Княжич в дороге. Книга 2

Академия,

Месяц Вьюг и Стужи

Снежинки медленно кружились в воздухе, словно не желая опускаться на землю. Настырные лучи не по-зимнему яркого солнца пронзали обитель насквозь. Снег на крышах и горных вершинах слепил глаза.

Настоятель затворил окно и повернулся к почтительно замершему посреди кельи Арборису.

– Я, видимо, должен объясниться. Но хочу, чтобы это осталось между нами.

Арборис покорно кивнул.

– В начале зимы с гонцом я получил письмо, – продолжил старец. – От княгини Ладославы, матери Олешки. Её муж, князь Добромир, сгинул во время охоты. Именно так!.. Где он, жив ли, никому не ведомо.

Светозар, заложив руки за спину, пересёк келью и остановился прямо перед Арборисом.

– А вчера прилетел голубь с известием от Брега. В Торжок прибыл отряд россов. Я думаю, ты догадываешься зачем?

– Смею надеяться, что да, владыка.

– Так вот: я не намерен отпускать с ними княжича.

– Но почему? – Арборис непонимающе воззрился на настоятеля. – Вы же сами… изгнали мальчика!

– Видит Бог, я не желал этого. Так… совпало! Но речь сейчас не о том. Княгиня боится, что сыну дома грозит опасность. – Светозар вздохнул. – Материнское сердце не обманешь. Я обязан исполнить её просьбу.

Старик замолчал, погрузившись в раздумья, но ненадолго.

– Ты сопроводишь отрока в Дальние горы.

– В город Извечных? – младший учитель запнулся. – Но ведь туда нет прохода смертным!

Светозар молча прошествовал в угол кельи. Снял с полки узорчатую шкатулку и извлёк из неё золотистый кругляш на цепочке. Затем жестом подозвал Арбориса.

– Обладателя этого амулета стражи Священной долины пропустят беспрепятственно. Будешь хранить его у себя. Отдашь мальчику, только когда доберётесь до Небесных Врат. А сам вернёшься.

Настоятель протянул амулет, и Арборис рассмотрел его внимательнее: солнечный диск с выдавленными по краям рунами1 и крупным багровым камнем посередине. Тяжёлый, хоть и небольшой.

– Но, владыка, если княжич узнает о том, что произошло с отцом, не захочет ли он сам вернуться домой?

– Именно поэтому отрок ничего не должен знать.

– Простите мне мою дерзость, но вы поступаете жестоко…

– Не тебе судить, – резко оборвал Светозар. Лицо старца будто окаменело:

– Двадцать лет назад мне уже пришлось расстаться с моим лучшим учеником. Теперь его зовут Властояр Бешеный…

Оберег

ГОЛЫЙ лес торчал из запорошенных склонов точно щетина на морде борова.

Утром, когда они снялись с ночлега, стало хмуриться: половину неба затянули тяжёлые серые тучи. Но впереди ещё было много чистой и высокой синевы.

Олешка придержал Ветерка и оглянулся: далёкий теперь Орлиный утёс, на котором притулилась оставленная четыре дня назад крепость, тонул в белой вьюжной мге. Там, похоже, бушевал настоящий буран.

С такого расстояния обитель, конечно, не разглядеть. Да не шибко-то и хотелось! – фыркнул про себя княжич. Пришпорив жеребца, он бросился догонять отъехавшего Арбориса.

Проводить их никто не вышел.

Впервые за много дней распогодилось, но солнце спряталось в клочковатом утреннем тумане. Звуки увязали в нём как ноги измученного путника в болотной жиже. Зато тихо и покойно.

Снаряжённые Стуром кони ждали седоков посреди двора.

Ветерок, всхрапывая, сучил копытами и всё косился на Олешку, едва тот показался на крыльце. Мол, садись на меня – поехали кататься!

Арборису конюх приготовил приблудного скакуна, на котором примчался в Академию давешний гонец. Стур нарёк его Скором – за дивную резвость. Конь выглядел ухоженным и полным сил. Эх, старик, небось, опять ругается?..

Под поклажу поставили мерина по кличке Бурнак, прозванного так из-за белой отметины на носу.

Княжич сдвинул шапку на макушку, простецки сунул руки за пояс и вразвалку направился к жеребцу, от души пиная попадавшиеся под ноги ледышки.

Он был спокоен. Ужас от свершившегося, обуявший росса в первые мгновения после приговора настоятеля, уступил место холодному безразличию. Ну и пусть!

Выслушать его никто не пожелал.

А раз так – делать ему здесь больше нечего! Подумаешь, велика честь – десять лет прозябать в какой-то Академии!

Друг – и тот вышел изменщиком.

Нет, его тут ничто не держит!

…Прямо с урока княжича отвели в одиночную келью в дальнем конце обители. Позже Арборис занёс ему сундук с вещами, хранившуюся у ключника домашнюю одежду и приказал назавтра приготовиться к отъезду. Буднично так, словно ничего и не случилось.

Росс равнодушно распихал пожитки по дорожным мешкам, переоделся и оставшееся время просидел молча, глядя в оконце на вившуюся меж скал и деревьев дорогу. Он так и заснул, уронив голову на подоконник…

Арбориса во дворе не было. Знать, последние наставления у Светозара получает. Вздорный старикашка! И злой к тому же.

Княжич потрепал Ветерка за гриву. Один ты мне верен остался! Ничего, скоро будем дома…

Батюшка, вестимо, расстроится, что так вышло. Да уж особо не заругает! А Олешка ещё докажет, что достоин княжеского звания. И Светозару докажет. Без всяких колдовских штучек!

Арборис и в самом деле появился из башни настоятеля. В простом дорожном платье с накинутым поверх длинным меховым плащом. Концы плаща учитель засунул под ремень, чтобы не мешались при ходьбе.

Подойдя, придирчиво оглядел юного спутника: тулупчик, перетянутый широким поясом с железной пряжкой, толстые шерстяные штаны, войлочные сапожки, на голове – кроличий треух. Меховая накидка у Олешки тоже была: её он до поры прикрутил позади седла.

По всей видимости, Арборис остался доволен, ибо без лишних слов вскочил на коня.

Росс последовал его примеру. Крошечная процессия неспешно двинулась со двора.

Вот и всё!

Перед воротами мальчик заметил угрюмого Волотку. Гремя ключами, тот отодвинул одну из створок. Он-то пошто дуется?!

