Менна

Пролог

Где-то вдали протекает маленькая речушка, воздух, боже, как он манит меня, как я хочу в него погрузиться и больше ничего, ни о чем не думать, ничего не знать…

Звонок в дверь. Открыла мама, позвала меня, и я увидел на пороге своего друга Виталика. Мы сразу побежали в мою комнату, где я рассказал ему мой сон, в котором нет этого страшного вида и воздуха с привкусом металла на зубах…

В 2045 году случилось неизбежное: по территории России нанесли ракетный удар новым видом водородных бомб. Правительство погибло. Все города с населением более 100 000 человек были стёрты с лица земли. Остались только мы. Пережить удар смогли только очень отдаленные от центра сёла и маленькие городишки, но население вымирает очень стремительно.

Я был тогда 12 лет от роду, и я отчётливо помню, как небо затянуло черными тучами, солнце скрылось, и стоял такой гул, что у меня заложило уши. Моя мама была как раз дома, схватила меня и побежала в подвал, где мы и укрылись. А дальше наступил холод, который продолжается до сих пор.

Мы с мамой остались одни в темноте, в холоде, мы не знали, что тогда произошло и что нам делать, мы плакали, и в тот момент мама понимала, что мы сейчас здесь сгинем, и прижимала меня крепко-крепко к себе. Мороз начал подступать всё напористей. Мы закрыли все щели старыми одеждами, а люк, который вёл наружу из подвала, начал промерзать даже через нашу защиту, мама накинула на нас все одежды, что были, и начала потихоньку плакать.

Вдруг я услышал шум двигателя и скрежет земли, к нам сделал подкоп наш сосед, дядя Дима. Он быстро проник к нам, такой чумазый, и улыбался, когда увидел нас живыми, во все его 32 белоснежных зуба. Я думаю, что моя мама ему очень нравилась, и он просто не мог оставить нас умирать в нашем «убежище», которое по факту являлось погребом с соленьями под домом. Он быстро перетащил нас к себе и завалил проход землёй.

Вот у дяди Димы был настоящий бункер, с тёплой печью, одеялами и разными техническими приспособлениями. Он просторный, светлый и теплый, по всей видимости, он строил его как раз для таких целей. Являлся он полковником. Российской армии в отставке, и твердо знал, что этот день когда-нибудь настанет, и был к нему готов.

Мы были очень счастливы его увидеть, хотя поначалу очень испугали его машины для подкопов. Мама его обняла и тут же разрыдалась, дядя Дима сказал, что нам нужно быть сильными, чтобы противостоять этой беде.

Мы были так напуганы, что не знали, не могли понять, что случилось и почему так холодно в июне, что нам теперь делать. Дмитрий Иванович напоил нас чаем и начал рассказывать, что, по его мнению, случилось в России или в целом мире, а я спокойно устроился на печке и под весёлое потрескивание углей стал внимательно слушать, что же это такое.

Дмитрий рассказывал, что наше родное правительство плохо ладило с другими странами. Мы остались чуть не единственной страной мира, в которой остались углеводороды, и делиться ими мы категорически не хотели, так как мы втайне готовились к войне со странами Персидского залива за ресурсы, впрочем, и не только мы одни. Что случилось и как развивались дальнейшие события, Дмитрий Иванович, к сожалению, не знал, но вот что случилось в итоге, осознали мы все.

