Жил-был я…

Не хватает Лирики, Лирики!Не хватает Музыки, Музыки!

I

Сдали последний экзамен. Собрали между собой по 3 р., что- бы отметить это событие на квартире у Белаховой (у неё родители уехали в отпуск). Собрались в семь часов. Молодцы девчонки, приготовили отлично! Даже свежих помидоров достали… Пили вино. Наташка обиделась на Ковалева, что его нет, и сидела у меня на коленях. Когда он пришёл, она – к нему. Я назло ей стал танцевать со Cветкой Постниковой. Прижал её к себе. Три часа танце- вали. Выключили свет. Танцевали в прихожей. Белахова напилась, упала, как труп, в спальне и уснула. Генка подбивал меня сходить к ней, но я не пошёл, танцевал со Светкой. А Генка сходил. Смотрю, вышел какой-то взлохмаченный. Что у них было? Он не рассказывает, значит, Белахова вкатила ему по физиономии… Я поцеловал Светку в щеку. Щека холодная, как заледеневшая. Неприятный по- целуй… В три часа ночи разошлись. Я пошёл со Светкой (она живёт рядом со мной). Дошли до её дома. Остановились, постояли. Я потянул Светку к себе: «Идём, у меня в сарае посидим». Она оттолкнула меня (но так слабо): «Нет! Нет!» Пошла домой. Я к себе в сарай, спать… Завтра будут вручать свидетельства об окончании 8 кл.

Видел Светку Постникову. Сидит в одном купальнике на качелях в огороде и качается. Меня как будто не замечает, а сама потягивается, как пантера. Я даже и глазом не моргнул. Не нравится мне Светка!

Ходил в парк, встретил Наташку. Сели на лавочку, стали разго- варивать. Подошла Светка. Попросила меня проводить её до дома. Я всё увиливал, чтобы остаться с Наташкой, Светка убежала в сле- зах. Пошёл провожать Наташку. Выходим из парка, навстречу Ко- валев. Наташка к нему, а я – с носом! Всё, этого Наташке я не про- щу! Кошка блудливая!.. А Светка не простит мне. Ну и чёрт с ними!

Смотрел итальянский фильм про любовь. Понравилось! Смотрел второй раз этот же фильм. Ещё больше понравилось! Смотрел третий раз! Актриса – красавица необыкновенная.

Наташка перед ней просто ничто!

До сих пор в ушах эта мелодия на мандолине из фильма. По- добрал её на гитаре, играю через каждые полчаса и вспоминаю фильм. Ах, как хорошо!

Набрал в библиотеке книжек. Решил почитать классиков и по- нять: почему так упорно заставляли изучать их в школе?.. Взял Тургенева, Куприна, Проспера Мериме и ещё роман о Тристане и Изольде (очень уж заинтриговали картинки в этой книге). С это- го романа и начнём.

Жара. Весь день сидел в сарае и читал роман о Тристане и Изоль- де. Очень волновался. Вот понравившееся место:

«Она положила руку на плечо Тристана: слезы затуманили лучи её глаз, губы задрожали.

Он повторил:

– Милая, что терзает тебя? Она отвечала:

– Любовь к тебе.

Тогда он коснулся устами её уст…»

Какая любовь!.. А вот это место не совсем понял:

«Несчастные, остановитесь и, если возможно, вернитесь к преж- нему! Но нет, это путь без возврата! Сила любви уже влечёт вас, и никогда более не будет вам радости без горя; вами овладело вино, настоянное на травах, любовный напиток».

Любовь – это радость и горе? Почему? Должна же быть толь- ко радость!

И вот понравилось место:

«Любящие обнялись; в их прекрасных телах трепетало любов- ное желание и сила жизни.

Тристан сказал:

– Пусть же придёт смерть!

И когда вечерний сумрак окутал корабль, быстро несущийся к земле короля Марка, они, связанные навеки, отдались любви».

Плакал, когда читал последние страницы романа. Тристан так и не увидел Изольду перед смертью!.. Взял гитару и хотел сочинить что-нибудь на эту тему. Ничего не получилось.

С каждым днём всё жарче и жарче. Никуда не хожу, читаю целыми днями и ночами. Прочитал только что повесть Турге- нева «Ася». Ах, как написано! Так разволновала меня эта вещь, что до сих пор не могу уснуть. Нет, не удержусь, выпишу понра- вившееся место!

«Она медленно подняла на меня свои глаза… О, взгляд женщи- ны, которая полюбила, – кто тебя опишет? Они молили, эти гла- за, они доверялись, вопрошали, отдавались… Я не мог противить- ся их обаянию. Тонкий огонь пробежал по мне жгучими иглами; я нагнулся и приник к её руке.

Послышался трепетный звук, похожий на прерывистый вздох, и я почувствовал на моих волосах прикосновение слабой, как лист, дрожавшей руки. Я поднял голову и увидел её лицо. Как оно вдруг преобразилось! Выражение страха исчезло с него, взор ушёл куда- то далеко и увлёк меня за собой, губы слегка раскрылись, лоб по- бледнел, как мрамор, и кудри отодвинулись назад, как будто ветер их откинул. Я забыл всё, я потянул её к себе – покорно повиновалась её рука, всё её тело повлеклось вслед за рукою, шаль покатилась с плеч, и голова её тихо легла на мою грудь, легла под мои загоревшиеся губы…

– Ваша… – прошептала она едва слышно».

Сейчас три часа ночи. Вышел из сарая. Светлеет уже. Небо се- рое какое-то, звёзды бледные. Опять будет пекло весь день.

Жара! Мухи на лету дохнут!.. Хорошо, что в сарае земляной пол – от него хоть какая-то прохлада. Выглянешь на улицу – ни- кого! Как вымерло всё!.. Прочитал повесть Куприна «Поединок». Весь вечер ходил, словно оглушённый! И хорошо, и как-то печаль- но… Пошёл погулять в парк. И не шёл, а словно плыл в вечерних сумерках.

Сильная жара. Кажется, что солнечные лучи, как длинные раскалённые стрелы, впились в землю и стоят не шелохнувшись. Солнце светит так ярко, что невозможно смотреть: глаза режет, как от электросварки… Дикарь забился в конуру, видна только его разинутая пасть, вывалившийся розоватый язык, да слышит- ся, как он тяжело дышит: хы-хы, хы-хы, хы-хы. Рядом с его кону- рой пустая алюминиевая чашка. Кажется, брызнешь на неё водой – и зашипит…

Прочитал только что новеллу Проспера Мериме «Кармен». Ужасная история! Хосе, который так любил Кармен, сам же её уби- вает. Очень меня потрясло это место:

«Я ударил её два раза. Это был нож Кривого, который я взял себе, сломав свой.

После второго удара она упала, не крикнув. Я как сейчас вижу её большой чёрный глаз, уставившийся на меня: потом он помут- нел и закрылся».

Эпиграф к этой новелле такой:

«Всякая женщина – зло; но дважды бывает хорошей: Или на ложе любви, или на смертном одре».

Паллад (греч.)

К тёть Тосе приехали родственники (две женщины) из Мур- манска. Одна постарше (полная), другая помоложе (худая).

Ходил в парк. Видел Наташку с Ковалевым. Смотрел на неё с полным безразличием. А ведь две недели назад готов был стоять перед ней на коленях.

Светки Постниковой не видно. Уехала отдыхать, наверное. Родственники тёть Тоси с утра загорают в огороде.

И сегодня загорают. Красные, как раки.

Опять загорают. В такой-то жаре!.. Вышла тёть Тося, посмо- трела на них, покачала головой, потом набрала из колодца ведро воды и окатила их… Они начали визжать, гоняться за ней, грозить, что утопят её в колодце. Та, что помоложе, ничего, стройная. Рас- стегнёт лифчик, повернётся на живот и загорает. На одно мгнове- нье видел её обнажённые груди. Красиво!..

Днём уснул. Проснулся к вечеру. Голова чугунная, спеклась. Умывался, умывался, чтобы как-то прохладиться. Умывался, как ино- гда батя умывается с похмелья…

В парке встретил Генку. Вместе гуляли…

Какое ночью чёрное небо! Бездонная пропасть!.. Люблю смо- треть на звёздное небо и слушать ночные шорохи.

Вчера ночью только погасил свет в сарае, слышу – у соседей скрипнула дверь и кто-то вышел на улицу. Я притаился.

– Ну, всё. Уходи, – послышался женский голос.

– Ухожу, – ответил мужской.

Потом женский голос что-то начал шептать. Какой-то сладостный стон. Опять скрипнула дверь (видно, женщина ушла в дом)…

Мужчина чиркнул спичкой, затянулся несколько раз и пошёл со двора.

Провалялся часа два, не мог уснуть. Ах, как бы я поцеловал эту женщину! Прижал её к себе!..

Сегодня опять жара. Сидел в сарае, бренчал на гитаре и смо- трел в щёлку, как загорают соседкины гости из Мурманска. Навер- но, та, что помоложе, и выходила вчера ночью. Вроде бы её голос.

«Кадрует», – как бы сказал Генка… Жарко. Дует раскалённый ветер…

Уехать бы в родную деревню! Лес. Речка… Помню один вечер в деревне. Солнце село. В лощинах сразу темно, как будто упал чёр- ный туман. Воздух не шелохнётся. Пыль от прошедшего стада ко- ров долго стоит в воздухе золотым облаком. Засветились первые звёзды. Затянули своё бесконечное «трю-трюи, трю-трюи» сверч- ки, как-то резко заквакали лягушки… О, родные места! Сколько о вас воспоминаний. Вот школа. Двухэтажная, старая, с резными деревянными наличниками на окнах, с резными потрескавшимися ставнями, с флюгером, который давно не вертится, с наполовину заброшенным садом вокруг школы. Всё здесь дорого: и маленькая улочка от школы, и конюшня напротив, и деревянный дом с зако- лоченными окнами, в котором мы играли в войну, и эмтеэсовские мастерские… Вон, под горой, аллея. По обе стороны её огромные берёзы. А там, в конце аллеи, озеро, которое я, пересилив страх, всё же переплыл однажды… Многое вспоминается! Здесь прошло дет- ство. Игры, купание, собирание черёмухи и колокольчиков, ожи- дание зимы после дождливой осени, весны и лета после холодной зимы… Радостно и грустно от этих воспоминаний.

Лежал в сарае и фантазировал о путешествиях, о любви, о славе.

Сегодня вечером собрались у нас: Генка, Толька, Колька, Лёва, Витька. Решили ночью пошухарить, полазить по колодцам (на ночь многие опускают в колодцы сметану, молоко и т. д.). Залезли снача- ла к Постниковым. В ведре ничего, кроме банки с молоком. Молоко выпили, банку выбросили, а в ведро положили кирпич и опусти- ли опять в колодец… У Хорьковых нас чуть не застукали. Во рва- ли от них! Колька потерял даже тапочек. Пошёл домой… А мы за- лезли в овощной ларёк на базарчике. Налопались маринованных яблок, аж животы у всех разболелись. Страшно было, когда лезли в ларёк. Если бы нас поймали – тюрьма всем. Как представлю сей- час… У Лёвы брат два года отсидел. Такое рассказывал, ужас!.. Хо- тели по дороге с базарчика утащить у Хлони курицу и сварить её. Вот дураки! Хорошо, что не стали… Пришёл домой под утро, ког- да уже совсем рассвело. Лёг, сразу уснул.

Генка похвастал мне, что ходил к Карамуровой Аньке (она старше его на 10 лет). Я не поверил. Поспорили. Вечером пошли к дому, где она живёт. Карамурова Анька работает на хлебозаво- де, снабжает по дешёвке всех соседей, в том числе и нас, белым хлебом. Анька такая медлительная, кожа на руках белая, глад- кая, как будто она их каждый день молоком моет, глаза всё вре- мя как в тумане каком-то. Живёт Анька одна. «Сейчас зайду, – го- ворит Генка, – свет зажгётся. Через пять минут свет вырубится, и, значит, я остался у неё». Действительно, пошёл он к дому, по- стучал, у Аньки зажёгся свет, а потом погас. Генки не видно. Зна- чит, не соврал… Ах, шустрый какой!.. Как же она? Ведь Генка со- всем пацан!.. Ну и Анька!..

Жара.

Жара и скука. Даже читать не хочется.

Весь день жара. Выучил на гитаре два этюда Джулиани. Брехло, однако, Генка. Ну и брехло! Он, оказывается, и не входил к Аньке. Стучал в дверь, а потом незаметно смывался. Она включала свет, спрашивала, кто стучит, никто не отвечал, Анька выключала свет, и всё… Ну брехло! Его Лёва застукал. Генка пошёл к дому Аньки, а Лёва крался сзади и всё видел.

Жара. Соседкины гости из Мурманска уехали сегодня. Какой- то кряжистый мужичок провожал их. Уж не тот ли, что был тогда ночью? Что она в нём нашла?

Жара. Весь день играли с Генкой в карты. Кто оставался в дура- ках, лаял на лампочку. Иногда к лаявшему присоединялся и Дикарь.

Генка затащил меня с гитарой к себе домой и сказал, что к нему сейчас придут две девчонки, с которыми он недавно познакомил- ся. Звонок. Генка побежал открывать дверь. Вошли две. Господи! Где он их откопал!

Сидим, молчим. Генка суёт мне гитару. – Володь, поиграй…

Делать нечего. Беру гитару, начинаю нехотя перебирать струны. – Что же вам спеть? – спрашиваю у девчонок.

Они в один голос:

– Да что знаете!

Начал петь цыганскую песню:

– Ехал цыган на седле… то есть на коне верхом, видит, девуш- ка идёт с ведром…

Юмора не оценили, слушают. Одна начала зевать:

– А что-нибудь современное знаешь? Я бросаю играть на гитаре и говорю:

– Давайте лучше анекдоты рассказывать… Едут в поезде, на верх- ней полке, два карлика…

– Это мы знаем! – перебивают они меня. Генка чешет затылок, вспоминает анекдоты.

– А вот этот не знаете, – не сдаюсь я. – Муж вернулся из ко- мандировки, стучит в дверь. А у жены любовник. Что делать? Она кричит любовнику: «Прыгай в окно, а то муж убьёт!» Любовник разбегается – и в окно. Шмяк об асфальт – и в лепёшку. А она вы- бегает на балкон и кричит: «В кусты, в кусты отползай! В кусты!»

Генке анекдот понравился. Смеётся. Девчонки сидят как горем убитые – никакой реакции.

– Может, чайку попьём! – засуетился Генка.

– Не надо, – отказываются девчонки.

Опять сидим и молчим. А Генка! Где не надо – слишком шустрый, а тут как младенец.

– У вас магнитофон есть? – спрашивает одна.

– Нет, – с горечью отвечает Генка. – Но скоро будет!

– И проигрывателя нет? – спрашивает вторая.

– Сломан.

Сидим, молчим. Генка достал сигареты, закурил. Я на него гла- за вытаращил: мать увидит – убьёт!

– Как это люди курят, – промямлила одна. Генка обрадовался:

– Воздух в себя, говоришь: «Па-па», из себя: «Ма-ма».

– А ну дай попробую, – говорит вторая. Берёт сигарету, при- куривает. Сначала вроде бы закашляла, а потом курит – и ничего. Подруга тоже не отстаёт. Я моргаю Генке: «Во дают!»

Неожиданно входит Генкина мать. Девчонки сразу чесанули. Я – боком, боком. Одному Генке пришлось за всех расплачивать- ся. Врезала ему мамаша.

Сегодня вечером, когда я собирался в парк, позвал батя.

– Вот что. Надо тебе определяться. Восемь классов закончил – и хватит. Специальность надо получать. Завтра поедем устраивать- ся в училище.

– Какое училище? – У меня аж сердце заныло.

– В строительное. На сварщика. Специальность хорошая. Зар- плата.

– Я же хотел в музыкальное.

– Музыкальное? Насмотрелся я на Сахалине на этих музыкантов. Голодные, холодные, ни угла, ни семьи… Не хочешь на сварщика, давай на электрика.

Спасибо, мама заступилась.

– Да пусть идёт в музыкальное. Что к душе, пусть тому и учится.

Начали спорить. Спорили, спорили. Потом батя махнул рукой. – Как хочет! Петух жареный клюнет в одно место, вспомнит мои слова!

Завтра поеду узнавать об условиях приёма в музыкальное. Вол- нуюсь. Хорошо бы поступить, а! Выучусь, стану гитаристом, буду ездить по городам, выступать, стану знаменитым. Приеду в наш город, приглашу на концерт батю и маму. После концерта спрошу у бати: «Ну, что? Голодный я, холодный?..»

Сегодня ездил в музыкальное училище. Подошёл к нему, постоял. Из распахнутых окон слышна музыка. В училище то и дело входят и выходят ребята и девушки. Кто с нотами, кто с инструментом… Услышит комиссия, как я бренчу на гитаре, и все засмеются. Нет, видно, не суждено! Повернулся и поехал домой. Вече- ром сказал бате, что приём закончен, опоздал. Батя обрадовался.

– Значит, в строительное, на сварщика! Я ему назло:

– Нет, хочу в горное, на электрика.

Он:

– Давай на электрика. Сначала надо получить нормальную спе- циальность. А будет талант, у них в училище самодеятельность хорошая, проявишь себя. И специальность получишь, и музыку не бросишь.

Ходил в парк, походил по аллеям, был у танцплощадки. Всег- да к ночи меня охватывает чувство ожидания чего-то. Не то долж- на зазвучать какая-то мелодия, не то ещё что-то необычайное про- изойти.

Незаметно прошёл июль, больше половины августа. До начала занятий осталась неделя с хвостиком. Вчера днём проходил мимо школы. Красятся парадные двери, белятся бордюрчики в палисад- нике. А я вот уже не буду учиться в ней. Немного грустно…

Опять вечером это странное чувство ожидания чего-то.

Генка тоже сдал документы в горное. Только мы будем учиться в разных группах: он – в пятой, а я – в шестой… Вчера, перед тем как пойти в парк, мы зашли к Генке домой и выпили по стакану вина. Оно пахло горелыми сухофруктами. Пошли в парк. Зашли на танцплощадку. Танцевали. После танцев подцепили двух девчонок, что тогда были у Генки, и пошли провожать их. Генка с одной стороны, я с другой. Довёл я свою до дома, где она живёт, а там чужие ребята стоят. Думал, навешают мне. Всё обошлось. Правда, смотрели на меня враждебно, а один пацан подошёл и сказал, чтобы я больше эту девчонку не провожал…

Такая гадость это вино! До сих пор во рту ощущение, как буд- то я объелся горелых сухофруктов. Генка называл это вино «чер- нила». Это не чернила, а карбофос какой-то!

Сегодня последний день лета, последний день каникул. Завтра в училище. Как-то там будет?..

Вернулся из парка и опять смотрел на звёзды, на луну, прислу- шивался к ночным звукам. Сначала где-то далеко раздался женский смех… от дуновения ветерка пролепетали листья на тополе… громыхнул цепью и жалобно проскулил Дикарь. И всё. Тишина… Как никогда, сегодня это странное чувство, что что-то должно про- изойти!

II

Две недели уже отучился в училище. Вроде бы нравится. Ре- бята в нашей группе все хорошие, весёлые. Быстро подружились. С одним, правда, я подрался… Особенно подружился с Борисом (он увлекается музыкой, поёт и играет на баяне) и с Толиком (он увлекается детективами, военными самолётами и кораблями). Толик показал мне фотки голых женщин. Ух! Аж сердце переворачивало, когда смотрел! Одну фотку стащил у него, и теперь она у меня висит под ковром. Никто никогда не догадается!

Есть среди старшекурсников одна пачка по прозвищу Мор- доворот. Заловит кого-нибудь с первого курса, вывернет карманы да ещё пинка даст, если кто сопротивляться задумает. Сегодня у столовой Мордоворот набросился на меня. Обидно было! Никто из нашей группы не заступился. Я убежал за училище. Плакал. Подошёл Борис, стал успокаивать: «Не обижайся, Володь… Пере- терпи… Против лома нет приёма…» Я сильнее расплакался. Подошёл Аншаков. Учится тоже в нашей группе. За урок может прочитать любую книжку. «Я читаю только сюжет. А все эти описания природы, ну и другую муть – пропускаю». Аншаков (мы его сразу прозвали – Аншак), увлекается химией, делает из спичек бомбочки. Так вот Аншак и говорит мне: «Брось… Мы этому Мордовороту устроим фейерверк! Будет, сука, знать!» Всё просто: ловим, когда Мордоворот зайдёт в уборную, Аншак бросает сзади в яму, откуда откачивают говно, бомбочку.

Караулим вторую неделю. Дважды бомбочка не взрывалась.

Сегодня «фейерверк» получился! Мордоворот выскочил из убор-ной весь в говне, штаны на коленях.

Сколотили с Борисом небольшой ансамбль. Я на гитаре, Борис на баяне, Юра (парень с седьмой группы) на трубе. На ударных – Борщ (кличка Яшки Булаева). Делаем репертуар. Берём простенькие вещи с пластинок и репетируем в раздевалке физзала. Борщ молотит всё время поперёк такта, Юрка постоянно фальшивит. Мучаемся с ними!

Со скрипом выучили своей джаз-бандой две вещицы, и на этом всё заглохло… Организовывается в училище хор. Мы с Борисом за- писались.

Самые интересные уроки у историка. Он воевал, был танкистом. Рассказал, как однажды, во время войны, они так разозлились на немцев, что давили их танками (немцы целиком сожгли один городок). «Взяли в кольцо – и давай их катать». Ясно представилась картина: чёрная земля, дым, мечущиеся по кругу немцы и давящие их танки…

Учительница по литературе. Худая, высокая, подбородок квад- ратный. Глаза василькового цвета, красивые глаза!.. Почему-то быстро забываю всё, о чём литераторша рассказывает на уроках. Строга. Не разобравшись, в чём дело, может влепить двойку (Борис уже схлопотал одну). Смущается и краснеет, если на неё пристально смотреть. Одевается очень модно. Не любит, когда при ней отчитывают кого-либо, но отчитать сама – хлебом не корми. Стеснительна, если заводит разговор где-нибудь в коридоре. Никогда раньше времени не закончит урок, всегда до самой последней секунды сидит. Прозвище – Селёдка.

Учитель по математике. Толстый. Движения все медлительные, говорит тоже медленно. Всегда в руках указка (он, наверное, и спать ложится вместе с ней). Входит в кабинет, не глядя ни на кого, здо- ровается и садится за стол. Первая фраза:

– Тряпка опять сухая?

Кто пошустрее, хватает тряпку и бежит в кубовую. Матема- тик начинает медленно листать журнал. В кабинете сразу жуткая тишина.

– Андреев, – называет он фамилию Бориса. Борис громко отвечает:

– Здесь!

– К доске, – глядя в упор на Бориса, говорит математик и мед- ленно берёт в руки указку.

Все облегчённо вздыхают. Борис начинает оправдываться:

– Михаил Пантелеймонович, я вчера был на хоре…

– Ну и?.. – лениво вопрошает математик.

– Времени не хватило, чтобы подготовиться как следует.

– Артисты… Иди отвечай, как подготовился.

Борис плетётся к доске, берёт мел и пишет формулу.

– Правильно, – посмотрев на доску и поиграв указкой в руках, говорит математик. – Только мы это две недели назад проходили.

Борис пишет другую формулу.

– А это – неделю.

Приносится мокрая тряпка. Борис долго стирает ею с доски, прислушивается к подсказке (слух у него изумительный!).

– Э-хе-хе-хе-хе-хе-хе-е-е… – глядя на Бориса, говорит Михаил Пантелеймонович. – Пропел математику?.. Шаляпин! – Ставит Борису двойку, бросает на стол указку, берёт мел и начинает объяснять новую тему. Через полчаса вся доска исписана формулами. Борис прищёлкивает языком и, разыгрывая восторг, спрашивает:

– Михаил Пантелеймонович, а где на практике можно применить эту формулу?

Математик смотрит на доску, любуясь написанным, потом обо- рачивается, смотрит на Бориса и ехидно отвечает:

– В технике применяется… Площадь корыта рассчитать, чтобы белья больше уместилось.

Прозвище – Михаил Потапыч.

Завтра напишу о преподавателе по эстетике. А сейчас спать.

Кабинет эстетики. Вдоль стен различные стенды. В углу сло- манное пианино (стоит, как скелет). Идёт урок. Кто пишет невы- полненное задание по другому предмету, на задних партах расска- зывают друг другу анекдоты, кто читает книжки, кто спит, двое играют в дорожные шахматы. Жарко, как в парной.

– Опера – это синтетический вид искусства… – монотонно чи- тает по книжке преподаватель. Когда становится слишком шумно, поднимает голову:

– Прекратить! На задних партах!

На него сначала обращают внимание. Приутихли. Потом снова потихоньку начинают заниматься каждый своим делом. Препо- даватель роется в конспектах, книжках с закладками и, очевидно, найдя то место, на котором остановился, начинает опять:

– Опера – это синтетический вид искусства, который…

Кто-то лениво спрашивает:

– А что такое синтетика? Материал?

Учитель отрывается от книжки. Очень обрадован тем, что хоть кто-то его слушает. Полез в какой-то словарь узнать значение этого слова. Долго роется, бормоча себе под нос: «Синте… синте… синте…» Прочитав значение этого слова, закрывает словарь и объясняет:

– Синтетика – это соединение различных видов… Ну, этих, как там… э-э-э… форм, жанров… э-э-э… вот так.

– Футбол – тоже синтетика? – зевая, спрашивает Борис. Преподаватель оживляется ещё больше:

– Да! Что-то наподобие!.. Ну, бегают по полю – это из лёгкой ат- летики, толкаются – это из… э-э-э… хоккея… Так, что ещё?

– Дерутся между собой – это из бокса! – громко кричит Толька. Преподаватель кивает головой:

– Да-да… Так же и в опере.

Тут с разных сторон посыпалось:

– И бегают?

– И толкаются?

– И бокс?!

Борис ехидно протягивает:

– Да-а-а-а!.. А как же там пенальти бьют?

Все начинают смеяться, громко говорить между собой, пред- ставляя картинки футбольного матча на оперной сцене.

Преподаватель поднимается из-за стола:

– Прекратите! На задних партах! О футболе будете разговаривать на перемене!.. – роется в конспектах. – А теперь запишем, что такое опера.

Двое, кому выпало несчастье сидеть на первой парте, берут ручки, открывают тетради.

Преподаватель берёт книжку, потом, закрыв её, говорит:

– Синтетика – это вид искусства… простите! Искусство— это вид синте… – опять берёт книжку. – Задние парты! Из-за вас срывается объяснение!

На задних партах немного приутихли. Преподаватель, найдя в книжке нужное место, читает:

– Опера – это синтетический вид искусства…

В это время звенит звонок. Все начинают собирать книжки и выходят из кабинета.

Учитель кричит вдогонку:

– На следующий урок знать, что такое синтетика! Тьфу! Опера!!!

Борис сказал как-то: «Он не прививает, а прибивает любовь к искусству».

Прозвище – Драмма.

В субботу, утром, перетаскивали из одной мастерской в другую станок. Придавил себе большой палец на правой руке. Сначала ничего не почувствовал, а потом аж голова закружилась и чуть не стошнило. Ноготь посинел, болит, как будто под ним горячие угли. Из-за этого не играл на физ-ре в футбол. Сидел на трибуне и смотрел. Во, даже писать трудно.

Опять сидел на стадионе и смотрел, как ребята играют в футбол. Мне ещё нельзя. Ноготь чуть заденешь – течёт кровь. Уже чувствуется осень. Листья шуршат на деревьях каким-то бумажным шелестом. Солнце светит чуть тусклее, чем в августе, и не так припекает. Небо не такое блеклое, как летом, а синее…

Пока ребята играли, успел ещё побродить по стадиону. На одной площадке урок физ-ры у девятиклассников. Генка называет сейчас всех, кто учится в школе, —«портфели». Так вот, «портфели» прыгали в длину. Одна девушка прыгнула как-то смешно и упала в опилки. Меня, что ли, застеснялась?

Завтра воскресенье! Как прекрасно ощущение перед каждым воскресеньем! Утром съездим с Генкой на базар, днём сходим в кино, а вечером на танцы.

Не пойму сегодня себя! Как больной хожу после стадиона. Как в «Лошадиной фамилии» у Чехова все никак не вспомнят фамилию доктора, так и я – никак не вспомню что-то, что меня мучит. Всё перебрал в голове! Даже батя заметил, что со мной что-то не то. Всё спрашивал, не напортачил ли я чего в училище, и принюхивался, не выпивши ли я.

Сейчас вот пришёл из парка, лёг спать, но эта маета ещё силь- нее… Так, сейчас вспомню день подробнее… Утром встал, умылся, собрал в папку тетради. Вышел из дома, дошёл до училища, позав- тракал. Увидел Генку. Поздоровались. Поднялся на второй этаж, прошёл к кабинету горного дела. Там уже был Борис и Толик. Борис, как всегда, барабанил по своей папке и пел эстрадную песню. Толик листал военный журнал. Собралась вся группа. Начался урок… После этой пары перешли в кабинет истории. Постой, что у нас было на уроке истории? Что меня так потрясло?.. А-а-а… Историк рас- сказал один эпизод из истории Руси, как ослепили Василька. Заманили Василька в избу, сбили с ног, закатали в ковёр, бросили доски на него, прижали к полу (у Василька аж грудь затрещала). Один стал выкалывать глаза. Несколько раз промахнулся, порезал лицо Васильку и только потом выколол глаза. Да, но это не то… Так, после истории у нас была физ-ра… Что такое?! В ушах как будто поёт хор. Да так красиво!.. Такого со мной ещё не было!.. Мама! Сейчас разорвёт от этого пения!.. Что это было? Сон – не сон. Как будто фильм какой перед глазами… Как при замедленной съёмке… Бежит девушка… Да это девушка, которая упала в опилки… Вот её волосы, длинные брови, маленький, немного курносый нос, большие карие глаза… Вот кто мучил меня сегодня весь вечер!.. Теперь вместо пе- ния хора в ушах какой-то вибрирующий, плачуще-дрожащий звук… Ну вот. Всё прошло… Как я напугался! Что же это было?

Воскресенье. Поехал с Генкой на базар. Вдруг на остановке уви- дел ту девушку со стадиона. Она куда-то шла. У меня так заколотилось сердце и опять в ушах это пение… Наверное, я в неё влюбился!.. Странно. Увидел мельком – и влюбился. Как в «Романе о Тристане и Изольде»: кто-то дал мне выпить любовный напиток и показал эту девушку.

Сегодня снова видел её! Вот как это произошло. Я выходил из училища после занятий. Оглянулся налево, смотрю, идёт она. Взгляды наши на мгновение встретились. В ушах у меня как будто грянул во всю мощь тысячеголосый оркестр: р-рр-ра-а-а!.. Ноги задрожали… Она прошла мимо и… оглянулась! Оглянулась! Огля- нулась!

