Принц в фартуке

Глава 1

Сидящий на стуле круглый, как рыночный пирожок, и такой же маслянистый мужчина улыбается невинной улыбкой профессионального мошенника. И взгляд у него… нехороший.

– Мой адвокат сказал, что документы на усыновление в полном порядке.

И это тоже настораживает.

За все годы работы в опеке я ни разу не видела настолько идеальных документов. Я повидала всяких претендентов на усыновление приютских сирот, и опыт на пару с интуицией просто кричат, что доверять детей чете Молл нельзя. Только оснований для отказа у меня на первый взгляд нет. И на второй, и на третий.

Щуплая мадам Молл льнёт к супругу и выглядывает из-за его плеча будто крыска:

– Да-да, госпожа инспектор. Я тоже не понимаю. Не только адвокат, вы сами признали, что документы в порядке. Зачем тянуть? Чем быстрее ребёнок окажется в семье, тем лучше. Разве не так?

– Рассмотрение займёт некоторое время, – обтекаемо отвечаю я, потому что больше сказать нечего.

– Госпожа инспектор?

Я игнорирую крыску.

– Госпожа инспектор, кажется, я буду вынужден подать жалобу. Безосновательное затягивание во вред ребёнку, тогда как именно интересы ребёнка вы обязаны представлять, – от лебезения бурдюк с маслом переходит к угрозам.

Тю!

Пусть подаёт. Я действую строго в рамках закона.

Грамотный стряпчий хлопот доставит, без этого никуда, всё же затягивание – скользкий момент, по-своему мужчина прав. Но как-то не получается воспринимать угрозу всерьёз. К тому же разбирательство процесс небыстрый, усыновление будет отсрочено, и жалоба как раз сыграет против жалобщиков, если их главная цель – оформление за минимальный срок.

– Я знаю, что Карши очень ждёт, когда новые мама и папа заберут его домой, – миролюбиво отвечаю я.

– Я полюбила Карши с первого взгляда, – воодушевляется крыска, наверное, решила, что я испугалась и пошла на попятную.

Я хмыкаю:

– Только мальчика зовут Кайми. Вы так сильно его любите, что даже имя не помнете?

Да, отдавать им ребёнка точно нельзя. Не знаю, зачем им понадобился мальчик, но когда усыновители не утруждаются даже запоминанием имени своего предполагаемого подопечного, верить в родительскую любовь я отказываюсь.

– Госпожа инспектор!

– Вы можете идти. Документы будут рассмотрены, и в срок вы получите официальный ответ, письмом.

Мужчина уже не скрывает злости, но поднимается медленно, сдерживает порыв вскочить. А жаль. Я бы засвидетельствовала неуравновешенность. Невнятно пискнув, крыска подрывается следом, повисает на его локте, тесно прижимается, словно пытается врасти, слиться.

– Всего доброго, госпожа инспектор, – цедит мужчина на остатках вежливости, и чета Молл покидает кабинет.

Глаза бы мои их не видели.

Дождавшись хлопка двери, я раскрываю папку на первой странице и утыкаюсь невидящим взглядом в заявление. Я уже запросила подтверждение каждой справки, перепроверила каждую бумажку. Я нутром чую, что подвох есть. Почему я его никак не найду?!

А если…

Смутная идея толком не оформилась.

Я пролистываю кипу справок и выхватываю одну. Вот! Эту справку помог оформить адвокат, и к ней прилагается доверенность на его имя. Ничего особенного, почти все усыновители прибегают к помощи стряпчих. Меня заинтересовал не сам факт обращения, а фамилия юриста. Надо пробить, что за фрукт и не отметился ли он в других делах.

А ещё надо разобрать две горы отчётов, и понять, почему от суммы, выделенной на приют, до детей дошла пятая часть средств. То есть почему как раз понятно, кто-то решил, что ему нужнее, нежели оставшемуся без родителей ребёнку. Моя задача выяснить имя, собрать доказательства, выдвинуть обвинения – одним словом, унылая рутина.

– Эночка, зайди, – прошу я. Как старшему инспектору, мне полагается не только личный кабинет, но и персональная помощница.

Эночка со мной больше года. Дочка богатых родителей, да ещё и сочная блондинка с идеальной фигурой, большими голубыми глазами и пухлыми губами. Подозреваю, что в инспекцию Эночка пришла прятаться от своих многочисленных поклонников.

Госпожа Майс?

– Эночка, будь добра, завари чаю.

Чай у Эночки получается выше всяких похвал.

Дверь в приёмную остаётся приоткрытой, до меня долетает звяканье ложки о блюдце, шум воды и запах ванили. Пока Эночка колдует над напитком, я составляю запрос.

Энна ставит передо мной чашку, а я в ответ протягиваю документ:

– Отправь немедленно.

– Адвокат Блез Дагота? Хм… Аврора Майс, у меня не очень хорошая память на имена, но, кажется, месяц назад он мне попадался. Вы тогда в командировку уезжали, а он помогал паре с удочерением.

– Вот как? – по спине пробегает холодок дурного предчувствия. – Энна, это важно. Найди мне все материалы по делу, в котором он участвовал. Я хочу знать, кем были усыновители и где они сейчас. Точнее, где ребёнок. И запрос тоже отошли прямо сейчас.

– Что-то не так, госпожа Майс?

– Пока не знаю.

Серьёзно кивнув, Энна выходит. Я не замечала за ней большой любви к детям, но зато Энна надёжна. Если я прошу что-то сделать, можно не сомневаться – распоряжение будет исполнено дотошно и в срок.

Чай манит ароматом ванили, но прежде, чем сделать глоток, я прячу документы четы Молл в сейф. Как бы ни хотелось разобраться с Крыской и Пирожком как можно скорее, придётся ждать новой информации, то есть проверить удочерённую девочку я смогу не раньше, чем завтра. А пока. Привилегия старшего инспектора пить чай, сколько душе угодно. Я позволяю себе расслабиться на долгие пять минут, с блаженством вытянув босые ноги. Чай я всегда пью разувшись.

Входит Эночка, молча забирает опустевшую чашку, и для меня это знак, что пора возвращаться к работе. Мне понадобятся. Папка за папкой я выгружаю на стол отчёты, с которыми мне предстоит биться до самого вечера. Где-то в этих документах прячется ответ на вопрос, который меня очень интересует – куда ушли приютские деньги. Терпеть не могу, когда обирают сирот. На столешнице растут бумажные холмы, холмы стремительно превращаются в горы, и меня погребает под собой царство цифр.

Я погружаюсь в расчёты и окружающий мир перестаёт для меня существовать. Вот например, для детей якобы закупили новые кровати, но старые почему-то не списали. Более того, через месяц после закупки новых кроватей приходил столяр для их ремонта. Дети есть дети, могли сломать, но судя по размеру гонорара мастера, они кровати не то что сломали, а до состояния дров распилили. А тут вообще феерия: якобы в купальне провели косметический ремонт, а затем, вот совпадение, прорвало трубу. Естественно пол и стены пришлось вскрывать, трубы менять, а следом повторять дорогостоящий косметический ремонт. Расходы мыла тоже впечатляют, дети, похоже купаются в нём, а не в воде. Не знаю, сколько часов я так сижу, в какой-то момент цифры начинают слипаться в длинные ряды или наоборот прыгать по строчкам, ускользая от внимания, двоиться. Глаза режет, будто в них песка насыпали, шея затекла. Я бы сражалась с цифрами дальше, но понимаю, что больше упущу, чем найду, поэтому нехотя закрываю папку, ненадолго зажмуриваюсь.

Когда я открываю глаза, за окном уже темень.

– Эночка?

В ответ тишина. Я замечаю на столе остывший чай и записку «Госпожа Майс, я пыталась сообщить вам, что рабочий день закончен, но вы отослали меня».

Помощница неизменно уходит без пяти шесть, и я не могу её осуждать. Сейчас на часах без пяти одиннадцать. Поморщившись, я убираю папки обратно в шкаф, накидываю на плечи форменный плащ, гашу свет, выхожу и запираю за собой кабинет.

Я живу не так далеко от инспекции, поэтому возвращаться предпочитаю пешком. Всего-то перейти шумный, залитый огнями проспект, а дальше попетлять между многоквартирными домами, стоящими впритирку друг к другу. Квартал за узость улочек пренебрежительно прозван каменным мешком, но мне здесь нравится, хотя, говоря откровенно, зелени и свежести простора порой не хватает.

Уже у подъезда я ловлю себя на том, что пока шла, выпала из реальности и проскочила мимо угловой пристройки хозяйки Хошши. Женщина держит домашнюю кухню, готовит вкусно, берёт недорого – идеальный вариант для одиночки вроде меня. Представив, что придётся сначала возвращаться до пристройки, потом работать ложкой, я передёргиваю плечами. Нет уж, усталость валит с ног, обойдусь без ужина, сразу замотаюсь в плед и спа-а-ать.

Я нашариваю в кармане ключ, поднимаюсь на третий этаж. На площадку выходят двери сразу четырёх квартир, моя крайняя правая. Я отпираю. Мыслями я уже давно в кровати. Не глядя, делаю шаг вперёд, но цепляюсь за что-то мыском ботинка и лечу на пол.

– Чёрт!

Кажется, я разбила коленку. Как маленькая.

Кое-как поднявшись, я дотягиваюсь до лампы. Зажигается свет, и я с унынием обозреваю открывшийся разгром.

Обычно уборкой занимается приходящая раз в десять дней помощница по хозяйству, но позавчера она прислала записку, что приболела, и в результате порог завален бумажными пакетами, битком набитыми мусором. Я честно собиралась их выбросить, но утром постоянно забываю, а вечером тащиться до помойки откровенно лень. Я бы и сегодня проигнорировала пакеты, хотя от них уже попахивать начинает, но их слишком много. Ещё чуть-чуть, и они выселят меня из моей же квартиры!

Может быть, сойдёт, если убрать только часть, самые, так сказать, ароматные?

Постояв немного, смиряюсь с очевидным – сами они не убегут. Присев на корточки, я подбираю рассыпавшиеся пустые упаковки, обёртки, утрамбовываю в пакет. Чтобы лишнего не бродить, можно в каждую руку взять по два, благо пакеты объёмные, но не особо тяжёлые.

Прихрамывая, спускаюсь вниз. Помойка за углом дома, идти не так уж и далеко. Коленку больно… А ещё сонливость отступает, и я отчётливо ощущаю, что голодна.

Два мешка я забрасываю в контейнер без проблем. Забрасываю и третий, а четвёртый выскальзывает из пальцев, падает между ящиками, и к грохоту падения примешивается чей-то стон. Подозрительно новый ботинок, который я тоже приняла за мусор, дёргается, и, прежде чем я успеваю отреагировать, из щели на меня вываливается мужчина с гнилой банановой шкуркой в тёмных волосах и хватает меня за ногу.

Я испуганно вскрикиваю, а мужчина ловко подсекает меня под и без того больную коленку, дёргает на себя. Слишком быстро, я просто не успеваю реагировать, падаю на него. Мужчина перехватывает меня за руку, кожу припекает, будто к запястью прижали горячий круглящ.

Мы встречаемся с мужчиной взглядами.

– Я запрещаю звать на помощь, – внятно произносит он, и вдруг силы оставляют его, и он валится обратно в проём между мусорными контейнерами.

Я отстраняюсь, задираю рукав, недоверчиво смотрю на проступившую на руке татуировку. Печать?!

Глава 2

Я скучная зануда-инспектор, отвратительная хозяйка и убеждённая холостячка, обожающая свою работу и предпочитающая людям цифры. Даже в юности я никогда не теряла голову и избегала сомнительные приключения. Почему, почему именно я попала в переплёт?! Не занималась квартирой, и начинать не стоило, знала же, что домашние дела – не моё. Чёрт. Я обвожу татуировку подушечкой указательного пальца. Как будто её можно так легко стереть, ха! Линии рисунка наливаются предостерегающим багрянцем. Я отдёргиваю палец. Сомнений нет, мужчина приложил меня королевской печатью. Разумеется, не настоящей, а её теневым двойником. Но какая разница? Приказ мужчины всё равно что приказ самого короля.

