Первая мировая война. 1914–1918 гг. Выдающийся труд, посвященный одному из самых кровавых конфликтов в истории

Общие причины империалистической войны

(Схемы 1 и 2)[1]

На рубеже двух столетий – XIX и XX – капитализм вступил в новую и последнюю свою стадию – стадию империализма.

Распределение колониального мира между крупнейшими империалистическими государствами произошло неравномерно. Такие страны, как Англия и Франция – страны старого капитализма, – захватили главные колониальные территории. В силу этого они оказались крупнейшими колониальными монополистами. Что же касается Германии, США, Японии – стран сравнительно молодого капитализма, – то они пришли к разделу с запозданием и оказались «обделенными». Стремление к перераспределению колоний явилось одним из важнейших факторов в борьбе за передел мира и, как известно, привело к мировой империалистической войне 1914–1918 гг.

Закон неравномерного развития есть безусловный закон капитализма. В эпоху империализма эта неравномерность обостряется до крайних пределов.

Классическое определение этого закона дано товарищем Сталиным: «Изучая империализм, особенно в период войны, Ленин пришел к закону о неравномерности, скачкообразности экономического и политического развития капиталистических стран. По смыслу этого закона, развитие предприятий, трестов, отраслей промышленности и отдельных стран происходит не равномерно, не в порядке установившейся очереди, не так, чтобы один трест, одна отрасль промышленности или одна страна шли все время впереди, а другие тресты или страны отставали последовательно одна за другой, – а скачкообразно, с перерывами в развитии одних стран и со скачками вперед в развитии других стран. При этом “вполне законное” стремление, отстающих стран сохранить старые позиции и столь же “законное” стремление заскочивших вперед стран захватить новые позиции ведут к тому, что военные столкновения империалистических стран являются неминуемой необходимостью. Так было, например, с Германией, которая полвека назад представляла, в сравнении с Францией и Англией, отсталую страну. То же самое нужно сказать о Японии но сравнению с Россией. Известно, однако, что уже в начале XX столетия Германия и Япония ушли так далеко вперед, что первая успела обогнать Францию и стала теснить Англию на мировом рынке, а вторая – Россию. Ив этих противоречий и возникла, как известно, недавняя империалистическая война»[107].

Вот несколько цифр, ярко иллюстрирующих действие закона неравномерности развития капитализма в эпоху империализма.

По сравнению с 1887 г. увеличение выработки в 1912 г. достигает:

Итак, Германия, которая гораздо позже вступила на путь капиталистического развития по сравнению с Англией и Францией, за 2½ десятка лет сделала такой скачок по целому ряду экономических отраслей, который оказался не по плечу ни Англии, ни Франции. Именно в этом надо искать ключ к пониманию основного довоенного противоречия между германским и английским империализмом.

В условиях уже закончившегося раздела колониального мира на «сферы влияния» проблема передела могла решаться только средствами вооруженного насилия, т. е. войной. «Ибо при капитализме немыслимо иное основание для раздела, сфер влияния, интересов, колоний и пр., кроме как учет силы участников дележа, силы общеэкономической, финансовой, военной и т. д. А сила изменяется неодинаково у этих участников дележа, ибо равномерного развития отдельных предприятий, трестов, отраслей промышленности, стран при капитализме быть не может»[2].

Англо-германские противоречия

Основным противоречием предвоенной мировой истории было противоречие между английским и германским империализмом. Интересы этих двух соперников сталкивались по всем решающим вопросам (вывоз капитала, источники сырья, рынки сбыта и т. д.).

Германия своей превосходной техникой, организацией, торговой энергией била своего основного конкурента, Англию, по всем основным направлениям. Била она ее, главным образом на рынках Западной Европы. Достаточно указать на то, что Германия реализовала на материке Западной Европы 76 % своего экспорта, в то время как Англия – всего лишь 38 %. Била она ее и на колониальных рынках Востока, угрожая тем самым вековому колониальному могуществу английского империализма. Устремление германского империализма на Балканы и в Малую Азию вызвало особую тревогу у английских империалистов. Необходимо заметить, что эта тревога имела под собой глубокие основания, ибо постройкой Багдадской ж. д. (проект великого железнодорожного пути Берлин – Константинополь – Багдад) германские империалисты непосредственно угрожали основному колониальному центру Британской империи (Индии и Египту). Вся политика английского империализма в этот период сводилась к тому, чтобы парализовать движение Германии на Востоке. И приостановить это движение экономическим путем Англия была уже бессильна. Единственным средством оставалась война. В свою очередь, и для германских империалистов было также ясно, что без войны нельзя устранить своего соперника, преграждавшего путь к мировому господству. Следствием всего этого были бешеная подготовка к войне и, следовательно, гонка в вооружениях и на суше и на море со стороны всех империалистических государств, особенно и, в первую очередь, со стороны Германии.

К моменту империалистической войны Германия имела наиболее подготовленную к войне сухопутную армию. Но и на море могущество Германии все больше и больше развивалось и укреплялось, представляя совершенно реальную угрозу для английского морского господства.

Причины, вызвавшие мировую империалистическую войну в 1914 г., не исчерпываются только противоречиями между главнейшими конкурентами – Англией и Германией. В основе этой войны лежала целая система противоречий между различными империалистическими странами и группировками.

В «Воззвании о войне» в 1915 г. Ленин писал: «Англия и Франция лгут, уверяя, что ведут войну за свободу Бельгии. На деле они давно готовили войну и ведут ее ради ограбления Германии, отнятия ее колоний; они заключили договор с Италией и Россией о грабеже и разделе Турции и Австрии. Царская монархия в России ведет грабительскую войну, стремясь к захвату Галиции, к отнятию земель у Турции, к порабощению Персии, Монголии и т. д. Германия ведет войну за грабеж колоний Англии, Бельгии, Франции»[3].

Франко-германские противоречия

Франко-германские противоречия имели также обостренный характе р. Французская буржуазия еще с 1871 г. начала готовить реванш против Германии, отнявшей у нее важные в экономическом и военном отношениях провинции – Эльзас и Лотарингию.

Металлургическая индустрия французского империализма почти совершенно не была обеспечена собственным углем, но зато этот уголь в огромных запасах находился у соседа – Германии – и в частности, в тех провинциях, которые когда-то (до 1871 г.) принадлежали самой Франции.

Интересы этих соперников сталкивались и в колониальном мире, прежде всего, в Африке. Марокко было предметом вожделения и той и другой стороны. Конфликт из-за африканских колоний несколько раз приводил на грань войны французских и германских империалистов. Решение мароккского вопроса в пользу Франции при поддержке Англии не уменьшило, а усилило устремление германского империализма в Африку. Предоставленные Германии колониальные владения в Центральной Африке в виде компенсации за ее притязания на Марокко не удовлетворяли германских империалистов. Узел противоречий между этими странами все больше и больше обострялся.

Русско-германские противоречия

Русско-германские противоречия не могут быть поняты без рассмотрения их в связи с общим комплексом империалистических противоречий.

Захватить у Турции Константинополь и проливы – это было вековым стремлением русского царизма. Турецкие проливы как путь к выходу на мировой рынок с каждым десятилетием приобретали все большее и большее значение для русской торговли. Это подтверждается рядом фактов. Если в 1875–1879 гг. через балтийские порты ежегодно вывозилось 54 % всего русского хлеба, а через черноморские порты – 46 %, то к предвоенному периоду соотношение резко изменилось в обратном порядке: в 1907 г. через балтийские порты вывозилось всего лишь 11 % хлеба, а через Босфор и Дарданеллы – 89 %. С момента Русско-японской войны путь через проливы получил новое значение для царской России. После поражения России в Русско-японской войне главное свое внимание русский царизм обращает на Ближний Восток. Русский империализм мог более или менее успешно конкурировать с другими империалистическими странами – Германией и Англией – только на Ближнем Востоке. Но на монопольное положение на этих рынках мог рассчитывать лишь тот, кто владел проливами, открывавшими выход из Черного моря. Отсюда попятно, что русский царизм, подгоняемый интересами империалистической буржуазии, торопился захватить эти турецкие проливы, иначе можно было опоздать. А угроза запоздания была действительно реальной, так как германский империализм развивал бешеную энергию на Ближнем Востоке, шаг за шагом закабаляя Турцию.

Борьба между Россией и Германией имеет свою длительную историю. Таможенная война из-за пошлин на хлеб велась между германским юнкером и русским помещиком десятки лет. Временами она принимала чрезвычайно острые формы. Но теперь эта борьба вступила в свою новую стадию. Против Германии выступал уже не только русский помещик, но и русский промышленник. Германская буржуазия побивала своими товарами русскую буржуазию на ее же собственном отечественном рынке. Тем больше эта угроза возрастала на внешнем рынке.

Военное столкновение между этими странами становилось неизбежным.

В русско-германские противоречия Австро-Венгрия вовлекалась как верный союзник Германии. Прежде всего, Австро-Венгрия выступает агентом германского империализма на Балканах.

Стремление Австро-Венгрии проникнуть на Балканы, усилить там свое влияние, поглотить Сербию и т. п., неизбежно натыкалось на жестокое сопротивление России, имевшей свою программу колонизации балканских государств. Под видом покровительства «братьям-славянам» царская Россия на протяжении долгих лет пыталась занять монопольное положение на Балканах. Но и территория самой Австро-Венгрии была предметом притязаний русского царизма. В планы русского империализма входил также захват Галиции – австрийской провинции.

Все это показывает, с какой непреодолимой силой самим ходом развития капитализма был поставлен вопрос о новом переделе старых границ, о новом разделе мира.

Важнейшие империалистические группировки

Группировка под названием «Тройственный союз» в основном сложилась еще в XIX столетии, т. е. в монополистический период капитализма. Но очень скоро этот союз оформился как определенная империалистическая группировка.

Вскоре же после Франко-прусской войны 1871 г. Германия начинает сколачивать свою коалицию, направленную против побежденного в этой войне противника – Франции. В 1879 г. Германия вступает в союз с Австро-Венгрией. В 1882 г. к Австро-германскому союзу примыкает и Италия. Основным мотивом присоединения Италии к союзу послужила борьба между Италией и Францией из-за Туниса.

