Свиньи не смотрят на звёзды

Часть 1

Красное от солнца лицо сморщилось, когда рядом раздался шум. Дворник жутко шуршал метлой и кашлял от пыли, которую сам поднимал над землёй. Очень хотелось пить, ужасный скрип в голове не давал покоя. Пришлось подняться со скамейки и идти на поиски воды. Тело невыносимо болело. Река, рядом есть река.

Сухие губы с жадностью прильнули к мутной воде. Раздобыть бы теперь денег, купить чего-нибудь спиртного, тогда и голова перестанет ныть. Раннее утро, выходной: ни души вокруг, кроме дворника, который и сам бы не против опохмелиться. Но делать нечего, придётся кого-нибудь поискать.

Улицы были совершенно пусты. Тишину нарушало только щебетание птиц и шорох листьев, раздававшийся от редких порывов ветра. Утреннее солнце ослепляло, отражаясь в окнах домов. Он вспомнил, что в паре кварталов есть небольшая церквушка, а там уж не обидят и рублик другой подадут.

Облезлые стены храма, как и всегда, выражали скорбное спокойствие. Найдя пластиковый стаканчик в ближайшей мусорке, бродяга уселся спиной к стене почти у самого входа. Вокруг было всё так же тихо и спокойно, только из-за дверей доносилось стройное хоровое пение.

Тот мужчина, что сидел сгорбившись и ждал подаяния, выглядел, как, наверное, и любой бездомный. Страшные лохмотья, едва похожие на одежду, бесконтрольная растительность на лице, запах. В этом мире он был не нужен абсолютно никому, особенно самому себе.

Сидеть пришлось долго, снова клонило ко сну, но, наконец, какой-то парень вышел из храма, потом женщина и с ней ещё двое мужчин, а за ними медленно потянулись остальные прихожане. Кто-то не обращал внимания, кто-то, кинув взгляд полный отвращения, поскорей проходил мимо. Но вот из-за дверей показалась старушка. Это обнадежило. Бродяга обратился к ней с лёгким надрывом в голосе:

– Мама, не дайте умереть, помогите, чем можете.

Бабушка сначала неодобрительно прищурилась и тоже хотела пройти мимо, но сжалилась, достала из кармана небольшой кошелёк и извлекла оттуда купюру.

– Я на хлеб даю, а ведь ты пропьёшь, всё на водку спустишь.

– Не пропью, куплю хлеба, мягкого вкусного, ты дай, я ведь не ел уже сутки.

Сто рублей опустились в стаканчик, и через несколько минут радостный бездомный стоял с ними у ближайших магазинов. Первым делом, он, конечно, зашёл в аптеку. Там за прилавком стояла женщина, лет сорока, с сонным и совершенно равнодушным взглядом.

– Что-то нужно?

– Настойку боярышника и бутылку воды.

– Боярышника нет, есть лосьон для роста волос, в ваших целях подойдёт.

– А у меня внутри волосы-то не вырастут? – Бродяга глупо улыбнулся.

Продавщица не ответила, неодобрительно посмотрев, она забрала деньги и отдала заветный пузырёк. Выйдя из помещения, он смешал нехитрые компоненты и залпом осушил бутылку. Сморщился, но расходившись, широко улыбнулся. Решил купить чего-нибудь съестного, хотелось заглушить вкус принятого лекарства. Хватило только на пирожок из ближайшего ларька. И, растягивая удовольствие спонтанного завтрака, бродяга отправился в то место, которое сейчас называл домом. А именно в здание заброшенной больницы, на окраине города.

Там он жил с другими бездомными. Они держались особняком, стараясь помогать друг другу. Их относительно небольшая компания состояла всего из пяти человек. Первые двое – Сиплый и Иваныч. За главного был Иваныч – низкорослый сухой старик. Седовласый, а от того ещё более грязный и неухоженный, знаток городского подполья и неоспоримый лидер. Сиплый же, в далёком прошлом спортсмен, наоборот очень крупный и физически сильный человек, грубоватый и молчаливый. Затем к ним присоединился Алёшка, которого чаще звали Рыжим. Он был большим болтуном и воришкой. Воровал, в основном, продукты из магазинов, на остальное не хватало ни смелости, ни умений. Потом Рыжий непонятно откуда приволок полненькую женщину по имени Анжела, она тоже осталась с ними. Анжела, на великое удивление собравшейся публики, была очень предана Алёшке, и после череды неудачных приставаний, её оставили в покое. Последним прибился уже знакомый нам персонаж, имя его Афанасий. Хотя так его почти никто и никогда не называл. Афоня, просто Афоня.

Обосновались они в здании бывшего военного госпиталя. Место было пустынным: там бывали только бездомные и любопытные подростки. Да и то, последние почти перестали приходить после того, как стали часто натыкаться на новых хозяев. Больница, а точнее её руины, была старым трёхэтажным зданием с большими белыми колоннами на входе. На третий этаж, однако, было уже не подняться – лестница давно обвалилась. Ободранные стенгазеты и вездесущие надписи не давали забыть, что в госпитале когда-то царила жизнь. Коридор, полный дверных проёмов, за которыми пустые полуразрушенные комнаты, провода, торчащие из потолка вместо люстры, изрисованные баллончиком стены – это всё, что осталось от былых времён.

Для бездомных место было находкой. Уже хотя бы потому, что отсюда никто не мог выгнать, здание всецело принадлежало им. Выбрав большой зал на втором этаже, они, как сумели, обустроили его для жизни. Посреди зала из кирпичей было выложено кострище, костёр служил единственным источником света и тепла. Рядом стоял небольшой казан для приготовления пищи. А для сна были притащены диваны и матрасы.

***

Афоня поднялся по шатким кирпичикам ступенек и прошёл по коридору. В привычной разрухе, на диване, лежал Рыжий. Услышав шаги и треск пластиковых бутылок, которыми, к слову, было усеяно все здание, Рыжий проснулся. Он вскочил, пугливо огляделся, но признав Афоню, упал обратно на диван и загробным голосом протянул:

– Здорово, Фоня.

– Привет.

Афоня сел на табуретку рядом.

– Ну что, Рыжий, оформишь нам сегодня водочки?

Алёшка какое-то время молчал, а потом выдавил из себя сонным басом:

– Да, надо взять ещё что-нибудь пожрать.

Он продолжал лежать, собираясь с силами, но, наконец, встал и направился к выходу, потирая глаза темными от грязи пальцами.

