Последние Северы

Глава 1

Начало правления

Восстановление династии Северов происходило в провинции Сирия. Вкратце напомним обстоятельства этого дела. Восстание против императора Макрина, фактического убийцы Антонина Каракаллы, началось в Эмесе, а организатором его стала Юлия Меса, вдова Гая Юлия Авита Алексиана, который был легатом Реции, консулом-суффектом и дуксом при Септимии Севере, а при Каракалле стал проконсулом провинции Азия, сопровождал императора в Месопотамии и стал советником наместника Кипра, где и умер незадолго до описываемых событий в 217 году [Дион Кассий, 80, 3,2].

Юлия Меса имела весьма знатное происхождение. Она была старшей дочерью Гая Юлия Бассиана, первосвященника Храма Солнца в Эмесе. Храм был посвящён сирийскому и арамейскому богу солнца Эль-Габалу (аналог финикийского Баала). Мы знаем, как храм выглядел, по тогдашним монетам. Архитектура храма была полностью греческой. Он был установлен на подиуме, к которому вел лестничный пролет. Вход был обрамлен шестью колоннами, которые поддерживали высокий фронтон. Внутри находился чёрный камень конической формы, олицетворявший бога Эль-Габала. Культ Баала в Эмесе контролировался жрецами-правителями княжества, род которых происходил от арабского шейха Сампсикерама и его сына Ямблиха, (Страбон XVI, II, 10) даже после включения княжества в состав провинции Сирия при Домициане. Так что Бассиан был не только жрецом, но и князем-правителем.

Изображение храма Эль-Габала и чёрного камня на монете

Эмеса в то время во многих отношениях выглядела так, как будто это был типичный греческий город под властью римлян: он перенял достаточно греческой культуры, чтобы считаться полностью эллинизированным. Все надписи, найденные в окрестностях, а их более семисот, написаны на греческом языке, как и надписи на монетах, выпущенных городом. Это не было обязательным условием. В Пальмире, расположенной в 130 км. к востоку, но тесно связанной с Эмесой караванной торговлей, многие надписи были на местном языке. На западе Сидон и Арка чеканили монеты на финикийском языке в том же III веке нашей эры.

Эмеса получила статус римской колонии либо от Септимия Севера, либо от Каракаллы. С 212 года, после принятия Конституции Антонина, все свободные жители города стали римскими гражданами и, таким образом, получили все права. Из гражданской чеканки монет мы знаем, что в Эмесе проводились игры с безупречно греческими названиями: Пифийские и Элейские. То, что известные романисты Ямвлих (вероятно) и Гелиодор (несомненно) были родом из Эмесы, указывает на развитый уровень греческой культуры в этом городе.

Культ Элагабала известен очень плохо, однако ничто из того, что мы о нём знаем, не соответствует тому, что позже продемонстрировал император Гелиогабал. Это был местный культ, давным-давно эллинизированного бога Солнца, странноватый для европейцев, но не более того. Никаких явных отклонений от принятой в империи морали за культом не было замечено. Мы знаем, что когорта эмесенских лучников построила храм Элагабалу, когда разместилась гарнизоном в Интерцизе в Паннонии. В Эль-Кантаре в Египте другое подразделение из Эмесы посвятило храм Солнцу Непокоренному. Гай Юлий Авит Алексиан, дед Гелиогабала по материнской линии, построил алтарь своему «богу предков», когда управлял Рецией. Серия надписей из римского района Трастевере идентифицирует некоего Тиберия Юлия Бальбилла, скорее всего, выходца из Эмесы, как жреца Элагабала. Последняя надпись Бальбилла датируется 215 годом.

И ничего. Никаких нарушений закона, человеческих жертвоприношений, никакого гомосексуального разврата нигде не зафиксировано. Так же, как и никаких попыток миссионерства и экспансии. Вместо этого люди из Эмесы спокойно служат или живут в разных провинциях империи и привозят с собой своего бога. За исключением редких случаев. Так, в правление Адриана некто Луций Теренций Басс, знаменосец когорты III Breucorum, сделал надпись Солу Элагабалу, когда служил в Нижней Германии. Бревки жили и вербовались в Паннонии. Теренций мог быть эмесенцем-одиночкой, служащим в подразделении бревков далеко от дома – что возможно. А мог быть бревком, в силу каких-то жизненных обстоятельств принявшим чужую веру. В общем, он кажется исключением, подтверждающим правило, что эмесенскому богу поклонялись лишь сами эмесенцы. Когда Гелиогабал перенес своего бога в Рим, подавляющее большинство жителей империи за исключением самих эмесенцев и случайных Теренциев, никогда не слышали о черном камне Элагабала. Впрочем, нельзя принижать уровень развития коммуникаций в императорском Риме. Вот второй случай. Надпись, найденная в амфитеатре Тарраконы в Испании, относится ко второй половине 218 года и описывает своего корреспондента как Sacerdos Amplissimus Dei Invicti Solis Elagabali: «Верховный жрец Непобедимого Солнца Элагабала». А ведь Гелиогабал только что стал императором.

К описываемому времени 52 % известных нам сенаторов имели неиталийское происхождение. Менее цивилизованные провинции давали малое количество сенаторских родов. Так, Британия пока не дала ни одного, Мавритании – троих, зато много дали Галлия, Испания, Африка и Восток. Многие из первых сенаторов с Востока, будучи потомками династий упраздненных царств-клиентов, имели давние связи с Римом. К 218 году нашей эры выходцы с востока составляли более половины всех сенаторов провинциального происхождения и около четверти Сената.

В верха римского общества Юлия Меса попала благодаря своей младшей сестре Юлии Домне, которая вышла замуж за основателя новой династии императора Септимия Севера. С тех пор Меса жила в Риме при императорском дворе и там же вышла замуж за сирийца Алексиана, которому родила двух дочерей. Старшая дочь Юлия Соэмия Бассиана вышла замуж за Секста Вария Марцелла. Это был могущественный выходец из всаднического сословия, опять же сириец. Варий происходил из Апамеи и находился на прокураторской службе: около 195/196 года был «прокуратором вод» в Риме, пока Север находился на востоке, потом стал прокуратором Британии после разгрома Альбина в 197 году. Там он остался на два срока (до 202 года). После этого Варий три срока был прокуратором частного имущества императора (rationis privatae) в Риме. В это время он женился на Соэмии и стал отцом будущего императора Гелиогабала (Секста Вария Авита Бассиана). В 208–211 годах Марцелл со всей семьёй принял участие в Британском походе Септимия Севера, так что Меса и маленький Авит/Гелиогабал провели три года в холодном северном Эборакуме. В марте 212 года Каракалла назначил Марцелла на высочайшие должности префекта Рима и префекта претория (212–216 гг.). Впоследствии Марцелл получил сенаторское звание, стал префектом военной казны, легатом легиона III Augusta и президом Нумидии (216–217 гг.). Он явно имел при дворе Северов немалое влияние. Умер он, по-видимому, в 217 году. Саркофаг его был найден археологами в Велитрах, примерно в двадцати милях к юго-востоку от Рима. Альбанские холмы вокруг Велитр были излюбленным курортом для элитных римлян, спасавшихся там от летней городской жары. Марцелл тоже жил там и был похоронен в своем собственном поместье.

Вторая дочь Месы Юлия Авита Мамея вступила в брак с Марком Юлием Гессием Марцианом. Он происходил из финикийского города Арки и тоже занимал различные прокураторские должности. Как мы видим, он тоже был сирийцем или финикийцем, что говорит об устойчивой тенденции правителей Эмесы заключать браки с земляками. Мамея стала матерью будущего императора Александра Севера (Марка Юлия Гессия Бассиана Алексиана).

Сыновья воспитывались матерями при бабушке, то есть, при императорском дворе. К 218 году Бассиан достиг возраста четырнадцати лет (родился в марте 204 года), а Алексиану пошел десятый год (родился 1 октября 208 года). По обычаям семьи, они были посвящены богу Солнца Элагабалу и воспитывались в своей религии. Более того, Бассиан был уже жрецом Элагабала. Сначала это была, видимо, формальность, но, когда Макрин выслал семью в Эмесу, Бассиан реально стал служить в главном храме Элагабала в городе предков. Бассиан был очень красив и изящен, но, как считается, был быстро развращён ритуальными храмовыми оргиями, в том числе, гомосексуальными. Только вот мы, например, в этом сомневаемся. Как мы уже указывали выше, никаких извращений в официальном культе Элагабала до этого не было зафиксировано. Обычный восточный культ. Как, например, обычная сегодня католическая церковь. Там официально категорически запрещён гомосексуализм и любой разврат, но скандалов на эту тему там полно. Да и секты на его базе возникали. То же могло быть и с Бассианом. Нам кажется, что Бассиан сам определил свою судьбу, совершив однажды, как сейчас говорят, каминаут, «почувствовав» себя женщиной. Или это происходило постепенно. И именно Бассиан, будущий Гелиогабал, стал стал основателем той сатанинской секты, которую вывез из Эмесы в Рим вместе с «чёрным камнем» Элагабала. Его секта была принципиально отлична от изначального эмесенского культа. Как к этому отнеслись его мать и бабка, мы не знаем, но эта сторона жизни Бассиана не афишировалась семьёй. Видимо, думали, что перебесится. Между тем, именно эта сторона жизни и стала определяющей в характере будущего императора.

