Вольга и Дарёна
«Пусть это имя было тайным, однако, оно стало известно многим
и передается средь людей из уст в уста, из века в век…»
Глава 1 Первая встреча
«Волколак! Волколак!» – Бешено стучала в голове жуткая догадка, а дедовы былички о злобных существах из Нави, будто оживали и приобретали совершенно реальные обличья.
Ноги стремительно несли мальчишку напролом сквозь лесную преграду. Наверное, он никогда еще так в жизни не бегал. Глаза не разбирали дороги, а деревья, словно нарочно вставали перед ним плотной стеной и сейчас казались не приветливыми зелеными друзьями, а зловещими воинами чужелесья с кривыми колючими лапами-ветками, нещадно рвущими в лохмотья его одежду и раздирающими побледневшие щеки и дрожащие руки.
Мальчишка торопливо перебирался через прохладные лесные ручьи, преодолевал заросшие густым кустарником овраги, нередко он спотыкался и падал, но тотчас вскакивал и мчался дальше во всю прыть.
«Да никакой это не оборотень – просто волк», – пытался он успокоить себя, но от этого страху не убавлялось.
Встреча с лютым зубастым хищником один на один в глухой чаще не предвещала ничего хорошего. Да и волк вряд ли бродит тут в одиночку.
Иногда парнишке верилось, что ему удалось скрыться, но его волосы по-прежнему стояли дыбом, а ноги всё несли и несли вперед…
Выскочив на просторную поляну, он наткнулся на незнакомую девчушку и встал как вкопанный. Она беззаботно ползала по траве и собирала крупные ягоды в широкую корзинку. Заметив его, девчонка подняла голову и добродушно улыбнулась.
Мальчишка нервно огляделся: поблизости никого из людей нет.
«Откудова она здесь? Взялась тут на мою голову! Как быть?!»
Мысли колотились и понемногу отрезвляли возбужденный до предела рассудок.
Да что тут думать? Делать нечего, бежать уже нельзя. Пусть девчонка и не из их племени, а из рода Белок, что живет по соседству (у нее на шее – «беличий» оберег резной да орех лесной), но бросить ее одну он никак не мог.
Мужским именем его нарекут только через несколько Лет – почти через столько, сколько есть пальцев на руке, и нынче спасаться бегством от опасного зверя ему вовсе незазорно. Пока нет у него настоящего мужского имени, то и спроса с него никакого. Но так допустимо, если бы он был один.
А теперь…
– Как забралась в такую даль? – не глядя на девчушку, отрывисто произнес мальчишка, кое-как сдерживая волнение и негодование.
Быстро разыскав большую сучковатую палку, он крепко сжал ее во взмокших ладонях, заслоняя собой маленькую незнакомку.
– По ягоды пошла – вот я и тут, – отозвалась она с легкой усмешкой, словно выказывая удивление непонятливостью паренька.
«Из-за нее вместе пропадём! Взобраться бы на дерево повыше, да можем и не успеть. Эта дуреха прямо посередь поляны расселась!» – Он с досадой внимательно вглядывался вглубь леса. Мальчонка усиленно лелеял надежду на то, что хищник давно прекратил преследование. Но небо вмиг посерело и затянулось мутной хмарью, а вокруг прежде приятные глазу картины дикой природы быстро превращались в мрачные окрестности Нави…
Но это лишь ему так привиделось, а девчушка всё продолжала собирать ягоды как ни в чём ни бывало.
Тревожность разрасталась всё больше и больше, безжалостно сдавливая виски и предательски увлажняя глаза. Мальчишка беспрерывно озирался, стискивая зубы и закусывая губы в кровь, сухой ком в горле не позволял сглотнуть, а руки онемели и не чувствовали деревянного оружия.
Волк все-таки появился.
Зверь не спешил нападать, скрываясь за стволами кряжистых деревьев и разросшимися кустами, он медленно подбирался всё ближе и ближе…
– Не робей, уберегу тебя, – глухо выдавил из себя паренек, сам не веря своим словам.
– Я и не страшусь. Ты же со мной, – спокойным голосом ответила девчонка. – Вон у тебя – перо. Ясно, что ты из Гнездовья Воронов. Сосед и друг.
Мальчишка боялся лишний раз моргнуть: вдруг упустит тот миг, когда волк бросится к ним. Но в какой-то момент хищник неожиданно исчез, будто растворился в воздухе. Только что был вон за тем кустом – и нет его больше…
Когда мальчик наконец-то поверил, что так и есть, он ощутил облегчение и резко нахлынувшую слабость во всем теле. Кое-как разжал непослушные пальцы и вскинул тяжелую палку на плечо.
Странная пропажа хищника укрепила в нем догадку о том, что преследовавший его зверь – вовсе не обычный волк, а порождение Нави.
Парнишке невыносимо захотелось домой, но сперва надо проводить «бельчонка» к их селению.
– Пойдем уж, наягодничалась сполна, – велел он на правах старшего.
Девочка послушно поднялась на ноги, оправила одежду и уставилась на него.
– К реке нужно выбраться, а там дорогу без труда сыщем, – со знанием дела произнес он уверенным голосом и шагнул под массивные зеленые кроны, мельком глянув на мшистые стволы старых деревьев.
Пошагал споро, беспрерывно кося глаза в стороны: если и нет волка, то в глухой чаще и других опасностей не счесть, – но быстро скумекал, что девчушка едва за ним поспевает, и убавил шаг.
Она торопилась следом, и, видно, в благодарность за его замедление весело спросила:
– А ты меня от зайцев охранял?
«Вот, заноза! Не увидела, поди, лютого зверя, а приметила бы, так…» – вспыхнул парнишка, но виду не подал и ответил не менее насмешливо: – Да хоть и от зайцев. Ты так мала, что и ежи тебя сожрут – не подавятся.
Она тихо рассмеялась.
Он остановился, взял из ее рук полную корзинку и, подчеркивая свое превосходство и пытаясь сгладить впечатление от своего недавнего – не очень-то и смелого – поведения, уточнил тоном взрослого, продолжительно глядя в ее глаза:
– А кличут тебя как? Вторушка аль Осьмушка?
– Так сестер моих зовут, а я Дарёна. Самая младшая, – с заметной гордостью ответила она, с легкостью выдержав его взгляд.
– Какая ж ты Дарёна? – снисходительно ухмыльнулся он. – Дараська ты еще! Два вершка росту, за пень заскочишь, и не видать тебя.
Она улыбнулась открыто и необидчиво:
– А тебя как?
– Ерш я покуда, но обещали Храбром наречь, – с нарочитой важностью сказал он.
Обманул, конечно. Но очень надеялся, что и у него, когда придет время, обязательно будет доброе и славное имя.
Быстро повернулся и, пряча обуявшее его недовольство, пошагал дальше.
У нее – крохи совсем – уже и имя есть звучное, теплое, любовью пропитанное. А у него прозвище холодное да неприятное – Найденыш. Только дед Суховей, приютивший и пригревший мальца, называет его Ершом, но не прижилось это имя в племени.
Все как один твердят: Найденыш да Найденыш.
Пусть бы уж Ерш. Понятно, что дед прозвал его так за колючий нрав. Но таков паренек не из-за злости и обиды на приобретенных соплеменников, а просто вспыльчив неуемно сызмальства.
И дело не в характере его.
С самых младых ногтей мерещится ему всякое, что другим общинникам глазами не узреть: жуткие нелюди, мрачная нежить и вполне беззлобные странные существа. Только неясно ему: так оно по сути или дедовы россказни, которыми старик пичкал приёмыша с самого младенчества, глубоко и твердо поселились в его мальчишеской голове.
Как бы там ни было, но плохо сказывается это на пареньке.
Вот и сейчас волколака встретил…
Люди-то верят и в оборотней, и в вовсе невообразимое, но мало кому доводилось сталкиваться нос к носу с жителями других миров. Да и то – от предков лишь пересказы остались, а нынешним общинникам – никому не довелось. Во всяком случае никто в том не признавался: коли и видел, то крепко помалкивал.
«Ладно, главное – реку найти, а там – вниз по течению. Точно к Белкам или к Гнездовью выйдем», – решил паренек.
Накануне Ерша уводили в направлении верховья реки. Он четко подметил. Пусть и с завязанными глазами полпути прошагал, да и кругами его проводник умышленно повертел, но вряд ли паренек мог сбиться с мысленной дороги.