Прежде чем выехать за ворота, княжич всё-таки обернулся. Поднял глаза на окно родной кельи.

Пусто и темно…

А чего ты ждал?! – горько одёрнул он себя.

Налетевший порыв ветра громко захлопнул ставни. Будто перечеркнул всё, что было в Академии.

– Ужава! – от невесёлых воспоминаний княжича отвлёк возглас Арбориса.

Тот спешился и стоял на краю крутого уступа, возвышавшегося над широченной, пока хватало глаз, долиной. На восходе виднелись высокие, покрытые жухлой зеленью лесов холмы.

– А там – Дивногорье! – махнул рукой наставник и улыбнулся: – Не забыл ещё? Ну-ка, как вон та река называется? Помнишь?

Олешка кивнул.

– И?..

– Чуня, – выдавил из себя росс. – Чего мы тут потеряли? Такой крюк…

– Я же объяснял, – устало возразил Арборис. – То нам по снегу сколько пришлось бы тропать, а мы уже в долину почти спустились. И теплее, и сытнее.

– Отчего ж сытнее? – недоверчиво наморщил нос княжич.

– Поохотиться можно. Коренья разные проще отыскать. С осени кое-какие ягоды остались. Смотри, рябины сколько! – учитель указал на стройные деревца, ветки которых сгибались под тяжестью ярко-красных гроздьев. – Пробовал?

Росс сорвал несколько ягод и сунул в рот. Фу-у-у! Кислятина!!! Олешка скорее сплюнул. Арборис рассмеялся:

– Зато полезно! Всякую хворь отгоняет. И зубы здоровее будут…

– Не стану я это есть!

– Хозяин – боярин!

– Куда теперь?

– Вниз! Вон тропа, – Арборис легко запрыгнул в седло и направил Скора в просвет между деревьями. Бурнак, привязанный к учительскому коню, безропотно потопал следом.

…Сначала, как и ожидал Олешка, они ехали по торному шляху. Однако на другой день учитель внезапно свернул на едва приметную тропку. «Так короче выйдет», – объяснил он удивлённому мальчику. Княжич возражать не стал, но подобный поворот ему ничуть не понравился.

Затем три дня они пробирались сквозь сугробы, то спускаясь в узкие ущелья, то карабкаясь по извивающимся как змеи отрогам.

Места были совсем дикие. Даже волки обходили их стороной. Лишь однажды им встретились следы – заячьи, да раз по ветвям проскользнула куница. Зато всю дорогу путников сопровождали злые и голодные крики воронья.

Хорошо ещё, вьюги и метели их миновали. Словно по заказу светило солнышко. Олешка решил, что и тут, верно, без колдовства не обошлось. Надумал расспросить Арбориса, но тот усмехнулся, заметив: «А ты много знаешь!».

Сам наставник трещал почти без умолку.

– Хоть научу тебя уму-разуму напоследок, – заявил он княжичу.

И Олешка без роздыха внимал рассказам про обычаи народов – «с которыми мы встретимся по пути», про свойства деревьев и трав – «которые попадутся нам в лесу», про повадки животных – «которых нам подобает опасаться».

На привалах Арборис заставлял упражняться на мечах и палках. Бедный Бурнак, как выяснилось, тащил на себе целую оружейню. Зачем, спрашивается? Вновь без ответа.

Нет, всё это, конечно, было занятно. Но порой назойливость учителя утомляла. Когда становилось невмоготу, княжич отставал: не так чтоб уж очень – только бы не слышать болтовню спутника. И ехал, впитывая безмолвие зимнего леса и предаваясь невесёлым раздумьям.

Чем дальше они отъезжали от обители, тем почему-то тревожнее становилось на душе у росса. Нет, не должен он был сдаваться. Стоило объясниться с настоятелем. Старик бы понял. Обязательно! Ведь наверняка принял решение сгоряча. Он никогда не относился к Олешке плохо. Наоборот!

От таких мыслей княжич мрачнел и сердился. Почему? Почему не настоял на своём?!

И Санко. Ну, что он в самом деле такого натворил?! Подумаешь, пёрышко припрятал. Небось растолковал бы, зачем. Да ведь Олешка сам ничего слушать не захотел!

А Светозар знал! Заранее знал, что так выйдет. Предупреждал: «Не позволяйте страху и обиде завладеть душой. Слушайте лишь сердце!»

А они позволили.

Ох, глупцы-голубцы! Аж выть хочется.

– …Лучше бы помёрзли ещё три дня, чем лишнюю седмицу в круг объезжать, – не унимался Олешка. Он нагнал Арбориса, и теперь они ехали стремя в стремя. – Я домой хочу!

Учитель вдруг натянул поводья, и Скор, следуя приказу, послушно замер.

– А с чего ты взял, что мы едем домой? – наставник, прищурившись, посмотрел на княжича. Нет, он не шутил.

Вот те раз!

Росс внезапно почуял, как студенец тонко затянул тоскливую песнь. Этот пронзительный напев, рассыпавшись звенящим шорохом по обледенелым ветвям сомкнувшихся над тропой деревьев, пробрал мальчика до самых костей.

Щёки у княжича полыхнули огнём. Он растерянно повторил:

– Я… хочу домой!

– Рано или поздно ты туда попадёшь. Но не сейчас, – в голосе Арбориса зазвучали стальные нотки. – Покамест, по воле твоих высокочтимых родителей, ты находишься в полном распоряжении нашего настоятеля. И он вправе отослать тебя, куда посчитает нужным… А теперь избавь меня от лишних расспросов. Боле я ничего не скажу!

Учитель пришпорил коня и мимо огорошенного отрока продолжил путь по тропе.

Олешка некоторое время приходил в себя, оцепенело разглядывая спину удалявшегося Арбориса и не зная, что ответить, как поступить.

Первым не выдержал Ветерок. Не чувствуя руку седока, он мотнул мордой, громко фыркнул и поплёлся за Скором и Бурнаком.

Ветер стих так же нежданно, как и поднялся. Росса окутала смятенная тишина. Сквозь неё до слуха княжича доносились монотонные чавкающие звуки – от конских копыт, мягко ступавших по снежному крошеву вперемешку с непривычно жёлтой грязью.

Тропа становилась всё более широкой и набитой. Чем ниже они спускались в долину, тем ощутимее чувствовался запах весны. Пихты и ёлки сменились буковыми рощами. Набухшие почки источали дурманящий аромат, от которого кружилась голова.