«Запрещаю звать на помощь» – что он имел в виду? Что не нужно собирать толпу зевак или что вообще никого не нужно звать?

Не надо быть детективом, чтобы догадаться – мужчину кто-то преследовал, но упустил, однако, достать всё же успел, вероятно, магией, раз крови я не заметила.

Моя бедная коленка.

Я поднимаюсь.

Мужчина, который, казалось, потерял сознание, реагирует на моё движение – снова хватает за ногу. Чтобы устоять, мне приходится схватиться за край контейнера, и, конечно, я попадаю рукой во что-то скользкое и одновременно липкое. Вот мерзость!

Я опускаю взгляд на недобитка.

Зло берёт. Не на мужчину, а на ситуацию и собственное невезение.

– Леди, именем короля приказываю оказать мне содействие.

Печать напоминает о себе лёгким покалыванием и теплом.

– Да понятно, что обратно в мусорку вас уже не закинуть, – вздыхаю я. Вне работы я и вежливость плохо совместимы. Слова срываются с языка до того, как я вспоминаю, что передо мной вообще-то доверенное лицо короля. Скажи мне кто, что встречу птицу столь высокого полёта, в жизни бы не поверила.

К счастью, мужчина пропускает мой вздох мимо ушей.

– Помогите мне встать.

Ничего, что я леди, а не грузчик?

– Может, вы потерпите, пока я вызову лекаря?

– Нет!

– В смысле «нет»? Я в оказании первой помощи не смыслю, а вам помощь явно нужна.

Мужчина не отвечает, слышно только его тяжёлое дыхание. Хватка на ноге усиливается, щиколотку будто капкан сдавливает. Предчувствие синяков не оставляет места сочувствию, да и вряд ли мужчина в нём нуждается. Особенно шумно вдохнув, он, наконец, отпускает меня, переворачивается на четвереньки.

– Никого нельзя. Меня ищут, – он пытается ухватиться за стенку контейнера, но рука соскальзывает.

Я наклоняюсь, подхватываю его под локоть. Неожиданно, но с моей помощью он встаёт очень легко, правда, тут же едва не заваливается обратно. Я смутно понимаю, что делать дальше. Судя по настрою, от экипажа мужчина тоже откажется, иначе бы он уже отправил меня искать извозчика. Но в таком состоянии, как у него, мужчина никуда не дойдёт.

Банановая шкурка, до сих пор каким-то чудом продолжавшая держаться в его волосах, съезжает по лбу на нос и падает.

– Это что, помойка? – хрипло спрашивает он.

– Может, всё-таки лекаря? Неофициально, – вопрос я тактично игнорирую, вряд ли мужчине станет легче, если я подтвержу, что да, помойка.

– Леди, вы живёте неподалёку?

А это к чему? Дурные предчувствия усиливаются, но не ответить нельзя. И врать нельзя.

– В этом доме.

– Прекрасно. Вас послали мне боги. Я остановлюсь у вас.

– А меня толкнули черти, не иначе.

Мужчина с восхитительной наглостью опирается на моё плечо. К счастью, он не обрушивает на меня свой вес и не повисает безвольным мешком, тащить на себе, как я опасалась, не приходится. Больше того, мужчина довольно бодро перебирает ногами, но при этом его ужасно шатает. Похоже, я угадала насчёт магии. Вероятно, удар был ментальным, мужчина с трудом ориентируется в пространстве, для него, что тротуар, что небо, что стена дома – всё едино.

До подъезда я его довожу без особых затруднений, подумаешь, шли не по прямой, а выписывали зигзаги. Нестоящим препятствием становится лестница. Меня всерьёз пугает, что мужчина либо сверзится через перила вниз, либо опрокинется назад.

– Чёрт бы тебя побрал, – на моё ворчание он всё равно не реагирует, можно хоть словесно душу отвести.

Коленку больно, загаженный форменный плащ жалко, а уж про квартиру лучшее вообще не вспоминать. Я привыкла считать её своей личной территорией, и вдруг получаю подселенца. Я очень смутно представляю, куда его девать. Квартира у меня бывшая однокомнатная, мастера отгородили мне спальный закуток тонкой кирпичной перегородкой и получилось подобие двух комнат. Каждая размером с будку, ага.

– Леди…

Я всё-таки его уронила.

Странно, что всего один раз.

Оставив мужчину на ступеньках, я поднимаюсь на лестничный пролёт одна, открываю квартиру и зажигаю лампу. Света, чтобы осветить лестницу полностью, не хватает, но по крайней мере не придётся дальше карабкаться в кромешной темноте.

За недобитком-подселенцем возвращаюсь.

У нас ещё минут пять уходит, чтобы преодолеть последние метры. Я конвоирую мужчину в гостиную и подталкиваю в сторону двухместного диванчика, идеально вписавшегося между дверью и шкафом. Продавленный, побитый молью, удобный, как растоптанные тапочки. Мужчина проводит ладонью по обивке запрокидывает голову на скруглённую мягкую спинку и закрывает глаза. Похоже, выдохся.

Я зажигаю вторую лампу. Мужчина никак не реагирует на яркий свет. Хотя какой он мужчина? Лицо юное. Навскидку я бы дала ему двадцать четыре или двадцать пять. В каждой чёрточке прослеживается порода, у простолюдинов не бывает настолько скульптурных лиц, да и насыщенный каштановый цвет волос признак принадлежности к аристократии. Парень как минимум чей-то бастард. Впрочем, ничего нового, о его происхождении лучше всего говорит сам факт, что у него был теневой двойник королевской печати. Выше только король.

Рослый, но не крупный, тренированный. И надо честно признать – приятный взгляду.

Одежда. никакая. Тёмная кожаная куртка, тёмные брюки. Парень предусмотрительно оделся так, чтобы не выделяться в толпе, но в то же время я отмечаю и качество материала, и пошив, вещи сделаны явно на заказ. А ещё куртка не по погоде плотная, будто надета из расчёта на удар ножом. Хотя, возможно, что как раз именно с таким расчётом она и надета.

Сопит безмятежно…

Нет, я прекрасно осознаю, что злиться на парня не за что, и что такого сна, как у него, врагу не пожелаешь, но всё равно раздражает. Я не особо ласково расстёгиваю пуговицы и отбираю куртку, бросаю её на подлокотник, затем стягиваю с парня ботинки, но их в комнате не оставляю, а выношу в коридор и плюхаю на один из пакетов с мусором. Второй раз идти к помойке у меня духу не хватит. Квартира, простите, не безразмерная. Я проверяю, заперла ли я входную дверь и возвращаюсь в гостиную.

Отобрать у парня рубашку? Увы, я слишком устала, чтобы развлекаться подобным образом. Я вытаскиваю из шкафа свежую наволочку. Я сплю с двумя подушками, запасных нет, так что придётся пожертвовать свою. Одеяло вообще только одно, но в шкафу есть шерстяной плед, да и не холодно, не должен замёрзнуть.

– И что с тобой делать? – продолжаю я ворчать вслух.

Попытка уложить парня закончилась провалом – ноги на диване не поместились, а сам он так и не проснулся. Может, попробовать свернуть его в клубок как ёжика? Или просто оставлю как есть, пусть ноги торчат в прихожую, не мешает.

Наскоро умывшись и сполоснувшись, я с унынием осознаю, что от ужина в пользу сна я отказалась напрасно, время глубоко за полночь, утром на работу. Выспаться мне не грозит. А ведь встать, наверное, придётся раньше из-за недобитка.

Кстати, ему повезло. На кухне нашлась последняя чистая чашка. Посуду я тоже не мою, складываю в раковину и оставляю помощнице. Когда она сможет прийти? Даже если завтра, посуда всё равно уже кончилась. В чашку я наливаю питьевую воду, отношу в гостиную, ставлю на столик у дивана, гашу свет и с чувством выполненного перед Короной долга, уползаю спать.

Я наивно надеялась проспать до утра?

Посреди ночи я подскакиваю от оглушительного грохота.

Глава 3

Землетрясение? Вторжение вражеских войск?

Сперва я вообще не могу понять, почему в тихом квартале громоподобный грохот. На улице тихо, грохотало в моей квартире. Может, притвориться, что я ничего не слышала? Грохот повторяется.

Ругнувшись, я встаю. Не знаю, хочу я спасти кухню от недобитка или недобитка от кухни.

– Что происходит? – я врубаю свет. – О-о-о. Моя любимая чашка!

Сама не знаю, как так повелось, коллеги на праздники дарят мне исключительно чашки, и у меня их накопилось несколько десятков. Использованные я ставила одну в одну и собирала в аккуратные башенки.

Недобиток лежит под столом, а весь пол от стены до стены усеян осколками.

Проморгавшись, парень ошеломлённо смотрит на меня. Я запоздало осознаю, что спросонья вышла в кухню, как была, в брючной пижаме. Впрочем, ткань плотная, всё, что нужно скрыть, скрывает. Парень отводит взгляд, садится, оглядывается:

– Которая именно любимая?

– Каждая.

– Я всё ещё в помойке, да?

А вот это было грубо, хотя, надо признать, справедливо. Ну не умею и не люблю я заниматься домом, что теперь? Живу я, можно сказать, на работе, а в квартиру прихожу ночевать. Чистоту поддерживает помощница, но она заболела и получилось, что получилось. В конце концов, я не рассчитывала на гостей.

– Вам лучше?

Парень довольно уверенно встаёт. Вряд ли головокружение прошло окончательно, в движениях заметна неуверенность, но по крайней мере парень больше не шатается . Он ещё раз оглядывается. По-моему, он отказывается верить своим глазам. Привык во дворце к хоромам.

Интересно, он что-нибудь в своей жизни кроме роскоши видел?

Пожалуй, мне его даже самую малость жаль.

– Спасибо за воду, леди, но ту, что вы оставили, я уже выпила, а после ментального оглушения жажда очень сильная.

Значит, природу удара я определила верно.

– На подоконнике в графине слева от вас. Питьевую воду я покупаю в ледяных брикетах, они в холодильном ящике. Нужно что-нибудь ещё? – я неожиданно для себя зеваю, едва успеваю прикрыться ладонью.

Парень невесть чему удивляется, словно уставших людей никогда не видел.

– Н-нет, благодарю, леди.

– В таком случае, – я киваю на осколки чашек, – чувствуйте себя как дома.

Хах, как и задумывалось, традиционное предложение гостеприимства прозвучало настоящим проклятьем.

Я разворачиваюсь, и, зевая, возвращаюсь в спальню, забираюсь обратно под одеяло, переворачиваюсь на правый бок. Сон накрывает моментально, но прежде, чем я проваливаюсь в чёрную бездну без сновидений, я ещё успеваю поразиться, что соседство с незнакомцем меня никак не тревожит, это совершенно не в моём характере. Во мраке сна что-то мерещится, но настолько неявное, что когда во тьму врывается писклявый вой будильника, остаётся лишь тягостное ощущение.

Противное дребезжание бьёт по ушам, я специально выбрала будильник с самой мерзкой трелью, такая даже дохлого поднимет.

В дверь раздаётся стук:

– Леди, что происходит?

Сонливость моментально слетает. Я подскакиваю.

– Чёрт, так вы мне не приснились, – я отключаю будильник.

– Я не чёрт, леди.

Пфф!

– Господин Не-Чёрт, не могли бы вы уйти на кухню? Мне нужно привести себя в порядок.

– Да, леди.

Из-за двери раздаются приглушённые отдаляющиеся шаги, проход в ванную свободен, но умывание подождёт. Первым делом я подношу руку к лицу. Исчезновение татуировки сделало бы это утро по-настоящему добрым, но печать за ночь никуда не делась, и в ответ на моё внимание линии наливаются багрянцем.