Бродяги неспешным шагом двигались к местному супермаркету. Улицы потихоньку наполнялись людьми. Они пересекли пару дворов и увидели огромный торговый центр. Архитектура этого здания резко выделялась необычным «современным» стилем. По форме он был шестиугольным, как пчелиная сота, три этажа в высоту, с большими панорамными окнами, весь в вывесках и плакатах. На фоне блёклых пятиэтажек и едва живых деревянных бараков это здание выглядело как космический корабль, полный новых знаний и технологий.

Первый этаж, в основном, состоял из магазинов одежды и различных кафе, там же был единственный на всё здание продуктовый. Зато занимал он почти половину этажа, и его название – «Сладкая Жизнь» – крупным шрифтом красовалось над входом в торговый центр. Идя по длинному коридору, бродяги попутно разглядывали витрины с дорогими костюмами, оттеняя их своим мутным отражением в блестящем стекле. Голодными глазами они пробегались по столикам кафе, вдыхая аппетитный аромат выпечки и свежего кофе. Сытным, кажется, был уже сам этот запах. И вот, они оказались у супермаркета, взяли тележку и вошли в лабиринт из полок и стеллажей, забитых всевозможными упаковками.

Охранник, который в этот момент флиртовал с кассиршей, насторожился. Это был хилый паренёк в чёрной униформе, явно великоватой по размеру. Его беспокойные глаза теперь попятам следовали за бродягами. Они свернули за угол – он пошёл следом, они на другой отдел – он за ними. Рыжий заметил слежку и шепнул Афоне на ухо:

– Отвлеки этого мудака.

Афоня взглянул на охранника и уже хотел с ним заговорить, как вдруг заметил картонный стенд с мягкими игрушками. Бродяга подошел к стенду и как бы невзначай задел его рукой. Конструкция пошатнулась и с грохотом упала, плюшевые зверьки рассыпались по полу. Охранник тут же подскочил и стал злобно ворчать, пока Афоня с извинениями поднимал упавший товар.

Алёшка под шумок смылся и стал набивать портфель едой. Делать это нужно было осторожно и быстро. Он наскоро прошерстил пару отделов и переместился к кассе. Купив буханку хлеба для отвода глаз, бездомный вышел на улицу, где его уже ждал Афоня.

– Ну что? Показывай добычу.

Алёшка стянул с плеч потрёпанный рюкзак и раскрыл его перед Афоней. На дне лежали три бутылки дешёвой водки, безымянный коньяк, хлеб и несколько палок копчёной колбасы. Увидев небогатый ассортимент, Афоня нахмурился и недовольно протянул:

– Это что ещё такое? Ты же мог взять хорошего виски или, по крайней мере, нормальной водки. Такое удовольствие мы и купить могли.

– Не нравится? Иди, покупай себе и виски, и чёрную икру. Самому-то украсть кишка тонка.

– Да ладно тебе, пойдёт. На халяву и уксус сладкий.

Был уже самый разгар дня, парковка у ТЦ наполнялась машинами, люди со всего города съезжались за покупками. Подельники, кусая палку копчёной колбасы, лениво поплелись домой.

***

Почти весь тот день на улице моросил дождь. К вечеру он, наконец, закончился, оставив за собой вездесущие лужи и упоительно свежий осенний воздух. Всё говорило о том, что лето подходит к концу. Бродяги сидели у костра и пили водку. Костер привычно трещал, дым поднимался к высокому потолку и уходил сквозь трещины в стенах и разбитые стёкла. Рыжий травил анекдоты, сидевшая рядом Анжела звонко хохотала, Сиплый молча ухмылялся. Афоня с Иванычем тихо переговаривались между собой.

Вдруг внизу послышался треск, затем шаги по лестнице, кто-то поднимался. Шаги слышались всё отчётливее, на пороге появился человек. Это был молодой парень лет двадцати, невысокий, худой, волосы тёмные. Из одежды – ветровка, потёртые джинсы и старые кеды. За спиной тканевый гитарный чехол.

– Можно с вами погреться?

Иваныч поманил его жестом к костру – да, проходи.

Парень переместился к центру комнаты, стащил со спины чехол и уселся рядом с огнём. Сиплый протянул гостю бутылку. Парень сделал глоток, но с непривычки захрипел и закашлялся.

– Как звать то тебя?

– Виталик.

– Какими судьбами?

– Идти больше некуда. Вместо дома теперь притон…

– Да ну?

– Я с отцом и матерью жил. Мать умерла. У отца крыша поехала. Сначала пил, потом таблетки жрал, теперь по вене пускает. Последнюю мебель из дома выносит.

Бродяги достали ещё одну бутылку. Пили теперь вместе с Виталиком.

– И куда думаешь дальше?

– Уеду. Меня тут больше ничего не держит. А мир большой, посмотрим, куда судьба закинет.

Анжела всё это время с интересом поглядывала на чехол и, наконец, спросила:

– Ты же гитарист? Может, сыграешь нам?

– Это мать у меня играла, я не умею. Да и гитары-то нет, отец пропил. Только чехол остался. Я его просто как сумку ношу.

Тем временем ночь сгущалась, все потихоньку ложились спать. Виталик оделся потеплее, постелил сумку ближе к костру, подложил под голову свитер и тоже уснул.

***

На следующее утро Виталик проснулся от того, что кто-то хлопал его по плечу. Рядом стояла Анжела.

– Есть будешь?

Остальные бродяги сидели неподалёку, чистили и жевали картошку. Над огнём висел казан, извергающий густые клубы пара. Виталик взял табуретку и сел вместе со всеми, в полукруг у казана. Картошка была несолёная, но елась, всё равно, с аппетитом и даже некоторой жадностью.

Иваныч внимательно смотрел на Виталика, бледного, худого, в спешке уплетающего горячую картошку.

– Идти-то совсем некуда?

– Совсем.

– Оставайся пока с нами, а там решишь, куда дальше.

– Спасибо.

– Но у нас, смотри, бездельничать нельзя. Едим вместе – ищем еду тоже вместе. Тогда слушайте план на сегодня! Сиплый, пойди, узнай насчёт работы. Лёша с Анжелой пройдётесь по мусоркам. И вы, Афоня с новеньким, тоже. А мне нужно навестить старых знакомых, кое-что разузнать.

Позавтракав, все стали расходиться. Виталик с Афоней взяли магазинную тележку, припрятанную на первом этаже, и отправились по маршруту ближайших мусорок. Виталику не очень нравилась цель прогулки, рыться в мусоре совсем не хотелось.

– Чего хоть искать-то будем?

– В основном, стекло, металл, а вообще никогда не знаешь, что подвернётся. Да ты не робей, я тоже не фанат такой ходьбы. Так чё-нибудь накидаем и забьём. Не забывай, ты теперь тоже бездомный, нам выбирать не приходится.

