Пират

1.Мымрик

1 августа 2280 года

Новый Севастополь

г. Кошка

Военная база империи «Горизонт»

– Виталий Константинович, твою мать, если ты думаешь, что я буду расшаркиваться перед тобой, потому что твой отец геройский мужик и мой бывший командир, ты глубоко ошибаешься! Три наряда вне очереди, поручик! И никаких тебе выходов в город! Увольнение отменяется на месяц! Ясно!?

Рогов по своей привычке заканчивая фразу, хлопнул ладонью по столу, из-за чего с него слетела стопка листков бумаги и планшет.

– Так точно, господин полковник! – рявкнул я, вздёрнув подбородок вверх. – Разрешите идти!

– Иди уже, Мымрик. Настоящий мымрик, – проворчал командир полка, выставляя меня за дверь.

Бац! – он каждый раз так хлопает, и как она ещё на петлях держится? Ладно, пойду отсюда подобру-поздорову, пока ещё на майора не нарвался. Вот уж кто нотации читать любит. Хлебом не корми.

Поприветствовав Петра Григорьевича – нашего старого архивариуса, медленно плетущегося с папкой под мышкой по коридору, я, перепрыгивая через ступеньки, бросился вниз по лестнице. На лифте не поеду, сегодня там дежурит Юрков, опять ржать надо мной будет.

И вообще, подумаешь нагрубил! Не оскорбил же. Кто он такой, чтобы я перед ним извинялся? Обыкновенный жук гражданский! Он девушку толкнул и даже не помог ей вещи собрать из лужи. Жаловаться побежал! Трус!

Распахнув дверь запасного входа, я чуть не врезался в гревшегося на дневном солнышке капитана Берестова. Берцы блестят прямо глазам больно, берет лихо заломлен, рукава куртки по уставу завёрнуты чуть выше локтя. Опять, наверное, линейкой вымерял.

– Корсаков, ну что? – спросил командир, отправляя в урну окурок. Допотопная привычка, но в армии не редкость.

– Ничего, – пожал плечами я, думая, как бы быстрее улизнуть. – Три наряда вне очереди и месяц без увольнительных.

– Здорово, – ухмыльнулся Берестов, коснувшись пальцами кончика носа. – Тебе чего больше всех надо было?

– Зато, он прощение попросил.

– Перед тобой?

– Перед девушкой, господин капитан.

– Она твоя знакомая что ли?

– Нет, – пожал плечами я. – В первый раз видел. Студентка, наверное.

– А номер коммуникатора ты у неё взял?

– Тоже нет.

– Ну и лопух же ты, поручик, – командир спрятал руки в карманы брюк и качнулся, перенеся вес тела с пяток на носки. – Отец-то твой, говорят, пошустрее был.

Опять? Против моей воли из глубин начала подниматься волна раздражения, которую я обычно усмирял с большим трудом.

– Разрешите идти?

– Идите, поручик, и не забывайте, в восемнадцать часов ровно вам заступать в наряд. Полковник уже сбросил мне ваш новый график.

Шагом покидая комендатуру, я чувствовал улыбки командира, которые он бросал мне вслед. Ну вот почему я попал в третью роту? Почему не в четвёртую? Судьба явно неблагосклонна ко мне.

Кусок набережной находился на территории военной базы, поэтому на море здесь открывался великолепный вид. Большую часть своего свободного времени, свободную от занятий с солдатами и дежурств, я проводил именно здесь. Вот странно, не особо люблю плавать, а смотреть на море, книги с морской тематикой, привкус солёно-горьковатого ветра – обожаю.

Отец, отец как они мне надоели. С удовольствием бы сейчас фамилию сменил. Надо было взять материнскую. Не было ещё ни разу, чтобы мне не припомнили моего отца. И в Академии, и в учебке – только им и тыкают. Папа герой, ветеран, но я-то тут причём? Стараюсь, соответствую! А толку? Эх, а ведь бабуля меня предупреждала. Всё-таки надо было идти в архитекторы.

– Привет, Виталий. Как поживает наш нарушитель спокойствия?

Вскочив с лавочки, я вытянулся по стойке смирно перед Дугиным – ротным егерей. Единственный нормальный командир на весь полк.

– Здравия желаю, господин капитан!

Тот жестом отдал команду вольно и опустился рядом со мной.

– Досталось? – шрам над верхней губой офицера сделал невозможным широко улыбаться, и поэтому всегда было интересно наблюдать за его мимикой. Методику улыбки кончиками губ он освоил в совершенстве. Мне вот всегда было интересно, почему Дугин не сделает пластику? Это же бесплатно для нас и быстро.

– Нормально. Не сильно.

– Виталий, так чего ты хотел? Это же был сын начальника муниципалитета. Ты не знал?

– Догадывался. Хотя полковник мне всё кричал, что недопустимо обижать гражданских, офицерское звание и имперские традиции… и всё в таком духе.

– А ты что ему сделал? – спросил капитан, закинув ногу на ногу и повернувшись ко мне.

– Держал за шиворот пока он не собрал вещи девчонки. И всё. Честное слово. Отпустил с миром.

– Ха-ха! Да, ситуация, конечно, смешная. Я бы даже сказал ерундовая. Впрочем, из-за вот таких ерундовых случаев в 2270 году и произошло восстание на Фарадее.

– Это же не у нас, а у американцев. Мы себя как скоты не ведем, – удивился я такому сравнению.

– Ну-ну. Гражданские не в полной мере понимают военных, а мы гражданских. Так всегда было. Будто сам не знаешь. Ладно, мне ещё оружейку проверить надо – я дежурный по арсеналу сегодня. Между прочим, твой Алескеров опять аккумулятор от штурмовой винтовки в тире забыл. Ты ему его приклей что ли к рукам. Я рапорт писать не буду, но имей ввиду.

– Спасибо господин капитан, – снова соскочил с места я.

– Чуть не забыл, – добавил ротный егерей, надев берет с шевроном оскалившейся рыси на голову. – Тебя дежурный ефрейтор искал. Вроде бы звонок из дома. Забеги.

– Понял. Спасибо.

* * *

Мама, как всегда, смотрела на меня с экрана со своим фирменным выражением лица. Глаза улыбаются, а губы плотно сжаты будто сердится на что-то. Маленьким я всё время путался и не верно реагировал на её замечания и критику. Она шутила, а я думал ругалась. И наоборот.

– Виталя, опять Мымриком тебя называли?

– Мам, ну кто тебе сказал? Нет, конечно.

– Не ври матери, – волнистые волосы на висках подпрыгивали в такт движениям головы. – Лицо попроще делай, и не будут дразнить. Чего ты всё время смурной ходишь? Они же думают ты высокомерный, важничаешь! Только мы с папой и твоим братом знаем, что ты с детства у нас такой… романтик.

– Хватит уже.

– Всё-всё, – послала воздушный поцелуй мне мама. – Расскажи, как дела.

– Служу, набираюсь опыта. Папа с тобой связывался?

– Позавчера с ним разговаривали, когда он на Багратион прибыл. Говорит, Седов назначил ему время приёма. Повидаются. После Раневской и не виделись совсем. Аркадий же теперь целый контр-адмирал.

– Понятно. А Дима как?

– Не знаю. До Суворова не дозвониться опять.

– Я попробую с ним через «Имперком» связаться. Может, получится. Всё же военная сеть, – задумчиво произнёс я. – Отзвонюсь тебе.

– Хорошо бы. Я вот ещё что хотела спросить. У вас там девушки-то есть?

– Есть.

– А симпатичные?

– Мама!

– Не шляйся с коллегами. Лучше присмотри себе будущую супругу из города. На Новом Севастополе столько девчонок симпатичных. Пора обзаводится семьёй. Надёжный тыл он…

– Мам, люблю, целую, пока-пока. Связь пропадает, – заторопился я, испугавшись, что она сейчас перейдёт на свою излюбленную тему.

– Хм, пока-пока, Мымрик.

Я только год как закончил Академию, а она меня уже женит. Уф! – даже вспотел.

Иу! Иу! Иу! – раздался пронзительный сигнал тревоги, который раньше я слышал только один раз во время учений.

Коммуникатор задрожал, присылая сообщение с пометкой «срочно». Не успел я пробежаться глазами по буквам, как текст продублировал диктор из громкоговорителя на стене, да так, что с потолка извёстка посыпалась:

«ВНИМАНИЕ! ВСЕ ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ ДОЛЖНЫ НЕМЕДЛЕННО СОБРАТЬСЯ В АКТОВОМ ЗАЛЕ! ПОВТОРЯЮ, ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ ДОЛЖНЫ НЕМЕДЛЕННО СОБРАТЬСЯ В АКТОВОМ ЗАЛЕ!»

Выскочив из кабинета, я замер перед меряющим широким шагом коридор подполковником Климовым.

– Здравия желаю, господин…

– Корсаков, за мной!

– Я вроде как в наряд заступать должен.

– Какой наряд, поручик?! Ты объявление слышал?! Все офицеры должны собраться в актовом зале! Ты офицер?

– Так точно.

– Бегом за мной! И без глупых разговоров!

2. Раз-два и готово!

Путешествие до Готлиба было быстрым, но, как всегда в "раках", малокомфортным. Мы словно шпроты в банке рядами сидели в трюме корабля, не вылетая из кресел исключительно благодаря блокирующим тело рамкам. Зато нас прекрасно трясло и дёргало во всех направлениях, да так что подпрыгивали. Зубы выбивали бодрую дробь, хорошо хоть у каждого во рту капа была. Иначе вообще печаль. Те же, у кого вестибулярный аппарат был послабее, дали об этом знать окружающим уже после взлёта лужами блевотины под ногами.

Меня тоже немного мутило, но выворачивать свои внутренности перед офицерами и солдатами, увольте. Прикрыв глаза, я привёл в порядок дыхание, вспоминая произошедшее несколькими часами ранее.

* * *

– Господа офицеры! – при появлении полковника все дружно поднялись на ноги.

За Роговым хвостиком бежал майор со смешной фамилией Минутка – штабист и лизоблюд, а уже за ним важно шествовали подполковник Климов, отставший от меня возле входа в зал, и капитан Кирпичёв – полковой особист.

Откашлявшись, Виктор Емельянович сделал пару глотков из стакана с минеральной водой, который ему услужливо наполнил Минутка, а затем, включив микрофон, произнёс в него:

– Поздравляю вас, господа офицеры! Наконец-то вам представится возможность побывать в обстановке, приближённой к боевой.

В зале собрались все командиры 7-го драгунского императорского полка от прапорщиков до старших офицеров. По рядам пробежали довольные возгласы. Они будто дети, узнавшие, что поедут в модный парк развлечений. По мне, так война не игрушка.

– На Готлибе, как и двадцать лет назад, зашевелились сепаратисты, – продолжал полковник, выделяя интонацией самое важное. – Наверное, многие знают, что эта занюханная планетка раньше принадлежала Шведской Конфедерации, а потом они продали её Империи. Геморрой на нашу голову. Вечно местные там чем-то недовольны. Вот и на этот раз подняли бунт, осадили штаб местной муниципальной гвардии в столице. Ребятки просят помощи. Нужно помочь. Вы готовы?!

– Да!!!! – многоголосый вопль раздался в зале. Все пососкакивали со своих мест, потрясая кулаками в воздухе.

Ан нет, не все. Я, Дугин, полковой доктор Воропаев, с которым я пока ни разу не сталкивался, и секунд-поручик пилот шагохода Петрова остались сидеть на месте. Белые вороны? Нет, просто они трое ветераны и знают, что такое потери, а я… я Мымрик.

Дождавшись, когда крики успокоятся, полковник, включил голопроектор, выводя на него данные по Готлибу.

– Всё просто – садимся в «раков», и через четыре часа они нас доставляют до места. Высадка, пленение сепаратистов, комендантский час и контроль территории столицы и её окрестностей, пока туда не прилетит имперский консул, разбираться «кто есть ху».

В воздухе мелькал калейдоскоп картинок и схем, которые я не особо старался запоминать, зная, что всю информацию продублируют, скинув на командирские планшеты.

– И не забывайте, что наш полк драгунский, мы мотострелковые войска, – воздел палец к потолку Рогов. – Используем технику по полной. Заодно и тренировочка нам будет, и обкатка нового снаряжения и вооружения. А то, небось, застоялись в конюшнях-то?!

– Так точно, господин полковник!!! – зал снова бурно прореагировал на слова командира полка. Уступив слово своему заму – подполковнику Климову, Рогов откинулся на спинку кресла, довольно улыбаясь.

«Струна» так у нас звали Сергея Петровича, с недовольной миной на лице медленно поднялся со своего места, и, пожевав губами, начал инструктаж:

– Основное скопление сепаратистов отмечено в Сигтуну – официальной столице планеты. По данным разведки и муниципальной гвардии нас ожидает слабое сопротивление. 4 балла из 10. Двести пятьдесят – триста человек максимум, вооружены устаревшим, выведенным из обращения в армейских частях стрелковым оружием, которое малоэффективно против нас. ПВО на Готлибе запрещено мораторием. Боевой техники у восставших нет, однако, нельзя исключать возможность, что им удалось захватить гараж муниципальной гвардии. В этом случае мы столкнёмся со старыми моделями лёгких шагоходов и бронетранспортёров, вооружённых пулемётами и мелкокалиберными пушками…

* * *

– Да чего там ныть! – бодро заявил мой ротный, ударившись при болтанке шлемом об стенку корабля. – Прилетим, раз-два и готово! Детский сад!

– Я смотрю, ты в настроении? – спросил Дугин Берестова, вцепившись в блокирующую рамку при очередном пространственном прыжке, когда на мгновение мы все перестали понимать, где, находится пол, а где потолок.

– А что не так? – удивился капитан. – Давно пора косточки размять, Дима. Или ты не согласен?

– Согласен-согласен, но всё равно мне это не нравится. В прошлый раз местные люто сопротивлялись.

– А толку?

Очередная волна тошноты, дыхательная гимнастика, и новые воспоминания.

* * *

БШУ-4 в отличии от своих предшественников вообще никаких смотровых щелей не имел. Видели через него исключительно посредством сканеров, располагающихся на шлеме. Только в отличии от глаз сканеры эти показывали картинку в триста шестьдесят градусов, которую искусственный интеллект в свою очередь и выводил на виртуальный дисплей перед глазами. Приноровиться, конечно, придётся. Впрочем, я со своими солдатами предварительное тестирование на полигоне уже проходил.

– Ну и страхолюдина, господин поручик, – рассмеялся Побретухин, напяливая на себя шлем. – А как его хоть называть-то? Ну если без скучных букв?

– Не придумали ещё прозвище. Только протестировали, – ответил я, прохаживаясь вдоль строя своих подчинённых, побрякивающих снаряжением и оружием.

Шестнадцать человек плюс командир, то есть я – поручик Корсаков Виталий Константинович, и прапорщик Бутерус – единственный из нас «понюхавший пороху». Это, конечно, только так говорят, никакого пороха в патронах давно нет. Вот и мы вооружены импульсными штурмовыми винтовками «Дрозд».

– Это дело! – сразу заявил мой заместитель, похлопав себя ладонью в перчатке по макушке шлема и покрутив головой в разные стороны, – Значит, мы и обзовём.

– Алескеров? Ты помнишь о чём мы с тобой беседовали? – спросил я черноглазого, смуглого крепыша, застёгивающего панцирь «Покрова», являющегося средней бронёй класса А4.

– Так точно, господин поручик! Точно выполнять распоряжения командиров и… запасной аккумулятор – вот в этом кармашке, – щёлкнув каблуками, парнишка указал мне пальцем на пояс, где крепились боеприпасы.

– Верно. Помни.

* * *

«ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫСАДКЕ! ЛИЧНОМУ СОСТАВУ ПРИГОТОВИТЬСЯ К ВЫСАДКЕ!» – над нами по потолку побежали крупные красные буквы сообщения.

По команде командиров мы сдвинули в сторону блокирующие сидения рамы и встали, уцепившись руками за выдвинувшиеся из стены поручни.

По бокам «раков» сдвинулись отиевые пластины защищавшие корабли от повреждений при входе в атмосферу, и через прозрачную бронированную поверхность мы увидели раскинувшийся под нами огромный город, кое-где покрытый подозрительной дымкой.

Прильнув к узкому смотровому иллюминатору, я рассмотрел заходящие на посадку корабли полка. Позади нас «Шестёрка» с сапёрами, боеприпасами и медиками, а впереди «Четвёрка» с Первой ротой, «Тройка» с шагоходами и «Двойка» с «Однёркой» – сборная солянка из техники и пехоты.

– Ну что драгуны, покажем этим повстанцам, что такое имперский порядок? – раздалось у меня в шлеме Берестовское бравурно-задорное.

Будто в ответ на его слова, дымный след ракеты «земля-воздух» врезался в «Четвёртого», превратив десантный транспортник в огненный шар.

3. Лёгкая прогулка

2 августа 2280 года

Сектор Девы

Готлиб. Сигтуну

Уже при посадке нас так тряхнуло, что родной «Рачок», кувыркаясь, покатился по выщербленному бетону, разбрасывая во все стороны словно конфетти из хлопушки солдат Его Императорского Величества. Уж не знаю, как нам с ребятами удалось выпрыгнуть. Наверное, просто повезло – стояли ближе всех к люку.

У сепаратистов нет тяжелого оружия? Свежо придание. А сейчас по нам из чего бабахнули?

Местом посадки наши штабные умники выбрали скоростную трассу в паре километров от «Улия», так здесь называли двадцатиэтажное здание муниципалов. Оно и правда чем-то походило на домик пчёл – вытянутый вверх корпус, квадратные оконца, двухскатная крыша. Походило раньше, сейчас это чудо архитектуры просто было частью постапокалиптического пейзажа – выгоревшие и разбитые окна, копоть и никакого видимого сопротивления. А где осада и силы повстанцев у подножия? Да в нас стреляют вообще с другой стороны!

Пинками и тычками мы с прапорщиком поднимали солдат. Над нами что-то взрывалось и грохотало, по трассе работало сразу несколько пулемётов. Нас бы давно уже всех перебили, если бы не расстояние, с которого вёлся огонь, и не защитные костюмы.

– Двенадцать, тринадцать, четырнадцать… – считал по головам бойцов Бутерус. – Господин поручик, двоих нет!

Я хотел что-то ответить, но прямо у нас над головой новая ракета порвала на две части маневрирующую над дорогой «Тройку». Шагоходы, люди, куски брони и обшивки, всё смешалось в этом адском месиве.

Клац! Тяжёлая пуля, именно пуля, а не энергетический заряд плазмы или импульсной винтовки, угодила в цевьё моего «Дрозда», повредив ствол. Хорошенькое начало, ничего не скажешь. Не поверив глазам, я рассматривал бесполезную штурмовую винтовку, когда новое попадание оцарапало мой шлем, а спустя секунду бежавший рядом Бекетов рухнул плашмя на землю, неловко всплеснув руками.

– Уходим вон к тем зданиям! – выхватив из набедренной кобуры ПТ-6, положенный каждому офицеру, я, забросив на плечо убитого солдата (в его смерти сомнений у меня не было, так как на виртуальном мониторе его иконка потухла), и, подавая личный пример, пустился бегом в сторону симпатичных трёхэтажных домиков, расположенных сразу за обочиной.

Уже почти добравшись до зданий, мы попали под шквальный огонь группы пехотинцев, колонной вынырнувших из узкого переулка.

Если бы не эта теснота нам бы, наверное, и конец пришёл, а так мы залегли за перевёрнутыми автомобилями и дали дружный залп, размолотивший два десятка стрелков за десять секунд. Ещё трое моих солдат стали потухшими значками.

Положив тело Бекетова у стены, я склонился над трупами убитых нами противников. Из защиты только старые «Черепахи», в два раза слабее наших «Покровов», а вот вооружены они были таким старьём, что я диву давался. У ног моих валялись первая ревизия винтовки Сорогина, давно уже снятая с вооружения и использующаяся в далёких колониях, амерская НТ-72, не актуальная уже четверть века, и ещё какое-то жуткое барахло.

– Вот это вещь! – обрадованно засмеявшись, поднял что-то с земли прапорщик. – Глазам своим не верю!

В руках у него была по внешнему виду классическая машинка с объёмным магазином и простым телескопическим прикладом.

– Что это?

– Это «Мономах», командир! Лучшая штурмовая винтовка десанта и спецназа за всю историю. Мой прадед с такой воевал на Первой периферийной.

– И когда они устарели?

– Лет семьдесят-семьдесят пять как их сняли с производства. Но это вещь. Семьдесят два патрона, крупный калибр, стрельба одиночными, словно из снайперской винтовки. Берите, Виталий Константинович, не пожалеете.

Спорить с Бутерусом я не стал, в конце концов, это не у меня на плече значок оружейника. Ему виднее.

Вооружившись музейным оружием и сняв с одного из убитых разгрузку, заполненную смешными пластиковыми магазинами к этому монстру, мы двинулись вперёд по переулку.

Никаких местных жителей. Домики по обоим сторонам улицы были пусты. Трупов местного населения я тоже не видел. Зато в одном из дворов мы обнаружили задравшую в ствол в небо «Сколопендру», тоже старушку, но всё ещё состоящую на вооружении в армии империи и других стран.

– Понятно теперь из чего они по нам палили, – сказал Побретухин, со злости пнув ПВО-установку, стреляющую ракетами. – Откуда она вообще на планете?

Хороший вопрос, на который ответа у меня не было. Может, нам мерещится?

Подорвав «Сколопендру», а затем ещё одну во дворе напротив, мы пересекли перекрёсток с мигавшими светофорами.

– Господин поручик, связи нет, – доложил Богданов, числящийся в моём взводе связистом. За спиной солдата был закреплён мощный «Дед» – три в одном и станция связи, и шумоподавитель, и скремблер.

Были бы сейчас на Земле, спокойно дозвонились бы до Луны, однако, здесь у нас сейчас ни хрена не работало. Мой командирский монитор вообще никакие входящие сигналы не получал. Тишина, указывающая на то, что в руках сепаратистов ещё и нешуточная техника.

Бой шёл чуть левее, оставалось только пожелать удачи ребятам, рухнувшим на трассу. «Как там дела у Дугина? Неужели все егеря погибли?» – думал я, отгоняя печальные мысли.

Прямо перед нами из туннеля, распихивая брошенную гражданскую технику, выехал грузовой автомобиль, в кузове которого сидело пару дюжин бойцов в «Черепахах». Следуя моему приказу, мы подорвали транспорт и, окружив его, расстреляли противника. Регулярные войска империи – это вам не шутка. Выучка и навыки у нас соответствующие, а я к тому же своих ребят, от нечего делать, гонял по полигону, и наряды вне очереди в тире назначал. Тогда-то они меня, небось, материли сквозь зубы, интересно как сейчас?

Последняя тройка противников попыталась прорваться в книжный магазинчик справа, но мы с прапорщиком, который, кстати, тоже прихватил с собой «Мономах», в два счёта уничтожили мерзавцев. Книжки только было жалко. Пули, разбивая стёкла врезались в полки, заставленные настоящими бумажными книгами. У меня аж сердце ёкнуло. Чтобы сказала бабушка?

Старичок был неплох, даже очень. Да, тяжёлый (куда уж ему до пластикового «Дрозда»), чутка угловатый (но это опять же с чем сравнивать), отдача, конечно, молотила в плечо… зато тяжёлые пули на раз кололи противоэнергитическую и противотермальную защиту, превращая её в крошево мелких деталей от детского конструктора. Мощь в каждом выстреле, прапорщик прав. Только вот ИИ всё ещё фиксирует каждую вылетевшую гильзу, считая её опасным для меня объектом.

– ГОВОРИТ 223! ПОВОРЯЮ 223! НАШ ВЗВОД И ЧАСТЬ 227 ПОПАЛА В ЗАСАДУ ПО СЛЕДУЮЩИМ КООРДИНАТАМ…

Ожившая было связь в моём шлеме, щёлкнув, прервалась, но я видел застывшего вдруг на месте Богданова. Наверняка его станция подцепила что-то ещё.

– Господин поручик, 223 и 227 просят помощи, – с волнением в голосе доложил тот. – Говорят, у них много раненых!

– Где они?!

– Координаты полностью не передались, но судя по тому, что мы их услышали, они где-то совсем рядом.

Включив сканнер на полную, я блампнул окрестности раз, другой… ничего. Ещё раз! Ну же! Удача! Где-то на северо-западе ИИ вычислил интенсивные звуки боя.

– Вперёд!

Разделившись на тройки, мы бегом бросились по запруженным техникой улицам, переступая через брошенные на тротуарах вещи, всё глубже и глубже погружаясь в россыпь мелькавших аварийных огоньков, и всё ещё функционирующих рекламных витрин.

* * *

– Я насчитал шестьдесят человек, – доложил прапорщик, спускаясь со стены заправки. – Наших не вижу, они вон там, левее – за деревьями и перевёрнутым рефрижератором на воздушной подушке.

Кивнув, я проверил исправность своего нового оружия и отдал приказ двигаться. Мой взвод осторожно спускался по улице к подножию огромного торгового центра, располагавшегося на круглой площадке. Именно здесь и попали в засаду остатки третьего и седьмого взвода Второй роты.

На месте выяснилось сразу два новых обстоятельства. Во-первых, у сепаратистов были штурмовики и лёгкий мех. Этот «ганг!», «ганг!», «ганг!» крупнокалиберного шестиствольного пулемёта перепутать с чем-то иным было сложно, а утащить без специального костюма невозможно, а во-вторых… на нашей стороне тоже был шагоход.

Я сразу узнал этого «Барсука» с аляповатым изображением зелёного орка в рогатом шлеме с соской во рту на корпусе. Петрова! Неужели она выжила после падения «Тройки»?!

Робот был явно неисправен, так как одна из конечностей безжизненно болталась вдоль корпуса. Но даже так, повреждённый шагоход вёл интенсивный огонь по рядам противника, прикрывая группу пытавшихся скрыться в торговом центре солдат, на руках которых были раненые и убитые.

Прямо при нас секунд-поручик мощным прыжком сократила дистанцию до стрелявшего в неё лёгкого «Центуриона», разворотив ударом стального кулака кабину и пустив туда струю напалма из огнемёта. Превратившийся в факел мех ещё не рухнул на землю, а «Барсук» уже растоптал парочку сепаратистов и «штурмовика» в тяжёлой броне.

Бабам! В спину нашему шагоходу врезалась ракета из ручного гранатомёта, и он, на секунду споткнувшись вынужден был нырнуть за перевёрнутую фуру.

Ждать больше было нельзя.

– В атаку!

Мы ударили прямо в тыл противнику, и ещё до того, как он опомнился, половина отряда была уничтожена. Справа от меня шёл Побретухин, слева ефрейтор Баранов. Короткими, экономными очередями, стараясь считать оставшиеся патроны (в «Дрозде», синхронизированном с ИИ, этого делать не приходилось никогда) я поражал выскакивающих на меня противников, периодически прячась от слишком сильного автоматического огня. Два десятка попаданий в корпус я уже получил. Ещё столько же и «Покров» можно смело отправлять в мусорную корзину.

Тра-та-та-та-та! – закончил перестрелку мой пулемётчик Шумков, пройдясь длинной очередью по раненым сепарам. А что вы хотите? Приказ номер 71 п. 1 – «Лиц, затеявших восстание против власти без специального распоряжения в плен не брать».

Часть моих ребят, в том числе медик, бросилась на помощь раненым, а мы с Бутерусом и Барановым подошли к разогревшемуся от боя роботу.

Купол кабины с шипением раскрылся, и на меня уставилась Елена Петрова собственной персоной. Зелёная солдатская майка без лифчика, под которой угадывались острые грудки, покрытая капельками пота кожа, и взгляд… мама называет девушек с таким взглядом дикошарыми. Очень точно, ничего не добавишь.

– Здорово, поручик. Не ожидала, что выживешь, – произнесла пилот, плюнув мне под ноги.

4. Петрова

3 августа 2280 года

Сектор Девы

Готлиб. Сигтуну

Бам! Бам! Бам! Елена со всей силы молотила здоровенной кувалдой по повреждённой конечности своего робота. Короткие русые волосы были покрыты капельками пота, которые после каждого удара мелкими брызгами разлетались в стороны. И откуда только столько силы в этой жилистой девчонке?

