В поисках амриты

Глава 1, иногда и соль воняет

«Нет добродетели, выше справедливости, нет порока хуже лжи… Нет порока хуже лжи…» Около десяти юношей тихо и монотонно повторяли за старой брахманой1 одни и те же слова, словно вырезая их алмазным острием на скрижалях своих сердец. Проговаривая сцены из мира небесного, они все более приближались к столь желанному спасению и избавлению от земных страданий.

Каждый из учеников был облачен в сампот2 красного цвета и свободный ав бупок3, препоясан тонким шарфом, со шнуром через левое плечо, что указывало на их принадлежность к сословию воинов. Мускулистые, с великолепными бронзовыми телами, еще совершенно не познавшие свою красоту и оттого невинные – все они являлись несомненной гордостью гуру Самнанг – живописной старухи в белом одеянии с бамбуковым посохом в морщинистой руке. Они уже несколько часов кряду занимались в тени баньяна4, повторяя за учителем священный текст, но никто не смел показывать хоть малейших признаков неповиновения или же усталости. Госпожа Самнанг с любовью наблюдала за воспитанниками, но один из них был особенно мил ее сердцу. Сейчас юноша старательно выговаривал каждое слово; красивое молочно-кофейное лицо его казалось неподвижным, как маска. Бесстрастно смотрел он вперед – словно видел перед собой не прекрасный сад с цветущими магнолиями, а пустоту; либо же, в мыслях он уже витал в других мирах. Но все же эта отрешенность не портила изысканных черт благородного лица, темных, как угли, пытливых глаз с длинными веерами ресниц, тонких полумесяцев коралловых губ. Лучший ученик. Его звали Кдан, что означало газель. Он и сам чем-то напоминал это прекрасное и грациозное животное, но основным его преимуществом была все же не внешность, а внутреннее, духовное. Обладавший живым умом и поистине феноменальной памятью, предельно учтивый, старательный, всегда соблюдавший правила… Ни одного проступка на его счету, ни одной жалобы. На светлый праздник Гуру Пуджа5 юноша преподнес ей трогательный и весьма необычный подарок – белый цветок туберозы. Очень мудро, ведь это растение символизирует верность. Ученик посредством символа как бы говорил учителю: «Я принадлежу вам, телом и душой». Брахмана никак не ожидала получить от него такой подарок.

Она не хотела, чтобы такого славного юношу избрали в храмовый лабиринт, ведь оттуда еще никто не возвращался. Между тем в силу своих физических способностей, усидчивости и духовности, он как раз являлся первым кандидатом на роль паломника. Учитель подавила грустный вздох и прикрыла глаза, начиная входить в транс. Но ее неожиданно прервали.

– Почтеннейшая госпожа… – с присвистом прошелестел ее коллега, своей лысой головой и подвижным телом напоминавший змею. Все ученики как один резко поднялись и почтительно склонили головы. Полное послушание.

– Обсудим после, – строго ответила брахмана. – Не стоит прерывать ритуал.

– Боюсь, в нашу жизнь проник хаос. Случилось нечто ужасное.

Учитель широко распахнула глаза, очнувшись от дремы.

– Один из ваших воспитанников совершил величайшее преступление.

Неслыханно! Госпожа бросила обеспокоенный взгляд на невинно моргавших питомцев – они не показали ни малейшего волнения, словно речь шла не о ком-то из них.

– Воспитанник Кдан обманул нас во время обряда упанаяны6. Он вовсе не является воином, ибо происходит из семьи скотоводов. Вдобавок его мать неприкасаемая, она уже давно страдает кровотечением. Мальчик не имел права учиться в нашем учебном заведении и принимать еду из наших рук. Все его действия – страшное святотатство!

– К-как такое возможно?

Воздух сгустился, стало невероятно душно; старуха ощутила, как по коже ее обильно стекает пот. Госпожу Самнанг сложно было удивить: даже тот факт, что озеро Тонлесап дважды в год меняет направление течения, не приводил ее в священный трепет. Однако сейчас она выглядела поистине ошеломленной.

– К сожалению, почтеннейшая, это правда. Он назвался чужой фамилией, поменялся с кшатрием7, совершил подлог документов, чтобы учиться в нашей гурукуле8. Личность его уже установлена: мы знаем, из какой он деревни. Воспитанник Кдан виновен, ибо осмелился перейти в высшую варну из низшей: он изменил роду, предал семью. Позвольте немедленно забрать преступника с урока, дабы судить его.

– Мой сын, встань и подойди ко мне! – дрожащим голосом повелела брахмана юноше, который при ее словах так резко вскочил на ноги, словно заранее знал, что она его позовет. Старуха вперилась взглядом в лицо юного отступника, которое, несмотря на страшные обвинения, продолжало оставаться безучастным. Ни единый мускул не дрогнул, даже длинные ресницы не шевелились на ветру.

– Что ты скажешь в свое оправдание?

Секунду-другую юноша молчал, обдумывая ответ. А затем произнес приятным почтительным голосом:

– Гуру Самнанг.

И все. Он ничего более не прибавил к этой реплике, ибо, увы, слова господина Джанкоя являлись совершенной правдой. Несколько лет уже прошло с момента, как стеснительный и покладистый Кдан впервые ступил на территорию гурукулы. И только теперь стало предельно ясно: его робость напускная, лучший ученик оказался преступником.

Старуха оцепенела от ужаса, ей даже почудилось, что на голове ее зашевелились волосы, хоть их давно уже не было. Она в гневе замахнулась было посохом, но в сантиметре от лица Кдана придержала руку, овладев собой. Жалость затопила все ее существо. Теперь ей нельзя было его касаться, чтобы не стать нечистой. Однако как хотелось провести рукой по его лицу, защитить, сказать напутственное слово… Зачем, зачем он так поступил – разом перечеркнул всю свою жизнь? Небо навсегда закрылось перед ним. Глаза учителя увлажнились слезами, ибо нет ничего страшнее для духовника, чем знать об отказе сына от пути истины.

– Гуру Самнанг, – тихо повторил Кдан, и невозмутимый голос его впервые едва уловимо дрогнул. – Простите меня.

– Какое наказание ждет мальчика? – спросила тогда старая брахмана.

– Вы сами знаете.

– Изгнание?

– Отрок совершил подлог документов, назвался чужой фамилией. Каждый день, произнося священные тексты, он сохранял в сердце порок. Его надлежит предать смертной казни.

При этих жестоких словах невозмутимый юноша все-таки вздрогнул, а когда он поднимал взор, в темных глазах его отразился немой ужас и мольба о помиловании.

– Юный возраст не является смягчающим обстоятельством? – без особой надежды спросила брахмана.

– Боюсь, напротив, отягчающим.

Старая воспитательница с сожалением кивнула, ибо не могла идти против правил. Порядок, ритуалы – их нельзя нарушать, дабы мир не обратился в хаос. Теперь придется проводить очистительный обряд – вся школа пострадала из-за него.

– Иди за мной! – строго приказал господин Джанкой провинившемуся, и тот, кивнув, пошел следом. Он не оглядывался, а остальные ученики не вставали с места и даже не подняли голов, проявляя удивительное безразличие к судьбе товарища. Однако когда двое удалились, лица их исказились непроизвольным отвращением и даже ужасом. Подумать только, они учились наравне с низшим! В густом воздухе, напоенном ароматами изысканных благовоний, безмолвно метался вопрос:

«Зачем он это сделал?»

Глава 2, выгода и дружба рядом не живут

Кдан всегда считал, что ночные джунгли – самое шумное место на земле, однако сегодня ни один из многочисленных голосов леса не был обращен напрямую к нему. Воцарилась гнетущая тишина, словно отражение его безмолвной души, где тоже сейчас было пустынно и тихо. Хотя, впрочем, так ему только казалось, ибо отчаяние охватило все его существо. Юношу приговорили к поистине страшной казни: закопали по горло в землю и оставили умирать. Тщательно утрамбованная «заботливыми» палачами почва и дикая влажность тропического леса затрудняли дыхание осужденного, но не это являлось главной проблемой. К утру все должно быть кончено, ибо, согласно преданию, вскоре ведьмы спустятся с деревьев кхеджри9, оседлают полосатых гиен и отправятся на поиски новых жертв: первые пожирают душу, вторые – тело.

Чтобы избавиться от душевных страданий, Кдан погружал себя в воспоминания. Вот перед его мысленным взором возник дом – уютная тростниковая хижина на сваях и добрая хозяйка – его мать. Мама походила на красивую диковинную бабочку: в ярком праздничном сампоте и ав чанг понге10, с длинными черными волосами, в которые она любила вплетать шелковые нити с цветками магнолии, всегда невозмутимая и уверенная в себе. Ничто на свете не обладало властью над ее свободным духом, но между тем коварная болезнь пленила ее тело.

«Как я узнаю тебя после смерти?» – с беспокойством спросил ее как-то Кдан. – Вдруг ты превратишься в духа, а я не пойму, что передо мной именно ты?»

Мама весело рассмеялась – смерть совсем не пугала ее, как других людей.

«Давай придумаем словосочетание, которое будет известно только нам двоим? Когда встретимся в обители Нерожденного, ты будешь знать ее начало, а я конец», – предложила мама.

«Что же это будет за слово?»

«Есть легенда о самой маленькой на земле птичке, у которой при этом очень большое сердце. Говорят, когда в джунглях был великий пожар, никто не хотел его тушить. Трусливые звери испугались и покинули дома. Только колибри осталась и носила в своем маленьком клюве капли воды.

– Думаешь, ты сможешь одна потушить пожар? – спросил у нее броненосец, посчитав неразумной.

– Нет, просто я делаю то, что в моих силах, – отвечала птица».

Кдан очень живо представил себе самоотверженную колибри, а затем предложил:

«Давай придумаем для нас такую фразу: «сердце колибри»? Когда я увижу духов, то буду говорить каждому «сердце». А ты по первому слову узнаешь меня и ответишь: «колибри».

Мать ласково улыбалась. С тех пор всякий раз, когда Кдан болел или его ждало какое-то испытание, мама нежно шептала ему на ухо: «сердце колибри». Это был их маленький секрет. Формула победы над страхом.

Мама, прости, что я подвел тебя…

Темнота джунглей слепила глаза, но не только она мучила: вот из-за мощного растительного покрова лиан стали, наконец, пробиваться ночные звуки – дикие звери выходили на охоту. То слышался чей-то протяжный стон, прерываемый предупреждающим рыком леопарда, то отрывистый хохот сумасшедших гиен, которых, наверное, уже оседлали злые духи. Кдану стало страшно, и он нервно облизнул пересохшие губы.

«Сердце колибри», – шептал он, как мантру. Дышать стало совсем тяжело, по лбу заструился пот, тело онемело от давившей на него земли. Невозмутимость, которой он научился в гурукуле, сейчас сменилась на беспросветное отчаяние. Кдан ощущал себя маленьким запуганным мальчиком, которому предстоит в одиночку сразить злых духов. Детские страхи оживали.

Вот из пугающей темноты выступают людоеды ракшасы – громадные косматые чудовища с гранитными зубами. Они кричат по-обезьяньи и окружают осужденного на смерть… За ними идут злобные веталы, обитающие на кладбищах, и коварная чедипе, верхом на кровожадном тигре. Все эти жуткие существа скопом хлынули из леса, а бедный Кдан, находящийся сейчас на грани бодрствования и забвения, тихонько заскулил от ужаса. А потом на смену духам пришли реальные властители ночи – гиены. Их появление Кдан сперва почувствовал, ибо ноздрей его коснулась жуткая гнилостная вонь. После из темноты показались громадные тела зверей: торопливые, с дикими алчными взорами, искривленными лапами и клыкастыми мордами. Гиены часто приходили к людям, ибо рассчитывали поживиться. Они любили раскапывать чужие могилы и поедать кости. Кдан обреченно закрыл глаза, смаргивая с ресниц слезы и пот. Сейчас все закончится. Он станет духом…. Ему не удалось осуществить мечту, он отвергнут и проклят всеми, ибо нарушил закон, риту11, естественный ход вещей.

Вдруг послышался еще один звук – громоподобное рычание, но как он отличался от тех, что издавали гиены! Было в нем что-то победоносное, спасительное. Кдан широко распахнул слезившиеся глаза: прямо перед его головой на земле возвышался красный волк12. Они знали друг друга! Когда-то Кдан помог раненому волчонку и выходил его, с тех пор зверь стал совсем ручным и часто прибегал к его хижине. Кдан окрестил его «Дхоль», что означало бесстрашный. И сейчас волк злобно скалился на гиен, ибо пожелал защищать хозяина, пусть даже ценой своей жизни. Еще один злостный нарушитель порядка.

Началась ожесточенная схватка, прерываемая диким хохотом и рыками, от которых стыла кровь в жилах. Происходило невиданное: звери дрались за жизнь человека. Кдан больше не боялся за себя, но сердце его по-прежнему обливалось кровью – он переживал за друга. На лице своем он ощущал горячее гнилостное дыхание гиен, и его внутренности выворачивало наизнанку. А потом спаситель его жалобно заскулил, и Кдан беспомощно дернулся под землей, пытаясь освободиться, но сделал себе только хуже: дыхание перехватило, от боли помутнело в глазах. Юноша потерял сознание.

Кдан не слышал, как утром за ним пришли люди и бесчувственного вытащили из ямы. Когда он вновь очнулся, джунгли уже были залиты спасительным светом, вовсю заливались райские птицы, среди моря изумрудной зелени пестрили бабочки. Издав слабый стон, выживший осмотрелся: вокруг ни души. Его не стали добивать – почему? А затем затравленный взгляд его метнулся в сторону, чуть дальше ямы, которая могла стать его могилой. В глазах замаячило знакомое рыжее пятно, которое все расплывалось из-за слез. На земле распластался бездыханный зверь – его верный защитник. Волк погиб, защищая хозяина. Настоящему другу все равно – лучший ты из людей, либо же последний грешник: он всегда будет готов отдать за тебя свою жизнь, если понадобится.