В этот день мусора было немного. Бродяги брали пакеты, в которых гремело стекло, и аккуратно складывали содержимое в тележку. Так они бродили около часа – ничего примечательного не находилось. Однако, заглянув в очередной бачок, Афоня кое-что обнаружил.

– Эй, Виталик, иди ка сюда! Смотри, чё нашёл.

Бродяга вытащил из мусора некую металлическую конструкцию. Он раскрыл сложенные ножки, кое-что поправил, и перед бездомными оказалось инвалидное кресло. Оно было в сравнительно хорошем состоянии, довольно массивное, да ещё с электромотором, который, правда, не работал.

– И на что нам эта коляска?

– На что? Да ты, друг, ничего в этом не понимаешь. Вот у меня тётка инвалидом была. Так за похожее кресло отдала денег, как за машину. Эти штуки дорого стоят.

– Это когда новые. А тут уж и колёса-то еле крутятся.

– Ну, это да. Хотя я, кажется, знаю, куда его пристроить. Пошли, кое с кем познакомлю.

Афоня повёз перед собой кресло, а Виталик взял тележку. Бродяги отправились в самый центр своего небольшого городка. Просёлочная дорога стала превращаться в асфальт, деревянные дома скрывались из виду. Витрины магазинов, цветастые вывески, вездесущая реклама – вот, что теперь наполняло пространство. Из-за низеньких зданий уродливо выглядывал местный небоскрёб. Не то чтобы он был очень высоким, просто выше близстоящих домов этажей так на пять. Выбиваясь из общего стиля, эта постройка раздражающе бросалась в глаза. Это, наверное, был самый низкий и уродливый небоскрёб в мире. Не совсем понятно, зачем вообще его построили. Однако многим местным он нравился – и до нас, мол, прогресс дошёл.

Они шли по чистеньким людным улицам, где на бродяг поглядывали с явным раздражением. У входа одного из магазинов сидела девушка инвалид – у неё не было одной ноги, да и вообще выглядела она довольно потрёпано. Бездомный подошёл к ней и несколько раз демонстративно хлопнул по каталке.

– Пошли на пару слов.

Она собрала деньги, в основном мелочь, взяла костыли и поковыляла за бродягами в безлюдный двор. Это была невысокая темноволосая девушка в лёгкой курточке и широких шароварах, похожих на штаны «Алладина». Вместо левой ноги болталась ткань, связанная в узел. Она была одного возраста с Виталиком, может немного старше. Когда девушка убедилась, что во дворе никого нет – сразу развязала узел на штанине и достала вторую ногу. Здоровую и рабочую ногу, чем вызвала немалое удивление Виталика. Она стала разминаться: прыгала, ходила, приседала. Видно, роль инвалида девушке давалась нелегко.

– А на каталке можно очень даже удобно сидеть.

– Да, да, Афоня, я понимаю. Сейчас только позвоню начальству.

Девушка вязала в руки свой тоненький белый смартфон и набрала номер.

– Алё, Аркадий Сергеевич… нет, никаких проблем, я с предложением, тут один знакомый продаёт инвалидку, а у меня никаких сил уже нет на земле сидеть – вдруг она прикрывает мобильник рукой – Афонь, ещё раз, за сколько продаёшь?

– Тысяча рублей.

– Аркадий Сергеевич, всего за тысячу рублей… да… хорошо… спасибо, до свидания.

– Ну, Афоня, тогда я беру.

Она достала из внутреннего кармана стопку купюр, скреплённую резинкой, и отсчитала тысячу рублей. Затем подогнула ногу, связала штанину в узел и села на каталку.

– Удобно. Вези меня теперь назад, работа стоит.

Через минуту из-за угла появился счастливый Афоня. Он протянул товарищу четыреста рублей.

– Делю 60 на 40, думаю, не возражаешь.

– Да, конечно. Слушай, Афоня, а почему вы так не работаете? Деньги, смотрю, у неё водятся.

– Эге, куда хватил! Да ты разве не знаешь, что это мафия?

– В каком смысле?

– В прямом. Таких попрошаек по городу полно, за каждым углом. Но над всеми одна крыша. От денег они получают только небольшой процент, хотя деньги у них в руках бывают, и правда, хорошие. Вот загвоздка только есть, уйти от них просто так нельзя. Если что не так – убьют, и глазом не моргнут. Бездомных никто не хватится.

– Как у вас всё сложно.

– А ты думал! Потому же и на свалке не появляемся.

– А там что?

– Там просрочка. Что у магазинов не расхватали – всё туда едет. А там это собирают и в ларьки продают. Деньги тоже очень хорошие. А просрочку и попрошаек одни и те же люди держат. Так что если будут предлагать – отказывайся.

– Хорошо, запомню.

– И да, деньгами то особо не хвастай, мы ничего, кроме стеклотары, не находили. А сделку, кстати, стоит обмыть – на глаза Афони попался винный магазин.

Через минуту бродяга вышел из дверей, держа в руках гранёный стакан с крышкой. Внутри была жидкость коричневого цвета.

– Это что за гадость?

– Коньяк – с гордостью ответил Афоня, открывая крышку.

На этикетке, и правда, было написано «Коньяк пятизвёздочный». Афоня влил в себя содержимое в два залпа и закусил небольшим яблочком, сорванным по дороге. Явно довольный собой, он со звоном кинул в тележку опустошённый стакан.

– Ну, теперь и домой пора!

***

Так прошло несколько дней. Виталик вливался в разгульную бродяжную жизнь. Одновременно такую простую и такую сложную. Как-то под вечер они с Афоней возвращались в заброшку, на входе их поджидал Рыжий.

– Мужики, мне тут знакомая кассирша сказала, что у них в магазине сегодня просрочку спишут. Сейчас пойдём туда, только вас ждём.

К ним вышли Иваныч с Сиплым, и все вместе отправились к магазину. Виталик, идя рядом с Иванычем, спросил:

– А зачем нас так много-то?

– Потому что мы не одни такие умные, туда ещё кто-нибудь припрётся.

И Иваныч оказался прав. Уже издали было видно три силуэта, стоявших у заветного магазина. Первым к ним подошел Сиплый.

– Вам чё тут надо?

– За едой пришли.

– А не будет сегодня никакой еды, можете идти.

Это были такие же бродяги, тоже с грязными бородами, тоже в рванье, им было лет по 40-50. Тот, что говорил, явно был постарше.

– Да ладно, мужики, поделимся, неужели всем не хватит?!

– А мы ни с кем делиться не собираемся.

Тот, что был из трёх покрепче, неожиданно подскочил к Сиплому и ударил его в живот. Однако гигант как будто не заметил удара. Он ответил напавшему мощным хуком в лицо. Тот рухнул, немощно постанывая, и схватился за голову. Товарищи взяли его под руки и потащились прочь. Было понятно, что сегодня им ужин не светит.