Петрова была с Доватора – небольшой самобытной планетки на окраине, которой сильно не повезло. Трижды, она оказывалась в центре Периферийных войн. Населяли Доватор выходцы с Земли. В основном бывшие ветераны со своими семьями. Ещё в начале тысячелетия они облюбовали покрытый лесами и степями мир, создав тут колонию, состоящую из отдельных самостоятельных общин.

Во время Первого конфликта с Федерацией свободных миров сюда высадились войска противника, избрав Доватор своей перевалочной базой. Вот только местному населению, не голосовавшему за вступление в какую-либо коалицию, оккупанты не понравились. Жители планеты, вспомнив свою историю и традиции, нашили папах и кубанок, взяли в руки оружие, которого на приграничных мирах всегда навалом, и уничтожили к чёртовой матери пришлых. Те в свою очередь прислали к планете целый флот и обрушили на восставших всю свою силу. Думаете, победили? Нет, началась затяжная партизанская война, которая поначалу мало беспокоила федералов, а затем заставила держать на планете серьёзные силы. Уж больно удобно этот мир располагался в плане логистики.

– Ну чего ты лупишь со всей дури? Ничего так не выйдет! – нарушил молчание сержант Богачёв, вместе со мной наблюдавший за действиями Петровой.

– Ты рот-то закрой! – зло бросила девчонка, хищно зыркнув на него глазами и забросив молот на плечо. – Это мой робот, и я лучше знаю, что с ним делать!

– Госпожа, секунд-поручик, – опомнился Сергей, – там же стержень сервомотора заклинило! Нужно блок разобрать и проверить…

Петрова решительно шагнула к сержанту, чуть не врезавшись в его подбородок головой, да ещё и на ногу наступила. Я, кажется, усмехнулся. Как там это называли психологи? Вторглась в его личное пространство? Точно! Жестоко и бесцеремонно.

– Тоже мне советчик! Думаешь, носишь нашивку «инженера-техника», так во всём разбираешься?! Его не заклинило! Он погнулся!

– Ай! – подпрыгнул Богачёв, вскрикнув от боли, когда ему ещё раз наступили на ногу. – Как же погнулся! Если бы погнулся, тогда…

Договор между воюющими сторонами принёс на Доватор мир. Империя помогла отчаянным храбрецам отстроиться, оценила их вклад в войну, но один мудрый, старый консул порекомендовал императору не навязывать местным подданство: «Пусть они придут к этой мысли сами, Ваше Величество. Поверьте, так будет лучше для всех».

Второй конфликт снова вызвал оккупацию, жертвы и разрушения. Но на этот раз доваторцы бились уже по-другому. Они дали прикурить своим противникам. Закалённые бойцы – мужчины и женщины, смогли создать целый фронт, куда втянулись бойцы из соседних миров. Они выстояли и снова империя помогла.

Бам! Бам! Клик! – конечность робота, клацнув, согнулась и сервомотор зажужжал. Всё-таки Волчица была права.

В полку Петрову не любили, но уважали. Не любили с подачи моего ротного Берестова, который как-то попробовал подкатить к девице и потом три дня не мог сидеть, а уважали за то, что никто не мог так управлять шагоходом как она. Секунд-поручик будто родилась в кабине своего меха с орочьей мордой на корпусе.

– Ну что теперь скажешь, «специалист»? – победно выкрикнула Елена, развернувшись к Богачёву. – Кто был прав?!

– Каюсь, ошибся, – сложил ладони Сергей, опуская голову перед пилотом.

На правом виске девушки даже под волосами было видно кривой рубец. Точно такой же «украшал» предплечье. Ветеран, участвовала в четырёх военных конфликтах. Говорят, была поручиком, но разжалована. Почему? Бумажная душа Минутка вытянув палец вверх, заявил на одной из планёрок: «Не обладает гибкостью и сдержанностью по отношению к руководству».

Третья война хоть и не коснулась Доватора напрямую (федералы решили держаться от непокорной планеты подальше), зато сделала его центром многолетней экономической блокады. Сектор, в котором располагалось почти три десятка планет, попал в зависимость от этого лесного мира с хмурыми, но справедливыми жителями. Они не только кормили и поили своих соседей, так ещё устраивали вполне удачные налёты и набеги на давнего своего врага.

После окончания войны Круг сам принял решение присоединится к Империи. Правда на своих условиях. Был в списке ряд привилегий, связанных с налогообложением, но главное – бесплатные места для выходцев с Доватора в военных академиях. Так и вышло, что вот уже почти три десятка лет ряды армии бесперебойно пополнялись этими жестокими, гонористыми, но безусловно надёжными ребятами. Откуда я это знал? Двое закадычных друзей моего отца были родом с этого мира – гигант Котов и хитрец Гамов. Кстати, тот старый консул, давший дельный и своевременный совет Александру VII, был моим дедом.

– Господин поручик, смотрите что я нашёл! – подбежавший ко мне ефрейтор Баранов удерживал в руках беспилотный аппарат. – У одного из штурмовиков был. Тут есть БТ-сканер. Запустим?

Дрон почти бесшумно взлетел над нами и росчерком по серо-голубому небу поднялся под облака.

Информацию с его камер вывели прямо на мой командирский планшет. Самопал, но вроде фурычит. Пока устройства синхронизировались для бесперебойной работы, я наблюдал за Петровой.

Пилот поставила шагоход на колени и принялась за ремонт брони на спине. Выстрел из гранатомёта не только сжёг часть поверхности, но и погнул отиевые пластинки. Вытащив ремонтнабор, она сначала срезала лазерным резаком повреждённые куски, а затем залила жидким металопластиком трещины. Закончив подготовку, Елена осторожно высыпала драгоценный порошок из вакуумного пакета в отверстие, сунув туда боркер, превративший серый мелкозернистый песочек в глинистую массу, а затем прямо на глазах матово поблескивающую пластину. Красота! Ни грамма драгоценной субстанции не просыпала. Сразу видно делает это не в первый раз. А, между прочим, на чёрном рынке ремонтнабор и пакет этот стоит сумасшедшие деньги.

– Господин поручик, беспилотник что-то обнаружил! – вернул меня к реальности прапорщик, подтолкнув планшет ко мне.

А ведь верно! Стукнув пальцем по экрану, я приблизил вполне сносную картинку. Отключаем маркеры «свой-чужой»…

По пустой дороге, между многоэтажных домов шла группа из девяти человек. Точнее с помощью своих ног передвигалось только пятеро, остальных просто тащили на своём горбу. Впереди группы, тревожно оглядываясь, шёл вооружённый штурмовой винтовкой офицер.

– Наши! Это майор Воропаев! С ним раненые, – первым догадался остроглазый Баранов.

Приблизив картинку, я убедился, что ефрейтор действительно прав и дрон действительно показывает нам однополчан.

– Сепары! – буркнул зло Бутерус, скрипнув зубами.

Четверо вооружённых людей в тёмных защитных костюмах внезапно окружили наших солдат. Стоящий впереди, наверное, командир, удерживая на прицеле полкового доктора, направился к нему, чтобы забрать из его рук «Дрозд». Идиот! Зачем? Приказал бы бросить оружие на землю и толкнуть к нему ногой.

А дальше произошло странное. Раз! И командир оказался в заложниках. Рука Воропаева крепко обхватила неумеху за горло. Два! И используя противника вместо щита, майор перестрелял без промаха засаду.

Безусловно, некоторые детали от нас ускользнули… и всё равно ловко, ничего не скажешь. Я, конечно, знал, что доктор воробей стреляный, но то, что мы увидели, говорит о нешуточной подготовке.

– Встречайте их, парни! – приказал я всё ещё под впечатлением от увиденного. – Павел, ты старший.

– Слушаюсь! – щёлкнул каблуками ефрейтор, надевая на голову шлем. – Встретим как надо. Кхм, а нормальный у нас доктор, да?

5. В осколках стекла

Пуля угодила мне прямо в лоб. Клацнув «Покровом», я опрокинулся на спину и замер, прислушиваясь к себе, кстати, заодно думая и о том, что новые шлемы испытание безусловно прошли.

– Ну всё! Мымрик сломался! – бросил кто-то из Второй роты скорее с грустью, чем с радостью.

– А вот хрен вам! – резко сел я, прижимая к груди штурмовую винтовку, отчего часть моих сослуживцев вздрогнула. – Живой я и здоровый. Попутно шлемам название придумал.

* * *

– «Пламя» – «Костру», как у вас дела?

– Нормально. Имперцев стреножили. Собрали со всей трассы пленных, много раненых, держим их возле 315. Ждём ваших указаний.

– Часть солдатиков проникла в город. Надо бы добить самых ретивых. Этим и занимаемся. Не могу выйти на связь с «Огоньком».

– Он ещё утром жаловался на плохую связь, да и имперцы, несмотря на наши станции помех, тоже, наверное, эфир забивать могут. Последний раз выходил на связь возле 411.

– Спасибо. Проверю. Имперцев пока не трогать. Охраняйте. Риксдаг решит, что с ними делать.

Вот такой замечательный разговор мы услышали, присоединив «деда» Богданова к локаторам ПУН шагохода Петровой.

– «Пламя» это придёт сейчас сюда и разнесёт тут всё к чёртовой матери, – озвучил мысли присутствующих Бутерус, пытаясь стереть наслюнявленным пальцем царапину на своём шлеме. – Надо бы встретить дорогих гостей, командир.

Вот так мы и начали готовиться к обороне.

Петрова, сев в своего «Барсука», принялась стаскивать к торговому центру (другой-то фортификации вокруг всё равно не было, а тут хоть два этажа и крыша) автомобили, возводя вокруг периметра что-то вроде баррикад. Она чудо как умело трамбовала корпуса фургончиков и легковых машинок, по её мнению, нарушающие эстетику возводимого заграждения.

Собрав всё оружие и боеприпасы с трупов убитых нами сепаратистов и быстренько рассчитав с помощью ИИ их расход, я с грустью понял, что на длительное противостояние мы можем не рассчитывать. Максимум пятнадцать минут интенсивного боя. Не больше.

Стратегия любого огневого поединка на ближних дистанциях сводится к выполнению двух главных условий: остаться живым и поразить противника. Это нам в Академии вдолбили в голову ещё на втором курсе.

При этом любой твой боец должен владеть тремя универсальными приёмами обороны. О чём я? Ой, да ничего сложного – защита путём создания физической преграды между атакующим и обороняющимся, защита манёвром, защита нанесением упреждающего удара.

Первым пунктом занималась Елена Прекрасная, как называл я её про себя (и это был скорее сарказм, чем восхищение), третий, нам был недоступен, ибо раненых не бросишь, а маневрировать тут особо негде (только если в рамках стеклянного чудовища, забитого полками со всяким хламом). Второй приём пропустил? Так на него у меня и была вся надежда.

Передо мной лежало три тяжёлых защитных костюма. Штурмовики сепаратистов таскали старенькие французские «Катафрактарии». Этот защитный костюм в своё время был как никогда актуален и надёжен, но после появления американских «Гризли» ушёл в небытие. Штатовский и прыжковые двигатели имел, и броневой защитой обладал на порядок лучше. А уж про ИИ и говорить нечего. И давление тебе измеряет и укольчик, если надо бойцу поставит. По сути костюмы, этого класса это уже мехи, а не просто одёжка.

– Думаешь надеть? – остановился рядом со мной Воропаев, от которого явственно пахло кровью.

– Хотелось бы, но тут, наверное, всё запаролено наглухо, – сказал я, потыкав пальцем в мигавшую жёлтым огоньком ожидания внутреннюю панель.

– Насколько знаю, в них не генетическая идентификация, как в наших, а просто код?

– Верно. Но взламывать его – это время, а у нас его нет, – поднявшись с колен, я просканировал лежащие передо мной костюмы на предмет различных сюрпризов. – Будем рассчитывать на разгильдяйство сепаратистов, которое позволит нам посадить вон на ту крышу тройку штурмовиков и ударить им в спину в нужный момент.

– Засадный полк Дмитрия Донского, – рассмеялся доктор.

– Точно. Тоже об этом подумал, – согласился я, провожая взглядом удаляющегося Воропаева.

Зря я делил шкуру неубитого медведя. Ряд из десяти цифр был безжалостен к поручику 7-го драгунского. Не было среди мятежников таких идиотов, которые сделали бы доступ к броне свободным.

– Корсаков, хочу сразу сказать тебе, что у меня в пулемёте только двадцать патронов осталось. И бак с напалмом заполнен на одиннадцать процентов, – обрадовала меня по внутренней связи Петрова.

– Здорово.

– Здорово, – усмехнулась та. – А ты, я смотрю, не трус.

– А это поможет?

– Что?

– Трусить, бояться.

– Кхм, странный ты парень. Хотя, может быть, просто тормоз.

Отличную характеристику дала секунд-поручик старшему офицеру. Да, теперь я старший по званию тут, а значит её командир. Что ж, тормозом меня ещё не звали.

Рассовав по поясу запасные магазины для «Мономаха», я отправил с командирского планшета своим бойцам карточку огня будущего боя.

– Командир, дрон сбили, – сообщил прапорщик. – Успели насчитать человек шестьдесят пять-семьдесят. Но эти получше вооружены. Гранатомёты, есть бронетранспортёр.

– Валера, займись им лично. Его надо сжечь сразу, пока он бед не натворил.

– Понял. У сепаров тут гранаты были. Фигня какая-то, но если грамотно использовать…

«Двадцать человек против семидесяти, – подумал я. – Нормальное соотношение».

Длинные очереди прошлись над нашими головами, наполняя мир треском, звуком бьющихся витрин и витражей. Стёкла потоком сыпались нам на голову, не причиняя особого вреда, но вводя в заблуждение ИИ «Покровов», сканирующих возможные угрозы. Не знаю, как у других, но у меня от то и дело краснеющего виртуального экрана начала болеть голова. А тут ещё и пуля в лицо.

* * *

Согласно карточке огня, моя позиция была на крыше торгового центра. Именно туда я и взобрался по лестнице после попадания пули в шлем.

Тут оборону держали мои ребята. Справа от меня стоял Баранов, слева Алескеров. Первый поливал противника внизу длинными очередями, но я даже и не думал ему мешать. Ефрейтор носил нашивку снайпера, да и был потомственным охотником. Второй – стрелял короткими экономными сериями по три выстрела, и я был просто уверен, что, кабы не шлем, увидел бы высунутый от усердия язык.

Атакующие шли редкой цепью, буквально поливая нас огнём. Вот у кого с боеприпасами было всё нормально. ИИ насчитал не менее шестидесяти человек. Три отметки светились оранжевым, а это означало, что внизу не только простая пехота, но и пресловутые штурмовики.

– Командир я могу выйти. Шугнуть их! – раздался у меня в шлеме голос Елены Прекрасной.

– Нет, только когда они прорвутся внутрь. Защищай раненых и доктора, – отрезал я, подстрелив метнувшегося к главному входу бойца.

Раненый попытался отползти и тут же получил от меня точное попадание в затылок. Раскинув руки в стороны, он навсегда замер на асфальте.

– Чего его защищать? – взбрыкнула Петрова. – Он вон из винтовки так садит, что завидки берут.

Я хотел что-то сказать ещё, но тут залп «жаб» накрыл крышу. Один из зарядов отскочил от трансформаторной будки за моей спиной и буквально прыгнул мне под ноги.

Очнулся я на земле в двадцати шагах от здания. В голову мне был направлен ствол восьмиствольного пулемёта. Чёрт возьми!

Бах! – выстрел в аккумуляторный блок автомобиля выплеснул горючую жидкость на замершего передо мной штурмовика, и тот на мгновение вспыхнул словно факел. Не знаю уж что ему там в голову взбрело, но, вместо того чтобы пристрелить меня, он начал размахивать руками, а затем совершил полную глупость – раскрыл «Катафрактарий», выскочив наружу.

Кусок идиота! Их там, что в школах повстанцев или на курсах мятежников вообще ничему не учат? Он же в безопасности был. А теперь всё! Поддался панике и погиб.

Мой ПТ-6 единожды каркнул, и тело свалилось мне под ноги. Сделав пару быстрых шагов, я сорвал панцирь «Покрова» с груди и заскочил в костюм, ударив рукой по клавише, приводящей в действие «Катафрактарий». Ну вот и пароль набирать не надо, ИИ думает я просто пописать отходил.

Лихорадочно бегая пальцами по клаве, я до боли в глазах вглядывался в циферки. Ну кто тут настраивал шрифт, ничего же не видно? Почти тысяча патронов. Состояние целостности восемьдесят семь процентов. Отлично, поехали.

Ходить в этих штуках – это вам не прогулка. Навык нужен. Я не раз видел, как кадеты, сделав пару шагов падали на колени, а потом подняться не могли. Тут и вестибулярный аппарат должен быть крепким и знание алгоритмов действия.

Поднимаю ногу, выдыхаю воздух, ставлю ступню на землю, заполняю лёгкие новой порцией кислорода. Рычажки не дёргаю, действую плавно. Отец учил меня именно на такой модели. Сейчас произойдёт автоматическая настройка и двигаться станет легче. Блядь, если они там, что-то не сбили. От этих «специалистов» всего можно ожидать.

Бронетранспортёр весело догорал неподалёку от главного входа. Бутерус молодец – представлю его к награде. Если выживем. Шагая всё увереннее, я вышел к цепочке прятавшихся за автомобилями сепаратистов.

– Патрик, ты где пропал? – обратились ко мне по внутренней связи. Знать бы кто? А, впрочем, и не важно.

Обрушив кулак на голову ближайшему бойцу, я проломил ему череп и сломал позвоночник. Пулемёт уже вовсю крутился, когда я с близкого расстояния расстрелял своего коллегу-штурмовика разорвав его тело очередью надвое, а затем оторвал руку вместе с пулемётом второму.

Давя на гашетку, я вдруг почему-то понял, что не просто поражаю мишени, а убиваю людей. Да людей! Враги тоже люди! Неожиданно сердце укололо воспоминание о теле Бекетова, которого я тащил на плече, а потом просто оставил на земле возле какой-то облезлой ограды. А я маму его утешал, когда она парня провожала! Кретин, книги пожалел, а у меня солдаты погибли! Ну ладно, гады, получайте!

Тра-та-та-та-та! – словно плюясь дыханием дракона, я рвал на части сепаратистов, ловя ртом воздух после каждого удачного попадания в меня. Не знаю, как ощущали себя парни в «Гризли», но здесь по мне будто стадо слонов пробежало.

И вдруг наступила тишина. Восьмиствольный пулемёт всё ещё продолжал, лязгая, крутиться, но патроны в ленте закончились. Тяжело переступая через разбросанные тут и там тела, я направился к дымящемуся торговому центру, откуда раздавались радостные крики. Кажется, я был ранен, потому что явственно чувствовал жжение в районе живота.

6. Рокировка

Забравшись на разделочный стол в мясной лавке, располагающейся внутри разгромленного торгового центра, я спустил штаны и терпеливо ждал приговора доктора, осматривающего мой живот. У ног моих на полу лежало трое мёртвых парней из соседних рот. Жертвы отгремевшего боя.

«Хорошо, что не мои», – стыдливо подумал я, прикусив от злости за такие мысли губу до крови.

– Повезло тебе, поручик. Пластины брони просто изнутри треснули и порезали тебе кожу, – сказал Воропаев, заливая рану при помощи медицинского клеевого пистолета. – До свадьбы заживёт.

– Вы как моя мама, господин майор.

– Да хоть папа, Виталий Константинович. Вы молодец. Показали себя отлично. И солдаты ваши на порядок лучше действуют. Сразу видно, время зря не теряли, с бойцами занимались. После сегодняшнего, если выберемся, они вас боготворить будут.

– Благодарю, господин…

– Наедине можно просто – Владимир Александрович.

Кивнув, я принялся одеваться и скривился от резкой боли застёгивая ремень.

– Да и ещё, – повернулся ко мне спиной Воропаев, пряча клеевой пистолет в сумку. – Я знаю, что вы раньше никогда в боях не участвовали, а значит не убивали…

– Верно, – признался я.

– Хочу вам кое-что посоветовать. Можно?

– Конечно. Слушаю.

– В следующий раз, – доктор повернулся, буквально вцепившись взглядом в меня, – когда мысли о потерях, о содеянном, накроют вас, не отгоняйте их…

– А я думал…

– Не отгоняйте их, поручик, просто пообещайте себе подумать об этом позже. Проверено. Работает.

* * *

– Реально? Три восьмёрки? – удивился Бутерус, разглядывая влезающих в броню сепаратистов Баранова и Побретухина.

– Сам удивился, когда взглянул в интерфейс того «Катафрактария», в котором находился, – объяснил я. – Попробовал на остальных и… сработало. Вот такой простой пароль.

Позади снова возник вездесущий доктор, с интересом наблюдавший за действиями моих солдат.

– Что надумали?

– Надумали в плен сдаваться, господин майор – хохотнул Баранов. Вторивший ему Алескеров помогал товарищу притиснутся внутрь защитного костюма.

Воропаев замер на месте и уставился на меня. Я было думал, он сейчас начнёт возмущаться и тогда всё… пролетели, как фанера над Парижем. Впервые узнав, откуда произошло это выражение, и как врезавшийся в Эйфелеву башню французский пилот Огюст Фаньер превратился в фанеру, я долго думал о человеческой глупости…

– Корсаков! – вернул меня к реальности приятный баритон доктора. – А это идея! – спрятав руки за спину, тот сделал круг вокруг меня. – «Пламя», а на самом деле мы, может воспользоваться ситуацией и общей неразберихой, подобравшись к этому загадочному объекту номер 315.

– Уже не загадочному. Это сквер возле главной площади, – объяснил я Воропаеву. – Нашли командирский планшет, там забиты в память координаты с описанием целей и соответствующими подписями под ними.

– По ходу дела, шведы-то наши тоже не все местные, – вмешался в разговор Бутерус, взъерошив свои русые волосы, спутавшиеся от пота. – Иначе нафига им такая подробная карта?

– Возможно, они даже не все шведы, – согласился я. – Вот Патрик, кажется, совсем не скандинавское имя.

– Да, скорее всего он с Нового Авалона, – задумчиво добавил доктор словно про себя. – Именно там собирается вся эта мразь – наёмники, уволенные со службы со скандалом солдаты, трофейщики, мародёры. Если оставить здесь раненых, то мы наберём пятнадцать человек… слишком мало, даже если рассчитывать на неожиданность.

– С нами будет как раз в пору! – откуда сверху прямо перед нами спрыгнуло бесцветное пятно, тут же превратившееся в защитный костюм егерей – «архар», предназначенный для работы в горной местности.

Когда боец снял шлем, я увидел лицо Дугина. Вот никому не был так рад как ему. Всё-таки выжили.

Тут же над нашими головами на козырьке торгового центра из воздуха возникла группа его солдат.

– Ну и охрана у вас тут. Мы же как к себе домой прошли через ваше оцепление.

– Ну не так чтобы совсем! – ухмыльнулся прапорщик, подмигивая мне. – Шумков!

Пулемёт внизу грохнул одиночным выстрелом, разбив в дребезги колпак уличного фонаря над головами егерей.

– Засекли? – сделал брови домиком Дугин.

– Да, – ещё шире расплылся довольный Бутерус. – Мы же однополчане, знаем ваши сигнатуры.

– Тогда я за вас спокоен, – оборвал обмен любезностями капитан, присев на перевёрнутую витрину и положив поперёк колен автоматическую винтовку «Стакатто». – Слышал, что придумали. Пойдёт. Только предлагаю завести вот тот фургон и скидать в него трупы убитых гадов.

– Зачем? – спросил всё это время, молчавший рядовой Сидоров.

– Затем. Подрастёшь – узнаешь.

Ничего себе! Не ожидал от капитана таких слов. Он же всегда всё обстоятельно объясняет, не грубит. Впрочем, чего удивляться столько людей потерял. От роты жалкие крохи остались.

– Чтобы расслабились, оружие опустили, – пояснил за Дугина бойцам Воропаев.

– Потеряли бдительность, рядовой Сидоров, – попытался реабилитироваться капитан. – И тогда мы их … всех перебьём.

Доктор остановился над Дугиным и быстро осмотрел кровоточащую ссадину на его скуле.

– Как вы выбрались, Дима?

– Чудом, Вова, – бросил командир егерей, нервно дёрнув подбородком, и мягко отстранил товарища.

И всё-таки я никогда ещё не видел капитана таким разозлённым. Глаза метали молнии, движения были порывистыми.

– Они шагать-то хоть смогут в «Катафрактариях»? – спросил Дугин, разглядывая парней, залезших наконец в костюмы.

– Сможем, господин капитан! – браво отрапортовал Побретухин. – Нас господин поручик учил.

– Да ну! Как? – дотронулся пальцами до раны на лице капитан.

– Как-как, факультативно, – пробубнил себе под нос я. – В своё свободное время.

* * *

Выдвинувшись, мы осторожно шли по переулкам, вымощенным по старинке булыжниками, боясь ненароком получить из-за угла или с крыши пулю от своих же. Вдруг ещё кто-то выжил и захочет освободить пленных.

Пересекая улицу с красивым названием Эёгонблик, мы остановились рядом с перевёрнутым бронетранспортёром нашего полка. Машина уставилась в небо шестью рифлёными колёсами, придавив тела шести солдат во главе с неизвестным мне ефрейтором. Раздавленные, растерзанные тела с выпученными от боли глазами и распахнутыми в крике ртами беспомощно взирали на нас. Ужасная смерть.

Время мести неумолимо приближалось. Уже на подходе, к скверу, который местные прозвали «Вэстанвинд» («Ветер с запада»), мы вышли на связь с «Костром», достоверно изобразив с помощью богдановского «деда» помехи.

Забыл про Елену Прекрасную? На шагоход Петровой (куда же без неё) посадили двоих наших в «Черепахах», чтобы создать видимость захвата робота. Секунд-поручик, не стесняясь в выражениях, предупредила Алескерова и Вихневича, чтобы они сразу спрыгивали с корпуса робота, как только начнётся бой, иначе… «кто не спрятался, я не виноват».

– Виталий Константинович, могу я попросить у вас ваш ПТ- 6? – спросил у меня доктор, протягивая руку.

– Отдача же! Собираетесь стрелять с двух рук? Как вы…

– Я справлюсь, поверьте.

Каждый играл свою роль. Пятеро ребят во главе с Бутерусом изображали пленных, будто бы еле ковылявших по дороге, остальные изображали охранников, подгонявших их пинками и тычками стволов в спины. Пропустив вперёд фургон с трупами, мы бодрой походкой вышагивали в сторону группы сепаратистов, окружавших наших ребят возле памятника какого-то мужика с флагом.

Позади я явно ощущал присутствие егерей Дугина в «стелс-камуфляжах», вышедших «на тропу войны».

7. Накоротке

Мы шли, а они на нас смотрели. А мы всё равно шли, ведь там наши товарищи, и им была нужна помощь.

И всё-таки фургон с трупами был гениальным ходом. Повиливая из стороны в сторону, ибо одно колесо было повреждено, машина остановилась неподалёку от входа в сквер, развернувшись к оцеплению сепаратистов боком, да так, чтобы из раскрытого кузова выкатилось тело в продырявленной «Черепахе».

Сделал это управлявший автомобилем Богданов специально. С тем же умыслом же Алескеров и Вихневич спрыгнули с корпуса шагохода с показной заботой пытаясь быстрее поднять труп распростёршегося на земле бедняги.

Уже было насторожившиеся мятежники сразу успокоились и, заглядывая внутрь фургона, похлопывали моих ребят по плечам и спине, выражая таким образом сочувствие. Ну как же? Столько товарищей от рук имперцев потеряли.

Я внимательно прислушивался к радиопереговорам, но интересно мне было не то, о чём говорят противники, а звук, являвшийся фоном для связи. Как только услышу еле заметное шипение, значит «Дед» к чертям забил связь местным. Локально, зато надёжно. И пусть они после этого зовут на помощь кого хотят, а вот мы обязательно воспользуемся «Гермесом» – стоявшей под деревьями коробкой на колёсах, эта радиостанция и до Нового Севастополя возьмёт, если надо.

Мы между собой общались только жестами, понимая, что вся эта маскировка «на соплях держится». Главное, оказаться как можно ближе к пленным. А больше ничего и не надо.

