Дикие птицы

Глава 1
Сигарета тлеет между моих пальцев. Маленький огонек – единственный источник освещения в переулке. Курение плохо влияет на голосовые связки и вызывает рак. Бабушка бы высказалась покрепче. Она бы назвала меня «chica tonta» и отхлестала бы полотенцем по голове. Бабушка кричала бы на меня, сколько могла, а потом закашлялась бы и легла в постель. Хорошо, что сейчас она дома и не видит, как я укорачиваю себе жизнь.
Стряхиваю пепел и тяжело вздыхаю. Бабушке не понять, что курение было единственным способом находить мне друзей или хотя бы знакомых на работе. Когда тебя считают маленькой, с тобой вряд ли будут общаться, помогать на сменах или подсказывать, где можно выручить хорошие деньги за пару часов. Иногда не самыми законными методами.
Кидаю окурок на землю, давлю его ногой и отталкиваюсь от стены. Чувствую, как по спине стекают ручьи пота. Кожа липкая. Несмотря на поздний вечер, Лос-Анджелес «радовал» невыносимой жарой. Берди, хозяйка дыры, которую отребье нашего района называет закусочной, не расщедрилась на ремонт кондиционера, и весь день мы буквально жарились. Ароматы с кухни пропитали одежду насквозь, и я держалась из последних сил, чтобы не послать всех к черту. Я вообще не должна была работать сегодня. Одна из официанток попросила подменить ее, потому что ее парня загребли копы и ей было не с кем оставить ребенка.
Говорят, Лос-Анджелес – город-убежище, но мне здесь ничуть не спокойно. Раньше, когда мы с бабушкой жили в Бруклине, все было проще. Не было этой изнуряющей жары, постоянных напоминаний о прошлом и обязательств перед человеком, которого я ненавижу всем сердцем. До переезда в Эл-Эй я хотела поселиться с бабушкой в каком-нибудь маленьком городке возле леса или океана, где бабушке было бы легче. У нас не было страховки, а больничные счета я бы выплачивала до конца своих дней. Бабушка не допустила бы этого. Я была готова позволить ей умереть, но теперь все изменилось. У меня появился шанс спасти ее, и будь я проклята, если дам ей умереть, не сделав все, что могу.
Собираюсь вернуться в зал и получить от Берди за самовольный перерыв, но телефон в заднем кармане шорт вибрирует, сообщая о новом уведомлении. Достаю сотовый и читаю короткое СМС.
Неизвестный: «Канализационная труба».
Помяни черта. И я не о своей начальнице, у которой осветлитель волос давно сжег весь мозг.
Тяжело сглатываю и чувствую, как по спине пробегает холодок несмотря на удушающую жару, не отступившую к ночи. С недавних пор я превратилась в куклу-марионетку. Мною игрались, управляли, как дрессированной собачонкой. Все началось с переезда в этот проклятый город, потом последовали мелкие поручение, которые теснее связывали меня с прошлым. Потом онизапросили большего. И я выполняла все, нарушив клятву, данную бабушке и самой себе, не становиться такой же, как…
Вздрагиваю от воспоминаний, заполонивших голову, и стискиваю зубы до скрипа. Бабушка будет жить, даже если мне придется выпотрошить свою душу. Это все для нее.
В темноте пробираюсь к канализационной трубе, сую руку внутрь и, порывшись, нащупываю небольшой сверток. Оглядываю переулок – никого. Новое послание довольно легкое, но мне не увидеть, что в нем, из-за толстого слоя бумаги и скотча. На упаковке стоит уже знакомая буква «М», от которой меня бросает в холод. Если бы на скотче был штамм чумы, я бы не так сильно брезговала прикоснуться к очередной посылке. Тянусь к краю, чтобы развернуть сверток, но тут же одергиваю руку.
Черт его знает, что в ней, а проблем мне и так сейчас хватает.
Засовываю посылку в карман фартука и, взяв телефон, отчитываюсь, что забрала сверток. Такова моя новая жизнь: следовать указаниям безликого абонента в своем телефоне и ждать, когда все зайдет так далеко, что вернуться назад я больше не смогу. А это несомненно случится, и все, что я натворила, обрушится на меня и снесет, словно лавиной.
– Эй, Варгас! Я плачу тебе не за то, чтобы ты таращилась в стену. Возвращайся в зал сейчас же! – слышу писклявый голос Берди за своей спиной и оборачиваюсь.
Моя силиконовая начальница такая мелочь на фоне остальных проблем, поглощающих мою жизнь. Я даже не могу всерьез злиться на нее. Берди глупая Барби, которую муж отправил руководить закусочной, названной в ее честь.
– Иду, – отзываюсь я и закатываю глаза.
Обернувшись через плечо, замечаю, что за Берди выходит новый повар, и его рука лежит на ее бедре. Выгибаю бровь и фыркаю. На прошлой неделе Берди крутила роман с официантом. Но кто я такая, чтобы осуждать? Протискиваюсь мимо парочки, захожу в зал и начинаю отсчитывать минуты до конца своей смены.
Половицы скрипят под моими ногами, не позволяя остаться незамеченной. Из спальни бабушки доносится звук работающего телевизора. По доносящимся голосам и динамичной музыке догадываюсь, что она перед сном смотрела очередную теленовеллу. Возможно, я и чистокровная латиноамериканка, но любовь к мыльным операм не передалась мне через гены. Моя мать родилась в Гватемале, после смерти мужа бабушка Антония переехала в Мексику, где родилась я и прожила почти семь лет. Свое детство я помню смутно, а что помню… скажем так, лучше бы я была в полном небытие. И в Штатах жизнь не была медом. Я отставала в школе из-за плохого знания языка. Меня дразнили, обзывали и даже избивали. И дело не в моих корнях, а в бедности. Мои вещи всегда были потрепанными. Издевательства превратили мою жизнь в настоящий ад.
Но однажды все изменилось. В школе открылся музыкальный кружок, и весь остальной мир попросту перестал существовать. С четырнадцати лет каждый вечер после работы я проводила в театрах, бродила по Бродвею, мечтая, чтобы мое имя когда-нибудь оказалось на афише. Я горела пением и даже получила грант на учебу в Джулиарде. В тот день, когда я получила письмо о принятии в лучшую школу искусств, мне казалось, что жизнь наконец-то устала подкидывать мне испытания. Мечты становились реальностью.
Через неделю у бабушки произошел первый сердечный приступ. Мы потратили все накопленные деньги на ее обследование. Диагноз оказался неутешительным, и врачи в один голос твердили, что бабушке нужна пересадка сердца. Ее поставили в очередь и назначили поддерживающую терапию. Но если на лекарства я со скрипом могла найти деньги, то оплатить операцию было выше моих возможностей. Из-за задержки у бабушки начались проблемы с легкими. Она начала задыхаться. Чтобы оплачивать лекарства и продлить ей жизнь хотя бы на несколько месяцев, мне пришлось распрощаться с грантом и устроиться на вторую работу. Я делала все, что могла, два года. Но моих стараний всегда оказывалось мало. Мы голодали. Хозяин квартиры грозил нам, что выгонит на улицу.
Тогда в мою жизнь пришли М и призраки, от которых я бежала с семи лет. Мне предложили сделку: я работаю на М, а бабушке оплачивают операцию. Для начала мы переехали в Лос-Анджелес под предлогом того, что здесь есть врач, делающий благотворительные операции. Даже такие сложные, как пересадка сердца. Не уверена, продолжает ли бабушка верить мне спустя два года. Она продержалась так долго, а я сделала уже так много. Однако М этого недостаточно. Бабушке нужна операция как можно скорее. Она почти в самом верху списка у донорской службы. Но если нам позвонят сейчас, я никак не смогу ей помочь. Потому я продолжаю выполнять все, что нужно М.
Несмотря на высокооплачиваемую работу у М, я и в Эл-Эй тружусь в двух местах одновременно. Все деньги, полученные от заданий, я откладываю на операцию для бабушки, но еще я должна покупать лекарство бабушке, оплачивать счета и кормить нас.
Кстати, о второй работе. Вытаскиваю телефон из кармана шорт и чертыхаюсь. У меня есть час, чтобы отмыть от себя зловоние закусочной и отдохнуть. И прочитать послание от М. Но прежде я хочу увидеть бабушку.
Как можно тише подхожу к ее комнате и толкаю дверь. Как я и думала, по телевизору идет теленовелла. Пару недель назад я перенесла телевизор в ее комнату, чтобы она не вставала лишний раз. Глупые сериалы с единым сюжетом всегда поднимают ей настроение. Когда герой теряет память или попадает на необитаемый остров, бабушка искренне переживает за него. Нервничать ей вредно, но пусть лучше ее главной проблемой будет любовь персонажей из теленовеллы. В сериалах неизменно есть счастливый конец. Хочу, чтобы она видела его хотя бы на экране, если в реальности нас окружают лишь тучи.
Бабушка лежит на боку, и ее грудь едва заметно вздымается. Даже в полумраке вижу, как сильно она похудела и насколько она бледна. Черные волосы с легкой проседью потускнели со временем. Сжимаю кулаки с такой силой, что ногти впиваются в кожу. Мне хочется выть от боли и бессилия. М – моя последняя надежда. Эта тварь могла бы дать мне деньги авансом. М знает, что я сделаю все, даже самое невозможное, чтобы помочь бабушке, но считает, что я расслаблюсь и не выполню приказ. Я привязана к своему долгу, как собачонка.
Наклоняюсь и целую бабушку в щеку. Она никак не реагирует. Это к лучшему, бабушка должна выспаться. Выключаю телевизор и направляюсь в душ. Новое задание от М подождет конца моей смены в баре. Яростно сдираю запах паленого масла с кожи, а в голове прокручиваю различные варианты того, что на этот раз понадобилось М. Из-за этого человека меня могли арестовать десятки раз, а, может, даже убить. М не скромничает в своих требованиях.
Быстро переодеваюсь в чистую униформу клуба, прячу сверток под матрас и бегу к своей машине, которая все еще на ходу только благодаря чуду. Сегодня я работаю до шести утра. После я наконец-то смогу выспаться.
Завожу двигатель, и вдруг чувствую, как на колени что-то капает. Большое влажное пятно появляется на шортах. Провожу пальцами по щекам. Слезы.
– Господи, – бормочу я и всхлипываю.
Я не заметила… Смахнув слезы, опускаю голову на руль, и мой безудержный рев разносится салону. Чувствую, как мой внутренний поводок, на котором я держала себя последние два года, рвется. Вся боль выплескивается наружу. Мне нужна пауза. Хочу, чтобы весь мир просто остановился, и я бы смогла выдохнуть. Я теряю себя и с каждым днем боюсь никогда уже не вернуть. Девушка, смотрящая на меня в зеркале, похожа на Лилиану, но это не она. Лилиана была бойцом, а новая я… она стала подобием человека со сбитым моральным компасом. Она больше не пела на публике, а жалко рыдала в машине в полном одиночестве. Я вернулась к той забитой девочке, какой была.
И я знаю, кого винить. М. Но у меня нет сил даже на ненависть к этому человеку. Я просто устала. Не знаю, сколько выдержу еще.
Сегодня в «Лайме и соли» празднуют мальчишник. Жених и его шафер трижды ударили меня по заднице и засунули за это по сто баксов мне за пояс. Обычно я бы позвала службу безопасности или сама бы показала им, что бывает с теми, кто распускает руки, но увы, сохранить двести долларов было важнее, чем отстоять свое достоинство.
В отличие от закусочной Берди «Лайм и соль» – приличный бар с непомерно завышенным ценником. Униформа в виде блестящего бюстгальтера и микроскопических шортов компенсировалась хорошими чаевыми и высокой почасовой ставкой. Я могла бы полностью перейти на работу сюда. Эмма, хостес, даже предлагала мне вакансию певицы, но главным условием этой работы было раздевание. Соединять нечто столь прекрасное, как пение, и оголение перед толпой толстосумов – кощунство.
Натираю столик после клиента, начиная клевать носом. Мальчишник за спиной становится все громче, хотя время перевалило за пять утра. Эти уроды похоже не собираются уходить. Кинув взгляд на мужскую компанию, замечаю, как они подкатывают к танцовщице Синди. Она покорно садится на колени к жениху, и он толкает ей в бюстгальтер сотку. Закатываю глаза и возвращаюсь к уборке. Сколько бы они не платили, бар скоро закроется, и я лично попрошу Джейсона вышвырнуть их.
Стоит мне лишь подумать про нашего охранника, и он тут же выходит из служебного помещения. Наши взгляды встречаются, и по телу пробегает дрожь. Джейсон подмигивает мне и дарит одну из тех улыбок с намеком. Его черные волосы лежат в легком беспорядке, словно он только встал с постели. Мои глаза скользят по его мускулистому, поджарому телу, по угловатым чертам лица и по длинным пальцам, которыми он умеет делать разные вещи. Очень грязные, но очень приятные. Зардевшись, тут же опускаю взгляд к столу.
Мы с Джейсоном периодически… как бы это выразиться? Снимаем стресс вместе. У него сложная судьба и свои проблемы. В этом мы схожи. Его главный плюс, разумеется, помимо упругой задницы и хорошего члена, состоит в том, что он не напрягает меня. Джейсон ненавязчивый и спокойный. Мы оба не стремимся к отношениям. Я не нагружаю Джейсона своими проблемами, а он меня своими. Только флирт и телесные ласки. Как раз то, что нужно.
Пока Джейсон идет к своему посту, я не могу не пялиться на его зад. Очень хороший зад. Во рту скапливается слюна. Если бы во мне была хотя бы одна лишняя капля энергии, я бы затащила Джейсона в подсобку для быстрого перепихона. Тяжело вздыхаю, потому что сейчас для этого не время.
– Hermana, ¿por qué estás triste? – раздается голос за спиной.
Подпрыгнув от неожиданности, роняю тряпку на пол. Нахмурившись, разворачиваюсь и вижу перед собой ухмыляющегося Эктора. В его руках небольшой бумажный пакет. Для раннего утра Эктор выглядит слишком хорошо. На белой футболке нет ни единой складки, темные волосы зализаны назад гелем, а безумно дорогие джинсы идеально сидят на бедрах. Внешность Эктора обманчива, как и его улыбка. Парню всего восемнадцать, а он уже глава одной из банд латиносов в Мид-Уилшире. Он вполне мог попробовать себя в качестве актера, но выбрал путь рекета, наркоторговли и бог знает чего еще.
Эктор нагибается, поднимает тряпку и протягивает мне. Выхватываю ее и рычу на него:
– Во-первых, я не грущу, я устала. Во-вторых, я тебе не сестра.
Ухмылка на лице Эктора слегка дрогнула, но парень быстро взял себя в руки. Моя грубость вполне обоснована. Если Эктор здесь, значит, М что-то понадобилось. Или эта тварь хочет поторопить меня и натянуть поводок посильнее.
– Зачем ты здесь? – немного сдержаннее спрашиваю я.
Эктор садится на стул и беспардонно закидывает ноги на стол, который я только вытерла. Кидаю на него предупреждающий взгляд и шиплю:
– Если сейчас же не уберешь свои кроссовки за триста баксов со стола, я порву их в клочья.
Эктор хмыкает и убирает ноги.
– Во-первых, hermana, они стоят пятьсот, – подражая моей интонации, говорит он. – Во-вторых, я здесь, чтобы проверить тебя. М не в курсе моего визита, и я хочу, чтобы так и оставалось.
Не обращаю внимания на то, что вновь назвал меня сестрой, и смотрю на Эктора с сомнением. Если я стала пособницей М поневоле, то он целует землю, по которой ходит босс. Эктор занял место босса в банде «Lágrima» еще два года назад, в гребаные шестнадцать лет. Разумеется, с подачи М. На самом деле, сначала парень мне понравился. Эктор веселый, с лидерскими качествами и острым умом. Просто жаль, что он связался с М.
– Решил поднять белый флаг? – язвлю я.
Эктор пожимает плечами, тянется к поясу своих джинсов и поддевает резинку трусов. Белые. Закатываю глаза и направляюсь к барной стойке. Музыка постепенно утихает, и я чувствую, как гудение в голове становится терпимее. О ногах сказать того же не могу. Мне паршиво от того, что музыка, которая раньше заменяла мне воздух, теперь вызывает пусть даже мимолетное раздражение.
Захожу за стойку, промываю тряпку и начинаю протирать поверхность. Эктор следует за мной и ставит бумажный пакет на стойку. Поднимаю на него глаза и хмурюсь. Эктор выглядит очень серьезным, что совершенно несвойственно ему. С опаской поглядываю на пакет и спрашиваю:
– Что это?
Эктор поджимает губы и оглядывается. В баре были лишь вдрызг пьяные парни и несколько официанток. Вряд ли кто-то знает, кто такой Эктор. Возможно, они думают, что он мой приятель. Если он пришел с секретным поручением, то никто об этом и не догадывается.
– Ты читала документы и послание от М? – вопрос Эктора звучит натянуто. Он опускает взгляд, смахивая невидимую пылинку с джинсов.
– Нет, – растягиваю я, а рука перестает натирать барную стойку.
Желудок скручивается в тугой узел, и все тело пронизывает предчувствие чего-то очень плохого. Чего-то, что может уничтожить меня, раздавить, как жука. Я уже зашла очень далеко. Просто вернуться на верный путь, к своей жизни не получится.
Что же такого требует М, если Эктор сам на себя не похож? Возвращение домой уже не кажется таким уж приятным. Когда я окажусь в своей комнате, мне придется столкнуться с новым дерьмом неизвестного масштаба.
– Мне заранее жаль, – Эктор кидает на меня сочувствующий взгляд. Встряхнув плечами, он подталкивает ко мне пакет. – Считай это попыткой задобрить тебя, hermana. Открой.
Беру сверток, отрываю скотч и заглядываю внутрь. Мои глаза расширяются, а рот открывается со звуком «о». Тошнота подступает к горлу. В пакете нахожу две пачки денег сотками. Примерно десять тысяч. Охренеть. Но главное не деньги, а шесть упаковок лекарств для бабушки.
– Черт, а я и правда в дерьме? – бормочу я тихо, но Эктор все равно слышит.
Парень нервно проводит рукой по уложенным волосам.
– Тебе придется взять пару отгулов, – меняет тему Эктор. – Это, скажем так, страховка, что на вы с Антонией благополучно перенесете… временные трудности.
Прижимаю пакет к груди и чувствую, как к глазам подступают слезы. Эктор хороший парень, знаю, но его подарок заставляет меня разорваться на две части. Одна безумно благодарна ему за щедрость, а другая гадает, что же такое мне предстоит сделать, если даже ему стало стыдно.
– Спасибо, – выдавливаю я, крепко сжимая пакет.
Эктор кивает и заглядывает в мои глаза.
– Как Антония? – его голос едва слышен на фоне музыки. – Может быть, я могу сделать что-то?
Качаю головой и горько усмехаюсь.
– М тебе и так открутит голову за подобное нарушение приказов, – Эктор морщится, понимая, что я права. М не стоит знать, что он помог мне. – Так что нет, мы справляемся.
Ложь стала такой же вредной привычкой, как курение. Когда друзья спрашивают, куда я пропадаю, я вру, что беру дополнительные смены, а сама бегаю по поручениям М. Бабушке постоянно повторяю, что не устала. Себе твержу, что выберусь из этой истории целой и невредимой.
– Тогда я пойду, – Эктор кивает в сторону выхода. Развернувшись, он делает несколько шагов от стойки и вдруг останавливается. – Лили, я честно пытался отговорить М от этой затеи.
Эктор уходит из бара, оставив меня в полном бардаке. Вскоре расходятся и парни с мальчишника. Вернее расползаются. Доделываю свою работу в баре, прощаюсь с персоналом и уезжаю домой, подавляя желание забыться этой ночью в постели Джейсона. Мне нужно узнать, что за подлость от М ждет меня.
«Наверное, это не самое худшее».
Такой была моя первая мысль, когда я начала читать досье. Но чем дольше я вникала в суть поручения, тем отвратнее себя чувствовала. Должна отдать должное, конкретно мои обязанности полностью законные, однако…
– Черт возьми! – откидываю документы в сторону и устало потираю глаза.
Из одной папки выпадает фотография, и я не могу не взглянуть на нее. На мужчину, которого должна каким-то образом влюбить в себя, а затем уничтожить.
Хватаю письмо от М и читаю в десятый раз:
«Мне нужна его территория. Делай, что хочешь, выворачивайся, как только можешь, и влюби его в себя. Николас Кинг падок на женщин, и ты должна этим воспользоваться. Я организую ваши «случайные» встречи, остальное за тобой. Плачу отлично.
Не облажайся.
М»
Николас Кинг. Даже мысленно произносить его имя стыдно. Конечно, я и раньше слышала о нем. Он один из братьев, правящих в Штатах. Лос-Анджелес – его резиденция. Западное побережье – его территория. У М не получилось договориться с Николасом Кингом мирным путем, и я должна сделать все, чтобы он позволил «Lágrima» и другим бандам картеля М распространять свой товар.
Не в силах сдержать дрожь поднимаюсь с постели и начинаю наворачивать круги по своей комнате. Как же мне хочется позвонить М и Эктору, наорать на них и выпотрошить обоих. Я не соблазнительница, не та женщина, перед которой мужчины расстилаются ковриком. Я не смогу влюбить в себя мужчину, являющегося объектом вожделения тысяч девушек. Мне известны одна из слабостей Николаса, его планы и будущие шаги. М хочет, чтобы я пользовалась гнусными методами, чтобы заполучить его внимание.
Пусть я и незнакома с Николасом, никто не заслуживает такого. Даже если у меня получится очаровать его, обрести хотя бы какое-то влияние на его действия и спасти бабушку, я буду чувствовать себя последней гадиной.
И не стоит забывать, что Николас в любой момент сможет меня разоблачить. Иметь дело с ним и с его свирепой семьей, возможно, даже хуже, чем навести на себя гнев М. Мой прокол не сулит мне ничего хорошего.
