Далеко-далеко

Размер шрифта: 13

Дизайнер обложки Хороших Ирина

ISBN 978-5-0065-1342-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ДАЛЕКО ДАЛЕКО

Однажды в одном почти перпендикулярном мире, (восемдесят семь градусов относительно оси Z) случилось неожиданное. Сквозь червоточину пространственно-временного континуума вывалился на шестую планету трёхмерный человек. Местные жители с удивлением рассматривали громоздкую конструкцию физического тела пришельца. Сами они скорее напоминали мыслеформу, без чётких границ, и без физической определённости, так что термин рассматривали, является не совсем верным, скорее это походило на колебания фотона, который и частица, и волна одновременно. Физический человек ощущал вокруг себя сильнейшие возмущения, но в силу ограниченности восприятия не мог уловить всех нюансов, и вообще ощущал себя висящим в дрожащей пустоте.

Наконец жители почти перпендикулярного мира сошлись в единой частоте, и выпнули физического человека обратно в трёхмерное измерение, но к сожалению третья планета от местного светила, уже поменяла свои координаты со скоростью в 30км/с.А так как человек пробыл в другом мире порядка минус трёх секунд, то и оказался он на высоте девяноста километров от поверхности, вследствии чего, подчиняясь гравитационному полю земли к этой поверхности и устремился, и сгорел в плотных слоях атмосферы.

А жители почти перпендикулярного мира продолжили колебания, но уже совсем по другим, непонятным для нас поводам.

НА КРАЮ

Где-то там, далеко-далеко, на самом краю земли, откуда свесившись вниз можно увидеть морщинистые лбы громадных слонов, жил-проживал человек, не человек, гном, не гном, а личность загадочная и весьма бородатая. Ещё можно было бы отметить старую фетровую шляпу, длинный, крючковатый нос под крохотными колючими глазками, и восточные туфли с загнутыми носами, но без задников. Но отмечать эти детали было некому, так как существо жил совсем один. Сам себя он называл просто-Гарб.

Гарб лепил из песка замки и фигурки разных зверей, занимался он этим не одну сотню лет, и весьма преуспел. Однако несмотря на неизменное мастерство, он безжалостно развеивал свои творения, для того чтобы создавать и развеивать снова и снова. Времени было много, а песка мало. Так коротал свою вечность загадочный Гарб.

Недалеко, однако чуть ближе к созвездию Ориона, на высокой горе жила-проживала ещё одна особа предположительно женского пола. Особа имела морщинистые руки с цепкими пальцами, и очки с линзами из шлифованных алмазов. Особа звалась Хаз, и сидела на этой горе ещё в те далëкие времена, когда звëздные корабли первых аннунаков прилетели на тогда ещё круглую землю чтобы править племенем странных обезьян, но что-то пошло видимо не по плану. Обезьяны вышли из повиновения. Они корчили рожи, и обзывали своих правителей и благодетелей сатрапами и душегубами. Отчего душевно ранимые пришельцы жутко обиделись и ушли в другое измерение громко захлопнув за собой пространственно-временной континуум.

Так и проводили свою бесконечную жизнь два непонятных существа на краю мира. Обезьяны расплодились и эволюционировали, изобрели паровоз и пароход, не приближаясь, однако к краю, а огибая его вдоль силовых линий, отчего в наивности своей считали землю шарообразной, а себя царями природы и королями пространства.

Беседа

– Какое твоë любимое имя? спросил кот.

– Любовь. -ответил я ведь всë в мире движется любовью.

– Ты лицемер – сказал кот – наверняка это какая какая-то конкретная Любовь. Любовь Сергеевна, или даже Любовь Петровна.

Мы помолчали.

– А какое у тебя любимое животное? – опять спросил кот.

– Коты – не раздумывая ответил я.

– Ты мне льстишь. Но может быть на этот раз ты искреннен. Муркнул кот.

Мы опять помолчали.

Я набрался смелости и задал встречный вопрос – а какое имя предпочитаешь ты?

У меня много имëн-ответил кот – всë вокруг меняется, и мы меняемся вместе с ним. И на каждое состояние есть свои имя. А до чужих имëн мне и дела нет, даже если это Любовь Петровна, ну или Маруся Барсовна – съязвил кот и дëрнул хвостом.

Так мы и беседовали сидя на крыше, и наблюдая закат. Это был совсем незнакомый кот. Он подошëл ко мне когда я залез на крышу в поисках одиночества. Но мне вовсе не было неприятно его присутствие. Напротив кот как будто подчëркивал то умиротворение, которое я испытывал вознесясь на лифте на девятый этаж, прочь от суеты и людишек, так смешно копошащихся где-то внизу, под нашими ногами.

Исповедь.

Я всегда боялся сказать глупость, поэтому я научился молчать, я стеснялся своих испорченных зубов, и разучился улыбаться.

Теперь я хожу сделав морду кирпичом, и многозначительно молчу. Но в зеркале отражается не Спиноза, и не Жан Жак Руссо.

Из зеркала на меня смотрит дебил. Поэтому я не смотрюсь в зеркала, и коротко стригусь.

Я небрежно одет, и столь же небрежно побрит.

Со стороны, я произвожу отталкивающее впечатление, но в гордыне своей считаю себя неотразимым. Работа моя малодоходна, и малопрестижна, поэтому говорю о ней скупо и завуалировано.

Самодовольно проживаю я свою жизнь дождевого червя, и только иногда, изредка воет в подушку моë нереализованное эго. Плачут и рвутся наружу мои глубоко упрятанные желания и амбиции.

Не хвалитесь своей насыщенной жизнью, вспомните тех кто серо проживает свои дни без надежды и будущего. Им гораздо тяжелее. Легко взлететь и разбиться. Ярко и быстро, труднее тянуть свою лямку от зари до зари.

Пожалейте меня, я дебил.

Гыыы…

Кусты

На окраине деревни, у ручья, вдоль дороги жили кусты. Они конечно и росли тоже, но всë таки жили. Жили сами и давали жить другим. Под их гостеприимным кровом нашли себе пристанище всякие жучки и червячки. Семейство мышей, и группа ежей. Из ручья приходили лягушки, а за лягушками приползали ужи.

Деревенские кошки и собаки, а также их хозяева назначали свидания у заветных кустов. О, какие страсти разгорались порой… Многое могли рассказать кусты, но скромно молчали, лишь шелесте и приветливо листьями.

На зиму кусты засыпали, впадали в анабиоз. И не было им дела ни до лютых морозов, ни до жестоких ветров. Кусты спали и видели сны, чтобы по весне проснуться, потянуться зелëными свечками навстречу ласковому солнцу. Некоторые, в частности ëлка, считали, что кусты бегут от проблем, увязли в зоне комфорта и не видят реального мира. Но кустам было плевать на мнение ëлки, да и на все остальные мнения. Они были самодостаточны. Такова была их природа.

Потом приехали люди, расширять дорогу, и вырубили кусты, погрузили в кузов машины, и увезли в неизвестном направлении.

А кустовые жители не огорчились, а перебрались чуть дальше, в другие кусты.

И круг замкнулся.

