Осторожно! Время!

ГлаваI. Знакомьтесь, Время.

Мои друзья по работе сочувствовали мне, коллеги усмехались надо мной и говорили, что я спознался с чертовщиной, недруги за глаза и за спиной шептались, что затея моя дурацкая и потому и результаты такие, и вообще, мол, что с дурня косолапого взять, если у него голова квадратная и руки – крюки! Так эти поганцы обыгрывали мое имя и фамилию, потому что я – Михаил Крюков. Ну, вот я и представился. А работаю я в ЭЛИИСе – Экспериментальной лаборатории исследовательских и измерительных систем.

А результаты, действительно, были странные. Сейчас расскажу в чем дело. Мне было поручено провести в общем-то рутинную работу по испытанию нового образца автоматического стрелкового оружия и установить насколько изменится начальная скорость полета пули от первого выстрела до 10000–го, если стрелять очередями по десять выстрелов и естественным охлаждением ствола после каждых двухсот выстрелов. Это было задание от заказчика и выполнить его нужно было в указанный срок.

Работа шумная, но в общем-то нудная, методика отработанная, технологическая оснастка проведения испытаний стандартная. Но ведь лаборатория экспериментальная, и я предложил шефу в ходе испытаний присовокупить к стандартной методике некоторые свои новации для улучшения точности измерений. Аргумент я использовал неубиенный, дескать, в спорте высоких достижений уже хотят перейти к измерению результатов с точностью до миллисекунд, а у нас не бег, не бобслей, у нас – оружие! Шеф у нас мужик креативный, он меня выслушал и сказал: – Разрешаю! Но время выделить тебе не могу, срок жесткий, времени нет! Поэтому в рабочее время – стандартная методика, а твои новации – за счет личного времени. Твое время – твоё дело! Наука требует жертв! Пропуск в лабораторию в нерабочее время я тебе подпишу.

Так вот! Стандартная методика предусматривала использование в измерениях сочетание оптоэлектронных средств и измерительного лазера на базе программного обеспечения АО «Заслон». Я же придумал увеличить энергоемкость лазерного луча подкачкой его мощным направленным электромагнитным излучением генератора Строба. Такой у нас в лаборатории есть.

В первый же день, когда я остался после работы монтировать оборудование, в моей голове нешуточно сцепились два Миши. Один говорил мне: – Ну и чё? Возишься тут в своем подземелье, а наверху кипит жизнь, и Машка ждет! А она тебе не жена, ждать не обязана! Период-то у вас конфетно-букетный! Этак могут и завянуть лютики! А девушка хороша, хороша Маша!

Второй обрывал его и говорил: – Взялся за гуж, не говори, что не дюж! Дали шанс поэкспериментировать – надо его использовать! Эксперимент – основа познания! А Маша несколько дней переживет! Может быть это даже полезно для проверки чувств!

Первый же день испытаний дал ошеломительный результат, не укладывающийся в сознании. При «уплотнении» лазерного луча направленным излучением генератора Строба оптоэлектронные измерительные приборы показывали ту же скорость движения пули, что и при стандартной методике измерений, скажем, 715 м в секунду. Но время пролета пули от неизменной точки А до неизменной точки Б увеличилось в 3, 14 раза и еще семь цифр в периоде. То есть точно на число Пи. Парадокс! Нонсенс! Чушь собачья! Такого не может быть! Первая мысль была – это сбой в программном обеспечении! Но стабильная воспроизводимость по ходу опытов проклятого числа Пи аж до черт знает какого знака отрицала этот вариант. Два дня я потратил на эту самую воспроизводимость и столько же на бесплодные раздумья. Затем бросился за помощью к друзьям, бесполезно, и, наконец, посвятил в эту загадку шефа, который немного подумал и спросил: – Ты закончил испытания по стандартной методике? Вот и хорошо! Акт испытаний мне на стол! Значит, говоришь, Пи? Любопытно, любопытно! – Ничего больше не сказал, и я понял – с идеями и у него негусто!

А уж как некоторые коллеги измывались по поводу числа Пи, какие только глаголы не употребляли, а уж какие каламбурчики запускали, так на небольшой сборник устного народного творчества потянет. И всё типа: «Миша отличился, за Пи зацепился» или «как много есть всего хорошего, но Миша знает только Пи», «об Пи споткнулся, слегка шизанулся», «Пиш-миш», «Мишка – Пи-пишка»

В последний день, разбирая свое оборудование, я в сердцах сильно хлопнул ладонью по кожуху генератора и, поскольку в лаборатории я был один, не сдерживая себя, выкрикнул фразу с использованием звучания числа Пи. От моего сильного шлепка, что-то побежало от ладони к голове и в ней что-то щелкнуло, прояснилось и я воскликнул: – Какой же я пи…звезданутый! Это же эффект Пи! И объяснение ему может быть только одно – Время! Время в канале лазерного луча подкачанного генератором Строба идет по – другому! Да, по-другому! – И в этот момент я совершенно ясно услышал чей-то негромкий голос и слова: – Ну, наконец-то! Да ты не безнадежен!

От неожиданности я крутанулся вокруг себя, убедился, что никого нет и прошептал: – Дожил! До глюков дожил! – И снова ясно услышал голос и слова: – Успокойся! Я не глюк!

– А кто же ты? – спросил я.

– Я – Время, – прозвучало в ответ.

Всё внутри у меня захолодело, а в голове от одного из тех Михаилов, которые спорили в моей голове, проскочило: – Пи… пи…пипец! Сбрендил! – Второй тут же грубо возразил: – Чё пипец-то сразу? Да и с хрена ли сбрендил? Но ты не стой пнём, скажи что-нибудь!

И я сказал, вернее, покрутил головой и громко спросил: – А ты где? И где твой мозг?

Оба Михаила в голове одновременно прокричали: – Идиот!

А вот за пределами моей головы тот же голос, как мне показалось с мягкой снисходительностью, ответил: – Где, где? Я, гм, везде! И мозг мой везде! Твой мозг – это серое вещество, пронизанное импульсами, сигналами и разрядами. Я обхожусь без серого вещества, а сигналов и разрядов мне хватает.

– А-а-а! – дошло до меня, – это мистификация с профанацией! Кто-то из наших шутников забрался в радиорубку за ширмой, что около входа, и через динамик достает меня! Ну, ты щас получишь! – Я метнулся к входу, но за ширмой никого не обнаружил. Я проверил микрофон, но он был отключен и был холодный, в руках его не держали! И в этот момент опять прозвучал тот же, но теперь абсолютно бесстрастный голос: – Да прекрати ты метаться. Ты что? Не веришь, что я –Время – существую?

– Да, да как же не верить! А ты что? Видишь меня? Видишь, как я бежал к ширме?

– Можно сказать вижу, но точнее сказать – чувствую. Ты же перемещаешься во времени, то есть во мне. И вообще соберись с мыслями и успокойся. Не будем терять зря…гм…время.

– Хорошо! Так как мне к тебе обращаться?

– Очень просто. Я – оно – Время.

– Послушай, Время, чему я обязан…э…

– Таким к тебе вниманием? – продолжил за меня голос.

– Да! – выдохнул я.

– Ну, как тебе объяснить, чтобы ты понял? Вот, к примеру, у тебя учащается сердцебиение, или, если резко повышается давление, ты же сразу обращаешь на это внимание, потому что это тебя беспокоит и потому что это ненормально. Так и со мной. В твоем лучевом канале изменился ход времени, это ненормально, и я это почувствовало. К тому же ты не сразу, но всё же понял, что именно произошло. А произошло вот что: тебе удалось изменить ход времени. Случай экстраординарный. Вот почему я говорю с тобой.

– Так почему это произошло? Ты можешь объяснить? – я попытался по простоте душевной ухватить удачу за бороду и развести Время на халявное знание.

– Я не знаю – почему это произошло! Пути Господни неисповедимы. А я, как и ты – творение Вседержителя, только ты обретаешься в материальной оболочке, а я в бесплотной форме. Ты понял?

– М…м… кажется понял. А могу я задать тебе несколько вопросов?

– Да. Слушаю.

– А это правда, что у тебя – у Времени – множество направлений или …э… векторов движения?

– Это так. Точнее сказать вееров движения, а в каждом веере множество линейных векторов. Это трудно для понимания, но это так.

– Подожди, подожди! Значит ты можешь двигаться в прямо противоположных направлениях?

– Разумеется, это для меня естественное состояние. Между прочим, и среди людей немало таких, которые умудряются, условно говоря, одновременно идти в противоположных направлениях и считают, что это нормально. Это так, к слову. А вот тебе исторический пример. Ты знаешь что-нибудь о Тунгусском метеорите?

– Ну-у…слышал что-то когда-то!

– Эх, что с вами делает Время, то есть я, прости господи! Он слышал «что-то когда-то»!

В 1908 году у вас в Сибири в стратосфере рвануло так, что на огромной площади тайга выгорела, а еще на большей полегла в так называемые вывалки. А ведь я предупреждало!

– Кого ты предупреждало? О чем? – быстро спросил я в крайнем изумлении.

– Это был не метеорит, как у вас принято считать! Это был трансгалактический корабль, и отправлен он был с планеты очень похожей на вашу Землю, и, кстати, отправлен обитателями очень похожими на вас. Собственно, поэтому он и был отправлен к вам.

