И очистит душу мою всепоглощающим огнём. Amen.

Размер шрифта:   13
И очистит душу мою всепоглощающим огнём. Amen.

«Отец наш небесный и Творец земной! Да будет священно имя Твое, да будет на всё воля Твоя, и последуем за Твоим повелением и благостью! Будь нашим лучом света в темном царстве, и освети наш путь, и последуем мы по нему за Тобой! И сохрани нас от мрака, и разгони царство ночи, и очисти души наши всепоглощающим огнем! Аминь.»

Священник захлопнул молитвенник и уставился на догорающий костер. Он знал все святые тексты наизусть, но всё равно делал вид, что читает по книге, так как смотреть в лицо очищенному было невыносимо. Теперь тело, привязанное к столбу, уже нельзя опознать. Сложно даже угадать, была то женщина или мужчина, старик или девушка. Инквизиторы не имели права произносить очищающие молитвы, поэтому требовалось присутствие и содействие священника. Есть адепты, очищающие словом, а есть те, кто очищают действием.

Один из инквизиторов подошел к священнику, и некоторое время они молча стояли рядом и смотрели, как огонь постепенно угасает. Погода в тех местах по большей части пасмурная, скоро начал накрапывать дождь, и земля под ногами быстро стала расползаться в грязь. Инквизитор нахмурился: дождь не даст огню потухнуть самому по себе и костер не догорит так, как следовало бы. Воздохнув, он произнес:

«Святой отец, благодарю вас за присутствие, ваша помощь важна для нас.»

Священник кивнул: «Во благо».

Налетевший ветер подхватил догорающие угольки и унес наверх пеплом. Направление ветра изменилось, и пепел ударил священнику и инквизитору в лицо. Инквизитор отвернулся, а священник закашлял.

«Думаю, нам больше нечего здесь делать,» – сказал инквизитор.

Священник только кивнул, всё еще кашляя. Инквизитор подхватил его под локоть и повел к повозке.

***

«Мартин, ты совсем не притрагиваешься к еде,» – укоризненно покачала головой мать.

Мартин лишь повел плечами. Как можно спокойно сидеть и есть, когда отец занимается священным делом очищения праведников! Мартин еще ни разу не участвовал в этом ритуале, но скоро должен был пройти инициацию, которая даст ему право присутствовать там, и тогда уж он сможет проявить себя.

Мартин горел желанием быть полезным, делать благие дела. Недаром он родился в семье священника, само божественное провидение возложило на него эту священную миссию быть продолжателем святого дела.

Не в силах больше терпеливо сидеть на месте, Мартин встал из-за стола и вышел во двор. Скоро показалась повозка инквизиторов, и несколько минут спустя Мартин жадно смотрел, как его отец прощался с инквизиторами, творя краткую молитву. Однажды и он будет также благословлять их в дальнейший путь, а они, эти справедливые претворители воли Всевышнего, будут с уважением внимать его речам. Но вот молитва закончилась, и отец зашел во двор.

«Здравствуй, отец,» – поспешил приветствовать его Мартин.

«Я кажется говорил тебе не встречать меня,» – устало произнес тот в ответ и направился внутрь. Мартин виновато улыбнулся. Он давно привык к тому, что отец возвращается с подобных служб усталым и раздраженным, но всё равно спешил ему навстречу, желая прикоснуться к его таинственному и манящему миру хотя бы немного.

Когда Мартин вошел в дом, мать уже налила отцу похлебку и молча сидела рядом с ним за столом. Мартин также присел. Никто не спешил прерывать тишину. Все молча доели, и отец направился в опочивальню. Ближайший час лучше было его не трогать, он совершал омовение и отдыхал. Мартин вздохнул, ему так хотелось расспросить отца о его дне, может, хотя бы на этот раз он дал бы ему не свои редкие, скудные ответы. Поскорей бы приобщиться к его миру! Возможно, тогда бы они наконец стали ближе, он стал бы не только сыном святого отца, а таким же «святым», стоящим на одном уровне с ним.

***

И вот такой день настал. Одним облачным утром отец отвел Мартина в церковь, и началось его обучение таинствам очищения и молитвопретворения. Мартин пропитывался благоговейным духом того благородного и сложного действа, которое скоро будет совершать. Он грезил о тех людях, которым будет давать утешение и отпущение грехов, он видел перед собой их благоговейные глаза и слышал их последние слова благодарности ему за то, что он проводил их к Богу.