Жаль…

Корона, скипетр и печать являются не только символами власти, но и древними артефактами. Их истинная мощь, естественно, скрывается и является одной из самых охраняемых государственных тайн, но некоторые возможности артефактов широко известны. Печать с моей кожи исчезнет, как только я выполню приказ. «Оказать содействие». Я эгоистично надеялась, что того, что я уже сделала, будет достаточно, но нет. Может, мне придётся отправиться во дворец, чтобы сообщить о недобитке? Перспективы неприятные.

Добравшись до кухни, уже полностью одетая , только форменный плащ накинуть осталось, я обнаруживаю парня сидящим за столом, причём держится он с таким видом, будто находится в дворцовой столовой на званом королевском ужине, а не на убогой кухне. Из-за диссонанса я даже с мыслей сбиваюсь на секунду.

Пол так и усыпан разноцветными черепками. Нет, я не ждала, что парень бросится прибираться, после того как разгромил два башенки чашек. Не факт, что он вообще знает, с какой стороны за веник браться, уборкой занимаются слуги. Меня цепляет, что он не испытывает ни капли смущения. Я буравлю его неприязненным взглядом, не скрывая отношения. Парень лишь усмехается и разводит руками. Да, он прав, поступая на государственную службу, я принесла присягу. Пустая церемония, если честно, потому что никакой магии не хватит контролировать десятки тысяч человек, однако след в ауре всё же остаётся, именно поэтому теневой двойник королевской печати на мне сработал, и не подчиниться я не могу, не столько из-за того, что отказ будет расценен как государственная измена, сколько из-за того, что татуировка сперва начнёт беспокоить, потом жечь, а может и вовсе убить.

– Рада, что вам лучше, господин Не-Чёрт.

– Доброе утро, леди. Сожалею, что мой бодрый вид ввёл вас в заблуждение. Я оправился от оглушения, это правда, но всё ещё мало на что гожусь. Мне нужно восстановиться.

Чашка, в которую ночью я наливала недобитку воду, уцелела. Себе возьму пользованную, из которой я пила всего один раз, ошпарю кипятком, и сойдёт. Чай, как Энночка, я заваривать не умею, помню, она пришла в ужас, когда в первые день работы, увидела, что я пью. С какой жалостью она на меня смотрела… На следующий день она принесла новую заварку и пакетик с ванилью.

Поставив на стол чашки, я достаю из шкафчика сухари и сажусь.

– Приятного аппетита, господин Не-Чёрт. Я правильно понимаю, вы хотите, чтобы я сообщила о вас и сказала, откуда забрать?

С татуировкой во дворец меня не сразу, но пропустят. День, увы, убит. Но может, успею навестить удочерённую девочку?

– Нет, леди, ни в коем случае, – парень отвечает слишком серьёзно, даже намёк на ухмылку исчезает с его выразительного лица.

– Простите?

– Леди. Меня пытался убить человек, которого я считал другом и которому безоговорочно доверял.

– Не. преступник?! – я потрясённо смотрю на парня.

Я предположила, что недобиток служит в Королевском комитете безопасности, вероятно, напал на след особо опасного преступника или узнал нечто важное, но был замечен и с трудом ушёл он погони. Но парень утверждает, что преступником оказался кто-то свой. Это ведь. невозможно. Только что парень пошатнул мою картину мира.

Помимо присяги, которую дают мелкие чиновники вроде меня, есть ещё Большая церемония, во время которой присяга принимается лично королём, и в ритуале участвуют королевские регалии. Предать невозможно. Если король доверил парню теневого двойника печати, то не мог предварительно не получить абсолютную верность. Почему предатель не был связан клятвой? Или контроль можно сбросить? Не уверена, что мне нужно знать подробности, государственные тайны смертельны. Но даже так я могу сказать, что происходит что-то очень плохое.

– Леди.

– Нет-нет, не надо, – перебиваю я и даже ладони вскидываю в защитном жесте. – Я спросила, не подумав. Лучше скажите другое. Чтобы я встретилась непосредственно с королём, вы тоже не хотите?

Не факт, что это осуществимо.

– Нет, леди. По двум причинам. Во-первых, добиваясь аудиенции, вы привлечёте слишком много внимания, и те, кто хотят моей смерти, придут первыми. Во-вторых, его величеству будет проблемно заниматься моим вопросом. Нет, леди, мне нужно восстановиться. И после этого я уйду.

Обещание недобитка пугает до чёртиков.

Глава 4

Трон под королём шатается – вот что сказал недобиток. Логика простая: беспорядок во дворце ведёт к хаосу в стране. Моя тихая мирная жизнь под угрозой, ни улицах в любой момент может стать опасно. И сироты… О них власть будет беспокоиться в последнюю очередь.

– Должна ли я остаться с вами, господин Не-Чёрт. Кстати, как мне следует к вам обращаться?

– Как вам нравится, леди. «Не-Чёрт» вполне годится. Своё настоящее имя я вам не назову.

– Да, конечно, – настоящего имени я и не ждала, но в свете дня придуманное со злости прозвище не кажется уместным.

Наверное, парень бастард, в нём нет ни высокомерия, ни аристократической спеси, зато практичности на десятерых хватит.

– Оставаться нет необходимости. Чем вы мне поможете? Разве вы целитель? Ваш прогул привлечёт внимание, смертельно опасное для нас обоих.

Я всего лишь выносила мусор. Почему всё обернулось так?!

Впрямую парень опять же не говорит, но выводы делать я умею. Во-первых, если его найдут враги, меня уничтожат вместе с ним как свидетеля. Во-вторых, недобиток ожидает масштабных поисков, раз даже прогул никому не нужного инспектора Опеки грозит вызвать интерес ищеек.

– Господин Не-Чёрт, могу я узнать, как долго вы у меня пробудете? Речь идёт о сроке в день-два или большем?

– Не терпится от меня избавиться, леди? – хмыкает он.

– И это тоже, но спрашивала я из иных побуждений. Если вы задержитесь, то вам явно нужна сменная одежда. В моём гардеробе мужских вещей нет.

– А, вот вы о чём. Да, я задержусь.

Какая жалость.

Сухарь, который я опустила в чашку, давно раскис. Привычку размачивать я «подцепила» у старой няни, доживавшей свой век при сиротском приюте. Я вылавливаю ошмётки чайной ложкой и съедаю. Парень смотрит шокированно. Хах, я только что страшнейшим образом нарушила столовый этикет. Честное слово, я не нарочно, просто отвлеклась на размышления и забылась.

– Вечером приведу помощницу по хозяйству, она всё уберёт.

Раз «моя» болеет, на один раз приглашу дочку хозяйки Хошши, например. Вот если бы я сразу это сделала, а не тянула до последнего, никого подселенца в моей квартире сейчас бы не было.

– Леди?

– Да?

– Леди, вы ручаетесь своей жизнью, что уборщица не сплетничает в городской страже?

Парень мог бы высмеять, но вместо этого спрашивает абсолютно серьёзно, позволяет самой осознать грубейшую ошибку. Уж если прогул опасен, хотя можно сослаться на мигрень и взять отпуск, то посторонний человек в квартире, каким бы безобидным он ни казался, опасен. Да даже если моя прежняя помощница поправится – с чего мне ей доверять?

– Оу… Простите, сглупила.

Я окидываю взглядом пол. Я должна сама убирать черепки? Может быть, отпинать их в угол достаточно? В конце концов, это просто керамика, ничего плохого не случится, если она немного полежит у стены. А когда всё закончится, домработница подметёт. Ладно, подумаю об этом вечером.

– Мне пора, господин Не-Чёрт, и так уже опаздываю, – я залпом допиваю остатки чая и поднимаюсь из-за стола.

Недобиток кивает и галантно встаёт вслед за мной, провожает до входной двери.

– Берегите себя, леди.

Вот интересно, парень более-менее уверен, что я не побегу его сдавать или слепо рискует, потому что я его единственная надежда?

– Спасибо, я буду осторожной. Вернусь. Обычно я задерживаюсь на работе допоздна, но если во второй половине дня посетить приют, то в инспекцию можно не возвращаться, вопросов ни у кого не возникнет. Хорошего дня, господин Не-Чёрт. Ах да, у меня ещё где-то пряники были.

Я захлопываю дверь, запираю.

Раз внимание привлекать запрещено, сходить к хозяйке Хошши и принести недобитку завтрак я уже не успеваю. Бедный парень, кроме чая, сухарей, каменных пряников и сливочного масла, у меня ничего съедобного нет.

Ой, я опять забыла пакеты с мусором. Но не возвращаться же теперь! Я уже спустилась.

По тесным улочкам я почти бегу, придерживаю полы плаща. Вчерашний, запачканный, я бросила в корзину к прочей одежде. Те же блузки я в обязательном порядке меняю каждый день, так что в корзине тоже гора накопилась. В шкафу запас свежих вещей всё меньше. На проспекте я притормаживаю, покупаю у лоточницы два горячих пирога с мясом, морщусь. Я хоть и не готовлю, но обычно не позволяю себе питаться кое-как. Правильно говорят, что неприятности – существа стайные, навалилось всё одно к одному.

Здороваясь с коллегами, я торопливо поднимаюсь в свой кабинет. Эночка уже здесь. Напевая под нос детскую песенку про растяпу-мага, перепутавшего все зелья на свете, она сосредоточенно подпиливает и без того идеальные ногти.

– О, госпожа Майс! – Эночка приподнимается в знак приветствия, но не встаёт и пилочку не откладывает.

– Доброе утро, – улыбаюсь я.

– Госпожа Майс, такие новости!

– Ответ на запрос пришёл? – удивляюсь я. Раньше полудня я документов не ждала.

Эночка смотрит на меня с лёгкой укоризной и переходит на заговорщицкий шёпот:

– Нет, Аврора Майс. Новости из дворца. Вы не поверите, что случилось!

– Вот как?

По спине прокатывается холодок дурного предчувствия. Неужели грянуло?

– Покушение на жизнь короля!

Ох, теперь ясно, почему парень сказал, что прорваться на аудиенцию шансов нет.

– Его величество не пострадал? – хмуро уточняю я.

Эночка выбирается из-за стола, и шепчет уже на ухо:

– Кто знает? Нападение совершил принц, и по официальной версии его величество слёг от душевного потрясения, а принц сумел сбежать, и теперь его ищут.

Совпадение или…? У меня нет представления о принце, знаю только, что он родился чуть больше двадцати лет назад и в свете появился один единственный раз – в день своего дебюта.

По возрасту недобиток подходит, однако со слов Энны получается, что принц бежал из дворца, спасаясь после неудавшегося убийства. Времени переодеться у принца не было, а недобиток одет совсем не по-дворцовому. Опять же, манера общения. Парень умеет быть очаровательно наглым, но при этом в нём нет ни капризности, ни властности. Вряд ли принц стал бы разговаривать со мной как с равной, а парень стал. Получается, что всё-таки совпадение. Возможно, он один из пособников принца?

Я с трудом удерживаюсь, чтобы не погладить татуировку. Лучшее решение – не лезть, не знать, ведь если недобиток действительно принц, я должна его выдать, не так ли?

– Будем надеяться, что его величество быстро оправится и наведёт порядок.

– Да-да, именно так.

Попросив у Энны чай, я прохожу в кабинет.

Надо бы о проблемах приюта думать, но из головы не выходит недобиток. Если он преступный принц, то почему он так легко позволил мне уйти? «Оказать содействие» настолько размытая формулировка, что при желании выдать парня я смогу. Запереть меня в квартире не получилось бы, запаса сухарей и на пару дней не хватит, но связать гораздо более жёсткими запретами – легко.

Да бред, из него принц как из меня принцесса.

Я выгружаю из шкафа папки и ныряю в расчёты. Концентрация на цифрах дисциплинирует разум и избавляет от пустых домыслов. Я с первого взгляда замечаю то, что пропустила вчера: уроки у двух классов ведут учителя-однофамильцы с одинаковыми инициалами. Готова спорить на что угодно, что это один и тот же человек. Получается, в класс вместо положенных тридцати человек набивается шестьдесят?