Домна и Меса были очень умными женщинами, начитанными и высоко образованными. Их литературно-философский кружок при императорах Септимии Севере и Каракалле был широко известен. Они покровительствовали тогдашним учёным, литераторам, историкам, юристам. Домна вела значительную часть государственных дел при своём сыне Каракалле, а Меса ей помогала. Она была в курсе всех проблем империи. Учитывая тот факт, что вплоть до 217 года Меса проживала при императорском дворе, можно с уверенностью сделать вывод о наличии большого количества сторонников и клиентов её семьи в армии, чиновничестве и аристократии. После смерти Домны, как мы уже сказали, император Макрин приказал Месе возвратиться на родину в Эмесу, где проживать в отцовском доме. Имущество ей было сохранено. Между тем, за долгие годы жизни при императорском дворе, Меса накопила огромное состояние.

Рядом с Эмесой в Рафанее располагался постоянный лагерь легиона III Gallica. Многие воины этого легиона исповедовали местную религию и часто приходили в храм, где с удовольствием общались с Бассианом. Вряд ли он тогда демонстрировал воинам свои извращения. Часть же воинов легиона были клиентами Юлии Месы и находились под её покровительством. Именно среди воинов этого легиона Меса и запустила слух о том, что её внук Бассиан Гелиогабал в действительности по рождению сын Антонина Каракаллы, ибо Антонин часто посещал ее дочерей, которые были юными и прекрасными, в то время, когда она жила с сестрой во дворце. Воины распространили этот слух, так что он разошелся по всему гарнизону Рафанеи и был с энтузиазмом воспринят воинами и жителями города. 15 мая 218 года гарнизон Рафанеи объявил Бассиана Гелиогабала императором Антонином и отказался подчиняться Макрину как узурпатору и убийце императора Каракаллы. Автором последнего слуха была покойная Домна, от которой его и подхватила Меса. Солдаты охотно приняли эту версию событий 217 года, что и стало основной причиной мятежа. В последовавшей за этим краткой, но ожесточённой гражданской войне, Макрин был разбит и бежал, а его сын и наследник Диадумениан убит.

Новоиспечённый император Антонин (Гелиогабал) с армией вступил в столицу Сирии Антиохию вечером 9 июня 218 года. Он должен был въехать через Восточные ворота, пройти по широкой улице с колоннадами, повернуть направо у Омфала, центра города, и по улице, которая вела вниз к мосту, перекинутому через реку Оронт, попасть в императорский дворец, стоявший на острове. Воины жаждали ограбить богатый город, считая жителей, симпатизирующими Макрину, однако Юлия Меса понимала значение Антиохии, которая на тот момент была единственным реальным центром её власти. Она убедила внука пообещать солдатам по 500 денариев при условии сохранения города в целости. Деньги были выданы, причём часть из них была взыскана с горожан, с радостью пожертвовавших малым, ради сохранения большего. Из Антиохии Антонин (руками матери и бабки) написал в Сенат, приняв императорские титулы, не дожидаясь одобрения Сената, что нарушало традицию, но стало обычной практикой среди императоров со времён Септимия Севера. Официально он стал именоваться «император Цезарь Марк Аврелий Антонин Благочестивый Счастливый Август Гелиогабал». Впредь мы будем называть его Гелиогабалом, хотя, как раз так его римляне не называли, а называли Антонином при жизни и Лже-Антонином после смерти. В соответствии с фиктивным усыновлением Септимия Севера Марком Аврелием, Гелиогабал тоже теперь возводил ряд своих предков вплоть до Нервы и Траяна (см. например: CIL VIII 10347). Направленные в Рим письма провозглашали амнистию для Сената, подтверждали его законы, но осуждали администрацию Макрина и его сына. В первую очередь, Меса, а именно она, видимо, писала это письмо, подчёркивала низкое происхождение Макрина и впервые официально раскрывала его заговор против Антонина Каракаллы, выставляя преступником и узурпатором. Ведь раньше большинство граждан империи и сенат официально считали, что Каракалла пал жертвой мести убийцы-одиночки. Вот фрагмент письма: «Этот человек, которому даже не дозволялось войти в здание сената после объявления о том, что вход туда запрещен для всех, кроме сенаторов, осмелился захватить власть и стать самодержцем прежде, чем сенатором, предательски убив императора, которого был призван охранять» [Дион Кассий. Римская история 79, 1].

Возможное изображение Юлии Месы

В том же письме, «Гелиогабал», то есть, Меса, не скупился на обещания не только воинам, но и сенату и народу (он возвестил о том, что всегда и во всем будет стремиться поступать подобно Марку Аврелию и Августу, последний из которых принял власть также в юном возрасте). Именно это обещание было идеальным для сената, хотя патриции и понимали, что оно вряд ли будет выполнено. Со времён Септимия роль аристократии всё больше переходила к чиновничеству, и тенденция эта была устойчивой.

Кроме письма, Меса отправила сенату памятные записи Макрина и письма последнего к префекту города Марию Максиму с дурными отзывами о сенаторах, надеясь с помощью этих документов вызвать еще большую ненависть сенаторов к Макрину и Марию Максиму и добиться большего расположения к себе.

Между прочим, это письмо Меса поручила отвезти в Рим бывшему центуриону легиона IV Scyphica Клавдию Элию Поллиону, отличившемуся захватом цезаря Диадумениана и срочно получившему за это ранг консуляра. Она явно рассчитывала на этого человека. Как и на префекта легиона II Parthica Публия Валерия Евтихиана Комазона, который стал префектом претория и получил консульские отличия (Ornamenta consularia). Комазон был человеком самого низкого происхождения. В молодости он выступал в Риме в качестве пантомима (Геродиан V. 7. 6; АЖА. Гелиогабал 12. 1), но потом, вероятно, выбрал военную карьеру и начал службу простым солдатом. Возможно, он даже не был римским гражданином, ведь во Фракии, где он служил, не было римских частей. В 193 году за какой-то существенный проступок он был отправлен легатом Фракии на триеры. Однако, тут подоспел переворот Септимия Севера, для которого легат Фракии был врагом. Соответственно, Комазон, как пострадавший от последнего, оказался в числе сторонников Севера. Он сделал блестящую карьеру, получил всаднический титул, и к 218 году был уже префектом легиона II Parthica, а теперь вот стал префектом претория (АЕ 1955,51) и позднее даже консулом 220 года (АЕ 1950, 238) и трижды префектом Рима (Дион. LXXIX, 4,1–2). См. подробнее о его карьере: Kettenhofen Е. Die syrischen Augustae in der historischen Uberlieferung: ein Beitrag zum Problem der Orientalisierung. Bonn, 1979. S. 29 ff.

Дион Кассий характеризует Комазона как лицедея и шута, полностью оправдывавшего своё прозвище «Гуляка». Это явное преувеличение. Комазон был весьма умён и работоспособен, но для Диона он был выскочкой и ни в коем случае не ровней.

Сам же легион II Parthica за предательство Макрина был награжден пышным титулом Antoniniana Pia Fidelis Felix Aeterna.

Поллион стремительно помчался в Рим. Скорее всего, он плыл на быстроходном военном корабле из Антиохии до Брундизия или даже до Остии. В любом случае, он прибыл в Рим уже в середине июня и передал письма в сенат. Возможно, он сам и зачитал их. Именно Поллион должен был проследить за нормальным переходом власти в Риме. Для этого у него были часть преторианцев и часть легиона II Parthica. Гелиогабал (точнее Меса) прислал этим воинам письма с призывом о признании и просьбой поддержать Поллиона. Как отреагировали в Италии на столь ошеломительные известия? Лампридий утверждает, что «все классы были полны энтузиазма». И наоборот, Геродиан говорит, что царило «всеобщее уныние». На самом деле реакция сенаторов была неоднозначной. Без сомнения, большинство, подобно Кассию Диону, держали свои взгляды при себе и со всем соглашались. Большинство сенаторов не любили Макрина, но они ненавидели и Каракаллу. А ведь Гелиогабал был представлен как сын Каракаллы. Кассий Дион говорит, что они были охвачены страхом. У многих были на то веские причины. Реакция народа неизвестна, но судя по всеобщей любви к Каракалле, она должна была быть одобрительной.