Группировка под названием «Тройственное согласие» (Антанта) оформлялась менее длительно.

Россия после окончательного разрыва с бывшим своим союзником – Германией – в 1891 г. вступает в союз с Францией, которая, в свою очередь, также искала этого союза, чтобы сколотить коалицию против Германии. Что касается Англии, то с ней Франция и Россия достигают соглашения значительно позднее и разновременно. Это объясняется, во-первых, противоречиями из-за колониальных захватов между Англией и Францией в Африке и, во-вторых, тем, что угроза английским колониям на Востоке вырастала не только со стороны Германии, но и России, претендовавшей на Турцию, Персию, Афганистан. Традиционная политика английского империализма в отношении России сводилась к тому, чтобы ослабить военное могущество царизма и преградить ему доступ к восточным колониям Англии. Однако быстро растущая угроза со стороны экономического и военного могущества Германии заставила Англию поспешить с подысканием себе союзников. В 1904 г. Англия заключает с Францией «сердечное согласие», по которому Франция отказывалась от притязаний на Египет, занятый Англией, а последняя признавала права Франции на Марокко. В 1907 г. Англия договаривается с Россией о «сферах влияния» в Персии и Афганистане. Но это было сделано Англией не раньше, чем русский военный флот был разгромлен в Русско-японской войне, к которой, как известно, приложила руку и Англия.

Так возникло Тройственное согласие.

Прочность Тройственного союза была весьма сомнительна вследствие враждебных отношений Италии к ближайшему своему союзнику-соседу – Австро-Венгрии из-за западной полосы Австро-Венгрии с населением, говорившим на итальянском наречии.

Между Австрией и Италией имели место также существенные противоречия в Адриатическом морс и в западной частя Балканского полуострова. Щедрые обещания, на которые не скупился лагерь Тройственного согласия (обещание отдать Италии Триент, Триест, Далмацию), также оказали существенное влияние на поведение Италии. В результате Италия с началом войны вышла из Тройственного союза и стала тяготеть к Антанте.

Что касается прочих государств, то к Тройственному согласию с первых же дней войны примкнула и Япония, объектом действий которой был район Тихого океана, где Япония была заинтересована в захвате германских колоний, а в будущем – огромных пространств Китая. Румыния, хотя и связанная военной конвенцией с Австро-Венгрией против России, ориентировалась на ту коалицию, которая богаче и вернее заплатит за ее благожелательное поведение. Сербия и Черногория являлись определенными вассалами Антанты в противоположность Болгарии, явно тяготевшей, особенно после неудачной для нее Балканской войны 1913 г., в сторону Тройственного союза. Греция, отражая внутреннюю борьбу двух партий, из которых одна была связана с Германией, а другая находилась на службе у английского капитала, сохраняла нейтралитет. Бельгия, хотя и обеспеченная «вечным нейтралитетом», естественно, должна была стать на сторону Антанты. Швеция и Норвегия сохраняли нейтралитет, но охотно помогали Германии, будучи связаны с ней экономическими интересами. Португалия находилась в зависимости от английского капитала. Испания, Швейцария, Голландия и Дания держались нейтралитета, торгуя с каждой коалицией и наживаясь на войне.

В отношении Испании германский империализм проявлял усиленную дипломатическую активность, особенно после того, как стало ясно, что Италия присоединится к Антанте. В случае привлечения Испании на свою сторону германская дипломатия рассчитывала поставить Францию под удар с юга и вместе с тем создать угрозу коммуникации Англии и Франции с их африканскими владениями.

Участие Турции в войне на стороне Германии предопределялось всей предвоенной политикой Германии, которая сумела обеспечить себе наибольшее экономическое (Багдадская ж. д.) и военное (военная миссия фон-Сандерса) влияние. Однако в первые дни войны не исключалась возможность не только благожелательного нейтралитета Турции в пользу Антанты, но даже союза с Россией, предложенного Энвер-пашой и отвергнутого русской дипломатией, заинтересованной видеть Турцию своим врагом, так как у врага «приличнее» захватить Константинополь и проливы, чем у союзника.

Повод к войне

К моменту возникновения империалистической войны обе коалиции были готовы к войне. И та и другая сторона ждала сигнала, искала внешнего повода. Таким подходящим поводом оказалось известное событие в Сараеве. Во время маневров австрийской армии у сербской границы 28 июня 1914 г. в Сараеве был убит австрийский наследник престола Франц-Фердинанд. Убийство было совершено сербскими националистами с ведома сербского правительства. Австро-венгерское правительство незамедлительно решило воспользоваться этим выстрелом как «благовидным» предлогом для того, чтобы разгромить Сербию. Это решение было санкционировано германским кайзером Вильгельмом. В результате последовал австрийский ультиматум Сербии, заведомо неприемлемый для последней (закрытие национально-сербских обществ и газет, исключение из школьных программ всего неприятного для Австро-Венгрии, допущение на территории Сербии деятельности австро-венгерских властей для борьбы с сербским национальным движением и т. п.). 25 июля Австро-Венгрия прервала сношения с Сербией, 23 июля объявила ей войну, а 29 июля начала бомбардировку Белграда; 31 июля Россия и Австро-Венгрия провели всеобщую мобилизацию. На отказ России прекратить мобилизацию Германия 1 августа объявила ей войну. Далее в войну 1914–1918 гг. ввязываются целиком обе коалиции.

Подводя итог всему сказанному и отвечая на вопрос, кто же вызвал войну, мы скажем словами Ленина: «…два разбойника напали раньше, чем трое успели получить заказанные ими новые нолей»[4]. При этом первым и главным из двух разбойников была Германия.

Обе империалистические коалиции поспешили заявить «своему народу», что они только «обороняются», что на них «напали» и т. п.

Эта дымовая завеса нужна была империалистам для того, чтобы скрыть от широких народных масс истинные цели войны и развить бешеную шовинистическую пропаганду. II Интернационал не только ничего не сделал для предотвращения войны, но, наоборот, способствовал ее разжиганию. Вожди социал-демократических партий с первого же дня войны встали на защиту интересов «своего отечества», т. е. своей буржуазии.

Империалистическая война и крах II интернационала

Предательство вождей II Интернационала было исторически подготовлено всем предшествующим ходом развития социал-демократических партий Запада, оппортунистическим курсом этих партий. «Формально во главе II Интернационала стояли «правоверные» марксисты, «ортодоксы» – Каутский и д р. На деле, однако, основная работа II Интернационала велась по линии оппортунизма. Оппортунисты приспособлялись к буржуазии в силу своей приспособленческой, мелкобуржуазной природы, «ортодоксы» же, в свою очередь, приспособлялись к оппортунистам в интересах «сохранения единства» с оппортунистами, в интересах «мира в партии». В результате получалось господство оппортунизма, ибо цепь между политикой буржуазии и политикой «ортодоксов» оказывалась замкнутой»[5].

Империалистическая война 1914–1918 гг. сорвала маску с предателей. Она разоблачила вождей II Интернационала как социал-патриотов и шовинистов. С первых же дней империалистической войны социал-демократические вожди стали на путь активной поддержки своей буржуазии. Они проповедовали среди рабочих и трудящихся основной тезис буржуазии: «На нас напали, мы защищаемся, интересы пролетариата требуют отпора нарушителям европейского мира». Они повторяли лозунг буржуазии о «защите своего отечества». Они пытались прикрыть свою измену именем Маркса. Сознательно искажая историческое различие двух эпох – национальных и империалистических войн, они говорили, что и Маркс в свое время становился на сторону одного из воюющих государств, особенно тогда, когда это государство вело войну против реакционной силы русского самодержавия. Французские социалисты на своем съезде в Бордо высказались за национальную оборону, сотрудничество классов, участие в министерстве и т. п. Одни из руководителей II Интернационала, Вандервельде, уже в первые дни войны (3 августа) принял пост министра бельгийского короля. Империалистические правительства использовали социал-демократических вождей в качестве своих агентов для вербовки союзников. Германского социал-демократа Зюдекума посылали в Италию для того, чтобы склонить итальянских рабочих на сторону германского империализма. Парвус с той же миссией путешествовал в Турцию и Данию.

Русские меньшевики также открыто встали на защиту русского самодержавия.

И только партия большевиков во главе с Лениным и Сталиным твердо и непоколебимо стояла на строго последовательных революционных позициях.

Борьба Ленина с оппортунизмом II Интернационала началась с возникновения большевизма. Разоблачение шовинизма во II Интернационале Ленин и Сталин начинают еще задолго до мировой войны. Во время империалистической войны Ленин и Сталин развертывают напряженную борьбу по разоблачению истинного лица социал-шовинизма, начиная с открытых социал-шовинистов (Шейдсман – Плеханов) и кончая замаскированными социал-шовинистами (Каутский – Троцкий).

Единственно правильным и до конца революционным был ленинский лозунг превращения империалистической войны в войну Гражданскую. В эпоху империализма все основные противоречия капиталистической системы и, прежде всего, противоречия между пролетариатом и буржуазией достигают своего наивысшего обострения и порождают империалистические войны и пролетарские революции.

Непосредственно перед войной 1914–1918 гг. в ряде капиталистических стран происходит нарастание революционного подъема в рабочем движении, а в России революционное движение пролетариата достигает особой остроты. Летом 1914 г. перед визитом Пуанкаре к Николаю II (переговоры о конкретных вопросах предстоящей войны) в Петербурге вспыхнула баррикадная борьба.

Наличие в России единственной до конца революционной партии большевиков, возглавлявшейся таким вождем, как Ленин, с такими непоколебимыми его учениками, как Сталин, предопределило в значительной степени более мощное и победное развитие революционного рабочего движения в России и на всем Востоке и помогло осуществить следующие слова манифеста ЦК РСДРП(б) написанные Лениным (1)[6]: «Превращение современной империалистской войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистской войны между высоко развитыми буржуазными странами. Как бы ни казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической, настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом»[7].

