Под пение оляпки
Под пение оляпки
Это история о далеких временах, когда мелодичные трели оляпки разносились над фьордами, провожая в путь драккары, что ранней весною отправлялись грабить, жечь и убивать во славу языческих богов. Она рассказывает о жизни викинга Асгейра, который, потеряв семью, оказался втянут в водоворот мистических событий, давших ему всего лишь один выбор: влачить жалкое существование или же погибнуть, навсегда оставшись в песне северного ветра.
Самара 2019
Сейдкона
Зарево пожара задорными бликами отражалось в неспокойной воде. Огонь перепрыгивал с волны на волну, постепенно заполоняя собой весь берег. Слышались крики, звуки ударов и детский плач. Снег, что в эту пору еще лежал неподъемным грузом на северных землях, чернел от гари и опадал талой грязью из-за жара.
Насыщенно синяя, казавшаяся кристально чистой, вода мерно переливалась под лучами осеннего солнца. Рыжая красавица уже давно вошла в свои владения, успев переменить облик леса и сорвать изрядно пожелтевшие листья практически везде. Давно прошел праздник урожая. Жители Шлесвига готовились к долгой и суровой зиме, подновляя крыши приземистый изб, делая последние запасы, да проверяя надежность городских стен. Многочисленные лодки пока еще игриво приподнимались на волнах, но занимали ничтожно мало места в порту. Их более внушительные товарки покинули заводь Шлесвига еще весной, унося на своих бортах северян в далекое и кровавое путешествие. Ныне каждый житель поселения ждал, что со дня на день драккары должны вернуться. Никто не сомневался, что те войдут в порт на правах победителя, но все таки украдкой возносили молитвы, отгоняя от сердец тревогу.
Асгейр хорошо знал и понимал их чувства. Еще будучи мальчишкой он сбегал с родительской фермы, проносился по тропкам полей, пролетал мимо крепких деревьев и с замиранием сердца выходил на здоровый холм, что находился в паре верст от Шлесвига и плавно перетекал в скалистый берег. С его лысой, точно здоровая проплешина, вершины открывался мало-мальски неплохой вид на небольшую долину и фьорд, к которому она примыкала. Лучший обзор был лишь на скальных выступах, но тогда еще маленький Асгейр никак не набирался духу их покорить. Именно на этом холме он любил проводить время, с замиранием сердца вглядываясь в даль и ожидая возвращения соплеменников. Викинги. Как много в себе содержало это ремесло! Бесстрашные, коварные и неутомимые морские разбойники, приносившие городу богатства разграбленных деревень и поддерживающие его статус. Их уважали. Их боялись. И им завидовали. Даже ярл был вынужден считаться с их мнением. Маленький Асгейр смотрел на них раскрыв рот и мечтал, что когда-нибудь и он станет одним из них.
С того времени прошло немало зим. Асгейр вырос и теперь стоял на добротных досках драккара, вглядываясь в постепенно проступающий берег родных земель и ощущая, как редкие холодные капли опускаются на лицо и одежду. Из угловатого мальчишки с вечно разбитыми коленками он превратился в крепкого и широкоплечего воина. Волосы больше не торчали грязными паклями во все стороны, а были аккуратно заплетены в тугую косу на затылке, что доставала до основания шеи и буквально искрилась на солнце золотом и медью, напоминая лесной пожар. Не каждая женщина могла похвастать такой гривой, которой одарили боги Асгейра, при этом совершено позабыв о гордости любого мужчины – бороде. Та росла неохотно, слабо и неравномерно, а потому северянин не рисковал ее отращивать, ограничиваясь огненно-рыжей щетиной, которая хотя бы частично прятала по женски тонкие черты лица.
Мужчина провел мозолистой ладонью по подбородку и перевел взгляд на паруса. Темно-синяя ткань горделиво выгибалась под порывами ветра, будто и сам корабль хотел в родную гавань не меньше, чем снующие по нему люди. Они припозднились. Гнев Тора настиг их небольшую флотилию на полпути к родным берегам, разметав драккары и забрав горсть людей. Потребовалось несколько дней, прежде чем они вновь собрались вместе и встали на прежний курс. Но на этом трудности не закончились. Пережив гнев громовержца, через пару дней они попали в полнейший штиль. Злая насмешка богов. Но северяне оказались готовы и к ней. Сложились паруса и опустились в воду длинные весла, наполняя окрестность слаженным плеском.
– Если ветер не изменит направления, то к вечеру войдем в порт, – хриплый до стального скрежета голос раздался за спиной Асгейра, и только тогда мужчина услышал приближающиеся шаги.
– А если изменит?
– То наляжем на весла и к вечеру зайдем в порт, – подошедший устало улыбнулся, опираясь о фальшборт руками.
Это был мужчина выглядевший не сильно старше Асгейра. И лишь немногие знали, что Мортену уже хорошо за тридцать. Высокий и крепкий, с пшеничного цвета волосами неровно остриженными до плеч, в которых проступающая седина была практически незаметна, и густой бородой, что была лишь чуть темнее волос. Широкую шею уродовал рваный бугристый шрам, начинающийся у левой ключицы и доходящий до правой стороны подбородка. Славный подарок от вепря, полученный воином еще сопливым мальчишкой, частично повредил голосовые связки, сделав и без того не певучий голос Мортена более каркающим и скрежещущим.
–– Осень в этом году ранняя. Небось поля уже готовы к зиме, – Мортен, внимательно вглядывающийся в скалистые берега фьорда, проплывающие мимо драккаров, перевел изучающий взгляд карих глаз на товарища.
Он смотрел долго, испытывающе и внимательно, словно старался заглянуть под череп и выпотрошить все мысли собеседника. Асгейр старательно делал вид, что подобного внимания не замечает, сложив руки на груди и не отводя взгляда с горизонта.
– Жаль, что не поспели к Блоту1, – несмотря на слова, сожаления в голосе рыжего воина не было ни на грамм.
– Не пытайся меня обмануть, Асги. Вс… – однако договорить Мортен не успел, северянин нагло перебил его.
– Если бы ты не был ярлом, я бы уже давно выбил тебе парочку зубов за столь вшивое искажение моего имени, – Асгейр повернулся к другу, облокачиваясь о борт поясницей.
– Как в прошлый раз, когда твоим завтраком стал чернозем?
– Мне было тринадцать. С тех пор я поднаторел в этом деле.
– Да. Чернозем ты ешь все с тем же постоянством, – Мортен добродушно хохотнул, но уже через секунду вновь стал серьезен. – Не заговаривай мне зубы. Я пришел с тобой не просто так лясы точить. Мне не нравится то, что я вижу во время набега. Ты идешь на смерть. Целенаправленно и весьма охотно. Ищешь ее, точно кабель течную суку. Напрасно рискуешь, подставляя и себя, и ребят. Помолчи, – мужчина говорил как всегда тихо, лишний раз стараясь не напрягать горло. Его тихий хриплый голос обладал удивительной властью, подчиняя себе и явно давая понять: его владелец обладал бы силой и не являясь ярлом. – Хочешь смерти? Утопись. Но не смей утягивать за собой и остальных. Я понимаю и твою боль, и чувство потери. Но если ты и впредь будешь руководствоваться ими, а не головой, то в следующий поход я оставлю твой зад на берегу. Уяснил?