Только не ты, Дхоль. Не уходи…

Слабый после пережитых испытаний, охваченный подступающей болезнью и убитый горем, юноша подполз к зверю и отчаянно зарылся лицом в его густую рыжую шерсть. Она тут же намокла – от его горьких слез и крови. Отважный волк, который пошел против правил, защищая осужденного на смерть.

За время обучения в гурукуле Кдан изучил много разных предписаний: одни были ему понятны, иные представлялись весьма туманными. Но самоотверженный поступок волка, шедший вразрез со всеми правилами, навсегда отпечатался у него на сердце, ибо показывал величие истинной любви.

Глава 3 чем старше имбирь, тем острее

Кдану снилось, как злобные ракшасы с синими клыками и косматыми головами рвали его плоть на части. Подобно змее он извивался от боли, но при этом старался доползти до источника живительной амриты13, которая даровала бы ему бессмертие. Осталось совсем немного для достижения столь желанной цели, но позади послышалось отчаянное рычание. Красный волк. Чудовища подземного мира накинулись на него, и он жалобно заскулил. Надо прийти другу на помощь! Истекающий кровью Кдан обернулся, столкнулся с честным взглядом янтарных глаз и в нерешительности замер. Стоило ли возвращаться? Ведь цель уже так близка… «Прости, Дхоль!» – виновато проскулил Кдан и продолжил свой путь к источнику. Он не поможет другу, в нем недостает благородства. За его спиной послышался отчаянный жалобный вой, и от осознания собственной подлости юноша заплакал.

Когда Кдан очнулся от кошмара, то понял, что лежит на циновке в тени баньяна возле живописного пруда с лотосами. Его одежды промокли от пота, а щеки были в слезах. Кажется, его лихорадило. На дрожащих от слабости ногах Кдан поднялся и побрел в сторону хижины на сваях: все казалось знакомым, но при этом, он словно находился здесь впервые в жизни. Где он? Может, смерть в виде Ямы на буйволе14 уже пришла за ним?

Однако все прояснилось само собой: в бамбуковой постройке на низкой кушетке перед очагом сидела его добрая гуру – госпожа Самнанг. Тело ее покачивалось из стороны в сторону, а губы шептали:

– Шанти, шанти, шанти15.

Она заканчивала ритуал. Увидев только ее дородное тело, напоминающее джутовый мешок с рисом, доброжелательное лицо благородного сливочно-коричневого оттенка, черные глаза, никогда не смотревшие на него с укором, Кдан всхлипнул и бросился перед ней на колени. Юношу мучал жгучий стыд. Однажды он подло обманул учителя, а за это не прощают.

Кдан так и сидел недвижимый, не решаясь на какие-либо объяснения, пока старая брахмана сама не дотронулась его лица. От ее ласкового касания юноша вздрогнул в страхе.

– Это ведь запрещено! – прошептал он, ужасаясь при мысли от того, что учитель может стать из-за него нечистой.

Вместо слов госпожа Самнанг протянула ему рис на банановых листьях.

– Ты истощен, – ласково сказала она. – Поешь.

Кдан подчинился. Покуда он пытался затолкать липкий комок в пересохшее горло, то не смел поднять взор и посмотреть прямо в глаза той, которую столько лет обманывал. Но вот подкрепившись и набравшись мужества, он вздернул голову и сказал быстро:

– Простите меня, гуру Самнанг. Я совершил ошибку.

Она с грустью улыбнулась.

– Ты ведь сделал это не для себя, сын мой? Для кого-то еще?

Кдан согласно качнул головой; мудрый учитель знал все на свете.

– Ложь ради спасения другого не является столь ужасной, сколь во имя себя, – отозвалась учитель. – И ты остался в живых после казни; это значит тебе дарован еще один шанс. Знаешь ли ты, мой мальчик, что теперь тебе разрешат высказать пожелание – любое! Эта милость даруется всякому, кто выжил после осуществления смертного приговора.

– Но… Там в джунглях… Я бы умер, если бы вы не забрали меня… Лихорадка одолевала мое тело… – слабо попытался возразить Кдан.

Брахмана легко пожала плечами:

– Бог часто действует через людей, мой мальчик. На сей раз я была его орудием.

– Я благодарен вам, госпожа!

– Твой друг волк тоже жив. Но ему надо оправиться от ран.

Кдан почувствовал, как слезы благодарности хлынули из глаз. Ранки на лице защипало. Дхоль спасен!

– Он тоже помог мне, как и вы, – поделился юноша.

Брахмана загадочно улыбнулась своими смуглыми губами.

– Еще один урок, мой мальчик. Когда будешь стремиться к цели, не забывай про тех, кто рядом.

Юноша густо покраснел и спрятал взор. Хороший урок. Как и все, что говорила брахмана. Только он, видимо, нерадивый ученик.

– Какое желание ты выскажешь на Совете брахманов?

Кдан молчал в нерешительности.

– Позволь помочь тебе. Попроси восстановить тебя в варне кшатриев. Тогда ты сможешь окончить обучение со мной. Тебя не посмеют изгнать, и все будет, как прежде.

Как прежде уже не будет.

– Окун16 за мудрый совет, гуру Самнанг.

Кдан вспомнил, с каким отвращением смотрели на него во время суда старейшины. Они презирали его, ужасались! Неужели все изменилось, и теперь они действительно выполнят любое его пожелание? Мысль его заработала. И все-таки как стало известно про обман? Неужели тот самый мальчишка кшатрий, испугавшийся храмового лабиринта, донес на него? Кроме него никто не знал о том, что он из другой варны, никто, даже его собственная семья… Кдан ушел из дома, сказав всем, что собирается стать подмастерьем одного купца из столицы; родные и не подумали усмотреть в его словах дурное. Только Кдан не желал становиться учеником вайшьи17, он метил выше. Его внешность здорово подсобила ему: светлая кожа и сходство с людьми из варны кшатриев позволили ему усыпить бдительность тех, кто принимал его в гурукулу под чужой фамилией. Никто не мог вообразить, чтобы невинный мальчик с красивыми глазами газели был способен на такой обман.

Впрочем, кому сейчас можно доверять? Над обществом довлел век тьмы, «калийюга», страшное время междоусобиц. Племена Аникорского королевства враждовали между собой, а всего главенствующих общин было четыре, по названиям частей света: Южная, Северная, Восточная и Западная. Каждая мечтала захватить власть и управлять Королевством, и настолько непримирима была вражда между ними, что некоторые брахманы предсказывали реки крови. Единственная надежда возлагалась на Аникор, великую столицу, где был возведен храмовый лабиринт. По преданию в подземелье под храмом находился Молочный океан, где можно было добыть напиток бессмертия – чудодейственную амриту. Ежегодно перед наступлением муссонов каждое племя предоставляло со своей стороны троих юношей кшатриев, дабы те отправились в паломничество вглубь лабиринта. Считалось, что тот, кто найдет и принесет напиток бессмертия, станет вечным королем – раджой, его племя прославится на века и станет главенствующим, а войны прекратятся. Только основная проблема заключалась в том, что из лабиринта еще никто не возвращался. Паломники исчезали под землей, как в утробе пишачи – страшных существ с выпученными глазами и набухшими венами. Их исчезновение трактовалось по-разному. Согласно главенствующему объяснению, паломники приносились в жертву духами ради благополучия всего Королевства. Впрочем, вера в существование чудодейственного напитка сохранялась, а посему и паломничества не прекращались. Многие хотели благоденствия «здесь и сейчас», не желая самим меняться и подстраиваться. Далеко не все походили на мудрого юношу Начикетаса18, который понимал, что земные блага преходящи.

Кдан относился к Южному племени. Он проживал с семьей в бедной деревеньке под названием Банджипол. Его мать разводила тутового шелкопряда и ткала, а отец возделывал рис. Однако кормилец семейства рано умер и был предан Агни. Наверное, все плохое в жизни Кдана началось еще тогда, со смертью отца. У него появилась цель, только вот удачно реализовать ее он не смог. Сейчас, сидя у ног любимого учителя, Кдан отчаянно пытался понять, в какой момент все пошло не так, как надо. Неужели тот кшатрий предал его? Видно, судьба свела его с араком19…

Госпожа Самнанг ласково коснулась его скулы.

– Все будет хорошо. У тебя есть одно желание, которое они обязаны будут исполнить. Тебя не посмеют убить.

Кдан нервно облизнул губы.

Этот жест он повторил чуть позже на панчаяте20 перед толпой важных старейшин, облаченных в белые одеяния. Брахманы так сурово осматривали его, словно желали кремировать одним только взглядом.

Кдан сложил ладони в сампэах21 и низко склонил голову, являя тем самым полную покорность.

– Брахмачарья22, ставший отступником и наказанный в соответствии с законом, выжил и стоит перед нами, – заунывно начал старейшина. – Небо проявило к отроку благосклонность, и он имеет право высказать одно желание, которое будет исполнено по мере наших сил и возможностей.

Кдан хорошо понимал, что ему следует попросить. Учитель дала мудрый совет. Однако, когда настала пора говорить, он поднял голову и сказал то, чего от него никто не ждал:

– Я желаю стать паломником и участвовать в походе за амритой.

Глава 4 как вода на листе лотоса

23

Удивление вперемежку с отвращением отразились на лицах старейшин. Кдан старался не смотреть на учителя. Он почти никогда не следовал ее советам. Гнетущее молчание воцарилось на собрании мудрецов: что решить им? Желание отрока, прошедшего смерть, священно и надлежит быть исполненным. Однако оно вступало в противоречие с другим правилом, согласно которому в храмовый лабиринт мог зайти только представитель воинов. Слишком много предписаний и мало толкований, как рассудить?

Тогда, посовещавшись, тощий старейшина, похожий на побег бамбука, суровым дребезжащим голосом провозгласил:

– Да будет так. Брахмачарье разрешено участвовать в храмовом паломничестве, однако он должен учитывать несколько моментов. Если он вернется с амритой, то останется в варне воинов и сможет продолжить обучение. Однако если паломник придет с пустыми руками, то станет неприкасаемым, будет с позором изгнан из Королевства, а весь род его и семья будут прокляты на несколько поколений вперед.

Кдан почувствовал, как нервная дрожь охватывает все его тело. Семья не должна пострадать за его ошибку. В карих глазах его отразилась немая мольба, когда он смотрел на старейшину.

– Такова воля Совета, – непримиримо добавил мужчина, очевидно, почувствовав на себе умоляющий взгляд отступника.

На этом все закончилось: Кдану разрешили несколько дней пожить в гурукуле перед тем, как отправляться в лабиринт. Другие брахмачарьи не разговаривали с ним. Когда раскрылся его обман, некоторые ученики искренне пожалели Кдана: ведь бедняга был осужден на смерть. Однако теперь, когда он, живой и невредимый, неприкаянной тенью ходил между ними, они всячески сторонились его. Стена непонимания была возведена одномоментно: во-первых, Кдан был из другой варны. Во-вторых, он солгал во время обучения. Все его действия выглядели нелогичными и святотатственными, ибо он нарушил дхарму24.

Гуру Самнанг в последние дни тоже была предельно холодна с ним: очевидно, брахмана так и не смогла простить ученика за то, что он отказался следовать ее мудрому совету.

Ночью обильно шел дождь – утренний воздух сохранил о нем память. Земля, растрескавшаяся от солнца, была влажной и рыхлой, а серое небо по цвету напоминало шкуру буйвола. В местные края пришли муссоны: люди их ждали с нетерпением, считая благословением. Наступил праздничный день, когда в храм Аникора собирали новых паломников. Каждый год люди лелеяли надежду на своих посланцев, ибо надеялись, что те принесут в страну долгожданный мир. По три человека от каждого племени. Им на шеи вешали жасминовые гирлянды, а под ноги кидали рис и лепестки лотоса. Их тела умащали душистыми благовониями.

Впервые в жизни Кдан воочию увидел Аникор – великий храм с пятью башнями. Удивительное и весьма загадочное место, ибо там исчезали люди. Храм потрясал воображение. Горделиво выступая из изумрудных джунглей, заботливо оплетенный лианами, как младенец в люльке, сверкавший, будто мираж, расписанный золотом и украшенный замысловатой резьбой, с семиглавыми каменными змеями-нагами25, охранявшими главный вход – поистине он был великолепен. Скаты крыши были загнуты наверх и напоминали языки пламени. Не все понимают, почему огонь – священный символ. А ведь это очень просто. Если все живое уходит вниз, к земле, обращается в прах, то лишь огонь устремляется наверх, к небу. Он является мостом, соединяющим мир земной и духовный – предел мечтаний каждого. Храм помогает соединить человека с небом, но только если последний сам того пожелает.

Огромные змеиные головы зиждились на ступенях, гостеприимно встречая отважных паломников. По всему периметру храм был окружен бассейнами с водой, пестрившей гиацинтами и лотосами. Вода символизировала Молочный океан, из которого можно было добыть эликсир бессмертия – амриту.

Омытый дождем, парящий в клубах тумана, поросший изумрудным мхом – Аникор казался небесным дворцом, к которому приложил руку прекрасный зодчий Индра26, а не обычной человеческой постройкой. Люди строили его на добровольных началах, а не под принуждением, ибо верили, что таким образом приближают себя к небу. А все, что исходит от сердца и добрых помыслов, – выглядит прекрасно.

Паломники заходили с разных сторон: с южной, северной, западной и восточной, что соответствовало названию племен. Кдан сквозь полуопущенные ресницы смотрел на двоих юношей – тех, кому уготовано было вместе с ним представлять Южное племя. В целом они являлись одной командой, однако Кдан отчетливо понимал: он действует один, сам по себе. Именно ему надлежит принести напиток бессмертия, иначе он обрекает себя и свою семью на ужасные страдания. Для него победа была вопросом жизни и смерти.