К месту неизвестному отводили мальчишек для наказания и воспитания, но и не так, чтоб уж совсем далеко, значит, где-то поблизости селения находятся, к вечеру, верно, доберутся.
Дед Суховей жил одиноко, потому и защищал приёмыша всегда истово, в обиду не давал, но сам усмирял порой мальчишеский пыл хворостиной. Когда за дело, конечно.
В старейшинах рода дед Суховей не ходил, поскольку пусто было его «гнездо». Всех его близких давно еще степняки погубили, а новой семьей он обзаводиться не стал: то ли не захотел, то ли по другой какой причине. Об этом дед не сказывал.
Но уважали его в племени, к словам его прислушивались.
Только в этот раз не хватило слова дедова, наставники решили отправить пострела для исправления к Образумь-Камню за похвальбу вызывающую.
В роду Воронов хвастунов быстро ставили на свое место: не бахвалься о том, чего еще не совершил.
Мальчишек за всякие провинности, как заведено было в племени, кто-нибудь из старших уводил в глушь к камню исправления и отставлял там на определенный срок, чтобы вразумление было достаточно доходчивым. Меж собой подростки называли его Терпи-Камень.
Суровое наказание, зато действенное. Мальчишеская пылкость усмирялась махом и надолго.
Вот пришел черёд и Ерша.
Ремеслам подростков обучали отцы и деды – всяк своему, а вот ратному делу – владению оружием да бою голыми руками – избранные старейшинами опытные воины.
Найденыш – рослый не по годам, заметно сильнее сверстников и ловчее – на недавнем общинном обучении справился с одним соперником, затем со вторым, а потом заявил во всеуслышание, что сразу троих одолеет. Сгоряча ляпнул, да повторил еще разок. Не от того, что силу свою осознал и легкую победу почувствовал, а потому что его в племя приняли еще младенцем, но до сих пор относились к нему как к чужому. И зачастую вольно или невольно давали ему это ясно понять как старшие, так и малые.
Сейчас поверженные противники с издевкой обозвали его «прикормышем» и «кукушонком».
Вот он и сорвался.
За это хвастовство наставники и наложили на него наказание.
Он должен был безотлучно находиться у Образумь-Камня в одиночестве и без еды, пока за ним не придут. Мол, сиди тут и хвастайся сколько угодно – камень всё стерпит.
Он и просидел долго, сидел бы еще, но появился волколак…
Ерш его даже не сразу увидел, лишь почуял, когда тот подбирался крадучись. А как услыхал жуткий утробный рык оборотня, так и припустил что было духу…
Поначалу юный следопыт все-таки ошибся и повел свою спутницу неверной дорогой. Времени потеряли изрядно и ноги истоптали впустую. Расстроенный паренек, когда осознал свой промах, то готов был уже криком кричать на всю чащу – вдруг люди услышат?
Однако в какой-то миг наитие указало ему нужное направление.
Или это был кто-то незримый. Верно, боги выручили.
Хотя просить их о помощи он еще не надумал.
Дед учил, что обращаться к богам надо в самом крайнем случае, когда уже нет иного выхода. Негоже их беспокоить, если и сам сможешь справиться.
Когда вышли к знакомым местам – впереди за деревьями показался приметный косогор, мальчишка украдкой перевел дух и смахнул испарину со лба.
Всё. Выбрались из глухомани.
Вскоре перед ними возникла долгожданная река, на берегу которой и прижились их племена. Уверенно повернув к селению Белок паренек проводил свою новую знакомицу. Надо дело довести до конца, раз сам решил, что в ответе за нее.
Но только до той поры, пока она у своих не окажется.
У взгорка, на котором раскинулось селение, Ерш остановился, Дарёна мило улыбнулась на прощанье:
– Обязательно свидимся еще.
– Да уж как без этого. Соседи ведь, – буркнул он, радуясь, что наконец-то избавился от малой девки.
Всё же проводил ее взглядом до крайних жилищ. Девчушка, будто почувствовала, обернулась и восторженно помахала ему рукой.
Он лишь кивнул, повернулся и отправился домой.
Чем ближе Ерш подходил к Гнездовью, тем короче становился его шаг. Он с горечью раздумывал о том, как его могут наказать за самовольный уход от Терпи- Камня. В волка, скорее всего, и не поверят.
Но дед Суховей, как всегда, вступился за мальчишку и Найденыша в этот раз отстоял.
На ближайшем общем празднике во славу светлых богов паренек снова встретился со знакомой «ягодницей». К этому дню он уже и перестал припоминать минувшие события.
Она радостно подскочила к нему и улыбнулась:
– Не признал меня? Дарёна я! Та, что ты от зайцев берёг!
– Ааа… Это ты, шишка еловая, – с напускной важностью отозвался он. – Позабыл о тебе совсем.
– Пойдем в круг, – ухватила она его за руку.
– Мала ты еще, чтоб хороводы с тобой водить, – усмехнулся он и высвободил пальцы из ее ладошки.
– Гляди, вот вырасту, так сам будешь виться вокруг меня, упрашивать через костер с тобой прыгать! – с обидой проговорила Дарёна.
– Да ты навсегда такой же крохой-пташечкой для меня и останешься, – сказал Ерш высокомерным тоном, ясно давая понять, что до его «взрослости» ей никогда не дорасти.
После этой встречи он не видел ее долго.
***
Многие Лета прошли с тех пор, как племена Белок и Воронов покинули обжитые места и поселились у спрятавшейся в лесной глуши речки, прозвав ее за тихое и неприметное глазу течение Дрёма-рекой.
С насиженных мест их согнали пришлые враждебные племена инородцев, да и степняки много горя приносили им своими набегами. Вот и решили они искать новые укромные земли, чтобы вести спокойную и размеренную жизнь. На прежнем месте они жили в союзе с другими дружественными племенами. Там были те, кто называл себя Березовым народом, были Озерные люди, Речные и Дубравные, а Вороны и Белки причисляли себя к жителям Полян.
Но как пришла непоправимая беда, так разминулись их пути: кто-то из них ушел в иных направлениях, а кто-то остался там, смирившись с нашествием инородцев.
Лишь Вороны и Белки добрались сюда и обосновались у Дрёмы-реки. Но и здесь они не сразу обрели покой. Пришлось уйти дальше вверх по реке под защиту Добролюбля, после чего никто на них больше не нападал.
Конечно, река таила в себе скрытую опасность, и изредка в ней кто-нибудь тонул. Хотели было переименовать ее, но старейшины сразу разглядели и в этом названии уже кроющееся предостережение: река обманчиво дремлет до поры до времени, а когда кого-нибудь настигнет недобрая участь, тогда и просыпается ее смертоносная натура. Каждый должен помнить об этом.
Так реку называют и по сей день.
Племена Воронов и Белок жили дружно и поклонялись одним и тем же богам. Но однажды меж соседями появились разногласия, когда Белки на своем святилище установили деревянных «богов», подобно тем, что в городище Добролюбль стоят.
Племени Воронов не понравилось такое новшество. Они считали, что пусть боги и превращаются во всё, что им будет угодно, но невозможно по своему желанию никакую божественную сущность в рукотворные идолы поместить.
Вороны, как и прежде, обращались к небесным богам «напрямую» и насмешливо относились к поклонению Белок деревянным истуканам.
Пусть в городище поступают, как желают, там совсем другая жизнь, иные порядки, но соседей, с которыми жили бок о бок долгие времена, род Воронов так и не простил за «предательство».
С той поры они стали меньше встречаться, лишь на большие праздники собираются вместе, соблюдая устоявшийся обычай.
Да и полностью порвать связь меж родами – никак нельзя. Вместе сподручнее обороняться от всяких ворогов.
За охрану князь Гремислав взимает с племен плату, однако прибыть вовремя княжеская дружина не всегда поспеет. До городища довольно далеко, но переселяться поближе старейшины обоих родов не желали – не хотели позволить князю и Добролюблю установить свое прочное владычество над их племенами.
Да и в последние годы чужаки в здешних краях появлялись всё чаще для обмена и торговли, а не с набегами.
За независимость и самостоятельность племен яростнее всего, конечно же, выступал род Воронов.