Беру фотографию в руки и до боли прикусываю внутреннюю часть щеки. Николас красив до неприличия. Скулы словно выточены самым искусным скульптором, а его волосы цвета пшеницы всегда идеально лежат. Даже кожа Николаса ровнее, чем у всех моих знакомых женщин. Его телу бы позавидовал сам Аполлон. Крепкие мышцы, широкие плечи, мускулистые бедра и узкая талия. Николас сложен идеально. А эта улыбка? Она способна заставить любую женщину скинуть трусики за рекордное время. Николас – тип каждой, и спорить с этим бессмысленно.
Бабушка, увидев его, сказала бы держаться от него подальше. Николас привык оставлять за собой дорогу из разбитых сердец. Как бы мое не оказалось в его списке.
– Что ж, принц, посмотрим, кто кого.
С тяжелым вздохом прячу все документы и прочие бумаги под матрас и наконец-то ложусь спать. День и так был долгим, но следующие недели обещают быть еще хуже.
Глава 2
Николас
– Меня зовут Николас, и я алкоголик.
Алкоголик с восемнадцатилетним стажем в свои тридцать четыре года. Больше половины жизни я пил, нюхал и курил всю дрянь, которую мог найти. Наверное, единственное, до чего я не докатился за эти годы, была игла. Мешать кокс с виски? Легко. Героин? Нет, я не такой. Никогда не любил шприцы, катетеры и прочее колющее дерьмо. Делает ли меня лучше тот факт, что мои вены не тронуты иглой и что я никогда не жег ничего в ложке? Нет. Я зависимый, и это не изменится.
Раньше я бы никогда не признался в своей болезни. Даже в свои трезвые периоды я был упрямым, как мул, и твердил, что в любой момент смогу остановиться. Каждый раз, когда Росс заталкивал меня на реабилитацию, я притворялся, что выношу урок и пытаюсь исправиться. Ради старшего брата, которому трепал нервы долгие годы. После центров я держался какое-то время, а потом снова начинал пить. Все начиналось с бокала вина после рабочего дня, а потом я глушил бурбон на завтрак. Наркотики не всегда возвращались в мою жизнь. Но когда мой нос вновь оказывался над белой дорожкой, я совсем терял контроль.
Я полностью чист три года и четыре месяца. Каждый день трезвости дается мне с трудом, и легче не становится. И не станет никогда.
Оглядываю людей на собрании АА и тяжело вздыхаю. Открывать свою душу незнакомцам тоже никогда не станет чем-то приятным и привычным. Но и отрицать, что собрания не помогают, глупо. Разговор с теми, кто понимает тебя, помогает удерживать подобие контроля над зависимостью.
– Что ж, две недели назад я летал на свадьбу брата, – начинаю я. – Сидеть рядом с алкоголем было… нормально, честно. Не скажу, что мне не хотелось выпить совсем. Но со мной был другой брат. Он бы засунул мне бутылку в задницу, если бы я косо взглянул на нее.
Все собравшиеся смеются, думая, что я шучу. Нервно провожу пальцами по щетине. Ни капельки, черт побери. Росс бы отправил меня в больницу при малейшем подозрении на мой срыв.
– Я должен признаться, что большей проблемой для меня было находиться на самой свадьбе, – горько усмехаюсь и опираюсь на локтями на колени. – Не знаю, дело в том, что мне уже за тридцать, а я только трах… извините, сплю с разными женщинами без намека на нормальные отношения, или я просто не люблю свадьбы.
Из-за нее.
Насколько жалко любить женщину, которая никогда не станет твоей? А насколько ничтожно любить жену брата? Думаю, ответ ясен. Вот уже пять лет, как я люблю Селену. Она носит ту же фамилию, что и я. Ее дочь похожа на меня. Но ни Селену, ни Марселлу я не могу назвать своими. Не я ждал великолепную женщину у алтаря, стоя на побережье Средиземного моря. Я верный друг, любящий дядя. То, что мы натворили в прошлом, не дает мне стать для Селены братом, как Гидеон и Доминик. Да черт, я и не хочу этого.
Не после того, что было между нами. Селена никогда не принадлежала мне, но были моменты, когда ее тело сливалось с моим, когда она находила во мне утешение. Я обманывал себя, мечтая о ней, желая ту, которую никогда не заполучу.
Сейчас, мне кажется, боль разбитого сердца утихла. Я могу жить, зная, что Селена счастлива, хоть и не со мной. Когда-нибудь это пройдет.
– Чувак, радуйся свободе, – смеется мужчина, на вид мой ровесник, сидящий рядом. Он демонстративно поднимает безымянный палец и показывает обручальное кольцо. – Брак – то еще испытание, а жены бывают настоящими занозами в одном месте.
Мужская часть собравшихся смеется, а женская бормочет что-то о тупости мужчин.
– Возможно, – пожимаю плечами и делаю глоток дрянного кофе из своего бумажного стаканчика. – В общем, думаю, что я в порядке. Спасибо.
– Спасибо, Николас, – куратор кивает головой и дает слово следующему человеку.
Но я едва слушаю его. Обычно на собраниях АА я довольно внимателен, что совсем не в моих привычках. Многие считают, что я люблю слушать лишь звук собственного голоса. Не могу утверждать, что это откровенная ложь. Я и правда хорош собой и редко говорю что-то бредовое. Что поделать, гены благословили меня и умом, и красотой.
Ухмыляюсь про себя: тяжело быть мной.
Селена – болезнь, которая заполоняет мой разум . Каждый раз, когда в моей постели оказывается женщина, я пытаюсь вытеснить ее. Иногда это работает, но они утоляют лишь телесные желания. Сердце продолжает хотеть именно Селену, и я не могу его переубедить.
Когда собрание заканчивается, я подхожу к столу с дерьмовым кофе и такой же дерьмовой выпечкой. Эта болтовня изматывает меня и морально, и физически. Сделав глоток черного кофе, набираю Луи, своему ассистенту, сообщение по поводу благотворительного вечера одного из фондов, находящегося под опекой нашей семьи. Многие организации создал еще отец. В желтой прессе нередко пишут, что так Кинги пытаются откупиться от своих грехов. Росса особенно сильно задевают подобные сплетни, поэтому он практически всегда делает пожертвования анонимно.
Подношу палец к кнопке «отправить», как вдруг мое тело врезается в кого-то. Прежде чем успеваю увидеть, с кем столкнулся, слышу звук падения и стон. Перевожу взгляд с телефона вниз и вижу девушку, лихорадочно обдувающую свою грудь и потирающую бедро. Черт, весь мой кофе вылит на нее. Быстро ставлю стаканчик на стол и протягиваю незнакомке руку.
– Черт, мне жаль, – говорю я, когда девушка вкладывает свою ладонь мне в руку.
Ее нежная кожа ощущается, как чистый шелк. На вид девушке чуть больше двадцати. На встрече я ее не видел. Хотя сегодня я не отличался внимательностью, поэтому, может быть, она все же здесь по той же причине, что и я. Мои глаза задерживаются на промокшей насквозь белой блузке. Очень тонкой блузке, сквозь которую мне открывается отличный вид на кружевной бежевый бюстгальтер и идеально округлую полную грудь. Не то чтобы я… ай, к черту! Да, я пялился.
Сглотнув, перевожу взгляд на элегантную шею и лицо, обрамленное волосами цвета темного шоколада. Пухлые губы приоткрыты и слегка подрагивают. Милые щеки, добавляющие детской невинности лицу, раскраснелись. Маленький носик сморщен, а темно-карие глаза блестят от скопившихся слез.
– Как горячо! – тихо всхлипывает девушка.
Черт, ее голос. Сладкий, нежный, с легкой сексуальной хрипотцой. Он почти настолько же горяч, как сама незнакомка.
– Мне правда жаль, – растерянно повторяю я, стараясь сфокусироваться на ее лице.
Оглядываюсь вокруг в поисках чего-нибудь, что сможет облегчить ее боль. По щеке незнакомки стекает слезинка, и я поджимаю губы. Пусть кофе скоро высохнет, ее блузка останется мокрой и испорченной огромным пятном. По-моему, в моем багажнике должна лежать запасная одежда. Крепче обхватываю ладонь девушки и киваю в сторону черного выхода.
– Пойдем со мной, – приказываю я и тащу за собой.
Девушка не сопротивляется и, шмыгая носом, идет позади. Она вполне могла бы пойти сама, но почему-то мне не хочется отпускать ее руку. Мы выходим на улицу и оказываемся у моего автомобиля. Ходить на встречи АА публичному человеку – настоящее приключение. Мне приходится приезжать без охраны и парковаться только в переулках.
Оглядываюсь на девушку. Она судорожно дергает ворот блузки, чтобы создать хотя бы какой-то ветерок и охладить обожженную кожу. Из-за испепеляющей жары ее старания не имеют особого смысла.
– У меня есть чистая футболка, в которую ты сможешь переодеться, – нехотя отпускаю ее ладонь, разблокировав двери автомобиля, открываю багажник и нахожу одежду.
Девушка оглядывается вокруг и хмурится уже не из-за боли.
– Я не буду переодеваться перед незнакомцем в темном и безлюдном переулке, – бурчит она, шмыгнув носом. – Я даже имени твоего не знаю.
Ухмыльнувшись, толкаю крышку багажника и протягиваю ей белую футболку. Несмотря на свой скептицизм, девушка берет ее.
– Птенчик, поверь мне, благодаря твоей блузке я уже все рассмотрел, – мои глаза вновь опускаются к груди незнакомки, и губы расходятся в улыбке.
Девушка, выругавшись, быстро прикрывается, хотя это больше не нужно, учитывая полную темень.
– Грубиян! – шипит она.
Ее кофейные глаза впиваются в меня. Даже в темноте мне видны прожилки цвета кленового сиропа. Она чертовски красива. Мягкие черты лица и эти манящие губы. У девушки нет акцента, но она явно имеет латиноамериканские корни. Жгучая, как ад, с плавными изгибами и потрясающими волосами.
– Можно и так, – сую руки в карманы брюк и пожимаю плечами. – Но меня зовут Николас.
Девушка, сверкнув глазами, разворачивает футболку.
– Отвернись, Николас, – напряженно просит она.
Хватаюсь за сердце и театрально ахаю.
– Неужели ты не позволишь мне произвести осмотр и оказать тебе первую помощь? – указываю пальцем на свою грудь. – Кофе был очень горячим.
Девушка закатывает глаза. Она все еще злится на меня, но все же на ее сердцевидных губах расцветает небольшая улыбка. Склонив голову набок, она прищуривает глаза.
– Позволю, если предоставишь документы о твоем медицинском образовании, – говорит она, продолжая соблазнительно улыбаться.
Мне бы очень хотелось стать медбратом в эту секунду, чтобы обследовать место ожога, а долбаный диплом Гарварда сжечь к чертям.
– Я мог бы их сделать, но не хочу начинать наше знакомство со лжи, – подмигиваю ей, на что девушка хмыкает. – Ты, кстати, до сих пор не представилась.
Незнакомка вместо ответа отворачивается, стягивает блузку через голову, и ее темные шелковистые локоны ниспадают на спину. За секунду, на которую она мне показывает небольшой участок своей кожи, я успеваю с десяток раз проклясть дерьмовое освещение в переулке. Девушка надевает мою футболку и разворачивается, показывая мне свое чудесное лицо.
– Лилиана, но можно просто Лили, – протянув руку, говорит она.
С удовольствием сжимаю ее горячую ладонь в своей. Лили очаровательно улыбается, и на ее щеке появляется ямочка. Она прикусывает нижнюю губу и забирает свою руку.
– Я, пожалуй пойду. Спасибо за футболку, – Лили указывает на маленький логотип у сердца. – Думаю, она сполна восполнит потерю блузки.
Лили собирается уходить, но я хватаю ее за локоть, останавливая. Мое расшалившееся воображение уже рисует, как она будет ходить в этой футболке босая по моему дому. Только в этой футболке и больше ничего. Лили кидает взгляд на мои пальцы, касающиеся ее кожи, и вопросительно приподнимает одну бровь.
Любой бы психолог, которым я плачу за то, чтобы держали меня в строю, сейчас бы кричали, как заведенные, о том, что я променял одну зависимость на другую. Мой член повидал столько женщин, что мне бы пора начинать беспокоиться за него. Дело не только в Селене и моей безответной любви. Без наркотиков и алкоголя жизнь, как считает мой зависимый мозг, перестала быть такой же яркой. Женщины – блондинки, брюнетки, рыжие, лысые – добавляли в нее красок.
Сейчас я хочу краску цвета «Лили».
– Как же я могу отпустить тебя, не попытавшись загладить свою вину? – ухмыльнувшись, спрашиваю я. – Позволь мне угостить тебя ужином, птенчик.
Лили наклоняет голову вбок, изучая мое лицо.
– А ты, Ник, всем женщинам даешь прозвище? – спрашивает она. – Чтобы не забыть их имена? Если я сейчас открою твои контакты, там будут «детки», «зайки» и «милые»?
Черт, попался с поличным.
– В свое оправдание скажу, что там нет ни одного птенчика, – шире улыбаюсь, наблюдая, как Лили вновь закатывает глаза. – И твое имя я не забуду, клянусь.
Лили заливается смехом, запрокинув голову назад. Бархатистый и звонкий, словно музыка церковных колокольчиков, смех наполняет и этот переулок, и мое тело. Без особого энтузиазма отпускаю Лили.
– Прости, приятель, но я здесь не на встрече, а по работе, – говорит она, смахнув упавшую на лоб прядь густых темных волос. – Я волонтер, поэтому должна помочь кураторам с уборкой и другим. Считай, что твоя футболка уже искупила твою вину.
Лили снова направляется обратно ко входу. Она что, даже не собирается дать мне свой номер? Нет уж.
– Лилиана, я подожду тебя, – специально называю ее по имени, хотя и хочу назвать ее птенчиком.
Есть что-то в ней чарующее. Взгляд, обжигающий все внутри меня, и, черт меня побери, эти губы.
– И мы поужинаем, – заканчиваю я, глядя на ее рот. – Буду ждать тебя здесь.
Ничего не ответив, Лилиана улыбается и возвращается в церковь, где проходила встреча АА.
Проходит почти два часа, а Лилиана так и не вышла. Моя фантазия уже в красках обрисовала, как мы проведем этот вечер, сминая простыни в моей спальне. Ерзаю на сидении своего автомобиля и поправляю член. Бросаю взгляд на приборную панель и смотрю на время.
Все, я иду за ней.
Стоит мне выйти из машины, как дверь церкви открывается. На моих губах расплывается улыбка. Но когда я вижу вышедшего, она моментально меркнет. Вместо Лилианы ко мне выходит один из кураторов, Барри. Он машет мне и с извиняющейся улыбкой подходит ближе.
– Мистер Кинг, эм-м, – Барри откашливается и неловко протягивает мне свернутую бумажку. – Лилиана просила вам передать это.
Чувствую негодование и удивление, когда выхватываю из его рук записку. Не утруждаю себя прощанием с Барри, прыгаю обратно в автомобиль и читаю:
«Во-первых, мистер Кинг, я не желаю оказаться в вашем списке побед, даже если других птенчиков там нет. Во-вторых, я слишком занята. Потому вынуждена отказаться от ужина с вами».
Черт.
Она мне отказала, верно? Наверное, я должен злиться или разочароваться. Все-таки Лилиана задела мое эго, не написав даже свой номер. Но увы, теперь я хочу ее еще сильнее.
Разворачиваю нижний кончик записки и тихо смеюсь. Эта шалунья оставила поцелуй помадой на бумаге вместо подписи. Кладу сверток на соседнее сидение, беру мобильный телефон и набираю Луи. Он отвечает моментально.
– Да, босс? – слышу его усталый голос.
У парня недавно родился сын, и мне даже немного стыдно за столь поздний звонок. Позже выпишу ему премию за помощь в форс-мажорных ситуациях. Например, когда чертовому Николасу Кингу отказала женщина.
– Я сейчас был на встрече со своими собратьями-алкоголиками в церкви на Чейс и видел девушку-волонтера, – кратко объясняю я. Не буду упоминать, что она мне отказала. Луи надежный ассистент, но такое он разболтает моим братьям. – Зовут Лилиана. Найди мне ее номер и все, что сможешь достать еще.
Луи некоторое время молчит. Возможно, его напряг энтузиазм в моем голосе.
– Я трезв, – предотвращая вопросы и опасения Луи, говорю с раздражением. – Найди мне чертов номер, остальное подождет.
– О.. кхм… да, конечно, – Луи откашливается. – Я напишу техникам, они соберут досье.
Отключаюсь от вызова и еду домой в Беверли-Хиллз. Думаю, с моим состоянием жить в этом районе довольно банально, однако только дурак будет спорить, что в Эл-Эй где-то есть охрана лучше. У нашей семьи есть особняк в тосканском стиле Бель-Эйр, но жить там одному кажется чем-то неправильным. В последний раз, когда я был там, мы всей семьей приезжали в отпуск. Тогда родители еще были живы. Когда Селена и Росс приезжали в Лос-Анджелес, они оставались в Бель-Эйре. Сел была в восторге от итальянской мебели и сада. Если когда-нибудь у меня появится семья, я обязательно перееду туда. Все-таки особняк пропитан небольшими, но очень приятными воспоминаниями.
Пока же я живу в вилле с отличным видом на холмы. В каждой комнате по две стеклянных стены, что очень обольщает женщин, когда мы трахаемся возле окон. Есть в этом нечто запретное, но при этом никто не может увидеть нас из-за высокого каменного забора.
Когда я подъезжаю, один из охранников открывает автоматическую дверь и впускает меня внутрь. Быстро принимаю душ, а когда захожу в спальню, меня уже ждет письмо от Луи с номером телефона Лилианы, ее полным досье и ссылками на социальные сети. Не уверен, что нормальные люди просят досье на женщин, на которых они положили глаз. В свое оправдание скажу, что Росс собирал его на Селену, а Гидеон – на Аврору.
Лилиана довольно скрытная: в ее аккаунте всего одна фотография с бабушкой, с которой Лилиана эмигрировала из Мексики пятнадцать лет назад. Ни про мать, ни про отца информации нет, даже имен. Учитывая, из каких Лилиана Варгас мест, это неудивительно. Как и неудивительно, что бабушка вывезла ее.
Есть заблуждение, что самый крупный картель в Мексике, – Синалоа. Им и настоящему лидеру нравятся подобные слухи, потому что и УБН, и ФБР, и власти Мексики верят в это и не обращают внимания на настоящего гиганта. Картель «Lazos Fuertes» (прим. перевод «крепкие узы») из Колимы поставляет три четверти наркотиков в Северную Америку, а еще у них даже есть трафик в Австралию и Европу. Глава картеля настолько скрытен, что даже не все банды, находящиеся в его подчинении, знают хотя бы его имя. Я встречался только с его заместительницей, которая очень сильно хочет заполучить территории нашей семьи для своего босса. Отвратная, хотя и очень горячая женщина.
Именно в Колиме и родилась Лилиана.
В электронном письме есть информация о месте работы и адрес. Ладно, ее биография сейчас меня особо не интересует, но вот телефон. Хмыкнув, копирую ее номер и отправляю СМС, подражая ее записке.
Я: «Во-первых, я никогда не пишу женщинам первым. Во-вторых, я все еще хочу загладить свою вину за испорченную блузку. Скажи мне, когда ты свободна, птенчик».
Глава 3
– Ты был прав, – вместо приветствия говорю я и сажусь напротив Эктора. – Он клюнул.
Эктор поднимает солнцезащитные очки, оглядывает меня, и одобрительно ухмыляется. Он, используя свои связи, организовал мне небольшой отпуск, поэтому последние дни я только и делаю, что хожу по салонам красоты. Мое тело теперь гладкое, как попка младенца. Одна женщина из восточной Европы по имени Катерина выдрала каждый чертов волос, растущий где-то кроме головы. В таких компрометирующих позах меня не видел ни один из любовников. В другом салоне мне сделали полный уход за кожей лица, маникюр, педикюр и постригли. И я молчу про шоппинг-тур, организованный Эктором. Все тряпки едва помещаются в шкаф.
– Конечно, я был прав, – ухмылка Эктора становится шире. – Он привык, что женщины стелются перед ним. Ты этого не сделала.
Эктор подзывает официанта и заказывает мне ланч. Прикусив губу, наблюдаю за ним. Эктор очень спокоен, словно он смирился с игрой с чужими чувствами. Я – нет. Николас Кинг не ангел, но никто не заслуживает такого. Никто.
– И что я должна делать теперь? – тихо, едва слышно на фоне уличного шума, спрашиваю я. – Продолжать игнорировать его?
Николас нашел мой номер и с тех пор писал мне. Не скажу, что он засыпал меня СМС, но было два приглашения на ужин и одно на ланч. Я ничего не ответила, потому что так было приказано. Будь я в другой ситуации, я бы даже позабавилась настойчивости мистера Кинга.
Официант ставит передо мной салат и холодный чай, но мне и кусок в горло не лезет, когда я думаю о своем задании. Из-за М я еще и на диету села? Что эта сволочь потребует у меня еще?
Не удерживаюсь от презрительного фырканья. Эктор кидает на меня понимающе-сочувственный взгляд, и это, пожалуй, единственный проблеск его настоящих эмоций.
– Да, до благотворительного вечера, – кивает Эктор. После небольшой паузы он указывает на принесенную еду и добавляет: – Поешь. Ты какая-то бледная.
Его комментарий злит меня. Да как он смеет?! Хватаю столовый нож и вонзаю его в стол возле руки Эктора. Парень вздрагивает, уставляется на меня и удивленно вскидывает брови. Несколько людей, проходящих мимо, уставляются на нас, но остановится не рискуют.
– Прости, если мне плохо от вранья человеку, который не сделал мне ничего плохого, – рычу я.
