Истории из истории
Вступление
Летом взять отпуск не получилось, и большую часть «маленькой жизни» текущего года Леонидия провела в душном городе, насквозь пропитанном смогом, с которым не справлялись даже ветры с Залива. Но наступивший сентябрь неожиданно оказался продолжением августа – солнце не только светило, но и грело, и даже ночи временами обволакивали ласковым, совсем не осенним теплом. И Леонидия утром тридцать пятого августа, как она назвала первый сентябрьский понедельник, решила выдвинуться на дачу. Там она и проведёт следующие две недели. А компанию ей вместо мужа, внезапно улетевшего в командировку на Север, составит Ванда – самая близкая подруга, которая тоже оказалась обделённой летними отпускными радостями и накануне приехала погостить.
Леонидия и Ванда дружили с четвёртого класса средней школы и за прошедшие годы успешно опровергли тезис о том, что «женской дружбы не бывает» – на протяжении десятилетий они сумели остаться близкими подругами и в горести, и в радости, невзирая на разделявшее их расстояние.
Первый день на даче обрадовал подруг прямо-таки летней погодой. Роса на давно не кошеной травке могла посоперничать своим блеском с бриллиантами, которых, впрочем, у подруг отродясь не водилось. Голубизна неба, лишь изредка прерывалась полупрозрачными пятнами облаков – как будто кто-то там наверху расплескал негустой молочный кисель. И подруги, позавтракав жареными в манке молоденькими кабачками, решили прогуляться, а там, глядишь, и на пляж можно будет рискнуть наведаться.
Леонидию давно интересовал весьма необычный дом на самой окраине дачного посёлка, почти на берегу Залива. Иногда она прогуливалась мимо загадочного строения и рассматривала его через окошки, прорубленные в массивных деревянных воротах, предварительно убедившись, что за ней никто не наблюдает, и пыталась угадать, кто и зачем соорудил себе такое жилище.
Вот и теперь она увлекла подругу вдоль Первой Дачной улицы до самого её конца, не объясняя Ванде ничего. В принципе, им ведь было всё равно, где гулять.
Строение и весь участок произвели на Ванду неизгладимое впечатление. Мощный сруб из толстенных брёвен увенчивала крепкая четырёхскатная крыша, на которой приветливо зеленела живая, ещё не побитая осенними заморозками трава. На самый верх крыши каким-то образом взгромоздили то ли гигантскую корягу, то ли корень исполинского дерева. И всё вместе это напоминало не то жилище новоявленной Бабы-Яги, не то языческое капище. По крайней мере, у Леонидии возникли такие ассоциации.
Ванда прильнула к прорези в калитке, чтобы получше разглядеть сейды из огромных плоских камней, установленные на берегу рукотворного пруда, через который был переброшен горбатый мостик. Но заботливый хозяин участка, видимо, недавно смазал петли калитки, и под немаленьким весом Ванды она резко отворилась, а та по инерции подалась вперёд и живописно распласталась на каменной дорожке, ведущей к дому. К счастью, Ванде удалось вовремя подставить руки, чтобы не разбить свой маленький симпатичный нос, а вот её коленке всё же крепко досталось.
– Сударыня, вы не ушиблись? – услышали обе подруги – стоящая и лежащая – бархатистый, богатый обертонами мужской голос.
– Вроде нет, – шёпотом пропищала слегка напуганная Ванда.
А Леонидия тем временем пыталась подавить приступ неуместного истерического смеха.
Владелец шикарного баритона помог Ванде подняться и охнул, увидев приличных размеров ссадину на её правой коленке. Покачав головой, он махнул рукой в сторону дома, приглашая обеих подруг следовать за ним.
– Меня зовут Вениамин, – представился хозяин уже на подходе к мостику.
– Ванда.
– Леонидия.
Подруги назвали свои имена одновременно, но Вениамина это не смутило.
Процессия подошла к дому, скрипнула широкая дверь (видимо, очередь смазать эти петли ещё не пришла), хозяин показал подругам на кресла у громоздкого круглого стола, занимавшего весь центр веранды, и обратился к Ванде:
– Сейчас обработаем вашу коленку перекисью и смажем йодом.
