Мелодрама
—1—
Когда весна врывается в окна,
Я опускаю шторы.
Когда чувства ломятся в двери,
Я запираю их на засовы.
В мою жизнь без спроса – пустое дело.
А вообще я смелая.
—2—
А ты такой офигенный!
Сидишь, закинув руки за голову.
От тебя у меня будто ускоряется кровь в венах.
Мы тут вдвоём ловим постзакатное в небе олово.
Между нами тепло и волнение.
Дышим украдкой, нечаянно ищем ладони.
Ещё нифига не знаем о телесных сложносложениях,
Нам бы как-нибудь это продлить, а то скоро домой загонят.
А над нами уже такие звёзды!
Мы падаем в небо, седлаем китов в этом море,
Носком ботинка сердечко не глядя выводишь…
А внутри разливается что-то такое…
непонятное
Но хочется тронуть тот завиток на затылке
И смотреть тебе прямо в зрачки!
А ещё, до утра разговаривать, стоя у этой калитки,
Да неважно о чём! сверчков послушаем-помолчим.
⠀
Вот мамин голос доносится…
А ты смотришь, будто что-то хочешь сказать
И твой папа тебя дозывается.
Вздыхаю: «Завтра выходи гулять!»
—3—
Там снова снег, а я не одета.
Легко бежать навстречу через лето,
А тут – зима, босые стопы и тыщи километров.
Проще написать пару куплетов.
Внезапная цена обычного привета:
Бессонница по чеку,
На сдачу – боль в груди.
А ты приди!
Приди и выбери меня!
Не чтобы я летела
Безбашенной кометой
Через метели, пробки,
толпу, аэропорты
А чтобы ты…
Чтобы ни снег,
Ни тыщи километров,
Ни босые ступни,
Ни зима, не были ответом
А только это…
Я здесь,
Потому что ты.
—4—
В предрассветные сумерки
В серо-розовой дымке
Слышен ропот примятой травы,
На которой нагие
Слились звёзды и рóсы
На глазах у прозрачной луны.
⠀
В серо-розовой дымке
Сливались в единое
По законам алхимии те,
Чьи кривые и ровные не встречаются в полдень,
Не касаются друг друга во тьме.
⠀
В кратком миге смешения
Дня и ночи отшельники
Обретают друг друга, дрожа.
Их любовь не запретная – она осторожная.
Это их смысл неровно дышать.
В предрассветные сумерки
В серо-розовой дымке
Так они решили любить.
Сделали выбор – дышат по-своему
Вдох через раз за двоих.
—5—
По ночам нужно крепко спать.
Морю внутри положено
замолчать,
Наложена запрета печать
На двери в потаённый
Сад.
Чтоб украдкою томный жасмин,
Не касался сердец восьми,
Все восемь давно пусты,
Обескровленные
Русла.
И вот бессонницей жалит луна,
К лимбу пульсирующая тропа,
В каждой капле несёт она
Сладкий миндальный
Яд.
И слетают с восьми замки,
Трепещут мембраны внутри,
Запускается восьмеричный ритм,
Оживает море внутри,
Волнуется.
Сад распустился готовый петь,
Ноты достал для партии скрипок и флейт,
Пионы пернатые готовы вот-вот взлететь
И тут
Светает…
Лунное серебро в крови с рассветом тает…
—6—
Смотри, Марусь,
Реальность.
У неё есть цвет, звук, фактура и запах.
Ты любишь короткие юбки
И трикотажные платья.
Но отражение
Всё твердит не время
То не по возрасту,
То не по сезону,
То не по сложению.
Ты любишь видеть красивые линии
Иногда даже в зеркале,
Но не жить в них.
В красивых линиях,
Милая,
Нагляднее твоё уныние.
—7—
Вместо памяти
Слепок чувства
Ни о движении тел,
ни о качании люстры
среди антрацитовых стен —
воспоминаний нет.
Отлить бы из воска,
чтобы точно по контуру
пустоты
легла копия.
Чтобы сквозняки не несли
эту ш-ш-ш…
что не будет такой,
как эта,
уже любви.
Всё, что после окончания выдоха,
перестает быть.
Когда-то воздух гулял
в пространстве
единства наших ртов,
запечатленных друг на друге,
спаянных губ
нечаянной встречей.
Тогда-то у кого-то
в груди дрогнуло живое и
стекло вокруг него треснуло.
Полетели осколки
во все стороны
иссекая сердечную.
Боль —
это оттенок нежности.
В антраците
соль с карамелью,
табачно-кофейный
холод.
Ш-ш-ш…шипя
остывает
воск.
—8—
Чувственность аутентичная
И безразличная
К размаху эпичному.