– «Пламя», да вы ещё смотрю и шагоход захватили, молодцы! – уже за оградой сквера нас встретил среднего роста брюнет с серо-голубыми глазами и широким лбом.

Шлема на голове сепаратиста не было, зато за плечом у него торчала труба реактивного гранатомёта. Мужчина сразу направился ко мне, так как на этот случай я подготовился, налепив на плечо эмблему лейтенанта местного ополчения. Сам брюнет щеголял капитанским погончиком.

Ещё пять шагов вперёд, шесть, семь – ребята плотной группой за мной. Богданов позади нас вылез из фургона и вместе с Алескеровым и Вихневичем изображает скорбящего. До Станиславского им далеко, но школьную самодеятельность усвоили на зубок. Ничего, егеря при случае их прикроют.

«А вот и наши! Сидят правильным прямоугольником в углублении перед статуей знаменосца», – отметил тем временем я. Вокруг автоматчики, пулемётчики и даже огнемётчик есть. Всего три десятка человек. Не так много. Глупцы, а пленных-то в три раза больше. Хорошо, что основная группа противника находится чуть левее рядом с домиком с медной табличкой на стене. Местная достопримечательность что ли какая-то?

– А как вы умудрились завести шагоход без пилота? – ещё не насторожившись, но что-то смекнув, произнёс брюнет, подойдя ко мне.

Ребята не остановились и продолжили движение, огибая нас.

– А, ясно! Сумели заставить пилота снять блок? – сам себе ответил капитан, постучав себя согнутым пальцем по лбу. Обожаю таких людей – сам спросил, сам ответил.

Голова моя тем временем была повёрнута в сторону «достопримечательности», где под стенами домика на лавках, стоящих рядами, в лучах солнца нежились сепаратисты. Шлемы сняты, оружие приставлено к стене, валяется в траве, висит на спинках сидений. Бардак! Так, несколько десятков человек. Сколько их? В этой модели «Катафрактария» даже ИИ нормально не работает! Ну считай, считай же, давай! Не меньше роты, я и без тебя вижу!

– А где капитан Роффе? – снова пристал ко мне докучливый брюнет. Интересно, что говорил он не на шведском, а на общеимперском.

Обернувшись, я молча указал пальцем на фургон с трупами.

– Жаль, хороший был командир.

Петрова тем временем проследовала мимо меня в сторону принимающих солнечные ванны мятежников. Тень от шагохода на секунду накрыла нас.

– Так, лейтенант, оставляйте робота вот там, под деревом, а пленных сюда к старине Ульфу, – рассмеялся капитан, указывая на статую. – Уж он-то тоже имперцев, наверное, терпеть не мог.

В наушниках моих раздался долгожданный лёгкий шум, и я понял, что время настало. Похлопав капитана по плечу, я поудобнее перехватил пулемёт и, обменявшись взглядом с проходящим мимо Воропаевым, включил электрический привод оружия, приводящий в движение вращающийся блок стволов.

Резкий порыв ветра сорвал с деревьев, окаймлявших сквер, листья, на мгновение наполнив воздух пёстрым осенним одеялом. Какая ранняя тут осень! А у нас на Новом Севастополе ещё жара.

Это раньше, когда ствол проходил пятичасовую отметку, в него закладывался патрон, на двенадцатичасовой ударник бил по капсюлю и происходил выстрел. Шестичасовая отметка означала удаление гильзы из патронника. Таким образом за один оборот блока стволов происходило ровно восемь выстрелов. Сейчас никаких патронов не было, и мощный аккумулятор посылал вперёд просто куски раскалённого металла, что увеличивало не только скорострельность, но и точность.

Ганг-ганг-ганг! Словно метлой я смёл десяток сепаратистов справа от памятника. С такого расстояния ни промахнуться, ни ошибиться было невозможно.

И всё-таки Петрова начала раньше меня. Пусть на несколько секунд, но раньше. В тот момент, когда я только раскручивал ствол своего восьмиствольного, она с двух рук «Барсука» дала залп из пулемёта и огнёмёта по расслабившимся сепаратистам. Бедняги гибли один за другим, разрываемые длинной очередью ПКС. Те же кто рухнул на землю и спасся от пуль, погиб от напалма. Домик с медной табличкой был практически разрушен до основания, а то, что осталось, жадно поглощалось огнём.

Елена Прекрасная не врала, её боезапас и правда закончился очень быстро. Однако унывать секунд-поручик не стала. Жужжа сервомоторами, шагоход, шутя, вырвал из земли столб с указателем. Используя его словно большую мухобойку, Петрова начала молотить разбегающихся от неё противников.

Дальнейшее не видел, так как в меня со всех сторон заколотили пули. Короткими очередями я разносил в щепки деревья, среди которых залегли стрелки. Так вышло, что только я защищал пленных, пытавшихся выбраться из углубления у памятника наверх.

Воропаев с Бутерусом перебили остальную охрану и сейчас пытались противостоять группке сепаров, улизнувших от Елены и пытавшихся пробиться к воротам. Там тоже шёл нешуточный бой. «Стакатто» егерей захлёбывались, не замолкая не на секунду.

Ганг-ганг-ганг! Пятеро бойцов порваны в клочья. Ганг-ганг! Огнемётчик, попытавшийся подобраться к памятнику, превратился в пылающий факел. Мимо пролетела голова скульптуры.

Воропаев и правда умудрялся ловко палить из ПТ-6, вот только стрелял он не с двух рук, а по очереди – правой-левой, правой-левой. Но это не спасало сбитых с толку противников. Находясь в постоянном движении, майор исполнял свой смертельный танец с изумительной красотой и искусством. Нет, этому в медицинских академиях точно не учат. По-моему, я это уже говорил. Нет?

Пленные уже очнулись, и подбирая оружие с валявшихся повсюду тел мятежников, начали помогать нам. Краем глаза я видел стрелявшего из штурмовой винтовки Кирпичёва, голова которого была перевязана бинтом. А вот и так нелюбимый мной хохмач-Юрков плечом к плечу паливший рядом с майором Минуткой. Я вообще не знал, что тот стрелять умеет. На стрельбище или полигоне ни разу его не видел.

Бряк! Заряды в моём пулемёте внезапно закончились, и я, подхватив другой из рук мёртвого Светлова – тихого скромного парня, мечтавшего после армии поступить в художественную академию, дал длинную очередь по деревьям. Только щепки в разные стороны полетели! В ответ мне раздалось всего пару выстрелов. Засекая всполохи сканером, я выдернул остаток ленты из кофра за спиной мёртвого бойца и несколькими залпами уничтожил противника. Позади что-то взорвалось, а потом…

Внезапно стрельба прекратилась, и, обернувшись, я увидел усыпанный телами сквер, поваленные деревья, разводы копоти, пятнавшие светло-серые каменные плиты и дымящийся шагоход Петровой. Сама пилот сидела на одной из лап робота, удерживая на коленях мой «Мономах».

Пока все остальные приходили в себя, я пинком ноги отбросил голову бронзового Ульфа, обошёл место схватки, придя к выводу, что слишком много наших ребят осталось лежать неподвижно. Своих я пока не видел, но вот небольшая часть пленных погибла от шальных пуль или сражаясь с оружием в руках. И не только они.

Остановившись возле тела мёртвого егеря, я поднял его на руки, положив в «последнюю шеренгу». Так называли у нас тела погибших товарищей, выкладываемых в ряд.

– Дугина ранили! – закричал кто-то, и я, сняв шлем, поторопился к перевёрнутому взрывом грузовику с трупами, возле которого, привалившись спиной к кузову, сидел побледневший капитан. Воропаев уже вовсю колдовал возле него.

– Богданов! – кусая губы, гаркнул я.

– Я здесь, господин поручик! – радист был вполне себе здоров, только защитная пластина на правом плече покрыта паутинкой глубоких трещин.

– Что с «Гермесом»? Не повредили?

– Никак нет, – доложил тот. – Включил настройку. Это займёт пару минут.

– Хорошо, – кивнул я и бросил взгляд за ограду.

Не может быть! Не верю своим глазам!

В следующую секунду я напялил на себя шлем и, моля бога о том, что ошибся, активировал режим наблюдения. Клик! Приблизить! Клик! Ещё приблизить! Чтоб тебя!

Увиденное заставило меня содрогнутся. Набрав в лёгкие побольше воздуха, я заорал:

– Внимание всем! С севера к нам движется крупный вражеский отряд! Есть техника! Готовимся к бою!

Никакой паники не было. Паниковать нас отучают ещё в Академии. «Ты же имперец, соль земли, трястись тебе не к лицу! Выше голову! Выше!» – говорил нам в учебке щтабс-капитан Делиг.

Каждый знал, что ему делать. Собранные боеприпасы пошли по рукам. Бывшие пленные способные держать оружие, облачались в «Черепах» и вооружались. Петрова каким-то чудом завела свой шагоход и начала стаскивать к ограде поваленные стволы деревьев. По-моему, из машины что-то капает. Нет, точно капает.

– Бутерус, Богачёв, Баранов проверить личный состав! – продолжал отдавать команды я, пытаясь во всех подробностях разглядеть противника. Через пару минут это действительно стало возможно.

– В рот вам кило печенья! – ругнулся рядом со мной особист, присовокупив затем кое-что покрепче. – Командуй поручик, командуй.

Прямо на нас ползла настоящая маленькая армия. Не меньше четырёх рот пехоты, десяток бронетранспортёров и даже четыре танка. Откуда они берутся то?

– Ну всё, приехали, – произнёс, замерший рядом со мной Бутерус, захлопывая забрало шлема.

8. Многостаночник

Все офицеры и прапорщики, впрочем, в нашем полку он был только у меня, собрались под сенью, чудом оставшейся нетронутой гигантской берёзы, ствол которой в метре от земли разделялся на три самостоятельных дерева.

– Я же говорю, командуйте, поручик, а мы будем исполнять, – быстро заткнул рты Кирпичёв попытавшимся было возбухать офицерам.

– А где полковник? – спросил кто-то позади меня.

– Рогову голову ещё при посадке оторвало, – как-то подозрительно спокойно сообщил нам Минутка, сжимая старенькую штурмовую винтовку Сорогина.

Побелевшие от напряжения пальцы майора вцепились в оружие мёртвой хваткой, лицо, залитое кровью, было серо-зелёного цвета. Воропаев поймал мой взгляд и кивнул.

– А почему, собственно, он? – влез в круг обступивших нас однополчан мой ротный.

Кирпичёв странно дёрнулся, покраснел и резко повернулся к Берестову.

– Потому что ты, сука, когда в нас стрелять на трассе начали, свою жопу спасать бросился, а Корсаков раненого солдата на себе потащил! Я своими глазами видел! И закрой свой рот, капитан! Если живыми вернёмся, я про тебя такой рапорт напишу… полетишь на Снежную каюмов отлавливать!

Берестов со стуком захлопнул рот, остальные удивлённо уставились на особиста. Обычно, Игорь Станиславович был сдержан. Немного мрачен, да, но сдержан. Мата от него вообще никто и никогда не слышал.

Кирпичёв поправил окровавленную повязку на голове и, кашлянув, продолжил:

– Только вы, поручик, из всех здесь присутствующих, закончили «Т301». У вас в личном деле одни похвалы и благодарности, я видел.

«Т301» была новая комплексная программа подготовки пехоты, роль которой в вооружённых силах империи за последние десятилетия серьёзно снизилась. «Штурмовики», шагоходы, дроны и другие боевые автоматические платформы вставали на место простого бойца с винтовкой в руках. Даже физическая подготовка теперь не имела решающего значения. Зачем? Защитные костюмы с каркасными усилителями, прыжковые ранцы, искусственный интеллект, решающий за тебя кучу задач. Будущее наступило! И вдруг, ряд второстепенных военных конфликтов на окраинах, показал, что рано мы положили на полку ушедшие в прошлое уставы, нормативы, прокачку вроде бы простых навыков и умений, которые раньше доводили у солдат до автоматизма.

Вот и создали старые генералы, имевшие серьёзное влияние в окружении императора, «Т301», которая, по сути, подтягивала пехотинцев до уровня легендарных спецподразделений прошедшего века. Навыки уличного боя, столкновения с тяжёлой техникой, диверсионная работа в тылу противника и тому подобное. Офицерам же в программе отводилась серьёзная роль… знаете, как в любимой пословице моей мамы: «И швец, и жнец, и на дуде игрец». Кстати, попадали в программу далеко не все.

– Господин капитан, он не раненный был, – не в тему прошептал я, склонившись над Кирпичёвым. – Убитый. Я был почти уверен.

– Без разницы! – раздражённо ответил особист. – У нас времени с гулькин нос. Командуй!

* * *

Командуй! Легко сказать, а вот сделать…

Пока Богданов с парой раненых откатывал в укрытие «Гермеса», мы со всеми способными держать оружие занимали позиции в домах по обеим сторонам улицы, ведущей к скверу. И ежу понятно, что там оставаться было нельзя. Первый же танковый залп превращал это место в ад, а нас в мертвецов.

На перекрёстке улиц Эёгонблик и Грюнинг на красной черепичной крыше я посадил взвод гранатомётчиков под командованием Богачёва. Тоже самое сделал в доме напротив. Реактивные снаряды подобьют первый и последний танк колонны, а потом будут выбирать цели произвольно, постоянно меняя местоположение. Кстати, я сильно пожалел, что уничтожил огнемётчика. Сейчас «Горыныч» был бы нам весьма полезен.

– Готов? – коснулся я плеча Баранова, смотревшего на приближающегося противника в прицел новенькой крупнокалиберной снайперской винтовки, доставшейся нам от сепаратистов.

– Так точно, господин поручик.

– По готовности.

Трижды Павлу удалось нажать на спусковой крючок, три офицера противника осталось лежать на мостовой у ног товарищей.

Мы еле-еле успели выбежать из уютной маленькой квартирки, превратившейся за нашей спиной в огненный факел. Следующий залп сравнял с землёй сквер.

Ряды пехоты противника бросились вперёд, стремясь выскочить на площадь, танки гудели двигателями, тоже торопясь покинуть дорогу, сжатую с обеих сторон пятиэтажными игрушечными домиками, словно попавшими сюда из сказки Сельмы Лагерлёф.

Ну уж нет, голубчики! Дымные следы реактивных ракет крест-накрест пересекли улицу, превращая танки в кучу раскалённого хлама.

– Начали! – бросил по связи я, падая возле оконного проёма с «Мономахом» в руках. От «Катафрактария» пришлось избавиться – костюм был сильно повреждён, поэтому бой я снова вёл при помощи трофейной штурмовой винтовки и в своём покоцаном уже «Покрове».

Тра-та-та-та-та! Бам-бам-бам! Ганг-ганг-ганг! – разорвали воздух выстрелы, производимые из трофейного оружия. Пехота противника падала, подымалась и снова падала, чтобы не подняться уже никогда. «Только бы побольше их перебить», – думал я, короткой очередью добивая ползущего к танку сепаратиста. Иначе они нас просто сомнут. Вон их сколько!

Крошки камня ударили по моему шлему, а следом на макушку шлёпнулся тяжеленный кусок штукатурки с потолка. Распластавшись по полу, приходя в себя, я на четвереньках пополз к лестнице на первый этаж. Над головой прошёлся крупнокалиберный пулемёт, установленный на единственном бронетранспортёре.

– Меняем позиции! Меняем позиции! – орал я, забыв, что по внутренней связи всем и так меня нормально слышно.

Буквально на секунду всё затихло, а затем бой начался с новой силой. Сначала ещё один танк подпрыгнул на мостовой от взрыва. Сдетонировавший боезапас заставил машину перевернуться в воздухе и шлёпнуться на группку своих солдат, спрятавшихся за углом кафе.

Стена рядом со мной вспучилась и взорвалась мелкими осколками. Лицо обожгло, и быстрым движением я сорвал с головы шлем, треснувший пополам. Он трижды спасал мне сегодня жизнь. Так в рапорте и напишем.

Осторожно выглянув в метровое отверстие в стене, я, расстреляв до железки патроны, сменил магазин и выполз на улицу. Что-то сегодня имперские солдаты всё больше ползают, а не браво атакуют в полный рост.

На другой стороне улицы, напротив меня, в проёме двери замерли Бутерус и Петрова, показывающая мне язык. Елена Прекрасная даже броню надевать отказалась, так и бегала в одной майке, светя сиськами, после того как шагоход её окончательно сдох.

Прокатившись по земле, я выпустил половину магазина по трусившей впереди группе врагов в «Черепахах», шанса у которых против меня не было, и нырнул в узкий проулок.

Кто это там на крыше? Неужели Тугай? Точно, и шлем тоже где-то посеял. Спрячься, дурачок! Спрячься!

– Филины! Филины! – кричал Алескеров, подпрыгивая от радости на месте.

Я сначала подумал, что парнишке просто показалось. Откуда здесь орбитальные истребители? Нет, они, конечно, одинаково успешно действуют не только в космосе, но и на поверхности планеты, но…

Пока я, опустошая предпоследний магазин, рассуждал, у меня над головой с лёгким гудением, от которого заныли зубы, проплыла тройка массивных треугольников с открытыми орудийными портами. На фюзеляжах крылатых мясорубок красной краской были грубо проставлены номера: «1», «3» и «7».

Личный коммуникатор на руке завибрировал, и на экранчике появилось сообщение со смайликом внизу: «Империя своих не бросает!»

«Юмористы!» – подумал я, ощущая, как волосы на голове встали дыбом от первого залпа спустившихся к нам с орбиты машин.

Это было действительно страшно, ведь орудия истребителей издавали лёгкие хлопки и только. Наполнившие мир вокруг меня треск, вопли и взрывы были всего лишь следствием атаки.

Пох-пох-пох-пох! – «Филины» буквально рвали на части противника. Плазменным и ионным пушкам вообще не было никакой разницы, что попадалось на их пути. С одинаковой лёгкостью они уничтожали человеческую плоть, лёгкие и тяжёлые бронекостюмы, танки, бронетранспортёры, асфальт и камень под ногами сепаратистов. Через пару минут всё было кончено.

Неожиданно я почувствовал, что ноги мои задрожали от слабости. Прислонившись спиной к стене дома, я сел на землю, поставив «Мономах» между ног.

«Бутерус прав. Винтовка отличная, ни на что её не променяю», – почему-то подумал я, касаясь пальцами успокаивающе прохладного металла.

9. Инквизиция

На трибуне зала заседаний, стены и даже потолок которого были покрыты панелями из драгоценного морёного дуба, восседало трое человек. Всем мужчинам было за пятьдесят – крепкие, подтянутые, уверенный взгляд и властность в каждом движении. Господство империи зиждилось на могуществе консулов, которые были проводниками политики императора в самых отдалённых уголках вселенной. Прибытие консула всегда сулило проблемы, а уж если он и его помощники прилетали на планету, чтобы что-то расследовать, их иначе как инквизицией не именовали.

– Заседание номер 3223-Н4. Проводится в здании Риксдага Готлиба. Председательствует Его Сиятельство консул Воронцов Иннокентий Ильич и его квесторы Ковалёв Иван Сергеевич и Зыков Михаил Алексеевич. Заседание записывается в голоформате, отдельно ведётся аудиозапись, – смешно растягивая слова, произнёс плюгавенький старичок в звании надворного советника.

Когда старикашка уселся за отдельный маленький столик, находящийся справа от трибуны, слово взял квестор Зыков – широкоплечий крупный мужчина с тёмными волосами, побитыми сединой на висках. Михаил Алексеевич был легендой КФ империи. Командир единственного крейсера, пробившегося сквозь оборону на «Линкольн-стренде» и сумевшего сдержать атакующего его флот противника до подхода Синей эскадры. По сути победа в инциденте 2267 года осталась за нами благодаря его действиям.

– Поручик, вы просмотрели список подготовленных нами вопросов? – спросил меня действительный тайный советник.

– Так точно! – соскочил со своего места я.

– Хорошо. Начинайте с самого начала, – усадил меня жестом Зыков. – Если нам будет нужно что-то уточнить, мы остановим вас.

Я чувствовал себя неловко, сидя в присутствии высокопоставленного начальства, и, откашлялся в кулак, произнёс:

– Первого августа на экстренном заседании командир полка сообщил нам о том, что на Готлибе восстание. В столице мятежники осадили штаб местной муниципальной гвардии. Требовалась помощь. Наш 7-й драгунский должен был решить эту проблему, как можно быстрее.

– Какую задачу Рогов поставил вам конкретно? – подался вперёд квестор.

– Высадка, пленение сепаратистов, комендантский час и контроль территории столицы и её окрестностей, пока туда не прилетит имперский консул, – наизусть процитировал я слова своего покойного командира.

Задумчиво хмыкнув, взял слово Ковалёв (не менее легендарный командир, водивший в атаки егерей ещё во Вторую периферийную):

– А до вас довели сведения о том, что Готлиб ранее уже приносил проблемы империи?

– Сказали, что раньше планета принадлежала Шведской Конфедерации, а потом та продала её Империи.

– Это всё? – скуластое лицо Ковалёва не выражало абсолютно никаких эмоций, яркие зелёные глаза словно жили самостоятельной жизнью на его физиономии.

– Нет. Ещё сказали, что двадцать лет назад нам уже приходилось высаживать войска на планете, чтобы усмирить местных, – добавил я.

– Кто проводил инструктаж?

– Подполковник Климов, господин действительный тайный советник! – снова встал с места я.

Квесторы переглянулись, а затем дружно посмотрели на консула, который, откинувшись на спинку кресла, выстукивал пальцами по подлокотнику какую-то мелодию.

– Поручик, а вы знали, что Рогову было настоятельно рекомендовано дождаться «Стремительного», при поддержке которого ваш полк и должен был сесть на Готлиб? – немного лениво, делая паузы между словами, нарушил тишину молчавший до этого момента Воронцов.

Вытянув руки по швам и вздёрнув подбородок, я немедленно ответил:

– Никак нет, Ваше Сиятельство, не знал.

– Хорошо. А вас не удивило, что на планете столько оружия и есть средства ПВО? – задал новый вопрос консул, так и не посадивший меня на место.

– В своём рапорте…

– Читал ваш рапорт, – оборвал меня Воронцов. – Дважды. А теперь хочу это услышать от вас.

Чуть удивившись, я браво гаркнул:

– Удивило, Ваше Сиятельство. Даже списанное стрелковое оружие не должно было попасть на Готлиб, ибо планета в соответствии с параграфом 6 пунктом 2 «Имперского статута» ограничена в…

– Я вас понял, поручик, садитесь на место, – ещё раз оборвал меня консул, что-то пометив в планшете перед собой.

Троица инквизиторов пару минут о чём-то совещалась, а потом Зыков обратился к сидящему за мной майору Минутке.

Тот всё ещё был бледен, но безумный взгляд сменился на обычный – чуть рассеянный и мечтательный, тот который я видел много раз, встречая старшего офицера в коридорах штаба.

– Майор, мы знаем, что вы были против высадки полка на планету. Почему?

Встав со своего места и чуть скривившись от боли, Аркадий Александрович пояснил:

– Я указал полковнику на рекомендацию дождаться линкор, но тот заявил мне, что рекомендация не приказ и наверху просто перестраховываются.

Дверь скрипнула, и в зал с гордо поднятой головой надменно вошёл огромный рыжий кот в сопровождении маленького котёнка. Стоящая на страже четвёрка «преторианцев», с удивлением проводила взглядом животных, которые прошествовали через зал парламента словно хозяева и скрылись в дальней комнате. Мне уже рассказали, что кошаки тут что-то вроде символа. Гуси, говорят, Рим спасли, а кошки первых колонистов на планете. Как? Не спрашивайте, не знаю.

– Ясно, а почему он так торопился? – сощурил глаза квестор, правда, смотрел он не на Минутку, а на сидящего позади него Кирпичёва.

– У меня нет ответа на этот вопрос, господин действительный тайный советник, – помотал головой штабист.

– У вас могут быть предположения, – жёстким не допускающим отказа тоном, проскрежетал со своего места консул.

Майор на секунду замялся, а затем, пожав плечами, ответил:

– Возможно, Виктор Емельянович хотел решить вопрос быстро, без привлечения дополнительных сил и…

– И получить награду за свои действия? – пронзительный взгляд впился в Минутку, и я даже видел, как тот поёжился.

– Не исключаю этого.

– Присаживайтесь.

Кирпичёв, не дождавшись, когда его поднимут, встал с места и одёрнул мундир.

– Капитан, вы тоже были против и даже оставили соответствующую отметку об этом в своём личном электронном дневнике, – снова взял слово Зыков. – Вы, как сотрудник КГБ, можете дать оценку произошедшему?

– Я предупреждал командира полка, что высадка без поддержки на планету, с которой уже раньше были проблемы, риск для полка, но даже я не предполагал, что мы тут увидим.

– О чём вы?

– Нас ждали. К нашей встрече подготовились. Как умели, конечно, но всё же подготовились. Оружие, средства ПВО не могли попасть сюда просто так – мятеж готовили не один месяц, может быть даже год.

– А разведка? – бросил Ковалёв. – Откуда такие данные? Почему аналитики так ошиблись с оценкой угрозы?

– Ошибки при планировании операции не было. Штаб располагал достаточной информацией, предоставленной разведкой. Я лично просматривал данные съёмок. Мятежников было мало и действовали они разрозненно. Всё изменилось за несколько часов до нашей высадки. Местных напугали аварией на крупном химическом комбинате и эвакуировали, расставили ранее тщательно скрываемое ПВО….

– То есть, противник был осведомлён о времени вашего прибытия?

– Рассчитать его не сложно, – кивнул Кирпичёв. – Только вот откуда он знал, что мы не будем ждать линкора?

Инквизиторы согласно закивали.

– Это правильный вопрос, капитан, спасибо.

Кирпичёв замешкался, а потом, вытянувшись по стойке смирно, выпалил:

– Я хотел бы обратить внимание Его Светлости на действия поручика Корсакова. Этот молодой офицер действовал решительно и спас многих своих однополчан.

Я покраснел от смущения, что не скрылось от взгляда Воронцова.

– Мы учтём вашу рекомендацию, – успокоил особиста Зыков, мягко улыбаясь.

Снова заметки в планшетах, пара фраз осторожным шёпотом и…

– Камер-майор, что вы можете нам сказать?

Я вздрогнул и, обернувшись, увидел в самом конце зала, почти возле выхода, доктора Воропаева. Камер? Ничего себе! А интересно полковник Рогов знал, что в его полку служит офицер, лично награждённый императором и входящий в его свиту? Вряд ли.

Владимир Александрович принял стойку и спокойно без нервов доложил:

– Действия полковника были продиктованы личным интересом, однако ничего не указывало на опасность для полка. Тем не менее, если бы Рогов остался жив, его отдали бы под трибунал. Огромные потери и всё это лишь бы выслужиться. Что касается сепаратистов, то они были не слишком хорошо подготовлены и надеялись исключительно на эффективность своего ПВО. Состав войск противника чрезвычайно пёстрый, профессиональная подготовка у бойцов также разная.

– Общая оценка? – дослушал до конца доктора Воронцов.

– В целом, полк показал себя хорошо, – не сделав даже малейшей паузы, резюмировал Воропаев. – Я не рекомендую его расформировывать, скорее наоборот, офицеров, проявивших себя в боестолкновении нужно наградить.

– Не все офицеры проявили себя с самой лучшей стороны? Ведь так?

– Не понимаю о чём вы, Ваша Светлость.

– Я о капитане Берестове, ротном Корсакова. Разве его не нужно судить?

И опять доктор ответил, не задумываясь:

– Нужно судить и разжаловать, но не выгонять из армии.

– Почему же?

– Мы слишком давно не воевали. Всякое бывает.

Консул негромко рассмеялся шершавым, колким смехом, от которого мне стало не по себе.

– Спасибо, камер-майор, вы свободны. Остальные тоже. В соседнем зале вас уже ожидают.

«Странное всё-таки заседание», – крутилось в моей голове, когда я проходил мимо «преторианцев».

* * *

– Кто устроил мятеж?! Почему империя недовольна нами?! Заговор или восстание?! – мальчишка газетчик метался по улице, удерживая в руках пачку газет. Ещё одна традиция, которой гордятся местные.

«Отвага, серебряный ромбик «В боевых условиях», значок ветерана Третьей степени. Щедро!» – думал я, рассматривая своё отражение в витрине. Шесть моих рядовых получили звание ефрейтора, Бутерус «отвагу» и второй ромбик. Петрова теперь у нас поручик, да ещё и значок «универсала» заработала.