Трое

У кота Семëна была хозяйка. Ну как была, она и сейчас жива здорова. Это конечно, она сама себя так называла, хозяйка, а Семëн и не против, пусть потешится, лишь бы обязанности свои выполняла, Сëма-то знает кто истинный хозяин. И мы с вами знаем.

Так и жили они поживали, душа в душу. Семëн был толстый и важный, если бы он был человеком, то звали бы его не иначе как Семëн Степанович, потому что папу его Стëпой звали. А хозяйку Инной звали, а иногда Инной Николаевной, и была она худенькой и совсем не важной, зато очень симпатичной.

Однажды, в их небольшую квартиру на пятом этаже зашла мышь. Мышь была толстой и очень наглой, она вальяжно прошествовала к Сëминой миске, и презрительно фыркнула, увидев там остатки сухого корма. Инна, взвизгнув совершила прыжок на табурет, явив миру чудеса ловкости и отменную реакцию. Кот же, Сëма, удивлëнно уставился на невиданное ранее существо. Он был домашним котиком, и с мышами доселе не встречался.

Если вы думаете, что дальше я расскажу, как в Семëне возоблодали инстинкты, и он сожрал зловредную мышь, или более того, Инна Николаевна позвала соседа на помощь, и у них всё закрутилось, то вынужден вас разочаровать. Семëн плевать хотел на все инстинкты, и брать эту волосатую хамку в рот, категорически не желал. А сосед у них был тихий алкоголик достаточно преклонного возраста, что автоматически исключало его из списка потенциальных ухажëров. Так что, посидев на табурете в позе задумчивой орлицы, Инна спросила Семëна – и что же нам теперь делать?

Впрочем, вопрос был риторический и ответа не требовал. Так как помощи извне не предвиделось, а собственными силами уничтожить нарушительницу не представлялось возможным в силу брезгливости одного, и природной доброты другой, была выработана единственно верная стратегия поведения.

Инна извлекла из холодильника сыр и колбасу, что полностью соответствовало еë представлениям о мышиных мечтах и чаяниях. Аккуратно порезала на блюдце, и налив в другое молока, поставила угощение в укромный уголок. Захватив Семëна в охапку, Инна Николаевна деликатно удалилась из кухни.

Так и стали они жить втроëм, маленькая Инна, толстый кот Семëн, и такая же толстая мышь, которая оказалась не такой уж и наглой, а вполне воспитанной мышью.

Просто она не очень доверяла незнакомым котам и людям.

О женщинах.

Вот, не хотел я этого писать, но должен, должен! И всë тут, иначе мне потомки не простят, и проклянут страшными проклятиями мои усохшие кости, а я не хочу, чтобы мои кости были ещё и прокляты, мало ли как это скажется на моëм бессмертном духе. Может корëжить начнëт, или плющить и таращить. так себе перспектива.

Вобщем сегодня речь пойдёт о женщинах. Женский пол, неиссякаемый источник вдохновения и проблем. Вот, к примеру была у меня одна знакомая, ходячая катастрофа просто. Не то чтобы вокруг неë цунами бушевало, или ураган. Просто вечно в какие-то истории влипала, на её месте я сидел бы в бункере, или в подвале на худой конец, так нет, энергия прям ключом била, и как водится всё по голове. Однажды она мне заявила – осень пришла, надо сапоги новые покупать. Ну надо, так надо, вещь по осени вовсе не лишняя, пошли. Пять магазинов обошли, тысячу сапог, наверное, перемеряли, не то всё, хоть плачь. На правой ноге нормально сидит, а на левой как испанский сапожок. То ли нога такая нестандартная у неë, то ли производители сапогов сплошь одноногие, и не умеют левых сапог шить, не суть. В общем таскаемся по магазинам, и тут она мне заявляет, давай мол в строительный зайдëм, типа на шурупы полюбуемся, а то, говорит, я вижу, устал ты на обувь глядеть, заботу проявила, ага. Вышел я из этого строительного как верблюд навьюченный. Обои, там клей… И разразился ремонт, кто делал знает, в квартире срач неимоверный, клей везде, обрывки обоев, и обвинения в рукожопости в воздухе. P. S. А сапоги так и не купили, в старых ходила, они мол разношеные, удобные. Или вот ещё за хлебом раз пошла, а вернулась без хлеба, зато с котом. Ну с котом то мы подружились потом, и даже последней сосиской делились, когда подруга вдруг решила, что у неë попа потолстела, и сразу диета, фитнес, причëм для всех. Я-то ладно, ко всему уже привычный был, а вот кота жалко, о-о-о-о, как он на брокколи варëную смотрел. Картину можно было писать о мировой скорби. Другая тоже дама была, но по-другому совсем, она меня на подвиги вдохновляла, ну там руки перед едой мыть, или носки в кучке держать, не давать им по дому расползаться. Или вот хочу я, например пива с воблой, а покупаю шоколадку, потому как ей приятно будет, а значит и мне приятно, вот такой симбиоз. Я не говорю, что плохо было, совсем нет. Но видимо не героический я человек, ну раз совершил, ну два, ну десять… Но жить в состоянии подвига трудно, это наверное только герои могут. Расстались мы, печально конечно, ага. Ну, в общем и другие были. Но я вовсе не хочу сказать что женщины это плохо, напротив я люблю женщин, и уважаю, но не всегда понимаю. Вообще женщина должна быть в жизни мужчины, иначе это не жизнь, а так… Бессмысленное созерцание, и носки разбросаны.

Встреча

Однажды тëмной, летней ночью, по старому кладбищу прогуливался алкоголик Василий. Трепетной рукой прижимая почти полный пузырь к телу, Василий полной грудью вкушал покой и умиротворение присущее этому месту. Почти незаметно покачиваясь, он переходил с одной аллеи на другую изредка останавливаясь что бы сделать очередной глоток прямо из горла, и выкурить сигарету. Домой идти не хотелось, а больше идти было и некуда.

Неожиданно, во время одной из таких остановок, Василий почувствовал холодный порыв ветра, резко контрастировавший с тëплым воздухом лета. По коже промаршировал взвод специально обученных мурашек, а мутный взор вычленил в окружающей темноте белëсое облачко, скользящее между могил. Облачко медленно, но целеустремленно приближалось к Василию. Тот икнул от неожиданности, и что бы восстановить душевное равновесие хорошенько приложился к бутылке. Мощный глоток, подействовал неожиданно отрезвляюще, но при этом притупил чувство страха. Василий закурил, и стал с любопытством ожидать, когда облаку надоест петлять среди вычурных оградок.

Наконец, мерцающий призрак, а это несомненно был он, приблизился настолько, что Василий решился его окликнуть – какая приятная ночь, не правда ли? – Громко произнëс он.

– У-У -У – ответил призрак.

– А вы не очень-то любезны – продолжил Василий беседу.

– У-У-У-согласился призрак. По мере приближения приобретая форму и черты довольно миловидной девушки.

– ты немая? – участливо спросил Василий.

– нет, -неожиданно мелодичным голосом произнесло привидение. – мне просто хотелось вас напугать.

– милая моя – рассмеялся еë собеседник, – меня не так уж легко напугать. Я видел чертей, и летающих крыс, а ещё зелёных слонов ростом с собаку.

– да, – печальным колокольчиком, отозвалась девушка, похоже маленькие зелёный слоны, произвели на неë впечатление – да, похоже, что так.

