Полдня детства
.
Полдня детства.
I
Лариска-ириска и мама Мария Захаровна.
Лариса, пятилетняя элистинка, была очень счастливым человеком, потому что принимала всё, что есть в её жизни, так, как есть, не анализируя, ни с чем не сравнивая, не задавая тревожащих душу вопросов «почему», «зачем» и «за что»… Она просто жила. Любила маму, папу, братика, сестричку, дедушку и бабушку. И городок свой степной любила – так же, как маму и папу. Необыкновенным волшебным зелёным островом казался он ей, когда весной она смотрела на него из степи со своего любимого Третьего бугра. Лариса любила и свою улицу, на которой, кстати, свежей ароматной весной было не так много грязи, как на других. И она даже знала, почему – потому что супесь. То есть, такая земля. А дальше на эту тему она не рассуждала – этого знания ей было достаточно.
А ещё ей было хорошо и интересно потому, что у неё были замечательные подружки Вера и Люда. И жили они все в похожих друг на друга саманных домах с сиреневыми и шиповниковыми кустами в маленьких уютных палисадниках.
И, конечно же, Лариска-ириска любила ириски, но, всё же, не настолько сильно, как пахучий фруктовый кисель. Сухой. Не варёный. То есть, смесь крахмала, сахара и неизвестного фруктового-ягодного экстракта. Такие смеси в начале шестидесятых заполонили все продуктовые магазины Элисты. Будущий кисель продавался брикетиками и на развес. Лариска больше любила на развес, чтобы не грызть сладкий брусочек, а аккуратно опускать свой розовый язычок в скрученный продавщицей из бумаги кулёк и, плотненько прижав его к пахучей смеси, скоренько вернуть в рот – и наслаждаться ни на что не похожим вкусом и ароматом. Это было блаженство. И стоило это блаженство один рубль десять копеек за килограмм. По-новому. После только что проведённой денежной реформы.
–Мама, я всё протёрла: и подоконники, и тумбочки, и стулья, и даже этажерку, – помахивая влажной тряпкой, радостно сообщила Лариса маме, – а когда папа приезжает?
Обычно тщательная уборка в доме проводилась каждую субботу после обеда, когда все члены семьи, отработав неделю, возвращались домой. В субботу рабочий день заканчивался в обед. Пообедав, домочадцы дружно и с энтузиазмом приступали к уборке, потому что привыкли в воскресенье просыпаться уже в чистом светлом жилище. Так же всё происходило и перед праздниками. И поэтому сегодня, в среду, они с мамой тоже решили прибраться, ведь сегодня почти что праздник: папа возвращается из долгой командировки. Мама взяла отгул в своей санэпидстанции и пообещала детям приготовить праздничный обед.
–Уже всё протёрла? Умница, доченька, ты настоящая помощница, – Мария Захаровна забрала у дочери тряпку, – папа приезжает в обед, так что времени ещё очень много, успеешь сходить к бабушке с дедушкой – у них в теплице уже выросла редиска.
–Мама, а у нас есть одиннадцать копеек? Я бы сначала сбегала за киселём. Но не только для себя – для всех, – тут же добавила дочка, да ещё так искренне, что мама, конечно же, не могла отказать и, утвердительно кивнув головой, улыбнулась.
– А, может, тогда ещё и папиросы папе купить? Я помню, что надо тбилисскую фабрику, – стараясь быть максимально полезной семье, предложила взрослая Лариса.
–Нет, – отвергла мама предложение дочки, – папиросы – это очень вредно! Папа обещал по возвращении из командировки бросить курить.
Что ж, нет так нет. Зажав в ладошке выданные монетки, Лариска-ириска, выглянув в окно и на глаз прикинув погоду, спешно надела пальтишко, впрыгнула в резиновые сапожки и на всех парах помчалась в магазин.
На улице было пусто, потому что, во-первых, среда – рабочий день, а во-вторых, с утра моросил дождь. Дождь для Элисты было явление не частое, а потому приравнивалось почти что к стихийному бедствию – зонтиков ведь тогда ещё практически ни у кого и не было. Но всё равно элистинцы дождь любили, особенно школьники старших классов, потому что можно было смело опаздывать, а на вопрос строгого учителя: «Почему опоздали?», невозмутимо ответить: «Так дождь же!»
Около магазина, который ничем не отличался от обыкновенного жилого саманного дома, каких выстроилось на улице в ряд немало, тоже никого не было. Лариса подошла к деревянному корыту с мутной водой, вынула из него палку с намотанной на другом её конце тряпкой и легко смыла с резиновых сапожек прилипшую грязь. Потом она внимательно посмотрела на мокрую скамейку у двери, о чём-то задумалась, оглянулась и, наконец, открыла дверь.
Очередь в магазине была небольшой, поэтому Лариска не умерла от нетерпения, а спокойно дождалась своего кулёчка и с предвкушением наслаждения заглянула внутрь.
II
Ээж Булгун.
Когда маленькая покупательница вышла из магазина, на старой мокрой скамейке уже сидела пожилая калмычка в ярком национальном костюме с маленьким букетиком крошечных красных упругих тюльпанов в руках и задумчиво смотрела вдаль.
–Здравствуйте, ээж Булгун! Как хорошо, что вы пришли, – слизнув с губ прилипший крахмал, громко и радостно воскликнула Лариса и, взглянув на цветы, восхитилась. – Уже тюльпаны пошли? А крошечные какие… Как игрушечные.
–Да, крошечные. В ложбинке на солнышке раньше всех созрели, – очнувшись от дум, улыбнулась Булгун и сняла с пояса старую прокуренную трубку.
–Ай-яй-яй, – закачала головой вмиг повзрослевшая маленькая собеседница, – курить вредно, надо бросать.