Да, Николас – олицетворение многих качеств, которых я сторонюсь. Во-первых, он принимал наркотики, а его семья занимается их продажей, что для меня равносильно убийству. Во-вторых, Николас бабник, считающий, что его деньги дают ему безграничную власть, а его самооценка чрезмерно завышена. Он красив, обольстителен и пользуется этим.
Но он человек, который не причинил мне вреда.
Еще стоит упомянуть очевидный факт. Если мы с ним сблизимся, как того хочет М, каковы шансы, что Николас поверит, что я храню себя до брака? Потому что я не знаю, как иначе мне удастся избежать секса с ним. М не просто хочет, чтобы я влюбила его в себя. М заставляет меня лечь под него, черт возьми.
Кажется, меня сейчас стошнит. Я чертова проститутка. И обманщица.
– Лили, – Эктор выдирает нож из стола, берет меня за руку и успокаивающе поглаживает тыльную сторону ладони, – я знаю, что сейчас тебе тяжело. М будет достаточно только его согласия на продажу товара на его земле. Без его одобрения Калифорния нам не светит. Пока мы довольствуемся лишь теми крохами, которые берем с боем, и продаем оружие. Но ты же прекрасно понимаешь, что это разные вещи. После выполнения всех условий ты просто исчезнешь, твоей бабушке сделают операцию, и вы сможете жить так, как и хотели. Ты сможешь пойти в Джулиард и заняться тем, что ты любишь.
В моей голове сразу же заиграла любимая песня. Вспоминаю, как стояла на сцене. Чувствую покалывание от наслаждения, которое охватывает меня, когда я пою. Если мне вновь удастся получить стипендию в Джулиарде, то я смогу всю жизнь заниматься пением. Оно будет делом моей жизни. Мне не придется всю жизнь работать у таких людей, как Берди, или ходить полуголой в барах, чтобы выживать.
Поджав губы, осознаю ужасную вещь. Я готова растоптать человека ради исполнения своей мечты. Наверное, мы с М не такие уж и разные. Но я хочу поступить эгоистично ради самой себя. Я слишком устала от борьбы и постоянного бегства.
– Хорошо, – неуверенным тоном бормочу я и осушаю стакан чая, желая, чтобы в нем оказалось что-нибудь покрепче. – Но ты мне так и не рассказал, что будет после бала. Что это за третья встреча?
Эктор изучает мое лицо некоторое время, словно пытается прочитать мои мысли. Потом тяжело вздыхает и говорит:
– Ты пойдешь на прослушивание в его звукозаписывающую студию.
Поперхнувшись воздухом, закашливаюсь и с широко распахнутыми глазами уставляюсь на Эктора.
– Ты же шутишь, верно? – неуверенно спрашиваю я. Когда взгляд Эктора становится серьезным, понимаю, что он говорит серьезно. – Я не могу! Я давно не практиковалась, у меня нет демо, я никто…
Я не могу сказать ему, что музыка слишком личное, чтобы впутывать ее в паутину нашей лжи. Пение для меня словно божество, которое я не могу и не хочу осквернять.
Кажется, меня трясет. Спину и лоб покрываются холодным потом ужаса. Желудок скручивается в узел, и аппетит окончательно исчезает.
– Тебе надо взять себя в руки, hermana, – даже не сопротивляюсь, когда Эктор называет меня сестрой. – Если ты не выполнишь приказ М, я тебе уже помочь не смогу. М натравит на тебе всех своих собак, в том числе и меня. И все твои усилия ради спасения Антонии окажутся напрасны.
Представляю лицо бабушки и загоняю весь свой ужас вглубь души. Бабушка. Все ради нее.
Даже несмотря на раннее время, в Гриффит парке полно людей. Шагая по мостику возле озера, замечаю вдали декорации к фильму. Иногда мне кажется, что все жители Эл-Эй либо снимались в кино, либо писали к ним сценарии. Сумасшедший город.
Впервые за последние недели бабушка чувствует себя достаточно хорошо, чтобы выйти со мной на прогулку. Я решила не мелочиться и отвезти ее в Гриффит парк. Это было первое место, куда мы пришли после переезда в Лос-Анджелес. Раньше, живя в Бруклине, мы каждые выходные ездили в Центральный парк. В городах очень не хватает зелени. Эта нехватка особенно остро ощущается, когда я вспоминаю детство. Сады, где я бегала, играя с родителями. Кроме цветов и деревьев там были даже фруктовые плантации.
Наверное, это единственное воспоминание из детства, которое не причиняет боль.
– Ты какая-то задумчивая, nieta (прим. перевод «внучка»), – бабушка мягко гладит меня по плечу, привлекая к себе внимание. – Дикий цветочек, расскажи, что тебя волнует.
Перевожу взгляд с водной глади на бабушку и не могу ощутить укол боли, пронзивший сердце. Она прекрасна. Ее черные, как смоль, волосы с серебристыми прожилками завязаны в тугой узел на затылке и показывают ее утонченные черты лица. Бабушка стройная и даже вопреки болезни выглядит моложе своих лет.
– Я просто устала, бабушка, – натягиваю самую искреннюю улыбку, на которую способна, но у меня никогда не получалось обмануть ее. – Лучше скажи мне, как ты себя чувствуешь.
Бабушка прикладывает руку к груди и тепло улыбается.
– Сердце – не предатель, – повторяет она мексиканскую мудрость. – Оно знает, что я еще нужна тебе.
Чувствую небольшую злость на готовность бабушки отойти от жизни. Я не отпущу ее просто так, я выверну свою душу, но дам ей шанс на жизнь. Такую долгую, какую она заслужила.
– Ты как-то изменилась, дикий цветочек, – бабушка будто ощущает волну негодования во мне и меняет тему. Она протягивает руку и проводит пальцами по моим волосам. – Сменила прическу, принарядилась. Неужели у тебя появился молодой человек?
Ее голос звучит не особо счастливым, будто она понимает, что весь мой марафет наведен не из-за влюбленности. Тошнота подступает к горлу, и я опускаю глаза к земле.
Черт побери ее проницательность.
– Нет, бабушка, – выдавливаю я. – Просто решила немного сменить имидж.
Бабушка не верит мне ни на секунду. Ее темные глаза не осуждают за очевидную ложь, и я благодарна ей. Я никогда не привыкну врать ей, но все же кое-чему у М я научилась. Залог успешного обмана – скормить человеку ложь легче, если добавить немного правды. Эктор говорит, что я могу обмануть самого Господа Бога. Возможно. Только бабушка – исключение, она не поддается моим чарам.
Натягиваю застенчивую улыбку, пытаюсь изобразить волнение и крепче сжимаю бабушкино плечо. Ладони потеют. Чувствую, как каждая мышца лица сопротивляется, но я не перестаю улыбаться.
– Эктор рассказал, что одна звукозаписывающая ищет новые таланты, – говорю часть правды. – Он пообещал мне помочь с демо.
Бабушка восторженно хлопает в ладони. Ее трудно назвать наивной женщиной, но по какой-то неведомой мне причине Эктор ей нравится. Бабушка не видит в нем главаря банды. Думаю, она даже и предположить не может, кто Эктор на самом деле. Впервые я представила его как коллегу. Опять же суть удачного вранья – приправить ложь правдой. Бабушка постоянно звала Эктора к нам на обед, когда он был младше и занимал более низкое место в иерархии системы М. После я стала пресекать их встречи. Мне не нужен риск. Ни в том, чтобы бабушка узнала правду о моем «коллеге», ни в том, чтобы кто-либо прознал про их близость и пришел к нам без приглашения, чтобы оставить ему послание.
– Это замечательная новость, цветочек! – бабушка притягивает меня в свои теплые объятия, и я вдыхаю ее родной аромат. – Мир должен услышать твой ангельский голос и стихи, которые ты пишешь.
На глаза наворачиваются слезы. Бабушка мечтает не меньше меня, чтобы я стала профессиональной певицей. Она с детства твердила мне о моем даре. Но даже если я смогу стать певицей лейбла Николаса, все закончится, если правда вскроется. Все двери закроются передо мной, и я никогда не добьюсь успеха. Все, что меня будет ждать, – сцена в ночном баре, где для слушателей будет важно только мое декольте, а не мой голос и тем более смысл моих песен. Шансы сохранить и мечту, и выполнить поручение М почти нулевые.
Крепче обнимаю бабушку и целую ее в мягкую щеку.
– Когда-нибудь это случится, – бормочу я, зная, что это откровенная ложь.
Вдруг бабушка отстраняется, и ее выражение ее лица становится озабоченным.
– Что не так? Тебе плохо? – с паникой в голосе тараторю я.
Бабушка качает головой. Ухватившись за сердце, она оглядывается и спрашивает:
– Если ты станешь узнаваемой, нас могут найти, Лили? Онине простят нас за предательство.
Мир на секунду переворачивается с ног на голову. Я надеялась, что она не спросит об этом, не даст мне еще одного повода солгать ей.
– Бабушка, все они уже давно либо умерли, либо отбывают свои сроки, – стараясь говорить спокойно, отвечаю я. – Лидеры сменились. Они не помнят про тех, кто предал предыдущих боссов. Мы свободны.
Бабушка некоторое время думает над моими словами и все же кивает. Я вновь оборачиваю руки вокруг нее, обнимая.
На сегодня запас правды уже закончился. Мы стоим некоторое время, обнимаясь, а потом молча идем по дорожкам под палящим калифорнийским солнцем.
Пусть на улице и светло, я не помню, когда в последний раз я блуждала по такой тьме.
Глава 4
Я считала, что балы – пережиток прошлого. Разумеется, я знала про существование благотворительных вечеров, на которые люди из высшего общества надевают свои лучшие наряды. Им все равно на причины сбора. Главное для них – показать себя. Но я никак не ожидала, что увижу настоящие, мать их, бальные платья. Это просто смешно! Ради чего они так вырядились? Показать, что их пожертвования меньше, чем стоимость шмоток?
С помпезностью гостей может посоревноваться только зал, в котором проходит благотворительный вечер. Золотистые оттенки, мраморный пол, начищенный до блеска, колоны в греческом стиле, лепнина, скульптуры ангелов и богов – все детали создавали роскошный ансамбль. Даже двери на лестницу и в зал были не простыми, а решетчатыми с позолотой. Не каждый дворец может похвастаться таким великолепием.
– Эй, ты меня слушаешь? – толкает меня одна из официанток.
Отвожу взгляд от пестро одетых гостей, смотрю на нее и едва сдерживаю надменный смешок. Кажется, ее зовут Карли. Когда я только зашла в служебное помещение, она недвусмысленно намекнула не переходить ей дорогу. Сомневаюсь, что дело в том, что она пользуется уважением у организаторов. Я не столь опытна в обольщении или в хитроумных женских штучках, но даже я понимаю, что Карли вызвалась волонтером на прием не по доброте душевной. В ее розовых мечтах в нее влюбится один из гостей и станет одаривать дорогими подарками.
– Конечно, – запоздало отвечаю я, натянув улыбку. – Я разношу закуски в западном секторе. Не мешаюсь под ногами, вежливо улыбаюсь и ни с кем не заговариваю первой.
Карли недовольно поджимает губы, но все же кивает. Я и правда ее не слушала, но Эктор трижды инструктировал меня перед приемом. Не верю, что признаю это, но хотела бы, чтобы он был здесь. Мне бы не помешало знакомое лицо среди этого бардака, однако его бандитскую задницу никогда не позовут на подобные вечеринки. Все тело буквально сводит от напряжения. Мне кажется, будто на моем лбу выжжено клеймо «шпионка». Так же было в первую встречу с Николасом. Пожалуй, после этого цирка я напишу Джейсону. Хороший секс сможет отвлечь меня от мыслей об игре, которую я веду.
Ведущий благотворительного вечера, директор одного из детских домов и, наверное, единственный человек здесь, от которого меня не тошнит, берет микрофон в руки и объявляет о начале мероприятия. В отличие от всех он одет в самый простой пиджак и классические темно-синие джинсы. Поправив очки, он покрепче берет микрофон и улыбается.
– Дорогие гости, благодарю вас за то, что вы пришли, – его голос слегка подрагивает. Директор машет кому-то за кулисы, и на экране за ним появляются фотографии детишек. – Наши ребята подготовили вам небольшое обращение.
Не могу сдержать улыбку, глядя на малышей. Директор самозабвенно смотрит на своих воспитанников, и я убеждаюсь, что он по-настоящему хороший человек.
Карли подает знак всем официанткам, и мы разбредаемся по огромному залу. Гости едва ли замечают меня, когда я подхожу к ним с закусками, просто берут канапе и продолжают вести светские беседы. Быть невидимой иногда – благословение, а не наказание.
Быстро разношу первый поднос и возвращаюсь на кухню за новой порцией угощений. Повара не успевают приготовить все вовремя из-за большого количества гостей. После официальной части будет ужин, на котором я буду вынуждена остаться. Знала бы Берди, как я провожу свой отпуск, заставила бы месяц работать в две смены без выходных.
Дверь в кухню открывается, и внутрь заходят три официантки, чьих имен я не помню. Они хихикают и перешептываются. Девушки перевозбуждены, и их голоса становятся громче.
– Как он горяч! – ахает одна из них и театрально машет руками у лица.
– Вот бы он заметил меня! – вторит ей другая. – Я согласна даже на секс в кладовке. Он все равно будет лучше, чем с моим парнем.
Девушки громко смеются и подходят к столу выдачи.
– Николас Кинг безумно сексуален, но все же из всех «королей» я бы выбрала Росса, – мечтательно вздыхает третья и возводит глаза к потолку. – Жаль, что он женат.
Моему мозгу требуется секунда на осознание. Желудок скручивается от нервов, а ладони леденеют. Достаю телефон из заднего кармана брюк и печатаю короткое сообщение Эктору:
Я: «Принц прибыл».
Ответ приходит моментально.
Эктор: «Ты знаешь, что делать. Удачи;)»
Что ж, хотя бы одному из нас весело. Придурок.
Повар отдает мне новые закуски. Еда пахнет восхитительно, однако от этого мой желудок начинает еще больше бунтовать. Держа поднос, направляюсь к двери, но в метре от выхода мои ноги врастают в пол. Как бы я ни пыталась заставить себя выйти в зал, тело сопротивляется.
Зажмуриваюсь и повторяю под нос свою мантру:
– Я делаю это ради бабушки. Только она имеет значение. Бабушка будет здорова.
«У плохих поступков всегда есть причины, помни о них и не вини себя, если причинишь кому-то боль. Добившись результата, ты забудешь обо всех, кого тебе пришлось переступить на пути к вершине,» – отец вечно повторял это, словно хотел искоренить чувство вины из моего ДНК. Он был плохим человеком, на которого я никогда не хотела быть похожей. Никогда бы не подумала, что придется воспользоваться его советом.
Взяв всю волю в кулак, поправляю рубашку, чтобы подчеркнуть декольте, и вплываю в зал с самой беззаботной и милой улыбкой, которую только могу изобразить. Быстро обвожу зал взглядом, но не вижу Николаса. Здесь слишком много людей. Часть гостей сгруппировалась в западном секторе, и я иду туда, пересекая весь зал. Возможно, он заметит меня и подойдет, а пока я просто буду выполнять свои обязанности.
Чем ближе подбираюсь к скоплению людей, тем громче стучит мое сердце, напрочь перебивая красивую мелодию, которую исполняют музыканты. Сначала до моих ушей доносится хриплый и глубокий смех, а затем, когда один из гостей отходит, я вижу его.
К ослепляющей и просто неприличной красоте Николаса Кинга трудно привыкнуть. Он одет в классический костюм песочного цвета, идеально сидящий на его мускулистой фигуре, и белоснежную рубашку, расстегнутую на несколько верхних пуговиц. По сравнению с другими он выбрал довольно простой образ, но все равно умудрился затмить всех мужчин и даже некоторых женщин. Николас держит в руке стакан содовой, что радует меня, учитывая место нашей первой встречи. Рядом с ним стоят девушки в ослепительных платьях, улыбаются, выпятив грудь, и ведут борьбу за его внимание. Также замечаю одну из официанток, которых я видела на кухне. Она расстегнула рубашку почти до пупка, чтобы привлечь внимание Николаса. Но с такой конкуренцией ей вряд ли что-то светит. Николас любезно флиртует со всей оравой своих поклонниц, одаривая каждую широкой улыбкой, так и говорящей, что кто-то из них сегодня может провести ночь в его постели.
Мне требуются огромные усилия, чтобы не таращиться на Николаса или наоборот не сбежать. Стараясь вести себя прилично, подхожу к следующим гостям, предлагая закуски. Один из мужчин берет креветку только для того, чтобы лишние десять секунд глазеть на мою грудь. Надеюсь, Николас отреагирует так же. Однако когда я поворачиваюсь, чтобы поднести закуску и ему, он исчезает.
Паника моментально накрывает меня с головой. Николас понял, что наша вторая встреча в огромном мегаполисе уже граничит с безумием? Он уже сказал Карли выгнать меня? Или ждет меня со своей охраной, чтобы наказать?
К счастью, второй поднос разбирают еще быстрее. Когда он пустеет, сообщаю организатору, что мне нужен перерыв, и убегаю к служебному помещению. Темный коридор ничуть не добавляет спокойствия, и я стараюсь двигаться быстрее, когда меня вдруг хватают за руку и затаскивают в одну из комнат. Поднос, который я совсем забыла вернуть на кухню, падает на пол с громким стуком, однако мой крик затмевает его.
– Отпусти! – визжу я, но кто-то закрывает мой рот ладонью.
Не разбирая, бью неизвестного, куда могу. Свободная рука задевает твердые мышцы. Это мужчина, весьма сильный и накаченный. Он легко свернет мне шею. Слышу щелчок закрывающегося замка, и окончательно схожу с ума от паники. Успеваю представить, как мое бездыханное тело будут выносить отсюда под покровом ночи.
Мозг лихорадочно перебирает варианты побега, но выбраться из тисков без чьей-либо помощи я не смогу. Не зная, что сделать еще, кусаю незнакомца за ладонь. Ойкнув, он отпускает меня, и вдруг включается свет.
– Могла бы и повежливее обращаться с поклонником.
Развернувшись и приготовившись к драке, я вижу перед собой не убийцу, присланного М, или охранника Николаса, а самого мистера Кинга. Он, потирая укушенную руку, смотрит на меня и нахально улыбается. Шок быстро проходит и сменяется на праведный гнев. Дыхание учащается, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Сжимаю кулаки до побеления костяшек, сдерживая порыв наброситься на Николаса.
Мне же нужно влюбить его в себя, а не убить.
– Идиот! У меня чуть сердечный приступ не случился! – кричу я.
Улыбка Николаса становится шире. Приложив руку к груди, он опускает голову и корчит печальную рожицу.
– А каково мне, представь? – наигранно грустным тоном говорит он. – Мне понравилась девушка, а она не хочет сходить со мной на свидание.
Пара голубых щенячьих глаз уставляется на меня. Ник ведет себя глупо, но я не могу удержаться и улыбаюсь. Не понимаю, что за чары он использует, чтобы так легко манипулировать моими эмоциями.
– Клоун, – бурчу я и складываю руки на груди. Опомнившись, оглядываюсь вокруг. – Где мы вообще?
Комната не похожа на служебное помещение, в котором я была. Помещение больше напоминает кабинет со столом и несколькими мониторами, транслирующими, что происходит в зале и вестибюле.
Николас пожимает плечами.
– Можешь называть это тайной комнатой, – отвечает он.
– Это твой отель, да? – приподняв одну бровь, уточняю я. Улыбка Николаса все говорит за него. – Можешь не отвечать.
Николас повторяет мою позу и складывает руки на груди. Наши глаза встречаются, и я не могу отвести взгляд. Мы одни, стоим друг напротив друга в маленькой и тихой комнате. Николас сам привел меня сюда. О лучшей возможности я и мечтать не могла. Умом я понимаю, что стоит начинать вспоминать все советы Эктора, однако язык не подчиняется.
Уголки губ Николаса приподнимаются в самой обольстительной улыбке, которую я когда-либо видела. Его лазурные глаза искрятся весельем.
– Второй раз мы с тобой сталкиваемся, птенчик, – мурлычет Николас и делает шаг ко мне. – Сама Вселенная говорит, что мы обязаны с тобой встретиться, а ты продолжаешь игнорировать меня.
Николас подходит еще ближе, не разрывая зрительный контакт. Его пряный, мужественный аромат обволакивает меня, и я глубже вдыхаю, что запомнить его. Протянув руку, Николас едва ощутимо касается моего лица, проводит пальцами по скуле и заправляет выбившийся локон за ухо. Сердце, только начавшее успокаиваться, снова сбивается с ритма и громко стучит в груди. Жар приливает к щекам и шее.
– Я… волонтер. Я иду, куда мне говорят, – мой голос звучит неожиданно низко и хрипло. – Никакая Вселенная не сталкивает нас.
Зато М и Эктор делают это. Эта мысль отрезвляет меня, и я отвожу глаза, пока этот фокусник не внушил мне снять трусики прямо здесь. Почему-то мне кажется, что это вполне в его силах.
Откашлявшись, обвожу рукой комнату и спрашиваю:
– Может, объяснишь, зачем ты меня сюда затащил, как маньяк?
– Чтобы убедить тебя встретиться со мной, Лили, – просто отвечает он. – Я все еще должен тебе за испорченную блузку.
Как было прописано в сценарии Эктора, я выдерживаю десятисекундную паузу. Мне нужно показать свою неуверенность в его кандидатуре в качестве моего кавалера и нежелание становиться одной из его побед. Николас Кинг должен убедиться, что я другая.
Мысленно закатываю глаза. Думаю, Эктор перечитал любовных романов. «Другие» женщины становятся желанными только в книгах. В реальности такие, как Ник, влюбляются в длинноногих и улыбчивых блондинок. Я могу заинтересовать его своей недоступностью на некоторое время, но когда он наиграется, что мне придется делать? Как угодить М?
– Мне нужно подумать, – уклончиво говорю я.
Николас тяжело вздыхает и прищуривается.
– Я найду тебя после приема, – заявляет он. – И мы пойдем на поздний ужин, поняла?