Его спутников звали Ваен и Софир. Кдан никогда не был особенно дружен с этой парочкой. Ваен часто задирал его, дразнил. Это был коренастый юноша со светло-кофейной кожей, чуть приплюснутым носом и корявыми растопыренными пальцами на руках, напоминавшими связку пальмовых листьев. Он все время потел и ходил мокрый, как смотритель слонов. Кдан подозревал, что Ваен страшно завидует ему: у него-то все получалось с первого раза, гуру Самнанг явно благоволила ему, а Ваен запоминал священные тексты с трудом, был немного тугодумом, и учитель почти никогда не хвалила его. Софир дружил с Ваеном. Он, в противоположность товарищу, был тонок, точно бамбук, сух и смугл. Софир обладал по-девичьи нежным голосом, который Кдана особенно раздражал.

Теперь они стояли вместе, намереваясь принести победу своему племени, но между ними не чувствовалось единение, а напротив, витал разлад. Даже воздух, казалось, стал гуще, напоминая пальмовый сироп.

– У тебя от грязи ногти почернели, вайшья, – издевательски шепнул Кдану на ухо Ваен.

Кдан молчал, плотно сцепив зубы. Он никогда не отвечал на оскорбления, считая подобное поведение неразумным.

– Как же мы справимся, если один из нас обычный свинопас? Победу ведь одержат сильнейшие.

– Не трогай его, Ваен, – примирительно промурлыкал Софир своим нежным голоском. – Сейчас мы на одной стороне.

Музыканты заиграли на флейтах, арфах и раковинах, начиналось торжественное действие: вход паломников в храм. Кдан знал, что с других сторон также играет музыка, и перед огромными нагами смиренно стоят смельчаки, готовые отправиться за амритой. Что они чувствовали? Страх за свою судьбу, гордость из-за того, что их выбрали? Кдан не знал. Он мог сказать лишь про себя, а в его сердце сейчас царил мрак, как в самых темных углах храма, где обитают летучие мыши.

– Не робей, свинопас, – шепнул ему на ухо задиристый Ваен, очевидно, вознамерившись теперь постоянно унижать своего спутника.

Они синхронно сняли сандалии, их оросили прохладной водой, а затем трое под звуки духовых инструментов поднялись по невысоким каменным ступеням. Почтительный поклон, еще один до самой земли, и они вошли в темную прохладу Аникора. Сырость тут же пропитала их шафрановые монашеские одежды, полумрак заволок глаза, а легкие заполнил липкий аромат благовоний. Сводчатые потолки были расписаны яркими красками. В храме было несколько ярусов: обычно брахманы поднимались наверх во время проведения ритуалов. Но паломникам была уготована иная участь. В молельном павильоне зияла огромная яма со скользкими ступенями, напоминавшая обитель смерти. Именно туда, вниз, нужно было уходить троим смельчакам.

Кдан оглянулся на спутников. Ваен бравировал, однако когда взгляд его карих глаз натолкнулся на черную дыру, разверзшуюся под их ногами, он едва уловимо вздрогнул. Видно, не только свинопасам бывает страшно.

Брахман прочитал над их головами напутственную молитву, и Кдан с содроганием в сердце подумал, что она звучит как заупокойная. Смогут ли они вернуться, что их ждет там? Дойдут ли они до берегов Молочного океана, добудут ли таинственный напиток, разрешающий все людские проблемы? Вопросы эти казались жуткими, ибо пока на них не виделось ответов.

Глава 5 куда бы ни петляла дорога, держись ее

Негасимые лампады27 освещали путникам дорогу, но все же не настолько, чтобы не спотыкаться на неровных скользких камнях. Сначала они очень долго спускались: в гнетущем молчании, ибо каждого одолевал суеверный страх. Что, если там внизу не Молочный океан с благословенной амритой, а Нарака28, где души умерших подвергаются страшным мучениям?

– Жаль, что нам не дали оружия…– трусливо протянул Ваен, а голос его жутким эхом отозвался в подземелье.

– Оружие паломников в сердцах их, – не удержался и съязвил Кдан.

– В таком случае шагай первый, свинопас. В случае чего прикроешь нас своим благочестием, – презрительно сплюнул Ваен. Тот пожал плечами и храбро устремился вперед.

На холодных стенах виднелись красивые гигантские барельефы. Один из них, в частности, изображал сцену пахтанья29 Молочного океана, когда дэвы30 и асуры31 совместными усилиями принялись взбивать воду и в результате получили разные чудесные предметы и существ: танцующих нимф, белого коня, драгоценный камень, корову изобилия, луну и, наконец, сам напиток бессмертия. Покуда спускался, Кдан внимательно смотрел на скульптурные изображения. Хоть он и знал эту историю наизусть, все равно старался воспроизвести живописную сцену в сознании. А вдруг им придется на своем пути столкнуться с чем-то подобным? Как знать, может, за углом лабиринта их поджидает белый конь и от нетерпения потряхивает шелковистой гривой? Затем юноше в голову пришла одна любопытная мысль, и он замер на лестнице так резко, что идущий следом тщедушный Софир чуть не врезался в него носом.

– Ты чего?

– Надо посмотреть карту.

– Разве дорога не одна?

Кдан с грустью улыбнулся.

– Путей всегда несколько. Тем более в лабиринте.

Подойдя к зажженной лампаде, они развернули хрустящий пергамент, которым их заботливо снабдили брахманы, и пред ними предстал внутренний Аникор во всей красе. Пять стрельчатых башен, напоминающих бутоны лотоса, находились в точном месте восхода солнца. Башни, молельни, погребальные залы и библиотеки соединялись между собой широкими галереями с квадратными колоннами. Подземный храм в точности повторял надземный – до мельчайших деталей. Только сюда не проникало благодатное солнце, зато светили вечные лампады.

– Интересно, кто их зажигает? – задумчиво произнес Софир, косясь на раздражающие источники света.

– Тот, кому это надо, – безапелляционно ответил его друг, который не особенно любил предаваться пространным размышлениям.

– Так тихо, что слышно, как ты сопишь, – в ответ буркнул Софир. Действительно, чем дальше они забирались, тем безмолвнее становилось вокруг. Заунывные песни и пляски сверху умолкли, зато выступили звуки совсем иного толка. Тревожные.

Капля пота стекла по щеке и звучно упала на камень: «К-аап». Сердце громко бухнуло, один, второй раз. Шумное дыхание пронеслось по залу: «вш-урх». Летучая мышь будто в ладоши хлопнула крыльями.

– Странно, – вдруг тихо произнес Кдан, вглядываясь в карту. При свете слабого огня она была едва читаемой.

– Что именно, свинопас?

– Не называй меня так!

– Правда глаза колет?

– Да хватит вам, – вмешался в их перепалку Софир. – Как бешеные макаки расшумелись. Что именно странно?

– Аникор в отличие от других наших храмов ориентирован с востока на запад…

– И что это значит?

Кдан покачал головой. Иногда у него появлялось ощущение, что только он с особым рвением внимал учителю.

– Запад символизирует смерть…

– То есть…– Ваен сглотнул слюну, – мы в погребальном храме?

Кдан пожал плечами. Ему вдруг стало жутко. А что, если их похоронили, не спросив на то согласия? Заживо? Но нет, а как же напиток бессмертия, разве не за ним их посылали? Такого просто не могло быть! Серые своды давили на их головы, равно как давил полумрак. Большая могила или маленькая – не все ли равно для тех, кому так не хочется умирать? Точно в ответ на его грустные мысли откуда-то повеяло сыростью древнего склепа.

– Я… Хочу кое-что проверить, – загадочно вымолвил Кдан, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, принялся подниматься в обратном направлении.

– Стой, – воскликнул Ваен и грубо схватил его за плечо. – Куда собрался, свинопас?

– Отпусти! Сказал же, надо кое-что проверить!

– Струуусил, – обидно заулюлюкал Ваен. – Хочешь деру дать? А как же тот факт, что тебя изгонят, если вернешься ни с чем? Не жалко свою мамашу, которая станет про…

Он не успел договорить, ибо Кдан развернулся и со всей силы врезал противнику в челюсть. Раздался неприятный хруст.

– Не с-смей, – по-змеиному прошипел он, а темные глаза его заволоклись яростью. Но Ваен в несколько раз превосходил соперника по размерам, ему не составило большого труда уложить его на лопатки. Минута беспорядочной возни, и Кдан уже оказался на полу, чувствуя, как влажный камень неприятно холодит щеки. Его шею подобно лиане обхватила тяжелая рука врага.

– Как ты посмел напасть на представителя высшей варны? – удивленно пробормотал Ваен, непонимающе глядя в горящие яростью глаза жертвы. Кдан изворачивался как змея, но противник был сильнее. Давление на горло усилилось.

– Ничего умнее не могли придумать, как отношения выяснять? – вмешался миротворец Софир.

– Нет, ты это видел? Свинопас ударил меня!

Он сжал горло еще сильнее, и Кдан жалобно захрипел, умоляя отпустить.

– Прекрати, ты его задушишь! Мы в одной команде.

Ваен милостиво убрал руку и напоследок ногой пихнул поверженного противника в живот. Он проделал это с такой силой, что бедняга отлетел в сторону и больно ударился головой о выступающий барельеф.

– Немедленно извинись и расскажи, куда собрался бежать!

Кдан упрямо молчал.

– Я убью тебя, – дурея от бешеной злобы, прорычал Ваен, направляясь в его сторону.

– П-прости, – поспешно пробормотал дрожащий от унижения Кдан, и тот замер, удовлетворенно усмехнувшись. – С шакалами так и надо, иначе совсем разойдутся, – поучительно сказал Ваен Софиру. – Ну так что, шакал, куда собрался?

– Хотел вернуться к тому месту, где мы заходили, – с трудом прохрипел юноша, с беспокойством ощупывая горло. Ему казалось, что нечем дышать. На лбу выступил пот, хоть в подземелье было промозгло.

– Зачем?

– Не знаю. Но мне нужно кое-что проверить.

– Духи свели тебя с ума! – покачал головой Ваен, но больше не стал ему препятствовать. Затравленно оглядываясь на задиру, Кдан заковылял к лестнице. Никто за ним не пошел. Действительно, зачем ему взбрело в голову возвращаться? Какое-то время он в молчании поднимался, а затем его охватил приступ неконтролируемого бешенства. Ненависть к спутникам была такой силы, что он затрясся. Подумать о чем-нибудь другом. Хорошо, что они не успели слишком далеко уйти. Знакомая сцена пахтанья Молочного океана. Луна, корова, камень, и все остальное в обратном порядке. Прелестные небесные танцовщицы апсары32 с полуприкрытыми губами и развевающимися одеждами. Кдан нарочно не смотрел на них. Спустя какое-то время своего упрямого продвижения он оказался на том месте, где они недавно начали путь. Юноша остолбенело замер: проход был закрыт монолитной плитой! Кажется, их и не собирались выпускать!

Глава 6 где бы ты ни родился и кем бы ты ни был, пепел уравнивает всех

33

В первые минуты страшное отчаяние, сродни безумию, охватило Кдана. Он кинулся к плите и принялся стучать по ней, словно надеясь сдвинуть каменную глыбу с места. Разум совсем отказал ему. Пару раз он со всей силы ударил по стене и слабо застонал, ибо разбил костяшки рук. Засочилась кровь, окропив камень. Совершенно измученный, Кдан упал на колени и принялся покачиваться из стороны в сторону. Перед его воспаленным взором вихрем проносились картинки из прошлого.

Мама решила взять его с собой в горы, а Кдан страшно боялся высоты. Может, если бы не присутствие матери, он бы немедленно ретировался, как трусливый шакал. Но она идет рядом с ним по извилистой тропе с корзиной душистых цветов на голове, а он весело бежит впереди, чувствуя себя настоящим мужчиной. Отважным Арджуной34, сыном самого небесного Индры и военным лидером Пандавов35. Мальчик при этом никогда не отличался особой смелостью, зато мама была смелой за них двоих.

Сцена меняется.

Маленький Кдан неудачно упал, в кровь разбив колени о булыжник. Слезы лились из его глаз нескончаемым потоком, словно вновь пришли времена Ману36, когда грянул великий потоп. Бабушка успокаивала его, но безуспешно. И тогда она сказала ему:

– Знаешь, когда твоей маме было пять лет, она пролила на себя котелок с кипящей водой, где варился рис. Ладони ее покраснели, кожа начала слезать. Надо ли пояснять, что я была в ужасе? Я рыдала от испуга за дочь.

– А что мама? – спрашивал Кдан с любопытством. Он уже перестал плакать.

– Она принялась меня успокаивать! Пятилетний ребенок стал гладить меня по щеке своими красными обваренными ручками и шептать, что ей совсем не больно.

– Неужели ей правда не было больно? – изумился Кдан. Ему на секунду представилось, что его мама вовсе не человек, а что-то сродни неземным теводам37.

Бабушка рассмеялась наивности внука.

– Разумеется, ей было больно: ужасно, мучительно! Но она думала в тот момент обо мне, а не о себе. Любовь способна на подобные чудеса самопожертвования.

И Кдан устыдился своей слабости, ибо понял, что бабушка рассказала эту историю не просто так.

Обрывки воспоминаний казались сном – чудесным, беззаботным. А сейчас наступила ужасающая реальность, в которой больше нет мамы. Кдан совершил столько всего дурного, и все ради чего? Чтобы остаться навеки замурованным в погребальном храме?! Их живьем принесли в жертву, а они надеялись на напиток бессмертия.

Что, что мне делать? – бессвязно шептал Кдан в пустоту безликого храма.

Что мне сделать, чтобы спасти тебя, мама?

В первые минуты ему хотелось умереть. Но потом Кдан заставил себя подняться. Он пошел сюда не ради себя. Ему нужно помочь матери. А значит, он будет делать все, от него зависящее, чтобы добиться цели. Пусть даже ему придется собственноручно взбивать Молочный океан.

Удрученный и ослабленный, Кдан поплелся вниз к своим приятелям. Они терпеливо ждали его в том же месте, где он их оставил – в полуосвещенном зале для медитаций. Когда Кдан вошел, они синхронно подняли головы. Лица их выглядели виноватыми.