Булгун, удивлённо взглянув на Ларочку, беззвучно рассмеялась и погладила её по голове. Она всегда с радостью встречала эту девочку, искреннюю и любопытную, любящую послушать сказку и порассуждать, что же в этой сказке главное, в чём добро, в чём зло, а потом ещё поговорить о домашних животных, то есть о кошке Чите, о мохнатом пёсике Тарзане. Да и о многом другом. А ещё эта девочка с детской простотой расспрашивала Булгун о деталях её костюма, которые были непонятны; о рецептах калмыцких блюд, что уже давно вошли в рацион элистинцев разных национальностей; о степи, о кибитках, о сибирских морозах, о кедровых орешках. Всё было интересно этой маленькой егозе, и ээж охотно и подробно отвечала на все её многочисленные вопросы.
–Ты торопишься сегодня, Ларочка? – спросила Булгун, увидев, что девочка, переминаясь с ноги на ногу, не решается ей что-то сказать.
–Да нет, я до обеда свободна. К бабушке только ещё забегу… – Лариса поёжилась. -Холодно вот только сегодня и сыро! Позавчера в платье бегала, а вот сегодня уже… А вам не холодно?
–Ты же видишь, я в кафтане – мне тепло, – Булгун расправила плечи, и, звякнув тукугами, пригладила шиверлыки.
–А ботинки у вас промокли совсем… И мыть их тяжело – не то, что резиновые сапоги… С такими ботинками и юбка будет всё время пачкаться…
Булгун растерянно посмотрела на свою обувь.
– Да, трудно мыть – здесь плохие палки. И все тряпки на них почти уже оторвались… – вздохнула ээж, – а ботинки мои, и правда, промокли…
–А почему же вы не обули резиновые сапоги? Их и мыть легко.
–Нет у меня резиновых сапог.
–Нет? Но разве можно без сапог?
Булгун улыбнулась.
–Можно. В Омске, откуда я приехала, на всех дорожках был асфальт. Потому и сапоги были не нужны… А здесь мне и не надо – я почти никуда не хожу…
–Нет, резиновые сапоги нужны, вы купите. Только надо ещё носки шерстяные – без носков ноги быстро мёрзнут… Я вот сегодня спешила и совсем про них забыла…
–Так ты беги скорее, чтобы ножки не успели замёрзнуть.
–А сказку?
–Сказку в следующий раз. Расскажу тебе ту, которую Пушкин написал в «Капитанской дочке»…
–Ээж, не надо Пушкина – я все его сказки знаю. Даже сама уже читала… Про золотую рыбку. А мне хочется народную.
–Я и хотела тебе народную… Калмыцкую. Но ту, которую пересказал Пушкин. Однажды, больше ста лет назад, Пушкин, проезжая по нашей степи, побывал в гостях у одной калмыцкой семьи– там ему эту сказку и рассказали… Мой младший сын Санал очень её любил. Ещё до войны… А теперь, наверное, он рассказывает её своей дочке Баире…
–Герел.
–Что, Герел?
–Внучку вашу зовут Герел. Вы же сами говорили.
–Герел? – Булгун озадаченно сникла, но тут же, вздохнув, встряхнулась, – это старшую зовут Герел, а Баира – это уже младшая…
–Так у вашего Санала ещё одна дочь родилась? Поздравляю вас! Теперь у вас уже две внучки – это здорово! А вы их ещё не видели! Вам надо поехать к ним!
–Я поеду…
–Правда? А когда? Скоро?
Булгун подняла глаза к небу, задумалась.
–Может, и скоро…
–Тогда я нарисую вашим девочкам тюльпаны в подарок! Акварельными красками. Я уже умею, – обрадовалась Лариска.
III
Захар Романович и Ксения Стефановна.
–Бабушка, дедушка, здравствуйте! Это я пришла! – сбросив в сенях сапоги, Ларочка распахнула дверь в царство хлебно-пирожковых ароматов.
– Ларочка, внученька, – бабушка протянула руки к внучке, обняла её, – как хорошо, что ты сегодня пораньше пришла: сейчас попьёте с дедушкой чай с пирожками и пойдёте в музыкальную школу записываться.
Ларочка застыла от неожиданности.
–В музыкальную школу? Сейчас?
–Сейчас. Дедушка до обеда свободен. А ты, что, куда-то торопишься? Или передумала?
–Что ты, бабушка, как я могу передумать? Просто сегодня папа в обед возвращается из командировки, я хочу его встретить.
–Ну, до этого времени можно три раза успеть сходить в музыкальную, не переживай, – бабушка вдруг увидела у внучки в руке тюльпаны. – О, тюльпаны уже пошли? Хотя чему я удивляюсь? Апрель в этом году тёплый, как никогда, а позавчера, вообще, жара была! И сирень в палисаднике вот-вот расцветёт. Сегодня только что-то холодно… Из-за дождя, наверное.
–Да, бабушка, очень холодно. А я шерстяные носки забыла надеть. Ты мне дашь свои? Чтобы я не замёрзла, когда мы с дедушкой пойдём.
Бабушка заохала:
–Как же ты это, внучка? Нельзя, чтобы ножки мёрзли. Конечно, дам. Обязательно! Букетик-то у тебя откуда? С братиком Витей на велосипеде ездили за Третий бугор?
–Нет, бабушка, это ээж Булгун тебе передала. И ещё сказала, что у тебя очень вкусная квашенная капуста.
Ксения Стефановна, улыбнувшись, взяла гранёный стакан, поставила в него тюльпаны и налила из ковшика воды.
В комнату зашёл дедушка Захар с картонной коробкой, в которой лежали небольшие пучки аккуратненькой кругленькой ярко-малиновой редиски со свежими колючими зелёными листьями.