Интимность на полюсе веры.
В контакте физическом
Искрит электричество,
Суть эгоцентрическая.
Перепутаны кем-то клеммы.
Загадка влечения:
Кому-то зачем-то я,
До днища исчерпана.
До пепла сгоревшие нервы.
Любовь немыслима.
Безответными письмами
Признаюсь – зависима.
Портрет недописанной стервы.
А что до близости,
У меня только тезисы
И те бесполезны все.
Сад средь бетонных стен.
—9—
Вокруг ходим, да около,
Бросаемся словами-осколками,
Отражаемся фрагментами, гранями,
Добираем фантазией правду мы.
В друг друге жестоко себя обвиняем,
И шутя невзначай сами себя оправдаем.
Сами себе палачи, обвиняемые,
Сами себе возлюбленные, оставленные.
Зачем-то ищем себя сначала в другом
А там – только другой, и удивляемся, что он не такой, потом…
—10—
Мы по сути – звёздная пыль:
Мир и всё, что в нём есть.
Энергия в чистом виде – мысль,
А ещё чувство, идея, порыв и смысл.
Каждая Вселенная – Бог.
И нет законов Вселенной первичней.
Однополярное не сойдётся в моно-,
Мы неповторимо различные.
Мы движемся по спирали вверх,
Встречая уроки прошлого,
Это главный закон непреложный.
Чтобы стать ещё чуть сложней,
В золотом сечении все ответы
В бытия фрактальном рисунке – тропы,
Мы – микрокосм в макрокосмосе этом,
Никто лучше нас не знает, где мы и кто мы.
Я Вселенную слышу в пульсе своём,
Дышат в ритме едином звёзды, планеты.
Мы мчимся в пространстве и времени со звуком «ОМ»,
Мы – звёздная пыль, потомки звёздного света.
—11—
Прикладываю к ранам сердца время,
Гомеопатия секундами бежит по венам,
Терпение, любовь моя, терпение.
Я скоро отпущу тебя в безвременье.
—12—
Смотрю на руки твои – вижу птицу,
Вижу в этих ладонях мать.
Смотрю на руки твои, и вижу убийцу,
Что отнимает жизнь у себя.
Я видела!
В этих руках может чья-то жизнь укрыться:
Бескрылая, слабая, готовая вот-вот пропасть.
Между ладоней твоих может огонь разгореться,
От веры и слабый станет сильным опять.
Эти руки задуманы, как крылья Богом!
На спине под одеждой скрыты следы —
На лопатках шрамы от былой свободы,
Легенды-истории, страшные сны.
При свечах за полуночью на маленькой кухне,
Ты сидишь, уперев подбородок в колени,
Вытянешь руки вперед, и над пламенем сложишь ладони
И на стене заиграют крылатые тени.
—13—
Жизнь отмечена сердца биением
Начало, конец – его стук
А у нас оно ещё с ритм-дополнением:
Океана грохочущий звук.
⠀
Жизнь отмечена циклом дыхания
Последний выдох и первый вдох
А в наших лёгких солёная ламинария.
Влажный бриз, флёр ржавых
корабельных боков.
Слился с гулов сумасшедших ветров
Первый звук в материнской утробе
Нас баюкал дрожащий земельный покров.
Мы учились ходить сразу в гору
Дикий, на самом дальнем Востоке
В недрах промёрзший край
Хочу в медвежьи твои объятья
Камчатка – Мама моя.
—14—
Врастаю в промерзшие в стены,
Стены врастают в меня.
Месяц февраль – самый серый
Без красок Ван Гога,
Сижу развиваю метафору дна
На корке февральского
пирога.
Разделишь со мной кусочек? На…
—15—
Кровавые всполохи на горизонте,
Иссечённые ветром края неба,
Выжигают границу между до и после,
Обнаженную правду живых объектов.
Как волны пенного океана,
Разбиваются с грохотом доводы плохости.
Горячие брызги, кожа опалена,
Нагая бессовестность влажной похоти.
Если граница красным очерчена
Переступление – есть преступление.
Но мы в лихородке, пьяной беспечности
Весеннее у нас на двоих обострение.
—16—
Большое тело —
Внутри маленький скелет.
Большое сердце —
Любви в нём на самом дне.
Лицо волевое, строгое —
В наушниках рождественский гимн.
Жизнь – чаша полная,
Но чернеет дыра в груди.
Громкий смех —
За ним с косою отчаяние.
Здесь никого нет,
Хотя кто-то сидит рядом.
—17—
Моё одиночество – не твоё,..
От взгляда с жалостью крутит живот.
Выходит, что я спятила просто,
Что хочу из объятий броситься.