– Послушай, свинопас, – хриплым голосом начал Ваен, однако, покосившись на Кдана, вздрогнул и пробормотал:

– Ты бледен как луна! И рука твоя в крови…

Кдан угрюмо молчал.

– Прости меня… Я погорячился. Просто ты ударил меня по лицу, и я вспылил. Знаешь же, что голова священна… Я не думал говорить ничего дурного о твоей матери. Обещаю, больше никогда не трону тебя…

– Вы заметили, что перед тем, как отправлять нас, брахман читал молитву? Помните, что это за молитва? – не отвечая на его слова, сухо спросил Кдан.

– Не знаю, я не особо вслушивался. А что?

– Это была заупокойная молитва. Нам не дали оружия. И Аникор неспроста ориентирован на запад. Мы в погребальном храме. И нас принесли в жертву, – отстраненным холодным голосом отчеканил Кдан. – Вход замуровали. Так что даже если мы найдем напиток бессмертия, то уже никогда не сможем выбраться из храма. По крайней мере, из того места, где мы зашли.

– Что ты такое говоришь? – воскликнул обычно спокойный Софир. Парень поднялся на ноги и обхватил голову руками, словно желая уберечь от страшной правды.

– Повторять не буду, – усталым голосом отозвался Кдан. – Если не веришь —сам посмотри. Выхода больше не существует.

Софир на секунду обмер: казалось, он даже дышать перестал. А затем сделал то, чего Кдан от него совершенно не ждал: разразился горестными рыданиями. Нет, в принципе, сама по себе эта реакция была совершенно оправданной: Кдан и сам не смог сдержать эмоций. Однако во всем облике Софира крылось нечто противоречивое, неразгаданное. Странное.

Ваен, напротив, отреагировал куда более мужественно, чем его приятель. Он тоже поднялся на ноги и неловко коснулся плеча рыдающего Софира.

– Ну, будет тебе, – ласково пробормотал он. Кдан даже не подозревал, что в голосе тяжеловесного громилы могут звучать столь нежные нотки. Чудеса, да и только.

– Как думаешь, что все это значит? – совершенно разумным и мужественным голосом поинтересовался Ваен. В эту минуту Кдан даже почувствовал к нему некоторое уважение: вот это самообладание!

– Не знаю, я же не всевидящий Вишну38.

– Но ты как-то уже истолковал происходящее для себя?

Невероятная проницательность!

– Я думаю, что теперь понимаю, почему никто из паломников не возвращался из храмового лабиринта, – с горьким смешком вымолвил Кдан. – У них просто не было никаких шансов. Они все погибли здесь, погребенные заживо.

– И это все?

Кдан пожал плечами. Ему не хотелось объясняться с громилой. Для себя он понял еще кое-что: напиток бессмертия относится к другому миру – не земному, а небесному. И чтобы туда вошел обычный человек, ему надо сделать весьма «обычную» для человека вещь: умереть. Возможно, именно поэтому их замуровали в храме. Думали, что они умрут и перейдут в мир небесный. Только вот из того мира пока еще никто не возвращался.

Интересно, почему это рассуждение не пришло мне в голову раньше?

– Надо решить, что будем делать, – вновь нарушил тишину назойливый Ваен.

– Давай еще раз посмотрим карту.

Они снова развернули ненадежный кусочек пергамента, только на сей раз, руки их непроизвольно дрожали.

– В храме четыре двери, – проговорил Кдан задумчиво. – Отовсюду заходили паломники. Полагаю, искать эти выходы – бессмысленно. Их наверняка закрыли. Пока будем добираться до них – умрем с голоду. Ведь еды и воды нам тоже не дали.

– У меня есть с собой кое-что, – вдруг произнес Софир. Кдан заинтересованно посмотрел на спутника. На самом деле у него тоже кое-что было. Он позаботился о себе, взяв несколько сушеных бананов, сухари, прахок39 и камандалу40 из кокосового ореха с водой. Он рассчитывал, что припасов хватит как раз до Молочного океана. А там им не нужна будет провизия – они смогут пить молоко.

– Сушеные сухофрукты, специи, вяленое мясо бизона. Мы разделим эту пищу на троих, – сказал Софир чуть дрогнувшим голосом, и снова Кдану почудилось в нем нечто наигранное, противоестественное.

– Хорошо, – сухо ответил он, а про себя подумал, что своей едой ни с кем делиться не станет. Его цель превыше всего остального.

– На самом деле у нас только один путь – в центр храма к главному святилищу, – сказал тогда Ваен. Он еще надеялся на Молочный океан. Что ж, Кдан тоже, ибо вера есть якорь для души.

– Думаю, это разумно, – тихо согласился он. В конце концов, а что им еще оставалось делать? Сидеть в этой мрачной галерее и ждать, когда прискачет Яма на буйволе? Лучше уж они сами пойдут ему навстречу.

Ваен подошел к Кдану вплотную и почти робко протянул ему кусок материи.

– Оботри кровь, – хрипло произнес он. – У тебя губа разбита.

Ах да, действительно, только сейчас Кдан ощутил, как сильно саднит нижнюю губу. Это от удара громилы. Не говоря ни слова, он взял протянутый платок и приложил к лицу.

– Прости меня, свинопас, – еще раз покаянно извинился Ваен. – Я не хотел избивать тебя.

– Не называй меня свинопасом.

– Почему?

Кдан пожал плечами.

– Звучит оскорбительно.

– Наверное, это оттого, что я произносил с оскорбительными интонациями. На самом деле я ничего не вижу плохого в скотоводстве. Просто я завидовал, и мне хотелось унизить тебя посильнее. Как глупый иноземец, который не понимает особенностей нашей культуры, я намекал на разницу сословий. Пришельцы обвиняют нас в отсутствии равноправия. Но деление на варны весьма логично и вполне отвечает функциям нашего общества. Брахманы вещают волю Бога, они символично ближе к небу, поэтому выше. Другие выполняют иные, не менее важные задачи, но все же они чуть дальше от небес. И пусть брахманы появились из головы Брахмы41, кшатрии из туловища, вайшьи из бедер, а шудры42 из стоп – каждый из нас играет особую роль и выполняет конкретную задачу. Голова не может ходить без ног, да и ноги никуда не пойдут без головы.

Ваен замолчал, выжидательно глядя на товарища. Он опять удивил: Кдан не мог предположить, чтобы этот тугодум был способен на такую длинную осознанную речь.

– Хорошо, называй меня, как знаешь, – махнул он рукой. В конце концов, какая теперь разница? Пепел уравняет их всех. Причем довольно скоро.

Глава 7, в джунглях бойся не колючек, а тигра

Затем они поплелись по длинному мрачному коридору, следуя карте. Иногда было тихо, но в иной момент над их головами шумно проносилась растревоженная летучая мышь. По стенам иногда проползали ящерицы, пугая путников таинственным шорохом. На гладких камнях виднелись странные черные дыры, залепленные паутиной. Человек, далекий от строительства, удивился бы их назначению. Но Кдан прекрасно знал, что эти отверстия нужны были для обработки камней.

Километровые барельефы на их пути показывали сцены из повседневной жизни людей: кто-то воюет, кто-то трудится на земле, кто-то наблюдает за чарующими танцами небесных дев – апсар. Изображения были покрыты бронзовой краской и загадочно блестели в полумраке вечных лампад. Сплошь украшенный золотом и драгоценными камнями – храм поистине напоминал небесный дворец, хотя это было ложное сравнение. В действительности он являлся могилой, пусть очень красивой, но все же могилой.

Они шли долго, петляя по узким переходам: Кдану стало казаться, что все коридоры одинаковые. Он уже забыл, как выглядело то место, откуда они спустились. Коварный лабиринт постепенно заманивал путников в свои зловещие чертоги, отдающие сандалом, сыростью и гнилыми грибами. Он казался запутаннее тем, что постоянно менял уровни: то им приходилось спускаться, то подниматься. Мрачные восьмирукие скульптуры тянули к незваным гостям свои крючковатые пальцы. В какой-то момент до смерти утомленные паломники остановились передохнуть.

Под предлогом найти отхожее место, Кдан ненадолго отошел от своих спутников и оказался в темноте молитвенной беседки: там он поспешно прикончил бананы. Быстро и незаметно, воровато оглядываясь по сторонам, как дикий зверь, который боится, что его добычу отнимут. Ему не пришло в голову поделиться с друзьями по несчастью, однако, когда он жадно проглотил последний плод, души его коснулась совесть. Юноша вспомнил напутственные слова госпожи Самнанг:

«Когда будешь стремиться к цели, не забывай про тех, кто рядом».

Увы, учителю придется еще не раз разочароваться поступками лучшего ученика. Впрочем, он не поделился с другими вовсе не из-за жадности или особой неприязни. Просто он должен выжить, чтобы помочь матери. А для этого ему надо есть. Высокая цель сделала его жестокосердным, но он не особо об этом размышлял. По крайней мере, не сейчас.

Когда Кдан вернулся к остальным, то заметил их обеспокоенные лица.

– Что-то случилось?

– Софир видел странную тень возле той высокой колонны с изображением дэвов.

– Летучая мышь?

Ваен озабоченно покачал головой.

– Не похоже.

– Может, другие паломники? Должны же мы с ними в какой-то момент встретиться? Судя по карте, все дороги ведут в сердце храма.

И вот тут крылась одна небольшая странность. На самом деле они шли уже довольно долго, но при этом никого не повстречали на своем пути. Казалось, что в храме только они трое – несчастные пленники, закланные за грехи людей. С их участием провели яджну43, не объяснив им правила игры. Между тем другие паломники точно присутствовали где-то рядом. Наконец, их голоса и шаги должны быть различимы, но нет, лишь давящая тишина храма над их головами – истинная владычица Аникора.

– Мы уже долго идем. Но я запутался в карте. Все эти залы выглядят совершенно одинаково. Нам надо было оставлять какие-то метки, чтобы по ним вернуться.

Здравая мысль. Жаль, что она пришла им в головы так поздно.

– Как думаете, сколько сейчас времени? – жалобно поинтересовался Софир. Худые плечики его дрожали от страха, либо же от пронизывающего холода.

Кдан покачал головой. Как определить время в подземелье, где нет солнца и луны? Страшный мир духов, тут не существует часов.

– Мы бродим уже целую вечность, – заметил Ваен. – От долгой ходьбы у меня начинают болеть ступни, а сейчас они ноют так, будто мы в пути около четырех-пяти часов.

– Хотите, можем поспать? – спросил Кдан, ибо он сам валился с ног. Переживания последних дней страшно утомили его, веки закрывались сами собой.

– Давайте ляжем рядом, чтобы согревать друг друга. Тут очень холодно, – сказал Ваен. Кдан поморщился от отвращения, но возражать не стал, ибо предложение приятеля выглядело разумным.

Жалкой кучкой устроились они в узкой черной нише в стене: вероятно, здесь должна была находиться погребальная урна, хотя сейчас тут лежала лишь пыль.

– Будем представлять, что мы на берегу Молочного океана, – мечтательно произнес Ваен, а Софир принялся вновь плакать. Кдан в раздражении прикрыл глаза и тотчас же уснул. Снов он не видел, и сознание его было черно, как и то место, что послужило им временной постелью. Проснулся юноша от какого-то странного, противоестественного звука. Эхо услужливо разнесло его по галереям, остужая кровь.

Паломники вздрогнули и одновременно с ужасом покосились друг на друга. Вряд ли звук им приснился: ведь в таком случае они видели один и тот же сон.

– Ч-что это? – едва шевеля губами, пробормотал Софир.

– Кажется, будто какой-то громоздкий предмет обрушился на пол…

Друзья принялись беспокойно смотреть по сторонам: прямоугольная галерея, где они нашли приют, выглядела бесконечной из-за множества статуй. И если вблизи еще можно было что-то разглядеть, то дальние предметы терялись в таинственном полумраке.

– Смотрите, опять тень! – испуганно воскликнул Софир. И впрямь, что-то темное промелькнуло между колоннами, словно быстрая черная пантера.

– Кто здесь? – громко провозгласил Ваен, борясь с приступами страха. Он намеревался даже вылезти из ниши и пойти посмотреть, когда до них донесся вдруг чей-то надрывный плач.

Из-за колонны кто-то вышел, негаснущая лампада осветила его фигуру: то был человек.

– Не троньте меня! – жалобно проскулил он приближаясь.

– Я паломник с северной стороны.

«Наконец-то!» – подумал Кдан, а вслух спросил:

– Где остальные?

При этих словах странный паломник как-то неестественно затрясся, а когда он подошел ближе, стало видно, что его монашеские одежды запачканы чем-то красным.

– Они… Они погибли, – жалким голосом выдавил из себя незнакомец, и, обрушившись на колени, в отчаянии обхватил голову руками.

Глава 8, не по виду суди, а по делам гляди

Незнакомец выглядел жалко. Шафрановое монашеское одеяние пестрило темными разводами – то был пот и еще что-то слабо определимое, а лысая смуглая голова его дергано морщилась в страхе. Паломник обладал каким-то особым гулким голосом, что в храме с хорошей акустикой звучал подобно гласу с небес.

– Что… Все это значит? – неуверенно спросил у него Ваен. Тяжелое дыхание пришельца, его затравленный вид, новости об ужасной трагедии, произошедшей с «северянами», – все это раздражало и без того расстроенные нервы паломников.

– Мы двигались точно по карте к центральному святилищу, но когда пришли… Лучше бы нам вообще никуда не ходить! – жалобно проскулил незнакомец, комично потрясая в воздухе окровавленными руками.

– Мы тоже направляемся в главный зал…– испуганно прошептал Ваен.

– Нет-нет, это смерти подобно. Если хотите уйти к духам раньше времени…

– Но что конкретно случилось?

– Мы… – паломник прекратил рыдания и резко поднял голову, черные ястребиные глаза его казались зловещими, – встретили кое-кого, – он опять многозначительно замолк, и Кдан, не выдержав, подошел к нему и грубовато встряхнул, чтобы привести в чувство.