Ерш в Добролюбле еще ни разу не бывал, а когда дружинники князя появлялись в Гнездовье, чтобы получить в уплату меха, мед и зерно, он с восхищением и завистью разглядывал их. В тайне мальчишка мечтал, повзрослев, напроситься на службу к князю. Понимал, что для племени он навсегда останется чужим, так почему бы не попытать счастья в городище?
Там-то наверняка людское отношение к нему будет складываться, опираясь на его заслуги, а не на его неведомое происхождение.
Но пойти в обычное услужение к князю, гордый и свободолюбивый дух Ерша – то ли родившийся вместе с ним, то ли перенятый мальчишкой от рода Воронов – ему бы не позволил. Он желал стать именно дружинником.
Парнишка слышал, что Гремислав не только защищал здешние земли, но и сам иногда отправлялся в походы, вот тогда он собирал большое войско, а показав себя в сражениях как надо, Ерш вполне мог попасть в княжескую дружину. Вороны и Белки от таких походов отказывались, они больше не искали битв, хотели жить мирно, но если он сам вызовется, то кто ему запретит?
Однако обряда Перерождения, после которого он станет мужчиной, еще долго дожидаться, и мальчишка усердно старался напитаться всяческими жизненными мудростями племени. В свободное время пытливый мальчуган околачивался возле мастеров разных ремёсел, будь то косторез, оружейник, резчик по дереву или кто-то другой: смотрел во все глаза, где позволяли, а откуда гнали – подглядывал украдкой.
Дед Суховей в основном ловил рыбу для Гнездовья и приучал к своему промыслу приемыша. Постепенно паренек не только приловчился отлично управляться с рыболовными снастями, ловушками и сетями, но и узнал многое, несвязанное с дедовым занятием, в том числе о том, что Дрёма-река выпадает из другой – широкой и полноводной – реки с названием Течь, на которой и стоит Добролюбль.
Удачливым охотником дед Суховей не считался даже в молодости, а теперь-то и подавно, но въедливо и терпеливо обучал юнца, как добыть того или иного зверя, ведь это должен уметь каждый мужчина.
Так и жил Ерш, постигая секреты искусных умельцев, набираясь ума-разума у деда Суховея и взрослея день ото дня…
Глава 2 Мужское имя
Через несколько Лет, когда день и ночь сравнялись, Вороны и Белки встречали новую весну.
Как и прежде, вместе.
Поутру отнесли на свои святилища дары богам – и приняли жертвенные костры их требы. А уже после того сошлись племена на общее веселье.
Ерш к этому времени возмужал, был он рослым и раньше, но теперь заметно раздался вширь (конечно, у него не было косой сажени в плечах, но всё же выглядел весьма внушительно) и наполнился силой, которая у большинства сверстников вызывала зависть.
В праздничных состязаниях, где требовалось показать свою молодецкую удаль и смекалку, никто из одногодков не мог с ним тягаться. И потому всеми возможными способами парни пытались поскорее спровадить его, а то и вовсе не пускать в игровой круг.
Так повторилось и нынче.
Томясь в сторонке, Ерш скучающе наблюдал, как недалече девчата и мальчишки помладше забавлялись в догонялки. Его внимание привлекла одна прыткая девица, которая ловко уворачивалась от водящих, умышленно приближалась к ловцам и, подразнивая их, буквально выскальзывала из их рук и была так неутомима, что никому еще не удалось ее поймать.
С ярко вспыхнувшим интересом Ерш отправился туда. В игру его приняли, и по правилам теперь он должен догонять.
Старательно избегая уж слишком приближаться к визжащим от радости мальцам и девицам, Ерш нацелился на ту самую «неуловимую» игрунью, решив, что он-то ее обязательно настигнет.
И вот уже догнал, но тут она резко остановилась, обернулась и улыбнулась ему с озорным прищуром и до того знакомо.
От неожиданности парень замер, как вбитый в землю кол.
«Какова девица! Всем хороша да пригожа, румяна как ранняя зорька, а очи – бездонные… так и сияют, как два озерца…»
– Признал? – насмешливо спросила она. – Похожа я теперь на кроху-пташечку?
– Неужто ты, шишка еловая?! – удивленно прошептал Ерш, чуть не задохнувшись от охватившего его волнения. – Да разве ты тот самый бельчонок?
– А то кто же! – звонко рассмеялась она. – По нраву я теперь тебе? Так скажи, какой я стала.
– У тебя коса уже есть… русая да тугая… Загляденье одно, – с трудом пробубнил оторопевший парень.
– И всё?! Косу только разглядел? – прыснула она от удовольствия, понимая, какое впечатление произвела на него. – Ладно, потом расскажешь!
– Когда станут в «Заиньку» играть, я тебя невестой выберу! – неожиданно для самого себя выпалил Ерш.
– Я давно знаю, что мила тебе! – рассмеялась она еще задорнее. – Ты как повстречал меня в первый раз, так сразу принялся от других «зайцев» охранять! Помнишь, тогда в лесу? А не прогадаешь ли, позвав меня в невесты? А коли буду тебе злой и сварливой женой? Аль ведьмой стану?
– Не будешь… Не станешь, – растерянно насупился Ерш. – Ты не такая…
– Невестой назвать меня можешь. – Дарёна лукаво уставилась на разволновавшегося парня. – И даже уговоришь через костер с тобой прыгнуть. Но получится ли у тебя и впрямь стать моим женихом, сумеешь ли догнать меня на Купало и сорвать с моей головы венок?
– Теперь-то я тебя догнал, – недоуменно хмыкнул Ерш.
– Разве?! – весело расхохоталась она. – Это я тебе дозволила!
Дарёна резко развернулась и стремительно понеслась прочь, точно как молниеносная белка-летяга.
Он не пустился за ней вдогон.
Застыл на месте, переполнившись неведомыми ему ранее ощущениями. На него уже шикали недовольные игроки, требуя продолжать водить. Ерш, пребывая в задумчивости, всё-таки с легкостью ухватил первого попавшегося и вышел из игры.
Отошел в сторону и сперва пристроился к кривому карагачу, упершись в его ствол спиной, но мысли обрушились на него до того жгучим и пронизывающим водопадом, что ему пришлось сбежать от веселящихся людей подальше, спрятаться глубже в лесу. Он захотел остаться наедине с этими новыми и непонятными ему чувствами, чтобы попытаться в них разобраться.
«Вот те раз! Из птички-невелички вон какая красавица получилась! Встречались ведь и раньше, но не примечал я Дарёну до этого дня. А тут в одно мгновение расцвела, да так – что глаз не оторвать. Уста ее – багряным цветком, голос – журчащим ручьем, а взглядом одарит – будто солнышком приветливым согреет… И коса у нее уже есть – обряд прошла, теперь она – девица на выданье. Имя ей, верно, не поменяли. Такое ладное имя… Зачем ей другое? Наверняка сказала бы мне, коли так бы случилось…»
Ничего, он скоро станет мужчиной. Немного ждать осталось.
Ершу понадобилось долго еще бродить по тихой дубраве, чтобы прийти в себя. Лишь когда сумерки стали одолевать дневной свет, он кое-как успокоил страстное смятение и пылкое томление, раздирающие его изнутри, так похожие на легкое безумие, на сон – одурманивающий и окрыляющий…
«Да уж, Дарёна – не только родителям богами подарена, но и мне она – дар небесный! Моей будет! Никому не отдам! Ежели она нрав свой выставит наружу и спрячется от меня на Купало, то я цветок папоротника сыщу, тогда точно никуда не денется…»
Когда он возвратился к Гнездовью, там сжигали соломенную «Марену».
Под радостные крики, ничуть не страшась возмездия той, которая вовсе не чучело.
Да к чему ее теперь опасаться?
Кончилась зима. Явь избавляется от ее холодных оков. Марене не заморозить больше никого из Воронов и Белок. Она утратила свою силу.
Настало время добрых богов.
Ерш пытался поскорее найти Дарёну, нетерпеливо выглядывая ее средь ликующих соплеменников и соседей. Его тянуло к ней неудержимо.
Но она первая разыскала Ерша, подкралась сзади и, схватив его за руку, радостно выкрикнула парню прямо в ухо:
– Пойдем к Маре ближе!
А он так и обмер от ее – теперь такого необычного – прикосновения.
Глядя на растерянный вид Ерша, Дарёна заливисто рассмеялась и сказала шутливо:
– Чего врос в землю, будто пень? Да не робей! Я ж с тобой!