А я предупреждало отправителей корабля о том, что проблема возникнет из-за противоположных линейных векторов времени у них и у вас, то есть на Земле. Дело в том, что я не могу предупреждать напрямую, это выше моих возможностей, я могу лишь косвенным образом подбрасывать гипотезы или подталкивать к иной точке зрения. В тех случаях, когда это меня задевает. Увы, у меня это далеко не всегда получается.

А с теми не получилось еще и потому, что, достигнув высокой степени развития своей цивилизации, они научились перемещаться во времени, то есть во мне, в будущее и прошлое, но не хотели верить, что это возможно только в их векторе времени. Поверили только после катастрофы! Ну что ж! Таков путь познания!

– Подожди, Время, подожди! Это что же получилось с этим кораблем? Попробую себе представить. Ага, ага! В момент вхождения корабля в наш вектор времени в следующее мгновение он оказался и в своем прошлом, и в нашем тоже, а следующие мгновения Времени разошлись в разные стороны, но корабль-то не может разойтись в разные стороны? Он не может поделиться как клетка! Так что ли?

– Да, суть ты уловил, примерно так!

– И корабль взорвался?

– Корабль прекратил существование и трансформировался в энергию, с земли это выглядело как взрыв. Но взрыв тоже протекает во времени, поэтому часть его энергии обрушилась на Землю, а часть ушла по противоположному вектору в космос.

– А люди были на корабле?

– Да, они погибли.

– Время, постой, постой! Вот сейчас ты же говоришь со мной напрямую, и я тебя слышу и понимаю. А почему ты не могло сказать тем напрямую?

– Я и говорило напрямую. Я сказало одному из них, причем одному из членов экипажа задолго до полета, сказало прямо, как тебе: – Фактор вашего линейного вектора времени – это фактор риска. И он меня услышал, но, вероятно, принял за глюк. Как и ты чуть было не принял меня за глюк.

К тому же я всего лишь Время, а не спаситель и не просветитель.

А в твоем случае, даже если бы я знало, почему с твоей подачи со мной случилась эта история Пи, объяснять тебе я бы не стало. Так что, думай, и помни: «Ищущий да обрящет».

Ну, ладно. Что-то заболталось я с тобой.

– Время, постой, постой…

– Да не могу я стоять, я всегда иду. Ну говори уж.

– Но ведь они – отправители – могли заглянуть в будущее …м… дальше момента достижения кораблем Земли, как бы за этот момент, и с позиций будущего оценить результат экспедиции.

– Ты хочешь сказать, что с позиций будущего они могли предвидеть катастрофу?

– Да.

– Нет, не могли. Не могли ни заглянуть, ни предвидеть. Потому что за моментом пересечения их линейного вектора времени с вашим это уже не их будущее и, значит, заглянуть туда они не могли.

Я тебе больше скажу: они несколько раз посылали к земле автоматические зонды и каждый раз с отрицательным результатом, и не могли взять в толк причину. Я тебе скажу: очень часто ошибки в восприятии времени – то есть меня – фатальны, как в этом случае. Помни об этом.

– Так это что получается? Они решили рискнуть?

– Да! Я уже говорило: таков путь познания!

– Скажи, Время, а много у тебя таких как я? Ну, с кем ты разговариваешь как со мной?

– Нет, таких относительно немного. А вообще, скажу тебе, я разговариваю со всеми, но только не как с тобой, а иными способами, иногда и через ваши сны, но в большинстве случаев меня не слышат. Просто не слышат. О, если бы ты знал, сколько раз и скольким я намекало, кричало и даже можно сказать стучало в бубен, пытаясь сказать: – Одумайся! Что ты делаешь? Но бесполезно!

– Прости меня, Время! А можешь привести пример какой-нибудь?

– Да, пожалуйста, вот из вашего ближайшего прошлого! Говорило я вашему президенту, не раз говорило, прямо говорило, что нельзя поддаваться и принять «чубайсовский» вариант приватизации, нельзя. И он меня слышал, но принимал за пьяные глюки.

– Извини, Время, но… э…

– Ты хочешь спросить: Время, какое тебе дело до этого Чубайса и вообще до нас? Дескать, тебе то что?

– Ну, да!

– Что, что? А то! Эта приватизация повернула для вас время вспять, и откинула вас назад. Вы как бы на время выпали из времени. И хотя я – Время – экстерриториально и интернационально, меня это почему-то задело. Ты понял?

– М…не знаю, но, кажется, понял. А скажи, мы еще…э… услышимся?

– Видно будет. Время покажет. А ты, Миша, думай, думай.

Я еще какое-то время сидел, крутя головой в разные стороны и надеясь на продолжение разговора, но вокруг воцарилась тишина.

Я посмотрел на часы – было полдвенадцатого ночи. Боже ты мой! Маше уже и звонить поздно! А она, наверное, мне звонила, хотя я ей говорил, что в нашем бункере связи нет. Неловко вышло. Ну, ладно, пора закругляться, метро ждать не будет!

Глава II. Я и Маша, и знакомство наше.

Скорым шагом, можно сказать джоггингом, я двигался к станции метро и по пути прикидывал: стоит ли мне при встрече с Машей рассказать о моем общении с Временем или нет. Сомнения базировались на том, что знакомы мы с Машей были всего месяца полтора – два и только-только перешли на «ты». То есть были уже не едва знакомы, но еще и далеки от состояния и понятия «хорошо знакомы» и, тем более, «близко знакомы».

Первый Миша вещал во мне: – Вот Маша послушает, послушает тебя, да и подумает: «А Миша-то с пришизью! И нужен ли Маше такой Миша?»

Второй возражал и наставлял: – Не бойся! Маша учится в медицинском институте. Их там учат внимательно слушать пациента прежде чем ставить диагноз! А если даже и закрадутся подозрения о некоторой твоей «шизанутости», то ты их потом развеешь. Зато какая тема для общения! Это не просто ля-ля тру-ля-ля и о звездочках на небе! Это загадка, энигма эст, это эмоции, это интрига, это даз ист фантастиш, ей богу! К тому же, ты знаешь – все, гм, гении кто еле заметной, а кто и очевидной шизой всегда отличались от простых смертных.

И я решил: будь что будет, но Маше расскажу всё!

В метро я успел. Вагон метро был пустой. Я сел на лавку и вспомнил как мы познакомились с Машей. Знакомство наше случилось в метро. Это был теплый, солнечный весенний день. По ходу около меня образовалось свободное место, и она села рядом со мной, достала из сумочки телефон, вагон слегка качнуло и телефон выпал у нее из рук и упал на мою туфлю. Я поднял телефон и, отдавая гаджет, заглянул в глаза его хозяйке и подумал: «Какие чудесные глаза, какая красивая девушка!» Совпало так, что ехали мы до одной и той же станции, да еще и покинули метро через один выход. Она шла впереди, я шел за ней. На выходе из метро она повернула направо, но и мне надо было направо. Дойдя до перекрестка, она повернула налево, увидела меня, остановилась и, когда я приблизился, спросила: – Вы что? Преследуете меня?

– Да что вы, что вы! Это просто совпадение! Пока вы идете туда, куда и мне надо, – объяснил я.

– Допустим, – согласилась она, – а дальше вы куда пойдете отсюда?

– До перекрестка и налево, – смиренно ответил я, увидел удивление на милом лице девушки, понял, что и ей туда надо, и тут же услышал в голове голос первого Миши: «Ты же хочешь познакомиться с ней? Хочешь! Вот тебе и шикарный повод: предложи ей написать в ее телефоне адрес, куда она идет, и ты напиши в своем и сравните. Чем черт не шутит, когда ему хочется поиграть!»

И я это предложил, и она согласилась.

Видели бы вы ее лицо, когда она вслух прочитала в моем телефоне: – Улица Барышиха дом 35?

А я, сдерживая внутреннюю дрожь, заглянул в ее телефон, подбоченился и ответил: – Именно! Улица Барышиха дом 35! А что здесь такого? В этом доме живет мой друг, и я иду к нему. А раз нам по пути, то позвольте проводить вас. Между прочим, меня зовут Михаил, – по ходу представился я и поинтересовался ее именем. – Мария, – ответила она.

О чем мы говорили по пути, хоть убейте меня, я в деталях вспомнить не могу. Но я узнал, что Маша живет в этом доме по улице Барышиха 35 и учится на четвертом курсе мединститута.

Когда мы подошли к ее подъезду и встали друг против друга и совсем близко, я рассмотрел волнующие формы ее груди и по этой причине возникла некоторая заминка, но тут же в моей голове прозвучал голос Первого Миши: – Ну что уставился? Облизнись еще, идиот! Чего стоишь истуканом? Говори что-нибудь! – Тут же вмешался Второй и поправил: – Да не что-нибудь, а приглашай ее куда-нибудь и телефон, телефон постарайся узнать, охламон! -И я выдавил из себя: – Может быть сходим в кино или куда-нибудь, когда у вас будет время? Если вы не возражаете, то дайте, пожалуйста, номер телефона!

Вот так мы тогда и познакомились.

Домой я попал около часа ночи и сразу завалился спать. И как когда-то в детстве я просил ночь, чтобы она подарила мне сон «про Буратину», так и сейчас я втайне лелеял надежду, что Время осчастливит меня интересным и полезным сновидением. Но тщетно, видимо, Времени было не до меня.

Утром, не откладывая дело в долгий ящик, я позвонил Марии. Время у нее нашлось, и к идее встречи она отнеслась благосклонно.