Повисла напряженная тишина. Асгейр стоял лицом к ярлу, сжав зубы так, что были видны желваки. Серые, словно ледяная вода северных земель, глаза холодно и зло смотрели на предводителя. Асгейр был точно раскаленный клинок. Такой же вытянутый, напряженный и смертоносный. Казалось, еще мгновение и мужчина сорвется, дабы залить корабельные доски кровью. Но в итоге холодная ярость стали уступила. Подчинилась спокойному и уверенному взгляду Мортена.
– Уяснил, – сквозь зубы процедил Асгейр.
Ярл удовлетворенно кивнул и не торопясь отправился на нос корабля, провожаемый уважаемыми взглядами соратников и испуганными пленных рабов.
***
Солнце приближалось к горизонту, обещая погрузить мир в темноту через каких-то два-три часа. Но обрадованные жители Шлесвига и не думали стягиваться в общую залу. Громко переговариваясь, то и дело наполняя воздух смехом, все люди шли к порту. С облегчением и предвкушением они всматривались в приближающиеся суда. Каждый искал что-то свое: одни выглядывали родное лицо мужа или сына, другие старались углядеть привезенную добычу, третьи просто любовались цветастыми парусами, да стройными драккарами, чьи носы вспарывали синеву воды, вспенивая волны. Постепенно жители города заполонили весь порт, не посягнув лишь на причалы. Впереди них стояла стройная женщина на сносях в окружении тройки светловолосых детей. Толстая коса пшеничных волос была перекинута через плечо, а руки бережно лежали на круглом животе, обтянутом шерстяным не крашеным платьем. Только теплый плащ отороченный мехом лисицы и имеющий шелковую подкладку выдавал в женщине жену ярла. Грай внимательно следила за приближением драккаров, выдавая нетерпение лишь немного сузившимися глазами. Асгейр уже мог разглядеть веснушки на лице старшего отпрыска – миниатюрной пятнадцатилетней девушки – и приветливо махнул рукой всему выводку Мортена. Помимо дочери, рядом стоял и младший сын, которому только-только должно было стукнуть тринадцать, и чуть в отдалении примостился отпрыск от первой жены – угрюмый юноша восемнадцати лет, как две капли воды похожий на отца. Хоть по возрасту они уже переступили порог детства, для Асгейра так и оставались детьми.
На суднах во всю кипела жизнь. Морякам не терпелось ступить на твердую землю, приласкать жен, да промочить горло чем-нибудь покрепче. А потому паруса складывались с удивительной ловкостью, а уже через пять минут был брошен первый швартовый. Асгейр проворно перепрыгнул расстояние до причала и начал наматывать трос на кнехты. Помогал ему в этом нелегком деле здоровяк Нутр, прозванный всеми Косолапый. Вся швартовка заняла не много времени и уже через десяток минут у причалов замерло три горделивых драккара. Пока ярл приветствовал свою жену и народ, воины привычно и споро разгружали суда, образовав три живые цепочки, по которым кочевало привезенное добро в общую залу. Среди награбленного было много посуды, в достаточной мере присутствовал и прочий скарб деревенских жителей вроде различных монет и украшений, к тому же викинги не побрезговали и купеческим судном на обратном пути, опустошив его трюмы от прекрасного сукна. Но самой главной добычей являлись рабы. Молодые и здоровые парни, приятные на вид девушки, умелые женщины – все они были связаны между собой в несколько живых цепей, от которых разило страхом и отчаянием. Асгейр не церемонясь грубо дернул за конец веревки, ведущей к группе рабов, и повел спотыкающихся и дрожащих людей за собой. Жители Шлесвига приветливо хлопали воина по спине и плечам, расступаясь и образовывая коридор. Рыжий сдержанно кивал знакомым, хмуро двигаясь вперед, наметанным взглядом подмечая тех, кто уже начинал присматриваться и прицениваться. Ярл справедливо разделит добычу между своими десятками, которую те на следующий день начнут осваивать: часть оставят себе, а часть продадут. Асгейр и сам собирался отделаться от причитающегося ему раба. Одинокому воину он не к чему. Кто будет следить за убогим, когда Асгейр отправится в очередной поход?
Уже подходя к невысокому строению в форме прямоугольника, чьи двустворчатые двери были радушно распахнуты, мужчина заметил старого знакомого, появление которого немного растопило лед внутри, все это время цепко сжимающее легкие. Он проследил, как молодая русоволосая женщина, подгадав момент, когда проем будет чист, спешно вошла внутрь, ведя за собой девятилетнего мальчишку названного Сверром. Сыну Асгейра должно было быть уже десять. Он был старше Сверра на год, обладал беззлобным нравом и смышленой головой. Любил малину и старого пса Терри. И он погиб прошлой зимой, когда ублюдки ярла Толлэка напали на Шлесвиг. Асгейр обнаружил его тело на крыльце. Маленькое и хрупкое, лежащее близ пепелища. Терри помер спустя месяц. Его задрали волки.
Непрошеные воспоминания заставили кровоточить старые раны, еще не успевшие зажить за эти месяцы. Мужчина со злостью толкнул чуть не закрывшуюся дверь, едва сдерживаясь, чтобы не сорвать гнев на пленниках, которые и так едва поспевали за ним. Мортен был прав. Он как никогда зрел в саму суть. Асгейр отчаянно желал умереть. Спрыгивая с драккара самым первым на чужую землю, врываясь в гущу сражений, рискуя там, где можно было бы переждать или поступить хитрее. Но чертова смерть обходила его стороной. Ни один из загробных миров не желал принимать его в своих чертогах. Стрелы словно заговоренные облетали его стороной, лишь один раз чиркнув у виска и оставив после себя алый росчерк, который позже непреклонный Мортен залил вином, пресекая возникновение заразы. Те же, кто вдохновлялся примером Асгейра, довольно скоро получали свою долю стали в брюхо. И это злило северянина еще больше.
– Асгейр?
Воин рывком повернулся всем телом, невольно напугав давешнюю женщину с ребенком, обратившуюся к нему. Сейчас Сверра не было с матерью. Он увязался хвостиком за вернувшимся с похода отцом и уже не собирался того терять из виду.
– Привет, Вигдис, – рыжий тепло улыбнулся, стараясь сгладить свой первый жест и торопливо пряча внутренние ярость и отчаяние.
Вигдис он уважал. Она была его старым другом, с которым не стыдно было залезть и к соседям за морковью, и сбежать к реке на рыбалку. Она была и его первой любовью. Вот только не пожелала сидеть в доме и ждать с походов, да растить детей, с малолетства мечтая стать девой щита. Ей тогда было тринадцать. Ему же только исполнилось шестнадцать. Асгейр не любил вспоминать это время. Ведь тогда он вспылил, да затащил в кровать ярлову дочку. Расплата пришла быстро, и их союз засвидетельствовали перед богами. Первенца в тот раз он так и не дождался, как и в последующие пару лет. Мортен убил старого тупого борова, что гордо именовался ярлом, да занял его место, и это сказалось на здоровье жены Асгейра, которая лишь через пять лет после замужества смогла не только выносить, но и родить здорового малыша. Воин не знал, как бы могла повернуться жизнь, если бы в тот раз он набрался терпения да подождал, пока юношеская прыть и жажда подвигов улетучатся из головы Вигдис. Не знал и старался не гадать. Он не был терпелив, в отличие от мужа Вигдис.
– Неважно выглядишь, – женщина приобняла северянина, принеся вместе с объятиями и запах сухих трав, коими всегда был полон ее дом.
– Что не скажешь о тебе.
– Тоже мне, – Вигдис фыркнула, дернув плечом, после чего кивнула на Мортена, который как раз говорил слова утешения очередной вдове. – Сколько?