Так мы просидели около недели. Дядя Дима сказал, что хочет выйти наружу и посмотреть, что там и как обстоят дела, мы с мамой были категорически против, так как не могли знать, к чему это может привести, и мама за это время ещё более привязалась к нему, и я думаю, что впервые за долгое время она проявила симпатию к мужчине, ведь отец ушел от нас, когда я был ещё совсем маленьким, и никогда мне не звонил, и мама закрылась от мира мужчин, а вот наш сосед растопил лёд её души. Но дядя Дима всё-таки решил приоткрыть тугую утеплённую дверь и выйти. Я смотрел с замиранием сердца, он надел теплые рукавицы и приоткрыл дверь. В комнату тут же хлынул свежий воздух, но он был какой-то неестественно чистый и морозный. Я знал, как бывает холодно в январе, и однажды пошел в школу в минус 28, но эти ощущения были совершенно другими. Дмитрий Иванович сказал, что он просто высунет голову и посмотрит, а что делать дальше, решит по ходу дела. Мы смотрели, как он начал открывать тяжеленный люк, и тут раздался такой страшный крик, что у меня подкосились ноги, и я упал, мама подбежала к Дмитрию и резко его оттащила назад и захлопнула люк. Господи, как же он сильно кричал, я боялся смотреть, и мне становилось ещё страшней от того, что он, такой матёрый мужик, так кричал от боли. Я заткнул уши. Через какое-то время в комнате стало тихо, и ко мне подошла мама. Она обняла меня, и слеза по ее щеке покатилась и упала на пол. Я открыл глаза. О господи, дядя Дима лежал и стонал. Часть его лица была сожжена холодом, глаз стал стеклянно-белым и, видимо, он отмерз, холод был настолько враждебным и обжигал ткани моментально. Мама обрабатывала его щеку средствами от ожогов, и он постепенно пошел на поправку, ткани лица не отмерли, но ожог он получил очень сильный. Ночами он стонал, и когда боль была очень сильной, то мама колола ему обезболивающие, хорошо, что медикаменты он запас заранее. Так продолжалось неделю. Когда я проснулся утром, то дядя Дима уже сидел на стуле и пил чай, я благодарил бога, что он выздоровел, хотя твердо знал, что это целиком и полностью заслуга моей любимой матери, но всё равно, слава богу, всё обошлось. Он позвал меня, и тут я увидел, что его рука… его ладонь была не такая. Когда он лежал, я не обращал внимания, что он лежит в перчатках. Одна перчатка была снята с его руки, а вот вторая одета. Я не понимал, почему так. Дмитрий Иванович сказал мне, что всё будет хорошо, и приказал маме взять всё необходимое для операции. Его кисть отмерзла от переохлаждения, и это начало угрожать его жизни. Мама приняла решение отнять ее. Она взяла из шкафчика пилку для металла, вату и спирт. Мне заткнули уши ваткой, а дяде Диме ремнем завязали рот. Его рука начала тоже отмирать. Кисть черная, как уголь, и он кивнул маме, и она начала резать, я отвернулся. Что происходило дальше, я вспоминать очень боюсь. Какой оказалась сильной моя мама, что смогла отпилить кисть человеку. Кровь интенсивно лилась из места среза, и маме долго не удавалось ее остановить, может, она как-то не так пережимала жгутом? Я не знаю, дядя Дима увидел это, резко встал и приложил руку к раскаленной печи, он сильно закричал, что даже ремень на его рту не помогал, и он упал в обморок от такой невыносимой боли. Но это помогло как нельзя лучше, место спила запеклось, и кровь перестала сочиться, мама перевязала ее, и мы уложили его на кровать. Мама поставила ему капельницу с каким-то лекарством, мне сказала, что это нужно для очистки его крови. Дядя Дима лежал и только изредка постанывал, убедившись, что он в норме, мы и сами легли отдыхать, мама почти сразу уснула, а вот я никак не мог заснуть. Когда я проснулся, то меня уже с улыбкой позвал к себе дядя Дима, мой родной человек. Я обнял его и спросил, что случилось? Ответ мы с мамой получили страшный ответ. Жить на улице нельзя, сказал Дмитрий Иванович, мороз, о боже, мороз он ненастоящий какой-то, искусственный, как кислота, обжигает ткани, и тут по его небритой щетине потекла слеза, и он добавил, что я вас не могу спасти и что вероятней всего… Он замолчал на полуслове. Что думать, я не знал, и мама сидела рядом с таким лицом, что мы все притихли, и я гадал, что же будет дальше. Дальше было всё только хуже, ведь запас продуктов и воды начал подходить к концу. Мы прожили примерно неделю, рука дяди Димы начала потихоньку проходить, да и лицо более-менее затянулось. Мы заметили одну закономерность, входной люк был очень массивным и постоянно промерзал инеем, а вот в полдень и примерно до 14:00 он оттаивал, на ощупь был в разы теплее. И тот факт, что в эти часы на улице начиналась метель, и ее гул был отчетливо слышан. Моя мама предположила, что в эти часы, когда приходит буря, температура повышается, вот только до каких значений, мы не могли знать. Мама и дядя Дима что-то шептали друг другу, и после этого разговора он сильно задумался, я беспокоить его не стал.

На следующий день Дмитрий Иванович начал что-то чертить и писать какие-то заметки, на мои вопросы отвечал, что работает, но я краем глаза заметил, что это был рисунок какого-то костюма. Так и есть, дядя Дима готовит экипировку к выходу из убежища. Он твердо знал, что скафандр космонавтов умеет выдерживать такой холод, и ему нужно было изобрести что-то похожее, по крайней мере попытаться сделать максимально утеплённый костюм, ведь какова температура в часы бури, мы знать не могли, и он делал всё возможное, чтобы покинуть убежище и поискать нам продукты. Когда он озвучил нам свой план по выходу из убежища и что костюм должен помочь ему преодолеть холод, он говорил, что мы должны помочь ему сделать его, так как один он точно не справится, да и ещё с отсутствующей кистью. Мы все дружно принялись за работу и без лишних вопросов стали расшивать старые теплые одежды. Мама толстой иглой сшивала разный материал друг к другу. Тут был и брезент, и шерсть, и мешковина, разные свитеры в одно большое скафандроподобное одеяние. Получился он очень тяжелый, и если бы меня таким накрыли, то я бы вряд ли встал. Это одеяние было сшито из трех разных фуфаек, под низ вшита овечья шерсть с прослойками брезента от палатки, а снаружи мы обработали её гудроном, который так кстати оказался на верстаке убежища, правда, пришлось его растопить, только зачем мы это сделали, я не понимал. Утеплили сапоги, которые мы одели поверх этого скафандра, хорошо, что тут были размера так 48, меньше полезли бы вряд ли. Сделали толстенные рукавицы, которые так же смазали гудроном. С шапкой всё обстояло сложнее. Сначала сделали каркас в виде шлема, а потом нашили на него мех и кожу, на глаза сделали прорези под очки, но их не оказалось, и поэтому мы разбили бутылки из-под водки «За милых дам» и вставили донышки и глазницы. Получился реальный скафандр, ну или костюм водолаза. Выглядел он, конечно, очень громоздко и неказисто, и весил все добрые пятьдесят килограммов. Я был так рад за нашу проделанную работу, и мне казалось, что эта та самая надежда, которой нам не хватает, и что благодаря этому мы сможем выдержать достаточно долго, чтобы нас спасли. Мы все смотрели на костюм с умилением, и я предложил дать ему имя, я назвал его «Баня», потому что он нереально теплый. Дмитрий Иванович согласился со мной, что название хорошее, но всё-таки предложил назвать его «hope», что в переводе с английского означало «надежда». Мы, конечно, согласились с ним, ведь надежда нужна нам сейчас как воздух.