Мы встретились с Машей у метро Красная Пресня и решили погулять в парке. Однако московская погода распорядилась по – своему: сначала налетевшие низкие брюхатые тучи сожрали солнце, а потом полил августовский веселый, но уже прохладный дождь. Спрятаться от него мы решили в ресторанчике там же – на территории парка. Зарплата у меня не очень большая, но я недавно получил квартальную премию и потому был при кое каких деньгах: не так, чтобы шикануть по – гусарски, но и чтоб не ударить в грязь лицом с пустыми карманами. Местечко в ресторане мы выбрали и уютное, и около окна, и под вкуснейшие бараньи ребрышки и красное вино я начал свое повествование. Начал я немножко коряво, я всё же волновался и потому иногда запинался, но, увидев неподдельный интерес на лице Марии, я успокоился, собрался, и речь моя потекла плавно и в каком-то прежде неведомом мне ритме. «Что твой Пушкин» – польстил мне Первый Миша. «Уж прям Пушкин! – парировал Второй, – но неплохо заливаешь, неплохо!» – Но главным было не это, главное – всё, что я говорил отражалось на лице Маши, отражалось и как будто поощряло: а дальше, что дальше?

А когда я дошел в своем повествовании до Тунгусского метеорита, Маша меня поразила. Она громко рассмеялась и сказала: – Ох, ты и фантазер, Миша! Тебе бы книжки писать! – И тут до меня дошло, что зародившаяся, было, у меня надежда, что Маша мне верит и понимает, – призрачна и химерична. А еще до меня дошло: если я сейчас начну настойчиво проповедовать, что всё сказанное мной не фантазия, а чистая правда, то во весь рост встанет образ «Миши-шизы». И я принял единственное, как мне кажется, правильное решение для такой ситуации: я тоже рассмеялся, затем вместе со стулом перешел на Машину сторону, сел рядом и, пока Маша соображала зачем всё это, я крепко обнял ее и решительно поцеловал. Это был наш первый поцелуй. Больше я от Маши уже не отсаживался, и мы весело чередовали красное вино с поцелуями и после очередного Маша вновь удивила меня. Она задумалась и после многозначительной паузы глубокомысленно спросила: – А что ты думаешь делать с Пи-эффектом?

Я глубоко вздохнул и тоже после паузы выдал: – Буду думать!

– Думай, – согласилась Маша, и в том, как она произнесла это слово я уловил сходство с интонацией Времени.

«Вот незадача! – подумал я, – в Пи-эффект Маша поверила, а диалог со Временем посчитала фантазией. Ну, что ж! Пусть будет так!»

Расставались мы в тот вечер долго: обнимались, целовались, а это «думай» всё время витало надо мной то в исполнении Времени, то в звучании Маши.

Думать я начал сразу после расставания, а осенило меня, когда я ехал домой в метро в состоянии, когда хочется обнять весь мир и даже перевернуть его. В вагоне было полно народу, но я не замечал ни толкотни, ни оттаптывания каким-то гамадрилом моей левой ноги, я вообще был не в метро, а парил в облаках на седьмом небе!

И вдруг после очередного немилосердного толчка в спину меня осенило! Осенило странным образом: я услышал где-то внутри себя голос Первого Миши, который сказал: – Пи – эффект проявился при определенных условиях! – И тут же голос Второго Миши заявил: – А ты попробуй поменять условия! Конкретно: направь пулю не против лучей лазера и генератора Строба, а по лучам!

Вот такая простенькая мысль осенила.

Ночью я не мог заснуть. Всё ломал голову, как мне скомпоновать оборудование, чтобы провести испытания в новых условиях. И придумал! К утру придумал!

Пропуск в лабораторию – бункер позволял мне еще несколько дней работать сверхурочно. Я очень надеялся, что других энтузиастов грызть гранит науки там не будет, и я за эти несколько дней успею провести свои опыты со стрельбой и испытать еще кое-что. А это «кое-что» – ого-го!

Дело в том, что я открыл совершенно новый, только тс-сс никому ни слова, способ получения сверхтяжелого водорода – трития – из тяжелого водорода – дейтерия – и, в свою очередь, способ получения дейтерия из обычного водорода. И достигается это запуском каталитического процесса, то есть применением изобретенного мной катализатора – комплексного соединения на основе рения и кобальта в сочетании 1 к 3, или 1 часть Re на 3 части Co.

Я вам доверяю, но точную формулу катализатора назвать не имею права, потому что тс-с! – секрет и государственная тайна!

В записи эти реакции выглядят так:

Н+Н–К1– =2Н – дейтерий

2Н+2Н+2Н–К1–=2(3Н), 3Н – тритий,

Где К1 – катализатор Re/Co=1/3

Процесс протекает при температуре 100 градусов по Цельсию. Для полной трансформации водорода в тритий требуется 24 часа.

Для сведения: синтез 1 кг трития по стандартной технологии стоит примерно 30 миллионов долларов. Мой способ экономичнее в 1000 раз. Вот так!

Но это все цветочки! Главное –то вот что! Мне удалось в лабораторных условиях при обычной температуре провести обратную реакцию: то бишь из дейтерия путем каталитического синтеза получить обычный водород! В качестве катализатора (К2) использовалось полученное мной комплексное соединение рения и кобальта, но в обратном соотношении – Re/Co =3/1.

Процесс протекает мгновенно, то есть носит взрывной характер. Вот в чем фишка!

Завтра в бункер доставят первую партию патронов, пули которых изготовлены по моему техническому заданию и наполнены сжиженным тритием. При попадании пули в препятствие (цель) прокладка внутри ее разрушится и тритий вступит в контакт с катализатором и начнется взрывная реакция.

Завтра, завтра! Это будет завтра!

И завтра же отстреляю обычные патроны по лазерному лучу!

Засыпал я в полном раздрае! Объятия, Машины поцелуи и тритий! Катализаторы, патроны, Пи-эффект! Всё это крутилось и заваривалось кашей в моём бедном, уставшем, полусонном мозгу.

В один момент я как-то отвлекся от этой каши и в моей совершенно прояснившейся на какое-то время голове возник Первый Миша и спросил: – А, собственно, почему ты не хочешь обнародовать информацию о катализаторах и способе получения трития из водорода и об обратном процессе? Это же минимум докторская степень причем без защиты – по факту!

Я, было, задумался, но тут же встрял Второй Миша: – А с какой такой стати? Не-ет! Так уж устроен мир и люди так устроены, что любую новинку сначала оценивают с той точки зрения, мол, а нельзя ли это использовать для убийства себе подобных быстрее, чище, проще и масштабнее, чем мы это умеем делать сейчас, то есть на данный момент времени. Что? Не так? К тому же, – продолжил Второй Миша, – если обнародовать это изобретение, то, скорее всего, первыми, кто запустит его в дело, будет американский дядя Сэм, он же дядя Сэмюэль, он же Самуил или израильский бен Абрам – племянник дяди Сэма или британский мистер Глистер – тоже их родственник. Как–то уж так повелось! А всё, на мой взгляд, потому, что нашим нуворишам, присосавшимся к общенациональному достоянию, траты на все эти технологические рывки и новации в большинстве случаев по барабану и чисто фиолетовы. Они сосут себе и сосут, и насосаться никак не могут. И потому ты уж постарайся сам что-нибудь дельное придумать.

Я согласился со Вторым Мишей, перевернулся на другой бок и заснул.

И приснился мне сон будто я в своем бункере с радостной внутренней дрожью открываю небольшой ящичек с изготовленными по моему заданию тритиевыми патронами, осматриваю и нежно, и с любовью перебираю и осматриваю их, и вот, держа патрон в руке мне вдруг кажется, что в радиорубке кто-то прячется. Со мной это бывает. Я хочу пойти туда, чтобы проверить, а патрон машинально сую в карман брюк. И в этот момент кто-то сильно толкает меня в грудь да так, что я черт знает каким образом пробиваю спиной бункерный бетон, улетаю черт-те куда и слышу затухающий голос Времени, который механически повторяет мне в след: – Ищущий да обрящет, ищущий да обря…

А я лечу во сне и как наяву думаю: «И чего же я могу обрести вот так летаючи и…» – и недодумал, и бахнулся спиной на какой-то газон, несколько раз перекувыркнулся через голову и … и проснулся.

«Ищущий да обрящет, патрон в кармане? К чему всё это?» – ответов я так и не нашел, в общем чертовщина какая-то, и я снова заснул.

Несмотря на свои ночные мучения, утром я проснулся отдохнувший и полный сил. И, если вчера вечером домой я летел на крыльях любви, то сегодня на работу я летел окрыленный ожиданием успеха, и даже с пробивающейся на задах сознания мыслью: «Я вам покажу кто такой «Мишка – Пи-пишка, покажу!»

Весь день я провозился с компьютером, составляя отчет о проведенных рутинных испытаниях и испытывая предвкушение от сверхурочной работы.

И мои ожидания оправдались.

Измерения после отстрела первой партии обычных патронов по лазерному и электромагнитному лучу показали начальную скорость пули 715 м/сек, а вот по времени преодоление пулей расстояния от точки А до точки В – опять нонсенс – оказалось в Пи раз, но уже не больше, а меньше расчетного времени. То есть случился обратный Пи- эффект. Как ни странно, но я ожидал чего-то подобного и громко сказал: – Опять шутки Времени? – и тут же услышал: – Нет, это не мои шутки, это сделал ты и тем самым опять затронул и побеспокоил меня.