Очень хочется тряхнуть приют немедленно, но я сдерживаюсь. Сперва надо закончить с документами, чтобы спросить сразу за всё, не дать ни единого шанса.

– Госпожа Майс, поступил ответ на первый запрос. Пара, удочерившая интересующую вас девочку, проживает в Бегольском районе.

Интерлюдия 1 Керт

Дверь закрывается, в замочной скважине с щелчком поворачивается ключ, раздаются торопливые шаги и тотчас стихают. Моя невольная спасительница ушла, и я обессиленно приваливаюсь к стене, пережидая мучительный приступ слабости. Ментальный удар не просто оглушил, удар начисто лишил меня магии. За грудиной, где я всегда чувствовал пульсацию энергии, сосущая дыра, и надеяться, что рана затянется, неоправданный оптимизм. Возможно, прямо сейчас я умираю буквально.

Теснота кажется удушающей, квартира не намного просторнее гроба, хотя вряд ли я могу рассчитывать на такую роскошь, как торжественные похороны. Полагаю, меня сожгут, а прах развеют. Стать ветром не так уж и плохо, да?

Прямо сейчас я ни на что не годен, единственное, что в моих силах – медленно восстанавливаться и думать. Ум – это всё, что у меня осталось, и как бы ужасающе беспомощно я себя ни чувствовал, пока я жив, я буду сражаться.

И для начала мне стоит познакомиться с леди, от которой в ближайшие дни будет зависеть моя жизнь. Взгляд упирается в бумажные пакеты с мусором. Три из них опрокинуты и частично просыпались. Судя по запашку, выставлены к порогу давно.

Парадокс…

Среди людей водятся те ещё свиньи, грязью в квартире меня не удивить. Однако назвать квартиру захламлённой язык не поворачивается. Вероятно, пакеты зацепил я, когда леди ночью тащила меня невменяемого, а до этого пакеты стояли в два ровных ряда. Я легко могу представить, как леди по мере накопления ставила пакеты поочерёдно в правый и левый угол у двери, пока они не заполнили всё пространство вдоль порога. Почему не выносила – загадка. А, нет, вчера я помешал ей. Но почему она добила до последнего?

На кухне использованной посуды не так уж и много, леди явно чаще питается вне дома, две тарелки и приборы замочены в тазике с водой, ждут, когда их помоют.

Чашки… Чашки были составлены одна в одну и стояли у стены аккуратными столбиками.

Леди явно привыкла к порядку, только он у неё своеобразный. Я бы ни за что не додумался раскладывать мусор по системе.

И, наконец, я подхожу к корзине с одеждой в стирку. Сверху брошен форменный плащ. Я приподнимаю полу.

Чувствую себя извращенцем, копающемся в грязном белье. В бельё я, естественно, не полезу, достаточно блузки. Не засаленная, не затасканная, всего лишь один раз надёванная. Опять же, утром леди шумела в ванной, и я готов ручаться, что она занималась гигиеной, а не плеснула в лицо пару пригоршней воды вместо умывания.

Странная женщина. Имя я. не спросил.

Пожалуй, я не могу назвать её симпатичной. Ей больше подходит миловидная. Светловолосая, голубоглазая – обычная. Встреть я её на улице или в учреждении, не обратил бы внимания, но и неприятия она бы у меня не вызвала.

Я возвращаюсь на кухню.

Что за дрянь у неё вместо чайной заварки? Сухари так и остались на столешнице, но мне, чтобы восстановиться требуется явно нечто посущественнее.

Под ногой хрупает черепок. Я отбрасываю его в сторону. Прежде я никогда бы не стал есть в такой обстановке, но прежде я и не проигрывал.

Я прохожусь по шкафам в поисках съедобного, но шкафы пусты. Только в одном из них мне попадаются четыре круглых камня, которые леди называла пряниками. Желудок нехорошо отзывается на мысли о предстоящей голодовке, которая совсем не способствует выздоровлению. На всякий случай я открываю холодильный ящик.

Как она живёт? Нет, серьёзно – как?! Уму непостижимо. В холодильном ящике аккуратными стопочками сложены брикеты замороженной питьевой воды и. сливочное масло? Я закрываю ящик, оглядываюсь. А. что мне поесть-то?! Да уж, щенка или котёнка я бы этой леди не доверил.

На столе под полотняной салфеткой, защищающей от пыли, я нахожу нож для рыбы, двузубую вилку для оливок и с десяток чайных ложек. В тазике обнаруживается поварский тесак и лопатка для торта. Чем из этого я должен отрезать масло? Не уверен, что мой учитель этикета сможет дать ответ. Я выбираю нож для рыбы, он чистый, и устраиваюсь за столом уплетать намазанные жиром сухари. Этот завтрак, если я всё-таки сумею выжить, я буду помнить до конца своих дней.

Каменные пряники я мстительно оставляю хозяйке.

Взгляд снова цепляется за черепки. Пожалуй, мне интересно, как вечером поступит леди. Похоже, она считает, что пока она готова платить домработнице, домашние дела её не касаются. Такой образ мысли вряд ли будет у простолюдинки, да и внешность выдаёт в ней леди. У крестьянок не бывает изящных маленьких рук и длинных тонких пальцев. Но странно, что аристократка поселилась в «каменном мешке». Она отказалась от связи с роднёй? Но ведь всё равно могла выбрать более респектабельный район для переезда, не похоже, что у неё проблемы с финансами.

Разобраться важно, ведь она та, от кого зависит моя жизнь.

За размышлениями я не замечаю, как догрызаю последний сухарь. Г олод притупился, но головокружение только усиливается. Я придерживаюсь за край стола, пережидаю приступ.

Я рассчитывал спокойно проанализировать события последних дней, начать работу над планом, прикинуть свои ближайшие действия, но меня буквально валит с ног. Чтобы не растянуться в битых черепках, по стене я добираюсь до дивана, падаю и отключаюсь.

Когда я открываю глаза, в комнате царит полумрак. Здесь нет ни окна, ни часов, судить о времени трудно. Я прислушиваюсь. Квартира молчит.

Леди до сих пор не вернулась?

Я поднимаюсь, зажигаю лампу, прохожу на кухню. Не заметив, наступаю на один из черепков. Они всё ещё здесь? Хах, разумеется, ведь слуг нет.

На кухне едва слышно тикают антикварные часы. Время близится к восьми вечера. Рабочий день у государственных служащих заканчивается в шесть. Я весь день проспал? Чувствую себя физически лучше, а в смысле магии только хуже, образовавшаяся дыра словно тепло из меня вытягивает, неприятное ощущение, которое легко было игнорировать, становится весьма болезненным.

Я вынимаю их холодильного ящика брикет льда, бросаю в чайник. Пока вода закипает, подхожу к окну, сдвигаю плотную штору. Я хочу увидеть подъезд, увидеть входящую в него леди, но открывающийся вид… Вида как такового нет, прогал шириной два метра, и стена следующего здания, окна в котором также зашторены. Нет, мне не нужно, чтобы меня кто-то случайно заметил, рассмотрел. Я задёргиваю штору.

Где леди?!

Утром она сказала, что опаздывает, когда было без двадцати девять, то есть до места работы ей добираться меньше получаса. Она должна была вернуться давным давно, но её всё нет.

Ей отчётливо не понравилось, что я втягиваю её в неприятности. Она могла взять срочный отпуск и сбежать?

Глава 5

Личное дело девочки я читаю на ходу, в тряском экипаже. Естественно, я не стала тащить с собой полный комплект документов, только заключение с самой основной информацией. Меня не покидает ощущение, что я безнадёжно опаздываю. Может, стоило взять пару стражников в качестве сопровождающих? А как я объясню? Интуиция, увы, не аргумент.

При беглом просмотре я нашла только одну зацепку, но её совершенно недостаточно, чтобы бить тревогу. Инспектор Опеки обязан время от времени навещать усыновлённого ребёнка и проверять, в каких условиях малыш живёт, однако в законе не установлены конкретные сроки. С одной стороны, это правильно, проверка имеет смысл, когда она внезапная. С другой стороны, некоторые мои коллеги, и их, к сожалению, немало, трактуют закон в сторону уменьшения объёма работы, проверяют ребёнка на второй-третьей недели после принятия в семью и через год.

Девочку удочерили всего месяц назад. Отчёт о проверке отсутствует. Чёрт, это даже зацепкой не назвать – сроки пока ещё не нарушены.

Опять же, если я напрасно паникую, то приход стражников может напугать малышку.

– Прибыли, госпожа инспектор.

Я ещё раз проговариваю про себя имена удочерителей, сверяюсь с документами и прячу папку в сумку, выбираюсь на мостовую.

Извозчик кивком показывает нужный мне подъезд.

– Благодарю, – я вручаю ему квитанцию.

Проезд для меня бесплатный, в конце месяца извозчик сдаёт квитанции в Дорожный департамент и получает оплату по фиксированной ставке, но главное – это налоговые льготы и бесплатное продление лицензии, так что чиновники у частников желанные пассажиры.

– Ждать, госпожа инспектор?

– Не уверена, – честно отвечаю я и вхожу в подъезд.

Семья живёт в многоквартирном доме, на втором этаже в трёхкомнатной квартире, не считая гостиную. Супруга домохозяйка, супруг помощник управляющего магазином тканей. Я поднимаюсь по просторной лестнице и три раза ударяю по пластинке изящным молоточком.

А я молоточком так и не озаботилась… Если я кому-то понадоблюсь, человеку придётся долбить кулаком.

В ответ тишина.

Я стучусь настойчивее, но изнутри не доносится ни звука. Время – день, семья вполне могла выйти на прогулку

Ждать? Я в третий раз повторяю серию ударов, и реагируют соседи.

– Если нет никого, зачем грохот поднимать? – на пороге появляется дородная дама в заляпанном соусом фартуке. Тугие кудряшки на голове воинственно подпрыгивают.

– Добрый день. Старший инспектор Опеки Аврора Майс, – представляюсь я.

Сухой официальный тон действует на женщину успокаивающе. Она хмурится:

– Опека – это же по детям, нет?

Верно.

– Тогда к кому же вы? На нашей площадке детей нет. Вот у соседей сверху каждый вечер, как время укладываться спать, орёт на весь дом.

Не поняла юмора…

Я достаю папку, сверяю адрес. Может быть, я квартирой ошиблась? Нет, всё верно, я стучалась именно туда, где должна быть девочка.

– Госпожа, не могли бы вы мне помочь? Ваши соседи Олена и Ган Вито?

– Нет, не они. Впервые слышу, хотя. Вы сказали «Ган»? Пару месяцев назад видела я пару, и вроде бы она называла мужа то ли «Гар», то ли «Гам». Наверное, он был Ган. Они купили квартиру, отремонтировали. Целую неделю шумели. Но потом почему-то не переехали, а недели три назад появилась вдова Жаклин. Вроде бы она новая хозяйка. Глуха на оба уха, так что стучите в дверь, если хотите с ней поговорить.

Эм? Сначала она сделала мне выговор за то, что я шумлю, а теперь сама же советует бить ещё громче?

– Менять место проживания без одобрения инспектора Опеки запрещено.

– Мне-то какое дело? – поражается женщина.

– Извините.

Она выходит из квартиры, оттесняет меня в сторону и пинает нужную мне дверь ногой. Один удар, второй.

– Вот как надо! – заявляет она, глядя на меня с превосходством, и возвращается к себе, хлопнув напоследок.

Меня на прощание обдаёт ароматами чего-то невероятно вкусного. Рот наполняется слюной, я сглатываю.

Из нужной мне квартиры наконец-то доносятся шаркающие шаги, замок открывается бесшумно. Соседка не обманула, передо мной кто угодно, но не приёмная мать девочки. Той тридцать сем, а женщине лет семьдесят, седая, с высохшей испещрённой морщинами кожей, на удочерительницу она не тянет.