Когда соперники скрылись, Рыжий пошёл в магазин, чтобы оповестить о своём приходе. Через пару минут из дверей вышла девушка с коробкой, а за ней рыжеволосый бродяга. Они подошли к остальным. Девушка приветливо улыбнулась.

– Здравствуйте, а вы не видели, тут мужчины стояли, тоже за едой.

– Нет, никого не видели – завторили голоса из толпы.

– Странно, ну да ладно, значит, не хотят. Вот держите, только ешьте скорее, пока совсем не стухло.

Она подала коробку Алёшке и вернулась обратно в магазин. Эта темноволосая низенькая девушка, чей возраст неуклонно шёл к тридцати, постоянно подкармливала бездомных просрочкой. Едва ли она могла считать это добродетелью, ведь такая же еда валялась и на помойках. Но она считала, что даёт бродягам нечто другое – каплю гордости. Подаёт еду в руки, не заставляя рыться в мусоре. А на самом деле, утоляла внутреннюю потребность помочь – жалкой подачкой, откупалась от совести тухлой колбасой. И была, конечно, очень горда собой, хотя давала не то что меньше, чем могла бы, но значительно меньше того, что было нужно.

В коробке оказалась не только колбаса, но и курица, а в придачу ещё и горбушка хлеба. День плавно переходил в вечер, в казане под чутким присмотром Анжелы варился цыплёнок, бродяги занимались своими делами. Вдруг в дверях появился Рыжий, державший в руках две бутылки водки.

– К хорошему ужину – хорошее вино!

Когда Алёшка стал с треском открывать бутылку, а Афоня в предвкушении потирал руки, их прервал Сиплый.

– Чуть не забыл. Афоня, Виталик, мы с вами не пьём. Завтра возвращаюсь на работу, слышал, там сейчас людей не хватает. Вас с собой возьму, попробую пристроить.

Виталик недоверчиво взглянул на Сиплого.

– Что хоть за работа?

– Стройка. Честная работа за честные деньги. Да завтра всё увидишь.

Не смотря на явное недовольство Афони, они не пили, а поужинав, пораньше легли спать.

***

На следующее утро Виталик проснулся от знакомого до боли звука. Возле лежанки Сиплого трезвонил серебристый механический будильник. Вскоре к звону будильника добавилось ворчание Рыжего. На Сиплого обрушилась тирада трёхэтажных матов, проговорённая злым сонным голосом.

Наконец, владелец трезвонящего механизма проснулся. Вдвоём с Виталиком они растолкали Афоню и собрались завтракать. Сиплый достал из кармана небольшой ножичек и нарезал бутербродов с колбасой. После завтрака здоровяк переоделся в рабочее. Плотный синий комбинезон выглядел куда приятнее повседневного наряда. Они спустились вниз и пошли вдоль просыпающихся дворов, через весь маленький уютный городок. Автобусные остановки были полны людей, раздражённо поглядывающих на часы. А дорога копила пробку из машин, которые, казалось, клаксоном пытались пробиться сквозь пространство и время.

Через дорогу от здания, окруженного лесами и забором, Афоня сел на скамейку и закурил.

– Сиплый, ты иди пока, спроси насчёт нас, а я тут докурю. Скоро подойдём.

Сиплый ушёл, оставив Афоню с Виталиком сидеть под утренним, ещё холодным солнцем. Сигарета уже подходила к концу, как вдруг к бродягам подошли трое подростков. Это были молодые парни, лет по 15-16. Они были одеты в спортивные треники, футболки и кроссовки. Один из них выпускал сладкие клубы пара, то и дело, затягиваясь электронной сигаретой. Тот, что был порешительнее, заговорил, обращаясь к Афоне.

– Привет, дружище. У меня есть предложение. Давай ты нам купишь пива, а мы тебе сотку на сиги.

Афоня оглядел ребят орлиным взглядом, немного подумал и согласился.

– Ну, давайте, понимаю, сам когда-то был молодым. Хотя в мою-то юность проблем с этим не было.

– Вон, за углом круглосуточный.

Афоня шёл с подростками, А Виталик, немного отстав, наблюдал издалека. Вскоре парни вышли из магазина с полторашками пива в руках. Несмотря на опасения Афони, обещанные сто рублей всё-таки отдали.

– Спасибо, Афоня.

– Не за что, ребятки, обращайтесь.

Когда они уже переходили дорогу, приближаясь к стройке, Виталик с иронией спросил:

– Продолжателей растишь? – Афоня не ответил.

Они нашли вход, небольшую дверь в заборе. Вошли и увидели местность, полную строительного мусора и засохшей грязи. Здесь возводили очередное здание под офисы. Чуть дальше от входа стояли вагончики, серые прямоугольные сооружения, обитые вагонкой. В таких переодевались рабочие, и хранился инструмент. Рядом с вагончиками стоял Сиплый и с кем-то разговаривал. Когда Афоня с Виталиком подошли, Сиплый представил их своему начальнику – Сергею Павловичу.

– Привет, мужики, мне вас сегодня деть некуда. Вот приходите завтра, я вам подберу объектик. Главное правило – приходите трезвыми, об остальном договоримся.

Бродяги поплелись обратно.

– Ну и нахера мы в такую рань вставали? Ты смотри, а ещё пить нельзя.

– Да ладно тебе, Афоня, Сиплый-то работает.

– А чё мне этот Сиплый, от него ни горячо, ни холодно.

Вдруг из-за спины послышался дерзкий возглас.

– Эээ, стоять!

Их звали очередные подростки, эти выглядели немного постарше. В сторону бродяг двигались пятеро коренастых парней.

– Вы нашим корешам пиво покупали. Давайте ка и нам смотайтесь.

– Ха-ха-ха, неужели и вам не продают, вот железная кассирша. Ну, гони сотку и куплю.

– А деньги у тебя уже есть. Иди, покупай.

– Да пошёл ты! Не будет денег – сидишь без пива.

Бездомные развернулись и пошли в свою сторону, как вдруг Афоня повалился на землю от удара ногой в спину. Это был их главный, у него был жестокий и удивительно тупой взгляд.

– Бей бомжей! – прокричал он со свирепой обидой.

Виталик, не раздумывая, влепил по челюсти неприятеля – завязалась потасовка. Афоня очень злой поднялся с земли и тут же влетел в драку. Виталик лежал на земле, прижимая руки к лицу, его пинали. Афоня без особых усилий раскидал пацанов точными сильными ударами. Каждый, кому прилетало, хватался за больное и, поскуливая, отходил. К главарю Афоня приложился посильнее, нанеся несколько ударов в лицо. Хулиганы разбежались, Афоня помог Виталику встать.