Прошло уже двенадцать дней, как я впервые увидел её. Каждое утро, каждый день я желаю где-нибудь увидеть её. Хоть издали! Хоть мельком! Каждая встреча – это и радость, и тоска, и ревность! С того дня, как я её встретил, она всегда отвечает на мои взгляды (значит, я ей не просто часто встречающийся прохожий; да и за- чем было бы даже такому прохожему смело отвечать на взгляд?) Ни одна девушка не волновала меня так, как она! Ни о ком я столь- ко не думал! Никто меня так не потрясал!.. Обычно утром, увидев её издали со школьной сумкой, я начинаю страшно волноваться. Сердце сильно стучит. Я стараюсь идти медленно, чтобы подольше видеть её, но ноги сами шагают быстрее. Вот она совсем близко. Гляжу (для меня это громадная дерзость и смелость), не отводя взгляд, в её глаза, она в мои. Секунда, две, три… На три секунды всё вокруг куда-то исчезает. Только её глаза! Она прошла. Весь день я вспоминаю об этой встрече. Весь день я весел. Было несколько дней, когда я её не видел. Тогда я грустный. Мысли плохие, отчаяние. В такие минуты на уроках мысленно представляю её лицо, глаза, походку. Закрою глаза и представляю, представляю, представляю… И лишь только в моём воображении появляются её глаза, весь её облик, я опять начинаю волноваться, будто она передо мной наяву.

Сегодня случайно услышал, как её зовут. Вот как это произошло. Она шла мне навстречу, и тут её кто-то позвал несколько раз: «Надя! Надя!» Я даже не заметил, кто звал, но, кажется, голос был мужской… Итак, я узнал её имя – Надя. Прекрасное имя! Ещё раз напишу – Надя. Ещё раз – Надя. Прекрасное имя! Стоит мне его назвать, и я моментально вижу её фигуру, лицо и глаза. Надя, Надя, Надежда. Это имя входит в тройку имён: Вера – Надежда – Любовь. Буду верить в твою любовь, Надя!.. Погадаем на наших именах… Вова – Надя… Букву «а» вычёркиваем… Остаётся в каждом имени по три буквы… Как там дальше? А!.. Пишем ЛУРНИСТ… Любит, уважает, ревнует, ненавидит, избегает, страдает, тоскует… Да зачем я всё-то написал?.. Мне нужно третье слово… Это слово «ревнует». Значит, и я ревную её, и она меня. А как кто-то сказал: где есть ревность, там есть любовь… Значит, мы любим друг друга!.. Надя, Надя… Ещё гадают на стихах. Открывают наугад книгу и читают первое попавшееся четверостишие. Возьмём стихи Блока. Гадаю сначала на себя.

Теперь погадаем на Надю.

Ерунда все эти гадания!

Листал сегодня в библиотеке у нас, в училище, журналы и был поражён: на одном рисунке – ну точь-в-точь Надя! Потихоньку вы- драл лист. Сейчас аккуратно вырезал этот рисунок и наклеил его на картонку. Получилось нечто похожее на фотографию Нади. Теперь будет легче представлять её лицо…

Сколько я придумывал способов с ней познакомиться! Но как только издали увижу её, план рушится, мной овладевает робость, я ужасаюсь тех слов, которыми хотел заговорить с ней, все эти слова кажутся мне чем-то грубым…

Вот уже и настоящая осень. Мне нравится такая её пора, когда небо чистое-чистое! Солнце светит ярко, не слишком пригревая… Вечер осени!.. Как он тих и томен! В воздухе чувствуется запах дыма (обычно в это время многие сжигают собранный в огороде мусор) … Парк. Запах опавших листьев, их шуршание под ногами. Однако с деревьев они ещё не опали полностью, кое-где ещё виден зелёный лист, не тронутый осенней позолотой.

Четвёртый день толчём землю в Центральном парке у озера. Учимся маршировать (это нужно для праздничного шествия на 7 ноября). Всё училище здесь. Все в форменной одежде, в фу- ражках. «Левой!.. Левой!..» Земля под ногами: шух! шух!.. Юрка и Борщ пристроились в духовой оркестр. Юрка пыжится на трубе, а Борщ (и здесь играет поперёк такта!) чего-то там пшикает на та- релках. Борис смеётся над ними: «Шабашники!» А в колонне идти приятно! Сила какая-то богатырская чувствуется!

Шли сегодня после занятий по шпалам на лесопилку. Мищенко нужны рейки для забора. Попросил нас помочь. У лесопилки этих реек целая гора. Мы шли и ни с того ни с сего стали говорить о революции. Хотя нет. Кто-то сказал, что ему надоели наши строевые тренировки. И тут Мищенко заявил, что он не пойдёт маршировать на 7 ноября.

– Думаете, ради кого делалась революция? Ради баб.

И все с ним молчаливо согласились. А я начал спорить. Но чувствую, в этом споре я бессилен его переубедить. Чувствую, что Мищенко знает что-то такое о революции, чего не знаю я. А что он знает? И мне стало страшно. За такие слова могут и в тюрягу упрятать.

Мне было пять лет, мы жили тогда в посёлке, в 10 или 15 ки- лометрах от Оренбурга. Непонятно откуда в нашем доме появился журнал «Огонёк». Я ещё не мог читать, поэтому смотрел только картинки. Одна из них, цветная, была на всю страницу – портрет Сталина. Я его сразу узнал, почти такой же висел в клубе и в конторе, где мама мыла полы. Мне портрет так понравился, что я решил через копирку перевести его, а то ведь журнал могли унести. Когда вечером мама пришла с работы, показал ей переведённый портрет. Что с ней произошло! Она отобрала у меня скопированный портрет, порвала его, засунула вместе с журналом в печку и подожгла. Когда в печке всё сгорело, сказала:

– Никому об этом.

Я почувствовал страх, который охватил её.

Был на демонстрации. Следом за нашим училищем шла школа, в которой учится Надя. Я заметил её, когда мы остановились перед трибуной и стали ждать. Надя стояла в двух-трёх шагах от меня. Обернётся, поглядит мне в глаза, отвернётся, поговорит с подругами и опять обернётся ко мне. Я стоял как вкопанный, без движений, только смотрел на неё, смотрел, смотрел! О! После демонстрации я ходил, словно оглушённый. Я что-то делал, но делал автоматически, не задумываясь, ходил, что-то говорил, но это был как будто не я. Было ли у неё в тот же день то же самое?

С утра шёл дождь. Холодно после вчерашнего тёплого, почти весеннего дня. Небо мрачное, траурное… Никуда не ходил, сижу дома. Скука! Скорей бы проходили праздники! Скорей бы увидеть Надю!

Я не знаю ни её души, ни её ума, но даже при самых скверных чертах характера я бы всё равно её любил. Она мне нужна! О, если бы я с ней познакомился! Если!.. А что если набраться наглости и познакомиться?.. Есть ли у неё любовь ко мне? Или чувство? Или хоть что-нибудь маленькое?

Приходил Генка. Учились с ним танцевать вальс. Так и не на- учились. Батя сказал, глядя на нас, что мы медведи маньчжурские. Да, странно! Простое движение, а научиться очень трудно.

Сегодня встал рано. Но только в пятнадцать девятого вышел из дома. Только хотел выглянуть из сквера на дорогу, идёт Надя. Глядит на меня, я на неё. Взгляда не отводит!.. Что в этом взгляде?.. Удивление?.. Насмешка? Игра? Любовь?.. Днём увидел её из- за училищной оградки. Она меня увидела тоже и, кажется, улыб- нулась радостно!

Сегодня увидел её на углу, у киоска. Сначала взгляд, как вчера, потом в глазах не то удивление («Что вам от меня надо?»), не то они задавали какой-то вопрос («Ну что же ты? Ну скажи хоть что-нибудь?») Я даже улыбнулся. Не знаю, заметила ли она эту улыбку.

Сегодня решил с ней поздороваться. «Здравствуй, Надя». При- готовился. Волновался всё утро. Но её не встретил.

Сегодня встретил её, но поздороваться не решился. Смелее, смелее! Как говорит Генка: наглость – второе счастье!

Сегодня опять решил с ней поздороваться. Весь вечер думал, как это сделать. Сказать «Здрасьте» – как-то смешно и по-детски, «Здравствуйте» – холодно и слишком официально. В общем, таких вариантов было много. Думал и над другой вещью: где сказать это «Здрасьте» или «Здравствуйте»? Не доходя до неё, поравнявшись с ней или вслед?.. А может, остановиться?.. Но как только увидел её, мысль поздороваться с ней сразу вылетела. Я страшно оробел и даже постеснялся выйти из сквера… Ничего, завтра обязательно решусь и скажу!

Дожди идут каждый день. Листьев на деревьях почти не осталось. Сыро, черно. Ночью шум дождя какой-то особенно тоскливый, капли то звякнут по жестяному подоконнику, то дзинькнут по стеклу. Вон как хлещут по веткам клёна! Они, бедные, не успевают уворачиваться! На улице никого, один дождь. А за городом темно и страшно!.. Всё, ложусь спать. Хоть бы увидеть её во сне! Хоть бы увидеть! Хоть бы увидеть!

Целую неделю не встречал Надю! Что с ней? Заболела? Или с ней что-то случилось?.. А вдруг она попала под машину?!.. Всё равно, даже если она будет калека, я её буду любить так же, как любил!.. Надя, что с тобой?..

Слава богу! Она цела и невредима. Видно, болела. Простуда или ещё что. Генка однажды говорил мне, что все девушки раз в месяц болеют какой-то своей женской болезнью. Может, и у Нади то же было… Но как я обрадовался, когда увидел её утром! Я готов был броситься к ней, обнять её, расцеловать!.. Поцеловать её! От одной этой фантазии у меня аж холодеет спина и так сладко на сердце!

Был в гостях у Бориса. У него огромная фонотека! Он серьёз- но увлекается музыкой, не то что я. Слушали записи. Сначала джаз, потом рок. Борис любит и классическую музыку. Впервые встречаю, чтобы пацан любил эту белиберду! Он дал мне одну пластинку с классической музыкой, надо послушать…

Послушал. Вот это да! Вот это музыка! Ну и балбес же я был! Такая красота! Чайковский, симфония номер шесть. Буду слушать эту пластинку каждый день. Когда звучала вторая часть симфонии, я поразился: да ведь это же Надя, моя любовь к ней!

III

Сегодня воскресенье. Вышел на улицу и обомлел. Мама! Всё белым-бело! Дикарь носится по двору как угорелый. Лает, хватает пастью снег, фыркает, ползает на брюхе. Накинулся на меня, стал трепать рукав фуфайки, повалил меня в снег. Еле отбился от него. Я залез на сарай и стал смотреть оттуда… Зима! Это надо же, за ночь столько снега навалило! И всё идёт и идёт… На тополе снег лежит, как на китайских иероглифах, на берёзке – тоненькими прядями, а на кустах смородины, как белый пенопласт. Ах ты, как хорошо!.. Из-за густоты снега всё как в белом тумане. Там, на склоне холма, лёгкие, еле уловимые очертания домов. Ясно только светятся крас- ными огоньками фонари на улицах. Если перевести взгляд и смо- треть ещё дальше, склон холма, очертания домов и огоньки полно- стью исчезают— одна сверху донизу беловато-дымчатая пелена. Она кажется какой-то бескрайней, бесконечной… Зима! Что-то всегда от первого снега необъяснимо радостное, чистое. Всё кажется та- ким уютным. Люди с такой дружелюбностью смотрят друг на дру- га!.. Как хотелось в этот день увидеть Надю! Взять её за руку, пого- ворить с ней… Ах, Надя, Надя!

Сегодня! я! с ней! впервые! поздоровался! Но получилось это как-то не очень… Вот как это произошло. Я почти дошёл до учили- ща, когда увидел её. Она как-то не так смотрит, как всегда, а мель- ком. Уже почти проходил и… осмелился сказать: «Здрасьте!» Не- громко сказал, как бы ей на ушко. Тут же обернулся ей вслед. Она кивнула головой и сказала: «Здравствуйте!» Потом, увидев кого- то, крикнула, помахала рукой и быстро пошла. Всё это получилось очень смешно. Мне показалось, что она ответила вроде бы меж- ду прочим, как давно забытому знакомому, который поздоровал- ся с вами, а вы ему механически кивнули головой в ответ, чтобы не обидеть, а потом с недоумением подумали: «С кем он меня спу- тал?» Так прозвучало и её «Здравствуйте» в ответ на моё. Пришёл я вечером домой, ужаснулся и устыдился. Какой позор! Больше ни- когда не попадусь ей на глаза! Никогда!

Народная русская песня! Где бы она ни звучала, всегда мне до- рога. Особенно нравится, когда её поёт моя мама.

Какой же я дурак, что мало хожу в театр! Так после спектакля хорошо на сердце, словно, как говорит мама, заново народился.

Смотрел сегодня репродукции картин Левитана. Какая сила! Сколько любви к простой русской природе! Особенно понрави- лась «Осень».

Был у Бориса. Долго спорили о театре, о кино. Я всё-таки не смогу жить, наверное, без таких друзей, как он. Как-то после этих споров заряжаешься оптимизмом (а у меня сейчас такое то- скливое и гнетущее настроение!) Хоть мы с ним и две противо- положности (у меня характер сентиментальный, а у него прямой, напористый), но мы крепко с ним подружились, и я сильно буду скучать без него во время каникул.

Был у Толика. Смотрел его альбом по военным самолётам. Слу- шал записи неизвестного мне певца Высоцкого. Потом пошли побродили с Толиком по городу, зашли к одному его товарищу. Как же мало у меня настоящих друзей! А без них плохо. Жить скучно!

Дом – училище, училище – дом. Никуда больше не хожу. Грустно.

Просидел всё воскресенье дома. Грустно и тоскливо. Ни читать книги, ни играть на гитаре – ничего не хочется. На уроках в учили- ще сижу рассеянный, всё пролетает мимо ушей.

Прошло две недели, как я не выхожу из сквера навстречу Наде. Издали наблюдаю, как она проходит мимо, и иду в училище… Ин- тересно, кому это она кричала и махала рукой в тот день, когда я с ней поздоровался? Вроде бы это был парень… Хотя, возмож- но, я ошибаюсь…

Сегодня вечером, слышу, мама тихонько поёт в соседней комнате:

Мелодия такая грустная. Сколько в ней отчаяния и боли!

Гордый ответ!.. Да, никто о своей любви никому ничего не ска- жет. Будет переживать один, а не скажет.

Мне представилось такое низенькое деревянное крыльцо, какой-то огненный закат, стоит девушка, смотрит куда-то вдаль и поёт песню.

Первая строчка-запев как-то вроде бы проговаривается. Быстро проговаривается, одним духом. Вроде бы: «Э-э-эх!» А потом, со второй строчки, мелодия замедляется и замедляется, звучит распевно, грустно. А последние слова звучат даже как-то траурно.

«Я лягу спать, а мне не спится и чтой-то бредится во сне…» Эти строчки – просто здорово! Как я её понимаю! Даже кажется, что это обо мне песня! Про мою любовь… Попросил маму спеть ещё раз. Она поёт, а у меня из глаз слёзы катятся. Убежал на улицу.

Сочинил стих.

Сегодня весь день метёт позёмка. Я вышел из училища и хотел идти домой, но неожиданно увидел Надю, остановился. Она про- шла почти рядом и меня не заметила. Мне вдруг пришла мысль пой- ти за ней следом, чтобы узнать, где она живёт. Сначала я испугался, но потом всё-таки решил идти. Я шёл и думал: «Что же я, дурак, рань- ше не узнал этого?! Приходил бы вечерами… Стоял у окна…» Надя за- шла в магазин «Одежда», я остался ждать на улице. Ветер стал дуть сильнее. Снег сделался мелким, колючим. Я весь заледенел, как со- сулька. Заглянул в магазин через окно, а там никого нет. Начал себя ругать: «Растяпа! Прозевал!» Повернулся, хотел было идти домой, слышу – громыхнула дверь магазина. Оглянулся, по ступенькам спу- скается Надя! Показалось, что она меня увидела и узнала. Выждав дистанцию, пошёл за ней следом. Иду и боюсь: как бы из-за темно- ты и позёмки не просмотреть дом, в который она войдёт. Дошли так до поворота. Надя перебежала дорогу и вошла в дом. Через несколь- ко секунд вспыхнул свет в одной комнате, потом в другой… Теперь каждый вечер буду ходить сюда! Какое счастье!

Заболел ангиной, лежу дома. Проклятая ангина!

Всё ещё болею. Но уже поправляюсь. Через каждые два часа по- лоскание. Тёплая вода, соль, йод и сода. Гадость необыкновенная!.. Подумал однажды: «Вдруг умру!» От этой мысли стало страшно до жути! Умру и не узнаю: любит меня Надя или нет?

Торопиться надо, а я всё жду чего-то!

Выздоровел. Ходил первый день после болезни в училище. Но утром Надю не видел. Грустно! Вечером хотел сходить к её дому, но мама не пустила. «Куда?.. Только отболел!.. Опять хочешь сва- литься?..»

Несколько раз уже был у её дома. Он небольшой, вокруг оград- ка из штакетника. Вход в дом сразу со двора. Под окном небольшие кусты (кажется, смородина). Во дворе собака (молодая овчарка, со- всем не злая, смотрит с каким-то детским любопытством, чудно свесив голову набок). Хоть я и стоял у дома, собака ни разу на меня не залаяла. Наверное, чувствует, что я очень люблю Надю. Ах, со- бака! Если бы я был волшебником, я бы превратил тебя в себя, а сам бы в твоём обличье сторожил этот дом, и, когда Надя выхо- дила бы на улицу, я прижимался бы к её руке!

Новый год! Проснулся сегодня поздно, часа в два дня, пото- му что легли где-то часов в пять утра. Вот и другой год наступил. Что-то в нём будет?.. Рассказали мне одну примету на Новый год: если написать на клочке бумаги желание и, когда бьют куранты, сжечь его, а потом бросить в стакан с вином и выпить, то жела- ние обязательно исполнится. Я так и сделал. На бумаге написал:

«Надя + Володя = любовь». Правда, листок взял большой, он дол- го горел, обжёг все пальцы, пепел еле уместился в рюмке с вином. Все смотрели и смеялись, когда я пил вино и ел пепел. Дураки! Если бы они знали, какой волшебный напиток я выпил!..

Начались зимние каникулы. Ждал весь день, когда наступит вечер, чтобы сходить к дому Нади. Вечером пошёл. Кто-то у них был во дворе, поэтому пришлось пройти мимо. Шёл обратно – опять кто-то во дворе. Снова прошёл мимо… Пришёл домой. Мама убирается после новогоднего застолья, батя пьяный, храпит.

Ходил к её дому. Постоял немного.

Пошёл к её дому, но встретился по дороге Генка. Вернулись к нам, взяли мою гитару и пошли к ним. Мать купила Генке магни- тофон. Записали, как я играю на гитаре и пою. Прослушали. Не- ужели у меня такой голос? Даже не узнал себя. Странно!.. От Ген- ки вернулся в одиннадцать часов. Оставил гитару – и к дому Нади. В окнах света уже нет. Видно, спать легла. В десяти шагах от меня её комната. Ах, почему я не человек-невидимка!

Ходил к её дому. В окне, на шторах, женская тень. Надя! Я её сразу узнал. Хотел бросить снежком в окно, вызвать Надю на улицу, да разве хватит у меня на такое смелости!.. Может, попросить Ген- ку, чтобы он познакомил меня с Надей? Он, как говорит моя мама, жох! Мгновенно придумает, как это сделать… Проклятые канику- лы! Скорей бы уж они проходили!

Ну и мороз сегодня! Аж слезы наворачиваются! Снег постаны- вает под ногами, как живой.

Быстро дошёл до её дома, постоял. Вышел, видно, её отец. Окликнул меня: «Эй, жених, ты чего ходишь каждый вечер? Захо- ди в дом, а то замёрзнешь!» Я – дёру! Хорошо, что темно, лица мо- его не было видно… Дурак же я! Разве можно было ходить каж- дый день? Надо было раз в неделю – не приметили бы. Теперь вот вообще нельзя ходить. Вот дурак!

Слушал шестую симфонию Чайковского. Какой красивый вальс во второй части! Такой робкий! Как будто касаешься рукой

Нади. И сладко на сердце, и стесняешься ужасно… Когда-нибудь я приглашу Надю на вальс и мы будем с ней кружиться, кружить- ся!.. Надо только мне научиться вальсировать.

Весь день учился вальсировать. Сначала с батей, потом с та- буреткой кружился. Ничего не получается! Позор! Действительно, медведь маньчжурский!

Опять с утра начал кружить с табуреткой. Махнул нечаянно и разбил вазу с цветами. Оделся, пошёл кружиться в сарай. Нау- чился! Как-то случайно получилось один раз – и пошло, и пошло! Всё, вальс с Надей теперь станцую!.. А как здорово кружиться! Ни- когда не думал, что это такое удовольствие! А ведь многие не уме- ют! Жалко их! Так и не узнают никогда этого изумительного кру- жащего полёта!

Ура! Последний день каникул! Завтра увижу Надю! Как будто сто лет её не видел. Любимая моя!.. Но страшно! Ведь с того дня, как я решился не попадаться ей на глаза, прошло больше месяца. Смелее! Смелее!

Сегодня вышел из засады. Осмелел. Иду ей навстречу. Она улыбается, смотрит на меня и ждёт, ждёт (видно по глазам), когда я поздороваюсь. Неужели и она соскучилась?! Я тоже заулыбался.

«Здравствуй, Надя» (перешёл на «ты»). Она улыбнулась ещё боль- ше и ответила: «Здравствуй». Улыбнулась!!! Но, может, это не улыб- ка, а насмешка?.. Да нет, улыбка! Добрая, хорошая, приветливая улыбка!

Я счастлив необыкновенно! Она здоровается со мной при каж- дой нашей встрече. Надо действовать дальше. Но дальше, а имен- но заговорить с Надей, кроме этого «Здравствуй», я не решаюсь.

Воскресенье, целый день скучал. Для меня воскресенье самый дрянной день недели!.. Но вечер сегодняшнего воскресенья был прекрасен! Вот почему. Вечером пришёл Генка и позвал на каток. У меня хоть и нет коньков, но я пошёл (Генка обещал дать пока- таться на своих). На катке неожиданно увидел Надю! Она каталась с какой-то девчонкой. Мне стало так хорошо! Всё вокруг сказочное. Сияющий снег, кружащие в воздухе снежинки, уютный свет фона- рей и какая-то грустная, льющаяся из громкоговорителей музыка… Когда мне Генка дал свои коньки, я с таким упоением катался! Надя меня увидела, мы поздоровались, но заговорить с ней я не решил- ся… Опять, как на седьмое ноября, я опьянел… Буду помнить этот день всю жизнь!

Пахнуло весной… Сегодня солнечный день. Начало капать с крыши. Как-то звонче зачирикали воробьи. Небо голубое-голу- бое! Нежное… Не ходил сегодня в училище, а бродил по городу. Разве можно в такие дни сидеть на скучных уроках? Попадёт зав- тра за это. А, пусть!..

А что если написать Наде письмо?.. Плохо, что я не знаю её фа- милии! Ну и что! Написать на конверте одно: «Наде», опустить кон- верт самому в их ящик… А что, идея!

Сочинял письмо.

Сочинял письмо.

Сочинял письмо. Ничего не получается.

Решил написать коротко:

«Здравствуй, Надя!

Давай в воскресенье сходим в кино?

Володя (тот самый, который здоровается с тобой утром)» Но ведь глупо! Глупо!

«Надя! Извини… Это пишет тебе Володя, с которым ты здоро- ваешься по утрам. Если у тебя появится желание сходить в воскре-сение в кино, напиши мне. Буду ждать ответа по адресу…» Нет! Нет! Не пойдёт! Надо спросить у Генки, как бы он написал.

Не стал спрашивать у Генки. Начнёт сразу: «Кому? Кто она?» и т. д. Нет, об этом разве можно кому говорить? Это святая тай- на только моего сердца, только моего! Да и опасно с письмом. А вдруг его прочитает её мать или отец?.. Фу-у! Меня аж в пот бро- сило от этой мысли! Ведь тогда бы она так на меня рассердилась!.. Но что же делать? Хоть кричи от отчаяния: «Люди, помогите!»

Сидел на уроке истории, смотрел в окно и сочинял стихи.

Весна! Как надоела зима со своими морозами! Или это извечная тоска человека по следующему времени года после предыдущего?.. Снег почти весь сошёл. Природа обнажена. Пока ещё всё серо, голо, но яркое солнце и синее небо сглаживают эту серость. Вот уже кое-где начинает пробиваться травка. Почки на тополе на- бухли, высунулись из них зелёные язычки. Воздух чист и пахнет чем-то дурманящим. Хорошо! Обычно в каждую весну ожидается что-то особенное, о многом мечтается, становишься благороднее, восприимчивее, страстнее.

Сочинял стихи.

Сочинял стихи.

Пришла мысль поздравить Надю с праздником 8 Марта. Купил открытку с фотографией роз, написал одно слово «Надя», начертил скрипичный ключ и опустил открытку в их почтовый ящик (ходил поздно-поздно ночью).

Ну и весна в этом году! Днём уже градусов двенадцать тепла!..

Набрался наглости и днём прошёл мимо её дома. Смотрю, у по- чтового ящика, в луже, плавают клочки моей открытки. Как ножом по сердцу полосонуло. Весь день ходил с таким отвратительным на- строением! Потом подумал: «А чего я переживаю? Она же не знает точно, от кого эта открытка, вот и порвала… Может, кто-то за ней в школе ухлёстывает, а она не хочет. Подумала, что от него, вот и порвала». Ну, ладно. Посмотрим, как она со мной завтра поздо- ровается. Если так же, как всегда, – значит, не догадалась, что от- крытка от меня. Скорей бы наступило завтра!

Боже! Как она сегодня смотрела на меня! Она любит меня, лю- бит! А я, я не могу сделать этого простого и естественного шага – заговорить с ней!..

Никуда не ходил, сидел дома. Читал Шекспира «Ромео и Джу- льетту». Да что же это такое?! Что ни любовь, то трагедия!

Весь день болит сердце. Ноет, ноет, как в тот день, когда я впер- вые увидел Надю на стадионе. И отчего это? Видно, что-то чув- ствует. А что?

Сочинял стихи.

Дописал последние строчки, и жутко стало, как будто страш- ный колдун шепнул мне на ухо какое-то ужасное заклятие.

Что же так сердце болит? Поставлю Чайковского, вторую часть шестой симфонии, может, боль и пройдёт.

Ходил с ребятами за город за подснежниками. Снег остался только в оврагах да в ложбинках. Генка загорал немного. Набра- ли по букету подснежников – и домой. Проголодались все… Пода- рить бы этот букет Наде!..

Сочинял стихи.

Странно, я ни разу не видел Надю во сне.

Уже стало так тепло, что все ходят в пиджаках. Надя сегодня была какой-то задумчивой. На моё «здравствуй» только кивнула головой. Что с ней? Может быть, дома что случилось?

С каждым днём меня тревожит всё больше и больше мысль, что скоро (через два месяца) наступят каникулы, а я так и не ре- шусь заговорить с ней. Я ведь умру летом, если не буду видеть её! Что делать? Как переломить свою робость?.. А может, написать письмо и вручить ей лично?.. Нет, не хватит смелости… Боже мой, хоть бы помог кто-нибудь!

Дни проходят так стремительно, а я всё ещё ничего не приду- мал. Иногда от отчаяния хочется закричать!

Был у Генки. Слушал его новые записи. Рассказал мне, как он охмурил одну девчонку:

– Все что дарят девчонке на день рождения? Коробку конфет, сувенир или букетик цветов. Это всё туфта. Я выклянчиваю у мама- ши червонец, наскребаю ещё один и на всю двадцатку беру на база- ре вот такой букет цветов!.. На день рождения нарочно опаздываю и вхожу, когда все подарили свои конфетки, сувенирчики, букети- ки. Дарю свой двадцатирублёвый букет имениннице, она в отпаде!.. Вот как надо девам головы туманить. Они, как собачки, будут за то- бой бегать. Если тебе, конечно, надо, чтобы они за тобой бегали…

Интересная идея! Механика завоевания девичьего сердца очень простая. Надо подумать. И на всякий случай копить деньги – мало ли что! Иногда самое невероятное выручает.

Сходил на базар, посмотрел, какие цветы продают. Тюльпаны, ландыши, гвоздики. Были даже розы, но цена сказочная.

Первое апреля – никому не верь… Дурачились весь день в учи- лище, обманывая друг друга. Кто-то сказал Борису, что его вызы- вают к завучу. Он поверил (забыл, что первое апреля). Получил от завуча нагоняй.

Я вернулся вчера от Генки часов в 7 вечера. Дома пьянка. За столом батя, мама, друг бати дядь Ваня и его жена, тёть Стеша. Их сын, Николка, сидел в другой комнате и читал книжку. Несмо- тря на свои девять лет, Николка уже может обставить кого угодно в шахматы, решает задачки по математике за восьмой класс, а глав- ное для меня— играет по нотам на аккордеоне. Аккордеон немец- кий, трофейный. Дядь Ваня привёз его из Германии после войны, сам играет на нём, но только на слух.

Когда выпивка кончилась, дядь Ваня предложил пойти к ним, у него была самогонка. Тёть Стеша начала что-то бубнить (она го- ворит очень быстро, и большую часть слов разобрать трудно). Из сказанного ею можно было уловить, что она против продолже- ния именно выпивки. Но дядь Ваня настоял на своём, и все пошли к ним домой. Я тоже. Мне хотелось послушать, что нового играет на аккордеоне Николка.

Я не знаю, что произошло между тёть Стешей и дядь Ваней, но когда мы вошли в маленький коридорчик их дома, дядь Ваня по- вернулся к тёть Стеше и. Удар был такой силы, что тёть Стеша от-

летела в угол коридорчика, где у них были сложены колотые дрова для бани, упала на них спиной, поленья посыпались на неё сверху. Мама бросилась к дядь Ване унять его, но он был совершенно спо- коен, словно это не он, а кто-то другой ударил его жену. Тёть Сте- ша медленно поднялась, уложила поленья на место.

– Ты чего падаешь? – улыбаясь, спросил дядь Ваня. – Гостей разве так встречают?

Второй удар был такой же силы. Тёть Стеша рухнула на дрова. Я выскочил на улицу. «За что? За что? Почему так жестоко?»

У меня внутри всё бурлило.

Родители вернулись от дядь Вани через час. Батя был в состо- янии какой-то озлобленности. Ему хотелось выпить ещё (это по- сле всего выпитого за день!), он собрался и пошёл в магазин. Мать стала прибираться, я взял гитару и ушёл в сарай.

Прошло не более двух часов, уже стало смеркаться, когда я ус- лышал этот страшный вскрик. Я выскочил из сарая. Под окном на- шего дома лежала мама, рядом стоял батя. В руках у него была палка, которой мы запираем на ночь входную дверь, – круглое тонкое бревно с остатками сосновой коры, затёсанное конусом на од- ном конце. Увидев лежащую на земле маму, я стал кричать на отца, материться. Он двинулся на меня, держа палку, словно винтовку со штыком. Я кинулся в сарай, захлопнул дверь и накинул крючок. Я испугался. Но запертая дверь в то же время давала возможность кричать на батю, материть его самыми последними словами. Он отвечал мне тем же, несколько раз ткнул палкой в дверь, будто приглашая выйти из сарая. Потом бросил палку, и я увидел сквозь щели в стене сарая, как он, пнув калитку ногой, вышел на улицу.

Я вышел из сарая и бросился к маме. Она поднималась с земли, придерживаясь руками за стену. Лицо у неё было окровавлено. Я подхватил её и завёл в дом. Намочил водой полотенце и стал вытирать с лица кровь, прикладывать к ране на голове. К счастью, удар палкой прошёл по касательной, и голова была не проломлена. Как мама ни отказывалась, но я всё-таки настоял, чтобы мы пошли в больницу, она в километре от нашего дома. Врач выстриг во- круг раны на голове волосы, наложил несколько швов, перебинтовал рану. Где-то ближе к полуночи мы вернулись домой. Мама легла, не раздеваясь, я запер входную дверь на крючок и тоже лёг. Проснулся от хриплого голоса отца.