Асгейру не требовалось пояснений, чтобы понять о чем она спрашивает. Слишком часто им задавали этот вопрос. Скольких забрал Один в свой чертог, скольких они потеряли в этом походе – вот что интересовало Вигдис.
– Двенадцать.
– Я рада, что ты не в их числе, – после недолгой паузы женщина проговорила слова так тихо, что Асгейр решил было, будто ему показалось. Но уточнять не стал.
Они замолчали. Каждый думал о своем, наблюдая за окружающими их людьми, веселящимися и свободными, искренне радующимися возвращению ярла.
Общий зал представлял собой большую комнату, выложенную камнем. У дальней стены располагался небольшой помост, на котором стояло два резных кресла, покрытых шкурами. Там традиционно сидел ярл со своей женой. В паре метрах от помоста находилось углубление для костра. Местами стояли лавки. Дележ добычи был завершен, хотя Асгейр и не заметил этого, и теперь в помещение заносились столы. Северяне собирались с размахом отпраздновать возвращение мужчин, упиваясь не только полугаром2, но и рассказами о набеге. Мужчина почувствовал, как в горле образуется ком, а перед глазами помимо воли встает картина, как его еще совсем маленький сын завороженно слушает россказни Мортена.
– Асгейр.
Мужчина вздрогнул, открывая глаза. Вигдис положила руку ему на плечо, с беспокойством заглядывая в лицо. В ее зеленых глазах плясали блики огня, напоминая страшную зимнюю ночь. Рыжий встряхнул головой, прогоняя наваждение.
– Да?
– Сходи в дубовую рощу к Алве.
– С ума сошла?! Ты же знаешь, что я терпеть не могу эту ведьму! – последние слова северянин выплюнул как ругательство, смотря на старую подругу с плохо скрытым возмущением.
– Асгейр, – устало протянула женщина, не желая вновь спорить. Мало кто знал, что рыжий избегал вёльву3 после одной встречи, когда та предрекла ему не самую радужную судьбу. Воин в нее не поверил, упрямо говоря, что старая сейдкона все придумала, но никому не говорил, что же такого она ему напророчила. – Она поможет забыть.
– А если я не хочу забывать? – с горечью осведомился мужчина.
– Тогда поможет принять.
Асгейр неопределенно покачал головой. Посмотрел вперед, где около костра на коленях у отца сидел маленький Сверр, и вышел на свежий воздух. Вигдис не последовала за ним.
За время проведенное в зале солнце практически полностью скрылось за горизонтом, окрасив небо во все цвета красного и желтого. Последние лучи играюче перебегали по волосам северянина, заставляя их гореть огнем не хуже, чем само небо, отдавшееся во власть заката. Изо рта клубами выходил пар. Мужчина неторопливо побрел к воде. Идти домой совершенно не хотелось. Он был пустым, сырым и наверняка грязным. Отец помер еще лет пять назад, скошенный в одно мгновение какой-то дрянной хворью. Мать же Асгейр перевез к сестре в соседнее поселение еще перед набегом. Дэгни была хозяйственной девкой и выросла в примерную жену, которую муж чуть ли не носил на руках. И она с радостью забрала мать к себе. Так дом Асгейра опустел.
Сам того не замечая, мужчина вернулся на причал. Вода была по-осеннему спокойной, с тихим плеском ударялась о потемневшие доски, раскачивала на слабых волнах лодки и драккары, что мифическими чудовищами возвышались над синей гладью. Искусно вырезанные носы скалились мордами древнего ящера, грозясь разорвать каждого, кто посмеет нарушить их покой. Асгейр остановился на вымытых камнях, позволяя ласковой воде лизать носки его сапог, и тяжело вздохнул, провожая холодным взглядом заходящее солнце.
***
Порой человек вынужден поступать безрассудно. Неожиданно даже для самого себя. И в такие моменты сложно ответить даже самому себе: почему? Что стало причиной столь странных действий? Как вышло, что собственные заверения оказались всего лишь невесомым пером, улетевшим при первых же порывах ветра…
Проводив закатное солнце и набродившись меж старых дубов, Асгейр неожиданно для себя обнаружил, что ноги сами вынесли его к жилищу сейдконы. Остановившись около небольшого ручейка, где среди зарослей заливисто пела припозднившаяся оляпка, мужчина хмуро разглядывал небольшой деревянный домик, расположенный на вересковой поляне. Цепкий взгляд кусками выхватывал давно известную картину: соломенная крыша, покосившейся ставень, который висит на одной петле вот уже лет десять и никак не собирается падать на мерзлую землю, с виду хлипкая дверь, обтянутая дырявой шкурой, труба из старого, местами покрытого мхом, камня, и тонкая струя поднимающегося дыма. Северянин собирался незаметно растворится в окружающем их лесе, когда дверь неожиданно распахнулась, явив его взору пожилую женщину:
– И долго ты тут дыру в моем доме прожигать будешь? – слепые глаза старухи невидяще прошлись по воину. – Будь моим гостем, Асгейр Хэвардсон.
Мужчина ощутил, как по позвоночнику проходит неприятная дрожь страха, предательски сводящая на нет все убеждения о бесстрашии воина. Он не любил это место, и эту старуху. Но еще больше не любил вязкий страх, который Алва нагоняла на любого, кто к ней приходил. Асгейр оттолкнулся от дерева, который подпирал все это время, и неспешно двинулся вперед.
– Славной ночи, сейдкона, – подойдя к старухе произнес воин.
– Запри за собой дверь.
Выполнив не то просьбу, не то приказ, мужчина прошел вглубь дома, морщась от приторного запаха всевозможных трав, заполоняющих собой все пространство. Жар натопленного дома точно голодный пес бросился на северянина, и тот с удивлением обнаружил, что промерз за время прогулки.
– На, выпей, – Алва протянула рыжему глиняную чашку с дымящимся отваром, на поверхности которого плавали заваренные веточки, и кивнула на табурет у стола.
– Что это? – кружку Асгейр принял осторожно, подозрительно принюхиваясь.
– Травяной чай. А то холодом от тебя разит так, что я отсюда чувствую.
Некоторое время в комнате царствовала тишина, прерываемая лишь тихим шипением Асгейра, когда горячий отвар обжигал язык или небо. Но затем старуха стала разминать в пыль сушенные травы, периодически подсыпая в них нечто непонятное: оно напоминало бронзовую стружку перемешанную с костяной мукой. Молча этим заниматься она была не намерена. О чем северянин втайне жалел.
– Ты ведь не любил ее. О чем сейчас эта скорбь?
– Она была моей женой. Этого разве не достаточно? – говорить Асгейру оказалось тяжело.
Он не признавался в этом даже себе, но по погибшей жене слез северянин не лил. После ее смерти единственным чувством оставалась лишь вина: что испортил жизнь из-за собственной горячности и эгоизма, лишив нежности и любви, которых достоин каждый. Приходил в ярость от того, что не смог защитить. Асгейр и не заметил, как стал говорить все это вслух, выплескивая гложущее его чувство наружу.
– Я обязан был заботиться о семье…
– Люди Толлэка задели твою гордость, которая оказалась важнее жены, – эти слова старухи, произнесенные между делом, подняли заснувшую было ярость.
Глиняная кружка в руках викинга лопнула, обдавая кожу остатками горячего отвара. Но он словно не заметил этого.
– Они убили мою семью, словно загнанных зверей, – Асгейр чеканил каждое слово, стряхивая осколки на пол. – К черту гордость. Люди так не поступают. Не издеваются над слабыми женщинами и детьми.