Княжич ехал как во сне, бросив повод и полностью доверившись Ветерку.

Он ничего не понимал и оттого злился. Добрый и весёлый учитель в одночасье превратился почти во врага. Или даже хуже. С врагом-то ясно, а тут… Варок, вразуми!

Ведь ладили они неплохо. Арборис ни словом, ни делом не попрекнул Олешку. Будто и не было ничего постыдного там, в обители. Да и вообще, старался не напоминать россу об Академии…

И то хорошо: наконец, замолчал и не докучал разговорами.

Однако собраться с мыслями княжич никак не мог. Внутри клокотало.

Олешка аж вспотел от переполнявших его чувств: утёр рукавом лоб, распахнул тулупчик. Глубоко вздохнул.

Ударивший в грудь сырой воздух окатил ознобом. Отрезвил.

Нет, хватит! Он и так завсегда попадает впросак. Прежде чем что-то предпринять, надо всё хорошенько обдумать. Да и вызнать кое-чего не мешает. Но это уж – как получится…

В полдень путники, миновав густые заросли лещины, выехали на небольшую опушку. Неподалёку весело журчал ручей.

– Привал! – скомандовал Арборис.

Олешка с облегчением покинул седло.

Разминая затёкшие ноги, прогулялся по полянке.

Здесь уже почти не осталось снега: лишь несколько почерневших сугробов виднелось среди высокой сухой травы. Ближний лесок зыбился в прозрачном мареве, поднимавшемся от нагретой земли.

Хорошо-то как!

И как удивительно! Ещё день назад они взбирались на безымянный кряж по пояс в снегу, а тут, в долине, вовсю царствовала весна. Порхали редкие крапивницы. Подлесье синим ковром устилали подснежники. Несмело покрикивали птицы. Озабоченно гудел шмель…

Олешка скинул жаркие сапожки, шапку, тулупчик, и помчался босиком, разметав руки и подставив лицо солнцу. Варок! Всё будет хорошо! Правда?

Захотелось пить, и княжич, раздвигая пожухшие стебли, пошёл на звук урчащей воды.

– Постой! – окликнул его Арборис. Он бросил дорожные мешки, из которых доставал припасы, костровую утварь, и подступил к мальчику. Слегка замялся.

– На, возьми, – ухватив руку росса, что-то вложил в неё. Какую-то деревянную безделушку. – Санко просил тебе отдать, а мне всё недосуг было…

Вот это да!!!

В душе у Олешки смешались и обида, и радость, и смущение.

Княжич хлюпнул носом и ринулся прочь, подальше в лес, крепко сжав в кулаке нежданный подарок. Санко! Значит, не забыл?! Значит, ему не всё равно?!

Забравшись в чащу, росс отдышался.

Нерешительно разомкнул пальцы – оберег!

Тот самый, над которым славон так долго и молчаливо корпел зимними вечерами у них в келье. Аккуратно изрезанная ольховая веточка в виде строгого мужичка с бородой до пояса, скрестившего на груди ладони. С оскаленной волчьей мордой на голове вместо шапки.

А это что за дырочки? Ох, да это не просто оберег, а манок!

Олешка приложил его к губам и осторожно подул. Фьють-фьють-фьють-тю-тю-фьють – будто рядышком в кустах притаился живой свиристель. Ай да Санко, ай да мастер!

Княжич дунул со всей мочи, и лес огласился звонким переливом.

Откуда-то издали послышался едва различимый птичий крик.

Олешка навострил уши. Нет, померещилось, наверное.

Он покачал свистульку на ладони, любуясь тонкой работой друга.

Друга?

И снова прижал манок к губам – фью-фью-фьють! Здорово!

Чу?!. Опять отозвались? Уже близко. Какой знакомый голос! Ха, сыпуха! Он тоже умеет.

Княжич присвистнул в ответную.

Встречный крик не заставил себя ждать. Олешке почудилось, что он прозвучал ещё громче. Точно неведомая сыпуха сломя крылья летела на его призыв.

Что-то тут не то… С чего бы ночной птице надрываться белым днём?

А, играть так играть! Росс засвиристел, нарочно ожидая отклика.

И он раздался. Совсем рядом!

А следом Олешка услышал треск ломающихся кустов.

Внезапная догадка озарила княжича. Он вытянулся в струнку и издал длинную ликующую трель!

Полуночные горы,

Месяц Вьюг и Стужи

Сонную тишину зимнего леса спугнул лёгкий хруст приминаемого снега. От неожиданности старая ель уронила с ветки серебристую крошку. На звериную тропу лаской вынырнул мальчик и быстро зашагал вниз по склону неглубокого овражка.

Одет он был простенько: куцая сермяжка2, перехваченная на поясе обычной верёвкой, из-за которой торчал топорик; стёганые порты; на ногах – поршни3 из толстой кожи поверх намотанных до колен онучей4. Лицо по самые глаза укрывал широкий шерстяной платок, завязанный крепким узлом за спиной, под небольшим заплечным мешком. Просторная меховая шапка от быстрой ходьбы то и дело сползала набок, выпрастывая взмокшие каштановые кудри.

Юный странник шёл уверенно, не останавливаясь. И почти не обращая внимания на отчётливые отпечатки конских копыт, плотно утоптавших стёжку.

Всадники проехали здесь не дале как сегодня утром. А то и позже. Собиравшаяся, но так и не разродившаяся метель не успела завьюжить тропу, и мальчуган в мыслях возносил хвалу ветреному богу Стрыю. За то, что не позволил разгуляться злобному Вихорю.

Впрочем, выследить верховых, судя по всему, ему не составило бы труда и в пургу. Время от времени он чуть замедлял шаг, присматриваясь то к сломанной ветке на кустике бузины, то к содранной коре на стволе молодой осины.

Овражек мало-помалу превратился в узкое, заросшее стлаником ущелье. Тусклое закатное солнце некоторое время ещё озаряло спину паренька, но вскоре дневному светилу это наскучило, и оно спряталось за гору. И без того сумрачная теснина погрузилась во тьму.

Стёжка виляла меж деревьев, перескакивая с одного косогора на другой, то взбираясь вверх, то стремительно падая вниз, и, наконец, вывела путника на неширокую поляну.