– Открывайте! – Отец выругался. Мы с мамой молчали.

Не услышав в ответ ни слова, отец ткнул палкой в окно. Стекло как-то глухо треснуло, и осколки посыпались на пол. Конец пал- ки высунулся через дыру.

Мы молчали.

Отец вытащил палку из окна и снова выругался. Если бы не ре- шётки на окнах, он бы вышиб раму и попытался залезть в дом через окно. А там бы… Неизвестно, что было бы дальше.

До самого рассвета мы лежали в темноте, вслушиваясь в зву- ки, которые доносились с улицы.

Сегодня, через три дня, отец наконец-то появился дома. Мама ему всё простила (простила!) Я с ним не разговариваю.

Мама сказала мне, что в тот вечер бате почудилось, что она была на улице с каким-то мужчиной. Приревновал… Мрак! Мрак! Ужас!

Видел Надю. Но не утром, а днём. Выскочил на перемене во двор и увидел её из-за оградки. У неё новая причёска. Такой она её делает взрослой, строгой и ещё более недоступной. Какой- то парень шёл рядом с Надей и о чём-то говорил с ней. Наверное, её одноклассник.

Второй день не вижу Надю. Сегодня тоже не видел.

И сегодня. Что такое? Самое невероятное предположение.

Ходил к дому. Долго стоял неподалёку в надежде увидеть её. Но так и ушёл ни с чем.

Ах, вот почему я не вижу Надю! У них каникулы… А мы вот учимся. Это даже хорошо, а то опять тоской изойдёшь ожидаючи.

А что, Генкина идея относительно цветов не так уж и плоха!

Коплю деньги на цветы! Три рубля уже есть.

Впервые после каникул видел Надю. Поздоровались холодно.

Или мне показалось?

Денег уже 5 рублей. Надо попросить в аванс у мамы и у бати. Да, теперь определённо Надя здоровается со мной холодно… С таким тюфяком, как я, вообще не надо здороваться! Трус!..

Скорей бы аванс! Я куплю ей огромный букет роз!

Сегодня взял у бати десять рублей и у мамы десять. Сказал, что деньги нужны для турпохода летом… Скорее всего, розы надо подарить 30 апреля. Вроде бы я поздравлю Надю с наступающим праздником… Скорей бы наступил этот день!

Завёл своеобразный календарь и вычёркиваю из него по одному дню. Осталось десять дней.

Как медленно тянутся дни! Начал сомневаться: а может, не надо этого букета?

Осталось восемь дней. Надо, надо дарить этот букет! Сегодня опять видел этого парня с Надей. Генка прав: надо ошеломить девчонку так, чтобы все поклонники в её глазах стали мгновенно ничтожными. А парню я потом морду расквашу!

Жить ещё семь дней! Страшно!

Шесть дней. Ночью снятся какие-то кошмары. Встаю усталый, разбитый, как будто всю ночь мешки с камнями таскал или меня палками по бокам дубасили.

Осталось пять дней. А если она откажется от цветов?.. Лучше не думать об этом.

Через четыре дня решается моя судьба! Видел сегодня Надю. Она здоровается со мной так же приветливо, как и прежде. Хорошая примета!

Дни полетели с космической скоростью! Не успеешь оглянуть- ся – уже вечер!

Три дня осталось.

Два.

Один день.

Страшно подумать, что послезавтра надо выполнить задуманное. Если я струшу, я прокляну себя! Выпью уксус и умру! Вечером был Генка. Что-то мы разговорились и стали рас- сказывать друг другу страшные истории. Подсел к нам батя и тоже кое-что рассказал: «Поговаривали, что одна старуха была ведьмой. Кто верил в это, кто нет. А потом узнали, что она ведьма. А узнали вот как. Заболела старуха, слегла, и с тех пор, по ночам, из её дома начали доноситься дикие крики. Боятся все, никто заходить к ста- рухе не хочет. Один всё же набрался смелости и вошёл. Видит, ле- жит на кровати старуха и кричит: „Прорубите потолок! Проруби- те потолок!“ Ну, он тут же ночью собрал мужиков, и они потолок прорубили. Старуха увидела звёздное небо и сразу умерла… Вот по этой примете и определили, что она ведьма, потому что, когда ведьма умирает в доме, надо обязательно потолок прорубать, что- бы она ночное небо увидела. Душа её сразу к чертям улетает…» Так и видится прорубленный потолок, чёрное звёздное небо и мёртвое лицо старухи-ведьмы… Жуть!

Сегодня весь день трясло, как в лихорадке. Завтра – пан или пропал!.. План такой: покупаю на базаре цветы, дожидаюсь Надю, подхожу (лучше где-нибудь в районе их домов, чтобы ни- кто из училища не встретился), отдаю букет и поздравляю с на- ступающим праздником 1 Мая. Если она берёт цветы, приглашаю в кино… Пишу это, а сердце так и прыгает в груди, так и прыга- ет… Руки трясутся… Ну, до завтра!!!

IV

Эта песня, которую я недавно сочинил, Генке понравилась, и он записал её на магнитофон. Я, конечно, скрыл, что она сочине- на мной, и сказал, что переписал её у Бориса… Да… Вот и прошла моя любовь. Вспоминаю тот роковой день 30 апреля… Как всё вы- шло!.. Рассказать кому, никто не поверит… Пошёл я с утра на ба- зар, купил на все двадцать пять рублей роз, пошёл к школе, стал ждать, когда выйдет Надя. Время как замерло!.. Жара, духота… Так хотелось рвануть от школы, но я держался… Вот закончились уроки у первой смены… Зашла вторая смена. Прозвенел звонок. Школьный двор опустел. А Нади всё не было и не было. Мне даже как-то легко стало… Хотел было уходить… Только собрался, вижу, дверь открылась, и вышла Надя. За ней вышел тот парень, которого я видел несколько раз с ней… Я пошёл сзади них… Отойдя от школы, парень взял у Нади портфель и понёс его. У меня сердце как огнём загорелось… Надя с парнем о чём-то говори- ла и смеялась… Зря я в своё время этому парню морду не расквасил!.. Да теперь поздно… Так они дошли до её дома. Она взяла свой портфель у парня и ушла. Парень остался ждать… Хотел подойти к нему и заехать по морде, да неудобно – рядом её дом, увидит ещё… Через полчаса Надя вышла. Переодетая… Часа два я следил за ними… Они зашли в кинотеатр. Где-то подождав минут десять- пятнадцать, и я за ними. Какой ужас! У меня ни копейки денег! Всё истратил на цветы!.. Откуда и появилась дерзкая смелость! Вхо- дили на сеанс опоздавшие, я вместе с ними! Без билета! Но, слава богу, контролёр даже и не стала считать билеты, оторвала все сра-

ПРИКОСНЁТСЯКОМНЕ…

зу и отдала… Вхожу в зал. Фильм уже начался… Сел на самый по- следний ряд и стал присматриваться… Нашёл их. Они сидели пра- вее меня на предпоследнем ряду, у самой стенки… Очень интимное там местечко!.. Парень сидит и обнимает Надю за плечи!.. Она его руки не отстраняет… И вот он наклонился и поцеловал её!!! Меня как будто оглушило… Вышел на улицу, ничего не вижу и не слы- шу… Сел в троллейбус, куда-то поехал, потом сошёл с троллейбу- са, пошёл пешком, опять куда-то ехал, снова шёл пешком! И так до самого вечера… Зашёл к Генке, у него полный дом гостей… Вы- пил вина… Потом ещё… Играл на гитаре, пел… Опять выпил вина. Помню, что пошли мы с Генкой к дому Нади. У меня этот букет роз… И всё. Дальше ничего не помню… Проснулся в какой-то яме. Но я сначала подумал, когда проснулся, что я сплю в сарае. Потом вижу над головой небо и почему-то вспомнил тот рассказ о ста- рухе-ведьме, о её доме, в котором прорубили потолок… Ощупал вокруг себя, укололся обо что-то… С трудом поднялся. Всего му- тит, голова кружится… То земля опрокидывается назад, то валится вбок, то наклоняется вперёд… Яма как раз с головкой… Зацепил- ся за край, полез. Не могу вылезти – и всё! Сидел-сидел в этой яме, потом полез опять… Еле-еле выкарабкался!.. Никак не соображу, где я… Какие-то оградки, оградки, оградки… А потом как холод- ной водой облили: это же кладбище!.. Смотрю, идёт по дорожке старичок. Я его позвал. Как он меня увидел, как даст дёру!.. Взгля- нул я на свои брюки, на пиджак – мама! – весь в грязи. Вот почему напугал старичка!.. Как начал смеяться! Смеялся до слёз, до спаз- мов в горле. Потом начал отряхиваться…

Смотрю, идёт ко мне старичок этот вместе со старушкой. Ста- ричок что-то рассказывает, а старушка слушает, то и дело поправ- ляет белый платочек на голове и крестится… Заметили меня. Оста- новились. «Да не бойтесь, – говорю им, – я – человек…» Старушка попросила, чтобы я перекрестился. Пришлось перекреститься. Тог- да только подошли. Стали расспрашивать, как я здесь очутился.

«Да вот, – говорю, – упал в яму». «Это не яма, а могила, – поправи- ла меня старушка. – Вчера выкопали». Заглянула в могилу, покачала головой. Потом стала чего-то присматриваться. «Что-то забыли там», – и показывает в могилу. Смотрю, на дне могилы лежит мой букет роз. «Да пускай там лежит!» – махнул я рукой.

– Нельзя, не положено, вытащить надо, примета плохая, —за- тараторила старушка. – Обязательно вытащить! Да что ты? При- несут хоронить покойника, а в могиле цветы!

Пришлось лезть в могилу и доставать букет. Старики помог- ли выбраться… У меня всё в горле пересохло, пить страшно захо- телось. Спросил, где можно напиться.

– Да вон там! Идём с нами, – сказала старушка, и мы пошли в сторону стоявшей на возвышении церкви.

Это же надо, куда меня занесло! На старое кладбище!.. Рядом со сторожкой напился из водопроводной трубы, умылся, приче- сался. После выпитой воды закружилась голова, начало подташ- нивать. Слабость такая, не могу идти. Сел у сторожки и сижу. Ста- ричок наклонился ко мне, смотрит.

– Что, с похмелья?

Поднял меня, завёл в сторожку.

– Ложись!..

Намочил холодной водой полотенце, приложил мне ко лбу. Легче стало немного. Лежал, лежал и задремал незаметно. Проснул- ся от печальных звуков колокола: ди-дзинь, ди-дзинь.

– Чего это? – спрашиваю у старичка. – Служба начинается?

– Нет. Привезли хоронить кого-то, – ответил он.

Я встал, вышел из сторожки. У ворот церкви на носилках стоит гроб. Вышел батюшка из церкви, почитал молитву. Помахал кадилом. Потом гроб внесли в церковь. Я тоже за всеми в церковь… В гробу лежала молоденькая девушка. Что-то отдалённо напоминало в её лице лицо Нади. Я даже вздрогнул. Батюшка отчитал молитву в церкви, родные простились с покойницей… Потом батюшка закрыл покрывалом лицо умершей, гроб накрыли крышкой, вынесли из церкви и понесли к могиле. Это была та самая моги- ла, в которую я свалился. Высоко и пронзительно закричала мать покойницы, когда заколачивали крышку гроба… Осторожно опустили гроб в могилу, быстро забросали её землёй, поставили крест, оградку, уложили вокруг креста венки, цветы. Кто-то поднял и положил к кресту и мой букет роз… Разошлись… А я ещё долго чего- то стоял, смотрел на крест, на венки, на свой букет, который свои- ми увядшими бутонами покорно склонился к кресту… Очнулся оттого, что почувствовал, как сильно припекает солнце… Было уже часа три дня. Ветер чуть шевелил бумажные цветы на венках, пах- ло пресной перекопанной землёй… Не знаю, кому я сказал: «Про- щай», – и пошёл с кладбища.

Прошло четыре года! Четыре года!!! Перечитал сейчас записи в своём дневнике и над многим смеялся. Как всё по-детски наивно! Надя, любовь, кладбище. Как будто и не со мной всё это было… Да, много времени прошло с тех пор, много всего произошло. Светка Постникова вышла замуж, уже родила дочку. У Наташки с Ковале- вым так ничего и не получилось. Он женился на другой, но, пого- варивают, ходит к Наташке. Странная у них судьба!.. У Генки недав- но умерла мать. Он теперь живёт один. Каждый день дым столбом: какие-то мужики пьют, какие-то девки ходят. Приехала его тёт- ка, хотела навести порядок, он её выгнал. Она пошла в военкомат, упросила военкома, чтобы забрали Генку в армию этой осенью. Вче- ра видел Генку. Уже стриженный наголо. Приглашал к себе в гости… Из горного училища я ушёл и поступил в музыкальное. Стоило это мне большой крови! Учусь в музыкальном на 3-м курсе, но, видно, заберут в армию (пришла повестка на завтра проходить медкомиссию) … Батя тяжело болен – туберкулёз (на фронте был ранен в лёгкое, и вот война аукается в старых ранах) … Один раз видел Надю. Было это два года назад, да и то мельком. Больше ста- рался её не видеть… Всё забылось, перегорело…

Сегодня проходил медкомиссию в военкомате. Прошёл. Зачис- лен в мотострелковые войска. Через две недели – «Ать, два, левой!»

Сегодня проводили Бориса в армию. Приехали на призывной пункт в 10 ч. 30 мин. Полтора часа ждали Бориса на улице. Замёрз- ли. Кругом провожающие. Поют, танцуют. Одна бабушка учила со- временные танцы. Смешно у неё выходило… Открыли двери при-зывного пункта, и все бросились вовнутрь. Там устроили маленькое торжественное собрание в честь призывников. Выступила секретарь райкома комсомола, за ней майор из военкомата, за ним солдат из воинской части. Солдат как-то особенно вскидывал голову, будто говорил: «Ну, давайте, давайте, ребята. Послужите, понюхайте пороха!» За солдатом выступал призывник. Заверял, что постара- ется быть отличником боевой и политической подготовки. Не обо- шлось у него без смеха. «Будем стараться служить так, как служи- ли наши отцы и… дети». Весь зал грохнул… После собрания вышли из призывного пункта, подъехали автобусы. Обнялись мы с Борисом на прощание. Мать его всплакнула.

Видел в военкомате… Надю!!! Она, оказывается, там работает!.. Вспыхнуло во мне прежнее! Оказывается, сердце ничего не за- бывает!

Подошёл вечером к военкомату. Стал ждать. Вот она вышла.

Догнал.

– Здравствуй, Надя. Узнала меня:

– Здравствуй.

Повернула в сторону своего дома. Я иду с ней. Молчим. Где-то не доходя метров триста до своего дома, она остановилась.

– Всё. Дальше меня провожать не надо.

– Почему?

– Я ведь замужем. И ребёнок есть. Уже год ему.

– Ну и что?

– Чудной парень! – Она усмехнулась.

– Мальчик или девочка?

– Мальчик.

– А как зовут?

– Дима.

– Дмитрий… А отчество?

– Анатольевич… – Потом добавила: – Муж на работе.

– На работе? – улыбнулся я.

Она догадалась, что я понял её обман, поправила:

– До осени следующего года.

– Длинная у него смена.

– Он в армии.

– А…

– А когда вы узнали, что я работаю в военкомате?

– Сегодня.

Она посмотрела на меня тем, прежним взглядом. Пошли. Дошли до её дома.

– Спасибо, что проводили. До свидания, – она закрыла за со- бой калитку и вошла в дом.

Час простоял у её дома. Вышла она. Начала развешивать бельё.

– Надя, – позвал я её. Она подошла к калитке.

– Ну, что?

– Может, завтра или в воскресенье сходим в кино?

– Я люблю своего мужа… – неожиданно сказала она.

– Ты говоришь одно, а глаза говорят совсем другое.

Она отвела взгляд в сторону, как-то поёжилась.

– Пойду… А то Димка на кухне лазает…

– Я ему завтра игрушку принесу!

– Не вздумай!.. Пойду, вон бабушка в окно смотрит.

– Следит?

– Да…

Она пошла к дому. Остановилась. Обернулась.

– Мы лучше будем с тобой друзьями! Хорошо?

Мне показалось, что она сказала это как-то умоляюще.

– Надя, а помнишь?..

– Не надо!

– Хорошо, – сказал я, повернулся и хотел уйти.

– А как тебя зовут? – тихо спросила она.

– Володя.

– До свидания, Володя.

На этом записи в дневнике заканчивались. В конце, между ли- стами, было вложено несколько фотографий киноактрис и тот самый рисунок из журнала, наклеенный на картонку. Во всех фото- графиях и рисунке было что-то близкое. Глаза! Очень похожие глаза у всех этих женщин. Таинственные, особенные той южной красотой, какая есть в глазах украинок и итальянок… Отдельно, на тетрадном листке в клетку, было переписано начало стихотворения Лермонтова:

Был также небольшой клочок бумаги, на котором было написано: «…она стояла на остановке с двумя детьми. Рядом её муж. Мы с ней посмотрели друг другу в глаза. Неужели она меня любила, любит и будет любить всегда, как и я её?..»

Дотронулся март

Своей солнечной кистью

Белого холста зимы

И

Прожёг его насквозь.

I

Чёрная февральская ночь.

Вблизи здание аэропорта похоже на огромный стеклянный ак- вариум. Только вместо водорослей поднимаются прямоугольные колонны, а вместо рыбок снуют по лестницам, этажам, переходам люди. Издалека, в ночной черноте, этот стеклянный аквариум напоминает раскалённый добела кусок металла, и из окон льётся не свет, а вырываются языки пламени.

Нигде не чувствуешь себя таким маленьким и одиноким, как на поле аэродрома.

Под ногами хрустят смёрзшиеся комочки снега, кусочки льда.

Хруст, как хрустят раскусываемые леденцы.

– Ты – пилот самолёта. Самолёт летит со скоростью 900 кило- метров в час. В салоне 260 пассажиров. Сколько лет лётчику?

– Девятьсот разделить на двести шестьдесят… Приблизительно… Три с половиной года?!..

– Ты, понимаешь, ты – пилот самолета!

– А-а-а…

Поле аэродрома уходит вдаль, постепенно сливаясь с темно- той неба. Там, в этой темноте, чиркая сигнальными огнями, сви- стя и всхрапывая двигателями, исчезают одни самолёты и оттуда, из темноты, неожиданно появляются другие.

Холодный сырой ветер.

Стюардесса, держа в одной руке фонарик, внимательно всмат- ривается в билет, отрывает от него корешок, записывает что-то ка- рандашом в тоненькую школьную тетрадку, и тогда только пассажир поднимается по трапу в салон самолёта.

– Там проверяют, тут проверяют, в самолете проверяют! Луч- ше бы вовремя отправляли!

С какой необъяснимой покорностью мы вверяем свои жизни этим летающим железным машинам! С покорностью и торопливостью.

– Девушка, а девушка!.. Скорей, девушка!..

Стюардесса, держа в одной руке фонарик, внимательно всма- тривается в билет, отрывает от него корешок, записывает что-то карандашом в тоненькую школьную тетрадку и тогда только пас- сажир поднимается по трапу в салон самолета.

Тишина салона. Стеклянные чаши фонарей светят жёлтым светом, как будто в них налили мутной, со ржавчиной, воды.

– Пристегните ремни!

Всхрапы двигателей, дрожь от сдерживаемых тысяч лошадиных сил, плавный рывок, взлёт. Ватная глухота в ушах с набором высоты прокалывается и исчезает. Сначала в одном ухе, потом в другом.

Монотонный гул двигателей.

В иллюминаторе чёрно-синее небо, колючие точечки звёзд. На миг представилось, что с двигателями самолёта что-то произошло. Катастрофа! Паника! Ужас! Крики! Последнее мгновение перед смертью: бледное лицо Женьки; сквозь его «грибоедовские» очки безумные глаза; побелевшие пальцы стискивают ручки кресла…

Раннее утро.

Женька спит, уютно устроив своё длинное худое тело в кресле. Свет жёлтых фонарей в салоне потускнел, стал бледновато-грязным. В иллюминаторе – восход солнца. Словно кто-то полосонул бритвой по синеве горизонта и рана налилась густой кровью. Постепенно эта кровавая рубиновая полоса становится всё шире и шире, рубиновый цвет размывается и становится бледно-розовым. Появляется белый диск солнца. Иллюминатор, будто линза, фокусирует его лучи, и они жгут лицо, шею, пекут сквозь одежду.

– Горы! Кавказ! Там скоро будет Тбилиси!

Самолёт делает один круг над аэродромом и взмывает вверх.

Второй круг.

Третий.

Когда при развороте самолёт клонится набок, в иллюминаторе видны горы, огромное ущелье с ниточкой реки на дне его.

Ещё один круг, и самолёт садится.

Ослепительно светит солнце, искрится под солнцем иней, всё поле аэродрома заросло его беловато-серебристыми иголками.

Неподалёку от дверей багажной камеры пожилая грузинка в валенках, фуфайке и чёрном платке сжигает дощечки от ящика. Костерок горит весело, тихонько потрескивая, пламя его небольшое, но яркое, словно в рисованных мультфильмах.

– Сын и отец едут в автомобиле. Катастрофа. Отец умирает. Сына пытаются спасти. Ввозят в операционную. Входит хирург. Смотрит на пострадавшего и говорит: «Это мой сын».

– Отец погибает не родной, а этот, хирург, родной.

– Нет.

– Сдаюсь.

– Хирург – его мать.

– А-а-а…

«Рафик» тёмно-зелёного цвета.

Кто-то достаёт апельсины. Вьётся из-под ножа корочка апельсина оранжевой стружкой и мягко плюхается в Женькины ладони.

Пахнет бензином и апельсинами…

Откуда-то выскакивает самосвал и обгоняет наш «рафик». Са- мосвал проносится на чудовищной скорости и быстро уносится вперёд, отрываясь от «рафика» всё дальше и дальше.

– Пронесся, как носорог в прериях!

Все хохочут.

Водитель «рафика» оборачивается, смотрит на нас и… прибавляет скорость. Мы мчимся за самосвалом. Расстояние до него со- кращается.

Скорость всё возрастает.

Какое-то острое ощущение азарта. Быстрота, стремительность, риск.

– Гони!

– Дави!

– Жми!

За окнами «рафика» свистит ветер. Слышно, как надрывается мотор у самосвала, как шуршат колёса. Кажется, что мы мчимся в туннеле. Чуть в сторону – и зацепимся за каменную стену. Заскре- жещет обшивка «рафика», посыплются стёкла, мы опрокинемся и, подчиняясь страшной скорости, начнём кувыркаться по асфальту. Кровь, стекло, железо, скрежет, крики, – всё в одном клубке.

Все затаили дыхание.

Вот уже «рафик» выравнивается с кабиной самосвала. Вот со- бирается пойти на обгон. Но! Самосвал рванулся вперёд, словно уносимый какой-то немыслимой силой, и уже невозможно никак его догнать. «Рафик» ещё некоторое время мчится на прежней скорости, потом, будто надорвавшись от страшной гонки, едет медленнее, стыдливо сворачивает в узкую улочку и, словно состарившись на триста лет, трясётся по ухабам.

Гостиница, в которую нас поселяют, находится у подножия горы. Собственно, это не гостиница, а общежитие института физкультуры. Дорога от «гостиницы» поднимается дальше, вверх и, сворачивая, уходит вправо.

Склон горы до самой макушки зарос соснами. Кажется, их во- ткнули в снег. Очертание горы напоминает штормовую волну. Она вздулась до гигантских размеров и вот-вот обрушится на город, круша и уничтожая всё на своём пути.

Пока мы устраиваемся, умываемся, переодеваемся, наши хозяева в соседней комнате о чём-то говорят по-грузински, двигают столами, гремят стаканами.

– Будьте осторожны! Грузины очень гостеприимны! – преду- преждают нас.

На столе рассыпаны яблоки, стоят тонкие, чисто вымытые стаканы с капельками воды на стенках, лежат на бумаге разломанные лепёшки.

Один из встречавших нас парней берёт бутыль с чачей и нали- вает её по чуть-чуть в каждый стакан. «За первый поцелуй и за пер- вую слезу», – произносит он тост с какой-то глубокой печалью, и все торжественно выпивают.

Стаканы кажутся выкованными из тончайшего серебра.

У одной из девушек глаза пронзительной синевы. Если бы встре- чались синие рубины, можно было бы сказать, что у неё глаза, как си- ние рубины.

Парень, который сказал первый тост, наливает полный стакан чачи. Мы многозначительно переглядываемся.

– В знак дружбы между нами я хочу, чтобы каждый отпил глоток из этой чаши. Пусть все, сидящие за этим столом, будут друзьями, и пусть каждый, отпив глоток, поделится с другим счастьем.

Стакан пошёл по кругу. Последний глоток выпиваю я.

II

– Шеф везёт полную машину дырок. Дорога плохая: ямы, ухабы. Одна дырка упала. Шеф тормозит, подходит к выпавшей дырке, хочет бросить её обратно в кузов и… проваливается в неё.

– Всё?

– Всё.

– Ничего не понял.

– Абстрактный анекдот.

– А-а-а…

Женщина в чёрном берете:

– Расписание на сегодня такое: до обеда вы знакомитесь с на- шим институтом, потом обед, после обеда едем в район старого Тбилиси, после ужина в театр: кто хочет – в Руставели, кто – в Мар- джанишвили, пожалуйста!..

«Рафик» останавливается. Женщина в чёрном берете:

– А сейчас вы познакомитесь со своими коллегами и ректором. Идёмте! Они уже ждут нас!

Коллеги. Смотрим друг на друга. Рассказываем о спектаклях, словно знакомим со своими друзьями. Или вот: ощущение, что встретились посланцы с разных планет. Изучающие взгляды.

«А что у вас, на вашей планете?» – «У нас – то-то, а у вас?» – «У нас вот то-то». – «Но ведь мы же занимаемся одним и тем же делом!» – «Одним». – «А не знали о существовании друг друга». – «Не знали».

– Расскажите о «Вишнёвом саде»…

– А правда, что…

– Мы вас познакомим с нашим молодёжным театром…

– Послезавтра спектакль о Пиросмани…

– А вы ещё не были в старом Тбилиси?..

– А какой район у вас называют «Африка»?..

– Концепция очень интересная…

– Последняя книжка Бахтина…

– Семиотикой театра? Нет, не занимаемся…

– Это великий актёр! Жалко, что мало снимается в кино…

– На фуникулёре побываете…

– «Вишнёвый сад» – это печаль по ушедшему. У каждого поко- ления свой «Вишнёвый сад»…

– На первом курсе театроведы пишут одноактную пьесу, на вто- ром – двух, а на пятом – пятиактную. Так практически изучаем те- орию драмы…

– А сейчас вы их посмотрите. Два актёрских курса…

– Доброжелательность критики… Не задевая актёрского досто- инства… Не ядовитая критика. Ядовитая, когда враждебное искус- ству направление…

– Мы к вам приедем в мае…

Лабиринт коридоров. Комнаты, классы, залы.

– Проходите! Садитесь! У нас урок мастерства. Этюды. Этюды с палками… У кого не развито воображение, тот не любит театр. Те- атр – это воображение, единственная реальность во всей театраль- ной условности – это актёр. Актёр должен заставить поверить в ус- ловность. Верит актёр – верим и мы. Он – наши глаза, уши, сердце, наши слёзы, смех и восторг!

Палка в руках студента превращается то в воображаемую скрипку, то в дерево, то в коромысло, то в трость, то в телескоп.

Лабиринт коридоров. Комнаты, классы, залы.

– Здравствуйте! Знакомьтесь!.. Занятие по сцендвижению. На- стоящему актёру не нужны ни палка, ни коврик, ему хватит его тела, его глаз, лица, рук. Ему даже не нужен голос, слова. Он может бе- седовать с вами молча.

Все студенты в чёрном трико. Девушка, стесняясь своей полноты, прячется за ширму.

III

«Рафик», клюнув носом, резко остановился. Женщина в чёрном берете выпрыгнула на дорогу:

– Выходите. Старые кварталы лучше пройти пешком.

Узкие кривые улочки. Дома лепятся друг к другу, как ласточкины гнёзда. Прямо на тротуаре стоят табуретки, с гнутыми спинками стулья, на них сидят пожилые мужчины, старцы. У дверей в дома стоят, заложив руки в карманы, надвинув на глаза кепки, молодые парни.

Маленький магазинчик. Мыло, лепёшки, ткань, серебряные колечки, бусы из цветного пластика, чеканка, гвозди, краска, запчасти для автомобилей.

– Вон в том доме с колоннами останавливался Лермонтов.

Девушка с пронзительно-синими глазами что-то оживлённо рассказывает Женьке.

Как-то неожиданно вышли к Куре. На той стороне, прямо по са- мому краю крутого, обрывистого берега, стоят одно-двухэтажные дома. Если сорвёшься и упадёшь вниз – смерть неминуемая

Всю жизнь жить на краю опасности. А может, только в этом и есть полнота жизни? Или, точнее, только на краю опасности ощущаешь прелесть жизни? Или так исторически складывалась жизнь, что постоянно на краю опасности?

Тело, прежде чем упадёт в воду, в кровь обдерётся об эти об- рывистые берега. Удар о воду, небольшой фонтан брызг, кровавое пятно, втягиваемое в воронку водоворота…

А слева от этих домов над обрывом замок Метехи. Перед замком статуя всадника.

Девушку с пронзительно-синими глазами зовут Нино.

– А что означает слово «Тбилиси»? – спрашиваю я у Нино.

– Тбилиси – это тёплый. Тбили в переводе с грузинского – тёплый.

– Тёплый, – повторяю я.

– А вы что, не знаете легенду о Тбилиси?

– Не знаю.

– Когда-то здесь кругом были очень густые леса. В эти леса за- ехал, охотясь, царь Вахтанг Горгасали. Вдруг из кустов вылетел фазан. Вахтанг стрелой убил этого фазана. Подъехал, поднял его из родника и чуть не обжёгся. Вода в этом роднике была очень го- рячей. Вахтанг объявил, что на этом месте будет город, а называть- ся он будет – Тбилиси… Тёплый…

– Тбилиси, – повторяю я и смотрю на Нино. В её глазах вспы- хивает синий обжигающий огонек.

– Да, Тбилиси, – говорит она тихо.

Мне кажется, что она, наспех накинув пальтишко, сбежала с уро- ков, а на её тонких пальчиках обязательно есть чернильные пятна.

Стены, когда-то огоражившие монастырь Метехи, давно раз- рушились. Монастырский двор открыт всем ветрам. Сегодня хо- зяйничает холодный, который дует с Куры.

В бывшем храме монастыря молодёжный театр. Фойе. Неболь- шой зал и сцена с двумя площадками. Красные блики на серых сте- нах, толстый канат и цепи, свисающие с верхней сцены на нижнюю, гулкость эха – всё это уже какая-то торжественная трагедия. Се- годня вечером здесь идёт «Гамлет». «Быть иль не быть?» Эхо по- своему будет подхватывать каждое слово, а стены монастыря – эти древние философы – будут толковать их смысл.