Как бы то ни было, сенаторы признали Гелиогабала императором и сыном Каракаллы. В середине июня 218 года Гелиогабала провозгласили консулом. При этом вторым консулом остался, не воспринимаемый сенатом, а значит безопасный, бывший префект претория Марк Оклатиний Адвент, находившийся в Риме, куда его направил ещё Макрин. Таким образом, один консул теперь находился в Антиохии, а другой – в Риме, хотя, реально там «рулил» человек Месы Поллион.

Чтобы заручиться поддержкой широких кругов населения, сенат обожествил покойных Каракаллу, пользовавшегося большой популярностью, и Юлию Домну, а Юлия Меса и Юлия Соэмия получили высший титул «августа», как когда-то Домна. Имя же Макрина было вычеркнуто Сенатом из всех документов и предано проклятию (поэтому императорские артефакты Гелиогабала свидетельствуют, что документально он наследовал власть напрямую от Каракаллы, а никакого Макрина как бы и не было).

Ещё до 13 июля 218 года Сенат назвал 14-летнего подростка Гелиогабала «отцом отечества» (pater patriae). 14 июля он был принят в коллегии всех римских священнослужителей, включая коллегию понтификов, где получил высшую должность «Великого понтифика» (pontifex maximus) [Дион Кассий. Римская история 79, 1, 8]. Таким образом, Гелиогабал стал верховным жрецом Римской империи. Раньше это была довольно дежурная должность, но не теперь. Скоро Рим это почувствует.

В общем, Поллион вполне успешно справился с задачей установления новой власти в Риме, после чего вновь срочно понадобился Месе. Считается, что ещё по пути в Италию Поллиону было поручено разобраться с неприятностями в Вифинии. Мы не знаем природы этих беспорядков. Наместник провинции Цецилий Аристон, вроде бы, был лоялен Гелиогабалу. Об этом можно сделать вывод, исходя из того, что примерно в это же время беглый император Макрин боялся Аристона, поэтому не поехал в столицу провинции Никомедию, а пытался инкогнито переправиться в Европу. Возможно, он ошибался и Аристон вовсе не был сторонником Гелиогабала. Но, как бы то ни было, никакого мятежа в Вифинии сразу после захвата власти Гелиогабалом не было. Поллион просто не успел бы принять участие в его подавлении, поскольку сломя голову мчался в Рим. Значит, восстание произошло чуть позже. Вероятно, это было в августе 218 года. Может быть, беспорядки начались после захвата Макрина, которого вифинцы не хотели выдавать Гелиогабалу. Уж очень странно всё сложилось в Вифинии: арест Макрина и восстание, а потом зимовка там императора с армией. В общем, восстание в Вифинии было поручено подавить именно Поллиону. Кассий Дион говорит, что Поллион быстро покорил Вифинию. Какими силами? Он, конечно, мог собрать какие-то ауксилии в окрестных провинциях, включая саму Вифинию, где дислоцировалась Фракийская когорта, но мы попробуем выдвинуть ещё одно предположение. Дело в том, что сразу после Вифинии, Клавдий Элий Поллион был назначен легатом пропретором провинции Верхняя Германия. Это подтверждает надпись CIL XIII, 6807 из Могонциака. Между тем, нам известно, что в это самое время вексилляция войск Верхней Германии (как, впрочем, и Нижней) начала своё возвращение на родину из Каппадокии. Принято считать, что она выступила в Европу одновременно с императорским двором осенью 218 года. Однако, точно это неизвестно и нигде не указано. Не могло ли быть так, что Германская вексилляция вышла раньше, чтобы подавить восстание в Вифинии? Вполне могло. В этом случае, вексилляция и должна была подавить эти волнения, а возглавил её Поллион, которого сначала поставили препозитом Германской вексилляции, а потом легатом Верхней Германии. Дион утверждает, что Германская вексилляция зимовала в Вифинии. Значит, и Поллион был там. Клавдий Элий Поллион вновь доказал свою преданность и талант. Приходится признать, что этот человек оказался удачным выбором Месы. А ведь Верхняя Германия была важной провинцией с двумя легионами вдоль верхнего Рейна и массой ауксилий. Эти войска уже выдвигали и ставили своих императоров. Поэтому Рим всегда держал на Рейне самых надёжных людей. Кстати, след Поллиона обрывается как раз в Могонциаке. После года головокружительного успеха (центурион – захватчик Диадумениана – сенатор в ранге проконсула – представитель новой власти в сенате и Италии – наместник Вифинии – наместник Верхней Германии) мы больше ничего не слышим о Поллионе. Надпись в Могонциаке не стерта, значит Поллион не пострадал OTdamnatio memoriae. Возможно, после Германии он оказался не у дел и наслаждался спокойной жизнью на пенсии, живя на миллион сестерциев, которые достались ему вместе со статусом сенатора. Но мы ещё пару раз встретимся с Поллионом.

Всё лето 218 года Гелиогабал оставался в Антиохии, очевидно, опасаясь уходить с симпатизирующего ему Востока до более серьёзного укрепления власти. Следует учесть, что тогда ещё жив был Макрин, который находился в бегах. Существовала вероятность того, что ему удастся попасть в Европу и организовать сопротивление сирийскому клану западных войск. Бывший императорский двор Макрина находился в Антиохии и его тоже надо было «вычистить» под нового императора. А ведь ещё надо было расставить своих людей на Востоке. Всем этим Юлия Меса от имени внука и занялась. Двор, наместники, военачальники и чиновничество на Востоке были основательно «почищены». Кое-кто лишился жизни. Были казнены даже некоторые всадники императорского двора, ближайшие соратники Макрина. Среди них Дион называет префекта претория Юлиана Нестора. Скорее всего, был казнён и второй префект претория Ульпий Юлиан. Оба были соучастниками убийства Каракаллы, участниками гражданской войны и на пощаду им не стоило рассчитывать. Были казнены преторианские трибуны Немезиан и Аполлинарис, убийцы Каракаллы. Был казнён также легат Келесирии Гай Фабий Агриппин, участник заговора против Каракаллы.

Вероятно, тогда же был смещён и казнён легат Аравии Пик Цериан (если его имя правильно написано в тексте – скорее Пика Цезиан), возможно, за то, что не объявил вовремя о поддержке Гелиогабала, и его обязанности стал исполнять молодой прокуратор провинции Гай Фурий Сабин Аквила Тимесифей. Здесь мы впервые встречаемся с этим видным государственным деятелем Рима III века. Судя по имени, Тимесифей, возможно, был анатолийцем по происхождению и принадлежал к сословию всадников. Он родился в 190 году и прошёл всадническую карьеру. Начал Аквила префектом когорты I Gallica Civium Romanorum equitata (210–212 гг.), стоявшей в Тарраконской Испании. Следующей должностью Тимесифея стала должность прокуратора провинции Аравия (215–222 гг.). В дополнение к этой должности он также дважды (218 и 222 гг.) исполнял обязанности ее легата. В этом качестве он командовал III Киренаикским легионом. Вот как раз в описываемый нами момент Тимесифей и исполнял обязанности легата в первый раз, то есть, был президом. Нельзя сказать, что Тимесифей был человеком Месы или Гелиогабала. Очень скоро он вернулся к должности прокуратора и дальше при Гелиогабале не продвинулся. Скорее всего, тогда его повысили за неимением лучшего, временно. Уже к концу года легатом Аравии был назначен сенатор Флавий Юлиан. А дальнейшую историю Тимесифея мы рассмотрим ниже.

Префект Египта Юлий Базилиан, уже назначенный Макрином префектом претория, узнав о поражении своего императора, бежал на корабле в Италию, но был предан римским другом, к которому обратился за помощью, схвачен в Брундизии и привезён в Никомедию, где казнён осенью этого года. Новым префектом Египта Меса назначила некоего судью Каллистиана (218–219 гг.). Он доработал руководителем Египта до конца этого года, когда ему на смену был назначен обычный префект Геминий Хрест (219–222 гг.), который, однако, прибыл в Египет только к августу 219 года. Хрест поднялся в 222 году до ранга префекта претория, но что-то пошло не так и он был казнён Ульпианом, сменившим его на посту.

Был смещён и отстранён от командования легат Сирии-Финикии Марий Секунд. Легион III Gallica подчинялся ему и Эмеса тоже находилась в его провинции, но мы не слышим ничего о реакции Мария на восстание. Это был человек Макрина, который относился к нему с большим уважением. Об этом свидетельствует тот факт, что юрисдикция Мария Секунда распространялась даже на некоторые районы Египта. Неясно, были ли Секунду предоставлены административные полномочия в отношении части Египта или особая сфера ответственности, например, военные поставки. Как бы то ни было, это было отклонение от общепринятой процедуры, поскольку ранее Египтом никогда не управлял сенатор. Похоже, что Марий Секунд не поддержал Гелиогабала своевременно, за что и поплатился.