И скрылся в глубине дома.
А обе подруги, воспользовавшись временным отсутствием хозяина, завертели головами, рассматривая чудную веранду – немыслимое сочетание диковатого «языческого» дизайна с современным безрамным остеклением. Ванда первым делом обратила внимание на странные деревянные скульптуры, стоящие вдоль торцевой стены. А взгляд Леонидии буквально приклеился к очень старой на вид деревяшке неправильной прямоугольной формы, которая нижним концом стояла на приколоченной над скульптурами кованой полке, тогда как её верхняя, явно давным-давно обломанная часть опиралась на бревенчатую стену. Этот кусок дерева, вероятно, носил следы пребывания в воде – Леонидия решила, что сколы на древесине сглажены прибоем – и явно представлял собой часть какой-то большой конструкции. По правому краю деревянной пластины шла некогда витиеватая резьба, которую не пощадило время, а левее виднелись глубоко вырезанные чёрточки, образующие надпись. Леонидии показалось, что это руны. Увлечённая эпохой викингов, она была готова увидеть признаки древнескандинавского быта в чём угодно.
Хозяин дома вернулся быстро, ловко обработал раненую коленку Ванды и, подняв голову, заметил, что подруга пострадавшей так и сверлит глазами деревянный артефакт.
– Хотите посмотреть? – Вениамин сделал пару шагов и снял загадочный предмет с полки. – Я, вообще-то, капитан дальнего плавания. Лет десять назад, когда мы несколько дней стояли в одном из норвежских фьордов, я как-то утром вышел на пробежку и нашёл эту штуковину на берегу. Видимо, выбросило прибоем во время ночного шторма. Привёз домой, потом пристроил её сюда, не выкидывать же. – С этими словами он протянул потемневший кусок дерева Леонидии.
– О, как интересно. Спасибо, – ответила она и провела пальцем по неровной поверхности предмета.
Под резьбой действительно шла строка глубоко вырубленных в древесине рун. Сходу Леонидии удалось разобрать только женское имя – ТОРЕЙ.
Пролог
Старая колдунья запустила костлявую руку с искорёженными возрастом и хворью пальцами в полотняный мешочек, вытащила оттуда горсть мелких птичьих косточек, согрела их в ладонях, потрясла и высыпала на большой плоский камень, служивший ей низким столом. Нагнулась, разглядывая подслеповатыми глазами, как рассыпались кости. Нахмурилась. Что-то пробормотала себе под нос. Провела рукой по шершавой каменной поверхности, собирая птичьи косточки в кучу.
– Паруса, вижу паруса. И берега. Один далёк, другой ещё дальше. Так далеко, что теряется он в тумане. А над туманом – вершина, – сказала старуха и закрыла глаза. – А теперь, дева, ступай. Больше ничего мне боги не открыли.
Часть 1
Среди холмов был начат чей-то путь.
А чей-то вёл из поля иль из леса.
Вода морская чью-то скрыла суть.
А чьей-то вовсе не сыскалось места.
(Ольга Гусева)
1. Тойве и Меелис
Тойве хотелось заплакать, тогда горе изольётся из неё вместе со слезами. Но глаза её оставались сухими.
*
Тойве любила отца, и отец любил Тойве. После того, как его жена Вирве умерла прошлым летом, он не взял другую женщину, и хозяйкой в доме стала Тойве, хоть она и не была дочерью Вирве. Дочери Вирве были ещё малы для этого, а Тойве уже минуло семнадцать зим, она была расторопной и мудрой не по годам, всегда принимала верные решения и хорошо управлялась и со скотницами, и со служанками в доме.
Матери Тойве не помнила. Из всех женщин в деревне самой близкой для Тойве была старая колдунья Майму, к которой люди племени приходили, чтобы она гадала им на птичьих костях – будет ли год урожайным, выйдет ли по осени девка замуж, родится ли в семье сын. Старая колдунья дарила девочке тепло своего сердца, но прошлую зиму Майму не пережила.