– Затронул, затронул, – согласился я и продолжил, – итак в активе два явления: назовем их плюс Пи-эффект и минус Пи- эффект. Объяснения этим явлениям нет, но, видимо, всему свое время.

– Это верно, – услышал я голос Времени, – но ты продолжай, продолжай!

– Продолжаю! Единственное, что можно сказать, так это то, что мои Пи-эффекты подтверждают гениальное предвидение профессора Николая Козырева. Он еще пятьдесят лет тому назад сформулировал мысль о том, что время может ускоряться и замедляться при определенных условиях. А теперь это факт! Но как это происходит и почему? – После этого вопроса я замолчал.

– Опять подсказки ждешь? – послышался голос Времени, – напрасно, напрасно! Думай!

– Думать буду по ходу. А сейчас надо заняться тритием!

Я осторожно открыл пластиковый ящичек с тритиевыми патронами. Вот они красавцы! Так называемое изделие «Т». Ровно десять штук. А вот и технический паспорт. Так, так! Всё сделано как надо. В каждую пулю помещен пластиковый антирадиационный микроконтейнер с 6 граммами сжиженного трития и порошкообразным катализатором. При соударении пули с препятствием (целью) контейнер механически разрушается и тритий вступает в контакт с катализатором. А дальше начинает действовать закон Авогадро, согласно которому граммолекула любого газа занимает объем равный 22, 4 литра. 6 граммов трития – это два граммоля, значит при разрушении контейнера газ займет 44,8 литра. Однако тритий под воздействием катализатора мгновенно превращается в дейтерий. Из 2 граммолей трития образуется 3 граммоля дейтерия в объеме 67,2 литра. И, наконец, по той же схеме из этого дейтерия образуется 134, 4 литра водорода. И вот вам изюминка: водород в атмосферном воздухе образует гремучий газ и взрывается. А вот вам и вишенка, и соответственно еще один фактор – термическое расширение газов!

Для таких случаев, когда испытываются взрывающиеся образцы изделий в нашем бункере имеется бронекамера, оснащенная целым букетом измерительных приборов и датчиков.

Вот в эту бронекамеру я и должен по лазерно – электромагнитному лучу направить тритиевую пулю (изделие «Т») через специальный коллектор.

Подготовка оружия, оборудования и контрольно-измерительных приборов так увлекла меня, что я ни разу не глянул на часы пока не привел всё в состояние готовности. Правильно говорят – делу время! А когда я глянул на часы то непроизвольно воскликнул: – Боже мой! Уже почти полночь! Вот время пролетело!

И тут же услышал: – Никуда я не пролетело! Здесь я и, как мне кажется, ты сейчас опять заденешь меня.

Я даже не удивился и просто, даже можно сказать по-свойски, ответил: – Не обессудь! Задену!

И тут я вспомнил свой странный сон и тут же услышал внутри голос Первого Миши: – Молодец, что вспомнил сон, а всё ли ты вспомнил?

– Ну-у…, – начал, было, я, но меня перебил Второй Миша: – Баранки гну! Патрон положи в карман.

Спорить и спрашивать я не стал, а просто достал из ящичка еще один тритиевый патрон, сунул его в карман и сам себе объявил готовность номер один.

Наступила полночь.

Перед выстрелом я перекрестился, набрал полную грудь воздуха, решился и нажал кнопку «выстрел». И тут же произошло нечто ужасное: раздался грохот, из трубы коллектора в мою сторону вылетел факел голубого пламени и, хотя я находился на безопасном расстоянии, что-то очень сильно толкнуло меня в грудь точно так, как мне это снилось ночью. Бешеная сила оторвала меня от земли и отшвырнула к стене бункера. В голове у меня проскочило: «Всё! Хандец! Ищущий ни хрена не обрящет!», – но удара о бетонную стену бункера не последовало. Меня непостижимым образом выкинуло на какую-то зеленую лужайку, я колобком несколько раз перекатился через голову и распластался на траве.

«Я жив, жив, жив!» – скакало в моём ступорном мозгу. Лежа я ощупал себя, понял, что цел, пошатываясь встал на ноги, и начал осматриваться.

«Ба! Да это же наша лужайка, да и здание наше! Только облицовка здания другая! Ну точно!»

Из здания выбежали два молодца в униформе и бегом устремились ко мне. Что-то в их фигурах и манере передвижения сразу насторожило меня. По мере их приближения я понял в чём причина: они были совершенно одинаковые как однояйцевые близнецы. Один из них представился: – Старший наряда охраны челбот №102 и бесстрастным тоном и механическим голосом предложил: – Пройдемте с нами.

В комнате, куда меня привели, ничего кроме стеклянных стен не было. Челбот №102 своим монотонным механическим голосом, неизвестно к кому обращаясь, произнес: – Задержанный доставлен.

Тотчас на одной из стен загорелся экран, на котором я увидел мужчину средних лет, сидящего за столом, заставленным какими-то предметами. Мужчина молча смотрел с экрана.

«Рассматривает и изучает меня» – понял я.

– Приведите гостя ко мне, – распорядился голос с экрана.

Челбот №102 взял меня под руку, подвел к стеклянной стене, она раздвинулась, и мы шагнули вроде как в кабину лифта. Послышался легкий шелест и по ощущениям мы двинулись сначала вверх, а потом куда-то в сторону. Скоро кабина остановилась, открылись створки двери, и мы шагнули в кабинет к тому мужчине с экрана. Хозяин кабинета кивнул челботу, тот шагнул назад и дверь за ним закрылась.

Мужчина с нескрываемым интересом, можно сказать бесцеремонно, рассматривал меня, затем подошел, взял под руку, подвел к стулу и мягко, но настойчиво усадил на него и сказал: – Ну-с, молодой человек, представьтесь, пожалуйста: кто вы и откуда?

Этот вопрос прозвучал так спокойно и сопровождался таким благожелательным взглядом, что внутренняя дрожь, которая била меня после «приземления» на лужайку и мозговой коллапс оставили меня. Я глубоко вдохнул, выдохнул, окончательно успокоился и не очень вежливо, отвечая вопросом на вопрос, спросил: – А этот челбот №102 – это кто? – Тут же Первый Михаил с едким сарказмом произнес внутри: – Самый важный вопрос задал, идиот! – Второй ничего не сказал, но укоризненно вздохнул типа «охо-хо»

Мужчина же улыбнулся своей благожелательной улыбкой и ответил: – Челбот – это человекообразный робот, а номер 102 – его индекс. Да. Так кто вы и как сюда попали?

–Я? – снова притупил я, но быстро спохватился и поспешил ответить: – Я Крюков Михаил Владимирович, 1998 года рождения, сотрудник ЭЛИИС. А как я попал сюда я не знаю, и куда попал тоже не знаю!

– Стоп! – прервал меня хозяин кабинета и удивленно переспросил: – Крюков? Неужели тот самый Крюков?

– Да какой тот самый? И куда я попал?

– А попали вы, Михаил Владимирович, в 2110-й год от рождества Христова! Та-ак! Сейчас наведем справки и выясним: действительно ли вы тот самый Крюков? А то, знаете ли, разные совпадения бывают!

– Да какой тот самый? – начал возбуждаться я.

– Терпение! Вот сейчас и узнаем! – мужчина ткнул пальцем в какой-то аппарат и четко повторил мои данные. После секундной паузы зазвучал ответ: – Крюков Михаил Владимирович, 1998 года рождения, в 2024 году открыл Пи – эффекты, в 2028 году на основе их изучения открыл и теоретически доказал Первый закон временной флуктуации, согласно которому замедление темпа времени в одной системе на одном отрезке времени необратимо ведет к ускорению времени в другой системе на таком же отрезке времени.

В 2030 году внес Поправку в Первый закон временной флуктуации, которая гласит: «Флуктуации времени в разных системах не носят линейного характера, но всегда кратны числу Пи».

В 2032 году теоретически обосновал возможность управления флуктуациями времени.

Я слушал этот голос, ушам своим не верил и думал: «Я открыл закон? Прямо вот так взял и открыл? И обосновал возможность управления…?»

Тут же встрял Первый Миша: – А что здесь такого? Ты же не пальцем деланный и не лыком шит!

Второй Миша воскликнул: – А я всегда говорил, что ты будешь известным человеком своего времени! И не только своего! Ай да Миша, ай да сукин сын!

А голос тем временем продолжал: – … является идеологом создания Пи-тритиевого оружия, с появлением которого кардинально изменились взгляды на ход современной войны, возник новый – Пи-тритиевый вид вооруженных сил и, соответственно, стратегия их применения в вооруженных конфликтах. В основу создания всех видов пи-тритиевых вооружений заложен «Принцип лучевого движения», известный как феномен Крюкова.

В 2036 году опубликовал монографию «Теоретическое обоснование платформ иного Времени»

– Платформы иного времени? Что это? – вырвалось у меня.

Хозяин кабинета нажал кнопку, отключил голос и рассмеялся: – У вас, Михаил Владимирович, такое лицо, гм, занятное, наверное, у меня было такое же, когда я услышал вашу фамилию.

– А при чем здесь моя фамилия? – не понял я.

– А при том, что я тоже Крюков и зовут меня тоже Михаил Владимирович, и все мужчины у нас в роду были или Михаилы Владимировичи, или Владимиры Михайловичи! И у вас, между прочим, тоже!

– Это…это что же получается? – растерялся я.

– А получается… здравствуй, дедушка!

Не зная, что сказать, я промямлил: – Здравствуй, внучек.