В лужицах на дворе монастыря плещется солнце, трепещут от ветра тонкие стебельки пробивающейся травы. Всего один шаг из одного времени в другое.

Протискиваясь по узким улочкам старого Тбилиси, «рафик» поднимается вверх, выезжает на широкую дорогу, делает какие-то непонятные для нас манёвры и останавливается, как нам сообща- ют, у картинной галереи.

За столом, заставленным разными яствами, напитками и цве- тами, сидят девушка и юноша. Красота их лиц, сочность и яркость красок мира, который их окружает, настолько радостны, что, ка- жется, эта радость зазвучит необыкновенно весёлой мелодией. Но зачем между девушкой и юношей это уродливое лицо смерти? А может, не между, а вместе с ними? Или это лицо старости, не- мощи, которая ждёт их? Или это символ преграды между истин- но влюблёнными?

– Идите сюда! Здесь картины Пиросмани!

Из скорбных глаз жирафа вот-вот выкатится слеза, капнет на пол, прожжёт его, а потом и земной шар.

– Помнишь, как в кинофильме он ушёл со своей свадьбы. Встал из-за стола, перелез через каменную ограду и ушёл.

– А знаешь почему? Потому что он по жизни был странником.

«Странник… Он выходил из каморки, где жил, на улицу Тифлиса, и ему виделся огромный мир. Многообразный, бесконечный. Стоило свернуть куда-нибудь, и перед глазами открывались не- известные государства. Невероятные приключения подстерегали тебя вон за тем домом!.. Необыкновенное в обыкновенном, бесконечное в повседневном…»

Шашлык не на палочках, а сдернут с них. И не шашлык уже, а кусочки жареного мяса на тарелке. Нарочито пересоленого. На- верное, специально для того, чтобы есть, запивая сухим вином. На- стоящее сухое вино пресное, как вода. И очень холодное! Опорож- нённую бутылку тут же убирают со стола и ставят полную. Пошли в ход все закуски, которые стояли в витрине: сыр, солёная рыба, зе- лень, лепёшки, консервы.

Когда-то я учил на грузинском припев песни о Тбилиси:

Нравилось, словно птичий клёкот, это сочетание звуков: цхл, мтц.

Когда запели эту песню, я подтянул на грузинском. Верно, очень смешно выговаривал: все грузины заулыбались. Но я был горд, что вот знаю хоть немного по-грузински!

А потом начали петь:

И с нами вместе запел хозяин кафе. Видно, мы ему понрави- лись.

Коварность холодного вина начала проявляться. Мы все как- то в одно мгновение опьянели.

– Надо уходить… пора… – шепчет женщина в чёрном берете.

А на стол всё ставятся и ставятся, взамен выпитых бутылок, полные. И жалко уходить, и невозможно уже пить.

«Конца веселью быть не должно. Есть конец человеческим воз- можностям».

– Через полчаса в театр… в театр… начнётся спектакль… – клох- чет, словно наседка, женщина в чёрном берете, переходя от одного к другому. – Пора… пора…

После застолья подниматься вверх тяжело, ещё тяжелее бежать. Мы с Женькой бежим. Бежим, потому что выпили много вина и уже невмоготу. Ноги еле передвигаются. Хоть забегай в первую подворотню. Но мы люди интеллигентные, бежим до специально сооружённого для этих целей места!.. «М» не работает, спасает «Ж»!

Около двенадцати ночи, перед тем как уснуть.

– В автобусе едет пьяный. Рядом с ним стоит девушка. Он её то и дело толкает. Наконец девушка не выдерживает: «Да стойте вы на ногах!» Пьяный: «Я стою… я ничего…» – «Ничего. Да вы же выпивши. Вы же пьяный. Вы же напились, как сапожник!» Пья- ный внимательно рассматривает девушку сверху донизу. «А у вас ноги кривые… У вас очень кривые ноги… У вас ноги, как у кавале- риста!.. А, между прочим, я завтра буду трезвым… А у вас кривые ноги так и останутся…»

– Ха-ха!.. А теперь давай споём:

ІV

За окном тихонько кружит снег. Большие пушистые хлопья. Стволы деревьев на склоне горы кажутся ещё более чёрными. Почти обуглились. Гора стала как будто выше. Её агрессивность увеличилась.

– Спишь?

– Нет.

– Слышишь?

– Эдит Пиаф.

– Напились вчера, как дураки на поминках.

За стеной поёт Пиаф. Кто-то смеётся. Потом музыка и смех утихают. Голоса звучат реже, глуше… Тишина…

Звон разбитого стекла. Со скрежетом проехали по полу нож- ки стола. Возня. Глухие удары. Хрип.

– Дерутся, что ли?

В соседней комнате хлопнула дверь. Всё затихло. На ступеньках лестницы капельки крови.

V

Нумерация мест в театре имени Марджанишвили не по рядам, а по порядку: 1, 2, 3 и т. д. Моё место 85. Билетёрша показывает, в каком оно ряду. Вспоминаю текст из учебника по француз- скому языку, где тоже билетёрша помогает найти место и получает за эту услугу мелочь. Здесь я только благодарю.

Пиросмани играет правнук грузинского князя. Кто-то впере- ди меня говорит по-французски.

На помосте лежит человек. Очень долго, без движений. Потом начинает еле-еле шевелиться. С трудом поднимает голову. Тихонь- ко о чём-то говорит… Я не понимаю ни одного слова по-грузински. Слушаю интонацию и наблюдаю за глазами этого актёра, играю- щего Пиросмани. Я не могу оторваться от этих глаз. Чувствую, что ими, так же, как и я, заворожён весь зал. Кажется, прошло очень много времени. Целая человеческая жизнь, пока актёр поднимал- ся на ноги. Он рассказал одними только глазами всю жизнь этого гениального самородка.

Глаза жирафа.

Глаза Пиросмани на фотографии.

Пронзительной синевы глаза девушки, которую зовут Нино.

VІ

– Митя. По-грузински – Мико.

– Женя.

– Виктор.

– Я – ночной комендант этого общежития. А вы, я слышал, из Москвы приехали?

– Из Москвы.

– Спортсмены?

– Нет… Мы из театрального института.

– Театрального?!.. Вы никуда не уходите сейчас?

– Нет.

– Я приду… Подождите.

Он принёс две бутылки домашнего вина и две варёные карто- шины. Разлил вино по стаканам, разрезал картошку.

– За знакомство. Но прежде, чем выпить, обязательно произно- сят тост. Я наполовину грузин, у меня мать украинка была, но обы- чаи грузинские все знаю и язык знаю. Я делаю мраморные плиты… Надгробия… Это моя основная работа, а здесь я работаю, чтобы трудовой стаж шёл.

Мико приподнял стакан с вином.

– Однажды, чтобы наказать провинившегося, придумали та- кую казнь: казнили на глазах провинившегося его родителей. На его лице ни один мускул не дрогнул. Тогда казнили его жену и детей. И это не тронуло. Ни одна слеза не выкатилась из его глаз. Стали думать, что бы сделать, чтобы он заплакал. Ничего не придумали и казнили его друга. И вот тут он заплакал… Удивились все и спро- сили его. Он сказал: «Родителей не было жалко, потому что они ста- рые и умерли бы и так. Жену нашёл бы другую, от неё родились ещё дети. А вот друг один, друга уже не найдёшь…» За друзей

Натюрморт: соль, три стакана, две бутылки с вином и разрезанная картошка.

Часто повторяющаяся фраза: «Пока все не выпили, следующий тост не произносится!»

В час ночи мы поём в три голоса:

Натюрморт: соль, три стакана и пятилитровая бутыль вина.

VІІ

Парк Победы имени Сталина.

Круг небольшого стадиона. По кругу бегает мужчина в спортив- ном костюме. Слышно, как под его ногами чавкает снежная жижа.

Дерево с тонкими, опущенными вниз ветвями. Будто вдова распустила волосы и причитает по умершему.

Мощная лестница поднимается вверх по склону горы. Сту- пеньки её забиты снегом, залеплены наплывами льда. Сбоку, чуть поодаль от лестницы, узкая тропка.

Ступеньки лестницы – словно стёртые зубы. Остались одни дёсны, которые ничего уже не могут пережевать. Ну разве толь- ко манную кашу!

Дерево с распущенными волосами, а рядом с ним небольшой ис- кусственный водоём. Сколько слез уже наплакала безутешная вдова! На вершину горы не подняться, потому что лестница занесена снегом, залита льдом. Сквозь снег и лёд проступает кровь тех, кто всё же попытался подняться. Срывался, катился, обдираясь, калечась. Кричал, проклинал, звал.

– Почему не убирают снег с этой лестницы?

– А зачем? Всё равно сюда зимой никто не ходит.

– Была эпоха – и нет эпохи…

– А представляешь, сколько здесь было народу раньше! Плечо к плечу, рука к руке!

По лестнице движутся нескончаемым потоком люди. Одни поднимаются вверх, другие спускаются вниз. Густой снег ложится толстым слоем на их головы, плечи. Движение потоков замедляется. Люди останавливаются. Снег заваливает их с головами…

А мужчина в спортивном костюме всё бегает и бегает по кругу стадиона. Как будто обречён на этот бег!

VIII

«Рафик» выезжает на дорогу, которая поднимается вверх слож- ными зигзагами. Снег на обочинах всё белее, лес всё гуще, купол синего неба всё выше и выше.

Остановка.

Чтобы добраться до Нарикалы, надо перейти по узкому мо- стику через ущелье.

Мост-батут.

Звук горной речки на дне ущелья, словно звук шипящей воды на раскалённой сковородке. Могучие сосны, чтобы не сорваться вниз, вцепились корнями в расщелины.

Я оборачиваюсь и смотрю на Нино. Она движется по мостику уверенно, чуть пританцовывая.

– Вы не боитесь? – говорю я.

Нино улыбается.

– А мне страшно.

Нино смеётся, протягивает руку, крепко сжимает ладонь и ведёт меня за собой, будто малыша.

И страх, и ощущение, что не переходишь, а перелетаешь через ущелье по воздуху.

Рука Нино, волнение, солнце, синее небо, шипение горной речки.

Тросы, на которых держится мостик, лопаются, и мы летим вниз, ударяемся о камни, захлёбываемся в студёной воде…

«Рафик» ползёт вверх, выезжает на вершину Мтацминды и останавливается у фуникулёра.

Неподалёку от фуникулёра телевизионная вышка. Ветер гудит в её железных опорах. Прилетели из космоса инопланетяне, по- строили это фантастическое сооружение и улетели. Так оно и стоит с тех пор, пугая своими гигантскими размерами. Стоит и ждёт, когда вновь прилетят инопланетяне и заберут её с собой. С надеж- дой смотрит в небо и ждёт.

Отсюда Тбилиси походит на огромный античный театр: Кура подчёркивает полукруг сцены, а склоны гор образовывают амфи- театр.

Фуникулёр – это горная железная дорога, по которой вагончи- ки спускаются и поднимаются при помощи канатов.

Скрипят колёса, позванивают рельсы. О, каких чудовищных усилий стоит сдержать их маниакальное желание ринуться вниз на бешеной скорости!

Остановка «Пантеон».

Маленькая церквушка, которая стоит на специально вырублен- ной площадке. Тропинка к ней скользкая. Выстраиваемся цепоч- кой, помогаем спуститься нашим девушкам, потом опять выстра- иваемся цепочкой. Каждый раз, когда Нино протягивает мне руку, я её крепко сжимаю.

Последний участок съезжаем на спине.

Рядом с церквушкой кладбище. Здесь хоронили известней- ших людей Грузии. Могила Грибоедова. Эпитафия на памятнике:

«Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но зачем пережила тебя любовь моя!»

Вечер. Люди с факелами поднимаются по склону горы. Шум шагов по каменистой тропинке, треск факелов, тихий говор. Здесь, у могилы, стоит Нина Чавчавадзе и смотрит, как медленно приближается к ней гроб с телом мужа.

«… зачем пережила тебя любовь моя!»

В самом уголке пантеона почерневший от дождя, рассохшийся и потрескавшийся от солнца крест. Ни имени на нём не сохранилось, ни фамилии.

Спуск от пантеона широкий, снег рыхлый. Спешим выйти из тени склона на солнце.

Нино идёт рядом со мной. Мы не говорим с ней, только молча переглядываемся, смеёмся, пожимаем друг другу руки. В одном ме- сте, где спуск в виде огромных снежных ступеней, мы то прыгаем вместе, то съезжаем кубарем вниз. На последней ступени я спры- гиваю чуть раньше, подхватываю Нино за талию. Ах, как крепко руки её обнимают меня!

В тени склона воздух сухой, морозный. Щёки Нино горят ру- мянцем, глаза сверкают. Она продевает свои пальцы между мои- ми и крепко сжимает их.

Мы выходим на солнце. Оно слепит нас, ласкает тёплыми лу- чами. Что за блаженство, закрыв глаза, ощущать их касание!

Дух Эола…

Пушинки касаются щёк…

Оглушённые восторгом, мы идём, почти ничего не соображая. Кажется, что всё остановилось в этом блаженстве. И что это бла- женство будет вечным. И что весь мир в этом блаженстве. И вре- мя остановилось, и пропали звуки, и в этой звенящей тишине на- ступила гармония.

В «рафике» я оглядываюсь на только что проделанный спуск от церквушки, и мне становится грустно: больше это не повторится.

Больше не повторится… Больше не повторится…

«Рафик» едет по круто спускающейся вниз улице. Скорее не едет, а скользит по колее, промытой двумя ручьями. Чтобы га- сить скорость спуска, водитель притормаживает, но чем сильнее он тормозит, тем сильнее «рафик» заносит то вправо, то влево.

Вправо, влево. Вправо, влево.

Колея закончилась, и «рафик» заскользил, как по ледяной гор- ке. Водитель вцепился в руль. Все затаились. Кто-то, не выдер- жав, вскрикнул от испуга. Быстро-быстро заговорила что-то по- грузински женщина в чёрном берете. Казалось, вот-вот произойдёт самое страшное: «рафик» перевернётся, покатится по улице, его вынесет на шоссе, и там, на этом шоссе, кто-то врежется в нас со всей скорости. Взорвутся бензобаки, всё загорится, исчезнет и это солнце, и Нино, и я, и все, кто едет в «рафике».

«Рафик» стукнулся несколько раз о края вновь появившейся колеи и уже, повинуясь водителю, начал сбрасывать скорость. Когда мы выехали на шоссе, по тротуарам спокойно шагали люди, ехали по дороге машины, а внизу текла Кура.

IX

Я улетаю один. Никто меня не провожает.

Вечер. Идёт снег. Пушистый, лёгкий.

Темнота вокруг аэродрома. Сейчас должны объявить посадку на мой рейс.

И увижу ли я когда-нибудь ещё этот город, встречу ли тех, с кем познакомился здесь?..

…Прячутся в темень, сливаясь с чернотой ночи, сосны. Све- тятся стволы берёз, отражая сияние огней. Сияет огнями здание аэропорта.

Блестит под тонким целлофановым слоем льда чёрный асфальт. Матово светится дорога, устланная комками смёрзшегося снега, по- хожего на варёный сахар. Они колются, хрустят под ногами.

Там, за тысячу километров отсюда, остался город. Тихонько напеваю: «Тбилисо…»

Пропеваю раз и начинаю заново: «Тбилисо…» И опять начинаю: «Тбилисо…»

И так бесконечно: «Тбилисо… Тбилисо… Тбилисо… Тбилисо…

«Апрель, апрель…»

Казалось, поезд движется медленно, будто его разморило под жгучими лучами солнца, и он, пыхтя, задыхаясь, еле повора- чивая колёса, плетётся по раскалённым добела рельсам.

За окном вагона – пожелтевшая бескрайняя степь. Холмы, холмы, словно напечённые кем-то караваи ржаного хлеба, блес- нёт ртутью небольшое озеро, будто пахнёт прохладой от клочка яркой, чудом уцелевшей зелени в ложбинке, и снова пожелтевшая бескрайняя степь.

В плацкартном вагоне духота. Жаркий воздух, пышущий в от- крытые окна, лижет липкие крыши столиков, жжёт раскрасневши- еся лица пассажиров, калит измятые простыни. Несмотря на моно- тонные перестуки колес, стоит, кажется, мёртвая, изнурительная от жары тишина. Иногда сквозь эту тишину продирается крепкий мужской храп, жалобно звякают пустые бутылки – и опять насту- пает такая же бескрайняя, как степь, тишина.

Поезд часто останавливается, долго стоит, и тогда Волову чу- дится, что он попал в какое-то безвременье. Он смотрит на сидя- щую напротив него женщину с болезненным лицом, потом мед- ленно переводит взгляд и смотрит в окно, потом опять смотрит на женщину, снова переводит взгляд и смотрит в окно.

Когда поезд в очередной раз остановился, Волов вышел в там- бур и выглянул из вагона. Небольшая, домов двадцать, станция. Дорога, уходящая куда-то за холмы. Колодец наподобие торчаще- го из земли горлышка глиняного кувшина.

Вдруг ударили звуки гармошки, послышался шум, гам, озор- ные голоса припевок. Волов обернулся. К вагону подходила ком- пания. Молодой вертлявый парень допивал на ходу водку из ста- кана. Кто-то попытался сунуть вертлявому закусить, он отстранил лицо, и закуска размазалась по щеке. Начались прощальные поцелуи, объятия. Поезд тронулся. Провожающие загалдели. Опять ударили звуки гармошки. Один из парней кинул в тамбур неболь- шой чемоданчик, двое других, подхватив вертлявого под руки, по- могли ему влезть в вагон. Станция уже скрылась за склоном холма, а вертлявый всё махал и махал рукой.

– Ну хватит, зайчик. Проходи. Не положено у раскрытой двери стоять, – проводница отстранила вертлявого от двери, захлопнула её и закрыла на ключ.

– На какое место садиться, хозяйка?

– На девятое. Постель я сейчас принесу.

Вертлявый сунул руку в карман, вытащил деньги и, не глядя, затолкал их в карман проводницы.

– Как зовут, хозяйка?

– Мария.

– А меня Паша… Павлик, – он обнял проводницу.

– Иди ты!.. Как… – и проводница, оттолкнув вертлявого, выруга- лась. – Не надо, зайчик. Я тебе в мамы гожусь. Иди лучше… отдохни!

– Всё!.. Всё!.. Извиняюсь!.. Понял, хозяюшка!.. – Вертлявый су- нул под мышку чемоданчик. – Ухожу…

– Девятое место! – крикнула вслед ему проводница и, глядя на Волова, как-то озорно улыбнувшись, добавила:

– Ну молодёжь, не успеют от сиськи оторваться, а уже под юбку лезут!

Вертлявый поздоровался со всеми, кто ехал в его купе, бросил чемоданчик на девятое место, присел.

– Жарко? – спросил он у попутчиков и, не дожидаясь, что они скажут, ответил: – Нормально! – Пошарив в карманах, потом в чемоданчике, достал карты: – Может, сыграем?

Все отказались.

Вертлявый заглянул в купе, в котором ехал Волов:

– В картишки никто не желает?

– Нет, – ответил Волов.

Пробурчав что-то неопределённое, вертлявый спрятал карты, сдвинул в изголовье полки чемоданчик, приткнулся к нему и мгно- венно уснул.

Солнце свалилось с зенита и своими безжалостными лучами теперь уже вовсю пекло в окна вагонов. Волов лёг, закрыл глаза.

«Надо представить речку… Прохладный ветер… Шелест леса и ще- бетание птиц… Речка… Я купаюсь… Мне хорошо… Солнце нежно ласкает кожу… Прохладный ветер…»

От этого самовнушения стало ещё жарче. Хотелось пить. Во- лов поднялся. «Надо умыться…»

Когда Волов вернулся, женщины с болезненным лицом уже не было. Осталась только на столике пустая упаковка от таблеток и стакан с недопитым чаем.

«Встретятся люди случайно, посмотрят друг на друга. А то и не встретятся… Странно, живём на одной планете, в одно время, а многие так и не увидят друг друга… Так и не увидят…» Волов до- стал книгу и начал читать. Но ничего в голову не лезло. Он по не- скольку раз перечитывал каждую фразу, и с каждым новым про- чтением фраза становилась всё более непонятной. Он захлопнул книгу. «И чего я не полетел самолётом?!»

На одной из станций в вагон вошла девушка лет шестнадцати, за ней шустрая девчушка лет десяти. Васильковый цвет платья де- вушки был словно дуновение прохладного ветерка.

– Это место и это, – показала проводница на места в купе, в ко- тором ехал Волов, бросила на полку спальные комплекты, взяла за них деньги и ушла.

Поезд резко дёрнул и, уверенно набирая скорость, поехал. Из своего купе выглянул вертлявый, посмотрел на девушку в ва- сильковом платье и аж присвистнул от восхищения. Она отнес- лась к этому знаку внимания совершенно равнодушно, зато шу- страя девчушка с гордостью задрала нос и презрительно взглянула на вертлявого.

Пропел вертлявый и исчез в своем купе.

Волов улыбнулся. Не сдержала улыбки и девушка в васильковом платье. Возможно, это и позволило так быстро завязаться их разговору. Волов, однако, чтобы не давать повода для шустрой дев- чушки, говорил с иронией, стараясь как можно меньше смотреть на девушку в васильковом платье.

– И как же вас зовут?

– Люся, – просто ответила она.

– Люся, – повторил Волов и удивился, как странно прозвучал его голос, будто кто-то произнёс это имя вместо него.

«Люся», – ещё раз повторил этот кто-то имя девушки в василь- ковом платье. – И куда же вы едете, Люся?

– В Ростов! – ответила за Люсю шустрая девчушка.

– Конечно, отдыхать, набираться сил…

– Нет, я еду поступать в училище, – ответила Люся.

– На повара или строителя?

– А вот и нет! – рассердилась почему-то шустрая девчушка. – В музыкальное!

– О! – разыгрывая удивление, произнёс Волов. – На какое же отделение?

– Я пою и играю на баяне, – сказала Люся.

– А на каком баяне? – с иронией продолжал Волов. – Одноряд- ном или двух?

– На… – шустрая девчушка хотела быстро ответить за Люсю, но будто поперхнулась.

– У меня баян трехрядный, – всё ещё не понимая или не желая понимать иронии Волова, ответила Люся.

– По нотам играете?

– Нет. На слух.

– И поёте?

– Пою.

– Кто же вас научил петь?

– Никто… Сама…

– Спойте что-нибудь.

Люся хотела было тут же запеть, но смутилась.

– Нет, нет.

– Ну спойте.

– Нет, не хочу.

– Хоть один куплет! – Волов решил подбодрить Люсю: – Я когда- то занимался музыкой, могу посоветовать.

– Нет, не хочу, – Люся так застеснялась, что Волов решил больше не настаивать. Но ему всё сильнее хотелось подтрунивать над ней: – А как же вы будете петь перед комиссией? Там ведь нужно быть очень смелой!

– А меня… меня и без экзаменов примут! У нас там тётка ра- ботает завхозом.

– Кем? – Волов притворился, что не расслышал.

– Завхозом!

– А-а… Да… Тогда вас, конечно, примут!

В её непосредственности, доверчивости и искренности он чув- ствовал ту обаятельную чем-то глупость, которая свойственна поч- ти всем красивым молодым девчонкам.

Пока они разговаривали, мимо их купе несколько раз про- вентилировал вертлявый. Набравшись смелости, он остановился и, стараясь как можно солиднее, произнес:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, – ответила Люся.

– Павел, – представился вертлявый и сел рядом с Воловым. Люся назвала своё имя.

Глядя на важный, несколько петушиный вид вертлявого, шустрая девчушка прыснула от смеха.

Павел передразнил её:

– Хи-хи-хи-хи! – Потом спросил: – А тебя как зовут?

– Хи-хи-хи-хи! – передразнивая вертлявого, ответила шустрая девчушка. – Meня зовут Ва-си-ли-са!

– Ух ты, коза! – Павел протянул руку и хотел потрепать Василису по голове.

– Не надо! Я не маленькая! Вот! – шустрая девчушка отстрани- ла голову. – Я уже перешла во второй класс!

Все рассмеялись.

Вертлявый достал карты, ловко перетасовал их.

– Сыграем?

– Я не умею, – с сожалением сказала Люся, словно искренне раскаиваясь в своем неумении.

Павел умоляюще посмотрел на Волова.

– А давайте я вас научу! Раздавай, Павел! – Волов пересел к Люсе. – Один-два кона сыграем, и всё поймёте.

Он играл сначала и за себя, и за Люсю, по ходу объясняя пра- вила. Потом Люся начала играть самостоятельно, но часто оши- балась, и Волов, время от времени заглядывая к ней в карты, под- сказывал, как сыграть лучше. Получалось, что они с Люсей играли как бы вдвоём против Павла, и, хотя игра выходила сумбурной, но Волову нравилась.

Волов не заметил, как его первоначальная ирония по отноше- нию к Люсе сменилась самым откровенным ухаживанием.

За окном изредка, а потом всё чаще и чаще замелькали в лощи- нах между холмами маленькие зелёные лужайки. Стали появляться сосновые рощи. Поезд, казалось, врезался в самую гущу, и деревья, словно уворачиваясь от него, отскакивали в разные стороны. Вот- вот кто-то не успеет, и тогда ветка сосны хлестнёт в окно и на стол посыплется хвоя. Волову казалось, что поезд несётся с невероят- ной скоростью. Она будоражила, от неё чуть кружилась голова, она наполняла сердце непонятной радостью. Павел как-то сник, загру- стил. Люся и Волов словно забыли о нём. Они говорили о чём-то, но говорили автоматически. Волову казалось даже, что говорят за них с Люсей другие люди, а они в это время находятся внутри какой-то радужной сферы.

Незаметно наступил вечер. Розовым кокошником полыхал на небе закат. Все, как заворожённые, уставились в окно и смотре- ли до тех пор, пока не наступили сумерки.

Люся вместе с шустрой девчушкой пошла умываться перед сном. Павел начал собирать карты.

– Я на такой женился бы сразу!.. – Он сунул карты в карман. – А тебе повезло… – И недружелюбно взглянув на Волова, ушёл в своё купе.

Пришла Люся, уложила спать шуструю девчушку.

«Ляжет спать сама или нет?» – глядя на неё, гадал Волов, и ког- да Люся села напротив, сладостный трепет охватил его.

В окна дул свежий ветер. Пахло лесом, цветами. В ночном небе весело перемигивались звёзды. Когда поезд останавливался, слыш- но было, как трезвонят сверчки: тирли… тирли… тирли… Волову почудилась в этом трезвоне старая дразнилка. «Тирли, тирли», – на- чинали сверчки, а Волов добавлял: «Тесто». «Тирли, тирли», – про- должали сверчки, а Волов заканчивал: «Жених и невеста». Когда поезд трогался, Волову казалось, что эту дразнилку подхватывали колёса. Сначала в таком ритме:

Тир-ли, тир-ли Тес-то.

Же-них и не- вес-

та.

А потом, освоившись, выстукивали в другом: Тирли, тирли, тесто.

Жених и невеста.

Казалось, что уже и звёзды, лукаво перемигиваясь, произно- сили каждая по слогу:

Тир- ли, тир- ли тес- то.

Же- них и не- вес- та.

В этом сладостном оцепенении Волов просидел бы всю ночь. Но вот кто-то заворочался на полке, кто-то тяжело вздохнул, выглянул из соседнего купе вертлявый. «Волк! Волк! – глядя, на него, подумал Волов. – Сейчас бросится, собьёт с ног, рванёт за горло!» Высунулась из-под простыни и, хихикнув, опять спрятала лицо шу- страя девчушка. Люся, восприняв это, как сигналы нравственных упрёков в свою сторону, сказала:

– Пора спать… Поздно… – и, словно бы оправдываясь, добавила: – Мы в шесть утра сходим. Волов кивнул головой:

– Надо… Надо…

Люся начала расстилать простыни, а Волов с замиранием лю- бовался её стройной фигурой, густыми волосами, похожими на по- ток золотистой пшеницы. Ему хотелось подняться, обнять её, до- тронуться щекой до этого золотистого потока.

– Спокойной ночи, – нежно, как показалось Волову, сказала Люся.

– Спокойной ночи, – ответил он.

Она легла, укрылась простынёй. Волов сидел некоторое время, потом, преодолевая страшную робость и волнение, поднялся. Со- всем близко её лицо, губы, подчёркнутые облегающей простынёй волнующие линии девичьего тела.

Снова кто-то тяжело вздохнул, кто-то заворочался, выглянул из соседнего купе вертлявый, как будто все они этими шорохами, вздохами, взглядами оберегали девушку от его, Волова, посягатель- ства. Волову показалось даже, что стоит ему протянуть руку к Люсе, как тут же со всех сторон раздадутся крики: «Не тронь! Не тронь! Разорвём! Не твоё! Уходи! Посмотрел – и будь счастлив!»

…Волов долго лежал с открытыми глазами. Поезд, казалось, ле- тел на какой-то чудовищной скорости. Огни проносящихся за ок- ном станций метались по вагону и исчезали.

«В шесть утра Люся выйдет, и всё…»

То ему не хотелось, чтобы поезд так спешил, гнал к той стан- ции, где должна выйти Люся, то вдруг становилось безразлично.

«Ну что поделаешь?..»

Он хотел уснуть, чтобы нарочно проспать тот час, когда будет выходить Люся, и не мог.

«Поступит в музыкальное, будет учиться… Ухлёстывать будут за ней многие… Станет ходить на танцы, на вечеринки… Найдётся кто-нибудь, кто сделает её женщиной…»

Волову было жаль, что он не поцеловал Люсю, когда так близ- ко были её губы!

Как, наверное, билось её сердце в ожидании этого поцелуя, в ожидании желанного счастья!

«Ну и что, а если и поцеловал бы?.. Что дальше?.. Глупости всё…» Волов попытался всё же заснуть.

«Представить забор… В заборе дыра… В дыру проходят бара- ны… Один баран… Два… Три… Четыре… Привязанность к одно- му, устоявшемуся образу жизни. Попробуй всё оборвать и начать заново… Это новое только в начале новое, а потом всё будет по- старому… Забор, в заборе дыра… Сколько я уже насчитал?.. Три, четыре, пять…»

Вместо баранов представлялись какие-то маленькие курчавые облака. Не доходя до дырки в заборе, они поднимались вверх и ис- чезали. Волов переменил сюжет самовнушения.

«Синее небо… Простор… У меня вместо рук вырастают кры- лья… Я поднимаюсь… Лечу… Лечу… Простор… Синее небо… Лучше не думать о будущем!.. Почему нельзя жить без всех этих квартир, быта, этих условностей? Почему нельзя только любить? Обязатель- но к этому должна быть зарплата, мебель… Тоскуем по идеальной любви и сами же её разрушаем… Синее небо… У меня вырастают крылья… Я лечу… Лечу… Hy! Поднимаюсь над землёй и лечу!.. Ещё раз: синее небо, простор. У меня вырастают крылья… вырастают крылья… вырастают крылья…»

Так в полудрёме пролежал Волов до половины шестого. Слы- шал, как поднялась Люся, разбудила шуструю девчушку. Когда они ушли умываться, Волов встал, обулся, причесался.

Вернувшись, Люся с удивлением сказала:

– Вы встали?!.. А я думала, вы спите…

– Да вот… решил помочь… – засмущался Волов.