– Здравствуйте, – громок здороваюсь я и показываю свой служебный значок. – Старший инспектор Опеки Аврора Майс.

Женщина смотрит на меня непонимающе:

– Опека? Но, госпожа, мне не по возрасту с детьми возиться, куда же мне ребёнка-то?

Она решила, что я хочу принудительно вручить ей малыша на попечение? К счастью до такого маразма у нас ещё не додумались.

– Что вы, я ищу людей. Вероятно, они проживали здесь до вас. Не могли бы вы ответить мне на несколько вопросов? – навязываться нехорошо, но орать на пороге некрасиво, тем более речь о ребёнке, только вот женщина либо намёка не понимает, либо игнорирует, в квартиру она меня не приглашает. – Скажите, вы являетесь собственницей квартиры или вы арендуете? Имена Олена и Ган Вито вам о чём-нибудь говорят?

– Да, я купила у них квартиру.

Надо запросить официальные данные, но пока получается, что чета приобрела квартиру, отремонтировала под требования Опеки, а затем… продала, не имея на это никакого права. Мне не понятно, как они чисто технически это провернули. Опека выдаёт положительное заключение и одновременно отправляет в в Жилищный комитет «детское» уведомление. Департамент не мог признать сделку законной без одобрения инспектора, но никакого одобрения не было, в деле о нём ни слова.

– Простите, а когда именно? Случайно, дату не помните?

Если предположить, что господа заключили сделку сразу после ухода инспектора. Нет, всё равно не сходится. Проверка законности длится не менее трёх дней, «детское» уведомление успело бы поступить.

– Чуть меньше двух месяцев назад.

– Как? Месяц назад Ган Вито был собственником, – это данные из Департамента.

Вообще ничего не понимаю.

– Мы подписали договор два месяца назад, но в силу он вступил месяц назад, когда я внесла оплату.

Ах вот как.

Честно говоря, я первый раз с таким сталкиваюсь. Ничего себе дыра у нас в законодательстве. Да это не дыра, а целая дырища. Чёрт, похоже Блез Дагота гораздо опаснее, чем мне представлялось, ушлый тип.

Хорошая новость одна – теперь я знаю, где получить аргументы. Час в Жилищном департаменте, и я подниму тревогу.

Вниз я спускаюсь в слегка приподнятом настроении. Ситуация страшная, но я радуюсь, что поиски сдвинулись с мёртвой точки, причём Крыску с Пирожком я тоже прижму. О том, что может быть слишком поздно, я стараюсь не думать. Это ведь не моя вина, правда? Хах, как будто для девочки есть хоть какая-то разница, кто виновен. Так, не о том думаю. Важнее всего правильно спланировать и собрать минимум документов, с которыми можно идти к дознавателю.

Я настолько погружаюсь в себя, что не замечаю дороги. Казалось, только тронулись, и вот уже приехали.

– Ждать? – уточняет извозчик.

– Как получится.

Час – это слишком оптимистично.

В Жилищном департаменте мне бывать не доводилось. Как инспектору Опеки. Когда я покупала квартиру, разумеется, проходила регистрацию.

На первом этаже ведётся приём горожан. Махнув значком, я сразу поднимаюсь на второй. Пожалуй, начальник департамента подойдёт мне лучше всего.

Я давно привыкла, что не все стремятся выполнить работу также тщательно, как я, но сегодня будет по-моему, ведь мне есть, чем начальника напугать. В оконном стекле отражается оскал. Я бы побоялась встречаться с обладателем такой улыбки в тёмном ночном проулки. Чёрт, это же я отражаюсь. Нет, надо придать лицу более дружелюбное выражение, ведь начинать с угроз дурной тон.

В приёмной начальника из-за стола встаёт его помощница.

– Госпожа, вам назначено?

А где «здравствуйте»?

Я повторно демонстрирую значок:

– Вопрос не терпит отлагательств.

– Хм? Хорошо, я провожу вас…

Секретарша устремляется к выходу из приёмной, ещё и рукой показывает на выход.

– Кажется, вы не поняли. Вопрос не терпит отлагательств, – повторяю я и пересекаю приёмную.

– Госпожа!

Шанс предупредить начальника девочка потеряла. Для порядка я всё-таки стучу костяшками о косяк, но вхожу, не дожидаясь приглашения.

Если брать строгие правила этикета, то в учреждениях стучать как раз не положено, ведь формально каждый государственный служащий готов принять посетителя в любой момент в свои рабочие часы. Но помимо этикета есть своего рода традиция.

– Господин Шерв, я говорила, что вы заняты!

Ложь, причём двойная. О том, что начальник занят, секретарша не предупреждала, да и он не занят, если не принимать во внимание открытки, которые от неожиданности мужчина рассыпал на столешнице. На изображениях обнажённые тела в позах, далёких от пристойности.

– Эм.

Мужчина суетливо сгребает открытки.

Я прохожу вперёд, с трудом удерживая вежливую приветливость. В душе я ликую. Пойманный за весьма сомнительным занятием, мужчина будет сговорчивее. Я подхожу к столу, на открытки не смотрю, делаю вид, что вместо эротических картинок на столе лежат документы.

– Здравствуйте, господин Шерв. Я старший инспектор Опеки Аврора Майс. Я здесь в связи с преступлением. Без нашего разрешения была продана квартира с «детским» уведомлением.

Формулировку я продумала ещё в экипаже. Мои слова можно понять двояко. Я говорю, что преступление совершили усыновители, но мужчина скорее всего услышит обвинения в адрес подчинённых, и он не сможет меня игнорировать.

– Добрый день, госпожа Майс, присаживайтесь, – ему наконец удаётся справиться с открытками, и он прячет их в верхний ящик стола. – Может быть, чаю или горячего шоколада? Признаться, я не совсем понял, о чём вы. Как можно продать «детскую» квартиру без разрешающих документов Опеки? Звучит слишком нелепо. Я бы понял, если бы дело происходило где-то на периферии, где инспекторов Опеки не хватает, но в столице нет шанса скрыть незаконную сделку.

– Тем не менее.

Как хорошо, что основные документы я прихватила с собой. Я вынимаю из папки справку, выданную Департаментом для Опеки с подтверждением, что Ган Вито является единоличным собственником квартиры, затем заключение моего коллеги, признавшего жилищные условия приемлемыми.

– И, госпожа?

Я указываю на заключение:

– Вы должны были получить «детское» уведомление.

Усыновители имеют право продать квартиру, но только после того, как приобретут новую. Инспектор точно также выдают заключение, новая квартира получает статус «детской», а со старой ограничения снимаются.

– Да, – соглашается начальник.

– Я показала вам всё, что есть в деле удочерённой девочки. Когда я пришла по адресу с проверкой, девочки я не обнаружила, а дама, представившаяся хозяйкой, сообщила, что купила квартиру у четы Вито.

– То есть вы не знаете? Так про какой преступление вы мне говорите?

– Скрываться от Опеки незаконно. Господин Шерв, девочка может быть в опасности.

– Я понял. Подождите, я лично пойду в архив.

Я благодарю кивком.

Мужчина уходит, напоследок сказав секретарше что-то враждебное. Слов я не расслышала, зато интонации уловила. Она недовольно поджимает губы, но голову в знак своей неправоты склоняет.

Мы с ней остаёмся наедине.

– Чай, госпожа инспектор? Горячий шоколад?

Она мне в чашку не плюнет?

– Воздержусь.

Секретарша не оставляет меня в кабинете начальника одну, но и выйти не просит, проходит за боковую конторку и принимается с деловым видом что-то чиркать на чистом листе бумаги. Я отворачиваюсь, наблюдать за ней нет никакого желания.

Ожидание мучительно. Без ложной скромности, я умею работать с документами, я умею быстро находить нужные сведения и замечать нестыковки. И у меня нет никакой уверенности, что господин Шерв также хорош. Руки чешутся самой забраться в архив, но я сдерживаюсь – нельзя бесцеремонно лезть на чужую территорию. Пока мужчина настроен помогать, но если я продемонстрирую недоверие, пусть и из самых лучших побуждений, отношение ко мне ухудшится. А пока же он на крючке: и интересные открытки на рабочем месте, и регистрация незаконной сделки.

По ощущениям проходит целый час, но часы в кабинете утверждают, что всего-то двадцать три минуты.

Господин Шерв возвращается.

Я нетерпеливо приподнимаюсь на стуле:

– Да, вы правы, госпожа инспектор, сделка не совсем незаконная, но мой сотрудник ничего не нарушал.

Его сотрудник мне вообще не интересен.

– Вы сказали, что сделка не совсем законная. Что вы имеете в виду, господин Шерв.

– У нас, госпожа инспектор, слепое пятно в законодательстве. Ваш Вито, продал квартиру до того, как подал на неё документы в Опеку. Хитро вывернуто, должен признать. Дело в том, что он заключил договор, который вступал в силу после оплаты, то есть на момент поступления вашего запроса он ещё числился собственником. А когда покупательница принесла подтверждение оплаты, мы выдали ей свидетельство о собственности, ведь сделка уже заключена, дополнительных проверок не требуется.

– Да, я понимаю, никто бы не стал так бессмысленно подставляться.

– Я тоже не понимаю, на что рассчитывал ваш Вито.

– Господин Шерв, мне нужна справка…

– Госпожа, сожалею, но закон защищает приватность новой собственницы.

Он дурак?

– Господин Шерв, разумеется. Но опираясь на «детское» уведомление, вы можете выдать официальное разъяснение, на какую дату Г ан Вито перестал быть собственником и в связи с чем.

– Но у нас нет справок такого формата…

То есть он за свой департамент испугался, а на девочку ему плевать?! Я стискиваю пальцы в кулак, но сдерживаюсь, не срываюсь. Возможно, мужчина хороший отец и не допускает мысли, что кто-то вредит ребёнку. Вдруг претенденты на усыновление живут в недостаточно просторной квартире, а забрать малыша хотят, вот и вывернулись. Почему нет? Одна бездетная вдова, чтобы выглядеть солиднее, вступила в фиктивный брак. Про подозрительного адвоката мужчина же не знает.

– Господин Шерв, – я чувствую, как мой тон вымораживает кабинет. – Свободную форму никто не отменял. Кажется, вы не поняли. Ребёнок пропал. Я, конечно, могу вернуться с дознавателем, но это колоссальная потеря времени, которого у девочки может не быть.

– М-м-м… Госпожа инспектор, вы не преувеличиваете? То, что приёмные родители намеренно ввели Опеку в заблуждение относительно своих финансов, не делает их плохими в отношении ребёнка.

– Вы никогда не слышали о детях, оказывающихся жертвами насилия, господин Шерв.

– Проклятье!

Мужчина вынимает гербовый бланк, глубоко задумывается, даже губами шлёпает, подбирая формулировки.

Собственно, вины Департамента нет, Вито действительно воспользовались лазейкой. Должен ли был служащий повторно проверить документы? С одной стороны, регламент этого не требует. Грубо говоря, участники сделки разбили единый процесс оформления на два этапа. С чего бы клерку возвращаться на шаг назад? С другой стороны, мог бы проявить дотошность.

Через пять минут я становлюсь обладательницей документа с печатью Департамента и размашистой подписью начальника.

Спрятав документ в сумку, поворачиваюсь к мужчине.

– Что-то ещё, госпожа?

– Да, господин Шерв. Просьба, – я придвигаю к себе листок для заметок и быстро записываю фамилию, адрес, дату отправки «детского» уведомления. – Поднимите, пожалуйста, бумаги четы Молл. Я подозреваю, что мы увидим такую же картину,

Мужчина хмурится:

– Это что у вас там происходит?

Я не отвечаю.

Видно, что он колеблется, но всё же принимает решение в мою пользу и снова выходит. Возвращается на сей раз гораздо быстрее, и тоже с документами.

– Я была права?