Слышу, как он скрипит зубами, и улыбаюсь. Николас и правда нервничает. Наклонившись, поднимаю с пола поднос.
– Есть, сэр, – салютую ему и указываю на дверь. – А теперь, может быть, выпустишь меня? Кое-кому из нас нужно работать.
Николас обдумывает мои слова и, кивнув, отпирает дверь, но уходить я не тороплюсь. Что-то удерживает меня на месте, рядом с Николасом. Может быть, совесть обрела свою волю и сейчас заставит меня признаться во всем и уберечь Ника от М? Открываю рот, но вместо правды из меня вылетает очередная порция вранья:
– Увидимся после приема, мистер Кинг. И больше, пожалуйста, не затаскивайте меня в темные комнаты, пока я, по крайней мере, не попрошу об этом.
Николас облизывает нижнюю губу, и его взгляд пробегается по моему телу. Последнее предложение было лишним, но забрать свои слова назад не могу и продолжаю свое шоу. Подмигнув Николасу, выхожу на ватных ногах из кабинета. Улыбка тут же слетает с моих губ, а желудок предупреждающе урчит.
Мне уже пора отращивать толстую броню, иначе я так долго не протяну.
Как же я скучаю по прохладе. Калифорнийская жара убивает меня. Спускаюсь по ступенькам служебного входа и, оказавшись, в переулке, достаю из кармана фартука пачку сигарет и зажигалку. Моя «одна сигарета в год» постепенно превращается в регулярную привычку. Если бабушка учует от меня этот запах, она не накормит меня чуррос, которые обещала приготовить. Сегодняшний ужин переплюнет любой наш праздник, потому что один из поваров обещал мне отдать остатки блюд с фуршета. Я очень рада, что эти снобы настолько испорчены, что не едят изыски.
Сжав сигарету между губ, открываю крышку зажигалки и уже собираюсь поджечь ее, но слышу шаги позади себя. Разворачиваясь, уже вспоминаю все правила поведения для обольщения Николаса, однако это не он. Мужчина лет тридцати направляется ко мне, сложив руки в карманы. Его смуглая кожа полностью забита татуировками. Волосы пострижены под «ежик». Оглядев его лицо, понимаю, что уже видела его раньше. Пару месяцев назад я перевозила наркотики по поручению М, он был получателем. Человеком М. Имени его я не знаю. Они никогда не представляются.
Видимо осознание жирными буквами появляется на моем лице, раз он едко улыбается.
– Давно не виделись, девочка, – говорит он.
Черт возьми, он перегораживает мне вход в отель и дорогу на главную улицу. Позади только тупик. Если побегу, он поймает меня. Вряд ли он просто пришел поздороваться.
– Я пришел передать «привет» от босса, – мужчина вытаскивает руки из карманов и крепко сжимает кулаки. – М просит напомнить, кому ты принадлежишь и что бывает, когда не слушаешься.
Кровь в моих жилах леденеет от ужаса, и я начинаю медленно отступать.
– Но я делаю все, что М требует! – испуганно пищу я.
Мужчина вытаскивает из кармана кастет и надевает на праву ладонь.
– Да, в этом ты права, – кивает он, двигаясь в мою сторону. – Но я наблюдал за тобой. Ты стала слишком своевольной и дерзкой. М это не нравится. А что не нравится М, то не нравится всем нам, девочка. Пора бы уже запомнить свое место.
Я быстро осознаю, что он здесь не для лекции о моем непослушании. Он здесь ради наказания и предупреждения.
Мои карманы переполнены визитками, салфетками с номерами телефонов, а скулы уже болят от постоянных улыбок. Пусть мои братья и считают, что мои коммуникативные навыки лучшие в нашей сумасшедшей семье, это не значит, что я действительно наслаждаюсь общением со снобами, дамами, беспрерывно говорящими о диетах и их отдыхе в Европе, и джентльменами, не преминувшими упомянуть, скольких любовниц они трахнули на этой неделе. Я не против секса, нет. Я его главный фанат. Но когда мужчина относится к женщине не более, чем как к дырке, он становится таким же дерьмом, каким считает других.
– Сэр, один из поваров видел, как она шла к служебному выходу, – Слейд, один из моих охранников, подходит ко мне.
Кивнув, говорю ему возвращаться к машине.
Плутовка сбежала от меня снова, черт возьми. Я дважды перепроверил по камерам и не нашел Лили. С нашей первой встречи я все время думал, а не приснилась ли она мне. Чудесное видение, посланное кем-то, чтобы взбодрить меня. Сегодня, когда я вновь прикоснулся к ней, понял, что Лилиана очень даже реальна. И я чертовски хочу ее, а она отказывается даже от простого ужина. Обычно женщины… более податливы, мне не приходится прилагать подобные усилия для банального свидания.
К черту, если я не найду ее у заднего выхода, приеду к ней домой. Не зря же Луи собрал ее полное досье. Избегая гостей, прохожу по коридору к выходу, толкаю железную дверь и оказываюсь на улице. Сначала все кажется обычным. На улице тихо и жарко, как в аду. Но в следующую секунду я слышу стон боли и пронзительный крик. Вытаскиваю из-за пояса пистолет, крепче хватаю его и сворачиваю за угол. Глаза не сразу привыкают к темноте, но вскоре мне удается рассмотреть, кто именно кричит.
Лилиана, упав на колени, держится за живот и пытается прикрыть голову, пока какой-то мужчина склоняется над ней и наносит удары то по бедрам, то по ребрам.
– Пожалуйста, не надо… – осипшим от криков и заплаканным голосом умоляет она. – Пожалуйста.
Кровь в моих жилах леденеет, когда мужчина заносит кулак, чтобы в очередной раз ударить Лили. Замечаю темную струйку, стекающую из носа, и порванную рубашку. Этого хватает, чтобы я потерял контроль. Рывком подбегаю к ним, бью незнакомца закладом по голове. Он довольно крупный, поэтому лишь слегка теряет ориентацию и отшатывается. Не теряя времени, бью его кулаком в челюсть, затем ударяю ногой в колено. Меня охватывает ярость, и я пинаю его по животу, по голове и ногам – везде, где могу дотянуться. Он хрипит, но сопротивляться уже не может.
– Ник… прекрати… – доносится до меня слабый голос Лианы.
Кидаю на нее взгляд, и новая волна злости поднимается во мне, когда я лучше рассматриваю ее, свернувшуюся калачиком. Ее огромные глаза, наполненные страхом, уставляются на меня. Лили похожа на котенка, испуганного и израненного. Мужчина закашливается, отвлекая меня. Крепкий, быстро оправится. Достаю телефон из кармана пиджака и набираю Слейду.
– Слейд, я в переулке за отелем, – говорю я. – Забери отсюда человечка. Он никуда не уйдет, но его надо будет подлатать у нашего доктора. Еще подгоните мою машину.
– Ублюдок, – рычит мужчина, и его снова одолевает приступ кашля. – Ты даже не поцарапал меня.
Закатываю глаза от его непреодолимой гордыни. Слейд на другом конце зовет остальных парней и отключается.
– Нет, козел, – качаю головой. – Отсюда тебя уволокут только мои люди. Радуйся, что не в черном мешке.
Чтобы он никуда не ушел, достаю из кармана заглушку и накручиваю ее на ствол. Поднимаю пистолет и, прицелившись, выстреливаю ему в бедро. Гулкий и тихий звук проносится по переулку. Кровь заливает его джинсы и стекает на асфальт. Мужчина истошно кричит, как маленький ребенок, а затем и вовсе теряет сознание. Усмехаюсь, сажусь перед ним на колени и оглядываю его. Упырь надел гребаный кастет.
– Столько бравады для такой мелочи, – качаю головой и забираю его «оружие».
Совсем позабыв о Лили, разворачиваюсь к ней и, к своему ужасу, вижу, что она плачет. Ее лицо такое печальное, что мне становится стыдно за шоу, устроенное мной. Не раздумывая беру ее под колени, второй рукой обвиваю талию и поднимаю на руки. Лили стонет, но она в сознании и в целом не так плоха. Только напугана, и глаза распухли от слез.
– Ты можешь отпустить меня, Ник, – шепчет Лили, однако прижимается ближе к моей груди. – Я в состоянии дойти сама.
Ее губы дрожат. Своим маленьким кулачком она вытирает слезы и шипит, когда задевает ссадину на щеке. Лили никак не отреагировала на выстрел и не испугалась меня, хотя любой разумный человек бы уже бежал, сломя голову. Возможно, у нее просто шок. Или мне стоит внимательнее почитать ее биографию.
– Уверен, что можешь, но боюсь, ты опять убежишь, – настороженно говорю я. – Ты знаешь нападавшего?
Лили, опустив взгляд, качает головой. С ее губ срывается всхлип, и я ближе притягиваю ее к себе. Когда подхожу к автомобилю, Слейд открывает пассажирскую дверь, и я усаживаю Лили в кресло и пристегиваю ремень безопасности.
– Куда тебя отвезти? – спрашиваю я, поставив руки возле ее бедер.
Мой взгляд медленно скользит по одежде и лицу Лили. На лице лишь пара небольших ссадин, ключицы, запястья и бедра покрыты наливающимися синяками от ударов кастета, рубашка и юбка порваны в нескольких мечтах. Злость с новой силой накатывает на меня, и я жалею, что прострелил ублюдку только бедро, а не голову.
Лили молчит и, обняв себя, качается из стороны в сторону. Аккуратно кладу руку на ее бедро, привлекая к себе внимание.
– Домой? – тихо спрашиваю я.
Лили резко поднимает на меня глаза, наполненные слезами, и лихорадочно качает головой. С ее лица сходит вся краска.
– Нет-нет, мне нельзя домой, – бормочет Лили и всхлипывает. – Если бабушка… я… не могу. Пожалуйста.
– Эй-эй, – беру ее лицо в ладони и большими пальцами смахиваю слезы. – Давай ты переночуешь у меня, хорошо? Я обработаю тебе ссадины, и ты выспишься.
Лили обдумывает мое предложение с минуту и в итоге соглашается. Закрываю пассажирскую дверь, огибаю автомобиль и сажусь за руль. Лили до сих пор трясет. Снимаю пиджак и протягиваю его ей.
– Надень, – говорю я. Пальцы Лили задевают мою кожу, и я едва не вздрагиваю, почувствовав, какая она ледяная. – Ты и в шоке, и замерзла.
Лили не противится, но продолжает молчать.
Что ж, Лили все-таки проведет ночь в моем доме, просто не по той причине, на какую я рассчитывал.
Глава 5
В детстве меня никогда не наказывали. Даже отец, каким бы ужасным человеком он ни был, не поднимал на меня руку. Ему хватало страха, вселяемого в меня его властью. Я всегда была умной девочкой. Мне не нужно было испытывать то, через что проходили другие, чтобы понять, что не стоило перечить отцу. М прекрасно знает об этом. Я никогда не нарушала приказа, делала все. Но прихвостень М все равно избил меня, как непослушного раба.
Всхлипнув, зажмуриваюсь, чтобы непрошенные слезы не вылились перед Ником.
– Прости-прости, – бормочет он, обдувая ссадину на моей скуле. – Я почти закончил. Ты уверена, что не хочешь, чтобы я вызвал врача? Голова не кружится?
– Уверена, – шепчу я.
С трудом открываю глаза и смотрю на Николаса. Он очень бережно обрабатывает мои раны со сосредоточенным лицом. Приняв душ, я переоделась в чистую одежду, которую он мне дал, и намазала синяки мазью. Все происходит так, как и задумывалось. Из-за М Николас чувствует себя героем. Пусть тот урод почти не бил меня по голове, чтобы я не получила слишком серьезные травмы, но выгляжу я все равно ужасно. Не представляю, как я объясню бабушке, что со мной произошло.
– Как долго заживают синяки? – выдавливаю я, глядя на гематомы на запястьях. – Бабушка с ума сойдет, если увидит меня в таком состоянии.
Николас проводит кончиками пальцев по коленям, словно настоящий врач, проводящий осмотр. Убрав дезинфицирующее средство в аптечку, он ободряюще улыбается.
– Минимум дней пять, – отвечает Ник. – Я бы предложил тебе остаться у меня на это время, но уверен, что ты откажешься, даже если это сбережет нервы твоей бабушки.
Подняв на него взгляд, вижу лукавую ухмылку на его губах. Закатываю глаза и легонько толкаю его в плечо. Такое простое движение отзывается болью в руке, и я морщусь.
– Спасибо за доброту, но я что-нибудь придумаю, – потерев запястье, говорю я. – Завтра у меня поздняя смена, так что бабушка не заметит, а потом скажу, что попала в аварию… черт! Моя машина!
Подскакиваю с дивана, намереваясь вернуться к тому отелю, чтобы забрать ее. Мой автомобиль запирается, но хватит простой шпильки, чтобы взломать замок, поэтому свою рухлядь я обычно ставлю где-нибудь в переулках. Это же Лос-Анджелес, машину угонят, если уже этого не сделали.
– Эй, я взял твои ключи и отдал своему телохранителю, – Ник тормозит меня, придержав за плечи. – Твой, с позволения сказать, автомобиль уже стоит у меня во дворе, а все вещи бережно сложены на переднем сидении.
Я так растерялась, что забыла про все. Неважно, что план М по сближению с Николасом сработал. Нападение вывело меня из шаткого равновесия, в котором я находилась. Инстинктивно обнимаю себя руками, чтобы сдержать рвущийся из меня поток эмоций, но это не помогает. Знал ли Эктор? Возможно, я и не считаю его другом из-за его близости к М, но он близкий для меня человек, который, как я думала, заботится обо мне. Если он был в курсе, то…
– Лили, – слышу обеспокоенный голос Ника, а затем чувствую его пальцы, накрывшие мои щеки. – Тебя трясет.
Моргаю несколько раз и чувствую, как по щекам стекают слезы. Николас притягивает меня к своей груди, и я, не сопротивляясь, утыкаюсь носом в его рубашку. Почему мне так плохо? Почему я не могу взять себя в руки? Я же знаю М.
Стискиваю в ладонях рубашку Николаса и требую от себя успокоиться. Мужчины не любят женские слезы. Он уже чувствует себя героем, и мне нельзя продолжать жалеть себя. Я должна его благодарить, флиртовать с ним, однако слезы – это все, на что я способна.
– Давай уложим тебя в постель, – Ник вдруг снова поднимает меня на руки. – Никогда бы не подумал, что буду говорить подобные вещи в столь целомудренном смысле.
От его попытки развеселить меня я смеюсь сквозь слезы. Шутка глупейшая, но мне становится лучше. Николас кладет меня на постель и укрывает одеялом. Прохладные шелковые простыни приятно ласкают израненную кожу, и я выдыхаю. Слезы продолжают жечь глаза, а страх продолжает сковывать каждую мышцу в моем теле.
– Утром тебе станет легче, – Николас наматывает прядку моих волос себе на палец. – А пока спи.
Ник в последний раз улыбается мне и разворачивается, чтобы уйти, но я не позволяю ему. Вцепившись в его руку, останавливаю его. Николас вопросительно вскидывает брови. Откашливаюсь, чтобы вернуть себе голос.
– Я хотела… спасибо, – приподнявшись, хриплю я. Ник кивает, тепло улыбнувшись. Набрав побольше воздуха в легкие, выпаливаю: – А еще ты можешь остаться здесь, пока я не усну?
Не знаю, кто из нас удивляется больше. Николас молчит несколько секунд, а затем говорит:
– Хорошо.
С трудом расцепляю хватку на его руке, и Николас, обогнув постель, сдвигает одеяло и ложится рядом. Он не придвигается ближе, не касается меня, но мне хватает простого присутствия его рядом. Наши глаза встречаются. Николас поправляет одеяло, натягивая его мне почти до носа.
Это почти комично. Я попросила защиты у человека, которого сама собираюсь уничтожить. Если бы Николас знал, какую змею пригрел, давно бы сам разобрался со мной, а не ухаживал.
Ладно, причитать о том, какая я жалкая буду завтра. Сегодня мне нужно поспать. Прикрыв глаза, пытаюсь вытолкнуть из головы злобную ухмылку того мудака и предупреждение от М. Разум погружается во тьму, но перед тем, как заснуть окончательно, чувствую прикосновение к щеке. Николас остался со мной.
Не помню, когда в последний раз так крепко спала. Шок, переутомление и эмоциональное выгорание полностью истощили меня. Открыв глаза, осматриваю комнату и понимаю, что я одна. А еще осознаю, насколько здесь красиво. Прошлой ночью мне было совсем не до рассматривания интерьера, так что сейчас я присвистываю от удивления. Стены выложены светло-коричневой плиткой и деревянными панелями, напротив кровати располагается огромное панорамное окно с выходом на балкон с двумя мягкими креслами-качалками и журнальным столиком. Есть камин, который в сочетании с деталями из натуральных материалов создает уютную атмосферу. Мне понравилась необычная лампа в форме дуги, освещающая балкон. Но самое лучшее в спальне – вид из окна на холмы.
Откидываю одеяло и сползаю с постели. Волшебные мази Ника сработали, и ссадины практически перестали ныть. На прикроватной кушетке замечаю коробку с новым телефоном и запиской:
«Твой телефон окончательно сломан. Мой техник перенес всю информацию на этот».
Вспоминаю, что мой сотовый и правда разбился прошлой ночью. Притворяться, что не нуждаюсь в подарке Ника, я не буду и возьму его. Беру новенький и чертовски дорогой телефон и резко осознаю, что человек Ника рылся в моем сотовом. Боже мой, там же телефон Эктора. Сообщения от М я удалила, но для техника восстановить их – плевое дело. Мне нужно успокоиться. Если бы Николас был в курсе моих мотивов, я бы вряд ли спокойно отлеживалась в его кровати.
Тяжело вздыхаю и открываю контакты, проигнорировав десяток СМС. Кое-кто задолжал мне объяснения, и я получу их, черт возьми. Нажимаю «позвонить», и спустя пару гудков слышу знакомый голос:
– Hermana, где ты? Скажи, что ты в порядке.
Эктор кажется… обеспокоенным. Его волнение поднимает во мне волну гнева. Пройдя в ванную, запираю дверь и включаю воду, чтобы Ник не услышал лишнего.
– Ты, сукин сын, знал, что М это устроит? – шиплю я. – Я хочу услышать правду!
– Лили! – выдыхает Эктор. Затем слышу, как он куда-то идет, и звук запирающегося замка. – Клянусь, я понятия не имел. Я выгнал того ублюдка сразу после твоей поставки и не знал, что он продолжал работать на М. Мы перехватили его, когда люди Кинга везли его в полицию.
Ничего не отвечаю. Как я могу верить главному прихвостню М? Эктор столько помогал нам с бабушкой, но он всегда был верным сторожевым псом М. В Экторе есть добро и свет, которые жизнь не смогла выжечь до конца. В этом я не сомневаюсь. Но у доверия слишком высокая цена, которую я не могу себе позволить.
– Я избавился от него, – понизив голос, добавляет Эктор. – М не в курсе. Прости, hermana, я обещал, что буду защищать тебя. Я могу что-то для тебя сделать?
Стискиваю телефон до скрипа.
– Да, хватит называть меня сестрой! Я не состою в вашей банде! – рявкаю я. – И прекрати притворяться, что заботишься обо мне. Ты не сможешь вечно играть за две команды.
Не дожидаясь ответа Эктора, отключаю звонок и кладу телефон на край раковины. В голове гудят мысли. Брызгаю в лицо холодной водой и тяжело вздыхаю. М подозревает Эктора. Босс всегда рассказывает ему о своих планах. Теперь что-то изменилось. М, возможно, считает, что Эктор слишком сблизился со мной. Его непослушание не останется без внимания.
К черту, это не моя проблема. Пусть Эктор сам разбирается со своим дерьмом.
Поднимаю глаза и смотрю на свое отражение в зеркале с подсветкой. Ванная комната была выполнена в схожем со спальней стиле. Она огромная. Есть и душевая, и ванна, отделанная мраморными плитами, в которую поместилось бы как минимум трое. Дерево разбавляет мрачноватую, на первый взгляд, комнату.
Все ящики встроенные, и мне требуется несколько минут, чтобы понять, как их открывать, и найти зубную щетку. Быстро привожу себя в порядок, надеваю новые шорты, майку и рубашку, которые нахожу в ванной, и спускаюсь вниз по стеклянной лестнице с деревянными перилами. Мои глаза разбегаются от великолепной отделки дома.
Я росла в не меньшей роскоши. Просто за пятнадцать лет я отвыкла от такого. Наша с бабушкой съемная квартира в Бруклине с одной спальней была не лучшим жилищем, как и немного обветшалый дом в Эл-Эй. Холодные полы и тонкие стены стали привычнее, чем камины и стильный ремонт. Однако я ничуть не скучаю по родительскому дому. Там всегда обитало слишком много призраков и монстров.
Спустившись на первый этаж, ощущаю прекрасный аромат свежей выпечки и, повинуясь своим инстинктам, ступаю туда, откуда доносится запах. Повернув за угол, захожу в современную и идеальную, как и весь остальной дом, кухню.
Николас, стоя ко мне спиной, возится с чем-то на столешнице, насвистывая знакомую мелодию. Кажется, это «Pink» от Aerosmith. Подхожу к кухонному мраморному островку и прислоняюсь к нему, наблюдая за Николасом. Или скорее пялюсь на его мускулистую спину. Николас одет лишь в домашние штаны, и при каждом движении его мышцы завораживающе двигаются. Его кожа гладкая и загорелая. Когда Николас протягивает руку в сторону, замечаю небольшую татуировку. Одно слово, выведенное красивым почерком.
– Воспитанные люди не подкрадываются, – вдруг говорит он и кидает на меня взгляд через плечо. Николас одаривает меня слишком сладкой для утра улыбкой, но я все же слегка улыбаюсь ему в ответ. – Ты голодная?
