Перекресток пяти проспектов

Размер шрифта: 13

Перекрёсток пяти проспектов

Если думать о жизни,
то хочется выть и рыдать,
И смывать,
как с души,
отпечатки на кафеле тёмном.
Наша жизнь поглощает страданья
и строки
в тетрадь,
Запирая судьбу
в пересохший аквариум
комнат.

Вадим Сергеев

Творчество Вадима Сергеева покоряет своей глубиной, но в то же время простотой изложения. Простые, но очень образные стихотворения поражают многообразием охватываемых тем. В основном это философские рассуждения. Умение автора кратко и ёмко донести до читателя свои мысли считаю несомненным плюсом его творчества.

Творческое кредо автора – поиск смысла жизни и выражение своих чувств и мыслей красивым литературным языком. Обращает на себя внимание разнообразие рифм и метафор – все эти средства автор использует для яркой и точной передачи читателям своего настроения.

Поэзия Вадима Сергеева необычна, пронизана философией и светлой печалью. Автор имеет свой собственный стиль и видение мира. Через описания природы поэт доносит до читателя сокровенные мысли и чувства, делая это образно и музыкально:

Променад между утром и сном,
Серенада морозного сплина.
Фонари освещают костром
Каждый шаг своего господина.

Член Российского союза профессиональных литераторов, ответственный секретарь Самарской региональной организации РСПЛ, член Союза писателей Крыма

Светлана Вадимовна Макашова

Перекрёсток пяти проспектов

Вот перекрёсток
Пяти проспектов,
Белые линии
Чертят вены.
Солнце, разбившись,
Ломает спектр:
Синее яблоко
В чёрной пене,
Небо зелёное,
Красный ветер —
Всё перепутано
И нелепо.
Дети как взрослые —
Злые дети.
Ангелы плачут,
А солнце слепнет.
Где светофоры
И стоп-сигналы?
Вместо бордюра
Корявый тополь.
Глянец на скомканный
Лист журнала
Плачет,
И слёзы его утопят.
Всё в этом мире
Теряет грани,
Как и сплошная
На перекрёстке.
Свет преломляется.
На экране
Жизнь обрывается
Слишком просто.
Вновь перекрёсток
Пяти проспектов,
На перекрёстке
Корявый тополь.
В луже бензиновой
Зреет спектр,
Словно осколки
Калейдоскопа.
И непонятно,
Куда дорога
Тянет белёсым
Пунктиром жилы,
Чтобы в заглавие некролога
Бросить два слова:
«Зачем-то жили».

Не тому

За вуалью
Оттенка бордо
Лишь улыбка
Рубиновых губ.
Медный привкус
Оставил цветок,
Алой кровью
На белом
Снегу.

«Просто прихоть!
Последняя дань! —
Говорила невеста ему. —
В красном платье
Я так молода!
Мой хороший!
Мой будущий
Муж…»

Грохот свадьбы,
И гости шумят,
На невесте
Рубиновый шёлк.
Свет ложится
С оттенком румян,
Словно старый
Оживший
Ожёг.

Но когда
Соскользнула вуаль,
Из пореза
Струилось вино,
До краёв
Наполняя хрусталь,
Бурой струйкой
Стекая
У ног.

За вуалью
Оттенка бордо
Лишь улыбка
Синеющих губ.
На глазах
Растворялся цветок,
Алым маком
На белом
Снегу.

Не тому…

Улов

Холод небесного инея
Выстелил ночь.
Чёрное сердце пульсирует
Угольной тьмой.
Лишь тишина
Отголосками траурных нот
Плачет о прожитом
В лунное блюдце-бельмо.

Кто мы под звёздами?
Блеклые тени небес?
Чёрные точки
На тёмных осколках дорог?
Дышим и кажемся,
Не прекращая свой бег,
Время расходуем
В душном вагоне метро.

Прячем под крышами
Пульс неспокойного сна.
Думаем, ночь —
Бесконечный унылый пролог.
Время закончится,
Вырвав из сердца канат.
Это рассвет собирает
Межзвёздный
Улов.