– зачем же ты хотела меня напугать? – поинтересовался Василий.

– ну, я же привидение, – резонно сказала девушка-привидение, – мы должны всех пугать! – убеждëнно добавила она.

– и часто ты этим занимаешься? – Спросил Василий, всё больше входя во вкус этого маленького приключения.

– Совсем нет! – грустно вздохнула, маленькая фигурка – здесь совсем никто не бывает. кстати, меня Ангелиной зовут. – не совсем логично вдруг сказала она.

– Вася – машинально ответил Вася. И тут же спросил – ааа а вы давно в таком виде? Как… Как это случилось с вами?

Привидение, или лучше сказать Ангелина, задумалась. – ну, я болела, болела, а потом умерла. А давно ли? Лет пятдесят назад, где-то так.

– и вы пятдесят лет бродите тут совсем одна? – Василию стало жалко эту совсем юную девушку

– Нет, нет – расмеялась Ангелина, – нас много здесь, но они все там – призрачная рука махнула куда-то в сторону. – в западной части. Там весело. Просто мне захотелось прогуляться сегодня, такая чудная ночь.

Василий закурил очередную сигарету, очарование пропало, просто девочка, хоть и из другого мира. Тоска вновь навалилась, общаться перехотелось, и скомкано попрощавшись, Василий побрëл к выходу. Выпивать при новой знакомой он постеснялся, но за воротами крепко приложился к бутылке. Ангелину он больше никогда не встречал. Гулять он стал ходить в парк, а когда умер от цирроза печени, похоронили его на новом кладбище. Но это совсем другая история

.Вот как бывает

Ходил я недавно в интернет, захотелось на людей посмотреть и котиков. Анекдоты почитать, да советы полезные послушать. Есть у меня страничка в «одноклассниках», и я периодически еë посещаю, каждый день. Захожу значит на страничку, а там мадмуазель дружить предлагает, и на мордочку такая не шибко страшненькая. А я чë? Я парень одинокий, свободный, можно и дружить. Принял приглашение. «Привет» Пишу, ну а она мне в ответ – " пиши мне на ватсап, тут мол не отвечу и номер написан. Вот думаю, то у девушки номерочек не выпросишь, а тут на тебе сразу, пожалуйте общаться. Перебираюсь быстренько в ватсап, и опять «привет». Пишу, неоригинально, конечно, но я ж не знаю, что за человек эта мамзеля, на какой кривой козе с ней дружиться надо. А она мне и отвечает, мол очень хочется с мужчиной познакомиться, но вокруг все какие-то извращенцы и жадины, и в доказательство, что я вовсе не такой, требуется перевести 300 рублëв на номер такой-то. Взамен чего я стану счастливым обладателем портфолио из 12 весьма откровенных фоток. А иначе я жадина и ненормальный, и на свидание со мной идти страшно и опасно.

Ну, я и отвечаю, что мол я не жлоб и не маньяк, и на эти триста рублей, между прочим честно заработанные, готов угостить при личной встрече булочкой с кофеем, а фотки обнажëнные мне не надо, и лучше отдать их в фонд помощи тем самым извращенцам для глубокого самоудовлетворения. После слов этих я был немилосердно заблокирован, и остался я без свидания, зато с тремястами рублями. Я на них себе сигарет купил, не так полезно, конечно, для здоровья, чем даже интим-фото, но удовольствия больше. А она, наверное, и сейчас бродит по просторам интернета, и ищет нежадного мужчину с тремя сотнями рублей.

Белая горячка.

Ванька был истинным и последовательным поклонником Бахуса. Проще говоря, Ванька пил. Пил безбожно, и до беспамятства. Лет 40 ему было, и как минимум половина прошла под знаком алкогольной интоксикации. Потому и звали его Ванькой, а не скажем Иваном Тимофеевичем, как значилось в потрëпаном паспорте. Так и жил, пил, и пил, иногда ел, но всё же значительно реже нежели пил. Иногда мысли приходили в Ванькин одурманенный мозг, по ночам обычно, приходили и уходили, а тут завелась одна, и не уходит, каждую ночь зудит и зудит. Мысль простая как чекушка, пить бросить. Крепился, крепился Ванька, да и сдался. Очень уж настойчивая мысль попалась, идея фикс прямо. А чо? -думал Ванька, и брошу, бабу себе найду, и работу, и соседи-сволочи здороваться будут.

Так и бросил, день не пьëт, другой. Тяжело, конечно, сколько раз с унитазом обниматься пришлось и не сосчитать, нету столько пальцев на руках, разве что у мутанта Чернобыльского, да и то не у всякого. Но крепился Ванька, туго за дело взялся, такой характер у него был, ни за что браться не хотел, но если уж взялся, тогда Ухх, держите меня семеро…

И вот возвращается Ванька под вечер второго дня с очередного свидания с унитазом в комнату, глядь, а в кресле мужик сидит, зелëной шерстью покрыт ниже пупка, а торс голый, и рога на лбу, маленькие, но вполне заметные. И говорит ему мужик, – чтож ты Ванька пить-то бросил, скучно нам без тебя, да и котëл со спиртом, кипящим тебя, дожидается, не обратно же на склад его отдавать, отписываться умучаешься.

Ванька так на пороге и сел, -Вот -думает -дело какое, серьëзное, – но потом всë же призадумался, голова-то трезвая, несерьëзный какой-то чëрт, штаны эти лохматые, роги, клоун какой-то а не чëрт. И послал его по той самой чëртовой матери, крепко обложил, не вынес этого чертяка, исчез в клубах вонючего сероводородного дыма. И Ванька исчез, стал он всë таки Иваном Тимофеевичем, и бабу нашëл себе и работу, и соседи здороваться стали, и не такие уж сволочи они оказались.

Про письки

Жалуются мне мои подруги знакомые, заполонили сообщения в соцсетях писюны мужские, шлют, и шлют. Как будто больше показать нечего. Прямо не протолкнуться в лесу из писек, бритых, и волосатых.

И требуют в ответ сиськи показать, ну на сиськи скажем и я поглядеть не прочь, но всё-таки и поговорить, наверное, надо о чëм-нибудь высоком, о Мандельштаме, например, или ценах на макароны.

И вот мысль в голове поселилась, а о чëм думают эти вот самые писькосланцы? Вот прям представляю, как сидит себе в кабинете внешне уважаемый человек, и хозяйство своë любовно фотографирует, ракурс подбирает и освещение. А потом ничтоже сумняшеся посылают незнакомым людям, дамам в основном, в качестве привета. А дамы смеются, рот ладошкой закрывая, но в сообщении строго так пишут – ах что вы, я вовсе не такая, и мне прежде чем писюльку свою предлагать, надо руку и сердце предложить, и квартиру с машиной, и цветов с шоколадом, и в кино сходить, А потом я может и гляну на вашу прелесть, и даже сиски покажу.

А сами всё равно смотрят, и друг перед дружкой хвалятся, кому больше и красивее прислали. И ковыряются недостатки высматривают. А господин всë в кабинете сидит, и думает-вот какой у меня Уд срамной красивый да ладный, и прямо хочется похвастаться, но в реальности это нельзя, извращенцем назовут, эксгибиционистом, и штраф за хулиганство, что самое обидное, мелкое хулиганство. Конечно тогда и карьера козе под хвост покатится. А в интернете всё можно, он как бумага, всё стерпит. И сидит в полутëмном кабинете одинокий человек, и шлëт и шлëт письку свою всем, без разбора, дамам. Вдруг какая-нибудь и пожалеет. Женщины у нас-то в основном добрые, отзывчивые.