Здесь его внимание привлекло грязное пятно, зиявшее на снегу у края кулижки, под раскидистым дубом. Подойдя ближе, он увидел свежее кострище. Под слоем пепла нашлись тлеющие угольки. Оглядевшись, пришелец обнаружил неподалёку кучку хвороста и несколько коротких, но толстых брёвен.

Вскоре по синим сугробам вокруг запрыгали багровые отсверки.

Парнишка скинул рукавицы и протянул ладони к огню, отогревая озябшие пальцы. Потом снял с плеч мешок, неторопливо развязал и извлёк из него лепёшку и большую луковицу. Тихонько прошептал положенный наговор и принялся за неспешную трапезу.

Покончив с едой, так же степенно и основательно обустроил себе место для ночлега: расчистил снег у костра, устлал промёрзшую землю пахучим лапником, а сверху из еловых веток возвёл шалашик. Затем сильнее распалил огонь и, слегка обтесав найденные брёвнышки, положил их так, что образовавшаяся стеночка направила жар от пламени внутрь нехитрого убежища.

Закутавшись в истрёпанную меховую накидку, мальчуган улёгся впритык к очагу. Сквозь дрему, прежде чем окончательно провалиться в сон, он услышал, как в ущелье, взбивая снежную пыль, уныло замурлыкал колыбельную песнь студенец…

Снова вместе

ШУМ нарастал. Со склона посыпались камни. Олешка свистел и свистел. От натуги даже заболели щёки. Ну! Ну же! Где ты?!

Запыхавшийся, со съехавшей набекрень шапкой и сбившимся на плечо огромным серым платком, Санко выскочил из лесного сумрака – что бес из коробка. Скатился как на лыжах по скользкой земле, чуть не налетев на кривую, больше похожую на куст, осинку, в десятке шагов от княжича. Да так и замер, угрюмо уставившись на росса. Точно не ждал встретить его здесь, в пролеске.

Олешка обомлел, не веря глазам и забыв, что мгновениями раньше сам от всего сердца загадал повидать дружка.

Нет, это, верно, морок!

Княжич затряс головой, однако славон не исчез. А так же хмуро, но теперь как-то оробело взирал на Олешку, опершись на толстую палку и неловко отставив назад ногу. Словно страшился сделать ещё один шаг навстречу.

Взгляды мальчиков пересеклись. Боязливо и недоверчиво. Росс насупился. Дурацкий, щенячий восторг исполнил княжича от пяток до макушки. Душа ликовала, но он отчего-то в испуге сдавил ладонями щеки, чтобы не выпустить рвавшуюся наружу радость.

«Я боялся, что больше не увижу тебя!», мысленно крикнул он.

«Я тоже!», внезапно вспыхнуло в груди, там, где сердце.

«Правда?!!»

Санко сорвался с места и, подбежав к Олешке, схватил росса за плечи. Хрипло прошептал:

– Я… Я – не предатель!

Княжич не ответил.

А молча уткнулся лбом в лоб друга.

Арборис вытаращился на славона, как на ожившего покойника. Аж обронил деревянный ковшик, которым помешивал в котле пахучее варево.

Долго и растерянно зыркал то на одного отрока, то на другого, не в силах вымолвить ни слова. Будто язык проглотил. Наконец, ошалело махнул рукой и вопросил:

– Ты его этой… свиристелкой вызвал?

Княжич счастливо рассмеялся:

– Не-ет!.. Сам явился.

– Я с обители утёк, – пояснил Санко, осмотрительно спрятавшись за спину росса.

Арборис поперхнулся:

– Отчего ж… сбежал-то?

Славон замялся: то ли не зная, что ответить, то ли не желая говорить правду.

Наставник, меж тем, пришёл в себя. Озадаченно почесал в затылке, посерьёзнел и, не дождавшись отклика, со вздохом сказал:

– Воля твоя… Добром не вернёшься?

Санко, потупив взор, замотал головой – нет. Учитель с обидой поджал губы и изрёк:

– Хоть и не пристало отрокам своевольничать, я тебе перечить не буду. Но знай: обратной дороги тебе отныне нет. Поступить в Академию дозволяется лишь раз… – видя, как напрягся Санко, как у него сузились зрачки и затвердели скулы, Арборис немного смяк. – И куда ты теперь?

– С вами пойду, – еле слышно вымолвил славон.

– Э-э, нет! Даже не мечтай, – осклабился наставник. – Можешь сопровождать нас, покуда не выйдем из лесов. А потом я дам тебе припасов, и отправляйся-ка ты, братец, на все четыре стороны. Нам с тобой не по пути!

Олешка вспыхнул:

– Я без Санко…

– А тебя, мил человек, я и спрашивать не стану, – резко оборвал Арборис. – Ша! Разговоры окончены. Сегодня мы дальше не двинемся. Готовьтесь к ночлегу. И учтите: бездельников я не потерплю. Бегом за дровами! – наставник вернулся к котлу и принялся яро мешать закипающую похлёбку.

Ещё недавно жаркое солнышко закрыли смурые тучи. Олешка почувствовал, что продрог. Снова натянул сапожки, накинул на плечи тулупчик и с постной рожей поплёлся к опушке, где его уже поджидал Санко.

В глазах славона мерцали гневные искорки. Княжич невольно отшатнулся: прежде он никогда не видел друга столь… свирепым, что ли?

– Я ему вспомяну! Не дозволю так толковать со мной, – прошипел Санко, зло сощурившись на возившегося у костра Арбориса.

Хвороста в округе было навалом, но приятель увлёк росса в самый бурелом, и там, усевшись верхом на толстую коряжину, сердито повторил:

– Он у меня пожалится! Чамора5тя задери!

Олешка промолчал. А что тут скажешь? Похоже, сам Варок обозлился на него, коль готов наново разлучить с дружком.

Не хочу!!!

Княжич крепче сжал в кулаке оберег. Ему вдруг почудилось, что стоит только дунуть в свистульку, и все напасти убегут прочь как лешак от лутошки6.

Росс набрал воздуха, тайком прижал оберег губам и с каким-то неистовым облегчением выдохнул.

Долгая и печальная трель разорвала тишину вечереющего леса. Краем глаза Олешка приметил, как застыл на своей коряге Санко. А потом, сложив ладони лодочкой, ответил – так же как днём. Княжич дунул опять, на сей раз осторожно, будто опасаясь спугнуть что-то очень важное: эту пронзительную нежность весенних сумерек, тревожную близость друга…

Санко откликнулся вновь. А потом ещё и ещё. Столь же осторожно и чуть смущённо.