Огонь догорал, пожрав до этого все, до чего мог дотянуться. Защитники прибыли слишком поздно. Пять распростертых тел безвольно распластались на талом снегу. Удушающий дым скрыл нападавших. Скрыл он и упавшего на колени рыжеволосого мужчину, который судорожно прижимал к себе истерзанное тело.
– Ты ведь сполна возместил им долг. Верно?
– Да.
Все тот же мужчина наносит яростный удар топором, одним махом перерубая кости и вгрызаясь в плоть. Не обращая внимание на стекающие по щекам капли крови, вгоняет второму противнику кинжал в горло.
– Пришла пора отпустить, Асгейр. Перестань терзать мертвых своей болью, – сейдкона протянула викингу раскаленный нож и подвинула ближе небольшую плошку, в которой горкой лежали соцветия трав, изломанные морщинистыми руками.
Воин полоснул лезвием по ладони, задержав руку над миской и позволяя рубиновой жидкости стекать по руке, смешиваясь с травами. Алва добавила туда немного воды и повесила над танцующим огнем. Запахло васильками, мокрой землей и грозой. Комната постепенно заполнялась дымом, когда жидкость начала прикипать. Разбавив получившееся варево с грюйтом, сейдкона протянула миску мужчине.
– Выпей.
Вкус варева удивительным образом сочетал в себе привкус прокисшего молока и мятное послевкусие. Асгейр едва смог заставить себя проглотить вязкую жижу, с омерзением ощущая, как та горячей патокой стекает в желудок.
– Отпусти мертвых, Асгейр. И найди причину их гибели, – воин удивленно поднял на старуху взгляд. – Думаешь, ярл Толлэк случайно ударил с севера?
– Мы…
– Я знаю, что вы решили. Но попомни мои слова, сын Хэвардса, главная гадюка сидит внутри. И если вы все сделаете правильно, то она проявит себя в следующем набеге.
Мужчина пораженно замер, пока старуха брала положенную ей плату, ненасытной пиявкой слизывая кровь с его ладони, и не мог поверить в услышанное.
Они нагнали Толлэка спустя три дня, не дав ему уйти в Хардангер и оттеснив к вдовьему мысу, где и окропили скалы кровью. Ярл самоуверенно хотел захватить Шлесвиг с наскока, пока большинство мужчин города были заняты на востоке, расчищая последствия оползня. Он ударил с севера, попутно уничтожив дом Асгейра, что стоял на отшибе близ воды. С севера, где долина примыкала к каменистым уступам, тропы сквозь которые знали только те, кто прожил среди скал всю жизнь. Они прошли по ним, как по своему подворью, и вышли в той части, где городская стена, примыкающая к горной речке и уже порядком подмытая, была слабее всего. Асгейр издал злобный рык, больше подходящий дикому зверю, и пущенной стрелой вылетел из жаркого нутра дома сейдконы.
Ветер с Хэльгафёлла
Гнетущая тишина разрывала мозг. Да и тишиной это назвать было сложно. С бесстыдно голых веток изредка падали капли, с силой ныряли в щедро разбросанные лужи, и сливаясь с разлитой в округе водой, расходились убывающими кругами. На дереве пронзительно вскричал ворон, перелетая на соседнюю ветку и с любопытством всматриваясь в землю. Им бы уже давно пора улететь. Дожди постепенно смещались снегом, в скором времени обещая и вовсе уступить зиме, заглядывающей в распахнутые двери. Но ворон, вопреки всем ожиданиям, сидел на ветке, злобно каркая на всю округу. Не иначе как Один послал своего верного слугу на разведку. Вторя птице, в Шлесвиге зашлась лаем собака. Ошейник сильно перетягивал ей горло, отчего звуки хриплым громом заполняли округу. Но ничего из этого не могло нарушить ту тишину, что образовалась на берегу горной реки, где молчаливым полукольцом стояло четыре человека. Еще один, оказавшийся хрупкой женщиной с растрепанной русой косой, презрев грязь и холод, сидел прямо на земле, спрятав лицо в дрожащих руках и беззвучно рыдая. Никто из присутствующих не проронил ни слова. И от этого тишина еще сильнее давила на нервы.
Рядом с женщиной безжизненной грудой тряпок лежал темноволосый мужчина. Черты его были до боли безмятежны. Мокрые волосы облепили лицо, а синие, словно холодное северное море, глаза глядели в пустоту. Асгейру мерещилось, будто взгляд вполне осмыслен и провожает покинувшую тело душу. От подобных игр воображения становилось не по себе. Но северянин ничего не мог с этим поделать. После того, как старая сейдкона напоила его какой-то дрянью, с его головой явно было не все в порядке. Впрочем, идти к хитрой ведьме повторно у мужчины не возникало и мысли.
По правую сторону от Асгейра неловко замер Косолапый, изредка переступая ногами. За ним стоял корабельных дел мастер Давен, чьи коротко стриженные волосы цвета меда мокрыми иглами торчали во все стороны. Именно он недавно вытащил тело Гуннара на берег, вырвав его в неравном бою из лап ледяной реки. Мужчину била мелкая дрожь, отчего стук зубов долетал до Асгейра. С левой стороны от рыжего викинга на происходящее хмуро взирал поджарый мужчина, чьи льняные волосы выгорели практически до белого цвета. Йон являлся давним другом Асгейра и Вигдис. Он привел женщину к телу мужа, и теперь нервно сжимал пальцами пояс, не в силах оторвать взгляда от удручающей картины.
Асгейр положил ладонь на вздрагивающее женское плечо. В душе викинга тихое торжество боролось с болезненно сжимающимся сердцем. Мужчина не желал смотреть, как давится рыданиями подруга детства, каждый вздох которой заставлял его переживать все сильнее и испытывать ощущения сродни укусам рассвирепевшей кошки. Гуннар, – муж Вигдис, – был надежным товарищем, испытанным в бою и набегах. Асгейр не водил с ним тесной дружбы, но всегда знал: мужчина, как тень, будет следовать за ним, какой бы безжалостной не оказалась схватка. И на пару они действительно были непобедимы. Теперь надежная тень лежала у его ног утопленником. И самое худшее, Асгейра не покидала мысль, что он сам стал причиной этой трагедии.
Перед взором викинга ожили недавние события. Выскочив из гостеприимного дома лесной ведьмы, он хотел кинуться к Мортену, да вовремя сообразил: ни от кого толка сейчас не будет. Шлесвиг праздновал удачный набег, и просить от его жителей о трезвости уже было поздно. Асгейр терпеливо решил подождать следующего вечера, не без удивления обнаружив в своем доме пленную рабыню. Рассудив, что от девки может быть польза, а до следующего похода еще вся зима, мужчина оставил ее у себя. Следующим же вечером северянин все как на духу выложил Мортену и Давену. Единственным, кому он доверял безоговорочно. Следующие три недели они потратели на ненавязчивые расспросы, наблюдение и вынюхивание всего, что хоть как-то могло пролить свет на события, произошедшие чуть ли не год назад. За это время в суть дела был посвящен и Гуннар. Именно он отправился в Хардангер, дабы встретиться с давешним жителем, некогда бывшем в дружине ярла Толлэка. Выбрали Гуннара единогласно. Асгейр слишком приметен для подобного дела, Мортен являлся ярлом, а Давен слыл слишком хорошим корабельщиком и лишь самый темный фермер не признал бы его по приметам: у мастера отсутствовало правое ухо, и короткие волосы вовсю демонстрировали сие увечье. Гуннар покинул город накануне вечером. А уже сегодня его тело нашли в реке.