Правительство Месы ещё убрало с поста легата Каппадокии Марка Мунация Суллу Цериалиса. Хотя он был человеком Каракаллы, оставлять его на посту, где он командовал двумя легионами, Меса не рискнула. На его место был поставлен Марк Ульпий Офеллий Теодор (218–221 гг.), о котором известно, что он был императорским секретарём Каракаллы и всадником в 212–213 гг. За свою работу он получил повышение и стал сенатором. Судя по имени, он был из греческой семьи, получившей римское гражданство при Траяне. Вероятно, он был местным и хорошо знакомым Месе. Назначение этого «нового человека» – выходца с Востока, может быть подтверждением того, что правительству Гелиогабала отчаянно не хватало сторонников с высоким статусом и оно было вынуждено полагаться на местных жителей, не имеющих сенаторского происхождения.

Видимо, был сменён неизвестный нам легат-пропретор Сирии-Палестины, место которого занял Гай Юлий Тарий Тициан (218–222 гг.). Этот сенатор стал известен сравнительно недавно по нескольким надписям из Кесарии, Гиппона и Такины. Из них мы узнали, что Тициан, примерно, в 205–206 годах или чуть позже был проконсулом Ликии-Памфилии. Значит, консулом-суффектом он побывал ещё раньше. Тарий был, скорее всего, родом из Фригии, откуда в его время известна знатная женщина Юлия Тария Стратоника, возможно, его сестра. Она с мужем участвовала в организации Секулярных игр 204 года. Интересно, что в одной из надписей (СИР II Nr. 1231), палестинский легион X Fretensis, который подчинялся Тициану, носит почётное наименование Antoniniana, а это означает, что легион поддержал восстание Гелиогабала в мае 218 года, за что и получил отличие. Его легатом тогда был Марк Флавий Квирина С… Что до Тициана, то он является единственным известным наместником провинции, которому поставили аж две статуи. Это произошло как раз в Сирии-Палестине. Похоже, что Меса очень уважала этого человека и была в нём уверена.

Нам ничего не известно насчёт наместников и войск Месопотамии, но там были скорее озабочены возрастанием персидской угрозы, а не политическими перипетиями в империи.

Итак, семеро казнённых, несколько человек сняты с поста. Ничего необычного после насильственной смены режима. Ничего такого, что обязательно вызвало бы широкое негодование среди правящего класса. Все жертвы либо были близки с Макрином, либо перешли на его сторону с достаточной готовностью. Ставки в имперской политике всегда были высоки.

Осенью был также казнён сенатор Силий Мессала. Возможно, здесь подразумевается консул-суффект 193 года Марк Силий Мессала, о котором нам практически ничего не известно. Неизвестно также, где он находился, скорее всего, управлял какой-то провинцией неподалёку от Сирии. Мессала писал письма в сенат, в которых старательно докладывал о событиях в Сирии. Видимо, там было много такого, о чём Меса хотела бы умолчать. Может быть и об истинном поведении Гелиогабала. Это вызвало её недовольство, и она от имени Гелиогабала вызвала сенатора в Сирию под фальшивым предлогом нового назначения. Однако, по приезде он был казнён, а сенат утвердил этот приговор лишь в следующем году. Похоже, что в Риме даже не знали о казни сенатора. Гелиогабал в хамской форме сообщил об этом, и о казни Помпония Басса, только в письме из Наисса в следующем году. Там он назвал их дознавателями его образа жизни и хулителями происходящих во дворце событий. «Я не предоставил вам доказательства их заговора, – писал он, – ибо зачитывать эти свидетельства не имеет смысла, когда преступники уже мертвы» [Дион Кассий. Римская история 80, 5]. Он вовсе не оправдывался перед сенатом, а нагло ставил своё решение о казни сенаторов выше мнения верховного органа. Почему Гелиогабал соединил в одном письме Мессалу и Басса? Не исключено, что Мессалу казнили не сразу, а уже в Мёзии в 219 году вместе с Бассом.

Примерный маршрут Гелиогабала по Малой Азии

По словам Геродиана, Меса очень торопилась в Рим, однако дела задерживали двор Гелиогабала в Антиохии всё лето. Правда, жила императорская семья во вполне комфортных условиях. Императорский дворец в городе был построен во времена Селевкидов и с тех пор часто был временным домом для разных императоров и их семей. В течение II и начала III веков Траян, Луций Вер и Каракалла переносили в город весь свой двор. Это же было и при Макрине. Город сильно пострадал во время землетрясения 115 года и многое в нём пришлось восстанавливать. Император Траян во время землетрясения был вынужден укрываться на стадионе, располагавшемся на острове возле дворца. Будучи резиденцией императоров, город постепенно украшался необходимыми зданиями и инфраструктурой, отражающими имперскую власть. К 218 году он лишь недавно восстановил свой официальный статус мегаполиса, вероятно, благодаря Каракалле, после того как Септимий Север понизил его статус за поддержку Нигера. В пяти милях к югу от Антиохии лежала Дафна, известная своими горячими источниками и водопадами, защищенная от палящего солнца высокими дубами, кипарисами и лаврами. Богатые и состоятельные люди построили в этом районе множество вилл, превратив его в курортную зону. Вряд ли можно сомневаться, что юный Гелиогабал приезжал купаться или даже оставался в этом тихом пригороде, вдали от городской жары в поздние летние месяцы. Гелиогабал чувствовал себя как дома в культурной смеси города, в котором проживало около 500000 человек греческого, римского, сирийского и еврейского происхождения. В конце концов, он был полусирийцем и последние годы жил именно в Сирии, не был особенно романизирован и оставался упорно преданным своей роли главного жреца Элагабала. Тут есть ещё один момент. По мнению Сайдботтома, задержка с выездом в Рим могла, в том числе, объясняться тщательной подготовкой Гелиогабала к перевозу в Италию чёрного камня своего бога, а также массы его служителей, жрецов, жриц, материалов и утвари. Наверняка, так оно и было. Мы только добавим, что Гелиогабал должен был взять с собой именно своих сектантов, а истинных жрецов и служителей оставить. Это должно было вызвать проблемы, которые потребовали времени для решения.

Только осенью, после захвата и гибели Макрина, Гелиогабал со всем двором и европейскими войсками, направился к Босфору. «Армия Вторжения» Каракаллы, которая теперь была армией Гелиогабала, наконец-то, начала отходить из Восточных провинций, после четырёх лет пребывания там. Двор и армия шли по дороге через Киликию. Мы знаем это из того факта, что город Аназарб получил от нового императора титул «первого, самого большого и красивого» города Киликии. Кроме того, город получил право организации особых игр «Антониний». Маршрут Гелиогабала показан на карте. Она, конечно, примерная. Считается, что при проезде Гелиогабала, в каждом городе вводился культ Элагабала. Как и само шествие Гелиогабала, гражданский культ не был организован в одночасье. Необходимо было построить храмы или, по крайней мере, переосвятить, сделать изображения, назначить священников, учредить фестивали и выделить на всё это финансирование. Если мы сопоставим те города в Малой Азии, где позже был установлен культ Элагабала, с тем местом, где император осматривал труп Макрина (Архелаида), и заполним пробелы в атласе Баррингтона, это даст нам правдоподобный маршрут, проходящий через Антиохию – Александрию-на – Иссе – Иераполис/Кастабла – Аназарб – Таре – Фаустинополь – Тиана – Архелаида – Анкира – Юлиополь – Никомедия [Harry Sidebottom: The Mad Emperor. Heliogabalus and the Decadence of Rome. Oneworld, London 2022. S. 154].

Прибытие императорской свиты было благоприятным моментом для любого города. Можно было установить контакты и устойчивую линию связи с самим императором, а также с его приближенными. Можно было просить об одолжении. Это могли быть титулы – Колония, Метрополия, Первый, Величайший, Самый Красивый, Смотритель Храма – всё это было полезно в непрекращающейся борьбе за статус между соседними городами, или эти титулы могли принести больше материальных выгод: право быть центром судебных разбирательств (что увеличивало доходы, поскольку приносило городу тяжущихся и других лиц), или расширить городской совет (советники платили взносы), или, что лучше всего, свобода от налогообложения. С другой стороны, появление императора влекло за собой расходы и потенциальные беды. Всех этих придворных, чиновников, слуг и солдат нужно было разместить и снабдить провизией, а наиболее важных из них – развлечь. Расквартированные войска всегда доставляли неприятности: они занимались грабежом и насилием. И, в случае недовольства, вместо наград император мог назначить наказания: потерю статуса и штрафы для города, изгнание или смерть для отдельных лиц. В самом худшем случае он мог бы натравить солдат на граждан и начать резню, как Каракалла в Александрии. Таким образом, прибытие императора всегда было временем крайней напряженности для города [Harry Sidebottom: The Mad Emperor. Heliogabalus and the Decadence of Rome. Oneworld, London 2022. 5.155].