От деревьев к мальчишкам потянулись синие тени. Стекая со склонов и путаясь в голых ветвях, меж стволов начала стелиться прозрачная дымка.

– Пошто мне нельзя с вами? – услышал Олешка отчаянный шёпот славона. – Куды вы путь держите?

– Сам не знаю, – глухо отозвался росс. – Арборис нынче сказал, что Светозар велел зайти куда-то.

– То-то, я дивился, шо вы со шляха свернули!

Княжич подсел к Санко:

– Ты как нас нашёл?

Славон хмыкнул:

– А шо тут мудрёного?! Вы знатно натоптали. И дурень бы выследил… Я б раньше нагнал, да в завирюху7 попал. Ховаться довелось.

– Ты ж замёрзнуть мог!

– Не-е… Я вже зимой в лесу ночевал!

– Я б, наверное, не выдюжил, – признался Олешка.

Он глянул на Санко. Тот мрачно смотрел в сторону, быстро моргая ресницами и часто облизывая пересохшие губы. Из-под шапки выбился клок слипшихся волос. Костяшками славон выстукивал по коряге возмущённую дробь.

«Да ведь он тоже переживает!», неожиданно понял княжич. И уже совсем спокойно решил: «Ничего, что-нибудь да придумаем. Главное – мы вместе!». Но сказать это вслух почему-то не отважился.

А Санко вдруг выпалил:

– А ну, сбежим! – и, не дав возразить, прибавил: – Жратвы хватит!.. Волотка помог. Зараз заподозрил, шо я с Академии навострился. Держать не стал. Спасибо ему! – славон приложил ладонь к груди. – Платок вот подарил. И плащ на меху. Лука дал, сала. А лепёшек я с обедов насобирал… Давай, а? Сами до дому допёхаем.

– У тебя ж никого! Куда пойдёшь? – с замиранием сердца спросил княжич. Но Санко не заметил его волнения:

– Я? Да в деревню! Куды ещё?! Там родовичи. Охотиться буду, куницу бить, соболя. За шкуры справно плотят… Ну, её, учёбу энтову, – скривился он. – Шо мне треба, я давно от деда ведаю. Ну?

Олешка разочарованно протянул:

– Я… Я не знаю.

– Боишься? – насторожился славон.

– Сам ты!.. – разозлился княжич. И, подхватив парочку увесистых дровеняк, пошёл обратно к лагерю.

– Эй, погодь! – крикнул Санко. Олешка обиженно дёрнул плечом. Не успел явиться, а уже насмехается. Друг, блин!

Стемнело быстро. В сгустившихся сумерках громко ворчал ручей, заглушая прочие лесные звуки.

Справившись с ужином, Арборис пожарче распалил костёр. Мальчишки натаскали целую гору хвороста – довольный наставник даже пожурил их за излишнее старание: «Эгей, хватит, нам тут лишь ночь ночевать».

Похоже, учитель вконец успокоился. И снова принялся нести какую-то весёлую чушь. Что-что, а рассказчик он был знатный. Олешка, позабыв о переживаниях, слушал его с раскрытым ртом. Но всё ж изредка и украдкой бросал взгляды на славона.

Скрестив ноги и укутавшись в плащ, тот неподвижно смотрел на огонь. Красные блики играли на насупленном лице, отчего казалось, что Санко сильно рассержен.

– Не оголодал, братец? Пожиток у тебя не густо, я смотрю, – покончив с очередной байкой, Арборис обратился к славону. – Эй, заснул, что ли? – наставник с усмешкой ткнул отрока в бок косой рогатинкой.

Тот нехотя ответил:

– Лес завсегда прокормит.

– И зимой?

– И зимой, – подтвердил Санко и поднял на учителя глаза. – К тому ж я траву колдовскую маю. Она силу даёт.

– Во как! Что за травка?

– Угостить могу, – нежданно заявил славон с хитрым прищуром. Олешка поразился перемене, случившейся с товарищем: куда только угрюмость девалась?!

– Угости, коли не жалко.

Лицо приятеля растянулось в простодушной улыбке. Санко резво вскочил. Зачерпнул кожаным кубком кипяток из котелка. Покопавшись в своём мешке, извлёк знакомый туесок, а из него – несколько засушенных листочков.

«И не трава вовсе!» – пробурчал Арборис, внимательно следивший за мальчиком. Славон не ответил: перетерев листья между пальцами, высыпал получившийся порошок в воду. Даже сквозь дым костра Олешка почувствовал сладковатый аромат.

– Нехай настоится малость, – велел Санко.

– Чудной отвар, – заметил учитель, принюхиваясь. Но отказываться не стал. Выждав, отпил несколько глотков и добавил:

– На вкус приятственно… Так что за трава, говоришь?

Олешка не выдержал:

– А мне? Мне дашь попробовать?

Арборис протянул кубок через костёр. Санко опередил княжича: вроде как помочь хотел, да неловко выпустил из рук, и сосуд бухнулся оземь, расплескав содержимое. Громко ойкнув, славон быстро сказал:

– Я тебе опосля заварю!

– А, горе – не беда! – воскликнул повеселевший учитель. Санко испытующе уставился на Арбориса. Потом ухватил Олешку за рукав:

– Мне по нужде… Одному боязно.

– Далеко… того… не отходите, – напутствовал их Арборис и шутливо помахал рукой. Княжичу показалось, что у наставника слегка заплетается язык. Однако Санко уже тянул его прочь от костра.

Они снова очутились в подлеске. В кромешной тьме Олешка не сразу расслышал негромкий, но решительный голос:

– Напослед пытаю: пойдёшь со мной?

Росс не видел лица, но ощутил, как напрягся Санко, ожидая ответа, почувствовал его взволнованное дыхание.

– С вами не останусь, – ещё тише прошептал Санко и как-то обречённо произнёс: – Без подачек обойдусь!.. Шо молчишь?

Олешка заметался в мыслях. Варок! Ну, почему опять пристало выбирать?!

Домой, ох, как хочется… Аж невтерпёж!

Но Светозар ведь не зря отправил их с Арборисом… Куда?! С какой стати слушаться этого старикашку? Санко дело говорит! Да и с другом-приятелем лучше, чем с надсмотрщиком. Ни словечка ему поперёк не скажи!