«Уходя, гасите свет»

«Уходя гасите свет» – эту надпись я всегда вспоминаю при расставании. Люди часто расстаются, это жизнь, это можно понять, и даже принять как данность. Но остаются воспоминания. Воспоминания овеществлëнные и воспоминания не овеществлëнные, просто картинки. И тогда память превращается из друга и помощника в злейшего врага. Она приходит долгими одинокими вечерами садится рядом и нудит, нудит… Она врывается в сны, и там уже отрывается по полной, во сне еë власть, бледной костлявой рукой память выцарапывает из самых потаëнных уголков лица, давно ушедших за горизонт, людей. И не важно умерли они, или живут где-то там, вне твоего восприятия. Не имеет значения, они ушли, и оставили после себя свет включëнным.

Ошибкой было бы думать, что время лечит. Оно лишь даëт пищу для памяти, и ты ложишься спать надеясь, что память обожрëтся, захлебнëтся, запутается в суматохе, и хоть на ночь, на час, на миг перестанет терзать беззащитный разум. Уйдëт, и позволит забыться.

Несколько лет назад я попал в этот дом, здесь заботятся обо мне, следят что бы я был сыт, и одет, по мере сил берегут моë расшатанное здоровье. С одним только не могут помочь, с памятью. Каждый вечер закрывая дверь своей комнаты, я окунаюсь в мир своих кошмаров.

Детство своë, я плохо помню, обычный ребёнок из, как сейчас говорят, неблагополучной семьи. Отца своего я не знал никогда, иногда мама рассказывала мне о том какой он подлец и мерзавец. Мать работала уборщицей в большом магазине, и частенько после школы я приходил к ней, охранники и продавщицы меня знали, и всегда угощали чем-нибудь сладким. А я взяв угощение, шëл в торговый зал якобы в поисках матери, а сам подворовывал продукты которые мать всë равно не могла бы купить, брал я немного, и очень боялся что меня застукают, зато к ужину мы с мамой могли побаловать себя чем-нибудь вкусным, мама называла это моральной компенсацией. Ещё я помню, как мы ездили к бабушке, бабушка была старая и добрая, и, как мне казалось тогда, богатая, у неë всегда были конфеты, а на обед и на ужин она всегда подавала что-то мясное, или рыбу, или колбасу.

В школу я ходил не очень охотно, одноклассники смеялись над моей поношенной одеждой, учителя недолюбливали меня за, как они однажды выразились, некоторую туповатость. Может они были и правы. Учился я из рук вон плохо, да, честно говоря, не очень-то и стремился. Мне интересней было бродить по улицам, смотреть на людей. Я часто представлял себя сильным, или богатым, или волшебником, думал, как бы я наказал этих людей, что бы они всегда поступали правильно, люди с лëгкостью нарушали правила, и им, как мне казалось тогда, ничего за это не было. Меня же всегда наказывали за малейшие нарушения.

Прошли годы, я не стал ни сильным, ни богатым, честно говоря, я не стал ни кем. Давно ушли одноклассники и учителя, продавщицы и охранники, ушла мама. А я остался, но сегодня я решил это исправить, окно открыто, и внизу я вижу спешащих по своим делам людей. Сейчас я допишу эти строки и тоже уйду.

Уйду, и выключу свет…

О любви.

Любовь странная штука, загадочная. Ну, вот, например я лук не люблю, ни в каком виде, а всякие лукоеды вокруг удивляются, как же можно, он ведь и красивый, и вкусный, и пользу организму приносит прямо невообразимую, а я не люблю. И вовсе не надо искать причин моей неприязни. С людьми также. Вот учëные, мышей наблюдали, лягушек резали, и утверждают теперь, что любовь это химическая реакция, всякие там гормоны-феромоны, типа понюхал человека, вжух, и влюбился… Чушь какая-то. Желание, там, страсть может так и работает, но Любовь, это скорее, явление метафизической природы. Я так думаю, мышами с лягушками это дело не объяснить.

Любить это довольно хлопотное дело. Вот, например любил я одну, сильно так, прямо как наркоман был, и ломка потом долгая была, так что может и не любил, а правда химия какая. Так что неудачный пример, а впрочем, у каждого есть своя история про то как любил он до беспамятства, и сколько хлопот это доставляло, вот пусть каждый свою историю и вспомнит для иллюстрации того, что Любить дело хлопотное.

А ещё любовь дело очень затратное, тратится всё, деньги, время, нервы… Даже простой день рождения, выбивает из колеи. Вот идëшь к какому-нибудь безразличному для тебя человеку на День. Р. Сунешь ему открытку, да финтифлюшку какую ненужную, которая ещё с прошлого года завалялась, и всё, иди себе спокойно кушай, выпивай… С любимым человеком так не выходит, думаешь, голову ломаешь над подарком, чтобы понравился обязательно, да чтоб с намëком был на нежное отношение, а такие подарки и стоят дорого, да их ещё и поискать приходится, побегать, а потом приходишь, а любимая нос воротит, не того цвета, или ещё какой изъян обнаружит, и всё. Нервы на минус, и кулебяка праздничная в глотку не лезет, и водка горькая.

Трудное это дело, любить кого-то.

А можно любить и не человека, а другие какие штуки, и любить также трепетно и нежно, пожрать, например, или котиков, Родину любить тоже почëтно. И вот это уже никакой химией не объяснить. Зря учëные лягушек резали, не достичь таким путём просветления. Нужно просто Любить.

Дед

Был у меня один знакомый, принципиальный бомж. У него квартира была, и пенсия, но он не пользовался ни одним, ни другим, жил он зимой в работных домах, а как только солнышко начинало пригревать, перебирался в аллейку одну, там многие обретались, приезжие, которые деньги и документы потеряли, наркоманы и алкоголики разных мастей, в Москве было дело, на окраине, пили умывались водой из родника бьющего неподалёку. Утром уходили на промысел, вечером собирались под деревьями, делились добычей, ели, выпивали, рассказывали истории из своей и чужих жизней, общались. Правоохранители там как-то не появлялись, хотя место было вполне обжитое, до метро минут десять ходьбы, и дома жилые тоже недалеко стояли, иногда даже жители к нам приходили, кто покушать принесëт, кто покурить, или выпить, один приходил стриг машинкой всех желающих, бесплатно совсем. Вот, а знакомый этот мой был там как бы постоянным жителем, на промыслы он не ходил, смотрел за вещами, и уточек кормил которые там жили, в обиду не давал. Уважаемый человек был, и кличка была у него – Дед. И много этот дед за свою жизнь повидал, да не обо всём рассказывал, в основном мелочи какие-нибудь житейские, он больше слушать любил, вот выслушает историю какую-то, и рассуждать начинает, и сидишь слушаешь историю чью-то и рассуждения эти, как-будто книжку почитал с комментариями. Интересно.