– Ты как, парень?

– Нормально.

– Точно нормально? В больницу не надо?

– Нет, просто помяли немного.

– Знаешь, есть одно хорошее место. Раз уж я не пьяный и пить не собираюсь, надо туда сходить.

– Куда это?

– В ночлежку. Там подлечат и накормят.

***

Спустя 20 минут пути, Афоня со скрипом открыл калитку витиеватого забора. За ней была небольшая территория, вмещавшая один автомобиль, ёлочку, пару клумб и широкую лестницу, кончавшуюся белой дверью.

За дверью был небольшой вестибюль, с серым линолеумом и белыми стенами. Там стояла пара гардеробных стоек и небольшой стол, за которым сидел пожилой мужчина. Мужчина был в рубашке с коротким рукавом, в чёрных брюках и толстенных очках, которые неохотно оторвал от журнала с кроссвордами.

– Здравствуйте, вы по какому поводу?

– Здрасьте, нам бы подлечиться и покушать, мы бездомные.

– О, да вам повезло. Доктор как раз собиралась уходить. Раньше у нас бывали?

– Да.

– То есть знаете, что в нетрезвом состоянии мы сюда не пускаем?

– Да, конечно.

– Тогда будьте добры, подойдите, я проверю вас на алкотестере.

Бродяги подошли к вахтеру, подышали в трубочку и, когда формальности были опущены, прошли за дверь, которая находилась справа от дежурного столика. За ней был довольно длинный коридор, который вновь наполняли белые однотипные двери. На одной была надпись «Врач», на другой «Столовая», на третьей «Спальня» и так далее. Афоня сразу потащил Виталика к врачу.

Улыбчивая докторша обработала мелкие ссадины и приложила лёд к глазу Виталика.

– Не тошнит? Голова не кружится?

– Нет, всё в порядке.

– Хорошо, тогда идите, покушайте. Вы, ребята, наверняка, голодные.

Выйдя от доктора, бездомные пошли в столовую. Она находилась в большом светлом зале. Там стояло около пяти столов, которые располагались перпендикулярно стенам, образуя узкий проход между рядами. Этот проход вёл на кухню, к раздаточному окошку.

Когда вошли Афоня с Виталиком, в столовой было всего несколько человек: кухарка и две старушки, сидевшие у края стола и о чём-то тихонько говорившие. Виталик сел за пустой стол, недалеко от входа, а Афоня отправился к поварихе, спросить какой-нибудь еды.

Старушки бросили пару заинтересованных взглядов на бродяг и, кажется, стали их обсуждать. Честно говоря, старушкой можно было назвать лишь одну из них – седая, полная, в круглых очках, вся в морщинах. Она ещё все время поворачивала голову правым ухом к собеседнице, была глуховата на левое. Вторая же скорее женщина в годах: морщины ещё не полностью овладели её лицом, седина пряталась под слоем краски, да и в поведении она была более живой, более бодрой. Обе были одеты бедно: грубый прочный материал, цвета тёмные и блёклые.

За столик вернулся Афоня, на его подносе было две металлических миски с овсяной кашей, несколько ломтей хлеба, два стакана компота и столовые ложки.

– Ну как тебе тут?

– Неплохо, я раньше и о месте-то таком не знал.

– Я пока дома не лишился, тоже такими местами не интересовался.

Завтрак уже обещал пройти в тишине, но её нарушила женщина, вошедшая в столовую и подсевшая рядом. Она была темноволосая, лет тридцати, одета по-деловому.

– Здравствуйте, меня зовут Светлана. Вы здесь в первый раз?

– Я уже бывал, а молодой в первый раз.

– Давайте расскажу подробнее. Мы помогаем людям в тяжёлой жизненной ситуации. Помогаем с документами, с пропитанием, у нас можно помыться, обратиться к доктору. Ещё у нас можно временно пожить, но для этого два условия: всегда быть в трезвом состоянии и работать.

Эта информация Виталика явно обрадовала.

– Я, наверное, обратился бы к вам насчёт проживания.

– Поторопитесь, мест осталось совсем немного. Почему бы не начать с сегодняшнего дня? На поиск работы дадим неделю. Давайте я вас запишу, продиктуйте свои данные, и мне нужно вас сфотографировать.

Виталик обещал заселиться уже вечером. Бродяги доели и отправились в заброшку.

– Афоня, а почему вы тоже сюда не заселитесь?

– Условия не нравятся. А вообще, мы иной раз и едим получше, тут всё держится-то на пожертвованиях.

Виталик забрал свою сумку и обещал увидеться завтра, на стройке. Афоня пожелал товарищу удачи, сказав, что пойдёт искать Рыжего.

***

В коридоре ночлежки Виталик снова повстречался со Светланой.

– О, вы уже пришли?

– Да, я только забрал свои вещи.

– Замечательно, давайте проведу небольшую экскурсию. Кабинет врача и столовую вы уже видели.

Работница ночлежки показала туалет, душевую, кабинет, где раз в неделю бывает юрист, и ещё два помещения. Сначала они зашли в спальню. Это была продолговатая узкая комната, заполненная, до отказа, кроватями. Десять низких кроватей, с тумбочками у каждой, были накрыты коричневыми покрывалами. Виталику показали его место, которое оказалось шестым от входа, и он водрузил туда свою музыкальную сумку. Потом они посетили комнату отдыха. Это было достаточно большое помещение, уступающее в размерах только столовой. Там стояло несколько шкафов с книгами, висел тонкий телевизор, напротив стояли диваны и кресла, а у окна, на небольшом столе, располагался компьютер. Всё показав и рассказав, Светлана пожелала Виталику хорошо провести время и ушла заниматься своими делами.

Виталик, наконец, выдохнул. Насчёт переезда в ночлежку и раздумывать было нечего. Вообще, странно, почему бродяги сразу о ней не рассказали. Он ощущал себя так, словно вернулся из длинного путешествия. Сходил в душ, постирался и прилёг отдохнуть. Взял с полки какую-то книжку и валялся с ней на диване, ощущая, в полной мере, домашний уют.

К вечеру в ночлежку стали возвращаться постояльцы. Первым в комнату вошёл весёлый полный мужичок лет сорока. Он подошёл к новичку и протянул руку.

– Толик.

– Виталик.

– Такой молодой, какими судьбами сюда?

– Если коротко, то отец из квартиры притон сделал. А ты?

– А я женился удачно.

– Это как?

– Имущество всё на жену записал, а она налево пошла. Всё забрала. Новое, говорит, заработаешь. А меня, как назло, ещё и с работы выперли. Вот и гол как сокол.