Ой, что будет!?

Княжич сглотнул и вымолвил:

– Пойду.

– Добро! Зараз и тронемся.

– А как же?.. – удивился Олешка, недоговорил и просто махнул рукой в сторону их небольшого пристанища.

– Я ему дурман-траву дал, – ухмыльнулся Санко. – Зелье сонное. До утра проспит, як твой покойник. А мы вже далече будем.

Мальчишки воротились к костру. И верно: Арборис мирно похрапывал, привалившись к седлу. Славон обошёл учителя и осторожно вытащил из-под него свой мешок. Крепко перевязал и обернулся к застывшему в нерешительности княжичу:

– Кого чекаешь? Сбирайся!

Олешка медлил. Страх липкими пальцами заполз за шиворот. По телу вскачь понеслись мерзкие леденящие мурашки. Мальчик невольно съёжился, уставившись на спасительные языки пламени в догорающем костерке. А затем принялся судорожно подкидывать в огонь сухие ветки… Нет, это всё ему снится. Сейчас он проснётся и окажется в обители. Какой долгий и дурацкий сон!

– …Леший, не спи! – росс очнулся от крепкого толчка в плечо. – Пора нам!

Олешку по-прежнему окружал мрачный лес. Чёрные стволы молчаливыми стражниками выстроились вдоль опушки.

Княжич запрокинул голову. Тусклые весенние звёзды по очереди нерешительно заглядывали в разрывы между бежавшими по небу тучами.

Нет, всё взаправду!

А раз так – поступай, как решил! «Обратной дороги тебе отныне нет», вспомнил он слова Арбориса.

Олешка тряхнул головой, прогоняя сомнения, подхватил дорожную суму и направился к коновязи.

– Ты куды? – окликнул Санко. – Мы… того-ентова… пешими уйдём.

– Я Ветерка не брошу! – взревел княжич. – И не думай!

– По конским следам Арборис нас вмиг сыщет, – тихо, точно извиняясь, пояснил Санко.

Да… Конечно, он прав.

Росс огорошено оглянулся. Тяжёлый мешок выскользнул из рук и шумно упал на землю. На ослабших ногах княжич проковылял к Ветерку. Обнял скакуна за шею, прижался к тёплой щеке. Всхлипнул:

– Прости… – погладил по носу, взъерошил жеребцу чёлку. Тот тревожно зашевелил ушами и легонько куснул Олешку за плечо: мол, ты чего?

– Прости, – повторил мальчик. – И прощай! Даст Варок – свидимся…

Полуночные горы,

Месяц вьюг и стужи

Узкая, еле приметная тропка, убегала от основной дороги в запорошённые снегом кусты и терялась среди голых деревьев, спускавшихся по склону в ущелье.

Россы миновали её, не обратив внимания: сколько таких случайных стёжек видали по пути – на тайных перевалах Срединного хребта, в густых вечнозелёных лесах Лавриона… Скоро, скоро они доберутся до цели – спрятавшейся в Полуночных горах обители.

Измученные многодневным переходом кони то и дело жалобно всхрапывали, спотыкаясь о камни. Их не менее измученные седоки хранили молчание, угрюмо и беспрекословно следуя за предводителем – дородным боярином, кутавшимся в тяжёлую медвежью шубу.

Чуть отстав, ехали ещё трое, одеяниями и внешностью совсем не походившие на россов: смуглые, раскосые, коренастые. В коротких чёрных армяках8 из верблюжьей шерсти, таких же чёрных пимах9 и островерхих лисьих малахаях10. Из оружия у каждого – лишь кривая сабля за спиной да кинжал за поясом: ни луков, ни щитов, ни кожаных панцирей.

Приметив тропу, один из чужаков, с властными чертами на лице, осадил скакуна и поднял руку, веля соплеменникам остановиться.

Дождавшись, когда последний всадник-росс исчез за поворотом, он, по-прежнему не говоря ни слова, жестом указал на едва различимые, но всё же достаточно чёткие следы, уходившие в заснеженную чащу.

Ближайший из его спутников проворно спешился и, не отпуская поводья, принялся разглядывать отпечатки конских копыт на застывшей земле. Наконец, он выпрямился:

– Найто сан то аруите хитори. Кодомо11.

– Ицу12? – лицо вожака не отразило никаких чувств.

– Сан маэ-ни цукимасита курай13.

– Мо14?

– Хесики Гардари-куни15.

Главарь удовлетворённо покачал головой и, махнув рукой в сторону леса, приказал:

– Соко16!

С ветки, пронзительно каркнув, сорвался воронёнок и скрылся в чаще…

В лесу

НА ВОСХОДЕ окрасилось чермным17. Набежавшие за ночь тучи растаяли, словно испугавшись скорого пришествия дневного светила.

– Свезло нам. Денёк пригожий, – заверил Санко, вглядываясь в разрумянившиеся небеса.

Мальчишки взобрались на лысый холм, у подножия которого начиналось густое разнолесье. Дымчато-серым морем оно простиралось до самого окоёма18. Белые ночные туманы плыли над верхушками застывших как в сказке деревьев.

У Олешки слипались глаза, сбитые ноги саднили, а в животе урчало от голода. Однако княжич не показывал вида. Воспользовавшись краткой передышкой, привалился к покрытому мхом огромному валуну. И ухнул в забытье…

Сборы были недолги. Санко велел взять только плащ и смену крепкой одёжи. Да ремней и верёвок про запас. Княжич ещё сунул за голенище нож.

Перебирая пожитки, росс наткнулся на добротный кожаный чехол19, подаренный отцом. Осмотрев друга, проворчал:

– У тебя ж под сермягой нет ничего, – и сунул её славону. Тот ломаться не стал, лишь благодарно кивнул.

Припасы учителя Санко трогать не захотел:

– И так прокормимся, – уверенно заявил он. – А там, дивись, и до людей выйдем. – И, видя сомнения княжича, пояснил: – С набитым брюхом топать тяжко.

– С пустым не легче! – возразил Олешка и, буркнув: «Сам потащу!», отсыпал себе в мешок сухарей и сушёного мяса.

– Готов? – спросил, наконец, Санко. – Пошли, чи шо…

Княжич в последний раз оглянул крохотное становище: кони, пофыркивая, спали у низкорослой осинки, к которой их привязали на ночь; у затухающего костра сонно ворочался Арборис. Мирно так, безмятежно.

