Узы магии. Танец с принцем фейри

Размер шрифта:   13
Узы магии. Танец с принцем фейри
Рис.0 Узы магии. Танец с принцем фейри

Young Adult. Магические бестселлеры Элис Ковы

Elise Kova

A Dance with the Fae Prince

Copyright © 2021 by Elise Kova

All rights reserved.

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

Cover Illustration © 2021 by Elise Kova. Used with permission. All rights reserved.

Cover Illustration designed by Marcela Medeiros

Перевод с английского Е. Каштановой

Рис.2 Узы магии. Танец с принцем фейри

© Каштанова Е., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Рис.3 Узы магии. Танец с принцем фейри

Один

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

Когда закончились деньги, Джойс сначала продала картины, потом отцовское серебро, украшения и платья матери, а после и все ценное из моего коридора. Она постоянно что-то продавала, а деньги тратила на вечеринки и подпитку собственных амбиций, пытаясь таким образом вернуть часть былого величия семьи, умершего вместе с отцом.

И теперь, когда уже ничего не осталось, она решила продать меня будущему мужу.

Джойс не говорила об этом прямо, но я-то знаю правду. Уже больше года ощущаю ее глубоко внутри. Точно так же, как чувствую разразившуюся прямо за горизонтом бурю, когда воздух будто уплотняется в преддверии шторма.

Все началось с пустячных замечаний сестер, каких-то мелочей здесь и там. И каждый раз я «неразумно» читала между строк. Ведь где всегда кроется правда? Именно в том, о чем не говорят открыто.

После намеки на брак и мой «вполне подходящий возраст» стали обыденным явлением за ужином. Я слишком много ем и почти ничего не делаю. Мое замужество станет удачной сделкой, а Джойс прежде всего деловая женщина.

Мысли столь же тяжелы и неотвратимы, как туман, ползущий по холмистым нагорьям, что простираются от отцовского поместья до густых лесов, растущих у подножия Сланцевых гор. Эти тревоги неколебимым облаком уже несколько недель висят у меня над головой.

Я сжимаю в руках поводья Дымки. Лошадь, уловив мое недовольство, ржет и трясет головой. В ответ я похлопываю ее по шее.

– Все хорошо, – уверяю я. Но, честно говоря, понятия не имею, так ли это. Сегодня Джойс встречается с мужчиной, который купит право жениться на мне. Кто знает, о чем они договорятся за дверьми кабинета, куда меня даже не пригласят. – Поехали, еще разок прокатимся до леса.

Дымка – кобыла серой масти, но я назвала ее так не из-за окраски. Она родилась три года назад, такой же поздней осенью, как сейчас. Я всю ночь просидела в стойле рядом с ее матерью, ожидая встречи с жеребенком. Хотела, чтобы из всех людей меня она увидела первой.

Эта лошадь – последнее, что подарил мне отец перед тем, как его корабль пошел ко дну.

С тех пор мы проводим вместе с ней каждое утро.

Дымка мчится вперед, и появляется чувство, словно мы отрываемся от земли и парим вместе с птицами в вышине. Она тоже понимает, как больно день за днем находиться в неволе и носить на себе тяжкое бремя. Мы летим над влажной землей, стрелой пронзая туман, и в мою голову – уже не в первый раз – приходит мысль, что, возможно, нам и не стоит останавливаться.

Так мы обе сможем стать свободными. Убежим и никогда не вернемся.

Впереди словно бы из ниоткуда возникают деревья, выстраиваясь в сплошную линию, больше похожую на стену, чем на лес. Они как будто несут дозор. Дымка становится на дыбы, едва не сбрасывая меня на землю. Цепляясь за поводья, я успокаиваю лошадь и направляю ее вдоль темной кромки леса.

Вглядываясь в пространство между деревьями, я почти ничего не вижу. Густой полог и туман надежно скрывают лесные тайны, и в нескольких футах от входа уже царит кромешная темнота. Слегка потянув за поводья, я останавливаю Дымку. Хочу рассмотреть получше, хотя сама не понимаю, что пытаюсь отыскать.

Горожане говорят, что по ночам в лесу мелькают огни. А некоторые отважные охотники, осмелившиеся преодолеть естественный барьер, который отделяет людей от мира магии, утверждают, будто видели диких, злобных лесных существ, схожих как с людьми, так и с животными. Фейри.

Само собой, меня никогда не пускали в лес.

Я вытираю скользкие от пота ладони о плотную ткань штанов для верховой езды. Находясь так близко к лесу, я всегда испытываю некое смутное предвкушение.

Может, сегодня тот самый день? Если я убегу в лес, никто не возьмется меня преследовать. Ведь все, кто ступит под темный полог, уже через час считаются мертвыми.

Над пологими холмами эхом разносится резкий крик петуха, и я бросаю взгляд назад, туда, где находится наше поместье. Сквозь туман начинает пробиваться солнце, пронзая дымку дерзкими лучами-пальцами, и я понимаю, что краткий миг свободы подошел к концу. Пришло время посмотреть в лицо своей судьбе.

Поездка к дому занимает в два раза больше времени, чем скачка от него. С каждым днем мне становится все труднее отворачиваться от бодрящих предрассветных сумерек, густого тумана и великих тайн, которые скрываются в темной чаще. Тем более что возвращаться в поместье мне хочется меньше всего на свете. По сравнению с ним даже лес выглядит привлекательно.

На полпути назад я внезапно осознаю, что эта поездка для меня последняя. Да, здесь мне удается насладиться свободой лишь в краткие утренние часы, но когда меня выдадут замуж за какого-нибудь богатого лорда, превратив в его племенную кобылу, я лишусь и этих крох радости. Напротив, во имя любви – самой мерзкой и жестокой вещи в мире – мне придется сносить все его надругательства и оскорбления.

– Катрия, за опоздание Джойс с тебя живьем шкуру сдерет, – напускается на меня Корделла, которая присматривает за лошадьми. – Она уже дважды приходила сюда, искала тебя.

– Почему-то я не удивлена, – усмехаюсь я и спешиваюсь.

Легонько похлопав по плечу, Корделла наставляет на меня палец.

– Сегодня тебе выпадет возможность, о которой большинство девушек могут только мечтать. Хозяйка найдет для тебя пару – умного, практичного мужчину, который станет заботиться о тебе до конца твоих дней. От тебя же потребуется лишь улыбаться и выглядеть привлекательно.

Я уже по горло сыта людьми, которые «заботятся обо мне», но не вижу смысла затевать спор с Корделлой, а потому коротко киваю.

– Знаю. Просто в выборе этого мужчины мне хотелось бы иметь хоть какое-то право голоса.

– Да какая разница, кого выберут. – Корделла начинает расседлывать Дымку, а я снимаю с лошади уздечку. – Самое главное, что он богат.

Конечно, ведь Корделла видит лишь молодую наследницу во мне да показное богатство, за демонстрацию которого продолжает цепляться Джойс: поместье, наряды, приемы. Сверкающий фасад, оставшийся с тех времен, когда мы и в самом деле были богаты – задолго до того, как из-за смерти отца и неверных решений все состояние пошло прахом.

– Я надеюсь на лучшее, – в конечном итоге говорю я.

Все прочие слова могли бы показаться проявлением неблагодарности. Ведь с точки зрения Корделлы, низкое происхождение которой почти не оставляло шансов пробиться в жизни, уж мне-то точно не стоило жаловаться на судьбу.

– Катрия, – зовет меня с веранды, которая тянется вдоль всего поместья, младшая сестра. Едва взошло солнце, а она уже в парадном платье. Как будто именно ее сегодня выдают замуж. На мне же старая, поношенная, заляпанная грязью одежда. – Тебя мама ищет.

– Знаю. – Я передаю уздечку Корделле. – Закончишь здесь сама?

– Ладно, ради исключения, – подмигивает она.

Такие «исключения» Корделла делала не раз. Дымку подарил мне отец, а вовсе не хозяйка дома. Вскоре после того, как он начал все чаще уезжать по торговым делам, Джойс решила, будто мы тратим слишком много денег на лошадей. Отец не позволил ей продать жеребенка, и она, пылая яростью, заявила, что если я хочу иметь лошадь, то должна заботиться о ней самостоятельно. И неважно, что у сестер тоже имелись жеребцы, на которых те практически не ездили. На их прихоти деньги находились всегда.

– Спасибо, – искренне благодарю я и шагаю в поместье.

– От тебя воняет, – со смехом заявляет Лаура при моем приближении и для пущего эффекта зажимает нос.

– А может, от тебя? – лукаво улыбаюсь я. – Вряд ли ты сегодня мылась.

– Я пахну сладко, как роза, – сообщает она.

– Роза? – Я шевелю пальцами. – Тогда что это за вонючие шипы? – Я налетаю на нее и щекочу живот. Сестра с визгом меня отталкивает.

– Не надо! Ты испачкаешь мне юбки!

– Я грязное чудовище!

– Нет, нет, спасите меня! – смеется она.

– Хватит, – прерывая краткий миг веселья, сурово припечатывает Хелена. Она младше меня, но ведет себя скорее как старшая. Из нас троих она единственная умеет держать себя в руках. Да и мать любит ее больше всех. – Лаура, пойдем, – велит она младшей сестре.

Лаура переводит взгляд с Хелены на меня, но пасует перед заместительницей Джойс.

– Нельзя и дальше так себя вести, – не унимается Хелена.

– Но я…

– Что за ребяческие выходки? Разве ты не хочешь стать настоящей леди?

– Да, но…

– Тогда веди себя соответственно.

Светлые коротко остриженные волосы Хелены падают на лицо, закрывая одну сторону. Ее баловали с самого детства, и все же у сестры замашки убийцы. Она вечно прячется в тени, просачиваясь даже в мои кошмары.

Однажды и знакомая мне милая Лаура тоже исчезнет, превратится в подобие сестры, уступив железной воле Хелены и Джойс.

– Что тебе нужно, Хелена? – В надежде хоть немного защитить Лауру, я пробую отвлечь внимание на себя.

– О, я пришла передать сообщение. – Улыбка Хелены похожа на змеиную. Прямо как у ее матери. Со временем точно так же научится улыбаться и Лаура.

После смерти мамы отец женился во второй раз, и мне этот брак принес очень мало счастья. Впрочем, радует уже то, что женщина, которая растила меня, не связана со мной кровными узами и я не унаследовала от нее эту ужасную улыбку.

– Джойс хочет, чтобы ты перед визитом гостей вымыла сегодня зал.

В нос внезапно ударяет сильный дымный запах, но я сдерживаю желание потереть переносицу. Всякий раз, когда кто-то лжет, в воздухе отчетливо пахнет дымом. Однажды я попыталась объяснить свои ощущения, но меня только заперли в комнате, чтобы не болтала вздор. И с тех пор я молчу о своем даре. Однако это драгоценное знание в числе прочих помогает мне выживать.

– Хочешь сказать, я могу уйти и избавить себя от твоей чудесной компании? О, я этого не переживу.

Я направляюсь к расположенной справа от Лауры двери в дом, но Хелена хватает меня за руку.

– Только не думай, что, выходя замуж, ты становишься чем-то лучше нас. Ты незаконнорожденная девчонка и лишь позоришь нашу фамилию. И в мужья тебе достанется лорд с унылым клочком земли, на котором ты будешь жить в безвестности до конца своих дней. Вот какая судьба тебя ждет.

Лаура опускает взгляд в пол. В прежние времена она заступалась за меня, но сейчас эту готовность в ней безжалостно задавили. Я сама слишком слаба и подавлена, чтобы помешать происходящему. И мне остается лишь наблюдать за тем, как ее мягкость и свет исчезают прямо на глазах.

– Не хочу заставлять матушку ждать. – Я отдергиваю руку.

Что бы ни говорила Хелена, сегодня мне можно немного позлорадствовать. Ведь я первая выхожу замуж, а сестра спит и видит, как заполучить себе мужа. Впервые в жизни что-то достается мне раньше, чем ей. Вот только по иронии судьбы меня замужество ни капли не прельщает.

Я вхожу в здание и, миновав короткий коридор, попадаю в главный зал. Из потрескавшихся ваз свисают увядшие цветы, наполняя воздух сладковатым землистым запахом – признаком ранней стадии гниения. Изящные росписи на потолке покрыты пятнами сажи, скопившейся за годы использования свечей. До инцидента на крыше – вскоре после того, как отец впервые отправился в плавание на одном из своих кораблей, – Джойс попыталась заставить меня взобраться на одну из шатких лестниц и очистить потолок. Учитывая мой юный возраст, я почти не сомневалась, что она таким образом планировала от меня избавиться.

– Если ты, будучи настолько взрослой, все еще сидишь у нас на шее, – заявила она тогда, – то хотя бы помогай содержать дом в чистоте. Это меньшее, что ты можешь сделать. У тебя сильные руки, но работоспособность хромает.

Как будто бы не я целыми днями чинила и приводила в порядок этот обветшалый пережиток минувших дней.

Что ж, теперь, выдав меня замуж, Джойс лишится своей самой ценной служанки. И я не могу избавиться от мрачной радости по этому поводу.

Однако злая мысль не задерживается у меня в голове, зато в глубине сознания мелькают смутные образы того, каким был этот дом в минувшие времена, когда в его стенах еще жила любовь. Я вспоминаю свою родную мать, таинственную женщину, которую отец, будучи еще начинающим торговцем, встретил во время путешествия и привез домой, похоронив надежды, которые возлагали на него как на молодого многообещающего лорда. В те времена сквозь окна на фасаде поместья, ныне заляпанные грязью, струился солнечный свет. И если прищуриться, я почти помню нависшее надо мной мамино лицо и многоцветье красок позади нее. Она светилась радостью и любовью и пела мне песни, запечатлевшиеся в глубине сердца. Когда-то эти залы – и меня – наполняли музыка и смех, хотя сейчас в это было почти невозможно поверить.

– Что ты делаешь? – доносится сверху.

Подняв глаза, я вижу, как по лестнице спускается единственная известная мне «мать» – женщина, которая меня вырастила. На ней кроваво-красное бархатное платье, а в поднятых наверх светлых волосах блестит диадема, делая Джойс похожей на принцессу, которой та всегда хотела быть.

– Гости приедут с минуты на минуту, а ты в таком виде, будто все утро кувыркалась в свинарнике.

Моя одежда не так уж плоха, но спорить нет смысла.

– Я как раз шла переодеться.

Ложь Хелены насчет пола я выбрасываю из головы. Интересно, задевает ли Джойс тот факт, что я не поддаюсь на их попытки заставить меня вспылить?

– Хорошо. А я пока приму просителей. – Она складывает руки на животе, и накрашенные ногти сливаются по цвету с ее платьем. – Постарайся хорошенько отмыться, чтобы жених не понял раньше времени, что собрался взять в жены, и не сбежал до того, как мы подпишем все бумаги.

Что, а не кого. В глазах Джойс я всегда оставалась маленьким чудовищем.

– Приложу все силы.

– Хорошо, – пожимает плечами Джойс и словно бы становится немного выше. Всякий раз, как я становлюсь свидетелем этой картины, перед мысленным взором мелькает образ распушившей перья большой птицы. – Если повезет, мы заключим брак еще до захода солнца.

– Брак? Не помолвку?

Я, конечно, знала про обсуждение вопроса, но надеялась, что мне дадут чуть больше времени. Позволят хоть немного познакомиться с мужчиной до того, как мы поженимся. И тогда у меня получится каким-то образом все испортить.

– Мы много раз это обсуждали.

– Не припомню. – Я точно знаю, что мы вообще не поднимали эту тему.

Но Джойс, тяжело вздохнув, напрочь отметает мои доводы.

– Опять ты что-то путаешь. Впрочем, не волнуйся, я здесь, чтобы тебе помочь. – Джойс одаривает меня змеиной улыбкой и кладет руки на мои плечи. Когда-то я верила в эту ее ложь. – Итак, ты будешь пай-девочкой. И никаких нервных срывов. Договорились?

Сверхчувствительная, склонная драматизировать… Джойс вечно обращается со мной так, словно я вот-вот выйду из себя. Можно подумать, я хоть раз делала что-то подобное.

По крайней мере, я такого не помню.

– Я буду хорошо себя вести, – слышу я собственный голос. Отвечаю бессознательно, поскольку научилась за все эти годы.

– Превосходно.

Она пересекает зал, я же направляюсь в свою комнату.

На втором этаже поместья по традиции расположены покои членов семьи. Раньше я тоже здесь жила. Но когда отец начал все чаще пропадать в путешествиях, Хелене вдруг понадобилась отдельная комната, где можно рисовать на холсте, а в моей спальне оказалось самое лучшее освещение.

«Теперь ты живешь здесь», – эхом доносится до меня голос Джойс из прошлого, и я вхожу в темный коридор, ведущий в мое новое место обитания. Зажигаю огарок, который взяла у сестер, когда меняла свечи в их спальнях, и огонек освещает потрескавшуюся штукатурку на стенах, а также крошащийся камень, лучше всяких слов говорящий о том, как на самом деле обстоят дела в поместье.

Хорошего мало. По правде говоря, денег не хватает, чтобы содержать дом в надлежащем состоянии. Я делаю все, что в моих силах, – в память о матери… и чтобы отцу, если он однажды объявится, было куда вернуться. Однако Джойс заботят лишь ее комнаты и помещения общего пользования, где бывают визитеры. На то, чтобы поддерживать внешний лоск, денег хватает. Все остальное она, по-моему, сожгла бы без сожалений.

Моя спальня расположена в самом конце коридора. Всю ее заднюю часть, от стены до стены, занимает кровать с подушками и одеялом. Мой старый книжный шкаф, тоже слишком большой для этой комнаты, почти пуст, а редкие предметы, которые стоят на полках, имеют лишь практическое значение. К шкафу прислонена дорогая сердцу вещь – лютня.

Я тут же направляюсь к ней, но на полпути замираю. Если начну сейчас играть, кто-нибудь непременно услышит. Такое чувство, что у Хелены слух как у собаки. Она протестует всякий раз, как я беру в руки инструмент и «заставляю ее выносить» хоть одну ноту.

Хотя Лаура время от времени слушает. Мне будет не хватать тех ночей, когда сестра, набравшись храбрости, прокрадывалась сюда и подпевала во время моей игры. За много лет она единственная слышала мою музыку.

Вздохнув, я поворачиваюсь к шкафу и с удивлением обнаруживаю внутри новое платье. Ну как новое… Хелена надевала его два года назад на весенний бал. Всего раз, так что атлас еще сохранил первозданный вид. Я провожу руками по маслянисто-гладкой ткани. Этот наряд слишком отличается от моей повседневной одежды. Похоже, его выбрали намеренно, чтобы высокий вырез скрыл шрамы на моей спине.

Набравшись смелости, я иду в ванную на верхнем этаже. В качестве небольшого протеста. Но лучше так, чем мыться чуть ли не в кипятке, обжигая кожу. По большей части именно я нагреваю и таскаю воду для ванн Джойс и сестер, и на то, чтобы наполнить собственную, сил попросту не остается.

Покончив с мытьем, я осмеливаюсь даже порыться в косметике Хелены и выбираю мягкие румяна для щек, чтобы подчеркнуть глаза цвета грозового неба, и темно-красную помаду, оттеняющую рыжий отлив моих каштановых волос.

В результате я превращаюсь в новую девушку с тщательно уложенными локонами, которые каскадом спадают на плечи и спину. Такой прической гордилась бы даже Джойс. Может, если бы я выглядела так каждый день, отец никогда не женился бы на этой женщине?

Джойс вышла за отца, будучи вдовой. Со стороны они смотрелись гармоничной парой: оба с маленькими дочерьми в лице меня и Хелены и примерно одинаково обеспеченные материально, поскольку от первого мужа Джойс унаследовала неплохое состояние в виде редких серебряных рудников на севере. До которых могли добраться только корабли моего отца.

Я быстро раскусила ее игру, только вот отец никогда не замечал притворства жены. Он так ничего и не понял до самого конца, когда однажды уехал и больше не вернулся. Отец любил Джойс, она «спасла его», вытянув из глубин отчаяния, в которое он погрузился после смерти матери. Потом родилась Лаура, свет их очей, некое связующее звено в нашей маленькой разобщенной семье.

Осторожно ступая по скрипучим половицам, я прокрадываюсь в свою бывшую спальню, окно которой расположено на фасаде поместья. Из него открывается вид на подъездную дорожку, которая вдали соединяется с главной дорогой, ведущей в город. Как и следовало ожидать, у входа стоят три экипажа. Из двери поместья выходит мужчина в цилиндре, обменивается парой слов со своим кучером, и они уезжают.

Интересно, как он относится к женитьбе на девушке, которую даже ни разу не видел? Похоже, положительно, раз приехал сюда, чтобы сделать предложение.

Хотя, может, мы с моим будущим мужем уже встречались? Пересекались где-нибудь в городе или на балу? Я тут же содрогаюсь, вспомнив о развратном графе Грейвстоуне, который пялился на нас с сестрами во время наших первых сезонов в обществе. И молюсь, чтобы он не решился попросить моей руки. Ну или сестер, когда настанет их время. Такого несчастья я не пожелала бы даже Хелене.

Стремясь остаться незамеченной, я выскальзываю из комнаты рисования сестры, но вместо главной лестницы ныряю на боковую, жмущуюся к стене возле главной спальни. Ею пользуются слуги, так что я спокойно спускаюсь в кухню, а после по скрытым коридорам осторожно пробираюсь по дому. Мать с сестрой так до сих пор и не догадались, что навязанная роль служанки позволила мне выучить все проходы в нашем ветшающем доме, которые были созданы в прежние времена.

Стена гостиной, примыкающая к кабинету отца, бесшумно отодвигается на скрытых петлях. Я крадусь через комнату, благодарная ковру, который приглушает шаги, и в дальнем конце, задержав дыхание, прижимаюсь ухом к стене, достаточно тонкой, чтобы отчетливо слышать беседу в соседней комнате.

– …и ее приданым станут корабли «Торговой компании Эпплгейта», предназначенные для поездки на север, – говорит Джойс.