Тойве любила свою землю. Особенно она любила море, постоянно раскачиваемое холодными западными ветрами. Иногда Тойве спускалась к берегу и вдыхала удивительный воздух, в котором запах солёных волн смешивался с ароматом соснового леса. В ветреную погоду тут можно было укрыться среди дюн, а в погожие летние дни побродить босиком по песку и поискать кусочки красивого полупрозрачного камня всех оттенков жёлтого цвета, принесённые штормом.
Обликом Тойве пошла в отца, а тот в молодости был видным мужчиной. Вот и Тойве – с длинными светло-русыми волосами, которые она заплетала в косы, и глазами цвета осеннего неба – выросла настоящей красавицей. Осенью к Тойве сватался сын вождя лесного племени, но отец не отдал её замуж. Дочь была хорошей хозяйкой, и он оставил её при себе. И вот теперь отец ушёл к предкам. Поторопился.
*
Похоронили вождя прибрежного племени достойно. Дали ему в последний путь всё, что требовалось по ту сторону земной жизни – оружие, коня, слуг. Пламя погребального костра пылало ярко, дым поднимался столбом до самых облаков. А как прогорел и потух костёр, сложили на этом месте большой каменный могильник. Громко причитали и плакали женщины рода, провожая вождя в последний земной путь. Много хвалебных слов в его честь было сказано на тризне, много песен спето, много хмельного мёда выпито.
*
Факел догорел и погас. Тойве шла вдоль низкой бревенчатой стены, иногда касаясь её рукой и вздрагивая, чтобы отогнать морок окутывающей её тьмы. Намаялась за день. Горечь от утраты единственного родного человека и усталость лишили Тойве сил. Упасть на солому, укрыться старым одеялом из волчьих шкур и забыться тяжёлым сном – больше ей ничего не хотелось.
Споткнулась о полено, оставленное нерадивым работником, не удержалась на ногах. Потёрла ушибленную коленку. Позади послышались тяжёлые шаги. Или почудилось? Нет, не почудилось. Кто-то идёт следом. Явно мужчина. Что ему надо? Зачем идёт на женскую половину дома?
Человек, идущий следом, приблизился, наткнулся на поднявшуюся с пола Тойве, ощупал её, прижал к стене, рукой провел по волосам, нащупал грудь под тонкой рубахой, довольно хмыкнул и навалился на Тойве всем телом. Тойве почувствовала возбуждение мужчины и оттолкнула его, что было сил. Но то ли выпитый на тризне хмель ударил ему в голову, то ли не ожидал он такого отпора, но на ногах не удержался, осел на пол, увлекая Тойве за собой. И тут же подгрёб её под себя. Отвердевшим мужским естеством упёрся Тойве в живот и стал тащить подол её рубахи вверх, но получалось это у него плохо.
– Молод-дая де-евка, – выдохнул он ей в лицо хмельным духом, – Сл-ла-адкая.
При звуке голоса мужчины Тойве вздрогнула.
– Меелис, остановись. Я же Тойве, дочь твоего отца.
Смятением и отчаянием был наполнен голос Тойве, но её единокровный брат ничего этого не слышал.
– А мне в-всё равно, сл-ладкая де-евка, хоть доч-черью Уки1 н-назовись, – его язык заплетался, а руки делали своё дело, и Меелису всё-таки удалось задрать подол рубахи Тойве.
Тойве была сильной девушкой. Её сопротивление сначала только забавляло и распаляло Меелиса:
– И что ты в-возишься, погоди воз-зиться, р-рано ещё.
Но вскоре непокорность Тойве ему надоела, он чуть приподнялся, размахнулся и наотмашь ударил её по лицу. Голова Тойве резко дёрнулась, во рту появился солоноватый вкус крови. И пока Тойве приходила в себя, Меелис локтем прижал её плечи к выстланному соломой земляному полу, коленом раздвинул ей ноги, а другой рукой дернул за шнурок, приспустил штаны. И резко подался вперёд.