Под этим лозунгом большевистская партия во главе с Лениным и Сталиным боролась за революционный выход из начавшейся в 1914 г. Мировой империалистической войны. Известно, что ленинский лозунг партия осуществила.

Сухопутные армии

Для характеристики военного могущества воюющих сторон нужно было бы оценить всю совокупность средств, которыми располагало каждое государство, принявшее активное участие в войне, к моменту ее возникновения в августе 1914 г. Подобная задача в ее полном объеме едва ли выполнима в ограниченном размере данного труда.

Приводимая ниже таблица дает лишь некоторые отправные данные о численности сухопутных вооруженных сил обоих союзов к началу войны на основании новейших статистических сведений. В действительности же военная мощь любой страны слагается из целого ряда факторов, среди которых одна голая численность живых сил не дает полного представления о могуществе государства. И к началу мировой войны ни одно государство не предвидело размеров грядущей борьбы, особенно ее продолжительности. В результате воюющие стороны, имея только боеприпасы мирного времени, столкнулись во время самой войны с целым рядом неожиданностей, преодолевать которые приходилось уже наспех в процессе борьбы (2).

Анализ приведенных в таблице данных сразу резко подчеркивает численное превосходство вооруженных сил Антанты, но необходимо пояснить это бросающееся в глаза преимущество одной стороны. В число 122 русских пех. дивизий входят 17 ст. р. бригад, штатный состав которых был вдвое меньше пех. дивизий, и 35 второочередных пех. дивизий, боевая ценность которых к моменту первых столкновений значительно уступала мобилизованным кадровым дивизиям. Точно так же при несомненном огромном превосходстве русской конницы не следует упускать из вида, что в числе 36½ кав. дивизий – 10 второочередных казачьих.

Медленность русской мобилизация и особенно стратегического сосредоточения русских сил также ослабляет значение указанного превосходства, если вспомнить, что окончание сосредоточения русских армий без двух дальневосточных корпусов последовало на 45-й день мобилизации, а вместе с этими корпусами – только в конце 3-го месяца войны. Обращает на себя внимание незначительность боевых русских сил к началу операций сравнительно с общей численностью отмобилизованных сил. Эта разница объясняется указанной медленностью русского сосредоточения и оставлением крупных масс внутри государства (ополченские войска и неорганизованные запасные части).

Соотношение вооруженных сил к началу мировой войны

Сухопутные вооруженные силы

Морские вооруженные силы

В число 92 французских пех. дивизий входят, кроме 47 полевых, 26 резервных дивизий, 12 резервных бригад и 13 территориальных дивизий, почти равноценных русским ополченским бригадам.

В цифровых данных об английских силах имеется несоответствие между их боевой численностью и числом дивизий. Последние показаны лишь в том размере, в каком они входили в состав экспедиционной армии для действий на материке (см. сноску в таблице). К пограничному сражению англичане успели сосредоточить только 4 пех. (1-ю, 2-ю, 3-ю и 5-ю) и 1 кав. дивизии. Пятая (4-я) дивизия была погружена 23 августа и участвовала 26-го в сражении у Ле-Като, а 6-я прибыла и участвовала в Марнском сражении. Территориальная армия составила еще 14 дивизий, которые начали прибывать во Францию в ноябре 1914 г., а для военных действий были использованы впервые лишь в 1915 г.

По быстроте окончания стратегического сосредоточения всех сил Германия и Австро-Венгрия обладали бесспорным преимуществом, что и позволило им на обоих важнейших направлениях предупредить своих врагов наступлением компактными массами.

Русская армия

За десять лет до начала мировой войны из великих держав только Россия имела боевой (и неудачный) опыт войны – с Японией. Это обстоятельство должно было оказать и в действительности оказало влияние на дальнейшее развитие и жизнь русских вооруженных сил.

Россия успела залечить свои раны и сделать большой шаг вперед в смысле укрепления своего военного могущества. Мобилизованная русская армия достигла в 1914 г. грандиозной цифры 1816 батальонов, 1110 эскадронов и 7088 орудий, 85 % которых по сложившейся обстановке могло быть двинуто на Западный театр военных действий. Расширение повторных сборов запасных для обучения, а также ряд поверочных мобилизаций улучшали качество запасных и делали более достоверными все мобилизационные расчеты.

В русской армии под влиянием Японской войны усовершенствовалось обучение, расширились боевые порядки, начала проводиться в жизнь их эластичность, было обращено внимание на значение огня, роль пулеметов, связь артиллерии с пехотой, индивидуальное обучение отдельного бойца, на подготовку младшего командного и в особенности офицерского состава и на воспитание войск в духе активных решительных действий. Но, с другой стороны, было оставлено без внимания выдвинутое Японской войной значение в полевом бою тяжелой артиллерии, что, впрочем, следует отнести и к погрешностям всех остальных армий, кроме германской. Не были достаточно учтены ни громаднейший расход боеприпасов, ни значение техники в будущей войне.

Обращая большое внимание на обучение войск и на усовершенствование младшего командного состава, русский Генеральный штаб совершенно игнорировал подбор и подготовку старшего командного состава: назначение лиц, просидевших всю жизнь после окончания академии на административном кресле, сразу на должность начальника дивизии и командира корпуса было не редкостью. Генеральный штаб был оторван от войск, ограничивая в большинстве случаев свое знакомство с ними кратким цензовым командованием. Проведение в жизнь в войсках идеи маневра ограничивали только уставами и мелкими войсковыми соединениями, но на практике крупные войсковые начальники и крупные войсковые соединения не упражнялись в ее применении. В результате русский порыв вперед был беспочвен и неумел, дивизии и корпуса медленно ходили на театре военных действий, не умели совершать в больших массах марши-маневры, и в то время, когда германские корпуса легко в такой обстановке проходили по 30 км много дней подряд, русские с трудом делали по 20 км. Вопросами обороны пренебрегали. Встречный бой стал изучаться всей армией только с появлением его в полевом уставе 1912 г.

Однообразного понимания военных явлений и однообразного подхода к ним ни в русской армии, ни в ее Генеральном штабе достигнуто не было (3). Последний, начиная с 1905 г., получил автономное положение. Он сделал очень мало для проведения в жизнь армии единого взгляда на современное военное искусство. Успев разрушить старые устои, он не смог дать ничего цельного, а его молодые и наиболее энергичные представители раскололись, следуя за германской и французской военной мыслью. С таким разнобоем в понимании военного искусства русский Генеральный штаб вступил в мировую войну. Кроме того, русская армия начала войну без достаточно хорошо подготовленного офицерского и унтер-офицерского состава, с малым запасом кадров для новых формирований и для подготовки призываемых, с резким, по сравнению с противником, недостатком артиллерии вообще и тяжелой в особенности, весьма слабо снабженной всеми техническими средствами[8]и огнеприпасами[9]и с плохо подготовленным высшим командным составом, имея у себя в тылу не подготовленную для ведения большой войны страну и ее военное управление и совершенно не подготовленную к переходу для работ на военные нужды промышленность.

В общем русская армия выступила на войну с хорошими полками, с посредственными дивизиями и корпусами и с плохими армиями и фронтами, понимая эту оценку в широком смысле подготовки, но не личных качеств.

Россия сознавала недочеты своих вооруженных сил и с 1913 г. начала приводить в исполнение большую военную программу, которая к 1917 г. должна была намного усилить русскую армию и во многом восполнить ее недостатки[10].

По количеству авиации Россия, имея 216 самолетов, стояла на 2-м месте, следуя за Германией.

Французская армия

Французская армия свыше сорока лет находилась под впечатлением разгрома ее прусской армией и готовилась к несомненному в будущем столкновению со своим соседом-врагом не на жизнь, а на смерть. Идея реванша и защиты своего великодержавного бытия сначала, борьба с Германией за мировой рынок впоследствии заставили Францию с особой заботливостью относиться к развитию своих вооруженных сил, поставив их, но возможности, в равные условия с ее восточным соседом. Для Франции это было особенно трудно, ввиду разницы в количестве ее населения по сравнению с Германией и характера управления страной, из-за которого то увеличивались, то уменьшались заботы о ее военной мощи.

Политическая напряженность последних перед войной лет заставила французов проявить усиленную заботу в отношении своей армии. Военный бюджет сильно возрос.

Франция особенно была озабочена возраставшими затруднениями в развитии своих сил: чтобы не отставать от Германии, необходимо было увеличить ежегодный призыв новобранцев, но эта мера была неосуществима вследствие слабого прироста населения. Незадолго до войны Франция решила перейти от 2-летнего к 3-лет-нему сроку действительной службы, что увеличивало численность постоянной армии на ¹/₃ и облегчало переход ее в мобилизованное состояние. 7 августа 1913 г. был введен закон о переходе к 3-летней службе. Эта мера дала возможность осенью 1913 г. призвать под знамена сразу два возраста, что дало контингент новобранцев в 445 000 человек. В 1914 г. состав постоянной армии, без колониальных войск, достиг 736 000. Было обращено особое внимание и на увеличение туземных войск во французских колониях, которые оказали такую существенную пользу своей метрополии. Сильные штаты французских полков содействовали быстроте и прочности новых формирований, а также быстроте и простоте мобилизации, особенно же кавалерии и пограничных войск. Французскую армию 1914 г. нельзя назвать широко обеспеченной всеми средствами техники того времени. Прежде всего, обращает внимание по сравнению с Германией и Австро-Венгрией полное отсутствие тяжелой полевой артиллерии, а по сравнению с Россией, и отсутствие легких полевых гаубиц; легкая полевая артиллерия была очень бедно снабжена имуществом связи, кавалерия не имела пулеметов и т. д.

Что касается авиации, то к началу войны Франция имела только 162 самолета.

Французские корпуса также, как и русские, были, по сравнению с германскими, более бедно снабжены артиллерией; только в последнее время перед войной было обращено внимание на значение тяжелой артиллерии, но к началу войны еще ничего не успели сделать. В отношении расчета необходимого наличия огнеприпасов Франция была также далека от действительной потребности, как и другие страны[11].