– Как твое имя?

– Мое… имя?

– Да, я спрашиваю, как мне тебя называть, – раздраженно поторопил его Кдан.

– Не могу сказать… Пусть я буду для вас Добрый брат. Не зная моего настоящего имени, злые духи не смогут отыскать меня44…

Человек, назвавшийся Добрым братом, виновато взглянул на сурового Кдана, который с нетерпением ждал внятного рассказа.

– Мы шли, шли… Один коридор сменялся другим…– загадочно понижая голос, начал тот. – Миновали библиотеку, темный туннель с погребальными урнами… А после оказались в священном зале с тысячью колоннами. Там все переливалось от золота и драгоценных камней, полы были устланы коврами из шелка и козьей шерсти, а колонны отделаны слоновой костью и золотом. Это небывалое великолепие на время ослепило меня и моих товарищей, мы не заметили, что находимся в зале не одни…– Добрый брат совсем понизил голос, приблизив его к утробному рычанию диких зверей. – Там было много женщин.

– Женщин? – в один голос переспросили Ваен и Кдан. В этом возгласе удивления крылось еще и живое любопытство. Дело в том, что во время проживания в гурукуле со своим гуру ученики не имели права смотреть на юных представительниц женского пола, дабы не впасть в грех. И покуда длилась ашрама45 ученичества, все брахмачарьи обязаны были соблюдать дхарму, очищать мысли от похотливых образов и вообще всячески блюсти себя. Однако, разумеется, это вовсе не исключало сам факт появления подобных мыслей в головах молодых людей – полных сил и желаний.

– Д-да, – нехотя вымолвил Добрый брат и тут же поморщился. – Они походили на женщин. Впрочем, лиц мы так и не разглядели, ибо они были сплошь покрыты длинными волосами, прикрывавшими также их наготу. Но самое ужасное крылось даже не в этих волосах, а в противоестественно изогнутых ногах. Они были вывернуты назад.

– Пичаль пери46, – в ужасе прошептал Кдан, ибо знал, как называются эти монстры.

– Мы сперва не разглядели жуткие ноги, иначе тут же кинулись бы прочь. Жадное любопытство охватило наши сердца: мы искренне жаждали поближе рассмотреть необычных существ. Однако, пользуясь всеобщим замешательством, они яростно кинулись на нас: волосы их оказались живыми, точно щупальца спрутов, они обхватывали головы моих товарищей, проникали под кожу и высасывали кровь, оставляя лишь пустые оболочки. Мне удалось сбежать, но я не уверен, что они не преследуют меня по следам. Впрочем, мне кажется, что пичаль пери обитают лишь в главном святилище. Они охраняют сердце Аникора и не допускают туда чужаков. Теперь я наверняка знаю, что происходило с другими паломниками. Их попросту съедали заживо.

Добрый брат откашлялся и скорбно замолчал. Смуглое лицо его в свете лампад казалось очень бледным и по цвету напоминало слоновую кость.

Кдан, Ваен и Софир уныло переглянулись. Как следовало понимать сей сбивчивый рассказ их собрата по несчастью? Неужели в подземном храме действительно обитают столь жуткие существа? Но что им тогда делать, как выбраться? Назад пути нет.

– Вы… ведь не прогоните меня? – дрожащим голосом спросил Добрый брат. – Знаю, что представляю интересы другого племени, но, думается мне, перед лицом той ужасной опасности, что нам довелось увидеть, все мы равны и едины.

– Конечно, нет, – успокоил его Ваен. Обычно насмешливое лицо его было сильно озадаченным. Миссия осложнялась, хотя наличие мифических существ рождало веру в то, что Молочный океан все-таки существует. Так что жуткие слова Доброго брата, с одной стороны, ужасали, но с другой – даровали надежду. Бедные, утомленные дорогой и измученные страхом паломники! Похороненные под землей, что могли они еще противопоставить своей печальной карме47, кроме того, чтобы надеяться? В конце концов, человек есть то, во что он верит.

– Мы вернемся к одному из выходов? – предложил тогда Добрый брат. Он был весьма удивлен и испуган, когда увидел, что все трое усиленно трясут головами.

– Н-но… Вы же не планируете идти в священный зал? – промямлил он в нерешительности. – Вновь встретиться с теми тварями, которые заживо съели моих товарищей…

– У нас нет выбора, – сухо отчеканил Кдан. – Южный вход в храм замуровали. У меня есть основания полагать, что и с остальными поступили так же. Мы, конечно, можем остаться и сидеть здесь, в молитвенном зале, но смерть все равно придет за нами, пусть немного позже. Какой в этом смысл? А там у нас хоть есть шанс что-то выяснить. Вдруг мы обнаружим дорогу, которая выведет нас к Молочному океану?

– Они… съедят нас.

– А здесь мы просто умрем от голода и от обезвоживания. В любом случае приятного мало. Но если есть шанс двигаться, куда-то стремиться, то я выберу именно его. Ты идешь с нами?

– Н-нет… То есть, наверное, да… Одному сидеть в темноте еще страшнее.

Кдан кивнул и оглянулся на Ваена.

– Ты согласен со мной?

– Разумеется, свинопас. Я еще ни разу не слышал от тебя глупых предложений.

У Софира Кдан спрашивать не стал, ибо тот, казалось, предпочитал следовать мнению большинства.

– Тогда мы посмотрим карту, и ты еще раз покажешь нам, где конкретно вы шли, – озабоченно приказал Кдан, а затем покосился на руки Доброго брата. – Ты не ранен?

– Это не моя кровь… – с ужасающим присвистом сказал тот.

Вновь они с тревогой уставились на план помещения, который должен был привести их к священному источнику. Друзья плохо понимали, где сейчас находятся. Но они хотя бы могли определить, где главный священный зал.

Добрый брат принялся водить трясущимся пальцем по карте. Кдан подметил, что у того почернели ногти от запекшейся крови.

– Вот Северные ворота… И мы направились сюда!

– Ты упоминал, что вы проходили библиотеку? – вдруг спросил Кдан. – Просто возле Северных ворот нет никаких библиотек.

Добрый брат поежился, видимо, в сердце своем еще раз переживая встречу с ужасающими тварями. Затем тихо пробормотал:

– Я… Не помню достоверно. Но мне почудилось, что мы идем мимо ниш с письменами на санскрите. Дорога показалась мне такой длинной…

– А сколько ты шел от святилища до нашего молитвенного зала?

– Не знаю. Я бежал. Кажется, это не так далеко.

– В главное святилище ведут четыре дороги. Нам надо решить, какую выбрать.

Добрый брат снова затрясся.

– С какой бы стороны ни зашли – тварей там великое множество! Нам их не одолеть.

– Просто должен быть способ… Миновать их, – предположил Кдан нахмурившись. В уме своем он пытался сообразить, отчего жуткие твари охраняют священный зал. Крылась ли в этом хоть какая-то логика? Защищать святыни от паломников – но зачем, они ведь пришли с благими намерениями. Каждый из них долго упражнялся в молитвах, так почему бы им не приблизиться к святыням? Связано ли это как-то с эликсиром бессмертия?

– Я прям по твоему лицу вижу, как ты думаешь, свинопас, – насмешливо проговорил Ваен. За своей язвительностью он прятал крайнюю озабоченность и страх.

Кдан тяжело вздохнул. Ни единой здравой мысли в голове.

Паломники медленно пошли по коридору, снедаемые страхом перед жуткими существами подземного мира. Их процессия напоминала похоронную. Вдруг Софир неестественно согнулся в три погибели, резко закашлялся и сплюнул на каменную плиту. Темный сгусток слюны выглядел подозрительно. Кдан с любопытством наклонился к полу и принялся его рассматривать.

– Это же кровь! – удивленно воскликнул он и перевел взгляд на испуганного Софира. – Ты болен?

Глава 9 если хлопать в ладоши одной рукой, никто не услышит

– Я… – неуверенно замялся худощавый паломник.

– Это вовсе не кровь, свинопас, – встрял в разговор Ваен. – Обычный бетель48. Он окрашивает слюну в красный, ты не знал?

Кдан промолчал. В конце концов, это не его дело. Однако какая-то едва уловимая деталь продолжала терзать его и без того расстроенные нервы.

Сейчас они шли гуськом: первым Ваен, за ним плелся поникший Софир. Потом Кдан, и, наконец, завершал процессию Добрый брат, который всю дорогу трясся от страха и шептал молитвы. Негасимые лампады роняли на их мрачные побледневшие лица причудливые крадущиеся тени, воздух налился свинцом и отдавал нотками плесени, и ничего, казалось, не существовало в храме живого, кроме них самих. Гнетущий ужас от встречи с чем-то невообразимым ничуть не поколебал решимость путников, которые продолжали неумолимо приближаться к главному святилищу. Тут все звуки глушились, даже их собственные шаги. Отчаянно хотелось стать неприметным, слиться с миром духов, исчезнуть. Сейчас они проходили пракару49 – специальный коридор вокруг святилища. Паломники соблюли все ритуальные требования, ибо двигались по часовой стрелке, дабы святое место все время находилось по их правую руку. Основная идея заключалась в том, что они должны были оставлять тревоги материального мира и стремиться к небесному. Однако узкий затхлый коридор не располагал к единению с высшим миром. А вкупе с жуткой историей, рассказанной Добрым братом, он и вовсе выглядел отвратительно, точно шли они по днищу узкого гроба.

Внимательный Кдан заметил, что в нишах стоят красивые кувшины. Заглянув в них, он понял, что они наполнены чем-то густым и тягучим.

– Не трогай! – воскликнул «северянин», оттолкнув его от кувшина. – Там могут быть скорпионы.

Кдана затошнило.

– С-слышите! – прошептал вдруг Добрый брат. – Их шаги!

Действительно, где-то на отдалении пронеслись странные шуршащие звуки. Словно пичаль пери подметают полы храма своими жуткими оживающими волосами. Софир испуганно затрясся и прижался плечом к Ваену. Это не ускользнуло от внимания Кдана, который находился сейчас в особенно восприимчивом состоянии.

– Давайте спрячемся от них в мандапе?50 – предложил Добрый брат, который, несмотря на тревожную обстановку, сохранил способность трезво мыслить. Совет показался разумным, и они дружно свернули из круглого коридора в небольшое ответвление с колоннами. Оно казалось совсем крошечным, и теснота эта ощущалась еще острее из-за многочисленных выпуклых барельефов, что покрывали стены. Отсюда имелся один лишь выход, поэтому невольно юноши ощутили себя запертыми в клетке.

– Мы не сможем сидеть здесь вечно, – задумчиво проговорил Кдан. Он напряженно прислушивался, но никаких более звуков различить не мог.

Добрый брат согласно кивнул, а затем, отойдя от паломников в тень, принялся поспешно доставать что-то из карманов и жадно совать себе в рот.

– Что там у тебя? – с некоторым сомнением в голосе поинтересовался Кдан. Он находился в таком нервном состоянии, что готов был подозревать каждого.

– Ничего, – жалобно пискнул странный паломник, но вайшью уже подошел к нему. Карманы Доброго брата были доверху набиты всякой снедью, которую тот предпочел поглощать в полном одиночестве. Этот факт привел Кдана в особое раздражение, граничащее с яростью.

– С нами поделиться не хочешь? – презрительно вымолвил он, очевидно, забыв о том, что недавно сам поступил точно так же.

Добрый брат всхлипнул и примиряюще вымолвил:

– Давайте лучше почитаем молитвы… С этими словами он принялся бормотать что-то невнятное. Казалось, он был немного не в себе.

Полумрак и монотонное бормотание начало клонить всех в дрему, несмотря на страх перед мифическими существами. Кдан думал, что только на секунду смежит веки, но сам не заметил, как провалился в нервный рваный сон. Впрочем, какое-то здравое рассуждение, обретшее наконец форму, заставило его очнуться и широко распахнуть глаза. На первый взгляд все оставалось неизменным: они сидели в мандапе. Софир положил голову на плечо Ваену, он мирно дремал. Кдан удивленно покосился на них, а затем принялся озираться: Добрый брат куда-то исчез! Липкий страх неожиданно поднялся из самых темных глубин его существа, подобно ядовитой змее вылезая наружу. Кдан в два счета подскочил к Ваену и грубовато тронул того за плечо.

– Поднимайтесь! – резко приказал он.

– Что еще, свинопас? – тихим голосом отозвался громила, впрочем, не скрывая трусливые нотки.

– Мне кажется, паломник обманул нас, – сказал тогда Кдан.

Ваен приподнял густые брови, отчего стал немного походить на обезьяну.

– С чего ты так решил?

– Я начал подозревать еще раньше, – задумчиво отозвался Кдан. – Сначала он сказал, что они шли четко по карте, а затем упомянул библиотеку. Однако любой знаток храмовой архитектуры знает, что никаких библиотек рядом с северным входом быть не могло. Затем его руки… Когда мы шли по коридору, я видел кувшины с ярко-красным красителем из кошенили51. Тогда-то мне пришла в голову мысль, что Добрый брат никогда не пачкал руки в крови своих товарищей. Он просто измазал их красителем.

– Но откуда ты достоверно можешь это знать?

– Очень просто. Брат сказал, что как только на них напали, он бросился бежать. При этом, когда я спросил чья кровь на его руках, он сказал, что его друзей. Как это возможно, если он сразу убежал? Зато я вижу другой вариант. Мерзавец нашел эти кувшины и сам вымазался в краске. Не даром, он мне сразу не понравился!

– Но откуда ты знаешь про кошениль?

– Внимательно изучал Атхарваведу52. В отличие от тебя.

Ваен вскочил на ноги так резво, что испугал сонного Софира.

– И… Значит, никаких пичаль пери не существует?

Кдан раздраженно пожал плечами.

– Если Добрый брат соврал в одном, не вижу причин, почему бы ему это не сделать и в случае с таинственными чудовищами. Как мне кажется, паломники с северной стороны не хотели, чтобы мы шли к главному святилищу, вот и все. А сейчас, когда он понял, что мы все равно туда пойдем, предпочел сбежать.