На следующее утро дядя Дима начал собираться на разведку, одели мы его с трудом, костюм весил, конечно, добротно, да и амуниции было достаточно. Взял и фонарь, и военную лопатку, рюкзак, само собой. Он стоял перед нами такой громоздкий и важный, как рыцарь в латах, а его шлем был весьма смешной. Опустился буран, и дядя Дима завел таймер на часах, помахал нам рукой и устремился к выходу. На часах как раз было около полудня, он подошел к люку и посмотрел на нас, мы замерли в ожидании, и он дернул дверь. К нам тут же ворвался холодный воздух. Странно, нет этого леденящего чистого воздуха, всё как всегда. Ничего сверхъестественного, ну, мороз примерно градусов 30, я и раньше знал подобные ощущения, но всё равно мне было страшно, мы же не знали, как теперь ведет себя мороз и какие у него теперь свойства, а что, если взрывы его как-то изменили? Может, наш новоявленный разведчик сгинет там, и мы тогда точно долго не протянем? Это чувство не покидало меня, но тут дядя Дима крикнул, что всё хорошо и ему совершенно не холодно, закрыл накрепко люк и отправился в путь.

Глава 1.

Ложные надежды.

Из воспоминаний Дмитрия Ивановича. Когда я вышел наружу, то мне ничего не показалось странным, я даже как-то удивился и задался вопросом: а где же эта мёртвая земля, выжженная холодом? Затянутое небо серого цвета, ветер холодный, пронизывающий до костей, совсем не холодно, ну, по крайней мере, градусов около сорока, кругом иней толстенным слоем, и всё вокруг мертво. Деревья стоят как остовы, черные и мертвые, земля, окутанная снегом и промерзшая далеко вглубь.

Я начал свой путь. Вышел из проулка и по улице начал продвигаться в магазин. Вьюга пыталась свалить меня с ног, сапоги углублялись в снег. Мне приходилось часто протирать стекла, так как снег на них налипал и затруднял и без того плохую видимость. Так я прошел около полукилометра. По времени это было около пятнадцати минут. Вдалеке около магазина я увидел силуэт человека. Я начал кричать и махать руками, но силуэт стоял неподвижно, быть может, он просто не видит меня из-за метели? Я начал приближаться к нему так быстро, как только мог. Когда я подошел ближе и наконец-то разглядел через стекло, кто это, о господи, отшатнулся я, фигура была мужская и полностью промерзшая. Если бы его толкнуть, он раскололся бы, как фарфоровая фигурка, он полностью превратился в лед. На его лице не было гримасы ужаса, и выглядел он вполне обычно, на что я понял, что замерз он на считанные доли секунды. Я его узнал, узнал человека, который умер так быстро, что даже не понял этого. Это был наш местный электрик Леха, я знал его, но чтоб он был мне друг или просто приятель, то нет, просто знакомый. Я знал, что что-то подобное смогу увидеть снаружи бункера, но не знал, что это случится так скоро.

Я целенаправленно шел в сторону магазина, чтобы пополнить запасы провизии. Дорога к нему займет еще около 10 минут, я ускорил шаг. Ага, вот он, небольшой киоск синего цвета под названием «Встреча». Двери были открыты, и я заметил силуэты, так как дверь была стеклянная. Я открыл дверь. От моего усилия она разлетелась на маленькие стеклянные кусочки. Внутри было 3 человека. Они смотрели в сторону двери, и их взгляды я отчетливо ощутил на себе. Видимо, они вглядывались после взрыва на улицу, а холод опустился моментально, так они и промерзли. Я узнал продавщицу Марию. Она стояла в халате с голыми плечами. Двух других я не узнал, это какие-то местные бабушки, которые пришли, как обычно, за новостями и свежим хлебом, но тут они и закончили свой век. Я про себя произнес заупокойную молитву, перекрестился и пошел дальше продолжать свою миссию, медлить мне было нельзя. У меня появилось сильное желание снять шлем, дабы полностью удостовериться, что опасность миновала, и что в обычной шапке в помещении жить во время бури можно, а то голова от очень заболела, ведь смотреть через эти стекла вообще тяжело, но тут мой внутренний голос меня остановил. Я не стану рисковать, меня очень ждут дома. Я не стал терять время и начал высматривать что-то съестное под прилавком. Конечно, все стеклянные тары оказались полопавшими, там и соки, и огурчики, и так далее. Я взял всю тушенку, сгущенку, взял из холодильника мясо, куры, масло. Набрал я в итоге четыре большие сумки продуктов, и теперь мне предстоял марш-бросок до моего убежища. Всё, теперь точно пора идти, я стал пробираться сквозь фигуры мертвых бабушек, и уже перед самым выходом я услышал стук упавшей тяжелой конструкции, как я думал, я обернулся и от увиденного я сильно отшатнулся и упал на землю. Видимо, нечаянно я задел одну из бабушек, и она упала на пол и раскололась на части, жуткое было зрелище. Когда я пришел в себя от пережитого мной страха, то понял, что я не могу подняться, костюм реально был тяжеленный. Времени у меня оставалось катастрофически мало, и я принял решения его снять, расстегнул молнию и выпрыгнул из него. Очень холодно стало, моё тело быстро сковывал холод. Я быстро поднял комбез и надел его, взял сумки и бегом побежал в сторону дома. Шел я той же дорогой, что и туда, местами останавливался перевести дух и прислушивался к окружающему звуку, вдруг кто-то заметил меня и зовет на помощь, но слышал только одну мертвую, гробовую тишину.