– Вигдис, пошли домой, – Асгейр присел рядом с подругой, приобнимая ту за плечи.
Женщина нехотя поднялась, вытирая озябшими руками слезы. Казалось, что рядом с мужчинами стоит приведение. Бледная и осунувшаяся, с печальными глазами полными слез Вигдис была бестелесной копией самой себя. Северянин поднял вопросительный взгляд на товарищей.
– Иди-иди, мы тут сами управимся, – махнул рукой Давен.
Асгейр благодарно кивнул корабельщику и принялся осторожно, но непреклонно уводить Вигдис прочь от реки. Какое-то время она оглядывалась назад, но увидев как Давен принялся обыскивать Гуннара, перестала. Корабельщик же, под удивленные взгляды Косолапого и Йона, бесцеремонно исследовал тело.
***
Вечером жители Шлесвига стояли около деревянного помоста, собранного в виде лодки и обложенного небольшими серыми булыжниками по периметру. По округе разносилось журчание ручья, да трели одинокого дрозда. На деревянном ложе возлежал Гуннар. Его облачили в броню, рядом с телом, как предписывали законы богов, положили топор и меч, а также несколько вещей, которые могли понадобиться в загробном мире. Отец часто говорил Асгейру: "Один повелел, что каждый должен прийти в Вальхаллу с тем добром, которое было с ним на костре." Эти слова особенно явственно вырезались в памяти мужчины после первого погребального ритуала, унесшего на великий Хэльгафёлл близкого друга. Асгейр не сомневался, что и Гуннар будет ожидать их на священном холме, как и многие северяне до него. И многие после. Не каждому человеку суждено попасть в Вальхаллу пред очи всеотца. Кто-то отправится на священный холм Хэльгафёлл, другие станут гостями в Фолькванге, заполнив луг песнями и смехом, а кому-то суждено пополнить войско Хелы.
Вигдис с удивительно бледным лицом, освященным бликами факела, приблизилась к помосту. Дерево занялось огнем неохотно, шумно потрескивая, с шипением выпуская пар и неохотно уступая пядь за пядью. Потребовалось несколько томительных минут, чтобы каменный корабль запылал весь. Жар прикасался тягучими волнами, грозя сжечь все, до чего смогут дотянуться его огненные руки. Сверр внимательно следил, как пламя пожирает дерево. Он больше не плакал. По крайней мере не при Асгейре. Возможно урок от викинга, произошедший в обед, пошел на пользу. Мужчина, точно щенка, встряхнул перепуганного мальчишку и напомнил: он теперь единственный мужчина в семье и должен быть для матери опорой.
– Асгейр, хватит ли отцу дыма? – Сверр с жадностью вглядывался в чернеющее небо, тщетно пытаясь определить, достаточно ли высоко поднялся столп.
– Хватит. Косалапый и Йон постарались на славу, сооружая корабль. Гляди, он уже щекочет брюхо облакам! – мужчина ласково повернул за черноголовую макушку Сверра, направляя его взгляд правее, куда уходил дым, влекомый слабым ветром.
Асгейру хотелось успокоить ребенка. Хэльгафёлл достойное посмертие, дарующее душе шанс спокойно дожить свой век на священных склонах в ожидании Рагнарёка. Пополнить ряды армии Хель – вот ужасная участь для любого. Асгейр уже обернулся к Сверру, но так и не успел произнести ни слова. На плечо викинга опустилась узкая ладонь Давена. Корабельщик без слов мотнул головой в сторону леса, первым уходя в мрачную тень деревьев. Асгейру не оставалось ничего другого, кроме как подтолкнуть мальчишку к матери и последовать за товарищем.
Кривые ветви сомкнулись за их спинами, отрезая от яркого полукруга света, освещаемого погребальным костром. Узкая тропа, петляя не хуже перепуганного зайца, вела все глубже в лес. Они шли в молчании, внимательно прислушиваясь к любому шороху или треску ветки. Изредка Давен останавливался, вскинув вверх левую руку, точно хищный зверь прислушивался, окидывал взглядом неровные стволы и двигался дальше. Через несколько минут мужчины вышли к реке. В том самом месте, где выбрался утром на берег корабельщик, волоча за собой безжизненное тело.
– Здесь я его выволок, – Давен кивнул в сторону примятой желтой травы, вспаханным листьям и едва различимым следам на земле. После этого двинулся вверх по течению вдоль реки. Пройдя шагов пятнадцать он остановился. – С этого места заметил. Вон там, видишь? – корабельщик показал пальцем на корягу, которая была переплетением корней поваленного рядом дуба. Вода с силой ударялась в нее, и разбиваясь на десятки капель, с журчанием оббегала. – Он зацепился о нее ремнем. Если бы не ворон, сидевший на спине и испуганно вскрикнувший, когда я вышел на берег, то и не заметил бы.
ДАвен вновь двинулся вперед. Асгейр, молча следовавший за ним, различал на земле собачьи следы, что пока еще были заметны в сгущающихся сумерках. Днем Давен одолжил у Мортена лучшую суку, взял старую рубаху Гуннара и вернулся к берегу. Он потратил на поиски добрых пять часов и едва поспел к началу погребения. Гордая, – собака Мортена – никак не могла взять след. Вода полностью скрывала путь. Но судя по тому, как корабельщик уверенно вел его вперед, поиски все же увенчались успехом.
– Все понимают, что Гуннар не мог утопиться здесь сам. Если только не был мертвецки пьян, а это за ним обычно не замечалось, – несмотря на безмолвный лес, Давен говорил тихо. Асгейру приходилось прилагать все усилия, чтобы разобрать слова.
Они прошли шагов сто и вышли к изгибу, вспугнув несколько маленьких птичек. Давен остановился и заговорил вновь:
– Река достает до колена, в особо глубоких местах по бедро, у берега и того меньше. А здесь… Здесь находится порог, и глубина едва достигает щиколотки.
Горная вода искрилась и в сумерках казалась жидким серебром, созданным волшебным народцем. Река, быстрым потоком перескакивая небольшой порог, устремлялась дальше, чтобы через несколько метров потерять часть своей резкости и сгладиться на глубине. В паре тройке метров от порога, выше по течению, где глубина была значительно меньше, из воды выпирало несколько крупных камней. Они были отполированы водой до блеска и неровной прерывистой цепочкой шли до противоположного берега. Довольно часто их использовали для переправы через шумный поток, дабы не мочить обувь.
– А вот здесь его путь и обрывается, – Давен, продолжая говорить, вошел прямо в воду, игнорируя выпирающие камни. Дойдя до пятого по счету, мужчина остановился. Асгейру пришлось войти в реку следом. Холод ощущался сковывающими цепями сквозь сапоги. – Вот на этом камне и здесь еще осталась кровь. Днем ее было больше, но вода ныне не наш союзник. Дождь и так смыл основную часть. Благо был коротким.
На сером, местами покрытом мхом, камне виднелись бурые капли. Один из них в крови был испачкан сильнее.
– Он не мог оступится сам, когда возвращался домой? – версия эта была сомнительная, но и ее тоже стоило рассмотреть.
Асгейр провел по поверхности камня рукой, и перед его глазами предстала до невозможности реалистичная картина: Гуннар отступает назад под натиском неизвестного противника, его нога поскальзывается на мхе, а сам он в этот момент получает толчок и падает в воду, ударяясь головой о камень. Быстрые потоки воды окрашиваются в алый. Асгейр испуганно дернулся и едва не свалился в воду следом за своим видением. Давен казалось ничего не замечал, задумчиво разглядывая камни, задумавшись о своем.