Толик вальнулся в кресло и включил телевизор. За ним в течение часа подтянулись и все остальные жильцы. Не считая Виталика, их всего собралось пять человек. Пришли ещё три женщины и один мужчина. Это были дамы, которых Виталик видел в столовой, с ними длиннобородый дедушка и женщина среднего возраста. Все трезвые, чистые, опрятные. Встретив таких на улице, и не подумаешь, что бездомные, даже в толпе не заметишь. Приветливые добрые люди. Они знакомились с Виталиком, расспрашивая о нём и рассказывая о себе. Так странно было слышать, по каким причинам они остались без крова. Жертвы обмана, брошенные инвалиды, те, кто остался без документов, те, кого по различным причинам просто не берут на работу. Участники каких-то страшно смешных случайностей, которых не должно происходить. Случайностей, от которых никто не застрахован.

Тоже бездомные, тоже бродяги. Только руки не опускают. Стараются, строят планы, мечтают, что-то делают. Спят на кроватях, кушают свежую еду.

А почему бродяги из заброшки так не могут? Неужели только алкотестер на входе их останавливает? Наверное, и он тоже, но ведь, на самом деле, им просто нравится. Нравится ни перед кем и ни за что не отвечать, жить каждый день как последний. А если нет? Во всяком случае, они уже не представляют, что может быть по-другому.

***

На следующее утро Виталик встретил Афоню и Сиплого по пути на работу.

– Мужики, никаких проблем, что я ушёл?

– Да нет, ты чего. Наоборот, как я сказал, что ты устроился, так все только обрадовались. Ты молодой, тебе с нами терять нечего.

Воздух в то утро был свежим и чистым, шагалось очень легко, вскоре они зашли за уже знакомые ворота. Недалеко от входа стоял прораб.

– Здорово, мужички. Значит отвезу вас сейчас на другой объект, с мастером познакомлю, а дальше все вопросы уже к нему. Запрыгивайте в машину, через пять минут поедем.

Он указал пальцем на старенькую жёлтую Газель, с засохшим слоем грязи по периметру, потрёпанную. Они залезли в салон, закрыв за собой дверь с очень сильным хлопком – иначе она закрываться отказывалась. Прораб скоро подошёл, держа в руках большой отбойный молоток. Он открыл дверь в салон и закинул инструмент под одно из кресел.

– Вы тут попридержите, чтоб по ногам не прилетело.

Он хлопнул дверью, сел на водительское, и они поехали.

– Мужики, раньше на стройке работали?

– Да, бывало.

– Ну, добро, быстро вольётесь. Едем, кстати, за город, но не далеко, пятнадцать минут всего. С утра можете на то же место приходить, я вас буду возить.

Сергей был очень импульсивным человеком, и у него, как и у всех начальников на стройке, шалили нервишки. Едва тронувшись с места, он моментально подкурил сигарету и задымил ей в открытое окно. Педаль газа почти всегда была вжата в пол, а если на дороге становилось хоть немного свободнее, он обгонял машины, словно болиды на формуле 1. Тут же кто-то позвонил, видно, сообщив не лучшую новость. И вот на приличной скорости, держа в руке сигарету и прижимая к уху телефон, в который голосил отборным матом, он несся на объект. Иногда становилось непонятно, чем и как вообще он рулит, но, словно цезарь, прораб являл чудеса многозадачности, зажимая руль в коленях.

Скоро они свернули с трассы и заехали на территорию какой-то молочной фермы. Проехали мимо поста охраны и припарковались у ряда вагончиков. Место, куда они приехали, выглядело совсем по-деревенски. Дорога была не заасфальтирована и напоминала о недавно прошедших дождях. Повсюду стояли коровники со своими обитателями, они громко мычали и неприятно пахли. Рядом проезжали тракторы и другая рабочая техника.

– Так, мужики, сейчас переоденетесь и заходите в «прорабку» – это, вон тот, крайний вагончик.

Всего там стояло четыре вагончика. Два были для рабочих, по одному на бригаду, один под инструменты, а один вроде кабинета для мастера и прораба. Бродяги зашли в вагончик своей бригады. Это было небольшое помещение – продолговатый прямоугольник, обшитый плитами ДВП. По бокам, у входа, гардероб. По левую руку – чистая одежда, по правую – рабочая. Напротив двери небольшое окошко, рядом обеденный стол и пара лавочек.

Вообще, в рабочее переодевался только Виталик, Афоня пришёл в чём был. После, как и просил Сергей, они зашли в прорабку. Это был точно такой же вагончик, только в несколько раз чище. Там стоял очень длинный стол, на котором горел ноутбук, окружённый различными бумагами и чертежами. Рядом стоял стеллаж с множеством закрытых коробок и кое-какими инструментами. У стола сидел прораб и общался с молодым мужчиной в очках.

– Так, мужики, уже готовы? Это Евгений, мастер на вашем объекте, теперь ваш начальник, все вопросы к нему, деньги получаете тоже у него. Я поеду, а вы вливайтесь. До завтра.

Сергей Павлович погнал на своей жёлтой газели, а Евгений выдал новым работникам перчатки и повёл показывать фронт работ.

– Строим мы тут коровник. Как видите, начали недавно. Пока поставили стенки, вот делаем стойла. Вы сейчас будете тачками возить песок к Марку, он разровняет, пройдёте трамбовкой, и через пару дней будем заливать. Начинайте, по ходу ещё вам работы подкину.

***

Бродяги взяли тачку и лопаты, приступили к работе. Они возили песок к месту будущего стойла из огромной кучи, вываленной недалеко от вагончиков. С ними работал Марк – огромный рослый мужик лет тридцати. В рабочем комбинезоне и бейсболке, ни на секунду не выпускавший папиросу изо рта. Время тянулось безумно медленно. Афоня неохотно закидывал песок в тачку, а Виталик возил её к Марку и обратно. В воздухе ощущалось скорое приближение осени, солнце грело из последних сил. А когда тёплые лучи скрывались за облаками, тело и вовсе охватывала нарастающая прохлада.

Соседняя бригада в это время ставила металлические колонны, каркас для будущей крыши. Небольшой кран то влево, то вправо таскал полую квадратную трубу. Ему помогали двое, что придерживали и подталкивали, и двое, что вымеряли расстояние по осям.

Вторая половина бригады, в которой работали бродяги, находилась в другой стороне объекта. Они разгружали стройматериалы из подъезжающих машин. Когда закончили – направились к вагончику, зазывая Марка и новичков отдыхать. Незаметно наступило двенадцать часов – время обеда. Обе бригады оставили работу и забились в свои вагончики, наперебой закидывая в микроволновку пластиковые контейнеры с едой.