Я довольно быстро продвигался, и вдалеке уже виднелся мой дом, как я заметил еле разборчивый из-за бури след, он был явно не мой, но, по всей видимости, это нога взрослого человека, довольно свежий след, так как я тут проходил буквально час назад, и их не было, моей радости не было предела, когда я осознал, что кто-то ещё из моего ареала обитания выжил. Мне нужно было как можно скорей пойти по этим следам, бегом я побежал за ними, то есть за их хозяином. Следы перешли на другую улицу, соседнюю с моей. Улица была длинная, и я пытался разглядеть хоть кого-то, но мои импровизированные окуляры всячески мешали этому. Я решил снять шлем и вглядеться, вдруг увижу что-то, тем более снег заметает следы очень быстро. Отщелкнув крепления шлема, я быстрым движением снял его со своей головы, и тут же увидел примерно в восемьсот от меня силуэт. Вот он, хозяин следов, бежит куда-то целенаправленно и довольно быстро, я не растерялся и погнался за ним. Сумки и громоздкий костюм мешали, сильно затрудняли передвижение, но я всё-таки начал сокращать дистанцию, и когда более-менее подобрался, то начал кричать ему вслед, он никак не хотел останавливаться, будто он не слышал меня из-за бурана. Силы начали стремительно покидать меня, и тут я вытащил из сумки банку тушёнки и кинул в этот силуэт. Каково было моё удивление, когда от удара банки в спину человек не только не остановился, а, наоборот, прибавил шаг, погоня продолжается. Ценой неимоверных усилий я всё-таки его догнал, взял на плечо и повернул к себе с такой силой и злостью, что он упал. Человек быстро снял свой шлем, и тут передо мной оказался Витя Баринов, который, по всей видимости, сразу узнал меня и так решительно и с неимоверным напором сказал мне: «Дима, время на исходе, бегом за мной, ко мне в убежище, иначе сейчас мы все погибнем». Витя взял одну мою сумку, и мы побежали к нему. Я так вспотел, что пот лился внутрь костюма градом, отчего я совсем перестал видеть происходящее, я постоянно протирал свои окуляры, но это не помогало. У Виктора был комбез очень крутой, там и противогаз, и расшит оленьей шкурой сверху. Было видно, что он заводской и разработан как раз для этих целей. Он был лёгок и удобен, и тот факт, что он накинул на него оленьи шкуры, по моему мнению, его не отягощал. Может, арктический спецназ? Небо начало проясняться и делало это стремительно, Витя кричал, чтобы мы бежали изо всех сил и что осталось чуть-чуть. Я почувствовал на себе, как резко стало моментально холодать, и стёкла стали покрываться инеем. Из-за того, что я очень вспотел, у меня тут же замёрзли ноги, и я начал осознавать, что пошевелить ими я почему-то не могу, изо всех сил я начал звать Виктора, он увидел, подбежал, взял меня и потащил в убежище. Я потерял сознание. Очнулся я у печки. Виктор перебирал продукты, которые он, как и я, нашел на вылазке, моего пробуждения он не заметил. Мои ноги ломило так сильно, они замёрзли, что я думал, что пальцы уже никогда работать не будут. Виктор снял с меня обувь и положил ногами к печке, скорее всего, я проснулся от жара, и ноги сильно жгло не от печки, а от того, что они стали размораживаться. Я кашлянул, и Виктор обернулся, он сказал, что я молодец, и улыбнулся. Он подошёл и дал мне стакан с самогоном, а выпил залпом, и мне стало гораздо теплее, ноги стали приходить в норму, и пальцы я начал чувствовать, потом он дал мне горячий чай с сахаром, я выпил его аккуратно, остужая. Виктор сказал мне, что он очень рад нашей встрече, пожал мне руку, и между нами завязался душевный разговор о том, что случилось, как я потерял кисть и первый раз узнал, что такое холод, и что нам теперь делать. Я рассказал ему, что сильно переживаю за своих соседей, ведь они думают, что я, вероятней всего, погиб, холод уже вовсю господствует снаружи, а от того, что он мне сказал, я пустил слезу, ведь надежды на спасение больше, по всей видимости, нет.

У Виктора есть сын Станислав, он служил капитаном в военной части связи, и незадолго до самого удара рассказал отцу всё по телефону. А дело было так. Разработка нового вида вооружения всегда шла полным ходом, деньги бюджета никогда не жалелись, и у развитых стран, и с появлением климатических бомб в Объединённых Арабских Эмиратах поставило эту страну на вершину военной мощи, так как одна боеголовка могла поразить 10 000 кв. м., а по нам выпустили 266 зарядов. Но ОАЭ активно вело торговлю с другими сверхдержавами, и это было очень большой тайной. Кто тогда ударил по нам, мы никогда не узнаем, но то, что мы ударили в ответ по Канаде, вызвало цепную реакцию по всему миру, апокалипсис подкрался внезапно, наши ПВО не смогло остановить даже 50% и по нам жахнуло так, что атмосфера выгорела в местах удара, и сильный мороз из космоса беспрепятственно проникал на землю. Но почему-то она восстанавливается на час или чуть более времени, поднимается буран и разносит воздух по планете, и тем самым блокирует значительную часть космического холода. Удары распространились на всю планету, ударяли, кто чем может, были и атомные, и водородные, и климатическое оружие, что привело к полному опустошению флоры и фауны Земли, мест для обитания не осталось. Отсутствие растительности скоро скажется на уровне кислорода, земля, вероятней всего, восстановится лет через восемьсот, ну или солнечный ветер сдует её окончательно, и мы превратимся в Марс. Но узнать нам это точно не суждено, рассказывал Витя.