– Исключено, – произнес он.
Корабельщик пересек реку и присел на мелководье. Его ладонь едва касаясь обвела ряд слегка размытых следов. – Он был не один. Гляди. Эта пара следов Гуннара. Правый след глубже и чуть косолап, а мы с тобой знаем, что Гун ступает так уже года три, после того, как упал с крыши. А вот тут вторые следы, – мужчина переместил руку. – Я думаю, он как раз подошел к камням, когда его кто-то нагнал. Видишь, там местами вторые следы идут поверх следов Гуннара.
Асгейр видел. Даже слишком хорошо. Перед его взором зыбкой дымкой проходил сам Гуннар. Остановился на третьем камне, окликнутый кем-то, после чего последовал диалог. Гуннар безвучно с кем-то разговаривал, распаляясь все сильнее. Его лицо исказилось от негодования и презрения. Мгновение и мужчина выхватывает топор.
Видение исчезло так же быстро, как и появилось. Рыжий воин почувствовал, как внутри слизким клубком свернулся холод. На некоторое время он даже отодвинул на задний план ярость и злость из-за убийства. Асгейр провел ладонью по лицу, снимая оцепенение и зародившийся было внутри страх. Он разберется с этим потом.
– Зря он не взял лошадь, – голос прозвучал неожиданно хрипло. Асгейр даже не сразу сообразил, что он принадлежит ему.
– Зря, – Давен выпрямился. Посмотрел прямо в глаза Асгейру и неожиданно, неуместно улыбнулся. – Я рад, что ты больше не ищешь смерти.
– Теперь она ищет меня.
Давен лишь покачал головой, но спорить с другом не стал. Никто не знает, когда дуновение ветра с Хэльгафёлла коснется твоего лица. Норны4 определили их жизни и с того момента Скульд хранит свиток их будущего пути, заглянуть в руны которого никому не дано.
В Шлесвиг они возвращались молча. В душе Асгейра засела тревога, притаилась огромным змеем и замерла, словно ожидая чего-то. Если предположить, что видение показывали правду, – а мужчина был склонен считать именно так, – то по всему выходило: Гуннар знал человека, настигшего его. Он выглядел удивленным, слегка настороженным, но вполне доброжелательным поначалу. И пред тем, как вытащить топор, на его лицо выступило неподдельное изумление. Гуннар явно не ожидал такого развития. И это не нравилось рыжему викингу еще больше. Как узнать, не предаст ли тот, кому ты безоговорочно доверяешь? Он невольно покосился на идущего рядом Давена. Лицо того было нахмуренным, взгляд рассеянно скользил по лесу и тропе.
"Бестолочь."
Асгейр мотнул головой, отгоняя мрачные мысли. Если уж он не может доверять друзьям, то как он может доверять себе? Превращение в подозрительного труса еще никому не шло на пользу. И Асгейр решил гнать сомнения прочь. Уже около Шлесвига мужчины остановились. Изба Асгейра все так же стояла на отшибе. Дом Давена находился за стенами города в месте, где одна из сотен горных рек впадала в синие воды фьорда.
– А Мортен? Ты сказал ему?
– Сразу же. Мне удалось поймать его пред обрядом и обрисовать ситуацию в общих чертах, – Давен поколебался, но затем достал из кармана деревянную фигурку медведя размером с мизинец и протянул Асгейру – Я нашел это в кармане Гуннара. Возьми. На нем руна ярла Толлэка.
Асгейр еще постоял несколько минут, вертя в руках фигурку и наблюдая за удаляющейся сутулой спиной товарища. Осенние ночи стали особенно холодными. К утру многочисленные лужи, наверняка, покроются корочкой льда. Возможно, пойдет мокрый снег, который перемешается с дождем и сделает Шлесвиг еще менее привлекательным. Осталось каких-то четыре-пять дней до волчьего времени, когда начнут буйствовать безжалостные метели. Асгейр любил зиму. Суровая, смертоносная и прекрасная пора, когда в живых остаются лишь сильнейшие. Время, когда даже самая безобидная вещь может нести в себе смерть. Мало кто заподозрит угрозу в мерзлой воде, сверкающей на солнце столь удивительно прекрасно, что захватывает дух. Но Асгейр помнил, как под лед провалился соседский пацан, когда им было не больше одиннадцати. Как перед этим они сцепились в снегу, точно голодные псы за кость, брошенную хозяином, и не заметили, что драка перешла на лед. Боги были милостивы к Асгейру. В последний момент он успел отскочить, и кувырком перекатившись по льду, перебраться на берег. Его противнику повезло меньше. Повезет ли Асгейру теперь?
Неожиданно для себя викинг обнаружил, что уже стоит около родной двери. Тихо скрипнув петлями и запустив с собой клочья холодного воздуха, он вошел в дом. Комната оказалась жарко натоплена. Савраска, а именно так он окрестил рабыню, не привыкла к северным холодам и топила печь на совесть, словно боялась замерзнуть намертво в этом неприветливом доме. Завидев хозяина, девушка подскочила к столу, нервными движениями нарезая хлеб.
– Оставь. Я не голоден, – северянин скинул верхнюю одежду и устало опустился на стул подле огня. После сегодняшних видений Асгейр сомневался, что сможет проглотить хоть что-то. Поэтому, указав на чайник и травы, приказал: – Завари лучше отвара.
Он чувствовал, как холод медленно и неохотно выпускает его из своих лап. Ласковый огонь жадно пожирал поленья, жаром согревая сырую одежду. К ночи из низин поднялся туман, и Асгейр порядком набрал на себя его воды, пока добрался до дома. Мужчина так и не выпустил из рук деревянного медведя. При свете можно было разглядеть искусно вырезанную морду, прорисованную шерсть и выжженную руну на спине. Виднелась глубокая трещина, пересекающая медведя близ задних лап. На голове и спине тревожно бурели кровавые разводы, пропитавшие дерево.
Скоро Савраска принесла ему кружку с травяным отваром. Асгейр явственно различил вкус малины, аромат смородины и почему то горький привкус полыни, хотя последнего у него в доме отродясь не водилось. Помимо воли внутри зародились смутные подозрения, что девчонка решила его отравить.
– Какие травы ты взяла? – требовательно спросил викинг.
От его тона и взгляда девушка задрожала, залепетав неясные слова, смысл которых ускользал. Презрительно искривив губы, Асгейр принюхался к кружке. Минувшие события вымотали, отчего уставший разум отказывался соображать. Оставив пустые попытки разобраться в травах, Асгейр сделал еще один глоток.
Савраска, все это время с тревогой следившая за ним, села неподалеку от очага. Она прикрыла глаза, переводя дух. Затем пододвинула табурет к огню и принялась за ранее прерванное занятие. Викинг с удивлением обнаружил, что она зашивает его рубаху. Тонкие пальцы ловко орудовали иглой, накладывая аккуратные стежки. Волосы цвета темного янтаря были закреплены на затылке, но несколько прядей строптиво выбились и теперь волнистыми локонами обрамляли лицо. Почувствовав на себе пристальный взгляд, девушка укололась, но тут же вскинула голову. В ее глазах страх и робость мешались со слабой попыткой проявить характер, и в конечном итоге затопили их полностью. Асгейр даже уловил в них едва видимый огонь ненависти и не смог удержаться от ухмылки. Он слегка наклонился вперед, предусмотрительно поставив кружку и медведя на стол, пальцами схватил девушку за угловатый подбородок и притянул к себе. Накопившееся за все это время напряжение требовало выход, и викинг не стал противится желанию, которое проснулось внутри.