Я прикусываю губу. Кораблей, которые могли бы плавать на север, больше не осталось. Те воды коварны, и мало кто в мире умел прокладывать по ним путь. Капитан отца была в числе тех немногих. Я лишь раз встречалась с этой невероятной девушкой, и за время краткой беседы она меня совершенно очаровала. Будучи всего на год старше меня, девушка уже два года командовала кораблями. Возможно, именно благодаря безрассудству молодости она смогла проложить курс, чтобы добраться до редкой серебряной жилы, хотя в эти неспокойные воды не осмелились бы сунуться даже самые бывалые и закаленные моряки.

Но, как рано или поздно случается со всеми, от нее тоже отвернулась удача. Она пошла ко дну вместе с кораблем, на котором находился и мой отец. Однако Джойс скрывала его исчезновение.

«Она хочет полностью захватить контроль над “Торговой компанией Эпплгейта”», – вдруг осознаю я и впиваюсь ногтями в стену. Раз отец исчез, но не объявлен мертвым, Джойс может без вопросов взять на себя управление его делами.

– Очень интересное предложение, – произносит хриплый голос, принадлежащий уже не молодому человеку.

Кем бы он ни был, надеюсь все же, что корабли его не слишком прельстят. Ведь если он женится на мне, а после обнаружит, что их нет, отдуваться буду я. Джойс непременно вывернется. К примеру, заявит, что корабли ушли в плавание и затонули уже после свадьбы. Я тут же представила, как она говорит: «Не переживайте, у всех бывают неудачи».

– В самом деле, – соглашается Джойс. – Что ж, как вы понимаете, в нашем случае речь идет о не совсем обычном браке. Согласна, что, как правило, невеста приносит приданое в дом. Но я деловая женщина и знаю, чего стоит моя дочь и насколько ценно мое предложение. Поэтому я спрашиваю всех потенциальных женихов, что получу взамен за ее руку.

Повисает долгая пауза, потом тот же усталый, хриплый голос произносит:

– Моего хозяина не интересуют корабли. Можете оставить их себе.

«Хозяина?»

То есть мужчина, который сейчас беседует с Джойс, вовсе не мой будущий муж? Что за человек мог послать слугу вести переговоры касательно своей невесты? Я, конечно, не просила о супружеской любви, но хотелось бы надеяться на его благородство. Вот только вряд ли. Если уж этот мужчина не потрудился прийти сейчас, то как станет обращаться со мной, когда я окажусь под его опекой?

– Так что же ваш хозяин просит в качестве приданого?

Очевидно, отказ от кораблей совершенно обескуражил Джойс. Хотя она явно рада данному обстоятельству, так что голос слегка подрагивает от восторга.

– Мой хозяин коллекционирует редкие вещицы особого сорта. И ему стало известно, что у вас есть уникальный том, который он так долго искал.

– Книга? – Повисает пауза. – О, вы служите ему. – Голос Джойс звучит резче. – Знаю, что Коволт всегда отказывался ее продать, однако я гораздо более сговорчивая, практичная женщина.

«Книга… неужели речь о той самой книге?»

Когда Джойс вошла в нашу жизнь, она распорядилась убрать из коридоров все напоминания о моей настоящей матери. Я пробовала возражать, но отец объяснил, что в случае с новой женой это вполне естественно, ведь новая любовь не может цвести в тени старой. Как-то вечером я совершенно безутешная пришла к нему и стала умолять сберечь хоть что-нибудь, одну-единственную вещь. К тому времени я уже не помнила лица матери и не хотела полностью лишиться воспоминаний о ней.

И тогда отец показал мне книгу. Маленькую и старую, в кожаном переплете, с которого с течением времени стерлись практически все надписи. Единственное, что еще удавалось различить, – выбитая на корешке восьмиконечная звезда на вершине горы. Текст внутри выцвел, и по практически пустым страницам теперь бродили лишь неразборчивые призраки некогда написанных на них слов.

Отец клятвенно заверил меня, что этим предметом мама дорожила больше всего на свете. И хотела, чтобы я сохранила книгу, поскольку принадлежала та мне по праву рождения. Он обещал отдать ее мне, когда вырасту, а до тех пор поклялся хранить в тайне всю ее важность. Вероятно, чтобы не позволить Джойс уничтожить книгу, как все прочие вещи моей матери.

Забеспокоившись, что Джойс обнаружит томик, я сказала отцу, что больше не хочу ждать, и умоляла позволить мне его спрятать. Но отец объяснил, что я не готова. И дал мне лютню, чтобы у меня имелось хоть что-то от мамы. Он уверял, что под музыку этой самой лютни мама пела мне колыбельные.

– Мой хозяин надеялся, что вопрос решится, – говорит старик. – А потому уполномочил меня сделать следующее предложение: он возьмет в жены девушку и будет заботиться о ней до конца ее или своих дней – в зависимости от того, чей смертный час придет первым. Она никогда и ни в чем не будет нуждаться. В качестве приданого он просит только книгу. Кроме того, как только будут подписаны документы о браке, хозяин заплатит четыре тысячи монет в знак доброго расположения к вашей семье.

Вот и все, моя судьба решена. Четыре тысячи монет… больше, чем стоимость всего поместья. Столько в лучшие времена за год зарабатывала торговая компания отца. Я медленно сползаю по стене, осознавая, что стану женой загадочного мужчины, который не потрудился даже явиться сюда лично.

– Это очень щедрое предложение, – взволнованным тоном замечает Джойс. Уверена, она в этот момент едва не облизывается. – Я оформлю документы, чтобы узаконить наше соглашение и скрепить брак. Предлагаю подписать их завтра, когда прибудет ваш хозяин.

– Ждать ни к чему.

– Правда?

– Как я уже упоминал, мой хозяин уполномочил меня принимать решения от его имени. Я могу расписаться за него, и он дал мне свою печать. Если вы согласитесь на наши условия, хозяин попросил немедленно довести дело до конца.

– Что ж, отлично.

Шуршат бумаги, Джойс бормочет что-то о наилучшей формулировке соглашения, и я перестаю слушать. Чувствуя, как дрожат руки, я прислоняюсь к стене и судорожно хватаю ртом воздух. Мир вокруг болезненно быстро вращается.

Конечно, я знала, что это случится. Рано или поздно. Однако реальность слишком стремительно врывается в мою жизнь. Я-то думала… надеялась, что мне дадут больше времени…

– Ну вот, готово, – объявляет Джойс, без сомнения, подписав бумаги от моего имени.

– Хорошо. Велите вашей дочери собирать вещи. И пусть захватит книгу. – Раздается скрежет стульев по полу. – Мы уезжаем через час.

Вот так в один миг я выхожу замуж за мужчину, чьего имени даже не знаю. И теперь вынуждена покинуть единственный дом, какой у меня когда-либо был.

Два

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

– Таинственный лорд Фенвуд, – вздыхает Лаура, прислоняясь к дверному косяку, пока я собираю свои скудные пожитки. Ничего удивительного, что новости уже разлетелись по всему поместью, ведь в доме нечасто собирается более пяти человек. – Сомневаюсь, что я хоть раз видела его на светских мероприятиях.

– Думаю, что он затворник, – замечает сидящая напротив сестры Хелена. В моей комнате она редкий гость. Странно видеть ее здесь и не слишком приятно. – Я слышала, как в обществе упоминали его имя. Говорят, он живет к северу от города, в поместье на самом краю леса.

– О! – Лаура хлопает в ладоши. – Горожане считают, что он древний волшебник. – Сестра возбужденно поворачивается ко мне, как будто сама возможность этого для нее лучшая новость за последние месяцы. – Если он научит тебя магии, обещай, что покажешь мне.

– Не станет он учить меня магии.

И все же оптимизм младшей сестры вызывает у меня желание улыбаться. Ровно до тех пор, пока Хелена не открывает рот, стремясь в свойственной ей манере подавить любую радость, что может нас объединять.

– Конечно, не станет. Он попросту принесет ее в жертву. Говорят, волшебники пьют лишь теплую кровь только что убитых девушек и танцуют в лунном свете с рогатыми фейри.

– Будь это правдой, в деревне не осталось бы молодых женщин, – закатываю глаза, стремясь скрыть тревогу, поскольку ни одна из сестер не знает об этом человеке ничего конкретного. А ведь они вращаются в определенных социальных кругах, и если уж не знакомы с ним, то и в обществе его тоже никто не знает. Жаль, я надеялась хоть немного подготовиться к тому, что меня ждет. – И никто не танцует с фейри при лунном свете. Стоит лишь приблизиться к ним, и тебе конец.

– Если фейри вообще существуют. – Хелена не верит в легенды. Она слишком практична. Сестра росла в глубине страны, рядом с материнскими шахтами, вдали от лесов и сказок, которые о них рассказывают, а потому наши с Лаурой сомнения кажутся ей смешными. Тем не менее сама она ни за что на свете не войдет в лес. – Гораздо вероятнее, что он просто жуткий, морщинистый, старый отшельник, ищущий себе в спутницы молодую женщину.

– Думаю, он замечательный, – настаивает Лаура. – И месяца не пройдет, как мы приедем навестить вас с мужем. Мама задумала купить новую карету, нанять кучера и трех новых лакеев для поместья. И это только начало! Ты должна как-нибудь заехать к нам, посмотреть, какую выгоду принес твой брак.

У Лауры добрые намерения, она не понимает, насколько больно ранят ее слова, ведь я, по сути, ничем не отличаюсь от призовой свиньи. Но, надеюсь, смогу хоть чем-нибудь помочь сестре.

– Наконец-то мы дождемся хоть какой-то реальной помощи, – ворчит Хелена, неодобрительно глядя в мою сторону.

Я делала для них все, что могла, и даже больше. Когда Хелена с Джойс только переехали в поместье, я старалась относиться к ним как к членам семьи и в стремлении стать хорошей дочерью выполняла все их просьбы. Когда я все же осознала, что фактически превратилась в их личную служанку, уже минуло довольно много времени и прекратить это не представлялось возможным. Между тем Джойс стала подбивать отца проводить в плаваниях больше времени. А после инцидента на крыше… я уже не осмеливалась им перечить.

– Надеюсь, вы будете здесь очень счастливы, – говорю я.

– Пока тоже не выйдем замуж, – уточняет Лаура. Она спит и видит, как вступает в брак с каким-нибудь очаровательным лордом. Как у самой младшей и красивейшей из нас у нее не должно быть недостатка в кавалерах.

На пороге за спинами дочерей появляется Джойс.

– Катрия, пойдем. Не заставляй своего мужа ждать. – И, бросив взгляд на сундук, который мне дала, замечает: – О, прекрасно! Я так и думала, что в этот маленький сундучок все поместится.

Джойс пренебрежительно осматривает комнату, почти каморку, заполненную минимумом вещей, принадлежащих человеку, которого она принижала всю его жизнь.

А я клянусь, что больше никогда не позволю ни своему новоиспеченному мужу, ни кому-то еще обращаться с собой как с пустым местом. Я буду всеми силами стараться высоко держать голову. И не стану ни перед кем трепетать.

– Идем. – Я закидываю лютню за спину и поднимаю сундучок.

Мы вчетвером выходим на широкую веранду в передней части дома, и я впервые вижу слугу, который приехал договариваться о моей судьбе. Высокий, хоть и слегка горбится, жилистый, с черными бусинками глаз и зачесанными назад седыми волосами. В отлично сшитой одежде, пусть и без особых украшений. Из тех, чье богатство не бьет в глаза показной роскошью, а молчаливо внушает уверенность в завтрашнем дне. Джойс могла бы у него поучиться.

– Должно быть, вы леди Катрия, – произносит он с поклоном и, переведя взгляд на Джойс, указывает на сундук рядом с собой. – Вот четыре тысячи монет, как мы и договаривались.

– Да, как вы уже поняли, это Катрия. А вот ее приданое.

Джойс протягивает ему что-то маленькое, завернутое в шелк. Слуга открывает сверток и проверяет содержимое, а после вновь почтительно заворачивает. Я сжимаю дрожащие руки, подавляя желание вырвать книгу из его рук.

– Отлично, все в порядке. Следуйте за мной, леди Катрия.

Спускаясь с веранды по лестнице, я внезапно осознаю, что, возможно, в последний раз пройду сейчас по нашей подъездной дорожке. Не знаю, захочу ли я вернуться в этот дом или увидеть живущих в нем людей. Я оглядываюсь назад, на Джойс и сестер, потом скольжу глазами дальше, чтобы в последний раз посмотреть на прекрасные тронутые временем картины на потолке зала.

«Маме не суждено было прожить здесь слишком долго», – сказал как-то отец.

Видимо, и мне тоже. И теперь, подзадержавшись в этом доме, я просто шагаю навстречу своей судьбе.

Почти добравшись до кареты, я слышу стук копыт. Со стороны конюшен Корделла ведет к нам Дымку.

– Мисс, я решила, что вы не захотите ее здесь оставить, – машет рукой Корделла.

Я облегченно вздыхаю. События развиваются слишком быстро. А вдруг я еще что-то упустила или понадеялась, что оно уладится само собой?

– Корделла, – голос Джойс рассекает прохладный воздух словно удар хлыста, – отведи это животное обратно в конюшню.

– Что? Дымка принадлежит мне.

– Твой муж в качестве свадебного подарка с радостью преподнесет тебе новую лошадь, лучше этой. Не будь эгоисткой и не отвергай его жест, – пытается пристыдить меня Джойс.

– Не надо… я хочу Дымку. – Я поворачиваюсь к слуге. – Она отличная лошадь и с рождения была со мной. Ведь это не доставит хлопот, верно?

– В конюшнях хозяина найдется место, – кивает мужчина.

– Поверить не могу. – Джойс качает головой и в притворном ужасе подносит руку ко рту. – Я думала, что лучше воспитала тебя.

Я поджимаю губы, за много лет уже успев уяснить, что когда Джойс начинает вести себя подобным образом, лучше молчать.

– Подумать только, из-за какой-то дурацкой лошади ты решила проявить неуважение к своему супругу и без всякой необходимости отобрать имущество у своих родных.

– Дурацкой? Да никому из вас вообще нет дела до этой лошади!

– Катрия Эпплгейт, ты ведь леди. И тебе не подобает кричать, – тихо замечает Джойс. – Корделла, пожалуйста, отведи лошадь обратно в конюшню.

Корделла переводит взгляд с Джойс на меня, но я уже понимаю, что она не пойдет против воли своей госпожи.

Корделла разворачивается, и я бросаюсь к ней.

– Нет! Не нужно! Пожалуйста!

– Катрия! – Мое имя в устах Джойс походит на удар хлыста. Я вздрагиваю и замираю, остановленная всего лишь простым звуком. – Ты расстраиваешься из-за пустяков и выставляешь себя на посмешище.

Хотела бы я на нее накричать. Ведь она заграбастала предприятие отца, да еще получила четыре тысячи монет. На эти деньги можно купить целый табун лошадей. Пусть оставит мне хотя бы Дымку. Вот только я не могу. Потому что за эти годы мачеха выдрессировала меня, словно лошадь, заставляя молчать с помощью невидимой уздечки, давным-давно вставленной мне в рот.

Кто-то мягко касается моего плеча. Я вздрагиваю и поднимаю глаза. Слуга стоит рядом со мной, и на его лице, как ни странно, отражаются мягкость и сочувствие.

– Я позабочусь, чтобы мой хозяин купил вам новую лошадь.

Ну да, он ведь от имени своего господина дал обещание Джойс, что я никогда и ни в чем не буду нуждаться. Мне можно просить все, что пожелаю. Вот только это ничего не значит. Он лишь проявит пустую доброту, стремясь исполнить взятые на себя обязательства. На самом же деле его интересует только книга, а вовсе не я.

– Мне не нужны его лошади. – Я резко отстраняюсь.

Не хочу ни его жалости, ни вынужденной доброты. Ничего такого, что могло бы сблизить меня с супругом.

– Вечно тебе все не так, – довольно громко, чтобы все слышали, бормочет Джойс. – Успокойся и с благодарностью вступай в новый этап своей жизни. – В ее устах все звучит так, будто я сама, по доброй воле, выбрала для себя эту судьбу.

Одарив Джойс хмурым взглядом, я сажусь в карету.

Когда слуга занимает место на козлах, ко мне бросается младшая сестра.

– Лаура! – Джойс уже того и гляди взорвется. – Возвращайся к матери, – шиплю я на сестру и мысленно содрогаюсь, представив, какой выговор ее ждет.

Не обращая внимания на мать, Лаура хватается за дверцу кареты и не дает мне ее закрыть.

– Я буду скучать по тебе, – бормочет она, даже не скрывая слез. Милая сестренка, ведь ей едва исполнилось четырнадцать. Она самая лучшая из нас, ее дух пока не сломлен. – С тобой этот дом казался почти сносным.

– Нет, это благодаря тебе. – Я быстро обнимаю ее, но слуга нас и не торопит. – Оставайся такой же доброй, Лаура, пожалуйста. Держись изо всех сил, пока в конце концов не сможешь отсюда выбраться.

– Ты тоже. – Она отстраняется, и я прикусываю язык, чтобы не признаться, что от моей доброты давным-давно ничего не осталось. – Я присмотрю за Дымкой, клянусь. Корделла меня научит. Возможно, в следующий раз, когда приедешь сюда, ты сможешь ее забрать. Я попробую поговорить с мамой.

– Лучше не гневи ее из-за меня. Хотя тебе виднее. – Я осторожно заправляю Лауре прядь волос за ухо. И замечаю движение за ее плечом. – А теперь беги, пока твоя мама не явилась за тобой.

Я мягко отстраняю сестру и закрываю дверцу кареты. Джойс вслед за Лаурой поднимается по лестнице, что-то резко и отрывисто выговаривая на ходу.

Карета движется вперед, и я быстро теряю их из виду. Что бы ни говорила Лаура, вряд ли я когда-нибудь сюда вернусь.

Рис.4 Узы магии. Танец с принцем фейри

По словам Хелены, лорд Фенвуд живет к северу от города. В моем представлении это означает немного севернее. Так же, как наше поместье находится чуть южнее. Однако выясняется, что я немного ошиблась с расстоянием, и, когда мы прибываем в мой новый дом, день уже клонится к вечеру.

Первым признаком приближающегося жилья становится высокая каменная стена почти в два моих роста. Большую часть дня карету окружали только холмы, да справа тянулась полоска вездесущего леса. Час назад мы свернули на узкую дорожку, больше похожую на колею от колес, которая вилась среди травы и уводила в сторону леса. А после я увидела стену.

Она простирается между деревьями, вызывая мысли о развалинах древнего замка. Кованые железные ворота увиты ползучими растениями, чьи маленькие белые цветы источают приятный аромат. Вокруг нет ни души, однако ворота с мрачным лязгом закрываются за нами. И этот звук эхом отдается внутри меня, знаменуя собой некую завершенность, словно опускающийся занавес во время представления.

Мы тащимся по дороге, петляющей между живыми изгородями и небольшими деревцами, и словно бы попадаем в миниатюрное подобие древнего леса. Впрочем, здесь нет той тяжелой, гнетущей атмосферы, что царит в настоящем лесу. Вдалеке поднимает могучую царственную голову олень. На его рогах так много отростков, что большинство дворян передрались бы за возможность повесить их себе на стену. Между тем лорд Фенвуд позволяет зверю спокойно обитать на своей территории. Что это говорит о нем?

В конце концов заросли отступают, и слуга останавливает карету на круглой, засыпанной гравием площадке. Спустившись с козел, он открывает дверцу и помогает мне выйти. И взгляду впервые предстает поместье лорда Фенвуда.

Дом дугой огибает круглую подъездную дорожку, из центральной башни раскидываются два крыла. Что ж, замок под стать той самой стене. Кладка довольно старая, но само строение в хорошем состоянии. Теперь-то я в этом разбираюсь, поскольку много раз приводила в порядок фамильное поместье. Даже солома на крыше смотрится почти новой.

Внешне все выглядит вполне нормальным, однако волоски у меня на руках встают дыбом. Здесь в самом воздухе ощущается нечто чужеродное. Поместье в буквальном смысле стоит у леса, в который я в детстве поклялась отцу никогда не входить. И когда слуга тяжело опускает мой сундук на гравий, я едва ли не подпрыгиваю от испуга.

«Остерегайся леса, Катрия. Никогда в него не ходи. Поклянись мне жизнью матери, что не войдешь под его своды. Она своим предсмертным желанием хотела избавить тебя от них».

– Прошу прощения, леди Катрия, – вырывает меня из мыслей голос слуги.

– Все в порядке, не нужно извиняться. – Я заставляю себя улыбнуться и поправляю висящую на плече лютню. Этот человек не виноват в моих трудностях. И лучшее, что я могу сейчас сделать, – попробовать найти союзников. – Зовите меня просто Катрией.

– Что ж, значит, Катрия.

– А как ваше имя?

Похоже, его удивляет мой вопрос. И отчего-то он слишком долго раздумывает над ответом. Хотя, казалось бы, чего проще?

– Орен, – наконец представляется он.

– Приятно познакомиться.

– Пойдемте, скоро ночь, а перед ужином нужно еще вас устроить.

Орен подхватывает мой сундук с удивительной для мужчины его лет легкостью. Вслед за ним я поднимаюсь по трем ступеням, что ведут к парадному входу в центральную башню замка.

Меня тут же поражает мастерство тех, кто приложил руку к созданию этого здания. Слева от входа изгибается деревянная лестница, перила которой искусно украшены лилиями и виноградными лозами, очень похожими на живые. По обеим сторонам дверей расположены окна с цветными стеклами, которые складываются в причудливые пейзажи с полями и горами. Я обвожу пальцами их темные контуры и ощущаю металлический каркас, в который вставлены стеклянные пластины.

– Все хорошо? – интересуется Орен.

– Да. Такие окна я видела только в ратуше.

Искусство работы со стеклом в наши дни считается утраченным. Мало кто умеет, подобно мастеровым древности, заниматься подобным ремеслом, и такие люди живут в основном в крупных городах. Они редко приезжают в столь отдаленные места. По всей видимости, зданию уже очень много лет. Удивительно, как окна вообще сохранились. Или у лорда нашлись средства, чтобы вызвать мастера прямо сюда? Впрочем, насколько я могу судить, лорд Фенвуд богат сверх всякой меры.

– Они и в самом деле редкость.

Орен ведет меня в левое крыло. Прежде чем войти в арочный дверной проем, я бросаю взгляд вверх в попытке понять, насколько простирается башня. Но вижу лишь площадку второго этажа, за которой изгибается лестница.