Виктор знал, что сын сейчас в бункере, что он жив и что они больше никогда не встретятся. Я его приободрил словами, что, возможно, всё исправится и что всё будет хорошо. Он махнул рукой, и слеза тоски потекла из его и без того потухших глаз, тем более, совсем недавно у него родился внук, и осознание того факта, что жизни хорошей для него, скорее всего, не будет. Такие бункеры не рассчитаны на постоянное проживание. Я думаю, что он уже смирился с вероятной утратой, но где-то в сердце ещё трепетала искра надежды, что хлад уйдет, такой далёкой и такой ложной.

Я рассказал Виктору, что мне нужно в бункер, где меня ждут Артем и Марина, мои соседи, и это моя новая семья. Виктор ответил, что мне повезло тянуть эту новую ношу в компании, по крайней мере, с ума сойти уже точно не получится. Путем наблюдения Виктор вычислил, что время от полудня до 13:45 относительно безопасно, и что я могу отправляться завтра. Я рассказал, что тоже это узнал опытным путём, рассказал ему про люк, как он начинает промерзать при начале морозов.

Бункер, куда меня привел Виктор, был гораздо лучше моего и был построен по индивидуальному заказу. В последние годы ходили всякие разговоры, и люди начали задумываться о безопасности своего рода и сооружать такие вот бункеры, а вот у меня денег было всегда немного, и я соорудил бункер сам, получился он довольно хорош, раз мы в нём живём после катаклизма. Вместо дров Виктор использовал газ, он глубоко закопал цистерну с газом как раз на такой случай, хватит её очень надолго. Система отопления трубная, а энергию добывал генератор, который так же работал на газу, туалет, ванная комната, газовая плита, всё здесь имелось, живи хоть век. Только вот с вопросом провизии случился конфуз, он запас только консервы и больше ничего, это и было причиной покинуть бункер и идти к своему знакомому за провизией, но только ему никто не открыл, Виктор говорил, что там никого нет, и, видимо, хозяин не успел прийти в него и где-то сгинул. Хорошо, что я так много насобирал продуктов, я поделился с ним, дал ему рожки и куриные ножки, а у него взял консервы, так их было предостаточно. Вот так и незаметно за нашими разговорами время пришло ложиться спать, я даже представить не мог, как там сейчас обливаются слезами мои родные соседи, но думаю, что они обрадуются, когда я завтра приду к ним в бункер с полными сумками еды. На следующее утро я начал подготовку, проверил комбез и поставил рядом пакеты. Виктор смотрел на меня и сказал, чтобы я подождал его чуть-чуть. Он ушел в кладовую и зашумел там. Он говорил мне, что весь лишний хлам из дома хранит здесь, но я как-то пропустил это мимо ушей. Когда он вышел, то его улыбка была настолько широка, что он аж сиял, Виктор протянул мне новый шлем, почти такой же, как у него, он был настолько крутой, что я взял его и тут же примерил. Был он как раз, тут и защита глаз, ночное видение, и состоял он из композитных морозостойких материалов, я был несказанно рад этому, но это было не всё. Виктор протянул в мою сторону протез кисти руки, я спросил его, откуда у него есть такое оборудование? Он только ответил, что, мол, там у меня всякого добра навалом. Я примерил протез, был хороший, современный. Виктор сказал, что он должен работать, мы включили его, но он не слушался, я даже пальцем не смог пошевелить. Мои глаза потухли, и я принялся его снимать, Виктор расхохотался и сказал, чтобы я повернулся, конечно, я возмутился его смеху, но перечить не стал, Виктор приложил на мою шею какую-то монетку, и она впилась в меня острой иглой. Теперь включай протез и попробуй заново, сказал Виктор. После нажатия кнопки включения я замер, Виктор сказал подвигать пальцами, и вот чудо, они стали двигаться, как раньше, с такой же неописуемой точностью и проворством, я тут же пожал протезом ему руку и обнял своего нового друга, моему счастью не было предела. В назначенное время я был готов выходить, Виктор дал мне рацию для связи, теперь мы могли с ним вместе выходить на вылазки, и он сказал, чтобы я по приходу по рации ему сообщил. Время икс наступило, буран на улице разыгрался, Виктор пожелал мне удачи и открыл двери бункера, я вышел и отправился в сторону дома. Всё было как обычно, относительно не холодно, буран шумел, и ветер нёс пыль очень сильно. Шлем, что дал мне Виктор, очень упростил мне передвижение, да и обзор был идеальный. Дошел я быстро, вот уже виднеется мой дом. Когда я подошел, то на секунду замер, подбирая слова, которые скажу Марине, ведь знаю, что они меня уже оплакивают. Я постучал в люк, Марина открыла его, и я пулей влетел и закрыл за собой. Ко мне тут же подлетел Артем и начал плакать, Марина рыдала в стороне, и через какое-то время подошла и так сильно обнимала, что я и сам расплакался. Скинув с себя сумки еды и сняв комбез, я видел в глазах Марины вопрос, как я смог выжить? Я сказал своим соседям, что встретил Виктора, что заночевал у него и как он подарил мне руку, шлем и рацию. Я сказал Марине, что мне нужно выйти на связь, включив рацию и настроив нужный канал, я услышал на той стороне знакомый голос, отрапортовав Виктору всю информацию, я выключил рацию, Виктор только сказал, что рад за меня и чтобы мы теперь всегда держали связь. Время как раз было обедать, Марина разогрела консервы и отварила макароны, я сел за стол и начал рассказывать им, как я сходил в поход, опуская детали встречи мертвых людей, Артем был ребёнком, и травмировать его я не хотел. Они слушали и яростно глотали эти клочки информации, что я им давал, и в какой-то момент заметил в глазах Марины, что она ждёт ответа, как нам быть, что им ответить на тот момент, я не знал, не знал, как дать им надежду, которой нет.