– До, госпожа Майс. Полагаю, я выдам вам для них такой же документ. Может, вы и остальные фамилии назовёте?

– Пока найдены два случая, остальные будем проверять, так что ещё увидимся, господин Шевр. Благодарю за содействие. Всего доброго.

– Всего доброго.

Секретарша вскакивает из-за конторки и провожает меня к выходу из кабинета. Когда я уже переступаю порог, начальник Департамента меня окликает:

– Госпожа инспектор.

– Да?

– Скажите… Вы планируете поднять вопрос со «слепым пятном» немедленно или бросите все силы на поиск пропавших детей?

– Разумеется, найти детей важнее.

– Безусловно, госпожа. Вы не будете возражать, если вопрос подниму я? Наша сфера ответственности, да и, как Ган Вито провернул обман, нашёл я.

– Я буду признательна, если эту часть вы возьмёте на себя.

Поскольку «дыру» в законодательстве в начале разговора я не «слила», и начальник додумался до неё сам, посмотрев документы, на первенство я не претендую. Я не солгала, дети для меня важнее.

Я выхожу на улицу. Надо же, извозчик ждёт.

– Куда дальше, госпожа?

– Сперва в Опеку, потом в Отделение городской стражи, – решаю я.

Надо узнать, получила ли Энна ответ на второй запрос. Вдруг уже пришло? К дознавателю, если возможно, лучше идти с полным перечнем усыновителей, обращавшихся к Блезу Даготе.

Поесть?

Некогда!

Про недобитка в моей квартире я и вовсе забываю.

Глава 6

– Запросить в Департаменте, какой ещё собственностью располагает Ган Вито, вы не догадались, госпожа Майс? – дознаватель отодвигает бумаги и скрещивает на груди руки.

Я отзеркаливаю его позу:

– Простите, но как вы себе это представляете? Вы лучше меня знаете, что закон защищает приватность граждан. Я инспектор Опеки, а не страж.

Чёрт, у него такой взгляд, как будто я преступница, а не коллега. В глобальном смысле коллега. Что же мне так везёт-то? Хотя пусть сколько угодно изображает бурлящий недовольством чайник, мне понравился деловой подход и готовность работать. По крайней мере дознаватель от меня не отмахнулся и не послал архив Опеки.

Теоретически документы о переезде семьи Вито могли потеряться. Ложная тревога – я не верю в такую роскошь.

– Пропавшая девочка и мальчик, на которого претендует вторая пара, у них есть что-то общее? Кстати, ещё раз. Что вас натолкнуло на мысль, что с усыновителями не всё в порядке? Вы упомянули, что документы у них идеальные.

Прыгать с темы на тему – это какой-то особый приём? Мне бы на будущее, для общения с претендентами на усыновление, пригодилось.

– Интуиция. Или, если хотите, опыт. Я за время работы в Опеке на разных усыновителей насмотрелась. Я затрудняюсь объяснить, они не произвели впечатления людей, любящих детей. Они торопились. И идеальность тоже сыграла свою роль. Обычно те или иные огрехи есть всегда, редко, кто готовит документы с первого раза правильно. Я их проверила, упомянула ребёнка, но имя назвала неправильно. Супруга радостно повторила, не похоже, что она знала имя. Что касается вашего первого вопроса… Затрудняюсь ответить, я не вела дело девочки, и с документами познакомилась очень поверхностно. По-хорошему, нужно бы поднять дела остальных детей.

Дознаватель придвигается ближе к столу, скребёт указательным пальцем подбородок, другой рукой барабанит по столешнице.

– Госпожа инспектор, может быть, Кайми чем-то особенный? Что насчёт наследства?

Я качаю головой:

– Родители мальчика неизвестны, хотя. Там странная история. Жрец услышал детский плач, пошёл на звук и нашёл за колонной корзину с годовалым малышом. Ребёнок был хорошо укутан, чтобы не замёрз, в корзине лежала бутылочка с молоком. И была записка, предположительно от матери. Она писала, что ребёнка зовут Кайми, просила у него прощения. «Меня вынудили жестокие обстоятельства», никаких подробностей.

– Вы читали записку?

– Да, она приложена к личному делу, и её передадут либо самому Кайми на выпуске, либо его приёмным родителям при усыновлении. У нас останется копия.

– Так, а мать мальчика искали?

Нет.

– Нет?!

Похоже, я удивила дознавателя.

– Закон королевы Элораны. Родители детей, оставленных в храме, не преследуются. Вроде как боги им судьи. Закон до сих пор действует. И, знаете, как по мне, лучше пусть мать безбоязненно оставит ребёнка в тёплом помещении храма, чем, боясь ответственности, бросит на улице или сделает ещё какую-нибудь опасную для ребёнка глупость.

– А почему вы сказали, что история странная? Мне казалось, не так уж и редко детей подбрасывают. По разным причинам.

– Да, всё так. Но, во-первых, мало кто знает про закон королевы Элораны, хотя его не отменили, последние лет тридцать не принято говорить о нём открыто. Если во времена королевы Элораны жрецы рассказывали, что им можно оставить ребёнка, то сейчас жрецы молчат, сами тему не поднимают. Во-вторых, подобные записки редкость. Наверное, не удивлюсь, если однажды родители Кайми объявятся.

С каждым вопросом дознавателя я всё больше нервничаю. У меня нет причин сомневаться в его профессионализме, но отделаться от мысли, что расспросы о родителях Кайми пустая трата времени не могу. Какое отношение его родители имеют к пропавшей девочке? Кайми сейчас в приюте, в безопасности. А вот девочка…

В дверь раздаётся стук.

Нас прерывает подчинённый дознавателя. Получив разрешение, он проходит в кабинет, кладёт перед дознавателем папку с документами. Дознаватель их быстро пролистывает, переводи взгляд на меня и расплывается в улыбке, приправленной охотничьим азартом:

– У Олены Вито в собственности есть загородный дом. Госпожа инспектор, не желаете присоединиться и совместно нанести визит?

Чёрт!

– Прятаться в доме, который так легко найти, разве это не глупо?

– Госпожа, вы не представляете, какие глупости порой делают люди.

– Понимаю, но я имела в виду несколько иное. До сих пор чета Вито поступали продуманно.

– Неужели? Вы ведь здесь, госпожа инспектор. Нет, я на самом деле согласен. Вы здесь спустя месяц, срок пугающе большой, за это время можно сделать что угодно. И насчёт глупости вы правы. Я тоже не думаю, что мы кого-то найдём, но не проверить мы не можем, а поскольку речь идёт об удочерённой девочке, представитель Опеки обязан присутствовать, вы это сами знаете. Так что.

Он не заканчивает фразу, вопросительно смотрит на меня.

Это какая-то проверка? Если да, то не понимаю, чего он добивается.

Сказать «да», послушно сесть в экипаж…? Время уже давно за полдень, до загородного дома, даже если он относительно недалеко от города, доберёмся к вечеру. Возвращаться в ночь. И ради чего? Просто прокатиться, чтобы соблюсти формальность? А кто будет в это время работать?

Я смотрю дознавателю в глаза и принимаю волевое решение:

– Нет. Возьмите кого-то из моих коллег, а я займусь документами девочки. Возможно, уже пришёл ответ на запрос, каким ещё парам помогал тот адвокат. Я смогу поднять остальные дела. Пользы будет гораздо больше.

А ещё у меня приют «висит». Пару дней подождёт, не критично, но если я увязну в роли «разъездного» инспектора, не исключено, что детям придётся ждать и месяц, и два. Сколько продлится расследование?

– Хорошо, госпожа Майс.

Он разочарован или доволен?

Как бы то ни было, выбор я сделала, и я уверена, что я права. От того, что я буду рвать жилы и лично лезть в каждую щель, толку не будет. Вот документы.

Дознаватель провожает меня до выхода из кабинета.

Я спускаюсь, выхожу на улицу, глубоко вдыхаю. Почему-то немного тянет затылок, и вообще усталость ощущается. Разберусь с девочкой и приютм и попрошусь в отпуск. Хочу. на курорт, на воды. Я аж зажмуриваюсь, предвкушая поездку.

Передо мной останавливается экипаж. Извозчик не стал дожидаться, когда я к нему подойду, а подъезжает сам. Наверное, если бы не он, я бы вспомнила, что неплохо бы пойти пообедать, но он сбивает меня с мысли, и я командую – в Опеку.

Короткую дорогу до инспекции я перечитываю документы, которые взяла с собой. Из экипажа я так и выхожу с папкой в руках, а нужную страницу зажимаю пальцем. Отвлечься всё-таки приходится. Я благодарю извозчика, расписываюсь в очередной квитанции.

– Сегодня больше никуда, – улыбаюсь я ему.

Извозчик разочарованно вздыхает, но тут же хитро прищуривается:

– А как же домой?

Домой – это из собственного кошелька.

– Подозреваю, что ночевать мне сегодня на работе, – хмыкаю я.

Извозчик неодобрительно цокает языком. Я пожимаю плечами. Я люблю свою работу, а ещё я верю, что делаю нужное дело и не представляю свою жизнь иной. Работа наполняет мою жизнь смыслом. Если бы не работа, не знаю, как бы я вынесла расставание. Так, к чертям прошлое, незачем о нём вспоминать. У меня теперь всё хорошо, просто замечательно. Я счастлива. Я счастлива, я сказала!

Я влетаю в приёмную.

– Госпожа Майс, кто вас так разозлил? – Эночка широко распахивает глаза.

– Пришёл ответ про Блеза Даготу?

– Да, госпожа Майс! Я уже подняла все дела, где он отметился. Папки у вас на столе.

– Спасибо, Энночка. Что бы я без тебя делала? Чаю, будь добра.

Войдя в кабинет, я натыкаюсь на целую гору папок.

Откуда столько?!

Энна разложила дела по датам, и я хватаю самую раннюю папку. Брат с сестрой, взяты в семью полгода назад. Я сразу «ныряю» в конец, где должен быть минимум один отчёт инспектора, и отчёт есть. По указанному адресу в день проверки никто не ответил.

Возможно, инспектор ждал до вечера, что на самом деле маловероятно. Время ожидания в отчёте не ставят, только дату.

– Я его убью, – говорю я спокойно.

– Кого, госпожа Майс?

Инспектора, который прикрепил «пустой» отчёт и со спокойной совестью сдал дело обратно в архив.

– Эночка, у нас есть копии всего этого?

– Эм… Нет, госпожа Майс. Чтобы столько перекопировать…

– Езжай в отделение Стражи и пригласи дознавателя Фронша немедленно. Хорошо? -учитывая размах, согласовывать следует каждый шаг.

– Д-да, госпожа Майс.

А пока дознаватель приедет, у меня есть около получаса, чтобы позаниматься приютом.

Глава 7

Время к десяти вечера. Сегодня ощутимо прохладнее, чем вчера, и я плотнее запахиваю плащ и ловлю во взгляде дознавателя плохо скрываемое неодобрение.

Я его дёрнула в Опеку, когда до конца рабочего дня оставался час. Наверное, дознаватель рассчитывал уйти домой вовремя, но. но его пути к дому случилась я. Он видел детали, которые упускала я, а я в свою очередь многое поясняла по порядку усыновления и проверок. Просматривай мы эти документы каждый сам по себе, пользы было бы в разы меньше. Я увлеклась и его увлекла. Кажется, он пытался меня урезонить, но тщетно. Когда я вхожу в раж, окружающий мир перестаёт для меня существовать, я просто не слышала ничего, что не касалось работы.

– Госпожа, вы до утра прерываться не планируете?! – он довольно грубо вырвал у меня папку и заставил сделать глоток воды прямо из графина, только тогда я очнулась.

Неловко вышло…

– Я бы ещё пару часиков поработала, – вздыхаю я.

Мы уже вышли из здания инспекции, так что можно побухтеть.