Строка

Бог не даст тебе больше,
Чем ты унесёшь в руках.
За строкою строка
Приходит.
За строкою строка.
И боль недопитым фужером
Лопнет у самой души.
Пиши!
Прошу тебя, слышишь?
Не прячься!
Пиши…
Пиши!
«Не будешь»,
«Не станешь»,
«Не сможешь» —
По трещинке рвут стекло.
Всё ложь!
Трусливость сомнений!
Стыдливая, слабая ложь!
Ведь Бог не даст тебе больше,
Чем ты унесёшь в руках!
И снова приходит…
Приходит…
Приходит…
Не слава,
Но лишь
Строка.

Обрыв

Мы подходим к обрыву жизни,
За ним вода,
И холодные щупальца тянутся —
Не вздохнуть.
Оставаться на самой кромке —
Небесный дар,
Оставаться в живых, но видеть
Сквозь тишину,

Как другие сигают в холод
Стального сна,
Как другие летят и верят:
Надежда есть!
Только правда вонзится болью,
Ведь ты узнал,
Что дышать и стоять возможно
Лишь на земле.

Но летят оголтело снова,
Чтоб умереть,
Те, кто жить не сумел и верил:
Растает сон,
И вода унесёт их в сказочной
Мишуре!
Эта ложь отзовётся сотнями
Голосов.

Только сможем ли мы сдержаться,
Не улетев
За наивностью тьмы в коварный
Холодный мрак?
Не бывает людей бессмертных
И вечных стен,
И придёт наш черёд: мы встанем
У белых врат

Рядом с теми, кто прыгал, веря
В свою мечту,
Рядом с теми, кто жил свободой,
Познав полёт.
Что поймём мы, когда увидим:
Уже идут?
Допускаем ли мы хоть мысли:
Обрыв не врёт?

Писательский плен

Замерзают осколки ветров,
Опадая снежинками в чай.
Чистый бархат небесных даров
Оплавляется точно свеча.

А под окнами конская гарь
От железных рычащих коней.
Вечер выдохнул. Город погас.
Только тьма улыбается мне.

Фонарей неприкрытая лесть
Украшает огарки машин.
Шестерёнки истёртых колен
Достигают последних вершин —

Сердце молится, льётся неон,
Остывает заваренный чай.
Мир опять погружается в сон,
Угасая на звёздных плечах.

Лист бумажный – мой камень у ног,
Зачерствеет в густой тишине.
За окном просыпается Бог,
Чтобы с ветром посыпаться в снег,

Чтобы выбелить чёрный колпак,
Покрывающий всё на Земле.
Так и мне не приходится спать,
Отбывая писательский плен.

Зимняя звезда

Обледенелых веток перезвон
Чешуйками серебряного льда.
Над снежной непокрытой головой
Волшебный дар,
А может быть, вода,

А может, это в космосе звенит
Тончайших веток звёздная метель,
Но падают, потерянные, вниз,
Совсем не те,
Оставив только тень.

Но видит Бог, из памяти миров,
Из вытканного временем сукна
Не выпадет и не сплетётся трос,
Чтоб вырвать нас
Из пагубного сна,

Чтоб вытравить из космоса души
Рассыпанные искорки миров,
Где свет луны мигает и спешит
Среди дворов
На ласковый порог,

Под сотканный из веток перезвон,
Под музыку серебряного льда.
С повинной, непокрытой головой
Взойдёт звезда —
Последний зимний дар.

Тени

Не пытаясь казаться снобом,
Я вступаю в обитель-ночь.
Веки тянутся под покровом,
Разбавляя в крови вино.

Не пытаясь искать приюта,
Растворяю колдунью-тень.
Без каюты, на дне каюты,
Жгучим холодом мёртвых тел,

Не пытаюсь казаться словом
В обжигающем январе.
Эта новость давно не нова,
Как зажатый в душе порез.

Жгучей правдой, давно прожитой,
Не пытаясь пройти сквозь нас,
В жизни жившие – мы не живы,
Вечность мёртвые времена.

Нежность холода звёздной ночью
Не пытаясь вместить в душе,
Крест на шее не предназначен
Прикрывать от людей мишень.

И не надо пытаться верить,
Если видишь в прохожих зло.
Вереницей лукавый вереск
В красный красит остывший лоб.

Растворимся и не вернёмся,
Пусть стираются имена.
Нам не надо любви до солнца,
Только знак, растворивший нас

На груди, обжигает правдой —
Защищает распятье-медь.
На параде и над парадной
Нам останется лишь сгореть.