И вдруг я встрепенулся: – Слушай, внучек, а как звали твою бабушку по отцовской линии?

– Мария Николаевна Соколова.

– Маша! Мария! Моя Машенька! – прокричал я и чуть не пустился в пляс.

Внучек улыбнулся: – Вот дела! Дед от внука свои биографические данные узнает! Ага! Значит, ты, дед, еще не женат? Вот ситуация!

А сейчас я тебе, дед, расскажу, что ты придумал когда-то, а теперь этим занимаюсь я! Ты спрашивал – что такое «Платформа иного времени». Теоретически, как уже было сказано, ее разработал ты. Я же занимаюсь практической реализацией проекта. Если говорить очень в общем, то «Платформа иного времени» это некоторое замкнутое пространство, где время движется в ином темпе. Представь себе реактор, в котором время замедленно в миллион раз, а внутри его запускается ядерная реакция, скажем, в боевом ядерном заряде мощностью 100 мегатонн в тротиловом эквиваленте! Представляешь?

После небольшой паузы я воскликнул: – А-а! Дошло, дошло! В замедленном времени и ядерная реакция протекает замедленно? Без взрыва!

– Именно! – радостно подтвердил внук, – тепловой замедленной ядерной реакции заряда в 100 мегатонн хватает для обеспечения теплом миллионного города в течение десяти лет. А этих самых «мегатонн» человечество за сто пятьдесят лет накопило чёртову прорву.

А какие возможности! Представляешь, субтропические оазисы на Оймяконе и побережье Моря Лаптевых!

Вот, посмотри на дела рук твоих, ну и, гм, моих! – Михаил развернулся к одной из стен и произнес: – Алиса! Покажи нам наши северные субтропики.

Тотчас стена превратилась в один большой экран на котором спокойная ласковая волна синего моря накатывалась на золотой песок пляжа. Люди купались и загорали, дети плескались в воде и строили песчаные замки.

– Это называется «Локальная субтропическая зона Шпицберген» – пояснил Михаил, – а вот упомянутый Оймякон.

Картинка на экране сменилась, появились пальмовые и пиниевые рощи, ухоженные газоны с цветниками и вдали золотой песок и море.

Михаил – внук улыбнулся и сказал: – Существенная статья нашего импорта – это песок из Сахары и Австралии для наших субтропических пляжей в зоне вечной мерзлоты. Это так, к слову!

– А что за поправка и что такое …э… «флуктуации времени не носят линейного характера»?

– По – простому это так: если здесь время замедлилось в Пи-раз, то это не значит, что там оно ускорилось в Пи-раз! Это управляемый процесс. Смекаешь, дед? – улыбнулся внук.

– Нет, не смекаю, – растерялся я.

– Ну как же? К, примеру ты посадил в землю картофель, а время там идет, скажем, в Пи-раз быстрее! И что будет?

– А- а! – опять дошло до меня, – понял, понял! При определенных условиях можно будет и у нас, как в Турции, снимать два урожая в год!

– Да! – подтвердил внук, – но это, можно сказать, пройденный этап. На повестке дня создание «Временных тоннелей». Представляешь, сейчас ты здесь, а через секунду уже на северном субтропическом пляже или еще где!

И тут мне в голову пришла гениальная, я был уверен, мысль. Я подобрался и сказал: – Послушай, внук! А не мог бы ты передать мне сейчас, к примеру, на флэшке, …э…мои будущие разработки? Представляешь, сколько времени мы могли бы сэкономить!

Внук от души рассмеялся: – Интересная мысль! А ты, дед, не промах! Но вот в чём дело: согласно «Кодексу межвременных отношений» передача любой научно-технической и технологической информации категорически запрещена.

А еще скажу…, – и не договорил, потому что прозвучал сигнал и механический голос оповестил: – Лимит времени, лимит времени…

– Пойдем, дед, – озадачился внук, – тебе пора возвращаться, ибо сказано: «всему свое время»

– Да я рад бы вернуться, но как?

– Пойдем, пойдем!

Мы подошли к стене, она раздвинулась, и мы шагнули в кабину. Легкий шелест и вот мы уже в бункере один к одному как тот, из которого я вылетел.

– Дай посмотреть раритет, – внук протянул руку.

– Что посмотреть? – не понял я.

– Ключ к обратному Пи-эффекту.

– А-а! – сообразил я, достал из кармана и вложил в протянутую руку тритиевый патрон.

Внук внимательно рассмотрел его, вернул и тихо сказал: – Пора! Прощай, дед! Или до свидания!

Мы обнялись, пожали руки, Михаил – внук шагнул в кабину и исчез. Вслед ему я зачем-то громко воскликнул: – Всему свое время! Время собирать камни! – И тут же встрял Первый Миша: – Давай работай, философ! – Второй следом подвякнул: – Соломонию он тут развел, библиофил хренов! Домой пора!

Когда всё было готово, послышался знакомый голос: – Опять беспокоить меня будешь?

– Каюсь, буду! Прости меня, Время! – и нажал на кнопку «выстрел» Раздался грохот, из коллектора рванулось пламя, я рефлекторно зажмурился, а когда открыл глаза, то первым делом глянул на часы. Они шли и показывали 00.30 минут. Я подорвался и бросился к тому месту, где была кабина, но ничего, кроме монолитного бетона, не обнаружил.

– Ура! – заорал я, – вернулся! Я вернулся! Я дома!

Несмотря на то, что домой я попал поздно ночью, проснулся я рано и весь измаялся, ожидая, когда время доползет до десяти часов. Это время открытия цветочного магазина по субботам, а сегодня как раз была суббота.

«Чего тянуть? Раз все проверено временем и внуком!» – и я решился.

В одиннадцать с огромным букетом роз я стоял перед дверью Машиной квартиры. Открыла дверь сама Маша и с широко открытыми от удивления глазами переводила взгляд от моего лица к букету и обратно. Наконец. послышалось тихое: – Заходи, Ми-миша.

Из комнаты в прихожую вышли родители Маши и с одинаковыми выражениями лиц замерли статуями.

Я тоже замер и почувствовал, как в ямке за левым коленом забилась жилка. Обычно это случалось в моменты сильного волнения. В голове проскочила от Первого Миши совершенно не ко времени мысль: «Надо же! Когда в будущее летал такого не было».

– Да говори же ты что-нибудь! – изнутри подтолкнул меня Второй Миша.

Первый прикрикнул: – Цветы преподнеси и на колено припади, идиот!

Я протянул Маше цветы и промямлил: – Вот.

«Что «вот», идиот?» – воспалился Первый Миша, и я опомнился, бухнулся на колено и выпалил: – Маша! Я люблю тебя! Навсегда! На все времена! Выходи за меня замуж!

Маша после небольшой паузы еле слышно прошептала: – Я, я согласна!

Я взял Машу за руку, мы повернулись к ее родителям и я по стародавнему обычаю поклонился в пояс и сказал: – Я прошу руки вашей дочери! Благословите!

Первый Миша приказал: – Обними Марию, обними!

Второй добавил: – И поцелуй, крепко поцелуй!

Я обнял Машу и, крепко целуя, услышал голоса обоих внутренних Михаилов: «Остановись, Время! Ты прекрасно!»

И время для нас действительно остановилось, и улетели мы с Машей из московской прихожей в дальние дали прелестные, в небеса небесные, в края чудесные, и чувствовали мы только сладость губ и слышали только биение влюбленных сердец. Но недолго длился наш сладостный полет. Заданный тихим голосом будущей тещи вопрос: – А где вы будете жить? – тут же приземлил нас и вернул в тесную прихожую. Вопрос, разумеется, был адресован в основном мне, вопрос, понятное дело, житейски важный, но почему-то он меня задел за живое и даже обидел, причем обидел за Машу. Дескать, нет чтобы спросить: «Маша, а любишь ли ты этого женихастого пришельца и уверена ли в его чувстве? И вообще – в чьи руки мы тебя отдаем?» Так нет! Сразу утилитарно – бытовое «а где жить будете?» Не совладав со своим раздражением, я выкинул коленце и по-булгаковски, помните встречу на Патриарших прудах, бухнул: – А жить мы будем в вашей квартире! – Типа пошутил! Но тут же вспомнил опять же булгаковское выражение относительно того, что квартирный вопрос москвичей портит, да еще увидев выражения лиц Машиных родителей, напряг всё свое обаяние, широко улыбнулся и сказал: – Шутка, конечно!

Тут же в голову от Первого Миши прилетело: – Этак ты дошутиться можешь! – Второй Миша прокомментировал просто: – Идиот! Что тут скажешь!

– Так все же …э… где вы будете жить? – мягко и даже смущенно вступил в разговор будущий тесть и своим вопросом неожиданно совершенно успокоил меня и снял обиду за Машу, поскольку в голове у меня появилась простая и очевидная для этой ситуации мысль: «Они увидели меня и сразу поверили в глубину моих чувств к Марии! Да, да! И потому, как люди, умудренные жизненным опытом, минуя лирику, сразу перешли к житейской практике»

– А жить мы будем в соседнем подъезде, – серьезным тоном ответил я и пояснил, что в соседнем подъезде проживает мой друг Николай Сизов, который по контракту скоро уезжает на год служить в армии, в общем воевать уезжает. Квартира – однушка – осталась ему от бабушки, а меня он попросил присматривать за квартирой, но главным образом за бабушкиным фикусом, который она очень любила и наказала поливать раз-два раза в месяц.