А их что ждёт впереди?

Росс вздохнул и шагнул в темноту. Как в омут головой.

Пуща встретила могильной сыростью и безмолвием. Палая листва чавкала под ногами. Мохнатые ветви скрюченными лишайными пальцами норовили сбить шапку или сорвать с шеи платок. А потерпев неудачу, разочарованно хлопали в ладоши, отчего сочившаяся по коре вода разлеталась окрест чёрными брызгами.

В мутном лунном отсвете меж стволов клубилась такая же чёрная мара20. Но почему-то ничуть не страшная.

Санко торопил. До зорьки он хотел отойти подальше от стоянки.

Чтобы сбить преследователя с толку, беглецы устремились к полуночи. Рассудили так: Арборис решит, что они двинули домой, и прежде всего будет искать их к югу. А когда поймёт ошибку, друзья успеют сделать круг и затеряются в здешней глухомани – ищи-свищи!

Славон пёр напролом, не выбирая дороги. Мальчики то увязали в колючих кустах, то срывались по склонам буераков, то продирались через скользкие ото мхов ветровалы.

Под утро Санко наткнулся на звериную тропу, которая и вывела усталых путников на плешивый холмик посреди бескрайних лесных просторов.

– Эй, вставай! Ранёхо устроился. Я клёвую заманку нашёл – там отоспимся, – Санко растолкал княжича.

Олешка с трудом продрал глаза – неужели заснул?

Солнце поднялось, но висело низко.

«Здравствуй, Дарбог Варожич! Как я рад, что ты вернулся…», росс упал на колени и подставил лицо светилу, кожей ощутив слабое, по-весеннему нерешительное тепло. Эх, хорошо! Словно и не было этого ночного перехода.

Санко хмыкнул, однако повторил за дружком нехитрый обряд. Но долго засиживаться не стал:

– Айда покажу!

Стараясь не следить, они спустились в небольшую ложбинку. В зарослях медвежьей ягоды спряталась укромная расселина, в которой можно было уместиться вдвоём. Здесь уже валялся мешок славона.

Завернувшись в плащик, Санко сладко потянулся:

– Теперича и покемарим малёк.

Олешка пристроился рядом, но сон к нему не шёл. А потому княжич лежал, любуясь чистой голубизной, которая пробивалась сквозь паутину сцепившихся над его головой веточек, и прислушиваясь к щебету просыпающихся птах.

Где-то вдали расточал барабанную дробь дятел. Потом вдруг принялся токовать глухарь – чуть ближе. А вот и сорока голос подала… Сорока?!

Олешка осторожно привстал и легонько толкнул приятеля в бок:

– Слышь, Санко, воровка кричит.

– И шо? Дурная птица! Кто идёт, чуешь?

Славон, опершись на локоть, прислушался:

– Не-е, не похоже.

– Думаешь, отыщет он наш след?

– Думаю, сыскал вже.

– Чего ж мы сидим тогда? – подскочил росс.

– А куды поспешать? Не каплет, – зевнул Санко. – Верхом, да два коника на привязи – долгонько ему по куширям лазить. – Приятель довольно засмеялся. – Не скоро нагонит… Давай спать, а?

Санко повернулся на другой бок и накрылся плащом с головой.

Олешка тоже сомкнул очи.

Теперь он слышал только тонкий посвист ветра, запутавшегося в ветвях. Пронзительный и неприятный. Даже дятел перестал стучать по дереву. Всё смолкло, как перед бурей. Бр-р-р! Не по себе.

Неведомая птица, захлопав крыльями, пролетела прямо над ними.

Княжич рывком сел. Нет, небо по-прежнему ясное – ни тучки, ни облачка, лишь стылая синева от края до края. Отчего ж так знобит это непонятное затишье?

Росс высунулся из гущи и окинул взором тропку, по которой они сошли с холма. Пусто. Покойно. Будто вымерло всё.

«Так быть не должно!», холодея, подумал княжич.

Неужто злобная Морёна пакость замыслила напоследок? Ой-ей! С неё станется. Что ей какие-то мальчишки, затерявшиеся в непролазных чужеземных дебрях? Мураши под ногой дровосека… Ох, зря они удрали от учителя. Как пить дать – зря!

Росс невольно вздрогнул. Ему почудилось, что кто-то смотрит прямо на него, со спины. Пристально, не мигая, недобро.

Точно елман21вонзили с размаху промеж лопаток.

Медленно, силясь не делать резких движений и отчаянно труся, мальчик повернул голову.

Тьфу! Никого!

Лишь ветка ближней берёзки с едва проклюнувшимися нежно-зелёными листочками на ветру колеблется. Бесшумно и копотливо.

Спать! Скорее! Чтобы не ошалеть от жути.

Проснулись они, когда солнце, набрав силу, перевалило вершину неба. Лес снова заполнился звуками, и ничто не напоминало княжичу о внезапном утреннем ужасе.

Наскоро перекусив, мальчишки пустились по тропе.

Стежка в основном бежала под горку, поэтому идти было легко. И Догод22благоволил им, ласково обдувая затылки.

Путь их по-прежнему лежал на север. Сколько вёрст они отмерили, пока Дарбог на своей блестящей колеснице в очередной раз не скрылся за вершины Полуночных гор, княжич не считал. Но устал он куда меньше. Видимо, обвыкся, приноровился к скорому шагу дружка.

Славон в основном молчал, но не столь угрюмо, как накануне. Иногда он останавливался и подолгу изучал звериные следы на влажной земле. Правда, делиться наблюдениями не спешил. Изредка улыбался княжичу: мол, всё в порядке, не отставай.

Олешку тоже не тянуло на разговоры. Он глазел по сторонам, радуясь наступившему теплу.

Чем дальше они уходили, тем явнее ощущалось вокруг присутствие красноликой Живы23: солнечным гребнем она прочёсывала дубравы и рощи, безжалостно выдирая из мрачных уголков остатки зимы. Меж деревьев носились её верные слуги – жизнерадостные синички да неугомонные белки, ещё не сменившие серую зимнюю шубку на привычный рыжий наряд.

В сгустившихся сумерках беглецы вышли к тихой лесной речушке.

Сунулись вдоль русла, но берег зарос лозняком. Упрямый Санко залез-таки в самую гущу, однако вскоре вернулся и разочарованно сообщил:

– Не пройти. Утром брод пошукаю.