– Хозяин дома живет наверху?

– Лорд Фенвуд приходит и уходит, когда ему вздумается, – туманно поясняет Орен, однако его слова никак не отвечают на мой вопрос.

Мне становится интересно, где лорд проводит время, ведь любое подобие цивилизации расположено более чем в двух часах езды отсюда. Может, он охотник, которому досталось небывалое состояние, и Фенвуд ищет острых ощущений в лесной чаще?

– У него прекрасный дом, – осторожно замечаю я. – Трудно представить, почему он не стремится проводить здесь больше времени.

Слуга останавливается посреди коридора. Окна слева от нас выходят на круглую подъездную дорожку, справа виднеются двери. Орен молчит, и я начинаю беспокоиться, что ненароком обидела его своим замечанием. Хотя я ведь не сказала ничего особенного.

– Вам нужно знать несколько правил, – произносит слуга и вновь идет вперед. Я ждала чего-то подобного, так что мысленно уже успела подготовиться. – Во-первых, если вам что-нибудь понадобится, достаточно сообщить мне. По мере возможности я всегда буду неподалеку. Но поскольку я единственный слуга в доме, то вынужден следить за его состоянием и могу быть занят в другом месте. Каждый вечер я стану подавать вам ужин и по утрам почти всегда готовить завтрак, так что в эти моменты будет удобнее всего сказать мне обо всем, что вам потребуется.

– Это очень великодушно с вашей стороны.

Орен не обращает на мое замечание никакого внимания.

– Следующее правило заключается в том, что вам разрешено находиться лишь на землях поместья, тянущихся вдоль дороги, по которой мы сюда приехали. Ни при каких обстоятельствах вы не должны входить в лес.

– Это не проблема, – легко соглашаюсь я. – Отец тоже запрещал мне соваться в лес.

– И последнее правило, самое главное. Неважно, что вы увидите или услышите, из этого крыла вам можно выходить лишь в светлое время суток.

– Простите?

– Эти правила только для вашей защиты. – Орен оглядывается через плечо. – Мы далеко от города, рядом лес. Туман здесь намного гуще и пропитан древней магией. Людям опасно выходить ночью на улицу.

– Неужели вы говорите о фейри? – интересуюсь я, стараясь изобразить браваду на манер Хелены. – Ведь это всего лишь бабушкины сказки.

Орен усмехается, как будто видел фейри собственными глазами и может рассказать о них, а я сморозила глупость.

– Пусть так, но лесные звери вполне реальны. Внутри этих стен вам ничего не угрожает, но за пределами дома защита моего хозяина заканчивается. Понимаете?

– Да.

Вот только не представляю, как воспринимать услышанное. Наверное, эти правила родились не на пустом месте. К тому же я уже давно не рвусь в лес. Интересно, как повел бы себя отец, если бы чудесным образом вдруг объявился и узнал, что Джойс выдала меня замуж, а мой новый дом почти вплотную подступает к темной стене деревьев, тянущихся вдоль непроходимого горного хребта, который ограничивает наш уголок мира? Признаться, я ожидала, что после замужества у меня останется еще меньше свободы, чем прежде, но, похоже, ошиблась.

Другими словами, для меня все могло сложиться гораздо хуже.

Мы останавливаемся у двери в самом конце коридора, и слуга толкает ее, чтобы открыть. Петли громко скрипят, но дверь поддается с трудом, и Орену приходится надавить на нее плечом.

– Прошу прощения, – бормочет он. – Этим крылом дома редко пользуются. Но я все поправлю, пока вы будете ужинать.

– Скажите, где взять инструменты, и я сама починю дверь, – предлагаю я. Орен смотрит удивленно, явно не ожидая от меня подобного заявления. – Пусть это платье не вводит вас в заблуждение, я скорее привыкла к брюкам, чем к нарядам из атласа.

– Хозяин поклялся, что вы ни в чем не будете нуждаться. Он сам обо всем позаботится. Я займусь дверью, пока вы будете есть, – не слишком охотно произносит Орен.

Интересно, накажет ли его хозяин, если Орен позволит мне самой взяться за дело? Или он и рад бы взвалить эту обязанность на меня, но не может?

Мне остается лишь строить предположения о том, каков на самом деле мой муж.

Орен входит в спальню и ставит мой сундучок на затянутую тканью скамью в изножье кровати с балдахином. Напротив нее в большом каменном камине уже потрескивает огонь. Комната хорошо обставлена и находится в отличном состоянии, как и все прочее в этом поместье, больше похожем на замок.

– Ужин будет в течение часа. Надеюсь, вы согласитесь поесть пораньше, чтобы вернуться в свои покои к заходу солнца.

– Конечно. Обычно я рано ложусь спать и рано встаю, – с улыбкой отвечаю я.

Молча кивнув, Орен уходит. И лишь тогда я осознаю, что забыла спросить, какой наряд мне следует надеть на ужин. И… смогу ли наконец познакомиться с мужчиной, за которого вышла замуж.

Три

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

Ужин подается в комнате, примыкающей к задней части башни, которая больше напоминает зимний сад, чем столовую. За стрельчатыми окнами с огромными, явно дорогими стеклами темнеет лес, окружающий половину поместья, и я вдруг ощущаю себя бабочкой, пойманной в стеклянную коробку и перенесенной в некое неестественное место. Пусть внутри этих стен я в безопасности, но от любых живущих в лесу чудовищ меня отделяет лишь тонкая стеклянная перегородка.

Стоя в глубине комнаты у окна, в котором отражается мое лицо, я вглядываюсь в пространство между стволами деревьев. Здесь они кажутся еще древнее, чем возле нашего дома.

«Нет, – тут же мысленно поправляю себя, – мой дом теперь здесь».

Из бокового входа появляется Орен с подносом на плече.

– Вас устроит жареный кабан с дикорастущими овощами?

– В плане еды я непривередлива, – с улыбкой отвечаю я.

Мне слишком часто приходилось ложиться спать на голодный желудок, а потому я не стала бы возражать против любой поставленной передо мной горячей пищи.

– Хорошо, – кивает Орен. – У нас нет каких-то постоянных блюд. – Он ставит поднос во главе стола. – Не в том смысле, что мы здесь голодаем. У нас есть все необходимое, но меню составляется исходя из того, что предлагает лес и что имеется в кладовой.

– Я с радостью помогу вам добывать еду, – говорю я, садясь за стол.

Орена явно ошеломляет подобное предложение.

– Мы же не падальщики, которые роются в грязи в поисках пропитания.

– Конечно нет, – смеюсь я, как будто никогда прежде не занималась подобным. Из-за недостатка еды приходилось питаться тем, что посылала природа. Я даже отыскала в библиотеке отца книги о местных территориях, благодаря которым научилась отличать съедобные грибы от ядовитых. – Просто в лесу растут очень вкусные грибы, а мне нравится их собирать.

Он наливает мне воды и вина из двух отдельных графинов.

– Буду иметь в виду.

«Но не собираюсь обращаться», – мысленно добавляю я, почти слыша эти слова в его голосе.

– Хозяин дома будет ужинать со мной? – интересуюсь я.

– Нет, он поест в своих покоях.

Я поджимаю губы.

– Мы увидимся после ужина?

– К тому времени солнце почти сядет.

– В столь поздний час он может прийти ко мне в покои.

– Это неуместно.

Подавившись вином, я закашливаюсь и выплескиваю его обратно в бокал.

– Неуместно? Я ведь его жена.

– Да, на бумаге, по законам этой страны.

– Тогда вполне нормально, что мы увидимся в моей комнате.

Я медленно ставлю бокал на стол. К счастью, рука дрожит не столь сильно, и мне удается плавно опустить его, не пролив ни капли.

– Хозяин очень занят.

«Интересно чем?»

Очень хотелось потребовать у Орена ответа. Я несколько часов пыталась как можно более снисходительно посмотреть на сложившуюся ситуацию и все же до сих пор понятия не имею, за кого вышла замуж. Как этот мужчина получил свое состояние? Откуда он вообще взялся? Чего добивается? И главное – зачем ему настолько сильно понадобилась книга, что ради ее получения он согласился заплатить кругленькую сумму за жену?

– Пожалуйста, передайте ему, что супруга будет очень признательна, если он согласится уделить ей несколько минут до захода солнца, – прошу я, глядя прямо в черные глаза-бусинки слуги.

– Я передам ваши слова, – кивает Орен и поспешно уходит.

Я ужинаю в одиночестве. Возможно, кому-то это показалось бы неудобным, но я привыкла проводить время наедине с собой. На самом деле в каком-то смысле так даже лучше. Ничто не нарушает тишину, а в одиночестве не таится опасности. Никто не отбирает у меня еду, не требует общения, не выгоняет из-за стола, веля отправляться мыть посуду.

Я даже не замечаю, как пустеет тарелка, а в желудке появляется не очень приятное ощущение. Просто я ела слишком быстро, да и не привыкла к таким вкусным блюдам. Откинувшись на спинку стула, я похлопываю себя по наполненному животу, хотя такое поведение вовсе не подобает леди. Но я уже очень давно не чувствовала себя настолько сытой.

«Могло быть и хуже», – успокаиваю себя, вновь мыслями возвращаясь к новоиспеченному мужу.

Похоже, я не слишком волную собственного супруга. Что ж, тем лучше. Значит, этот мужчина не ожидает, что сегодня ночью я лягу с ним в постель во имя исполнения своей «обязанности» дать ему ребенка, который унаследует состояние. И видимо, здесь я столь же… точнее, даже более свободна, чем дома. К тому же никто не станет взваливать на меня кучу дел.

Возвращается Орен, вновь отвлекая меня от размышлений.

– Вы закончили?

– Да.

– Наелись? – Он забирает мою пустую тарелку.

– Более чем. – Я сажусь прямее. – Передайте повару, что ужин был восхитительным.

– Конечно, – с лукавой улыбкой кивает Орен.

– Мой муж что-нибудь ответил?

Слуга вздыхает и вновь слишком долго раздумывает над ответом, казалось бы, на простой вопрос.

– Думаю, он сможет выкроить немного времени. Минут пять или десять. Я разведу огонь в кабинете в вашем крыле. Подождите его там.

Слуга быстро уходит, унося с собой посуду. Поднявшись, я обхожу вокруг обеденного стола и внезапно начинаю сожалеть, что попросила о встрече с лордом Фенвудом. Может, мое желание его расстроило? Вдруг он вообще не хочет иметь со мной ничего общего и я лишь вызвала его гнев? Застыв на месте, я качаю головой.

Нет уж, раз мы поженились и теперь мне предстоит здесь жить, я вправе хотя бы взглянуть на него и узнать имя. Если в дальнейшем между нами не завяжется никаких отношений, так тому и быть. Но по меньшей мере мы оба должны знать, с кем имеем дело.

Собравшись с духом, я выхожу из столовой и сворачиваю направо. Как ни странно, дверь в кабинет уже открыта, а в камине потрескивает огонь. Книжные шкафы, которые тянутся вдоль стен, в основном пусты. Стол сдвинут вправо, а кресла, судя по всему, когда-то стоявшие по бокам от него, теперь спинками друг к другу поставлены перед камином.

Я прохожу через комнату, легонько проводя кончиками пальцев по кожаной обивке и раздумывая о том, почему они так странно расположены.

Вскоре я узнаю ответ на свой вопрос.

Прорезая тишину, в мои мысли вдруг вторгается голос, который странным образом отдается внутри. По тембру он схож с низким рычанием волка, мгновенно заставляя меня почувствовать себя жертвой.

«Беги, – подсказывает мне здравый смысл. – Беги подальше отсюда, это место не для тебя».

– Не поворачивайтесь, – велит он.

Я тут же неосознанно оглядываюсь через плечо. Просто повинуясь инстинкту. Ведь вполне нормально посмотреть на того, кто с тобой разговаривает. Я вовсе не хотела ослушаться… ну, не в этот раз.

– Я сказал, не поворачивайтесь.

Я резко отворачиваю голову, снова устремляя взгляд вперед.

– Я видела лишь часть вашего плеча. Простите, я не хотела…

– Орен рассказал вам о правилах?

– Да.

Судя по тому, где его плечо касалось дверного косяка, мой собеседник довольно высок. И это все, что мне удается о нем выяснить. Как будто зная, что, даже невзирая на приказ, я попытаюсь на него взглянуть, мужчина прислонился к стене сбоку от двери.

– Так вот, есть еще одно правило, – сообщает он. – Вы никогда, ни при каких обстоятельствах не должны на меня смотреть.

– Что? – шепчу я, усилием воли подавляя желание снова покоситься через плечо.

– Орен сообщил, что вы хотели со мной встретиться. И я оказываю вам услугу, поскольку теперь это мой долг. Но я поговорю с вами только в том случае, если вы поклянетесь никогда на меня не смотреть.

Что ж, теперь я понимаю, к чему эти кресла. Может, он страшно изувечен? Или ужасно застенчив? Как бы то ни было, я не хочу создавать ему неудобств.

– Хорошо, меня это вполне устроит. – Я сажусь в дальнее кресло, лицом к окнам и спиной к двери. – Благодарю, что выкроили время для встречи со мной.

Я слышу, как он направляется ко мне. Размашистым шагом, еще раз подтверждая подозрение насчет высокого роста. Однако по полу он ступает легко, почти бесшумно. Так же, как и я, словно бы старается лишний раз не издать ни звука. Судя по походке, вряд ли мой супруг очень мускулистый мужчина. Скорее худощавый и жилистый. Ненамного старше меня, если брать в расчет голос. Я украдкой стараюсь уловить его бледное отражение в оконном стекле, но в комнате для этого уже слишком темно. Я вижу лишь размытую тень, которая движется за моей спиной.

Кресло позади тихо вздыхает под его весом, и волоски на моем затылке встают дыбом. Впервые я настолько остро ощущаю чье-то присутствие. Мне безумно хочется обернуться и проверить, верны ли мои суждения на его счет.

– Итак, о чем вы желали побеседовать? – немного резко спрашивает он.

– Я просто хотела встретиться с вами, вот и все, – объясняю я. – Довольно странно быть замужем и никогда не… общаться с мужем. – Я удерживаюсь от желания произнести «не видеть супруга».

– Мы поженились без всяких разговоров. Что изменилось сейчас?

Трудно сказать, как он относится к данному обстоятельству. Может, этот мужчина надеялся, что я буду умолять о встрече с ним, прежде чем подписать бумаги? Понимает ли он, что мою судьбу решили росчерком пера, которое даже не я держала в руках?

– Нам предстоит провести рядом всю жизнь, – замечаю я. – И я бы предпочла сделать это в приятной обстановке.

– Не вижу ничего приятного.

Очевидно, мой муж не слишком жизнерадостный человек. Я закатываю глаза, радуясь, что сейчас он меня не видит.

– У вас довольно красивый дом и столько денег, что вы можете ни в чем себе не отказывать. И никто не говорит вам, что делать…

– Вы ничего обо мне не знаете, – резко перебивает он.

– Я буду счастлива, если вы дадите мне возможность вас узнать.

– Мне это неинтересно. Я также не хочу знакомиться с вами. Наш брак всего лишь сделка, ничего больше. И мне нужно только выполнить ее условия.

Я прижимаю платье к груди, словно стремясь физически защититься от невидимой раны. Неужели я ждала чего-то другого? На что я вообще надеялась? На историю великой любви? Ха! Той любви, о которой читают в книгах молодые девушки, на самом деле не существует. Я видела «любовь», которая связывала отца и Джойс. Вот она настоящая и, признаться, не слишком-то мной желанная.

Нет, я вовсе не ждала от него любви. Но, наверное, все же надеялась, что хотя бы здесь во мне не будут видеть обузу.

– Справедливо, – тихо произношу я.

– Вы хотите знать что-то еще? Или я удовлетворил ваше любопытство?

– В полной мере.

– Хорошо. Надеюсь, в этом доме у вас не возникнет проблем. Соблюдайте правила, и вы ни в чем не будете нуждаться, пока мы оба ступаем по этому миру смертных. Больше мы с вами никогда не увидимся.

Скрип кресла сообщает, что муж поднялся на ноги. Его шаги постепенно затихают вдали.

Я бы хотела добавить что-нибудь еще или хотя бы четко понять, что мне вообще нужно. Однако мне с детства запрещали испытывать какие-то желания. Лишь указывали, что я могу, а чего нет, и со временем я просто разучилась делать выбор. Утратила с рождения присущее всем людям умение решать самой за себя. Оно увяло и засохло оттого, что им никогда не пользовались.

Даже зная, что он ушел, я сижу на месте почти десять минут, просто глядя на чернеющие за окном деревья. Уже стемнело, и в свете убывающей луны почти невозможно различить их мрачные силуэты на границе леса. Но постепенно меня все сильнее охватывает странное чувство, как будто нечто смотрит на меня в ответ.

Не в силах бороться с беспокойством, я решаю вернуться в свою комнату. Однако, выйдя в коридор, слышу доносящиеся из главного зала шаги. Я медленно поворачиваюсь к ведущей в мое крыло двери. Потом, отбросив здравый смысл, на цыпочках подкрадываюсь к ней и прижимаюсь ухом к деревянной поверхности.

Оттуда доносятся приглушенные голоса, но я не могу разобрать слов. Они кажутся странными, чужими, как будто их произносят на незнакомом языке. Я осторожно приближаюсь к одному из окон, откуда открывается вид на круглую подъездную дорожку. Пусто. Возле дома нет даже кареты, в которой я сюда приехала.

Интересно, кто тогда разговаривает в зале? Здесь живет кто-то еще? Если верить Орену, в доме, кроме нас троих, больше никого нет. А вдруг он солгал? И если да, то почему?

«Соблюдайте правила, и вы ни в чем не будете нуждаться», – пообещал лорд Фенвуд. А Орен четко предупредил, что мне нельзя по ночам покидать свое крыло, даже если что-то услышу. Чем бы лорд ни занимался в столь позднее время, меня это никак не касается.

Ну и ладно. Я не возражаю быть в этом доме скорее приехавшей на длительное время гостьей, чем женой хозяина.

По возвращении в свою комнату я укладываюсь в кровать, отметив, что никогда еще не спала на таком удобном матрасе под столь мягким и теплым одеялом. Я быстро проваливаюсь в сон без сновидений…

И просыпаюсь через час от чьих-то леденящих кровь криков.

Четыре

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

Резко сев в постели, я прижимаю к себе одеяло на манер брони, как будто оно способно меня защитить. Крики резко стихают и теперь лишь эхом отдаются в ушах. Сердце бешено колотится в груди. Прерывисто, учащенно дыша, я бросаю взгляд на дверь. Вдруг сейчас ворвется какой-нибудь разбойник или еще кто похуже и убьет меня прямо в кровати?

К счастью, ничего не происходит. Воздух снова тих и неподвижен. Даже ветер не шелестит в кронах деревьев. Не стрекочут насекомые в ночи, не поскрипывает тихо старый дом.

Не знаю, как долго я так сижу, но вскоре из-за неудобной, неподвижной позы мышцы спины начинает сводить судорогой. Я резко выдыхаю, а после, стремясь хоть немного снять напряжение, выскальзываю из-под одеяла и набрасываю на плечи шаль. Подойдя к двери комнаты, я прислушиваюсь, но по-прежнему ничего не слышу.

Отдавая себе отчет в том, что выйти наружу – это безумие, я все же приоткрываю дверь. В окна струится серый лунный свет, такой же тусклый, как огонек единственной свечи, которая освещает целый коридор. Я озираюсь по сторонам, но никого не вижу.

Пробежав по коридору, я прислоняюсь к стене у одного из окон и осторожно оглядываю подъездную дорожку. Она пуста и такая гладкая, словно на ней только что разровняли гравий. Я быстро двигаюсь вперед, словно, задержавшись в полосе лунного света, могу в столь жуткую и неспокойную ночь стать чьей-то мишенью.

Добравшись до двери в конце коридора, прижимаюсь ухом к деревянной створке. И не слышу ничего – ни криков, ни разговоров, ни каких-либо движений. Дрожащей рукой я хватаюсь за ручку. Да, мне озвучили четыре очень четких правила, но это произошло до того, как я услышала крики. Что, если кто-то напал на нас и теперь мы в беде?

Я надавливаю на ручку, но она не поддается. Меня заперли внутри.

С бешено колотящимся сердцем я отступаю от двери и трясу головой, вознося молчаливую молитву непонятно кому. Я больше не в коридоре, а вновь в семейном поместье, в длинном шкафу под лестницей. Дверь заперта, и Хелена сообщает мне, что матушка выбросила ключ, поэтому я больше никогда не увижу солнечного света.

Буквально лечу обратно в свою комнату, ныряю в постель и сворачиваюсь калачиком, подтягивая колени к груди. Всю ночь я таращусь на окна, за которыми стеной возвышается темный лес, и напоминаю себе, что, если мне и в самом деле потребуется сбежать, достаточно просто разбить стекло. Я сумею выбраться.

Пусть даже для этого придется войти в лес, в который я поклялась никогда не соваться.

Больше я не слышу никаких звуков и не замечаю ничего странного. С наступлением утра дышать становится легче, и я отваживаюсь пойти в ванную, на которую вчера вечером взглянула лишь мельком.

Она находится за третьей дверью в коридоре и расположена между кабинетом и моей спальней. Это странная комната, где из крана с помощью непонятной мне магии течет горячая и холодная вода. Приводя себя в порядок, я дважды запускаю воду, и оба раза если она течет достаточно долго, то превращается в пар.

Да уж, поистине странное место.

Одевшись, я выхожу в коридор, готовая встретить предстоящий день. Теперь, при свете солнца, я чувствую себя гораздо увереннее, чем прошлой ночью. Дверная ручка поддается без труда, открывая мне доступ к остальной части поместья. Я выхожу в зал и, привлеченная запахом свежеиспеченного хлеба, направляюсь в столовую.

На тарелке меня уже ждут два жареных яйца, лежащие поверх остывающих кусочков тоста, и примостившаяся между ними половинка сосиски – завтрак, достойный королевы, с которым я расправляюсь в мгновение ока.

Несмотря на отчаянное желание встретить Орена или лорда Фенвуда, я не обнаруживаю ни следа мужчин. Может, ночью что-то случилось, и им пришлось рано утром отправиться на карете в город?

