Бог из машины

Пролог

Промозглая московская ночь. Холодный свет полной луны отражается в залитых дождем зеркальных стеклах трехэтажного здания, на фасаде которого горит крупная вывеска: «ARTIFICIAL INTELLIGENCE CORPORATION». По темным и безлюдным коридорам здания корпорации разносятся протяжные завывания сирены. Двое мужчин в сине-голубой униформе охранников тяжело бегут вниз по пожарной лестнице.

– Говорил же, зря мы его впустили, – хрипя, говорит отстающий – пожилой, грузный мужчина.

– Меньше болтай, – на бегу огрызается другой – молодой, атлетически сложенный брюнет, – здесь повсюду напичканы скрытые камеры и микрофоны… Где, говоришь, сработала сигнализация?

– На седьмом стейдже.

– Я спрашиваю, где именно?!

– Да откуда я знаю?! В какой-то одной из лабораторий, там их не счесть!

– Черт, теперь они точно с нас три шкуры спустят! Давай живее!

Гулко топая грубыми берцами по железным ступеням, охранники минуют последний лестничный пролет и выбегают в полутемный коридор, освещаемый красными всполохами сигнализационных огней. Им навстречу бегут трое встревоженных мужчин в белых халатах.

– Лаборатория нейроимплантации… – выкрикивает охранникам один из встречных мужчин в халате. – Скорей туда!

Все пятеро бросаются в дальний конец коридора. Достигнув стеклянной матово-белой двери, мужчины останавливаются. Один из мужчин в халате бегло вводит код на сенсорной панели. Дверь отъезжает в сторону. Мужчины несмело входят внутрь и настороженно оглядываются по сторонам. Кругом темно, лишь где-то в глубине лаборатории слабое свечение компьютерного монитора рассеивает кромешный мрак. Молодой охранник вынимает из крепления на поясе длинный фонарь и направляет луч его света вглубь темной лаборатории. Лица мужчин меняются.

– Он мертв? – нарушает тишину грузный охранник.

– Определенно, – с уверенностью заключает мужчина в халате.

– Глядите, – грузный охранник показывает трясущимся пальцем куда-то перед собой, а его голос дрожит, – да у него же из головы торчит стальная игла.

– Это не игла, – хладнокровно отзывается мужчина в халате, – а нейроэлектрод. И он не стальной, а титановый.

К нему поворачивается его коллега с азиатской внешностью:

– Неужели он решился на это безумие? Да еще и в одиночку?

– Хорошо бы узнать, увенчался ли эксперимент успехом?

Мужчины затихают, пораженные открывшимся перед ними зрелищем. Рядом с медицинским металлическим столом прямо на полу покоится бездыханное тело молодого человека в растянутой белой майке с иностранной надписью и потертых синих джинсах. Из его окровавленного виска и в самом деле торчит поблескивающая в свете фонаря металлическая игла, от которой отходит витой, полупрозрачный оптоволоконный провод и теряется где-то за серебристым прибором, напоминающим системный блок компьютера, только гораздо большего размера. Лицо страдальца искажено гримасой мучительной боли, а за стеклышками его очков зловеще поблескивают остекленевшие светло-серые глаза…

– Кто-нибудь знает его? – нарушает тишину тот же мужчина в халате.

– Нет. – Нет, – в один голос, спешат с ответом перепуганные охранники.

– Ким, а ты?

– Не-а, – качает головой азиат, – впервые вижу.

– Черт! – вдруг подает голос третий мужчина в халате и обращается к охранникам: – Посветите-ка еще на его лицо.

Яркий луч света вновь выхватывает из темноты мертвенно бледное лицо покойника.

– Да ведь это же тот самый свихнувшийся программист! – восклицает он.

– А ведь верно, – соглашается в ответ первый мужчина в халате, заворожено вглядываясь в блестящие стеклышки очков. – Мне рассказывали о нем.

Охранники испуганно переглядываются между собой.

– Он принимал людей за зомби и грозил им перезагрузкой… – продолжает мужчина в халате, но не успевает закончить и замолкает на полуслове.

Вдруг на противоположной от входа стене вспыхивает громадная плазменная панель, и белый свет от нее озаряет встревоженные лица пятерых мужчин. На светящейся панели из множества хаотично мигающих пикселей постепенно складывается лицо молодого человека в очках – того самого, чье бездыханное тело лежит сейчас на полу посередине лаборатории.