Мы лишь тени…

Гадание на кофейной гуще

Ночь. В кофейной чашке
Чёрная вода.
Невесомость призрачного слова.
Сердце бьётся чаще,
Словно этот дар
Старый мир перелистнёт на новый.

Видишь в крошках чёрный,
Обожжённый след?
Путаные жизненные нити?
Траурным узором
Кружатся в воде
Россыпи несбывшихся событий…

Будущее вяжет,
Оставляет вкус
Горечи и жжёной карамели.
Пепельная тяжесть
Выплеснет в строку
То, что даже мы не разглядели:

Тьму в кофейной чашке
И небесный след,
Звёздные дороги в бесконечность…
Сердце бьётся чаще,
Свечи на столе
Рассыпают невесомый вечер…

Пусть не будет правил!
Пусть уйдут в песок
Предсказаний смазанные лики!
Правда только правда,
Будущее – сон,
Сон манящий, вечный и великий!

Портфель

Я несу в портфеле
надоевший день,
Надоевший праздник,
шарик немоты.
Я ловлю снежинки,
радуюсь воде…
Я ещё не умер,
но
уже остыл…

Перелётной правдой
выпорхнет вчера.
Я его не помню,
значит,
правды нет.
На проспекте пробка,
строится парад
Ярко-красных бусин
фонарей-планет.

Ледяное время.
Солнечный узор —
На снежинках искры
продолжают бег.
В отраженьях лица.
Праздничный сезон.
Шарик мчится в космос,
близится рубеж.

Что осталось в мире,
кроме тонких слов
В этой бесконечной
мировой строфе?
Только этот камень,
только этот слог,
Только снежный полог,
да ещё
портфель.

Луч расплавленной звезды

Пронзает луч расплавленной звезды
Ночную тьму на листьях жёлтых окон.
Окрашенные млечные потоки
Стекут, оставив стёклам только дым.

И лист домов, и люстры фонарей,
И нити точек солнечной вселенной —
Всё тлен, как снег, упавший на колени,
В божественной рассеянной игре.

Мы видим свет, а звёзды видят нас!
Ведь боги лгут, а небо бесконечно!
Окрасит кровью утренний возничий
На окнах потаённый чёрный знак…

Жаль, ночь слепа, как слепнет человек,
В потоке тьмы повенчанный с богами.
Чернеет мир с годами и веками,
Смывая свет небесных тонких вен.

Осеннее небо

Небо просолено,
Горькое до немоты,
Скалится рваной прорехой
Осеннего холода.
Солодом пахнет от листьев,
А мне бы остыть,
Выдохнуть,
Вычертить,
Выкрасить улицы золотом,

Выбелить мысли и летнюю тягу к теплу —
Глупой надежды посмертную оду о прожитом.
Проповедь осени высветит солнечный луч,
Вымокший в луже, под взглядом шального прохожего.

В отблесках солнца – последняя кроха тепла —
Лакомый свет под нависшими клочьями вереска.
Въедливый холод накинет поношенный плащ.
Осень стучится, и мне остаётся довериться.

Мир поглотила мышь

Мир поглотила мышь,
Выела в сердце камень.
Кто же такие «Мы»?
Память.
Всего лишь память.

Тонкий белёсый лист,
Рифмы казнили строчку.
Небо в глазах болит.
Точки притянут точки

И, оборвав абзац,
Скомкают камень в шарик.
Нас не вернуть назад —
Мир поглощён мышами.

Брошенный город

Вены города тянутся ввысь,
И стучит по бордюрному крошеву:
«Брошенный!
Я такой же, как вы, сирота.
Брошенный…»

Через шелест листвы,
Через точки на белом листе
Наша память о нём
Утекает по шёлковой скатерти.
Скатимся,
Словно осень в пучину разлук,
Скатимся.

Тонкий запах листвы,
Тонкий запах промокших дорог,
Тонкий слог. И любовь
Истончилась под действием осени.
Бросили!
Этот город без солнца и сна
Бросили!

И сгорает листва,
Прогорает холодный рассвет,
И по чёрным рукам растекается вечность, и кажется,
Жёлтый город обнимет дождём.
Кашицей.