И настойчиво потащила его к ярко полыхающему костру…
Когда веселье стихло, Вороны разошлись по жилищам, а Белки отправились в свое селение.
Дед Суховей заметив, что с приемышем творится что-то неладное, принялся докучать ему расспросами, пока Ерш не сдался и выложил всё как на духу.
Дед сперва довольно крякнул, хохотнул и потер руки, а после сказал серьезным тоном:
– Вырос ты. Весна пришла и к тебе. Но девку зря обнадежил. Пройдет это, глазом моргнуть не успеешь. Молодух вокруг – вон сколько.
– Не пройдет, – сердито буркнул Ерш. – Нет милей ее и краше.
– Не приворожила ль она тебя? – настороженно вскинул бровь старик. – Аль ужель легла с тобой?
Ерш только гневно сверкнул глазами на деда.
– Ладно, – миролюбиво продолжил Суховей, разглаживая морщины улыбкой и причмокивая. – Полно ерошиться. После твоего Перерождения – и Русалии не за горами. Там и будешь женихаться, как заведено предками. После уже вызнаем: пойдет зазноба за тебя или нет, согласятся ли ее родители? Соглашусь ли я… Ты видал ее только в хороводе, а какой она станет хозяйкой – надобно еще поглядеть, прежде чем девку в дом брать.
Парень с хмурым видом молча кивнул. Тут не поспоришь. Законы, установленные предками, нужно чтить и выполнять…
Так внезапно завладевшее всем сознанием Ерша непонятное чувство, какого он раньше никогда не испытывал, не ослабевало. Оно росло с каждым днем. Парень жаждал встречи с Дарёной. Готов был виться подле нее денно и нощно, да хоть разок взглянуть на нее, пусть и издали.
Он искал любой повод, чтобы сбегать в селение Белок. Но к его сожалению, таких поводов не было.
Принялся сам выдумывать различные причины, однако дед, догадываясь в чем дело, не позволял ему покидать Гнездовье. Суховей свое слово сказал, принял решение, и Найденыш должен ему следовать.
Видно, дед думал, что к тому времени перемается паренек, да и успокоится.
Но неизведанные доселе ощущения и неумолимая тяга к Дарёне Ерша так и не отпустили. Мысли о ней стянули его горячее сердце тугим, ни на миг неослабевающим узлом.
Пока он не увидит ее снова – не будет ему покоя…
***
В эту ночь Ершу не спалось. Раз за разом выскакивал он наружу, подолгу вглядываясь поверх кромки леса, – не плеснула ли уже Заря-Зареница багрянца на небесный край? Не провозгласила ли она уже этот особенный день?
И едва забрезжил рассвет, парень ухватил аккуратно сложенную новенькую одежду, заготовленную Суховеем еще задолго, и поспешил впотьмах к святилищу.
Общинное священное место находилось рядом с селением – на соседнем холме. Когда Вороны перебирались ближе к Добролюблю, тогда боги подали им знак, озарив в ночи вспышкой света этот бугор, – указали, куда они спускаются с неба.
Там племя и устроило святилище, а сами общинники поселились поблизости – на возвышенности у реки.
Ерш притаился в кустах у подножия холма. Ему нельзя подниматься наверх, пока там не запылают жертвенные костры.
Появился волхв Дождезов, немного сгорбившись и тяжело передвигая ногами, он не спеша поднялся на бугор. Попадаться ему на глаза прежде времени Ершу не хотелось. Вдруг тот решит, что парень слишком уж нетерпелив, нет в нем выдержки, коей должен обладать мужчина, и не допустит его сегодня к обряду.
Теперь можно приблизиться к тропе, ведущей к святилищу.
Вскоре подошли трое воронят. В этот раз лишь их четверых нарекут мужскими именами. Конечно, если они справятся с испытаниями. Для остальных повзрослевших «птенцов» такой день наступит перед жатвой.
Вот и костры один за другим разметали утренний полумрак – пора предстать перед волхвом.
Дождезов молча указал им, где сложить принесенную одежду – мужскую с родовым поясом, в которую они облачатся после обряда.
«Птенцы» встали рядком по кромке внешнего круга. Свет от костров озарял их вмиг преобразившиеся лица: торжественные, посуровевшие, но всё же с едва заметными проблесками внутреннего сияния от удовольствия и радости.
– Матери рожают дитятей, а мужами нас делают Явь и боги, – произнес Дождезов. – Вам нужно показать себя, явить силу и бесстрашие, терпение и волю. И убедить богов, что вы достойны носить мужские имена.
Перерождение воронят в Воронов началось так: раздевшись догола, парни бросили старую одежду в срединный жертвенный костер, отказавшись от прошлой жизни и детских прозвищ.
«Родиться заново» – пройти необходимые испытания – им придется совершенно нагими.
Да и ничего. Никто из племени их здесь не увидит. До того как они не предстанут перед соплеменниками на общем сходе и не назовут свои имена – в святилище никому из Воронов нет дороги.
Тут только волхв, перерождающиеся и боги…
К обрядовому месту у реки, как и в святилище, без причины Вороны тоже не приходят. А за пределами священных мест вчерашним птенцам придется скрывать свое голое тело от случайных глаз.
В утренних сумерках спустились к тихо плещущейся реке. Бывшие воронята вошли в прохладную воду и погрузились в нее с головой, имитируя пребывание в материнской утробе и задерживая дыхание на сколько хватит сил.
Торопиться выныривать нельзя, иначе «плод» Яви будет недоношенным, недозревшим.
Нырять Ершу приходилось часто, ведь дед Суховей обучал его рыбному промыслу, и паренек часами не выбирался из воды, устанавливая и проверяя плетеные ловушки для рыбы.
Такие навыки позволили ему высунуться наружу последним.
Вынырнув, он тряхнул головой, сбивая тяжелую влагу с волос, и принялся жадно вбирать воздух ртом.
Теперь следовало выйти сухим из воды.
Его сверстники уже забрались с ногами на вбитые в речное дно бревна, торчащие верхушками над поверхностью реки, и стояли на них, ожидая пока ветер не высушит их тела. На коже не должно остаться ни капли от прошлой жизни, и только тогда можно спрыгнуть на берег.
Ерш тоже взобрался.
Пусть зубы неудержимо стучат от холода, пусть дрожь пронизывает все тело, а ноги так и норовят соскользнуть с мокрой опоры, но нужно быть стойким.
Ерш рад всему, никакому испытанию его не сломить.
После обряда он получит право обзавестись своей семьей. Сразу после Русалий и…
Если Дарёна будет не против…
Как оказалось, Перерождение лишь только начиналось.
Волхв положил на землю стрелы с различными метками и велел каждому выбрать одну из них. Дождезов запомнил, у кого какая стрела. Это важно для следующего этапа.
Безымянные по очереди запустили из лука свои стрелы через реку, чтобы затем перебраться вплавь на другой берег и отыскать их.
Постарались. Хорошо полетели их стрелы. А тут еще и ветер попутный – подхватил и понес их на своих стремительных крыльях далеко-далеко.
Но в том, скорее всего, была не только заслуга ветра, прежде волхв уточнил: случалось, что стрелы не долетали до чужого берега и их уносило водой. Такие неудачники отправлялись вниз по реке вслед за стрелой. То ли от волнения они плохо пускали стрелу, то ли всё же решили схитрить и натягивали тетиву вполсилы, чтобы облегчить свои поиски, но никто из них так и не вернулся в Гнездовье.
Видно, боги их наказали. Или за хитрость, или за слабость духа.
К тому же ни для кого не тайна, что на подобном испытании нередко тонули воронята, не рассчитав своих сил по юношеской горячности.
Кому как не Ершу хорошо известно, как коварна Дрёма-река.
Сколько раз его вертело и утаскивало в омут так, что он уже прощался с жизнью.
Перед переправой волхв предупредил: если какой-то счастливчик быстро отыщет свою стрелу, ему все одно никак нельзя тут же возвращаться обратно.
Безымянные должны провести ночь на том берегу. Без огня. Во тьме.
Вороны редко бывали на той стороне. Тамошний лес они считали темным и дремучим, кишащим злыми лесными духами, особенно после того, как несколько соплеменников бесследно пропали в тех дебрях.
Но чтобы стать мужчиной каждому Ворону пришлось побывать там.