И вот такой день настал, долгожданный, знаменательный для него, когда Мартина впервые отправили вместе с отцом в качестве наставника на место, где совершалась благородная инквизиция. И грезы, так разительно отличавшиеся от действительности, жгли его душу сильнее очищающего огня.

«Мартин, как ты?» – отец устало прислонился к стене повозки и прикрыл глаза. Было необычно слышать от него подобные вопросы, и в другое время Мартин бы с радостью обратил внимание на простую заботу отца, но сейчас его это не интересовало. Внутри у него теперь была выжженная земля, а в голове всё еще звучали последние слова молитвы той женщины.

Мартин лишь покачал головой и отвернулся. Рядом с ними проехал верхом инквизитор, и Мартин отпрянул от окошка тотчас же и уставился в пол. Взгляд упал на сапоги, все в грязи, и что хуже, в пепле. Сдавшись, Мартин закрыл глаза и, неосознанно повторяя за отцом, прислонился к стене повозки. Больше некуда было деться, и в памяти снова и снова разматывался клубок сегодняшнего дня.

Та женщина кричала так дико, так пронзительно. Нет, не кричала, она выла и стенала, металась из стороны в сторону. А может, это кричал зверь внутри нее? Впрочем, испанский сапожок может сделать зверем кого угодно. Тело немощно, но душу еще можно было спасти. Инквизиторы находили особое удовольствие в процессе отделения души от тела. Пытки, издевательства, мучительная смерть на костре. И святой отец должен был лицезреть всё это, своим присутствием давая благословение на истязание обвиняемого.

Ей дали немного передохнуть и прийти в сознание, ведь на костре нужно было осознавать, за что ты горишь. Ее поставили на колени перед святым отцом для последней исповеди и молитвы. А после привязали к столбу, обложили хворостом, несколькими ветками опутали ее пояс и руки, чтобы огонь мог быстрее добраться до нее. Святой отец зачитал очищающую молитву, и инквизитор разжег костер. А Мартин всё слышал последние слова женщины в своей голове, и не мог от них отрешиться, как ни старался. «Сдохните, все вы, сдохните!»

***

В её зеленых глазах отражался весь мир, весь свет, вся любовь, которую только можно было представить. По крайней мере ему всегда так казалось. Мартин лежал на траве, положив голову ей на колени. Солнце ласково пригревало землю, ветер неспешно шевелил листву на деревьях, и он представлял, что вся эта уединенная поляна – единственное место, что существует во всем мире. И нет за ее пределами ни грязи, ни ненависти, ни боли. И нет страха.

«Ты сегодня необычно задумчив, – сказала Марта, перебирая его волосы и ласково поглядывая. – Случилось что?»

Мартин не рассказывал ей подробности тех недель, что он теперь проводил в работе. Сбылась его мечта пойти по стопам отца, но это теперь не радовало его. Он не мечтал видеть страдания и смерть. И уж тем более не хотелось рассказывать о них ей.

«Просто устал», – соврал Мартин и повернулся на бок. Ложь является одним из смертных грехов, но по сравнению с тем, что он видел почти ежедневно, в чем участвовал и что скоро будет благословлять сам, ложь казалась совсем безобидной вещью.

Они были дружны с детства, всегда шли бок о бок, хотя кажется маловероятным, что сын святого отца и дочь грешной матери могут понимать и принимать чувства друг друга. Созвучие их имен казалось сентиментальному Мартину подтверждением и знаком судьбы о том, что им суждено быть вместе. Он видел такие знаки повсюду: в перемене погоды, в полете птиц, в случайно брошенной фразе, и страшился их. А Марта больше полагалась на себя и свои силы, ведь знаки имеют над тобой власть лишь тогда, когда ты сам наделил их ей.

Марта не стала расспрашивать дальше, и задумчиво гладила волосы Мартина. Ласковые поглаживания смогли его успокоить и он задремал у нее на коленях, но в своей дреме не видел ничего, кроме костра и пепла.

***

«Принесла?» – ворчливо спросила женщина, вытирая руки о грязный передник. Марта протянула ей связку полыни и спорыньи и села на стул в углу.

Продолжить чтение