На дне строки

Не пишите, когда не пишется, —
Получается всякий бред.
И стекает строка по книжице
В обаятельной мишуре,

Словно кофе пролил холодное,
Словно музу швырнул на стол,
Словно с ветром, листвой поломанным,
Запад движется на Восток.

Так не видится.
Так не дышится.
И не будет так по-людски.
То, что брошено, а не выжжено,
Разобьётся
На дне
Строки.

Мы были там

Смотрите, люди, – ангелы над нами!
Оглаживают небо снежным пухом,
И здания,
Как трепетные знаки
От белой крошки ангельских признаний,
Протягивают к ним печные руки.

И тянется морозная молитва
Из серых труб навстречу белой пыли…
Мы были там,
Где ангельские лица,
Где слёзы Бога снежные разлиты.
Мы были там…
Но все о нём забыли.

Вечер вечности

А трамвайное слово
гремит по самарской земле,
Наступая на пятки закатам,
баюкая
вечер.
Между рельсами тянется в небо
неоновый след,
Через время и вечность,
мой друг,
через время
и вечность…

Эта музыка слова
аккордами уличных струн
Наполняет проулки,
уснувшие в хаосе
звука.
Чтобы город вздохнул,
оборвав
наконец-то
игру,
А разлившийся мрак
разогнали
фонарные
руки.

Но трамвайное слово
гремит по самарской земле,
Наступая в зеркальных канавах
на звёздные свечи.
И всё так же по небу
Стекает неоновый след…
Через время и вечность,
Мой друг….
Через время
И вечность…

Небо, дыши!

Небо, дыши!
Перелётные птицы вернулись!
Слог зеленеет,
Смывая дорожную грязь.
Мир нагишом отбирает у скованных улиц
Холод и лёд,
Превращая тропинки в моря…

Утро вдохнёшь,
И предчувствие скорого мая
Вены растопит,
Замёрзшие этой зимой…
Небо, дыши!
Ты всё видишь и всё понимаешь!
Город наполнен
Растёкшейся перечной тьмой…
Но разлетятся по свету шальные синицы!
Мир запульсирует говором близкой весны…
Небо, дыши!
Не могло нам всё это присниться!
Мы не способны придумать подобные сны…

Небо, дыши!

Чёрный путник

Бельмами заснеженных дорог
Будущее смотрит в междулесье
Грубой неоконченностью строк,
Войлоком нехоженых миров,
Россыпью фонарно-блеклой взвеси.

Медной цепью тянутся в закат
Бурые неоновые тучи,
Украшая облачную ткань,
Инеем сползая по вискам,
Оставляя ниточки паучьи.

Красное спускается во тьму,
Разрывая сонные кулисы,
Будоража стаи рыжих муз,
Подставляя алому клейму
Тени для финального эскиза.

Как нелепо в предзакатном сне,
Растворённом в пьяном междулесье,
Видится бесстыже-грязный снег —
Непокорный памятник весне,
Чёрный путник в чистом поднебесье.

Как и мы…

И ни слова

Небо
Цвета чёрного ягуара
Грани чертит, трещит разломом.
Ветер кружится над Самарой,
И ни слова.

Тишина между звуков улиц,
Рык моторов корёжит время.
Мы проснулись.
Давно проснулись!
Только где мы?

Звёзды, фары, ночные блики,
Страхи, демоны жёлтых окон,
На асфальте немые листья.
Одиноко.

Сонмы звуков
За стуком сердца,
Время тянется над разломом.
Мы, как рыбы, попали в сети,
И ни слова.

Поэты живут!

Поэты живут!
Просто кажется, что существуют,
Рубиновой взвесью
Рисуют кирпичики букв,
И, душу свою
Окуная в стихию живую,
Выводят судьбу…
Беззаветно выводят судьбу

Из трепетных тем
И закатного тонкого слова,
Из чёрного льна
И разбухших корявых рубцов,
Из веры в людей,
Тех, кто небом в виски расцелован,
Последних жрецов,
Вдохновлённых небесных жильцов.

И с каждой строкой,
Точно линии, пишутся судьбы
В ладонях времён,
Изменяя теченье времён.
Но судят они
Как последние честные судьи —
Не пишут имён,
Забывая о силе имён…

Поэты живут!
Безусловно! Ещё существуют!
За тонкой строкой
Растворяют апатию слов.
Но душу свою,
Окуная в стихию живую,
Меняют на слог,
Чтобы сердце на небе зажглось.