Так что на год жильем мы можно сказать обеспечены, а дальше видно будет, – закончил я и добавил, – это что касается жилья. А свадьбу, свадьбу мы сыграем…, – тут я увидел Машины глаза и почувствовал, как она незаметно, но ощутимо сжала мою руку, и закончил, – это мы с Машей решим. Тут я опять почувствовал Машину руку и поспешно дополнил: – Конечно, по согласованию с вами. – Маша опять, но теперь поощрительно, чуть сжала мне руку, и я понял, что ситуация выправилась.

– Ну что же мы тут стоим, проходите, проходите, а я сейчас чай поставлю.

– Да, да, проходите, – поддержал супругу будущий тесть, – чайку выпьем, познакомимся, о себе расскажете, о родителях.

Чаепитие прошло спокойно, по-домашнему. Вот только когда Маша вышла на кухню помочь маме, и мы остались с кандидатом в тести одни он вдруг спросил: – А что же так? Друг на войну, а ты?

– А меня не взяли, – ответил я, – сказали, что здесь от меня толку больше будет и развернули.

Тесть пожевал губами, но ничего не сказал.

Потом, когда мы с Машей пошли гулять и обсудили наше чаепитие и застольные разговоры, я вдруг почувствовал непреодолимое, можно сказать жгучее желание рассказать ей о моем путешествии и о нашем внуке, и о пи-тритиевом оружии, и о «Платформе иного времени» и о феномене Крюкова.

Я думаю каждому известно это состояние, когда тебя распирает изнутри и слова буквально вертятся на языке, а ты стискиваешь зубы, чтобы промолчать. И не поверите, но я сдержался и ничего не сказал. Потому что Первый Миша твердо заявил: – Молчи! Ты только что, шутник хренов, на волоске висел из-за своего языка, а теперь хочешь этот волосок порвать? – Второй был проще и грубее: – Ты итак иногда смотришься идиотом! Не надо переводить это в хроническую стадию. Понял?

Я понял.

Глава III. Непонятки, суета сует и напарник Филарет.

Путешествие путешествием, но завершить отстрел изделий «Т» все же надо было, как и подготовить и доложить отчет своему руководству и потом отправить Заказчику. Кто Заказчик, я думаю, вам понятно.

Да, так вот представляете с какими чувствами и с какими мыслями при отстреле я заряжал каждый патрон? И, конечно, я думаю вы уже догадались, что, отстреливая их один за другим, я каждый раз на всякий случай укладывал в карман страховочный экземпляр или по внуку – «ключ к обратному Пи-эффекту».

Отсюда и начались непонятки. И мой непосредственный шеф, а потом и Большой шеф не могли взять в толк почему отстреляны только девять изделий, а не десять? Но ведь не мог же я ни тому, ни другому сказать: а ну как меня опять непонятная сила выкинет куда-нибудь к черту в другое время? И как же я тогда без этого самого «ключа», а? А у меня Маша! И осенью свадьба!

Пришлось врать уважаемым людям, что последний – десятый патрон – несколько раз заклинивало в патроннике и вроде как из-за этого я и не решился на выстрел. Начальники смотрели на меня с сомнением, но стряхнуть мою лапшу со своих ушей не могли. Не идти же им стрелять самим, право дело! И потому махнули рукой и велели отправить изделие изготовителю без составления акта рекламации.

С этим вроде обошлось.

С отчетом было сложнее. Описать-то свои Пи-эффекты я описал и получилось это по-научному солидно и основательно, и даже, мне казалось, можно было бы и замахнуться на открытие или, если быть скромнее, на патент, но вот какая захреновина вылезла: в описании сути открытия или изобретения должна быть стандартная формула – «отличающееся тем…» и тут должно быть дано краткое и точное описание новизны изобретения и его отличия от того, что уже было изобретено или открыто до тебя. Понимаете? Это был камень преткновения, потому что объяснить мои Пи-эффекты я не мог и сравнивать их было решительно не с чем и, значит, ни о каких отличиях речь идти не может. Вот с чем я столкнулся! И тут мне в голову пришла спасительная мысль, что, мол, для того, чтобы познать суть Пи-эффектов требуется продолжить работу с изделиями «Т», но не в статике, а в динамике, то есть с отстрелом изделий по движущимся целям, что возможно даст основания для каких-то предположений или выводов, во всяком случае пищу для размышлений точно даст. И я так и сделал.

Мой непосредственный шеф отчет завизировал без прений, а вот Большой шеф перед тем как утвердить отчет долго листал его, возвращался к началу, отвлекался, смотрел то в окно, то мне в глаза и, в конце концов, выдал: – С твоими Пи-эффектами все непонятно, но интересно. Работу надо продолжить. Тему выделим как отдельное направление исследований, туда же включим и продолжение работы с изделиями «Т». И это будет, твоё, Михаил, направление! Гриф работ – совершенно секретно. Никому ни–ни, роток на замок!

Утвержденный отчет спецпочтой я отправил в тот же день.

Через неделю после этого началась суета.

Как сейчас помню, это был понедельник. Большой шеф с утра вызвонил меня к себе в кабинет. В кабинете шеф был не один. За приставным столом я увидел сидящего на стуле молодого, спортивного светловолосого парня.

– Знакомьтесь, наш научный сотрудник Михаил Владимирович Крюков, а это представитель Заказчика – капитан Никодимов, – шеф глянул в лежащую перед ним бумажку и почти по слогам произнес, – Филарет Варсонофьевич. – Так шеф представил нас друг другу.

– Филарет, – протянул мне руку Никодимов.

– Михаил, – ответил я, пожал протянутую руку и подумал: «Какое необычное для нашего времени имя и особенно отчество»

– Вот, Михаил, ознакомься и распишись, – шеф передал мне лист бумаги с печатным текстом и грифом «секретно» и добавил, – мне звонили оттуда, – и взглядом указал наверх, – и настойчиво рекомендовали не затягивать дело, так что бегом оформляй командировку и завтра чтобы духу твоего здесь не было, – с доброй, отеческой улыбкой закончил шеф.

Текст переданного мне шефом документа был краток и гласил, что направление работы с изделиями серии «Т» в динамике и на основе «лучевого Пи-эффекта» признано перспективным, ввиду чего предлагается продолжить работу на базе ГНИИП-2А МО РФ, то есть на территории Государственного научно-исследовательского полигона номер два -А.

Вот это да! Честно говоря, я не ожидал, что у Заказчика вообще кто-то врубится в суть изложенного в моем отчете, а уж мои предложения, я полагал, и вовсе похерят сходу как фантазийные и безосновательно амбициозные. Ан нет, вот сидит капитан Филарет!

– Расписался? Давай сюда! – шеф забрал бумагу.

– Командировка на какой срок? – деловито спросил я.

Шеф пожевал губами: – Оформляй на месяц, а там видно будет. Всё! Свободны!

Мы вышли из кабинета шефа в коридор и у меня непроизвольно вырвалось: – А чё спешка – то такая? «Оформляй бегом и чтоб завтра духу твоего не было!» – я повторил слова шефа и с изрядной долей скепсиса продолжил: – Ну приедем мы на полигон и что? Пока подготовим техзадание на изделия, пока их изготовят и доставят мы что делать будем? – Филарет усмехнулся и сказал: – Что ж ты у меня спрашиваешь? Там надо было спрашивать! – Филя кивнул головой в сторону кабинета, – да не переживай! Бог даст найдем что делать! Сейчас поймешь, слушай! Предварительное заключение по твоему отчету и предложениям готовил я. Отчет и заключение с нарочным, а нарочным был целый генерал, ушли наверх и, – о чудо Господне! – через день вернулись назад. По каким кабинетам с космической скоростью прошли эти бумаги я тебе говорить не буду, а вот какая на них наложена итоговая резолюция я тебе скажу, потому как в той бумаге, что ты только что прочитал, изложено не всё, – Филарет замолчал и с хитрецой посматривал на меня, испытывая мое терпение.

– И-и-и? – пропел я, подыгрывая ему.

Филарет наморщил лоб: – Привожу дословно: «Работы по прикладной отработке изделий серии «Т», изучению и практическому применению Пи-эффектов считать приоритетными. Вопрос с финансированием упомянутых работ решить немедленно в потребном объеме» Немедленно и в потребном объёме, понимаешь?

– Даже так? – воскликнул я, – вот уж точно сказано: то спим, то бежим!

– Да, с нами такое случается, – согласился Филарет и продолжил, – в общем, воспользовавшись столь благоприятной ситуацией, я, помолясь, заказал Изготовителю партию изделий в количестве двадцати штук для отстрела из ГШ-23. (ГШ -23 – автоматическая авиационная пушка Грязева и Шипунова. Прим. авт.) Одним словом скопировал твое предыдущее техзадание и только увеличил калибр изделий. Извини, что сделал это без согласования с тобой. Без обид?

– Какие там обиды? Это ты хорошо придумал, Филарет! Бутылка с меня!

– Ну и ладненько! А поскольку Изготовителю направлена мощная указивка, я полагаю изделия будут изготовлены через пару дней.

А нам предстоит пока настройка оборудования и проверка измерительных систем и систем контроля при отстреле обычных снарядов, так что нам будет чем заняться на полигоне. И вот что, Михаил, называй меня просто Фил, ладно?

Я почесал нос: – Нет! Фил – это англо-саксонское имя, а я англо –сук не уважаю…

– Потому как «англичанка гадит»? – предположил Филарет.

– Именно! Да! Если ты не против, я буду звать тебя Филей или…э…Патроном.