Командный состав был на высоте требований современной войны, и на его обучение было обращено большое внимание. Особого кадра Генерального штаба во французской армии не было; лица с высшим военным образованием чередовали свою службу между строем и штабом. На подготовку лиц высшего командования было обращено особое внимание. Обучение войск стояло на высоком уровне того времени. Французские солдаты были индивидуально развиты, искусны и вполне подготовлены к полевой и позиционной войне. Армия основательно готовилась к маневренной войне; на практику походных движений больших масс было обращено особое внимание.

Французская военная мысль работала самостоятельно и вылилась в определенную, противоположную взглядам германцев доктрину. Французы развили метод XIX столетия ведения операций и сражений из глубины и в подходящий момент маневрировали крупными силами и имеющимися наготове резервами. Они стремились не к тому, чтобы создать сплошной фронт, а к тому, чтобы дать возможность всей массе маневрировать, оставляя между армиями достаточные стратегические промежутки. Они проводили идею необходимости первоначально выяснить обстановку и затем уже вести главную массу для решительного контрудара, а потому в период стратегической подготовки операций располагались очень глубокими уступами. Встречный бой во французской армии не только не культивировался, но его даже не было в полевом уставе.

Свой метод обеспечения маневрирования массовых армий из глубины французы гарантировали мощной сетью рельсовых путей и пониманием необходимости широкого применения на театре войны автотранспорта, на путь развития которого они стали первыми из всех европейских держав и в чем достигли больших результатов[12].

В общем, германцы вполне основательно считали французскую армию самым опасным своим врагом. Главный недостаток ее заключался в нерешительности первоначальных действий до Марнской победы включительно.

Английская армия

Характер английской армии резко отличался от армий других европейских держав. Английская армия, предназначавшаяся, главным образом, для службы в колониях, комплектовалась вербовкой охотников с продолжительным сроком действительной службы. Части этой армии, находившиеся в метрополии, составляли полевую экспедиционную армию (6 пех. дивизий, 1 кав. дивизия и 1 кав. бригада), которая и предназначалась для европейской войны.

Кроме того, была создана территориальная армия (14 пех. дивизий и 14 кав. бригад), предназначавшаяся для защиты своей страны. По свидетельству германского Генерального штаба, английская полевая армия котировалась как достойный противник с хорошей боевой практикой в колониях, с подготовленным командным составом, но не приспособленным к ведению большой европейской войны, так как у высшего командования не хватало для этого необходимого опыта. Кроме того, английскому командованию не удалось изжить и бюрократизма, царившего в штабах высших соединений, а это вызывало массу ненужных трений и осложнений. Незнакомство же с другими родами войск в армии было поразительно. Зато длительные сроки службы, крепость традиции создавали крепко спаянные части.

Обучение отдельного солдата и частей вплоть до батальона было хорошим. Индивидуальное развитие отдельного солдата, выполнение походов и обучение стрельбе стояли на высоком уровне. Вооружение и снаряжение были вполне на высоте, что давало возможность высоко культивировать искусство стрельбы, и действительно, по свидетельству германцев, пулеметный и ружейный огонь англичан в начале войны был необычайно меток.

Недостатки английской армии резко обнаружились в первом же столкновении с германской армией. Англичане потерпели неудачу и понесли такие потери, что в дальнейшем их действия отличались излишней осторожностью и даже нерешительностью.

Сербская и Бельгийская армии

Армии этих двух государств, как и весь их народ, испытали во время войны наиболее тяжелую судьбу первого удара соседних колоссов и потерю своей территории. Обе они отличались высокими боевыми качествами, но в остальном между ними заметна и разница, Бельгия, обеспеченная «вечным нейтралитетом», не готовила свою армию для большой войны, поэтому она и не имела характерных, прочно установившихся особенностей. Долгое отсутствие боевой практики накладывало на нее известный отпечаток, и в первых боевых столкновениях она проявила естественную неопытность в ведении большой войны.

Сербская армия, напротив, имела большой и удачный боевой опыт Балканской войны 1912–1913 гг. и представляла собой, как прочный военный организм, внушительную силу, вполне способную, как это и было в действительности, отвлечь на себя превосходные по числу войска противника.

Германская армия

Германская армия после успехов своего оружия в 1866 г. и в особенности в 1870 г. пользовалась репутацией лучшей армии в Европе.

Германская армия служила образцом для ряда других армий, большинство которых находилось под ее влиянием и даже точно копировало ее устройство, германские уставы и следовало германской военной мысли.

В отношении организационных вопросов Германское военное ведомство последовательным развитием кадров в количественном и качественном отношениях и поддержанием запасных в смысле обучения и воспитания, достигло развития своих вооруженных сил до максимального использования мужского населения. При этом ему удалось сохранить почти полное однообразие боевых качеств вновь формируемых частей с кадровыми. Исследуя опыты каждой войны, германский Генеральный штаб культивировал этот опыт в своей армии. Германия оказалась более готовой к войне, чем ее враги. Оплотом германской армии служил сплоченный, однообразный и хорошо подготовленный офицерский и унтер-офицерский состав. Он был настолько многочислен, что во время войны мог отчасти обслуживать и союзные армии.

В обучении армии не только в теории, но и на практике широко проводился принцип активности, дерзости и взаимной помощи и выручки. Нельзя сказать, что центром тяжести в обучении войск являлся индивидуальный боец: дисциплина, переходящая в муштру, движение в атаку густыми цепями были свойственны германской армии 1914 г. Втянутость и плотные построения совместно с немецкой пунктуальностью делали ее наиболее способной к маневрированию и к походным движениям в крупных массах. Основным видом боя считался встречный бой, в его принципах главным образом и обучалась германская армия. В то же время она более других армий уделяла внимания тактической обороне.

Германская военная мысль выкристаллизовалась в весьма определенную и четкую доктрину, которая основной нитью прошла через весь командный состав армии.

Последним учителем германской армии перед мировой войной, сумевшим с энергией провести свое учение в толщу армии, был начальник германского Генерального штаба Шлиффен, большой поклонник фланговых операций с двойным охватом (Канны). Идея Шлиффена состояла в том, что современные сражения должны свестись к борьбе за фланги, в которой победит тот, кто будет иметь последние резервы не за серединой фронта, а на его крайнем фланге. Шлиффен исходил из того заключения, что в грядущих сражениях естественное желание обеспечить себя, в связи со стремленьем использовать всю силу современного оружия, приведет к громадному удлинению фронтов сражения, которые будут иметь совершенно иное протяжение, чем это было раньше. Чтобы достигнуть решительного результата и разгрома противника, необходимо вести наступление с двух или с трех сторон, т. е. с фронта и с флангов. При этом необходимые для сильного флангового удара средства можно получить, ослабляя, насколько возможно, фронт, который во всяком случае также должен участвовать в наступлении. Все войска, которые прежде задерживали для использования в решительный момент, теперь должны быть с места двинуты в бой; развертывание сил для сражения должно начинаться с момента выгрузки войск с железных дорог.

Германский Большой генеральный штаб, выдвинутый заботами фельдмаршала Мольтке старшего на доминирующее место в строительстве вооруженных сил Империи и в подготовке к войне, сохранил традиции своего основателя. Связь офицеров Генерального штаба со строем, детальное изучение всех элементов войны, практические выводы из этого изучения, однообразный подход к пониманию их и хорошо поставленная техника штабной службы являлись положительной его стороной.

В техническом отношении германская армия была хорошо снабжена и отличалась в выгодную в отношении своих врагов сторону сравнительным богатством полевой, не только легкой, но и тяжелой артиллерии, значение которой она поняла лучше, чем другие.

Австро-Венгерская армия

Австро-венгерская армия занимала одно из последних мест среди первоначальных участников войны. Наличный состав войсковых частей был очень ослаблен (60, впоследствии 92 человека в роте); для доведения полевых войск до полного боевого состава не хватало запаса обученных людей; ландвер до 1912 г. не имел никакой артиллерии. Хотя принципы, положенные в основание уставов, вполне отвечали времени, но учение хромало, и старшие войсковые начальники не имели опыта в управлении войсками.

Отличительной чертой австро-венгерской армии являлся разнонациональный ее характер, так как она состояла из немцев, мадьяр, чехов, поляков, русинов, сербов, кроатов, словаков, румын, итальянцев и цыган, объединенных только офицерским составом. По мнению германского Генерального штаба, австро-венгерская армия, будучи одновременно занята борьбой на два фронта, не могла освободить германские силы, собранные на русской границе, а численный состав ее, степень обучения, организация и отчасти вооружение оставляли желать многого. Быстрота мобилизации и сосредоточения австро-венгерской армии превосходила таковую русской, против которой ей и приходилось действовать.

Сравнение обеих сторон

Сравнивая вооруженные силы первоклассных держав, столкнувшихся в 1914 г., можно прийти к следующему заключению.

1. В отношении численного состава армии и людских средств Антанта, благодаря России, находилась в более выгодном положении, чем центральные державы. Однако медленность мобилизации и сосредоточения русской армии, а также недостаток в России железных дорог, затрудняющий переброску войск с одного театра на другой, намного умаляли, а в первое время войны и совершенно уничтожали это преимущество.

2. Развитие вооруженных сил во время войны до предела, соответствующего количеству населения, являлось вполне достижимым в Германии и Франции, менее достижимым в Австрии и оказалось не по силам для России, стесненной кадрами, запасами, наличием большой территории и слабостью рельсовой сети. Это условие било особенно невыгодно для Антанты, так как Россия представляла в ней большой удельный вес.

3. Обучение всех армий велось в одном направлении, но в лучшую сторону оно отличало французскую и в особенности германскую армии; русская армия, делавшая в этом отношении большие усовершенствования после Русско-японской войны, не успела к 1914 г. дойти до предела желательного совершенства. Австро-Венгерская армия уступала в этом отношении русской.

4. Высший командный состав в общей своей массе стоял на должной высоте только в германской и французской армиях.

5. Военная мысль в выкристаллизовавшейся форме вылилась во французскую и германскую военные доктрины.

6. Быстрота мобилизации и развертывания находилась на стороне центральных держав.