К зиме войска и двор Гелиогабала собрались в Никомедии. И вот там юный Гелиогабал, по словам Геродиана, сразу же начал демонстрировать римлянам и грекам свой новый религиозный пыл и привычки. Вполне очевидно, что эмесенские ритуалы на Востоке были давно знакомы и не вызвали бы такого возмущения. Значит, там было нечто иное. В общем, Гелиогабал, вместо занятий государственными делами, начал справлять свой культ Элагабала, чёрный камень которого он взял с собой из Эмесы. Он с упоением плясал в его храме под звуки флейты и тимпанов. Одевался он в пышные восточные наряды из китайского шёлка, увешивая себя драгоценностями. Римскую и греческую одежду он откровенно презирал и явно демонстрировал это окружающим. [Геродиан. История V, 5–6].

Лампридий утверждает, что Гелиогабал уже там, во время зимовки в Никомедии, занимался всяким грязным развратом, отдаваясь мужчинам и ведя себя по-свински [АЖА. Антонин Гелиогабал V, 1]. Мы понимаем, что Лампридий – предвзятый источник и может преувеличивать, однако, его текст вполне укладывается в нашу версию извращения Гелиогабалом культа своего бога. Лампридий ведь потому и возмущается, что в официальном культе Элагабала ничего подобного не было.

Отметим, что Гелиогабал стал, пожалуй, самым скандальным из римских императоров, причём настолько, что раньше всегда безоговорочно служил примером наихудшего из возможных правителей (хуже Калигулы, Нерона и Коммода), а сегодня в историческом сообществе стала явно преобладать тенденция к его обелению и оправданию, сопровождающаяся неистовой критикой античных источников, якобы лживо и предвзято отнесшихся к этому человеку. Однако, похоже, что римляне знали, о чём говорили. По ходу рассказа о правлении Гелиогабала мы попробуем разобраться в его сущности, характере и поведении. Как пишет Гарри Сайдботтом, наряду с сексом, смертью и декадансом, история Гелиогабала является идеальной призмой, через которую можно рассматривать другие вопросы, имевшие центральное значение для императорского Рима. Каковы были пределы политической власти? Насколько далеко правитель должен вмешиваться в жизнь своих подданных? Что на самом деле должен был делать император? Что представляет собой религиозный экстремизм? Когда достойное восхищения благочестие превратилось в суеверие и опасный фанатизм? Как создавалась этническая принадлежность? Ненавидели ли Гелиогабала за то, что он был сирийцем? Были ли римляне расистами? Эти вопросы мы и рассмотрим.

Мы уже писали, что психологический и мировоззренческий перелом в юном Гелиогабале произошёл ещё в Эмесе за те, примерно, 9-10 месяцев, что он там жил и служил в храме Элагабала. Как и что там происходило, гадать бесполезно, но, мальчик сирийского происхождения, воспитанный как римлянин в самом Риме и его провинциях, всё-таки ощутил себя сирийцем и верховным слугой Элагабала, призванным превратить своего бога в высшее божество всей Римской империи. Все оставшиеся годы своей жизни Гелиогабал истово пытался выполнить свою миссию слуги Элагабала, не обращая никакого внимания на отношение к этому населения империи и, особенно, самих римлян.

В общем-то, империя явно нуждалась в какой-то новой религии, которая смогла бы объединить всё разноплемённое население государства. Старая римская вера была политеичной. У римлян были свои боги, но они обычно не возражали и против принятия новых божеств. Для этого надо было «заключить с новым божеством договор», в котором оно принимало на себя обязательство защищать римский народ. Римляне же организовывали культ нового божества. Так происходила ротация богов. Некоторые старые боги поблекли и были забыты. Их место заняли новые, более популярные и активные. Часто пришельцев приравнивали к уже известным божествам.

Так, в 433 году до н. э. Риму был представлен Аполлон. Император Август гордился особыми отношениями с Аполлоном и построил ему храм на Палатине.

В 204 году до н. э., во время войны с Ганнибалом, римский сенат позвал мать богов Кибелу из Азии. Для размещения нового божества на Палатине был построен храм. Ее культовым образом был необработанный камень, упавший с небес. Кибела пришла со свитой женоподобных жрецов, часто самоистязавшихся, которые носили экзотические одежды и поклонялись ей восточной музыкой, дикими криками и экстатическими танцами. Похоже на Элагабала.

За столетие до Гелиогабала поклонение персидскому богу солнца Митре, Deus Sol Invictus Mithras, жрецы которого носили ярко выраженные восточные костюмы, распространилось по всей Римской империи, включая сам Рим.

Эти божества, а также другие, такие как Исида или Юпитер Долихен, являлись предшественниками Элагабала. Но там были принципиальные различия. Аполлон был не восточным, а греческим богом. Персидские ритуалы Митры ограничивались посвященными людьми и не были публичными. Культ Кибелы строго контролировался римским государством. Горожане поклонялись ей традиционными способами, с жертвоприношениями и играми, за которыми наблюдал старший судья. Экзотические элементы – вся эта инопланетная музыка, прыжки и пение в диковинных костюмах, не говоря уже о кастрации, – были оставлены иностранному духовенству, вступать в которое римлянам было запрещено законом [Harry Sidebottom: The Mad Emperor. Heliogabalus and the Decadence of Rome. Oneworld, London 2022. S. 230].

Так что же было плохого в том, что император ввел своего бога Элагабала в Рим? Да, как раз то, что это был не Элагабал, а то, что сумасшедший юнец-император посчитал Элагабалом. Поэтому выбор оказался негодным. Настоящего Элагабала римляне бы приняли. Как мы увидим, даже сенаторы честно пытались принять нового бога и отстаивали долгие церемонии в его честь. Вряд ли он стал бы сильно популярен, поскольку был национальным богом небольшой части Сирии, но всё могло пройти безболезненно. Да только это был не тот бог.

Культ, привезённый Гелиогабалом, не пытался принять и примирить все религии, растворив их в Олимпийской, поскольку никого и ни с кем не примирял, а только подчинял с перспективой последующего уничтожения. Моральные принципы римской религии были куда выше, нежели у веры Гелиогабала. Его культ был культом отбросов общества и не выражал ничьих интересов, кроме интересов маргиналов. Принятие такой веры не поднимало, а опускало римское общество, что, несомненно, привело бы его к быстрой гибели. А ведь римляне вовсе не были расистами и охотно перенимали разнообразные религиозные новшества. Всего через 100 лет они вполне себе мирно приняли христианство, имевшее корни в ещё большем захолустье, чем Эмеса и в обществе, к которому римляне относились весьма критически. К тому же, христианство напрочь отвергало все старые религии, как поклонение демонам, что серьёзно возмущало их адептов. Но зато христианство объединяло людей на куда более высоких моральных принципах и мораль его была выше римской. Поэтому население империи приняло христианство, как-то примирившись с запретом старых верований, а веру Гелиогабала не приняло, и попытка провалилась. Сыграла в этом роль и сама личность Гелиогабала, никак не подходившая для объединения народа. В качестве императора, он был не лучше, чем в качестве религиозного реформатора.

Тогда, в Никомедии, Меса прекрасно понимала, что Гелиогабал подрывает свой авторитет подобным поведением, а это было очень опасно. Из того, что мы знаем о Месе, можно представить, что она уже тогда должна была понять неуданность выбора Гелиогабала императором, однако пока она ничего не могла с этим поделать. Заменить Гелиогабала пока было некем, а саму её как правительницу империи никто бы не принял. Приходилось рулить из-за спины внука. Оставалось ждать и пытаться как-то смягчить его поведение. Она пыталась уговорить его вести себя как римлянин и император, однако Гелиогабал был безнадёжен. Он был откровенным фанатиком и поступал ровно наоборот. Назло сенату, чтобы позлить и унизить его, да и вообще римлян, он приказал сделать свой огромный портрет во весь рост, в священническом облачении внутри своего храма с идолом Элагабала, которому он совершал жертвоприношение. Эту картину он отправил в Рим с приказом выставить его в самой середине курии, на самом высоком месте, над головой статуи Победы/Виктории, которой, сходясь в сенат, каждый сенатор воскурял ладан и совершал возлияние вином. Он приказал, чтобы все римские должностные лица при совершении каких-либо общественных жертвоприношений прежде других богов, которых они призывают, священнодействуя, называли нового бога Элагабала.

Существовал ли в действительности такой портрет, неизвестно, Дион Кассий не упоминаете нём. Если портрет действительно повесили над Викторией, то сенаторы были поставлены в двусмысленную позицию – совершение подношений богине Виктории выглядело и как подношения Гелиогабалу с его богом, что явно унижало сенаторов-римлян.