Тот крик все еще эхом отдается у меня в ушах.

Закончив завтрак, я собираю посуду и шагаю к боковой двери, через которую вчера вечером входил Орен. Попадаю, как и ожидала, в прилично оборудованную кухню. Не в силах бороться с любопытством, я проверяю кладовую, внимательно изучая сыпучие и консервированные продукты. Запасов здесь столько, что можно с легкостью в течение пары зим прокормить с десяток человек. Я вижу дверь, ведущую в подвал, где, вероятнее всего, находится что-то вроде холодильного помещения, но после прошлой ночи у меня не хватит смелости спускаться во тьму.

Вдоль разделочного стола я прохожу в дальнюю часть кухни, где в столешницу встроена большая раковина, и мою посуду, а после убираю на место – на одну из открытых полок, которые тянутся вдоль стены напротив очага. Потом возвращаюсь в столовую, отчасти ожидая столкнуться там с Ореном, который примется ворчать, что я выполняю неподобающую работу.

Однако в комнате по-прежнему никого нет.

Тишина невыносимо давит на нервы, особенно если учесть, что после жутких криков в этом поместье я не услышала ни звука. Когда я осознаю, что больше не в силах оставаться в четырех стенах и торчать в одиночестве, вслушиваясь в каждый шорох, я возвращаюсь в свою комнату и переодеваюсь в простое платье. Длиной оно всего лишь до колен – чтобы подол не путался в зарослях ежевики, и с разрезами по бокам для большей подвижности. Добавив к платью пару плотных чулок, я вешаю на плечо лютню и осторожно выхожу в главный зал.

Застыв возле входной двери, я мысленно повторяю изложенные Ореном правила. Сейчас день, так что мне разрешено выходить из дома. Я останусь перед поместьем и не стану заходить за него. Все это не противоречит желанию хозяина, поэтому проблем не возникнет. Я медленно оглядываюсь через плечо. Возможно, на улице я буду еще в большей безопасности, чем здесь.

Утро бодрит и освежает. Даже здесь, у подножия гор, воздух ощущается более легким и прохладным. До меня доносится аромат растущих в густом лесу за моей спиной сосен. Молодые саженцы на территории поместья выглядят хилыми по сравнению со своими величественными предками.

Движимая любопытством, я огибаю здание по тропинке, которая ответвляется от подъездной дорожки, и выхожу к каретному сараю и конюшням. Лошади стоят в стойлах, карета тоже на месте. Похоже, ни Орен, ни лорд Фенвуд не уехали в город.

Вознамерившись идти к лошадям, я почти тут же замираю на месте. Лучше не стоит, они лишь будут напоминать мне о Дымке, а эта рана еще слишком свежа. Так что я разворачиваюсь и шагаю обратно по подъездной дорожке к главным воротам. Они закрыты, и на гравии нет никаких следов того, что каретой сегодня кто-то пользовался. Впрочем, я не могу утверждать наверняка. Из меня тот еще следопыт – в противном случае моей семье не приходилось бы голодать.

Немного осмелев, я следую вдоль стены, огибая кусты и заросли ежевики. В прочных рабочих ботинках ступаю довольно уверенно и вскоре выхожу на поляну, лежащую между стеной и поместьем, в стороне от подъездной дорожки. Лучи солнечного света пронзают редеющий полог листвы над головой. В преддверии зимы деревья уже сбрасывают листья, и они устилают землю красно-оранжевым ковром. В центре поляны стоит крупный пень. Должно быть, здесь когда-то росло старое дерево, но его давным-давно срубили, не позволив слишком далеко вторгнуться в земли, которым могло бы найтись другое применение.

Я сажусь и, закинув лодыжку на другую ногу, пристраиваю лютню на коленях. Сжимая гриф в одной руке, другой легонько перебираю струны. Она звучит несколько не в тон. Вполне понятно, ведь я в последний раз играла несколько недель назад. Немного подтянув струны, я вновь начинаю бренчать, потом еще раз и еще, и в конце концов остаюсь довольна.

Зацепив струну кончиком пальца, я извлекаю единственную ноту, которая повисает в воздухе. А после начинаю напевать, подстраивая высоту своего голоса под резонирующий звук в корпусе лютни. Добившись гармонии, я замолкаю и делаю вдох. А дальше пальцы сами начинают танцевать по струнам.

Трень-трень-трень-брень. Я играю вступление, все быстрее перебирая струны, потом внезапно останавливаюсь. И снова беру первую ноту. А со второй начинаю петь.

  • Мы познакомились с тобой,
  • Когда огнем пылали листья тополей.
  • Меня привлек твой ясный взгляд,
  • И ты не лгал мне о любви своей.

Я делаю короткий проигрыш, в такт музыке покачиваясь вместе с деревьями и легким ветерком. Лишь они одни радостно внимают моей игре. Перебирая струны, я дохожу до припева.

  • И наша песня вознеслась
  • К туманным долам средь высоких гор.

Я закрываю глаза. Теперь музыка не только окружает меня, но и наполняет изнутри. Лес погружается в тишину, словно прислушиваясь к моей игре. Наконец-то, впервые за много лет, у меня есть место, где можно играть и петь.

  • Спустилась в склепы королей,
  • Что беспробудно спят там с давних пор.

Я перемещаю пальцы на грифе и начинаю следующий куплет. Теперь созвучные ноты ткут полотно мелодии.

  • С тобой я виделась, когда…

– А вы полны сюрпризов.

Этот голос я слышала всего однажды и все же узнала бы его где угодно. Он резонирует сильнее, чем басовая струна. И ощущается насыщеннее темного шоколада. Я потрясенно вздрагиваю и инстинктивно бросаю взгляд через плечо.

– Не смотрите, – напоминает он.

Я вновь быстро поворачиваю голову вперед.

– Я ничего не видела. Вернее, опять только ваше плечо. – На этот раз он прячется за деревом.

– Такое чувство, что у вас какая-то особая тяга к моим плечам.

Тихо фыркнув от смеха, я принимаю предложенную игру.

– Ну, насколько я могу судить, у вас довольно привлекательные плечи.

Теперь уже смеется он, и этот звук поражает яркостью солнечного света и пленяет роскошью бархата. Усилием воли я заставляю себя оставаться неподвижной, с трудом удерживаясь от инстинктивного желания подобрать для его смеха созвучную мелодию. С лютней в руках я бываю очень надоедливой.

– Не знал, что вы умеете играть на лютне.

– Подозреваю, что мы многого не знаем друг о друге.

Вчера вечером он вроде бы не слишком стремился узнать такие подробности.

– Откуда вы знаете эту песню?

– Трудно сказать… – Во рту внезапно появляется привкус металла, как будто я съела что-то подгоревшее или прикусила язык, измазав кровью внутренние стороны щек. Ненавижу ложь. Всякий раз, когда кто-то пытается лгать мне, я улавливаю запах дыма, а если вру сама, чувствую металлический привкус. В любом случае ложь доставляет мне неприятности, которых я стараюсь избегать любой ценой. – Наверное, где-то услышала еще в детстве. Я знаю ее уже давно. – Полуправда дается мне легче.

На самом деле этой песне научила меня мама. Она пела мне ее как колыбельную. Но когда я стала старше и в нашей жизни появилась Джойс, отец предупредил: все, что я узнала от мамы, нужно держать в секрете.

– Наверное, подобные старые песни имеют свойство задерживаться в таких вот местах.

– Вероятнее всего. – Я прижимаю к себе лютню в защитном жесте. – Ничего, что я ее пела?

– А почему нет?

Я вспоминаю, как меня ругали матушка с Хеленой и слабую поддержку Лауры.

– Я не очень хорошо играю и пою.

– Кто бы вам это ни сказал, они солгали. Вы замечательно играете.

Воздух по-прежнему чист и свеж, запах дыма не щекочет нос.

Он не лжет.

Лорду Фенвуду действительно нравится моя игра.

– Благодарю.

– Вы допоете для меня эту песню? Я уже очень давно ее не слышал, – тихо просит он. Неуверенно, почти колеблясь. Может, ему стыдно за то, каким тоном он вчера со мной разговаривал?

– Только если вы сначала ответите на вопрос.

– Спрашивайте.

– Прошлой ночью… я слышала крики. Точнее, один крик. Он быстро смолк… Все хорошо?

Немного помедлив, он произносит:

– Может, вам приснился кошмар?

– Я знаю, что слышала.

– Прошлой ночью я не кричал.

– Я и не утверждала, что это вы.

Его уклончивость меня раздражает, а манера речи напоминает Джойс. Та часто говорила со мной свысока, настаивая, что я ошибаюсь, хотя сама я была твердо уверена в обратном. Но мачеха вечно любым путем стремилась вывернуться или отмахнуться от моих мыслей и чувств.

– Я хотела посмотреть, в чем дело, – продолжаю я, – но дверь оказалась заперта…

– Вы пытались ночью покинуть свои покои? – Последние слова он почти рычит. Я чувствую, как от него волнами исходит ярость. – В этом доме существуют четкие правила. Для вашего благополучия.

Мне хочется обернуться, посмотреть ему в глаза и объяснить, что неразумно запирать меня на ночь, словно животное.

– Я бы не стала пробовать, если бы не эти крики. Я думала, мне угрожает опасность.

– Именно поэтому вас просили не придавать значения тому, что вы услышите. Вам ничего не угрожает. Остальное вас не касается.

– Но…

– Здесь вы в безопасности.

И пусть это заявление призвано меня успокоить, но лорд Фенвуд произносит его с таким гневом, болью и разочарованием… словно бы сам не слишком доволен, обещая мне безопасность. Как будто забота обо мне мучительна для него. Я скорее подопечная, чем жена. Такая же обуза, какой была всегда.

– Если я в безопасности, не нужно запирать меня в моем крыле.

– Сомневаюсь, раз вы игнорируете простейшие указания.

– Я не ваша пленница.

– Но я несу за вас ответственность! – кричит он, заставляя замолчать даже птиц. Они взлетают, хлопая крыльями, стремясь избежать нашего нелепого противостояния. – Я поклялся вас защищать. Этим и занимаюсь.

Втянув воздух через нос, я резко выдыхаю и прикрываю глаза. Джойс и сестры научили меня, как отпускать ситуацию и двигаться вперед. Лучше не сдерживать гнев, поскольку в конечном итоге станет только хуже. По большей части я стараюсь следовать собственным советам.

– Пожалуйста, – как можно искреннее начинаю я, стараясь вложить в единственное слово всю свою боль, и ощущаю себя попрошайкой, – я так не могу. Я чувствую, будто угодила в ловушку. Клянусь вам, что бы ни случилось, я не выйду ночью из своих покоев. Только, пожалуйста, не запирайте дверь.

– Откуда мне знать, что вы сдержите слово? – скептически интересуется он.

Что ж, я его понимаю. Лорд Фенвуд установил мне всего четыре правила, и я сама призналась, что прошлой ночью пыталась нарушить одно из них.

Мне хотелось бы посмотреть на него, увидеть выражение лица, поймать взгляд и продемонстрировать, что я говорю искренне. Но как убедить в своих добрых намерениях такого вот невидимого собеседника?

– Полагаю, вам придется просто мне довериться.

– Доверие… – Он тихо усмехается. – Вашему виду весьма трудно доверять.

– Неужели женщина настолько сильно обожгла вас?

Я тут же ругаю себя за столь неуместную формулировку. Насколько мне известно, прежде у него уже была жена. Может, она в буквальном смысле ранила его, и теперь лорд Фенвуд никому не показывается на глаза из-за ужасных шрамов на лице?

Начинает ныть спина, и я выпрямляюсь.

– Может, как раз от этого я и стремлюсь защититься.

Его слова заставляют меня замереть. Они словно тихо нашептывают мне не подходить, держаться подальше. И я задаюсь вопросом, кто причинил ему боль. Такой удар – уж я-то знаю – не оставляет физических шрамов, и все же ранит гораздо глубже, затрагивает душу, а не плоть.

– Вы поклялись, что я ни в чем не буду нуждаться, – пробую разыграть свою последнюю карту. – Хочу, чтобы дверь оставалась открытой.

Я молча жду, гадая, сработает ли это.

Лорд Фенвуд издает мрачный смешок. Ему явно хочется поспорить, и все же…

– Отлично. Но предупреждаю: как только вы в ночное время покинете свои покои, я больше не смогу гарантировать вам безопасность.

– Договорились.

Под его легкими шагами шуршат листья. Похоже, он намеревается уйти. Интересно, зачем он вообще сюда явился? Вряд ли просто решил меня проведать.

– Постойте, – прошу я.

– Что еще?

– Вы так и не дослушали песню. – По-прежнему не глядя в его сторону, я удобнее устраиваю лютню на коленях. – Хотите, чтобы я спела?

– Да, – с мрачной тоской подтверждает он.

Интересно, что значит для него эта старая народная песня?

Сжав лютню в руках, я снова начинаю играть.

Он уходит еще до того, как последняя нота затихает среди деревьев.

Пять

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

По ночам я по-прежнему слышу странные звуки, но со временем мне все лучше удается не обращать на них внимания. К счастью, за прошедшую неделю никто не кричал. Как-то раз, уже проваливаясь в сон, я уловила тихую музыку, сопровождаемую звоном колокольчиков, которая словно лилась откуда-то издалека. В другую ночь от двери в главный зал доносились тяжелые удары и ворчание. А как-то в дальней части поместья кто-то смеялся.

Забавно, как быстро человек способен привыкнуть к новым обстоятельствам. Теперь я почти не просыпаюсь от странных звуков. В первую ночь после разговора с лордом Фенвудом на поляне я проверила ведущую в мое крыло дверь. Ручка повернулась без труда. Он исполнил мою просьбу, а я в свою очередь тоже держу слово и не пытаюсь ее открывать. И отлично сплю по ночам.

В первую неделю жизни в поместье я нахожу странный покой в веренице сменяющих друг друга однообразных дней. Приятно, когда тебе никто не приказывает и не ждет, что ты от рассвета до заката будешь исполнять чужие прихоти. Я вольна бродить по заросшим кустами тропинкам или на своей поляне играть на лютне, не заботясь больше ни о чем на свете. Пару раз я снова ощущаю присутствие лорда Фенвуда, который слушает мою музыку. Однако он не дает о себе знать.

Потом на смену покою приходит скука.

На седьмой день после приезда, проснувшись утром, я лежу в постели и тупо пялюсь в потолок, не находя в себе сил даже подняться. Да и какой смысл вставать с постели, если нечего делать? Дома у меня хотя бы имелась цель. Что-то постоянно требовало починки, и я бралась за работу, к вечеру испытывая удовлетворение, что день прошел не напрасно. А еще у меня была Дымка, за которой я ухаживала и ездила верхом.

Выходя замуж, я надеялась найти новую цель, при этом даже не представляя, понравится ли мне она. К примеру, создание дома и семьи – над этим можно и нужно работать. А безделье совершенно отупляет.

– Вы сегодня не ходили в лес, – замечает Орен, за ужином наливая мне вина.

Когда он успел изучить мои привычки? Мы общаемся лишь утром и вечером, я никогда не вижу его в середине дня.

– Нет… – Я гоняю вилкой по тарелке несколько картофелин. – Просто не хотелось.

– Все хорошо?

– Да… хотя, честно говоря, не знаю…

– Вам здесь неудобно?

Похоже, он потрясен, что меня могло что-то расстроить или разочаровать. Оно и понятно, ведь я живу в уютном раю, где любое желание исполняется по первому моему слову.

– Вовсе нет. – Я издаю горький смешок. – Возможно, отчасти в этом-то и проблема. Наверное, я настолько привыкла жить не в самых приятных условиях, что теперь, когда вокруг все спокойно, я просто не понимаю, куда себя деть.

– Вам что-то нужно?

– Ну, не в плане вещей… но у меня есть одна просьба. Можете спросить, не согласится ли лорд Фенвуд сегодня вечером выпить со мной по стаканчику?

Орен хмурит тонкие седые брови, изучая меня глазами-бусинками.

– Я могу спросить, – кивает он и уходит.

А я до конца ужина гадаю про себя, что означало непроницаемое выражение на его лице.

Орен не возвращается. Я несу свою тарелку на кухню, уже привычно мою ее и убираю на полку.

По пути в свою спальню замечаю, что дверь в кабинет открыта. У камина вновь стоят два кресла, возле них на столиках ждут запотевшие бокалы с каким-то холодным напитком.

Я торопливо занимаю свое кресло и ерзаю, устраиваясь поудобнее. А после опускаю руки на подлокотники и откидываюсь на спинку, прижимаясь затылком к кожаной обивке. Я ни за что на свете не стану смотреть, даже если что-то меня испугает. Хочу, чтобы эта встреча прошла гладко. Я лишь сейчас осознаю, насколько сильна моя потребность наладить связь с хозяином дома. Пусть я не жду от него любви, но мне не помешает его дружба, общая цель и просто человеческое понимание. Ведь в поместье даже в худшие моменты со мной рядом была Лаура.

О, милая сестренка. Я каждый день гадаю, как у нее дела.

– Вы желали меня видеть? – вырывает из мыслей его волнующий голос.

Интересно, понимает ли лорд Фенвуд, что каким бы уродливым себя ни считал, с таким голосом он способен завоевать расположение любого мужчины или женщины?

– Верно. Хотела предложить вместе выпить.

Я поднимаю свой бокал и отвожу его в сторону, чтобы видел лорд Фенвуд. Раздается шорох приближающихся шагов, и он без всякого предупреждения тихо звякает своим бокалом о мой. Он близко – поверни я голову, смогу его увидеть. Но на это я не решаюсь, а в свете тлеющих в камине языков пламени вновь различаю в отражении оконного стекла лишь его высокую тень.

– За что выпьем? – интересуюсь я.

– К примеру, за то, что благодаря мне вы до сих пор живы, – мрачно усмехается он.

– Я не настолько безрассудна, – со смехом отзываюсь я.

– Но обо мне такого не скажешь. – Кресло позади меня сдвигается, когда в него садится лорд Фенвуд.

– В самом деле?

– Особенно в молодые годы. – Когда он делает глоток, в его бокале звенят кубики льда. – За все время, что Орен заботился обо мне, я не раз доставлял ему беспокойство.

– Орен с вами уже давно?

– Да, он с детства присматривал за мной.

– Вы знали своих родителей? – мягко спрашиваю я, отчетливо понимая, насколько сложной может оказаться эта тема.

– Да.

– Как давно они умерли? – Я изучаю жидкость лимонного цвета в своем бокале.

– С чего вы взяли, что они мертвы?

– Слышу в вашем голосе. Когда люди теряют близких, в их тоне появляются особые нотки. Потеря оставляет пустоту внутри, которая всякий раз при упоминании ушедших отзывается глухим эхом. – Я делаю глоток, пытаясь убрать эти отголоски из своего собственного голоса. – О, чудесный напиток. И сладкий, как мед.

– Это медовуха. Не лучшая бутылка из моих запасов, но, конечно, не самая худшая.

При мысли о том, как он в какой-нибудь пыльной кладовой выбирает бутылку специально для этой встречи, я едва заметно улыбаюсь.

– А вы кого потеряли? – интересуется он.

Моя улыбка тут же гаснет.

– Обоих, – отвечаю я. – Мама умерла, когда я была совсем маленькой. Отец как-то сказал, что она не создана для этого мира, слишком хороша для него. Но ему повезло, что мама хотя бы оставила ему меня.

– А ваш отец?

– Как вы знаете, он управляет… управлял торговой компанией…

Я замолкаю. С момента его смерти прошло не так много времени. Я старалась отгородиться от нее, запрятать поглубже, в то же потайное место внутри, где скрыта боль от потери матери. Однако это не одно и то же. Я жила рядом с отцом. От мамы же остались только поблекшие воспоминания и эмоции, запечатленные в моей душе.

Лорд Фенвуд терпеливо ждет, позволяя мне на несколько минут затеряться в своих мыслях.

– Жена отца, Джойс, потребовала, чтобы он уделял делам больше времени и чаще отправлялся в плавание на торговых кораблях. Он почти перестал бывать дома, и порой мне даже не сразу удавалось воскресить в памяти черты его лица. А потом… корабль, на котором он плыл, пошел ко дну. Тел так и не нашли, и на какое-то время вспыхнула надежда, что им удалось спастись. Но это случилось уже достаточно давно…

– Я глубоко сожалею. – Лорд Фенвуд говорит искренне. Еще ни разу во время бесед с ним я не улавливала запаха лжи в его дыхании. Поразительно, но все, что я до сих пор слышала в этом доме, похоже, было правдой.

– Я с этим смирилась.

– Как и все мы.

Хотя мы сидим спиной к спине, я мысленно представляю себе его позу. Наверное, он откинулся на спинку кресла, как и я. И если увидеть нас со стороны, может показаться, будто мы, отчаянно нуждаясь в поддержке, пытаемся опереться друг на друга. Одни в мире, отрезанные от тех, кто любил нас сильнее всего.

– Орен сказал, что вы чем-то расстроены. Сегодня годовщина смерти одного из ваших родителей?

Я качаю головой и, вспомнив, что он меня не видит, добавляю:

– Нет, мама умерла ранней осенью, а отец летом.

Лишь произнеся это вслух, я вдруг осознаю, что первая годовщина смерти отца была совсем недавно. И как же сильно за этот год изменилась моя жизнь. Очевидно, мне стоило бы сильнее горевать. Однако некоторые эмоции столь неистово пылали во мне, что, по всей видимости, просто сгорели, обуглив при этом края моего сердца.

– К тому же «расстроена» – слишком сильно сказано, – сделав над собой усилие, произношу я. – Наверное, мне просто хочется чем-то заняться, отыскать для себя здесь какую-то цель.

– Зачем вам что-то делать? Просто отдыхайте в роскоши, которую я вполне могу вам обеспечить.

– В том-то и дело, что я не создана для безделья и роскоши.

– Вы старшая дочь лорда-торговца, – усмехается он. – Орен рассказал мне о вашем поместье. Я знаю, к какой роскоши вы привыкли.