7. В отношении снабжения артиллерией, в особенности тяжелой, в выгодную сторону выделялись германская и отчасти австро-венгерская армии. Сравнительное количество артиллерии в четырех крупнейших армиях представлялось так:

8. В деле снабжения техникой русская армия далеко отставала от всех остальных; за ней следовала австро-венгерская.

9. Обе стороны начали войну с наступления, и идея дерзновенных действий стала руководящей для обеих сторон. Но, в смысле подготовки к выполнению этой идеи, проведение ее через всю толщу армии было достигнуто постоянным и методичным трудом только в германской армии, что и отличало ее в положительную сторону по сравнению с Антантой.

10. Германская армия выступила на войну, упоенная успехами войн австро-прусской 1866 г. и франко-прусской 1870–1871 гг.

11. Обе стороны готовились к неизбежной войне, чтобы выступить во всеоружии. Если Франция и Германия достигли этого, то большая военная программа, долженствовавшая усилить мощь русской армии, оканчивалась в 1917 г., и в этом отношении начало войны в 1914 г. было исключительно выгодно для центральных держав.

При таком приблизительном равенстве вооруженных сил враждовавших сторон и при необходимости вести войну до полного уничтожения врага трудно было рассчитывать на быстрое окончание войны, если в дело не вмешается исключительный случай молниеносного сокрушения одной из главных составных частей коалиции. В расчете на такой случай германцы, как увидим ниже, и построили свой план, но карта их была бита.

Степень подготовки сторон к ведению современной войны

Но если все государства готовили с особым напряжением к неизбежной войне свои вооруженные силы, то нельзя того же сказать относительно подготовки их к должному питанию современной войны. Это объясняется общим не учетом характера грядущей войны в смысле: 1) ее продолжительности, так как все исходили из расчета на ее краткость, полагая, что длительной войны современные государства выдержать не могут; 2) грандиозного расхода огнеприпасов; и 3) громадного потребления технических средств и необходимости заготовления разных орудий техники, в особенности оружия и огнеприпасов, в непредвиденно большом размере в течение самой войны. Все государства, не исключая и Германии, столкнулись в этом отношении с печальной неожиданностью и в течение самой войны были принуждены пополнять недочеты мирной подготовки. Франция и Англия, с их широким развитием тяжелой индустрии и со сравнительно свободным подвозом благодаря господству на морс легко справились с этим делом. Германия, окруженная врагами со всех сторон и лишенная морских сообщений, страдала от недостатка сырья, но справилась с этим делом при помощи своей твердой организации и сохранения сообщения с Малой Азией через Балканский полуостров. Но Россия, с мало развитой индустрией, с плохой администрацией, отрезанная от своих союзников, с громадным пространством своей территории при слабо развитой сети рельсовых путей, начала справляться с этим недостатком только к концу войны.

Остается отметить еще одну особенность, резко отличавшую Россию от других воюющих держав, – это бедность в рельсовых путях. Если Франция в военном отношении была вполне обеспечена богато развитой сетью железных дорог, дополняемой в большом размере автотранспортом, если Германия, столь же богатая рельсовыми путями, в последние годы перед войной строила специальные линии в соответствии с установленным ею планом войны, то Россия была обеспечена железными дорогами в размере, совершенно не соответствовавшем ведению большой войны (4).

Морские силы воюющих держав

Десятилетие, предшествовавшее мировой войне, может быть отмечено в области развития морских сил тремя фактами: ростом германского военного флота, восстановлением русского флота после катастрофического разгрома его во время Японской войны и развитием подводного флота.

Морская подготовка к войне в Германии велась в направлении постройки флота из крупных боевых судов (в несколько лет затрачено на это 7½ млрд марок золотом), что вызывало сильное политическое возбуждение, в особенности в Англии.

Россия развивала свой флот исключительно с активно-оборонительными задачами в Балтийском и Черном морях.

На подводный флот наибольшее внимание было обращено в Англии и Франции; Германия центр тяжести морской борьбы перенесла на него уже во время ведения самой войны.

Сравнительная сила флотов воюющих держав приведена в таблице[13]на стр. 38. Суда старой постройки, прослужившие 10 лет и более, в таблицу не включены.

К этим морским силам следует прибавить в пользу Тройственного союза турецкий флот, состоявший, впрочем, кроме нескольких старых броненосцев, купленных у германцев, из 3 крейсеров и 12 миноносцев, находившихся в хорошем состоянии[14].

Распределение морских сил обеих сторон перед началом войны

(Схемы 1 и 2) В общем балансе морских сил воюющих государств господствующее значение по своей мощности имели британский и германский флоты, боевая встреча которых ожидалась с особой тревогой во всем мире с первого дня войны. Их столкновение могло сразу же иметь очень серьезные последствия для одной из сторон.

Накануне объявления, войны был момент, когда, по некоторым предположениям, такая встреча входила в расчеты английского адмиралтейства. Уже, начиная с 1905 г., британские морские силы, до той поры разбросанные на важнейших морских путях, стали стягиваться к берегам Англии в состав трех «домашних» флотов, т. е. предназначенных для обороны Британских островов. При мобилизации эти три флота соединялись в один «Большой» флот, который в июле 1914 г. насчитывал в общем 8 эскадр линейных кораблей и 11 крейсерских эскадр, – всего вместе с мелкими судами 460 вымпелов. 15 июля 1914 г. была объявлена этому флоту опытная мобилизация, завершившаяся маневрами и королевским смотром 20 июля на Спитгэдском рейде. В связи с австрийским ультиматумом демобилизация флота была приостановлена, и затем 28 июля флот получил приказ идти из Портленда в Скапа-Флоу (пролив) близ островов Оркней у северных берегов Шотландии.

В это же время германский флот открытого моря выходил в крейсерство в норвежские воды, откуда был возвращен 27–28 июля к берегам Германии. Английский флот шел из Портленда на север Шотландии не по обычному пути – западнее острова, а вдоль восточного берега Англии. Оба флота прошли в Северном море в противоположных направлениях.

К началу войны английский Большой флот расположился в двух группах: на крайнем севере Шотландии и в Ламанше у Портленда.

В Средиземном море, по англо-французскому соглашению, обеспечение морского господства Антанты возлагалось на французский флот, который в составе лучших своих единиц был сосредоточен у Тулона. На обязанности его лежало обеспечение путей связи с Северной Африкой. У острова Мальта находилась английская крейсерская эскадра.

Английские крейсеры несли также службу охраны морских путей в Атлантическом океане, у берегов Австралии, и, кроме того, значительные крейсерские силы находились в западном районе Тихого океана.

В Ламанше, кроме второго английского флота, у Шербурга была сосредоточена легкая эскадра французских крейсеров; она состояла из бронированных крейсеров, поддержанных флотилией минных судов и подводных лодок. Эта эскадра стерегла юго-западные подступы к Ламаншу. В Тихом океане у Индо-Китая находилось 3 легких французских крейсера.

Русский флот был разделен на три части.

Балтийский флот, безмерно уступавший в силах противнику, был принужден принять исключительно оборонительный образ действий, стараясь на рубеже Ревель – Поркал-Удд задержать, по мере возможности, наступление неприятельского флота и десанта вглубь Финского залива. С целью усилить себя и выровнять шансы боя было намечено оборудование в этом районе укрепленной минной позиции, к моменту начала войны далеко не законченное (вернее, только что начатое). На флангах этой так называемой «центральной позиции», на обоих берегах залива, на островах Макилота и Нарген, были установлены батареи дальнобойных орудий крупного калибра, а на протяжении всей позиции было поставлено в несколько линий минное заграждение.

Черноморский флот оставался на севастопольском рейде и бездействовал, не сумев даже заложить как следует минные заграждения у входа в Босфо р. Однако нельзя не учесть всей трудности положения Черноморского флота не только в отношении недостаточности боевых сил, но и в смысле отсутствия иных операционных баз, кроме Севастополя. Базироваться же на Севастополь для наблюдения за Босфором было очень трудно, и операции по преграждению входа противнику в Черное море в этих условиях являлись совершенно необеспеченными.

Дальневосточная эскадра – из ее состава 2 легких крейсера («Аскольд» и «Жемчуг») пытались крейсеровать у юго-восточных берегов Азии.

Германский флот открытого моря состоял из 3 эскадр линейных кораблей, крейсерской эскадры и флотилии истребителей. После крейсерства у берегов Норвегии этот флот вернулся к своим берегам, причем 1 линейная и крейсерская эскадры стали у Вильгельмсгафена на рейде, под прикрытием батарей острова Гельголанда, а 2 другие линейные эскадры и флотилия истребителей – у Киля в Балтийском море. К этому времени Кильский канал был углублен для прохода дредноутов, и таким образом эскадры из Киля могли присоединиться при надобности к эскадрам Северного моря. Кроме означенного флота открытого моря, вдоль побережья Германии находился оборонительный флот крупного состава, но из устаревших уже судов. В Черное море искусно проскочили мимо английских и французских крейсеров германские крейсеры «Гебен» и «Бреслау», причинившие позже достаточно неприятностей русскому черноморскому флоту и побережью.

В Тихом океане германские суда находились частью у своей базы – Циндао, близ Киао-чао, а легкая эскадра адмирала Шпее из 6 новых крейсеров крейсеровала близ Каролинских островов.

Австро-Венгерский флот был сосредоточен на рейдах Пола и Катарро в Адриатическом морс и укрывался за береговыми батареями от крейсеров и минных судов Антанты.

Сравнивая морские силы обеих коалиций, можно отметить следующее:

1. Силы одной Англии превосходили силу всего флота центральных держав.

2. Большинство морских сил было сосредоточено в европейских морях.

3. Английский и французский флота имели полную возможность действовать совместно.

4. Германский флот мог получить свободу действий только после удачного боя в Северном море, который ему пришлось бы дать при самом невыгодном соотношении сил, т. е. фактически германский надводный флот оказался запертым в своих территориальных водах, имея возможность предпринимать наступательные операции только против русского балтийского флота.