Смотря на спешивших мимо меня людей, медленно ползущие в пробках автомобили, я вспомнил, как выглядели эти улицы всего три дня назад. Эх, сколько ещё тут работы особистам.

– Доволен? – рядом со мной остановился доктор, увидев которого, я замер словно на параде, а сердце моё побежало вскачь.

– Здравия желаю, господин камер-майор!

– Да, вольно, вольно, поручик! – рассмеялся тот. – Я же сказал, наедине можно по имени-отчеству. Так доволен наградами?

– Доволен, Владимир Александрович.

– А блеска в глазах нет.

Я на минуту задумался и решил сказать правду.

– Так ребят столько погибло. Дугин всё ещё в госпитале. Вроде и доволен, и нет. Всё думаю, что мог спасти ещё одного-двух. Хотя бы своих.

Воропаев грустно взглянул и, коснувшись кончиками пальцев новеньких наград на моей груди, немного невпопад произнёс:

– Без серьёзной мотивации это всего лишь красивые железки, поручик, я думаю, вы и сами это знаете.

10. Доктор и архивариус

Даже понятия не имел, что сахар-рафинад всё ещё можно где-то купить. Я и простой-то сахар видел редко, все таблетками и каплями обходились, а тут надо же – кубики в конце XXIII века.

Пётр Григорьевич кушал сахар вприкуску, попивая крепкий чай из обыкновенной старой жестяной кружки и сидя с нами за столом для сборки оружия.

Мы вместе с Валерой Бутерусом полностью разобрали Мономахи, разложив их перед собой. «Да, по сравнению с модульными Дроздами или даже Стакатто слишком много запчастей, – подумал я. – Ничего, разберёмся».

Удивительно бережно, будто стеклянную, архивариус поставил на стол свою помятую жестяную кружку и с отеческой улыбкой взглянул на меня:

– Небось удивились, узнав, что Воропаев камер?

– Удивились – не то слово, – ответил я, разглядывая затворную раму с газовым поршнем. Ну надо же, точно такая как в штурмовых винтовках XX века. – Мне кажется даже Кирпичёв не знал об этом.

– А он и не знал! – надул щёки старик. – Стацы и камеры имеют право сохранять своё инкогнито столько сколько хотят. Их же от силы сотня во всей империи наберётся. Может, даже меньше.

– Даже от Комитета? – удивился Бутерус, слушавший наш разговор.

– От комитета нет, – развёл руками Шеин, – просто Кирпичёв только капитан. Был бы полковником, другое дело.

– А вы знали, – понял я по хитро прищуренным глазам архивариуса.

– Я знал, потому что служил в одном полку с его отчимом – Плаксиным Александром Ивановичем. Пилот шагохода от бога и товарищ честный. Говорят, несколько лет назад улетел куда-то вместе с колонистами.

Проведя пальцем по газовой трубке со ствольной накладкой, я подмигнул старику:

– Пётр Григорьевич, расскажете? По секрету?

– От чего ж хорошим людям не рассказать, – довольно крякнул Шеин, отправляя в рот последний кусочек сахара. – Александр Иванович рассказывал мне, что родом они с Булычёва, небольшой мир в неделе полёта от Багратиона. Именно там он взял себе в жёны вдову своего боевого товарища с двумя детьми и воспитал их как своих. Девчонка стала музыкантом, а вот пацан хотел быть пилотом, как Плаксин. Но тот отговорил его, отправил учиться на военного хирурга. И в погонах и поспокойнее как-никак, уж больно вдовушка просила.

Покрутив ударник в пальцах, я поставил его на место. Валера же уже добрался до крышки ствольной коробки.

– В общем, Воропаев (оставил он свою фамилию по просьбе отчима, хотя мамка сменила) проучился пять курсов.

– Война началась? – угадал я.

– Да. В 2273 году Федерация аннексировала Левитана и Смирную. Первую-то планету отбили быстро, а вот вторую пришлось поковырять. Брали её после орбитальной бомбардировки шагоходами и танками. Воропаев был в звании секунд-поручика при госпитале.

– Подождите, там же что-то произошло! – хлопнул себя по лбу Бутерус. – Слышал об этом!

– Совершенно верно, молодой человек, – кивнул Пётр Григорьевич. – Ишутский инцидент. Как только основные части армии империи покинули планету, растворившиеся среди местных спецназовцы, их называли «Дети ветра», учинили резню в небольшом городке Ишутске. Это была провокация.

– Хотели обвинить империю в насилии по отношению к мирному населению, всё это заснять и поднять шумиху в сети, и на других недавно присоединившихся планетах, – оттарабанил прапорщик. Наверняка заучил это всё на какой-нибудь политминутке.

– Вы правы, Валерий, – старик разочарованно заглянул в пустую кружку, и, подчиняясь моему жесту, Бутерус метнулся в подсобку за кипятком, где у нас стоял термопот. – Воропаев и два взвода десанта прибыли на инцидент первыми. Они сорвали планы мерзавцев, готовящихся через «Гермес» передать информацию в новостные агентства Федерации.

– Так «Гермес» вроде для передачи видео и фото не предназначен? – удивился я, кладя рядом со стариком шоколадку из сухого пайка вместо закончившегося рафинада.

Развернув обёртку, архивариус тихонечко откусил от плитки, будто боясь, что она ядовитая.

– Передать можно. Только формат файлов будет изменён. Ну и процесс затянется.

– Он и затянулся, – вернулся за стол Валера, протянув мне собранную штурмовую винтовку. – Ещё раз, командир?

Кивнув, я закончил сборку оружия, покрутил его в руках и снова начал разбирать.

– И что дальше?

– Дальше? – скривившись, Григорий Иванович отложил угощение в сторону и прополоскал рот чаем. – Парни попали в засаду. Четыре десятка против сотни. Большая часть наших погибла, попав под перекрёстный огонь.

– А доктор? – спросил я, взглянув на каплю крови на пальце. «Ну, прямо как кадет, право слово. Как стыдно!»

– Доктор и ещё восемь бойцов выжили. Правда трое из них были ранены. Забаррикадировались в здании местной пожарной команды и вели бой почти пять часов.

– Орлы! – одобрил прапорщик, скривившись от боли.

«Кажется, прищемил себе сгиб указательного пальца. Не одному же мне страдать», – подумал я, начиная повторную сборку.

Пётр Григорьевич, пожевав губами, тем временем продолжал:

– Не знаю уж как ребята поняли, что нужно прервать трансляцию, но они пошли в атаку.

– Ввосьмером?

– К тому времени их было уже четверо, – старик задумчиво погладил пальцем вмятину на кружке, и я окончательно понял, что для него это памятная вещь.

– Они взорвали передатчик! – проспойлерил мне окончание истории Валера, за что получил чувствительный тычок кулаком в плечо. – Правда, выжил только один. Это что – наш доктор? Охренеть! Да он же легенда!

– Неправда, выжило двое, – перебил его старик. – Воропаев получил несколько ранений, но смог перевязать себя и товарища – молодого сержанта. Между прочим, они взяли пленного. Одного из «Детей ветра».

– А вот этого я не слышал! – замер Бутерус, забыв про оружие.

– Истекая кровью и теряя сознание, наш доктор пристрелил спецназовца, опасаясь, что тот освободится и убьёт их.

Мы с прапорщиком переглянулись.

– А что потом?

– Потом Федерация была опозорена, ибо доказательства были исчерпывающие, доктор и молодой сержант стали героями. Летали на Землю, получили звания и награды из рук самого императора.

– Вот и камер! – кивнул я, защёлкивая прицельную планку.

– Ага, – поддержал меня прапорщик.

– Это не совсем так, молодые люди, – снова смешно надул щёки Шеин. – Его Величество предлагал героям любое место службы на выбор, карьеру. Сержант согласился и поступил в Академию в Москве. Воропаев сначала тоже, но по окончании написал рапорт. Захотел вернуться в медицинский.

– Он закончил Академию в Москве? – брови мои поползли вверх. – Серьёзно? Ничего себе!

– Понятно откуда у нашего эскулапа такие навыки, – буркнул под нос Бутерус. – Они же там все супермены на выходе. Говорят, их там чем-то специальным кормят и поят.

Вместе с архивариусом мы от души расхохотались над комментарием прапорщика.

– А камера-то он как получил? – спросил я, вытерев от слёз глаза и снова возвращаясь к штурмовой винтовке.

– Говорят, оказал какую-то личную услугу императору, – закончил рассказ Шеин, вставая из-за стола. – Ну и в счёт былых заслуг, конечно. Ладно, пойду. У меня дела. А шоколадку эту выкиньте! Гадость.

Забрав свою кружечку, он, горбясь, направился к выходу шаркающей походкой.

– Старик совсем сдал, – грустно сказал я, провожая взглядом Петра Григорьевича.

– Этот старик ещё нас переживёт. Столько в нём силы, – не согласился Валера. – Командир, ты не знаешь кем он служил?

– Слышал, что вроде как в 17-м Сибирском. Они сейчас на Паскевиче.

– А кем знаешь?

– Нет.

– Ангелом!

– Стоп! Ангелами же называли пулемётчиков в XX веке, – вспомнил я.

– Так он и сидел в орудийной башенке шагохода, – пояснил прапорщик, шугнув морскую свинку, которую все почему-то называли Сусаниным, кравшуюся вдоль стеночки. – В старых моделях помимо пилота был ещё оператор огня. ИИ тогда полностью его заменить не могло. Говорят, дед был очень результативным стрелком. Награждён, обласкан, на пенсии получил почётное звание и дворянство. Архивариусом кого попало не назначат.

Слушая Валеру, я быстро-быстро собирал оружие, но…

– Готово! – сказал Бутерус, показывая мне собранный Мономах.

Опередил прапорщик меня всего на пару секунд.

11. Признание

Дымовые гранаты вылетели из полузатопленного туннеля, где в воде, поднимавшейся выше колен, плавали обрывки сетей, какие-то тряпки и другой мусор мешавший испытуемым двигаться быстро, и с громкими хлопками взорвались.

Тра-та-та-та-та! Бам! Бам! Бам! Тут же с обоих сторон бетонной трубы, выглядывающей из земли, заработали штурмовые винтовки и пистолеты-пулемёты. Противник стрелял в облако дыма, очевидно, упреждая наше нападение.

Посчитав, что стреляющие вот-вот начнут перезаряжать магазины, я включил затемнение стёкол шлема и снизил звук принимающих сенсоров до минимального.

– Светошумовые гранаты пошли!

Баранов, Шумков и Богачёв, повинуясь приказу, швырнули тяжёлые белые цилиндрики наружу, и в ту же секунду, не дожидаясь новых хлопков, мой взвод бросился с максимальной скоростью к пятну света, ознаменовавшему для нас выход.

Теперь в моём подразделении помимо меня и прапорщика было целых двадцать человек. Мы разделились на две колонны во главе с командирами. Первая, оказавшись снаружи, резко свернула влево, а вторая вправо. Больше супостату прятаться было просто негде, да и траектория стрельбы их выдала. Не ожидавший такого поворота неприятель был тут же уничтожен.

Тра-та! Тра-та! Приклад дважды толкнул меня в плечо, и оба противника поражённые короткими очередями рухнули на землю.

Пилик-пилик! Сигнал в личном коммуникаторе возвестил о том, что всё это время, скрывавшийся за облаками дрон увидел угрозу для нашего отряда.

– Занять оборону! – кинул я по внутренней связи и первым бросился подниматься на покатый холм впереди. Обувь моя тут же отреагировала на изменение обстановки, выпустив из подошв шипы, благодаря чему я забрался на препятствие в два счёта.

Упав на живот, я выпрямил левую ногу, усиливая контакт тела с землёй, а правую согнул в колене, что способствовало перераспределению массы на левую сторону тела. Как там говорил наш преподаватель по стрелковой подготовке майор Загитов? «В таком положении уменьшается влияние абдоминального пульса на систему «стрелок–оружие» и усиливается контакт между плечом и оружием». Всё верно. Помню, помню ваши уроки, Рустем Иванович.

– Огонь! – плавное нажатие на спусковой крючок, и «Дрозд» снова ожил в моих руках. Я бы предпочёл, конечно, свой «Мономах», но его мне разрешили только в качестве второго оружия. А сегодня утром пришлось практический каждый грамм в снаряжении высчитывать и тащить с собой тяжеленный, хоть и любимый раритет, смысла просто не было.

Цепь залёгших на вершине холма бойцов открыла беглый огонь, благодаря чему две дюжины противников были уничтожены в течение тридцати секунд.

– Время! – прокричал Бутерус поднимая людей и бросая их вперёд.

Валера, как всегда, был собран и невозмутим. «Всё-таки с замом мне повезло», – в который уже раз подумал я.

Впереди нас ожидали серые невзрачные стены жилого комплекса. Там определённо засада, по-другому и быть не могло. Под подошвами скрипели осколки стёкол и другой мелкий хлам. Звук этот наверняка пробегал мурашками по спинам моих новобранцев. Ничего, поработать в команде после наших тренировок им полезно.

Абсолютная тишина, разбившаяся вокруг, только подтверждала мои опасения. Что ж, будем поступать нестандартно.

На стену тут же была налеплена взрывчатка. Я не собирался проникать внутрь этого лабиринта, используя два обычных прохода зиявших справа и слева. Мы зайдём там, где нас не ждут.

Тадам! – почти синхронно в стенах возникли проломы с рваными краями, куда и устремились мои люди, предварительно снова воспользовавшись светошумовыми гранатами.

Два помещения зачищены, три, четыре… под моими ногами запрыгала граната, которую я ловким пинком отправил в коридор слева.

Бах! Грязь, пыль, конечно, залепили бы нам глаза и ослепили, если бы не шлемы, автоматически сделавшие свою работу.

Бой продолжается. Один из противников падает у стены, сражённый моим выстрелом, другой вскидывает приклад к плечу и тут же получает порцию попаданий от Баранова и Богданова. Алескеров длинной очередью срезает сразу пару атакующих, прижавшись к стене, в которой виднелся проход в другую комнату.

Моя группа прошла комплекс без серьёзных проблем. Командирский планшет показывал двоих легкораненых и всё, а вот Бутерус, кажется, встретил энергичное сопротивление. Короткие и длинные очереди из автоматического оружия ясно свидетельствовали об этом.

Выбравшись наружу, я оставил пять человек на небольшой площадке с фонтаном (пусть контролируют пространство и прикрывают нам спину), а сам с пятью бойцами снова нырнул в лабиринт, намереваясь оказать помощь прапорщику.

Грязные газеты, ветхая мебель, тень впереди, ещё одна. Уже во второй комнате я буквально наткнулся на двоих солдат.

Бац! Прикладом по голове успокоил первого. Затем последовала очередь в упавшего, и одиночный выстрел в его коллегу, бросившегося на помощь товарищу. За спиной слева пятёрка моих людей раскрылась смертельным веером уничтожая шестерых противников, которые вели бой с отрядом Бутеруса.

Впрочем, всё не так плохо. У Валеры четверо раненых, но все могут идти сами. Время торопило нас, подгоняло, позволяя мыслям лихорадочно перепрыгивать друг через друга. Двенадцатый взвод движется дальше.

Вскоре мы оказались на проспекте, запруженном брошенными автомобилями. А это означало, что конечная цель уже близко.

Не успел я со своими ребятами преодолеть и половину пути до заветной точки, как расшвыривая в стороны легковушки и байки, перед нами остановились три бронетранспортёра, заводившие дулами орудий в поисках целей.

Ничего на этот случай я тоже всё рассчитал.

Разрывая воздух, в правую и левую вражескую машину метнулись противотанковые ракеты. Среднюю пробивает из тяжёлой снайперской винтовки Баранов. Спешно подтянувшаяся на помощь задымившейся технике пехота противника, встречена перекрёстным огнём наших пулемётчиков, заранее занявших позиции на ларке мороженного и козырьке кафе. Шумков и Устюгов у меня на хорошем счету. Одно слово ветераны. Нет, ну в начале мы немножко пободались… не без этого. Зато теперь всё отлично. Пару минут, и, добив водителей, мы оказываемся у заветного круга.

«БРИИИНЬ! ИСПЫТАНИЕ ЗАКОНЧЕННО! ВРЕМЯ ВЫПОЛНЕНИЯ ЗАДАНИЯ 27 МИНУТ 49 СЕКУНД» – прогремел автоматический голос над нашими головами.

«Наконец-то эта гонка закончена», – подумал я. Сейчас мечтал только об одном – снять «Покров» и встать под струи горячей воды.

Хлоп! Хлоп!

– Прекрасно, поручик, прекрасно! – навстречу нам вышел наш новый командир полковник Романов. – На две с лишним минуты раньше нормы.

Новый шеф 7-го драгунского императорского полка был высок, широк в плечах и вообще мужчина весьма импозантный. Вот только обожал играть на публику словно актёр какой-то. Однако, Кирпичёв сообщил мне по секрету, что в карьере его вроде бы всё складывалось гладко, и в военных действиях Юрий Семёнович участие неоднократно принимал.

– Главное, даже не это, – добавил заместитель Романова Румянцев. – Вы не потеряли ни одного человека. Молодец!

– Но есть раненые! – всё ещё вытянувшись по стойке смирно, произнёс я короткостриженому коренастому крепышу в берете.

– У остальных результаты намного хуже, Виталий Константинович.

Ничего себе! Полковник назвал меня по имени-отчеству, что означало безусловное признание моих заслуг. Вот только от радости я почему-то не запрыгал. Не нравился он мне и всё.

– Весь взвод награждается внеочередным увольнением в город, а вы, поручик, получаете благодарность с занесением в личное дело, – остановившись напротив, Романов положил мне руку на плечо. – Ваш прапорщик, конечно, тоже будет отмечен.

Когда высокое начальство удалилось, откуда-то вынырнул Кирпичёв, выполнявший на учениях роль куратора. Пару секунд он смотрел на моих бойцов, развалившихся прямо на брусчатке, а потом, ничего не сказав, направился ко мне.

– Игорь Станиславович, – обратился я к особисту, – мы там никого не зашибли? У ребят всё нормально?

– Пустое! – махнул рукой капитан, усаживаясь на кусок стены, вывалившейся со второго этажа. – Синяки, ссадины, Имбергамаеву зуб выбили. Так ему и надо! Пусть учится защитное снаряжение правильно надевать. В общем всё пучком, поручик.

– Ну слава богу, – сказал я, снимая шлем и опускаясь рядом. – А то переживали.

Кирпичёв взял из моих рук шлем и покрутил его в руках.

– Кстати, поручик, штуки эти прошли испытание и официально приняты на вооружение. Вот только название, конечно, для них выбрали странное.

– Какое, господин капитан? – поинтересовался я.

– Да, «Мымрики», Виталя, «Мымрики», – подмигнул мне Кирпичёв.

12. Мадрид 1938

12 сентября 2280 года

Новый Севастополь

г. Кошка

Бар «Мадрид 1938»

Увольнительную решили отметить все вместе. Нет, конечно, всё отделение я с собой не взял. Только «старую гвардию» – я, Валера Бутерус и те восемь, что остались живыми после наших приключений на Готлибе: Баранов, Шумков, Богачёв, Алескеров, Устюгов, Богданов, Побретухин, Вихневич.

Мне хотелось выпить с моими ребятами, а сделать это было можно, увы, не везде. Вообще, в нашей армии офицеры накачиваются спиртным отдельно, а рядовые и унтеры, отдельно. И, как правило, в разных питейных заведениях. Вот такие правила. Панибратство неприемлемо. И ведь, увидев, потом заклюют. Нет, поймите меня правильно. Мне на это было плевать, честно, просто не хотелось солдат своих ставить в неудобное положение. Глупость, но у них тоже потом могут быть неприятности. Отец всегда говорил так: «Делай то, что должен и считаешь нужным, но всё же не превращай себя в изгоя, усложняя себе жизнь до крайности».

– Куда отправимся, командир? – спросил меня Валера, как только вышли за ворота базы.

Все мы были в гражданской форме одежды – нейлоновые и кожаные куртки, джинсы и штаны из плащёвки.

– Куда-нибудь подальше от центра, – сказал я, оглядываясь на башни гарнизона. – Чтобы можно спокойно посидеть за пенной кружкой, поиграть в бильярд, карты, сразится в виртуальные синшахматы.

– Знаю такое место, Виталий Константинович, – подмигнул мне Паша Баранов.

– Тогда чего мы тут стоим, – улыбнулся я, застёгивая замок куртки. – Вперёд, и с песней!

* * *

«Мадрид 1938» располагался на окраине города. Когда-то это было складским помещением, которое компания предприимчивых бизнесменов выкупила у местной администрации по дешёвке и превратила в огромный бар. Точнее три бара под одной крышей. Популярность заведения объяснить было легко. Всё в городе крутилось вокруг нашей военной базы. Большая часть жителей либо работала с военными, либо для военных, которые здесь обладали решающим голосом. Не всем это нравилось. «Империя – это всё!» – конечно, лозунг красивый, но не всегда отражающий действительность. Всяческие маргиналы находили в «Мадриде 1938» отдушину. И знаете, что? Трудно их винить.

Внутри всё делилось на три площадки (сектора). Красный был просто питейным заведением с живой инструментальной музыкой, бильярдными столами, олдскульными игровыми автоматами и уютными столиками для компаний. Здесь собиралась публика степенная, предпочитающая стабильность, тишину и скучающая по старым временам. Говорят, с этой площадки всё здесь и начиналось. Жёлтый – стриптиз-клуб со всеми вытекающими. Драки, поножовщина и скандалы здесь были нормой. Молодняк так и вился вокруг соблазнительных красоток, вытягивающих из сластолюбцев немаленькие суммы. А вот Бордовый был спортивным баром, где безудержно играли на тотализаторе.

Конечно, мы решили разместиться в Красном секторе. Вкусное пиво, многочисленные закуски, приятная музыка и уютный неяркий свет.

Девушка с гитарой пела приятным голосом что-то про дорогу, молнии в небе и любимого, к которому она никак не попадёт.

Сначала подняли кружки за нашу победу в учениях, затем поговорили о нашем новом ротном Незабудке, человеке закрытом, но вроде бы неплохом. После четвёртой смены посуды лица ребят раскраснелись, а глаза заблестели. Впрочем, пьяными они не были.

По окончании заварушки, в которой мы выжили, и возвращении на Новый Севастополь, служить мне стало значительно приятнее, и я бы даже сказал – легче. Ребята поняли, что мои изнурительные тренировки спасли им жизнь. Стрелял мой взвод лучше всех в роте, выносливостью вообще многих удивил, да и заучивание некоторых мест в уставе на зубок, оказывается тоже оказалось полезным. Кто бы мог подумать? Да? Авторитет мой, конечно, тоже вырос до небес. В общем все мои новоиспечённые ефрейторы так ретиво взялись за новобранцев, что любо дорого было смотреть.

– Мальчики, ещё пиво и закусок? – обворожительно улыбнулась нам короткостриженая брюнетка с выбритыми висками и выкрашенными чёрной помадой губами.

– Да, пожалуй, – согласился я, думая, что эта кружка для меня станет точно последней. Свою норму знаю, да и вообще не фанат алкоголя.

Стрельнув в меня глазками, официантка ловко собрала пустые кружки и, виляя бёдрами, направилась к барной стойке.

Пока пиво и закуски (копчёное мяско, нарезанное полосками, креветки, сухарики и маленькую вкусную рыбку, водящуюся только в местных водах) не принесли, мы решили поиграть в бильярд. Даже кии здесь были настоящие – деревянные.

Сразились в «американку», и все скопом проиграли Побретухину, который оказывается на гражданке даже в турнирах каких-то участвовал. Заранее предупредить будто не мог. Хотя, знаете, никто не обиделся.

На улице загудели дуговые двигатели ховербайков. Некстати вспомнился мой, на котором я чуть не разбился к чёртовой матери.

– Пиво доставлено, солдатики! – сообщила брюнетка, хитро усмехнувшись.

Ну а чего тут удивляться? Глаз у неё явно был намётан. Столько людей за смену видит.

Бах! – дверь распахнулась, и в Красный сектор влетело (по-другому и не скажешь) две дюжины бородатых мужичков в жилетках, банданах и татушках. Да, байкеры или ховербайкеры были и в конце XXIII века.

В помещении сразу стало тесно, а местные завсегдатаи недовольно заозирались.

– Где он? – заорал прямо с порога высокий парень с рыжей бородой, распахнутая жилетка на волосатой груди которого почти не скрывала надпись: Вarbarossa.

«Краснобородый значит», – подумал я, чувствуя, как волосы на затылке встали дыбом, а ладони вспотели. Интуиция моя прямо кричала, что сейчас что-то будет.

Знакомая нам уже официантка в этот момент как раз поставила на стол последнюю тарелочку с закусками, вежливо мне улыбнувшись.

– Да вот он! – закричал худой байкер, похожий на глиста, тыча в меня пальцем. – Видишь, Танька ему лыбится!

Брюнетка гневно сдвинула брови, уперев кулачки в бока, и метнула раздражённый взгляд в Краснобородого. Даже фиолетовыми туфелькой об пол стукнула. Правда, внимания на неё всё равно никто не обратил.

Всё-таки алкоголь – это вред, чтобы не говорили. Пьяные грубияны – а перегаром от них разило так, что глаза щипать стало – рванули на нас прямо с порога. Не разобравшись, не попытавшись поговорить…

Их было больше, но нам было не привыкать. Куда этим задирам, пусть и поднаторевшим в уличных драках, до солдат имперской армии. Против срочников, они ещё возможно бы, имея преимущество в количестве, продержались бы, но одержать победу над нами…

Краснобородый успел только протянуть руки к моей шее. Схватив его за протянутую клешню, я перебросил байкера через себя, добив ударом кулака в челюсть. Бежавшего за ним Глиста с ножом-бабочкой в руке, я остановил прямым ударом ноги в голову отчего тот рухнул как подкошенный на пол.

Две дюжины против десятка. Бой закипел вокруг меня, но ребята работали тройками прикрывая друг другу спину. Как на учениях. Розочки, сделанные из бутылок, ножи, ножки стульев и другая мебель, кастеты, обрывки цепей – нашим противникам не помогли.

В мою тройку вошли: суровый Бутерус буквально избивавший бедняг, кидавшихся на него, используя окружающие предметы, и ефрейтор Баранов, быстро выстреливающий левой-правой, как пулемёт.

Где-то музыкально кричала певица, ругающаяся матом словно капитан дальнего плавания, бармен, хлопнув дверью, выбежал наружу.

Короткие мощные удары, старое доброе боевое самбо, хруст сломанных костей и челюстей, горсточка выбитых зубов, брызги слюней и крови – всё это атмосферно наполнило Красный сектор, и победа наша была уже не за горами, когда от дверей раздалось разочаровывающее, но немного отрезвляющее (да не нас, не нас): «Милиция!»

* * *

– Поручик, ну что за херня? – глядя на меня умными карими глазами, под которыми темнели мешки, произнёс майор Галиуллин. – Ну ладно бы в Жёлтой разодрались из-за стриптизёрш или в Бордовой из-за денег, но тут то зачем? Сюда же люди отдохнуть душой приходят, подумать о судьбах мира! Чего вы мне статистику портите?

– Мы не специально, командир, – посмотрев на содранную на кулаке кожу, я подумал, что надо бы чем-то обработать руку, а то вдруг эти болваны зубы не чистят.

– Вы знаете, когда тут была последняя потасовка? – вздохнул милиционер

– Нет, конечно.

– Двенадцать лет назад! Я ещё зелёным летёхой был, – огорчённо помотал головой Галиуллин. – Извините, поручик, но вынужден сообщить об этом вашему непосредственному начальнику.

* * *

Увольнительная наша подходила к концу о чём свидетельствовал закат, алевший на горизонте тонким кантом. Эх, столько времени потеряли!

– Нормально погуляли, – зябко дёрнув плечами, Баранов поднял воротник куртки, и ребята вокруг все как один заухмылялись.

«Среди нас раненых не было, и то слава богу», – подумал я, пряча руки в карманы куртки.

– Кто ж спорит? Жаль алкоголь весь с адреналином выветрился, – печально произнёс Побретухин, направляясь к стоянке такси. – Деньги на ветер!