– Ничего вы обо мне не знаете, – зачем-то напоминаю я с некоторым раздражением. – И если Орен посчитал наше поместье роскошным, тогда ему следует проверить зрение. – Лорд Фенвуд молчит, и я продолжаю: – Это поместье до сих пор еще не развалилось лишь благодаря гвоздям, штукатурке и молитвам. Мне ли не знать, ведь я отвечала за поддержание его в приличном виде.

– Вы?

– Да. И пусть не произвожу подобного впечатления, но я довольно умелая, если можно так выразиться. Я неплохо справляюсь с содержанием дома и разными ремонтными работами. Да, признаю, я не великий профессионал, но получается вполне прилично. Хоть я не способна приготовить пир, но еда будет вкусной, и вы не останетесь голодным. Я не сумею выстроить дом или объяснить тонкости архитектуры, но зато без труда определю, когда крыша готова рухнуть, и укажу, где нужно укрепить ее, чтобы она продержалась хотя бы до следующей весны, пока не наберется денег нанять настоящего мастера.

Я верчу бокал в руках, размышляя обо всем, чему вынуждена была научиться. И отчасти мне вдруг хочется объяснить жестокость Джойс ее желанием преподать некий бессмысленный урок. Я качаю головой и делаю еще глоток медовухи. Какими бы ни были намерения Джойс, результат получился ужасным, поэтому не стоит приписывать ей благодеяния, которых она не заслуживает.

– То есть вы предпочли бы быть моей служанкой, а не женой?

– Нет, – резко выпаливаю я и слышу, как он неловко ерзает в кресле. Но я не собираюсь извиняться за свой тон. – Я больше никогда не буду чьей-либо служанкой.

– Прошу прощения, что неверно выразился. – Он тихо вздыхает. – Я бы никогда не заставил вас прислуживать.

«И снова правда», – отмечаю я и с облегчением выдыхаю.

– Просто мне хотелось бы иметь хоть какое-то занятие и чувствовать себя полезной. Мне нравится, когда руки чем-то заняты.

– Я поговорю с Ореном. Возможно, здесь найдутся какие-нибудь подходящие для вас дела.

– Спасибо. – Я поднимаю взгляд к потолку, жалея, что на нем нет зеркала, в котором я смогла бы хоть немного рассмотреть супруга. – А вы чем занимаетесь в течение дня?

Он снова усмехается и делает глоток.

– Я? Пытаюсь стать королем.

Я смеюсь вместе с ним. Но, как ни странно, в воздухе нет и намека на дым. Лорд Фенвуд не лжет.

Вот только в этих землях уже много лет не было короля. Какой же страной он намерен править? До конца нашей приятной беседы я так и не нахожу в себе смелости спросить об этом.

Рис.4 Узы магии. Танец с принцем фейри

На следующее утро Орен дожидается меня после завтрака. Застав его на кухне, я от удивления едва не роняю на пол тарелки.

– У меня чуть сердце не остановилось. – В стремлении успокоить внезапно расшалившиеся нервы я делаю глубокие вдохи.

Орен не отрывается от своего занятия – выгребает золу из очага, в глубине которого все еще тлеют крошечные угольки, готовые помочь вновь разжечь огонь.

– У меня здесь побольше дел, чем у вас.

– Но я ни разу не видела вас на кухне.

– А как, по-вашему, готовится еда?

Он наблюдает, как я пересекаю комнату и подхожу к раковине. И ничего не говорит, когда я собираюсь мыть посуду. Возможно, потому что не видит смысла останавливать меня, поскольку я занимаюсь этим уже неделю. Или лорд Фенвуд вчера вечером ему что-то сказал?

– Не знаю, – признаюсь я. – Возможно, здесь есть повар.

Пожав плечами, я включаю воду и сосредотачиваюсь на посуде. Я сгораю от желания узнать, обитают ли в этом доме еще люди, но не хочется выспрашивать открыто. Орену это точно не понравится.

– Его нет.

– Значит, вы отлично ладите с приправами. – Я одариваю его улыбкой.

Усмехнувшись, Орен ссыпает остатки золы в металлическое ведро.

– Вы пытаетесь меня задобрить?

– Я просто говорю правду. – Я отхожу в сторону от раковины, чтобы не мешать Орену мыть руки, по локти перепачканные сажей. – А разве вас нужно задабривать? Я у вас на плохом счету?

– Жить с вами в одном доме не так плохо, как ожидалось.

– О, я слышу одобрение, – сухо замечаю я.

Орен никак не реагирует на мои слова. Выключив воду, он берет полотенце и как-то слишком уж неторопливо вытирает руки. Интересно, о чем он думает?

– Вы явно заинтересовали хозяина.

По телу пробегает покалывание, сопровождаемое волной тепла, как бывает, когда ложишься в слишком горячую ванну. С чего вдруг меня волнует мысль о том, что я заинтересовала лорда Фенвуда? Я пытаюсь отогнать это ощущение, пока не вспыхнули щеки.

И все же любопытство берет надо мной верх.

– С чего вы взяли, что я его интересую? – произношу, не в силах удержаться от вопроса. Но мне нужно знать.

– Он все чаще спрашивает о вас. Я уже много лет не видел, чтобы он проводил с кем-то новым так много времени.

Вообще-то лорд Фенвуд почти не проводил со мной время. И если в его понятии «много» – те крохи, что он мне уделил, чудо еще, что этот затворник не спятил здесь в одиночестве.

– Ну, можете передать, что мне тоже нравится его компания. Имея возможность выпить с ним перед сном по бокалу вина, я чувствую себя гораздо менее одинокой.

– Я скажу ему об этом. – Подхватив ведро с золой, Орен направляется к боковой двери, ведущей из кухни. – А теперь идемте. Несмотря на все мои протесты, хозяин сообщил, что сегодня для вас есть работа.

– В самом деле? – Не в силах скрыть возбуждение, я бегу за ним. Однако на пороге выходящей на задний двор двери останавливаюсь как вкопанная. – Мне вроде бы нельзя заходить за дом.

– Сюда можно. – Орен указывает на старую каменную стену, которая ограждает территорию участка и тянется за правым крылом дома до самого леса. В тусклом свете, льющемся из-за деревьев, я различаю, как она резко обрывается, превращаясь в ничто. – Но пересекать ту линию, где заканчивается стена, вам нельзя ни при каких обстоятельствах. Наша защита действует лишь в ее пределах. А значит, в саду вы в безопасности.

Сад находится позади правого крыла поместья. С одной стороны он ограничен стеной, с другой заканчивается неподалеку от столовой с огромными окнами, которая расположена в левом крыле. Странно, что я прежде его не замечала. Впрочем, «сад» – слишком великодушное название для заросших грядок, разделенных потрескавшимися дорожками, на которых толстым покрывалом лежат сосновые иголки. В углу, где стена подходит к самому дому, виднеется деревянный сарай, который лишь каким-то чудом до сих пор не развалился на части. Орен направляется к нему и высыпает золу в стоящий рядом ящик, судя по всему, предназначенный для компоста.

– Вы… здесь что-то выращиваете? – удивляюсь я.

– Вот здесь картошка, – поясняет Орен, шагая по тропинке и кивая на грядку. Я тут же узнаю плоские заостренные картофельные листья. – Тут морковь вместе с петрушкой. Сзади розмарин. Прошлой зимой вместо помидоров появился куст базилика, а после… погиб, – немного виновато сообщает Орен. – Как у вас с садоводством?

– Нормально, наверное. – Если можно так сказать.

Из-за плохого урожая Джойс не раз била меня хлыстом по костяшкам пальцев. Впрочем, это не самые худшие из оставленных ею шрамов. Можно подумать, ее суровые наказания могли добавить мне умений. Я более-менее сносно управлялась с растениями, но эта обязанность вызывала во мне только негодование.

– Хотя я, конечно, могу здесь убраться, укрепить сарай, поменять расположение грядок. И если вы объясните мне, как ухаживать за растениями, я им не наврежу.

Он бросает на меня скептический взгляд. Я же в восторге от предстоящей работы. Не хочу, чтобы у меня отняли это дело лишь из-за посредственных умений в области садоводства, поэтому добавляю:

– Обещаю, что не подведу вас, Орен.

– Давайте сегодня начнем с уборки, – предлагает он. – А потом решим насчет ухода за растениями.

– Согласна, – быстро киваю я.

Орен удаляется, оставляя меня одну. Учитывая состояние сада, не так-то просто будет навести здесь порядок. Впрочем, это всего лишь означает, что для работы мне потребуется несколько дней. Я тут же мысленно прикидываю список задач, расставляя их по степени важности, и заодно обдумываю, что еще можно сделать в саду. Если после починки всего необходимого останутся материалы, к примеру, неплохо бы поставить здесь скамейку, на которой можно посидеть поздней весной или летом, пока вокруг радостно жужжат насекомые.

Набравшись смелости, я открываю дверь сарая, отчего строение едва не обрушивается на мою голову. Но внутри есть грабли, а больше мне пока ничего не нужно.

Сад от леса отделяет четко видимая линия, где заканчиваются каменные дорожки и начинается лесная подстилка. Начав с проходов между грядками, я сгребаю сосновые иголки к задней части и выбрасываю их за границу, на лесную территорию. Однако дальше не захожу.

Лишь поздним утром я впервые останавливаюсь, чтобы передохнуть. Прислонившись к стене, вытираю со лба пот. У меня болят мышцы. Всего неделя праздной жизни, а я уже начинаю терять физическую форму. А потому в очередной раз радуюсь, что нашла себе занятие. Работа заставляет меня двигаться и помогает поддерживать силы.

Внезапно мое внимание привлекает какое-то сопение, а следом раздается тихий плач. Обернувшись к лесу, я всматриваюсь в просветы между деревьями. Наконец вдали замечаю девочку. Сжатыми в кулачки руками она утирает мокрые от слез щеки.

– Что ты там делаешь? – окликаю ее. Девочка все так же плачет, будто не слышит меня. – Ты заблудилась, маленькая?

Она по-прежнему не отвечает.

Окинув взглядом лес в попытке выяснить, есть ли кто еще рядом с ней, я никого не вижу. Между тем замечаю висящую у нее на плече сумку. Кто мог привести ребенка в темный лес? Поговаривают, что некоторые взрослые осмеливаются добывать там себе пропитание. Но неужели есть глупцы, которые додумались взять с собой ребенка? Оттолкнувшись от стены, я подхожу туда, где кончаются каменные дорожки, и прикладываю ладони ко рту.

– Эй, малышка, иди сюда.

Замерев, она убирает руки от лица и смотрит в мою сторону. Потом трет нос костяшками пальцев и бросается за дерево.

– Нет, постой! Не убегай! – Сделав шаг вперед, я ступаю на мягкие кучи сосновых иголок, которые только что сюда сгребла. – Тебе не нужно бояться, я хочу помочь. Ты пришла сюда с родителями?

Она высовывает маленькое личико из-за дерева, и я с болью осознаю, что ее волосы почти такого же цвета, как у Лауры.

– Все хорошо, – ласково заверяю я. – Я не причиню тебе боли. – Ведя рукой по стене, я дохожу до самого ее конца и останавливаюсь. – Иди сюда. – Девочка отступает за дерево. – Прошу тебя. Здесь опасно для такой малышки, как ты. На кухне остался шоколадный пирог. Если хочешь, я принесу тебе кусочек.

Сомневаюсь, что в доме и в самом деле найдется пирог, но эта уловка всегда срабатывала с Лаурой, когда она была того же возраста, что эта малышка.

Девчушка появляется снова, и теперь я замечаю, что ее одежда вся перепачкана, но не грязью, как можно было ожидать, а кровью.

– Ты ранена? – шепчу я.

Она качает головой и снова начинает рыдать, а я мысленно представляю, что с ней могло произойти. Наверное, кто-то повел ее в лес, уж не знаю, из дурных или добрых побуждений, а потом с ними случилось ужасное несчастье, а малышке каким-то образом удалось сбежать. Вполне возможно, что зверь, человек или фейри, который это сделал, все еще охотится за ней. И возможно, даже прячется сейчас за любым из этих деревьев.

– Послушай меня. Будь умницей, ладно? – прошу я, но девочка по-прежнему плачет. Я обвожу взглядом лес в поисках какой-либо опасности, потом вновь смотрю на нее. – В маленьком замке позади меня тебе ничто не угрожает. Прошу, пойдем со мной. Хозяин поместья очень добрый и щедрый. Он не причинит вреда.

Малышка начинает всхлипывать сильнее. Кажется, я замечаю в лесу позади нее какое-то движение, а потому осторожно крадусь вперед.

– Можешь сказать мне свое имя? – Она качает головой. – Меня зовут Катрия. Лес – страшное место, правда? – Краем глаза я вновь улавливаю шевеление, и сердце пускается галопом. Я протягиваю девочке потную ладонь. – Давай возьми меня за руку.

Не знаю, подействует ли на нее защита лорда Фенвуда, в чем бы она ни состояла, но, если малышка возьмет меня за руку, мы одним рывком преодолеем осыпавшийся край стены. А потом я побегу со всех ног и мигом доставлю ее в сад.

Она перестает плакать и поднимает крошечные пальчики. Я обхватываю ее руку. В тот же миг зрачки девочки вспыхивают ярко-желтым, напоминая волчьи глаза, которые в ночной тьме освещаются светом факела.

Малышка широко улыбается, обнажая полный рот острых, как кинжалы, зубов. С несвойственной возрасту силой вырвавшись из моей хватки, девочка тянет меня за стену. Вскрикнув от удивления, я падаю на колени. Касаюсь ладонями влажного подлеска из гниющих листьев и влажной земли и поворачиваю голову в ее сторону.

Девочки больше нет. Ее сменяет угловатая женщина, в ярко-желтых глазах которой я вижу лишь узкие прорези зрачков. За ее спиной мелькают тонкие, как паутина, крылья. Она шагает ко мне, выставив вперед костлявые пальцы с острыми когтями, и они волочатся по земле. На ее плечах колышется сотканная из тени накидка.

Я открываю и закрываю рот, стараясь выдавить из себя хоть слово, но не могу издать ни звука. Несколько раз моргаю, словно в надежде, что так она уйдет, а я очнусь от этого кошмара, однако женщина все приближается.

– Пожалуйста, не делайте мне больно, – пищу я и, оттолкнувшись от земли, словно краб пячусь назад.

Нужно подняться на ноги и бежать прочь, но из-за страха я почти не соображаю. В ее налитых кровью глазах я вижу обещание собственной смерти.

– Возможно, я тебя не трону. – Ее голос звучит искаженно, как будто кто-то вырвал голосовой аппарат и засунул его обратно в глотку другой стороной. К тому же создается впечатление, что общий язык для нее неродной. – Если пообещаешь кое-что для меня сделать.

– Что? Я дам все, что захотите.

– Открой окно в той комнате. – Она указывает костлявым пальцем в сторону столовой. – И не закрывай всю ночь.

Чтобы она прикончила меня в постели?

– Я… конечно, – поспешно соглашаюсь я. – Все, что хотите.

Рот наполняет металлический привкус лжи. Ни за что на свете я не оставлю открытое окно для этого существа.

– Хм-м-м, твой вид способен лгать, – бормочет она, как будто улавливает запах металла в моем дыхании, и внезапно меняет решение. – А может, я просто заставлю тебя громко кричать, чтобы у него не осталось другого выбора, кроме как выйти самому.

Внезапно уткнувшись спиной в дерево, я издаю писк.

«Вставай, – мысленно велю я себе. Нужно бежать и бороться, однако ноги словно приросли к месту. – Нельзя же вот так умирать».

Женщина опускается передо мной на корточки и упирается заостренным когтем в мою грудь.

– Он начал забавляться с людьми? Что ж, посмотрим, как быстро ты ему наскучишь, если лишишься конечности.

Карга сжимает мое левое запястье и отводит назад свою правую руку, готовясь вонзить мерзкие острые когти в плоть. Когда она начинает двигаться, я закрываю глаза и отворачиваюсь.

Внезапно землю сотрясает рев, полный первобытной ярости, в котором смешалось нечто звериное и человеческое. Мимо что-то проносится в воздухе. Кто-то болезненно дергает меня за руку, высвобождая ее из хватки женщины. Вскрикнув, я падаю на землю и ударяюсь головой о камень.

Я ошеломленно моргаю. Перед глазами все плывет. Я ничего не вижу кроме деревьев, но позади явно идет борьба. Я пробую подняться с земли, но одна рука меня не слушается. Мир вдруг кренится, и я исторгаю наружу содержимое желудка. По-прежнему моргаю в стремлении вернуть четкость зрению. Лучики солнечного света, пробивающиеся сквозь плотный лиственный полог, кажутся слишком яркими, а звуки – чересчур громкими. Я боюсь, что меня вновь может стошнить.

Знакомые ощущения. Точно так же я чувствовала себя, когда вместе с Хеленой упала с крыши. Потом мир затуманился, а после я пришла в себя и…

– Бери ее, – доносятся до меня отрывистые слова Орена. – Возвращайся в поместье. Я ее задержу.

– Спасибо. – Даже в таком состоянии я узнаю голос лорда Фенвуда.

Я никогда его не видела, но знаю, что это он. Чувствую позади себя его теплое, надежное, неоспоримое присутствие.

– Закройте глаза, – на удивление мягко шепчет он.

Резко контрастируя с его голосом, кто-то по-прежнему рычит у нас за спиной.

Я не желаю закрывать глаза. Иначе когда я смогу проснуться? И что тогда будет? Но еще меньше мне хочется оставаться здесь. И я со стоном опускаю веки.

Меня тут же подхватывают крепкие руки – одна за плечи, вторая под коленями. Лорд без усилий поднимает меня в воздух и в защитном жесте прижимает к груди.

Я не ошиблась, он высок. И гораздо более мускулистый, чем ожидалось. Даже сквозь тонкую рубашку я ощущаю исходящую от него силу, предназначенную для моей защиты.

– Теперь вы в безопасности, – произносит он.

В тот же миг из пасти чудовища вырывается рык, и в безопасность верится с трудом.

– Пожалуйста, не причиняйте мне боли, – дрожащим голосом молю я.

– Я никогда не сделаю вам больно.

«Правда».

– Что происходит?

Я прижимаюсь лицом к его груди, чтобы избежать искушения открыть глаза. Впрочем, я не горю желанием видеть происходящее. Образ этой женщины уже запечатлелся в моей памяти, угрожая преследовать меня вечно.

– Теперь вы в безопасности, – повторяет лорд Фенвуд. – Я держу вас на руках, так что вам нечего бояться.

Это не ответ. Но нос не щиплет запах дыма, так что он не лжет. Застонав, я вверяю свою судьбу в его руки. И лорд Фенвуд несет меня обратно под защиту поместья.

Шесть

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

Он пинком распахивает дверь на кухню, и меня окутывают знакомые ароматы, смешиваясь с его одеколоном с нотками мха и шалфея.

«В безопасности, – мысленно повторяю я. – Эти запахи означают, что я в безопасности».

Я стараюсь проникнуться этим ощущением до глубины души, и сердце начинает замедлять бег. Его же по-прежнему бешено колотится возле моей щеки. Я цепляюсь за рубашку мужа, не зная, впрочем, кого пытаюсь успокоить – себя или его.

Лорд Фенвуд приносит меня в мою комнату и укладывает на кровать. Я так и не открываю глаз. Не стоит проявлять неуважение к его желаниям, особенно после того, как он меня спас.

– Мне нужно проверить, все ли в порядке с Ореном. Но сперва… как вы? – шепчет он.

Я почти чувствую возле себя его руки, словно бы лорд Фенвуд хочет ко мне прикоснуться. В сознании мелькает призрачное ощущение его пальцев на щеках. Я стараюсь сосредоточиться, но из-за случившегося мысли словно бы развеялись по ветру.

– Немного болит плечо. И голова раскалывается. – При этих словах кончики двух пальцев легонько пробегают по моему виску. Он все же сдается, но касается так легко и нежно, что по телу пробегает дрожь. – Со мной все будет хорошо. Не оставляйте Орена наедине с этой тварью.

– Вот уж воистину тварь, – с рычанием повторяет лорд Фенвуд и отстраняется.

Я слышу его шаги и едва сдерживаюсь, чтобы не окликнуть. Не хочу оставаться одна.

Но я молчу. Орену он сейчас нужен больше, чем мне. К тому же, судя по словам этого создания, вокруг дома стоит какая-то защита. Им просто нужно сдержать чудовище до тех пор, пока они оба не успеют вернуться за стену. Здесь должно быть безопасно.

«Должно быть…»

В следующий раз я разлепляю веки уже в сумерках. Пробую подвигать плечом, но оно затекло и мучительно ноет. Зато пальцы слушаются без труда, даже получается согнуть руку в локте. Наверняка просто сильное растяжение связок. Голова по-прежнему раскалывается, но предметы больше не расплываются перед глазами. Я сажусь, легонько потирая место на виске, которым ударилась о камень. На пальцах остается кровь.

Заметив бурые пятна на наволочке, я тихо бормочу проклятия себе под нос. К счастью, будучи женщиной, я прекрасно разбираюсь в том, как отстирать кровь с постельного белья. А потому стягиваю наволочку с подушки, спускаю ноги с кровати и медленно встаю. Мир немного накреняется, но не критично. Довольно твердо держась на ногах, я добираюсь до ванной. Выгляжу я ужасно, но после умывания почти чувствую себя человеком.

Пока отстирываю наволочку, я немного прихожу в себя. Выйдя обратно в коридор, обнаруживаю, что к ведущей в главную, центральную башню двери приколота записка, написанная изящным почерком. По всей видимости, эти слова вывел сильной рукой лорд Фенвуд.

К.

Сегодня сделаем исключение из правил.

Если проснетесь до рассвета, можете покинуть свое крыло и сходить в кухню и столовую. Берите все необходимое, чтобы позаботиться о своем теле и духе.

События минувшего дня настолько выбили меня из колеи, что желудок пока не слишком тяготеет к еде. Однако меня снедает любопытство. Не желая упускать возможность побродить ночью по дому, я приоткрываю дверь.

Зал выглядит… обычно.

Интересно, а чего я ожидала? Впрочем, учитывая, как настойчиво мне запрещали ночью покидать покои, можно было предположить, что весь замок каким-то образом менялся, а за дверью появлялся портал в другую страну. Я тихо посмеиваюсь над собой.

Но резко замолкаю, услышав звон посуды в столовой. Сердце начинает колотиться так, словно я опять оказалась в лесу.