– Лады. Филя так Филя! А насчет Патрона уж поясни?

– Патрон – в смысле куратор или шеф, имеется в виду на полигоне. Ну и ваще – патрон слово еще и военное. Не возражаешь?

– Нет. А теперь давай, Миша, по делу.

– Давай, Филя! На втором полигоне я никогда не бывал, знаю только, что он находится где-то на северо-западе. Так куда и когда выдвигаемся? – спросил я.

– Вот на северо-запад и подадимся, в сторону Пскова! А план такой, – продолжил Филарет, – ты сегодня оформляешься, собираешься и завтра поутру по железке дуешь в Питер. Из поезда звякнешь мне, и я тебя встречу на вокзале. На полигон мы двинем на машине, и это путь неблизкий.

Я же уеду в Питер сегодня. Такова диспозиция, – закончил Филя.

– Понял, Патрон, принято, до встречи, – мы пожали руки и расстались.

Глава III. Дороги, которые мы выбираем.

На следующий день в час пополудни Филя встретил меня на перроне и через здание вокзала мы вышли к автостоянке.

– Карета подана, – Филя рукой указал на видавший виды армейский бобон – 469-ый УАЗ.

Номера на авто были частные и, усаживаясь на сиденье, я спросил: – Твой что ли агрегат?

– Мой, – с водительского сиденья коротко ответил Филя.

– Ты рыбак или охотник? – предположил я.

– Почему «или»? И рыбак, и охотник! Вот попадем на место, ты осмотришься и поймешь, что невозможно там не быть рыбаком и охотником. А я, между прочим, и родом из тех мест! Еще вопросы есть?

– Угу. Вчера вечером я посмотрел карту и подумал: «Какой странный выбор места для полигона! Практически на границе с Эстонией, а Эстония – страна НАТО!»

Филарет усмехнулся: – Насколько я знаю, место для полигона выбрал сам Лаврентий Палыч Берия! Выбрал в 1945 году, то есть сразу после окончания войны! Я думаю и в самом страшном сне не мог Лаврентий Палыч увидеть, что через несколько десятков лет эстонская Чухония войдет в состав блока НАТО. Нет, не мог! А место он выбрал идеальное: есть и ровные поля, и холмы, и овраги на любой вкус, и дремучие леса, и реки, и озера, и болота, и глина, и песчаники, и всё это под боком – рядом! Так что выбор это не странный, а вполне подходящий для испытаний в разных условиях и техники, и оружейной оснастки.

Бытовая инфраструктура там, конечно, не ахти – дома «сталинской» постройки, двухэтажные, типовые, но еще прочные, строились на совесть, а вот электропроводка, трубы водоснабжения и канализации на ладан дышат и дыхание это, сам понимаешь, почти всегда с легким, а то и не очень, амбрэ. Но что касается оборудования самого полигона, то там все на уровне, скоро сам увидишь.

– Слушай, капитан Филарет, тебе сколько лет? – полюбопытствовал я.

– Много, сударь, двадцать шесть! – с очень знакомой и хорошо переданной интонацией ответил Филя. Я рассмеялся, а Филя сказал: – Я думал ты не узнаешь киношного Дартаньяна!

– Узнал! Хорошо у тебя получилось – очень узнаваемо, – пояснил я и добавил, – значит, ровесники мы с тобой: мне тоже двадцать шесть. Ты женат?

– Нет! Пока нет. И кандидатуры пока нет! А ты?

– У меня осенью свадьба!

За разговорами о том и сём время летело незаметно, а еще мне даже стало казаться, что я знаком с Филей не два дня по факту, а черт знает с каких пор.

– Та-ак! – Филя глянул на часы в телефоне, – время обеденное, сейчас вон за тем поворотом будет придорожное кафе, и мы там вкусим. Хозяева кафешки – переселенцы из Бурятии – готовят очень вкусные бузы. Пробовал когда-нибудь?

– Нет! И даже не знаю, что это такое!

– Ну, что-то вроде мантов, только на бурятский манер.

– А они – хозяева – буряты что ли? – спросил я.

– Нет, местные чухонцы! Говорят, до войны с Гитлером они богатенькие были, в Чухонии земелькой немалой владели, но в сороковом году товарищ Сталин взял, да и переселил их в Забайкалье, в Агинскую Бурятию. В девяностых они рванули назад – в независимую уже Эсто – Чухонию, надеясь по закону о реституции вернуть свою земельку. Однако конфуз вышел. Кто-то ту земельку уже заграбастал по тому же самому закону о реституции. Они судились, долго судились, но недаром говорят: «с сильным не борись, с богатым не судись». В общем, в конечном итоге в суде им показали кукиш с маслом, и они плюнули, и несолоно хлебавши перебрались сюда. И тут, на том месте, где, как они говорят, у них с давних времён была мыза – хутор по-нашему, – эта семья, получив разрешение местной власти, построила дом, потом кафе, а недавно еще и мотель они замастрячили.

Те «буряты», которые приехали сюда, по возрасту от дел уже отошли, сейчас здесь всем заправляет семья их сына и внучка. Сейчас услышишь, как эта внученька меня называет.

Машин на стоянке перед кафешкой было много, места нам там не нашлось, и Филя загнал бобон на стоянку большегрузов на большую площадку по другую сторону дороги. Мы вышли из машины и направились к деревянному дому, на котором красовалась электронная вывеска «Мыза Андреаса. XIV век»

– Андреас – это семейное имя. У них в роду все мужчины Андреасы, – поймав мой взгляд, пояснил Филя.

– А век для понта нарисовали? Маркетинговый и рекламный ход? – спросил я.

– Черт его знает! Может и для понта, как ты говоришь, а может быть и правда, что у них здесь с четырнадцатого века была мыза. Ну, заходим!

Я открыл дверь и Филя, приосанившись, с паузой, степенно вошел в помещение.

– Привет, Инга! – Филя с порога через весь зал громко поздоровался с молодой, белокурой симпатичной девушкой за барной стойкой. Та одарила его взглядом голубых глаз и также громко ответила: – Привет, просто Филя!

В довольно просторном помещении кафе был расставлен с десяток столов. Почти все они были заняты.

От такого обмена приветствиями за столами кто-то прыснул, кто-то недоуменно переводил взгляд с девушки на Филю.

– Займи вон тот стол, – рукой показал мне мой новый друг, – а я пойду закажу бузы. – Видимо, моё лицо имело несколько странное выражение, потому что Филя усмехнулся и сказал: – Сейчас вернусь и расскажу тебе. – Филя подошел к стойке и завел разговор с Ингой, девушка смеялась, а он улыбался и словно невзначай касался ее руки.

Скоро Филя вернулся с бутылками минеральной воды в руках и с довольным выражением лица сообщил: – Пока вода! Бузы будут готовы минут через пятнадцать. Ах, да! Сейчас расскажу. Года два тому назад это было! Первый раз тогда я увидел ее за стойкой, ну и также с порога поздоровался и по ходу спросил, как же зовут такую красавицу? Она ответила – Инга. Ну тогда и я представился – Филарет. Можно просто Филя. Она тогда громко повторила мои слова и от души рассмеялась, потому что, сам понимаешь, что получается, если эти два слова: «просто Филя» произнести быстро. С тех пор мы каждый раз при встрече вот так веселим публику.

– Слушай, – начал я, – стесняюсь спросить относительно твоего имени и отчества. Очень уж они, на мой взгляд, …э…

– Патриархальные и архаичные? – догадливо вставил Филя.

– Ну да.

– Всё просто! И мой отец, и мой дед, и пра… пра… пра…, Царство им небесное, были в этих местах священнослужителями. Несли людям слово Божие! Отсюда и имена!

– А понял, понял! И откуда у тебя в речи словечки такие…м…странные проскакивают тоже понял. А ты, значит, изменил семейной стезе, сменил выбор? А почему именно армия?

– Да в детстве мы тут с пацанами бегали на танки смотреть, да на пушки, да книжки читал военные, вот, видимо, всё это и повлияло на выбор. А ты – то, Михаил, как попал в свою контору?

– Да прям со студенческой скамьи Физтеха. На третьем и четвертом курсах у нас тема была совместно с ЭЛИИС, вот по окончании учебы меня туда и пригласили.

– А –а, ну – ну! – Филя оживился, – ага, вот и наши бузы!

К столу подошла Инга с подносом и, грациозно приседая, поставила перед нами тарелки с бузами и салатами, с улыбкой пожелала приятного аппетита, повернулась и пошла.

– Второй акт, – заговорщицки шепнул мне Филя и, когда Инга отошла подальше, громко на весь зал продекламировал: – Спасибо, Инга, красавица и кормилица наша! – В ответ тут же прозвучало: – Пожалуйста, приятно иметь дело с культурным просто Филей.

– А третий акт будет? – спросил я.

– Бу…бу…бузами займись, – с полным ртом, смеясь, прошамкал Филя.

Бузы действительно были великолепны, и потому были уничтожены быстро и со здоровым энтузиазмом.

На выходе из зала Филарет приостановился, оглянулся, поклонился и громко попрощался: – Инга, до свидания. – В ответ с той же интонацией прозвучало «до свидания, просто Филя»

Меня впечатлил прощальный взгляд Фили, и я не удержался и сказал: – Э, Патрон, похоже ты приехал!

– Куда приехал? – не понял Филя.

– На станцию с названием «Любовь», вот куда!