5. Морские силы Антанты были фактическими хозяевами всех водных пространств, за исключением Балтийского и Черного морей, где центральные державы имели шансы на успех, – в Балтийском море при борьбе германского флота с русским и в Черном – при борьбе турецкого флота с русским.

Разработка планов войны

Опубликованные за границей и у нас военно-исторические труды, посвященные подготовке мировой войны, позволяют установить процесс выработки генеральными штабами «планов войны» в том смысле, который в настоящее время вкладывается в план операций. План войны в современном понимании представляется программой деятельности всего государства на известный период лет для защиты с оружием в руках своих жизненных интересов и, прежде всего, своей независимости. План войны охватывает все элементы подготовки к ней, обеспечивающие достижение ее целей путем применения вооруженных сил, подкрепленных всеми благоприятствующими экономическими и политическими мероприятиями. В таком смысле плана войны не существовало к 1914 г. ни в одном государстве. Однако во Франции и особенно в Англии подготовка к войне в широком государственном масштабе начата была с момента образования высших органов по обороне страны: во Франции – Высшего совета государственной обороны в 1906 г., и в Англии – Имперского комитета обороны в 1911 г. Этими советами был проведен ряд мероприятий, идейно подсказанных определенным планом войны. Наилучше разработанный план операций принадлежал Германии и охватывал наметку ее исходных военных операций. К экономическому плану будущей войны в Германии приступили лишь в 1913 г.

Начало стратегической подготовки войны 1914–1918 гг. может быть отнесено к 1871 г. Уже в апреле 1871 г. фельдмаршал Мольтке в своем очередном мемуаре писал, что «опаснейшим испытанием для существования молодой Германской империи была бы одновременная война ее с Россией и Францией, и так как возможность такой комбинации не может быть исключена, то следует заблаговременно принять в расчет средства для обороны в таких условиях». С этого момента и вплоть до 1914 г., в течение 44 лет, в Большом генеральном штабе в Берлине велась разработка плана войны на два фронта, в конечном счете ясно установившая основную идею операций против Франции и России, четкое распределение всех германских сил и характер первоначальных военных действий.

С заключением в октябре 1879 г. союза с Австро-Венгрией начальник германского Генерального штаба устанавливал роль австро-венгерских вооруженных сил при совместной борьбе обоих союзников против Франции и России. С присоединением Италии к Центральному союзу в 1882 г. в Берлине учитывалось использование итальянских сил для военных целей Тройственного союза, но участию итальянской армии никогда не придавалось первостепенного значения вследствие ясно сознававшейся в Берлине шаткости военно-политических связей между Италией и Австро-Венгрией.

Зато экономическое порабощение Турции, особенно после прибытия в Константинополь германской миссии Лимана фон-Сандерса, делало се послушным орудием в руках Германии[15], а положение вещей на Балканском полуострове делало для германской дипломатии небезосновательным расчет на возможность привлечения на свою сторону Румынии и Болгарин и объединения, таким образом, в один сплошной фронт всей средней Европы от Северного до Средиземного моря.

Два упрека относительно стратегической подготовки к войне обычно ставятся Союзу центральных государств: отсутствие писаной военной конвенции между ними, которая жестко определяла бы взаимные оперативные обязательства контрагентов союза, и умолчание об объединенном руководстве союзными силами, особенно ввиду территориальной неразделенности государств союза, дававшей право считать их территорию единым театром войны. Однако первый упрек отчасти отвергается на основании статьи 1-го союзного договора между Германией и Австро-Венгрией, по которой обе державы обязывались помогать друг другу всеми своими вооруженными силами при нападении России на одну из них. Отсутствие более конкретных оперативных обязательств между обеими армиями объясняется политическими причинами. Германский Генеральный штаб не желал заранее открывать своих карт союзнику, военную ценность которого он расценивал невысоко. Нужно было считаться и с формальным участием Италии в союзе. Вместе с тем Германия опасалась оказаться на буксире у австрийской дипломатии, политика которой в течение 35-лет-него существования союза не раз стремилась спровоцировать войну ради сепаратных интересов лоскутной империи. Политика мешала также установлению единого Верховного командования. Оба начальника Генеральных штабов постоянным личным общением устраняли надобность в документе, который мог вредно отразиться на свободе действий обеих армий в обстановке действительной войны. Вопрос о едином союзном командовании, как свидетельствует опыт всех коалиционных войн, в том числе и мировой, не может быть разрешен удовлетворительно, так как затрагивает основные права верховной власти каждого государства, участвующего в союзе. Единое союзное главнокомандование к концу мировой войны формально было достигнуто на обеих сторонах, но по существу оно оставалось только деликатным компромиссом, опиравшимся лишь на добровольное согласие союзных правительств.

На другой стороне, у французов и у русских, дело с планом войны формально обстояло лучше, но по ясности руководящей идеи, по смелости ее проведения в жизнь и по четкости союзнического взаимодействия их план значительно уступал германскому. Если можно миновать более или менее случайные эпизоды франко-русского сближения в 1875 и в 1878 гг., то возникновение Союза центральных держав надо считать окончательным толчком, который побудил французское и русское правительства одновременно пойти навстречу друг другу для заключения, в противовес Центральному союзу, в августе 1891 г. союзного договора, а через год – военной конвенции, подписанной, по уполномочию правительств, генералами Буадефром и Обручевым[16]и окончательно ратифицированной в январе 1894 г.

Оба правительства обязывались в случае нападения на одно из их государств выступить всеми силами против врага, причем статьей 3-й конвенции определялось выставление против Германии со стороны Франции 1 300 000 человек, а со стороны России – от 700 000 до 800 000 человек с целью заставить Германию вести борьбу одновременно на Востоке и на Западе. По статье 4 Генеральные штабы обеих держав должны были находиться в постоянных между собой сношениях для практического осуществления указанного выше обязательства. Во время последнего совещания обоих начальников Генеральных штабов (1913 г.) Жоффр особым протоколом изменил в конвенции цифру выставляемых Францией сил до 1 500 000 человек, с указанием срока их мобилизации на 10-й день и начала наступления на 11-й день, взамен чего Жилинский (начальник русского Генерального штаба) заявил о выставлении большей части из обещанных 800 000 человек к 15-му дню на германской границе и о немедленном их наступлении на территорию Германии. На основании периодически дополнявших военную конвенцию протоколов совещаний французский Генеральный штаб оказывал веское влияние на русское железнодорожное строительство, причем правительство Франции охотно предоставляло денежные капиталы для развития в желаемом для Франции смысле русской железнодорожной сети.

Итак, на одной стороне задолго до войны существовала писаная военная конвенция и в дополнение к ней периодические совещания начальников Генеральных штабов, закреплявшиеся протоколами. На другой стороне не было конвенции и зафиксированных на бумаге стратегических постановлений. Преимущества оказались на последней стороне, так как именно русский план операций, скованный формальными требованиями конвенции, вызвал, как будет видно дальше, непоправимые ошибки в исходных операциях русской армии.

В дополнение к военной конвенции в 1912 г. была заключена в Париже франко-русская морская конвенция, которой устанавливалось распределение задач обоих союзных флотов и обеспечение ими, с учетом также и британского флота, господства Антанты на европейских морях.

Что касается Англии, то участие ее в военном выступлении держав Согласия не было, по принципам британской политики, оформлено предварительными обязательствами и ограничивалось в последние годы перед войной официозными совещаниями начальников французского, британского и бельгийского Генеральных штабов.

Еще менее точно были координированы стратегические намерения морских сил держав Антанты. Среди них господствующую роль бесспорно занимал сильнейший флот Англии. В 1912 г. британское и французское правительства подписали, однако, два секретных документа. Один касался распределения морских сил обеих держав: французский флот в случае войны сосредоточивался в Средиземном море, а охрана Ламанша и Атлантического побережья Франции возлагалась на британский флот. Другим письменным соглашением оба правительства обязывались при неизбежности европейской войны подписать военную и морскую конвенции, заранее выработанные французским и английским Генеральными штабами. Проще говоря, с приближением войны автоматически вступали в силу означенные конвенции, как это и произошло в действительности в августе 1914 г. Накануне самой войны, в мае и июне 1914 г., все три правительства Антанты намеревались заключить общую военно-морскую конвенцию относительно распределения союзных флотов и вытекающих из него оперативных задач. Ввиду существовавшего уже по этому вопросу соглашения между Францией и Англией оставалось тот же вопрос урегулировать между Англией и Россией. Переговоры между обоими правительствами о заключении морской конвенции были прерваны наступившей войной.

Прежде чем перейти к изложению планов операций обеих сторон в мировую войну, необходимо предпослать этому изложению краткую оценку местности тех театров войны, на которых эти операции развивались.

Театры войны

Театрами мировой войны, с которыми связаны были первоначальные планы сторон, являлись:

1) На Западе Европы – сначала вся полоса местности вдоль границы Германии с Бельгией и Францией, а затем вся Северо-Восточная часть Франции; этот называемый в литературе Западноевропейский театр войны мы в дальнейшем изложении для краткости будем называть Французским.

2) На Востоке Европы – сначала, в маневренный период войны, вся полоса местности вдоль границы России с Германией и Австро-Венгрией, а затем преимущественно вся западно-пограничная полоса России; этот называемый в литературе Восточноевропейский театр войны мы в дальнейшем, по той же причине, будем называть Русским.

3) На Юге Европы – сначала вся полоса местности вдоль границы Австро-Венгрии с Сербией, затем вся территория последней, а потом и весь Балканский полуостров; этот театр войны мы будем называть Балканским.

Западноевропейский (Французский) театр войны

(Схема 3)

Западноевропейский театр войны тянулся между Северным морем и Швейцарией. На этом протяжении в 700 км территория Франции соприкасалась с Бельгией от моря до Лонгви на 400 км с лишком, а на франко-германскую границу приходилось около 300 км.

В пределы театра военных действий вошли вся Бельгия и Северо-Восточная Франция, до линии: устье р. Сены – Бельфор – Базель.