Жили мирно, ни разу на моей памяти конфликтов не было, никто не крысятничал, не кичился силой там, или тем, что умеет больше, нет, помогали друг другу, поддерживали, я правда недолго с ними был, в мир вернулся, столкнулся опять и с обманом, и грязью, и высокомерием. Но теперь знаю, что может быть иначе. Могут люди мирно жить, даже если они отщепенцы.

А Дед умер, прямо там на скамейке. В тëплый сентябрьский день, лëг спать после завтрака, разморило его от ста граммов и на солнышке, лëг, и уже не встал. Приехали полицейские, и общину бомжевскую разогнали. Меня уже не было, узнал о случившемся, случайно встретив одного из наших. Может и сейчас собираются там люди, которым больше некуда пойти, но без Деда, скорее всего, там уже всё не так.

Мир его праху.

ШАБАШ

На самом западе нашей необъятной страны, в двухстах километрах от древнего города Дебрянска. В глухом лесу, расположилась небольшая полянка, ныне редкий грибник или охотник появится в этих местах, но во времена оны, праздных посетителей тут не было вовсе. Поляну эту, облюбовали ведьмы, так как там было место выхода силы, и родник с превкусной водой. Ведьмы собирались там регулярно, попить пива, и посудачить о делах мирских, да житейских. С лëгкой руки священнослужителей сборища эти назвали шабашем, что в корне не верно. Слово шабаш произошло от еврейского слова Саббат, то есть суббота, и не отражает реального положения вещей. Конечно, в других краях были свои полянки, или холмы, но я наслышан именно об этой, о ней и расскажу.

Пожилые, почтенные ведьмы добирались на заветную полянку с максимумом удобств, в креслах, а то и вовсе в кроватях, а молодые, неопытные пользовались швабрами, мëтлами, и прочим инвентарëм. И только самые старые и могущественные колдуньи пользовались прямым телепортом.

Посреди поляны разжигался костëр, конечно же колдовской, потому что никому не хотелось всю ночь следить за огнём, и лазить по буеракам в поисках удобных дров. А потом начинался праздник, сначала как водится официальная часть, ведьмы рассказывали общему собранию что с ними произошло со времени последнего шабаша, и как они поступали в том или ином случае, для молодых колдуний это было вроде семинара, и экзамена одновременно. А для пожилых возможность поделиться своими знаниями, и блеснуть каким-нибудь нестандартным решением, что конечно же очень ценилось

Ну а затем начиналась часть неофициальная. Ведьмы разбивались на групки по интересам, и симпатиям, беседовали, пели песни, танцевали, пили пиво и закусывали жареным на колдовском огне мясом поросят и ягнят. Которых привезли с собой. Собственно, из-за этих-то самых животных и поползли жуткие слухи о младенцах, и кровавых жертвоприношениях, которых, разумеется, не было и в помине. Наобщавшись, и наевшись, ведьмы прощались друг с другом, и летели по своим домам, ведь многие из них жили обычной жизнью, не афишируя своих талантов. И им надо было рано вставать, управляться по хозяйству.

И так до следующего шабаша, которые проходили четыре раза в год. Нынче же то ли ведьмы измельчали, то ли напротив стало их слишком много, но специальных шабашей почти и не проводится, может оно и к лучшему, но всё же мне кажется, что этот мир потерял какую-то важную составляющую с утратой традиции ежегодных шабашей.

Прогулка

Сегодня чудесная погода, моросит мелкий дождик, тепло, и ветра нет. Так подумал червяк и решил пойти погулять. И пошëл. По-своему, по червяковски, то есть ползком.

Вокруг простирались зелëные травяные джунгли, воздух был насыщен ароматами трав и цветов. Но это никак червяка не трогало, потому что глаз у него не было, как и носа. Так и полз червяк сквозь влажную тьму, совершая свою неторопливую прогулку.

Ворона с высоты увидела червяка, у неë-то как раз глаза были, и очень зоркие, но вороне было попросту лень спускаться, желудок был полон найденными на помойке остатками гамбургера, с неба капал дождь, и ворона спешила спрятаться под какой -нибудь навес, и подремать. Ну или хотя бы поругаться с какими-нибудь голубями. А червяк всё полз.

Ëжик пробегающий мимо, только презрительно фыркнул, нет, конечно, в обычное время он бы не побрезговал и червяком, но сегодня у ëжика было день рождения, и ему хотелось съесть чего-нибудь необычного. А червяк полз.

Вот он перевалил через невысокую горку и плюхнулся в воду, так как всё равно не видел дороги. Там его и съел голодный карась, у карася не было дня рождения, зато был здоровый аппетит.

ЭПИТАФИЯ НА СЛИВНОМ БАЧКЕ

Когда умрëт последний человек. И мясо его съедят Черви, кости рассыпятся в прах под лучами больного солнца, и прах развеет безжизненный ветер. Тогда прилетят на пустую землю инопланетяне, и долго будут переводить человеческие надписи, и переведут. И останется непонятой фраза начертаная кирпичом на сливном бачке расколотого унитаза.

«Да, пошло оно всё…»

Контакт

История эта началась внезапно, как первый весенний дождь. Приближался май, и люди были майские, праздничные, пахло выходными, и шашлыком. Петрович шëл по тротуару на свой родной завод. Выходными пока только пахло, а сегодня необходимо было смену отработать. Не то чтобы завод не мог без него обойтись, Петрович не мог обойтись без завода. Многолетняя привычка заставляла утром подниматься, и направляла Петровичевы стопы в нужном направлении. На заводе Петрович крутил Ручку, попеременно с напарником, конечно. Что это была за Ручка, и для чего еë нужно крутить по восемь часов, согласно КЗОТу, не знал, пожалуй, даже важный начальник цеха. Который похоже, зато знал всë остальное на свете, и знаниями своими охотно делился, цитируя. К месту, и не к месту при этом классиков Марксизма-Ленинизма. Впрочем Петрович подозревал, что эти цитаты важный начальник выдумывал сам, так-как ни в одном томе собрания сочинений, высказываний этих Петрович не нашëл. Многотомник этот, Петрович получил в дар на двадцатилетие Кубинской революции, праздник, который отмечали в его городе с размахом, не уступающим празднованию Первого Мая, дня весны и труда, который как раз завтра имел место быть.

С другой стороны города, в общественном транспорте, ехал в сторону завода Семëныч, напарник Петровича. Автобусом он пользовался редко, в целях экономии, но сегодня время поджимало. Пол ночи Семëныч настраивал свой самодельный приëмник на микроволнах, и сегодня банально проспал. Когда-то Семëныч, ходил в радиокружок, а потом ещё и служил в частях связи и радиоперехвата доблестной Красной Армии. И на всю жизнь вынес любовь к проводочкам и полупроводникам. А сейчас, вот уже почти год, он собирал супер приëмник, чтобы услышать далëкую планету Марс, куда недавно был отправлен космический аппарат новейшей конструкции. И наконец что-то стало получаться, аппарат выдал некую последовательность звуков, которые никак не могли быть случайными помехами. И теперь Семëныч спешил поделиться этим с лучшим другом Петровичем, который пристально и с любопытством следил за экспериментом.