Киваю и запрыгиваю на стул. Николас достает из шкафа кружки, ставит их на поддон кофеварки и включает ее, а мне приносит тарелку, доверху наполненную едой. От одного вида яичницы, бекона и свежеиспеченного хлеба рот наполняется слюной.
– Ты сам печешь хлеб? – недоверчиво вскидываю бровь, глядя на Ника. – Скажи, что нет, иначе у меня появится комплекс неполноценности.
Николас заливается смехом и качает головой. Кофеварка пищит, сообщая о готовности напитков, и он ставит передо мной кружку с ароматным кофе.
– Это не так трудно, как кажется, – говорит Николас и садится напротив меня. – Жена моего брата заставляет нас всех готовить вместе на праздники. После ее пиццы ты не сможешь есть ее в ресторанах, клянусь.
– И вы, четыре огромных мужчины, слушаетесь женщину? – не скажу, что Николас производит впечатление человека, который начиняет индейку на День Благодарения и выполняет указы невестки.
Николас подцепляет бекон и кладет его в рот.
– Если бы ты ее увидела, то не спрашивала бы, – усмехается он. Выражение его лица становится нечитаемым, но глаза лучатся теплом, когда он говорит о семье. – Селена страшна в гневе.
Прокручиваю в голове всю информацию, которую предоставили люди М. Селена, насколько я помню, жена старшего Кинга, Росса. Ее досье сочли не особо нужным, потому я лишь знаю, что она на два года старше меня, мать Селены умерла при странных обстоятельствах и у них с Россом есть дочь. А вот досье про ее мужа было более… занимательным. Не хотела бы я перейти дорогу Россу Кингу, но, к сожалению, выбора у меня нет. Когда на меня начнется охота, он возглавит поход. Ему не в первый раз убивать «возлюбленных» своих братьев.
Сглотнув образовавшийся ком страха, принимаюсь за еду. Когда я откусываю хрустящий хлеб, с моих губ срывается стон.
– Боже мой, как вкусно! – с набитым ртом бормочу я.
Николас ухмыляется, смотря, как я начинаю поглощать еду. Не думала, что смогу есть после вчерашнего. Но когда Эктор сказал, что невиновен в том, что произошло, мне стало немного легче. М – мой ночной кошмар уже очень давно, и я рада, что не должна опасаться появления еще одного монстра в моей жизни.
В кухне повисает неловкое молчание. Стоит ли мне еще раз поблагодарить Ника за спасение? Или раз он не говорит об инциденте, не спрашивает, почему тот мужчина напал на меня, я должна помалкивать?
– Если ты когда-нибудь обеднеешь, то тебе стоит пойти работать поваром, – выдаю невообразимую чушь, чтобы хоть как-то разорвать тишину, потому что еще немного и я услышала бы стрекот сверчков.
Ник самодовольно ухмыляется.
– Птенчик, этого никогда не произойдет. Скорее папа римский станет сатанистом, чем наша семья обеднеет, – шутит Николас, хотя вряд ли его слова неправдивы. У Кингов больше денег, чем можно сосчитать.
Закатываю глаза и подношу кружку к губам. Во мне слишком мало кофеина, чтобы стойко выдержать разговор с высокомерным богачом, пусть тот и спас мою жизнь. Лицо Николаса вдруг становится серьезным.
Черт, кажется, я сглазила.
– Я понимаю, что ты вряд ли хочешь говорить о вчерашнем, – начинает Николас, – но все же что хотел от тебя тот ублюдок?
Замерев, опускаю взгляд на стол. Я не знаю, что должна ответить. Вдруг этот разговор – проверка. Николас уже знает, кто я, и сейчас меня схватят. От М не было никаких инструкций, потому что эта сволочь в очередной раз подставила меня.
– Он хотел ограбить меня, – прочистив горло, отвечаю я самым спокойным голосом, на который способна. – Но у меня с собой был только сотовый, за который он бы выручил меньше сотни баксов. Поэтому он разозлился и начал меня бить.
Николас перегибается через кухонный остров и накрывает мою ладонь. Прикосновение осторожное, не угрожающее, и я решаюсь поднять взгляд на него. Лицо Николаса серьезное, и весь его вид выражает сочувствие. С трудом выдыхаю, осознав, что он ничего не знает.
– Мне жаль, – тихо успокаивает Николас меня и пытается ободряюще улыбнуться. Затем поднимается со стула и загружает наши тарелки в посудомоечную машину. Облокотившись на столешницу, он вдруг замечает: – Должен признать, что меня слегка насторожило твое спокойствие, когда я прострелил ему ногу. Нормальная девушка бежала бы быстрее ветра, но ты словно совсем не испугалась.
Сердце ускоряет ритм, громко барабаня в груди. Будь Николас не таким внимательным и умным, мне было бы легче. Я уже даже молчу про его внешнюю привлекательность. Ник сбивает меня с толку и усложняет задание, сам того не подозревая.
– А кто сказал, что я нормальная? – нервно хмыкаю я и ставлю кружку обратно на стол. – Но если серьезно, ты же читал, откуда я. Там, где я провела свое детство, случались вещи и похуже.
Николас понимающе кивает. Он и правда собрал на меня досье. Эктор и другие люди М подчистили все, что могло указать мою связь с боссом. Официально я сирота, которую бабушка перевезла в Штаты после гибели родителей. На деле же все было не так. Бабушка пожертвовала многим, чтобы мы смогли получить грин-карты. Возвращение в Мексику для нас равносильно самоубийству. Федеральные службы дали нам новую фамилию и включили в программу защиты свидетелей лишь на несколько лет. После мы были предоставлены сами себе.
Мысли о прошлом всегда ранят. Мне становится тесно в этом огромном доме, в просторной кухне, в собственном теле. Сжав кулаки под столом, пытаюсь выкинуть из головы назойливые воспоминания. Я должна убраться отсюда поскорее.
Спрыгнув со стула, аккуратно улыбаюсь Нику и говорю:
– Мне пора. Спасибо еще раз за спасение и за то, что позволил остаться у тебя.
Николас молча отталкивается от столешницы и направляется ко мне. Его голубые глаза прикованы к моему лицу. Не могу прочитать, о чем он думает, и хочу отступить, но ноги врастают в пол. Ник останавливается в паре сантиметров от меня, и я ощущаю жар, исходящий от его голой груди. Его торс беспокоит меня больше, чем я готова признать. Дыхание вновь сбивается, и я нервно тереблю край рубашки.
– Просто так я тебя не отпущу, – растягивая слова, произносит Ник.
Его пальцы скользят по моим плечам, бережно обводят каждую ссадину по памяти. Мое тело реагирует на его касания, и я вздрагиваю отнюдь не от страха. Мои глаза расширяются. Не могу оторвать взгляд от небесных глаз Ника. Мне не хочется признавать правоту М, но спектакль с рыцарем и драконом сработал. Зная правду, все равно чувствую теплоту к Николасу, бескорыстно спасшему меня. А когда я попросила его остаться со мной прошлой ночью? Бесконечное отчаяние охватило меня, когда я кинулась в объятия первому человеку, проявившему заботу в мою сторону.
– Почему ты так сильно пытаешься сбежать от меня? – шепчет Ник, выводя круги на моем предплечье.
Его размеренный тон зачаровывает меня, будто я змея, а он – факир. Все смятение, любые сомнения покидают меня, будто Николас с помощью прикосновения передает мне свое спокойствие.
– Я не бегу от тебя, – тихо, чтобы не нарушить магию момента отвечаю я. – Просто… мне пора уходить.
Стряхиваю его руки с себя и снимаю чары. Мне нельзя поддаваться, терять контроль над ситуацией, в которой я должна быть главной. Николас поджимает губы и кивает.
– Тогда ты должна пообещать, что мы встретимся вновь, – заявляет он.
Пересилив себя, разрываю зрительный контакт, разворачиваюсь и направляюсь к выходу. Чувствую взгляд Ника на себе, но не смотрю на него и слегка дрожащими руками завязываю шнурки. Потрепанные кеды выглядят нелепо на фоне дорогущих шмоток, купленных Ником. Я не знаю, куда мне идти, но уверена, что мне нужно убегать из этого дома. Не могу вести игру, когда мой разум находится в подвешенном состоянии.
Распрямившись, решаюсь посмотреть на Николаса и обещаю:
– Мы обязательно встретимся, Николас.
Мы молча стоим несколько минут и смотрим друг на друга, а я пытаюсь нащупать рукой ручку входной двери. Николас, ухмыльнувшись, говорит:
– Если ты нарушишь свое слово, я найду тебя, птенчик.
Ник протягивает мне ключи от моего автомобиля, но не отдает их.
– Ты знаешь, что в Эл-Эй можно спрятать целый город? – тараторю я. – Если я захочу, то ты не найдешь меня.
Николас делает шаг ко мне, и мой нос улавливает аромат его чистой кожи, смешанный с пряными нотами парфюма. Мне не по себе, и я не могу объяснить свои ощущения. Николас протягивает руку и заправляет упавший на лоб локон за ухо.
– Поверь, от меня ты не убежишь, – подмигнув, он берет мою ладонь и вкладывает в нее ключи от автомобиля.
Невнятно попрощавшись, почти выпрыгиваю из дома и быстрым шагом направляюсь к автомобилю, стоящему возле сада с фонтанами. Придомовая территория Николаса просто огромная. Чуть поодаль вижу бассейн, бортик которого выложен каменной плиткой. Лучи утреннего солнца красиво играют на водной глади. На фоне ухоженных кустов и идеально постриженного газона моя малышка и правда выглядит дерьмово. Вся эта красота уже начинает давить на меня, и я открываю скрипучую дверь автомобиля и залезаю внутрь. Мне требуется несколько минут, чтобы найти навигатор в новом телефоне и, построив нужный маршрут, уезжаю к единственному человеку, который не станет лезть в мое дерьмо и просто позволит мне погрузиться в свои мысли.
Но перед этим Джейсон хорошенько трахнет меня.
Глава 6
– Ты же шутишь, верно? – спрашивает Джейсон, натягивая футболку на голый торс. – Что с тобой происходит в последнее время?
Не обращая на него внимания, роюсь в постели в поисках своих трусиков. Куда, черт побери, делся этот клочок кружевной ткани? Джейсон продолжает буравить меня недовольным взглядом. Последние два дня я провела у него, сказав бабушке, что осталась у подруги. Николас продолжает мне писать, но я игнорирую его. Это не входило в план Эктора, которого я, к слову, тоже избегаю. Однако день прослушивания приближается, и уже завтра план М перейдет в стадию наступления.
– Сначала тебя кто-то избивает, а теперь ты расстаешься со мной? – не унимается Джейсон. – Ты буквально умоляла остаться с тобой. Что изменилось?
Продолжаю выворачивать простыни в поисках гребаных трусиков и не отвечаю ему. Мне нужно уйти сейчас же. Моя тихая гавань больше не является таковой. М снова лишает меня чего-то.
– Лили, – Джейсон подходит ко мне и хватает за руку, заставляя остановиться. Рукой нежно берет мой подбородок и шепчет: – Малышка, если ты влипла во что-то, я помогу. Только скажи мне, что случилось.
Удивленно смотрю на него. Раньше Джей не был таким заботливым, или, возможно, я не давала ему шанса проявить себя таковым. Каждая наша встреча заканчивалась моим побегом под покровом ночи и благодарностью за хороший секс. Мы не разговаривали, и мне это нравилось. Но и отрицать, что я ничуть не прикипела к нему за все это время, неправильно. Он хороший парень.
Вот почему он справляется о моем благополучии, когда я, лежа на его груди, заявила, что между нами все кончено. Джейсон должен был выгнать меня, а не спрашивать, что у меня случилось. Я не могу сказать ему, что должна отдалиться от него. М постоянно дает мне понять, что я должна быть послушной. Если кто-то увидит нас с Джейсоном после начала операции над покорением сердца Николаса, ему несдобровать. Я не прощу себя, если с ним что-то случится. Если М не щадит меня, то Джейсону повезет, если он умрет быстро. Для босса он просто очередной человек, а я когда-то была самым близким.
– Я в полном порядке, – легонько толкаю Джея в грудь и вздергиваю подбородок. – Просто я не хочу этого.
Тяжело сглатываю и обвожу рукой пространство между нами. Джейсон хмурится и стискивает челюсти до скрипа. Мой ответ его не удовлетворяет, зато он будет жив.
– Я не хочу тебя, – пытаюсь придать голосу твердость и не опускать глаза. – Все кончено.
Джейсон хватает меня за плечи, толкает назад, вжимая в стену. Успеваю лишь пискнуть от неожиданности. Мои глаза округляются. Пытаюсь сдвинуть Джейсона, но он зажимает мои бедра своими, не давая выбраться. Поймав мои запястья одной ладонью, он поднимает их над моей головой. В темных глазах Джея читаются непонимание и решительность доказать мне, насколько я не права, разрывая наши отношения. Продолжая смотреть в мои глаза, Джейсон ладонью разводит мои бедра и ставит колено между ними. Отчаянно пытаюсь свести ноги, но его огрубевшие подушечки пальцев скользят по лобку прямо к моему центру. Ноги тут же подкашиваются, и я тихо стону. Чувствую, как становлюсь влажной, когда Джейсон надавливает на клитор.
Черт побери мои пропавшие трусики.
– Очень не похоже, что ты этого не хочешь, малышка, – вполне серьезно говорит Джей. Пальцами раздвигает мои складочки и проскальзывает внутрь, вызывая сладостную пульсацию между ног. Моя спина выгибается, бедра подаются вперед. – Вспомни, как ты пела мне вчера, как стонала, кончая.
Я помню все. В очень ярких подробностях. Мне нравится петь Джейсону. Я никогда не исполняла для него отрывки из песен собственного сочинения, потому что это означало бы подпустить его ближе. Туда, где таится вся боль, служащая вдохновением и одновременно главной преградой для меня. Это непреодолимая ледяная стена вокруг моего сердца, которую мне не разбить и не растопить.
Джейсон не видит меня полностью, как и я его. Так и должно оставаться. Только отдалившись, я смогу уберечь его от перекрестного огня.
Джей покрывает поцелуями мои ключицы. Его глаза сосредоточены на моем лице, пока его пальцы кружат вокруг клитора, распределяя влагу. На мне лишь бюстгальтер, больно натирающий вершинки возбужденных сосков. На работе Джейсон всегда такой сильный и грозный, но со мной продолжает нежничать. Вывожу круги попкой, чтобы он усилил напор, вел себя жестче. Мои тело и мозг отделяются друг от друга. Физически я полностью отдаюсь Джею, а разум летает по самым темным уголкам подсознания.
Глядя на Джейсона, на его непроницаемое выражение лица, пока он трахает меня пальцами, вдруг вспоминаю дерзкую ухмылку и пронзительные голубые глаза. Столь яркий образ другого мужчины работает как триггер, и я замираю, шокировано распахнув глаза. По спине бегут мурашки, и они вызваны отнюдь не лаской Джейсона.
Джей, увидев мое смятение, останавливается.
– Лили, поговори со мной, – вынув пальцы из меня, Джейсон обвивает рукой мою талию и отпускает запястья.
Он бережно гладит мою кожу. Качаю головой и кладу руки на его грудь.
– Нет, – бормочу я и резко притягиваю Джея к себе. Наши губы встречаются в грубом поцелуе, выбивающем весь воздух из легких. Запускаю руку в его спортивные штаны и, минуя боксеры, обхватываю горячий член. Джейсон низко рычит, когда мои пальцы скользят по его длине. Оторвавшись от его сухих губ, хриплю: – В последний раз.
Развернув нас, толкаю Джея обратно к кровати, попутно расстегиваю бюстгальтер и, скинув его, льну к Джейсону всем телом. Мы падаем на смятые простыни, и наши тела сплетаются. Мои руки обвивают его плечи, Джейсон стискивает мою талию, пока наши губы сталкиваются в напористом поцелуе. Без лишних слов спускаю его штаны и трусь киской о горячий ствол. Колени дрожат от переизбытка ощущений, ногти царапают грудные мышцы Джея. Мне нравится чувствовать исходящее от него тепло, приятна его близость.
Но что бы я не делала, мысли возвращались в совсем другое место. К совсем другому человеку.
Музыка в «Лайме и соли» – одна из немногих вещей, доставляющих мне удовольствие. Бар открывался как камерное место с инди-музыкой и атмосферой Мексики. Я начинала работать именно там. Но, к сожалению, первый владелец продал заведение, и все, что осталось от эксклюзивного латиноамериканского места, – название, музыка и текила.
Латиноамериканские музыканты обладают своим шармом. Их тексты страстны, ритмы зажигательны, мелодии пробирают до самого сердца. Возможно, на подсознательном уровне я скучаю по родине, а работа в «Лайме и соли» частично восполняет потерю дома.
– Варгас, обслужишь пятый столик? Мэнди не успевает, – просит Эмма, заходя за барную стойку.
Кивнув, беру чек нужного столика и ставлю напитки на поднос. Смена только началась, но я уже истощена. Я благодарила всех богов за то, что Джейсон сегодня не работает. После нескольких раундов в спальне и душе он уснул, и я смогла сбежать от него, оставив на прощание записку. Между нами все кончено, и объясняться я не стану. Мне не нужны жертвы и напрасное геройство, на которое Джей может решиться.
– Я, конечно, против посещений на работе, – Эмма кладет руку мне на плечо, привлекая внимание. – Но у парня такое лицо, будто он сбил твою собаку. Иди и поговори с ним.
Чувствую, как тело каменеет, руки замирают над бокалами, а сердце пропускает несколько ударов. Боюсь поднять глаза и увидеть пришедшего. Это Джейсон, да? Он решил не сдаваться? Или Николас? Для полного счастья мне не хватает только очередного приглашения на свидание.
Эмма возвращается в зал, а я нервно протираю руки о фартук и поднимаю взгляд. Увидев своего гостья, чувствую, как вся тревожность исчезает и сменяется чистой злобой. Инстинктивно хватаю пустой графин и, замахнувшись, рычу, перебивая музыку:
– Убирайся отсюда, пока я не проломила тебе голову!
Эктор, не дрогнув, опирается на барную стойку и едва заметно улыбается. Ох, когда-нибудь я сотру эту ухмылку с его губ. Отвожу руку дальше, будто действительно собираюсь ударить его, но мы оба знаем, что я не смогу покалечить его прилюдно. К моему огромнейшему сожалению.
– Может быть, уберешь свое оружие? – Эктор указывает в сторону графина. Когда я не выпускаю тяжелую посуду из рук, он тяжело вздыхает, запускает руку во внутренний карман своей куртки, достает оттуда маленький белый флаг на деревянной ручке и машет им перед лицом. – Клянусь, что пришел с миром, сестра.
Прищурившись, предупреждающе смотрю на Эктора. Парень поднимает руки и быстро добавляет:
– Прости, привычка. Я пришел с миром, Лили.
Некоторое время продолжаю просто смотреть на Эктора. Он заслуживает получить по голове чем-то тяжелым за то, что недооценил М. Эктор считает себя особенным, думает, что босс питает к нему теплые чувства. Он не понимает, стоит ему оступиться хоть немного, его спишут в утиль, как и меня когда-то. Упасть всегда легче, чем подняться. Эктор должен умерить свою самоуверенность, иначе М будет натравливать своих головорезов не только на меня.
Но как бы я не была зла на Эктор, я волнуюсь за него. В этом противостоянии он мой единственный союзник. Если он потеряет расположение М, мы оба потерпим неудачу.
– Если ты хотя бы догадывался о том, что сделает М, я лично выпотрошу тебя, Эктор, – все-таки говорю я и тяжело вздыхаю. – А пока я согласна на перемирие.
Эктор, просияв, перегибается через барную стойку и сгребает меня в свои медвежьи объятия. Не успеваю даже предпринять попытку оттолкнуть его. Да и не хочу, честно говоря.
– Прости, сестра, я больше не допущу, чтобы ты пострадала, – говорит Эктор мне на ухо, перекрикивая громкие биты музыки.
Мы стоим так не больше минуты. Для наших отношений вряд ли есть подходящее название. Будь на месте Эктора кто-то другой, вряд ли бы я так долго смогла продержаться в слугах М. Вслух я этого никогда не скажу, но если бы он встретился мне при других обстоятельствах, в другой жизни, я была бы счастлива такому другу.
Эктор отпускает меня, занимает один из стульев за барной стойкой и складывает руки на груди.
– Мы перехватили того урода в больнице, – осмотревшись по сторонам и убедившись, что нас не слышит никто лишний, говорит он. – У Николаса есть купленный доктор. Надеюсь, Кинг подумает, что нападавший просто сбежал.
Киваю и смешиваю последний коктейль. Для Николаса я должна быть чиста, а пропавший мужчина, напавший на меня без особой причины, уже может создать повод для подозрений. Мою биографию подчистили УБН и ФБР, изменив имена родителей. К сожалению, мое место рождения по-прежнему был штат Колима. Готова поспорить, Николас осведомлен, что именно там находится самый крупный картель в Западном полушарии. Еще один факт не в мою пользу. Чертовы ленивые федералы.
Эктор встряхивает волосами и указывает на бутылки позади меня.
– Раз уж ты больше не дуешься, может, нальешь мне текилы? – просит он.
Беру поднос с напитками в руки и, мило улыбнувшись, отвечаю:
– Приходи через три года, и я обязательно тебя угощу.
Наклоняюсь к холодильнику, достаю жестяную банку содовой и ставлю перед Эктором.
– Пока пей колу, малыш, – ухмыляюсь и подмигиваю ему.
Проходя мимо Эктора, треплю его по щеке, как маленького мальчика. Он возмущенно открывает рот и отталкивает мою руку, а я убегаю отдать заказ. Сомневаюсь, что Эктору Лопесу часто отказывают налить стопку в баре. В конце концов, большую часть баров, в которых он бывает, его банда – разумеется, с подачи М – снабжает наркотиками. Сделаю доброе дело и помогу ему соблюсти хотя бы один закон штата Калифорния. Оставив Экстора с его раненным эго, отношу заказ на нужный столик.