Помимо бродяг и Марка в бригаде было ещё три человека. Самый взрослый – Павел – мужчина сорока пяти лет, широкого телосложения, спокойного характера. Моложе его – Федя – язвительный мужичок лет двадцати восьми, низкого роста, полноватый, очень нервный и задиристый. На пару к Феде совсем молодой паренёк, которому только-только стукнуло семнадцать – Ярослав. Тонкий, как спичка, говорящий всегда какую-нибудь ерунду или гадость с удивительной уверенностью на лице. У него часто полярно менялось настроение: от возбуждённой любви к работе, до апатичной лени. За это на него без конца орал истеричный Федя, которого выводили из себя любые выходки Ярослава. Однако вне работы эти двое были дружными ребятами. За обедом они, например, обсуждали вчерашнюю пьянку. Как Ярик пришёл в гости к Феде, и они страшно накидались, не то водкой, не то самогоном. В это время Марк был всецело сосредоточен на еде, Павел сидел уткнувшись в телефон, Афоня вышел покурить, а Виталик слушал и за всеми наблюдал.

Они поели и снова разбрелись по местам. Мастер вышел из своего чистенького вагончика и распределил работу на остаток дня. Афоню и Марка оставили доделывать стойло, Виталика с Павлом отправили делать деревянные щиты для опалубки, а неразлучных Федю и Ярика – резать арматуру и таскать брус. Работа Виталику досталась непыльная, да и в напарники спокойный опытный дядька. Вся работа заключалась в том, чтобы ровно сложить три двухметровые доски вместе, поставить ещё пару маленьких поперёк и скрепить всё саморезами.

Время после обеда тянулось в два раза медленнее. Усталость исходила, скорее, не из тяжести труда, а из вязкого однообразия. Бесконечное повторение одних и тех же действий наедине с собой или на пару с молчаливым коллегой. Работа на стройке – наверное, отдельный вид медитации. Успеваешь подумать абсолютно обо всём, так что в какой-то момент в голове не остаётся никаких мыслей вообще. Если только крутится кусочек попсовой мелодии, случайно услышанной по дороге на работу. А ведь если стройка – действительно медитация, то опытные строители однозначно на голову выше шаолиньских монахов. Если не сходят с ума – достигают просветления, даже обучаются левитировать. А как иначе объяснить такую лёгкость движений на большой высоте, да ещё без страховки. Хотя большинство выбирают менее радикальный путь и просто спиваются.

Напротив Виталика, метрах в двадцати, стоял обшарпанный старый коровник. Через небольшие оконца в бетонных стенах виднелись бело-черные спины и равнодушные морды, слышалось протяжное мычание. Дважды оттуда выезжал трактор с прицепом-клеткой. В этой клетке теснились грязные худые коровы, едва державшиеся на ногах.

– Этих на убой – отозвался напарник, заметив пристальный взгляд Виталика.

Вскоре, после обеда, коров вывели на прогулку. Двое мужчин открыли большие металлические двери и из них повалили бурёнки, которых от свободы теперь отделял лишь невысокий железный заборчик. Они тоже радовались последним тёплым денькам, игриво бодались и грелись на солнышке. Через какое-то время их стали загонять обратно. Почти все сразу слушались и шли в стойла от пары лёгких шлепков палкой, все кроме одной. Видно, эта корова не надышалась свежим воздухом, недостаточно размяла копыта и совсем не хотела обратно, в душное тесное стойло. Она не обращала внимания на лёгкие шлепки, а после ударов посильнее – ринулась в бой. Тогда мужчина, на которого она напала, достал из-за пояса чёрный жезл-электрошокер и ткнул в неё с характерным треском. Корова со страшным воплем отшатнулась и потеряла боевой настрой. Ещё через пару ударов за ней закрывали дверь.

В это время Ярик, который тоже засмотрелся на корову, не заметил кучки мусора под ногами и запнулся, выронив из рук тяжелый брус. Тогда деревяшку не удержал и Федя, и она упала ему на ногу. С тупым лицом, полным ярости, таким, будто пришлось вспоминать, как ярость выглядит мимически, Федя захромал к Ярику в порыве его ударить. Ярик же под звонкий матерок стал от него убегать.

Как же шумно всё-таки было на стройке! Любой новый звук старался прозвучать громче остальных. Монотонное жужжание моторов, лязг металла, деревянный стук, работа различных инструментов, от шуруповёрта до отбойного молотка, бесконечная ругань рабочих и гул мычания из коровников поблизости. Наверное, если бы Эдвард Мунк писал свой легендарный «Крик» не между психушкой и скотобойней, а на стройке – картина получилась бы в десять раз лучше. Ведь нигде больше нельзя услышать такой богатой какофонии случайных и, зачастую, несовместимых звуков.

Рабочий день длился вечно, а кончился незаметно. Бригада забилась в вагончик переодеваться, Афоня стоял и курил у входа. Все устало и равнодушно скидывали рабочие комбинезоны, меняя их на джинсы и кофты. Только в неугомонном Ярике ещё оставались силы.

– Эй, Афоня, а ты чего не переодеваешься?

– А тебе, малой, какая разница? Дома переоденусь.

– Ага, и душ не забудь принять.

Этой репликой он вызвал наглый смех своего дружка Феди, Афоня пропустил её мимо ушей. Рабочие собрались, заперли дверь и полезли в серую «буханку», ждущую у входа. Мастер выдал деньги, со всеми попрощался и укатил домой на своей легковушке. Все уселись поудобнее и либо задремали, либо уставшими глазами вперились в окно. За рулём был Павел, он негромко включил радио, и они поехали.

Под гитарные баллады за окном неслись непроходимые стены леса, за которые скрывалось закатное солнце. Рычаг периодически постукивал в коробке передач, становилось все темнее и темнее, фары проезжающих мимо машин слепили глаза ярким светом. Бродяги возвращались в город, рабочие ехали домой.

***

Бродяг высадили где-то в семь часов вечера. Они ещё немного прошлись и поболтали, попрощавшись где-то между ночлежкой и заброшкой. Виталик пошёл спать, а Афоня, так долго державшийся без капли во рту, решил прервать порочный круг трезвости.

Он направлялся к самой дешёвой городской пивнушке. В народе она была известна тем, что ни один охранник не держался там больше двух недель. Драки у входа были визитной карточкой заведения. И не удивительно, ведь оно собирало под своей крышей самых матёрых пьяниц города. Каждый любитель дешёвой выпивки хоть раз там бывал. Очередь пестрила кем угодно, там пили все: от студентов, до бездомных.