Конечно, испытуемым уже приходилось раньше сидеть в лесной глуши в одиночестве у Терпи-Камня, но ведь не ночью, а лишь днем. Да и Камень наказания находится неподалеку от Гнездовья, а теперь дорога ведет их в места глухие и безлюдные, подстерегающие смрадными болотами и неведомыми опасностями.
Мало того, Дождезов велел им принести к святилищу добычу. Как они с голыми руками исхитрятся поохотиться – это уже их забота. Ведь чему-то обучили их отцы и деды.
Что ж, пора.
Рассвет бурливо разливался по небосклону, как неслась по юношеским телам горячая молодая кровь, стремящаяся поскорее пополнить мужскую силу племени Воронов.
Поочередно воронята входили в обманчивую воду и, упорно борясь с губительным течением, следовали к цели. Пока передний не выбирался на противоположный берег, следующий в воду не совался. Помогать друг другу можно и даже нужно, но лишь на обратном пути и только при переправе, когда каждый уже добудет свое самостоятельно.
В этот день повезло всем испытуемым, преодолели реку удачно, а доплыв до земли, не показывали усталости – тотчас скрывались в лесу.
А там, укрывшись за деревьями, можно уже отдышаться и передохнуть.
Прежде волхв поворачивал луки безымянных так, чтобы стрелы летели не к одному и тому же месту – ведь у каждого своя дорога.
Так что пути воронят на том берегу сразу разошлись.
Ершу чужой лес показался вполне обычным – только зазря столько страхов нагоняли. Он споро пробирался вглубь, хорошо приметив, куда понеслась его стрела.
Добравшись к примеченному месту, тяжело вздохнул – его поджидала досадная неприятность. Стрела угодила прямехонько в болото, укрытое зеленым покрывалом разнообразной растительности. Хорошо, что не в жуткое и смрадное болото, а в небольшое, в чем-то даже приятное глазу болотце с квакающими наперебой лягушками.
Отыскав среди валежника подходящую жердь, парень отважно устремился вперед. Если бы ему приходилось раньше забираться в топь, то вряд ли бы он сейчас так поспешал. Дед Суховей учил, как надо, но так и не показал на деле – на родном берегу никакого – даже крохотного – болотца рядом с Гнездовьем не найти.
Шаг за шагом, отыскивая спасительные кочки, Ерш пробирался к своей стреле. Ее он еще не увидел, но наитие ему подсказывало, что она именно здесь.
А вот и стрела!
Обрадовался Ерш: быстро справился! Но тут нога соскользнула с кривой кочки, и он рухнул в булькающую жижу, а там, обхватив его крепкими объятиями, трясина потащила, поволокла парня вниз.
Долго барахтался Ерш, выбиваясь из сил, всё искал земную твердь, уже одна голова торчала над поверхностью, но все-таки сумел дотянуться до куста, ухватился за тонкую гибкую ветку и кое-как вытащил себя на маленький островок.
Перевел дух и обождал, пока кровь бурлящая утихнет. Обидно бы было вот так пропасть…
Ноги всё еще подкашивались, но парень упрямо двинулся дальше, теперь-то тщательно выверяя каждый свой шаг.
Лягушка с огромными выпученными глазами сидела подле стрелы, подперев ее зеленым боком, и будто поджидала молодца. Ерш брезгливо отпихнул палочкой пучеглазую квакушку – пусть на трясине она хозяйка, но это он владеет стрелой.
Из болота выбирался очень медленно, крайне осторожно. Времени еще много. Теперь незачем спешить. Да и суровый урок получил на всю жизнь.
«Поспешай, да не торопись», – говаривал ему Суховей, но тогда слова деда были всего лишь словами.
Болотную грязь Ерш смыл в прозрачном лесном ручье и вышел на поляну под солнечные лучи.
Солнце обогреет…
Теперь надо разжиться добычей и отыскать подходящее место для ночевки.
Поразмыслив, парень решил не искушать судьбу: зачем мудрствовать, если можно использовать свои знания? Дед отлично обучил его рыбному промыслу.
Ерш отправился обратно к Дрёме-реке.
На берегу набрал гибких прутьев, сплел несколько ловушек и расставил их в тихих заводях. Только и оставалось поутру забрать улов.
Чуть отойдя от речки, парень выбрал крепкое высокое дерево, вскарабкался на него и надежно устроился среди толстых ветвей. Напряжение и волнение, скопившиеся за день, тотчас обрушились на него, придавили невидимым грузом, расслабили мышцы, и Ерш невольно сомкнул глаза…
***
Парню самому было удивительно, как он умудрился преспокойно проспать всю ночь в незнакомом месте. Никто его не потревожил, и он, позабыв о всякой бдительности, и глаза ни разу не приоткрыл до рассвета.
С первыми лучами солнца Ерш проверил ловушки – улов был. Правда, немного, но волхв напоследок дал понять: неважно чего и сколько, важно – добыть. Только с пустыми руками назад нельзя.
Собрав рыбу в самую большую плетенку и снова погрузив ее в реку, Ерш сидел на берегу неподалеку и поджидал остальных воронят.
Они появлялись по одному: не скрывая гордости и удовольствия не только от своего успеха, но теперь уже и искренне радуясь за других испытуемых.
Даже за него – найденыша.
К полудню все собрались.
Никто не сгинул, не пропал. И с заданием справились сполна. У каждого и стрела, и добыча: зверье малое или птица лесная.
Отныне они вправе действовать сообща.
Дружно притащили к воде подходящий выворотень, к его сучьям прикрепили плетёнки с добычей и, ухватившись одной рукой за корягу, а другой загребая воду, поплыли к родному берегу. Вместе сподручнее бороться с течением, да и не так страшна опасность, когда рядом те, кто готов прийти на помощь в трудное мгновение, протянуть братскую руку…
От случайных глаз прикрывая срамные места плетенками, безымянные незаметно пробрались к святилищу – река утащила их много ниже от обрядового места. Кто-то мог их и приметить по дороге, но воронятам теперь было всё равно – они достойно прошли тяжкое испытание, внутри лишь радость, а впереди – мужское имя.
Волхв одобрительно посмотрел на них, когда парни возникли на святилище: каждый вернулся, каждый справился.
Этапы обряда Перерождения хранились в тайне, но испытуемые догадывались, что это еще не конец. Всё же они надеялись, что самое сложное осталось позади.
Однако то, что их ожидало дальше, вполне могло с новой силой разжечь в их умах страх, который они прежде одолели на том берегу…
Огонь – та стихия, которой они поклонялись, которая поддерживала их существование, давая тепло и пищу, служила подспорьем в ремеслах, в один миг превратилась в беспощадного экзаменатора.
Безымянные по одному подходили к ритуальному костру, Дождезов вставал с другой стороны и вонзал копье острием в землю, следом бросал в огонь два камня.
Каждому испытуемому нужно было изловчиться и выхватить камни, пока они не нагрелись и, превозмогая боль, завладеть оружием.
Костер невелик, да и пламени как такового не было – просто груда жарких углей. Но если замешкаешься, не совладаешь с собой, то раскаленные камни съедят кожу на ладонях.
Всё же труднее было достать копье. Для этого неотвратимо нужно было ступить босой ногой в жар. И только бесстрашие и быстрота могли уберечь безымянных от серьезных ожогов.
Будущие мужчины достойно прошли и это этап. Настал черед духовных испытаний.
Дождезов велел парням собрать большие камни у подножия холма и выложить из них свою «Тропу духа», а выстроив личный круговой солнцеход, испытуемым следовало войти в него и во внутреннем круге замереть, прикрыв глаза, чтобы услышать голоса предков, отыскать в Яви нового себя, увидеть свой внутренний свет.
Воронята спустились и принялись за дело.
У кого-то получился простенький солнцеход, у кого-то спиралевидная змейка в несколько кругов. Но тут всякому было ясно, что в этом задании важна духовная составляющая, а не вычурность постройки.
Но у Ерша почему-то сложился довольно замысловатый лабиринт из камней. Он даже не понял, как это вышло. Возможно, его разум сам по себе решил: какой «тропа» выйдет, такой и станет дальнейшая жизнь парня.
Или так пожелали боги?
Ерш уже не мечтал о чем-то большем, чем обычная жизнь Ворона, и давно потушил в себе желание стать дружинником князя Гремислава.
Его мысли полны лишь Дарёной.