13. Кораблекрушение

14 сентября 2280 года

Малиновский

г. Холмогорск

Трясло нас нешуточно, никакие блокирующие тело рамки не помогали. Ржавое ведро с гайками, в котором мы спускались на планету двигалось рывками и подпрыгивало. Периодически внутри гасло даже аварийное освещение. Молодые ребята в таких случаях кричать не кричали, но от страха шумно набирали воздух в лёгкие сквозь плотно сжатые зубы. Не сказать, чтобы я их за это осуждал.

Меня пару раз приложило рёбрами о трубу, да так, что я даже в «Покрове» всё почувствовал. Чёртов «Матрац» нёсся сквозь атмосферу Малиновского, оставляя за собой дымный след и сноп искр.

– Искрит-то откуда? – будто прочитал мои мысли Валера Бутерус, выглядывая в смотровую щель спасательной капсулы.

– Да кто его знает! – ответил я, поправляя языком капу во рту. – Разваливается всё к чёртовой матери.

* * *

– Корсаков, я смотрю ты везунчик, – устало взглянул на меня Незабудка.

– Так точно, господин капитан! – щёлкнул каблуками я, вздёрнув подбородок.

– Да ты не обижайся, – без злобы произнёс ротный, вставая из-за стола. – Я всё понимаю и знаю, что эти придурки на вас сами задирались. С Галиуллиным лично разговаривал.

– У кого-то всё же серьёзные травмы? – спросил я уже другим тоном.

– Ничего такого, что нельзя исправить с помощью современной медицины. Да ты присаживайся, поручик, присаживайся.

– А что тогда? – осторожно опустился я на краешек кресла с потёртым кожаным сидением.

– Не думай, я полковнику об инциденте не докладывал. Просто один из мерзавцев оказался дальним родственником начальника муниципалитета.

– Чтоб меня! – зло ударил кулаком себя по колену я, не веря в такое совпадение.

– Вот-вот! – рассмеялся Дмитрий Сергеевич. – Потому и говорю – везунчик.

Плеснув в кружки только что заваренный кофе и поставив передо мной кружку ароматно пахнущего напитка, Незабудка остался стоять рядом.

– Я бы уломал Романова и Румянцева спустить всё на тормозах, но ты оказывается уже получал предупреждение за конфликт с гражданскими, – сделав маленький глоточек из своей кружки, капитан уселся прямо на стол. – Правда, без занесения в личное дело…

– Было такое. Буквально до Готлиба, – кивнул я, обжёгшись (и как только ротный пьёт живой кипяток?).

– И наказание не понёс?

– Не успел. А потом как-то все забыли.

– Теперь вспомнили, – ещё глоток и голопроектор под потолком показал изображение поселения в неизвестном мне месте.

– Что это? – развернулся к центру кабинета я, ставя кружку на стол.

– Это Холмогорск. Небольшое поселение на Малиновском – планеты в двух скачках от нас. Они с недавнего времени подшефные у нас. Мирок земного типа, давно наш, но заселяться начал только лет тридцать назад. Что-то там такое нашли требующее разработки, так что в ближайшие годы станет востребованным, – указывая на голограмму, Незабудка допил кофе и поставил пустую посуду возле дымящегося ещё кофейника. – В общем, местные муниципалы просят помощи, совета по организации сил самообороны.

– Есть от кого обороняться?

– В том то и дело что нет. Кроме мелких хищников на планете ничего страшного не водится. Поскучаешь немного. Две недельки, – будто извиняясь, капитан развёл руками в стороны.

– Что ещё я должен сделать? – снова хлебнув кофе, я обжёг губы и, чертыхнувшись про себя, поставил кружку на стол.

– Не ты, а вы. Полковник отправляет в командировку всё твоё отделение.

– Но это же не справедливо. Я командир и отвечать только…

– Виталя, не перебивай меня, – с укоризной прервал меня Незабудка.

– Кхм, извините, господин капитан, – смешался я, вскочив с кресла.

– Романов собирался отправить только тебя и тех, с кем ты отличился в «Мадриде 1938», но я уговорил его командировать всё отделение.

– Зачем?

– Потому что вы команда. Кто без тебя будет здесь их гонять? Да и мало ли что.

– А есть основания так думать? – развернулся я в сторону ротного, замершего напротив окна.

– Запомни, Виталя. Так думать основания есть всегда. В конце концов, ты же не газированной водой торгуешь.

* * *

– Господин поручик, а зачем мы с собой столько боеприпасов берём? – захныкал новенький – рядовой Панкрухин, поправляя рамки рюкзака за спиной.

– Рот закрой, солдат, – перебил салагу прапорщик, отвесив ему подзатыльник. – Берём, значит надо.

Ефрейторы мои собрались быстро и без слов. Куда и за что отправляемся знали. Настроение было приподнятое, тем более что скучный политчас пропустили на законных основаниях. А вот недавно прибывшие уже прощались с увольнительными на ближайшие выходные, комкая свои влажные фантазии.

Уже через полчаса мы были на «Сопке», откуда нас поднял на орбиту новенький и блестящий «рачок», пристыковавшийся внутри «Толбухина» – видавшего виды транспорта ровесника моего деда. Именно он и должен был доставить нас до Малиновского.

Новый Севастополь всё-таки был чудо как хорош. Каждый раз наблюдая сверху за планетой, её океанами, плавными линиями побережий, я замирал от восхищения и словно в детстве представлял себя во главе команды пиратов, бороздящей эти моря и океаны на борту лёгкого и стремительного, словно альбатрос, парусника. Эх, жаль, что в реале я не фанат плавания. Скорее детские мечты мои были желанием почувствовать свободу, которой так часто не хватает ребятишкам в семьях военных.

Сон мой прервала сирена тревоги. Иу-иу-иу! – завывала она, поднимая на ноги моих бойцов.

Дверь, ведущая в технические помещения, раскрылась и к нам выскочил секунд-поручик с нашивками помощника пилота.

– Поручик, у нас проблема! – нервно переступая с ноги на ногу, сообщил офицер.

– Уже догадался, – сказал я, указывая на потолок, под которым юлой бесновались аварийные маячки. – Что-то серьёзное?

– Мы не знаем, – почесал в затылке парень. – Произошла разгерметизация одной из палуб, начался небольшой пожар. Пока обшивка серьёзно не повреждена, нам нужно попробовать прыгнуть до ближайшей планеты, чтобы встать там на ремонт.

– А мы?

– Вы? Мы уже на Малиновском. Спустим вас вниз на «Матрацах».

– Это же барохло! – нелестно отозвался я о старых спасательных капсулах, тем не менее славившихся своей неубиваемостью. Собственно, поэтому они были ещё в строю. Известны случаи, когда после уничтожения корабля в «Матрацах» находили выживших.

– Зато точно сядете, – возразил пилот, взглянув на ручной коммуникатор. – Автоматика в новых капсулах не работает. Закоротило что-то. Вручную мы их с вами час отстыковывать будем. А время работает против нас.

– Всё у вас что-то не работает! – раздражённо бросил я, раздавая команды своим ребятам.

– Ну извиняйте! – соскоморошничал секунд-поручик. – В следующий раз приобретайте билеты сразу на «Императрицу Елизавету», гордость императорского флота.

* * *

Никто нас при приземлении, если так можно назвать наше кораблекрушение, не встретил. И это вызвало у меня тревогу ещё до того, как мы пешкодралом, выстроившись в две колонны, добрались до Холмогорска по пыльной пропахшей битумом дороге.

Поселение и правда располагалось на возвышенности и с виду было стандартным колониальным городком, где большая часть домов состояла из модульных конструкций, которые привезли с собой поселенцы.

Ветерок пронёс по улице какие-то обрывки и другой мелкий мусор, что сразу напомнило мне Готлиб и оставленный жителями город. Здесь тоже стояла абсолютная тишина. Даже непременного лая собак слышно не было.

– Командир, тут кровь! – сказал склонившийся над асфальтом Шумков, сразу сбрасывая в сеть мне скриншот со своего шлема.

– И почему я не удивлен, – вглядываясь в виртуальный монитор и маркеры ИИ, подтверждающие, что пятна, найденные пулемётчиком, человеческая кровь, проворчал я, вытаскивая из-за спины «Мономах». – Приготовиться к бою.

14. К бою!

Попадание из тяжёлого пулемёта буквально вырывало куски из стены опреснительной станции, превращая в мелкую пыль и острые осколки, щёлкавшие по броне, казалось бы, прочную поверхность. Но всё же это лучше модульных щитов, из которых состоят другие конструкции Холмогорска.

Поймав в прицел крадущегося противника с гранатомётом в руках, я плавно нажал на спусковой крючок, заставив того, опрокинувшись навзничь, замереть на земле.

– Слушаем приказ! – транслировал я на весь взвод. – Экономим каждый патрон! Каждый! Стреляем, только если уверенны, что попадёте! Никаких длинных очередей! Нам тут работы надолго хватит.

* * *

– Ничего не пойму, – сказал Бутерус, пнув ногой песок под ногами. – Кровь есть, а где раненые, тела?

– А может не всё так плохо? – попытался успокоить всех рядовой Панкрухин, оглядываясь. – Может они… может они…

Внимание на салагу никто не обратил.

Мы уже четверть часа осматривали городок, но так ничего подозрительного и не нашли. Если не считать пропажу ста тридцати четырёх местных жителей, значившихся по пакету данных, предоставленных мне капитаном.

– Паша, бери винтовку и занимай самое высокое здание в городе, – повернулся я к Баранову. – Для прикрытия себе кого-нибудь возьми.

– Да я вроде и сам обычно справляюсь… – растянул губы в улыбке ефрейтор, похлопывая по стволу крупнокалиберный дробовик за спиной.

– Алескеров, ты прикреплён к Баранову! – отрезал я, щёлкая пальцем по планшету, развернувшемуся на запястье. – Самое высокое здание тут Опреснительная станция. Вон она! Вперёд! Выполняем приказ!

Когда ребята убежали, я повернулся к замершим справа пулемётчикам.

– Шумков, Устюгов, та же задача. Ищите себе местечко поудобнее и побезопаснее. У каждого должен быть второй номер из новичков. Побежали!

Тревога липкими щупальцами холодила моё нутро, судорогами пробегая по пустому желудку. «Откуда это противное ощущение? – думал я, разглядывая изображение города с высоты птичьего полёта. – Может быть это просто обыкновенный страх и мнительность? Я же не матёрый ветеран, который должен доверяет своей интуиции на все сто».

– Командир, там Богачёв тебя к себе зовёт, – сообщил Бутерус, поднимая забрало шлема. – Что-то показать хочет.

* * *

Втроём мы стояли внутри двухэтажного здания администрации и смотрели на старенький, но бодренький «Меркурий», стандартно используемый колонистами для связи с метрополией и другими мирами. Детали станции связи блестели, внутренности без единой пылинки. Местный техник явно человек ответственный.

– Что тут не так? – спросил я Богачёва, снимая с головы «Мымрик» и разглядывая образцовый порядок внутри.

– Синтезатора частот нет и интегратора, – сообщил Сергей, показывая пальцем на пустые отверстия внутри устройства.

– А зачем они могут быть кому-то нужны? – спросил я, немного разбиравшийся в технике так как в Академии курс ТХГ нам читали обязательно и никаких послаблений для гуманитариев не делали.

– Сами по себе? Понятия не имею, – развёл руками сержант. – Все модули надёжно защищены сквозным шифрованием.

– Стра-а-анно, – протянул я, шагая к выходу из здания, мимо аккуратных столиков с персональными компьютерами, стопками каких-то отчётов, стаканчиками с обыкновенными грифельными карандашами.

Ничего не перевёрнуто, не сломано. В других зданиях и домах точно также. Порядок. Ну прямо не Холмогорск, а «Мария Селеста» какая-то. Что-то меня это начинает бесить.

За спиной топал Валера, на ходу отчихвостив кого-то из новобранцев по внутренней связи.

– Чистенькие улочки, гладкий асфальт, – произнёс я себе под нос, резко остановившись на крыльце, из-за чего прапорщик чуть не врезался мне в спину. – Для чего там рассыпан песок?

Взбежав по лестнице, огибающей здание снаружи на второй этаж, я оказался на крыше. Слишком низко. Надо выше.

– Паша, ты меня слышишь? – связался я с Барановым.

– Отчётливо, командир.

– Песок, рассыпанный у ворот города видишь? Там, где кровь нашли?

– Вижу.

– Куда он ведёт?

– Ведёт? – не понял меня снайпер, но тут же прикусил язык. – А ведь точно. Почти как тропинка выглядит. В приземистое здание на северо-востоке. Серенькое такое. Только начинается он не у ворот, а раньше.

– Конкретно?

– Слева в низине. Там большое пятно не слишком заметное, но всё же.

Найдя на планшете указанное здание, я прочитал подпись под ним: «Канализационный коллектор».

Дурные предчувствия нахлынули с новой силой, и, забросив штурмовую винтовку за спину, я рванул к воротам, на ходу отдавай приказы.

– Вихневич, Побретухин, осмотреть коллектор и доложить мне! БЫСТРО!

Уже через пять минут я стоял на коленях у пятна серо-жёлтого песка, больше похожего на пыль, и руками сметал его с поверхности земли. Недавно прошёл дождь, и поэтому…

– Господин поручик, что случилось? – бубнил над ухом Бутерус, тоже охваченный волнением, передавшимся ему от меня. Иначе называл бы меня просто «командир».

«Только бы я ошибся! Только бы ошибся!» – лихорадочно думал я, работая руками. Недолго думая, прапорщик присоединился ко мне.

А вот уже и что-то видно! Шлем пискнул, включая сканер, и обнаружил, то что я искал, но надеялся не найти – огромное пятно человеческой крови. Разной крови. ИИ даже опознал нескольких человек, данные которых хранились в нашей базе:

«ИСТОМИН П.И. 2240 г.р, ИНЖЕНЕР. ВОЗМИЛОВА З.П. 2243 г.р. ВРАЧ. АВАКУМОВ Т.Л. 2241 г.р. СОТРУДНИК СЛУЖБЫ ОХРАНЫ. СЕРДЕЕНКО В.Н. 2271 г.р. ЧЛЕН СЕМЬИ» и так далее и тому подобное.

– Песком, суки! Они просто присыпали кровь песком! А мы как бараны!

Позади меня матом ругался Бутерус, а я, взвившись с земли и пытаясь не орать, включил локальную связь с Богачёвым.

– Сержант, для чего кому-то может понадобиться одновременно похищенное из «Меркурия» и наш «Дед»?

На секунду техник задумался, а потом ответил:

– Командир, ну в теории, если спец хороший, можно, конечно, избежать блокировки и использовать зашитые в систему пароли блока, а наш «Дед» использовать как скремблер для передачи, и то…

Теперь и я чертыхнулся, а Богачёв на другом конце связи споткнулся на полуслове:

– … господин поручик, неужели?

И тут мне всё стало ясно.

– Им нужен «Дед»! – подвёл итог я. – Это ловушка. Валера, за Богданова головой отвечаешь! Вызывайте подмогу и прячьте рацию подальше. К бою!

Будто подтверждая мои слова, в воздухе раздался выстрел из крупнокалиберной снайперской винтовки Баранова, а в шлеме крики ужаса ребят, обнаруживших заваленный трупами канализационный коллектор.

15. Дед

За стенами Опреснительной станции мы вели бой уже несколько часов. Первые три штурма удалось отбить. К сожалению, не без потерь.

Стоя над телами четырёх своих солдат, я чувствовал ненависть. Не к врагу, к себе. Знаю, это было глупо. Даже понимал почему, но поделать ничего не мог. Тут же всё просто – они доверились мне, я за них отвечал. Их больше нет, значит виноват я. Только-только выучил их имена и фамилии…

– Лёша, сообщение точно ушло? – спросил я Богданова, которому Горелов – наш новый фельдшер, заматывал руку, пуля почти оторвала парню мизинец, угодив в перчатку.

– Так точно, господин поручик. Ушло, так же, как и первое.

– Сколько времени надо чтобы с «Острова» оно попало на Новый Севастополь или его услышал ещё кто-нибудь из наших?

– Часов восемь-десять, – ответил радист, скривившись от боли.

– Так, а потом они должны сесть в корабли и долететь до нас. Полтора суток-сутки, в лучшем случае, – сказал я вслух, понимая, что мы столько не продержимся.

Снаружи что-то взорвалось, и с потолка на головы нам посыпались пыль и какие-то мелкие насекомые, испуганные произошедшим больше нас.

– Командир, они снова пошли на приступ, – спокойно сообщил мне по личному каналу Валера Бутерус. – Поднимайся, здесь интересно.

В сопровождении рядового Панкрухина, который теперь был прикреплён ко мне вторым номером, я взлетел по ступенькам на крышу.

Жаль, наш единственный дрон сбили ещё в начале боя. Он даже под облака подняться не успел. Можно было бы взять ещё два беспилотника, но я, вспомнив наставления Незабудки, взял патроны. Не прогадал.

Вокруг станции, располагавшейся на небольшом возвышении, да ещё и на железобетонном основании, лежали тела двадцати трёх человек. Хотя назвать людьми гадов, хладнокровно убивших мирных жителей, язык не поворачивался. Если бы им был не нужен наш «Дед», они бы давно нас всех перебили. Вон, как ловко подорвали здание местного клуба, мешавшее вести обстрел снизу. Раз и всё! У нас тоже три гранатомёта есть, бережём.

Убитые были одеты не в старенькие «Черепахи», которые мы видели на мятежниках с Готлиба, а вполне себе надёжные «Эмберы», зарекомендовавшие себя уже давно, и постоянно модернизируемые умельцами западных государств. Никаких опознавательных значков на броне, само собой, не было.

Перебегая от укрытия к укрытию, солдаты противника приближались к нашим позициям. Что интересно, делали они это почти синхронно и так ловко, будто заранее тренировались. Снайпер наш пока отдыхал. Я запретил Баранову тратить патроны, когда в объектив мне попался штурмовик в «Гризли». Его винтовка единственное наиболее адекватное средство борьбы с ними.

– На пол!

Пшшш! Дымный след от реактивного снаряда гранатомёта был направлен именно на крышу. Прячась за бортиком, я краем глаза увидел ещё два таких же росчерка, следующих друг за другом.

Первый снаряд угодил в противоположную стену, каким-то чудом перепрыгнув через нас, второй и третий ударили значительно ниже. Наверняка по позициям Шумкова и Устюгова. Уууу, хитрые! Только пулемётчиков там уже нет.

Здание под ногами как будто качнулось, а вот вышка, воткнутая прямо в центре площадки, зашаталась вполне отчётливо.

– Паша, ты как там? – спросил я снайпера, постучав по шлему, ибо немного закоротило звуковой фильтр.

– Нормально. Только я так и не понял откуда они стреляют. Скорее всего из окон здания слева. То самое, которое буквой «Г».

– Спускайтесь вниз, – приказал я. – Будешь стрелять отсюда!

– Обзор не тот, господин поручик, и…

– Спускайтесь, я сказал! Вышка рухнет, и вы с Алескеровым костей не соберёте. Она вон и так качнулась!

Тра-та-та-та-та! Враг пошёл в атаку, и наши пулемёты застучали словно швейные машинки. И опять я обратил внимание на выучку противника. Нет, это не какие-то отморозки, это хорошо обученные и натренированные солдаты. Неужели Западные державы решили начать войну? Опять?

Словно в каком-то третьесортном боевике мы отбивались от атакующего нас противника без использования техники, артиллерии, дронов и шагоходов. Только твёрдая рука, навыки, доведённые до автоматизма, и ИИ шлемов нам в помощь.

Бадам! Новый взрыв проделал в стене опреснительной станции отверстие диаметром в метр-полтора на высоте второго этажа, и тут же снизу к нам понеслась парочка шагоходов. И зачем я только про них вспомнил! Накаркал же!

Нет, конечно, это были не тяжёлые машины. Роботы, рвущиеся в атаку, были сродни нашим «Соболям», но всё же это ставило оборону станции под угрозу.

Вдохновлённые помощью техники, залёгшие было бойцы противника, начали поливать нас автоматическим огнём, не давая носа высунуть из-за укрытий. А это означало, что пришло время сюрпризов.

– Вихневич, давай! – прокричал я, получив удар пулей в плечо. – Все в укрытие!

Сверху прямо под ноги шагоходам полетел бак с преленумом, используемым в опреснительных установках. Эта жуткая гадость не только была взрывоопасной, но и проедала даже некоторые металлы.

Взрыв, активированный гранатой, прилепленной обыкновенным скотчем к ёмкости, пришёлся как раз напротив кабины первого шагохода. Пятерых бойцов у ног робота просто размазало по земле тонким слоем. Купол пилота потрескался и лопнул, сам пилот, судя по тому, что машина замерла на месте, был оглушён.

«Куй железо пока горячо!» – повторял мне дедуля. Спрыгнув с обрушившейся лестницы на площадку ниже, я бросился к ранее пробитой в стене бреши, на ходу опустошая магазин «Мономаха». Бутерус тут же меня поддержал.

Тяжёлые пули цокали по бронестеклу миллиметр за миллиметром, сбивая защиту. Справа и слева от нас работали пулемёты Шумкова и Устюгова. Слава богу, все живы.

Клик! Внутри застывшей перед нами машины что-то щёлкнуло, а затем раздался глухой хлопок, от которого купол, погнувшись, вылетел из корпуса, а в освободившееся отверстие вверх ударил столб огня и дыма.

Второй шагоход, тоже получивший повреждения и выглядевший не самым лучшим образом, похромал вниз по склону. С третьего выстрела из винтовки Баранов положил его на землю.

* * *

– Сколько? – спросил я, сплёвывая кровью себе под ноги.

– Ещё четверо, – опустил голову Горелов, устало прислонившись к холодной стене.

Надо было что-то решать. Переключив связь на общий канал, я произнёс в микрофон:

– Ребята, я понимаю, что, наверное, обрекаю нас всех на смерть, но рацию надо уничтожить. Иначе они таких бед натворят, что смерти жителей города покажутся нам ерундой. Глупость, конечно, говорю, но…

– Всё правильно, командир. Я согласен, – ответил мне Бутерус, находившийся сейчас на крыше.

– И я, – поддержал его Алескеров.

– Уничтожаем, – отметился Шумков.

– Всё верно.

– Да. Только так.

– Сделаем это.

Канал наполнился словами поддержки, даже новички наши не остались в стороне, а потом все вдруг замолчали. Патриотизм патриотизмом, долг долгом, но жизнь-то твоя. И она у тебя одна. Сразу всем вспомнилась мама, жена, любимая девушка, планы, которые ты определил на будущее.

– Не знаю, как другие, а я умирать не собираюсь, – разрядил обстановку Баранов, похихикав. – Дождёмся наших и тогда узнаем кто эти сволочи. Да, поручик?

Вот тут единодушие буквально накрыло всех. Кто-то даже засвистел. Я был не против, мы вели бой уже почти сутки. Все вымотались, устали, положительные эмоции были просто необходимы.

* * *

Через пятнадцать минут после того, как Богданов повторно отправил сообщение нашим, я запустил в небо синюю сигнальную ракету. Я словно просил у этих гадов разрешение на какие-либо действия.

Включив динамики на трансляцию, не напрягаясь, хотя звук разнёсся по всему городу, произнёс:

– Мы готовы отдать вам рацию. Сейчас вынесем. Не стреляйте.

Несколько секунд ничего не происходило, но стрельба окончательно смолкла.

– Не будем, выносите! – раздалось в ответ по-имперски тое есть по-русски.

Голос говорившего был искажён ИИ. Осторожничают.

Спускаясь мимо замерших у окон ребят, я вглядывался в их лица. Правильное ли решение я принял? «Конечно, можно было просто раздолбать «Деда» втихушку, но тогда противник не узнал бы об этом и продолжал нас атаковать. В этом же случае не исключён вариант, что серьёзные потери станут для атакующих слишком большой ценой за трофей, которого уже нет».

На улицу рацию вынести вызвался Побретухин.

– Вы же этого хотели?! Забирайте! – снова прогромыхал я на весь Холмогорск, когда ефрейтор оказался в укрытии.

Из развалин появился боец в тяжёлом «Гризли». Медленно переступая через трупы своих товарищей, разбросанные там и тут, он подошёл к прямоугольнику рации и склонился над ним.

– Паша…

Бабах! Пуля крупнокалиберной снайперской винтовки на мелкие части разбила «Деда», отбросив осколки под ноги штурмовику.

«Ну вот и всё. Отступать некуда. Позади Москва», – вздохнув вспомнил фразу из нашей славной истории я, половчее перехватывая штурмовую винтовку.

16. Финита ля комедиа

Пуля ударила в правое плечо, отбросив меня внутрь помещения. Виртуальный шлем мигнул зелёным, и я почувствовал укол обезболивающего под мышкой. Последний укол. Вставать с пола не хотелось. Хотелось закрыть глаза и сдаться. Вот только хрен им!

Голова кружилась, в горле пересохло, ощутимо тянуло в сон. Как никогда ощущалась тяжесть «Покрова» на теле. Стимуляторы мы уже себе все давно вкололи, но даже это не помогало.

– Господин поручик, что с вами? – заплетающимся языком спросил Панкрухин, склоняясь надо мной. – Ранены?

– Нет, всё нормально, – без помощи солдата я сел на пол. – Стреляй лучше!

Разведя руками, Илья присел рядом со мной.

– А нечем. Всё, патроны закончились.

Над головой раздался новый взрыв, и стена рядом с нами зазмеилась узкой трещиной. Скоро Опреснительная станция будет похожа на швейцарский сыр. И чего они тянут с последней атакой, я искренне не понимал.

Сняв со спины «Дрозд», я протянул его солдату:

– Аккумулятор почти целый, пользуйся.

* * *

«ДОЛОЖИТЬ О КОЛИЧЕСТВЕ БОЕПРИПАСОВ».

Сообщение, набранное мной на виртуальном мониторе, ушло к адресатам, и тут же ИИ «Покровов», отслеживающий всю деятельность своих хозяев через сканеры и многочисленные датчики, прислал первый ответ. В синем квадратике перед глазами появился текст и цифры:

АЛЕСКЕРОВ – 23 патрона.

Чуть погодя:

ШУМКОВ – 44 патрона, граната.

А затем словно прорвало:

БУТЕРУС – 29, трофейное оружие неизвестного типа 2 магазина.

УСТЮГОВ – 17 патронов.

БОГДАНОВ – 18 патронов.

ПАНКРУХИН – 0, использует командирскую ШВ – 39 патронов.

ВИХНЕВИЧ – 5 патронов, гранатомёт.

ПОБРЕТУХИН – 7 патронов.

БОГАЧЁВ – 11 патронов.

ГОРЕЛОВ – 10 патронов.

БАРАНОВ – 15 патронов, дробовик – 20 патронов.

РЕБРОВ – 0. Мёртв.

АКИШКИН – 1. Мёртв.

Ребров и Акишкин погибли у меня на глазах. Один на крыше, которой сейчас просто не существовало (обломки её валялись на первом этаже), а второй был убит снайпером противника ещё до того, как Паша его обнулил.

Тра-та-та… – замолк надо мной пулемёт Устюгова.

Боеприпасов нет, из новичков выжило только двое. Ругнувшись сквозь силы, я выпустил последний патрон из «Мономаха» в выглядывающего из-под обломков внизу противника и, убедившись, что он мёртв (пуля клюнула его прямо в затылок), спрятался за угол. Почти одновременно внутрь оконного проёма ворвалось три металлических шарика разогнанных плазмой. Врезавшись в стену напротив, они ещё некоторое время светились.

– Валера, не одолжишь мне патроны от «Мономаха»? – спросил я, связавшись с прапорщиком. – Ты же себе там что-то экзотическое добыл.

Бабах! Последние слова потонули в скрипе и треске, так как по стене рядом со мной опять выстрелили из чего-то тяжёлого и крайне злого.

– Уже спускаюсь, командир, – ответил Бутерус, находящийся этажом выше меня.

На пару секунд станцию накрыла тень, и я увидел пролетевший над нами «Мул» без маркировки и номера. Сделав круг над подножием холма, транспортник сел за позициями противника.

– Ну всё, теперь нам капец, – проскрипел зубами я.

Рядом сверху спрыгнул прапорщик, протягивая мне прямоугольник пластикового магазина.

– Подмога к нашим мучителям подошла. Сколько туда вмещается?