Девушка в своём васильковом платье была ещё очаровательнее, прелестнее, чем вчера. «Небесная!» – подумал Волов, глядя на Люсю с восхищением, и тут нахлынуло: «Упустил! Ушла! Не вернёшь! Мо- жет, это и была та единственная, ради которой родился я…»

Скрипнули протяжно и жалобно тормоза вагона. Волов взял Люсин чемодан, протянул руку за сумкой, но шустрая девчушка опередила его.

– Я сама! Я сама!

Они вышли из вагона. Было немного прохладно. На промас- ленных шпалах блестела утренняя роса. Перрон сиял чёрным, по- литым водой, асфальтом.

– Ну, до свидания, – девушка протянула руку. Ладонь у неё была, как пишут в сказках, словно лебяжий пух.

– До свидания, – ответил Волов.

– До свидания! – выпалила шустрая девчушка, и они с Люсей пошли по перрону к зданию вокзала.

Волов на мгновение обернулся. Из окна своего купе высунулся Павел и смотрел вслед уходившей девушке в васильковом платье.

Поезд тихонько тронулся. Волов поднялся в тамбур.

Ему хотелось запомнить всё до мельчайших подробностей: эту девушку в васильковом платье, это утро, вокзал, деревянный домик с причудливыми резными наличниками на окнах, клён у крыльца. Поезд набирал скорость. Вокзал, девушка в васильковом платье, домик, клён исчезли, но Волов ещё долго видел словно исходившее от них в небо розовое сияние. Казалось, что оно неслось вслед за поездом, будто хотело догнать его, остановить.

«Руки ветра вплетаются в волосы ив…»

«Май холодный в этом году…»

«Серая, дождливая весна…»

«Вылупляются из почек листочки …»

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ЗАЙЧОНОК ЧИП

ЗАЙЧИХА ЧИПА – его бабушка

ПЕТУШОК КУКОША

ЦАРЬ КАЛАШКА

СОЛДАТ ЦАРЯ КАЛАШКИ

ЦАРЬ МИКИШКА

СОЛДАТ ЦАРЯ МИКИШКИ

ЗМЕЯ ШИШИГА

КОТ МУРКИЗ

МЕДВЕДЬ ВОРОТИЛО

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Лес. Раннее утро.

Тихонько посапывая, спит в своём гнезде – оно на огромной вет- ке дерева – петушок Кукоша.

Пугливо оглядевшись по сторонам, на поляну выходит зайчонок Чип. Он подходит к дереву, на котором спит Кукоша, барабанит лапками по стволу и зовёт петушка.

ЧИП. Кукоша!.. Проснись!.. Кукоша!.. Пора будить солнышко!.. Проснись!..

КУКОША (сквозь сон). Ко… ко… Кто это?..

ЧИП. Это я, зайчонок Чип!.. Проснись!.. Мне кажется, что уже пора будить солнышко!..

КУКОША. Ещё рано.

ЧИП. Как же рано, если я уже не хочу спать?! Ты сначала узнай, сколько сейчас времени, а потом скажешь – рано или не рано!.. Кукоша!.. Я тебя очень прошу!

КУКОША (зевая). Хорошо… Я буду кукарекать, а ты считай. ЧИП (в зрительный зал). Петушок Кукоша будет кукарекать, а вы,

ребята, вместе со мной считайте!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку-у! ЧИП. Раз!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку-у! ЧИП. Два!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку-у! ЧИП. Три!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку-у! ЧИП. Четыре!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку-у! ЧИП. Пять!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку-у! ЧИП. Шесть!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку-у! ЧИП. Семь!

КУКОША. Ку!.. Ку!.. Всё. Больше не кукарекается… Сколько насчи- тал?

ЧИП. Семь.

КУКОША. Семь?! Ко-ко-ко!.. Семь часов утра?! Пора будить сол- нышко!.. Ку-ка-ре-ку-у!.. (Поёт.)

Поднимается солнце.

СОЛНЦЕ. Здравствуй, петушок Кукоша! КУКОША. Ку-ка-ре-ку! Здравствуй, солнышко! СОЛНЦЕ. Спасибо, что разбудил меня вовремя!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку! Пожалуйста!.. Ку-ка-ре-ку! (Поёт.)

Ку-ка-ре-ку-у!.. Пора вставать!.. Ку-ка-ре-ку-у!.. Уже утро!..

ЧИП. Кукоша!.. Ты не видел здесь вот такую длинную верёвку? КУКОША. Нет… А зачем она тебе?

ЧИП. Мне вчера бабушка рассказала одну хитрость, как при помо- щи верёвки можно обмануть тигрёнка и львёнка… Ты не знаешь случайно, где в нашем лесу живут тигрята и львята?

КУКОША. Нет, не знаю!.. А как бы ты их обманул?

ЧИП. Вот и верёвка нашлась!.. Смотри… Я поспорю с тигрёнком, что перетяну его за верёвку… Дам ему один конец!.. Отойду… А потом о том же самом поспорю с львёнком и дам ему другой конец верёвки… Потом крикну: «Тяни!» – а сам спрячусь… Тигрёнок будет тянуть к себе, львёнок – к себе! Изо всех сил будут тянуть!.. тянуть!..

КУКОША. А как же они не догадаются, что ты их обманываешь?.. Они увидят друг друга и всё поймут.

ЧИП. А вот для того, чтобы они друг друга не увидели, мне и нуж- на длинная верёвка!

КУКОША. Ну и что дальше? Станут они тянуть верёвку в разные стороны изо всех сил, тянуть…

ЧИП. А я буду сидеть и тихонько смеяться над ними… Хи-хи-хи!.. Ха-ха-ха!.. А потом, когда они устанут тянуть и бросят верёвку, я сначала подойду к тигрёнку… «Да, – скажет тигрёнок, – ты, Чип, такой же сильный, как и я!» А потом подбегу к львёнку!.. «Да, – скажет львёнок, – не знал, что зайцы бывают такими силачами!..

КУКОША. Ко-ко-ко! Хитро!

ЧИП. И с этого дня все в лесу стали бы считать, что я, зайчонок Чип, такой же сильный, умный и храбрый, каким был мой дедушка!..

КУКОША. Как твой дедушка?

ЧИП. Да!.. А ты разве не знаешь, что моего дедушку весь лес счи- тал самым умным и храбрым зайцем?!

КУКОША. Что-то не слышал!

ЧИП. Не слышал?! Он даже песню об этом сложил!

КУКОША. И песню не слышал!

ЧИП. Не слышал?! Ну, тогда слушай! (Поёт.)

Понял, какая песня!.. И я таким хочу быть!.. Самым храбрым и самым умным!..

КУКОША. Зачем тебе это?..

ЧИП. Знаешь, Кукоша, так надоело быть глупым и трусливым!.. Все тебя обманывают, все тебя обижают!

КУКОША. Если надоело, тогда конечно!.. А теперь не мешай мне, я ещё не всех разбудил… Ку-ка-ре-ку!.. Просыпайтесь все!.. Ку-ка-ре-ку!.. Пора вставать!.. Ку-ка-ре-ку!.. Уже утро!..

ЧИП (заметив кого-то). Ой! Кажется, это кот Муркиз!.. Спрячусь лучше!.. (Прячется.)

Появляется кот Муркиз.

КУКОША. Ку-ка-ре-ку!.. Просыпайтесь все!.. Ку-ка-ре-ку!.. Пора вставать!.. Ку-ка-ре-ку! Уже утро!..

МУРКИЗ (трёт глаза). Ну вот! Опять утро!.. Не успеешь заснуть, а уже пора просыпаться! (Осматривается вокруг, гладит живот.) И есть опять хочется! Что бы такого съесть? Пету- шок!.. Иди сюда!.. Я тебя не трону, не бойся!

КУКОША (грозно). Ко-ко-ко!.. Заклюю!.. Р-растопчу!..

МУРКИЗ (испугавшись). Ну, не хочешь, как хочешь!.. (Вздыхает.) Придётся у змеи Шишиги ещё одну банку сметаны стащить!.. А что делать? Не буду же я ходить голодным, как какой-ни- будь кот Васька!.. Я ведь кот Муркиз!.. (Поёт.)

Муркиз уходит, прихватив с собой верёвку. Появляется Чип.

ЧИП. А!.. Верёвку украл! Как же я теперь обману тигрёнка и львён- ка?! (Передразнивая Муркиза.) Почти что царских я кровей!.. Мяу!.. Обыкновенный кот-воришка! Эх, мне бы только научиться бегать так же быстро, как кот Муркиз! Я бы ему показал! (Начинает тренироваться в беге. Вдруг останавливается. Дрожит от страха.) Ой!.. Ой!.. Медведь Воротило идёт! Ой, куда бы спрятаться?.. Ой! (Прячется.)

КУКОША. Ку-ка-ре-ку!.. Просыпайтесь все!.. Ку-ка-ре-ку!.. Пора вставать!.. Ку-ка-ре-ку!.. Уже утро!..

Входит медведь Воротило.

ВОРОТИЛО. Проклятье! Ты чего орёшь?

КУКОША. Я не ору!.. Я кукарекаю!.. Бужу всех!.. Уже утро!..

ВОРОТИЛО. Бужу!.. Как вот сейчас в клюв заеду, узнаешь! А может, ты со мной, медведем Воротилой, побороться хочешь? Или на кулаках подраться?

КУКОША. Нет, не хочу!

ВОРОТИЛО. Ну то-то же! Ух, как подраться хочется с кем- нибудь!.. Ну, кто тут на медведя Воротило?.. Выходи! Счи- таю до одного! Три! Два! Один! Никого нет?.. Ну то-то же!.. (Уходит.)

Появляется ЧИП.

ЧИП (передразнивая Воротило). Ну, кто тут на меня?.. Выходи!.. (Не замечая того, что Воротило вернулся и смотрит на него. Ну!!! Считаю до одного!.. Три! Два! Один! Ну!!! С кем побороться? А может, на кулаках подраться?! Выходи!

ВОРОТИЛО (хватает зайчонка). Со мной хочешь побороться?

ЧИП. Ой!.. (Застывает от страха.) Я больше не буду!

ВОРОТИЛО. Зайчишка!.. Попадёшься ещё раз, я тебя в порошок сотру! Фу-у!.. (Дует на Чипа. Чип отлетает от него.) Смотри у меня!.. (Уходит.)

ЧИП. Вот так сила!.. Мне бы такую! Я бы ему показал! Ничего, буду и я когда-нибудь таким же сильным, как Воротило! (Срыва- ет два огромных гриба и начинает с ними делать упражне- ния.)

КУКОША. Ку-ка-ре-ку!.. Просыпайтесь все!.. Ку-ка-ре-ку!.. Пора вставать! Уже утро!.. Ку-ка-ре-ку!..

Выглядывает зайчиха ЧИПА.

ЧИПА. Ах, какое сегодня прекрасное утро!.. Здравствуй, петушок Кукоша!

КУКОША. Здравствуйте, бабушка Чипа! ЧИПА. Чип! Ты уже умылся?

ЧИП (продолжая тренироваться). Нет ещё!

ЧИПА. Сейчас же иди умывайся, чисти зубы и завтракать!

ЧИП. Бабушка, я потом позавтракаю! А сейчас не мешай мне! Я хочу стать сильнее медведя Воротило!

ЧИПА. Сильнее его ты не станешь, глупенький мой Чип. ЧИП. Никогда-никогда?!

ЧИПА. Никогда…

ЧИП. И он всегда будет всех обижать?

ЧИПА. А вот для того, чтобы он всех не обижал, надо придумать что-нибудь такое, как в своё время придумал твой дедушка…

ЧИП. А что он придумал?

ЧИПА. Иди сначала умойся, почисти зубы, позавтракай, а потом я тебе расскажу о хитростях твоего дедушки.

ЧИП. И я смогу тогда обогнать кота Муркиза?

ЧИПА. Сможешь.

ЧИП. И стать сильнее Воротило? ЧИПА. Да.

ЧИП. Идём! Идём, бабушка! Скорее! Я пять раз умоюсь, десять раз почищу зубы, съем все завтраки, лишь бы только ты мне рассказала!

Бабушка Чипа и зайчонок уходят.

КУКОША. Кажется, всех разбудил… Теперь можно попеть просто так, для себя. (Пробует голос) Ко-о!.. Ко-о!.. Ко, ке, ки, ка, кэ, ку, ко-о!..

Издалека доносятся звуки военного марша, они становятся всё громче и громче.

КУКОША. Ко-ко-ко!.. Кто это?

Справа выходит царь Микишка.

МИКИШКА. Эй, петух! Сколько сейчас времени? Ты что, оглох, что ли?.. Тебя царь Микишка спрашивает!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку! Семь часов утра!

МИКИШКА. Семь часов? Так!.. А теперь уходи отсюда! Мы сейчас здесь будем воевать с царем Калашкой.

КУКОША. Здесь?! Здесь нельзя! Здесь живут звери, птицы… Вы их можете ранить! Ко-ко-ко!.. Здесь воевать нельзя!

МИКИШКА. Что?! Ах, вот ты какой!.. Ну, держись! Сейчас пальну из пушки, от тебя одни перья останутся! Лучше уходи!

КУКОША. Надоели всем со своей войной! Нигде от вас нет покоя! Воюют, воюют! А из-за чего?

МИКИШКА. Уходи! Уходи! Вот какой!.. Уходи! (Прогоняет Куко- шу.) Вот так-то!.. (Смотрит в подзорную трубу.) А почему царя Калашки не видно? Договорились, что в семь часов нач- нём! Да он ещё спит, наверное! Вот мы сейчас по нему сонному как пальнём!

Выскакивает царь Калашка.

КАЛАШКА. Пальнёшь?.. Ничего не выйдет! Я уже проснулся!

МИКИШКА. Ну что же! Тогда продолжим нашу войну!

КАЛАШКА. Продолжим!.. Выкатить пушку!

МИКИШКА. Пушку выкатить!

Солдат царя Калашки и солдат царя Микишки выкатывают с двух сторон пушки.

КАЛАШКА. Зарядить пушку! МИКИШКА. Пушку зарядить!

КАЛАШКА. Фитиль поджечь! МИКИШКА. Поджечь фитиль!

КАЛАШКА. По войску царя Микишки, огонь!..

Звучит выстрел.

МИКИШКА. По войску царя Калашки, огонь!..

Звучит выстрел. Начинается перестрелка. Со свистом летят ядра. Взрывы. Пальба. Грохот.

КАЛАШКА. Зарядить пушку!

МИКИШКА. Пушку зарядить!

КАЛАШКА. Фитиль поджечь!

МИКИШКА. Поджечь фитиль!

КАЛАШКА. По войску царя Микишки, огонь!..

МИКИШКА. По войску царя Калашки, огонь!..

КАЛАШКА (смотрит в подзорную трубу). Перелёт!

МИКИШКА (смотрит в подзорную трубу). Недолёт!

КАЛАШКА (грозит). Ну, я тебе покажу!

МИКИШКА (грозит). Я тебя так отделаю!

КАЛАШКА. Пушку зарядить!

МИКИШКА. Зарядить пушку!

КАЛАШКА. Фитиль поджечь!

МИКИШКА. Поджечь фитиль!

КАЛАШКА. По войску царя Микишки…

МИКИШКА. По войску царя Калашки…

КАЛАШКА и МИКИШКА. Огонь!

Звучит мощный залп. Цари от страха прячутся. Солдаты раз- бегаются в разные стороны.

КАЛАШКА (смотрит в подзорную трубу). Попал! Попал! (Пляшет.)

МИКИШКА (смотрит в подзорную трубу). Я тоже попал! Тоже попал! (Пляшет.)

КАЛАШКА (перестаёт плясать). Ну, ты у меня сейчас напля- шешься! Пушку зарядить!.. Фитиль поджечь!

МИКИШКА (перестаёт плясать). Зарядить пушку! Поджечь фи- тиль!

КАЛАШКА. По войску царя Микишки, огонь!

МИКИШКА. По войску царя Калашки, огонь!

КАЛАШКА. Огонь!

МИКИШКА. Огонь! КАЛАШКА. Огонь!

МИКИШКА. Огонь!

Калашка и Микишка заглядывают в жерла своих пушек.

КАЛАШКА. Что такое?

МИКИШКА. Почему не стреляет?

КАЛАШКА (оглядывается). Куда делся пушкарь? Вот я ему сейчас покажу!

МИКИШКА (оглядываясь). Э!.. Да ведь никого не осталось! Всех пе- ребили!

КАЛАШКА (чешет затылок). Вот так довоевались! Ни одного сол- дата нет!

МИКИШКА (грозит Калашке). Но я тебе сейчас!..

КАЛАШКА. А я тебе!..

Калашка и Микишка дерутся, запыхавшись, падают.

МИКИШКА. Ой!.. Шишку набил!

КАЛАШКА. Ах!.. Нос своротил!

МИКИШКА. Не могу больше!

КАЛАШКА. Сил нет!

МИКИШКА. А то бы я тебя так отделал!

КАЛАШКА. А то бы я тебе показал!

МИКИШКА. Скажи спасибо, что я устал!

КАЛАШКА. А ты скажи спасибо, что я из сил выбился.

МИКИШКА. Вот так довоевались!

КАЛАШКА. Всех солдат друг у друга перебили!

МИКИШКА. А из-за чего воевали-то?

КАЛАШКА. Не знаю! Забыл!

МИКИШКА. Ой!

КАЛАШКА. Ах!

МИКИШКА. Что же теперь без солдат делать будем?

КАЛАШКА. Мириться надо!

МИКИШКА. Надо!

Поднимаются.

КАЛАШКА. Я, царь Калашка, после ста лет войны с царём Ми- кишкой объявляю перемирие!

МИКИШКА. Я, царь Микишка, после ста лет войны с царём Ка- лашкой тоже объявляю перемирие!

КАЛАШКА. Мир!

МИКИШКА. Мир!

Пожимают друг другу руки. Поют песню.

КАЛАШКА. Но это надо оформить, как положено!

МИКИШКА. Конечно!

КАЛАШКА (вынимает бумагу, пишет). Вот тебе моё устное за- явление о перемирии в письменной форме с царской гербовой печатью.

МИКИШКА (вынимает бумагу, пишет). А вот тебе моё заявление о перемирии. Тоже с гербовой царской печатью!

КАЛАШКА. Ну, вот и помирились.

МИКИШКА. Помирились.

КАЛАШКА. А что теперь дальше делать?

МИКИШКА. Не знаю.

КАЛАШКА. Давай поделим всё, что есть, на две части?

МИКИШКА. Давай! А то два царя в одном государстве не правят!

КАЛАШКА. С чего начнём?

МИКИШКА. А со всего, что на глаза попадётся!

КАЛАШКА. Давай! Ищи!

МИКИШКА (осматривается). Ищу…

КАЛАШКА. Нашёл?

МИКИШКА. Нашёл! Сапоги!.. Как раз два сапога! Тебе один и мне один.

КАЛАШКА. Правильно!

Делят. Обувают каждый по сапогу.

КАЛАШКА. Aга! Кафтан нашёл!

МИКИШКА. Один?

КАЛАШКА. Один.

МИКИШКА. Как же его поделить?

КАЛАШКА. Разорвём на две части. Тебе одна половина с рукавом и мне одна!

МИКИШКА. Давай! Рвём!

Разрывают кафтан на две части. Надевают каждый по половине.

МИКИШКА. Стул нашёл!.. Будет троном!

КАЛАШКА. Тоже один?

МИКИШКА. Один.

КАЛАШКА. Жалко! Придётся его тоже на две части рубить! (Вы- нимает саблю, рубит.) Это тебе, а это мне.

Пытаются сесть каждый на свою половину разрубленного стула, но ничего не получается.

МИКИШКА. Тьфу, чёрт!

КАЛАШКА. А пропади ты пропадом! (Смотрит по сторонам.) Что бы ещё поделить?

МИКИШКА. Как что? Землю!

КАЛАШКА. Ага!.. Дели на две части!

МИКИШКА (чертит черту). Здесь моё царство!

КАЛАШКА. А здесь моё!

МИКИШКА. Землю поделили, теперь давай небо делить!

КАЛАШКА. Давай!

МИКИШКА (чертит по воздуху). Это моё небо!

КАЛАШКА. А вот это моё!

МИКИШКА. Так… Небо поделили, теперь давай солнце делить.

КАЛАШКА. А как его разделишь?

МИКИШКА. Разрубить на две части – и всё!

КАЛАШКА. Руби!

МИКИШКА (вынимает саблю, машет ею). Не достаю!

КАЛАШКА. Как это не достаёшь?! А ну-ка, дай я!.. (Вынимает свою саблю, машет ею.) Правда, не достаётся… Что же делать?

МИКИШКА. Давай так сделаем: зарядим пушки и пальнём по солн- цу. На чью сторону оно упадёт, того и будет!

КАЛАШКА. Давай!

Заряжают пушки.

МИКИШКА. По солнцу, огонь!

КАЛАШКА. Огонь!

Стреляют. Солнце падает на сторону Микишки.

МИКИШКА. Значит, моё солнце! КАЛАШКА. Ага! Значит, твоё!

МИКИШКА. Ну вот! Кажется, всё поделили… Теперь давай цар- ствовать!

КАЛАШКА. Давай!

МИКИШКА. Фу-у! Жарко! (Раздевается.)

КАЛАШКА. А мне холодно! (Кутается.)

МИКИШКА. А я знаю, почему тебе холодно.

КАЛАШКА. Почему?

МИКИШКА. Потому что солнце на моей стороне. Мне жарко, а тебе холодно!

КАЛАШКА. Aга! Верно!.. Кати его на мою сторону, я погреюсь!..

МИКИШКА. Э! Нет!.. Тогда мне будет холодно!

КАЛАШКА. Не хочешь, значит, катить? МИКИШКА. Не хочу!

КАЛАШКА. Ах, так?!

МИКИШКА. Да, так!

КАЛАШКА. Война!

МИКИШКА. Испугал!

КАЛАШКА. Пушку зарядить!

МИКИШКА. Заряжай!

КАЛАШКА. Фитиль поджечь! МИКИШКА. Поджигай!

КАЛАШКА. По царю Микишке, огонь! МИКИШКА (смеётся). Огонь!

КАЛАШКА. Огонь!

МИКИШКА. Кричи хоть триста тридцать три раза, всё равно ни- кто не услышит!

КАЛАШКА (чешет затылок). Ага! Не услышит! Я ведь совсем за- был, что у меня ни одного солдата не осталось.

МИКИШКА. Ни одного!

КАЛАШКА. А что же делать? Я ведь без солнца замёрзну…

МИКИШКА. Вот и хорошо! Замерзай!.. А я твоё царство заберу и буду править один!

КАЛАШКА. Ну, такому не бывать!

МИКИШКА. Не бывать!.. А что ты сделаешь? Замёрзнешь без солн- ца – и конец тебе!

КАЛАШКА. А вот что сделаю: отберу у тебя солнце – и всё. МИКИШКА. Попробуй!

КАЛАШКА (достаёт бумагу, пишет). Указ по царству царя Ка- лашки… Кто отнимет у царя Микишки солнце, тому… тому… Ладно, потом придумаем, что…

МИКИШКА. Пиши, пиши… Кто твои указы исполнять будет? Никого в царстве не осталось!

КАЛАШКА. Найду! По всему царству пройду, по лесам, по горам, по полям, но найду!.. (Уходит.) Указ по царству!.. Кто отнимет у царя Микишки солнце?.. Кто отнимет у царя Микишки солнце?.. (Уходит).

МИКИШКА (смеётся.) Посмотрим, как ты в темноте да в холоде поищешь! А если найдёт? Э!.. Мне тоже дремать не надо! Пока он кого-нибудь найдёт, я тоже найду! Эй, есть кто-нибудь в моём царстве? Эй! Неужели никого не осталось?.. Эй! Кто ни есть, выходи! На царскую службу возьму, солнце охранять!

Послышалось, сначала тихо, а потом всё сильнее и сильнее ши- пение со свистом.

МИКИШКА (закрывает уши.) Ой! Чего это свистит?.. Ой! Ой! Ой!.. Уши болят!.. Ой-ей-ей-ей!.. Помогите!..

Появляется змея Шишига.

ШИШИГА. Чего кричиш-ш-ш-шь?..

МИКИШКА. Уши болят, вот и кричу!

ШИШИГА (ухмыляется). Сейчас пройдёт… Это я свистнула не- множ-ж-ж-жко!

МИКИШКА. Ты кто такая?

ШИШИГА. Змея Ши-ш-ш-ш-ш-ш-шига!..

МИКИШКА. Змея?.. Чего-то не верится!

ШИШИГА. Посмотри на мою чешую! Посмотри на мой хвост! По- смотри на мой ядовитый зуб! (Выхватывает кинжал.)

МИКИШКА. Всё равно не верится!..

ШИШИГА. А вот я тебя сейчас своим ядовитым зубом уж-ж- жалю! (Замахивается кинжалом.)

МИКИШКА. Теперь верится! Верится!

ШИШИГА. Зачем звал?.. (Прячет кинжал.)

МИКИШКА. Я тебя не звал! Я кого-нибудь звал, а тебя не звал!

ШИШИГА (ухмыляется). Кого-нибудь… Да в твоём царстве, кроме меня, кота Муркиза да медведя Воротило, никого не оста- лос-с-сь!..

МИКИШКА. Верно! Царь Калашка всех моих солдат перебил! А я всех его!

ШИШИГА (обрадованно). Ну?! Это хорошо! Хорош-ш-шо!..

МИКИШКА. Теперь я ищу кого-нибудь, кто бы солнце мог посто-рожить, чтобы оно к царю Калашке не попало. Вон оно ле- жит! Мы его из пушек сбили!

ШИШИГА. Солнце?! Сбили!.. Хорош-ш-ш-шо!..

МИКИШКА. Да вижу, ты слишком стара для этого.

ШИШИГА. Не твоё дело, стара я или не стара, а солнце смогу по- сторож-ж-жить!..

МИКИШКА. Надо бы куда подальше его спрятать!

ШИШИГА. Давно я ждала этого часа!.. Давно!.. Сколько раз мне это солнце пакости мешало делать! Сколько я из-за него зла не совершила! Как тёмное дело затеешь, тут это солнце вы- лезает!.. Упрячем его! Упрячем! (Свистит.) Эй, кот Муркиз, сюда! (Свистит.) Сюда!.. Ж-ж-живо!..

Появляется кот Муркиз.

МУРКИЗ (недовольно). Ну, в чём дело? То сюда, то туда!.. Я ведь тебе не какой-нибудь кот Васька, а кот Муркиз! Почти что царских кровей! Со мной надо ласково, нежно… Мол, котик Муркиз, извините за беспокойство, есть небольшое предло- жение…

ШИШИГА (принюхивается). А ну-ка, подойди ближе. Ближе!.. Чем это от тебя пахнет? А?! Опять в моей кладовке сало ел?!

МУРКИЗ. Кто?! Я?! Я, кот Муркиз, буду есть какое-то сало?! Это ниже моего благородного происхождения!

ШИШИГА. А чем это у тебя вся морда испачкана?.. Даже на усах висит!

МУРКИЗ. На усах? Это паутина! Только проснулся… Бежал к тебе через лес. Не успел умыться…

ШИШИГА. Паутина?! А почему она салом пахнет?! (Нюхает.)

МУРКИЗ. Не знаю!.. Может, какая волшебная паутина?

ШИШИГА. Я тебе сейчас покажу волшебная!.. Будешь знать, как по кладовкам лазить! (Впивается взглядом в Муркиза.) Иди сюда! Ж-ж-живо!..

МУРКИЗ (сопротивляясь). Не-е-ет!.. Ты опять будешь драться!

ШИШИГА. Иди, говорю, сюда! Дам один подзатыльник, и всё!

МУРКИЗ. Обманешь!

Ему всё-таки удаётся преодолеть гипнотический взгляд Ши- шиги.

ШИШИГА. Ну, смотри! Сейчас уж-ж-жалю своим ядовитым зу- бом, узнаешь! (Выхватывает кинжал.)

МУРКИЗ. Не надо-о-о!.. (Подходит к Шишиге.) Но только один подзатыльник!

ШИШИГА. Один! Один!.. (Бьёт Муркиза.)

МУРКИЗ (гладит ушибленное место). А полегче не могла? Всё же я тебе не какой-нибудь кот Васька, а кот Муркиз! Почти что царских кровей! Со мной надо нежно… Мол, котик Мур- киз, получите маленький такой, ласковый подзатыльничек!..

ШИШИГА. Ну, хватит! Беги живо к медведю Воротило, зови его сюда. Скажи: дело есть! Ну, чего уставился?!

МУРКИЗ. Воротило?! Да он тут всем кости переломает!..

ШИШИГА. Не твоё кошачье дело! Беги, говорят тебе!.. Быстро! Одна лапа здесь, другая там!.. Ж-ж-живо!..

Муркиз исчезает. Через некоторое время слышен треск. Выходит медведь Воротило, за ним, насторожившись, Муркиз.

ВОРОТИЛО. Ну, кто тут на меня? Выходи!.. Считаю до одного! Три! Два! Один! Ну!..

ШИШИГА (отскакивает от Воротило). Не видиш-ш-шь, что ли?..

ВОРОТИЛО. А!.. Это ты, Шишига! Зачем звала? Говори, пока я тебе очки не разбил!

ШИШИГА. Лапы обломаешь об мои очки! Лучше вон им займись! (Показывает на Микишку.) Он тут грозился тебе кости пе- реломать!..

ВОРОТИЛО. Ты?! Мне?! (Хватает царя Микишку.)

МИКИШКА. Она врёт! Ложь! Клевета! Повелеваю отпустить меня! Отпустить! Я царь!.. Царь!..

ВОРОТИЛО. А мне всё одно, царь ты или не царь!.. (Хлопает по голове Микишку.)

МИКИШКА. А!.. Помогите! Спасите! Убивают! А!.. (Падает.)

ВОРОТИЛО. Ну, кто тут ещё на меня?.. Выходи! Считаю до одного. Три! Два! Один!

ШИШИГА. Всё… Никого нет больш-ш-ше!

ВОРОТИЛО. Ну то-то же!..

ШИШИГА. А ты что это со мной так разговариваешь-ш-шь?.. Со- всем распустился!.. Хочешь, чтобы я тебя своим ядовитым зубом ужж-ж-жалила?.. (Выхватывает кинжал.)

ВОРОТИЛО (испуганно). Да это я… когда я давно не дерусь, то очень злой… а теперь я ничего…

ШИШИГА. Смотри у меня! (Прячет кинжал.) Знаешь ли ты, что теперь я владычица всех этих полей, лесов и гор?

ВОРОТИЛО. Нет…

ШИШИГА. Так вот знай! А поэтому повелеваю: солнце схватить и запереть в моей кладовке! Ж-ж-живо!..

ВОРОТИЛО (смотрит на солнце). Как же его схватить?

ШИШИГА. Лапами! Лапами! Хватай!.. Ж-ж-живо!

ВОРОТИЛО (хватает солнце). У-y-y-y! Какое горячее!.. А-а! Горя- чо!..

ШИШИГА (даёт подзатыльник Муркизу). А ты чего стоиш-ш- шь?.. Помоги! Ж-ж-живо!..

МУРКИЗ. Ну вот! Сразу драться!.. Я ведь не какой-нибудь кот Васька, а кот Муркиз! Почти что царских кровей! Со мной надо ласково, нежно… Мол, котик Муркиз, помогите, пожалуйста, солнце подержать. А то сразу драться!..

ШИШИГА. Да живее, пока ещё один подзатыльник не получил!

МУРКИЗ. Ну хорошо, хорошо!..