Песок и стены

Пустота переполнит шальные пески,
Беззастенчиво врежется в тонкие вены.
От заброшенной жизни останутся скит
И пески,
И песками умытые стены.

Как не сдержит осады пустой монастырь,
Так и эти пески не упрячешь за дверью.
За пустышкой нет жизни!
Пустышки – пусты!
Но не верю в судьбу.
Совершенно не верю!

Это люди и страхи разрушили дом!
Не песок и не ветер —
Обычные гниды.
Напролом!
Мы не ходим домой напролом.
Так и в души чужие
Не сейте обиду,

Пустотой наполняя чужие пески.
Что останется в сердце?
Остывшие вены?
Только ветер заполнит заброшенный скит
И пески,
И песками умытые стены.

Ангел-оруженосец

Льдинки скользят по коже,
Скользят по венам —
Вечные иглы, крошево, порошок.
Шаткое время, лёгкое до измены.
Мелкой крупою ветер лицо обжёг,

Глупо смеётся, перья позёмкой носит.
Новые маски лепит себе зима.
Маленький мальчик, ангел-оруженосец,
Нежные крылья льдинками обломал.

Боль и обида точат, пронзают душу.
Доброе сердце вымерзнет в этой мгле.
Липкая вьюга перьями от подушек
Детские слёзы скомкает на земле.

Ангел уходит. Льдинки пронзают сердце.
Серые грани вырвут последний вздох.
Добрые люди – им никуда не деться,
В небо уходят красной густой водой.

Каштановый шоколад

Каштановый шоколад
Рассыпал осенний клён.
Калёная пастила
Сжигает тесьму колёс,

И капает серебро
Небесных краёв земли,
И ветер натянет трос
По сотне разлитых лиц,

По сотне калёных душ,
По сотканным срезам маск.
Мазками свою звезду
Уже прокляла зима,

И листья клюют асфальт
До трещины, до земли.
Бликует разбитый кварц.
Октябрь внутри болит.

Зеркало

Ниточка лопнула…
Дзынк.
Зеркало боли.
Вниз без опоры
Слетает осколок жизни.
Мыслимый Боже,
Надеюсь, хоть ты доволен!
Если я был неправ…
Если ошибся…
Прошу…
Покажи мне!

Я не искал оправданий,
И в душной пене
Двигал на ощупь
Распластанные фигуры.
Жёлтые листья струятся,
Как боль по вене.
Жёлтые…
Красные…
Острые
Формы текстуры.

Осень и ветер разбудят,
Стекают в кофе.
То, что не высказал,
То, что ещё не сделал,
Выскоблит правду,
Оставив лишь путь к Голгофе.
Жизнь раскололась,
И в зеркале
Я – подделка.

Моя весна

Выпекая из тонких веток
Багрянец завтра,
Заплетая закаты
В листья осенних
Солнц,
Перелётные птицы
Взмах обрели
Внезапно,
И на юг устремились
Сотни сердец-часов.

На пьянящих аллеях
В солнечно-гладких спусках
Растворяется осень —
Вечный предтеча
Вьюг.
С этой ржавчиной в сердце
Время живых не пустит
На мерцающий флагман
В танце стальных
Кают.

А по небу скатился
Призрачно-жёлтый мячик,
И не так уж и горько
В чай добавлять
Закат.
День сползает быстрее.
Солнечный луч, измятый,
Не согреет этюды
Осени и
Утрат.

Календарь похудеет.
Сердце стучится плетью.
От нехватки прохожих
Снова грустит
Фонарь.
Пожелтевшее время
Вряд ли меня излечит,
Для любого поэта
Осень – его
Весна.

Птицы чёрным маком

Птицы чёрным маком
Усыпали булку неба,
Словно лёгкие точки,
Сделали утро сдобным.
Нас укутало тесто,
Но вид у него нелепый.
Мы нелепо смеёмся
В аорте себе подобных.

Мы вдыхаем обиды
И курим пьянящий запах
Городских перекрёстков,
Но шумных и несъедобных.
Словно в лавке кондитера
Небо нам кто-то запер.
Мы скребём подоконник,
Надеясь на крошку сдобы.