– Три шагохода, взвод солдат, при желании танк можно впихнуть, – с безразличием в голосе произнёс я, вставляя магазин и досылая патрон в патронник.

– Лучше не надо, – пошутил Валера.

Вместе мы от души рассмеялись. Мелочь, а стало легче.

– Так, у нас ещё один бак с преленумом остался, гранатомёт, граната, – посчитал вслух я, посылая короткую очередь в поливавшего из пулемёта второй этаж бойца.

Мерзавец на секунду замер, будто задумавшись, а потом рухнул на бок и замер. «Не может быть!» – обрадовался я. Всё-таки «Мономах» – это вещь. Из «Дрозда» я бы его не снял.

– Ёмкость сбросим, когда они окажутся у стены. На головы, – кивнул Валера. – Других вариантов нет. А потом всё – рукопашная.

– Господин поручик, – прорезался голос Павла. – На нас идёт три шагохода, два бронетранспортёра и человек сорок пехоты. И это ещё не всё, часть внизу осталась. По-настоящему повоюем.

Будто-то до этого воевали по-игрушечному. Дальнейшее я помнил урывками, хотя вроде бы сознание ни разу не терял.

Бак мы сбросили в последний момент. Очень опасно вышло, но зато к дьяволу разнесли один из бронетранспортёров, сколько пехоты не считали. Правда взрыв выломал часть стены станции, и бой мы уже вели внутри.

Два лёгких шагохода и тяжёлый «Гремлин» были нашей главной проблемой. Вихневичу удалось повредить из гранатомёта левую конечность гигантской машины вместе с огнемётом. Если бы этого не произошло, с нами покончили бы в считанные секунды. Видно, повредили мы у него не только клешню, так как лёгкий дымок поднимался над правым плечом робота. Бочком, бочком он кое-как покинул территорию станции и начал спускаться с холма.

Баранов вывел из строя один из лёгких шагоходов и двух штурмовиков. После этого стрельба прекратилась, а иконка его на моём мониторе стала жёлтого цвета. Цвета ранения.

Отец как-то рассказывал мне о страшном бое, который он пережил в 2265 году на одной из планет Федерации. Там тоже была и перестрелка, и осада, но до рукопашной не дошло. Мы же словно в средневековье какое-то попали.

Расстреляв все патроны, с криками ринулись друг на друга, пытаясь повредить костюмы и добраться до беззащитного тела. Иногда это удавалось, и шлемы отлетали под ноги. Я позавидовал егерям, у которых в амуниции имелись специальные клинки на такой случай. Жаль, что у нас ничего такого не было, хотя в теории мои солдаты это проходили. Шумков умудрился подорвать последней гранатой сразу четверых нападавших, правда и сам остался лежать, постреливая в мелькавших над ним противников из пистолета, протянутого ему Богачёвым. Видел, как ранили Алескерова, рухнувшего на колени и прижавшего руку к животу.

Второй лёгкий шагоход смог проникнуть внутрь, но выстрелить так и не решился, боясь попасть в своих. А зря. Устюгов и Побретухин залили ему в вентиляционное отверстие несколько литров преленума, а потом как-то это всё подожгли. Мама дорогая, так хлобыстнуло! Машинка словно конструктор разлетелась на запчасти.

Мой последний противник был здоровенным парнем в новеньком блестящем «Эмбере». Из ПТ-6 я сумел ранить его в ногу. А он в ответ так двинул мне по спине, что я дышать с полминуты не мог. Только жал на спусковой крючок и всё.

Бам-бам-бам! – пистолет выдал короткую очередь, разнося шлем атакующего вдребезги, и замер на затворной задержке. Удовлетворения от победы не было. Я чувствовал, что конечности мои налились тяжестью и не поднимаются.

Выпустив последний заряд в душившего Побретухина мерзавца, я опустил руки и закрыл глаза. Всё «финита ля комедиа».

– Моё почтение, поручик, растёте на глазах, – вдруг раздался голос Петровой в шлеме. От неожиданности я даже сел.

– Мы уже здесь, ребята, – продолжила поручик мягче. – Передохните. Кавалерия прибыла.

Я буквально дополз до окна, чтобы выглянуть наружу.

На голову противнику спрыгнуло три шагохода, один из которых, с зелёным орком на корпусе, сразу оторвал голову подбитому нами «Гремлину». Как она это делает?! Там же всякие трубки, крепления, гибкий бронированный лист, наконец!

Но это было ещё не всё. Характерное гудение над головой предсказало появление в небе уже знакомой мне по Готлибу тройки «Филинов», выстроившихся в линию.

«Надо сказать, чтобы они не всех убивали», – подумал я, пытаясь включить странно щёлкавшую рацию. Нужно чтобы хоть кто-то выжил, хоть кто-то…

17. Передышка

За окном шумели листвой тополя, нашёптывая что-то в своей неторопливой манере. Шторка, вытянутая порывом ветра в окно, развивалась в потоках воздуха словно флаг. Мне даже на секунду показалось, что он в красных пятнах.

«Шумков, Алескеров, Баранов в реанимации. Все остальные тоже ранены», – думал я, наблюдая за танцующей на потолке лампой. Ну, что, командир, как тебе такой итог?

Тук-тук!

– Здравствуйте, Виталий Константинович, – услышал я. – Разрешите представиться, Елагин Николай Ильич.

Отвернувшись от окна, я встретился взглядом с высоким, богатырского телосложения штабс-капитаном тридцати-тридцати двух лет. Чёрная форма с серебряными петлицами и погоном на правом плече ясно говорила о том, что в гости ко мне зашёл офицер КГБ.

– Очень приятно. Чем могу быть полезен? – сказал я, резко повернувшись на бок и почувствовав лёгкую тошноту.

Присев на стул рядом с моей кроватью, особист широко улыбнулся. Знаете, так добродушно-добродушно, ну как они умеют.

– Пришёл выразить вам своё восхищение. Вы настоящий герой.

Я вдруг почему-то вспомнил, как в Холмогорске вытаскивали из канализации трупы гражданских, и настроение, которое и так было не фонтан, ещё больше испортилось.

– Герой спас бы людей. А я и жителям города не помог и своим ребятам жизни не сохранил.

На секунду вскинув брови от удивления (или мне это просто показалось?), Елагин чуть подался вперёд:

– Во-первых, к вашему прибытию жители были мертвы уже двое суток. Так что вы ничего сделать не смогли бы при всём желании. Во-вторых, двадцать два бойца почти полтора суток сражались с превосходящими силами противника, куда лучше вооружённого и оснащённого. Ну и в-третьих, вы, рискуя собственной жизнью, уничтожили необходимую им вещь. Именно поэтому я назвал вас героем.

Улыбка исчезла с лица штабс-капитана, и, произнеся последнее слово, он впился взглядом в меня. Глаза особиста будто сверлили мой мозг, который всё ещё не оправился после контузии. Спорить не хотелось. Я вдруг ясно понял, что Елагин старше чем выглядит.

– Зачем вы пришли?

Снова приняв добродушное выражение, посетитель забросил ногу на ногу и, положив ладонь на колено, вкрадчиво спросил:

– А вы не задавали себе вопрос, почему они не ушли после того, как «Дед» был уничтожен?

«Он что и правда мысли читает?» – подумал я, разглядывая огромные кулаки штабс-капитана. Сурово, прямо с мою голову.

– Вы правы. Задавал.

– И к какому выводу пришли? – Елагин снова подался вперёд так, что я унюхал его дорогой парфюм. Что-то холодное и свежее.

– К сожалению, пока ни к какому.

– А не думали, что вас хотели уничтожить потому, что вы что-то видели? – спокойно произнёс особист, откидываясь на спинку стула.

– Ничего такого! Что это могло быть? – сел на кровати я, почему-то испытывая волнение.

– Мне и самому интересно.

– Вы же видели записи с камер?

Не шевельнувшись, Елагин посмотрел в окно. На пару мгновений он замер напрягшись, а затем спокойно улыбнулся и продолжил:

– Никаких записей нет, ваши противники использовали аппаратуру, которая…

Не дослушав штабс-капитана, я опустил ноги с кровати, подавив очередной приступ тошноты.

– А допрос? Что они показали на допросе?

– Никого было допрашивать, поручик. Выжившие уничтожены.

– Как? – ступни мои коснулись холодного кафеля. – Нами? Я же просил…

– Империя тут ни причём. Подорваны дистанционно.

Ругнувшись, я протянул руку к стакану с водой, но взять его с первого раза не мог. Стеклянный мерзавец почему-то скакал передо мной.

Увидев это, Елагин вложил посуду мне в руку, покачав головой.

– Ладно, Виталий Константинович, вижу вы не совсем в форме. Зайду через пару деньков. Поправляйтесь.

Уже на пороге он замер и, обернувшись, добавил:

– И вспоминайте.

Холодный кафель холодил мои ступни, и это привело меня в чувство. Жадно выпив воду, я опустил голову на подушку и попытался по порядку вспомнить всё, что видел в Холмогорске. Нет, так не пойдёт, сначала нужно сконцентрироваться на всём странном, диковинном, необычном…

– Как поживает наш бравый поручик? Дырочку для ордена уже прокрутил?

– Ай! – согнулся от боли я. На грудь мне упал свёрток с местными чрезвычайно вкусными фруктами похожими на наши мандарины, разве что чуточку поменьше.

В дверях замерла Петрова. В первый раз я видел её в форме, а не в выцветшей футболке, шортах и тяжёлых тактических ботинках с шипами. Ей идёт. Позади поручика стоял загорелый синеглазый парень среднего роста, с короткой причёской, с выбритыми висками, в форме пилота ВКС. Ещё один штабс-капитан.

– У меня всё хорошо, – сказал я, кивая Елене Прекрасной и протягивая руку незнакомцу для приветствия.

– Вижу-вижу. В гроб краше кладут. Спать не пробовал? – покачала головой Петрова и зачем-то потрогала мой лоб. – Вот, хочу тебя кое с кем познакомить.

Удерживая мою руку в своей, пилот второй взял меня за локоть.

– Виталий, я в восторге от того, как вы и ваши люди сражались, – приятным чуть с хрипотцой голосом, сказал он. – Жаль, очень жаль погибших.

На груди штабс-капитана была орденская планка, в которой было как минимум три боевых медали и пару значков, указывающих на ранения. И где это он успел так повоевать? У империи вроде в космосе давно уже всё под контролем. Или нет?

– Мы знакомы? – сощурив глаза спросил я, почему-то увёрнуый в положительном ответе.

– Виделись дважды, – бросила Петрова, отправляя в рот дольку фрукта, а вторую запихивая в рот мне.

– Бестужев, Алексей, командир 23-го звена аэрокосмических…

– Пилот «Филина»? – догадался я и тут же получил новую порцию витаминов от поручика.

– Да, Виталий. Можно мне так вас называть? Номер три на борту.

– Конечно, можно, о чём речь! – воскликнул я и спрыгнул с кровати на пол. – Мы столько раз с ребятами хотели поблагодарить вас!

– Не за что меня благодарить, – легко улыбнулся Бестужев, усаживая меня обратно на кровать и сам опускаясь на самый краешек. – Это моя работа. А вот вы… в Готлибе и здесь на Малиновском. Здорово. Горжусь вами!

Не скажу, что мне было неприятно, скорее наоборот. Пережёвывая новую дольку, я пытался собраться с мыслями, чтобы продолжить диалог, но мои посетители уже направилась к выходу.

– Поручик, чтобы завтра выглядел получше, – бросила через плечо Петрова махнув мне рукой уже в дверях. – Приду проверю!

Бестужев, похлопав меня по плечу, тоже исчез в коридоре. Только сейчас я заметил на левой щеке Алексея множество мелких ямок, свидетельствующих о нешуточном ранении.

На кровати передо мной лежало четыре фрукта, очищенных от ярко оранжевой кожуры. И когда она только всё успевает?

Уже доедая последний кусочек и глупо ощеревшись заглянувшей в палату медсестре, я услышал шорох на улице.

– Командир, ты там как? – раздался из-под окна тихий голос Валеры Бутеруса. – Может пойдём на море посмотрим? А то я что-то лежать устал. Да и от этих лекарств меня уже мутит.

18. Кощей

Хотя в части нас встретили как героев, мы не вылезали со стрельбища и полигона, раз за разом стараясь улучшить свой результат, будто испытывая вину за погибших ребят. Ведь если бы мы были лучше, возможно, кто-то выжил бы ещё?

Полёт на Малиновский принёс мне ещё одну «Отвагу», «Значок ветерана» второй степени, второй ромбик «В боевых условиях» и «Значок боевого командира». Всех выживших ребят, конечно, тоже наградили. Горелов и Панкрухин неожиданно стали ефрейторами, а Бутерус, получив третий серебряный ромбик на грудь, стал полным кавалером, что, конечно, повлекло существенную прибавку в жаловании, теперь не слишком отличавшегося от моего. Ну что ж, заслужил.

В очередной раз после окончания занятий я, Валера, Баранов и Богачёв собрались на «моей лавочке» на Набережной, стараясь вспомнить всё, что видели в Холмогорске. Каждая мелочь, каждая деталь уже была разобрана, но разгадка упорства неизвестного нам противника, пытавшегося уничтожить мой взвод, несмотря ни на что, так и не была разгадана.

Обычно море, плескавшееся в сотне метрах от набережной, помогало размышлять, выстраивать мысли в бесконечные цепочки. Обычно, но не сегодня.

– «Эмберы» точно без опознавательных знаков были. Я хорошо их рассмотрел, – сказал Богачёв, сложив руки на груди и поглядывая на воду. Он оказывается умел неплохо рисовать, и в коллекции его была парочка картин, изображающих раскинувшегося перед нами левиафана.

– Комитетчики наверняка тоже, – буркнул Бутерус. – Тела-то никуда не делись.

– Тогда что? – ожил Баранов, всё это время молча прислушивавшийся к беседе.

– Что-то точно было, – уверенно кивнул Валера, взглянув на меня. – Просто мы не там ищем.

– Согласен, – разделил его мнение я. Подобная мысль приходила мне в голову уже много раз. – Ну кто бы стал погибать ни за грош?

Рядом щёлкнули каблуками, и передо мной замер боец из нового пополнения. Совсем ещё мальчишка.

– Господин поручик, там новенькие прибыли – сержант-сапёр. Пахоруков его фамилия. И прапорщик новый.

Романов решил взвод мой (как самый боеспособный и опытный) усилить ещё одним прапорщиком и специалистом по взрывному делу. Зачем? Просто на Молотове, в связи с тем, что планета утратила статус пограничной, расформировывали военную часть, и служившие там солдаты стали объектом внимания командиров других гарнизонов с соседних миров. Хорошие спецы всем были нужны. Наш артист уверял, что вырвал самые лучшие.

Уже через три минуты мы с Бутерусом остановились неподалёку от парочки, сидевшей на лавочке рядом с казармой. Сержант и прапорщик. Первый длинный и худой, с русыми волосами, отливавшими медью, второй – возрастом лет на двадцать старше Валеры, с двойным подбородком и пивным пузиком. Рядом с бойцами лежали потёртые вещмешки. Поездили по гарнизонам-то.

Незамеченные, мы услышали забавный диалог, развернувшийся между новичками.

– Вот ты, Кощей, всё-таки непутёвый, – говорил прапорщик, откинувшись на спинку лавочки и греясь в лучах жаркого солнца. – Все родственники твои офицеры, и поколениями по линии КГБ служили, старший брат, вон, в III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии числится… какая честь! А ты всего лишь сапёр.

– Взрывотехник, – возразил худой, хотя, как по мне так жилистый парень.

– Не одна ли хрень?

– Ну, как сказать? Мне второе больше нравится.

– Перебьёшься.

– Нет у меня тяги к сыску! Пробовал! Я просто с детства любил петарды. Фейерверки. Красиво же!

– Кощей, тебе десять лет? – раскрыл глаза унтер.

– Никак нет, господин прапорщик! Двадцать пять.

– Вот. Непутёвый ты.

– Спасибо, господин прапорщик.

– Не за что, – снова расплылся в блаженной улыбке пузан. – Обращайся, если самооценку поднять надо.

– Смирна! – гаркнул Бутерус, отчего парочка взвилась с лавочки и замерла передо мной, вытянув руки по швам.

– Господин поручик, прапорщик Неприведибеда и сержант Пахоруков прибыли для несения службы! – хорошо поставленным голосом доложил унтер.

«Осанка, плечи, подбородок – идеально. И куда только его животик пропал?» – подумал я. Сразу видно – кадровый служака.

– Прапорщик, а кто вы по специальности? – спросил я, так как в складках формы на плече не получалось рассмотреть нашивку.

– Пулемётчик, господин поручик, – ответил Неприведибеда, расправив рукав и продемонстрировав мне серебряный значок изображающий пулемёт.

– Понятно, – прошёлся мимо шеренги новичков я. – Сержант, со всеми видами взрывных работ знакомы?

– Так точно, господин поручик, – ухмыльнулся сапёр, что сильно мне не понравилось.

– А со взрывчаткой какой работали?

– А какой надо? С-12, М-31, Р-4 – все виды пластидов.

– А классика? – вставил свои пять копеек Бутерус.

– Конечно! Гексоген, тротил, тэн, нитроглицерин, – начал загибать пальцы Пахоруков.

– Отлично, – кивнул я. – Проверим?

– Прямо сейчас?

– А вы против, сержант?

– Никак нет, господин поручик, – вытянулся во фрунт Кощей. – Я всегда «за».

* * *

Полковой полигон при Рогове был просто местом для тренировки выносливости и скорости. Бегали, прыгали, стреляли по мишеням. Минимальные спецэффекты – взрывпакеты, автоматические брандспойты, да бочки с бензином. Всё! При Романове всё изменилось. Полковник натащил сюда самодвигающихся макетов, танков и бронетранспортёров в реальную величину, закупил несколько десятков пластиковых солдат и столько же гражданских, чтобы военные игры проходили азартно и весело. Всё двигалось, кричало, умаляло и бранилось.

Именно к одному из таких тренажёров я и притащил вместе с ребятами новичков. Железнодорожный мост, по которому, если надо, будет двигаться вереница танков.

Сержант Пахоруков таращил глаза от счастья и потирал ладошки, будто сорванец, попавший в лавку сладостей. Кстати, на левой руке между указательным и большим пальцем у парня располагалась татушка горящей шашки динамита, разбрасывающей вокруг искры.

– Алескеров, Побретухин! Притащите-ка под мост пару дюжин солдатиков, да установите точно вот сюда и сюда! – приказал я своим ребятам, указывая пальцем себе под ноги.

– Слушаюсь, господин поручик! – бросились выполнять мой приказ ефрейторы.

– В общем диспозиция такова, сержант, – продолжил я, обращаясь уже к Пахорукову. – Танки противника пересекают мост, под мостом идёт бой. Вот эти будут наши, а эти враги! Тебе нужно и танки обезвредить, и наших ребят спасти. Понятно?

– Понятно, господин поручик. Сделаем! – расплылся в улыбке взрывотехник. Стоящий позади него, Неприведибеда звонко хлопнул себя ладонью по лбу и помотал головой.

– Ах да! Я забыл! – будто добавляя нечто незначительное, бросил я. – Мост, должен остаться целым.

Позади мои ребята дружно присвистнули, понимая, что задачку я задал Пахорукову невыполнимую. Ну а что? Пусть покажет, что сможет сделать! Заодно и гонор свой спрячет. Половину сделает – уже хорошо.

Новичок, однако совсем не смутился. Даже наоборот, можно сказать, подпрыгнул от счастья. Что это с ним? Вместе с Барановым он слазил на мост, потом под мост, а потом несколько минут разглядывал железнодорожное полотно моста снизу.

– А почему «Кощей» можно спросить? – обратился я к сержанту, наблюдая за его странными манипуляциями.

– Да как-то так повелось, что у нас в роду все высокие и худые. Кожа опять же бледная. На сказочного персонажа из русских сказок похожи. Я вон и рыжий, и вылитая цапля, не находите? – расхохотался сапёр, проверяя детонаторы.

– Да не особо, – помотал головой я, всё же находя сходство Пахорукова с птицей.

Интересный персонаж к нам приехал.

– Всё готово, господин поручик! – вскоре уверил меня сержант. – Можно приступать?

– Уже? Ладно. Алескеров, запускай мост и танки!

Бронированные монстры, лязгая, медленно друг за другом поползли по мосту, а Кощей, удерживая в крепко сжатой руке детонатор с красной кнопкой, дождался момента, облизал большой палец, да и подорвал заряды.

Бах! Бах! Почти синхронно наверху хлопнуло и полотно только немного покачнулось, сбрасывая с себя танки, которые полетели вниз, приземлившись справа и слева от пластиковых болванчиков, изображающих «наших» и придавив к чёртовой матери «вражеских» солдат.

– Вот так да! Мастер! – раздалось позади, и я, вскинув руку к пилотке, приветствовал капитана Незабудку, наблюдавшего за представлением.

Ура! Кощея тут же подхватили на руки и начали подбрасывать в воздух.

Когда страсти улеглись, я уселся рядом с сержантом на перевёрнутый танк и спросил:

– Где это ты так натренировался?

Пожав плечами, тот раз, другой моргнул глазами с белесыми длинными ресницами.

– Просто я счастливый человек, господин поручик. Моё хобби стало моей профессией.

– Понятно, – похлопал я Кощея по плечу, а затем крепко пожал ему руку. Добро пожаловать!

– Ну не всем же строить, командир? Кто-то и ломать должен, – произнёс Пахоруков, подмигнув мне. – К тому же, не разрушив старое, не построишь новое. Я прав?

19. Примипил

«Примипил» работал по целям короткими очередями – спокойно, размеренно, страшно. Если честно, я даже не знал, что этот старенький пулемёт, больше схожий внешним видом с «Циркуляркой Гитлера» времён далёкой Второй мировой войны, чем с машинками XXI и XXII веков, так может.

Опустив бинокль, я с довольной ухмылкой взглянул на стоявших рядом Шумкова и Устюгова. Пулемётчики качали головами и смущённо улыбались.

«Впечатлены», – подумал я. А ведь они лучшие в нашем полку.

– Что скажите?

– Чего тут сказать? – медленно растягивая слова, произнёс Никита и почесал кончик носа. – Он, наверное, и побрить из пулемёта может. Мы так точно не умеем.

– Верно, – согласился с товарищем Максим Устюгов, спрятав руки в карманы. – Я, между прочим, «Примипил» не люблю. Скорострельность так себе, отдача, тяжёлый. А прапорщик вон как из него ловко садит. Мастер.

«Двадцать третий век подходит к концу, а мы всё используем технологию, придуманную столетия назад», – подумал я, глядя на шагавшего к нам по полигону и счастливо щурившегося от солнца прапорщика Неприведибеду с оружием на плече.

Как там в руководстве по эксплуатации? «Кусок металла, направляемый посредством ствола и летящий вперёд с определённой начальной скоростью в желаемом направлении…». Не устаревает.

Умные пули, сами несущиеся в указанную цель, себя не оправдали. Оказывается, все мечты фантастов были тщетными, и развеяли эти придумки именно военные. Нет, в фантазиях-то всё отлично получалось – навёлся на объект и выпускай хоть в воздух всю ленту или магазин, не промахнёшься. А на практике выходило, что реальный бой это тебе не компьютерная симуляция, где все риски учтены, и от самонаводящихся кусочков металла пользы нет, только жертвы лишние. В суматохе сражения никогда не угадаешь, что возникнет на пути летящей смерти, что станет для неё препятствием в динамично меняющейся обстановке, да и как поведёт себя цель, тоже поди разбери. Противники твои, кстати, не дураки, и могут использовать электронные средства борьбы, сводящие на нет все старания. В общем, отказались от этих умных помощниц в пользу классических пуль. И не пожалели. Поэтому надобность в хороших стрелках с годами не переводилась.

– Отлично, прапорщик, – похлопал я по плечу вытянувшегося передо мной унтера. – Принимайте под своё начало наших пулемётчиков. Степан Петрович, а вы давно в армии?

– Так почти всю жизнь, господин поручик, – ответил Неприведибеда, опуская пулемёт на землю. – Как записался в восемнадцать годиков в 223-й пехотный, так и ползаю по империи с этой штуковиной. Сейчас-то мне уже пятый десяток пошёл.

Валера рядом уважительно покачал головой. Что тут сказать? Настоящий ветеран.

– Объявляю вам благодарность за отличную стрельбу. Поговорю с ротным. Чтобы с занесением в личное дело. Отдыхайте.

– Рад стараться, господин поручик! – щёлкнул каблуками прапорщик и подмигнул замершему у деревьев Кащею, от нечего делать болтавшемуся по полигону вместе с нами.

* * *

Незабудка по секрету сообщил мне, что 7-му драгунскому с лёгкой руки Его Величества присвоили литеру «Б». Что это за «Б» такое? Буква эта означала принадлежность полка к частям постоянной готовности. Не гвардия, конечно, но получали такой статус подразделения, побывавшие в пекле, выстоявшие и приобретшие немалый опыт.

Вот же радость подвалила! То-то, я смотрю, денежки к нам потекли рекой. Премии, новые казармы возводить начали (хотя и старые были вполне себе), шагоходы с нуля прибыли (в недавно возведённый ангар), а ведь раньше ждали годами. И не какое-то там старьё, а последние модели – «Барсуки-М» и «Кочевники». Дюжиной машин пока командовала Петрова, однако полковнику обещали в скором времени прислать офицера званием повыше, который и возглавит пилотов.

Такое внимание к нашему полку многих обрадовало. Кроме меня. Неужели только я понимал, что и спрос с нас явно будет больше? Иначе зачем бы к нам прикрепили эскадрилью истребителей Бестужева. Бесплатный сыр, как известно, только в мышеловке бывает.

Нет, не думайте, я трусом не был. Служить был горд и жизнь отдать за империю готов, но служба службе рознь.

С недавних пор Романов стал ходить на тренировки моего взвода. Просто придёт, сядет и смотрит. Иногда в компании своего заместителя Румянцева, чаще один.

Всё дело был в том, что я натаскивал своих ребят по схеме «Т301». Если занятия других рот полка продолжались с раннего утра до обеда, то мой взвод после обязательного сончаса возвращался на полигон в три, продолжая упражняться до половины шестого. Естественно, что занятия я чередовал таким образом, чтобы парни не слишком выматывались.

Незабудка мне этого не запрещал, при условии, что бойцы согласны. Унтеры и ефрейторы мои были «за», новобранцев никто особо не спрашивал.

В основном я налегал на занятия по выносливости, стрелковую подготовку и ведения боя в городских условиях. Мы даже специальный мини-полигончик без крыши из подручных материалов сделали, чтобы я, находясь на втором этаже казармы мог наблюдать за действиями своих солдат. Нет, конечно, можно было бы выехать на настоящий полигон и поработать там в условиях нормального города и каменных стен (а не дерева и картона). Но, во-первых, это время, а во-вторых, всё что было необходимо усваивали и здесь. Слаженность действий подчинённых в боевых условиях была моей основной заботой.

Сегодня я решил привлечь к тренировкам Елену Прекрасную, чтобы освежить в памяти взвода тактику взаимодействия пехоты с шагоходами. Петрова была не против, и вот уже битый час мои ребята, разделившись на две команды, под прикрытием роботов брали воображаемый объект, а потом защищали его.

Потягивая апельсиновый сок из картонной коробки, полковник сидел рядом.

– Поручик, готовитесь к уличным боям? – спросил меня Романов, громко втянув напиток через трубочку. – Снова? Серьёзно?

Этот вопрос будто был с подвохом. По крайней мере так мне тогда показалось. Поправив сдвинувшуюся на груди орденскую планку, я ответил:

– Просто хочу, чтобы в следующий раз мы не совершали глупых ошибок и действовали эффективно.

Ещё пару раз противно пошвыркав трубочкой и убедившись, что драгоценной жидкости уже нет, полковник смял коробочку в кулаке и поставил на лавочку передо мной.

– Что ж, похвально, Виталий Константинович, похвально. Продолжайте в том же духе.

Романов развернулся и ушёл, а Румянцев, в этот раз сопровождавший командира, наклонившись, прошептал мне на ухо:

– Скоро к нам приедет личный посланник императора.

– Для чего? – удивился я, поглядывая на смятую коробочку апельсинового сока.