«Здесь безопасно, – внушаю я себе и делаю глубокий вдох. – В этих стенах мне нечего бояться».

В конце концов, я живу здесь уже больше недели. Все это время чудовище находилось в лесу, но напало на меня, лишь когда я отважилась к нему приблизиться.

На темном полу возле входа в столовую танцует золотистый отблеск свечей. Я замираю сбоку от двери, но не заглядываю внутрь. Кто может ужинать в столь поздний час? Есть лишь два варианта. И лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

– Лорд Фенвуд? – окликаю я и так же, как прежде он, прислоняюсь спиной к стене и чуть выставляю в проем плечо. – Это вы?

В комнате повисает тишина, потом он отвечает:

– Минутку. Я почти закончил.

– Не торопитесь из-за меня. Я вернусь позже.

– Нет-нет, останьтесь. – Неужели в непостижимой глубине его голоса я слышу тоску?

Я не двигаюсь с места, но пока еще молчание не стало неловким, спрашиваю:

– Что вы едите?

– Нечто, не слишком подходящее для лорда, – усмехается он. – Сыр, с которого я срезал плесень, и ломоть хлеба, которому я просто не мог позволить зачерстветь. – Он ненавидит тратить еду впустую. И от понимания, что мы в чем-то похожи, пусть даже в такой мелочи, я немного успокаиваюсь. – Зато медовуха отличная.

– Орен не приготовил вам ужин? – При мысли о том, что это может означать, меня охватывает ужас.

– У него выдался тяжелый день, так что я дал ему сегодня отдохнуть.

– С ним все хорошо?

– Да.

– Слава богам, – облегченно выдыхаю я.

– Хотя он вполне мог пострадать. – В тоне лорда Фенвуда отчетливо слышится разочарование.

Я тереблю ниточку на блузке, дергаю за нее и вдруг понимаю, что она выходит из прорехи на плече, где ткань разошлась по шву. Это чудовище едва не оторвало мне рукав.

Внезапно в голову приходит одна идея. Я тяну за рукав, чтобы оторвать его до конца, а после разрываю по шву до самой манжеты, тем самым получая длинный прямоугольный кусок ткани, которым плотно завязываю глаза.

Слегка касаясь кончиками пальцев дверного косяка, я вхожу в столовую. По крайней мере, надеюсь на это, поскольку плотный хлопок блузки заслоняет почти весь свет.

– Что вы… – Ножки его стула скрипят по полу.

– Клянусь, я ничего не вижу. – Я поднимаю руки перед собой в попытке его успокоить. – Просто подумала, что лучше разговаривать так, чем стоя за дверью. – Лорд Фенвуд не отвечает, и его молчание меня нервирует. Наверное, в грязной одежде без одного рукава я выгляжу ужасно. – Я бы хотела посмотреть вам в глаза, чтобы продемонстрировать, насколько искренне жалею о случившемся. Но раз это невозможно, ничего лучше мне не пришло в голову.

И вновь тишина в ответ. Должно быть, он все еще безмолвно стоит возле стола – если только не придумал способ незамеченным проскользнуть мимо меня к выходу из комнаты. Интересно, что он сейчас чувствует? Расстроен? Удивлен? Или, может, даже впечатлен, что я придумала завязать себе глаза… На миг я погружаюсь в невинную фантазию о том, что лорд Фенвуд восхищается мной. Однако меня тут же отрезвляет воспоминание об Орене, который в одиночку ввязался в битву с чудовищем в лесу, пока лорд спасал мою жизнь.

– Милорд, я вовсе не собиралась… выходить за край стены.

Я смотрю туда, где по моим представлениям должен находиться лорд Фенвуд. Отчего-то я предполагаю, что он сидит на том же стуле во главе стола, который обычно занимаю я. В этой пустой комнате я всегда чувствую себя маленькой.

– Вы поклялись, что шагу не сделаете за границу. Зря я поверил вашему слову. – Его голос наполнен разочарованием, сочащимся из раны, которую я ненароком нанесла.

– Пожалуйста, выслушайте меня. Я не собиралась предавать ваше доверие, – быстро произношу я. – Я увидела среди деревьев плачущую девочку и испугалась, что кто-то привел ее в лес, а потом с ее спутником случилось нечто ужасное. Ее одежда была испачкана в крови. Девочка походила… на одну из моих сестер, когда той было лет семь. Я попыталась помочь ей, а миг спустя она уже превратилась в ту тварь.

– Фейри.

Это слово потрясает меня до глубины души. До сих пор я даже не задумывалась, что фейри могут существовать на самом деле. Я говорила об этих существах, предупреждала о них своих сестер и, наверное, во время утренних прогулок даже высматривала их среди деревьев. Но в глубине души никогда не верила старым народным сказкам, в которых утверждалось, что леса полнились этим бродячим народом, уцелевшим в результате давней войны между людьми и волшебными существами.

– Они настоящие, – шепчу я.

Я неуверенно двигаюсь вперед и, вытянув руки, стараюсь нащупать стул на другом конце стола. Раздаются шаги, лорд Фенвуд бросается ко мне, и вместо твердой деревянной спинки я сжимаю его мягкие теплые пальцы. В мгновение ока супруг оказывается передо мной, не позволяя мне наткнуться на какое-нибудь препятствие. От его близости у меня перехватывает дыхание.

– Так фейри и вправду реальны?

– Вы не верите собственным глазам?

Я качаю головой. Колени внезапно слабеют. Лорд Фенвуд, похоже, улавливает мое состояние, поскольку тут же выдвигает стул и помогает мне сесть. А сам устраивается рядом.

– Да, то существо, которое вы видели сегодня в лесу, – это фейри.

Он сжимает мои ладони. В воздухе нет ни намека на дым. Лорд Фенвуд говорит правду. Или, во всяком случае, верит, что это правда. Впрочем, после всего увиденного и услышанного я не нахожу другого объяснения.

– Они столь чудовищны, как о них рассказывают?

– Порой да, – соглашается он. – Вот почему я запретил вам заходить в лес позади поместья.

Я качаю головой, по телу пробегает холодок.

– Фейри способны менять форму?

– Не совсем. У всех фейри имеются врожденные способности. Большинство из них обладают крыльями или когтями, которые можно призывать по желанию. У кого-то есть и другие особенности, унаследованные от лесных зверей. Однако всем фейри присуща магия чар. Они умеют принимать любой понравившийся облик. Однако это всего лишь иллюзия, волшебный обман чувств, который очень трудно поддерживать после соприкосновения с тем, кого они пытаются ввести в заблуждение.

При слове «соприкосновение» я крепче сжимаю ладони мужа – мягкие, без всяких мозолей. Руки лорда, который проводит дни в своей башне. Они совсем не похожи на мои, загрубевшие и покрытые шрамами. Или на когтистые конечности того монстра.

– А существует еще какой-нибудь способ отличить чары от реальности? Ну, кроме прикосновения?

– Чары фейри смывает пресная вода.

«Правильный как дождь», – вспоминаю я расхожее выражение. Может, это часть какого-нибудь древнего совета по взаимодействию с фейри?

– Существо ждало вас, – дрогнувшим голосом сообщаю я, вспомнив, о чем просила меня женщина.

– Не сомневаюсь, – мрачно усмехается он. – Оно все же до меня добралось. Вот только не пережило нашей встречи.

– Вы охотник на фейри? – набравшись смелости, интересуюсь я.

А кем еще может быть человек, который в одиночестве живет в лесу и прячется в доме, защищенном от волшебных тварей? Человек, который к тому же столь тщательно скрывается от чужих глаз? Возможно, это продиктовано стремлением уберечь себя. Ведь если бы я увидела его лицо, то смогла бы узнать. И стала бы мишенью для фейри, которые ради этой информации пошли бы даже на убийство.

– Время от времени я действительно охочусь, – наконец признается он.

Я резко вдыхаю и крепче сжимаю его пальцы. Я замужем за человеком, который охотится на самую опасную добычу в этом мире.

– Вы охотитесь по ночам? Вот почему я слышу звуки?

– Лучше выбросьте их из головы. – Он потихоньку высвобождает свои конечности. – Чем меньше вы знаете, тем безопаснее для вас. Один раз это существо уже пыталось использовать вас, чтобы добраться до меня.

Меня пугает сама мысль о том, что с моей помощью кому-то могут причинить вред. Я не привыкла быть настолько значимой персоной. С каждой минутой я чувствую себя все более подавленной. Душу обуревают эмоции, которых я никогда не испытывала прежде и теперь не способна понять. Когда пальцы лорда Фенвуда выскальзывают из моих, мне вдруг безумно хочется вновь схватить его за руки.

Но прежде чем я успеваю пошевелиться, он проводит костяшками по моей щеке, а после заправляет мне за ухо выбившуюся прядь волос. У меня перехватывает дыхание. Насколько он сейчас близко? Я представляю, что его лицо находится всего в нескольких дюймах от моего. Муж смотрит на меня полным страсти взглядом, о котором я едва ли смела когда-то мечтать.

– Что еще я должна знать о фейри? – шепчу я.

Ну, кроме предостережений из народных сказок, которые в детстве мне рассказывал отец.

– Ничего. Если повезет, вы еще долго не столкнетесь с фейри. – Он убирает руку.

Я пытаюсь вновь схватить ее, но пальцы сжимают лишь воздух. Наверное, вид у меня дурацкий.

– Если они преследуют вас, мне лучше знать побольше. Тогда я смогу вам помочь.

– Вы уже достаточно помогли. Даже больше, чем думаете. – Никакого дыма. Значит, не ложь. – А теперь вам нужно отдохнуть. Найдите себе что-нибудь поесть и возвращайтесь в кровать.

Лорд Фенвуд встает, и я прикусываю губу. Между нами еще не все сказано. Он явно устал и встревожен, и меня переполняет желание произнести что-нибудь утешительное или прекрасное. Вроде слов из старой песни, которые пела мне мама, чтобы успокоить. Только вот я не поэтесса и могу лишь повторять заученные фразы. Всю жизнь я походила на сосуд, который другие наполняли своими желаниями, потребностями, мыслями… во мне так много чужого, что для собственного «я» просто не остается места. И теперь, когда в этом возникает потребность, я не в силах придумать что-то оригинальное, свое.

Лорд Фенвуд уходит, а я так и не подбираю слов, чтобы хотя бы пожелать ему спокойной ночи. И позже вдруг понимаю, что так и не поблагодарила его должным образом за свое спасение.

Рис.4 Узы магии. Танец с принцем фейри

Как ни странно, следующим вечером лорд Фенвуд дает мне второй шанс.

Возвращаясь после ужина в свое крыло, я замечаю, что дверь в кабинет распахнута. Внутри горит камин, перед которым уже привычно ждут два кресла. Сгорая от желания вновь пообщаться с мужем, я занимаю свое место. У меня был целый день, чтобы прийти в себя, и теперь я способна мыслить более ясно. А поскольку за ужином мне удалось извиниться перед Ореном, чувство вины несколько уменьшилось.

В комнату входит лорд Фенвуд, и от звука его шагов меня бросает в жар, а внутри все сжимается. В горле пересыхает.

Я пытаюсь выдавить из себя приветствие. И в этот миг мне на глаза опускается ткань. Удивленная, я поднимаю руку и хватаю его за запястье.

– Что вы…

– Прошлой ночью вы подали мне идею, – бормочет он, продолжая завязывать повязку, лишающую меня зрения. На разгоряченной коже шелковая ткань ощущается прохладной. – И если вы не возражаете, я бы хотел попробовать еще раз.

Его голос доносится сзади и сверху, как будто лорд Фенвуд стоит коленями на своем кресле, перегнувшись через спинку. Я слышу, как он шевелится позади меня, а его теплое дыхание едва уловимо касается затылка. Мне не удается подавить дрожь.

– Я не против, – выдавливаю я.

За моей спиной шаркает по полу кресло, звенят в бокале кубики льда. Я улавливаю движение воздуха. Лорд Фенвуд встает передо мной, и ноздрей касается его свежий, землистый аромат. Представив, как он смотрит на меня сверху вниз, я чувствую себя уязвимой. И в то же время понимание, что он изучает меня, тогда как мне не дано его увидеть, странно волнует. Для меня он всего лишь силуэт, выхваченный из темноты светом камина, с размытой дымкой вместо лица, которую мне еще предстоит заполнить чертами.

– Встаньте, – велит он, и я подчиняюсь. Лорд Фенвуд берет меня за руки и тянет за собой, потом, судя по звукам, двигает кресло, в котором я только что сидела. Наверное, ставит напротив своего. – Вот, теперь садитесь, – говорит он, подводя меня обратно к креслу.

– Это нечестно, – выпаливаю я и хватаю его за руку, не давая отстраниться. – Вы меня видите, а я вас нет.

– Правило…

– Я знаю насчет правила и не пытаюсь его менять. – Мне хочется коснуться его лица, потрогать переносицу, скользнуть кончиками пальцев вниз к губам и очертить их контур. Полные они или худые? И какой у него подбородок? А разлет бровей? – Но могу я задать вопросы о вашей внешности? Чтобы хоть немного представить, как выглядит мужчина, с которым я веду беседы. Сейчас я лишь знаю, что у вас очень привлекательные плечи, – усмехаюсь я.

– Прекрасно. Я дарую вам эту милость, – ухмыляется он и садится на свое место.

Я его забавляю. И, как ни странно, мне это очень нравится.

Внезапно я осознаю, что теперь кресла поставлены как для допроса, и подобная перспектива меня волнует. Я больше не уязвимая из-за недостатка знаний женщина. В моих руках власть, ведь он будет отвечать на мои вопросы.

– У вас длинные волосы? Или короткие?

– Ни то ни другое, – отвечает лорд Фенвуд.

– До плеч?

– Чуть-чуть ниже.

Я поджимаю губы, чтобы сдержать глупую ухмылку, и начинаю мысленно рисовать его портрет.

– Хочу предупредить заранее, что я почувствую любую ложь, поэтому даже не пытайтесь.

– И в мыслях не было.

– Хорошо. – Я откидываюсь на спинку кресла. – У вас вьющиеся волосы? Волнистые? Прямые?

– По большей части прямые. Хотя часто они живут собственной жизнью. Орен постоянно убеждает меня стричься покороче, потому что волосы постоянно лезут в глаза.

– И тогда вы убираете их с лица? – Я вполне понимаю неудобства, связанные с длинными волосами.

– Порой я заплетаю их в косу. Или две. – В его голосе слышится веселье.

– Какого они цвета?

– Темно-каштановые, немного темнее, чем у вас. – Я почти точно могу представить их оттенок.

– А глаза какого цвета?

– Зеленые.

– Как сосны?

– Нет, скорее, похоже на лайм, – поправляет он, и я фыркаю от смеха. – Что тут смешного?

– Зеленые, как лайм? – Я качаю головой. Кто может описать так свои глаза? – Это очень яркий цвет.

– Мне говорили, что у меня пронзительный взгляд.

В стремлении представить точный оттенок я слегка морщу лоб. Неужели они и вправду настолько яркие? Темно-каштановые волосы, ярко-зеленые глаза… прекрасное сочетание.

– А ваш подбородок?

– Что с ним? – Похоже, его позабавил мой вопрос.

– Он широкий? Узкий? Щетинистый?

– Я стараюсь регулярно бриться. Но, признаюсь, с переменным успехом.

– А сейчас вы добились успеха?

– Нет. – В его голосе слышится усмешка. Значит, легкая щетина.

– Какой формы у вас челюсть?

– Никогда об этом не задумывался. – Он умолкает, а я представляю, как он проводит гладкими пальцами по отросшей щетине. – Вроде бы квадратная.

Я издаю низкое мычание.

– Очевидно, вас не устраивает этот ответ.

– Я просто…

– В чем дело? – настаивает он. Наверное, столь твердого тона ослушаться невозможно.

– Я пытаюсь понять, что с вами не так, – признаюсь я и делаю глоток медовухи из своего бокала.

– Что со мной не так? – Лорд Фенвуд тоже делает глоток.

– Судя по описанию, вы выглядите… сногсшибательно, – почти шепотом произношу я. – Я предполагала, вы не желаете показываться мне на глаза, потому что уродливы.

Его бокал тихо звякает о стол, а сам он поднимается с кресла. Похоже, я его обидела. Однако, прежде чем я успеваю извиниться, лорд Фенвуд вновь встает передо мной и костяшками большого и указательного пальцев приподнимает мой подбородок. А потом поворачивает мое лицо в ту сторону, где по моим представлениям он находится.

Я знаю, что он совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки. Мучительно ощущая каждый дюйм расстояния между нами, я просто жажду его сократить. Меня бросает в жар, но я не могу пошевелиться, чтобы хоть немного снять напряжение. Я в ловушке, пусть даже меня удерживают лишь костяшки его пальцев.

– Возможно, – шепчет он, – я стараюсь защитить вас как раз потому, что такой сногсшибательный. Ведь если бы вы посмотрели на меня собственными глазами, которые, по словам Орена, похожи на бурное море, я бы никогда вас не отпустил.

Его дыхание пахнет сладким алкоголем, и мне безумно хочется почувствовать этот вкус на его губах. Столь сильное желание меня откровенно пугает. И разум тут же противится ему. Нет, что бы ни происходило между нами, мне меньше всего нужны плотские отношения. Ведь именно с них начинается тот путь, что привел моего отца к тесной связи с Джойс.

Любовные отношения хорошо начинаются, но плохо заканчиваются. И сколько бы бессмысленных усилий ни прилагали люди для их поддержания, в результате все равно обманываются в ожиданиях. Отец называл Джойс светом, который вытащил его из пучины отчаяния после смерти моей матери. А потом, завоевав его, она явила свое истинное лицо.

Я не позволю ни лорду Фенвуду, ни кому-либо еще заманить меня в подобную ловушку.

Он все же меня отпускает. Как будто улавливает мои колебания и понимает, что я в конечном итоге пришла к тому же выводу, что и он. Для нас самих лучше избегать друг друга любой ценой. Если мы перестанем видеться, то не сможем поддаться вожделению, и жар желания рано или поздно исчезнет.

Я молчаливо даю все эти обещания и клятвы, но…

– Доброй ночи, Катрия, – произносит лорд Фенвуд, и лишь от звука моего имени, сорвавшегося с его губ, у меня перехватывает дыхание.

Лорд Фенвуд выходит за дверь. В камине догорает пламя, другой огонь тлеет внутри меня. Так и не сняв с глаз повязку, я сижу одна в темнеющей комнате и неспешно создаю в воображении его портрет.

Семь

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

Я меряю шагами зал от входа в столовую до окон с витражными стеклами возле парадных дверей. Выглянув наружу, вижу, что подъездная дорожка еще пуста. Делаю еще круг. Юбки вьются вокруг лодыжек, с шумом рассекая воздух, столь же взбудораженные, как мои нервы. Я заламываю руки.

– Ужасная идея. Мерзкая, отвратительная идея, – бормочу я.

Впрочем, меня никто не спросил.

Вчера вечером возле тарелки с ужином меня ждало письмо. Орен объяснил, что его принес почтовый голубь. Я очень удивилась, что птица сумела отыскать сюда дорогу. Еще удивительнее было, что сестры и в самом деле решили проделать весь этот путь и навестить меня, как обещали несколько недель назад.

Впрочем, Лауру эта идея явно вдохновляла. И когда я уезжала, она упомянула, что попробует приехать в гости. Но на самом деле я их не ждала, предположив, что теперь, когда им досталось четыре тысячи монет, они будут слишком заняты, командуя нанятыми слугами и примеряя новые наряды. Я кусаю ноготь большого пальца и чертыхаюсь себе под нос.

Отчасти я чувствую себя виноватой, что так мало думаю о Лауре. Мы всегда хорошо ладили. И конечно, ей хочется меня навестить. Могу себе представить, как изменилась ее жизнь теперь, когда она лишилась даже той жалкой защиты от Джойс, которую давала я.

Что же до Хелены, она приедет скорее посмеяться надо мной и наверняка передаст Джойс все свои наблюдения. Так и вижу, как она, сидя в карете рядом с Лаурой, рассуждает, в каких ужасных условиях я, без сомнения, теперь живу.

Остановившись, я делаю глубокий вдох и разглаживаю юбки. Именно поэтому сегодня я надела свое лучшее платье. Нужно продемонстрировать ей, какой прекрасный у меня дом. Пусть лично убедится, что благодаря заботе и нормальному питанию я набрала немного веса, волосы вновь обрели здоровый вид, а в глазах появился живой блеск. Но больше всего я хочу дать ей понять, что даже не вспоминаю ни о ней, ни о Джойс, ни об их заурядных желаниях. Без них двоих мне живется на порядок лучше.

Наконец с улицы доносится лошадиное ржание и скрип гравия под колесами кареты. Собрав остатки самообладания, я выхожу на крыльцо и жду гостей наверху лестницы из трех ступеней. Орен, который встретил сестер на главной дороге и сопроводил сюда, спешивается и бросает на меня настороженный взгляд. Я смотрю на него в ответ с таким же выражением.

Новый лакей сестер открывает дверцу кареты, и они выбираются наружу.

– Катрия, как я рада тебя видеть!

Широко раскрыв руки, Лаура бросается ко мне. Узрев ее светлые волосы, я вспоминаю о том существе в лесу, но тут же гоню от себя эти мысли и спускаюсь по лестнице ей навстречу.

– Тебе необязательно было проделывать весь этот путь, – произношу я, крепко сжимая ее в объятиях.

– Я не смогла привести Дымку, – быстро шепчет она. Приходится признать, что я и не надеялась увидеть свою лошадь, запряженную в их карету. – Но я пыталась.

– Не переживай из-за этого, – прошу я, понижая голос, чтобы не услышала Хелена. У Лауры сейчас есть заботы поважнее моей старой лошади.

– Мы хотели узнать, как у тебя дела. – Хелена складывает руки на груди, принимая свою обычную позу. – Судя по всему, неплохо.

– Да, не жалуюсь.

– Может, покажешь нам свой прекрасный новый дом? – Лаура берет меня под руку и окидывает поместье восхищенным взглядом. Без сомнения, ее, как и меня, когда я впервые приехала сюда, привлекает его похожий на замок вид и хорошо сохранившееся мастерство минувших дней.