ШИШИГА. Несите в мою кладовку! Заприте! Вот ключи!.. (Мур- кизу.) Смотри ключи не потеряй!.. Запрёшь кладовку, ключи мне отдашь!

МУРКИЗ. Отдам! Отдам! (Ворчит себе под нос.) Ещё дерётся! Я ведь не какой-нибудь кот Васька!

Воротило и Муркиз уносят солнце.

ШИШИГА. Вот и всё! Конец! Не будет больше никогда этого солн- ца!.. Никогда! (Поёт.)

Туман и мрак окутают всю землю! Потом станет холодно! Всё покроется льдом и снегом! Все начнут замерзать! Вот тут-то я, змея Шишига, стану королевой всей земли! Все будут приходить ко мне и просить хоть немного погреться у солнца! Но я никому не дам ни одного луча! Пусть умирают! Замер- зают! Гибнут!

Возвращаются кот Муркиз и медведь Воротило.

ШИШИГА (Муркизу). Закрыл?

МУРКИЗ. Закрыл… (Отдаёт ключи Шишиге.)

ШИШИГА. Закрыл хорош-ш-шо?

МУРКИЗ. Хорошо.

ШИШИГА. Пойду проверю, а то тебе доверять нельзя! А вы оста- вайтесь здесь. Сторожить будете дорогу. Кто бы на ней ни появился, хватайте его и ко мне тащ-щ-щите! Ясно?..

МУРКИЗ. Ну вот, теперь сторожить!

ШИШИГА. Будешь хорошо сторожить, дам банку сала.

МУРКИЗ. Сало?! Не-е-ет, за сало я сторожить не буду!

ШИШИГА. А за банку сметаны?

МУРКИЗ. За сметану?..

ШИШИГА. Или ты уже сметану стащ-щ-щил? (Вынимает из-за пазухи Муркиза банку со сметаной.)

МУРКИЗ. Ой, как это она здесь оказалась? Конечно, за сметану буду!

ВОРОТИЛО. А мне что дашь?

ШИШИГА. Банку мёда!

ВОРОТИЛО. Мёда?! Давай!..

ШИШИГА. Давай!.. Сначала посторожи, а потом получишь!.. Толь- ко сторожить, как следует!.. (Скрывается.)

ВОРОТИЛО. Я пойду посплю, а ты сторожи!

МУРКИЗ. Ну вот! А почему я должен сторожить?!

ВОРОТИЛО. Может, поборемся? А может, на кулаках подерёмся?.. Ну! Считаю до одного! Три! Два! Один!

МУРКИЗ. Сразу на кулаках!.. Спросить нельзя? Я ведь тебе не ка- кой-нибудь кот Васька, чтобы с тобой драться… Ладно! Иди спи!

ВОРОТИЛО. И смотри, разбудишь меня, усы выдерну! (Уходит.)

МУРКИЗ. Ну вот! Воротило – спать, а я, как какой-нибудь кот Васька, должен сторожить? Ну уж нет! Ты там будешь спать, а я здесь! Где тут помягче?.. (Укладывается. Услышав что- то, вскакивает.) Кто-то идёт! Сцапать, что ли?.. А!.. Банку сметаны я и так стащу, поэтому звать Шишигу не буду! Ну её!.. Опять драться начнёт! Спрячусь лучше, пережду, а потом опять завалюсь… (Прячется за дерево.)

Выходит царь Калашка.

КАЛАШКА. Кто отнимет у царя Микишки солнце?.. Кто отни- мет у царя Микишки солнце? Кто отнимет у царя Микишки солнце? Это надо же, а?.. Всё царство своё обошёл – и никого нет! Вот так да!.. Темно, холодно, страшно!.. Попрошу царя Микишку, чтобы хоть немного дал на солнце погреться. Эй, царь Микишка! Слышишь?.. Дай хоть немного на солнце погреться! Совсем замёрз!.. Не жадничай! Я ведь тоже царь! Слышишь?!

МУРКИЗ (из-за дерева). Нет больше царя Микишки!

КАЛАШКА. А кто это говорит?

МУРКИЗ. Никто!

КАЛАШКА. А… это… а где же солнце?..

МУРКИЗ. И солнца нет!

КАЛАШКА. И солнца?!

МУРКИЗ. И тебя не будет, если ты не уйдёшь отсюда!

КАЛАШКА. А куда мне идти?

МУРКИЗ. Иди куда глаза глядят!

КАЛАШКА. А куда они глядят?

МУРКИЗ (из-за дерева). Вон туда!

КАЛАШКА (показывает). Туда?

МУРКИЗ. Туда!

КАЛАШКА. А что! Пойду-ка я туда!

МУРКИЗ. Иди!

Калашка уходит, натыкается на лежащего Микишку.

КАЛАШКА. Кто это?

МИКИШКА (поднимаясь). Это я, царь Микишка… Не бросай меня!

КАЛАШКА. А где же солнце?

МИКИШКА (хнычет). Отобрали!.. Обманули!..

КАЛАШКА. Кто отобрал?

МИКИШКА. Не помню!.. Стукнули по голове! Я упал! Не бросай меня!

КАЛАШКА. Эх ты! Ну что же делать? Пошли вдвоём искать, кто нам солнце поможет вернуть!..

МИКИШКА. Идём…

Уходят. Кот Муркиз появляется из-за дерева.

МУРКИЗ. Ищите! Ищите! (Укладывается.) А мы поспим!.. Хорошо теперь! Солнца никогда не будет! Спи себе, сколько захочешь! Хоть бы во сне что-нибудь вкусненькое приснилось!.. (Засыпает.) Мур-р!.. Мур-р!.. Мур-р!..

Зайчиха Чипа тащит за руку зайчонка. За ними Кукоша.

ЧИПА. Ах ты, большеглазое, длинноухое и длинноногое созда- ние с раздвоенной губой! Что выдумал! Не для того я тебе рассказала о хитростях твоего дедушки, чтобы ты и вправ- ду начал соревноваться с котом Муркизом и медведем Воротилой!

ЧИП. Ну почему?.. Если дедушка мог так хитро провести льва, тигра и волка, то почему мне нельзя попробовать сделать то же самое с котом Муркизом и медведем Воротило? Тог- да бы и меня все в лесу считали самым сильным и самым хитрым!

ЧИПА. Ты ещё слишком мал для этого! Зачем я только тебе всё это рассказала? Сейчас же умывайся, чисти зубы и ложись спать!..

ЧИП. Опять спать! Только недавно спал – и опять!.. Ещё очень рано! ЧИПА. Рано? Ты посмотри, какая темень!

ЧИП. Странно! Только что светило солнышко, и вдруг – трах – темно, ночь.

ЧИПА. Сколько раз тебе повторять?

ЧИП. Бабушка, я только спрошу у Кукоши, сколько сейчас време- ни, и сразу же лягу спать!..

ЧИПА. Хорошо… Но учти, пока я сварю морковный кисель, ты должен умыться, почистить зубы и лечь в постель! (Ухо- дит.)

ЧИП. Конечно! Я так и сделаю!.. Эй, Кукоша! Сколько сейчас вре- мени?

КУКОША. Не видишь – темно!.. Значит, уже поздно! Пора спать!

ЧИП. Ну Кукоша! Узнай! А вдруг ещё рано?.. Мне так не хочется спать!

КУКОША. Сейчас узнаю. (Похлопав по бокам крыльями, начи- нает, словно подчиняясь какому-то внутреннему механизму, кукарекать.) Ку-ка-ре-ку-у!.. Ку-ка-ре-ку!.. Ку-ка-ре-ку!.. Ку!.. Ку!.. Всё. Больше не кукарекается!.. Сколько всего по- лучилось? (Считает.) Раз, два, три!.. Сейчас три часа дня!

ЧИП. Как – три часа дня?! Ведь уже ночь!

КУКОША (в недоумении). Да… Ночь… Сейчас проверим! Я буду кукарекать, а ты, Чип, вместе с ребятами считай! (Кукарекает.) Ку-ка-ре-ку!..

ЧИП. Раз!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку!

ЧИП. Два!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку!

ЧИП. Три!

КУКОША. Ку!.. Ку!.. Всё. Больше не кукарекается! Сколько всего получилось? Опять три! Значит, правильно, сейчас три часа дня!

ЧИП. А почему же тогда темно?

КУКОША. Может, туча закрыла солнышко.

Смотрят вверх.

ЧИП. Тучи нет.

Появляется Чипа.

ЧИПА (ставит кисель на стол). Ах ты, длинноногое создание!.. Ты ещё не умылся?

ЧИП. Бабушка! Оказывается, сейчас три часа дня!

КУКОША. Да, три часа дня!.. Я ещё никогда не ошибался!

ЧИПА. Три часа дня?! А почему же тогда на небе нет солнышка?

КУКОША. Но я ещё никогда не ошибался!

ЧИП. Он ещё никогда не ошибался!

ЧИПА. Хватит морочить мне голову!.. Уже договорился с Кукошей, чтобы не ложиться спать?! Ах ты, большеглазое, длинноухое и длинноногое создание с раздвоенной губой! Ты ещё долго будешь терзать свою бабушку?!

Появляются царь Калашка и царь Микишка.

ЧИПА (не замечая их). Ах ты, самый сильный, самый хитрый зай- чишка! Придётся тебе сегодня всё-таки всыпать!

МИКИШКА. Самый сильный!

КАЛАШКА. Самый хитрый!

МИКИШКА. Наконец-то отыскали того, кто вернёт нам солнце!

КАЛАШКА. Ага! Попался!!

ЧИПА (испуганно). Что вам от нас надо?..

КАЛАШКА. Я – царь Калашка!

МИКИШКА. А я – царь Микишка!

КАЛАШКА. Эти земли, где вы сейчас стоите, принадлежат мне!

МИКИШКА. Нет, мне!

КАЛАШКА. Ладно!.. Нам!.. А так как вы стоите на нашей земле, то, значит, должны исполнять наши царские указы!.. (Доста- ёт бумагу, пишет.) Царский указ!.. Кто-то обманным пу- тём украл солнце!.. Приказываем и повелеваем: найти солн- це и принести его мне!

МИКИШКА. Почему тебе? Мне!

КАЛАШКА. Ладно! Нам!

ЧИПА. Кто же его принесёт, если его украли? МИКИШКА. Принесёт солнце тот, кто самый сильный! КАЛАШКА. И самый хитрый!

КАЛАШКА и МИКИШКА (показывая на зайчонка). Вот он!

ЧИПА. Ах!.. Да какой же он самый сильный?! Есть и посильнее его! Тигр! Лев! Пусть они и ищут солнышко!.. А мы трусли- вые и глупые зайцы!..

КАЛАШКА. Ничего не знаю и знать не хочу!

МИКИШКА. Собирайся, зайчонок, в дорогу и иди разыскивать солнце!

Снаряжают зайчонка.

ЧИПА. Ах, горе-то! Ах, горе!

МИКИШКА. Всё!.. Иди!..

ЧИПА. Да куда же он пойдёт? Он же совсем маленький! Заблудит- ся, или кто-нибудь его растерзает! Нет! Нет! Нет! Я его ба- бушка и ни за что его не отпущу! А ты, Чип, умывайся, чисти зубы и ложись спать!

МИКИШКА. Что?!

КАЛАШКА. Как ты с царями разговариваешь?..

МИКИШКА. Что за поведение?.. А ещё бабушка!

КАЛАШКА. Приказываем и повелеваем зайчонку идти и разыс- кать солнце!

ЧИПА. Ах! Да что же это?!

МИКИШКА. Ничего!.. И не перечь царям!

КУКОША. Не плачь, бабушка Чипа! Я пойду вместе с ним!

ЧИП (обрадовано). Да?!

КУКОША. Конечно! А то как же я без солнышка кукарекать буду?! ЧИПА. Спасибо тебе, Кукоша!.. Будьте только осторожны!.. Чип,

не забывай о хитростях твоего дедушки, о которых я тебе се- годня рассказала!

ЧИП. Не забуду…

МИКИШКА. А теперь уходите! Уходите! (Выталкивает зайчонка и Кукошу.)

ЧИПА. Будьте осторожны! Будьте осторожны! ЧИП. Хорошо, бабушка!.. До свидания!.. (Уходит.) КУКОША. До свидания, бабушка Чипа!.. (Уходит.) ЧИПА. До свидания!

МИКИШКА. Прощайте, прощайте!

КАЛАШКА. А мы вот киселька морковного попьём!.. МИКИШКА. И отдыхать ляжем!

КАЛАШКА. Ага! А то совсем измучились!..

Пьют кисель. Ложатся.

КАЛАШКА. Всё! Я сплю!..

МИКИШКА. Слышишь, зайчиха! Проснёмся, чтобы солнце здесь было!

КАЛАШКА. Ага. А не будет… Если не будет, то я…

МИКИШКА. И я!..

КАЛАШКА. То мы… Мы… Ладно, потом придумаем, что тогда сде- лаем…

Царь Калашка и царь Микишка засыпают. А зайчонок Чип и петушок Кукоша уже далеко-далеко от дома.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Чип и Кукоша идут по лесу. Тревожно вокруг, таинственно. То закричит ночная птица, то послышатся какие-то странные завывания. Тускло светит месяц. Холодным блеском мерцают звёзды.

ЧИП (пугливо оглядываясь). Ничего… Найдём солнышко…

КУКОША. Ко… ко… конечно…

ЧИП. Тебе страшно?

КУКОША. Страшно… А тебе?

ЧИП. Мне тоже страшно… Может, вернёмся назад?

КУКОША. Хорошо бы! Но нельзя! Если вернёшься, то уж тогда точно все будут говорить, что ты трусливее всех на свете!

ЧИП. Так и скажут?! Нет, тогда пошли искать солнышко!

КУКОША. Пошли! А чтобы не так страшно было идти, расскажи о своём дедушке…

ЧИП. А что?

КУКОША. Что-нибудь посмешнее!

ЧИП. Хочешь, я тебе расскажу, что придумал дедушка, чтобы на- пугать волка, который прибегал к нашему дому и грозился съесть мою бабушку?

КУКОША. Ко… ко… конечно!..

ЧИП. Вот прибежал однажды к нашему дому волк и закричал: «Эй, Чипа, я хочу тебя съесть!» А дедушка выглянул из окна и го- ворит: «Я слышу лай собак!» Волк испугался: «Ах!.. Ох!.. Куда деваться?!» А дедушка говорит ему: «Вот сундук! Прячься!» Волк прыг в сундук, а дедушка – трах! – и на замок его! По- том вскипятил чайник, просверлил в сундуке дырочку…

КУКОША. И волк не спросил, что он делает?

ЧИП. А дедушка сказал: «Да вот чаем хочу тебя угостить. А дыроч- ку просверлил, чтобы тебе дышать легче было».

КУКОША. Ну и что дальше?

ЧИП. А дальше?.. Взял чайник и стал через дырочку поливать вол- ка кипятком!..

КУКОША. Волк как заорёт: «Что ты делаешь? Что ты делаешь?»

ЧИП. А дедушка ему говорит: «Это тебя, наверное, блошки ку-сают». Волк не выдержал. Трах! Выбил крышку у сундука – и бежать!.. После этого он никогда не приходил к нашему дому. Никогда!

КУКОША. Ко-ко-ко!.. Не знал, что у тебя такой дедушка!

ЧИП. Это ещё не всё. Он ещё такое придумал! Мне бабушка сегодня рассказала… Например, как обогнать того, кто очень быстро бегает. Или показать, что ты такой сильный, что можешь из камня воду выжать… Или так свистнуть, что свалишь с ног любого зверя. Вот! Дедушка всегда говорил, что лучше иметь немного ума, чем много силы. Ой! (Падает.)

КУКОША (тоже падает). Ко-ко! Что такое?..

ЧИП (поднимается). Странно!.. Шли-шли и вдруг – трах – и упали.

КУКОША (встаёт). Зацепились за корень.

ЧИП. Ничего. Пошли дальше.

КУКОША. Пошли!

ЧИП. Ой!.. (Снова падает.)

КУКОША. Ко-ко… (Падает вслед за Чипом.) Да что такое?!

ЧИП. Просто не сдвинешься с места! Сразу – трах! – и падаешь. (Прислушивается.) Ой!.. Кто это смеётся?!

ДЕРЕВО. Это я, дерево. Дальше вы не пройдёте! Мои корни будут ставить вам подножки, и вы то и дело будете падать. (Под- нимает корни.)

КУКОША. Эй, дерево!.. Я – петушок Кукоша, а это мой друг, зай- чонок Чип! Мы идём освобождать солнышко.

ДЕРЕВО. Вы?! Освобождать солнышко?!

ЧИП. Да. Его кто-то украл. Ты не видело, кто?

ДЕРЕВО. Нет!..

КУКОША. Если ты не скажешь своим корням, чтобы они нас про- пустили, значит, больше никогда не увидишь солнечного света. Твои листья пожелтеют и опадут, а новые никогда не распустятся. Ты и все другие деревья засохнут и умрут.

ДЕРЕВО. Да-а-а?.. Ну что же!.. Если так, то проходите! Мои корни пропустят вас. (Опускает корни.) Удачи вам!..

ЧИП и КУКОША. Спасибо!.. (Проходят мимо дерева.) Вдруг раздаётся страшный звериный рёв.

ЧИП. Ой!

КУКОША. Ко-ко!

Рёв повторяется.

ЧИП (дрожит от страха). Кто это?

КУКОША (трясётся). Это, наверное, ко-ко… тигр!

ЧИП (в ужасе). Тигр?! Мы пропали! Он сейчас разорвёт нас!!!

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Хи-хи!.. Как я вас напугала!.. Хи-хи!.. Как смешно!..

КУКОША. Ко… Кто это?.. Что за шутки?

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Это я – птичка Невеличка. А напугала я вас потому, что вы чуть было не наступили на моё гнёздышко.

ЧИП. Где ты?.. Почему я тебя не вижу?

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Потому что я меньше комарика!.. Хи-хи!..

КУКОША. Ко-ко!.. Так это ты сейчас рычала, как тигр?

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Хи-хи!.. Да!.. Я могу петь любыми голосами. Вот так кукует кукушка… (Кукует.) А вот так поёт соловей… (Щебечет.) И даже могу квакать, как лягушка. (Квакает.)

КУКОША. Ко-ко-ко!

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Хи-хи!.. А я слышала, куда вы идёте!.. Я бы полетела с вами, но у меня в гнёздышке маленькие птенцы, и я не могу их оставить одних. Я вас очень прошу поскорее освободить солнышко, а то мои птенчики могут замёрзнуть.

ЧИП. Постараемся!.. До свидания, Невеличка!

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. До свидания!

Чип и Кукоша идут дальше.

ЧИП. Сколько живу на свете, а таких птичек ещё не видел!

КУКОША. Стоит отойти от своего дома, такие чудеса начинаются!

Смотри!.. Кажется, под тем деревом спит кот Муркиз.

ЧИП. А вон под тем я вижу спящего медведя Воротило. Может, они знают, кто солнышко украл? Давай спросим?

КУКОША. А вдруг это они украли?

ЧИП. Тогда спрячемся!

КУКОША. А если не они?

ЧИП. Тогда спросим!

КУКОША. Нет, давай сделаем так: я спрячусь и начну кукарекать – ну, как я каждое утро кукарекаю. Если они ничего не знают, то проснутся спокойно. А если это они украли солнышко, сразу же вскочат, начнут бегать, кричать: как это может быть? Почему?.. А ты отсюда понаблюдай! Да не бойся!..

Кукоша уходит и через некоторое время кукарекает.

ГОЛОС КУКОШИ. Ку-ка-ре-ку! Просыпайтесь все! Ку-ка-ре-ку-у! Пора вставать!.. Ку-ка-ре-ку-у! Уже утро! Ку-ка-ре-ку-у!..

МУРКИЗ (вскакивает). Не понял?.. Как это утро?

ВОРОТИЛО. Проклятье!.. Проспали!.. Кто-то стащил у нас солн- це. Ты не видел, кто, Муркиз?

МУРКИЗ. Нет, не видел. А ты, Воротило?

ВОРОТИЛО. Я же спал, а ты остался на страже!

МУРКИЗ. Но я никого не видел!

ВОРОТИЛО. А может, ты заснул?

МУРКИЗ. Кто?! Я?! Ну вот! Да что я, какой-нибудь кот Васька, что-бы спать на страже? Я – кот Муркиз! Почти что царских кровей!.. Сидел здесь и ни одним глазом не моргнул!

ГОЛОС КУКОШИ. Ку-ка-ре-ку-у!.. Просыпайтесь все!.. Ку-ка-ре- ку-у!.. Пора вставать!.. Ку-ка-ре-ку-у!.. Уже утро!.. Ку-ка-ре- ку-у!..

ВОРОТИЛО. Проклятье!.. А почему же тогда петух орёт во всё горло?

МУРКИЗ. Не знаю!.. Может, ему показалось?

Появляется Шишига.

ШИШИГА. Что здесь такое?.. Что за шум?.. Почему кукарекает пе- тух?!

МУРКИЗ. Тебе лучше знать, почему петух кукарекает!.. Ты ведь охраняешь солнце у самой кладовки!

ШИШИГА. Свернуть ему голову – он и не будет больше кукаре- кать! Нечего им теперь делать!.. Солнца нет – и петухов быть не должно!..

МУРКИЗ. Ты нам зубы не заговаривай! Проморгала солнце?! Про- спала? Вот тебе и змея Шишига!

ШИШИГА. Чего кричиш-ш-шь?.. Солнце на месте! В кладовке! Вот ключи! Если не верите, идёмте, посмотрим.

МУРКИЗ. Идём! Идём!

ВОРОТИЛО. Проклятье! Если ты упустила солнце, я тебе очки ра- зобью!

Шишига, Муркиз и Воротило уходят. Появляется Чип, через не- которое время и Кукоша.

ЧИП. Понятно, кто украл солнышко!

КУКОША. Кто?

ЧИП. Кот Муркиз, медведь Воротило и змея Шишига! Ой! Да это же самые настоящие разбойники. Воротило без драки жить не может! Так и ищет, кого бы избить, Муркиз – воришка и обжора! Бегает так быстро, что его ещё никто не мог обо- гнать. А уж о змее Шишиге и говорить нечего! Если она ужа- лит своим ядовитым зубом – сразу же смерть! И ещё Шишига может так свистнуть – свалишься с ног!.. Лучше уйдём отсюда, пока живы!..

КУКОША. А как же солнышко?

ЧИП. Может, кто другой его освободит?

КУКОША. Нет, ты как хочешь, а я останусь. Но учти! Если уйдёшь, то уж тогда точно все будут говорить, что ты трусливее всех на свете.

ЧИП. Так и скажут?! Ну нет!.. Тогда я остаюсь!.. (Прислушивается.) Ой! Они идут сюда! (Трясётся от страха.) Я боюсь!

КУКОША. Вспомни, как их всех можно обхитрить! Тебе же рас- сказывала бабушка!

ЧИП. А если не обхитрю?

КУКОША. Должен обхитрить. Не бойся! Если я увижу, что ты по- падёшь в их лапы, я налечу на них и начну бить, клевать, царапать. Ну! Смелее! Лучше иметь немного ума, чем много силы, как говорил твой дедушка. Я здесь буду! За этим кустом!..

Кукоша прячется. Чип отходит в сторонку и ждёт. Появляются Воротило, Шишига, кот Муркиз.

ШИШИГА. Ну что?.. Видели? Солнце на месте!

МУРКИЗ. Да, солнце на месте!

ВОРОТИЛО. Проклятый петух! Зачем же тогда кукарекать, что на- ступило утро?

МУРКИЗ. Говорят, из петухов хороший бульон получается!

ВОРОТИЛО. Ещё варить! Я его так, сырым, вместе с перьями слопаю!

МУРКИЗ. Нет уж! Петуха поймаю и съем я!

ВОРОТИЛО. Нет, я!

МУРКИЗ. Нет, я!

ВОРОТИЛО. Может, поборемся, а может, на кулаках подерёмся?

МУРКИЗ. А может, посмотрим, кто быстрее бегает?

ШИШИГА. Хватит!.. Кто бы из вас ни поймал этого петуха, дол- жен оттащ-щ-щить его ко мне!

МУРКИЗ. Ну вот! ВОРОТИЛО. А почему к тебе?

ШИШИГА. Вы что, забыли, что теперь я владычица всех этих ле- сов, полей и гор? А вы мои слуги. И если кто схитрит и съест петуха без меня… Смотрите!.. Не забывайте о моём ядови- том зубе!.. (Выхватывает кинжал.) А сейчас становитесь и сторожите дорогу!.. Замечу, что кто-нибудь из вас заснёт, – ужжалю без предупреждения!.. (Скрывается.)

МУРКИЗ (глядя вслед Шишиге). Уползла… Ну вот, теперь давай сторожить. Я уже сторожил, теперь твоя очередь!

ВОРОТИЛО. Я тебе сейчас усы выдерну. Хочешь?.. Ну то-то же!..

Стой и сторожи! А я пойду спать!

МУРКИЗ. Ну вот! Опять сторожи!

ВОРОТИЛО. Считаю до одного!.. Три! Два! Один!..

МУРКИЗ. Ну хорошо! Хорошо!.. Иди спи. Спи! Если хочешь иметь неприятности от Шишиги. Иди!.. Она сказала, что будет жжалить без предупреждения…

ВОРОТИЛО. Проклятье!.. Ладно. Давай сторожить по очереди. Сначала ты, а потом я. (Ложится.) Как только месяц перейдёт сюда и будет светить как раз над моими ногами, тогда разбудишь.

МУРКИЗ. Ну вот!.. Когда это он дойдёт до этого места?!

ВОРОТИЛО. Замолчи, пока я тебе усы не выдернул!

МУРКИЗ. Ну хорошо! Хорошо! Договорились!

Воротило засыпает.

МУРКИЗ. Думаешь, я какой-нибудь кот Васька, чтобы ждать, когда месяц перейдёт сюда и будет светить над твоими нога- ми?.. Я – кот Муркиз! Поэтому сделаем так!.. (Берёт Воротило за ноги и перетаскивает его под месяц.) Всё!.. (Будит Воротило.) Воротило! Вставай! Хватит спать!.. Видишь, месяц уже светит над твоими ногами!.. Вставай!

ВОРОТИЛО (смотрит на свои ноги, потом на месяц). Проклятье! Уже дошёл!

МУРКИЗ. Дошёл!

ВОРОТИЛО. Быстро что-то.

МУРКИЗ. Быстро?.. Конечно!.. Ты же спал!.. А когда спишь – всё кажется очень быстро! Только глаза закрыл, а уже пора вставать! Не забудь только, если услышишь, что Шишига ползёт, меня разбудить. Я вон там буду спать!.. (Уходит.)

ВОРОТИЛО. Проклятье!.. Как быстро движется этот месяц!.. (Гро- зит.) Жалко, что я до тебя не достаю, а то бы я тебя в порошок стёр!

Кукоша подталкивает Чипа. Зайчонок, с трудом переступая дрожащими лапами, направляется к Воротило.

ЧИП (напевает). Тра-ля-ля!.. Тра-ля-ля!.. (Не доходя до Воротило.) Эй, ты! Ты кто такой?

ВОРОТИЛО. Проклятье! Разве ты не видишь, кто я?! Или у тебя совсем глаза окосели?! Я медведь Воротило!.. Сейчас оттащу тебя к змее Шишиге и получу за тебя банку мёда. Подойди ближе. Ну!.. Считаю до одного!.. Три! Два! Один!..

ЧИП. Но! Но! Поосторожнее! (Хочет убежать, но Кукоша выгля- дывает из-за куста.)

ВОРОТИЛО. Может, ты со мной побороться хочешь? А может, на кулаках подраться?! Ну!..

ЧИП (пересиливая страх). Наконец-то!.. А я столько времени иду, и никто мне не встретился, с кем бы можно силой своей помериться! Думал уж, никого не найду!.. Так что с тобой сделать? На дерево закинуть или в землю вогнать по самые уши?.. Выбирай быстрее, я с тобой расправлюсь, как рас- правился с тигром, львом, десятью волками, да пойду дальше искать, с кем силой помериться!

ВОРОТИЛО. Со львом?.. Тигром?.. Десятью волками?.. Врёшь!.. Трусливый зайчишка!

ЧИП. Трусливый зайчишка?! Вру?! Ну, хорошо!.. Так и быть!.. Оставлю тебя в живых! Но силой всё равно померюсь!.. Найди камень покрепче, и я найду. Если сожмёшь камень так, что из него вода побежит, значит, ты победил. Если я из камня воду выжму, то, значит, я сильнее тебя!.. Договорились?

ВОРОТИЛО. Договорились.

ЧИП. Ищи!

Воротило ищет камень. Чип подзывает тихонько Кукошу.

ЧИП. Кукоша!.. Кукоша!.. А что делать дальше? Я забыл! Ой! Вспомнил! Быстрее лети к нам домой и принеси спелую грушу. Медведь будет камень давить, а я грушу!.. Быстрее!

КУКОША. Не успеешь досчитать до десяти, как я вернусь. (Исче- зает.)

ВОРОТИЛО. Я нашёл себе камень!

ЧИП (смотрит на камень). Да, настоящий. Ну что же, сейчас и я найду. Не успеешь досчитать до десяти. Считай!..

ВОРОТИЛО. Раз… два… семь… десять…

ЧИП. Такой большой, а считать не умеешь!.. Повторяй за мной!.. Раз… Повторяй! Повторяй!..

ВОРОТИЛО. Раз…

ЧИП. Два, три, четыре…

ВОРОТИЛО. Два, три, четыре…

ЧИП. Пять, шесть, семь…

ВОРОТИЛО. Пять, восемь, семь…

ЧИП. Не пять, восемь, семь, а пять, шесть, семь!..

ВОРОТИЛО. Проклятье!.. Пять, шесть, семь!..

ЧИП. Восемь, девять, десять.

ВОРОТИЛО. Восемь, девять, десять.

На слове «десять» выглядывает КУКОША, незаметно для Во- ротило отдаёт зайчонку грушу и прячется.

ЧИП. Вот и я нашёл. Видишь? Это самый крепкий камень!.. Ну, да- вай, жми свой, а потом я свой!..

Воротило изо всей силы сжимает свой камень. Раздаётся треск. Медведь разжимает лапу. Дует. От камня осталась одна пыль.

ЧИП. Пыль! И ни одной капли!

ВОРОТИЛО. Да не бывает в камнях воды! Где это видано? Вон спроси у любого!

ЧИП. Нет, бывает!.. Только у кого сила есть, может из камня вы- жать воду. Смотри!.. (Сжимает грушу). Трах – и готово!

ВОРОТИЛО. Вот это да!.. А может, я не тот камень взял?

ЧИП. Возьми другой!

Воротило берёт другой камень.

ВОРОТИЛО. Подожди!.. Я ещё не всю силу вложил!.. (Сжимает камень).

Снова раздаётся треск.

ЧИП. Ну-ка, разожми лапу!.. Опять только одна пыль!

ВОРОТИЛО. Проклятье!.. Да меня все засмеют, когда узнают, что заяц сильнее меня!..

ЧИП. Ничего не поделаешь! Слаб ты против меня.

ВОРОТИЛО (ревёт от досады). А-а-а!..

ЧИП. Ну ладно!.. Я об этом никому не скажу!..

ВОРОТИЛО. Спасибо, зайчик!.. Дай я тебя обниму за это!.. Давай дружить!

