больно, не терпи, сразу говори.
Вита судорожно вцепилась в его плечи. В уголках глаз заблестели слезы. Филипп остановился.
– Нет! – выкрикнула Вита. – Продолжай. Все в порядке.
– Расслабься, смотри на меня. Это я. Тебе нечего бояться, если будет больно, если будет страшно, я остановлюсь, помнишь?
Вита всхлипнула и прошептала:
– Не больно – страшно. Но я хочу этого, Фил, пожалуйста, продолжай.
– Просто смотри на меня и дыши.
Он продвинулся глубже, заметив, как распахнулись глаза жены, снова остановился.
Черт! Не надо было соглашаться.
– Так, все, я прекращаю.
Вита отчаянно замотала головой:
– Нет, я выдержу, я справлюсь, – скороговоркой произнесла она, судорожно вздохнув, слезы уже вовсю бежали по щекам.
Но Филипп не слушал, выскользнул из нее.
– Любимая, посмотри на меня. Не нужно справляться, тем более выдерживать, секс должен приносить удовольствие, а не становиться пыткой.
– Фил…
– Тихо. – Филипп лег рядом и обнял Виту, стараясь погасить зарождающуюся истерику.
– Я бы смогла, смогла… – повторяла она, глотая слезы и дрожа, как на ледяном ветру. Потом заметила, что его член все еще стоит.
– Как же ты… я сейчас…
Филипп перехватил ее за плечи до того, как она успела склониться к нему и взять член в рот. Уложил обратно на подушки.
– Сам справлюсь, на что мне правая рука? Полежи, успокойся. – Филипп поднялся с кровати и направился в ванную.
Вита свернулась клубочком, притянув колени к груди.
Ну вот, она все испортила. Зачем только попросила его об этом, думала, что справится, но, когда почувствовала, как он проникает внутрь, перед собой уже не Филиппа видела, а мерзкие пьяные рожи. Ее словно выдернуло из реальности и бросило в прошлое, жестко приложив о бетонный пол при падении с высоты. Никогда ей не преодолеть этот страх, никогда не справиться с собой. Хуже всего было осознание, что она не сможет принадлежать Филиппу полностью. Всегда между ними будут те трое, что взяли ее силой, сломали, распяли, уничтожили. Не «Точка», а «Многоточие».
Навсегда многоточие…
Глава 7
Ночью его девочке снились кошмары. Снова. Филипп так и не заснул, прислушивался к дыханию Виты, тихим стонам, поглаживал ее по волосам, шептал, что все хорошо, она в безопасности. Но там, во снах, это было не так. Она звала его на помощь, а он не мог ее спасти, не мог вырвать из того страшного места. От кого она убегает по темным коридорам бесконечного лабиринта? От кого прячется, дрожа и плача в холодных камерах собственного подсознания? От маньяка, убивавшего женщин, которого Филипп зарубил топором, когда он похитил его девочку? Или от Рафаэля Акчурина, упокоившегося в скотомогильнике?
Вита дернулась во сне, всхлипнула:
– Фил!
Филипп крепче прижал ее к себе.
Прикрыл веки, вспоминая ночь, когда они с Тимофеем казнили Акчурина. И это был единственный раз, когда брат не просил проявить снисхождение, простить, отпустить. Тимка стоял, крепко стиснув челюсти и кулаки, наблюдая, как на дне глубокой ямы ворочается человек, издевавшийся над Любой. Брат не произнес ни слова, но не отвел взгляда, даже когда к яме подъехал трактор и сбросил с ковша вниз дохлую корову. Лишь вздрагивал от каждого вопля раздававшегося со дна. Филипп стоял рядом и молча курил, они уже все сказали и друг другу, и твари, подыхавшей в яме.
Все не то…
Не от Рафа и маньяка Вита просила защиты, а от уродов, которые ее изнасиловали.
Филипп в десятый раз за ночь подумал: нельзя было соглашаться на ее просьбу.
– Я найду их и убью. Всех до одного. – Он провел по лбу Виты, убирая светлую прядь, упавшую на лицо.