Видимо, ошибки руководства, личные обиды, неверие в прочность новой власти и сектантское поведение Гелиогабала, слухи о котором быстро распространялись, сразу вызвали реакцию. Дион указывает, что уже при передвижении по Малой Азии, Гелиогабал встречал открытое неудовольствие народа. Вряд ли оно могло быть вызвано какими-то политическими причинами, до которых простому народу не было дела. Скорее всего, жители Востока сразу поняли искажение веры, практикуемое Гелиогабалом, и выступали против этого. Восстание в Вифинии было ещё раньше. Он тогда отнёсся к проявлениям протеста достаточно спокойно и никого не казнил, видимо, надеясь, что его новую веру примут. Но терпение отнюдь не было главной добродетелью Гелиогабала и скоро закончилось. Обозлили его мятежи в Сирии и Азии зимой 218–219 года. Характерно, что восстали именно те легионы, которые привели Гелиогабала к власти и на поддержку которых он явно рассчитывал.

Никаких подробностей этих мятежей, к сожалению, не известно. Дион Кассий очень смутно пишет об этом, сводя всё к проискам каких-то незначительных людей. Например, касаемо сирийских легионов, по его словам, некий сын центуриона попытался поднять на мятеж легион III Gallica в Рафанее, а какой-то суконщик хотел склонить к мятежу легион IV Scyphica Antoniniana в Зевгме [Дион Кассий. Римская история 80. 7. 3]. Конечно, это явная попытка скрыть и принизить значение восстаний легионов. Сам же Дион чуть ранее (80. 7. 1) уточняет, что, на самом деле, эти сирийские легионы до конца 218 года успели взбунтоваться дважды. Первый раз во главе мятежа стояли легаты этих легионов. Так, Геллий Максим командовал легионом IV Scyphica Antoniniana, а Вер был легатом легиона III Gallica. Дион разъясняет, что оба легата были выходцами из низов. Один из них попал в сенат из центурионов, а другой был сыном лекаря. Считается, что отцом Геллия Максима был врач императора Каракаллы Луций Геллий Максим. За свои заслуги он получил чин провинциального прокуратора, что сделало его главным финансовым директором своей провинции. Сам он не получил сенаторского звания, а только всадника. А вот его сын уже стал сенатором. Если такие особенности происхождения легатов соответствуют действительности, то это весьма интересно. Как-то так сложилось, что легаты двух восточных легионов были простого происхождения. Несомненно, это были выдвиженцы либо Каракаллы, либо Макрина, скорее первое. Именно Каракалла мог усилить командование восточных легионов своими протеже перед Парфянским походом. Его, происхождение людей, особенно военных, мало волновало. А то, что эти легионы восстали против Макрина, свидетельствует против того, что легатов назначал Макрин. Но это, конечно, лишь предположение.

Существует предположение, что Геллий Максим и Вер после переворота Гелиогабала стали легатами своих провинций. Нам оно кажется безосновательным, поскольку Дион Кассий прямо называет Максима и Вера легатами легионов в контексте их мятежей. И если Вер действительно мог теоретически стать одновременно легатом Сирии-Финикии и остаться легатом единственного тамошнего легиона III Gallica, то в Келесирии стояло два легиона и Максим не мог одновременно стать легатом провинции и остаться легатом одного из легионов. По нашему мнению, легаты легионов остались при своих должностях, что и вызвало их реакцию, и попытки восстания. Быть может, Геллий Максим и Вер были недовольны размерами благодарности Гелиогабала за приведение его к власти? Ведь, например, простой центурион того же легиона IV Scyphica Поллион стал консуляром, а его легат остался при своей должности. Солдат III Gallica Ганнис стал командующим, а Вер также остался легатом.

Никаких подробностей этих волнений нам неизвестно. Мы вообще ничего не знаем о причинах этих мятежей. Дион только отмечает, что зачинщики жаждали власти, поскольку в империи начался беспорядок и беззаконие. Получается, что Дион характеризует правление Гелиогабала как беспорядок и беззаконие. Для знатного патриция приход к власти сирийских всадников мог именно так и выглядеть.

Легаты указанных легионов, якобы, стремились к императорской власти. Лампридий же говорит, что воины были поражены и возмущены поведением Гелиогабала, поэтому раскаялись в том, что привели его к власти и решили сменить его на двоюродного брата – Александра Севера. В последнем можно усомниться, поскольку Александр был ещё очень мал, но главное, он никак не пострадал после подавления мятежа. Значит, его имя нигде не прозвучало. Тут Лампридий явно смешивает тогдашние события с событиями более позднего времени. Но, вот, касаемо «беспорядка и беззакония» в империи и разочарования солдат, тут никаких возражений нет. Оба римских историка правы. Это явно было одной из причин восстания. Скандальное поведение юного императора быстро привело воинов, которые были местными и прекрасно понимали особенности местных религий, к отрезвлению, начались разговоры, потом брожение, командование легионов было того же мнения и, видимо, надеялось на поддержку других частей и подразделений. Надежды эти были не беспочвенны. Например, заволновалась Германская вексилляция. Дион оговаривается о волнениях вексилляции германских легионов во время зимовки в Вифинии (80, 4, 5). Метили ли легаты легионов в императоры, сказать невозможно, но нам это кажется сомнительным. Не тот уровень. Однако, что-то пошло не так и восстание было подавлено, вероятно, даже толком не начавшись. Схватили и казнили легатов, потом трибунов и центурионов, и воины оказались обезглавлены. Кто конкретно подавил восстание III Gallica в Рафанее, неизвестно. Провинция располагала только одним легионом. Возможно, подавляли восстание легионы VI Ferrata и X Fretensis из соседней Сирии-Палестины. Может быть, не случайно тогда они получили почётное наименование Antoniniana. О VI Ferrata certa constans мы говорим предположительно. О легате Вере известно, что он подвергся проклятию памяти (damnatio memoriae) и его имя было стёрто со всех надписей [John S McHugh. Emperor Alexander Severus: Rome's Age of Insurrection, AD 222 to 235 Pen and Sword History 2017. 95 p].

В Келесирии Геллий Максим пытался возмутить свой легион IV Scyphica Antoniniana. Обратим внимание, что легион получил почётное имя, очевидно, за роль, сыгранную в весеннем восстании, но это не помешало ему дважды за одну осень взбунтоваться. Его восстание было быстро подавлено благодаря решительным действиям легата легиона XVI Flavia Firma, который дислоцировался в соседнем лагере Самосата. Геллий Максим был казнен.

Однако, мятежные легионы на этом не успокоились. Согласно Диону Кассию, они попытались восстать ещё раз. Напоминаем, что некий сын центуриона попытался поднять на мятеж легион III Gallica в Рафанее, а какой-то суконщик хотел склонить к мятежу легион IV Scyphica Antoniniana в Зевгме [Дион Кассий. Римская история 80. 7. 3].

Есть предположение, что в Рафанее солдаты протестовали против перевода легиона в другой лагерь, о чём упоминает Геродиан. Нам это не кажется верным. Во-первых, легионы время от времени меняли лагеря, а Финикия не настолько большая провинция, чтобы легион услали куда-нибудь за тридевять земель. Во-вторых, бунтовали два легиона в разных провинциях. Так что причина была в другом и нам кажется, что она была связана именно с сектантскими извращениями местной религии Гелиогабалом. Мало того, легион III Gallica даже был раскассирован! Это, несомненно, стало шоком для всей империи. Ведь такого не было аж с 70 года, имея в виду кассацию из-за мятежа. 148 лет – большой срок, чтобы отвыкнуть даже от самой мысли о таком позоре. Поражает крайняя суровость наказания. Гелиогабал вполне мог обойтись мерами попроще, как поступали многие императоры до него. Ведь мятежи легионов случались не раз. Однако, новый император настоял именно на расформировании легиона, приведшего его к власти. Здесь как раз и чувствуется именно решение самого Гелиогабала, показавшего себя впоследствии неуравновешенным, истеричным, мстительным психопатом. Вряд ли осторожная Меса пошла бы на такую меру. А вот её внук всегда был сторонником крайностей. Именно суровость наказания говорит за то, что Гелиогабал мстил легиону за непринятие его извращённой веры. Это была личная обида.