ЧИП. Дружить давай, а вот обниматься лучше не надо. Я нечаянно могу тебе все кости переломать!

ВОРОТИЛО (пятится подальше). Да, тогда лучше не надо!

ЧИП (отвернувшись, радостно припевает). Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!.. Обманул медведя!..

ВОРОТИЛО. Что ты говоришь?

ЧИП. Спрашиваю, что у вас тут за лес?.. И что ты тут делаешь?

ВОРОТИЛО. Меня сюда поставила Шишига дорогу охранять.

ЧИП. А зачем её охранять? Она никуда не сбежит!

ВОРОТИЛО. Эта дорога ведёт прямо к кладовке змеи Шишиги. А у неё в кладовке спрятано солнце. Вот мы с котом Муркизом по очереди и охраняем эту дорогу.

ЧИП. С котом Муркизом?.. А где же он?..

ВОРОТИЛО. А вон там спит.

ЧИП. Ну-ка, позови его! Я с ним тоже хочу силой помериться!

ВОРОТИЛО. Нет, ты сильнее его! А вот бегает он очень быстро!

ЧИП. Бегает?.. Зови! Я с ним в беге померюсь. Зови! Зови!..

ВОРОТИЛО. Муркиз! Иди сюда. Слышишь?.. Иди сюда, пока я тебе усы не выдернул!.. Ну!.. Муркиз!..

МУРКИЗ (вскакивая). Что?! Шишига ползёт?! А я ничего! Я тут дорогу охраняю!

ВОРОТИЛО. Иди сюда!..

МУРКИЗ. Ну вот!.. Сам не можешь подойти?.. Я ведь тебе не ка- кой-нибудь кот Васька, а кот Муркиз! Почти что царских кровей!

ЧИП (снова пересиливая страх). Эй ты, лев с когтями леопарда! Могучий царь всех котов и кошек! Подойди сюда! С тобой хочет познакомиться непобедимый зайчонок Чип!

МУРКИЗ. Воротило, где ты поймал этого зайчонка?! Давай его съе- дим! Давно я не ел зайчатинки!

ВОРОТИЛО. Поберегись! Как бы он тебя не слопал первым!

МУРКИЗ. Ну вот! У тебя, Воротило, голова совсем перестала со-ображать! Где это было, чтобы зайцы котов ели?!

ЧИП. А что?! Надо попробовать! Может, это вкусно?.. Ну-ка, по- дойди поближе!.. Худоват! Одна шкура да кости!

МУРКИЗ. Худоват?.. Зато ты для меня как раз!.. (Приготавливается прыгнуть.)

ВОРОТИЛО. Пропадёшь, Муркиз! Лучше не надо!.. Этот зайчонок сильнее меня оказался! А тебя-то он одной лапой разорвёт! Видишь? Я камни в порошок стираю, а он ещё и воду из них выдавливает!

МУРКИЗ. Да он тебя обманул!

ЧИП. Если не веришь, могу помериться силой и с тобой!

МУРКИЗ. Если ты такой сильный, обгони меня. Ещё никто не бегал быстрее, чем я, кот Муркиз!

ЧИП. Тебя?! Обогнать?! Подожди!.. Дай сначала я посмеюсь!.. (Ти- хонько подзывает Кукошу.) Кукоша! Лети быстрее к нам домой и скажи бабушке, пусть она спрячется вон у той горы. Скажи, что я соревнуюсь в беге с котом Муркизом… Она поймёт, что надо делать!..

КУКОША. До десяти не успеешь досчитать, как я передам бабуш- ке Чипе всё, что ты сказал!.. (Исчезает.)

ЧИП. Фу-у!.. Насмеялся!.. Теперь можно бежать. Бежим отсюда вон до той горы и обратно. Согласен?..

МУРКИЗ. Отсюда до той горы и обратно?.. Согласен!

ЧИП. Хорошо!.. Считай до десяти, и я буду готов!

МУРКИЗ. Раз… три… пять… десять…

ЧИП. Стоп!.. И ты считать не можешь?.. Воротило, научи его счи- тать до десяти.

ВОРОТИЛО. Повторяй за мной!.. Раз, два, три…

МУРКИЗ. Ну вот!.. Буду я!.. Ну ладно. Раз, два, три…

ВОРОТИЛО. Четыре, пять, шесть…

МУРКИЗ. Четыре, пять, шесть…

ВОРОТИЛО. Семь, восемь, девять, десять.

МУРКИЗ. Семь, десять.

ВОРОТИЛО. Не семь, десять, а семь, восемь, девять, десять!

МУРКИЗ. Семь, восемь, девять, десять.

Незаметно для кота Муркиза и медведя Воротило выглядывает петух Кукоша и шепчет зайчонку на ухо.

КУКОША. Я всё рассказал бабушке Чипе. Она спряталась вон там у горы и ждёт! Как только Муркиз подбежит к ней, она выглянет из-за кустов и скажет: «А я уже здесь!» А потом быстро спрячется. И кот Муркиз ни за что не догадается, что его обхитрили!

ЧИП. Хорошо. Ну что, Муркиз, начнём наше соревнование?

МУРКИЗ. Начнём!.. Воротило, смотри, как я его сейчас обставлю! Он думает, что я какой-то там кот Васька!

ЧИП. Приготовились!.. Побежали!.. (Прячется за куст.)

Муркиз добегает до горы. Из-за куста выглядывает Чипа.

ЧИПА. А я уже здесь!.. (Прячется за куст.)

Муркиз поворачивает и бежит обратно.

ЧИП (выскакивает из-за куста). Сколько тебя можно ждать?.. Я уже давно здесь.

МУРКИЗ. Уже здесь?

ЧИП. Уже здесь!

МУРКИЗ. А как же ты?.. Я даже не видел, как ты бежал со мной.

ЧИП. Чего захотел!.. Я бегаю так, что меня никто не видит!.. Трах! Как пуля!.. Я даже подумать не успеваю, а уже прибегаю, куда надо. Ну что, ещё раз?

МУРКИЗ. Ещё!

ЧИП. Приготовились!.. Не торопись, не торопись!.. Всё равно не об- гонишь!.. Побежали!.. (Прячется за куст.)

Муркиз бежит быстрее, чем в первый раз.

ЧИПА (выглянув из-за куста). А я уже здесь… (Прячется.)

Муркиз, не добежав до горы, поворачивает обратно.

ЧИП (выскакивает из-за куста). Эй, кот Муркиз!.. Быстрее!.. Я уже здесь!

Муркиз, запыхавшись, падает.

ЧИП. Может, ещё раз пробежим?

МУРКИЗ (мотает головой). Нет… Всё… Ты победил…

ЧИП. Ну то-то же!

Неожиданно появляется Шишига.

ШИШИГА. Что здесь происходит?

ВОРОТИЛО. Соревнование.

ШИШИГА. Откуда взялся этот косой? Почему вы его не хватаете?.. Воротило, ну-ка подай его мне!.. Ж-живо!..

ВОРОТИЛО. Подай!.. Я не хочу!.. Сама бери!

ШИШИГА. Ах ты трус!.. Муркиз!.. Ну-ка сцапай его!.. Ж-живо!..

МУРКИЗ. Нет!.. Не хочу!

ШИШИГА. Ах вы, трусы!.. Испугались какого-то косого!.. Ну, тог- да я сама схвачу его. Но запомни, Воротило, и ты, Муркиз: сметаны и мёда вы не получите!.. (Хочет броситься на зай- чонка.)

ВОРОТИЛО. Ох, Шишига, лучше не надо! Этот зайчонок оказался сильнее меня! А тебя-то он одной лапой разорвёт. Видишь? Я камни в порошок стираю, а он ещё и воду из них выдав- ливает.

МУРКИЗ. А бегает так быстро, что я даже не видел, как он бегает.

ШИШИГА. Может, он и свистит сильнее меня?!

ЧИП. Если ты хочешь, я могу и с тобой помериться силой!

ШИШИГА. Ну, держись, косой!.. Сейчас как засвищу!

МУРКИЗ (зажимает лапами уши). Сейчас как свистнет!

ВОРОТИЛО. Проклятье! У меня всегда от её свиста голова чуть не отрывается. (Обхватывает голову лапами.)

Шишига свистит. Воротило и Муркиз падают. Чип мотает головой, качается на ногах, но его сзади, незаметно для остальных, поддерживает Кукоша.

ШИШИГА (смеётся). Ну что, косой?.. Свистнешь сильнее?..

ЧИП (делает вид, что покатывается со смеху). Ой… смешно!.. Ой, щекотно!.. Ой, рассмешила!.. Ой!.. Ой!.. И это всё, на что ты способна?.. Ну, тогда слушай, как свищу я!.. Только хочу предупредить: от моего свиста у вас могут повыскакивать глаза!..

ВОРОТИЛО. Тогда не надо свистеть!

МУРКИЗ. Не-е-е-ет!.. Я лучше убегу!..

ШИШИГА. Всё равно свисти!

ЧИП. Для безопасности я всё же советовал бы вам всем завязать глаза!

ВОРОТИЛО. Завязывай!

МУРКИЗ. Я тоже не хочу остаться без глаз!

Чип завязывает Воротило и Муркизу глаза.

ЧИП. Начинаю свистеть!..

ШИШИГА (не выдержав). Ладно, косой! Завяжи и мне!..

Чип завязывает Шишиге глаза, потом тихонько подзывает Кукошу.

ЧИП. Ты свистни, а я им по голове вот этой палкой трахну!

Кукоша свистит. Чип бьёт палкой по голове Шишиге, Воротило и коту Муркизу. Они падают.

ЧИП. Ещё свистнуть?.. (Поняв, что Шишига, Воротило и Муркиз оглушены, подзывает Кукошу.) Ищи ключ от кладовки!

Чип и Кукоша ищут ключ.

КУКОША. Вот он!.. Побежали скорее!.. Пока они придут в себя, мы откроем кладовку и освободим солнышко.

Убегают.

ВОРОТИЛО (поднимается, трясёт головой). Проклятье!.. Я же го- ворил, что не надо свистеть. (Снимает повязку с глаз.) Хорошо, что завязал глаза, а то бы выскочили, как пробки!

МУРКИЗ (поднимается, снимает повязку). Вот это свистнул!.. Как будто палкой по голове ударили!.. (Трёт ушибленное место.) А всё Шишига!.. Не верю! Не верю!.. Два умных животных говорят ей – не связывайся! Нет, она хочет убедиться сама!.. Вот и убедилась!..

ШИШИГА (поднимается). Ох!.. Оx!.. (Снимает повязку с глаз.) Если мы от одного его свиста попадали, то что было бы, если бы он и вправду ударил!.. Ох!.. Ох!.. Голова ш-шумит!..

ВОРОТИЛО. Проклятье! А всё из-за тебя, Шишига!

МУРКИЗ. Я еле держусь на ногах!

ШИШИГА. Зайчонок… Мы берём тебя к себе в друзья. Ты будешь моим первым придворным. Я поставлю тебя сторожить солнце у самой кладовки!.. Ты согласен?

МУРКИЗ. Я думаю, что такой охраны будет вполне достаточно! А мы отдохнём.

ВОРОТИЛО. Отдохнём!..

ШИШИГА. Зайчонок… Ты согласен с тем, что я сказала?.. (Огляды- вается.) Зайчонок!.. Ты где?.. Зайчонок!..

МУРКИЗ. Он, наверное, спрятался и хочет, чтобы мы его нашли…

ШИШИГА (что-то заподозрив). Спрятался?!.. А!.. Ключ!.. От кла-довки!.. Пропал!.. Солнце!.. Он украл у нас солнце!.. Скорее! В погоню! Догнать! Отнять!.. Ж-ж-живо!..

МУРКИЗ. Ну вот!.. Разве его догонишь?!

ВОРОТИЛО. И не отнимешь!..

ШИШИГА. А!.. Обманул!.. Скорее!.. (Подталкивает Воротило и Муркиза.) Скорее! Он обманул нас!.. В погоню!.. В погоню, пока я не уж-жалила вас своим ядовитым зубом! В погоню!.. (Выхватывает кинжал.)

МУРКИЗ. Ну вот!.. Побежишь туда – погибнешь, останешься здесь – тоже погибнешь. Что делать?.. Лучше уж туда!.. Может, там ничего и не случится.

ВОРОТИЛО. Проклятье! Придётся бежать!

ШИШИГА. Быстрее!.. Ленивые, трусливые, глупые!.. (Толкает, бьёт кота и медведя. Они неохотно уходят. Шишига за ними).

Появляются Чип и Кукоша. С трудом тащат сундук.

КУКОША. Отнесём на самое высокое место этот сундук, откроем его и выпустим солнышко.

ЧИП. Я слышу топот.

КУКОША. Это за нами погоня. Надо бежать скорее!.. Понесли вот сюда!..

Скрываются. Через некоторое время выскакивают Муркиз, Во- ротило и Шишига.

ШИШИГА. Я же вам говорила, что косой обманул нас!.. Если бы он был такой сильный, он бы не крал солнце, а просто взял бы его и отнял!..

МУРКИЗ. Какой коварный этот зайчишка!.. Маленький, а такое вытворяет!

ВОРОТИЛО. Проклятье!.. Попадётся он мне ещё раз в лапы, я его сотру в порошок!..

ШИШИГА. Надо поймать его, пока он не выпустил солнце!

МУРКИЗ (принюхивается). Следы ведут туда!

ШИШИГА. Ж-ж-живо! Живо за ним!

Шишига, Воротило, Муркиз скрываются. Появляются Чип и Кукоша.

ЧИП. Какой тяжёлый сундук! Я уже не могу его нести!.. Давай вы- пустим солнышко здесь?

КУКОША. Здесь нельзя! Здесь слишком низко! Шишига снова схватит его и упрячет в кладовку.

ЧИП. Не донесём. У меня нет сил.

КУКОША. Что же придумать? Что же придумать?..

ЧИП. Дерево! Спасены!.. Эй, дерево!.. Ты нас узнаёшь? Это я, зай- чонок Чип, а это мой друг, петушок Кукоша!.. Мы украли у змеи Шишиги солнышко! Оно в этом сундуке!.. Теперь его надо выпустить на самом высоком месте, чтобы уж никогда никто его не достал. Но за нами гонятся змея Шишига, кот Муркиз и медведь Воротило. Задержи их!

ДЕРЕВО. Я тебя узнало, зайчонок Чип! И твоего друга тоже узнало! Проходите!.. А змею Шишигу и всех остальных я задержу!

ЧИП. Спасибо, дерево!..

Чип и Кукоша уходят. Выскакивает Муркиз, за ним Шишига и Воротило.

МУРКИЗ. Вот он! Вон!.. (Бежит и, споткнувшись о поднятые де- ревом корни, падает.) Ну вот!

ШИШИГА. Ж-живо за ним!.. (Падает.)

ВОРОТИЛО. Проклятье!.. (Падает.)

ШИШИГА. Скорее вставайте и в погоню!.. Ж-живо!.. (Встаёт, хо- чет бежать, но падает).

ВОРОТИЛО (тоже встаёт и падает). Проклятье!.. Ну, кто тут на меня?.. Выходи!.. Ну!.. Считаю до одного!.. Три! Два! Один!..

ШИШИГА. А!.. Это нас дерево не пускает!.. Ну подожди!.. Отни- мем у косого солнце, ни одного луча не получишь!.. Сгниёшь здесь, засохнешь! Скорее поднимайтесь!.. Надо бежать кру- гом!.. Ж-живее! Ж-живее!..

Воротило, Муркиз и Шишига отползают от дерева, поднимаются и убегают. Появляются Чип и Кукоша.

КУКОША. Всё!.. Теперь им нас не догнать!.. Можно и отдохнуть как следует. А там и до дома недалеко. Дома отдохнём и в гору полезем… На самый верх заберёмся, как подбросим солнышко! Высоко-высоко!..

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Вы нашли солнышко? Теперь мои птенчи- ки не замёрзнут! Как хорошо!.. (Щебечет.) Хи-хи!..

КУКОША. Это ты, Невеличка?

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Да, это я!.. Хи-хи!..

ЧИП. Ой! Я опять слышу топот!.. Это они!.. Совсем близко!..

КУКОША. Опять они нас догоняют!..

ЧИП. Слушай, Невеличка! Помоги нам!.. Задержи змею Шишигу, кота Муркиза и медведя Воротило.

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Хорошо… Но как?.. Я такая маленькая!.. ЧИП. Как только они появятся здесь, ты перелетай с места на место и щебечи моим голосом: «Я, зайчонок Чип, здесь!» Сможешь?

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Конечно, смогу! Это так просто. Я, зайчонок Чип, здесь!.. Я, зайчонок Чип, здесь!..

ЧИП. Спасибо тебе, Невеличка!.. Пошли, Кукоша!..

Чип и Кукоша скрываются. Появляются Муркиз, Шишига и Во- ротило.

МУРКИЗ (принюхиваясь). Он только что был здесь!

ШИШИГА Смотрите внимательно! Может, он сидит где-нибудь под кустом!

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Я, зайчонок Чип, здесь!.. Я, зайчонок Чип, здесь!..

ШИШИГА. Вот он! Хватайте его! Ж-живо!

Муркиз и Воротило бросаются в сторону, откуда звучал го- лос Невелички.

МУРКИЗ. Здесь никого нет!

ВОРОТИЛО. Никого!

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. А я уже здесь!.. Ловите меня!.. А теперь я тут!.. А теперь тут!.. Ну что же вы?.. Ку-ку!.. Ловите меня!..

Воротило, Муркиз и Шишига бросаются за голосом Невелички из стороны в сторону, пока не падают от бессилия.

ВОРОТИЛО. Проклятый зайчонок!

МУРКИЗ. Я же говорил, что его невозможно поймать!

ШИШИГА. Замолчи!.. Это Невеличка дурачила нам головы.

ГОЛОС НЕВЕЛИЧКИ. Хи-хи!.. Совершенно правильно!.. Это я, птичка Невеличка, обманывала вас!.. Хи-хи!..

ШИШИГА. Подожди, птичка Невеличка!.. Вот отберу у косого солн- це, ты у меня похихикаешь! Всех твоих птенцов холодом по- гублю!.. Воротило! Муркиз! Живее поднимайтесь! В погоню! Теперь он от нас не уйдёт!.. Ж-живее!.. Ж-живее!..

МУРКИЗ. Какой, однако, коварный этот зайчишка!

ВОРОТИЛО. Сотру в порошок!

ШИШИГА. Ж-живо! Ж-живо!!!

Убегают. А Кукоша и Чип уже втаскивают сундук в дом зайчихи Чипы.

ЧИПА. Ах!.. Вернулись!.. Наконец-то!.. Как я волновалась!.. Это что у вас за сундук?.. Что в нём?..

ЧИП. В нём солнышко!.. Мы украли его у змеи Шишиги!

Просыпаются Калашка и Микишка.

КАЛАШКА. Ага! Вернулись! МИКИШКА. А где солнце?.. Достали?!

ЧИП. Здесь солнышко. В сундуке!..

МИКИШКА. Что-то не верится!.. (Заглядывает в сундук.) Ой!.. Ой!.. Ой-ей-ей-ей-ей!.. Помогите!..

Чип закрывает сундук.

МИКИШКА (трёт глаза). Как ярко светит!.. Чуть не ослеп!..

КАЛАШКА. Молодцы!.. Я вас за это награжу. Знаете чем?.. Этим…

Ну ладно, потом придумаем!..

ЧИП. Я слышу топот!

КУКОША. Это опять они!.. Надо что-то придумать, иначе они от- берут у нас солнышко!

МИКИШКА. Кто отберёт?

КАЛАШКА. Не отдам!

КУКОША. За нами гонятся кот Муркиз, медведь Воротило и змея Шишига. Это они украли солнышко. И если мы не придума- ем ничего, они его опять у нас отберут.

КАЛАШКА. Что?! Отберут?! У меня?! У царя Калашки?! Ну, тако- му не бывать!

МИКИШКА. Не бывать!

ЧИП. Не бывать… Они отберут и не спросят!

КАЛАШКА. Посмотрим!.. Где моя пушка?

МИКИШКА. А где моя?

КУКОША. Вон там они стоят!

КАЛАШКА. Прикатить сюда! МИКИШКА. Сюда прикатить!

Чип и Кукоша подкатывают к дому Чипа пушки.

КАЛАШКА. Пушку зарядить!

МИКИШКА. Зарядить пушку!

ЧИП. А я не знаю, как заряжать!

КУКОША. Я тоже не знаю!

КАЛАШКА. Сначала засыпать пороху!

МИКИШКА. А потом закатить ядро!

Чип и Кукоша заряжают пушки. Выскакивают Муркиз, Воротило и Шишига.

ШИШИГА. Вот они где! Попались!.. Воротило, хватай их всех! Ж-живо!..

ВОРОТИЛО. Ну, кто тут на меня?! Поборемся, а может, на кула- ках подерёмся?! Ну!.. Выходи… Считаю до одного!.. Три! Два! Один!..

ЧИП. Лучше уходи отсюда, Воротило!.. Если, конечно, не хочешь, чтобы мы трахнули по тебе из пушек.

ВОРОТИЛО (пятится). Я это… я пошутил… не надо!.. я уйду!.. только не стреляйте!.. Я больше никогда ни с кем не буду драться! Я буду хорошим!.. (Поворачивается и убегает.)

МУРКИЗ. Ну вот. Они на нас с пушками, а мы должны погибать?.. Я тоже пошутил!.. Извините!.. Я тоже исправлюсь!.. (Убегает.)

ШИШИГА. Трусливые! Глупые!.. (Выхватывает кинжал.) Но меня ты больше не обманеш-шь, зайчонок Чип!..

КАЛАШКА. Ага!.. А ты, значит, не хочешь убегать?.. Тогда, по змее, огонь!

МИКИШКА. Огонь по змее!

Звучит залп. Шишига исчезает.

ЧИП. Ура!.. Победили!.. Победили!..

КУКОША. Ку-ка-ре-ку-y!.. Победили!.. Ку-ка-ре-ку… ЧИП. А теперь давайте выпустим солнышко.

КУКОША. Заберёмся на самую высокую гору и подбросим его вы- соко-высоко, чтобы уже никто не смог его достать и запря- тать!

КАЛАШКА. Ага! Не-е-ет!.. Не отдам! Моё солнышко!.. (Хватает сундук.)

МИКИШКА. Почему это твоё?.. Моё!.. (Хватает сундук.)

КАЛАШКА. Ах, так!

МИКИШКА. Да, так!

КАЛАШКА. Не хочешь, значит, отдавать?

МИКИШКА. Ни за что!

КАЛАШКА. Ну, я тебе сейчас покажу!.. (Засучивает рукава.) МИКИШКА. А я тебя сейчас так отделаю!

Дерутся.

КУКОША. Мы с таким трудом отобрали у Шишиги солнышко, а они опять хотят, чтобы оно лежало в сундуке? Чтобы опять было темно и холодно?.. Чип! Бери сундук!.. Пока они будут драться, мы заберёмся высоко-высоко на гору и выпустим солнышко!

ЧИП. Берём!..

Уносят сундук.

ЧИПА (им вслед). Осторожно!.. Не сорвитесь с горы!..

КАЛАШКА. Ах!.. Опять шишку набил!

МИКИШКА. Ох!.. Снова нос своротил!

КАЛАШКА. Скажи спасибо, что я устал!..

МИКИШКА. А ты скажи спасибо, что я из сил выбился!

КАЛАШКА (оглядываясь). А где же сундук с солнцем?!

МИКИШКА. Опять украли!..

КАЛАШКА. A!.. Какие мы глупые!..

МИКИШКА. О!.. Зачем дрались?!

Поднимается солнце.

ЧИПА. Солнышко!

КАЛАШКА. Солнце!

МИКИШКА. Солнце!

Выходят Чип и Кукоша.

СОЛНЦЕ. Спасибо тебе, зайчонок Чип, и тебе, петушок Кукоша! Вы не испугались трудностей и опасностей, чтобы освободить меня!.. Вы правильно сделали, что выпустили меня на самой высокой горе! Теперь никто никогда не достанет меня на небе! Ни одна пушка не собьёт! И я никогда больше не попаду в руки змеи Шишиги! Спасибо вам!

КАЛАШКА. А нам?

МИКИШКА. Да! А нам – «спасибо»?

СОЛНЦЕ. А вы, царь Калашка и царь Микишка, если не помири- тесь, попадёте ещё в какую-нибудь беду!..

КАЛАШКА. Не-е-е!.. Я больше воевать не хочу!.. Хватит! Надое- ло!..

МИКИШКА. Я тоже!.. Лучше буду кисель морковный пить да на печи лежать!

КАЛАШКА. Мир!

МИКИШКА. Мир!

Пожимают друг другу руки.

СОЛНЦЕ. И отныне за смелость и находчивость зайчонок Чип бу- дет называться – храбрый и умный зайчонок Чип!

КУКОША. Ку-ка-ре-ку!.. Храбрый и умный зайчонок Чип!.. Ку-ка- ре-ку!.. Заяц Чип – храбрый и умный! Ку-ка-ре-ку!..

ЧИП. Да?.. Я теперь храбрый и умный?.. Ура! Я теперь храбрый и умный, как мой дедушка!.. Ура! (Поёт.)

I

…Белёсая пелена тумана плотно застилала всё вокруг. Александр Рогов сидел за т-образным полированным столом, напряжённо всматривался в эту пелену и пытался определить, где он находится. – «Лес? Откуда тогда стол?.. Квартира? Почему нет ни стен, ни потолка?..»

Вдалеке что-то чернело. – «Дыра, что ли?..» – Рогову почему-то стало страшно. – «Это же дверь! Дверь!..» – обрадовался он.

Дверь была обита чёрным дерматином.

Резко подпрыгивая и медленно опускаясь, «проскакал» свет- ло-коричневый куб с никелированной ручкой.

Совсем близко проплыл жёлтого цвета лоскут. Бахрома, окайм- лявшая его, трепетала, будто плавники у морского ската.

Откуда-то сверху на стол посыпались небольшие (в такие упа- ковывают в аптеках порошки) бумажные пакетики. Рогов стал под- гребать их к себе и разворачивать. Каждый пакетик оказывался свёрнутой десятирублёвкой. – «Вот повезло!.. Повезло!..»

«Гу-у», – загудел за дверью низкий угрожающий звук. Посте- пенно повышаясь, он поднялся до невыносимо пронзительной ноты. У Рогова закололо в ушах. Он прикрыл уши ладонями, но это не помогало. Рогов хотел встать из-за стола, чтобы найти и заглушить источник этого колющего звука, но тут дверь распахнулась, туман стремительно начал рассеиваться, звук с высоты пронзи- тельной ноты сполз до басов и пропал совсем…

Рогов отчётливо увидел, что сидит он в каком-то кабинете. Жёлтый лоскут с бахромой оказался вымпелом c надписью «За лучший товарищеский суд», скачущий светло-коричневый куб с нике- лированной ручкой – небольшим сейфом, а вместо десятирублёвок на столе лежали пухлые, потрёпанные папки с бумагами…

Где-то несколько раз щёлкнуло, и в кабинет вошла старушка в чёрной старомодной шляпке. Поправляя то и дело очки с силь- но увеличивающими линзами, старушка молча смотрела на Рогова. Он не выдержал:

– Чего вам?

Старушка заволновалась.

– Чего вам? – повторил Рогов. Старушка отрывисто заговорила:

– Простите!.. Может, моя просьба будет несколько странной… Я живу в крупногабаритной квартире… Шестьдесят четыре ква- дратных метра… Комнаты очень светлые, кухня просторная, боль- шой коридор… Туалет и ванная раздельные… Есть горячая вода… Телефон… Как видите, все удобства… Да, второй этаж!..

«За кого она меня принимает? Я кто – начальник ЖЭКа?.. Ну-ну, интересно!» – Рогов стал ждать, что ещё скажет старушка, но она внезапно замолчала. – «Склероз, что ли, у бабки?»

– Большая квартира, второй этаж, что дальше? – подсказал Ро- гов.

– Ах!.. Ну да!.. – встрепенулась старушка. – Простите!.. Так вот, я живу в этой огромной квартире одна… Столько лишней жилпло- щади!.. Нельзя ли меня переселить в однокомнатную, а мою квар- тиру отдать тем, кто очень нуждается?

«Чокнулась бабка!»

– Хорошо, не беспокойтесь, дадим команду, подыщем одно- комнатную.

– Спасибо!.. Я понимаю, в нашем городе с жильём трудно, мно- гие семьи ютятся по три-четыре человека в комнатке, а я в такой квартире одна!.. Когда был жив мой сын, Федя, – голос старушки дрогнул, – думала, женится, будет семья, дети… – она сдвинула очки на лоб, заслонила ладонью лицо и тихонько всхлипнула.

«Ну вот! Сейчас начнётся!..» – Рогов откинулся на спинку кресла.

– Простите… – Пересилив себя, чтобы не разрыдаться, старуш-

ка вытерла набежавшие слёзы, опустила очки и, с трудом выгова- ривая слова, продолжила: – Квартиру… можно в любом районе… только одна просьба… если дом без лифта, не выше второго этажа… мне тяжело будет… ноги…

– Найдём! Со всеми удобствами! Не выше второго этажа… – говорил Рогов, а сам прикидывал в уме, кому можно будет «толкнуть» квартиру старушки. Перебрав всех знакомых, остановился – «Странно, откуда я его знаю?!» – на Финееве. – «Живёт на окраине города, в однокомнатной, рядом с домом – продовольственный, – бабке будет как раз!.. Только вот квартира у него на четвёртом эта- же и дом этот без лифта…» – Рогов взглянул на отёкшие ноги старушки – «Ничего, как-нибудь влезет!» – и стал думать над тем, как провернуть эту операцию с обменом и сколько содрать с Финеева за услугу.

– …но чтобы это были люди, которые нуждаются в такой квартире! Очень нуждаются! – продолжала старушка. – Знаете, как они будут счастливы!.. У детей своя комната, у дедушки и бабушки тоже свой угол… На кухне устанавливается большой стол, и они всей семьёй могут ужинать, обедать!.. – глаза старушки засияли.

«Можно содрать с Финеева не меньше тысячи… Только бы не упустить эту полоумную бабку!»

Рогов, не вслушиваясь в то, что ещё говорила старушка, улыбался, тряс головой, а когда старушка собралась уходить, проводил её до двери и любезно распрощался. Закрыв дверь, бросился к сто- лу, чтобы позвонить Финееву, но пришлось отложить, – в кабинет вошёл парень лет двадцати и что-то начал бормотать.

– Ты громче, громче! Ничего не слышно! – крикнул Рогов. Па- рень откашлялся, словно пытался вытолкнуть из горла что-то, мешавшее говорить громко, и снова еле слышно забормотал. До Рогова доносились обрывки фраз.

– …в другой город работать… временно… вернулся… неожиданно умерла мать… не успел прописаться… умерла… утратил пра- во на жилплощадь… я здесь жил… не прописывают… у меня нико- го нет…

Рогову хотелось поскорее выпроводить парня.

– Ничем помочь не могу! – сказал он твёрдо.

Парень потоптался на месте, полез было в карман пиджака, но, смутившись чего-то, повернулся и вышел.

«На лапу, что ли, хотел дать? Ну-ну!» – Рогов хмыкнул. – «По- стеснялся». – Он протянул руку к телефону, чтобы набрать номер Финеева, но телефон как-то резко зазвонил и… Рогов проснулся.

Звонил телефон. Рогов снял трубку:

– Алло.