«Да, я и есть тот "безумец", который бросил вызов человеческой природе и возвысился над ней, – доносится со всех сторон из невидимых динамиков электронно-синтезированный мужской голос. – Я всегда был незаурядной личностью, но теперь я превзошел даже самого себя. Я вовсе не параноик и не страдаю манией величия, и поэтому не намерен докучать нудными рассказами о себе. Я лишь поведаю о том, с чего все началось для меня лично и к чему это приведет все человечество».

Глава 1

По многолюдному и шумному коридору учебного заведения, с вереницей окон по одну сторону и высокими дверями по другую, сквозь всполохи искрящейся в косых солнечных лучах пыли торопливо идет невысокий и щуплый молодой человек в очках, растянутой белой майке с иностранной надписью, потертых синих джинсах и поношенных кедах. Погруженный в свои мысли, он сосредоточенно смотрит прямо перед собой ясными светло-серыми глазами, не обращая ни на кого внимания. Подмышкой у него ноутбук, а угловатое плечо оттягивает тяжелый рюкзак.

Еще совсем недавно я был студентом факультета прикладной информатики бауманки. Посещал без пропусков все лекции, семинары, практикумы, поглощал гигабайты учебной и научной литературы и портил зрение перед компьютером. День ото дня, год от года, жизнь представлялась мне вполне предсказуемой.

Молодой человек в очках останавливается перед одной из дверей, открывает ее и скрывается в аудитории.

Судьбоносные события зачастую остаются недооцененными, и лишь спустя какое-то время приходит осознание их истинного значения. В моей однообразной жизни такое знаковое событие произошло на выпускном курсе, когда нам, технарям, вдруг нагрузили семестровый курс философии. Все мои сокурсники махнули рукой на получение зачета по непрофильному предмету и забыли о нем, но только не я, хоть и не догадывался тогда о значимости своего решения. Просто – я не желал упускать возможности украсить зачетку дополнительной пятеркой, а также расширить спектр своих компетенций.

Аудитория полупуста. В ней лишь преподаватель, не старый еще мужчина и до нелепости модный, с наголо выбритыми висками и затылком, взбитым кверху чубом и покрасневшей от привычки пить горячий кофе верхней губой. Молодой человек в очках проходит к ближайшему столу, садится на стул и оценивающе, с нескрываемым высокомерием оглядывает преподавателя.

Еще учась в начальных классах школы, пробуя свои силы в разных науках, я от корки до корки проштудировал отцовскую философскую энциклопедию, после чего перешел к формальной логике и изучил ее вплоть до всех модальностей, ну а затем меня с головой поглотила математика… Короче говоря, я не ждал от дополнительного гуманитарного курса ничего другого, кроме получения зачета автоматом. Однако препод оказался себе на уме и курс затянулся.

Очередная лекция длится уже второй час. Молодой человек в очках со скучающим видом вычерчивает что-то абстрактное на чистом листе раскрытого перед ним конспекта. Преподаватель небрежно развалился на стуле и попивает давно остывший кофе из бумажного стаканчика.

– Вот как мы привыкли рассматривать человека? – в своей непринужденной манере задает он риторический вопрос, но не успевает на него ответить.

– Как существо двуногое и неблагодарное, – негромким голосом, утомленно вставляет молодой человек в очках.

В гулкой аудитории раздается смешок преподавателя:

– Хм, ваше знание классической литературы похвально. Тем более отрадно, что гений Достоевского был пророческим. Его ироничное определение человека наиболее точно отражает современный, прогрессивный взгляд на человеческую природу. Двуногость и неблагодарность вовсе не архаичный дуализм, а характеристика свойств двух основных человеческих компонентов. Так, головной мозг, то есть биологическая нейронная структура представляет собой жесткий носитель, говоря иначе, хардвар, а сознание, будем говорить о нем как о виртуальной машине, является набор программ, или софтвар.

Молодой человек в очках больше не насмешлив. Наоборот, он заинтересованно слушает преподавателя.

– Изначально серийный хард содержит минимальный набор неких инструкций, – продолжает преподаватель, видя заинтересованность своего единственного слушателя, – которым надо следовать для поддержания функционирования системы. Однако синоптические связи нейронов мозга необычайно пластичны. Изменения их конфигураций изменяют и способы передачи информации, вследствие чего хард способен производить специфический софт, сформированный внешними обстоятельствами. В свою очередь, приобретенный софт начинает эксплуатировать пластичность нейронных связей серийного жесткого носителя, производя новый, индивидуальный тип выходного сигнала, говоря иначе, аутпутс. Так вырабатываются все более и более продвинутые навыки человека. При этом при сходном устройстве харда и одинаковых условиях среды виртуальная машина двух людей не будет иметь тождественных программ, поскольку инсталляция программ обусловлена спецификой пластичности каждого конкретного харда…

Я внимал словам этого чудаковатого хипстера и терялся в мыслях. Философия в моем понимании, как ни крути, сводилась либо к богу, либо к дьяволу, но вдруг вместо нудных рассуждений и нравоучений я услышал о сравнении человека с компьютером. Немудрено, что я не удержался, чтобы задать преподу ряд возникших у меня вопросов.