Итак, легион был с позором расформирован. Легионеры были раскиданы по другим легионам. Воины попали, в основном, в состав легиона III Augusta в Африку, подальше от других легионов и своих семей. Название легиона было стёрто с надписей. Кроме того, император отнял «италийское право» у главного штаба легиона, города Тира Финикийского, и лишил его статуса метрополии. Город также был лишен статуса колонии, в отличие от своего соперника Сидона. Сидон же получил от императора официальный титул «Верный», а также гарантированные регулярные поставки зерна. Это способствовало привлечению в Сидон мигрантов не только из окрестностей, но и из того же Тира, например. Так что Сидон стал процветать за счет своего конкурента. Такое жестокое наказание города Тира также, наверняка объясняется личным вмешательством Гелиогабала, прекрасно знавшего все особенности ситуации в окрестностях родной Эмесы. Знавшего значение Тира для легиона III Gallica. А теперь узнавшего об отношении местного населения к его секте. Повторим, что это был тот самый легион, который всего полгода назад привёл Гелиогабала к власти!

Раскассирование легиона – дело серьёзное. Ill Gallica защищал внутреннюю, самую населённую и богатую часть Сирии, где никто не мог его заменить, а ведь никакой замены и не предусматривалось. У других восточных легионов были свои зоны ответственности, которые они не могли ослаблять. Однако, похоже, что Гелиогабала эти проблемы нисколько не интересовали. Никаких попыток прикрыть опустевшую зону он не предпринимал, возможно, надеясь на Месопотамские войска. Скоро это привело к набегу на Хатру персидского царя Ардашира, а потом и к более тяжёлым последствиям.

Второе восстание легиона IV Scyphica Antoniniana тоже было подавлено. Там ситуация тёмная. Мы знаем, что в некоторых надписях его название было стёрто, значит легион предали проклятию памяти. Но, может, Гелиогабала удалось убедить ограничиться одной кассацией, не злить остальные легионы и не разрушать оборону Сирии? В отличие от III Gallica, легион IV Scyphica Antoniniana не был расформирован. Вполне очевидно, что ослабление восточной группировки Рима аж на два легиона, могло привести к тяжёлым последствиям для безопасности имперских провинций. Вероятно, самому Гелиогабалу было плевать, но Меса всё понимала и сумела отстоять легион. Вместо кассации ему был назначен новый и необычный командир. Он известен по двум надписям, найденным в Риме, обе намеренно изуродованы, сохранилась только часть его имени:…ATVS. Он был имперским секретарем из всадников. Ранее он должен был учить юного императора чтению. Теперь в Зевгму был отправлен не сенатор со статусом пропретора, как положено, а всадник, чтобы обеспечить верность легиона IV Scyphica Antoniniana. Когда дело доходило до кризиса, как это было с Поллионом, режим пренебрегал условностями и обращался к лояльности приближенных ко двору. Характерно, что… ATVS справился и сумел успокоить легион. У этого человека будет впечатляющая карьера при Гелиогабале. Он станет префектом по снабжению зерном, комитом императора, называвшим себя amicis fidissimus (самый верный друг), а затем префектом претория в 220–222 годах [John S McHugh. Emperor Alexander Severus: Rome's Age of Insurrection, AD 222 to 235 Pen and Sword History 2017. 95 р]. Хотя, учитывая повреждения надписей об этом человеке, понятно, чем его карьера закончится.

И, кстати, тогда же новым легатом Келесирии мог стать сенатор Квинт Атрий Клоний (219–222 гг.?). Начало карьеры Клония неизвестно. Надпись CIL 6, 2004 показывает, что он был избран в коллегию жрецов Юпитера 10 апреля 200 года. Он упоминается и в надписи CIL 2, 4111, найденной в Тарраконе и датированной правлением Александра Севера (222–235 гг.). Надпись указывает на то, что он был наместником (Legatus Augusti pro praetore) провинций Фракии, Каппадокии, Сирии Майор (то есть Келесирии) и Ближней Испании. Предположительно, он был легатом Фракии с 211/212 по 213 год, и за это время он заочно побывал консулом-суффектом, о чем свидетельствует надпись на греческом языке. Следующее наместничество, в Каппадокии он, вероятно, осуществлял с 213/214 по 215/216 годы. Таким образом, Атрий был человеком Северов, сделавшим карьеру при них и продолжившим её теперь. Свое наместничество в Келесирии он, вероятно, осуществлял во время правления Гелиогабала (219–222 гг.), в то время как его легатуру в Ближней Испании можно датировать из-за надписи временами правления Севера Александра. В данном случае Атрий оказался удачной кандидатурой и сумел стабилизировать ситуацию в Келесирии.

Однако же, Сирией проблемы той зимы не ограничились. Дион Кассий пишет, что какой-то частный гражданин пытался возмутить Понтийский флот, стоявший в Кизике в то время, когда Гелиогабал зимовал в Никомедии. Об этом человеке не известно ничего, хотя Дион сам признаёт, что лично произвел тщательное расследование этого дела в Пергаме, поскольку был в то время каким-то важным чиновником в Азии, назначенным на эту должность ещё Макрином. Моряки, служившие в Понтийском флоте, тоже были местными, восточного происхождения, и им тоже могли не понравиться извращения Гелиогабалом одного из их культов. Элагабал был одним из множества проявлений Ваала на Востоке империи и люди понимали, что имеют дело с одним и тем же богом.

В самом Пергаме была другая ситуация. Там произошла вспышка общественного недовольства, возможно, в результате решения императора отозвать неокории (храмовое попечительство) у некоторых городов региона. Неокории предоставлялись тем общинам, которые имели провинциальные храмы императорского культа. Эта честь могла быть дарована только императором и часто изображалась на местных монетах как способ рекламы престижа города. За этот желанный статус велась ожесточенная борьба, и ко временам Северов города Пергам, Смирна и Эфес занимали равное положение, обладая тремя неокориями каждый. Соперничество между этими городами обострилось, когда Макрин подтвердил право Эфеса называться первым городом Азии, что вызвало возмущение в других общинах. Дион Кассий, который в 218 году был куратором Пергама и Смирны, писал, что жители Пергама были оскорблены императором, когда тот отменил привилегии, дарованные им Каракаллой (78.20.4, 79.7.4). Макрин попытался решить эти проблемы, назначив нового проконсула, который должен был выступать в качестве его официального представителя в провинции Азия. Он выбрал видного сенатора Гая Юлия Аспера, который дважды был консулом и городским префектом, на должность проконсула Азии. Сила и влияние Аспера подчеркиваются тем фактом, что он был покровителем не менее шести провинций – Британии, двух Мавританских и трех испанских провинций, – что отмечено на нескольких памятных статуях с его виллы в Тускуле. Вообще, мы мало знаем об этой семье. Гай Юлий Аспер был родом из малоазийской Атталии (нынешней Антальи), происходя из Галериевой трибы. Видимо, это был род, выдвинувшийся при Цезаре и с тех пор принадлежавший к знати Ликии. Аспер в молодости участвовал в Маркоманнских войнах, а при Коммоде стал консулом-суффектом, правда год его консулата пока неизвестен. Удивительно, но мы ничего не знаем о его карьере до 204–205 годов, когда Септимий Север назначил его проконсулом Африки. А ведь эта должность была весьма высокой и до неё нобиль должен был пройти большой путь. Вернувшись из Африки, Гай Юлий Аспер заседал в сенате и был одним из самых уважаемых сенаторов. Не случайно именно он в декабре 211 года был назначен префектом Рима и консулом на 212 год, да ещё и вместе с сыном, что только подчёркивает степень уважения к этой семье. Аспер входил также в состав жреческих коллегий фламинов Марса и палатинских салиев. В марте 212 года Каракалла, почему-то не доверявший Асперу, отстранил его и тот отправился в ссылку в Тускул. Он снял опалу с Аспера только к концу своей жизни, видимо, испытывая кадровый голод. Так Аспер и стал кандидатом на должность проконсула Азии. Первоначально он был выбран путем жеребьёвки ещё во время правления Каракаллы, но попросил освободить его от этой должности. Новый император Макрин отклонил просьбу Аспера и настоял на том, чтобы тот отправился в Азию для вступления в должность, но тогда Аспер позволил себе оскорбительные высказывания в его адрес. Узнав об этом, Макрин отменил назначение. Как и в случае с изгнанием сторонников Каракаллы из дунайских провинций, для смещения Аспера был придуман удобный предлог: как пишет Дион (78.22.3–4), Макрин попросил освободить Аспера от должности «из-за его возраста и болезни». Почему Аспер отказался, нам неизвестно, может и правда болел. Как отнеслось правительство Месы к Асперу, нам неизвестно. Быть может и уцелел старый сенатор в своей Атталии.