– Давай лучше как-нибудь в другой раз, – предлагаю я, похлопывая ее по руке. С учетом того, что мне запрещено входить в добрых две трети помещений поместья, этот ответ я обдумала заранее. – Там все равно особо не на что смотреть. В этом доме полно пустых, скучных комнат, в которых гуляют сквозняки. Я лучше проведу время с тобой. Хочу узнать, что творится в городе.

И Лаура тут же начинает подробно пересказывать все сплетни высшего общества, к которому я никогда по-настоящему не принадлежала. Слушая ее щебетание, я веду сестер в кабинет, в котором мы с лордом обычно беседуем по вечерам. Я заранее озаботилась поставить здесь третье кресло и с помощью Орена раздобыла бутылку медовухи, чтобы угостить сестер.

– Что это? – интересуется Хелена, пока я разливаю напиток.

– Медовуха. – Я протягиваю ей бокал. – Конечно, я ни разу не пила ее, пока не приехала сюда. Муж привозит ее издалека. – Честно говоря, понятия не имею, где и как он достает эти бутылки. Но на Хелену мои слова невольно производят впечатление, а значит, задумка того стоила. Лаура с широкой улыбкой смотрит на медовую жидкость. Я поднимаю свой бокал. – Выпьем за случайные удачные пары.

Мы чокаемся бокалами, а после дружно садимся.

– Кстати говоря, как твоя пара? – понизив голос до шепота, спрашивает Лаура и косится на дверь, будто ожидая, что в комнату в любой момент может войти лорд Фенвуд. – Он не так ужасен, как мы боялись?

– Вовсе нет, он просто прелесть, – с искренней улыбкой признаюсь я. Хелена чуть заметно поджимает губы – верный признак, что внутри она уже кипит от злости. Заметив ее реакцию, я продолжаю: – Он добрый, великодушный и отзывчивый. Ему даже нравится моя игра на лютне. Он сидит со мной в лесу, пока я играю.

За прошедшие недели почти превратилось в привычку. Муж уже вполне доверял мне и, зная, что я не буду пытаться украдкой взглянуть на него, в прошлый раз просто сел на пенек позади меня, почти касаясь спиной моей спины. А после ночью мне снилось, как он прижимался ко мне всем телом…

– Будь реалисткой, – фыркает Хелена. – Ни один настоящий мужчина не станет сидеть рядом и наслаждаться твоей игрой на лютне. Неужели ты так плохо удовлетворяешь его в постели, что он из кожи вон лезет, стараясь столь нелепыми жестами добиться твоего расположения?

Даже не знаю, что ответить на это замечание. Вроде и хочется убедить ее, что мужу искренне нравится моя игра на лютне, но если начну защищаться, Хелена лишь удвоит усилия. Хуже того, сказав всего несколько слов, она уже заставила меня усомниться в своей интуиции. А ведь я никогда не улавливала, чтобы от мужа исходил запах дыма. Несмотря на то что у меня теперь новый дом и новая жизнь, ей удается пробудить во мне прежнюю, более покорную часть личности, от которой мне до сих пор не удалось избавиться.

– Он не высказывал никаких пожеланий на этот счет.

Сестры переглядываются. Лаура подается вперед.

– Но ты ведь исполняешь свои супружеские обязанности, верно?

Я поджимаю губы.

– Значит, нет. – Хелену это открытие, похоже, забавляет. – Итак, он действительно настолько отвратителен, как мы и ожидали. Ты даже не смогла набраться смелости с ним переспать.

– Он не… Ты ошибаешься на его счет.

– Тогда почему он с нами не поздоровался? Немного странно, что хозяин поместья не приветствует своих гостей.

– Муж занят целыми днями. К тому же вы не просто гости, а члены семьи. Он знал, что я сама смогу вас принять.

Интересно, что он вообще думает об этой встрече? Кажется, милорду Фенвуду не слишком нравятся столь неожиданные визиты гостей.

– Пусть даже ты и не красавица, но ни один настоящий мужчина в здравом уме не отказался бы от возможности затащить свою молодую жену в постель, – замечает Хелена таким тоном, словно объясняет очевидные истины. Как будто я дура, если сама этого не понимаю.

– Возможно, у него другие приоритеты.

Я ерзаю в кресле и немного выпрямляюсь. Наверное, мне тоже стоило бы поразмыслить, когда муж разделит со мной постель и случится ли такое вообще. Однако в течение дня я редко выпускаю подобные мысли из убежища в уголке сознания. И думаю об этом лишь в тихие ночные часы.

– Какие же? – спрашивает Лаура.

– Его работа.

– Правда? А чем он занимается? – с улыбкой интересуется сестра, к моему большому облегчению ловко переводя разговор в другое русло. Даже сейчас она – мой маленький союзник.

– Он охотник. – И это все, что им следует знать об истинной профессии моего мужа.

– Ни один охотник не поймает столько дичи, чтобы заработать на подобное поместье, – фыркает Хелена. – Наверняка охота всего лишь предлог, и по ночам он тайком ходит к другой женщине. Он сколотил себе состояние, а теперь развлекается в свое удовольствие.

В голове тут же мелькают мысли о странных звуках, правилах, загадочной башне и целом крыле дома, в которое я никогда не заходила и даже не интересовалась, что там. Может, у лорда Фенвуда там и в самом деле живет другая женщина? Одна для дневных развлечений, вторая – для ночных? Я прикусываю губу.

– Ну-ну, успокойся. – Подавшись вперед, Хелена похлопывает меня по ноге, а я едва удерживаюсь от желания пнуть ее прямо в нос пуговкой. – Многие мужья изменяют женам. Но ты должна как можно скорее подарить ему наследника состояния. Иначе в скором времени потеряешь для него значимость, и он, не задумываясь, выставит тебя на улицу.

Она явно старается меня сломить. Уязвить побольнее, заставить страдать. Я не хочу поддаваться, но, к сожалению, за прошедшие годы Хелена, взяв пример с Джойс, отточила это умение. Она точно знает, как выбить меня из колеи и на какие рычаги давить.

– Не ты ли считала его отвратительным? – произношу я. – Если мой муж, по-твоему, настолько страшный, что ему пришлось купить себе жену, то как он вообще смог завести любовницу?

– Его дом так близко к лесу, – вклинивается Лаура. – Он просто обязан быть охотником. К тому же в столь старых и густых лесах должна водиться редкая дичь. – С сияющими глазами она подается вперед. – Может, он охотится на фейри.

Услышав это, я едва не давлюсь медовухой.

– Охотник на фейри? – вымученно смеюсь я. – Не глупи.

– Наверное, в охотничьем костюме он выглядит просто сногсшибательно. – Лаура подносит ко лбу тыльную сторону ладони и притворяется, будто падает в обморок.

Я же делаю еще глоток медовухи.

Наклонив голову, Хелена внимательно смотрит на меня. Ненавижу, когда она так поступает. Она вполне способна сложить воедино все недомолвки, на которые другие не обратили бы внимания.

– Ты утверждаешь, что он красив… но такое впечатление, будто сомневаешься в этом. Ты не приводишь доводов в пользу его красоты, не описываешь его внешность, даже не упоминаешь, что тебе в нем больше всего нравится, – нараспев тянет она. – На самом деле ты его даже не видела.

Я открываю рот, потом безмолвно закрываю его и хмуро поджимаю губы. Это ее умение с самого детства знатно портило мне жизнь.

– Это правда? – потрясенно выдыхает Лаура. – Ты вообще встречалась со своим мужем?

– Да.

Поэтому я и не желала их приезда. С самого начала было ясно, что они догадаются, насколько странная у меня теперь жизнь, и используют это знание против меня. Да, у меня имеется столь желанный для них муж, роскошный дом, безопасность и свобода. И все же реющий над ними призрак Джойс твердит, что у меня ничего нет.

– Тогда почему ты не знаешь… – Лаура, судя по всему, искренне сбита с толку.

– Мы общаемся, но он всегда держится так, чтобы я не смогла его увидеть.

– Какой стыд, что этот человек вовсю пользуется твоими слабостями и посредственным умом, – вздыхает Хелена и печально качает головой. – Именно поэтому мы защищали тебя, Катрия, и почти не выпускали из дому. Всегда знали, что стоит тебе обрести свободу и произойдет нечто подобное.

Кровь вскипает в жилах. Я привыкла к их нападкам в свой адрес. Но теперь они чернят мужчину, который спас мне жизнь. И стараются настроить меня против единственного человека, который не сделал мне ничего дурного.

– Никто мною не пользуется. Как тебе такое вообще пришло в голову? – Я окидываю взглядом окружающую обстановку. – Я ни в чем не нуждаюсь. Все мои желания исполняются по первому слову. Мой муж добрый, вежливый и благородный человек. О таком мужчине ты могла бы только мечтать.

«Потому что попросту не заслуживаешь никого настолько хорошего».

Жаль, что эту мысль я не осмеливаюсь озвучить.

– И все же при первой встрече он даже не удосужился посмотреть тебе в глаза, – парирует Хелена.

– Катрия… мне хотелось бы сказать, что все это очень романтично, но… мы ведь не в сказке. – Лаура сжимает мои ладони. – Странно, что он не позволяет тебе себя видеть.

– Он хорошо со мной обращается.

– Более того, ты не знаешь, откуда взялось его богатство, – вздыхает Хелена. – Просто поразмысли об этом. Я всего лишь стремлюсь помочь. С помощью одной лишь охоты он не сумел бы сколотить себе такое состояние. В качестве твоего приданого он потребовал только книгу. Может, он связан с какими-то странными, незаконными, подпольными рынками?

Очевидно, что она вовсе не стремится помочь, и все же… Хелена права. Неприятно признавать, но в словах сестер есть здравый смысл. Если муж, как я подозреваю, охотится на фейри, то кому он продает добычу? Кто платит ему за убийства? А если он уничтожает фейри исключительно в благих целях, чтобы избавить от этих чудовищ мир, то откуда у него взялось столько денег?

На все эти вопросы у меня нет ответов. Но мне хотелось бы знать их, поскольку из-за отсутствия объяснений в душе теперь укореняются сомнения.

– Я ведь беспокоюсь о тебе, – замечает Хелена.

– Вы с матерью никогда обо мне не беспокоились, – бросаю я. – Напротив, всю жизнь вытирали об меня ноги. – Хелена потрясенно выдыхает, как будто мои слова обидели ее. – Вы превратили меня в служанку.

– Чтобы защитить тебя от мира, закалить и подготовить к его жестокости. Но теперь ты движешься в другом направлении. – Хелена орудует словами, словно кинжалами, точно зная, куда нанести удар. – Мы больше не имеем к тебе отношения. Если жизнь с нами была настолько ужасна, поздравляю, ты от нас сбежала.

Хелена растягивает губы в тонкой, слегка самодовольной улыбке. Ей прекрасно известно, как отвратительно она со мной обращалась. И, судя по выражению лица, сестра не намерена этого отрицать. С другой стороны, она все же права. Их отношение ко мне больше не имеет значения. Я свободна от их власти.

Я крепче стискиваю ладони Лауры. Надеюсь, малышка понимает, что ее я вовсе не считаю своим врагом.

– Если ты по-прежнему хочешь наслаждаться жизнью вдали от нас, то убедись, что в новом доме ты в безопасности, – усмехается Хелена.

– Это угроза? – уточняю я.

Хелена лишь смеется в ответ.

– Я не имею отношения ни к тебе, ни к твоему браку, ни к новой жизни. Но если выяснится, что твой супруг занимается незаконными делами, его бросят за решетку. Ты же столкнешься с нищетой. Ну или в качестве сообщницы разделишь его судьбу. Если твой муж развлекается с другой женщиной, он вполне может решить отдать ей твое место. И тогда ты окажешься на улице. Если же он любит сорить деньгами и тратить их на всякие глупости, его состоянию вскоре придет конец. А твое положение станет таким же, как и прежде. Ты ведь понимаешь, о чем я?

У меня сводит живот. О да, мне понятно, к чему она клонит. Но Хелена не желает оставлять недосказанностей.

– Ты приползешь обратно к нам, – заявляет она и, поднявшись на ноги, нависает надо мной. Как и всегда, когда рядом нет Джойс, способной взять эту задачу на себя. Что ж, яблоко от яблони… – Если не желаешь, чтобы так случилось, лучше прислушайся к моим предупреждениям. Научись быть полезной своему мужу. Выясни все подробности своего нового положения. И веди себя хитрее. Твоя главная проблема в том, что ты не умеешь просчитывать все наперед. Поэтому тебя так легко использовать. – Хелена бросает взгляд на Лауру. – Нам пора.

– Но мы только что приехали. – Лаура цепляется за меня. – Давай хотя бы останемся на ночь.

– Я не останусь в этом странном доме с ее загадочным мужем.

– Возможно, Орен утром сможет отвезти тебя обратно, – предлагаю я Лауре, не обращая внимания на укол вины, ведь я предложила услуги Орена, даже не спросив его об этом.

Однако в благодарность за эту единственную услугу я постараюсь как можно меньше донимать его просьбами. И целый месяц сама буду готовить себе еду. Мне просто очень хочется побыть с Лаурой наедине. И возможно, даже обсудить идеи, как поскорее вытащить ее из того дома, пока Джойс с Хеленой полностью не подчинили мою сестренку своей воле.

– Не навязывайся, – ругает ее Хелена.

– Она не доставит никаких неудобств, – настаиваю я.

– Мама ни за что не позволила бы тебе остаться.

Ну да, матушка! Главный козырь и бесспорная причина. Лаура неохотно поднимается, но не выпускает мою руку.

– Приезжай к нам в гости поскорее, ладно? – В ее глазах начинает гаснуть блеск.

При виде ее боли у меня разрывается сердце. Мне хочется посоветовать ей быть сильной. Попросить еще немного подождать, пообещать так или иначе вытащить ее оттуда.

– Да, ради тебя, – соглашаюсь я. В тот дом я вернусь из-за своей сестры. И возможно, покинув его в следующий раз, возьму ее с собой.

– Хорошо.

Лаура обвивает меня руками и крепко сжимает в объятиях. Хелена, выйдя из поместья, даже не оглядывается. Наверняка горит желанием поскорее поведать Джойс о своих открытиях.

Рис.4 Узы магии. Танец с принцем фейри

– Странно, что ваши сестры проделали весь этот путь, только чтобы развернуться и уехать, – замечает Орен, подавая мне ужин.

– Я рада, что они не остались. Точнее, одна из них, – с мрачным видом ворчу я. – Если они когда-нибудь пришлют записку, что вновь собираются приехать, тут же ответьте им, что в этом доме примут только Лауру. А Хелену и Джойс даже не пускайте в ворота. Им здесь нечего делать.

Орен застывает с кувшином в руках, так и не налив мне вина.

– Отныне вам самой придется решать, кому разрешено входить в этот дом, а кому нет.

– Что? – Столь странная фраза заставляет гнев несколько утихнуть.

– Ничего. – Орен качает головой и наливает мне вина. – Кстати, хозяин просил передать, что сегодня вечером не сможет с вами встретиться. – Он направляется обратно в кухню.

За прошедшую неделю лорд Фенвуд еще ни разу не отказывался выпить со мной бокал перед сном. И от полученного известия беспокойство лишь растет.

– Орен, – окликаю я. Он поворачивается, и в его взгляде я читаю жалость. Он жалеет меня? Но почему? У меня появляются кое-какие догадки, но щемящее чувство внутри подсказывает, что моя семья здесь вовсе ни при чем. – Если бы что-то случилось, вы бы мне сообщили?

– Конечно. Но не волнуйтесь, все идет по плану. – С этими словами он исчезает.

А я до конца ужина прокручиваю в уме его странные фразы и манеру поведения. Что-то явно не так. Или нет? Или меня просто выбил из колеи приезд сестер, и я ищу проблемы там, где их нет?

Я готовлюсь ко сну и укладываюсь в кровать, но сон ускользает. В голове крутятся слова сестер. Да, Хелена жестока и наговорила кучу гадостей, просто чтобы меня расстроить, и все же в чем-то она права. Даже Лаура начала за меня беспокоиться.

Может, мне и в самом деле стоит задуматься о своем положении? Вдруг Хелена не ошиблась, и моя нынешняя свобода и комфортная жизнь настолько хрупки, что их могут в любую секунду отнять у меня и разбить вдребезги? Я вцепляюсь в одеяло. Никогда еще у меня не было ничего настолько мягкого. Я не хочу терять эту кровать. И обретенную здесь свободу.

«Я ни за что не откажусь от этой жизни».

Я поднимаюсь с постели, набрасываю халат поверх ночной сорочки и выхожу из комнаты. Сегодня полнолуние, и коридор залит ярким светом. Я вдруг осознаю, что с момента моего приезда сюда прошел почти месяц.

На полпути к двери я начинаю сомневаться в своем поступке. Ведь если лорд Фенвуд не хочет показываться мне или рассказывать о себе всю правду, кто я такая, чтобы настаивать? Нужно оставить все как есть.

Я почти решаю развернуться и отправиться спать, когда из зала доносится звук множества шагов. Кто-то спускается по ступенькам и направляется в другое крыло поместья.

В этот миг на полу у выхода в зал я замечаю письмо. Его явно подсунули под дверь.

Стараясь подавить накатившую тошноту, я поднимаю конверт, на котором почерком лорда Фенвуда написано мое имя, переворачиваю его и ломаю печать.

То, что написано в письме, я могла бы вообразить только в самых страшных кошмарах.

Моей жене Катрии.

Меня ждет очень опасное дело, и вполне возможно, что я больше не вернусь в этот дом. В таком случае я оставляю вам все: поместье со всем, что в нем находится, и кругленькую сумму денег, спрятанную под половицами шкафа, примыкающего к моим покоям. Этого хватит, чтобы вы прожили в достатке до конца своих дней. Я завещаю все это вам, моя супруга.

Если я никогда не вернусь, вы можете считать себя свободной женщиной и наслаждаться жизнью.

Искренне ваш,

Лорд Фенвуд

До боли очевидно, что он не намерен возвращаться. Письмо ясно свидетельствует об этом.

Сестры оказались правы. Меня бросает то в жар, то в холод. Я комкаю письмо в руке и роняю на пол. Потом шагаю к двери и поворачиваю дверную ручку.

В бездну правила. Сегодня я выясню правду.

Восемь

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

В зале никого нет, но дверь напротив моей приоткрыта. Прежде я не видела, чтобы она открывалась. Я смотрю на нее, потом перевожу взгляд на винтовую лестницу, которая ведет в башню.

И решаю для начала подняться туда. Бегу вверх, перескакивая через две ступеньки. Судя по звукам, лорд Фенвуд ушел с группой людей. Либо же эти люди явились сюда, чтобы убить его за какой-то ужасный проступок, о котором он не счел нужным мне рассказать.

Я вхожу в верхнюю комнату, мысленно готовясь увидеть лорда или Орена, распростертого на полу в луже собственной крови. Но там никого нет. Ни живых, ни мертвых. Однако все выглядит так, будто здесь что-то искали. Дверцы шкафа распахнуты настежь, на полу валяются перевернутые ящики, из которых вывалилось содержимое.

Комната похожа на какую-то мастерскую. Я вижу банки с краской, часть которой разбрызгана по полу. Над головой сушатся травы. Их ароматы смешиваются с запахом древесной стружки и резким металлическим – крови, источник которого мне не удается определить. Я могла бы часами неспешно изучать это место, личное пространство лорда Фенвуда, но сейчас на это нет времени.

Я спускаюсь вниз и направляюсь в правое крыло. Оно почти зеркально отражает мои покои, хотя вместо кабинета здесь еще одна рабочая комната. Вот только я нигде не вижу инструментов, которыми обычно пользуются охотники. А из оружия замечаю лишь несколько висящих на стене украшенных драгоценными камнями кинжалов, одного из которых явно не хватает.

Только ведь лорд Фенвуд говорил, что охотится на фейри. Или это была искусная ложь, заготовленная для доверчивой женщины, которая, как он знал, не станет задавать вопросов? Хлопнув ладонями по одной из столешниц, я бормочу проклятие. Баночки и пузырьки звенят мне в ответ. Охотник на фейри? Как я могла поверить, что такие вообще существуют?

Противно признавать, но сестры оказались правы. Я ничего не знаю о своем муже.

«Но выясню еще до рассвета», – мысленно клянусь я себе.

В отличие от моих покоев здесь в конце коридора имеется еще одна дверь, за которой скрывается каменная лестница, спиралью уходящая вниз, в темноту. Из этих таинственных глубин веет холодным воздухом, и я вспоминаю, что на мне по-прежнему лишь халат и ночная рубашка. С беспокойством переминаясь с ноги на ногу, я размышляю, что делать дальше. Куда и с кем бы ни ушел лорд – или кто бы его ни увел, – вряд ли они успели уйти слишком далеко. Но я уже потратила уйму времени, осматривая прочие помещения. И если вернусь, чтобы переодеться, наверняка их упущу.

Бормоча проклятия себе под нос, я мчусь обратно в одну из комнат и беру там фонарь, который зажигаю с помощью первой попавшейся трутницы. Потом вновь возвращаюсь к лестнице. Плотнее запахнув халат, я про себя медленно считаю до десяти, чтобы собрать остатки храбрости, и начинаю спускаться.

Шагая по уходящим вниз ступеням, я отмечаю витки спиральной лестницы. Два, четыре, двенадцать… От ее подножия тянется длинный холодный и сырой туннель. Круг света от фонаря простирается всего на несколько шагов вперед, и темнота вокруг кажется живым чудовищем, шепчущим свои угрозы из неизвестности.

У меня едва заметно начинает подрагивать рука, и фонарь издает дребезжащий звук. Стоит заметить, как мерцает внутри пламя, я другой рукой хватаю себя за запястье, стараясь держать его неподвижным. Не хватало только, чтобы мой единственный свет погас.

Этот туннель из камня, скрепленного известковым раствором, выглядит одной из самых старых частей замка, но я ничуть не волнуюсь, что он может рухнуть. Опорные балки на потолке явно меняли совсем недавно. Кто-то заботился о состоянии древнего прохода. Вопрос в том, почему это делали.