– Будет показывать вам тактику действия штурмовиков. Говорят, большой специалист в этой части. Настоящий офицер, не паркетный. Его Величеству кажется, что нашему полку лишним это не будет.

– У нас будут свои штурмовики? – только сейчас сообразил я. – Правда?

– Не исключаю такой вариант, – заговорщицки подмигнул мне подполковник. – Но я этого тебе не говорил.

– А кто приедет?

– Говорят, капитан из гвардии. Иванова какая-то.

20. Тревога

За окном штабс-капитан Вышаковский – командир роты шагоходов, за что-то отчитывал Петрову как девчонку. Пилот сжала губы в тонкую линию, вытянула руки по швам и пока молчала.

Мне штабс тоже, кстати, не нравился. С ним невозможно было ни о чём договориться. Совместные тренировки только через рапорт на имя Романова, высокомерен был не в меру, да ещё чуть что – сразу бежал жаловаться Румянцеву. Нет, ну у самого ни одной стоящей награды, а орёт на боевого офицера. Неправильно это.

– Обыкновенный вывих. Перелома нет, – сказал Воропаев, рассматривая снимок только что появившийся из щели медицинского сканера. – Три дня не беспокоить, и будет полный порядок.

– Спасибо, доктор! – улыбнулся Илья, пошевелив пальцами ноги.

– Как ты умудрился повредить ногу в «Покрове», там же усилители? – спросил доктор, опускаясь на стул.

Пожав плечами, солдат ответил:

– Спрыгнул на полигоне со стены.

– С какой высоты? Пять метров для усилителей – раз плюнуть.

– Со стены? Со стеночки. С двух метров, – пояснил я, думая о том на сколько хватит терпения Елены Прекрасной (бровки-то, вон, уже хмуриться начали). – Не удивляйтесь, Владимир Александрович, рядовой Панкрухин у нас уникум. Он и на Малиновском сумел сразу две пули в задницу получить, и больше ни одного ранения.

– Больно было, между прочим, – пожаловался Илья, расправляя штанину и пододвигая к себе ботинки.

– Так конечно. Это же пули, а не мамкины шлепки.

«Так, кажется, сейчас будет буря», – подумал я, поворачиваясь ко входу.

Трам!

– Козёл!!! – хлопнула дверью медчасти Петрова так, что мензурки и бутылочки в шкафах подпрыгнули, жалобно звякнув. – Сказал рисунок с шагохода смыть! Чем он ему помешал?!

Взглянув на Воропаева, пилот опустила глаза вниз.

– Извините, господин камер-майор, не сдержалась.

– Панкрухин, свободен! – прикрикнул я на развесившего уши рядового. – Передай прапорщику Бутерусу, что три дня тебя физическая подготовка не касается. Садись теорию учить.

Когда Илья покинул медчасть, тщательно скрывая радость, Воропаев кивнул мне и повернулся к поручику.

– Ничего страшного, Елена Вениаминовна, – улыбнулся доктор. – Андрей Станиславович у нас служил в показательно-образцовом гарнизоне на Тургеневе. Туда очень любил наведываться покойный батюшка нашего государя императора. Там всё красиво, по линеечке, в соответствии с регламентом.

– Оно и видно, – раздражённо бросила пилот.

Доктор тем временем продолжил, записывая что-то в электронном журнале:

– В боевых действиях никогда не участвовал. Зато человек сугубо исполнительный, устав знает назубок. Надо терпеть, не думаю, что он здесь ненадолго.

* * *

Покинув медчасть, мы с Еленой прогуливались вдоль «Аллеи славы» нашего полка. Справа возводили новый корпус казарм, слева закрытый корт, бассейн и спортзал – три в одном.

– А вот твой Горелов, фельдшер, он случайно не родственник подполковника Горелова Викентия Павловича?

– Преподавателя Академии?

– Да, – толкнула меня плечом Петрова.

– Племянник. Он, кстати, у меня тоже курс по внутренней безопасности читал, – сказал я, отдав честь проходящему мимо Минутке. – Хороший дядька.

– Хороший, – согласилась Елена, и взгляд её рассеялся, будто она погрузилась в воспоминания.

– Господин поручик! Господин поручик! – за нами бежал ефрейтор из Четвёртой роты с повязкой дежурного на плече.

– Что такое?

– Вам там звонок, из дома! Срочный! Мы вам звоним, звоним на коммуникатор, а вы не отвечаете.

– Чёрт, я его, кажется, забыл в раздевалке. Спасибо, ефрейтор. Можешь идти.

– Слушаюсь!

Я было хотел попрощаться с Еленой, но она даже не остановилась, так и шла по аллеи в сторону столовой. Пожав плечами, я бросился в Пункт связи.

* * *

– Что у вас там происходит? – голос мамы я услышал даже раньше, чем увидел её озабоченное лицо.

– А что у нас происходит? Вроде всё нормально.

– Это ты меня успокаиваешь? Скажи мне правду!

– Так давай по порядку, – успокаивал маму я. – В чём дело?

– Я отцу твоему дозвониться не могу, – в голосе мамы явно слышалось беспокойство.

– Так не в первый раз. Вылетел куда-нибудь. Может, даже…

– Виталий, не перебивай меня!

– Ладно-ладно. Молчу.

– Отцу дозвониться не могу, хотя сегодня у него ВЫХОДНОЙ, и мы договорились связаться В ПОЛДЕНЬ. Как будто ты не знаешь, что папа слово держит. ВСЕГДА! А Дима вообще не доступен. На другом конце автоответчик включается, и всё.

– На Суворове? Серьёзно?

– Да. Я пять раз уже звонила.

«А вот это уже странно», – подумал я. Когда это в главной Учебке спецназа не брали трубку? Там же должен быть хоть кто-то – столько народу со всей империи учится.

– Мам, у нас всё нормально. Никакой тревоги. Честно. А в новостях что?

– Слушай, кому ты рассказываешь? – мама всплеснула руками и нахмурилась. – Причём тут новости? Я, между прочим, поручик, полковник инженерной службы, а не гражданский. Случайности не случайны!

Да, про новости это я ляпнул зря. Может быть, мама и правда права. Паникёршей её точно нельзя назвать, да и есть наверняка, что-то ещё кроме интуиции и материнского предчувствия.

Понаблюдав эмоции на моём лице, полковник инженерной службы убедилась в своей правоте и поспешила попрощаться:

– Держи меня в курсе! Будь на связи! Ты понял?! И не вздумай мне там погибнуть! Голову оторву!

Экран погас, и я, хмыкнув, почесал в затылке, пытаясь осмыслить услышанное.

В этот момент над базой раздался сигнал тревоги.

21. Писец

На этот раз никакого общего собрания не было, и в кабинете командира полка Романова собрались только офицеры. Даже унтеров оставили за бортом.

Нервно пройдясь туда-сюда перед рабочим столом, стоящим прямо посередине шкуры Шестиногого носорога, обитавшего только на Пржевальском (говорят, тварь не только быстро бегала, но и прославилась своей агрессивностью), Юрий Семёнович произнёс:

– Ситуация, господа офицеры… просто пиздец!

«Ничего себе! Не разу не слышал, чтобы Романов ругался матом», – подумал я, разглядывая головы экзотических чудовищ, висевших на стене.

– Да, да! Именно так, а не иначе! И не осуждайте меня за ненормативную лексику, ибо вы ещё не всё знаете!

Подполковник Румянцев, замерший у окна, согласно кивал головой, как бы подтверждая слова своего командира.

– Думаю, все знают, что в последние двадцать лет уже традицией стали Военные игры, проходящие раз в три года на Самусенко. Устраиваются они по инициативе главкома Реброва и проводятся с большим размахом. Лучшие из лучших со всех концов империи соревнуются друг с другом за звание воинской элиты.

Офицеры, сидящие на раскладных стульчиках рядом со мной, согласно закивали. В том числе и Воропаев, обменявшийся со мной взглядом. Владимир Александрович что-то рисовал карандашом в бумажном блокноте с отрывными листами.

– На планете даже построили специальный купол – чудо инженерной техники, который способен имитировать любую погоду и климат для участников, – дополнил шефа подполковник. – В этом году и закончили. Должно было состоятся торжественное открытие, даже дядя императора быть обещал…

Карандаш Воропаева на секунду замер и камер-майор, уставший от долгих вступлений, перебил Румянцева:

– Они мертвы?

– Слава богу, нет, Владимир Александрович! – всплеснул руками Романов. – Они удерживаются неизвестными в недрах купола. Его просто закрыли, а они внутри!

– Террористы установлены? – спросил полковника Незабудка, постукивающий планшетом по подошве ботинка. Ротный мой тоже переливать из пустого в порожнее не любил.

– Нет, – ответил Румянцев. – Даже никаких требований не выдвигают. Но это ещё хуже!

– Почему? – удивился Воропаев.

– Так князь Пётр Павлович вместе с группой журналистов, в том числе и иностранных, прибывает на Самусенко завтра утром, и, если ситуация не изменится, будет такой скандал!

– То есть дядя императора не внутри? – привстал со стула мой ротный.

– Он задержался на Витте и опоздал на церемонию.

– А, может, послать туда спецназ с Суворова? – предложил со своего места штабс-капитан Вышаковский, подняв как в школе руку.

– Не можем, – отрицательно помотал головой Романов, горько вздохнув. – Они все там. Точнее они внутри купола. Ближайшая команда со Старчака прибудет на место только завтра к вечеру. А это слишком поздно.

«Ох, уж этот юркий белый пушистый зверёк», – подумал я с тоской, уже ясно понимая, чем всё сейчас закончится.

Романов тем временем продолжил. Спрятав руки за спиной, он остановился напротив наших стульчиков и со слезящимися от рвения глазами заявил:

– Нужно срочно освободить запертых в куполе генералов, а также отряды лучших спецподразделений империи до завтрашнего утра. Его Императорское Величество, лично просит 7-й драгунский спасти честь империи.

По кабинету пробежал возглас удивления и… умиления что ли. Некоторые офицеры даже с мест соскочили, не удержав эмоций. Ну как же, сам император нас попросил!

Оглянувшись на Воропаева, я увидел, что он, с бесстрастным выражением на лице, всё ещё продолжает что-то рисовать. Много бы отдал, чтобы узнать, что именно. Будто прочитав мои мысли, доктор вырвал листок и сложил из него самолётик.

– А план-то хоть какой-то есть? – лениво пережёвывая слова, бросила Петрова заслужив неодобрительный взгляд со стороны своего нового командира.

Будто не заметив тона Елены Прекрасной, Романов улыбнулся и закивал:

– Конечно-конечно. Нужно захватить Операционный центр, располагающийся на мысе Красной цапли. Террористы там. Они никогда не смогли бы контролировать такую крупную планету как Самусенко и сосредоточились на одной цели. Объект недавно был построен, и местная охрана не смогла оказать должного сопротивления.

Поймав послание камер-майора, я развернул листок. «Не ладно что-то в датском королевстве» – было написано над головой смешного человечка в короне и мантии, у ног которого валялся старинный меч и кубок с разлитым вином.

– Они точно знали время, когда все соберутся внутри купола. Вы не находите это странным? – задал вопрос, витавший в воздухе, Минутка.

– Находим, но этим будет заниматься Комитет, – прервал майора Румянцев.

– Раньше надо было этим заниматься, – буркнул под нос, сидевший позади меня Кирпичёв, стукнув себя кулаком по колену.

Полковому особисту, как всегда, всё не нравилось. Впрочем, осуждать его было сложно, так как прогнозы капитана обычно сбывались.

– К сожалению, у террористов имеется даже ПВО и глушилки радиосвязи. Крупные силы высадить на мыс не получится. Поэтому всю ставку мы сделаем на десантную группу, которая захватит Центр, пока мы будем отвлекать противника. Усиленный взвод пехоты и шагоходы для прикрытия уничтожат ПВО, и тогда истребители штабс-капитана Бестужева зачистят территорию.

Позади полковника в воздухе возникла голограмма, пошагово проиллюстрировавшая слова Романова. Мультик получился классный, с оптимистичным «Мы победили!» в финале. Жаль, в жизни так не всегда выходит.

Юрий Семёнович сделал три крадущихся шага в мою сторону и замер прямо напротив моего стульчика. Головы офицеров повернулись в мою сторону.

Как же плохо быть догадливым. Ни тебе сюрприза, ни нормального удивления. «Познания умножают скорбь» – кажется так в книге Экклесиаста написано?

– На роль командира десантной группы, господа офицеры, я рекомендую поручика Корсакова! – проскандировал (да, именно так) наш шеф. – Думаю, многие со мной согласятся – лучше кандидатуры в нашем полку не найти.

Черт! Я так и знал. Ох, мама, мамочка, ты будто в воду глядела.

Разглядывая расплывшегося в улыбке полковника, я выдал в ответ дежурное выражение лица из категории «так точно, всегда готов и счастлив», поднялся с места, щёлкнув каблуками, и вытянулся по стойке смирно.

– СЛУЖУ ИМПЕРИИ!

Нет, а что вы думали я скажу? Приказы не обсуждаются. Приказы выполняются.

22. Страховщик

И на старуху бывает проруха, конечно, но, чтобы вот так просто запереть в каком-то куполе генералитет империи и лучших из лучших… Дело тут нечисто.

Операция «Супница» (ха-ха, мне тоже смешно) должна была пройти в несколько этапов. Сначала наш полк высаживался за пределами мыса Красной цапли и начинал готовиться к штурму. По крайней мере так должно было казаться террористам со стороны. Затем, по расположению противника с орбиты планировалось нанести удар из орбитальных орудий «Горчакова». Понятно, что рисковать заложниками внутри центра никто не собирался (да и оборудование ломать не стоило, кто знает не захлопнет ли оно тогда купол насовсем) и действие это носило скорее характер устрашения, чем реальной угрозы. Линкор просто пройдётся пунктиром по краю позиций и всё. Может, повезёт и удастся подстрелить что-то.

И только после этого должны были выйти на сцену мы, точнее я и мой взвод. При поддержке шагоходов штабс-капитана Вышаковского, конечно. В дальнейшем Бестужев клятвенно пообещал систематически нервировать террорюг вместе со своими летунами, пока не будут выведены из строя установки ПВО, установленные в трёх точках под стенами центра.

Моё предложение сбросить нас на поверхность Самусенко на «матрацах» было горячо поддержано начальством. Жаль, в неубиваемую капсулу роботы не влезут и им придётся надеяться на удачу, и собственную броню.

Героически пытаясь удержать завтрак внутри желудка во время спуска с линкора, я думал о том, что позывной с лёгкой руки Елены Прекрасный нам достался неплохой.

– «Пират» – это «Горчаков», как настроение?

– Всё нормально, спускаемся, – ответил я, посмотрев на побледневшие и не слишком радостные рожицы Баранова и Алескерова, с которыми разделил «Матрац».

– Ваши уже внизу. Разворачиваются. Террористы подтянули часть сил к южной оконечности мыса, так что наши ожидания оправдались.

– Вас понял.

– Да, Пират, и ещё. Возле здания старого планетария, он как раз на вашем пути будет, идёт бой. Не слишком интенсивный, но всё же кого-то не добили. Учтите.

– Обязательно.

Чуть помолчав, словно подумав, голос на том конце добавил:

– Залп через десять секунд. Постараемся стрелять точнее. Ну, а потом вы. Удачи, парни.

Связь скрипнула и пропала, а я подумал, что наша высадка напоминает абордаж, отсюда и «пират», наверное. Или Елена знает обо мне больше, чем я думаю?

* * *

Я в первый раз видел, как стреляют орбитальные артиллерийские остановки. Гудение проносящихся мимо снарядов нам было слышно даже через толстую скорлупу капсулы. Не хотел бы я сейчас быть на месте террористов.

«ВНИМАНИЕ! ДО ВЫСАДКИ 67, 66, 65, 64…»

Включив внутреннюю связь, я подвигал мышцами лица, чуть онемевшими от нагрузки.

– Говорит командир, приготовиться! Действуем по плану. Прапорщик выполняет свою задачу. Поехали!

Выбив погнувшуюся дверь капсулы, мы выбрались наружу, чтобы собственными глазами увидеть, как один из «Брекетов», в которых приземлялись шагоходы, разорвался над нашими головами. Никакая броня его не спасла. Стало горько, и мысленно я надеялся, что погибла не Петрова.

Та-та-та-та-та! Вражеский пулемётчик стегал плёткой по вонзившемся в землю цилиндрам, но стрелок был слишком далеко, чтобы уничтожить нас. «Покровы» обеспечивали необходимую защиту.

Впереди застрекотали «Дрозды» и другие штормовые винтовки. То ли противник пользуется трофейным оружием, то ли вооружён стандартным имперским. В симфонии смерти преобладали «Стакатто», «Дятлы» и вышеупомянутые «Дрозды».

Разделившись на четыре группы, командирами которых стали я, Бутерус, Неприведибеда и Богачёв, мы пошли в атаку. У нашего волшебного пулемётчика была особая задача – оседлать планетарий и оттуда прикрывать нас.

В сторону позиций противника летели «Фестивали» – дымовые гранаты в состав которых входил коктейль, ухудшающий работу сканеров и приборов наведения. Ещё сто пятьдесят лет назад, посредством установки на приборы ПЭУ мы научились бороться с электромагнитными импульсами и вернулись к хорошо забытом старым, надёжным технологиям.

Уже при подходе к белому куполу Старого планетария начали работать ещё три пулемёта, но в этот момент нас нагнали машины Петровой, за которыми мы и пристроились, укрывшись от интенсивного огня. Да, да, поручик осталась жива и вела в бой шагоходы, а вот Вышаковского в его зелёном «Барсуке» под номером «одиннадцать», я не видел.

Разведка не обманула. Террористы действительно вырыли окопы в грунте между зданием Операционного центра и небольшим сквериком с симпатичными деревьями, и лавочками вокруг планетария. Просто и эффективно. Если бы у нас не было шагоходов.

Шух! – мимо промчался снаряд стационарной противотанковой установки, который, взрезавшись в землю за нашей спиной, на секунду заслонил от нас свет солнца.

– Командир, у нас проблема, – ожил канал личной связи с Бутерусом. – Тут вокруг Планетария их несколько десятков. Они его окружили. Даже ракетную установку прикатили.

– Вижу уже. Объект нам нужен. Это единственное высокое здание в округе помимо основной цели. Берём его штурмом, – приказал я прапорщику, переключаясь на волну Петровой.

– Лена, зачисти окопы. Я стягиваю своих к Планетарию.

– Ага, – коротко бросила пилот, прямо в этот момент раздавив одного из противников в кашу.

Подстриженные роботами-садовниками изящные деревья, пылали потрескивая и рассыпая искры перед зданием возле стен которого развернулся нешуточный бой. Воспользовавшись тем, что кто-то из выживших отвлекал на себя часть террористов, мы безжалостной косой прошлись по их позициям.

Устюгов, Шумков и Неприведибеда прижимали террористов к земле, а мы бросками гранат и длинными очередями превращали сквер в кладбище.

Не ожидая такого натиска, противник начал отступать, оставляя на земле трупы товарищей.

– Степан Петрович, занимайте высоту! Обо всём что увидите сообщайте немедленно. Паша! Ищи себе место! Алескеров тебе в помощь! – на ходу раздавал указания я, поднимаясь по мраморным ступеням, ведущим к зданию с изображением созвездия Малой и Большой медведицы.

Уже было намереваясь постучать кулаком в створки, измятые многочисленными попаданиями из штурмовой винтовки, я замер, услышав шум внутри.

Крак! Дверь распахнулась и наружу вышел мужчина лет сорока (может, чуть больше) в гражданском синем френче. Среднего роста, жилистый блондин, старый шрам на лбу – такие остаются, когда в шлем попала пуля, убить не убила, но приложила конкретно. В серых глазах огонёк, в руках всё тот же «Дрозд».

– Приветствую пехоту.

– Аналогично, – ответил я, обратив внимание, как собеседник держал оружие в руках. Спокойно, обыденно.

– Вы кто?

– Зяблов Вячеслав. Дознаватель страховой компании.

Позади мужчины показалась испуганная женщина и бабуля предпенсионного возраста. Судя по голографическим бейджикам, работники планетария.

– Ага! Мы поняли, – подняв забрало шлема, ухмыльнулся Бутерус. – Просто страховщик.

– Дознаватель! – поднял палец вверх Зяблов, рассмеявшись. – Нет, ну правда. Я документы сюда привёз. А тут они.

На крыльце лежало три трупа в неизвестных мне защитных костюмах. И убиты они были не моими ребятами.

– А когда это у страховщиков штурмовые винтовки табельным оружием стали? – не уступал Валера. – У гадов этих одолжили или у охраны центра?

Позади нас пробежали Побретухин и Вихневич тащившие автоматическую турель «Гном» и боеприпасы к ней.

– Ворон и кинжал на запястье, – показал подбородком я на татуировку на запястье Зяблова, выглядывающую из-под перчатки без пальцев. – Разведка?

– Когда-то. Давно, – кивнул тот. – Поручиком уволился.

«Всего лишь поручиком?» – удивился я и хотел было задать ещё пару вопросов, но…

Шум, раздававшийся за сквером, резко усилился, и в шлеме зазвенел холодный голос Петровой. На этот раз без сарказма, смешков и чёрного юмора. Видно, всё плохо.

– Поручик, они нам тут сюрприз приготовили. В общем, тебе не понравится.

– Пояснишь?

Пояснений не потребовалось. Ответом мне стало видео, сброшенное Барановым на командирский планшет.

На фоне Операционного центра к нам двигалось два десятка шагоходов без опознавательных знаков и не менее шести десятков пехоты. Где они их прятали-то?

– Занимаем окопы! – прокричал тут же я, надевая шлем на голову. – Патроны экономим! Паша, работай! Как никогда работай!

Когда залп мелкокалиберной пушки их шагохода ударил в крыльцо, откалывая от него куски белого с блёстками камня, нас там уже не было.

Вот теперь, в настоящем окопе, в окружении товарищей, задравших головы на металлических монстров и выцеливающих очередную жертву в цепи вражеской пехоты, я точно ощутил себя одним из двадцати восьми панфиловцев. Только вот загвоздочка. Было нас вместе со страховщиком всего двадцать пять.

Опять же у ребят шагоходов не было, а у нас целая дюжина. В общем, поживём ещё.

23. Не отступать и не сдаваться

Прямо под ноги мне сыпались отстрелянные кассеты от автоматических турелей. Установить их, как полагается, времени не было, и поэтому работали «Волхвы» и «Гномы» в нештатном режиме.

Пехота противника сначала пряталась за шагоходами, но, оказавшись неподалёку от наших позиций, была вынуждена подставляться под меткие выстрелы (мои ребята, кстати, тренажёр на прошлой неделе дважды победили!) Правда, не так часто, как хотелось бы. Всё бы было хорошо, если бы не реактивный гранатомёт, долбивший по нам с завидным постоянством. Половина окопов уже приказала долго жить. Так кажется раньше говорили? Сканер, которым Алескеров фиксировал старт заряда, предупреждал взвод об атаке, но уходить приходилось быстро-быстро.

Тяжёлая пуля пробила бруствер и угодила в правую ногу стоявшему рядом со мной Зяблову. Я думал – всё, сейчас заорёт и истечёт на глазах кровью. А тот даже бровью не повёл.

– Протез? – спросил я, опустошая магазин в террориста, который взмахнул руками и стал валиться на бок.

– Девять лет уже.

Тадах-тадах-тадам! – новый залп заставил нас упасть на дно углубления в грунте, да ещё и землёй присыпал.

– Да уберите вы эти гранатомёты! – заорал я, снова забыв, что все и так прекрасно меня слышат, а затем высунул ствол штурмовой винтовки из окопа, выпуская в сторону противника длинную очередь.

– Командир, я их не вижу, – спокойно сообщил мне Паша. Я прямо представил себе, как он сейчас выцеливает очередного гада. – Они из-за стены палят. Навесом.

Шагоходы Елены Прекрасной впереди сошлись в рукопашной с противником, пытаясь остановить волну прущих на нас роботов. Пару наших машин уже валялось на земле. В одной кабину разворотило так, что мысль о спасении пилота сразу улетучилась.

Ничего удивительного. Одиннадцать против двадцати – слишком неравный счёт. Машины противника, не связанные боем, обходили «петровские» с боков и обстреливали их из всех орудий.

«Где же Бестужев?» – подумал я, бросая гранату в группу врагов.

Крупнокалиберные пулемёты «Волхва» заглохли, «Гном» ещё палил из скорострельной пушки, но скоро и он замолчит. Вот тогда нам наступит капут.

Словно услышав мои мысли, над нами пролетела тройка истребителей. Сразу две машины террористов задымились, а десяток бойцов попадал на землю. Жаль, успех закрепить не удалось – в небо сразу взвилось несколько ракет, вознамерившихся поиграть в догонялки с «Канцлером». Именно такой позывной был у штабс-капитана.

И вдруг я замер на месте. Что-то мне сильно не понравилось. Что-то совсем не бросающееся сразу в глаза, но такое… важное.

– Богданов, быстро выведи мне изображение с «Горчакова» на планшет! – затараторил я.

– Что не так, поручик? – Зяблов склонился над одним из наших солдат не подававшим признаки жизни.

– Они нас просто задерживают, – пояснил я, гоняя пальцем изображение на гибком экране. – Смотрите, как они разместились! Да у них достаточно сил, чтобы смести нас, а они просто держат линию обороны, дают своим время…

–… что-то сделать! – понял меня страховщик, снимая с мёртвого солдата «Покров» и ловко надевая на себя, словно каждый день это делает.

– Верно! 44-й! Лена! Отведи своих к нам! Выстраиваемся в клин! Помнишь, как во время тренировок? Вы снаружи нас прикрываете!

Новый залп отбросил меня от Зяблова, а по шлему застучали комья грунта.

– Что не так? – Петрова сбила с ног кулаком подобравшийся к ней сзади шагоход в серо-зелёную полоску, а затем развернула его мордой в землю, дав залп из пушки по защитным панелям на спине.

– Они нас просто маринуют! Время тянут! В центре что-то творится!

– Сообщи нашим, – второй залп добил противника (что и не удивительно с такого расстояния) под ногами Елены, и наши роботы стали отступать, огрызаясь короткими очередями и струями напалма, плавившими броню.

На виртуальном дисплее я уже пару минут как наблюдал красный значок прерванного сигнала. Вот тебе и линкор на орбите. А где же обещанная бесперебойная связь?

– Связи нет.

Клин, внешняя линия которого состояла из шагоходов с нами внутри, двинулся в сторону террористов. Я даже пулемётчиков и Баранова с верхотуры снял (гранатомётчики всё равно к ним пристрелялись уже).

И тут такое началось!

Террористы вгрызлись в нас словно псы. Никогда даже не представлял, что такое может быть. Здесь и не пахло гонораром, тут было что-то… личное что ли?

И всё-таки мы прорвались. Мне раз пять попали в броню. И «Покров» уже дважды засадил мне уколы, отчего я чувствовал себя энергичным, но немного тяжёлым. Каждый шаг отдавался гудением в голове.

Бам! Выбив дверь, мой взвод ворвался внутрь. Здесь нас встретило только четверо противников. Всех остальных, видно, выгнали наружу. За пару секунд расстреляв стрелков, мы бросились к матово-чёрному пульту у дальней стены.

Богачёв что-то там смотрел, нажимал, а снаружи Лена сражалась не на жизнь, а на смерть. Ребята погибали, но не сдавались. Пафосно? Идите вы в жопу!

– Они пытаются включить в куполе систему пожаротушения! – завопил сержант, сбрасывая на пол шлем. – Там же газ, который…

– Солдаты в шлемах! – перебил техника я. – Смогут дышать.

– Да, но не все же. К тому же насколько хватит воздуха в защитных костюмах? Вряд ли генералы в броне, они скорее при полном параде.

– С медальками, – брякнул Зяблов, наклонившись над панелью управления.

– Отмени команду! – потребовал я, понимая, что веду себя как ребёнок, будто он сам не знает.

Богачёв взмахнул руками и прикусил губу от злости. На висках парня вздулись вены.

– Не знаю кодов, господин поручик! И осталось всего пару минут до сработки.

– Господи, да вырубите вы её просто! – закатил глаза Зяблов, а затем обежал зал и остановился возле пучка проводов, уходящих вниз.