Не дожидаясь, когда наступит утро, Филипп встал с кровати, оделся, осторожно отпер дверь. Обернулся, посмотрел на жену. Вита тревожно заворочалась, почувствовав, что его нет рядом, затем подтянула колени к груди. Такая беззащитная, хрупкая, что от невыносимой нежности сердце словно пронзило цыганской иглой.
Филипп вышел и осторожно закрыл дверь.
– В «Пандемониум», – бросил он на ходу водителю, старающемуся сдержать зевоту.
Небо едва начало светлеть.
Филипп пересек полутемный зал. Столики и стулья еще стояли по углам, затянутые в пленку, за барной стойкой на полках царила пустота. Саму стойку скрывала белая ткань. Только огромная хрустальная люстра, свисавшая с потолка, ждала, когда свет преломится в тонких гранях и ударит в танцующую толпу.
Если в зале свет еще просачивался сквозь витражи, расцвечивая клуб адским заревом, то на подземных уровнях коридоры тонули в темноте. Под особняком, пользовавшимся дурной славой еще в царской России, располагались даже не подвалы, а катакомбы. Некоторые помещения Мастер решил оставить без изменений, они уже соответствовали его замыслу. Одно из них – камера для наказания провинившихся крепостных. Ржавые решетки отгораживали от коридора пространство в полтора метра высотой и шириной в метр, чтобы нельзя было встать или лечь в полный рост, только сидеть, поджав ноги.
Малюта стоял рядом с решеткой и невозмутимо чистил ногти ножом-бабочкой. Еще двое из людей Филиппа устроились на мягких диванах напротив камеры и потягивали кофе.
Мужчине, скрючившемуся на полу камеры, на вид было лет тридцать. Подбородок зарос щетиной, вокруг глаз лежали тени после бессонной ночи. Длинные русые волосы падали на лоб, рассеченный у правого виска. Кровь засохла на щеке и запятнала ворот светлой рубашки-поло. Завидев Филиппа, мужчина постарался выпрямиться и приосаниться.
– Я хочу поговорить с сестрой, – сказал он уверенно.
– А я хочу, чтобы ты и твои дружки, которые испортили жизнь моей жене, сдохли, харкая кровью.
На лице Александра Чехова не дернулся ни один мускул. Похоже, маменькин сынок, которым его запомнила Вита, изменился за те семь лет, которые прошли, после того как она сбежала из дома.
– Я спрошу один раз, и, если пойму, что врешь, Малюта, – Филипп кивнул на палача, – сначала будет тебя пытать, а потом убьет.
Никакой реакции.
– Что тебе нужно от моей жены?
– Ничего, – ответил Чехов, – а вот ей нужна моя помощь. – Он прищурился и добавил: – И тебе.
Филипп усмехнулся:
– Даже так? Ты предлагаешь помощь Дьяволу?
– Я знаю, кто продолжает заниматься живым товаром.
А вот это уже интересно, похоже, кум (Филипп усмехнулся) не так прост. В любом случае он уже решил, что выслушает его, убить всегда успеет.
– Продолжай.
– Сначала я хочу увидеть сестру.
Филипп провел по волосам, нет, все-таки парень нарывается.
– Этого не будет.
– Тогда можешь и дальше ловить тени, Дьявол, – добавил Чехов с упрямством.
– Знаешь, как говорится, лучше один раз попробовать, чем сто раз увидеть. – Филипп кивнул своим людям.
Малюта отпер клетку. Двое наемников встали с дивана, не торопясь вытащили парня из камеры, поставили на колени перед Филиппом. Малюта с бесстрастным лицом взялся за его правую руку и сломал указательный палец. Чехов заорал. Эхо разнеслось по пустым, гулким коридорам.
Филипп молча ждал, вопрос он уже задал и не собирался повторять.
Парень тяжело задышал, стараясь справиться с болью, упрямо посмотрел на Филиппа. Малюта, не дожидаясь приказа, сломал ему средний палец.
– Петр Застрожный! Его зовут Петр Застрожный! – завопил Чехов. – Он забыл о ней! Но, когда появилось видео… он снова ее захотел! Он хочет мою сестру!
– И кто этот Петр Застрожный? – процедил Филипп сквозь зубы, начиная терять терпение.