Беззлобно ругнувшись, славон взялся расчищать приглянувшуюся полянку для ночлега.

Олешка, чтобы не сидеть без дела, отправился собирать хворост.

Валежника кругом хватало, но на берегу сучья были гнилыми и мокрыми.

В поисках сушняка росс глубже и глубже уходил в сумрак чащи, под сень вековых дубов и раскидистых лиственниц.

Мало-помалу закатное сиреневое небо пропало за непроглядными кущами. В липкой, почти осязаемой тьме промозглого леса княжич вдруг почувствовал, что окружён гулкой и странной тишиной.

В страхе он поднял голову.

Из-за морщинистых стволов молоком струилась хмарь – такая плотная, что в трёх шагах ничего не различишь.

Мальчик до боли в предплечьях сжал охапку дров и заметался меж огромных замшелых деревьев. Лесные великаны давили со всех сторон и тянули к нему свои ветви. Варок! Куда? Где Санко? Вот занесла нелёгкая!

Впереди что-то громко треснуло. Олешка шарахнулся назад, споткнулся, но удержался на ногах. С пяток до макушки его обдало жаром. Росс застыл, не смея вздохнуть.

И вновь ощутил на себе пристальный взгляд. Из толщи тумана.

Княжич зажмурился. Будто это могло защитить от неведомого врага.

– Эге-гей! – раздалось где-то сбоку.

– Я здесь! – заорал Олешка.

Стремительная тень рассекла белёсую пелену. Шумно захлопали крылья.

Ф-фух! Птицы испугался… Герой, нечего сказать!

Санко уже разжёг огонь. Мельком глянув на княжича, попенял:

– Ты где таскался? Тута заблукать недолго.

Олешка молчком вывалил принесённые дровеняки возле костра. Славон сел на корточки и начал придирчиво их разбирать. Несколько веток отбросил сразу.

– Эй, ты что? Я чуть не помер, пока искал их, – возмутился росс.

Санко ухмыльнулся и объяснил:

– Дивись, то ялинка. Она, знашь, як трещит и искрами сыпет? За версту слыхать… И одёжу, не дай, Варок, пропалит, – он отшвырнул ещё одну палку: – Кедр туды ж!.. Ладно, жрать давай, а то у меня брюхо сводит.

Рачительный дружок тоже не сидел на месте и отыскал нежные листочки молодого щавеля. С зеленью славон протянул княжичу лепёшку. Тот в ответ извлёк из сумы кусочки мяса. Оголодавшие за день мальчишки с хрустом расправились с нехитрой трапезой.

А потом, вдвоём закутавшись в широкий плащ росса, уселись к огню, плечом к плечу. Санко подкинул дров. Мокроватые сучья, обжёгшись, жалобно зашипели, заплакали. Беспощадные языки пламени быстро высушили их пенные слёзы. Но прежде окатили мальчишек едким дымом. В глазах защипало так, что Олешка и сам чуть не разревелся.

Эх, давненько не сидел он у ночного костра!

Княжича затянуло в круговорот воспоминаний – поди, пойми, где явь, а где сон…

Вот они с отцом на охоте…

Горный осенний лес так же тёмен и загадочен…

Пламя плещется в костре и кропит багряными отблесками лица сидящих рядом людей…

От шуточек старого вояки, боярина Будана, похохатывают дружинники…

А батя спокоен и серьёзен, устало смотрит на огонь…

Княжич повертел на пальце отцовское колечко. Нагревшийся металл приятно жёг кожу. Скоро свидимся, тятя! Я уже иду…

От реки потянуло зябкой сыростью. Над водой рваными космами расстелился бледный туман. Где-то в чаще ухнул филин. С другого берега хрипло закашляли. Совсем близко и не по-человечьи.

Олешка боязливо поёжился. Санко, не поднимая головы, тихо сказал:

– Лиса… Не боись. Рыжая в воду не полезет. И до огня не сунется. У неё своя охота. Мышиную норку, небось, нашла.

Славон, уперев подбородок в ладошки, задумчиво взирал на догорающие угли. Вид у него был какой-то виноватый.

И княжич внезапно понял: плевать он хотел на то, что произошло в Академии. С высокой колокольни! Даже если Санко нарочно утаил это треклятое перо. Стало быть, имел на то причины.

Сам-то хорош: сразу ругаться кинулся. Кому понравится, коли предателем обзовут? Да прилюдно! Олешка, верняк, разобиделся бы не на шутку. Насмерть.

А Санко… Санко пересилил обиду. Пошёл за ним. Не испугался ни лютой стужи, ни гнева Арбориса. Значит, ему дорога их дружба?!

Знамо, дорога!

И всё ж, до чего любопытно, почему славон зажал пёрышко, а?

Вопрос так и вертелся на языке у росса. Он мотнул головой, прогоняя искушение. Нет, нет и нет! Пусть лучше недомолвки, чем глупые ссоры. Впредь ни словечком не помянет дружку о приключившемся в обители.

Санко заговорил сам. Негромко, с трудом подбирая слова:

– Я ещё допрежь… хотел… Я… Я ведь пошто перо не выдал… Я не предатель, веришь? – славон с надеждой оглянулся на княжича.

Олешку прошиб пот: дружок, что, его мысли читает? И оттого заморгал, отвёл глаза. Просипел:

– Верю.

– Я… – голос у Санко сорвался, и он перешёл на шёпот: – Когда малой был, раз сдуру на скалву полез. На спор. Есть у нас утёс недалече – Чёртовым пальцем кличут. Русай, нашего коваля24выученик, сказал, шо не смогу… А я порешил: сумею… Там обрыв – саженей сто. Я, почитай, до верха долез: страху натерпелся – жуть! Як другу тебе винюсь. А потом… Не за тот камушек ухватился.

Санко замолчал. Княжич почувствовал, как славона бьёт мелкая дрожь.

– И в пропасть… Тока чую: не вниз лечу, а ввысь. И так на душе легко, будто крылья выросли. Оглянулся: а за спиной взаправду – крылья… Я с перепужки и вырубился. Очнулся в лесу, в деревню возвернулся, а пацаны сторонятся, шушукаются. Русай, зараза, кашу заварил, а сам бегает як от лешего. Но я его споймал, хоть ентот дурень на две головы выше. А он баит: тя, мол, орёл унёс. Громадный. Откудова взялся?! Сроду в наших краях такого не видали.