– Свершилось!!! – выкрикнул Семëныч с порога. Петрович, переобувавшийся в это время, от неожиданности покачнулся. И чтобы не упасть ухватился за дверцу шкафчика. Шкафчик, давно стоял покосившись, и не ожидал такого коварного нападения. Разумеется, он рухнул, издав душераздирающий грохот. Ноги Петровича в рваных зелëных носках описали в воздухе замысловатую кривую, в которой Семëныч опознал синусоиду.

– что свершилось-то? – пропыхтел Петрович, безуспешно барахтаясь в обломках шкафчика.

– я принял сигнал – понизил голос до интимного шëпота Семëныч.

– и? Поинтересовался Петрович. Но тут пронзительно зазвенел сигнал на начало работы. – после поговорим. Скороговоркой пробормотал Петрович, направляясь к Ручке. Семëныч согласно кивнул. Но поговорить им удалось только после работы, так как в обеденный перерыв заявился важный начальник, и целый час проникновенным голосом распинался о значимости верчения Ручки для завода в частности, и построения социалистического общества в целом.

Зато после работы ничто не мешало двум друзьям с головой окунуться в проблемы межпланетных сообщений. Оба были неженаты, впереди маячили праздничные выходные, поэтому всё ближайшее время было решено потратить на расшифровку загадочного сигнала, и употребление жигулëвского пива с вяленой воблой, которую Семëнычу привëз какой-то дальний родственник с берегов Волги.

Придя к Семëнычу домой, напарники вооружились карандашом, листом бумаги, воблой и поллитровыми банками, в которых, за неимением бокалов, плескалось желтоватое пиво. И вплотную приступили к вылавливанию из необъятного эфира, космического сообщения, однако долгое время сообщение никак не хотело вылавливаться. И только когда уже опустела третья трëхлитровая банка жигулëвского, а чешуëй от воблы был завален не только стол, но и сам чудо-приëмник, наконец послышались долгожданные попискивающие звуки межпланетного послания.

Осоловевший Петрович торопливо царапал карандашом листок бумаги весь заляпаный жирными пятнами, и нестерпимо воняющий воблой. Из-под руки у него волнами выходили загадочные закорючки отдалëнно напоминавшие письменность Майя с китайским уклоном. Семëныч сидел затаив дыхание и только слегка покачивался от волнения, страшась нарушить торжественный миг. Вскоре писк прекратился, и из динамиков навалилась космическая тишина.

Петрович молча сидел, глядя на исчерканый листок. А на нëм азбукой Морзе которую знал каждый пионер, красовалась резкая как удар хлыста надпись: -ЗЕМЛЯНЕ, ИДИТЕ НА ХРЕН. – и подпись – МАРС…

Грустно

Грустно, невыносимо грустно, когда обманывает симпатичный тебе человек. Казалось бы обман, он и есть обман, Ан нет. Когда обманывает какая-то неприятная личность, ты подспудно готов к обману, и нету диссонанса, и мир всё также прочно стоит на черепахе своими слоновьими ногами. Другое дело, когда человек вызывавший симпатию, вдруг поворачивается к тебе харей упырьей, и мгла застилает взор, и птичий щебет обращается хриплым вороньим граем.

Вот был у меня хороший знакомый, мы давно общались, хорошо можно сказать общались, и обманул он однажды доверие моë, крепко обманул. Как именно это и не важно, не в том суть, а суть в том, что и на других своих знакомых я глядеть со страхом стал. Когда, мол, обманут? Отравил меня тот мой знакомый.

К чему это я? А к тому, что не обманывайте людей, не надо, вдруг и вы кому-то симпатичны. А потом раз, и всё перевернëтся. Грустно это, ой как грустно…

«Совы» и «жаворонки»

Людей условно делят на «сов» и «жаворонков», дескать так называемые «совы» не спят по ночам, и отсыпаются днëм, чем несказанно раздражают «жаворонков». А те в свою очередь необычайно активны с утра, и потухают к ночи. Чем выбешивают «сов».

«Жаворонки» утром шаркают по квартире, гремят чайником и кастрюльками, скрипят дверцами шкафов. Особо радикальные «жаворонки» рассылают смски с пожеланиями доброго утра, не разбираясь в орнитологической принадлежности оппонента.

«Совы» допоздна смотрят телевизор, гремят чайником и кастрюльками по ночам, и шлют в три часа ночи смски с глупейшим вопросом-" Ты спишь? «Так же не особо интересуясь какой птице придëт это сообщение.

«Жаворонки» считают «сов» мрачными лентяями,» совы» же уверены, что «жаворонки» -жизнерадостные придурки. Как ни странно, ошибаются обе стороны, за исключением совсем уж одиозных личностей, и «совы» и «жаворонки» на самом деле вообще не птицы, и модель их поведения нельзя объяснить одним словом. Тут тебе и привычка, и окружение, и жизненные обстоятельства.

При необходимости» сова» может стать «невыспавшимся жаворонком», и наоборот «жаворонок» вполне превращается в «уставшую сову». И оба они при этом могут являться» надоедливым дятлом», или «жирным, глупым пингвином с поехавшей кукушкой».

Мир птиц удивительно многообразен. Мир человеков-птиц ещё и удивительно нелеп. Настоящий орнитолог вполне может бесконечно наблюдать за метаморфозами птице-людей, получая истинное наслаждение, и не догадываясь что сам является объектом наблюдения какого-нибудь зоолога в качестве «редкостной обезьяны», или» той ещё свиньи». В общем вопросами этими пусть лучше занимаются филологи, а ещё лучше компетентные психиатры. Ну, пожалуй, кроме «человеков-овощей», с теми и так всё ясно.

ПРОСВЕТЛЕНИЕ

Наступает утро. Вещи собраны, одежда одета, ждëм машину, но машины нету. (Позже выяснится, что внезапно!!! кончился бензин и пришлось срочно ехать на заправку, ну чë, бывает) ожидание затягивается, нервы как струна. Китайские часики неотвратимо отщëлкивают секунды. Они отлетают как дымящиеся гильзы отстрелянных патронов. За окном ещё темно, на душе темно.

Но чу… Зашуршали шины, раздался весëлый голос клаксона, вмиг разогнавший тягостную дремотность ожидания. И забурлило, началась суета, кто-то тащит вещи по две, три сумки зараз, кто-то обнимается, все толпятся, мешают друг другу, но никто не в претензии, всем хорошо и радостно. Я скромно стоял в уголке, прижимая к груди кошку, чтобы её не затоптали в толчее, и с умилением смотрел на своих родных, они ехали к морю, отдыхать, и набираться полезных витаминов, столь необходимых в нашей Северной стране. Я не ехал, мы с кошкой решили остаться, и в этом была своя прелесть, покой и умиротворение, поселившиеся в квартире после отъезда значительной части домочадцев, стоили, несомненно стоили денег потраченных на путëвки.

Вот теперь-то никто мне не будет мешать и отвлекать, теперь я наконец могу заняться своими делами. Починить колонку, написать серьëзный рассказ о жизни, о любви, о цветах и смерти, который прославит моë имя в веках.

Может быть начну наконец-то бегать по утрам, и брошу курить.

Но прошëл день, потом второй, а за ним и третий. Рассказ по-прежнему плавал беззаботно по волнам мирового эфира, колонка покрывалась пылью. Я не пугал по утрам кошку спортивными телодвижениями, сигареты в пачке убавлялись даже быстрее обычного, диван и телевизор скрашивали моë одиночество.