Стоя спиной к выходу, чувствую, как волоски на шее встают дыбом. Кто-то смотрит на меня. Это не Джейсон. Его тяжелые взгляды я различу из тысячи. С опаской кидаю взгляд через плечо и тут же сгибаюсь пополам, прячась от неожиданного гостя за танцующими посетителями. Парочка, танцующая в паре дюймов от меня, удивленно и вопросительно поднимают брови. Отмахнувшись, бормочу что-то про упавший чек и ползу в направлении бара. У меня есть много вопросов ко вселенной. Например, почему умирают дети? Почему властью наделены те, кто не имеет права даже за резиновой уточкой ухаживать? Или за что она наказывает раком самых невинных?
Но сейчас меня интересует только одно: какого черта Николас Кинг делает в «Лайме и соли»?!
Эктор не замечает меня, и мне приходится хорошенько ущипнуть его за лодыжку. Парень, подчинившись рефлексам, тянется к пушке за поясом джинсов. Мне не хватает времени, чтобы испугаться, потому что паника нарастает с каждой секундой. Мысли мечутся из стороны в сторону: нас поймают, бабушка никогда не вылечится, М убьет меня. Эктор, рассмотрев меня под светом софитов заковыристо ругается на испанском языке и рявкает:
– Лилиана, ты с ума сошла? А если бы я выстрелил?
Приподнимаюсь, стараясь оставаться под щитом из танцующих людей, хватаю Эктора за руку и утаскиваю в сторону служебного помещения. Он особо не сопротивляется, когда я толкаю его за железную дверь.
– Николас здесь, – тараторю я, посматривая по сторонам. – Убирайся через служебный выход сейчас же.
Эктор лишь на секунду напрягается, кивает а затем его губы расплываются в широченную улыбку.
– А ты зацепила его, hermana, – сложив руки на груди, замечает он. – Может, тебе пора вести уроки соблазнения?
Закатываю глаза, толкаю ухмыляющегося Эктора, жалея, что не ударила его графином, и возвращаюсь за бар. Ладони потеют, руки трясутся. Пытаюсь не подавать виду, насколько я взвинчена. Хватаю салфетку и принимаюсь натирать уже чистые бокалы, излишне сосредоточенно разглядывая их ножки, чтобы не выискивать Николаса глазами. Мне кажется, что адреналин клокочет в моих венах, заставляя сердце тревожно и быстро биться. Тело в поисках способа отвлечься повинуется мелодичному ритму, и бедра раскачиваются в такт музыке. Сама того не замечая, подпеваю знакомой «Gasolina».
С губ срывается нервный смешок. Интересно, насколько глупо я выглядела, когда ползла на корточках по всему бару, а потом прятала Эктора, словно он мой тайный любовник? Если бы все было так прозаично. Все дело в том, что Эктор не раз приходил к Николасу для заключения сделки на получение права продажи на его территориях. По сути все, чем сейчас занимается «Lágrima», либо мелочь, либо то, за что в любой момент может начаться война. Банды будут грызться за любой метр, на который их соперники посмели ступить.
Вряд ли Николас мог не запомнить назойливую задницу Эктора, так что мы были на волоске от того, чтобы быть пойманными.
– Хотела сбежать от меня, птенчик?
Даже зная, что Николас подойдет, вздрагиваю. Музыка стихает, когда я медленно поднимаю глаза. Ник, поставив руки на барную стойку, наклоняет голову, разглядывая меня. Бокал замирает в моей руке, когда мой взгляд скользит по нему. Конечно, я не упускаю возможность рассмотреть его рельефные мышцы, выглядывающие из-под серой объемной футболки, светлые волосы, падающие на лоб несколькими непослушными прядями, и глаза, будто два светящихся топаза в темноте бара.
Но сильнее меня цепляет не его красота, а нервный взгляд. Когда Николас видит десятки бутылок, стоящих за мной, людей, пьющих коктейли и охмелевших от спиртного, его челюсти напрягаются, а взгляд становится потерянным. По его лицу ходят желваки, а кулаки на мгновенье сжимаются.
Боже мой, ему не стоило приходить сюда. «Лайм и соль» – это олицетворение всего, с чем он борется. Я слышала часть его речи на встрече анонимных алкоголиков. Николас сражается с зависимостью уже восемнадцать лет, больше половины жизни его терзает болезнь, погубившая не меньше людей, чем войны.
Оглядываюсь по сторонам, думая, куда бы увести Ника. Эктор должен был успеть выйти через служебный выход и покинуть бар, поэтому молча киваю Николасу в сторону железной двери и сама направляюсь туда, молясь не увидеть своего названого брата.
Проскользнув внутрь, облегченно выдыхаю, но в следующую секунду мою талию обхватывают крепкие руки и разворачивают. Ударяюсь щекой о каменную грудь Николаса и удивленно поднимаю глаза.
– Что ты творишь? – шиплю на него.
Не ответив и не отпустив меня, Ник, осмотрев служебное помещение, замечает кухонную стойку для персонала позади нас и, подняв меня в воздух, как тряпичную куклу, усаживает на нее. Моя спина упирается в стену. Николас, раздвинув мои бедра, устраивается между моих ног, а руки ставит по обе стороны от меня, окончательно загоняя в ловушку. Жар его тела опаляет кожу, а близость заставляет пульс подскочить.
Николас наклоняется ко мне. Его неожиданно тяжелое дыхание щекочет губы. Кажется, я перестаю дышать.
– Птенчик, ты заставляешь меня грустить, – с легкой хрипотцой в голосе и хитрой ухмылкой на идеальных губах говорит Николас. Шумная музыка практически не пробивается в эту комнату, и я отчетливо слышу каждое его слово. Небесные глаза Николаса впиваются в меня проникающим под кожу взглядом. – Разбиваешь сердце своей холодностью. Разве можно так поступать с твоими поклонниками?
Рука Ника перемещается на мое бедро, и я чувствую, как под его пальцами кожа начинает пульсировать. Дыхание окончательно сбивается, и я вонзаю ногти в край стола. Пальцы Николаса дразнят меня, поглаживая кожу внутренней поверхности бедра. Он находится на достаточном расстоянии от моей киски, но почему-то это движение кажется самым интимным, что я чувствовала в своей жизни.
– А что, если я действительно холодна к тебе? – выдавливаю я.
Николас приподнимает вторую руку и проводит костяшками по моим оголенным рукам, пальцами поглаживает ключицы, нежно касаясь, линии декольте, обнаженной в блестящем бюстгальтере униформы, и обводит линию челюсти. Мои глаза расширяются от его беспардонности, но остановить Ника не решаюсь. Каждое прикосновение нежное и в то же время обжигающее. Николас коварно ухмыляется, когда мое тело подается ему навстречу. Он наклоняется ближе, и мой взгляд падает на его губы. Сегодня меня целовал мужчина, с которым я провела не один месяц, мужчина, согревающий мою постель много ночей, но каждое воспоминание меркнет.
Пусть Николас Кинг и зависим, он сам настоящий чертов наркотик, на который ты подсядешь, даже не попробовав.
К счастью, я работаю на наркокартель, и его первое правило – не пробуй свой товар. В моей ситуации Николас был товаром, человеком, которого я собираюсь продать. Не стоит про это забывать, даже если одно присутствие Ника уже отвлекает.
– Я слишком хорош, чтобы кто-то мог устоять, птенчик, – не уверена, шутит ли он или говорит серьезно. В любом случае его самоуверенность работает. Николас вновь обхватывает мою талию и притягивает к себе так, что мои ноги оборачиваются вокруг его бедер. Он прекрасно знает, что делает, потому что моя сердцевина оказывается почти прижатой к его паху. – Знаешь, что я первым заметил, когда увидел тебя на приеме, а теперь и в баре?
Николас практически касается губами моих губ. Судорожно глотаю воздух, когда он вжимается в меня. Разве все это не считается домогательством? Не то, чтобы я возражала… Его твердый член чувствуется хорошо даже через плотные слои одежды. И ублюдок знает об этом.
– Свое отражение в моих глазах? – пытаюсь пошутить и отвлечься от давления между ног.
Николас хрипло посмеивается и качает головой. Затем он наклоняется к моему уху, и мне кажется, что большего я не выдержу, когда он говорит:
– Твои твердеющие соски, птенчик. Они всегда такие напряженные, когда мы встречаемся.
Мне не нужно смотреть на свою грудь, чтобы подтвердить слова Ника. Он слишком близко, его слова слишком грязные, а мое тело слишком уступчиво. Все это слишком. Мне кажется, мои щеки и шея полыхают настоящим огнем.
Кладу ладонь на грудь Николаса, желая оттолкнуть его, но вместо этого пальцы почему-то сжимают его футболку.
– Мы встретимся завтра, – произнести эти три слова стоит мне огромных усилий.
Николас по-кошачьи улыбается и подается вперед. Мое сердце делает кульбит, а мозг представляет, каковы на вкус его поцелуи и насколько мягки его губы. Дыхание Ника ласкает мой рот, но фантазии не становятся реальностью. Наклонившись, Николас целует меня, но лишь в щеку. Мои веки трепещут и опускаются, когда его губы касаются раскрасневшейся и горящей кожи.
Мне нужен антидот от очарования Николаса. Он воздействует на меня на каком-то неведомом уровне. Когда Николас спас меня в том переулке, он был нежным, хотя и не был обязан, я почувствовала, как в стену внутри меня врезался огромный валун сомнений. С нашей первой встречи Николас не был плохим человеком, каким мне стоит воспринимать его. Если я не успокою свою совесть, то не выполню задание. Провал будет стоить бабушке жизни.
Вот на чем, я должна сосредоточиться.
– Я знаю, где ты живешь, Лили, – не отстраняясь, говорит Николас. Мой нос утыкается в его скулу, и я чувствую, как приятно пахнет его слегка колючая от щетины кожа. – Заеду за тобой в восемь.
Он дает мне еще мгновение, чтобы я насладилась его теплом и близостью, – или скорее полностью запуталась в собственных мыслях – и отталкивается от кухонной стойки. Сложив руки в задние карманы своих джинсов, Николас отступает к противоположной стене. Я проклинаю лампы, освещающие служебное помещение, потому что Ник прекрасно видит, в какое безобразие превратил меня. Его лицо практически сияет от ощущения победы.
– Ага, – бормочу я, опустив взгляд и спрыгнув с кухонной стойки.
Прохожу к двери и берусь за ручку, пытаясь собрать кашу в голове в связные мысли. Натянув на лицо нечто, издалека напоминающее улыбку, поворачиваюсь к Нику и сладко говорю:
– Я буду считать минуты до нашей встречи, мистер Кинг.
Николас, различив явную издевку в моем голосе, ухмыляется еще шире. Кладет руку себе на сердце и театрально вздыхает.
– Почему мне кажется, что ты снова пытаешься убежать от меня, мисс Варгас?
Уголки моих губ вздрагивают, но я напрягаю мышцы лица, удерживая улыбку.
Лучше бы ты послушал свой внутренний голос и забыл обо мне, думаю я.
– А ты не задумывался, что я слишком боюсь быть отвергнутой после первого же свидания? – вполне серьезно спрашиваю я, поймав взгляд Николаса.
Ник преодолевает расстояние между нами, поднимает руку и скользит пальцами по скуле, там, где недавно были синяки. Он поджимает губы, вспоминая, как плохо я выглядела, но быстро отбрасывает картинку прошлого и встряхивает волосами.
– Страх только сковывает нас, птенчик, – говорит Николас. – Если ты не готова прыгнуть в новый опыт и полностью окунуться в него, жизнь будет невыносимо скучна.
Мой желудок сжимается. Совесть тут же умолкает, а разум выстраивает цепочку необходимых шагов плана.
Какая же я наивная!
Скольким женщинам Николас говорил подобное? Сколько из них поверило, что «новый опыт» с ним станет чем-то большим? Николас почти признался, что я для него очередное развлечение. Новая блестящая игрушка, которую он хочет заполучить себе. Его сводит с ума, что я не отдаюсь ему, не падаю перед ним на колени. Для Николаса я не особенная. Он просто не привык слышать «нет».
Пора уяснить, что Ник не мышка, а я не кошка. Я разыгрываю партию, в которой он мой соперник и моя цель. Не всегда же он должен выигрывать. Настала очередь Николаса быть обманутым.
– Ты прав, – мой голос становится кристально спокойным, а на губах расцветает безупречная улыбка, подпитываемая огнем, пылающим в душе. – Я не хочу, чтобы жизнь была скучна.
А ты, Николас Кинг, вскоре забудешь про спокойствие, потому что я влезу тебе под кожу и заставлю полюбить себя. Можешь бежать, но я сделаю все, чтобы твое сердце, твоя воля и твоя душа принадлежали мне. В конце концов, не только же тебе разбивать сердца.
Глава 7
Колима, Мексика, 15 лет назад…
В нашем доме есть несколько правил для меня, их не так много, как для мамы и бабушки, но самое главное – не бродить по ночам. Папа уложил меня еще два часа назад, спев одну из народных мексиканских песен. Он хорошо попадал в ноты, и мне не терпелось поскорее спеть с ним песню, которую мы подготовили для мамы на ее день рождения.
Папа очень разозлится, если узнает, что я брожу по дому. Но он простит меня, когда я объясню, что мама забыла обнять меня перед сном. Обычно она всегда приходит ко мне. Наверное, она устала и уснула. Я быстро поцелую ее, пожелаю спокойной ночи и вернусь в свою спальню.
Перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, в очередной раз думаю, зачем нам нужен такой большой дом. В нашей семье всего шестеро человек, но дядя Алехандро с женой Бьянкой живут не здесь. Наверное, папа хочет показать, как много у него денег. Я слышала, как его называют боссом. Думаю, это что-то хорошее. Может быть, он король, как в сказках? Тогда я буду принцессой? Мне это нравится.
Спустившись на второй этаж, замечаю несколько взрослых мужчин, работающих на папу, и быстро прячусь под столом. Они проходят мимо, держа за поясом пистолеты. Противные штуки. Громкие, тяжелые и опасные. Папа давно учит меня пользоваться ими. Но даже наушники и перчатки не спасают меня от оглушительных звуков и боли в руках при выстреле. Один раз я поранилась до крови! Бабушка очень злилась на папочку, но я объяснила, что он учит меня защищаться. Дядя Алехандро помогает ему и учит меня бить по резиновой штуке кулаками. Я буду очень сильной!
Выскальзываю из-под стола и на цыпочках бегу к спальне мамы. Раньше она спала вместе с папой, но он стал задерживаться на работе, и мамочка переехала в другую комнату. Дверь в ее спальню оказывается приоткрыта. Хмурюсь и складываю руки на груди. Если мама не спит, то почему не пришла ко мне?
Берусь за ручку, намереваясь толкнуть дверь и испугать маму, но вдруг слышу голоса.
– Дариэла, это слишком опасно! – тихо причитает кто-то. Прислушавшись, понимаю, что это бабушка. – Мигель становится параноиком. Ты слышала, что он сделал? Следующими будем мы!
– Мама! – это уже голос мамы. – Мигель не тронет свою дочь. Мы не можем сбежать.
Слышу всхлип. Бабушка плачет. Я часто видела слезы на ее глазах в последнее время, но она говорила, что просто скучала по дедушке. Значит, она соврала мне? Почему они говорят о папе?
– Ты говорила, что он не тронет и тебя, – бабушка так печальна, что мне хочется ворваться в комнату и крепко-крепко обнять ее. – Когда ты в последний раз заглядывала в зеркало?
Раздается громкий удар. Я слышала такое раньше, когда разбила вазу тети Бьянки.
– Я не буду использовать это! – рычит мама. – Это все равно, что подписать себе смертный договор.
– Ты уже взрослая девочка, Дариэла, – спокойно произносит бабушка. – Но вот Лилиана совсем юна. Я сделаю все, чтобы она спаслась, и заберу ее из Мексики, даже если мне придется навсегда простится с дочерью.
Не выдержав, забегаю в комнату. Пальцы ног врезаются в осколки вазы, чувствую, как по ступням стекает кровь, а по щекам – слезы. Мама с бабушкой удивленно прикрывают рты ладонями и бросаются ко мне, чтобы осмотреть ноги. Но мне не больно. Я слишком сильно злюсь для этого.
– Я никуда не уеду от папы! – кричу я, вытирая мокрые щеки. – Он поет мне песни, дарит конфеты и платья и катает на лошадях. Нельзя бросать людей, которых ты любишь!
Мама быстро хватает что-то со стола и прячет в комоде, затем достает аптечку и садится возле меня. Упрямо продолжаю стоять на стекле, только когда становится совсем невыносимо, я падаю. Мама обдувает мои ранки, вынимает осколки и обрабатывает чем-то очень едким. На мой плач сбегается вся охрана, а следом появляется и папа. Смотрю на его лицо и съеживаюсь. Никогда не видела папу таким злым.
Увидев меня, он громко ругается:
– Две идиотки! Почему вы не смотрели за ребенком?
Взяв меня на руки, папа поглаживает меня по голове.
– Тише, птичка, – шепчет он. – Ты же у меня сильная девочка. Сейчас мы отвезем тебя к доктору.
Кивнув, оборачиваю руки вокруг шеи папы. Он целует меня в лоб и уже направляется к выходу, когда я вижу на шее мамы большие синяки и бормочу:
– Маме тоже надо к врачу, папочка.
Но папа уже выходит из комнаты.
– Не волнуйся, птичка, твоя мать уже большая, – очень холодно говорит он. – Ей просто нужно наконец-то понять, что у каждого действия есть свои последствия.
О чем говорили мама и бабушка, я поняла лишь спустя время.
Лос-Анджелес, Калифорния, США, наше время…
С самого утра мне казалось, что мои связки перестали меня слушаться. Каждая высокая нота выходила фальшивой, с чем бабушка была не согласна. Я давно ей не пела, и она радовалась, слыша мой голос. Песню для проб выбирала не я, а М. Не скажу, что она плоха, но если бы выбор был за мной, я бы не взяла любовную балладу Шона Мендеса. М же захотелось повеселиться.
Бабушка, увидев, как я волнуюсь, всучила мне крестик, который никогда не снимала. Антония Варгас – убежденная католичка. Она верит в Бога и его неисповедимые пути, а наше положение видит испытанием за то, что произошло в Мексике. За то, то случилось с моими родителями.
Я не атеистка, нет. Я уверена, что есть высшие силы, просто мне не кажется, что они определяют нашу судьбу. Мне проще смириться со своей паршивой жизнью и поименно знать тех, кто почти погубил меня, чем думать, что все это чей-то план.
Тем не менее, крестик я взяла.
Золотое украшение нагрелось в моей ладони, и я отпускаю его. Оторвав взгляд от текста песни и нот, оглядываю длинную очередь музыкантов, проходящих прослушивание, как и я. Все мы уже прошли первый этап, теперь здесь лучшие из лучших. И я. Не представляю, как мне удалось попасть сюда.
С самого прихода в офис звукозаписывающей студии я пытаюсь отыскать Николаса, но его нет здесь. Эктор уверял меня, что Ник лично контролирует процесс отбора артистов, так где же он, черт возьми? Весь смысл моего прослушивания заключается в том, что он увидит меня еще раз, очередная неслучайная случайность, подстроенная судьбой. Я не стану звездой, не подпишу контракт, но мое появление может действительно подстегнуть Николаса на начало отношений.
Главное, чтобы он не решил, что я изначально охотилась за ним.
Устав нарезать круги по коридору, сажусь на пол и напеваю строчки песни:
«Вдыхая воздух из легких,
Срывая кожу с костей,
Я готов пожертвовать своей жизнью ради тебя,
И я с радостью сделаю это дважды».
Не понять тонкий намек от М практически невозможно. Босс будет требовать от меня жертв. Одной будет слишком мало.
Дверь в студию открывается, и из нее выбегает заплаканная девушка. Она бежит на шпильках с такой скоростью, что мне становится страшно за ее ноги. Когда девушка пролетает мимо меня, я слышу ее причитания о собственной никчемности и отсутствие таланта. Кажется, ее уход напряг всех музыкантов. Не сговариваясь, мы дружно переглядываемся и молча уставляемся на дверь.
Словно по команде, из студии выходит мужчина. Устало потирая свой лоб, он, смотря в планшет, говорит:
– Лилиана Варгас, вас ждут.
Проклятье. Не припомню, чтобы на собеседование в Джулиард у меня так сильно тряслись колени. Та Лилиана видела в своей жизни только пение, она забыла про кусающее за пятки прошлое и жила в стабильности. А я собираюсь осквернить воспоминания о ней, использовать последнее святое, что осталось у меня, в корыстных целях М.
Поднявшись, отряхиваю шорты и на ватных ногах направляюсь к ужасающей двери. В микшерной вижу еще двоих мужчин. Они выглядят утомленными, но все же вежливо здороваются, увидев меня. На автомате отдаю им запись минуса с нужной мне аранжировкой.
– Мисс Варгас, вы можете оставить свои вещи здесь, проходить в тон-зал и надевать наушники, – указывает тот же мужчина с планшетом.
Вокальная комната выглядит потрясающе. Лучше, чем в любом фильме или репортаже про звезд. Стены отделаны специальными панелями для лучшей акустики, также есть деревянные передвижные щиты. Удобный стул с подвесным микрофон располагаются в центре комнаты. У стен стоят различные музыкальные инструменты, и, насколько могу судить, все они самых лучших мировых брендов.
Присаживаюсь на стул, надеваю наушники и придвигаю микрофон чуть ближе. Распрямив спину, показываю большой палец, и звукорежиссер включает минус трека. Прикрыв глаза, ощущаю, как душа сливается с каждой нотой и ликует от желанной музыки. Когда наступает нужный момент, мой голос вырывается из самого сердца. Связки, опыт, слух – все это неважно, потому что техника здесь ни при чем. Когда ты делаешь то, что поистине любишь, ты обращаешься к своей душе, сердцу, а не разуму.
«Даже если ты желаешь мне лишь добра,
Я хочу, чтобы ты освободила меня».