– Есть и еще один вариант, – робко возразил Софир. Кдан вперил в него свои орехово-карие глаза.

– Он вышел ненадолго, дабы найти отхожее место. И стал жертвой нападения пичаль пери.

Что ж, этот вариант тоже имел право на существование.

– Тогда попробуем найти его и заставить объясниться? – нерешительно протянул Ваен. – Выслушаем доводы обеих сторон.

– Если он жив, – буркнул Софир.

– Кстати, пока мы шли по коридору, то слышали чьи-то шаги. Теперь я уже не сомневаюсь, что это были паломники с северной стороны! – продолжил гнуть свою линию Кдан.

– Хорошо, ты же у нас все знаешь. Только не надо говорить с таким важным видом, будто ты стал мудрым садху53.

Кдан раздраженно фыркнул, но возражать не стал. Смышленый юноша был почти наверняка убежден, что прав. Но когда паломники вошли, наконец, в главное святилище, то увиденное заставило его немного поколебаться в своей вере.

Глава 10 даже жар солнца слабее людской злобы

Главное святилище находилось в самом глубоком и нарядном зале храма, который символизировал собой гору Меру54. По количеству барельефов, золота и драгоценных камней этот зал по праву превосходил все остальные. У входа паломников гостеприимно встречала прекрасная скульптура царя-птицы Гаруды55, великолепного горделивого орла с мускулистым человеческим туловищем. За ним располагалась небольшая роща из золотых священных деревьев: и так ярко сверкали они в свете тысячи неугасающих лампад, что в первую секунду хотелось закрыть глаза. Вместо травы по земле волнами струились бархатистые ковры из кашемировой шерсти с добавлением серебряных нитей. Под безмолвными деревьями располагались небольшие искусственные водоемы для омовений, где плавали нежные лотосы. Повсюду в расписных вазочках стояли ароматные бамбуковые палочки, распространявшие запахи сандала, смолы, меда и мускуса. Наверное, если и существует на земле место, приближенное к небесному, то им по праву мог считаться этот пестрый великолепный зал, напоминавший резиденцию Индры.

Ничего подобного Кдан в своей жизни не видел. Обычный вайшью из небогатой семьи, что ему было знать о великолепии главного святилища Аникора! Он мог разве что слышать о нем от своей гуру и мечтать, фантазировать. Впрочем, все равно его представления выглядели бы слишком бедными и ничтожными по сравнению с истинным великолепием внутреннего убранства Аникора. Остолбенев, паломники восхищенно стояли в проходе, не решаясь войти внутрь. Священный трепет охватил их сердца. Однако, спустя несколько секунд, первое очарование стало растворяться в некоторых тревожных деталях.

Помещение хоть и напоминало райские сады, тем не менее казалось мертвым и молчаливым; здесь не слышались трели сладкоголосых птиц, ветер не звенел золотой листвой, лотосы казались искусственными. К душистым благовониям примешивались и другие, менее приятные для носа запахи, которые настораживали. И если в первую минуту невозможно было обратить внимание на детали из-за роскошества и ярких красок, то потом глаз невольно принимался подмечать жуткие подробности. А здесь действительно имелось то, чему можно было ужаснуться! Кдан медленно перевел взгляд на алтарь, который сам по себе не выглядел удивительно. Но вот жертва, принесенная духам совсем недавно, ужасала, ибо то была не ритуальная еда и даже не животное, но человек! Невиданное произошло в храме, ибо человеческие жертвоприношения никогда не приносились в Королевстве, это строго возбранялось законом. Да, у них, разумеется, была ашвамедха56 – жертвоприношение коня, описанное в Яджурведе57. Однако его могли проводить только раджи.

Жертва безвольно полусидела на алтаре, прислонившись спиной к ритуальному столбу. Монашеское одеяние пропиталось карминовой краской, будто кровью, а гладкое искореженное страданием лицо было смазано жиром. Остекленевшие глаза смотрели прямо на входящих в святилище, и тем страшнее представлялась картина.

Трое паломников испуганно переглянулись между собой: каждый из них совершенно отчетливо узнал в обезображенной жертве своего старого знакомого. Это был Добрый брат. Как только это понимание произошло, в сердца храбрых юношей ядовитой змеей вполз суеверный страх. Хотелось убежать подальше от этого золотого зала, где было совершено убийство, – худшее из всех злодеяний. Еще совсем недавно Добрый брат разговаривал с ними, а теперь вот его нет.

– Пичаль пери! – с откровенным ужасом произнес Софир и зябко передернул худыми плечиками. – Надо бежать отсюда!

Но Кдан и Ваен продолжили стоять на месте, ни на что не решаясь. Сейчас казалось, будто в святилище никого нет, кроме них самих, однако это вовсе не исключало возможности присутствия в золотой роще страшных тварей с вывернутыми ногами.

Если бы Кдан пошел за амритой лишь для себя, он бы, наверное, столкнувшись с подобным ужасом, кинулся бы прочь. Однако для него пути назад не существовало. Он пришел в Аникор из-за матери. И если ради эликсира потребуется уйти в мир духов – он сделает это без промедления, ибо жизнь мамы была для него важнее его собственной. Поэтому Кдан, пересилив страх и священный ужас, медленно приблизился к мертвому человеку, с укором на него глядевшему. Добрый брат как бы безмолвно вопрошал:

«Почему вы оставили меня?»

Думай, думай!

– Я считаю, что Пичаль пери здесь нет, – наконец, уверенным голосом провозгласил Кдан.

– Я согласен с тобой, – неожиданно поддержал его Ваен.

– А ты почему так решил?

Кшатрий пожал плечами. – Ну я подумал, что… Это же святилище, верно? Значит, злым духам тут не место.

Кдан согласно кивнул.

– Есть и еще кое-что. Смотри, его привязали к жертвенному столбу веревкой, сплетенной из священной травы куша58. Брахманы всем паломникам давали такие в качестве символов. А еще присмотрись: на лице его тонкие царапины, видишь?

Ваен сглотнул слюну. Ему было неприятно.

– Это тоже ритуальное действие. Его убили не просто так. Принесли в жертву.

– Но кто бы стал это делать?

Кдан пожал плечами.

– У меня две версии. Либо паломники с других выходов постарались. Либо…

– Это сделали свои. «Северяне», – понимающе прошептал Ваен.

– Да. Я не знаю, зачем им это было нужно. Очень странно. Хотя… Может Добрый брат не справился со своей миссией, и они наказали его таким образом? Либо с помощью него задумали задобрить духов, чтобы попасть к Молочному океану? Я не знаю.

Кдан отошел от Доброго брата. Ему было совестно рядом с ним находиться; словно он стеснялся того факта, что жив, в то время как другой паломник предан жуткой смерти.

Юноша решил пройти по золотой роще. Он внимательно разглядывал символы, изображенные на стенах. Тут были целые тексты на санскрите. Как же попасть в мир духов? Неужели для этого, правда, нужно умереть? Или есть еще какой-то способ… Кдан нахмурился, напрягая память.

– Если это сделали «северяне»… Думаю, напрасно они так. С помощью убийства святых мест не достичь, – в спину ему пробормотал Ваен. Кдан поднял голову. Неожиданно светлая мысль пронзила его сознание.

– Точно! Когда мы хотим соединиться с небом, то совершаем благие деяния… А когда, напротив, делаем дурное, оно отдаляется от нас. Нам нужно очиститься прежде. Это и есть ключ.

– Не понимаю… Каким образом ты хочешь…?

Но Кдан уже не отвечал. Решительным шагом он направился к небольшому бассейну, где золотом отливали прекрасные кувшинки лотоса. Не раздеваясь, он медленно стал спускаться по ступеням, ощущая, как вода холодит ноги. По телу пробежала легкая дрожь; Кдан поежился, но продолжил упрямо погружаться в бассейн: сначала вода поглотила его ступни, колени, живот, грудь и, наконец, он с головой ушел в ее прохладные чертоги.

– Ты что делаешь? – глухо послышалось на поверхности, но потом уши затопило безмолвие. Кдан распахнул глаза и принялся исследовать внутренность бассейна. Вся подводная его часть представляла собой прекрасные барельефы, изображающие сцены пахтанья Молочного океана. Вот оно! Он близок к разгадке, как никогда. В правом нижнем углу в стене зияло круглое отверстие. Плыть туда! Но сперва вдохнуть побольше кислорода.

Кдан ловко вынырнул на поверхность, и вновь его ослепило сияние главного святилища, а уши оглохли из-за ужасающего всплеска. Громоздкая туша Ваена плюхнулась в бассейн, и от него пошли в разные стороны неровные круги. Монашеское одеяние громилы раздулось, подобно капюшону медузы.

– Я видел это! – радостно провозгласил Ваен и дурашливо потряс головой, вытряхивая из ушей капли. Кдан раздраженно хмыкнул. Он сейчас искренне ненавидел этого громоздкого, наивного кшатрия и все отдал бы, чтобы оказаться здесь одному. Его цель, только его!

– Что же ты видел? – сквозь зубы процедил он.

– Там под барельефом горы Меру расположен туннель! Он и приведет нас к берегам Молочного океана.

Удивительная сообразительность.

Только Кдан не хотел «нас». Он хотел «его».

– Я поплыву первым, – сказал Кдан вслух.

– Ну уж нет, мы будем держаться вместе, свинопас. Вдруг там какая опасность? Что ты один сделаешь, попытаешься сразить подводное чудище мотыгой?

Кдан хмуро отвернулся и набрал в легкие воздух. Он не представлял длину туннеля. А что, если воздуха ему не хватит? Он будет плыть, плыть, а потом просто задохнется на полпути? Но отважный юноша не боялся смерти; он уже находился рядом с ней лицом к лицу, ощущал ее гнилостное дыхание, видел слюнявые клыки гиен перед своим носом. Что ему задохнуться?

– Мы следом за тобой, – предупредил Ваен Кдана, однако тот, не слушая более, нырнул. Заплывая в темный туннель, юноша почувствовал, как пальцы его дотрагиваются до склизкой заиленной поверхности. Темнота обступила со всех сторон. Раздвигая воду руками, он мысленно отсчитывал секунды. Раз. Улыбающееся благородное лицо матери. «Что бы ни случилось, я ничего не боюсь, ты слышишь?» – говорила она ему. Кдан не знал, насколько это являлось правдой. Разве может человек не бояться смерти? Только вера спасает от страха. И любовь. Мама очень любила его и не хотела, чтобы он страдал. Два. Неуклюжая фигура гуру Самнанг. «Не забывай о тех, кто рядом…» Три. В ушах начинает шуметь, а в груди колотится молот. Хоть бы немного воздуха. Четыре. Он обязан выжить. Нельзя подвести маму. Пять. Досчитать до семи. Это счастливое число. Даже у Агни семь рук. Шесть. Нечем дышать. Страх. Кдан ощутил покалывание во всем теле, ему становилось дурно. Но вот забрезжил спасительный свет: туннель поднимался наверх, к воздуху, свободе! Кдан постарался сделать последний рывок, но вдруг ощутил позади себя какое-то шевеление. Ненависть вновь всколыхнулась в его сердце. Громила и дохляк. Почти не осознавая своих действий, Кдан с силой лягнул ногами того, кто плыл за ним. Оттолкнувшись таким образом, он легче поднялся на поверхность, почти за одно мгновение. Но тут силы полностью оставили его, глаза сами собой закрылись, а разум вошел в пустоту. Шуньята59. Перед тем как потерять сознание, Кдан ощутил легкий укол совести. Какой же он неблагородный! Мама бы не узнала своего сына.

Глава 11 сидя на мели, не познаешь глубины

60

Возвращение из пустоты оказалось болезненным: все тело словно разрывалось на части. Кдану представилось, что он стал Пурушей61, который принес себя в жертву, дабы создать Вселенную. С тихим стоном он открыл глаза – острой саблей полоснул по ним яркий свет. Что случилось? Он уже умер?

Кдан обнаружил себя на песчаном берегу. И не было вокруг затхлых стен Аникора, словно зловещий храм со своими загадками ему только приснился. Казалось, сейчас из воды, подобно небесной апсаре, выйдет его мама и позовет купаться. Именно мама научила Кдана плавать.

Было очень светло; значит, уже наступил день? Впрочем, не солнце давало свет. Само небо сияло, словно за ним находилась гигантская негасимая лампада. Песок на пляже отдавал перламутром, а на ощупь был таким мягким, что хотелось зарыться в него пальцами. Он напоминал жемчужную пудру. Языки белых волн нежно ласкали ступни юноши, и повсюду распространялся столь сладостный аромат меда, инжира, манго, душистых трав, что, казалось, воздух имеет форму воздушной халвы или сладкого золотистого гулаб джамуна62. Рот наполнился густой слюной, захотелось надкусить воздух.

Вода была теплой и совсем не соленой; когда оголодавший Кдан жадно глотнул ее, то ощутил как парное молоко со сладковатым привкусом смазывает его пересохшее горло. Так вот он, великий Молочный океан! Он добрался сюда! Радость охватила все его существо, однако она быстро сменилась болезненной дрожью: его лихорадило. Медленно выполз Кдан из молочной воды и в бессилии рухнул на мягкий песок, чувствуя, будто утопает в кашемире. Сознание вновь подернулось пеленой, а когда он пришел в себя, то заметил, что на пляже не один. Ваен и Софир тоже выбрались. Более того, они оттащили его в тень раскидистой сахарной пальмы и заботливо положили под голову охапку листьев. Совесть подобно дикой гиене вцепилась в сердце Кдана. Он поднял голову и встретился с прямым и честным взглядом Ваена.

«Прости…» Виновато говорили глаза Кдана. Но предательский рот не произнес ни слова.

– Мы рады, что ты очнулся, свинопас, – оживленно произнес громила, и стыд сразу прошел. На смену ему пришли жгучее раздражение и досада.