– Меелис, нет, не делай этого, – забился немой крик в горле Тойве. Но было поздно. Тело её уже пронзила боль, и лишь глухой беспомощный стон вырвался из её груди.
Меелис утихомирился быстро. Встал, подтянул штаны и, как ни в чём ни бывало, двинулся на мужскую половину дома.
А Тойве села, прислонилась к стене, подтянула колени к груди и натянула подол рубахи до самых кончиков пальцев озябших ног.
Тойве едва ли когда-то плакала, но теперь слёзы душили её. И она отпустила их на волю.
2. Неудавшаяся охота
На исходе прошлого лета, возвращаясь из западного похода в Эриу2, Вестмар имел долгий разговор со своим товарищем Адальбьёрном ярлом.
Гаут рассказывал, что южный берег Эйстрасальта3 богат солнечным камнем – драгоценным рафом4, за который на Гутланде можно много серебра выручить. И договорился Вестмар с Адальбьёрном, что следующей весной, как только настанут светлые ночи, пойдут они на восток. Сначала встанут на Дага Эйя5, где люди Адальбьёрна построили гард6, и прежде чем отправляться дальше, возьмут там местного толмача. Ведь иногда можно и мечи не обнажать – языка достаточно, чтобы принудить местное прибрежное племя дань уплачивать – ценным мехом и солнечным рафом.
*
Росистым весенним утром отправился Меелис со своими людьми в прибрежные леса охотиться на лося.
Его каурый жеребец бежал вскачь по слежавшемуся песку. И Меелис радовался, что прошлой осенью выгодно обменял на коня двух девок, захваченных в стычке с соседним племенем. Меелису нравилось ездить верхом. Он, вообще, любил лошадей больше, чем людей. Эти неспособные на предательство животные были с ним и в радости, и в печали, отвечали преданностью на привязанность и верностью на заботу.
.
После того, как отец неожиданно ушёл к предкам, Меелис по праву старшего сына занял самое почётное место за столом, и мужчины их рода как-то сразу согласились с тем и признали его вождём. Но вождю не пристало жить без своей женщины, и пока снега не растаяли, по зимнику отправился Меелис с дядьями к старейшине дальнего лесного племени за его дочерью, чтобы сделать её своей женой. И вот теперь в доме Меелиса оказались две хозяйки – кроткая светлоглазая Вайке и Тойве, его единокровная сестра.
И пока скакал Меелис к месту облавы на сохатого зверя, размышлял он о том, что двум хозяйкам в доме не ужиться. Да ещё вспоминал Меелис ту зимнюю ночь, когда после тризны по отцу он во хмелю снасильничал девку. Неужели то действительно была Тойве? Она ни разу и слова не сказала ему про ту ночь, однако же обходила его стороной и смотрела исподлобья, а когда однажды случайно коснулся он её руки – вздрогнула так, что похлёбка из миски выплеснулась на добела выскобленный деревянный стол. Надо бы отдать Тойве замуж. Но вот приданое ей выделять не очень-то хочется…
Такие думы Меелиса прервал крик одного из его людей:
– Корабли! Корабли у берега!
Лосю в тот день повезло – охотникам теперь было не до него.
3. Северяне и торг
Северяне пришли на двух кораблях. И было их много. Больше, чем мужчин в его деревне. И это были не пахари и скотники с дрекольем, а воины. Однако северяне не стали поджигать дома и грабить людей племени Меелиса. Что-то другое было у них на уме. Они вытащили корабли на берег и разбили лагерь неподалёку.
А на следующее утро к дому Меелиса подошли вооружённые люди. Двое из них – богато одетые, с длинными мечами, торчащие из ножен рукояти которых были украшены чудными узорами и позолотой – выделялись особенно высоким ростом и крепким сложением, и Меелис сразу признал в них вожаков пришлых людей. Рядом с ними семенил щуплый косой мужичонка с бегающими глазками, который, как вскоре выяснилось, был толмачом.