Песня заканчивается на не менее ироничных строках, но я уже не обращаю на это внимания. Слушаю последние секунды проигрыша и распахиваю веки. Сначала меня встречают одобрительные кивки от проводящих прослушивание мужчин. Они встают и хлопают, включив звук, чтобы я могла их слышать. Такая реакция застает меня врасплох, и щеки заливаются румянцем от смущения. Но насладиться овациями я не успеваю. Дверь в тон-зал открывается, и я вижу шокированного Николаса. Он выглядит так, будто увидел призрака или единорога.
Медленно поднимаюсь со стула, готовясь бежать со всех ног. Он догадался, верно? Он знает, кто я?
Николас делает несколько шагов ко мне, а я не решаюсь сдвинуться ни на миллиметр. Он бережно берет мое лицо в руки и смотрит, будто видит в первый раз.
– Это ты! – выдыхает Ник. – Я так долго искал тебя…
Глава 8
Это она, черт возьми.
Шесть лет я искал этот голос, эту девушку. Нанимал частного детектива, потому что не мог выбросить из головы ее пение. Проклятье, если до сегодняшнего дня наши встречи с Лили казались мне странными, то теперь я понимаю, что все это было необходимо, чтобы я нашел ее.
Лилиана смотрит на меня с широко распахнутыми глазами. Кажется, я напугал ее, но я просто не могу унять возбуждение. Мои пальцы скользят по ее лицу. Сколько раз я представлял, как выглядит Джейн Доу? Лили была прекраснее любой фантазии.
Нащупываю ее ладонь и сплетаю наши пальцы.
– Лили в нашем лейбле, – говорю я, обращаясь к Луи, стоящему за моей спиной. Уверен, у парня будет куча вопросов. Помощник, привыкший ко всем моим выходкам, кидает на меня подозрительный взгляд, но кивает. Повернувшись к Лили, заявляю: – А мы с тобой уходим. Бери свои вещи, я похищаю тебя, птенчик.
Лили медленно опускает взгляд к нашим рукам, и я с трудом отпускаю ее. С опаской она берет свои вещи из микшерной, а я продолжаю смотреть на нее так, будто у нее отросли крылья. Наверное, я похож на безумца, но она просто не понимает. В тот день она ушла слишком рано.
В моем лейбле есть много звезд. Только благодаря Dark Paradise мы могли бы безбедно продолжать работать с артистами, которых мы раскрутили за последние годы. Я мог бы свернуть идею по поиску новых, свежих лиц. Но все шесть лет, с того момента, как мы с Селеной посетили спектакль в детском театре в Бруклине, я надеялся вновь услышать этот голос.
Голос Лилианы.
Когда она неловко переминается у выхода, я вновь хватаю ее руку, вывожу в коридор, не глядя на скопившуюся очередь, и направляюсь прямиком к служебному выходу. Лестница кажется бесконечной, и только когда мы оказываемся на подземной парковке, я останавливаюсь. Лили, запыхавшись, бурчит:
– Мы будто от пожара бежали. Что за черт, Ник?
С трудом отпускаю ее руку, выудив ключи от машины, снимаю блокировку и открываю ей пассажирскую дверь.
– Нам есть, что обсудить, птенчик, – говорю я, широко улыбнувшись. – Я поведаю тебе очень интересную историю.
Лили, косясь на меня, как на сумасшедшего, забирается внутрь. Повинуясь непреодолимому желанию спрятать Лилиану подальше от всех и насладиться ее пением, решаю отвезти ее к себе домой. Нам и правда нужно поговорить. Выруливая с парковки, спрашиваю:
– Мексиканская или японская кухня?
Лили, крепче стиснув сумку, пристегивает ремень и бросает:
– Мексиканская. Без текилы мне не пережить этот день.
Лили молча жует буррито, расположившись на моем диване. Я слишком заведен для ланча. В голове продолжает звучать идеальный голос Лили. Многогранный, бархатистый, нежный, но при этом сексуально хрипловатый. Слежу, как Лили подносит выпавший халапеньо ко рту и слизывает соус с кончика пальца. Этот жест и ее сочные полные губы не менее соблазнительны, чем пленительный голос.
– Как думаешь, каковы шансы встретить человека, которого искал шесть лет по всей стране, не зная его имени? – откашлявшись, спрашиваю я.
Лили поднимает глаза самого теплого карего оттенка и пожимает плечами. Поев, она перестала выглядеть так, будто в любую секунду даст мне по яйцам и сбежит. Наверное, это прогресс. Стоит запомнить ее слабость к буррито. Когда я привел Лили к себе, выбил две цели одним выстрелом. В конце концов, Лилиана – единственная девушка, которую я так долго не могу затащить на свидание. Про постель я даже мысленно не заикаюсь.
– Практически нулевые, – тянет она. Поняв мой намек, Лили кладет буррито на тарелку и, нахмурив брови, спрашивает: – О ком мы говорим? Не обо мне же? Я уверена, что мы с тобой никогда не встречались.
Огибаю кресло и сажусь на диван рядом с Лили. Мои руки не могут спокойно лежать и тянутся к ее шелковистым волосам цвета горького шоколада. Смахиваю с лица несколько прядей. Лили подняла волосы, обнажив свою изящную шею. С нашей первой встречи Лили… подросла. Она была нескладным подростком, слишком худая, с непослушными локонами. Теперь передо мной женщина, великолепная и прекрасная.
Но талант Лили остался при ней. То, как она заворожила всех в студии после первой же ноты, мгновенно перенесло меня в тот вечер. Когда я зашел в контрольную комнату, мне казалось, что я увидел призрака, а потом весь мир замер. Она зачаровывала своим голосом, играла с нашими чувствами, заставляя поверить в каждое слово песни.
– Это интересная история, – наигранно низким голосом говорю я, будто собираюсь озвучить предисловие к фэнтезийному фильму. Лилиана закатывает глаза, и я решаю не испытывать ни свою удачу, ни ее терпение. – Шесть лет назад мы с моим близким другом искали новые таланты для только открывшегося лейбла. Все было ужасно, пока мы с ней не пришли в детский театр в Бруклине. Арт-хаусный спектакль про Марию Стюарт.
Глаза Лили расширяются от осознания. Тревога, искрящаяся в ее глазах, исчезает. Лилиана пораженно выдыхает.
– Очень рад с тобой познакомиться, Джейн Доу, – улыбаюсь я.
Лили вместо ответа принимается есть буррито, опустив глаза к полу. Закончив с едой, она берет в руки молочный коктейль и делает большой глоток. Не могу сдержать улыбку, наблюдая за ней. Лили наклоняется к столу, чтобы поставить пустую посуду, и ее шорты приподнимаются, оголяя очертания упругих ягодиц.
– Хватит пялиться на мой зад, – бурчит она, кинув взгляд через плечо.
– Милые шортики, – невинно улыбаюсь я.
Лили продолжает молчать. Обхватив колени и прижав их к груди, она уставляется в одну точку. Я думал, ее приятно удивит такой поворот судьбы, но обрадованной она не кажется. У меня появляется ощущение, что я единственный здесь схожу с ума.
Если отбросить шутки, то выглядит Лили неважно. Придвинувшись ближе, кладу руку не ее бедро и ободряюще поглаживаю. Произнести хотя бы слово не решаюсь. Я научен горьким опытом: давить на женщин в таком состоянии может быть чревато. Поэтому я жду, когда Лили решится заговорить.
В итоге она все же открывается мне.
– Мне было шестнадцать, – начинает Лили. – В школе мне было тяжело, и я начала выступать в школьном театре. Но мне нужно было больше. Я хотела, чтобы пение стало всей моей жизнью, так меня и занесло в тот театр.
Не нужно быть телепатом, чтобы понять, что Лили что-то скрывает. Ее история не так печальна, как глаза, искрящиеся грустью. Лилиана что-то недоговаривает. Уверен, что часть с желанием больше петь, правдива, но причина ее реакции в чем-то другом.
– Теперь у тебя есть шанс осуществить мечту, – вопреки осадку, появившемуся во рту из-за ее скрытности, говорю я. – И чтобы все стало официально, тебе нужно кое-что подписать.
Тянусь к папке и протягиваю ее Лили. Птенчик открывает файл и удивленно моргает.
– Сразу три альбома? – выдавливает она. Подорвавшись с дивана, Лилиана начинает ходить кругами по гостиной, держа контракт перед глазами. – А вдруг у меня ничего не получится? Вдруг меня посчитают посредственной? Я ведь не Селин Дион, не Шер, не Уитни Хьюстон. Я… просто я.
Ловлю ее за руку, останавливая, достаю телефон из кармана и включаю запись, которую прислали ребята. Лилиана замирает, когда по гостиной разносится красивая мелодия песни, которую она исполняла. Она переводит взгляд на меня, на мои пальцы, обернутые вокруг ее запястья, и вслушивается в собственный голос. Лилиана падает под чары собственного таланта. Ее шея становится розоватой от румянца, и я не могу не улыбнуться. Когда Лилиана берет высокую ноту с такой легкостью, что мы оба вздрагиваем, она, кажется наконец-то осознает, что ее паника совершенно безосновательна.
Удерживая зрительный контакт, вытаскиваю ручку из пиджака и отдаю Лили. Она смотрит на нее некоторое время, затем на меня и все-таки подписывает контракт. У Лили такое лицо, будто она не соглашается на помощь с исполнением своей мечты, а продает свою душу.
– Эй, птенчик, ты споешь для меня? – забрав из ее рук кучу бумаг, поднимаюсь на ноги и поглаживаю костяшками ее скулу.
Веки Лилианы опускаются, и она льнет ко мне. Каждым нервом ощущаю ее внутреннее сопротивление. Чужие эмоции обычно не моя проблема. В моем мире есть две женщины, о которых я забочусь и которыми дорожу. На большее ни я, ни мое сердце не готовы. Но глядя на Лилиану, чувствуя, что она вот-вот рассыплется на осколки прямо на моих глазах, мне трудно сохранять хладнокровие.
Лилиана кивает, не открывая глаз. Я не уверен, что мною движет, когда я склоняюсь к ней, провожу носом по щеке, вдыхая ее аромат. Лили пахнет персиками и ванилью, она пахнет теплым солнечным вечером. Накрыв ладонью ее затылок, заключаю девушку в объятия. Лилиана податливо припадает щекой к моей груди и стискивает мою талию с удивительной силой. Беззвучно хмыкнув, прижимаю ее ближе к себе. Накручиваю ее волосы на свои пальцы, а второй рукой поглаживаю спину.
Лилиана глубоко вдыхает и начинает петь. Ее голос сначала тихий, почти неслышимый, похожий на бархатистое урчание, издаваемое котятами. Но с каждым словом он набирает мощь. Лилиана снова выбрала печальную балладу.
– Два грешника не искупят свою вину одной молитвой, – поет Лили.
Она пленяет меня, подчиняет себе. Боюсь пошевелиться и спугнуть Лили. Мы стоим, забыв о реальности. Касаюсь шеи Лилианы, и чувствую, что ее пульс приходит в норму, напряжение спадает, когда она делает то, что любит. Она успокаивает ураган в своей душе и залечивает что-то в моей.
Мне стоило огромных усилий отпустить Лилиану и не умолять ее спеть мне еще. На рассвете она уезжает, отказываясь от моего предложения подвезти ее. Стоя на заднем дворе, наблюдаю, как ее рухлядь, называемая автомобилем, едва не глохнет в воротах. Раз теперь она работает на меня, стоит предоставить ей одну из корпоративных машин. Лили же скоро станет звездой.
Убедившись, что Лилиана, добралась до дома, принимаю душ и устало падаю на кровать. Нащупав телефон, делаю то, что хотел с того самого момента, как услышал голос Лили в студии. Пишу сообщение Селене.
Я: «Я нашел ее, Ангел. Ту самую девушку, тот самый голос».
Засыпая, я слышу пение Лилианы и вспоминаю, какими мы все были в день нашей первой встречи.
Глава 9
Для дня связи с М я приготовила сотню отговорок для объяснения своего провала. Я должна была быть веселой, легкой и игривой. А что сделала в итоге? Была размазней, едва ли не разревелась на плече Николаса. День выступления в театре в Бруклине не наполнен светлыми воспоминаниями. Ник рассказывал мне, как он счастлив наконец-то увидеть меня, услышать мой голос, а я только и думала о том, как мне было паршиво. Именно тогда я познакомилась с М, с тем монстром, в которого превратился когда-то знакомый человек. В тот день мы впервые встретились лицом к лицу.
То, как настойчиво Ник рассказывал про наше несостоявшееся знакомство, немного выбило меня из колеи. Однако это не значит, что я потеряла контроль. Я наблюдала за Николасом и удивилась, когда он потеплел, увидев, как я расклеиваюсь. Женская грусть цепляет его, а не отталкивает, поэтому, возможно, я немного притворялась, тая в его объятиях. Допустим, я даже пустила слезу для целостности картины. Мое участившееся от страха перед провалом сердцебиение тоже сыграло мне на руку, и Николас весь вечер держал мою ладонь, обнимал и слушал, как я пою, аккомпанируя мне на пианино.
К слову, играет он восхитительно. Длинные пальцы Николаса плыли по клавишам столь плавно, что любая на моем месте задумалась бы, что еще мистер Кинг может делать ими.
Этого лучше не упоминать при М.
Оглядываюсь по сторонам и нервно сглатываю. Пусть я и рада, что Эктор переехал из Восточного Лос-Анджелеса, где банда «Lágrima» вела дела, в Мид-Уилшер, находиться здесь ночью было не менее страшно. Эл-Эй – опасный город. Подхожу к гаражу, тяну ворота наверх и проскальзываю внутрь. Меня встречают двое парней из банды Эктора и незнакомые девушки. Они танцуют – скорее дергаются – с бутылками пива в руках под едва слышимую кантри-песню и не сразу замечают меня. Девушки жмутся к парням, а те едва ли не трахают их.
В нос ударяет запах спиртного, смешанный с резким химическим ароматом, напоминающим смесь лекарств и протухших яиц. Оглядываю присутствующих и морщусь. Они не только варили мет, но и что-то приняли сами. Окидываю взглядом ретро-автомобиль, над котором Эктор сидит в любую свободную минуту, и стол, усыпанный цветными драже. Многие бы могли подумать, что кто-то рассыпал M&Ms. Но судя по тому, как этих четверых шатает, все они приняли «таблетки счастья». Нужно быстрее найти Эктора, пока они не начали трахаться передо мной под воздействием экстази.
Вряд ли М в курсе, что творится в «Lágrima». У босса есть несколько правил, которых, я думала, придерживается и Эктор. Первое – не пробовать свой товар. М поджарит их задницы, если узнает про подобные проделки подчиненных. Буквально.
Протискиваюсь мимо танцующих и прохожу в дом. Я могла бы зайти и через главный вход, но всегда есть вероятность, что копы ведут наблюдение за бандой. Если меня поймают, то не заставят быть осведомителем или свидетельствовать против банды в суде. Меня депортируют в Мексику. Прямиком в руки М. Бабушка не вылечится, а меня, скорее всего, заставят работать в одном из борделей картеля. Возможно, простой официанткой (будто от этого легче, черт возьми). Или вовсе пошлют курьером, например, на Ибицу. М в назидание навсегда лишит меня свободы и будет держать при себе.
Для главы банды у Эктора был удивительно уютный дом в стиле ранчо. Небольшой, двухэтажный, построенный из темного кирпича с белыми деревянными вставками. К дому сбоку пристроен гараж, а на заднем дворе расположено патио. Эктор пускает туда только самых близких друзей. Людям из банды позволено заходить лишь в гараж.
Внутри дом обставлен удобной мебелью с плюшевым покрытием в приглушенных тонах. Но все спокойствие интерьера нарушают ковры, пледы и подушки с традиционной мексиканской вышивкой. О, еще Эктор решил, что ему нужна кухня с салатовым гарнитуром. Парню восемнадцать, так что дизайнеры простили бы ему проблемы со вкусом. Когда Эктор переехал в Штаты с подставными родителями, предоставленными М, ему было всего четырнадцать. Тогда он вступил в банду. Через два года стал боссом. Эктор идеальный солдат, выращенный М.
Прохожу в дом через патио и сразу же вижу Эктора. Тот с задумчивым видом обнимает одну из своих пестрых подушек и пьет «Корону».
– Ни дня без нарушения законов? – говорю я вместо приветствия, привлекая внимание Эктора.
Услышав мой голос, он поворачивается ко мне и вымученно улыбается. Эктор молча берет со стола вторую бутылку пива, снимает крышку и, похлопав возле себя, протягивает ее мне. Долго не думая, скидываю кеды, оставляя их у порога, и сажусь на мягкий диван. В Мексике не принято снимать обувь в гостях. Пусть мы мало в чем сходимся с Эктором, но в любви ходить по дому в носках мы единодушны.
Делаю глоток пива, не спуская глаз с Эктора. Он так задумчиво смотрит в стену, что мне становится не по себе. Решаю не торопить его и не приближать звонок М.
– Двое твоих угашенных парней танцуют в гараже, ты видел? – спрашиваю я, оттягивая время.
– Они не мои, – отстраненно отвечает Эктор. – Они варщики из Комптона. Нужно было быстро найти кого-то, отозвались только эти идиоты.
Выдавливаю что-то, похожее на «понятно», и уставляюсь на люстру. Говоря про спорный вкус Эктора, я совершенно забыла про этот шедевр дизайна. Парень купил себе лампу в виде осьминога, выполненного из мозаичной плитки. Жуткая вещь.
– Босс недоволен, – вдруг выдает Эктор.
Выпиваю залпом треть «Короны», но пиво слишком слабое, чтобы унять тревогу.
– Вы уже говорили? – стараюсь говорить спокойно, но голос срывается на рычание.
Эктор кивает и откидывается на спинку дивана. М настолько злится на меня, что уже отказывается говорить? Я, конечно, не горела желанием общаться с этим человеком, но все же это был плохой знак.
– В сети уже четыре дня гуляют фотографии, на которых Николас целуется с какой-то старлеткой, – не глядя на меня, продолжает Эктор. – Если тебе и удалось его заинтересовать, то не настолько, чтобы он влюбился в тебя до потери памяти. А я говорил, что он бабник и что ничего из этой затеи не выйдет.
Эктор переходит на испанский язык и заковыристо ругается.
Понимаю, что должна быть рассержена на себя за провал в глазах М, но больше меня задевает тот факт, что Николас был с кем-то. Четыре дня назад он приходил в «Лайм и соль». У нас был чертовски интимный момент, а после он так спокойно трахнул другую? Очевидно, я недостаточно хороша, чтобы Николас был поглощен мной. В тот день я сама переспала с Джеем, но все это воспринимается как-то иначе после подписания контракта.
Николас просил меня спеть ему, говорил, что я особенная.
– М злится, но я уговорил босса дать тебе еще шанс, – говорит Эктор и вдруг берет меня за руку. Он заглядывает в мои глаза с сочувствием. – Ты должна продолжать крутиться рядом с Кингом. Спи с ним, любезничай, работай в его студии – делай все, чтобы оставаться рядом. Но сроки стали значительно короче. Тебе придется в ближайшую неделю добыть что-нибудь, за что я могу ухватиться и нарыть компромат на Кинга. Мне нужна малейшая зацепка, чтобы оправдать тебя перед М.
Эктор очень плохой актер. Любой, кто посмотрел бы на него сейчас, понял, что он что-то недоговаривает.
– Что еще? – толкаю его плечом.
Эктор осушает бутылку, вытаскивает из мини-холодильника еще одну и, открыв ее, делает большой глоток.
– М угрожает не дать тебе деньги на операцию Антонии, – напряженно добавляет Эктор. – Ты должна найти что-нибудь стоящее, чтобы деньги стали твоими.
Наши взгляды встречаются, и на некоторое время мы оба умолкаем. Эктор морщится, словно он съел что-то противное. Наверное, ему неприятно приказывать мне раздвигать ноги перед Николасом. Эктор накрывает мое колено ладонью и ободряюще сжимает, пусть сам выглядит так, будто ему бы не помешала поддержка. Его положение не менее шатко, чем мое. Сегодня М решает не разговаривать со мной, завтра из милости нашего владельца выйдет и Эктор. Возможно, уже вышел, просто не говорит об этом.
– Я сделаю это, – твердо заявляю я и киваю сама себе.
Выудив из заднего кармана шортов телефон, нахожу контакт Николаса и пишу ему СМС.
Я: «Ты все еще хочешь сводить меня на свидание?»
Ответ приходит почти моментально.
Николас: «Черт, да».
Николас: «Ты больна? Хотя не отвечай, я заберу тебя завтра в 19:00. Адрес знаю;)».
Хмыкнув, разворачиваю телефон и показываю Эктору сообщения. У меня есть неделя, чтобы соблазнить Николаса Кинга и найти хотя бы одно его слабое место. И я не упущу ни единого шанса.
– Дикий цветочек, ты уверена, что это хорошая идея? – бабушка расчесывает мои волосы и закалывает пару прядей невидимками. В Мексике у нее был собственный салон красоты, подаренный моим отцом. Бабушка могла бы стать известным стилистом по волосам. У нее огромный талант. – Он старше, а теперь еще и твой начальник. Такие романы редко заканчиваются хорошо. Вспомни своих родителей.
Разглядываю в зеркале, как умело двигаются пальцы бабушки. С годами она едва ли потеряла сноровку. Сосредотачиваясь на подобной мелочи, мне не приходится думать, чем закончится сегодняшний вечер. Я абсолютно не готова трахаться ради выполнения задания, но если так я смогу пробраться в дом Ника, другого выбора у меня нет.
– Бабушка, мы познакомились до того, как я начала работать на него, и он правда милый, – улыбнувшись одними уголками губ, отвечаю я. – К тому же, я не собираюсь выскакивать за него замуж. Мы просто идем на свидание.
Бабушка встает передо мной и, взяв руками мое лицо, поднимает его, заставляя посмотреть на нее. Она не кажется убежденной.