И тогда я подумал, а ведь не семья, мешает моим планам, я сам, моя лень, моë безразличие. Семья же напротив давала стимул жить, творить, стараться.

И восстал я с дивана, и вытер пыль везде, и помыл посуду, и сел и написал вот этот вот рассказ, пусть не эпохальный, но честный.

И на прогулку вышел. И ожидание стало радостным и плодотворным, я предвкушал как обрадуются мои родные по приезду, увидев новые обои в прихожей, увидев чистоту и порядок.

И только супруга моя загадочно улыбнëтся улыбкой Моны Лизы, и я прозрею, она знала, конечно, она всë знала заранее, но в мудрости своей не сказала мне, позволив достичь просветления самому. ибо ценность победы многократно умножается если достигается своими силами.

ВЫСТАВКА

Ходил я как-то на выставку, я иногда посещаю выставки разные и даже музей, в планах, так сказать, общего развития. Вот и на эту выставку пошëл желая приобщиться к прекрасному.

Но разочарование меня подстерегало уже на входе, на дверях листок висел, и на нëм маркером от руки надпись – «в верхней одежде не входить». Не, надпись правильная, я не спорю, нефиг в шубах картины глядеть, тело должно дышать легко и свободно, впитывать, так сказать атмосферу искусства. Но вот оформление… Полная Жжж… жесть чë, художники нарисовать не могли объявление? Или они только за деньги? Ну, ладно, разоблачился я, куртку свою бабуле-божьему одуванчику в обмен на номерок отдал, и пошëл искусством наслаждаться.

Прямо возле входа, я был немилосердно озадачен некоей чугунной раскорякой, трижды вокруг обошëл, ничего не понял, хотел уже на четвëртый круг зайти, да тут девочка подошла, из местных, из художников. Я у неë поинтересовался, что за хрень такая без подписи?

Вешалка – равнодушно ответила девочка-художница.

– какая удивительная концепция – подавлено пробормотал я, пытаясь сгладить конфуз. Девочка возмущëнно фыркнула и ушла подëргивая плечиком. А я поспешил к экспонатам.

Подробно описывать я их не буду, критики и искусствоведы сделают это намного лучше. Замечу только, что тезис о том, что искуство элитарно, как нельзя лучше подходит для данного паноптикума. К примеру, я бы не хотел, чтобы хоть одна из представленных композиций украшала мою скромную обитель. Тут нужен размах, и как минимум трëхэтажный особняк, дабы не натыкаться взглядом на… Это вовремя, скажем, приëма пищи, или не дай бог, ночного посещения клозета.

В общем ушëл я с выставки весьма переполненный впечатлениями, должно быть это всё-таки искусство, так как задачу свою вызвать эмоции, и поразить воображение оно успешно выполнило.

Больше всего меня поразило то, что это ещё и продаëтся, причём за бешеные деньги, наверное, я всё-таки чего-то не понимаю.

Приятного аппетита.

Люблю сладкое. Знаю, знаю, сейчас начнëте, мол все любят, даже собачки и котики, не говоря уж о мышках, крысках, и прочих тараканах, и нету в этом ничего экстраординарного. Вот если бы я горькое любил, и горчицу ложками ел, перцем приправленную, да ещё и рекламировал еë знакомым и незнакомым, как рекламируют веганы свои шпинатно-капустные диеты, но нет, я просто люблю сладости.

И может от этого характер у меня лëгкий, весëлый, и даже в чëм-то легкомысленный. Но трудно быть угрюмым букой держа во рту чупа-чупс. Приходится соответствовать. Правда чупа-чупсы это не наша сладость, это заграничое изобретение, наши это леденцы на палочках, незаслуженно забытые петушки и рыбки. Где, в какой глухой тайге ныне влачат своë существование наши исконно -посконные, наши простые и милые, немилосердно вытесненные жестокими рыночными отношениями и агрессивно аляповатыми обëртками, наши полезные и несомненно более присущие Русскому духу сладости? Где-то они есть, а у меня есть чупа-чупс, и это гораздо лучше, когда у человека есть чупа-чупс, нежели, когда его нету. И пусть девушки отказываются от сладостей, в попытках сохранить свои талии тонкими, и пусть давятся веганы капустой брокколи, и морковным котлетами. До тех пор, пока кусок мяса, и сладкая конфета приносят мне мгновения счастья, я не намерен им изменять в угоду модным тенденциям. Мода преходяща, а вкусная еда, будет ещё долго залогом хорошего настроения. А с хорошим настроением и общение между людьми становится легче, и общий уровень счастья на планете повышается. И вывод мне в голову приходит вполне однозначный. Вкусная пища автоматически становится полезной если не для отдельно взятого организма, то уж для общества в целом, точно.

Так что приятного аппетита, дамы и господа, мадам и месье, леди и джентльмены, а также котики, собачки, мышки и крыски, муравьи и таракашки. Приятного аппетита.

ВОТ!

Вот некоторые частенько употребляют фразочку, что мол ничто человеческое им не чуждо. Ск, аж бесит. Это для них что человеческое? Водку жрать? Подличать, обманывать? А Горький писал, что человек это звучит гордо. И я ему верю. Как ни крути, а Горький – это фигура. Писатель. Вон как пингвина описал, сразу обывателя узнаëшь, мещанина. И сразу меняться хочется, лучше становиться, не быть глупым, жирным пингвином, а летать гордым сильным буревестником. Ну, это конечно не у всех выходит, и слава богу. А то вот ещё говорят, – любите, говорят, меня чëрненьким, мол беленьким и так полюбят. Каюсь, и я так говорил, теперь стыдно. На кой ты мне чëрненьким нужен? Пусть не белым будь, хоть в полосочку, как зебра, ну или в крапинку, аки рысь леопардная, ну ты хоть постарайся, стремись быть лучше, белее. Нет, станут в позу, Наполеоны хреновы, нос кверху, и как будто, так и надо. Повторяю, сам такой был, но понял, осознал, теперь стремлюсь быть лучше. Получается, или нет, не мне судить, да и так ли это важно?

А ещё вот, говорят… Впрочем хватит, много чего говорят. Много говорят, да мало делают. Пойду чего-нибудь поделаю. Начинать надо с себя. Вот!

Шëл снег. В лесу выли волки и барабанили зайцы. По заброшенной лесной дороге неспешно ехала тройка, запряжëнных в расписные сани, белоснежных коней. В санях задумчиво развалился в богатой шубе, бородатый старик.

Дед Мороз тоскливо размышлял о том, что вот и ещё один год прошёл, и снова надо собираться на работу. Работа, конечно, не сложная, знай морозь себе, да снегом посыпай. Несложно, да, но вот надоело. -А некому больше-мрачно насупил брови старик. -Снегурке такое не доверишь, молода, одни наряды на уме. А надо ведь не только красиво, но что бы и польза была, поля укрыть, медведи чтобы спали, а не шатались по лесу. Злые да голодные. Да-а-а. Некому делом заняться, одни праздники на уме. А некоторые несознательные граждане ещё подарков требуют, ладно дети, несмышлëныши что с них взять? Так ведь и взрослые туда же. Дай, подари, сделай… Тьфу. – окончательно рассердился старик. -не будет вам Нового года. И зимы не будет. Спать пойду – Дед Мороз принял решение. Развернул белоснежных коней, и через полчаса уже был в своей избушке. Снял парадную шубу, да и спать завалился.