И тут бравый капитан Филарет удивил меня – он смущенно и растерянно улыбнулся совершенно детской улыбкой и начал мямлить: «да что ты, да нет, мы просто…э… знакомые»

– Знакомые, знакомые, – с легкой иронией повторил я, – ладно, проехали. И поехали.

– Поехали! Крайний прогон остался, – заявил Филя, устраиваясь на водительском сидении, – вперед! – Филя вырулил со стоянки, подъехал к трассе, остановился и пояснил: – Эта кафешка, где мы с тобой только что отобедали, находится прямо на границе погранзоны. Трасса ее – погранзону – обходит. Но главное не это – трасса обходит болота. По трассе, то есть по хорошей дороге, до цели километров шестьдесят. Но у нас есть пропуск и поэтому мы можем перемещаться в погранзоне. Дороги там можно сказать нет, но проехать можно. Вон там километрах в пяти свёрток. Так до места значительно ближе. Немного, конечно, поболтает, но зато сколько будет впечатлений и какие виды! Съеденные бузы, сразу предупреждаю, немного растрясём. Выбор, Миша, за тобой!

Тут же Первый Миша заявил прямо в мозг: «Напрямки! Никаких объездов! Вперед на мины!» – Второй воспротивился: «В объезд! Твои кишки и…опа намекают, что тряски вовсе не желают»

– Напрямки! – коротко ответил я.

«Идиот, что тут скажешь!» – бросил Второй и обиженно замолчал.

– Выбор принят! – Филя нажал на педаль газа.

Бобон преодолел несколько километров и съехал на проселок.

– Тут по прямой, если посмотреть на карте, всего ничего – километров десять, если идти пёхом, но на машине с петлями и объездами – все пятнадцать. Ну, Миша, держись! С богом!

Да, держаться надо было! Бобон, скрепя своим металлическим скелетом, переваливался сбоку набок и мыкался из стороны в сторону.

– Да, дорогу явно не римляне прокладывали, – пробормотал я, потирая лоб в очередной раз проверивший прочность металлической стойки.

– Да уж не они! –согласился Филя и обнадежил, – но это еще не самый плохой участок – самый скверный впереди. Вот он – так называемая Болотная теснина. Видишь, дорога уходит вниз – в овраг – и идет по оврагу, а дальше за бортами этого оврага слева и справа болота. Места жуткие. После ливневых дождей здесь лучше не появляться.

«А я предупреждал! А теперь чеши, чеши репу! Может поумнеешь, хотя вряд ли», – язвил Второй Миша.

– Ну, вот! – облегченно вздохнул Филя, – самый опасный участок мы уже преодолели, слава богу, сейчас выберемся из этой низины наверх и ахнешь!

Бобон ревел мотором, преодолевая на двух мостах длинный глинистый подъем. Наконец, мы выбрались на верхотуру и перед нами открылась панорама, от которой действительно захватывало дух. Слева к дороге подступали невысокие песчаные холмы с сосновым лесом и деревьями словно на подбор: могучими и величественными. Справа расстилалась большая зеленая поляна с сочной, зеленой травой, оттеняющей синеву раскинувшегося вдали огромного озера.

– Красота? – спросил Филя.

– Впечатляет! – согласился я.

– Сейчас вдоль ручья проедем немного, это тоже скверный участок дороги и всё – мы в шоколаде! Ну, вот, порядок!

Филя протянул руку вправо: – Граница с Чухонией проходит прямо по водной глади этого озера, – сейчас мы уйдем влево, обогнем сосновый лес и увидим городок. А сосны эти, видишь они растут на сухом песчанике и потому, я слышал, их древесина отличается особой прочностью. Здесь еще со времен Петра Великого рубили лес для строительства флота на Балтике. Сам царь Петр Алексеевич не раз появлялся в этих краях. А вон там на том берегу озера даже сохранился дубовый сруб, где останавливался государь. Так что места эти, можно сказать, исторические! Чухне, правда, всё это без надобности!

– Судя по твоему тону, Филя, пиетета к Чухонии ты не испытываешь?

– К государству чухонскому – ни малейшего! А к чухонцам отношусь ровно, люди они как люди, со своими прибамбасами, тараканами и шуршиками, ну в общем, всё как у всех. А вот государство Чухония – это пример исторической неблагодарности и мерзких шакальих повадок!

– Поясни!

– А чё тут пояснять! Все знают, что никогда у чухни не было своего государства. Что там государства? Школ своих никогда не было. Первые эстонские школы возникли здесь по милости императора Николая Первого. Тогда Чухония входила в состав Российской империи. Помнить об этом они не хотят. Да и государство они получили на блюдечке с голубой каёмочкой из рук товарища Ленина. Но об этом тоже забыли и ни–ни, ни слова! Затем вхождение в 1940 году в состав СССР. Согласен – история эта очень непростая, да и времена были не простые.

Теперь советский период в Чухонии называется российской оккупацией и никак не иначе. А то, что «оккупанты» понастроили здесь школ, больниц, заводов и фабрик и обеспечили «порабощенному» чухонскому народу самый высокий в СССР уровень жизни, так это опять же забыли, об этом ни-ни.

Потом распад СССР и вот она – вожделенная самостоятельность и долгожданный суверенитет. И тут же они поперлись со своим суверенитетом в Евросоюз и НАТО! Ну, это, как говорится, ваш выбор и бог… нет, черт с вами! Но зачем-то тут же превратили русскую часть населения в «неграждан», в людей второго сорта, именно тех людей, которые и строили эти школы, больницы, фабрики и заводы, а из России тут же вылепили образ врага, по шакальи пакостя соседу где только возможно. Как говорится и бога забыли, и царя в голове нет. И мы это терпим.

Так что какой уж тут пиетет!

Я думаю Россия способна экономическими средствами опустить Чухонию ниже плинтуса, но, понимаешь, мы и своих – русских, а их там процентов под тридцать, – тоже опустим туда же, да еще эти сволочи на них отыгрываться будут!

– Да, картинку ты, Филя, нарисовал мрачноватую.

– Да уж какая есть!

А это что такое? – спросил я, увидев вдалеке серую бетонную коробку. С севера к ней вплотную примыкал лес, на юге раскинулся обширный зеленый луг.

– А это, Миша, наше с тобой место работы. В этой коробке – она называется Третья площадка – есть всё, что нам нужно. И, видишь, перед ней ровная поляна? Это, условно говоря, стрельбище со всякими мишенями: летающими, прыгающими, ползущими, в общем, на любой вкус!

А вот и развилка: налево – к бетонному объекту, направо – к поселку, нам туда. Видишь, здесь уже дороги нормальные.

– Я буду жить в поселке?

– Да, только не в «сталинском» доме, а в гостевом. Будешь жить как фон барон в коттедже. Здесь их несколько. Они были построены в позднесоветские, если точнее, в «раннегорбачевские» времена так называемыми «промышленниками» в качестве гостиниц. Военные называют «промышленниками», или чаще «промыслом», гражданских специалистов – сотрудников разных НИИ, КБ, заводов, работающих на полигоне. Почему я уточнил, что они построены в раннегорбачевские времена? Да потому, что, как со злостью говорят старожилы, в позднегорбачевские времена уже вообще ничего не строили, а только тешили дьявола и разваливали то, что было.

Да! Так вот построены были коттеджи, сам понимаешь, для большого «промыслового» начальства.

– А я – то как сподобился и чем удостоился, что меня в коттедж? Я к большому начальству не принадлежу! – усмехнулся я.

– Генерал – начальник полигона – распорядился, – пояснил Филя, – уж очень ты его заинтересовал своими пи-тритиевыми изделиями и Пи- эффектами. Наш генерал мужик интересный и креативный…

– В смысле? – спросил я.

– В смысле интересуется и любит всякие технические новинки и когда что-нибудь такое производит на него сильное впечатление у него вырывается эмоциональная присказка: «вот это да!!! Вот это каденция с турбуленцией, братец ты мой!» А что это такое: «каденция с турбуленцией» – никто не знает.

Но слава богу, что есть такие люди!

Это я вот к чему! Твой отчет и мое заключение по нему генерал изучил очень внимательно и потом какое-то время ходил от стола к окну и обратно, обдумывал. А потом выдал свою присказку с «каденцией и турбуленцией», собрался и улетел с бумагами в Москву, и съездил с божьей помощью удачно, потому как по возвращении приказал мне организовать твой приезд, распорядился о жилье и приказал мне ежедневно докладывать ему о ходе наших с тобой работ. Понял?

Тем временем машина въехала в городок. Четыре параллельные улицы с утопающими в зелени типовыми двухэтажными домами, собственно, и составляли городок.

– А вот наша Красная площадь и культурный центр, – Филя кивнул головой, – вон, видишь, Дом офицеров с кинотеатром и ресторанчиком на задах. Ресторанчик, между прочим, очень приличный, офицерской паствой место намоленное.

Вот, поворачиваем сюда, еще триста метров, и мы на месте.

Выйдя из машины я разочаровано присвистнул. Филя понял правильно, усмехнулся и спросил: – Ты, поди, ожидал увидеть что-то типа роскошного замка с московской Рублевки? Ну, не обессудь! Идем, идем!

– Подожди! Тут у тебя видимо от дорожной тряски пачка листов с заднего сиденья на пол упала, – я поднял скрепленную распечатку.

– А- а! Это историческая штучка! Я с Литрес распечатал, потому как там наши места упоминаются. Хочешь взять? Бери, бери, – бросил Филя, – я это уже прочитал.