В связи его уходом, проконсулом Азии тогда был назначен Квинт Аниций Фауст (217–219 гг.), известный полководец Септимия Севера, консул-суффект 198 года и «покоритель Африки», завоевавший племя гарамантов. Это тоже был весьма уважаемый сенатор, который должен был успокоить жителей провинции. Проконсульство Фауста, фактически, должно было закончиться ещё в 218 году, но вероятно, было продлено на один год, потому что его преемнику не было позволено вступить в должность. Дело в том, что, по рассказу Диона Кассия, новый проконсул Марк Ауфидий Фронтон, сын друга императора Марка Аврелия Гая Ауфидия Викторина и ординарный консул 199 года чем-то не угодил народу и императору. Фронтон сначала был назначен проконсулом Африки на 217/218 год. Однако, в связи с тем, что африканцы выступили против него, Фронтон попросил заменить ему провинцию на Азию. Макрин не дал ему эту провинцию, продлив срок проконсулата Фауста. Фронтону он позволил, оставаясь дома, получить 250 тысяч денариев компенсации. Тот от денег отказался, ссылаясь на то, что хочет управлять провинцией. Фронтона можно понять. Деньги у него, как у сенатора, были, а вот двукратный отказ в важнейших провинциях был крайним оскорблением. И вот теперь Фронтон (219–220 гг.) все-таки получил от нового императора Гелиогабала Азию и причитающуюся сумму денег, что подтверждает надпись из Формия. Интересно, почему Фронтона так не хотели жители Африки?

Что же до Аниция Фауста, то он и его семья никак не пострадали. В конце концов, его срок проконсульства уже давно закончился и ему было положено оставить свой пост.

Решены ли были проблемы провинции Азия в результате этих назначений, мы тоже не знаем.

Ещё вспомним о бунте Германской вексилляции, зимовавшей там же в Вифинии. Вот он вряд ли был связан с религиозными опытами императора. Может быть, он как-то связан с казнью полководца и политика, возможного родственника и личного друга Каракаллы Гая Юлия Септимия Кастина. По словам Диона, Кастин погиб из-за того, что был человеком деятельным и известным многим воинам благодаря тем должностям, которые он занимал ранее, а также из-за близости к Антонину Каракалле. Вот почему он был снят еще Макрином с должности легата Трёх Дакии и проживал в Вифинии. Кастин чувствовал опасность, поэтому написал сенату письмо, в котором предусмотрительно хвалил Гелиогабала за то, что тот снял с него опалу и разрешил вернуться в Рим из изгнания, в которое его, как и проконсула Азии Гая Юлия Аспера, отправил Макрин. Однако это письмо не помогло и Кастин был казнён. Упоминание Диона о деятельности и известности Кастина воинам, может свидетельствовать о том, что именно Кастину воины могли предложить императорскую власть, ведь он приходился каким-то родственником Септимию Северу, а раз так, то вполне мог претендовать на престол. В то время Кастину было всего 48 лет. Напомним, что легатом Верхней Германии уже был назначен бывший центурион и нынешний консуляр Клавдий Элий Поллион (219–222 гг.), успешно подавивший мятеж в Вифинии. Мы не знаем, повлияли ли на это назначение волнения в Германской вексилляции или оно произошло раньше. В любом случае, Гелиогабал (а точнее Меса) решил укрепить управление этой важной провинцией своим человеком, каковым и стал Поллион. Он сменил Клавдия Эгнатиана. Не исключено, что тогда же был сменён и легат Нижней Германии Марк Валерий Сенецион, просто мы об этом не знаем.

Напомним, что Гай Юлий Септимий Кастин родился около 172 года и начал свой cursus honorum около 192 года в качестве военного трибуна легиона I Adiutrix p.f. (192–194 гг.). Затем Кастин был военным трибуном легиона V Macedonia (195–197 гг.) в Дакии, легатом которой был брат императора Публий Септимий Гета. Около 198–200 годов Кастин получил квестуру и народный трибунат, стал претором после 201 года, был куратором Соляной дороги, а также занимал несколько других гражданских постов. Наконец, молодой человек получил командование легионом I Minervia p.f. (204–206 гг.) в Бонне. Очень интересно, что как раз к окончанию срока этой милитии, в провинцию прибыл сам император. Не оставляет ощущение сознательной воли Септимия в ходе всей карьеры Кастина.

Гелиогабал

Потом Кастин получил должность дукса вексилляции по борьбе против «бунтовщиков» и «мятежников» в Галлии и Испании. Судя по всему, он справился с задачей, в течении зимы 207–208 годов разгромил наиболее крупные шайки багаудов и заставил попритихнуть остальные, за что вновь был продвинут императором. На этот раз Кастин стал легатом пропретором Нижней Паннонии (208–210 гг.). Он считался другом нового императора Каракаллы, от которого получил консулат в 211 году. Потом Каракалла дал Кастину передохнуть, для чего назначил проконсулом Крита и Киренаики (212–213 гг.). Ну, а когда Каракалла отправился на Восток, важнейшую на тот момент провинцию Три Дакии, он поручил именно Кастину (214–217 гг.). Это был пик карьеры Гая Юлия Септимия Кастина. Узурпатор Макрин вовсе не считал его своим другом и моментально сместил с поста, а Гелиогабал, как мы видим, и вовсе казнил [Дион Кассий. LXXVIII. 13. 2].

Может быть, тогда же, был казнён и один из главных организаторов восстания, и пришествия во власть Гелиогабала, Ганнис (Дион. 79, 6). По словам Диона, его убили в Никомедии и назвали самым бесчестным из людей. А ведь сначала Гелиогабал постоянно обращался к Ганнису за советами. Видимо, уже в Никомедии император решил отделаться от Ганниса. Ганнис, конечно, вел довольно роскошную жизнь и охотно брал взятки, но он никому не причинил никакого зла и большому количеству людей оказал многочисленные благодеяния. Это мнение Диона. Он утверждает, что Ганнис преданно служил Гелиогабалу и пользовался расположением Месы и Соэмии. Первая благоволила ему, потому что он был ею воспитан, а вторая – потому, что была его любовницей. Сначала Гелиогабал даже хотел заключить с ним брачный договор и провозгласить его Цезарем. Опять же, Дион пишет, что Ганнис был казнён потому, что побуждал Гелиогабала жить скромно и благоразумно. Если Дион точен, то это надо понимать так, что Ганнис пытался объяснить Гелиогабалу неправильность его поведения, пусть даже он следовал неким религиозным обрядам. То же самое, что делала и Меса, а возможно, и Соэмия. Только матери и бабке мальчуган-император простил их «нравоучения», а Ганнису нет. Это, кстати, характерно. 14-летний император всего за полгода власти дозрел до убийства своего первого и лучшего союзника, и любовника матери. Причём, личного убийства. Дион пишет, что «именно Авит (Гелиогабал) оказался первым, кто нанес ему смертельный удар, ибо никто из солдат не осмелился начать кровопролитие» [Дион Кассий. Римская история 79, 7].

Из контекста сообщения Диона становится ясно, что Гелиогабал устроил на Ганниса целую засаду. Для этого он привлёк группу гвардейцев, которым поручил напасть на Ганниса, однако они, почему-то, не осмеливались это сделать. Тогда юный император сам нанёс Ганнису первый удар. Жестокость убийства тоже характерна для религиозного фанатика, ведь он знал Ганниса с детства и дружил с ним, да и об отношениях матери тоже знал. Ясно, что после такого, Гелиогабал полностью вышел из-под контроля кого-либо. Хотя отношения Гелиогабала с матерью и бабкой сложились хорошие, а их влияние и поддержка были сильными в начале правления. Они стали первыми женщинами, допущенными в Сенат и получившими титулы сенаторов: Соэмия получила титул Clarissima, а Меса – более нетрадиционное Mater Castrorum et Senatus («Мать лагерей и Сената»). Они влияли на юного императора, а их изображения часто появлялись на монетах и документах того времени – уникальная честь для римской женщины. Это уважительное отношение объясняется тем, что Гелиогабал понимал свою некомпетентность в делах управления, к тому же, ему было просто лень ими заниматься, вот он и переложил это на мать и бабку.

Дион Кассий утверждает, что тогда «в других местах было много других» мятежников. Одним из них мог быть «префект», возглавивший неудавшееся восстание, о котором упоминается в египетском папирусе. Всю вторую половину 218 года Восток трясло. Но в этих восстаниях есть что-то странное. Можно предположить, что вооруженное восстание имело бы больше шансов на успех, если бы его возглавил высокопоставленный военный деятель, командующий войсками где-то вдали от императора. Но все эти восстания происходили на Востоке, недалеко от Никомедии и организовывались людьми вовсе не первого ранга. Такое впечатление, что молодой император не произвёл должного впечатления на римское общество Востока, зато породил презрение и надежды на возможность его лёгкого свержения. Сайдботтом задаёт вопросы: неужели отношение к новому императору уже породило презрение? Может быть, наблюдая за Гелиогабалом, эти люди думали, что из них получился бы лучший император? Действительно ли они верили, что Гелиогабал был плохим правителем? И отвечает: конечно, они были правы [Harry Sidebottom: The Mad Emperor. Heliogabalus and the Decadence of Rome. Oneworld, London 2022. S.158].