– Дорогая, я, может, и стара, но я прекрасно знаю, кто такой Николас Кинг, – говорит бабушка. – У меня есть интернет в телефоне, ты помнишь? Ты никогда раньше не ходила на свидания, а теперь идешь с человеком, который пользуется женщинами? Что ты мне не рассказываешь?
Глаза бабушки наполнены беспокойством. Не знаю, какие мысли крутятся в ее голове, и не собираюсь выяснять. Реальность окажется хуже любого ее предположения.
Накрываю руками ее мягкие, покрытые морщинами ладони, и слегка сжимаю.
– Он не разобьет мне сердце, клянусь, – шепчу я.
Бабушка пытливо смотрит на меня, но вскоре кивает, надеясь на мое благоразумие, и уходит на кухню. До приезда Николаса остаются считанные минуты. Встав, поправляю платье нежно-персикового цвета с оборками и тонкими бретелями. Я не поклонница каблуков, но ради свидания с Николасом решила надеть белые босоножки на шпильках, выбранные Эктором. Жара продолжает буйствовать в Лос-Анджелесе, поэтому беру с собой только сумочку.
По дому разносится стук в дверь. Ник здесь. Бросаю последний взгляд в зеркало и направляюсь к выходу. Бабушка показательно громко захлопывает дверь в свою комнату, не прощаясь со мной, и решает не знакомиться с моим кавалером. Наверное, это даже хорошо. Делаю глубокий вдох, натягиваю улыбку и, стараясь выглядеть радостной, встречаю Николаса.
Моя улыбка мгновенно сползает с лица, а рот приоткрывается, пока глаза жадно поглощают вид передо мной. Николас, одетый в льняную белую рубашку с закатанными рукавами, светлые брюки, идеально подчеркивающие его мускулистые ноги, и кеды, выглядит безупречно. Менее деловито, чем обычно, но ему определенно идет такой образ. Ник оставил несколько пуговиц на груди расстегнутыми, позволяя увидеть его шею и ключицы. Ткань рубашки довольно просвечивающаяся, потому я могу разглядеть и каждую твердую мускулу его торса.
Мои глаза медленно ползут к его лицу и встречаются с самодовольной ухмылкой, а затем и хитрым взглядом. Я поймана с поличным.
– Привет, – выдавливаю я, пытаясь собраться и прекратить таращиться на Николаса.
– Здравствуй, птенчик, – слышу улыбку в голосе Ника, и мои щеки заливаются румянцем. – Ты выглядишь великолепно.
Теперь взгляд Николаса скользит по мне, и его губы расходятся в одобрительной улыбке. Хотя и без него я знала, что выгляжу отлично, менее приятным комплимент не становится.
– Только тебе придется поменять обувь, – вдруг говорит Николас. Недоуменно опускаю глаза к туфлям и хмурюсь. Ник поспешно добавляет: – Тебе будет неудобно идти по песку на таких шпильках.
Вопросительно вскидываю брови и открываю рот, чтобы спросить, куда мы едем, но Ник опережает меня.
– Пусть место будет сюрпризом, – подмигивает он и кивает в сторону лежащих на полу кроссовок. – Надень их.
– Они не подходят к этому платью, – бурчу я и возвращаюсь в спальню, чтобы надеть подходящие кеды.
Лос-Анджелес, бесспорно, красивый город. Он шумный, многолюдный и опасный, но только дурак будет отрицать его великолепие. Просто не всем по карману увидеть самые потрясающие места. Например, ресторан на берегу океана в Малибу.
Николас галантно открывает мне дверь и протягивает руку. Выбираюсь из автомобиля, но он не отпускает мою ладонь, и я не возражаю. Ресторан представляет из себя ряд из нескольких бунгало с бамбуковыми крышами. Каждый довольно уединенный, но при этом ты можешь любоваться океаном.
Возле стойки нас встречает администратор и отводит в наше бунгало. Ник был прав: идти на каблуках по песку было бы неудобно. Мы поднимаемся в наш «домик», все еще держась за руки. Из колонок играет тихая и спокойная мелодия, не перебивающая шум волн. Стол обставлен свечами в стеклянных подсвечниках и красивой посудой. Официально это второе шикарное место, в котором я была в США. Первым был дом Николаса.
Администратор предупреждает, что официант подойдет в течение нескольких минут. Особо не обращаю на нее внимания и завороженно рассматриваю каждую деталь бунгало и вид, открывающийся из него, когда Николас отодвигает для меня стул.
– Как здесь красиво! – восторженно произношу я, занимая свое место.
Николас садится рядом. Наши колени едва соприкасаются. В приглушенном свете его лицо кажется загадочным, а глаза светятся, словно два топаза. Обстановка очень интимная и романтичная.
Николас склоняется ко мне, и его горячее дыхание обжигает шею. Его аромат, смешанный с солоноватом запахом моря, заполняет все вокруг. Ник касается кончиком носа моего уха, и тело мгновенно реагирует на его близость.
– Вид и ресторан под стать моей спутницы, – шепчет он.
Боги, его голос. Кажется, мои трусики спустились на несколько сантиметров. Интересно, девушке с фотографии он говорил то же? Может быть, и ей он дал прозвище, которых не было раньше?
Ловлю взгляд Николаса и, улыбнувшись, спокойно спрашиваю:
– Ту модель ты приводил сюда же?
Ни один мускул на лице Ника не дергается. Он изгибает бровь и широко улыбается.
– Ты ревнуешь, птенчик? – слишком веселым голосом говорит Николас.
Моя улыбка тут же испаряется, и я одариваю его злобным взглядом. Ник откидывается на спинку и заливается смехом. Не сдерживаюсь и толкаю его локтем в ребра. Когда Николас смеется, на его щеках появляются ямочки. Не те нелепые дырки, как у большинства, а чертовски сексуальные ямочки. Я бы и дальше любовалась, как он смеется, если бы в ситуации было что-то смешное.
Закинув руку на мой стул, Николас достает телефон, что-то набирает в нем, а затем показывает мне. На экране смартфона вижу те же снимки, которые обсуждают в интернете.
Он издевается?
– Ты решил окончательно испортить наше свидание? – отвожу взгляд от идиотских фотографий, чувствуя неприятное жжение в горле, и делаю большой глоток воды, пытаясь избавиться от него.
Николас проводит пальцем по моему плечу, вызывая мурашки по телу, но я не смотрю на него. Злость тлеющим угольком разгорается во мне, когда я думаю, что он считает нормой быть здесь, в самом романтичном месте в Калифорнии, со мной, отвешивать комплименты, хотя только что я видела фотографию, на которой он целовал другую. Страстно, жадно, с вожделением.
– Птенчик, взгляни на меня, – когда я не слушаюсь его, Николас тянет бретельку моего платья вниз. Шлепаю его по руке и кидаю предупреждающий взгляд. Ник снова показывает мне экран. Приглядевшись, понимаю, что это переписка с кем-то, кто отправил ему эти фотографии. – Посмотри на дату.
Больше месяца назад. То есть…? Мои губы приоткрываются, но сказать я ничего не могу. Что за черт? Если снимки старые, почему они всплыли только сейчас?
– Эта модель в то время состояла в отношениях по контракту с одним из моих певцов, – мягко объясняет Николас. – Пришлось заплатить за отсрочку их публикации, чтобы сохранить видимость их счастья.
– А… – единственный звук, который выходит из меня.
Получается, только что я устроила беспричинную сцену ревности, так?
Joder!
Щеки пылают огнем, когда я осознаю весь кошмар ситуации. Боже, мне уже стоит начать раздвигать ноги, чтобы Николас забыл о том, какая я идиотка?
– Мне приятно, что ты ревнуешь, птенчик, – Николас вновь запускает пальцы под лямку моего платья и поглаживает кожу, и я в очередной раз убеждаюсь, что этот мужчина совершенно лишен представления о личных границах. – Ты разбивала мне сердце своей холодностью.
Николас оставляет мягкий поцелуй на моем плече как раз в тот момент, когда в наше бунгало заходит официант и спасает меня от дальнейшего позора. Приняв наш заказ, он дает нам несколько пледов на случай, если мы замерзнем, и приносит кувшин с безалкогольным коктейлем.
– Ты уже уволилась с работы? – разливая по бокалом напиток, спрашивает Николас.
Непонимающе свожу брови у переносицы и качаю головой.
– Нет, почему я должна увольняться? Я же еще ни копейки не заработала на пении, – аккуратно сдвигаюсь в сторону от Николаса.
Но едва я отдаляюсь от него на сантиметр, Ник хватает меня за бедро и тянет обратно. Бью его по ладони и шиплю:
– Я подам на тебя в суд за харассмент в сторону сотрудниц.
Николас ни на секунду не тушуется из-за моей угрозы, наоборот, он принимает вызов, который, как он думает, я ему кинула. Возможно, мой голос был недостаточно серьезным из-за того, что его широкая ладонь продолжает покоится на моем бедре, а пальцы – эти чертовски неуемные пальцы – проникают под боковой разрез платья и касаются оголенной кожи. Николас, глядя мне в глаза, спокойно пьет свой напиток, в то время как у меня перехватывает дыхание. Он провоцирует меня, как маленький чертенок, сидящий на плече. Только этот черт огромный и очень сексуальный.
– Ладно, – опомнившись, пытаюсь спрятать негодование подальше, сменить тему и вести себя дружелюбно. – Расскажи мне, чем занимаются на свиданиях. Особенно в подобных местах. Мне нужна инструкция.
Николас давится коктейлем и вопросительно приподнимает брови, глядя на меня и даже не думая убирать руку с моего бедра.
– Птенчик, ты что, никогда не была на свиданиях? – спрашивает он с таким лицом, будто у меня выросла вторая голова.
Все желание быть дружелюбной и хорошей девочкой, выполняя задание М, испаряется.
– Да, – бурчу я. – Прекрати так смотреть на меня! В этом нет ничего необычного. Мне всего двадцать два, и большую часть времени с того момента, когда я доросла до похода на свидания, я работала. Не у всех были годы, чтобы набраться опыта, как у тебя.
Губы Николаса расходятся в хитрой улыбке. Поставив локоть на стол, он опирается головой на руку и впивается в меня многозначительным взглядом. Каждой клеточкой чувствую, что сейчас он произнесет что-нибудь такое, за что я ударю его и заодно провалюсь перед М. Хватит придуриваться, я здесь не для развлечения. У меня есть цель.
Ловлю взгляд Николаса и, не опуская глаз, накрываю его теплую ладонь своей. Подаюсь вперед, выпячивая грудь немного сильнее необходимого, и соблазнительно прикусываю нижнюю губу. Остановившись всего в нескольких сантиметрах от рта Николаса и практически утопая в его аромате, кладу вторую руку на его грудь и провожу пальцами по пульсирующей на шее венке. Улыбка Ника не меркнет, но становится меньше, не такой веселой.
– Если я не ходила на свидания, не значит, что я так же неопытна в другом, мистер Кинг, – медленно произношу я, позволяя ему вкусить смысл каждого слова.
Мы так близко, что если один из нас подастся вперед, наши губы встретятся. Николас опускает взгляд к моему рту. Его небесные глаза темнеют, заставляя меня почувствовать небольшой заряд тока, бегущего по позвоночнику. Я могла бы сделать этот шаг, но тогда игра перейдет на следующий этап. Интересно, видит ли Николас мое смятение? Или Эктор говорил правду про мой дар к обману?
К сожалению или к счастью, нас прерывает официант, пришедший с первыми блюдами. Отстраняюсь от Николаса и принимаюсь за еду. Мне казалось, что эта небольшая перепалка сделает ужин напряженным. Первое время мы действительно едим молча. Потом Николас крадет гребешок из моей тарелки, а я – креветку из его. Не успеваю заметить, как мы начинаем разговаривать обо все на свете. Случайные прикосновения становятся частью общения, как и улыбки, которыми мы одариваем друг друга.
Закончив с ужином, мы выходим из бунгало и идем вдоль океана по чистейшему песку.
– Нет, подожди, – неприлично громко смеясь, потираю свое оголенные плечи. Николас тут же накрывает меня пледом. – То есть вот этот огромный и страшный мужчина из бизнес-новостей надевает корону и сидит на крохотном стуле, чтобы поиграть с дочерью?
Николас поправляет плед на моих плечах и кивает.
– Я бы показал тебе фотографии, но они все дома, – отвечает он. – Эта девочка самого Дьявола заставит играть с ней в куклы.
Мы оба заливаемся смехом. Теперь мне очень хочется познакомиться с женой Росса Кинга, которая воспитала такую дочь. Хотя нет, лучше не видеть семью того, кого собираешься предать.
– А что насчет тебя? – спрашивает Николас и едва ощутимо касается костяшками моего предплечья. – Я уже наговорил на пару статей в журнале сплетен о моей семье.
Начав разговор про семью, я совершенно не подумала о том, что в итоге и мне придется что-то рассказывать.
Легкость от разговора моментально испаряется, но я держу лицо, чтобы не показать, насколько болезненна эта тема. Глядя на спокойный океан, залитый лунным светом, подбираю верные слова.
– Из семьи только бабушка и лучшая подруга Кортни, но она живет в Нью-Йорке, поэтому видимся мы редко, – Николас ловит мою ладонь и сплетает наши пальцы. Мой взгляд опускается, и я одариваю Ника небольшой улыбкой. – Тема родителей возвращает нас к разговору о моем происхождении. Многие в Колиме работали на «Lazos Fuertes». Мои родители в том числе.
– Ты про картель Кордеро? – уточняет Николас.
– Да, – киваю я, вновь смотря на океан. Почему-то я не удивлена, что Николас знает главу самого могущественного наркокартеля в Западном полушарии. – В общем, эта работа погубила их, и бабушка перевезла меня в Штаты. Так что мне особо и нечем поделиться.
Николас перемещается и встает передо мной, останавливая. Поймав меня за подбородок, он поднимает мое лицо, чтобы я смотрела ему в глаза.
– До недавнего времени самое веселое, что я мог рассказать о семье, было то, что мой самый младший брат чуть не убил старшего, – без толики веселья в голосе говорит Ник. – Но теперь я вижу проблески света и в своей жизни. Просто их тяжело разглядеть, если разум погружен во тьму.
Обдумав его слова, все-таки вспоминаю нечто хорошее.
– Ты не первый, кто называет меня птенчиком, – мои губы расходятся в скорбной улыбке. На сердце одновременно и тепло, и больно. – Обычно все звали меня «диким цветочком» из-за имени и бунтарского характера, но папа дал нам с мамой другое прозвище. «Дикие птички». Мы с ней очень любили петь, ни один праздник не обходился без наших голосов.
– Видишь? И в самую темную ночь можно найти хотя бы одну звезду на небе, – Николас поднимает вторую руку, проводит ею по моей щеке и убирает волосы за уши. – Неважно, сколько боли причинило прошлое. Ты сама создаешь свое будущее, и если захочешь, если позволишь сама себе, оно будет счастливым. Для кого-то счастьем станет маленькая девочка с железным характером, для кого-то – занятие любимым делом. Неважно. Просто ты не должна держаться только за боль.
Некоторое время мы с Николасом просто смотрим друг на друга. Вблизи у Ника видны небольшие морщинки у глаз. Я даже заметила один седой волосок, о которому ему лучше не говорить. Но тем не менее, Николас остается чертовски красивым. Я никогда не западала на мужчин старше, особенно с такой ощутимой разницей в возрасте. Наверное, я забываю о двенадцати годах между нами, потому что немалую часть времени Ник придуривается.
– Это были самые вдохновляющие и мудрые слова, какие я слышала от вас, мистер Кинг, – язвлю я. – Вы обошлись без единого комплимента в свою сторону.
Ник театрально откидывает волосы со лба. В его глазах разгорается озорное пламя.
– Вы плохо прислушивались ко мне, мисс Варгас, – подмигивает он. – Мои речи всегда мудрые и вдохновляющие.
– Какой же ты… – качаю головой, посмеиваясь над самоуверенностью Николаса.
Ник делает шаг ко мне, почти не оставляя между нами пространство. В его глазах отражается серебристый свет луны. Океанский бриз играет со светлыми прядями его волос.
– Какой? – сипло спрашивает Николас. – Горячий? Остроумный? Красивый? Рассудительный? Идеальный?
Замахиваюсь, чтобы толкнуть эту самодовольную задницу, но Ник перехватывает мою руку. Не удержавшись, падаю на его грудь. Весь воздух вышибает, когда Николас ловит меня, сжав талию. Мои руки накрывают его твердые мышцы, чудесно ощущающиеся под моими пальцами. Улыбка сходит с лица Николаса. Его взгляд мечется от моих глаз к губам. Дышать вдруг становится тяжело, сердце сбивается с ритма. Пальцы Николаса, крепко держащие мою талию, почти обжигают.
С трудом вдыхаю, глядя на безупречное лицо Николаса, и выпаливаю:
– Может быть, уже поцелуешь меня, мистер Совершенство?
Наверное, впервые с момента нашей встречи Николас делает что-то молча. Когда он стремительно наклоняется ко мне, мои веки с трепетанием прикрываются. Пряный аромат, окружавший меня весь вечер, становится моим. Мы переплетаемся, становимся неразделимыми, когда Николас с тихим рыком впивается в мои губы. Сначала его движения плавные, поцелуй мягкий и невесомый. Ник словно изучает меня, пытается понять.
Хватаю воротник его рубашки и притягиваю Николаса ближе. Тогда он углубляет поцелуй, вторгаясь своим языком в мой рот. Его губы мягкие, идеальные, как и все в нем. Николас прижимается так близко, что кажется, будто он заслоняет нас от всего, что может разрушить этот момент.
Николас одной рукой крепче, до приятной боли, стискивает мою талию, а второй обхватывает мой затылок. Не сдерживаюсь и стону ему в губы. На вкус Николас сладкий, как кокосовый десерт, который мы ели на ужине. Наши языки сплетаются, танцуя и кружа. Николас стискивает волосы на моем затылке и целует еще крепче, еще сильнее, еще интимнее. Когда рука Ника спускается чуть ниже моей талии и задевает попу, поцелуй превращается из страстного в порочный. Я бы назвала его головокружительным.
Николас, оторвавшись от моего рта, проводит языком по моей нижней губе, прикусывает ее и оттягивает. Затем он спускается к шее. Его губы покрывают чувственными поцелуями мою кожу.
Мои трусики определенно намокли, если до сих пор не слетели.
Мои ноги подкашиваются, когда Николас останавливается в особенно чувствительном месте в изгибе шеи. Он проводит зубами по коже, легко прикусывает и облизывает. Не остаюсь в долгу и царапаю ногтями его плечи, наслаждаясь каждым хриплым рыком, издаваемым Николасом. Это вопиюще непристойное поведение. В сотне метров от нас есть люди и камеры. Но все тело так и умоляло, чтобы Николас уложил меня и трахнул прямо на чертовом песке.
Но как бы мне не было приятно, как бы отчетливо я не ощущала страсть, разгорающуюся между нами, я чувствую аромат лжи. Ядовитые нотки, пахнущие миндалем, словно цианид.
Мои пальцы, державшие рубашку Николаса, разжимаются. Кладу руки на его грудь и тихонько отталкиваю, разрывая поцелуй. Губы приятно покалывает. Когда я отступаю на шаг, тело протестует, желая вернуться в объятия Николаса. Мне требуется несколько долгих мгновений, чтобы заставить себя натянуть улыбку и вновь увидеть убежденного бабника, а не мужчину, с которым я провела один из лучших вечеров в своей жизни.
Поднимаю глаза и понимаю, что проиграла сама себе. Моя стена никогда не подводила меня, так почему же сейчас она покрывается трещинами?
Николас с мягкой улыбкой на губах, без единого намека на ехидство, вновь целует меня. Нежно и успокаивающе. Если наш поцелуй был песней, начинающейся со спокойного проигрыша, то сейчас он сыграл последнюю ноту, эффектно закончив беззвучную мелодию страсти.
– Мне… стоит вернуться домой, – продолжая держать маску безмятежности на лице, говорю я.
И Ник покупается. Взяв меня за руку и переплетя наши пальцы, он отводит меня обратно к бунгало, чтобы забрать вещи, а затем отвозит домой. Дорога из Малибу кажется бесконечной, потому что я должна делать вид, что со мной все хорошо, поддерживать милую, ненавязчивую беседу и флиртовать.
Автомобиль Николаса, совершенно неуместный в подобном районе, останавливается возле небольшого дворика перед нашим с бабушкой домом. Отстегиваю ремень безопасности и в зеркале заднего вида замечаю черный внедорожник, сопровождающий нас весь вечер. Интересно, телохранители видели , как мы бесстыдно целовались на пляже?
Николас берет мою руку и, притянув к своим губам, оставляет горячий поцелуй на тыльной стороне ладони. Второй рукой он тянется к моему лицу. Его пальцы очерчивают линию моих губ.
– Я провел волшебный вечер, птенчик, – хрипло произносит Николас.
– Я тоже, – неотрывно глядя в его глаза, отвечаю я. Повинуясь порыву, наклоняюсь и быстро целую его в губы. Выпрямившись, открываю дверь и выскальзываю на улицу. – Спокойной ночи.
– Спокойной, птенчик.
Николас дожидается, когда я захожу в дом. Под звуки драматичной мелодии из теленовеллы скидываю кеды, бегу в ванную и встаю под ледяной душ. Мочалкой практически сдираю с себя кожу, чтобы смыть аромат лжи. Подобно густому и ядовитому дыму он заполняет каждый миллиметр моих легких, и обволакивает тело, как густой сироп.
Продолжаю стоять под холодными струями воды, пока не перестаю чувствовать пальцы на ногах. Обернувшись в полотенце, вылезаю из душевой. Взглянув в зеркало, вижу отражения тех от кого бежала почти всю жизнь.
Своих родителей.
Глава 10
Я знала, что жизнь всегда может удивить. Какой бы размеренной и спокойной она ни казалась, у судьбы всегда припрятан туз в рукаве.