– И чем же именно обусловлено формирование мозгом нового софта? – перебивает преподавателя молодой человек в очках.

– Разумеется, инпутс, – просто отвечает преподаватель. – Это любой входной сигнал, будь то вербальный, невербальный, будь какой угодно. Однако традиционно человеческая культура выражается в языке…

– Пф! – снова перебивая, насмешливо фыркает молодой человек в очках. – В начале было слово… Так я и думал.

– Именно слово, – невозмутимо подтверждает преподаватель. – Однако за каждым словом скрыт смысловой подтекст, то есть сложное семантическое образование – идея, или мем. Эти так называемые мемы образуют целые цепи информационных кодов. Они способны к развитию и эволюционированию, то есть подвержены действию процессов конкуренции и естественного отбора. Выживают лишь те из них, которые становятся единицами репликации и имитации…

– Вы хотите сказать, – вновь не дослушав, недоверчиво вставляет молодой человек в очках, – что какие-то там мемы влияют на физиологические процессы в мозге человека?

– Ну да. Мемы в буквальном смысле запускают виртуальную машину, превращая мозг в генератор сознания.

По виду молодого человека в очках понятно, что он растерян:

– Выходит, мемы влияют на архитектуру мозга, превращая его в свою обитель?

– Лучше и не скажешь, поскольку мемы существуют лишь…

– Другими словами, – вслух размышляет молодой человек, будто не слушая преподавателя, – они паразитируют человеческий мозг для своей репликации… А стало быть, и эволюционируют именно они, а не человек…

– Человек? Хм! – саркастически усмехается преподаватель. – Это понятие стало анахронизмом. Отныне его заменяют понятия виртуальная машина, или громадный комплекс мемов, и хард, то есть динамичные структуры мозга, на базе которого функционирует виртуальная машина и совершенствует его под изменяющиеся условия. Ну а все остальное, как вы верно заметили, лишь двуногий носитель этих двух важнейших компонентов, который не представляет ни малейшего интереса для когнитивистики.

Преподаватель сминает пустой бумажный стаканчик из-под кофе и небрежно бросает комок в сторону, промахиваясь мимо мусорной корзины у двери.

– На этом курс философии окончен, – говорит он, довольный тем, что произвел впечатление на заносчивого юнца, и снисходительным тоном добавляет: – Давайте вашу зачетку.

Молодой человек в очках поднимается из-за стола и безмолвно протягивает преподавателю раскрытую зачетную книжку.

Я получил зачет и был рад окончанию сессии. Но мог ли я тогда предполагать, что семестровый курс философии перевернет всю мою жизнь, а также жизнь всего человечества?

Глава 2

Университет остался позади, и дальше меня ждало трудоустройство. Благодаря красному диплому престижного вуза я имел возможность самому выбирать место реализации своего потенциала. И я остановил свой выбор на лидирующей мировой компании, занимающейся разработками и научными исследованиями в области искусственного интеллекта и искусственных нейронных сетей – корпорации «Артификл Интеллидженс».

Просторное помещение, с множеством опорных колонн и окнами вместо стен, постепенно заполняется однообразно одетыми молодыми людьми. Вся его площадь раграничена невысокими, полупрозрачными пластиковыми перегородками на индивидуальные отсеки, которые занимают юноши и девушки. Отовсюду слышатся обрывки фраз и непринужденный смех. По одному из проходов между перегородками одиноко идет молодой худощавый человек в очках. Его белая майка с иностранной надписью еще больше вытянулась, а джинсы выглядят еще более заношенными. Он понуро свесил голову и скользит потухшим взглядом по мозаичному плиточному полу. В его руке дымится бумажный стаканчик с кофе.

Однако очень скоро я осознал, что работа тяготит меня. Корпорация цинично использовала мои незаурядные интеллектуальные способности лишь для тестирования на наличие ошибок программных кодировок нейронной сети и была готова в любой момент избавиться от меня за ненадобностью… и поделом мне.

Молодой человек в очках машинально проходит к одному из пустых отсеков и тяжело опускается в кресло перед столом с компьютером. Он не включает компьютер, не просматривает бумаги из лотка на углу стола, даже не пьет свой кофе, а просто неподвижно сидит и смотрит на выключенный монитор пустыми глазами.