– Мелкий царек из Пензы, раньше пас шмар на трассе и подкладывал малолеток под бизнесменов, чтобы бабки стрясать. У него отец – шишка в органах, теперь на пенсии, но хватку не растерял, помогал сыну дела проворачивать, пока тот не зарвался, а потом сам же на зону отправил срок мотать. После переворота о нем ничего не слышно, – прокомментировал Малюта.
– Это он изнасиловал Виту, Грабля и Серый сейчас с ним, они тоже там были… они тоже ее…
Филипп едва сдерживался, чтобы не ударить парня по роже, продолжая бить, пока он не сдохнет, крошить кости, ломать, вбивать в мозг, превращая лицо в кровавую кашу. Но Чехов явно знал больше, чем говорил.
– Зачем она ему? Я, блядь, не верю, что спустя столько лет у него любовь проснулась! Как, сука, и у тебя.
– Чтобы тебя свалить… он хочет ее похитить, чтобы тебя шантажировать.
– И тебя для этого подослал? Выманить?
Чехов опустил голову.
– Он не посылал. Я хотел как-то все исправить.
– Но ты работаешь на него, да? – спросил Филипп вкрадчиво.
– У меня нет выбора, я еще с тех пор с ним.
– Этого в «курятник», вытащить все, что знает про Застрожного. Усилить охрану Виты и ребенка, глаз с них не спускать. С Тима и Любы тоже, – приказал Филипп.
– Если завтра к нему не приду, он догадается, что я был у тебя, – прохрипел Чехов.
– С чего ты взял, что мне не по хуй?
Глава 8
Сон медленно отступал. Вита лежала, не открывая глаз, ждала, когда Филипп ее обнимет и прошепчет: «Доброе утро, девочка».
Она привыкла просыпаться в его объятиях, но внезапно поняла, что в постели одна. Из спальни Тима и Любы доносился тихий смех. Ей тоже пора вставать, кормить Тему. Грудь налилась и ныла.
В особняке царила суета. Гости, оставшиеся на ночь, спускались к завтраку. Пока Вита дошла до детской, ей раз пять пришлось пожелать доброго утра и натянуть на губы приветливую улыбку, а самой было неспокойно от плохого предчувствия. Не мог Филипп наутро после первой брачной ночи просто бросить ее, что-то случилось. Воображение рисовало картины одна страшнее другой. Она не спрашивала его о делах, не касавшихся строек и «Пандемониума». Все, что относилось к теневому бизнесу, было под запретом, но иногда ей хотелось спросить.
Однажды Филипп приехал поздно ночью, она еще не спала. Ребенок отчаянно пинался у нее в животе, будто танцевал под музыку, которую слышал только он.
Подъехала машина, открылась и закрылась входная дверь. Вита ждала, что Филипп поднимется в спальню, но его все не было. Она спустилась на первый этаж, Филипп сидел в гостиной с бокалом кальвадоса в руке и смотрел в одну точку, на его светло-сером костюме багровели кровавые пятна. В раскрытом вороте рубашки виднелся бронежилет. Филипп моргнул, отпил кальвадоса, заметил ее.
– Ты чего не спишь?
– Ребенок волнуется, – ответила Вита, словно не заметила кровавых пятен.
Филипп поставил бокал на журнальный столик, встал, подошел к ней, положил руки на живот, оставив на пижаме багровые отпечатки. Малыш почувствовал прикосновение отца и затих.
– Сына Артемом назовем, – сказал Филипп, – он мне сегодня… он мне жизнь спас.
Вита помнила рыжеволосого парнишку-телохранителя, месяца два только работавшего на Филиппа.
Она накрыла ладони Филиппа своими, пальцы стали липкими от крови.
– Хорошее имя. Идем в кровать.
Филипп моргнул, заметил, что испачкал ее, отдернул руки и сжал кулаки.
– Ты иди, я еще посижу. Мне надо… подумать…
Вита ни о чем не спросила, но не ушла, села рядом с ним и прильнула к груди.
– Смотри, кто это у нас? – Софья приподняла младенца на руках. – Мама, да? Мама.