Эти глупые правила
Выели в нас дорогу.
Мы не можем сбежать,
Как не могут сгореть обиды.
А небесные булки —
Лишь повод лечить изжогу.
И надеяться только
На Бога и панихиду.

Каждый лист

Ветками расчёсанная осень.
Вывернутый ластик этажей.
Мир растаял в сказочном гипнозе,
В листопаде гаснущих божеств.

Вереницей жёлтых украшений
В космосе вечернего окна
Трудные межзвёздные движенья —
Осень чертит, как всегда, одна.

И листвой раскрашенная паперть,
Место встречи «завтра» и «вчера»,
Ночь вздохнёт о прожитом, по-бабьи —
Осень ни о чем не станет врать.

И луна – распластанное блюдце,
Разлетится отраженьем брызг.
Над безумством мира не смеются!
Каждый лист как часть большой игры.

Рассветы Москвы

Москва, я снова окунаю себя
В твои рассветы, будто стёртая кисть.
Огни проспектов монотонно хрипят,
Горят рассыпанные в ночь маяки.

Неспящий город у оконных бойниц
Расставит воинов курящую рать.
Они как я – сегодня будут одни,
И лишь Москва способна это понять.

А переулками уходит тоска,
Особой поступью украсив июль.
И я опять свой вечер буду искать,
Как перечёркнутую строчку свою,

И не найду, но отзовётся в душе
Давно потерянная в небе весна.
А меткий выстрел попадает в мишень,
И взгляд москвички, и луны белизна,

И рыжий столик у ночного кафе,
И медный запах многоликой Москвы.
Потерян кем-то на скамейке портфель,
И даже ветер к этим стенам привык,

А я уеду и не буду скучать,
Оставив душу, мне скулить не дано.
Над горизонтом разгорится свеча,
Топлёным воском остывая у ног.

Выжженное перо

Новости цвета дорожной пыли.
Серые вены крыш.
Утро растаяло.
Отлюбили.
Что ты теперь молчишь?

Пьяные формы,
Ночные тени,
Лунное серебро.
Выцвело
Ландышем на постели
Выжженное перо.

Мы отлетали.
В стакане кофе.
Сахар горчит росой,
Едких ошибок знакомый профиль
Колется как песок.

Вертятся, крутятся, отсмеются
Пережитые сны.
Высохли всполохи.
Нет эмоций.
Скрежет из глубины —

Что-то не прожито,
Не сложилось.
Глупые времена.
Утро.
Мы снова натянем жилы,
Вырвем дорожный знак,

Встанем зарёй из вчерашней пыли
Между былых афиш.
Утро растаяло.
Отлюбили.
Что ты теперь молчишь?

Я не еду

Когда я буду собирать ковчег,
Среди гвоздей, свечей и божьей веры,
На ангельском взъерошенном плече
Я разложу потери и химеры,

Забытые до срока имена,
И номера из телефонной книги,
Один сюжет,
Душа (всегда одна),
И путь один заснеженный, безликий,

И крест один на тысячу молитв,
И шаг один…
И холод парапета…
Ковчег уплыл.
Я проводил с земли.
Мне нет в нём места,
Значит,
Я не еду.

Бирюзовые волосы Волги

Солнце льёт оливковый ром
И ветрами сдувает пенку.
Блеском Волги, как серебром.
Берег моет свои коленки.

Шапка леса укрыла путь,
Только в русле не заблудиться,
По обветренному серпу
Облетит берега жар-птица.

Неподвластная временам
Красота бесконечной силы —
Волга нам для того дана,
Чтобы солнце её любило!

И в краю золочёных вод
Под бездонными небесами
Волга – вечное существо
С бирюзовыми волосами.

Ритмы тишины

Кондиционеры отбивают ритм.
Небо не осталось безучастным.
Посмотри!
Ты просто посмотри!
Небо
Разрывается
На части!
Небо переполнили огни,
Белые распластанные души.
Не дыши!
Молчи!
Не говори!
Слушай!
Просто замолчи и слушай
Тишину,
Звенящую сквозь ночь,
Тишину до спазма, до отсечки.
Семечками звездное зерно
Раскалило фонари, как печки,
И струятся тени по двору,
И вливают тишину нам в уши,
Кружевом бликуя на ветру.
Слушай ночь!
Закрой глаза и слушай!