Еще год-два работы в корпорации, представлялось мне, и я действительно стал бы одним из множества отупелых посредственностей, что окружали меня, неспособных сделать ничего прорывного для науки, чей удел бездумно кодить нейронную сеть. Но в том и заключена разница между гением и посредственностью, что гений не ищет покоя, он всегда в поиске, в поиске открытия, истины, абсолюта. Гений никогда не будет удовлетворен, пока не достигнет предела своих исканий. Но и тогда он не обретет покоя, поскольку будет грезить запредельным.

Молодой человек в очках чисто механически включает компьютер и бессмысленными глазами смотрит на заставку операционной системы.

Так и я. Чем больших успехов я достигал в работе над искусственной нейронной сетью, тем сильнее мной овладевало чувство неудовлетворенности и безнадеги. Из-за душевных переживаний я потерял сон, стал тревожен и нервозен, появились головные боли. Тяжелые мысли терзали меня день и ночь. Чего я достиг, обучив искусственный интеллект решать все более сложные задачи? Лишь того, что все большее и большее число людей с радостью воспользуется открывшейся возможностью не думать и при этом окончательно утратит способность к самостоятельному принятию решений. И в какой-то момент искусственный интеллект окончательно возобладает над человеческим. В таком случае, на благо ли направлена моя деятельность? Нет, нет и еще раз нет, как ни прискорбно в этом признаваться. Но тогда как же быть? Плюнуть на все и начать жить только ради себя самого? Бездумно выполнять рутинную работу, получать необоснованно высокую зарплату, приобретать за эти деньги ненужные мне товары и услуги, насыщаться, развлекаться. Но тогда для чего рождается гений? Для того, чтобы неизбежно деградировать до желудочно-кишечного? Или все-таки для того, чтобы вопреки всему творить историю?

Молодой человек в очках порывисто поднимается с кресла и обводит взглядом пространство вокруг себя. Пластиковые перегородки превратили просторное помещение в сложный лабиринт из проходов и обособленных секций. В каждой секции видна чья-то голова. То рыжая и курчавая, то отливающая антрацитом с пробором, то оттенка платиновый блонд, то с выбритыми наголо висками и кисточкой на затылке.

Все так усердно стремятся подчеркнуть свою индивидуальность, хоть как-то выделится из общей массы, хотя при этом каждый занят чем угодно, только не работой. На их мониторах открыты либо чаты, либо соцсети, либо игры. Все-таки прав был старина Сократ, люди невежественны в массе своей и кто-то должен наставлять их к нравственной жизни.

На худощавых скулах молодого человека прорезаются стрелки желваков, а его холодные светло-серые глаза сощуриваются. Он перегибается через ближайшую к нему перегородку и заглядывает в соседний отсек. За таким же столом перед компьютером сидит рыжеволосая девушка, одетая в корпоративном стиле в белую блузку и черную юбку. Девушка бегло просматривает новостную ленту соцсети и лишь изредка задерживается, чтобы поставить лайк под понравившимся постом.

– Первый пост, первый лайк, – робко обращается к ней молодой человек в очках, – и ты зомби.

Девушка поднимает на него округлившиеся от удивления глаза.

– О, неужели заговорил?! – невпопад восклицает она.

– Пока ты в сети, – все так же несмело продолжает молодой человек, пропустив мимо ушей ее слова, – ты зомби.

Девушка еще больше изумлена. Она поднимается со стула, оборачивается и громко выкрикивает:

– Эй, ребят! Наш молчун заговорил!

Ее звонкий голос раскатистым эхом прокатывается по всему помещению. Изо всех отсеков, то тут, то там, выглядывают молодые парни и девушки.

– Да ну? – Он умеет говорить? – слышатся со всех сторон голоса. – И что он сказал? – По человечески?

– Ага, – подтверждает девушка. – Вот смотрите.

Она снова поворачивается к молодому человеку в очках и говорит ему, гримасничая:

– Владик, я в сети. Бе-бе-бе…

Молодой человек в очках понимает, что с ним говорят и обращаются как со слабоумным, но он не знает, что ответить на дразнящие слова девушки и лишь твердит свое, повысив голос:

– Ты – зомби!

– А я? – насмешливо вставляет чей-то мужской голос. – Я тоже в сети. И че?

– И ты зомби! – срывается на крик молодой человек в очках.

– А я? – А я? – А я? – слышится отовсюду хор голосов, сопровождаемый смешками.

Молодой человек вертит головой, отчего поблескивают стеклышки его очков. Он в бессильной злобе сжимает и разжимает кулаки. Его тело сотрясается от нервной дрожи. Он на грани истерики.