Глава 2.

Исход

На следующее утро дядя Дима принялся за работу, он работал с картами местности, я сидел около него и пристально смотрел, как он что-то считает и вымеряет, ставит какие-то заметки. На мои просьбы поделиться со мной о своей работе он отвечал, что сейчас не время и чтобы я какое-то время его не отвлекал. Так прошли три дня. Дядя Дима работал, мама занималась хозяйством, а холод то приходил, то отступал. Раньше я любил гулять на улице, ездить на велосипеде, а сейчас я просто сижу и пытаюсь хоть чем-то занять себя, я думаю, что с приходом катастрофы моё детство закончилось и я незаметно повзрослел. Также я заметил, что запасы, которые принёс дядя Дима, заметно опустели, наверное, скоро будет новая вылазка! Думал я, и я очень сильно хочу выйти с дядей Димой, ведь я уже взрослый и не боюсь холода. Поначалу я очень пугался, когда включалась рация, но очень хотел послушать, о чем разговаривают эти мужчины, но дядя Дима провожал меня в другой конец убежища, а сам говорил очень тихо и постоянно записывая что-то в блокнот.

После обеда нас к своему рабочему столу позвал Дмитрий Иванович и сказал, что расскажет нам, как обстоят дела на самом деле. Дмитрий Иванович сказал мне, что я уже достаточно взрослый, чтобы всё это знать. Дело в том, что продукты быстро кончаются и жить здесь больше нет необходимости, мы должны будем покинуть наше убежище и отправиться жить к Виктору, говорил Дмитрий Иванович, у него большие запасы тушёнки, какое-то время мы проживём, а вот потом что делать будем, это как раз нам и предстоит выяснить. Мы разработали с Виктором план, как выбраться отсюда и куда отправиться, у меня есть рация, как вы могли заметить, а у Виктора станция для связи, говорил он, по ней мы и должны будем найти место, куда нам перебраться, их должно быть достаточно много, разные правительственные бункеры и так далее, тем более, добавил Дмитрий Иванович, все предпосылки к этому имеются. Я открыл рот и внимательно слушал, для себя уяснил одно, что скоро я выйду на поверхность, и это прекрасно и ужасно одновременно.

На следующий день Дмитрий Иванович засобирался к Виктору, у него появились мысли, куда можно перебраться, и, как говорил он, нужно попробовать связаться с потенциально возможными безопасными местами. В безопасное время мы с мамой помогли ему надеть комбез, он взял тубус с документами и вышел на улицу, сказал, что его не будет сутки, так как от Виктора он не успеет возвратиться назад до опускания холода, там и заночует. Он оставил нам рацию, сказал, что когда придет на место, обязательно выйдет на связь, а вот если всё получится, то мы перейдем к Виктору в ближайшее время. Он ушел. В убежище стало как-то неуютно, время шло чрезвычайно долго, и мама заметно стала нервничать. Мы ждали сигнала где-то час, тут рация включилась, и на той стороне знакомый голос сказал нам, что добрался и что им с Виктором нужно поработать, сказал, чтобы мы не грустили, и выключил рацию, мама заметно повеселела, да и я, что тут скрывать, был очень рад. Мама позвала меня к себе жестом руки, обняла меня и сказала, что всё скоро изменится и что мы непременно выживем и жить будем замечательно, может, холод отступит, говорила мама, тут я заметил, что мамины глаза заблестели от слёз, она обняла меня так сильно, что я не знал, что и сказать на это. Мама говорила, что очень меня любит и что я такой смелый и хороший мальчик, и как ей со мной повезло.

Мы занимались своим делом, я читал книгу, мама готовила ужин, время подходило к вечеру, ветер давно стих, и я знал, что там снаружи вовсю господствует смерть. Наш покой неожиданно потревожила рация, которая звуковым сигналом уведомила нас о предстоящих переговорах, мама включила, и дядя Дима начал кричать, что они нашли, куда нам можно отправиться, что они уже связались с выжившими, договорились о нашем переезде и что нас эвакуируют на машине. Как же я в тот момент прыгал от радости, мама лила слёзы радости, а дядя Дима на том конце говорил, что теперь-то в безопасности. Я не понимал, как всё это пройдет и как вообще машины могут ездить по такому морозу, но я очень хотел на это посмотреть! Теперь я представлял, какое большое приключение нам предстояло и что награда за него так высока – и это жизнь.