По рельефу вся означенная территория разделялась на два разных района: северо-западный – равнинный, включающий в себя Бельгию к западу от р. Мааса, и северную часть Франции между морем и р. Уазой; вся остальная часть театра – юго-восточный район – возвышенная, частью даже гористая.

Северо-западный район по характеру местности и по обилию дорог позволяет свободное маневрирование крупных войсковых масс, кроме низменных участков по р р. Шельде, Лис и Самбре с изрядным числом болот, перерезанных каналами. Эти участки представляли выгоды только при обороне, когда можно было легко устраивать искусственные наводнения.

Юго-восточный район включает систему трех горных групп вдоль границ, отбрасывающих от себя ряд отрогов вглубь французской территории. Северная группа – Арденны – заполняет пространство по обоим берегам р. Мааса между верховьями р. Уазы и северной границей Люксембурга. Арденны не представляют ясно выраженного горного хребта. Это группа плоских возвышенностей, прорезаемых течением р. Мааса. К западу от реки эти возвышенности не превосходят 350 м над уровнем моря, а к востоку, близ бельгийско-германской границы, достигают вдвое большей высоты.

На линии Ретель – Монмеди Арденны увязываются с другой горной группой – Аргоннами, которая в виде двух узких лесистых параллельных цепей заполняет пространство между р. Маасом и верхним течением р. Эн. Обе цепи Аргонн имеют резко обозначенный характер горных хребтов и представляют значительные затруднения для войск на путях из Лотарингии к г. Реймсу, но высота этих гор лишь в окрестностях Бар-ле-Дюка достигает 400 м.

Третья горная группа – хребет Вогезских гор вдоль границы Эльзаса. Это наиболее высокий и труднопреодолимый хребет, являющийся как бы барьером для обеих сторон на путях вторжения через него крупных масс. Его прорезали только две сквозные железные дороги, и то в его наиболее низком северном участке. Вогезы повышаются с севера на юг и достигают наибольшей высоты в своей южной оконечности, где высшие точки хребта имеют высоту до 1500 м.

Из водных рубежей театра наиболее значительными являются: р. Рейн, ограничивающая этот театр с северо-востока, с его левыми притоками р р. Мозелем с Мергой и Сааром и Маасом с Самброй; р. Сена, ограничивающая этот театр с юго-запада, с ее правыми притоками р р. Марной (с Большим и Малым Морэнами и Урком) и Уазой, Эном и Белом, и впадающая в море р. Шельда (Эско) с притоками р р. Лис, Изер и Сомма. Все эти реки и соединяющие их многочисленные каналы приобретали характер труднопреодолимых преград лишь на тех участках, где они были усилены укреплениями или снабжены сооружениями для устройства наводнений. Во всех же других местах они имели лишь значение тактических рубежей, на которых и разыгрались наиболее значительные операции, получившие свое название по названию этих рек.

Поскольку государственная граница между участвовавшими на Западноевропейском театре государствами не всегда совпадала с солидными естественными рубежами, обе стороны уделяли значительное внимание укреплению естественных рубежей в ближайшем тылу от границ. Со стороны Германии таким рубежом являлся широкий Рейн, на котором были сооружены крепости Страсбург и Кёльн, Гермерсгейм, Майнц, Кобленц и Везель. У самой границы на Мозеле были крепости Мец и Тионвиль (Дидейгофен) и укрепления у Саарлуи. На границе же с Бельгией для прикрытия обходных путей через Бельгию к Нижнему Рейну был укрепленный лагерь у Мальмеди. Со стороны Франции таким ближайшим (в двух переходах) к германской границе и важнейшим укрепленным рубежом являлись: верховья р р. Мозеля и Мааса, на которых были построены четыре крепости и до 20 более или менее значительных укреплений, составлявшие в совокупности два укрепленных района: Бельфор, Эпиналь – 80 км по фронту, и Туль, Верден – 80 км по фронту. За указанными укрепленными районами 1-й линии находились укрепления 2-й линии, состоящие из укрепленной позиции у Дижона и Лангра и укрепленных районов – Реймса, Лаона, Ля-Фера. Центральным редюитом всей этой укрепленной системы служил укрепленный лагерь Парижа. Что же касается системы укреплений на участке границы Франции с Бельгией, т. е. от Монмеди до моря, то в связи с усовершенствованием крепостной техники, выдвинувшей в 80-х годах XIX столетия бетон и бронированные башни и потребовавшей огромных затрат, от первоначально задуманной обширной системы укреплений на этой границе было решено отказаться. Были оставлены лишь Монмеди и Мобеж, а крепость Лилль была намечена к упразднению. Со стороны моря этот театр был прикрыт крепостями Дюнкерк, Кале, Булонь.

Что касается Бельгии, то правящие классы, которые вполне сознавали всю иллюзорность «вечного» нейтралитета своей страны, хотя бы и гарантированного европейскими державами, ясно понимали, что в случае войны между Германией и Францией Бельгия неминуемо подвергнется вторжению германских армий, поэтому по мысли известного бельгийского инженера генерала Бриальмопа в 1890–1892 гт. были предприняты меры по укреплению рубежа р. Мааса крепостями Памюром и Льежем, а Антверпен был превращен в обширную крепость-лагерь.

Сооружение французских восточных крепостей отражало систему обороны Франции после Франко-прусской войны 1870–1871 гг. против нового германского вторжения. Франция по намеченному в 1874 г. генералом Сере де-Ривьером плану принялась за укрепление своей новой границы для прикрытия мобилизации и сосредоточения армии с целью остановить противника и собрать все силы на борьбу с его армиями, пользуясь линией крепостей.

Руководящая идея укрепления этой новой границы заключалась в том, чтобы занять важнейшие узлы сообщений сильными крепостями с фортовым обводом и направить вторжение германских армий к свободным промежуткам между крепостями, расположив эти промежутки или в системе огня крепостей и фортов застав, или на трудно проходимой местности. Таких открытых промежутков было оставлено два: один шириной в 60 км между крепостями Эпиналь и Туль, так называемый Шармский проход, и другой шириной в 35 км между крепостями Верден и Монмеди.

Вся система укреплений на восточной границе Франции и Бельгии оказала прямое влияние на выработку плана первоначальных операций обеих сторон, который, в свою очередь, исходил из ближайших конкретных целей войны.

Восточноевропейский (Русский) театр войны

(Схема 4)

Весь маневренный период мировой войны на Русском европейском театре разыгрался преимущественно на территории западной пограничной полосы бывшей Российской империи и сопредельных провинций Восточной Пруссии, Западной и Восточной Галиции.

В отношении подготовки театра к войне, стратегического развертывания и первоначальных планов имело первенствующее значение очертание государственной границы между воюющими странами; в данном случае эта граница приобретала еще особое значение ввиду большого различия между Россией и Австро-Венгрией и Германией – особенно в отношении путей сообщения и инженерной подготовки.

Государственная граница между воюющими странами представляла много оригинального. Являясь результатом тех политико-экономических отношений, которые сложились ко времени Венского конгресса (1815 г.), она совершенно не преследовала стратегических целей, а исключительно политические, в виде образования под скипетром русских монархов Царства Польского с вознаграждением Австро-Венгрии галицинскими областями с более родным России по крови населением, чем Польша, и с оставлением Пруссии ее коренной провинции – Восточной Пруссии.

Первая особенность пограничной линии состояла в том, что она нигде не совпадала с естественными преградами. Реки Неман и Висла, которые могли бы служить таковыми, пересекались границей, попадая устьями в море Германии, а Карпатский хребет составлял ближайший тыл австрийской пограничной полосы. Вторая особенность заключалась в том, Что русская граница вдалась большим четырехугольником с основанием около 360 км и высотой около 400 км в территорию враждебных России стран, что неминуемо должно было оказать большое влияние как на подготовку театра войны, так и на первоначальный ход операций.

По общему географическому облику театр вполне пригоден для широких маневренных операций. Равнинный, отчасти холмистый, отчасти лесисто-болотистый характер его обусловливает в виде холмов, лесисто-болотистых и озерных участков элементы только тактического значения, за исключением некоторых районов, которые имеют и стратегическое значение.

К таковым принадлежат: 1) озерный район в Восточной Пруссии, известный под названием Мазурских озер; 2) лесисто-болотистый участок в восточной части театра, огибающий бассейн р. Припяти, под названием Полесья; и 3) на юге театра горный Карпатский хребет, который представлял естественную значительную преграду для русского наступления в Венгрию, но, с другой стороны, стеснял маневрирование Австро-Венгерской армии. Кроме обильных лесисто-болотистых участков, театр изобилует реками, текущими в большинстве в меридиональном направлении и представляющими естественные преграды для действий враждующих сторон. Впрочем, оборонительными линиями, имеющими стратегическое значение, являлись только р р. Висла, отчасти Буго-Нарев и Неман от устья до Гродно, все же остальные реки имели значение только как рубежи и тактические преграды.

Рассматриваемый театр может быть разделен на 4 района, имевшие разное оперативное значение:

1) Центральный, или Привислинский, – образующий дугу, глубоко вдающуюся у Торна, Калиша и Кракова в пределы Германии и Австрии с основанием, идущим примерно по р р. Бобру и Западному Бугу.

2) Северный – между Балтийским морем и северной границей Полесья.

3) Южный – между южной границей Полесья и Карпатами.

4) Полесье – в виде разъединяющего северный и южный районы пространства.

Развитие рельсовой сети не только на театре войны, но и на всей территории воюющих стран, входит такой большой удельной величиной в оперативную работу армий, что на этом вопросе приходится остановиться более внимательно.

Обширность территории России, недостаток денежных средств, слабое экономическое развитие и неустойчивость железнодорожной политики были естественными причинами недостаточного и неравномерного роста русской рельсовой сети. Россия поражала своей отсталостью в количестве железных дорог, что отодвигало ее далеко назад в отношении Западной Европы.

Коэффициент обслуженности сетью был в 18,2 раза меньше, чем Франции, Англии и Германии, даже только для Европейской России, без обширных пространств Архангельской, Вологодской и Олонецкой губерний. Русскую сеть в указанных выше пределах необходимо было увеличить в 4,5 раза для того, чтобы сравняться с Германией, и в 3,5 раза, чтобы сравняться с Австро-Венгрией.