Завершив свою «Тропу духа», Ерш с неуемным волнением, едва переступая ногами, двинулся к центру. А там, замерев, он простоял, казалось бы, вечность, но так и не услышал голосов предков, не почувствовал ничего такого, что должно было направить его, озарить его жизненную дорогу…
Такая непонятность тяготила его, только вовсе не пугала – ему не нужен чей-то, пусть и мудрый указующий перст, ему не столь важно узнать, какая его ждет участь.
Ведь он уже сам определил свою дальнейшую жизнь, и она всецело и напрочь связана с Дарёной.
А то, что не вышло мысленно узреть знаков судьбы – беда небольшая.
Когда-нибудь боги подадут ему эти знаки воочию, тогда он их и осмыслит, а пока, видно, не время.
После прохождения «Тропы духа» безымянные должны были разобрать свои солнцеходы и сложить камни горкой. Никого нельзя впускать в свой ритуальный лабиринт, дабы тот умышленно или ненароком не навредил, не выведал ничего из таинства твоей духовной дороги, не смог узнать твою судьбу и повлиять на нее, а хуже того – попытался бы разорвать начертанную линию жизни.
Когда безымянные сошли со своих духовных троп и принялись собирать камни, Ерш поступил так же.
Дождезову о том, что случилось, вернее, о том, что с ним ничего не произошло в рукотворном лабиринте, Ерш не сказал, даже виду не подал. Вдруг такое повлечет неприятные последствия и он нынче не получит мужского имени?
Хорошо, что о подробностях свершившегося духовного таинства говорить запрещено даже волхву. Это сугубо личное – сокровенное и бесценное знание…
***
Наконец-то Дождезов объявил, что Перерождение завершилось, но предстоял еще один заключительный и самый важный этап – Круговерть.
Пройдя необходимые испытания и обретя нового себя на «Тропе духа», безымянные теперь могут отправиться в Правь, чтобы предстать пред богами. И боги нарекут их мужскими именами.
Боги взглянут на переродившихся и прошепчут имена волхву, а он уже и огласит их.
Для того чтобы переместиться в другой мир и заявить о себе богам, безымянным следовало перевоплотиться в воронов. Парни облачились в обрядовые костюмы: на голову – маску из кожи с деревянным клювом, на голое тело – широкую накидку, густо унизанную перьями.
Перед путешествием Дождезов напоил безымянных дурманящим травяным взваром из ритуальной чаши.
Ерш проглотил свою порцию махом, не ощущая, как напиток обжигает горло. Он мысленно ликовал, ведь сумел, прошел обряд и скоро станет мужчиной!
Безымянные тотчас пустились в пляс, кружась у срединного костра и размахивая руками-крыльями.
Очень скоро окрестности в их глазах стали видоизменяться: недавно над святилищем сгущалась вечерняя мгла, а тут на тебе – вмиг посветлело вокруг!
Вот они сияющие небеса! Вот он каков мир богов!
Перевоплотившиеся еще пуще замахали руками-крыльями, продолжая свой неистовый ритуальный танец…
Когда последний из безымянных без чувств повалился наземь, Дождезов отошел к дровяному запасу для жертвенных костров и, усевшись на гладкое бревнышко, задремал, прежде вздохнув с облегчением.
Старые кости ищут тепла и покоя…
Едва утро дало о себе знать, волхв уже стоял в центре святилища и громко призывал переродившихся.
Парни, просыпаясь, встряхивались и по одному, соблюдая древний обычай, приближались к Дождезову.
– Войдешь в круг безымянным, а выйдешь из него молодым мужем, – торжественным голосом говорил волхв каждому из них.
И как только кто-нибудь из парней подходил к волхву, Дождезов, схватив за деревянный клюв, освобождал его лицо от маски и говорил:
– Боги увидели тебя и нарекают…
Затем тихим шепот он произносил и другое имя – тайное, которое будет оберегать молодого Ворона от злых духов и которое никто не должен узнать…
Когда же подошел черед Ерша войти в круг, то он не откликался на призывы волхва.
Обеспокоенный Дождезов всех отправил на его поиски. Разыскали парня внизу, у подножия холма: из-под нагромождения валунов выглядывала лишь часть юноши, скрытая ритуальной накидкой-оперением, а маска с клювом, в нарушении обрядовых правил, уже была снята и валялась рядом.
Волхв настойчиво звал парня, но он не откликался, пребывая в глубоком беспамятстве.
Разозлившись, Дождезов откинул край накидки и тотчас в ужасе отпрянул, бормоча дрожащими губами:
– Пасть! Волчья морда! Хищные клыки!
Через мгновение парень принял человеческий облик и открыл глаза.
Побледневший волхв хотел выкрикнуть что-нибудь резкое и гневное, но тут же осекся и побледнел еще больше, услышав шепот богов. Если они промолчали при наречении воронят, то новое имя найденыша они произнесли ему четко и ясно.
– Ты нарекаешься Вольгой… – не своим голосом с трудом вымолвил Дождезов. – Так пожелали боги… А твое тайное имя мне неизвестно. Да, видно, будет лучше, ежели ты его никогда и не узнаешь…
Парень, сияющий от восторга, выбрался из-под камней, благодарно взглянул в потускневшие глаза волхва и бросился наконец-то облачаться в мужскую одежду – новенькую, ту, что каждый из них принес с собой.
Больше не будет пера. Перо для птенцов-воронят, у мужчины – родовой пояс.
А то, что тайное имя ему пока не даровали боги, так, видно, есть на то причина. Скажут после, когда придет время. В том у него сомнений не было.
Парни уже переоделись и, не дождавшись его, нетерпеливо устремились в Гнездовье. Их гордо напружиненные спины маячили на тропе невдалеке.
Быстро натянув на себя одежу, Вольга бросился их догонять, но на полпути остановился. Необъяснимая тревога заполонила его разум, и он без колебаний помчался в селение Белок, не уважив своим появлением общинный сход для встречи новоиспеченных Воронов.
На бегу он с удивлением припоминал перекошенное лицо волхва и с упоением повторял свое новое имя. Пусть он ждал другого наречения, но теперь неважно. Главное – у него есть настоящее мужское имя!
Он пока еще ничуть не догадывался, что после свершения обрядового таинства мир, окружающий его, преобразился, расширился до невообразимых пределов и наполнился тем, что раньше ему было неведомо.
Хотя мир-то всегда был таким, но теперь стал иным сам Вольга…
Глава 3 Темная печать
У Белок случилось что-то худое. Вольга натыкался на озабоченные лица, его сердце бешено заколотилось, когда он краем уха уловил разговор о том, что пора зачинать поиск. Подойдя к общинникам, которые и вели разговор на толковище, он узнал, что вчера вечером три девицы отправились гулять по берегу, но никто из них до сих пор не вернулся. А тут еще и охотники возвратились и сказали: видели ладью с чужаками на Дрёме-реке. Охотники шум поднимать не стали: ладья одна была и людей на ней не больше, чем пальцев на руках. На селение нападать они точно бы не решились.
Видно, именно чужаки и умыкнули девок.
Нервничая, Вольга разузнал, где живет Дарёна, и поспешил к ее жилищу.
– Мир вашему дому! – с низким поклоном поприветствовал он хмурую женщину, развешивающую во дворе постиранные одежды.
– Да какой уж тут мир, – буркнула она, покосившись на парня. – Младшенькая пропала. Отец ее с ног сбился. Ищет повсюду.
– Дарёна?! – сдавленно выкрикнул Вольга.
– Ты ее знаешь, Ворон? – внимательно уставилась на него хозяйка.
Вольга, не ответив, быстро развернулся и, задыхаясь от волнения, припустил, соображая на ходу: если те, кто на ладье – причина, то они уже далеко ушли по реке. Всё же должны где-то пристать к берегу – дальше или ближе, но должны. Дрёма-река ниже Гнездовья петляет, как змея. И если напрямик, то он их догонит!
Во что бы то ни стало догонит!
Отдышавшись, Вольга бросился в погоню. В Гнездовье он не заскочил, укорачивая себе путь. Позже подумал, что не помешало бы. Оружие какое-никакое прихватить с собой стоило. И коня.
Да что уж теперь. Добудет по дороге.
А коли нет, то за Дарёну он злодеев-татей голыми руками рвать будет и глотки им грызть зубами.