Пивнушка эта находилась буквально в самом центре города. Сегодня там было, на удивление, спокойно. Может, из-за того, что разгар рабочей недели, а может было ещё слишком рано. Афоня с предвкушением зашёл в знакомые двери. Там пахло деревом и перегаром, табаком и рыбой, был слышен негромкий гомон разговоров и стеклянный звон пивных кружек. Продавщица, с уже заранее усталым лицом, налила Афоне два литра темного и насыпала в блюдце чесночных сухариков.

На равнодушных посетителей глядел плоский экран телевизора. Показывали футбол, комментатор монотонным голосом рассказывал что-то, интересное лишь ему одному. Афоня потихоньку тянул пенный напиток, наслаждался заслуженным отдыхом.

В зал вошли двое мужчин и сели неподалёку. Обоим было лет по тридцать, одеты неброско, пострижены коротко. Шумные, навеселе, что-то горячо обсуждали. Заметили телевизор и закричали, чтоб сделали громче. Один из них сбегал к продавщице и раздобыл пульт. Теперь все услышали – это была игра «Спартака» против «Зенита», последние двадцать минут матча. Афоня старался не замечать нудного комментатора и друзей болельщиков, он вообще не интересовался футболом. Даже не обратил внимания на то, с каким счётом закончилась игра. Но в это время между друзьями разгорелся нешуточный спор. Кто же лучше «Зенит» или «Спартак»? Они долго спорили, не приходя к компромиссу, и, наконец, решили привлечь мнение со стороны.

– Мужик, вот ты как думаешь, кто прав?

– Я? Ну, думаю, что обе команды сильные. Для меня они равны.

– Тоже верно. Тебя как звать то?

– Афоня.

– Меня Серега, а кореш мой Кирюха.

Бродяга пожал друзьям руки.

– А ты чего такой потрёпанный то, Афоня?

Бродяга махнул рукой – Да так, в жизни проблемы небольшие. Не важно.

– А, понял, братан, Бывает. Да чего одному сидеть, давай к нам.

Причин отказаться Афоня не нашёл и сел вместе с новыми знакомыми. Серега с Кирюхой оказались душевными ребятами. Они без умолку рассказывали какие-то истории, вспоминая бурную молодость. Закончилась бутылка, за ней вторая, третья. Через несколько часов собутыльники неплохо напились, но им захотелось ещё чего-нибудь покрепче. Время было уже за полночь.

– Мужики, пора бы водочкой шлифануть, а то чё нам это пиво.

– Водочкой… А где мы возьмём то сейчас водочку?

– Как это где? Да её тут же из-под прилавка продают.

– Ну, давай…

Всё то же усталое лицо посмотрело куда-то вдаль, сквозь душу. На прилавке появились две бутылки подозрительной, никому не известной водки.

Устав сидеть на месте, мужчины высыпали на улицу и отправились шататься по городу. Тепло и тускло горели фонари в парках, на одиноких улицах – громкие голоса и невнятные походки, тени игриво отплясывали на асфальте, вечер распадался на кусочки, которые навсегда терялись из памяти. На середине второй бутылки, окончательно стало понятно, что водка палёная.

Собутыльники едва держались на ногах. Афоня с Кириллом клевали носом, докуривая сигареты, а Серегу уже тошнило неподалёку, в кустах.

– Мужик, приятно было познакомиться. Но нам с корешем уже пора. Как-нибудь ещё пересечёмся.

Кирюха говорил с трудом, делал большие паузы, бормотал и запинался. Однако Афоня его понял, мужчины пожали руки и разошлись. Кирилл потащил Серегу домой, а Афоня поплёлся на вокзал, который как раз был поблизости. Туда его повёл верный внутренний автопилот, сам он едва мог думать и буквально засыпал на ходу.

***

Это был типичный вокзал небольшого города, на котором обычно выходят покурить на остановке, а после навсегда забывают о существовании и этого вокзала, и этого города. Повсюду горели ларьки с шаурмой и сувенирами, изредка проходили люди с чемоданами и большими походными рюкзаками.

Афоня прошмыгнул мимо спящего охранника и улёгся на свободную лавочку. Люди на соседних скамейках смотрели на бездомного равнодушно. Они тоже были сонные, их утомлённые глаза бегали между часами и расписанием. Между рядами маячила цыганка, просящая милостыню. У неё на руках надрывно кричал ребёнок, замотанный в грязные тряпки. Женщина из громкоговорителя диктовала отправление рейсов, теряя в вокзальном шуме и малейшую надежду быть услышанной. На электронном табло летели надписи, колёса поездов всё быстрее маршировали вдалеке, на глазах смыкались усталые веки. Сладостная дрёма становилась крепким беспробудным сном. Однако проснуться всё-таки пришлось.

Удар дубинкой пробудил моментально. Перед глазами стояли полицейские, они даже не предприняли попытки спросить документы или билет. На поводке у одного из них лаяла немецкая овчарка. Было понятно, что пора уходить. Вот только Афоня почему-то не мог подняться. Уставшее тело отказывалось слушаться, мышцы ныли от боли. Последовал повторный удар – легче не стало. Бездомный закрывался рукой от яркого света и съёживался в клубок от холода и ударов. Полицейские ещё пару минут пытались привести бродягу в движение, но скоро поняли, что это бессмысленно. С явным отвращением они взяли Афоню под руки и потащили его к выходу, страшно пыхтя и ругаясь.

Оказавшись на улице, бродяга немного пришёл в себя и мог стоять на ногах, опираясь о стену. Полицейские его отпустили, а сами встали отдышаться. Афоня едва словил точку опоры и как мог сопротивлялся рвотным позывам. Вдруг один из полицейских яростно ударил бродягу по животу, целясь в солнечное сплетение. Афоня упал на землю с кашлем и одышкой.

– Чтоб нам тебя, сука, ещё на себе таскать. Только попадись ещё раз на глаза.

Он плюнул на землю, рядом с Афоней, и они с напарником неспешно удалились. Бродяга лежал без сил, боли он не чувствовал, но и подняться не мог, уже и не пытался. Голова кружилась, будто вертолётные лопасти, легче становилось, только если лежать на спине. Афоня сжался, пытаясь укрыться в свои лохмотья и как-то справиться с холодом. Но тело вскоре привыкло, и он снова погрузился в сон. Теперь было абсолютно наплевать на всё и всех. Мир пьяных снов разрешал отложить все дела и проблемы на завтра.

Однако у общества на Афоню были совершенно другие планы. Его снова разбудили. Не сразу, конечно, только через пару часов, у прохожих вызвал сожаление лежащий на улице человек. Светловолосая дама средних лет трясла Афоню за плечо.