В руках у него оказался «Секатор», и, вжикнув, лезвие, обманчиво легко прошлось по проводам и кабелям. Свет в зале мигнул и погас.

– Так просто? – удивился Панкрухин за спиной. – А аварийка?

– Она здесь же. А зачем усложнять? – пожал плечами страховщик, целуя автоматический нож словно старого друга.

* * *

Поняли ли эти гады, что мы отрубили Операционный центр или нет, не знаю, но нас они точно решили прихлопнуть.

Соорудив примитивные баррикады изо всякого барахла, мы ушли в глухую оборону и уже почти полчаса огрызались одиночными выстрелами. Только благодаря нашим пулемётчикам пехота террористов на время потеряла к нам интерес.

Из наших шагоходов в рабочем состоянии остался только командирский с орком на боку и ещё парочка калек. Остальные сошли с дистанции по разным причинам. Стрелять же продолжала только Петрова.

Баранов всеми силами старался помочь поручику, но и у него боезапас был не вечен. В конце концов, ефрейтор показал мне последний патрон и закинул винтовку за спину, вооружившись дробовиком. Позади нас в фойе центра рядком лежали шестеро наших товарищей.

«Барсук» Елены Прекрасной был словно ветеран на ринге в окружении молодых рвущихся в бой бойцов – поцарапанный, с трещиной посередине купола, прижимающий к корпусу повреждённый правый манипулятор и хромающий на одну лапу. Но даже в таком состоянии Петрова нокаутировала ещё одного противника, раздавив четырёхпалой ступнёй кабину угловатого «Туарега».

Это победа стала последней каплей терпения. Слитным залпом противник опрокинул роботов, прикрывавших Елену с боков, и сразу три шагохода вцепились в машину доваторки. Вот и левая конечность с огнемётом оказалась оторвана, а в купол врезалось сразу пару стальных кулаков весом в десяток тонн.

– Чего она не катапультируется? – ойкнув, спросил Панкрухин, оторвавшись от прицела.

Только после слов Ильи я вспомнил утро накануне отлёта.

– У неё же капсулы аварийного катапультирования нет! Она её сняла, чтобы боезапас расширить! – заорал я и бросился под огонь противника.

Самый глупый поступок в моей жизни. Тем не менее я оказался в нём не одинок. Справа и слева от меня встали Баранов с дробовиком и Шумков с пулемётом. Секунда и рядом возникли Устюгов и Побретухин с Вихневичем. Наш маневр был настолько безрассуден и глуп, что неожиданно дал результат.

Словно газонокосилка, мы пролетели до места схватки роботов и подхватили на руки окровавленную женщину, спускающуюся из люка. Машина её доживала последние секунды.

Клац! – нога «Гремлина» опустилась совсем рядом, и земля задрожала под ногами. Бам! – ещё один «Гремлин» специально топнул лапой по нам, но промахнулся.

Тра-та-та-та-та! – погнавшаяся было за нами пехота залегла, потеряв тройку бойцов из-за того, что Степан Петрович выпустил по ним непозволительно длинную очередь.

Бегом! Бегом!

Когда уже мне казалось, что смерть нагнала нас, позади мелькнул «Филин» с «тройкой» на фюзеляже. Серия выстрелов превратила один из шагоходов противника в огненною вспышку, а второму оторвала ногу. Машина беспомощно опустилась на колени, и только расставленные в стороны манипуляторы удержали её от падения.

Впрочем, ненадолго. Позади грохнул выстрел, и пуля из крупнокалиберной винтовки угодила под мышку шагоходу. Ш-ш-ш! – зашипев, тот вспыхнул и со скрежетом рухнул на землю, раздавив одного из своих раненых солдат.

– Последний патрон, командир, – сообщил Баранов, отбрасывая тяжёлую винтовку в сторону и улепётывая за нами. Металлические шарики выбивали отверстия в асфальте и свистели мимо нас.

За спинами противника снова мелькнул истребитель, но на этот раз его быстро отогнали. Правда, парочку гадов он всё-таки в бесформенные куски мяса превратил.

Упав вместе с Петровой за баррикаду (поручик, скривившись тут же оттолкнула меня от себя), я перевёл дыхание. В шлеме неожиданно заработал зуммер, и значок связи окрасился в зелёный цвет, что свидетельствовало о входящем вызове с неизвестной волны.

– Пират, это Дюймовочка, – раздался в наушниках глубокий, но приятный женский голос. – Встречайте. Помощь прибыла.

24. Трёхдюймовочка

Чёрный росчерк, упавший с небес, разорвал пополам командирского «Гремлина», направляющегося к нам во главе группы шагоходов. Тридцатидвухтонный робот лопнул со звуком воздушного шарика, а земля под ним раздалась в стороны и вспучилась грунтом.

О «клыках» я только читал в «Имперском статуте» и в глаза их, конечно, никогда не видел. Думаю, что и не только я. В статье вообще говорилось, что это технология уникальная, экспериментальная, а тут нате вам! Боевая «капсула-снаряд» не только имеющая возможность уничтожать объекты на поверхности, но ещё и забрасывать на позиции противника «подарочки», предстала перед нами в лучшем виде. Нет, конечно, в кусок сверхпрочной стали ни танк, ни мех не войдут, а вот тяжёлый пехотинец, по самые ноздри укомплектованный боеприпасами, вполне.

Дюжина клыков – дюжина обозлённых штурмовиков в ярко-красных кричащих «Гризли-М», в считанные секунды выстроилась в клин и начала атаковать наших противников. Впереди двигался командир, на плечевом щитке которого поблёскивал витиеватый значок камер-капитана. Неужели это и есть Иванова? Кстати, её псевдоним почему-то мне знаком.

Пару оказавшихся на пути лёгких шагоходов порвали в клочья за несколько минут. Броня кусками так и слетала с машин, делая их уязвимыми и доступными для фатальных попаданий.

– Командир, у них не пулемёты, а мелкокалиберные пушки. Мать твою, они же тяжёлые до жути, – забывшись, толкнул меня плечом Валера. – Крепкие ребята!

Красные двигались синхронно, словно единый организм, и я быстро понял, как у них это выходило. Гвардейцы равнялись на командира, именно он был их маркером в бою. Иванова ловко направляла свой отряд между остовов поверженных роботов, разбросанных тут и там трупов и других препятствий. Что ж, камеров просто так не дают, в гвардию случайные люди не попадают.

Однако, террористы тоже были не дураки. Десять роботов – это десять роботов, а пехота, оправившаяся от первоначального испуга (сыпавшиеся сверху снаряды, которые не смогло засечь ПВО, тот ещё сюрприз), укрываясь за препятствиями, начала забрасывать гвардейцев в красный броне гранатами.

Когда бой сместился, мы перестали видеть всю картину в целом. Послав запрос ИИ на информацию об оставшихся у ребят боеприпасах, я кликнул по иконке радиста:

– Богданов! Связь с «Горчаковым»!

– Секунду, господин поручик, – откликнулся ефрейтор, находившийся сейчас внутри центра. Горелов оказывал ему первую помощь – пуля сорвала броню с груди и немного задела кожу (по крайней мере, так мне доложил фельдшер).

– Жду, – произнёс я, удерживая палец на кнопке приёма командирского планшета.

Пилик! Связь с перебоями, но работала. На экране я ясно видел, как штурмовики огибали здание центра, преодолевая сопротивление террористов. С трудом, но преодолевая.

А вот сейчас обстановка изменилась. Иванова и её люди разделились, и начали пробиваться к установкам ПВО. Молодцы! Вот одна уже была уничтожена.

На виртуальный дисплей мне начала приходить информация о боеприпасах. Мало. Очень мало, но на короткий бой хватит. Камер-капитана надо поддержать, иначе их просто всех перебьют. А потом нас.

– Ну что? Окропим снежок красненьким? – взглянул я на ребят вокруг меня, почему-то вспомнив фразу отца.

* * *

Всё произошло так стремительно, что я до сих пор не верил в то, что бой закончился. Покинув баррикады, мы смели заграждение, оставленное противником, и ударили в спину пытавшимся окружить гвардейцев гадов. Пули свистели вокруг, я потерял ещё двоих бойцов раненными, но это того стоило.

Плечом к плечу со мной в бою шёл Зяблов. И знаете что? Я, блядь… был этому охрененно рад! Да, я только сейчас понял, что старый конь борозды не портит. А нам ещё учиться и учиться.

Как только люди Ивановой уничтожили ПВО, Бестужев со своими досыта наизмывался над мехами противника. Наши, кстати, тоже сработали быстро. Минута, и мыс буквально кишел от шевронов с изображением синего скакуна с мечом в зубах на оранжевом фоне – эмблеме полка.

Ноздри драл дым, но шлем до жути надоел. Опёршись о стену ногой, я смотрел на единственное дерево, чудом сохранившееся в разверзшемся здесь аду. Зелёные листочки легко трепетали на ветру, и эта картина давала надежду и успокаивала. Словно всё не зря.

– Будет вам награда, Виталя! Молодец! Ну молодец же! Горжусь тобой! – тряс мою руку Кирпичёв и неловко улыбался.

Капитан, как всегда, наверное, жалел, что сам не принял участие в бою. Неправильный какой-то особист у нас. Всё бы ему на острие атаки, да с оружием наперевес.

– Спасибо, господин капитан, – из последних сил щёлкнул каблуками я.

– Давай без этого официоза сейчас, – махнул рукой Кирпичёв, сделав знак своим людям, нырнувшим внутрь центра. – Кстати, к камер-капитану подойди. Она хотела тебя видеть. Вон она около палатки Романова.

Валькирия! Чисто валькирия! «Сколько она ростом? Два метра?» – думал я, вытянувшись по стойке смирно перед скуластой женщиной с короткой стрижкой в красной броне. Такая пополам поломает и не заметит. Хотя нет. Я не прав. Это оружие высокоточное. Высокая, мощная, а взгляд какой! Хищный и мудрый одновременно. Да, именно так! Лучше и не скажешь. Не красавица, но глазам так и хочется снова и снова рассматривать её.

– Госпожа камер-капитан, поручик 7-го драгунского…

– Вольно. Как дела, Виталий?

– Нормально, – расслабился я, поняв, что общение будет доверительное.

– Ты молодец. Поддержал нас, когда нужно было, – женщина опустилась на раскладной стул рядом со мной. Правая рука её с ухоженными короткими ноготками, чуть более длинными чем положено, опустилось на колено, а левый кулак упёрся в бедро.

– Да я просто…

– Я на твою сообразительность и рассчитывала, – прервала меня Иванова подняв голову.

– То есть? – выпалил я. – Извините госпожа, камер-капитан, я вас не понял.

– Всё ты понял. Подлететь сюда больше никто не мог. Тут только вы и мы. С куполом штабу операции ситуация полностью была не ясна. Я сделала ставку на то, что ты ударишь им в спину.

– А если бы я не смог? – меня прошибла испарина и срочно захотелось присесть. – Струсил? Затупил, в конце концов?

– Во-первых, я читала твоё личное дело. Во-вторых, в бой со мной пошли только добровольцы. В-третьих, я знала, что так будет. В конце концов, – эти слова она выделила интонацией, – где наша не пропадала.

Я хотел спросить что-то ещё, но…

– Света? Ты ли это?!

К нам быстрым шагом направлялся волшебный страховщик собственной персоной.

– Слава! Зяблов! – соскочила со стула Иванова, жестом предлагая мне сесть. – Какими судьбами? Вот это встреча!

«Так они оказывается знакомы», – подумал я, успокаивая дрожь в ногах и наблюдая за обнимавшимися ветераном и валькирией. Ну теперь всё ясно-понятно. Одного поля ягоды.

Минут пять-шесть меня никто не трогал, и голова была занята прошедшим разговором. А затем старые знакомцы остановились напротив меня.

– Слава, а наш поручик никого тебе не напоминает? – расплылась в широкой улыбке камер-капитан. – Приглядись внимательно.

Зяблов пристально вгляделся в меня и пошевелил губами.

– Как будто…

– Ну, ну… – торопила его валькирия, ткнув в бок кулаком.

– Будто… – в глазах мужчины плескался живой интерес и вопрос, на который я уж точно не мог дать ему ответа, ибо даже не представлял о чём Дюймовочка вообще говорит.

– Эх! Чего же ты? Поручик, представьтесь! – с улыбкой отдала приказ Светлана.

– Корсаков Виталий Константинович. Поручик 7-го драгунского… – начал я, с недоумением, поднимаясь со стульчика, и тут же был прерван сделавшим ко мне шаг страховщиком, который крепко обнял меня со слезами на глазах.

Увидев мою растерянность, переходящую в удивление, Светлана Евгеньевна (так, кажется, назвал её представивший меня полковник), пояснила:

– Вольно, поручик. Мы просто давно знаем вашего батюшку. Он наш старый боевой товарищ. Пуд соли вместе съели.

– П-понятно, – заикаясь сказал я, а в голове тут же молнией блеснуло воспоминание – древняя фотография в старом альбоме отца, на которой высокая, статная женщина в броне штурмовика с массивным К199М на плече стоит у обгоревшей кирпичной стены.

Светло-русые волосы, улыбка до ушей (хотя мне она лично всегда казалась немного усталой), руки с обгрызенными ногтями и милые тёмно-красные серёжки-гвоздики в мочках. Именно эта деталь так сильно удивляла меня в детстве. Ведь в гвардии к таким штукам относятся… не очень. Как и в целом к женщинам.

«Как же она изменилась, – подумал я, бесцеремонно впившись взглядом в Иванову. Сколько ей сейчас? Сорок? Сорок два? Выглядит отлично».

Зяблов, отстранив меня на длину вытянутых рук, но всё ещё не отпуская, сказал:

– Очень рад познакомиться, поручик. Нет, правда, рад, Виталий, что ты весь в отца. Мы с ним, мы с ним… – ветеран не договорил, а просто махнул рукой и похлопал меня по плечу. – Империя огромна, а тут такая встреча.

Потом были вопросы об отце, маме, которую они, оказывается, тоже знали, пожелания и рукопожатия. Когда парочка покинула меня на ходу беседуя о каком-то Гамове и Седове (уж не тот ли Гамов, что бывал у нас дома), которых они вроде бы потеряли из виду, я нашёл своих ребят сидевшим возле планетария.

Лавочки все были уничтожены, и устроились парни прямо на бортиках ограждения. Медицинская помощь всем уже была оказана, убитых увезли, также, как и четверых раненых.

– Ну как вы? – замер я напротив остатков взвода.

– Нормально, командир, – ответил за всех Бутерус, смотря на пролетающий над головой «Филин» из звена Бестужева. – Говорят, купол прибывшие спецы уже разблокировали.

– Знаю. Кирпичёв сообщил, – кивнул я, усаживаясь рядом. – Обещал дождь наград.

Под моими ногами была лужа потемневшей крови. На этот раз я без раздумий встал в неё, даже не беспокоясь чья она – защитников центра (убитых до нашего прибытия), моих ребят или террористов. Будем думать о живых, а мёртвых просто помнить.

Новости о наградах, которой я хотел подбодрить взвод, никто не обрадовался. «Старая гвардия» смотрела живо, а вот новички были не в своей тарелке, и больше напоминали месячных совят с выпученными от удивления глазами, туда-сюда крутивших головой.

– Ничего себе Дюймовочка, командир, – сказал спустившийся к нам по ступеням Паша Баранов, устало опускаясь на кусок стены, оплавленный напалмом.

Взгляд его был устремлён в сторону камер-капитана, разговаривавшего о чём-то с Романовым и Румянцевым.

– Скорее уж Трёхдюймовочка. Да ведь?

Серые глаза снайпера потемнели от усталости, морщинки в уголках глаз стали чуть более глубокими, а лицо осунулось.

Наверное, и я выгляжу также.

25. Мама

«Уважаемая Анна Петровна! Пишет вам поручик 7-го драгунского императорского полка Корсаков Виталий Константинович – командир вашего сына.

С самого начала службы рядовой Климов Николай Иванович зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Успевал в учебных дисциплинах и военной подготовке. Пользовался уважением товарищей и офицеров полка.

С прискорбием сообщаю вам, что вчера 22 февраля 2281 года ваш сын погиб в бою с террористами на мысе Красной цапли на планете Самусенко выполняя важную для империи задачу. Он ушёл из жизни достойно, не запятнав своё имя трусостью.

Весь мой взвод и полк, скорбит о потере надёжного товарища, отличного бойца и гражданина. Понимаю, что сейчас мало что может вас утешить, но я должен сказать вам, что был горд быть командиром вашего сына. Сообщаю, что посмертно ему присвоено звание ефрейтора, а также Климов Н.И. награждён Медалью «За боевые заслуги».

23.02.2281 г.

Искренне ваш, поручик Корсаков В.К.»

Последнее, восьмое.

Отложив ручку в сторону, я сложил листок пополам и запечатал в конверт положив его в стопку подобных на краю стола. Да, да, вы не ослышались и не ошиблись. В конце XXIII века всё ещё существовали бумажные письма. Традиция командиров сообщать родственникам о гибели бойцов собственноручно, используя специальную гербовую бумагу и обыкновенную шариковую ручку прочно утвердилась в нашей армии. И это хорошо. Такие письма семьи погибших хранили как реликвию, которой по сути они и были. В нашей семье, конечно, такие тоже были.

Скорчившись от боли в боку, я откинулся на спинку кресла. Устал, будто весь день на полигоне занимался.

На руке завибрировал личный коммуникатор, сообщивший мне, что нужно срочно явиться на беседу со штаб-капитаном Елагиным только вчера прилетевшим на Новый Севастополь.

«Блин, опять опрашивать будут», – подумал я направляясь к входной двери и борясь с желанием упасть на кровать и накрыть голову подушкой. Сколько можно?

* * *

Поставив электронную подпись под документом, я повернулся к Елагину, который стоя ко мне спиной что-то разглядывал в окно.

– Закончил? – богатырского телосложения особист плавно повернулся к столу.

– Так точно, господин штабс-капитан.

– Скоро поручик ты тоже будешь штабс-капитаном, – произнёс комитетчик, пробежавшись взглядом по экрану планшета. – Вопрос уже решённый.

– Не знал.

– Вроде всё хорошо, – убрав компьютер в маленький дипломат Елагин спрятал руки в карманы и склонился надо мной. – Теперь знаешь. Кстати, всё хотел спросить, Виталий Константинович, как у вас самочувствие?

– Хорошо, – соскочил со стула я. – Готов к службе!

Странно посмотрев на меня, штабс-капитан, опустив свою лапищу на моё плечо усадил меня на место.

– Хоть мне-то не ври. Воропаев говорит шесть рёбер сломано, ключица треснула, сотряс, гематомы по всему телу…

– Да всё нормально, господин…

– Во-первых, не перебивай меня, – снова жёстко поставил меня на место особист заслонив собой свет из окна. – А во-вторых, набирайся сил. Тебе хотят целую роту доверить. Пока сто двадцать пять человек. Будешь их учить также как свой взвод. Справишься – цветы и награды. Не справишься – поставят замом к более опытному командиру. Рота будет экспериментальная. Что это значит не знаю, извини.

От слов Елагина меня вдруг прошиб пот. Ничего себе ответственность! Сотня с лишним бойцов, это не шутки.

– Дадут тебе конечно опытных офицеров в помощь. Прапорщика твоего на учёбу отправят на Жуков, чтобы до секунд-поручика поднять, парочку ефрейторов тоже. Сам выберешь кого, – продолжал удивлять меня штабс-капитан, накидывая на плечи чёрный кожаный плащ. – Тебя кстати, тоже.

– Что тоже? – сглотнул я и вытер потные ладони о сидение стула.

– На учёбу, – рассмеялся Елагин, взявшись за дверную ручку. – Чтобы освежить знания.

Уже переступив через порог, комитетчик обернулся и скривив тонкие губы, будто попробовав что-то горькое, спросил:

– Вспомнил что-то насчёт Холмогорска?

– Извините, господин штабс-капитан, к сожалению, нет.

– Вспоминай. Что-то определённо есть.

* * *

Мама улыбалась широкой улыбкой во всю поедая меня глазами с экрана.

– Как ты сынок?

– Очень хорошо. А ты?

– Тоже. Вот сижу чай пью с тортом. Мальчиков моих со мной нет, так что обхожусь собственными силами.

Некстати под рёбрами укололо, и я даже вздрогнул. Слава богу мама ничего не заметила.

– Как твои цветы? Розы?

В последние пять лет, уйдя на пенсию, полковник Корсакова Софья Немировна вдруг стала увлекаться садоводством чего раньше за ней не наблюдалось. Делала она это мне кажется назло отцу, который почему-то терпеть не мог живые цветы.

– Да что розы, – махнула рукой мама. Никогда их особо не любила. А вот гиацинты и нарциссы, гибискиус в этом году чудо как хороши.

– Здорово. Передавай привет тёте Маше, – вспомнил я нашу соседку – закадычную подругу матери.

– А она здесь. Сам можешь передать.

Камера развернулась, и я увидел за столом симпатичную женщину с треугольным лицом, в узких очках, с чайной кружкой в холёных руках.

– Привет Виталик! Повзрослел, красавец! – улыбнулась она, блеснув белыми зубами.

– Здравствуйте Мария Тихоновна! – наклонился над экраном я. – Спасибо. Кормят хорошо. Свежий воздух, зарядка. В общем скукота.

Скучно значит?

– Ага. Жирком заплываем.

Мама развернула камеру обратно к себе и впившись в меня глазами спросила:

– А ты мой хороший, когда в отпуск?

Я почему-то слегка напрягся.

– Так я же уже говорил, мам. В сентябре.

– Ага. Значит меньше восьми месяцев осталось…

– Верно.

– ВОТ ТОГДА-ТО Я ТЕБЕ ГОЛОВУ И ОТОРВУ МЕРЗАВЕЦ! – динамики монитора загудели от маминого крика. – ЭТО НАДО ЖЕ! ВЗЯЛИ МОДУ МАТЬ ОБМАНЫВАТЬ! Я ЕГО РОЖАЛА, ХОЛИЛА, ЛЕЛЕЯЛА, А ОН ВРЁТ И НЕ КРАСНЕЕТ!

Ноздри матери раздувались от гнева.

– ВЫ ЧТО ДУМАЕТЕ Я ДУРА?! ДУРА?! Я СПРАШИВАЮ?!

– Софья, Софья! Ты чего? Не надо! – пыталась успокоить полковника в отставке майор медицинской службы.

– Отстань! – бесцеремонно бросила та подруге не боясь, что Поспелова обидится.

Мне почему-то хотелось трусливо закрыть глаза ладонями словно спрятавшись таким образом от праведного материнского гнева. Ценой больших усилий я поборол это желание хотя руки уже потянулись к лицу.

Чуть успокоившись, самый родной для меня человек приблизил лицо к камере, так что я увидел каждую морщинку на её лице.

– Не ранен? ТОЛЬКО НЕ ЛГИ!

– Нет, мам, – сказал я, коснувшись пальцами экрана. – Всё хорошо. Правда.

26. Гайдар

На Жуков, я улетал уже штабс-капитаном которого получил без излишней помпы. Видно правительство и император решили не выносить сор из избы. В новостях мы вообще ничего об атаке на Самусенко не услышали.

Вместе со мной на учёбу убывали секунд-поручик Бутерус и два прапорщика: Баранов и Богачёв. Полковник правда сказал, что звания им дали авансом, но это он так, для стимула.

Увозил нас шикарный лайнер «Гайдар». Билеты в первом классе Румянцев анонсировал заранее. Провожать нашу четвёрку прибыл весь взвод (который на три месяца оставался под командованием «волшебного пулемётчика» прапорщика Неприведибеды), вечно мрачный и недовольный особист Кирпичёв (махая рукой он даже улыбнуться нам сумел), подтянутый и одетый с иголочки майор Воропаев и Петрова (тоже не слишком счастливая так как буквально накануне подполковник объявил ей что вместо погибшего Вышаковского в полк пришлют какого-то Коржовского. В общем, не видать ей пока командирский нашивок.

– Ну ты там давай, поручик… ой! Пардон, господин штабс-капитан, – притворно прижала пальцы к губам Елена, – развлекись как следует. Говорят, на Жукове есть чем себя позабавить.

Остальные просто крепко пожали нам руки под кислую улыбку Петровой.

– Скучные вы. Уйду я от вас! – заявила поручик и спрятав руки в карманы и что-то насвистывая, отправилась восвояси не дождавшись объявления на рейс, который унесёт нас за десятки тысяч парсеков на три долгих месяца.

* * *

Лететь до места назначения было три дня. С копейками. Отдельные каюты, шёлковые простыни, мягкие матрацы, элегантные стюардессы и внимательное обслуживание. Сказка.

Сначала планировали посидеть вместе и напиться как следует. Благо было где и чем. Погибших ребят помянуть. Благо несколько ресторанов, баров, внутри бороздящего космические пространства корабля имелось. Выбор крепких напитков и вин, тоже был на загляденье. Хотели выпить, да, но как-то не сложилось.

Мои мысли, после того как выспался, были заняты исключительно событиями, участником которых я стал – Холмогорск, мыс Красной цапли, а возможно даже и ещё раньше. Готлиб тоже не давал покоя. Головы ребят… возможно тоже.

Вместе с нами в Первом классе летело ещё четверо военных: старый генерал-танкист в отставке, штабс-капитан и пару поручиков.

Генерал – шестидесятилетний широкоплечий крепыш с короткой, по военной моде, стрижкой, и густыми усами (напоминавшими мне фотографию маршала Будённого из учебника истории), летел с женой и внуком, а последние трое, как и мы, на какие-то курсы.

Познакомились на второй день. Нет, дедушку мы не беспокоили, не по чину нам, а вот с троицей мажоров провели вечерок.

Штабс – Геродот Порфирьевич Пятаков (правда-правда, я не придумал, видать родители этого субъекта большие оригиналы) был кругленьким брюнетом с тяжёлым подбородком и глазами навыкате. По кантику и шевронам, я понял, что мальчик (почему-то хотелось так его назвать, хотя тот был на пару годиков меня постарше) из штаба 223-го Брусиловского, базирующегося на Хабарове. Поручики были оттуда же: связист и интендант.

Пятаков буквально впился завистливым взглядом в плашку ордена Ярослава II степени, на моей груди (всё верно, того самого, что отец Невского, называемого не иначе как «грозой европейских рыцарей»). Почему? Потому что дают эту награду далеко не каждому, да и не часто. Знаете… она такая специфическая, поэтому и получила в армии хлёсткое название «Чудом выжил».

– За что получили? – отхлёбывая из высокого стакана «Мамонтовского» креплённого (двести империалов за порцию), спросил Геродот Порфирьевич масляно улыбаясь.

Ответом моим тоже была улыбка, только механическая, по привычке. Не более.

– Понятно-понятно. Что-то новенькое значит. Интерресненько! Может намекнёте?

Поручики рядом дружно закивали, чем вызвали смешную гримаску Баранова у них за спиной. Я сделал вид, что не услышал вопроса разглядывая людей, заполнивших помещение ресторана.

– Ох уж и название придумали кораблю наши умники, – не сдаваясь резко сменил тему Пятаков.

– А что с ним не так? – удивился я, сдувая пену с пива.

– Тю-ю-ю, не знаете кем был Гайдар? – ещё больше чем обычно выпучил глаза штабс. – Палачом и садистом.

Меня слова собеседника немного покоробили. Тоже мне специалист по истории XX века. Мне лично всегда рассказывали, что Голиков (настоящая фамилия Гайдара) был самым молодым командиром Красной армии. В семнадцать лет полком командовал.

– А я думал коммунист, офицер и патриот.

– Его же списали подчистую! Наворотил дел зверюга.

– П-п-почему зверюга? – нервно дотронулся до своих каштановых кудрей мой второй прапорщик.

Богачёв немного робел перед офицерами, вот Баранову, по-моему, было пофиг, он обращался с ними подчёркнуто вежливо, но без лести и подхалимства. Пресмыкающегося Валеру же я вообще представить себе не мог. Не такой он человек. К тому же новые нашивки приравнивали его к обер-офицерам.

– У него вроде как кукушка съехала. Так раньше говорили? – громче чем следовало расхохотался один из поручиков, тот, что из интендантской роты. Кажется, пить ему уже пора было заканчивать.

– Война, – произнёс я, пригубив из стакана. – Мне лично всегда импонировал Аркадий Петрович.