На следующий день мы с мамой начали собирать вещи и продукты по сумкам, ведь скоро нам предстояло выйти и идти по поверхности. От осознания того, что теперь улицу, где я постоянно гулял и играл в траве, называют поверхностью, мне становилось откровенно не по себе. Ближе к обеду нам по рации сообщили, что дядя Дима и Виктор отправляются за нами. Сегодня мы точно не пойдем назад, и поэтому заночуем все вместе, а вот завтра в безопасное время двинемся в путь. Я был так счастлив этому, хотя и боялся неизвестности и вообще не знал, куда мы в итоге собираемся и как нас эвакуируют. Люк начал оттаивать, и это значит, что мужчины вышли в поход, ожидание дорогого мне человека было изнурительным, время тянулось крайне медленно. Примерно через один час к нам в убежище постучали снаружи, мама открыла, и тут зашли двое тепло одетых матерых мужчин. Костюм Виктора был шикарен, такой красивый термокостюм, по всей видимости, он был лёгок и невероятно теплый, и было видно, что он сшит на заводе специально для этих нужд. Дядя Дима обнял маму и поцеловал, а Виктор пожал руку мне, и нас познакомили. Мама предложила садиться за стол, она всё наготовила и постелила новую скатерть. Мы уселись обедать. Мама наложила нам плов и налила компот из ягод, все были голодные, поэтому накинулись, Виктор съел ложку маминого плова и сказал, что это нереально вкусно, и тут у него полились слёзы, он говорил, что вспомнил жену, и в груди стало неимоверно тяжело, что слёзы сами полились, дядя Дима достал из сундука наливку, они налили и выпили. Хорошо пообедав, Виктор начал рассказывать нам, что он раньше работал на вахте на крайнем севере, выполнял сварочные работы в минус 50 градусов, и что этот костюм – ничто иное, как костюм полярного сварщика, а замкнутая система дыхания встроена для предотвращения попадания сварочных газов в легкие с морозным воздухом. Для современных условий он оказался весьма кстати. Дядя Дима взял слово, начал рассказывать, что же нам предстоит завтра и куда мы собрались в итоге. Виктор говорил, что они получили сигнал от энергобазы, она находится примерно в 100 километрах от нас, и там живет колония выживших людей, это в основном ученые с семьями, и их немного, а вот места питания и тепла как раз достаточно, и что они ищут выживших на пустоши и нашли как раз нас. Виктор говорил, что это они первые вышли на связь, когда мы открыли эфир на рации. Термоядерный реактор находится посередине колонии, и от него исходит устойчивое тепло, которое подается во все здания комплекса, а когда приходит хлад, то сотрудники станции включают его на максимум и тем самым предотвращают замерзание предприятия. Им нужны работники, чтобы все смогли выжить, нас эвакуируют. У них имеется транспорт, который также стоит в теплых подземных боксах, а некоторые склады они переоборудовали в теплицы для выращивания овощей, да и ко всему этому они выезжают на вылазки за провиантом. Также нам говорили, что они получают сигнал из московского метрополитена, что там тоже выжили люди, порядка 45 000 человек, они закрыли гермоворота и пережидают, когда атмосфера восстановится. Мы с вами приняли решение присоединиться к команде термореактора, вот там мы и продолжим бороться за жизнь вместе, теперь у нас есть обязательства перед этими людьми, так что, как бы тяжело нам ни было в будущем, давайте советоваться и жить на новом месте нашей маленькой, дружной и новой семьей. Я выслушал мужчин на одном дыхании, они выпили еще по одной рюмке наливки и начали о чем-то беседовать о своем, я отошел от стола к печи и занялся чтением книги, так и заснул. На следующее утро мы начали подготовку к выходу из убежища. На меня надели всё теплое, что было, собрали маму, собрали всё, что нам было нужно, так как в убежище мы больше не вернемся и взять нужно было всё. Я очень ждал, когда начнется тот долгожданный час безопасности, чтобы первый раз в своей новой жизни выйти из этого убежища и посмотреть, что же там… снаружи. Буран начался почти как обычно, ну, может, с опозданием минут в десять, но это было нормально. Мы все стояли во всеоружии, одетые, с сумками наперевес, а Виктор держал меня за руку. Я очень хотел идти в его шлеме, а вот на меня надели две шапки и сверху обязали шарфом, хорошо, что хоть я нашел старые мотоциклетные очки и одел их, а то была велика вероятность, что меня укутают целиком, и я ничего не увижу. Дядя Дима вышел первый, осмотрелся и крикнул нам, что всё хорошо, мы, взгромоздивши на себя рюкзаки, вышли на поверхность.

Первое, что я почувствовал, так это свежий воздух, такого чистого я никогда не вдыхал, Виктор сказал, что это он такой пришел к нам с самых верхов атмосферы, я подышал полной грудью еще пару секунд, а то спёртый воздух убежища мне порядком надоел. Дядя Дима сказал, что медлить нельзя, а идти нам очень далеко, и мы двинулись. Мотоциклетные очки были самое то, я смотрел по сторонам, узнавая знакомые пейзажи, только всё было промерзшее и чёрное. Мы прошли где-то с километр, пыль от бурана летела везде, и становилось труднее смотреть, да и холод был страшный, что я начал потихоньку задрёмывать, не знаю, с чем это всё связано, но всё-таки. Тут я обо что-то споткнулся и упал, мама подняла меня, и я посмотрел, что же это такое за кочка? Но то, что я увидел, повергло нас в шок, это был ребенок, возрастом как я, я отвернул голову, чтобы не узнать, кто это, ведь это мог быть мой одноклассник. Когда это увидела мама и наклонилась, чтобы рассмотреть, так как из-за бурана не видно ничего, она вскрикнула: «Боже мой, Миша». Теперь я всё понял. У меня в классе был один Миша, и мама его знала в лицо, других детей из классов постарше и помладше она вряд ли знала, а вот его наверняка. Я посмотрел ему в лицо. Оно было как на снимке или, скорей всего, как на старинном снимке, бело-серое. Тело было заметено пылью, только лицо и осталось. Миша Артемьев, я с ним не дружил особо, чтобы отреагировать как-то более чувствительней, я сказал маме, что всё хорошо, что я знал, что могу увидеть такое. Дядя Дима махнул нам рукой, что, мол, нельзя тормозить, и мы пошли вперед еще быстрей.

Мы подошли к местному клубу. Дом Виктора был за ним, и нам пришлось идти сквозь него. Перед входом в клуб дядя Дима приказал нам остановиться, мы встали. Он подошел ко мне и сказал, чтобы я закрыл глаза как можно сильней и никуда не смотрел, так как вход в убежище нельзя знать даже мне. Я удивился, конечно, мол, что тут такого, правила нарушать не стал, а вот позже я понял, что он мне слукавил. В клубе было много трупов. Люди, которые в момент атаки были неподалеку, забежали в клуб, там и сгинули, смотреть мне на это было никак нельзя, ведь тамошние тела были еще и сильно покорежены, да и их вид на мою детскую психику оказал в тот момент неизгладимое впечатление.