День и ночь напролет без сна и покоя мчался Вольга вперед, точно ворон, и порой ему казалось, будто бы Стрибог даровал ему невидимые крылья и послал в помощь попутный ветер…
Парень будто чуял, куда нужно бежать, словно сама природа указывала ему путь: перед ним появлялись неприметные тропы, как по колдовству возникали проходы в буреломах, а когда лесные птахи пересвистом стали зазывать его к реке, то он, последовав на их зов, вышел к стоянке чужаков.
Вольга подобрался ближе и затаился.
Рыжебородые разговаривали на непонятном языке. Девок-Белок Вольга не заметил и решил дождаться удобного момента, чтобы подкрасться и убедиться наверняка.
Но долго ждать не пришлось.
Оказалось, здесь Белки. За шатром сидели – со стороны реки. Из лесу как их заметишь? Раздались женские крики, и Вольга увидел, как высокий рыжебородый потащил упирающуюся девушку в шатер.
Парень тотчас налился небывалым гневом и бросился к ним. Пусть рыжебородые хорошо вооружены, а у него руки пусты, но ничего его теперь не остановит.
Вот только не добежал Вольга. Споткнулся и, ударившись оземь, потерял сознание…
***
Очнулся он в лесной глухомани. Голый и весь в крови. Да не это его заботило.
«Да как же так получилось? Я ведь кинулся девчат вызволять! Почему я здесь? Где Дрёма-река?»
Обмылся в лесном ручье и отправился искать стоянку рыжебородых. Снова птахи лесные ему путь подсказали. Вышел Вольга к берегу и остолбенел: рыжебородые все как один перебиты, замертво лежат. Да еще и как! Разорваны в клочья, разбросаны окровавленные части их тел по всему лагерю.
«Кто же их так? Кто с ними расправился? Медведь небось аль еще кто…
А девок нету: ни живых, ни мертвых. Уволок девчат лютый зверь?»
Вольга в отчаянии зашел в шатер, рассеяно нашел подходящую одежду, и в горести побрел неведомо куда. Свет стал ему немил. Не пройдя и десятка шагов, он повалился ничком на траву-мураву. Куда теперь ему идти и зачем?
Нет больше Дарёны…
Но вскоре взыграло что-то внутри, наполнило его надеждой: вдруг девки сумели сбежать?
Вскочил Вольга на ноги и с воодушевлением рванул к родным селениям.
Он бежал без остановок, чередуя короткий путь и извилистую дорогу вдоль Дрёмы-реки. И надо же! Догнал уже поблизости от Гнездовья повозки пришлых торговцев. Глядь, а на одной из телег все три девки-Белки сидят!
Целехонькие и живехонькие!
Бросился к ним. В сердце радость поет неугомонная! Завидев его – своего, девчата тоже заулыбались. Взахлеб рассказали ему, как всё было: о странном неожиданном заступничестве. Зверь невиданный уберег их. Верно, кто-то из богов в огромного черного волка обратился и спас их от чужаков.
Вольга шагал, ухватившись за край телеги, и слушал девичью болтовню, глупо улыбаясь и не сводя глаз с Дарёны.
«Вот она отрада! Жива ненаглядная!»
Торговцы миновали Гнездовье, не заезжая, и Вольга шагал дальше с ними. Теперь он ни за что не оставит Дарёну. Глаз с нее не спустит.
Она переглядывалась с ним. Улыбалась. Опять с озорным прищуром, будто и не висела ее жизнь чуть раньше на самом тоненьком волоске.
В селении Белок люди цокали языками, удивляясь столь необычному спасению девок из полона. Но, видно, нашлись и те, кто решил, что со страху девчата всё выдумали. Но как бы там ни было, главное, девки возвратились домой невредимыми.
Вольга неотступно следовал за Дарёной, она посмеивалась, но не прогоняла настойчивого парня. Рядом с ее жилищем он сел возле изгороди, всем своим видом показывая, что останется здесь и будет беспрерывно беречь ее от напастей.
– Ладно, пойдем в дом! – призывно бросила она.
Родные увидели младшенькую, горохом высыпали со двора сестры: обнимают, вопят радостно.
И мать с отцом появились, смотрят на нее успокоено.
Вольга подошел, чуть смущаясь, низко поклонился:
– Здравы будьте!
– Виделись давеча, Ворон. Что привело тебя к нам? – приветливо уточнила хозяйка.
– В женихи ко мне набивается! – прыснула от удовольствия Дарёна.
– Коли так, то заходи, – усмехнулся хозяин.
Похоже, родители и рады такому гостю. Как-никак девятеро детей и все – девки. Но воспринимать Вольгу как жениха всерьез еще рано, обычаи надобно блюсти.
Дарёна упорхнула приводить себя в порядок после столь сурового путешествия, а парня усадили за стол и потчевали угощениями.
Сестры Дарёны шушукались и поглядывали на него смешливо.
А ему кусок в горло не лез, хотя и проголодался изрядно. Не привык он к таким посиделкам, и в дальней дороге тоже порядком измазался да измялся – вид вовсе не жениховский, да и одежа с чужого да чужеродного плеча.
Глава семейства Радомил – русоволосый коренастый мужчина, по глазам видать, человек добрый – сердобольно пришел ему на выручку: и баньку затопил, и рубаху со штанами выдал.
Правда, дожидаться пришлось, пока Дарёна первой отмоется.
После того как и он в баньке побывал, встретила его зазноба, за руку ухватила:
– Пойдем сестрицу мою, Малушу, проведаем, лихорадка ее одолела.
Вольга чуть не сомлел от восторга и от теперешнего девичьего прикосновения, аж ноги подкосились.
Прошли в светелку, там девица бледная лежит, трясет ее бедняжку. Смотрит Вольга: в изголовье у нее женщина сидит в странной темной одежде, молча поигрывая девичьими волосами, разметавшимися по подушке. Тут хозяйка вошла, болезной в руки куклу-берегиню вложила, сама с краешка присела, тихо заговор на исцеление забормотала, головой покачивая.
Опешил парень от увиденного, теперь он ясно понял, что на женщину эту не обращают внимания, потому что никто ее кроме него и не видит.
Кое-как сдержался, виду не подал. Мало ли? Вдруг ему это мерещится? Дед Суховей много всяких небылиц и быличек ему в детстве сказывал, с тех пор разум парня играет в свои непонятные забавы.
Вскоре они с Дарёной тихо вышли, Вольга насилу дождался, когда и хозяйка покинет светелку. Незаметно схватил веник у выхода и юркнул обратно к больной.
– Тетка-трясавица, загостилась уже! – грозно прошептал он странной женщине и замахнулся на нее веником: – Прочь за порог! Выметайся немедля! Вон отсюда в лес!
– Ох, напугал! – злорадно рассмеялась она трескучим смехом. – Ничего ты мне не сделаешь.
Гнев и ярость охватили Вольгу, и он неожиданно для себя издал жуткий утробный рык. Услыхав этот рык, тетка тотчас изменилась в лице, махом почернела, превратилась в тонкую извивающуюся змейку и, проскользнув к порогу, бесследно убралась прочь из дома.
Девушке вмиг полегчало. Хворь как рукой сняло.
Просиял лицом Вольга – доброе дело свершил!
Тут из угла появилось маленькое мохнатое существо с виноватыми глазами.
Парень взглянул на него недоуменно:
– Ты, что ль, здешний домовой-доброхот?
Тот с испуганным видом кивнул.
– Что ж не уследил, не защитил дом и семью? – спросил его Вольга с укором. – Аль гостинец тебе вовремя не положили и ты осерчал?
– Нежить эта вельми сильная! – обиженно отозвалось существо. – Не совладал я с ней. Хорошо, ты пожаловал.
И доброхот, сконфуженно попятившись, скрылся с глаз.
Тут и кончился запас выдержки у парня, стал сам не свой из-за столь небывалых событий. Сказал что-то сумбурное Дарёне и поспешил уединиться, заскочил за овин и прижался спиной к стене.
«Я их вижу, но не так, как в малолетстве, а наяву! Как такое могло получиться? Видно, обрядовые таинства так меня поменяли… И этот рык изнутри? Да что это со мной?.. А если после «Тропы духа» у всех Воронов так, или у каждого свое тайное умение появляется, и все это скрывают?