А в окружающем мире люди и звери удивлëнно озирались. Шëл дождь, слякоть чавкала под ногами и пыталась стащить с ног сапоги. Медведи в лесу ворочались, а зайцы перестали тарабанить. Почуяв тепло, робко выглянул, сначала один подснежник, за ним потянулись остальные. По примеру подснежников остальные растения начали одевать нежные, зелëные листочки.

– значит весна, – решили звери и начали заниматься обычными весенними делами.

А дед Мороз сладко спал в своей избушке, и снились ему вьюги и метели.

Звонит мне намедни супруга, бывшая, но тоже не чужой человек? Я трубку поднял, и спрашиваю сходу, так сказать на опережение, – Сколько?

– тьфу на тебя, – ответствует супруга, – у меня к тебе, совсем другое дело, и не денег от тебя надобно, а совсем напротив нечто человеческое, короче помощь требуется. Приходи, мол, после работы ко мне, кое-что покажу.

И трубку повесила. Заинтриговала, зараза. Пошëл, конечно, я ж любопытный как кот, всюду надо нос засунуть. За что и получаю периодически по этому самому носу, но это другая история, потом может расскажу. Пошëл значит, мне с работы до неë пять км топать, во как любопытство разобрало. Не, я конечно и доехать мог, не в лесу живëм, и автобусы ходят, и такси вызвать можно, и даже деньги на это имелись в наличии. Но пешком пошëл, и экономно, и погода благоприятствовала, а пешком променады гулять я в общем-то люблю, да и для здоровья полезно.

Прихожу, значит, – Показывай – говорю – что там такого интересного, что моего присутствия требует, и ждать не может.

Показала, да-а, и впрямь без меня никак. Маленький, такой, пушистый комок, чëрно-бурого цвета, в котором при наличии некоторой доли воображения можно было бы признать существо собачьей природы, но неопределëнной породы.

– Овчар – заявил я с умным видом. В породах собак я разбираюсь как свинья в апельсинах, но виду не показываю, главное, не такса и не мопс какой, да и супруга в собаках не спец. Но на всякий случай добавил – Помесь.

Ну и откуда он взялся? И главное при чëм тут я?

И поведала мне жëнушка, как шла она вечером морозным, с работы постылой, да наткнулась на душу живую, ни за грош пропадающую, и вскипело сердце ретивое гневом праведным на сморчков, лишь по ошибке человеками прозываемыми, и жалость захлестнула душу сердобольную, захлестнула и пролилась слезами горючими, и только богатырь с чистым сердцем спасти может животину малую, защитить от холода лютого, да голода жестокого. А сама она не может, так как и без того на иждивении три кота, и две собаки.

Проникся я слëзной этой историей, и собачонка жалко, и супругу, хоть и бывшая, а всё-таки человек хороший, пообещал пристроить. Ну, пообещать это одно, а выполнять совсем другое дело. Для начала на работу отвëз, там по крайней мере не замëрзнет. И начал знакомым названивать, да написывать, расхваливал пса, как пылесос какой на распродаже, и нашëл таки хозяина для пса. живëт нынче под присмотром, подрос, на собаку похож стал. Раз в неделю, товарищ мне фотоотчёт высылает, ну а я по инстанции яго дальше отправляю, супруге, то есть.

Помогите, грабят…

Из дома выходить очень опасно, все, буквально все норовят тебя ограбить. Даже поход за невинным хлебушком может обернуться непредвиденными тратами, что уж говорить про хлебушек винный. Покупаешь бутылочку, а она уже тебе нашëптывает – рыбку купи, купи рыбку… И берëшь ты рыбку, и ещё бутылочку, и колбасок, и вспоминаешь про кота живущего в вашем подъезде, надо же и его угостить, ты же не сволочь какая в одну морду угощаться, и лампочку в туалете поменять надо, а если и не надо, всё равно берëшь, про запас. И фруктов, чтобы витаминами иммунитет укрепить, и сладкого к чаю, и чаю, не зря же конфеты-бараночки покупал. И кружку покупаешь, а то вдруг свою уронишь, а из горла пиво пить, это моветон. И волокëшь эти пакеты до дому, роняя и чертыхаясь, а всего-то хотелось пивка глотнуть.

Или вот пошëл носки себе купить, ну там чистые кончились, или просто в запас, потому что выходной день у тебя. И покупаешь ножик, потому что красивый, и футболку, и трусы, и вазу под цветы, которые ты непременно подаришь любимой женщине, но потом, когда появится. И крем для бритья, и ещё что-то… А носки не купишь, потому как расцветка не понравилась, и опять тащишь это барахло, которое вроде и нужные вещи, но не сейчас, а сейчас носки тебе нужны, и приходится идти стирать, да штопать, бросив покупки в кухне на стуле, страшась даже распаковывать, что бы не видеть чего ты там накупил в затмении.

Говорят болезнь такая есть психическая, шопоголизм называется, очень скажу верное название, только букву Ша, на же поменять надо, потому что как раз с голой Ж и останешься после приступа-то. Некоторые за покупками со списком ходят, что бы лишнего не купить, чушь, пробовал я, список составил честь по чести, сумму примерно прикинул, лишнего не брал, а домой опять кучу пакетов приволок со всяким хламом, а из списка половину не купил, правда список я на столе забыл, без него отправился, но думаю причина не в этом, всё равно меня этот клочок бумаги не остановил бы, это же не повестка в суд, и юридической силы не имеет.

Или вот задвижку пошëл покупать, на дверь туалетную, шпингалет называется. Так-то он мне не особо и нужен был, один живу, от кого запираться? Но гости обижаются, когда уединиться не могут с фаянсовым чудом сантехническим, особенно девушки. А девушек я люблю и уважаю, и огорчать не хочу, вот и решил сделать им приятное. Не оценили, конечно, приняли как должное, ну, да ладно, они часто так поступают, я привык уже. Дело не в этом. А пошëл я в строительный магазин, и купил шпингалет, и шурупы, и отвëртку и пассатижи, и изоленты купил синей, потому что в интернете сказали что синей изолентой всё починить можно, и лейку на душ купил, и крючки для одежды, потому как зима и шубки девушкам на стул кидать неприятно, а надо за петельку вешать, и не на гвоздь кривой, тем более что там давно бушлат драный висит и в нëм моль живëт, а выкинуть руки не доходят. И уровень купил, правда непонятно зачем, я ж не строитель, потом правда долго игрался с уровнем, все поверхности проверил, и подоконники, и стены, и холодильник, и даже унитаз… Потом надоело, валяется где-то уровень под кроватью. В общем купил я шпингалет за сорок пять рублей, и барахло на три тысячи. А девушки так и не оценили, хотя я помнится даже уровень им показывал, и пользоваться учил.

Страшно из дома выходить. И что характерно, пока работаю всё нормально, и денежка звенит в кармане, даже шуршит иногда, и на душе покой. А как выходные, так хоть из дому не выходи, все так и норовят ограбить.

Продолжить чтение