Испуганные глаза Савраски оказались совсем близко, но Асгейр не успел коснуться ее лица губами. Резкая боль неожиданным уколом обожгла плечо. Выпустив девушку из рук, викинг увидел торчащую иголку, отражающую отблески огня.
– Жить надоело? – злость пропитывала слова Асгейра.
Вытащив и отбросив иглу, он проследил, как Савраска вскакивает с табурета, с грохотом роняя его, и оглядывается по сторонам в поисках нового оружия. Взгляд девушки остановился на кочерге. Асгейр молниеносно подался вперед и дернул ее за бедра на себя, оттаскивая от очага за секунду до того, как тонкие пальцы сомкнуться на металлической рукояти. Вскрикнув Савраска попыталась оттолкнуть викинга, но вместо этого они оба упали на пол. Короткая борьба закончилась столь же стремительно, как и началась. Асгейр прижал девушку к полу, нависнув над ней.
– Еще раз выкинешь подобное, – прорычал викинг, больно сжимая ее запястья, – и я выкину тебя на улицу. Поняла?
Савраска попыталась укусить его, но Асгейр без труда удержал ее на месте. Теряя терпение, он произносил слова медленно, чтобы рабыня смогла понять его язык:
– Никто тебя не защитит там.
Она смотрела на викинга долгие секунды, но в итоге перестала вырываться, обмякнув в его руках. Тогда Асгейр с осторожностью отстранился. Поняв, что Савраска сдалась, он поднял ее с пола и перенес на кровать. Положив девушку на шкуры, сам присел на край. Задумчивый взгляд викинга блуждал по Савраске, которая обхватила себя руками и бездумно смотрела в огонь.
Стоило бы отступить. Асгейр никогда не любил брать силой. Но уснувший было холод вновь овладел его нутром. Нечто темное и чуждое поднималось со дна, отравляя разум и душу.
Не вынеся льда внутри, Асгейр резко притянул к себе девушку за ногу. Не обращая внимание на вскрик, он приподнял ее и грубо поцеловал, жадно касаясь огрубевшими руками нежной шеи. Ладонью опустился ниже, очертил упругую грудь и ощутил, как сильно и отчаянно бьется сердце Савраски. Губ коснулась влага, добавив поцелую привкус соли. Оторвавшись от рабыни, Асгейр с ненавистью смотрел, как по девичьим щекам текут слезы.
Они замерли. Их взгляды встретились на краткий миг, после которого Савраска отвернулась, не желая видеть лицо викинга, да и его самого. Асгейр продолжал судорожно сжимать безвольное тело, оставляя на нем синяки. Но в итоге, викинг разжал пальцы, позволяя рабыне упасть обратно на шкуры. Поднявшись, Асгейр отошел от кровати. Сев у огня, викинг зарылся пальцами в рыжие волосы, сжимая голову в тиски. Он уже не чувствовал удивленного взгляда, прожигающего его спину.
***
Время приближалось к полуночи. Небо заволокли тучи – частые спутники неба в это время года. Они скрывали хрупкое сияние звезд и несли в себе холод, ветер и дождь. Окружающий лес утопал в темноте, заполняя пространство шорохами, треском и воем. Лес жил, как и жили его обители. Хоть это и не делало его менее жутким. Но Асгейр не боялся заплутать, точно зная свой путь. Он словно волк, упорно и неумолимо следовал за жертвой, до которой уже долетели первые порывы ветра со священного холма, и чья спина маячила впереди предупреждающим маяком. Человек прихрамывал и торопился, отчего его хромота становилась еще более явной, и он начинал казаться слабее, чем был на самом деле. Азарт охоты щекотал нервы, делал шаг более скорым, и рыжий воин едва сдерживался от предвкушающего оскала. Лес расступался перед Асгейром, и вместе с тем прятал в своих ветвях от возможных свидетелей, шепотом веток потворствуя и поощряя. Они вышли к берегу горной реки, когда из лощин и оврагов наконец-то осмелился показаться туман, белесым полотном заполняя пустоты между деревьями, цепляясь за крючковатые ветви и стелясь ласковым псом по земле. Человек впереди остановился, вглядываясь в быстрый поток, выискивая глазами выпирающие камни. Сделал один шаг, затем второй. Он был только на третьем камне, когда Асгейр наконец-то вышел из своего укрытия, темным силуэтом вырисовываясь на фоне туманного леса.
– Неожиданная встреча, Гуннар, – голос прозвучал искаженно, словно Асгейр произносил эту фразу сразу двумя, а то и тремя голосами одновременно.
Человек вздрогнул. Торопливо обернулся к нему, вглядываясь с осторожностью. Редкие порывы ветра трепали его темные волосы. Глаза в темноте казались и вовсе двумя черными провалами. Разыскав источник звука и опознав, северянин заметно расслабился:
– Рад видеть тебя. Не думал, что наши пути пересекутся здесь в такое время, – Гуннар полностью развернулся, радушно улыбаясь, хоть из взгляда и не ушла легкая настороженность.
– Откуда в столь поздний час? – Асгейр приближался медленно, не торопясь. Так движется опытный хищник, загнавший свою жертву в ловушку, из которой той уже не выбраться. Мужчина наслаждался моментом, когда человек еще не подозревает, что минуты его жизни сочтены.
– Да от тетки. А ты какими судьбами? – когда Асгейр сделал шаг на камень, лунный свет, пробившийся из облаков, высветил его опущенную руку, сжимающую рукоять каролинга. Лезвие отразило луч по кромке и вновь скрылось в темноте.
Лицо Гуннара исказила маска изумления, а после на нем сразу же отразилось понимание. Видя, что Асгейр уже заносит руку, отступил, вынимая оружие. Воздух наполнился звоном стали.
– Как мог?! – Гуннар, взирая с ненавистью и яростью, отступал под натиском, с каждым разом тратя томительные секунды на поиск очередного камня. Он не мог обернуться, боясь получить удар в спину, и не мог двигаться быстрее, зная, что под ногами слишком ненадежная опора. Зажатый же на каменной дорожке на пути ревущего потока и вынужденный все время пятиться, он был слишком уязвим. Асгейр же, не прельщенный возможностью оказаться на месте Гуннара, напирал.
– Некоторые тайны должны быть унесены в могилу, друг мой, – Асгейр совершил резкий рывок, стремясь ударить мечом по горлу, вынуждая Гуннара отскочить назад. Наступив на покрытый мхом камень, он поскользнулся и взмахнул рукой, пытаясь удержать равновесие. Асгейр не стал упускать шанса, отведя чужое оружие и толкнув Гуннара в грудь. Тот упал в реку, со всего маху ударившись о камень головой.
Не собираясь довольствоваться этим, рыжий викинг спрыгнул в воду, за волосы поднимая все еще живого мужчину, и с наслаждением прошептал последние слова:
– Встретимся в Вальхалле.
Асгейр с силой ударил Гуннара о каменный выступ. А затем еще раз, и еще. В этот момент, он с содроганием понял, что упивается звуком, с которым голова Гуннара ударяется о камень.
Мужчина дернулся и резко распахнул глаза, несколько минут невидящим взором осматривая слабо тлеющие угли. Сон, сморивший его на табурете и опутавший сознание липкой паутиной, нехотя отступал. В ушах все еще звучал мерзкий звук, разбивающейся яичной скорлупы. Вот только в разы сильнее. Сердце гулко стучало в груди, рискуя разорвать грудную клетку. Асгейр тяжело вздохнул, стараясь успокоится и понять: что он только что видел? Игру воображения? Происки разума? Или он стал жертвой очередной шутки Локи? Но сколько бы Асгейр не задавал себе вопросов, ответы на них не так-то просто было найти.