Ну да ладно. Разберусь со временем. Пока мне на пользу, ведь сумел прогнать лихоманку-лихорадку и это здорово…»
Перевел дух Вольга и вернулся в дом как ни в чём не бывало. Решил, лучше умолчать пока о случившемся. Вдруг такое больше и не повторится? Или ему просто привиделось всё после недавних переживаний?
Но сестрица Дарёны и впрямь поправилась.
И Вольга, чтобы выяснить для себя, как оно есть на самом деле, пытался приметить домового, украдкой шаря глазами по углам, но доброхота будто и не было вовсе.
До позднего вечера Вольга с Дарёной и ее сестрами гуляли по селению, беседовали о пустяках и играли на лугу с другими молодыми Белками.
Прощаясь, Дарёна выразительно потеребила родовой пояс парня, а затем, демонстративно поправив свою тугую косу, спросила игриво:
– Завтра я еще буду твоей невестой, али ты уже помышляешь из своих Вороних кого-нибудь приглядеть?
– И завтра и после, пока вместе жить не станем, – твердо сказал Вольга.
– Поживем-увидим! – звонко рассмеялась девушка. – Будешь так упрям, то могу и небыстро убегать от тебя на Купало!
– Убежишь, так я цветок папоротника отыщу, – уверенно заявил парень. – А он мне поможет тебя получить. Мы теперь всегда будем вместе.
– Ежели и соглашусь, то вместе будем пока живы, – весело отозвалась она.
– Нет. Всегда будем вместе, – решительным тоном сказал Вольга.
Довольная Дарёна отправилась в дом, а он, сделав вид, что пошел в Гнездовье, чуть удалился, потом тихо вернулся и, перемахнув через изгородь, скрытно пробрался в овин. Там и заночевал.
И был ему сон. Тяжкий, немыслимый. Будто бы это именно он набросился лютым зверем на рыжебородых, яростно грыз их насмерть и рвал на куски, пока никого из похитителей девок-Белок не осталось в живых…
Проснулся в холодном поту уже под утро. Дабы не навлечь на себя родительский гнев, выбрался осторожно и спустился к реке. Умылся и уже подумывал добыть рыбы на пропитание, как услышал позади знакомый голос:
– А ты как здесь?
Дарёна с коромыслом пришла на зорьке за водой и улыбнулась, обо всем догадавшись.
Снова они провели весь день вместе. А вечером Вольга, таясь, опять заночевал в овине. В этот раз Дарёна уже знала о том и принесла ему еды. Долго они еще сидели в ночи бок о бок…
Вольга рассказал ей, посмеиваясь, что повстречал их домового, и этот доброхот – вполне приятное существо. Правда, он и сам уже сомневается, что и впрямь видел его.
Дарёна, напротив, приняла его слова сугубо всерьез, убежденно заявив, что духи и всякие существа – не редкость, они повсюду и чуть ли не на каждом шагу можно их повстречать, но они незримы, потому что не желают, чтобы их видели люди, но если они сами захотят, то могут явить себя человеку. Домовой, верно, хотел напугать гостя, вот и показался парню на глаза.
А позже был Вольге прежний сон. Но теперь был еще и жуткий голос, выворачивающий нутро наизнанку: «Понравилось тебе облачаться в волчью шкуру? Сделай это прямо теперь!»
Вскочил Вольга переполошено, огляделся нервно – никого. Успокоился понемногу: просто приснилось. Но до утра так и не смог больше сомкнуть глаз, неподвижно просидел под открытым небом в укромном месте, уставившись на звезды…
***
Как бы не хотелось Вольге быть рядом с Дарёной, но желание желанием, а есть еще и обычаи, которые нарушать нельзя. Он и так уже запозднился, не предстал перед племенем вместе с другими переродившимися, дабы произнести свое новое имя…
Как «расплатятся» с ним соплеменники за такой поступок? Что скажет дед Суховей? Получить ответы на эти вопросы Вольге всё равно когда-нибудь придется, так лучше раньше, чем позже – когда груз его вины увеличится в разы.
Разлука была невыносима, но долг обязывал.
Дед Суховей встретил его сердито:
– Где ты шатался, Храбр?
Он был уверен, что такое имя дали парню, – сам волхва о том просил. Почему именно Храбр? Да потому что в детстве мальчуган совсем не плакал, хотя по глазищам было видно, что страх и боль он испытывал нередко.
– По-иному меня боги нарекли, – отозвался парень, склонив голову. – Вольга я.
Суховей нахмурился, но промолчал. Собрался спешно и ушел куда-то…
– Не в тот мир ты заглянул на Перерождении, – сокрушенно сказал Суховей, вернувшись лишь под вечер, и вздохнул тяжело: – Чей же ты сын? Какая матерь тебя породила? Не знаю, какого ты роду-племени, но доля тебе досталась – не позавидуешь.
И он рассказал, что нашел Вольгу младенцем на берегу – в корзине, завернутого в волчью шкуру. Шкуру Суховей выбросил и никому не сказал. Сразу к волхву его отнес для заговора-отговора от злых духов, все-таки найденыш – вдруг чего.
Но и словом не обмолвился про волчью шкуру.
Только Дождезов как увидал мальца, тут же поморщился:
– Навью от твоего приемыша разит!
– Тиной болотной от него несет, я его на другом берегу нашел, – соврал Суховей.
Дождезов рассердился, мол, он волхвует только для Воронов, но дело свое всё-таки сделал.
Вот и теперь Суховей ходил к Дождезову – за объяснениями.
О таинстве Перерождения говорить запрещено, но волхв обязан был Суховею жизнью, когда-то спас он его от верной гибели, потому Дождезов и рассказал, что произошло с найденышем: о том, что он отправился не в мир Прави, как было должно, а устремился в Навь. Но пока неясно: сидит ли в парне тьма Нави основательно, или она его лишь пометила на время?
Дождезов посоветовал тайно отвести приемыша к жрецам-двубогам. Они хранят старую веру, когда почитали лишь двух богов: поклонялись Белобогу и Чернобогу в равной мере и степени. Со временем люди перестали поклоняться Чернобогу, начали чтить только светлых богов, прародителем которых был Белобог. Но для двубогов всё осталось по-прежнему. Только староверов очень мало теперь осталось.
Вот им совсем нетрудно обратиться к Чернобогу и попросить его оставить парня в покое. У Дождезова так не получится, он служит только светлым богам.
Однако волхв подсказал, где искать жрецов-отшельников.
Дед, долго не раздумывая, велел парню собираться в дальнюю дорогу.
– А ежели и без того обойдется? – заупрямился Вольга, ему вовсе не хотелось отправляться неведомо куда, но больше всего он не желал надолго покидать Дарёну.
– А коли Навь приберет тебя к рукам, что тогда? – нахмурил брови Суховей. – Вдругорядь обернешься волколаком, как на обряде. Хорошо – коли сбежишь, а упадешь посередь Гнездовья в беспамятстве? Тебя тут же убьют, волчью пасть замкнут.
Спорить с дедом бесполезно, Вольга знал это с раннего детства. Спозаранку и пустились в дорогу.
Через Дрёму-реку перебрались на лодке, спрятали ее в прибрежных кустах и двинулись вглубь чужого леса. Суховей давненько сюда не забирался, а парень, побывав здесь только-только, уже хорошо ориентировался, но где-то на полдня пути. Скорым шагом он вел деда мимо спрятавшихся небольших болот, в обход непроходимых завалов бурелома, выводил к лесным ручьям.
Но полдня прошло, и дальше их поджидала неизвестность.
Лишь на третий день они подошли к небольшому горному хребту, где, по словам Дождезова, и обитали жрецы. Когда солнце было уже в зените, путники наконец-то разыскали их пещеру. Здешние жители встретили гостей настороженно и ни в какую не признавались, кто они есть, пока Суховей не шепнул им заветное слово от Дождезова.
Время Чернобога начинается только с наступлением сумерек и длится до утра, потому и таинство жрецы назначили на поздний час.
– Чернобог наложил на тебя свою темную печать, – пояснил старший жрец, когда гости рассказали ему о том, что произошло. – Скоро ты будешь вхож в Навь, сможешь пересекать границы между мирами. Станешь служить Чернобогу. Для простого смертного – это почетно. Большая редкость.
– А я могу отказаться от такой участи? – судорожно сглотнув, уточнил Вольга.
– Можешь, – ответил жрец. – А не пожалеешь ли после?