– Доброе утро! – сказала Вита, на этот раз искренне. – Пора кушать, маленький, проголодался?
Она села в кресло, приняла малыша у Софьи, освободила налитую грудь.
– Ай! – удивленно вскрикнула Вита, когда Тема жадно впился в сосок. – Ночь нормально прошла? Не кричал?
Софья отошла к пеленальному столику, усмехнулась:
– Спал как младенец.
– Ты не видела Филиппа?
– Он уехал еще до рассвета.
Вита нахмурилась, вспомнив, чем вчера, вернее, уже сегодня у них все закончилось. Нехорошее предчувствие только усилилось.
– Так, ты не переживай, а то он почувствует. Уже глазенки испуганно таращит.
Вита посмотрела на сына, увлеченно чмокающего губками, глазенки и впрямь были широко раскрыты. Надо успокоиться, взять себя в руки.
– О, вот и папаша.
Филипп стоял на пороге детской и смотрел на нее.
– Ты завтракала? – спросил он как ни в чем не бывало.
– Нет, сначала Тему покормить хотела.
– Тогда жду тебя внизу. Гостей выпровожу, и позавтракаем вдвоем, по-семейному, – Филипп усмехнулся. – Черт, не верю, что у меня семья есть.
Вита улыбнулась. В мягком утреннем свете, с рассыпавшимися по плечам светлыми волосами, в приспущенном с плеча платье и с младенцем у груди она была невыносимо прекрасна. Филиппа будто резанули ножом по сердцу, не имел он права на нее даже смотреть, не то что женой называть. Самый чистый и светлый образ – мать, кормящая ребенка, и не ему, Дьяволу, им любоваться. Все в комнате казалось таким правильным, нужным: и свет, искрящийся в волосах Виты, и младенец у нее на руках. И лишь он – лишний.
Филипп провел ладонью по волосам, прогоняя дурные мысли.
– Помочь тебе подарки разобрать после завтрака?
Вита удивленно взмахнула ресницами. Филипп усмехнулся. Да уж, не Дьяволу такие предложения делать.
– Да, – ответила она и подняла Темку, положив на плечо, чтобы срыгнул, беззастенчиво оставив грудь открытой. Такая естественная и правильная в своей непосредственности, что Филипп со всей ясностью осознал, если с ними что-нибудь случится, ему останется только пулю себе в лоб пустить.
– Девятнадцатый век, Франция, – прокомментировала Вита, вертя в руках полупрозрачную вазу с рисунком слона, балансировавшего на шаре, – мне кажется, или нам ее переподарили?
Филипп хохотнул:
– Можем тоже переподарить, если не нравится.
Они сидели среди коробок и разорванных упаковок, клочки разноцветной бумаги устилали пол.
– Не нравится. – Вита передала вазу горничной, приносившей все новые коробки и уносившей уже распакованные безделушки.
– Так, а вот за этот подарок кто-то получит по заднице. – Филипп достал из плоского прямоугольного футляра изумрудное колье. – Не люблю изумруды. А! Это не мне. «Самой прекрасной из невест», – прочитал он карточку, приложенную к подарку. – Примеришь?
– Потом. – Вита взрезала оберточную бумагу на огромной коробке, внутри лежал мягкий нежно-розовый плед. – Даже не смешно.
Но сама улыбалась, это было так нормально – распаковывать подарки вместе с мужем, так обычно и не похоже на их жизнь, что даже неудачная попытка преодолеть страх прошлой ночью забылась. Вита подозревала, что Филипп и предложил эту совместную распаковку, чтобы развлечь ее.
В гостиную влетел Тимофей.
– Брат, ты тоже скоро станешь дядькой!
Филипп вскочил с пола и едва не задушил Тимофея в радостных медвежьих объятиях.
Люба, застенчиво улыбалась, подошла к ним, Филипп обнял и ее.
– Поздравляю! Когда?
– В марте, – пролепетала девушка.
Вита даже забыла про маленькую коробочку с принтом из обручальных колец, которую взяла в руки, прежде чем появился Тим. Пока Филипп сыпал советами о том, что брат должен беречь Любу как зеницу ока, и наставлениями, какие витамины принимать, где купить кроватку. Вита развязала ленточки, сорвала обертку, подняла крышку и замерла.