– Серьёзно? Вы страшная женщина, госпожа Майс. Я искренне сочувствую вашим подчинённым. Так, полагаю, экипаж в это время мы найдём только на проспекте? – он оглядывается, но улица темна, лишь под фонарями желтеют пятна света.

– Да, на проспекте. Идти недалеко.

Дознаватель галантно предлагает мне опереться на локоть. Я смущённо касаюсь пальцами плотной ткани форменного мундира. На службе имеет значение старшинство, в первую очередь должностное, во вторую – возрастное. Его жест. несколько неуместен, было бы лучше, если бы мы просто шли рядом, но я чувствую вину за испорченный вечер и не отказываюсь. В конце концов я женщина, нет ничего плохого, если мне окажут крохотный знак внимания.

До проспекта несколько десятков шагов.

– Госпожа Майс, куда мы едем?

– Мы?!

– Эм, госпожа Майс, кажется, я выразился двусмысленно. Я лишь хотел сказать, что я чувствую себя обязанным проводить вас.

– Спасибо, но не стоит. Я живу здесь рядом, только дорогу перейти.

– Тогда.

Какой вежливый. Несмотря на уже испорченный вечер, он готов тратить на меня своё время. Приятно почувствовать заботу кавалера, пусть это всего лишь учтивость. Домой я его, естественно, не поведу, там пакеты с мусором до сих пор не вынесены.

И тут меня как в ледяной водой плеснуло – недобиток! Я же совсем забыла, что с помойки притащила дохлятину. Это я его на весь день оставила в квартире, где нет еды?! Чёрт. Вот какого чёрта он у меня завёлся, а?!

– Госпожа Майс, вам плохо? Вы покачнулись.

– Я в порядке, просто сообразила, что должна была кое-что сделать. Обещала. Это личное. Господин Фронш, спасибо большое, но провожать действительно не нужно, ещё раз спасибо и до встречи завтра!

Вечером, почти ночью, движение на проспекте заметно слабеет, я легко перебегаю на противоположную сторону, по наитию оборачиваюсь. Дознаватель поднимает открытую ладонь. Ох, я ведь даже ответного «до свидания» не дождалась. Ну и кому тут следует освежить в памяти уроки этикета? Не буду показывать на себя пальцем.

Я взмахиваю рукой и ныряю в проулок.

Я бы и сама поела с удовольствием, вместо завтрака я съела два пирога с мясом. Обед… Про обед я забыла, как и про ужин.

Магазины давно закрыты, купить съестного негде. В пристройке хозяйки Хошши темнеют давно погашенные окна. Вероятно, женщина не только распродала блюда и убрала кухню, но и давно уже спать легла.

Чёрт!

Я настойчиво стучу в дверь. Если я приду без еды, недобиток помрёт с голоду, съест меня или начнёт грызть мебель? Может быть, его заинтересовали пакеты с мусором? Чего только ни сделаешь с голодухи. Хах, определённо, я не могу вернуться с пустыми руками.

Хозяйка открывает через несколько минут и добродушной не выглядит, а в немаленьких руках и вовсе сжимает чугунную сковороду.

– Прошу прощения, – я предусмотрительно отступаю на шаг.

– Вы.?

– Прошу прощения, – повторяю я.

Женщина опускает сковородку:

– Вам плохо? Вы так бледны. Заходите скорее.

Да бросьте, неужели я и правда настолько плохо выгляжу? Наверное, это всё освещение.

– Нет-нет, я в порядке. Госпожа Хошши, я понимаю, что вы уже закрыли кухню, но уже везде всё закрыто, – вру, ночные рестораны открыты, но делать крюк нет никакого желания.

– Я вчера не поужинала, а сегодня вовсе обошлась двумя пирожками. Госпожа Хошши, спасите меня, пожалуйста, – начинала хорошо, а заканчиваю плаксивым тоном маленькой девочки.

Хозяйка тяжело вздыхает и отступает в сторону:

– Вот бедовая дивчина, дурная голова. Идёмте уж, накормлю. В чём только душа держится?

– Госпожа Хошши, ни в коем случае. Я возьму с собой. Мне бы не только ужин, но и завтрак, и в идеале перекус на работу. Я куплю всё, что у вас осталось!

Хозяйка медлит, но просьбу принимает, лишь с раздражением отмахивается:

– Хоть разогрейте. Как будто вы это сделаете.

Спасибо!

Хозяйка скрывается в глубине дома. Я остаюсь ожидать у входа.

Разогреть? В пристройке всего пять столов, я предпочитала ужинать в зале, но когда мест не хватало, приносила с собой, и еда остыть, естественно, не успевала. Из холодильного ящика продукты будут холодными… А как греть? С готовкой я не дружу ещё больше, чем с уборкой. Недобиток, если он всё-таки принц, очень расстроится, если я попробую проверить температуру пальцем? Ха.

Хозяйка приносит мне весьма объёмный пакет. Выглядит она при этом крайне недовольной. Понимаю, я её потревожила.

Забрав пакет, протягиваю деньги

– Здесь в два раза больше, – считает она молниеносно. – Сдачу.

– Не нужно сдачи. Госпожа Хошши, я причинила вам неудобство. Ещё раз простите. Желаю вам доброй ночи.

Прекрасно, проблему с едой я решила. Судя по весу пакета, недобитку хватит на пару дней. Сколько едят мужчины? Он же не может быть очень прожорливым, верно?

У госпожи Хошши есть только один недостаток:

– Когда она уже мужа заведёт? – госпожа разговаривает сама с собой, но нарочно громко, чтобы я точно слышала. – Дельный мужчина давно бы к порядку призвал.

Пфф!

В чём-то я её понимаю, вчера тоже на недобитка ворчала, а сегодня. При мысли, что он меня ждёт, злиться почему-то больше не получается.

Я вхожу в подъезд, поднимаюсь на этаж. С объёмным пакетом в руках справиться с замком не сразу получается. Я проворачиваю ключ, отпираю дверь.

По глазам ударяет яркий свет. Видимо, услышав мою возню, недобиток выбрался в прихожую и зажёг лампу. Проморгавшись, я встречаюсь с ним взглядом. Недобиток стоит, привалившись к стене, руки сложены. Но самое главное – у него выражение лица, как у сварливой жены, встречающей мужа с попойки.

Глава 8

Эй, мне не рады в моём собственном доме? Что это за встреча? Я принесла еду!

Я вытаскиваю ключ из замочной скважины, переступаю порог, цепляюсь за пакет. Оказывается, мусор так и валяется в коридоре. Логично – моя помощница по хозяйству всё ещё болеет, да и нельзя её приглашать, пока недобиток в квартире. Все эти нелепые мысли успевают прокрутиться в голове, пока я лечу носом вперёд.

Какой позор. Хуже, чем вчера, потому что теперь мой шмяк видит недобиток.

Невесть как он успевает среагировать, подхватывает и меня, и пакет с продуктами. Я успеваю удивиться, как быстро недобиток оклемался. Получается, терпеть осталось

недолго? Мои надежды жестоко разбиваются. Я чувствую волну дрожи, и недобиток снова прижимается к стене. Хм, сила в руках есть, а голова в норму не пришла.

– Спасибо.

– К вашим услугам, леди.

Странно получается, я всё ещё прижимаюсь к недобитку, а он поддерживает меня.

Он вдруг морщит нос, шумно втягивает воздух, наклоняется ко мне. Мне мерещится, что он сейчас уткнётся мне в шею, я застываю, мне хочется вывернуться, избежать прикосновения, но одновременно его близость не вызывает отторжение, даже наоборот, крепкая хватка приятна, приятно, что он защитил от падения и, я уверена, если вдруг у меня подкосятся ноги, он всё равно меня удержит.

Недобиток склоняется ниже шеи, я его не интересую. Он утыкается носом в пакет, громко сглатывает.

– Господин Не-Чёрт, вас не затруднит отнести на кухню?

– Конечно, леди.

Я отдаю пакет, снимаю плащ, перевожу взгляд на ботинки. Я всё-таки должна выбросить мусор, но как же это несправедливо. Почему у меня есть зарплата, деньги, но я не могу воспользоваться услугами уборщицы?

Ха, а это идея!

– Господин Не-Чёрт, можно вас отвлечь на буквально на пару секунд?

– Что случилось, леди?

– Может быть, я приведу уборщицу, а вы, чтобы не столкнуться с ней, на время выйдете? Если сделать это завтра также поздно, то вас никто не увидит.

– Нет, леди.

– Но почему?!

– Леди, у вас на квартире стоит магическая защита?

– Да, но самая простая.

– Уверен, магический поиск мои враги тоже ведут. Даже на шаг выходить опасно.

– Ох… Вам виднее, господин. Спасибо, что разъяснили.

Думаю, он всё-таки не принц. Принц бы ограничился приказом, а недобиток ведёт себя скорее, как человек, привыкший работать под началом кого-то старшего.

Принц или не принц, уборщицы не будет, а мусор сам себя не вынесет. Не хочу признавать очевидное, но убирать придётся мне. Оставлять дальше вообще не вариант. Мало того, что второй раз падаю, так уже реально запах появился. Вчера он только чуть-чуть прибивался, а сегодня уже чувствуется.

Поминая чёрта и недобика, я собираю то, что успела просыпать, подхватываю четыре мешка, остаются ещё три. Может, у меня где-то найдётся один большой, чтобы два раза не бегать? Нет, проще сходить дважды, чем искать.

Спускаясь по лестнице, я молюсь про себя:

– Лишь бы никого больше… Только бы не очередной недобиток.

Мусор мне выносить противопоказано.

Глупо, но я останавливаюсь за углом и прислушиваюсь и одновременно задумываюсь. Если я вдруг услышу чей-то стон, неужели я спокойно уйду? А ведь не смогу. Поэтому незачем слушать, надо просто закинуть мешки в контейнер.

Впереди тихо.

Я подхожу к контейнерам, закидываю первый пакет, второй. Мне чудится, или я слышу шорох? Разыгравшееся воображение шалит.

Я спокойно забрасываю оставшиеся пакеты. Шорох повторяется. Я отступаю на шаг:

– Не-ет. Просто нет.

Успокаивает, что для человека шуршание слишком тихое. Возможно, уличный кот? Мой голос срабатывает как приглашение. В темноте, разгоняемой лишь тусклым светом далёкого фонаря, трудно рассмотреть детали. Над краем бака появляются три пальца, оканчивающихся загнутыми когтями. Пальцы. у человека таких быть не должно, слишком дистрофичные. Да и когти явно не подпиленные по форме ногти.

Я отступаю ещё на один шаг.

Пальцы медленно обхватывают край контейнера, существо вылезает.

– Чёрт.

Реально – чёрт. Тощее создание размером с кота. Под серой кожей отчётливо проступают рёбра. На лысой голове выступают треугольные уши-лопухи.

– Ум? – чёрт стегает по контейнеру гибким крысиным хвостом и фыркает, заметно дёрнув пятачком.

Я смотрю на него, чёрт смотрит на меня.

Зловредное существо, пакостник. Считается, что взрослый чёрт притягивает к людям неудачи, но это не больше, чем глупое людское суеверие, хотя бы потому что магия так не работает. С помощью магии можно вылечить, защитить жильё. Иными словами – сделать что-то конкретное. Магия по сути ничем не отличается от лекарства и замка. Магия не способна влиять на судьбу, это уже из области сказочного волшебства, а чёрт создание не сказочное, а вполне существующее.

Поминать чёрта суеверные считают плохой приметой – можно накликать.

– Чёрт, – выдыхаю я.

Мне бы развернуться и уйти, но… Тощий, моргает жалобно. Но самое главное, судя по размеру и лёгкому пушку на пятачке, передо мной невзрослый чёрт.

– Ум.

Не знаю, ушла бы я, если бы чёрт продолжал спокойно сидеть на краю контейнера, но он протягивает мне лапку соломенной тонкости.

Детёнок же.

Я делаю шаг вперёд и предлагаю ладонь раньше, чем успеваю осознать, что делаю.