Подобные условия накладывали сильный отпечаток не только на роль России в мировой войне, но и на условия ведения операций в различные ее периоды.

В то время как Германия и отчасти Австро-Венгрия имели в своей широко развитой и богато оборудованной сети железных дорог не только могущественный фактор в отношении мобилизации, сосредоточения и питания массовых армий, но и в отношении быстрых перебросок их, как с фронта на фронт, так и в районе одной операции, – Россия от своей мало развитой и бедно оборудованной сети получала в этом отношении далеко не полное подспорье.

Все внимание русского Генерального штаба в отношении железных дорог было направлено к тому, чтобы скорее сосредоточить и развернуть армии в начале войны, и отчасти к удовлетворению хоть некоторой возможности перекидывать их с северной стороны Полесья на юг или обратно. Для оперативного использования во время ведения операций рельсовая сеть была почти не подготовлена. Некоторую возможность в этом отношении представлял только участок между Вислой, Наревом и линией Ивангород – Люблин – Ковель, имевший достаточно развитую сеть для использования ее в оперативном отношении. Другим таким участком являлся район Вильны. Русская железнодорожная сеть совершенно не была подготовлена к наступательным операциям и не могла одновременно выдержать тяжесть оперативных перевозок и питания армий, она была более развита для борьбы на германском фронте, чем на австрийском.

Таким образом, обе стороны вели маневренный период войны в совершенно разных условиях помощи со стороны железных дорог, которые поставили противников в далеко не равные условия, – в руках немцев находились богатейшие средства инженерной техники, далеко превосходившие средства противной стороны.

В отношении инженерной подготовки театра приходится отдельно рассматривать территории каждого из враждовавших государств.

Россия. Мнение о том, что Россия вступила в мировую войну почти без инженерной подготовки театра предстоящей борьбы, не будет слишком преувеличено. Так, незадолго до войны разрушили систему инженерной подготовки, проводившейся в жизнь свыше 30 лет, и не успели дать ничего нового. Существовавшая система крепостей исходила из идеи, данной Милютиным в 1873 г., и находилась в полной зависимости от предполагавшегося стратегического развертывания и намеченных планов войны.

Идея стратегического развертывания в течение свыше 30 лет сводилась к использованию выгодных свойств Привислинского района и сосредоточению в нем по обоим берегам р. Вислы главной массы сил под прикрытием содержавшейся на западной границе большей части армии мирного времени и соответствующего усиления района развертывания крепостями. В отношении планов действий существовало определенное решение – первоначально обороняться против Германии и энергично наступать против Австро-Венгрии.

В зависимости от этих отправных данных система инженерной подготовки Западного театра сводилась к следующему.

В центре образовался Привислинский укрепленный район.

Основой его служили три крепости на р. Висле, а именно: Новогеоргиевск при слиянии р р. Вислы и Буго-Нарева, Варшава – в центре, и Ивангород – при слиянии р р. Вислы и Вепржа. Эти крепости с мостами через р. Вислу и с укрепленной перед ними позицией давали, во-первых, свободу маневрирования на обоих берегах р р. Вислы, Буго-Нарева и Вепржа, во-вторых, служили хорошим плацдармом для наступательных операций войск на левом берегу р. Вислы, в-третьих, были серьезной преградой для форсирования р. Вислы противником.

Вслед за обеспечением фронта начали обеспечивать фланги Привислинского района. Наибольшее значение придавалось северному флангу, как ввиду оборонительной задачи по отношению к Германии, так и ввиду необходимости обеспечить Петербурго-Варшавскую ж. д., проходившую близко от германской границы. Для этого воспользовались оборонительной линией рр. Бобра и Буго-Нарева. Левый фланг этой линии обеспечивался крепостью Новогеоргиевск, у слияния р р. Буга и Царева, небольшой крепостью Зегрж и правый фланг на р. Бобр – большой крепостью Осовец. Кроме того, впоследствии для обеспечения переправ через р. На-рев были укреплены Ломжа, Остроленка, Рожан, Пултуск. Таким образом, водная и болотистая преграда р р. Бобра, Буга и Царева обращалась для немцев в труднодоступное препятствие, не стесняя свободы маневрирования по обоим ее берегам русских войск. На усиление южного фланга Привислинского района было обращено мало внимания. Предполагавшееся укрепление Ровно-Дубенского узла осталось за недостатком средств в проекте, и здесь все ограничилось только обеспечением флангов: Ивангородом на р. Висло и крепостью Брест-Литовск на р. Буге. Оборонительная линия р. Немана прикрывалась только одной первоклассной крепостью Ковно и устарелыми укреплениями у Олиты и не законченной в 1914 г. крепостью Гродно.

Крайние фланги Северо-Западного фронта обеспечивались морскими крепостями: на севере – Либавой, Усть-Двинском и Кронштадтом, и на юге – Севастополем и Очаковым.

Если к этому прибавить старые тыловые крепости-склады Двинск и Киев, то этим и ограничивалась вся система укреплений русского Западного театра. Надо сознаться, что к 1909 г. почти все названные крепости пришли в архаическое состояние, совершенно отстали от современных требований в отношении как артиллерийского вооружения, так и фортификационных сооружений.

В 1910 г. в России одновременно с коренной реорганизацией армии, переменой ее дислокации и отнесением линии ее стратегического развертывания назад на фронт р. Неман, Брест-Литовск, Ровно и Проскуров было решено уничтожить и все выдвинутые на р р. Вислу и Буго-Нарев крепости. На Западном театре оставлялись только Ковно, Осовец и Брест-Литовск и вновь сооружалась крепость в Гродно.

Но вслед за тем начались новые колебания, и вполне соответствовавшая идее установленного развертывания армий система 4 крепостей скоро была изменена сохранением Новогеоргиевска, одиноко выдвинутого от линии развертывания вперед километров на 200, и временным сохранением укреплений Ломжи. Из числа приморских крепостей были сохранены Усть-Двинск на Балтийском море и Очаков и Севастополь на Черном. От Либавы и даже Балтийского порта как оперативных баз нашего флота пришлось отказаться ввиду гибели русского флота у Цусимы в 1905 г. и отнести морскую оборону на линию Ревель – Поркал-Удд со Свеаборгом как базой для миноносцев и подводных лодок (5).

Таким образом, с 1910 г. в России начали разрушаться и разоружаться старые крепости и медленно составляться проекты для усовершенствования оставленных и для постройки новых. До чего медленно шла эта работа, явствует из того, что только летом 1912 г. были закончены проекты переустройства Ковенской и Усть-Двинской крепостей и постройки Гродненской крепости.

Германия. За последнее десятилетие перед войной центром тяжести инженерной подготовки на русской границе являлась Восточная Пруссия. Здесь опорой полевой армии при наступлении служили крепости Торн, Данциг и Кёнигсберг и ряд укреплений по р. Висле, благодаря которым эта река перестала быть препятствием для германцев и стала весьма труднопреодолимой преградой для русских. Для обеспечения же спокойного развертывания армий от наступления русских была сооружена передовая оборонительная линия вдоль Мазурских озер, которая в то же время служила отличным плацдармом для наступлений в русские пределы как на восток, так и на юг. Ближайшие пути от Варшавы на Берлин прикрывались крепостями на р р. Одере и Варте, из которых на ход операций отчасти имели влияние крепости Бреславль и Познань.

Австро-Венгрия. Это государство подготавливало развертывание своих армий против России в Галиции впереди Карпат. Для обеспечения района развертывания с запада и для преграждения прямого пути на Вену служила крепость Краков. Для опоры наступлению главных сил и свободы их маневрирования, а также для прикрытия лучших проходов через Карпаты существовала крепость Перемышль с отдельными укреплениями по р. Сану. Наконец, для обеспечения правого фланга развертывания линия р. Днестра была усилена рядом отдельных укреплений (Галич, Миколаев, Залещики и др.). Следует упомянуть еще о временных укреплениях Львова, чем и кончается крепостная подготовка Австрии на Русском фронте.

В итоге инженерная подготовка сильно различалась в трех сопредельных государствах. В России этот вопрос находился в периоде перестройки всего плана подготовки. Она отказалась от милютинской системы, которая обеспечивала выдвигаемое вперед стратегическое развертывание, служила хорошей базой при переходе армий в наступление и соответствовала активному характеру войны. Новая система своими тремя северными крепостями (Ковно, Гродно и Осовец) фактически усиливала только оборонительную линию р. Немана, оставляя для опоры против Австрийского фронта только одну крепость Брест-Литовск. В ряде крепостей имелась хорошая база также исключительно для наступления в Восточную Пруссию со стороны р. Немана. На всем остальном пространстве инженерной подготовки фактически не существовало, так как Брест-Литовск оказывал влияние только после занятия противником всего Привислинского района.

В несколько оригинальном положении оказалась крепость Новогеоргиевск, предназначенная первоначально к уничтожению, а потом сохраненная. Выдвинутая, как указывалось выше, от предполагаемой в 1910 г. линии развертывания армий, она могла бы сыграть плачевную роль Порт-Артура, если бы русское стратегическое развертывание в 1914 г. вновь не было выдвинуто вперед.

При такой комбинации Новогеоргиевск служил опорой левого фланга фронта по р. Буго-Нареву и единственной русской крепостью на р. Висле.

Инженерная подготовка в Австро-Венгрии фактически сводилась к двум крепостям, прикрывающим карпатские проходы и находившимся в тылу предполагаемого развертывания австрийских армий в Галиции. Роль этих крепостей ограничивалась исключительно уменьшением последствий неудачной для австрийцев битвы в Галиции и прикрытием внутренних их областей от русского нашествия.

Что касается Германии, то она использовала особенности территории Восточной Пруссии и приспособила ее не только к обороне незначительными силами, но и как базу для развития наступательных операций.

Планы операций на Западноевропейском (Французском) театре

(Схема 5)

Центральные державы

(Схемы 5 и 6)

Планы операций на восточноевропейском (русском) театре

(Схема 6)