Она словно оглохла, кровь застучала в ушах с бешеной силой, в глазах потемнело. Вопль застрял в горле, не давая дышать.
– Фил. – Тимофей первым заметил: с Витой что-то не так.
Филипп все еще радостно улыбаясь, обернулся и посмотрел на жену.
– Вита, – тихо позвал он, подошел и сел рядом. Но Вита его не замечала. Она широко раскрытыми от ужаса глазами смотрела на содержимое маленькой белой коробочки в руках. Вита словно окаменела. Филипп заглянул внутрь и ничего не понял, ожидая увидеть там, как минимум отрезанный палец или окровавленный нож. Но в коробке лежал тюбик детского крема с сине-оранжевом принтом. Филипп и не думал, что его еще выпускают. Он попытался забрать коробочку из рук Виты, но едва дотронулся до ее пальцев, как она закричала, словно от невыносимой боли.
– Девочка… – Филипп хотел ее обнять, но Вита отшатнулась от него, отбросила коробочку, будто это была ядовитая змея. Поджала колени к груди и вцепилась в щеки, провела вниз, оставляя на коже кровавые борозды, продолжая кричать, пока крик не перешел в сдавленный вой, как у раненой собаки, на глазах которой забивают сапогами щенков. Филипп опешил, растерянно посмотрел на брата, но Тимка тоже ничего не понимал. Люба прижалась к мужу. В дверях показалась перепуганная, запыхавшаяся от бега Софья.
Она кинулась к Вите, схватила ее запястья и с силой оторвала от лица, а потом отвесила звонкую пощечину. Филипп дернулся, защитить, но Софья подняла руку с раскрытой ладонью: «Подожди!» Вита часто задышала, прижала руки к груди и разрыдалась.
Глава 9
– Так и не выяснили, кто оставил? – спросил у охранников, просматривавших записи с камер, установленных по периметру. В шатрах камер не было, коробку оставить мог каждый. Подарки проверяли на гребаные бомбы, а не на тюбик с детским кремом, взорвавшийся, как динамит.
– Ладно, на сегодня все свободны. – Уставшие за часы бесплодных поисков сотрудники, тяжело вставали с кресел, на ходу допивали кофе и плелись на выход из домика охраны, где находилась комната с мониторами.
Филипп провел по лицу, одну крысу поймали, а другая просочилась. Решил, когда найдет, лично сердце вырежет и сожрать заставит. Виталина все еще спала после лошадиной дозы успокоительного, которую ей вкололи врачи скорой. Она вырывалась и кричала: чтобы врач сделал укол, ее пришлось держать вдвоем с Тимофеем. Даже обмякая у него на руках, она продолжала всхлипывать. Филипп вышел в парк, окутанный ночной темнотой. Набрал Малюту.
– Что еще он рассказал? – спросил без приветствия.
– Девушек перевозят через порт в Сочи морем в Турцию, затем на Ближний Восток, в Африку, продают на черном рынке. Сеть борделей для клиентов с особыми запросами создана по всей стране, тела после утилизируют, используя наши методы.
– Сука, – выдохнул Филипп. – Сука…
Он поднес ладонь ко лбу.
– Еще что?
– Застрожный работает не один, его ближайшие компаньоны Антон Иванов и Сергей Маков, они друзья еще со школы и в инциденте с Виталиной Александровной замешаны все трое. Филипп Игоревич, после разгрома Вишневского было много недовольных, сами знаете. Кто-то лишь внешне перешел на нашу сторону. Кто-то так и остался верен старику и выжидал момента, чтобы отомстить. Кто-то желал заполнить пробел, возникший после ликвидации Акчурина. Застрожный собрал их всех вокруг себя и готовится нанести по нам удар.
Из всего услышанного по-настоящему задело только одно – инцидент с Виталиной Александровной. Инцидент…
Нет, Филипп не думал, что дома Малюту ждут жена и дети, не такого человека он искал на место палача, но все равно резануло, все равно болью в груди отдалось. Инцидент… его жена сегодня выла как раненой животное, а это всего лишь «инцидент». Срыв явно был связан с изнасилованием, но Филипп не понимал как.