Взвизгнув, чёрт отталкивается от контейнера всеми конечностями и тяжело плюхается мне на руку, проворно вскарабкивается до локтя, цепляясь за одежду, обнимает и смотрит недоверчиво, но в то же время с такой жгучей надеждой, что я отчётливо понимаю, что к недобитку теперь добавится задохлик.

– Тоже есть хочешь?

– Ум?!

Специально чертями я не интересовалась, знаю, что они всеядные, и потому видеть чёрта голодным удивительно. Они же едят буквально всё: очистки, пряжу, кожаные куртки. Может, этот полез в защищённый дом, и его магией приложило? Но обычно черти хорошо чуют угрозу и здания с защитой стараются избегать, именно поэтому в столице они, практически, исчезли.

Чертей не назвать разумными в полном смысле этого слова, они не обладают речью, но могут понимать, что им говоришь. Я как-то читала про эксперимент, маг, предположив, что черти физически не способны издавать звуки, как человек, пытался обучить подопытных языку жестов, но успеха не добился, черти выучили ровно один жест – дай поесть.

Я возвращаюсь в квартиру.

Поднимаясь, предаюсь грустным размышлениям – должна ли я вынести оставшиеся три пакета?

– Сперва мыться, – строго предупреждаю я чёрта, прежде чем переступить порог квартиры.

Выражение глаз вполне осознанное, но понимания я во взгляде не вижу. Похоже, чёрт не понял, что я от него хочу.

Пакеты ждут меня, и то, что вечером мусор не выбрасывают, глупое суеверие. Мысленно ругнувшись, я малодушно оставляю их до утра, самые «ароматные» я выбросила, а в этих сложен безвредный хлам вроде пустой баночки из-под шампуня, ваток и прочей ерунды.

Чёрт принюхивается, но спрыгнуть на пол не пытается, а когда я предупреждающе придерживаю его со спины, и вовсе крепче сжимает мою руку, всем своим видом показывая, что он послушная паинька.

Разувшись, я прохожу прямиком в ванную.

– Леди, всё в порядке? – окликает меня недобиок.

– Да.

Чёрта он не заметил.

В ванной затыкаю слив в раковине пробкой, пускаю тёплую воду, добавляю мыло. Я пользуюсь хорошей косметикой, мыло без капли искусственных примесей, навредить не должно, даже если чёрт в процессе мытья его съест.

Не знаю, понимает ли чёрт, что я задумала, смотрит, как мне кажется, с недоумением и любопытством.

Я подхватываю его под свободной рукой, и чёрт послушно отцепляется, позволяет взять себя двумя руками и безвольно повисает.

– Грязи и беспорядка я в своём доме не потерплю.

Учитывая, что в прихожей всё ещё стоят мешки с мусором, звучит странно, но противоречия я не вижу. Квартира у меня в порядке, просто требует влажной уборки, и мусор нигде не валялся. Всё, что идёт на выброс, я сразу складываю в пакеты, а пакеты выстраиваю у порога один к одному.

Я по шею опускаю чёрта в воду, крепко держу, да и лапами он достаёт до дна.

Чёрт вытаращивается на меня со смесью ужаса и обиды. Миг, он дёргается, вырывается, от неожиданности и боязни навредить я легко выпускаю его. И чёрт с диким визгом взвивается под потолок, а с меня стекает плеснувшая вода и густая пена.

– Леди?

В ванную врывается Не-Чёрт. Прилепившегося под потолок задохлика он не видит, зато видит мокрую меня.

Чёрт, почему я краснею, как девочка?!

Недобиток моргает. Картина более, чем странная, в одиночку так облиться, как я, суметь надо. Наверное, в его глазах, я сейчас похожа на мокрую курицу.

– Я в порядке, – я вдруг смущаюсь, не знаю, какие слова подобрать, чтобы объяснить, кого ещё я приволокла в квартиру. Это мой дом, почему я должна стесняться.

Заминка нам дорого обходится.

Чёрт, уперевшийся в стены лапами, не даёт мне времени указать на него, прыгает вниз, точно на плечо недобитка, отталкивается и через открытую дверь вырывается в коридор, а недобиок, не ожидавший такого подвоха, по инерции валится на меня.

Парень успевает выставить руку и удержаться за стену, но всё равно прижимается ко мне всем телом, его одежда моментально намокает, и между нами остаётся лишь тонкая мокрая ткань и клочья пены.

Кран так и не закрыт, именно в этот момент, вода в раковине переливается через край.

– Леди?

Он отстраняется, оттягивает край своей рубашки.

Со стороны кухни раздаётся грохот.

– Сожрёт, – с ужасом выдыхаю я.

Чёрт, наш ужин!

Недобиток бросается в кухню первым. Я пытаюсь не отстать, но всё же трачу драгоценные секунды, чтобы закрыть кран – только соседей затопить не хватало.

На кухне недобиток стоит перед столом, а чёрт, собравшись в компактный серый комочек, сидит на шкафу и нервно постукивает хвостом. Прощай, кухня. Они же мне сейчас всё разнесут. Притаскивать чёрта было очень и очень плохой идеей.

Недобиток медленно делает шаг вперёд, чёрт, готовясь сигануть нам на головы, подбирается.

– Леди, пожалуйста, немедленно проверьте защиту квартиры. Если чёрт смог проникнуть…

Кто-то не сложил два и два? Я киваю, хотя стоящий ко мне спиной недобиток видеть жест не может.

– Да, я проверю, но думаю, что с защитой всё в порядке. Это я чёрта принесла.

Недобиток замирает, молчание длится несколько секунд, и тишину нарушает хрупнувший под его ногой осколок. Глиняные черепки разбитых чашек укрывают пол колким ковром, недобиток не стал утруждать себя подметанием, и я не могу сказать, что я его осуждаю. Видимо, он ждал меня, как я ждала уборщицу.

Похоже, мои слова впечатлили недобитка настолько, что он забывает про готовящегося к прыжку чёрта и разворачивается ко мне. Чёрт же, воодушевлённый шансом, прыгает сперва на стол за пакетом с нашим ужином, до которого он не успел добраться, хватает. Но пакет для детёнка оказывается неподъёмным. Наверное, поэтому он на шкаф его не затянул. Отчаянно пискнув, чёрт пытается схватить хоть что-нибудь.

Недобиток, не оборачиваясь, ухватывает его за хвост. Чёрт пищит, скребёт ногтями столешницу.

Вот что с ним делать?

– Тише, – я подхожу ближе и протягиваю ладонь.

Я отмечаю, что парень держит чёрта крепко, но не сдавливает слишком уж сильно.

– Ум, – чёртик дёргает задней лапкой, горестно вздыхает.

– Я могу вернуть тебя на улицу, – спокойно объясняю я.

Чёрт прижимает уши к голове и шипит. Ага, понял и не рад, обратно в помойку ему не хочется.

– Леди, вы рассчитываете ему что-то объяснить?

Я не отвлекаюсь на скепсис недобитка.

– Я могу оставить тебя дома. Здесь.

– Уа?

Чёрт в ответ на мои слова изворачивается и шлёпает недобитка по руке с явным намерением освободиться от захвата.

– Нет, – предотвратить шлепок я не успеваю, но за лапу запоздало хватаю, за запястье. -Это мой дом, моя территория, и здесь мои правила. Хочешь остаться – соблюдай их. Безобразничать нельзя. Хватать без разрешения нельзя.

Чёртик шмыгает носом и изображает вселенскую обиду.

Я непреклонна. То, что детёнок запал мне в сердце, не означает, что я позволю сесть себе на шею. И уж точно я не позволю громить квартиру.

– У-у-у-у, – дуется он.

– То есть улица, – делаю вывод я. – Господин, вы нас не проводите?

– Разумеется. Как вам только в голову пришло принести чёрта, леди.

Он поверил, что я выброшу детёнка?

И с какой стати он меня ещё и укоряет? Много о себе возомнил, даже если ты принц.

– Но он же такой милашка, – я протягиваю руку и делаю то, что мне уже давно хотелось, я щекочу пальцами за треугольным ухом.

Чёртик восторженно зажмуривается и издаёт практически кошачье мурлыканье, и, когда осознание его настигает, широко распахивает глаза. Не знаю, кто из них мои заявлением сражён больше, чёрт или Не-Чёрт. Всё же не каждый назовёт лысое серокожее существо с поросячьим пятачком и крысиным хвостом милым.

Ум.

Уж не знаю, что чёрта подкупило, но он протягивает мне лапку и прикидывается безвольной тряпочкой, позволяет себя взять.

– Перед едой, – на слове «еда» чёртик вскидывается и разевает рот, – руки мой.

– У-у-у, – он по-прежнему возмущается, но уже тихо.

В ванную мы возвращаемся втроём: чёрт на мне верхом, и недобиток у него на хвосте.

– Сначала мыться, потом есть, – напоминаю я, мысленно готовясь к новому взбрыку. Чёрт, спокойно сидевший на руках, при виде ждущей его в раковине мыльной воды предпринимает попытку взобраться мне на голову.

Перехватив чёрта, я опускаю его в воду. Очень помогает, что недобиток по-прежнему держит его за хвост, именно это и спасает мои волосы, потому что попытку бегства чёрт всё-таки предпринимает. И, наверное, не от зловредности, а просто от страха. Несмотря на то, что я держу и не позволяю погрузиться с головой, чертёнок пытается крутиться и молотит лапами по воде.

Я зачерпываю остатки пены и шлёпаю ему на макушку.

– Уа?

– Видишь, ничего страшного, – успокаиваю я.

Чертёнок перестаёт молотить по воде беспорядочно, очередной удар он наносит с явным выражением любопытства на мордочке. Ещё удар.

Я медленно отпускаю его, готовая в любой момент подхватить, но чертёнок не проявляет ни малейшего беспокойства.

– Полагаю, дальше вы сами справитесь, леди.

– Да, спасибо.

Недобиток выходит. Я бросаю взгляд в зеркало и успеваю заметить, что последний шаг, прежде чем недобиток скрывается за стеной, выходит у него нетвёрдым. Ему нехорошо? Я торопливо заканчиваю купание, выдёргиваю из слива пробку и смываю с чёртика мыло струёй из крана, а затем закутываю в полотенце и возвращаюсь на кухню.

Я всё это время чутко прислушивалась – вдруг недобиток упадёт? Меня слегка беспокоит, что после ментального удара парень не получил лечения. Я в этом ему помочь не могу, увы, разве что принести из аптеки травяные сборы…

Недобиток устроился за столом, закинув ногу на ногу, руки скрещены и весь он снова излучает крайнее неодобрение.

На столе пакет, заметно, что в нём рылись, и делал это явно не чертёнок.

– Что-то не так?

Леди, разве вы не сказали утром, что принесёте мне сменную одежду.

Упс, забыла.

Знал бы он, что я про ужин чудом вспомнила.

– Разве я говорила, что принесу сегодня? – озадачиваюсь я.

Недобиток вскидывается и зло прищуривается. Я осознаю, фраза, в которую я вкладывала самый безобидный смысл, прозвучала издёвкой. Оправдаться? Извиниться? Недобиток опережает.

– Поскольку моя рубашка испорчена, я не могу продолжать носить её.

А вот это вполне в духе принца.

Я пожимаю плечами, из воздуха я ему одежду не достану, но могу предложить одну из своих блузок. Хотя вряд ли она на него налезет…

Пока я пребываю в своих мыслях и пытаюсь понять, как решить проблему, недобиток рывком стаскивает рубашку через голову и бросает на подоконник. Я провожаю рубашку взглядом и поворачиваюсь к недобитку. Хм. Чего он добивается? Нашу ситуацию нельзя назвать нормальной и оценивать с точки зрения этикета, но всё же обнажаться перед леди допустимо только если она твоя любовница. В этом смысле интересовать недобитка я точно не могу. Возможно, он смутить меня захотел? Впрочем, чего бы он ни добивался, мне всё равно. Если чего-то хочет, то пусть говорит прямо.