Когда наша группа подошла ко входу, мне разрешили открыть глаза, ведь вход был на глубине, я должен был спускаться по обледенелым каменным ступеням осторожно. Конечно, убежище Виктора было на такой недосягаемой глубине, что там можно жить вечно, вопрос только в пище. Когда мы зашли, то сразу попали как в квартиру, всё было на своих местах, даже телевизор есть, и, как мне потом сказал Виктор, фильмов там было порядка десяти тысяч штук. Виктор сказал, чтобы мы располагались. Мне дали теплый матрас и мягкую кровать, шкафчик. Когда мы разделись и сели за стол, то нам всем предстоял разговор, как быть с автомобилем, который приедет, и как его разместить в тепле, что брать с собой, и так далее, организационных вопросов было много. Виктор сказал, что так как мы покинем его убежище навсегда и оно уже никому не будет нужно, то стоянку нужно делать так, чтобы машина опустилась в бункер или, может быть, заехала. После долгих обсуждений мы решили сделать заезд автотранспорта. Работа предстояла чрезвычайно большая. Нужно было сделать большую траншею для заезда машины под углом, не говоря уж о том, что нужно пробить толстенную бетонную стену бункера и оборудовать стоянку. Виктор и дядя Дима набросали план работ, рыть будут из убежища, сначала пробьем бетонную стену, далее сделаем утепленные ворота, потом траншея, через каждый метр будут теплые шторки. Как только траншея будет пробита и вычищена, мы приступим к изготовлению ворот снаружи, утеплению их, так как в готовом виде без утепления мы все замерзнем от такой большой дыры моментально. Примерно нам дел на месяц, не больше, мы роем, а Марина занимается шитьем и утеплением.

Наши мужчины после совещания выпили на двоих бутылочку коньяка «Арарат» и улеглись спать, мы с мамой поели каши с тушёнкой и включили телевизор, новый сигнал он, конечно, не принимал, да и это не требовалось, фильмов-то было очень много, мультики в том числе, я смотрел и заснул. Проснулся уже от стука молотков и сверления перфораторов, мужчины начали свою работу, пыль стояла страшная, поэтому и отгородили место работ навесом из прозрачной плёнки, а они надели противогазы. В конце каждого рабочего дня мы с мамой проводили уборку и готовили пакеты с мусором для выбрасывания их наружу, я сам выходил в буран и выносил их подальше, выбрасывал мусор и заносил назад мешки. В эти минутки свободы я осматривал поверхность, маленько даже прогуливался, всё было промерзшим, постройки от такого сурового климата начали ломаться и крошиться, ни животных, ни птиц, ни растений. Из школы я знал, что без растений невозможно получение кислорода, тогда почему мы ещё дышим? Быть может, на экваторе тепло и растут пальмы и цветы, и это именно они создают кислород, а сильный ветер несёт его? Вопросов было у меня много, но уже пора возвращаться, я спустился в бункер и закрыл за собой люк. Копка шла очень медленно, на мой взгляд, хотя мужчины говорили, что идут по графику, я так не думал, но их авторитет заставлял им верить. Ближе к поверхности копалось легче, но на скорость работ это никак не влияло, мама попутно укрепляла траншеи и утепляла его, как говорил Виктор, а уже под конец мужчины копали только в безопасное время, так как возник риск докопаться до поверхности и пустить клад в дом, а на данном этапе мы были не готовы к этому. Работа продолжалась не месяц, как говорил Виктор, а целых два, и вот наконец-то была закончена полностью. Траншея готова. Место прокола бетонной стены мы утеплили лучше всего, а ворота на конце мы поставили железные и прошили изнутри всем тёплым, чем только можно. Притащили мы их с забора соседа Виктора, они идеально там подошли по габаритам. Данное инженерное решение показало свою эффективность во время прихода хлада, конечно, 75 процентов траншеи полностью промерзало, и мы боялись, что оно треснет от холода, но всё обошлось, и по приходу бурана более-менее приходило в своё изначальное агрегатное состояние. Виктор и дядя Дима решили не медлить и включили рацию, чтобы передать сигнал SOS, на том конце сигнал приняли, ещё раз удостоверились, что транспорту ничего не угрожает, и пообещали завтра выслать машину, а нам, в свою очередь, быть готовым её разместить. Также сказали, что, как только команда будет готова, то с нами тут же выйдут на связь, и если мост между нами установится и мы дадим согласие, то операция начнётся немедленно. Для нашей небольшой новой семьи это было историческое, судьбоносное событие. Рацию мы включаем как раз во время штиля, сигнал очень чистый и слышно отменно, но в этот раз что-то пошло не так. Рация на заданной чистоте молчала, нам ничего не оставалось, как посмотреть, всё ли в порядке с антенной, которая стоит на территории бункера. В разное время она сильно промерзала, и сигнал пропадал, хорошо, что мужчины умели это чинить, они просто поливали кипятком на неё, и антенна тут же оттаивала, и сигнал возобновлялся. Виктор ещё что-то там подкрутил, и мужчины вернулись в бункер. Мы включили рацию впервые в буран, но сигнал поймать мы не смогли, Виктор поставил автоматический режим, и вдруг сигнал появился, правда, он был очень слаб из-за погоды и принадлежал нашим спасителям. Виктор кричал в микрофон, но разобрать ответа мы не смогли, и поэтому решили выйти на линию, когда буран закончится.