Вдали виднеется серебристая арка, в которую льется лунный свет. Выход, ведущий наружу. Когда я подхожу ближе, до слуха долетают чьи-то голоса. Они доносятся из леса. Замедлив шаг, я ставлю фонарь на каменный пол. Проход медленно поднимается вверх. Под ногами больше нет луж, но я замечаю несколько пар следов. Здесь довольно узко, так что двигаться можно лишь друг за другом. Поэтому трудно сказать, сколько людей прошло до меня.

Как бы то ни было, мокрых следов довольно много. И я подозреваю, что мне одной с ними не тягаться.

Я чувствую, что нужно поворачивать назад, но любопытство берет верх и настойчиво толкает меня вперед. Я ведь явилась сюда выяснить правду. И не уйду, пока все не узнаю.

Туннель выводит меня в лес. Тело пробирает дрожь. Может, от холода, а может, от ощущения, будто я внезапно оказалась у всех на виду. Скрытые в тенях деревья смотрят на меня предвкушающе, сквозь прорехи в пологе листвы над головой подмигивает бледный лунный свет, напоминая зверя с тысячью глаз.

Появляется желание нырнуть обратно в туннель и со всех ног бежать в безопасное поместье, но голоса впереди удерживают меня от этого. Среди деревьев, отвоевывая пространство у лесного подлеска, вьется истертая каменная тропинка. Она ведет как раз туда, откуда слышатся голоса. Ступив на самый край, я иду вперед и вскоре замечаю оранжевое мерцание. Я низко пригибаюсь и, стараясь держаться как можно незаметнее, осторожно подбираюсь к говорящим. Достаточно близко, чтобы разобрать слова. Но ничего не понимаю. Они говорят на странном, незнакомом языке.

Эти люди похитили лорда Фенвуда? Или они его сообщники? Судя по содержанию письма, сегодня ночью его ждало какое-то дело, из-за которого он мог расстаться с жизнью. Лишь только понимание этого толкает меня вперед. Я хочу услышать от него правду. Хотя бы один раз.

Я подхожу к дереву и прислоняюсь к нему спиной. Теперь люди заводят какую-то песнь. Их смутные очертания танцуют в свете костра. Я опускаюсь на одеяло из сосновых иголок, усеявших лесную подстилку, и очень медленно ползу вперед, стараясь незаметно подобраться к вершине небольшого холма.

Тропа, что змеится от самого туннеля, теперь ныряет вниз, в небольшую круглую долину, обрамленную деревьями, которые растут на вершине холма. И там, внизу, движутся четыре человека.

Нет. Четыре чудовища.

У одного мужчины на голове рога, как у оленя. Он проводит пальцами над огнем, чудесным образом не обжигаясь при этом, и что-то напевает низким хриплым голосом. Вокруг него танцуют мужчина и женщина, оба в нижнем белье. Их обнаженную кожу полностью скрывает нанесенный ярко-фиолетовой краской узор из линий, точек и завитков, которые при движении создают почти гипнотический эффект.

Женщина рыжеволоса, с темно-коричневой кожей и крыльями, как у бабочки. У бледного мужчины по обе стороны лица завиваются бараньи рога, а сильные руки оканчиваются длинными когтями. Они поют и визжат, взывая к луне, которая с небес наблюдает проводимый на поляне некий темный ритуал. От этого зрелища меня начинает бить дрожь.

«Эти существа – фейри».

Неудивительно, что лорд Фенвуд сегодня ночью уже простился с жизнью. Мне-то уж точно грозит опасность. Нужно уходить, пока меня не заметили. Однако при виде четвертого участника действа я застываю на месте.

Напротив поющего мужчины, водящего руками над огнем, стоит пожилой джентльмен с черными бусинами глаз и седыми, зачесанными назад волосами. Орен. Он полуобнажен, грудь тоже покрывают узоры, а за спиной трепещут бледные полупрозрачные крылья, похожие на стрекозиные. В горле мгновенно пересыхает. Теперь понятно, откуда взялась его легкая сутулость.

«Я впустила в свою спальню фейри».

Как и лорд Фенвуд впустил его в свой дом. Наверное, он узнал истинную природу своего слуги и собирался ночью с ним разобраться. Подавляя желание заорать от охватившего душу отчаяния, я зарываюсь пальцами в покрытую сосновыми иголками землю.

Лорд Фенвуд не мог не понимать, что раз Орен – фейри, любая попытка припереть его к стенке равносильна самоубийству. Вот почему он написал это письмо.

Я вспоминаю, какой защищенной чувствовала себя в его сильных руках. Может, он пошел на это, чтобы уберечь меня? В таком случае ему бы следовало просто уволить Орена.

Прежде чем я успеваю совершить какую-нибудь глупость, все четверо воздевают руки к небесам и, глядя вверх, издают первобытный крик, который внезапно обрывается. Медленно, почти с благоговением они дружно поворачиваются к гребню холма напротив тропинки, где на валуне, возвышаясь над ними, стоит мужчина. Судя по всему, их лидер.

На нем накидка, густо украшенная полевыми цветами. Широкая грудь обнажена, вокруг талии обернут лоскут ткани, немногим больше набедренной повязки, который ничуть не скрывает бугрящиеся мышцами бедра. На его теле люминесцентной краской нарисовано еще больше линий и символов. Он идет вперед, и за его спиной волочатся по земле изодранные в клочья малиновые крылья.

От него веет властностью и силой. Этот мужчина чарует меня и в то же время пугает. Словно глоток ядовитого напитка, который на вкус обещает быть самым восхитительным на свете… и ты сознательно рискуешь умереть только ради того, чтобы его попробовать.

Спускаясь к костру в центре поляны, лидер обеими руками поднимает небольшой предмет. Лишь когда он приближается к огню, мне удается разобрать, что он держит. И сердце будто выпрыгивает у меня из груди и катится вниз, прямо к его ногам.

Вероятнее всего, лорд Фенвуд уже мертв. Иначе быть не может.

Потому что этот фейри держит книгу моей матери.

Сердце бьется с бешеной скоростью. Я сгибаю колени и подаюсь вперед, чтобы лучше видеть.

«Нет, этого не может быть. Пожалуйста, только не это».

Однако знакомые пометки на обложке и корешке книги настойчиво твердят об обратном.

Остальные четверо фейри медленно обходят вокруг костра. Шепча и напевая какие-то слова, они прикасаются к мужчине, гладят его, словно любовники, подхалимы, просители, узревшие в нем божество. Лидер останавливается и открывает книгу. Его губы шевелятся, но я не слышу произносимых слов. Тем временем остальные фейри снова начинают танцевать. Бледный блондин отрезает свою косу, скрытую за бараньим рогом, и бросает в огонь. Фейри с оленьими рогами отрывает кусок своей одежды, который тоже быстро становится пеплом. Орен проводит по ладони кинжалом, украшенным драгоценными камнями, и поднимает его над огнем. В костер падают капли крови, и пламя меняет цвет, из обычного оранжевого превращаясь в ярко-белое, темно-красное, и наконец становится неестественно черного цвета с белыми и фиолетовыми прожилками.

В этот момент лидер закрывает книгу и поднимает ее над головой. И я осознаю, что сейчас он бросит ее в огонь. Охваченная глупым инстинктивным желанием защитить этот потрепанный том, я поднимаюсь на ноги.

– Нет, – шепчу я, – пожалуйста, не надо.

Ведь лишь эта книга осталась мне от любящей матери. Она должна была стать для меня последним подарком отца.

Я стою на вершине холма, но никто из фейри меня не замечает. Они полностью сосредоточены на мужчине с книгой.

Тот начинает движение руками. Опасный момент уже близко.

– Нет! – кричу я и бросаюсь вперед.

Фейри поворачиваются ко мне. Если бы не ускорение, придаваемое склоном холма, я бы застыла от страха. А так бегу, размахивая руками, не в силах остановиться. Когда я почти приближаюсь к ним, мужчина выпускает книгу из рук, и она с какой-то абсурдной медлительностью падает.

Ко мне бросается фейри с крыльями бабочки, но остальные застывают на месте от потрясения. Я огибаю женщину и прыгаю вперед, чтобы схватить книгу, прежде чем она упадет в пламя, но нога цепляется за корень. Лодыжка, хрустнув, выворачивается. Однако я уже не могу остановиться. Как мне удалось настолько быстро преодолеть такое большое расстояние? Впрочем, странно, что я, находясь в такой близости от фейри, вообще еще дышу.

«Хотя это уже неважно, ведь я падаю прямо в…»

Мужчина смотрит на меня, широко раскрыв глаза, ярко-изумрудные, словно сама весна, будто возрождающаяся земля. Они кажутся неестественными и в то же время завораживают. Я встречаюсь с ним взглядом, и от его неземной красоты у меня перехватывает дыхание. А потом я падаю в пламя, и мир вокруг становится белым.

Девять

Рис.1 Узы магии. Танец с принцем фейри

Честно признаться, смерть получается гораздо менее болезненной, чем я представляла.

Пламя сменяется солнечным светом и окутывает меня, словно одеяло. Мне ничуть не больно. Хотя это еще ни о чем не говорит. Возможно, сейчас события будут развиваться как в тот раз, когда Дымка наступила мне на ногу и сломала несколько костей. Лишь спустя несколько часов я поняла, насколько все плохо. Корделла, перевязывая меня в конюшне – чтобы не увидела Джойс и не отругала меня за то, что я поранилась, – объяснила тогда, что вследствие шока из-за сильной боли тело на время может потерять чувствительность.

А ведь в тот раз я просто сломала ногу. Так что падение в ревущее пламя вполне могло обернуться для меня полным оцепенением.

Однако я все еще в земном мире. Вдалеке раздаются крики. Невнятные слова на краткий миг обретают ясность, а после отдаляются настолько, что их уже нельзя расслышать. Я дрейфую в бледном море в направлении Запределья, и мне остается лишь подчиняться. До слуха доносятся новые голоса. Они что-то поют, но вовсе не так, как тот фейри возле костра. Никаких лихорадочных слов, лишь светлый и радостный напев. Вокруг играют тысячи лютен, и я каким-то образом понимаю, что все они дарят свою музыку мне.

Кажется, в общий хор даже вплетается голос моей матери. Песней она призывает меня вернуться домой. К ней.

«Наконец-то, наконец-то, – на мотив припева вторит им мое сердце, – наконец-то мы снова вместе».

Рис.4 Узы магии. Танец с принцем фейри

Вокруг царит тишина.

Потом ее нарушает женщина.

– Что будем с ней делать?

– Отведем к Вэне, – сообщает знакомый голос. Но откуда я его знаю?

– Ты спятил? – вступает в разговор мужчина. – Мы не можем тащить ее к Вэне. Даже если она продержится здесь так долго, в чем я очень сомневаюсь, нельзя вести человека в Песнегрёз.

– Только Вэна сможет разобраться, как извлечь из нее мою магию, – объясняет второй голос. Глубокий, как самая низкая нота лиры, звучащая в гармонии с далеким громом. Его невозможно не узнать.

Я всеми силами стараюсь не потерять сознание.

– Хол прав, – замечает другой мужчина. – Она умрет прежде, чем мы доберемся до Песнегрёза.

– Тогда нам стоит поторопиться, – произносит глубокий голос.

– Можно отправить ее назад в Природные Земли, – предлагает женщина. – Мы дойдем до Песнегрёза, спросим Вэну, как нам быть, потом вернемся и проведем ритуал, который передаст магию законному владельцу.

– Сомневаюсь, что она будет терпеливо сидеть и ждать нас. Разве что привязать ее к стулу. Теперь я до боли ясно это понимаю. – Вновь этот глубокий голос. Похоже, мужчина со мной знаком.

«А я с ним?»

Голова до сих пор тяжелая, и думать удается с трудом. Я приподнимаю веки.

– Она просыпается, – сообщает Орен.

Сейчас полдень, солнце слепит глаза. Я медленно моргаю, и мир постепенно обретает четкость. Надо мной склоняется Орен, на этот раз в рубашке. Однако сзади на спине наверняка есть прорези для стрекозиных крыльев, которые свисают по бокам от тела.

Я отшатываюсь от Орена, за спиной которого стоят еще четверо фейри.

– Не волнуйтесь, мы ничего вам не сделаем, – произносит он.

– Она тебе не поверит, – усмехается женщина с крыльями бабочки.

Теперь я их узнаю. Все они находились на той поляне вокруг костра.

– Пусть он нянчится до посинения с этой человечкой. Потом мы заставим ее делать то, что нам нужно. – Мужчина с бараньими рогами складывает руки на груди. На его коже слабо мерцают отметины, которые становятся более заметными из-за бугрящихся мышц. – Мне все равно, что ей досталась магия королей Авинесса. Эта женщина даже не знает, как пользоваться даром. Мы сможем ее одолеть.

– Ты не заставишь меня исполнять свои прихоти, – огрызаюсь я. Наверное, я поступаю не слишком разумно, но у меня раскалывается голова, а вокруг маячат фейри. К тому же я устала, что обо мне говорят так, будто меня здесь нет. Джойс вечно обращалась со мной как с пустым местом.

Пятеро фейри поворачиваются ко мне. Все они явно потрясены – в той или иной степени. Женщина таращится на меня, разинув рот. Фейри с оленьими рогами и бараньерогий обмениваются настороженными взглядами. Их лидер чуть заметно хмурит брови, и взъерошенные ветром темно-каштановые волосы падают ему на лицо.

– Не знал, что ты говоришь на общем языке, – обращается оленьерогий к своему рогатому собрату.

– Не говорю, – подтверждает тот, не сводя с меня глаз. – Держу пари, что и она не… должна говорить на языке фейри.

– Это из-за магии? – смотрит на лидера Орен.

– Вероятно, – бормочет он глубоким голосом и вновь переводит взгляд на меня.

Его глаза зеленее, чем освещаемый солнечным светом лиственный шатер вокруг. Не бывает такого зеленого цвета. Это уникальный оттенок, почти как…

– Лайм, – шепчу я и резко втягиваю в себя воздух. – Нет-нет-нет, – вновь и вновь повторяю я. Не может быть. Это невозможно.

Он садится на корточки. Изодранные крылья слегка подергиваются за спиной. У него под ногтями все еще виднеются следы от фиолетовой краски.

– Ты нарушила все правила, Катрия. – Его слова пропитаны разочарованием.

– Это вы, – выдыхаю я. – Лорд Фенвуд.

– Что ж, теперь, когда ты увидела мое истинное лицо, пора тебе узнать и мое имя. Меня зовут Дэвиен. – Он указывает себе за спину. – Джентльмен с оленьими рогами – Хол. А другой рогатый друг – Джайлс.

– И никаких шуток по поводу рогоносцев? Фу, какое разочарование, – с кошачьей ухмылкой бормочет Джайлс.

Лорд Фенвуд – Дэвиен – пропускает его слова мимо ушей.

– Эту леди зовут Шей. А Орена ты уже знаешь.

Я отползаю назад и прижимаюсь спиной к дереву, стремясь увеличить расстояние между мной и этими существами. Лишь опершись о жесткую кору, я начинаю понемногу воспринимать окружающее пространство, но все же не могу отвести взгляд от фейри. Такое впечатление, будто они в любой миг вцепятся мне в горло. Хотя ведь до сих пор они меня не убили.

Мы уже не в глухом сосновом лесу. Нас окружают древние дубы, переплетенные ветви которых тянутся вверх, ловя солнечный свет и прохладный послеполуденный бриз. Вокруг порхают маленькие пятнышки света, разноцветные светлячки, настолько яркие, что их видно даже днем. С нижних ветвей деревьев, покачиваясь, свисает мох, который отливает радужным блеском почти так же, как малиновые крылья Дэвиена.

Все цвета здесь ярче, а запахи острее. Сам воздух ощущается живым, могучим, устрашающим, но не так, как в темном лесу. В этом месте я не чувствую угрозы. И в то же время оно кажется весьма опасным.

– Где мы? – спрашиваю я.

– В Кровавом лесу, к северо-востоку от горного хребта, известного под названием Сланцевые горы.

– Северо-восток… – Я с трудом перевариваю услышанное. – Но к северо-востоку от Сланцевых гор ничего нет. Они непроходимы. Граница мира. – Никто из дураков, пытавшихся их пересечь, так и не вернулся.

– Непроходимы для вашего вида. – Хол искоса бросает на меня взгляд фиолетовых глаз, а потом вновь принимается осматривать окружающий лес. Все его мускулы напряжены, словно он в любой момент готов броситься в драку. Ну или удрать. – По крайней мере, без помощи кого-то из нас.

– Сланцевые горы разделяют два мира, – с наигранным спокойствием поясняет Дэвиен, но в глубине его глаз таится нервозность. Он явно мною недоволен. Ну и ладно. Его проблемы. Ведь это он скрывал от меня всю правду. И сюда я попала по его вине. – По другую их сторону лежит бывшее королевство Авинесс, где мы сейчас и находимся.

– В наши дни многие зовут эти территории просто землями фейри, – замечает Джайлс, оглядывая лес. Ветер треплет его светлые волосы, растущие вокруг рогов.

– Почему вы не убили меня? Зачем притащили сюда? Что вам от меня нужно? – все более поспешно и лихорадочно выпаливаю я.

– Верни мне магию, которую украла. – Голос Дэвиена становится больше похожим на рычание. – Она принадлежит мне по праву.

– Я не брала никакой магии, – качаю головой.

Большими руками он хватает меня за плечи и встряхивает.

– Ты спустилась в долину, нарушила ритуал и шагнула в пламя.

Ну да, вроде так все и произошло.

– Я вовсе не собиралась… Ладно, если вам нужна эта магия, просто заберите ее обратно. Я и в самом деле не понимаю, о чем речь. В любом случае она мне ни к чему.

– Если бы все было так просто. – По его лицу пробегает тень. – Я всю жизнь, почти двадцать четыре года, искал предметы, необходимые для этого ритуала. И ждал пять лет, пока звезды выстроятся должным образом. И ты думаешь, что можешь отдать мне магию лишь по одному своему слову?

– Хватит. – Орен мягко нажимает кончиками пальцев на предплечье Дэвиена, прерывая его гневную тираду. – Так вы ничего не добьетесь.

– А вдруг? – с коварной усмешкой замечает Шей. – Мы раньше не имели дело с человеком, укравшим магию фейри. Может, если потрясти посильнее, магия вырвется из нее. Ну или голова отвалится.

От потрясения я шире распахиваю глаза.

– Никто из нас ее пальцем не тронет, – обещает Дэвиен. Похоже, осознав, что противоречит сам себе, он с разочарованным вздохом меня отпускает.

– Очевидно, ты уже тронул…

– Помолчи, Джайлс. – Дэвиен щиплет себя за переносицу.

Он смотрит на меня даже с большим презрением, чем я обычно видела в глазах Джойс и Хелены.

– Я не специально… – начинаю я, поскольку такое выражение лица вызывает во мне инстинктивное желание хоть как-то его успокоить.

– Это и так ясно, – перебивает меня Дэвиен. – И все же ты рискуешь все испортить. – Он отворачивается и идет вперед. – Мы отведем ее к Вэне.

– Пойдемте, – мягко говорит Орен, помогая мне подняться на ноги.

– Тащить человека в Песнегрёз через Кровавый лес. – Шей окидывает меня взглядом и поворачивается к Холу. – Даю ей три дня.

– Великодушно, – отзывается Хол. – Удивлюсь, если она протянет два.

– Потрясающе. А мне придется выбирать между одним, что совсем уж мало, и четырьмя, – бормочет Джайлс. – Что ж, возьму четыре, хотя мы все прекрасно понимаем, что это слишком щедрый срок. Слышишь, человечка? Я верю в твои силы.

Они явно обсуждают, как долго мне удастся остаться в живых. Я медленно качаю головой, по позвоночнику пробегает холодок, который быстро сменяется дрожью, столь сильной, что я не могу сделать ни шага. Спина упирается в дерево. Я сползаю вниз по стволу и, сжавшись в комок у его подножия, закрываю голову руками.

– Нам нужно уходить. – Орен хватает меня за локти и пытается поднять на ноги. – Здесь небезопасно.

– Само собой! Рядом с вами я точно в опасности.

– Мы не причиним вам вреда.

– По крайней мере, пока ты владеешь магией Дэвиена, – певучим голосом поясняет Джайлс и идет вперед. Подол его одеяния чуть заметно колышется вокруг бедер.

Во мне зарождается стон и приглушенным, неясным звуком срывается с губ.

– Хочу домой, – всхлипываю я.

– Не получится, – качает головой Орен.

– Верните меня обратно, – требую я. – Верните сейчас же, – повторяю еще раз, уже громче.

И Дэвиен, похоже, меня слышит. Он останавливается и медленно поворачивается ко мне. Я же по собственной воле поднимаюсь с земли.

– Женившись на мне, вы… ты заключил сделку. И поклялся, что я никогда ни в чем не буду нуждаться. А мне нужно вернуться домой.

Дэвиен медленно приближается ко мне. В его мышцах таится обещание такой силы, что, будь его воля, он мог бы разорвать меня на части. Магия фейри окутывает его, словно аура. Удивительно, что вокруг него не колышется воздух, как бывает, когда в летний день от камней поднимается тепло.

– Кстати говоря, – вкрадчиво начинает он, – а о каком доме речь? Ты считаешь своим домом обветшалое поместье, где живет твоя семья? Или имеешь в виду мое поместье?

– В своем письме ты завещал его мне. – Я стараюсь не поддаваться запугиванию, но чем ближе он подходит, тем сложнее держаться. – Нужно, чтобы ты вернул меня туда.

– И вновь это слово – «нужно». Только вот оно не возымеет эффекта, на который ты надеешься.

– Но…

– Да, я дал тебе весьма щедрую клятву, которую, хочу заметить, вовсе не обязан был давать. И ты права в том, что мне следовало ее держать. Однако ты упускаешь один немаловажный момент. – Дэвиен замирает передо мной и опускает глаза. – Моя клятва действовала лишь до тех пор, пока мы с тобой оставались в мире смертных. Но мы покинули его, когда пересекли Грань. Теперь мы в Срединном Мире, и о клятве можно забыть. – Он приближается еще на полшага. Я вновь упираюсь спиной в дерево. Бежать больше некуда. Дэвиен так близко, что я чувствую на коже его дыхание, напоминающее о бодрящем зимнем воздухе. – Здесь я тебе ничего не должен.

Продолжить чтение