– Мы нашли Молочный океан! И все благодаря тебе! – восторженно вторил приятелю Софир, и Кдан вновь почувствовал, как ухо его режут странные нотки в его голосе. Юноша покосился на тщедушного Софира. Тот выглядел гораздо более оживленным: на обычно бледных щеках его играл румянец, сливочно-карие глаза лукаво поблескивали, губы приобрели коралловый оттенок. Кдан качнул головой, отгоняя наваждение. Что происходит с этим Софиром? Какая-то необъяснимая загадка крылась во всем его образе, голосе, поведении, этой странной таинственной дружбе с Ваеном…

– Ты теперь будешь нашим главным! – тоненько воскликнул Софир, прерывая размышления.

– Да, свинопас, мы решили, что ты из нас самый умный, – согласился с товарищем Ваен.

Я желал вашей смерти. А вы решили сделать меня главным?

Страшное, плохо контролируемое раздражение охватило все его существо. Другие паломники будут пользоваться его умом, сообразительностью, силой, а в награду получат амриту? Ну уж нет, он ни с кем не собирается делиться.

Кдан обратил внимание на тот факт, что вокруг стало чуть темнее, но не как обычно бывает ночью. Из зеленых джунглей доносились сладкоголосые трели птиц, небо – это ведь было небо? – словно укуталось темно-синим шелковым платком, а поверхность океана заиграла зелеными и голубыми огоньками. Казалось, в нем отражаются звезды. А что, если земля и есть отражение чего-то прекрасного? Лучший мир существует, но чтобы туда попасть, надо самим стать лучше. Кдан не относился к числу благочестивых людей. Он просто хотел забрать из этого прекрасного чарующего мира самое ценное – напиток, дарующий бессмертие. Кдан намеревался взять его силой, украсть, если потребуется. А после он забудет обо всех чудесах, как забываем мы красивые сны. Его ждала иная иллюзия, земная. Майя63.

– Надо поспать. Мы устали и перенервничали, – предложил Ваен. Кдан кивнул. С этим, по крайней мере, он мог согласиться, ибо тело отказывалось ему служить. Юноша ненадолго прикрыл глаза.

Ночью раздалось громкое уханье совы. Ее крик обычно трактовался людьми как весть о скорой смерти. Содрогаясь от дурных предчувствий, Кдан огляделся. Рядом с ним безмятежно посапывал Ваен: рот его был приоткрыт, с губы свисала тягучая слюна. Софира рядом с ним не было. Озадаченный вайшья бесшумно поднялся на ноги. Софир еще в гурукуле казался Кдану странным, однако теперь он стал еще и подозрительным. Шелестя рассыпчатым песком, юноша пошел к берегу. Молочная вода переливалась тысячью огнями, будто Индра поместил туда лучшие драгоценные камни – алмазы, рубины, сапфиры, изумруды. Потрясающая красота, невиданное великолепие! Но Кдан мало восхищался природой. Так, наверное, и на земле люди перестают ценить истинные сокровища, находящиеся перед их глазами. А ведь мир в действительности – драгоценная жемчужина, редкая и восхитительная.

Вдруг на отдалении Кдан увидел чей-то грациозный силуэт. Гибкая, будто побег бамбука, нагая девушка стояла в молочной воде, со всех сторон освещенная мерцающими звездами. Ее прекрасный смуглый стан цвета корицы, покатые царственные плечи, благородная осанка, упругие острые груди, сильные бедра по которым медленно стекала молочная вода, – все это выглядело чарующе прекрасным и вместе с тем невероятно волнующим. Впервые в жизни Кдан ощутил острое желание. Оно овладело всем его существом, свело с ума. Кто это? Небесная танцовщица апсара решила заглянуть к ним в гости? Или сама Лакшми, царица грации, обаяния и красоты? Медленно, даже робко, подходил юноша к неземной деве. В гурукуле он не думал о девушках: то было запрещено правилами. Как бы они запоминали священные тексты, будь помыслы их нечистыми и похотливыми? Но даже если бы такая возможность имелась, Кдан не воспользовался бы ею, ибо видел перед собой лишь цель. И вот впервые в жизни юного паломника охватило безумное всепоглощающее желание находиться рядом с девушкой, чувствовать тепло ее бархатной кожи, касаться лепестков ее нежных губ. Очарование прекрасной незнакомки так охватило его, что когда она развернулась и он узнал ее лицо, то почувствовал практически болезненное разочарование. Это был Софир. Или Софира? Девчонка прикинулась паломником! Теперь все встало на свои места. Ее тоненький восторженный голос, тщедушная внешность, странная зависимость от Ваена. Скорее всего, громила покровительствовал ей. Но как мерзавка пробралась в гурукулу? Значит, она обманула всех, назвала себя юношей? Неслыханное святотатство. Злость страшной силы всколыхнулась в груди Кдана, заменяя собой желание. Он забыл, что сам обманом оказался среди других кшатриев. Запамятовал, что был осужден на смерть. Как легко предаются забвению собственные промахи, и как непримиримы мы обычно бываем к чужим оплошностям! Сродни быстрой пантере подскочил Кдан к девчонке и грубо схватил за горло.

– Что все это значит? Кто ты такая? Подлая лгунья!

– Отпусти! – испуганно взмолилась Софира, и Кдан, чувствуя, как пагубное желание в нем вновь преобладает, еще сильнее сжал тонкое горло. Он сейчас находился в таком возбужденном состоянии, что, казалось, мог и убить ее. Однако, когда девчонка начала задыхаться и хрипеть, Кдан ослабил хватку, очнувшись от губительной власти женских чар. Развернувшись, он размашистым шагом ушел, оставив испуганную девушку стоять по колено в воде.

На следующее утро все трое выглядели неловко. Им и раньше было неуютно друг с другом, а теперь между ними и вовсе выросла стена непонимания. Они сидели под пальмой и ели сладкое манго – отличный завтрак для непритязательного паломника. Вгрызаясь в сочную мякоть, они нарочно старались сбежать от лишних разговоров. Однако рано или поздно объясниться пришлось бы.

Кдан из-под полуопущенных ресниц наблюдал за Софирой. Как же он раньше не догадался, что перед ним девчонка! Наверное, он вообще мало обращал внимание на тех, кто находился рядом с ним. Вечно погруженный в самого себя и свои проблемы, недаром его дичились в гурукуле. Недаром он выглядел чужим, другим. Злость неожиданного открытия уже прошла; теперь Кдану даже нравилось наблюдать за очаровательной паломницей. Ресницы ее были длинными, точно крылья диковинной бабочки. Смуглый покатый нос в нитку, глаза, будто очи дикой серны. Былая тщедушность уже не казалась недостатком; девушка походила на хрустальную раковину, драгоценность, которую стоило оберегать.

– Вы немедленно объясните мне все, – чужим хрипловатым голосом приказал Кдан, а Ваен, к его удивлению, раздвинул мясистые губы в улыбке.

– Вообще, мы не обязаны тебе что-то объяснять. Ты сам врал нам все время. Покуда твоя смазливая физиономия и знания очаровывали гуру, лживый мозг продумывал хитроумный план, чтобы всех оставить в дураках. Так ведь, свинопас?

Ваен оказался удивительно прозорливым, но это только еще больше раздразнило Кдана.

– У меня были на то причины! – отрывистым голосом вымолвил он защищаясь.

– То есть, считаешь, они могли быть только у тебя? Мир не вертится вокруг одного человека, свинопас, все мы – отражение друг друга.

– У нас с тобой точно мало общего!

– А если я искупаю тебя в теплой водице и накормлю песком? Будем похожи?

Слушая их перепалку, Софира вдруг рассмеялась – и так дивно звучал ее смех, точно бубенцы на шее коровы изобилия, что Кдан вновь зачарованно покосился на девушку. Может, настоящего Софира украли апсары? Нимфы таким образом обманывают их…

– Не злись на этого упертого мула, мой дорогой бонг прох64, – весело сказала девушка Ваену, а затем насмешливо посмотрела на оторопевшего Кдана.

– Что рот разинул? Или тебя, о благочестивый паломник, так поразила моя неземная красота?

Кдан раздраженно поморщился.

– Мне… Другие девушки нравятся, – сухо отчеканил он.

– Вот как? Вчера ночью мне так не показалось. Лицо у тебя было глупее морды нашего барана, даром что слюна не потекла, – дерзко заявила она.

– Он видел тебя? – внезапно встрепенулся Ваен. Глаза его налились бешеной злобой.

– Нет-нет. Я купалась, вода скрыла мое тело, – поспешно соврала Софира.

Зачем она это сделала? Прикрывает меня?

Кдан хмуро посмотрел на обманщиков.

– Вы… Расскажете мне, что все это значит?

Софира вновь беспечно рассмеялась.

– Если попросишь… Веж-ли-во, – волнующе произнесла она, понизив голос. Девчонка просто издевалась над ним!

– Что же, свинопас. Мы с тобой на одном рисовом поле, так что есть смысл прояснить все с самого начала. Софира – моя младшая сестра. Она уже давно болела. И да, ты видел, как она кашляет кровью. Лучшие целители пророчили ей короткую жизнь. Мы не могли смириться с таким исходом. Амрита стала нашей единственной надеждой. Я не могу потерять самое дорогое, что у меня есть – мою прекрасную жемчужину. Мы пошли на святотатство осознанно. Я сам настоял на этом, сестра же не стала возражать. Я, конечно, знаю, что после смерти нас ждет лучшая жизнь – уверен, даже убежден в этом, как в собственном имени, – однако и здесь на земле хочется пожить подольше. И пусть все иллюзия, тлен, страдания – я хочу жизни для близкого мне человека. Я люблю Софиру так сильно и нежно, насколько брат способен любить родную сестру. И для того, чтобы она жила, нам нужна амрита.

– В этом мире мне легче, чем в нашем, – призналась девушка. – Кашель почти не мучает меня.

– И да, свинопас, ты оказался необыкновенно прозорливым: моя сестра никогда не жевала бетель. Просто кашляла кровью. Вот и вся наша история. А что ты?

Кдан неожиданно покраснел.

– А что я?

– Почему сказал, что являешься кшатрием? Зачем тебе это было надо? Ты амбициозен: это всегда чувствовалось, еще в гурукуле. Глаза твои горят таким пламенным фанатичным огнем, что сомнений не остается: тобой движет какой-то очень сильный мотив. Расскажи его нам. Мы теперь друзья и должны делиться историями.

– Я… – нерешительно начал Кдан. Ему показалось, будто в горло ему запихивают булыжник. Откровенничать не хотелось, тем более что он всегда был одиночкой.

– Мне не хочется об этом говорить, – наконец, грубовато выдавил из себя Кдан. Увидев, что товарищи смотрят на него с невыразимой грустью, он не выдержал и опустил голову, как нашкодивший брахмачарья перед строгим учителем. Затем он вспомнил кое-что важное.

– Как вам удалось выбраться из туннеля? – через силу спросил он. Смуглые точеные скулы его залились краской, ибо ему было ужасно стыдно. Он чуть было не явился причиной гибели своих товарищей!

Но Ваен не понял, почему тот задал этот вопрос.

– Мы просто плыли за тобой. Из последних сил, воздуха было все меньше и меньше… А затем туннель стал подниматься наверх, вода посветлела, и мы вынырнули на поверхность. Тебе сделалось дурно, мне пришлось оттащить тебя к берегу.

– Окун, – дрогнувшим голосом сказал тогда Кдан и, склонив голову, сложил руки в сампэах. Юноша вдруг остро осознал один печальный для себя факт: человек, которому он искренне желал смерти, спас ему жизнь. Просто так, не за получение «окун», без какой-либо личной выгоды. Это казалось удивительным: ведь они никогда не были особенно дружны. Ему вдруг остро захотелось прояснить для себя одну вещь, пока совершенно непонятную для своего разума:

– Почему ты сделал это?

Ваен простодушно посмотрел на приятеля.

– Я мог помочь – я помог. Разве ты не так поступил бы на моем месте?

Вот именно, что не так.

– Я… давайте посмотрим, куда мы попали? – быстро предложил Кдан, чтобы разбавить свою неловкость. Мир, где они оказались, поистине поражал воображение.

Глава 12 ест суп, а глаза уставились на мясо, налегает на весла, а глаза прикованы к берегу

Когда вновь посветлело, то вдалеке за океаном стали различимы благородные изгибы великолепной горы. Она маняще выступала из молочных берегов и тянулась к самому небу – и не было видно ни конца, ни края ее. Очевидно, то была священная гора Меру, центр вселенной. На вершине ее жил главный из всех дэвов – небесный зодчий Индра. Возможно ли было подняться на ее вершину простому смертному или следовало прибегнуть к помощи Гаруды – царя птиц? Все это представлялось туманным, как и легкий пар над мерно вздымавшимися волнами океана. Он словно воспроизводил дыхание самой вселенной.

За спинами путников сгущались непроходимые джунгли. Листва растений казалась куда ярче и насыщеннее, чем в обычном лесу. Более того, вскоре паломники обнаружили одну интересную особенность местных деревьев. Если подойти к стволу сахарной пальмы и тронуть ее пальцем, то прямо с листьев на тебя будет стекать густой приторный сироп. Подобным свойством обладали и другие деревья. Стоило только надавить на них пальцем, как они тут же радушно предлагали свои изысканные угощения. Манговые деревья спешили поделиться сладкими оранжевыми плодами, саподилла65 представляла коричневатые фрукты, красноватые рамбутаны услужливо подкатывались к ногам, а кокосовые орехи раскалывались, стоило только подумать об их сладковатом соке. Казалось, решительно все здесь можно было употребить в пищу. Даже хрустящий бамбук выглядел вполне съедобным (молодые побеги здорово заменили бы спаржу), а в водоемах текла патока, простокваша и даже вино. Как славно было бы пожить на берегу океана: купаться в молоке, греться на невидимом солнце и спать под сладкоголосые трели дивных птиц. Леность и томительная нега охватили сердца паломников; однако они не забыли про главную цель.