Позади сонно заворочалась Савраска. Она свернулась среди шкур маленьким замученным зверем. Но Асгейр безразлично отвернулся от кровати и с трудом встал. Тело затекло и плохо слушалось. Голова напоминала старый пень, изъеденный насекомыми, но болела намного сильнее. Закинул в очаг несколько поленьев, викинг вышел на улицу. Было далеко за полночь, но до рассвета оставалось еще немного времени. Небо заволокли грозные тучи, сквозь которые изредка проглядывали звезды, раскинувшихся на небосводе драгоценными камнями. Холод стаей бешеных псов щипал голую кожу, но Асгейр и не подумал вернуться в дом. Свежий воздух возвращал голове возможность мыслить трезво, а мороз выбивал из тела мерзкие остатки сна. Да и сна ли? Викингу казалось, что он не просто видел картину, а был там, совершал все своими руками. Он мог поклясться, что даже прикосновение ветра во сне было настоящим.
Что Гуннар узнал в Хардангере? Асгейр остановился и недоуменно посмотрел на деревянную фигурку медведя, которую совершенно случайно забрал со стола. Пальцы осторожно прошлись по шершавому боку вдоль трещины. Кто мог знать, что Гуннар отправится в Хардангер?
– Мортен, Давен и я, – изо рта свободной птицей вырвалось облако пара.
Подозревать друзей мужчина не желал, судорожно ища им оправдания, но лишь еще сильнее позволяя подлой змее обвивать сердце. Пнув от злости стоявшее возле крыльца ведро, Асгейр вошел в дом. Савраска безмятежно спала. Чтобы собраться ему потребовалось не больше пяти минут. Еще три ушло на запрягание коня. Шлесвиг Асгейр покинул до рассвета, крадучись, точно вор, проведя коня лесными тропами. Провожал его лишь падающий крупными хлопьями снег, без труда заметающий цепочку лошадиных следов. Он не желал повторять ошибки погибшего друга. До Хардангера было три часа пути.
Медведь ярла Толлэка
Зима, наконец, решила заявить о своих правах, и снег неумолимо погребал под собой все пространство, в неровном танце опускаясь на землю. Мир терял очертания, опуская голову перед ледяной властительницей.
Хардангер лежал в низине, с одной стороны упираясь в морской залив, с другой прикрываясь скалами, а с третьей к нему подступал еловый бор, что плавно спускался с холма. Дорога, соединяющая город со Шлесвигом, жирной змеей вилась меж елей, в тщетной попытке облегчить спуск телегам, и упиралась прямиком в дубовые ворота. Чем ближе она подходила к Хардангеру, тем меньше деревьев скрывали ее от сторонних глаз, а близ прочного частокола и вовсе не было заметно даже ветхого куста на расстоянии нескольких саженей. Защитники города постарались на славу, выкорчевывая вековые деревья, чтобы никто не мог подкрасться незамеченным. Именно на границе бора, оставаясь под защитой раскидистых веток, Асгейр остановился, внимательно вглядываясь в просыпающийся город. Пегий конь гневно грыз удила, изредка стряхивая с морды налипающий снег. Он был разгорячен и приплясывал на месте, не одобряя решение всадника медлить. Но викинг не обращал внимание на животное, уверенно удерживая левой рукой поводья и не позволяя сорваться с места.
Во время дороги перед взором изредка вспыхивали обрывки видений, но Асгейр двигался слишком быстро, чтобы они могли развернуться в полную силу. А потому тайная сила растворялась, стоило коню отъехать от места на несколько шагов. От этого затягивающимся узлом ломило в висках. И Асгейр уже не был столь уверен в своем здравии, как еще несколько дней назад. Казалось, словно смерть Гуннара открыла в голове у мужчины некую дверь, сорвав замок и выпустив наружу что-то весьма неприятное. Это нечто просачивалось наружу последние дни, слабым туманом оплетая сознание. Теперь же пелена была в десятки раз гуще. И если мимолетные миражи, будь то шелест листвы или шепот ветра, Асгейр еще мог списать на разыгравшееся воображение, то ночной сон и видения Гуннара под это уже не слишком подходили. Северянин боялся: как только он войдет в город и встретится с нужным человеком, видения вновь захлестнут его. Ведь понять по какому принципу они всплывают перед глазами он так и не смог. Однако более задерживаться было нельзя. Мало того, что Асгейр рисковал превратиться в живой сугроб и окоченеть, так скоро все жители Хардангера сбросят с себя оковы сна. В таком случае избежать встречи со знакомыми лицами и вовсе будет невозможно.
Приняв решение, мужчина чуть коснулся пятками лошадиных боков, посылая коня к воротам неспешной рысью, которая на улицах города и вовсе перешла в шаг. Оказавшись в кольце домов, Асгейр сильнее натянул на глаза капюшон плаща, да сгорбился в седле. Редкие прохожие провожали его едва заинтересованными взглядами и вновь возвращались к прерванным делам.
После того, как прошлой весной ярл Толлэк преждевременно распрощался с жизнью, Хардангером управлял молодой, но весьма честолюбивый северянин Хэкон, теперь питавший небольшую симпатию к выходцам из Шлесвига. Асгейр планировал зайти к нему позже и мягко намекнуть, что было бы неплохо объединить усилия и весной отправится в набег уже вместе. Большее число воинов могло обчистить не только худосочные деревни, но и рыбину куда как крупнее. Благовидный предлог объяснял причину столь раннего путешествия в Хардангер. Вызвать гнев Мортена Асгейр не боялся.
Необходимый дом обнаружился недалеко от причала. Небольшой, но добротный и сколоченный на совесть. Асгейр привязал коня и вежливо постучал. Дверь ему открыл пятнадцатилетний юноша, с заспанными глазами и только-только пробивающимся пушком над верхней губой.
– Позови отца, – требовательно проговорил Асгейр.
Дважды повторять не пришлось. Вглядевшись в мрачное лицо викинга, юноша поспешно скрылся в глубине дома, совершенно беспечно не позаботившись закрыть дверь. Асгейр этим тут же воспользовался, беззастенчиво переступая порог и отрезая холоду дорогу в нутро. Дом Эспена, – а именно так звали бывшего соратника Толлэка, – мало чем отличался от привычных жилищ северян. Прямоугольный строение, чья крыша держалась на столбах, расположенных в два ряда и деливших помещение на три равные части. В центре расположился очаг с едва тлеющими углями. Несмотря на то, что стены дома привычно были сколочены из двойного ряда досок, внутри помещение символично разделялось тонкими перегородками сплетенными из хворостин. Так тепло легче и быстрее расходилось по комнатам. Асгейр знал, что в домах побогаче помещений было больше и зачастую делили их вполне прочные стены и двери, украшенные резьбой. Он и сам раньше жил в таком, зимними вечерами выстругивая узорные треножники, створки или чашки. Но после пожара в нем что-то надломилось, и Асгейр не стал возводить очередной добротный дом, способный вместить в себя целую семью с ворохом детей.
В темноте жилища Эспена мало что можно было разглядеть. Сгустки черноты по углам и уютное мерцание угля создавало особую атмосферу, возрождая в памяти светлые воспоминания, от которых щемило сердце. Но магия истаяла, стоило негромкой возне внутри дома долететь до Асгейра.