Пожалуйста, отпусти!

По кирпичику строя вчерашний день,
Я спрошу у солнца, куда идти,
И строкой огня в голубой воде
Напишу: «Пожалуйста, отпусти!»
Не ходи за мной! Не держи в руках!
Моё сердце рвётся на чистый лист.
Обними, дотронься, и на века
Впереди не будет твоей земли.
По тебе иду и тобой дышу,
Ощущая запах твоих цветов.
Твоё сердце улиц как белый шум,
Твоё лето будет здесь и потом,
Но не обо мне. Точно от меня
Ни следа на простыни, ни строки.
Этот город душу мою отнял!
Это солнце знает, что я погиб.
Это небо помнит – он был всегда,
Ну а я – потерянный на земле.
Я не верю в вечные города,
Только руку жжёт расписной билет,
Только на душе у меня тоска.
Я спрошу у солнца, куда идти.
Мне тебя не хочется отпускать!
Ветер шепчет в спину: «Не уходи…»

Последняя прочная дружба

И его не нашли,
Он растаял среди городов,
Оставляя на улицах след от игрушечной куклы.
Омываемый грязью
И серой небесной водой…
И оставленный мир стал по-взрослому хмурым и тусклым…

Мы его не нашли,
Но быть может, увидите вы!
Он совсем не большой, и смешная матроска на плюше,
И сердечко пришито
На грубые детские швы.
Он тепло и уютно встречает случайные души.

Но его не нашли,
Словно детство ушло из семьи,
Слово маленький тканный клочок охранял от печали.
Он любил нас с тобой,
Несмотря на твои и мои
Заблужденья и глупости в том, что себе обещали.

И его не нашли.
Он растаял среди облаков —
Медвежонок, герой и последняя прочная дружба.
Он, наверно, устал
И до срока ушёл на покой,
И оставил взрослеть нас с тобою совсем безоружных…

Мы его не нашли…

Пульс междумирья

Город.
Краски утекают в горизонт,
Серый пепел оседает в междумирье,
Только крыши жестяные – как узор
На кирпичном разукрашенном ампире.

Утро вечности проявится, и день,
Куполами разорвав ночные сети,
Разольётся, словно пена по воде,
Словно лента в перемотанной кассете.

Время праздновать – опять пришла заря!
Время верить в зацветающие маки!
Тьма рассеется, ей нечего терять!
Остаётся только серость,
Только накипь…

Оседают на разбуженной строке,
Расплескавшись в бесконечности мгновений,
Ритмы,
Рифмы
И чернила на руке,
Оставляя только пульс в горячей вене.

Мигрень. Ветрено

Боль пробивает и режет уютный вечер.
Огненной скатертью звёзды терзают сон,
Точкой небесной пыли, сквозной картечи.
Течная ночь огрызается, бьёт в висок.

Душная улица жарит ночной палатой,
Чёрствой рукой раздавая чугунный вдох.
Вздорно сейчас напрягаться, да только надо…
Надо дышать!
Непослушным засохшим ртом…

Листья щекочут крышу, скребутся ветки.
Вроде вдохнули?
Тогда переводим дух!
Дутая храбрость смеётся, даёт советы.
Ветрено…
Звёздами чертит ночной пастух…

Кто же ты, в сущности, слабое тело?
Кто ты?
Тыльная часть у ладони – холодный душ…
Дурит обманчивость правильных идиотов —
То, что не вечно, не бросит нас в пустоту!

Вечная боль возвращает людей из мира,
Мира фантазий, иллюзий, песков пустынь…
Ты!
Только ты!
И огромность пустой квартиры…
Рыщешь значения в жизни.
Они пусты.

Пусто.
В душе от таблеток и боли пусто.
То, что даровано, снова тебя убьёт…
Этот огромный мир – колдовская пустошь!
Устья сомнений исхожены кораблём.

Точка.
Любому сюжету присуща точка!
Точное слово не выведет нас на свет.
Ветрено.
Значит, живём.
А прогноз не точен.
Мысли остыли
В обугленной
голове…

Утро. Волга. Прибрежный покой

Колдовская белёсая ртуть
И зелёная хмарь – берега.

Продолжить чтение