Из трубки, словно откуда-то издалека, донёсся лёгкий плеск набежавшей на берег волны.

– Алло… – зевая, повторил Рогов, но, больше ничего не услышав, положил трубку. Посмотрел на будильник. Было семь часов.

«Странный сон… Бабка с квартирой… парень… я – начальник ЖЭКа… Финеев какой-то…»

Рогов повернулся на левый бок и вздрогнул от неожиданности: рядом с ним, лицом к стене, спала женщина.

«А-а-а! – тут же вспомнил Рогов. – Со вчерашней свадьбы…» – и лёг на спину.

Не спалось.

«Идиотский звонок!»

Рогов повернулся на правый бок и стал рассматривать лежавшую в беспорядке на стуле женскую одежду.

«Один ширпотреб!»

Капроновые колготки в нескольких местах были грубо зашиты. Ручка на женской сумочке вся потрескалась и походила на ссохшу- юся змеиную чешую. Рогов приподнялся, взял сумочку, раскрыл её. Ничего, кроме губной помады, зеркальца, туши для ресниц и двух талонов на автобус, в сумочке не было. Он бросил её на пол.

«Подцепил я вчера подругу!»

Вспомнил, как, уже уходя со свадьбы, подсел к столу, за кото- рым сидела эта женщина, и подмигнул ей.

– Ну что? Как будем жить дальше? Женщина пожала плечами.

– Напилась, что ли? – улыбаясь, спросил он.

– Ага… – как-то беззащитно ответила она и тоже улыбнулась.

– Ну ладно. Пошли. Делать здесь больше нечего.

Женщина поднялась из-за стола. Её качнуло в сторону. – Ой! – она рассмеялась.

Рогов протянул руку. – Держись.

Женщина доверчиво приняла его помощь. – А куда мы пойдём?

Он бесцеремонно, как это всегда делал, посмотрел на женщину.

– Рыбу ловить умеешь?

– Не-е-ет, – виновато улыбаясь, ответила она.

8) Ну, идём, я тебя научу…

Вспомнив всё это, Рогов поднялся, хотел разбудить женщину, но передумал. – «Сама встанет».

Приняв душ, одевшись, позавтракав, он заглянул в комнату. Женщина всё ещё спала. Рогов уложил в дипломат бутылку коньяка и бутылку водки и, закрыв его на ключ, отнес в прихожую. Вер- нувшись в комнату, стал будить:

– Вставай, вставай!..

Женщина повернулась на спину, виновато захлопала глазами, стыдливо потянула одеяло к подбородку.

– Крепко спишь!.. Давай, мне пора на работу.

– Можно… я… мне надо одеться… – краснея от смущения, про- говорила женщина.

– Помочь?

– Нет, нет! Я сама! Не надо!

– Ну-ну. Давай.

Рогов вышел из комнаты. Выждав секунд десять, вошёл.

– Оделась?

– Нет! Я ещё нет! – вскрикнула она, закрывая груди руками.

– А-а… Ну, извини… – Рогов вышел из комнаты. В отражении на открытой застеклённой двери стал наблюдать, как женщина то- ропливо застегнула бюстгальтер, надела колготки, юбку, кофту.

– У вас не будет расчёски?

Рогов взял с вешалки старую массажную щётку.

– Лови!

Женщина с трудом поймала щётку, кое-как расчесала ею свои густые волосы, перетянула их сзади резинкой.

– Всё? – Рогов в упор посмотрел на женщину.

– Всё, – тихо ответила она, потупив глаза.

– Могла бы и постель убрать.

– Ой!.. Извини… извините! – женщина торопливо начала за- правлять постель.

– Ладно, не надо, я сам потом уберу… Жрать хочешь? – спросил Рогов, нарочито нажимая на слово «жрать».

– Нет… Спасибо…

– Ну, как хочешь!.. А в туалет?

– Не хочу.

– А чего ты краснеешь? Девочка, что ли?

– Можно я пойду?

– Подожди! – Рогов выудил из заднего кармана брюк свёрнутую в квадратик десятирублёвку. – Возьми. На колготки.

– Спасибо. Не надо.

– Бери! Не будешь же ты всю жизнь штопаные носить!

– Мне надо идти, – твёрдо сказала женщина.

– Ну, как хочешь…

Они вышли из дома, молча дошли до автобусной остановки.

– Тебе на каком?

– На пятнадцатом, – еле слышно ответила женщина.

– А мне на этом. – Рогов улыбнулся, тряхнул курчавой головой. – До встречи!

– До свидания… – с трудом проговорила женщина и опустила глаза.

«Забыл спросить, как зовут», – подумал Рогов и хмыкнул.

Рабочий день в Доме культуры Рогов начал, как и всегда, с того, что устроил на своём рабочем столе деловой беспорядок: достал из ящиков стола папки, журналы, бумаги и разбросал их по столу. После этого раздёрнул шторы на окне и открыл форточку. Посмо- трев на стол, за которым должна бы уже сидеть к этому времени Валериана Павловна, усмехнулся и вышел из комнаты.

Поднялся в кафе, поздоровался с буфетчицей и поварами. Заглянул в каморку к художнице, проверил, как делается рекламный щит для эстрадного концерта.

От художницы – в бухгалтерию. В ответ на «здравствуйте» Рогова главбух наклонился и стукнул костяшкой на счётах, будто зачёл роговское «здравствуйте» в счёт зарплаты.

Из бухгалтерии Рогов вернулся к себе в комнату. Валерианы Павловны ещё не было. – «Опаздывает Валерьянка! Придётся про- читать лекцию об экономии рабочего времени!» – (На прошлой неделе, в пятницу, Рогов опоздал на работу, и Валериана Павлов- на заметила: «Опоздание – дурной тон для человека, работающего в учреждении культуры! Надо дорожить, дорогой мой Саша, рабочим временем! Каждой минутой дорожить!»)

– Теперь ты у меня будешь дорожить каждой минутой! – про- изнёс вслух Рогов. Представив, как Валериана Павловна проглотит его замечание, весело улыбнулся, взял дипломат и хотел было идти к директору, но тут зазвонил телефон. Рогов снял трубку:

– Алло.

И снова, как утром, из трубки, словно бы откуда-то издалека, донёсся плеск набежавшей на берег волны.

– Алло! – крикнул Рогов. – Я слушаю! Плеск волны чуть усилился.

Рогов положил трубку, выглянул из комнаты и, убедившись, что в коридоре никого нет, прошёл к директору.

– Как свадьба? Заработали? – директор сидел за столом и акку- ратно вычерчивал красным карандашом квадраты.

– Всё в порядке, – Рогов подошел к тумбочке, стал открывать дипломат.

– Драки не было?

– Нет, – Рогов открыв дипломат, достал водку, коньяк и поста- вил их в тумбочку.

– А чего? Мало народу было или выпивки?

– Да нет, всего было навалом, – Рогов щёлкнул замком дипло- мата.

– А в наше время свадьба без драки – это не свадьба. – Дирек- тор отложил карандаш, взял ручку и, придерживая мизинцем левой руки лист, аккуратно начал вписывать в квадраты названия меро- приятий Дома культуры на следующий месяц. – Реклама на концерт готова?

– Почти.

– Зайдёшь перед обедом, отвезёшь план в типографию.

– Ага… – Рогов кивнул головой и вышел из кабинета. Валерианы Павловны всё ещё не было.

«Мало ей выходных, ещё и понедельник прихватила!.. Хоро- шо устроилась!.. Будет завтра: «Давление! Сердце! Голова!» – Рогов посмотрел на телефон. – «Не она ли звонила?.. Проверяет: во- время ли я пришёл на работу… А вот мы сейчас узнаем, как ты болеешь!»

Он снял трубку и набрал номер телефона Валерианы Павловны.

– Алло!.. Валериана Павловна?.. Здравствуйте!.. Что, приболе- ли?.. Давление?.. А, сердце… Скорую вызвать?.. А в магазин за про- дуктами?.. Ну, выздоравливайте, а то тут без вас работа останавли- вается! – Рогов хмыкнул, тряхнул головой. – До свидания!

«Больная! Сидит в кресле, книжки читает… „Лермонтов – страсть всей моей жизни!“ И чего её директор держит?.. Ну, была любовница когда-то! Теперь что, всю жизнь у неё на поводке бе- жать?.. Баран! Нашёл красавицу на пятнадцать лет старше себя!»

Рогов взглянул на часы.

«Пора по магазинам!»

Когда надевал куртку, зазвонил телефон.

И опять Рогов услышал в трубке плеск набежавшей на берег волны. Спросив, кто звонит, бросил трубку на рычаги. – «Не сра- батывает, что ли?»

Каждый понедельник Рогов делал обход магазинов. Начинал с книжного. Из того, что ему оставляла заведующая, брал только те книги, которые можно было перепродать в несколько раз дороже. Прежде чем идти к заведующей, он поздоровался с продавщицами. Обратил внимание на новенькую в букинистическом отделе. – «Ничего. Можно как-нибудь на рыбалку пригласить…»

Из последнего поступления заведующая предложила один лишь

«Атлас пород собак».

– Больше ничего не смогла отложить, книголюбы следили, – оправдывалась она.

– Ну ладно. Заверни… – Рогов достал пригласительный, протянул его заведующей. – Двадцатого будет хорошая эстрадная группа.

– Грохоту опять!.. – поморщилась она.

– Нет, группа хорошая.

Заведующая сунула пригласительный в сумочку и начала упа- ковывать в плотную бумагу «Атлас».

Расплатившись за «Атлас», попрощавшись с заведующей, Рогов вышел в зал магазина. Проходя мимо букинистического отдела, ещё раз посмотрел на новенькую.

– Ну что, рыбу ловить умеешь?

– Не знаю… – ответила продавщица, не понимая, почему Рогов спрашивает её об этом.

– Хочешь, научу?

Продавщица пожала плечами.

– Ну смотри… Подумай… – Рогов ухмыльнулся, тряхнул головой. Выйдя из магазина, мысленно выругался. Но эта ругань была не в адрес новенькой продавщицы, а в адрес заведующей. По дороге в парфюмерный придумал, как отыграется на ней. – «Сказать билетёрше, чтобы не пропускала никого по пригласительным без моего разрешения. Заведующая кинется ко мне: „Саша, там что-то не пускают“. „Извини, сегодня по пригласительным нельзя, проверка из ОБХСС“».

Рогов злорадно хмыкнул. – «У вас проверка и контроль, и у нас тоже будет проверка и контроль. А то хорошо устроилась! Дурачка нашла!» – Он так увлёкся своей «местью», что не заметил, как про- шёл парфюмерный магазин. Это тоже была статья дохода. За те же пригласительные на концерты заведующая парфюмерным снабжала Рогова дефицитным товаром. Здесь «навар» был в три раза больше, чем на книгах.

Возвращаясь назад к магазину, Рогов встретил Ваню Черняка. Одно время они играли на халтурах, но из-за того, что Ваня частенько напивался, особенно на свадьбах, Рогов старался с ним не связываться.

Поздоровались. Ваня, поглаживая свои чёрные, «макаронные», как их называл Рогов, усики, жмурился, словно кот на солнышке. До Рогова донёсся запах перегара.

– Гуляешь? – Рогов брезгливо поморщился (терпеть не мог пью- щих!)

– А чего?.. – Ваня добродушно улыбнулся. – Настроение есть, «чирики» есть, сестрёнкам посылку отправил. Гуляю!

– Ну-ну… – Рогов тоже улыбнулся. – Гуляй, гуляй.

К Ване подошли чем-то глубоко расстроенные дружки. Пошеп- тавшись с ним, направились в сторону рынка. Ваня, попрощавшись с Роговым, заторопился следом за ними.

«Эх, Ваня, Ваня! Какой уже год халтуришь и не можешь даже одеться как следует! Я кооператив построил, машину купил, гараж и ещё деньги есть на две машины, а ты всё сестрёнкам посылаешь!.. Эх ты, баран с макаронными усами! Сестрёнки вырастут, повыскакивают замуж, и никому ты не будешь нужен!..»

Рогов подошел к парфюмерному. – «Какое-то подозрительное спокойствие…» – Парфюмерный был закрыт на учёт. – «Что за не- везение!» – Рогов готов был уже выругаться, но, вспомнив кислые лица Ваниных дружков, усмехнулся. – «Пришли за одеколоном, опохмелиться, а тут бекар!..»

Узнав, до которого часа магазин будет закрыт, Рогов поспешил на работу, – пора было везти в типографию план мероприятий Дома культуры.

Заскочив к себе в комнату и спрятав «Атлас» в стол, Рогов про- шёл к директору.

Директора в кабинете не было. Рогову показалось, что план ещё не готов – «Э-э! Теперь до завтра!», – и он вернулся в комнату. Усевшись поудобнее, выдвинул ящик стола, развернул «Атлас» и, не вынимая его из ящика, стал просматривать.

«Хорошо оформлен… Цветные фотографии, бумага… Кому предложить?.. Директор недавно купил пуделя, а здесь и как стричь их, и как кормить… Намекну, что видел у одного „жука“ книгу о собаках. Если попросит достать… – Рогов задумался. – Принесу „Атлас“ я, Юрьич возьмёт его, как подарок… Нет, пусть притащит Стас… За чирик, как говорит Ваня, этот „Атлас“ и сторгуем». – Рогов завернул «Атлас», задвинул его поглубже и закрыл ящик на ключ. – «Сегодня и заброшу удочку. А в четверг Стаса подошлю…»

В комнату заглянула кассирша. Сверкнув золотыми фиксами, спросила, где Валериана Павловна.

– Давление… Сердце… – многозначительно ответил Рогов. Кас- сирша кивнула головой – мол, как жаль! – и ушла.

«Чего это фиксатая здесь делает в свой выходной?.. Так про- сто не придёт… Уж не пришло ли подтверждение на концерт? То- то Юрьич про рекламный щит спрашивал… Если подтверждение пришло, с завтрашнего дня будут продаваться билеты. Фиксатая, как всегда, хапнет часть билетов якобы распространить, а сама продаст их через кассу… Хорошо устроилась! То-то её палкой из кассы не вышибешь. Зарплата чуть больше, чем у уборщицы, а имеет машину, участок, кооператив. Не надо ни на какой Север ехать на заработки!» – Рогов взглянул на часы. – «В одиннадцать открывается ювелирный. Надо сбегать!»

Он уже выходил из комнаты, когда раздался телефонный звонок. Решив, что звонят по делу – «Может, халтура какая?» – Рогов вернулся.

«Алло!» – хотел было сказать он, взяв трубку, но, вспомнив за- гадочные утренние звонки, передумал и стал ждать, когда звонивший заговорит первым. Рогову показалось, что он слышит дыхание звонившего и даже, как стучит у того сердце.

– Ну что, будем молчать? – не выдержав, спросил Рогов. Ответа не было.

Рогов бросил трубку на рычаги. Она несколько раз, словно уко- ризненно, качнулась.

Вернувшись из ювелирного магазина ни с чем (привоза новых изделий не было), Рогов поднялся на второй этаж, в кафе. Обед на- чинался с двенадцати, но для своих чуть раньше. Успеешь к этому времени – вкусно и без толкотни поешь.

В углу, за столиком, ковыряя вилкой салат, сидел директор.

«Принял уже…» – определил Рогов, глядя на раскрасневшееся лицо директора.

– Саша, – позвал директор. – Отвёз план?

– А что? Он готов?

– Я же тебе сказал: отвези до обеда. Давай, мигом, успеешь!

Надо было ехать в типографию. – «Опять пообедаю не вовре-мя!» – Рогов следил за своим здоровьем и старался завтракать, обедать и ужинать строго в определённое время. – «Идиот!» – ругал он директора, спускаясь по лестнице. – «Задолбал своим планом!.. Работает один кружок кройки и шитья, а понаписано на целую афишу!» – Одеваясь, разозлился на директора ещё больше. – «Нет, ты у меня за чирик „Атлас“ не получишь! Слишком хорошо будет за чирик!..»

В типографию Рогов опоздал – у них начался обед. Пришлось вернуться назад. В кафе уже было не протолкнуться, все хорошие блюда разобраны. Рогов всё же решил пообедать. Молочный суп напоминал жиденькую подбелённую водичку, мясные биточки – нечто хлебно-рыбнообразное, попробовав кислый «напиток фруктово-ягодный», он вылил его в тарелку.

«Мне-то могли и получше дать!» – Рогов с ненавистью смотрел на буфетчицу – «Жопа в чепчике!» – а в голове автоматически шёл подсчёт, сколько буфетчица зарабатывает за день. – «Самые большие башли от продажи водки. Обслуживает только проверенных клиентов… Да, только на этом и имеет, больше здесь зарабатывать не на чем… Кооператив строит, сыну машину взяла…»

Рогов вышел из кафе, раздражённый плохим обедом. Обычно после него он спускался в подвал (там у него была маленькая ком- натка) и с полчаса-час занимался на валторне, но сегодня всё сдви- нулось – надо было снова везти план в типографию.

И вновь, перед тем, как Рогову уходить, зазвонил телефон. —

«Кто это издевается с самого утра?!» – Он всё же подошёл к теле- фону, приподнял трубку, подержал её над рычагами – «Послушать, нет?» – и бросил.

По дороге в типографию Рогов перебирал всех, кто бы мог зво- нить. – «Тамара? Четыре года не виделись… Может, Стас? Я над ним издеваюсь на репетициях, а он надо мной решил телефонными звонками?.. Если бы Юрка, звонки были бы междугородные… Ленка? Ума не хватит. Да и зачем ей!..» – Вернувшись из типографии, он решил позвонить Стасу.

– Да, алло, – послышался голос Стаса. – Я слушаю! – Стас дунул несколько раз в трубку. – Алло! Я не слышу! Перезвоните! – и положил трубку.

Рогов набрал номер его телефона ещё раз.

– Алло! – снова послышался голос Стаса. – Я слушаю!.. Вас не слышно!.. Ну, чего молчите в тряпочку? – в трубке послышались короткие гудки.

«Не нравится?! Мне тоже!» – Он хотел позвонить Стасу ещё раз, сорвать на нём свою злость, но передумал. – «Чем я занимаюсь?! Ну и пусть звонят! Мне какое дело? Что я себе нервы треплю?!»

Он спустился в подвал поиграть на валторне. Но то ли мундштук стал не подходить, то ли губы сегодня были не слишком упругими, то ли дыхание неровным, – звук на валторне извлекался или киксующим, фальшивым, или дребезжащим. Промучившись с полчаса, Рогов зачехлил валторну и запер её в шкаф.

«Что случилось? Не заболел ли я?» – Он посмотрел на себя в зеркало, высунув язык. – «Нет, всё вроде бы в порядке».

Поднявшись из подвала, Рогов заглянул в кабинет директора, чтобы забросить удочку насчёт «Атласа пород собак». Директор собирался уходить.

– Отвёз план? – увидев Рогова, спросил он.

– Всё в порядке.

– Взяли?

– А куда они денутся!

– Кто будет спрашивать, я уехал… – директор на мгновение за- думался, – уехал в облсовпроф.

Рогов притворился, что поверил. – «Знаем мы этот облсовпроф! Сейчас домой и завалишься спать до вечера…»

– Да, забыл, вы, кажется, пуделя купили?

– Купил.

– Сегодня у одного «жука» видел книжку о собаках. Как уха- живать за ними, как стричь… Не нужна?

– Уже есть, – директор достал из стола «Атлас». – Кассирша по- дарила.

Рогов взял «Атлас», полистал его.

– Хорошая книга.

– Цены нет! – с восторгом произнёс директор, взял у Рогова «Атлас» и аккуратно положил в портфель.

«Ну, фиксатая!.. – ругал кассиршу Рогов. – Знаю, знаю, зачем ты подарила эту книжку! Чтобы Юрьич дал тебе заработать на билетах. Ну, я тебе устрою! Ты у меня заработаешь, фиксатая!»

Попрощавшись с директором, Рогов кинулся звонить Валериане Павловне. План расправы с кассиршей был прост: Валериана Павловна пойдёт завтра к директору и билеты эти перехватит. – «Валерьянка тоже не дура заработать! И останется кассирша с большим фа-диезом под своим горбатым носом!»

Телефон Валерианы Павловны не отвечал.

– Больная! Давление у неё! Сердце! – Рогов с силой вдавил ры- чаги. Злость распирала горло. Чтобы как-то успокоиться, он набрал номер телефона Стаса.

– Алло! – послышался в трубке голос Стаса.

Рогов молчал.

– Я слушаю! – громче крикнул Стас.

Рогов продолжал молчать.

– Стукни себе по мозгам трубкой, может, тогда родишь что- нибудь… – нервно заговорил Стас.

– Я тебе стукну! – зло оборвал его Рогов. – Чем занимаешься?

– А! Саня! Здорово!.. Сижу за барабанами.

– Ну-ка! Постучи.

Из трубки послышались монотонно повторяющиеся барабанные дроби и, каждый раз невпопад, удары по тарелкам.

– Ну, как? – спросил Стас. – Пойдёт?

– Баран! Никакого сдвига! Я же тебе объяснял: удар по боль- шому барабану, по рабочему, хэт и тарелка.

Стас хотел что-то сказать в оправдание, но Рогов продолжал:

– По голове тебе надо постучать, тогда, наверное, поймёшь! Ты должен держать ритм, как метроном, а ты вихляешь, как… – он вы- ругался. – Лажово занимаешься!

– Стучу целыми днями! – огрызнулся Стас.

– И ночами надо!.. Чтобы до этой пятницы стучал, как дятел! Я за тебя на свадьбе играть не собираюсь! А не будешь стучать, я лучше Ваню возьму! А ты дрессируйся! Сосунок!

– Да чего ты, Сань… Буду стучать… – начал клянчить Стас.

– Ну ладно, – Рогов заговорил добродушнее. – Завтра приду, проверю, чему ты научился… Редиска есть в теплице?

– Есть.

– Готовь салат! Сметаны не забудь!.. Давай, стучи! – Рогов поло- жил трубку. Не то от предвкушения, что он завтра будет есть салат из редиски, не то от удовольствия, которое Рогов получил, унижая Стаса, но злость прошла и вновь вернулось спокойствие.

Домой Рогов приехал в хорошем настроении. Поужинал. Посмо- трел немного телевизор. Потом, открыв платяной шкаф (шкаф был забит дефицитной литературой), долго выбирал, какую бы книжку полистать, и вытащил свою любимую – «Ювелирные камни».

Всякий раз, когда Рогов брал в руки эту книгу, ему становилось радостно. О каждом из камней он знал почти всё наизусть: ценность, где добывается, как обрабатывается. Он рассматривал царские украшения, любовался фотографиями редкостных алмазов, рубинов, изумрудов. Ему иногда чудилось, как тот или иной драгоценный камень вдруг начинал пульсировать вспышками разноцветных лучей. Он часто воображал себя владельцем всего этого богатства. – «Тут же на несколько миллионов!.. Можно было бы по- жить!..» – Его охватывало блаженство ещё и оттого, что внутри дивана-кровати, на которой он лежал, листая книгу о ювелирных камнях, были спрятаны пачки двадцатипятирублёвок. Казалось, что они, как ковёр-самолёт, могут подхватить и, мягко покачивая, унести в загадочную бирюзовую даль.

Телефонный звонок прозвучал неожиданно, резко, громко. Рогов вздрогнул и, как застигнутый врасплох за своим тайным, тщательно скрываемым ото всех наслаждением, встрепенулся, вскочил с дивана-кровати и сунул книгу в шкаф. Потом только протянул руку к телефону.

«А вдруг опять этот идиотский звонок?»

Телефон звонил так, словно настойчиво требовал: «Сними трубку! Сними трубку! Сними трубку!»

Со злостью дёрнув за шнур, Рогов отключил телефон.

«Теперь звони хоть всю ночь! Звони! Крути диски!» Настроение было испорчено. Рогов схватил телефонный аппарат и задвинул его под диван-кровать, но, почему-то подумав, что звонивший может каким-то образом догадаться о спрятанных там деньгах, отнес аппарат на кухню и поставил на подоконник.

II

Ночью Александр Рогов спал плохо, часто просыпался. Ему то было жарко, он вставал, пил воду, открывал створку окна, то холодно – опять приходилось вставать, закрывать окно, брать полу- шубок и набрасывать его поверх одеяла.

Под утро начал сниться вчерашний сон…

…Когда пелена рассеялась, Рогов отчётливо увидел, что сидит он в том же кабинете. Вон дверь, обитая чёрным дерматином, вот светло-коричневый сейф с блестящей никелированной ручкой, на столе те же пухлые, потрёпанные папки. Всё было на месте, кро- ме вымпела с надписью «За лучший товарищеский суд». Там, где ви- сел вымпел, в стене зияла чёрная треугольной формы дыра.

«Украли! Продолбили стену и украли!.. Заявить в милицию?» – Рогову почему-то показалось, что его будут подозревать в краже вымпела, устроят в квартире обыск и найдут деньги в диване-кро- вати. – «Нет, звонить в милицию не буду».

Где-то несколько раз ударили, будто колотушкой по большо- му барабану, дверь распахнулась, и в кабинет вошла знакомая ста- рушка в той же старомодной шляпке, в тех же очках, только лин- зы ещё больше увеличивали глаза. Как ни неприятно было Рогову смотреть в эти огромные глаза старушки, он никак не мог отвести взгляда. Старушка подошла к столу и как-то очень спокойно и уве- ренно произнесла:

– Надеюсь, вы не забыли о моей просьбе.

– Я помню… Вы вчера приходили… Подыщем… – «Чего я испу- гался? Что я запинаюсь, как сосунок!.. Наглее надо, наглее!..»

– Хотелось бы, – голос старушки звучал теперь сурово и власт- но, – чтобы в мою теперешнюю квартиру вселились только те люди, которые бы действительно нуждались в жилье.

– Конечно… Конечно!.. – Рогову стоило большого труда успо- коиться и заговорить самоуверенным начальственным тоном. Он так вошёл в роль, с такой искренностью принялся заверять, гарантировать, обещать, что старушка всё же поверила ему. Её властные интонации, испытывающий взгляд сменились на дру- жеские.

– В моей квартире было столько хорошего! И надо, чтобы в неё вселились хорошие, порядочные люди, иначе я буду волноваться!.. Квартира, в которой столько прожито, становится, как живое су- щество. И мне очень важно, кто потом будет дружить с ней! Её так легко обидеть! Она ведь безмолвна!..

«Ну совсем чокнулась бабка! Мало того, что отдаёт лишнюю жилплощадь, теперь хочет, чтобы с её квартирой дружили!»

– Хорошо! Постараемся, чтобы квартиросъёмщики… – «Я говорю прямо как настоящий начальник ЖЭКа!» – подумал Рогов. —

…чтобы квартиросъёмщики были нормальными людьми.

Старушка поклонилась.

– Спасибо.

Как-то уж слишком пронзительно посмотрела Рогову в глаза.

– Спасибо.

И вышла.

Рогов, вспомнив о Финееве, хотел тут же позвонить ему —

«И чего я вчера не дозвонился?! Можно содрать такие башли!», – но, как и во вчерашнем сне, ему помешал это сделать вошедший в кабинет парень.

– Здравствуйте… Я приходил к вам… Вы сказали, что нельзя помочь…

– Ты утратил право на эту квартиру. Шесть месяцев не живёшь после выписки, квартиру теряешь, – сказал Рогов, в очередной раз удивившись тому, откуда он это знает.

– Но ведь я… я… приехал и не успел… Я хотел идти, а тут… вне- запная смерть… Кто же знал?

– Надо знать! – Рогов смотрел, как парень беспомощно теребил в руках что-то завёрнутое в газету. – «Молодой… Не понимает, что надо делать в таких случаях… Ну что с него взять? Свадебный халтай – на больше не вытянешь… Отправлю к главному инженеру, пусть ставит его на «круг». – И опять он удивился, откуда мысль о «круге» пришла ему в голову. – «Поставит на «круг»… Полсотни рублей за якобы визит к инспектору райисполкома, сотню – за та- кой же визит в милицию, ещё сто… скажем: нашей паспортистке, и пятьдесят на банкетик… Потом говорим, что ничего не вышло».

– Иди к главному инженеру, скажи, что я поставил тебя на «круг»… – «Баран! Что я болтаю!» – то есть, отдашь ему документы. Потом зайдёшь ко мне.

Парень обрадованно закивал головой.

– Попробуем помочь тебе… Но не обещаю! – Рогов для види- мости принялся рыться в папках. Как только парень вышел из ка- бинета, протянул руку, чтобы позвонить Финееву, но телефона на столе не оказалось.

«Куда же он делся? Только что стоял здесь!.. Вот, и звонит где- то!» Рогов принялся искать телефон по всему кабинету: заглянул под стол, в сейф, отвернул даже край дорожки и заглянул под неё.

Вспомнил, что иногда ставит телефон на подоконник, но и там его не оказалось. Телефонные звонки раздавались то с одной сто- роны, то с другой, самого же аппарата не было видно. Рогов начал метаться по кабинету – «Что за шутки?!» – и… проснулся. Кто-то стучал в дверь и звонил.

Рогов соскочил с дивана-кровати. Постель была переверну- та, будто он всю ночь с кем-то боролся. Накинув халат, сунув ноги в шлёпанцы, Рогов подошёл к двери.

– Кто там?

– Я! – послышался голос Стаса. Рогов открыл дверь.

– Ну ты и спишь! Стучу, звоню!.. Соседи начали выглядывать…

А телефон, что, не работает? Вчера звонил, сегодня…

– Работает, – пропуская Стаса в квартиру, вяло произнёс Рогов. – Я его отключил. Рано спать лёг…

– Отсыпаешься после свадьбы?

– Ага… Чего такую рань?

– Мне вчера звонил Ваня, просил срочно тебе передать: сегодня намечается жмурик на похоронах.

Рогов оживился.

– Когда?

– В двенадцать. Позвони, он ждёт тебя по этому телефону, – Стас протянул Рогову клочок бумаги.

– Посиди на кухне, я сейчас, – Рогов забрал с подоконника те- лефонный аппарат, подключил его в комнате, позвонил Ване.

– Сколько бросают на каждого? – спросил Стас.

– Не знаю, – соврал Рогов. – Ваня ещё точно не договорился… Ты на машине?..

– Да.

– Подожди, я сейчас умоюсь, позавтракаю… Посиди.

– Сань, а где у тебя тот журнал?

– Какой? – донёсся из ванной голос Рогова.

– Да тот… Шведский, что ли?

– Маленький ещё для таких журналов!

– Не, ну правда! Чего ты, Сань?

Рогов вышел из ванной. Обтираясь полотенцем, прошёл в ком- нату, достал из шкафа запрятанный за книгами порножурнал, хотел позвать Стаса в комнату, но передумал и отнёс журнал на кухню.

– На, смотри… За хорошую весть…

Понаблюдав, с каким интересом Стас рассматривает фотографии в журнале, Рогов хмыкнул и пошёл в комнату одеваться.

– Ну? – спросил он, вернувшись на кухню. – Как девочки? Нра- вятся? Стал бы с такими… дружить?

– Ничего… – не отрываясь от журнала, ответил Стас. – Жал- ко, прочитать нельзя, о чём они здесь пишут. Может, советы какие.

– Ты и без советов не тёмный лес!.. Сейчас уже в первом клас- се всё знают, а?

– Ну да! В первом классе! Мне Виталик рассказывал: приходит – это когда он в поликлинике работал – молодая пара; поженились, а что и как друг с другом делать – не знают; пришлось сексопатологу объяснять…