– Ты все еще с ним?
– Да, Филипп Игоревич.
– Спроси его про детский крем.
Малюта прервал связь на несколько минут. Филипп просто смотрел в темноту и не мог выкинуть из головы, как Вита захлебывалась слезами и никого не подпускала к себе, отшатывалась от него, как от злейшего врага. Темку пришлось смесью кормить, сынишка тоже плакал до красноты и хрипа, и даже Филиппу не удалось его укачать, лишь когда Вита уснула под действием лекарства, малыш успокоился.
Филипп давно хотел отвести Виту к психологу, нельзя жить с такими ранами в душе, но, когда завел об этом речь, она так посмотрела, будто он ее собирался в психушку отправить. И больше эту тему не поднимал, а надо было. Завтра же найдет специалиста. От телефонного звонка Филипп вздрогнул.
– Да? – спросил резче, чем следовало.
– Филипп Игоревич… – Малюта запнулся.
Филипп так и видел, как палач пожевал тонкими губами, прежде чем продолжить.
– Детский крем использовали во время… изнасилования. – Филипп вздрогнул, никаких «инцидентов», и правильно, незачем искать эвфемизмы и красивые слова. – Чтобы облегчить проникновение.
Мир рухнул в пропасть или Филипп сам в нее полетел? Он пошатнулся, оперся рукой о стену домика охраны, чтобы не упасть.
– Я тебя услышал, – выдавил Филипп, отключился, сжал мобильник до хруста в пальцах, стараясь унять зарождавшуюся в груди боль.
Надо было решить, что делать, но мысли уплывали, ускользали. Думать он не мог, крик Виты так и звенел в ушах, мерещились ее серые глаза, в которых ужас плескался вместе со слезами, и борозды кровавые на щеках, оставшиеся от ногтей.
Филипп опустился за землю, телефон выпал из пальцев.
Нет, тому, кто пронес «подарок», он не сердце вырвет, а вспорет брюхо, вытащит кишки и заставит с ними идти, пока не сдохнет. А уродам, которые изнасиловали его девочку, он так просто сдохнуть не даст. Лично мучить будет, пока те о смерти умолять не начнут.
И как он только накануне о том, чтобы все бросить, думал? Бросишь тут… Он как с гидрой сражается, отрубишь одну голову, сразу же две вырастут.
Филипп провел ладонью по волосам. Значит, Петр Застрожный? Мало падле было Виталине жизнь сломать, еще поиздеваться решил? Что ж… посмотрим, кто кого…
Когда он вернулся в дом, Вита все еще спала, никто не осмелился ее раздеть, она так и лежала в спортивных брюках и футболке. На щеках багровели царапины. Врач сказал, что шрамов не останется, но Филипп понимал, что он солгал. Шрамы останутся в душе, глубокие кровавые борозды.
Неделя прошла как в аду. Вита молчала, и никто ее ни о чем не спрашивал. Только Филипп и Малюта знали о причине срыва. Возможно, еще психотерапевт, которого Филипп пригласил в особняк. Лучший специалист в стране. Высокая ухоженная женщина в годах, чем-то похожая на Маргарет Тэтчер. Два часа она провела с Витой в гостиной, пока Филипп места себе не находил и глушил один бокал кальвадоса за другим, но алкоголь его не брал. Когда психотерапевт уходила, он был трезв как стекло. Конечно, она ничего ему не сказала. Выписала рецепт на лекарства, назначила график встреч и все.
Вита пила успокоительное, витамины и много спала, оживляясь, только когда занималась сыном. Но даже Артем не вызывал у нее радости, да и кормить грудью ей пока было нельзя из-за препаратов. Ребенок не брал бутылочку и истошно вопил, требуя молока, а Вита пыталась его успокоить, напевая колыбельную, от которой у Филиппа мурашки бежали по коже, впервые в жизни он к ней прислушался. И серенький волчок, который ухватит за бочок, больше не казался таким уж милым.
Глава 10
– Уверена, что хочешь пойти? – Филипп с сомнением посмотрел на жену.