Вдоволь налакомившись разнообразными фруктами и полежав в теплом молоке, паломники стали думать, что делать дальше. Кдан был убежден, что путь им следует держать в сторону горы Меру. Но вот сколько по времени займет их плавание? Как к нему готовиться? Да и на чем они смогут уплыть? Все эти вопросы занимали в настоящий момент их головы.

– Я думаю, стоит попробовать смастерить плот, – предложил Ваен, зайдя в небольшую бамбуковую рощицу.

– Но у нас нет ножей, – резонно возразил Кдан. Как только слово было произнесено, перед путниками на земле материализовалась вязанка полых зеленых стеблей и даже ротанговая веревка, чтобы соединить их между собой.

– Интересно, тут все желания сбываются? – лукаво спросила Софира сама у себя. Однако поглядывала она при этом почему-то на Кдана.

– Что бы ты пожелала? – неожиданно заинтересовался юноша, и сам вдруг удивился своему внезапному любопытству.

– О, огромный дворец и много-много красивых рабов. Тебя я бы тоже не прочь была увидеть среди своих слуг.

Кдан почувствовал, как кровь ударила ему в лицо. Ему вновь страстно захотелось придушить ее.

Софира с театральным изумлением понаблюдала за его перекошенным от ярости лицом и добавила:

– Ты не умеешь смеяться, вайшья?

Кдан угрюмо промолчал. Нужда притворяться отпала – и теперь Софира вела себя вполне естественно для красотки – то есть, раздражающе дразняще.

Кстати, пока паломники спали, у всех троих отросли волосы. Это казалось удивительным, ибо во время ученической ашрамы брахмачарьи брили головы налысо, что символизировало монашеский обет и чистоту. В этом же странном мире не то людей, не то духов, волосы отрасли всего за одну ночь. У Кдана были слегка вьющиеся каштановые кудри, которые едва доходили ему до плеч, у Ваена они оказались совсем кучерявыми, пышными и напоминали огромное гнездо аиста, а вот Софира стала обладательницей густой гривы черных волос, которые волнами спускались до самой талии. Поистине сейчас она выглядела уже не как тщедушный отрок, а обворожительная женщина, сравнимая по красоте с самой женой Индры. Это и смущало, и раздражало одновременно. Пока Кдан не мог определиться, что перевешивает: раздражение, либо же восхищение. Своими блестящими, черными волосами Софира напоминала Кдану мать. От осознания этого факта щемило сердце.

Они с Ваеном принялись мастерить плот. Конструкция его была незатейлива, но вместе с тем удачна и продумана. Плот вполне мог держать их втроем на воде. Также из бамбука они смастерили себе нечто наподобие весел. Набрав пальмовых листьев, чтобы прикрыться от зноя, сладких бананов и прочих плодов, они побрели к пляжу, ставшему уже таким родным. Казалось, это здесь все реально. А там, где мир людей – одна сплошная иллюзия.

Ваен оглянулся на их маленькую команду.

– Ну что, в путь? – шутливо произнес он, пряча за веселостью волнение. Куда они направляются и смогут ли вернуться? Где они вообще? И удастся ли им достичь цели…

Плот весело прокатился по песку: их маленький корабль готов был отправиться в большое плавание.

– Может, ну его, этот напиток? – протянула вдруг Софира.

– Нет! – одновременно возразили ей ребята, оглянувшись на нее. Слишком многое находилось на кону. То, чем никто из них не намеревался жертвовать.

И они поплыли. Мирный берег подобно миражу растаял в молочной дымке: от воды поднимались испарения, ничего было не видать. Очень быстро стемнело, но при этом было непонятно – то ли наступила ночь, то ли это так менялся день. Время переставало существовать в этом загадочном мире; оно уже не значило так много, как на земле.

Софира легла на живот и склонила голову над сияющим молоком. В глазах ее красиво отображались огоньки. Затем она обратилась к Кдану:

– Расскажи историю, вайшью.

– Из меня плохой рассказчик, – криво усмехнулся тот.

– А если я очень попрошу? – продолжила издеваться над ним плутовка, и он решил, что, пожалуй, лучше и правда послушаться, иначе она не отстанет.

– Я поведаю, как все было, – многообещающе начал Кдан и закрыл глаза. Перед ним всплывали яркие образы. – Дэвы и асуры все время враждовали…

– Как люди?

– Наверное… Дэвы во главе с добропорядочным Индрой оказались на небесах, благодаря своим благим деяниям, а асуры, принеся в мир страдание и пороки, ушли под землю. Однажды Индра оступился; мудрец Дурвасас проклял его и жена Индры —прекрасная Лакшми исчезла, воплотившись в Молочном океане. В мир тут же пришла тьма, радость исчезла из него. Индра мечтал вернуть любимую жену, но для этого надо было взбить Молочный океан. Однако дэвы сами по себе были недостаточно могущественны: пришлось звать на помощь противоположную силу – асуров. Вместе они пахтали океан с помощью горы Меру. Вишну обернулся черепахой и не дал горе потонуть. Океан тысячу лет пенился, пока не затвердел в масло, обнажив прекрасные дары, среди которых была в том числе и Лакшми.

– А какие еще дары были? – заинтересовано спросила Софира. Кдан кивнул, ибо и сам увлекся своей историей.

– Белый летающий конь Уччайшрава с семью головами, корова Камадхену, исполняющая желания, слон Айравата, соблазнительные апсары, сулящие наслаждение… Эликсир бессмертия. Там было еще много чего, однако наряду с прекрасными дарами в океане появился губительный яд – халахала. Все замечательное в нашем мире не может существовать бесконечно, оно чередуется с плохим, страшным…

Красивое лицо юноши сильно помрачнело.

– Чего ты боишься, Кдан? – вдруг прямо спросила Софира.

– Моя сестрица кого хочет достанет, – рассмеялся Ваен. Он активно занимался греблей: могучее тело его покрывал пот. Но Кдану не было смешно. Вопрос девушки он принял всерьез.

– Я боюсь… – прошептал Кдан через силу, – что амрита станет ядом, когда я до нее доберусь.

Софира присела на плоту и свесила в молоко ноги. Черные волосы ее тоже частично погрузились в белую жидкость. Аккуратные стопы ее светились перламутром, когда она принялась беззаботно болтать ими в молоке.

– Что ты делаешь, поан срэй?66 – возмутился Ваен.

– Взбиваю океан, – рассмеялась Софира. – Чтобы наш красавец вайшью не получил в подарок глоток яда.

Кдан зачарованно смотрел на подругу, не в силах отвести взор. Впервые за долгое время он думал вовсе не о напитке бессмертия и не о своей высшей цели.

Глава 13 мухи роятся вокруг раны

Они плыли довольно долго. Время удавалось отсчитывать только по косвенным признакам: например, кто-то из них начинал испытывать голод, и так они понимали, что наступило время завтрака. Или обеда с ужином. Все спуталось, ибо на небе не было видно луны или солнца; иногда немного темнело, но чаще всего было светло. Казалось, что в этом странном мире царит вечный день – неясный, молочно-призрачный, загадочный. Райский пляж растаял в тумане, как мираж, сладкие благоухания растворились в других – гораздо менее приятных. Причем чем дальше путники отплывали, тем острее и отвратнее пахло вокруг. В какой-то момент смрад стал поистине нестерпимым.

– Странно, да? – первым прервал гнетущую тишину Ваен. Его никто не услышал: Кдан задумчиво, почти механически работал веслом, по его отрешенному взгляду казалось, что он находится в другом мире. Софира же украдкой посматривала на красивое одухотворенное лицо вайшью и мечтательно улыбалась, показывая всем свои ровные молочно-белые зубки.

– Вы окаменели, что ли? – язвительно пошутил Ваен. Кдан очнулся от тяжелых мыслей и удивленно покосился на громилу.

– Я говорю, не заметили, как странно пахнет?

Кдан шумно втянул носом воздух, и лицо его тут же скривилось.

– Ты прав, кшатрий, – покладисто согласился он. – Воняет так, словно здесь пировали ракшасы. И забыли убрать за собой.

Они принялись внимательно оглядываться. На самом деле не только запахи вызывали удивление, само молоко сделалось странным. Поверхность океана приобрела тусклый цвет с мерзким желтоватым налетом, иногда наверх всплывали крупные творожистые сгустки, от которых исходила та самая нестерпимая вонь. В некоторых местах со дна поднимались желтые пузыри; казалось, они налиты оливковым маслом.

– Океан… словно прокис, – заметил Кдан, неловко запнувшись. И впрямь странная выходила фраза.

– Купаться в нем уже явно не хочется, – согласилась с ним Софира.

– Если мы тут пробудем еще хоть сколько-нибудь, меня стошнит, – пожаловался Ваен, с отвращением наблюдая за творожистыми сгустками.

– Странно, почему океан мог испортиться…

– Ты же у нас все знаешь, свинопас. Вспомни какую-нибудь занятную историю.

Но Кдан отчетливо помнил лишь одну – про взбалтывание Молочного океана. Всеми прочими он интересовался в меньшей степени, ибо они не приближали его к цели. Ему следовало лучше учиться в гурукуле, а он отдавал предпочтение только тому, что, по его мнению, могло ему пригодиться.

– Ничего не видно… Даже гора Меру исчезла, бонг прох67.

Софира была права – священное место растворилось в ядовитых испарениях, бедные паломники потеряли свою путеводную звезду, куда теперь плыть? Отчаяние постепенно завладевало их юными сердцами. Неужели они проиграют, столько всего преодолев? Погибнут в этом странном океане, где все расплывчато и неясно, точно их будущее? Каждый из них положительно не мог смириться с таким исходом.

Неожиданно раздался странный звук, и бамбуковый плот стал двигаться медленнее, словно преодолевая сопротивление. Ваен погрузил весло в воду и почувствовал, как оно уперлось во что-то твердое.

– Земля…– тихо произнес кшатрий. И был его голос слишком безрадостен для того, кто после затяжного плавания оказался, наконец, на долгожданной суше – и неспроста. Здесь не должно быть никакой суши! Она появилась перед ними как непреодолимая преграда; вдобавок тут смердело так, что, казалось, поблизости находится гора мертвых тел, которые отчего-то забыли кремировать.

– Можем остановиться здесь ненадолго и поесть… Хотя у меня внутренности скручиваются в узел от вони…

– Плохая идея, – отрывисто возразил Кдан. – Мне тут не нравится.

– А что ты такой нежный, свинопас? Прости уж, выбирать не приходится. Туман, дороги не видать. Куда плыть?

Как бы Кдану ни нравилось это место, в глубине души он понимал, что Ваен прав. Болезненное томление охватило его сердце – они вроде уже так близки к горе и заветной амрите, цель звала его, манила, околдовывала, лишала рассудка! Раздражительность страшной силы охватила все его существо.

– Хорошо, хорошо, – сухо отчеканил он. – Переночуем на этом острове. Но завтра же продолжим путешествие.

– Возможно, тут нет завтра, – с тихой грустью возразила Софира. – Ты пытаешься судить по нашему миру, а тут все не так.

Кдан промолчал. Девчонка, конечно, тоже была права. Но именно от этого она раздражала его еще больше.

Совместными усилиями они затащили плот на куцый берег. О, как он отличался от того первого, райского! Песчинки тут были грязновато-серого цвета, точно молотый белый перец. Никакой растительности здесь не наблюдалось, впрочем, может, она и имелась, да только ее не было видно из-за ядовитого морока, поднимавшегося над протухшим океаном. Песок под ногами словно являлся отражением неба – такого же безрадостного, унылого, скорбного. Даже не верилось, что это небесный мир, где обитал сам Индра, – слишком уж он походил на земной, обычный. Ужасно клонило в сон. Юноши до смерти устали – ведь они довольно продолжительное время гребли, не давая себе ни малейшей передышки. Впрочем, и Софира чувствовала себя не лучше.

Незадачливые паломники, не сговариваясь, растянулись на липком влажном песке, старясь лечь теснее друг к другу, и тотчас же заснули. Сон Кдана был весьма беспокойный и походил скорее на потерю сознания. Юноша несколько раз просыпался: картина вокруг не менялась, от жуткой влажности монашеское одеяние неприятно липло к телу, по лбу струился пот. В какой-то момент он обнаружил, что голова Софиры доверчиво прильнула к его плечу. Осознав только сей факт, он ощутил необычайное волнение такой силы, что по телу побежали мурашки. В мире, где единственно родители решали, за кого отдавать детей, сложно было вообразить такую вот интимную близость с девушкой, которую еще не успели одобрить близкие. Красавица, а для него, в сущности, незнакомка, лежала рядом с ним в такой ошеломляющей доступности, что стоило бы ему чуть повернуться к ней, как губы их сольются и произойдет

Казалось, океан манит его – но вот куда? В сторону горы Меру или в другое место? «Сердце твое там, где сокровище твое…» – учила Кдана мудрая брахмана. Только вот пошли ли на пользу ее уроки?

Не в силах продолжать лежать, юноша вскочил на ноги. Туман немного рассеялся, и довольно безрадостный пейзаж предстал его взору. Но сам остров не пугал – небольшой по размеру – около двадцати шагов в длину и столько же в ширину – он выглядел уныло и серо, однако кое-что по-настоящему ужасало. Две большие туши мертвых коров лежали чуть поодаль: они уже начали разлагаться и смердеть. Острые кости ощетинились подобно бамбуковым пикам. От несуразных обглоданных тел исходил зловонный запах, а вокруг тучами кружили насекомые. Как звери могли здесь появиться? Посреди океана, на пустынном острове, где нет ни травы, ни вообще чего-либо живого… Непостижимая загадка эта сама по себе ужасала, однако еще хуже представлялся факт, что со священными животными столь жестоко обошлись. Забой коров являлся для жителей Аникорского королевства табу, эти животные обладали защитой государства. Именно корова символизировала чистоту и святость, ибо она жертвовала другим свое молоко, не требуя ничего взамен. Их называли а-гхнья, «та, которую нельзя убивать»69