Северяне смотрели грозно, их ладони так и тянулись к оружию, и Меелис поспешил позвать их в дом и крикнул женщинам, чтобы собирали на стол.
Незваные гости от угощения не отказались и, разомлев от сытной еды и выпитого пива, выказали вполне мирные намерения. Они не тронут деревню, если местный вождь откупится куницами, лисицами, белками и другой мягкой рухлядью. Но больше всего северян интересовал раф – солнечный камень, который море выбрасывало на берег после шторма. Они дали Меелису три дня и три ночи, чтобы приготовить требуемое. И Меелис согласился. Выбора у него не было.
*
Один из вождей северян, тот, что помоложе и посветлей волосами, явно выделил Тойве из всех женщин, которые прислуживали за столом. Он то и дело посматривал на неё и даже схватил её за руку, когда она поднесла ему кружку с пенным напитком.
Интерес чужака к единокровной сестре не укрылся от внимания Меелиса, и решение пришло сразу. Он окликнул толмача и что-то сказал ему на своём языке. Тот, казалось, на мгновение опешил, но быстро оправился, и обратился к светловолосому вождю северян:
– Славному северному вождю по нраву одна из наших дев. Он может забрать её, если взамен отдаст серебряную гривну, что украшает его грудь. У достойного северного вождя хватает серебра, а эта дева – самая красивая в нашем племени. Она доставит отважному северному вождю много удовольствия.
– Он хочет две с половиной марки серебра за одну девку, – рассмеялся Вестмар. – Да я за это серебро могу купить не самый плохой меч, пять коров или двух самых красивых молодых рабынь.
Но уж очень она была хороша, и голос тела заговорил в Вестмаре громче, чем одурманенный хмелем разум.
– Пусть приведут девку. Хочу на неё посмотреть, – сказал он и плотоядно улыбнулся, предвкушая неплохое развлечение для себя и своих людей.
Меелис велел привести Тойве.
– Скажи ей, что я желаю её увидеть, – приказал Вестмар толмачу.
Тот передал Тойве слова северянина, и девушка перевела непонимающий взгляд с толмача на северянина и обратно.
– Пусть разденется. Я хочу знать, за что платить две с половиной марки серебра, – нетерпеливо потребовал Вестмар.
– Вождь северян велит тебе снять всю одежду. Он собирается отдать за тебя очень много серебра, но только в том случае, если твоё тело ему понравится, – пояснил толмач.
Тойве обернулась и посмотрела на брата, пытаясь найти в его глазах ответ на невысказанный вопрос. Но выражение лица Меелиса лишило её всякой надежды. Затянувшееся ожидание ничего хорошего не предвещало, и Тойве начала раздеваться.
Она сняла искусно вышитый полотняный фартук и тёмную, украшенную цветными ткаными лентами безрукавку, потом к её ногам упала полосатая шерстяная юбка, и Тойве перешагнула через неё. Теперь её наготу прикрывала лишь тонкая льняная рубаха.
– И чего она ждёт? – недовольно гаркнул Вестмар.
Эти его слова Тойве поняла и без толмача. Она медленно нагнулась, зацепила пальцами подол рубахи и потянула его вверх. Взорам сидящих за столом открылись её длинные стройные ноги, треугольник русых волос между округлыми бёдрами, плоский живот, тонкая талия, пышные, но по-девичьи упругие груди, и, наконец, Тойве предстала перед заворожёнными этим зрелищем мужчинами во всей красоте своего юного тела.
Два взгляда – полный похоти и источающий ненависть – схлестнулись. Не отводя глаз от Тойве, Вестмар молча снял с шеи тяжёлую серебряную гривну и бросил её на стол.
– Одевайся, пойдешь с ним, – разрушил повисшую в доме тишину голос Меелиса.
4. Вестмар и Торей
Походный шатёр вождя северян оказался небольшим, но всё же не таким убогим, как думалось Тойве. Хозяин – а она ещё никак не могла привыкнуть к своему новому положению рабыни – втолкнул её в шатёр, повалил на мягкие шкуры и добился, чтобы она полностью обнажилась. Сам тоже снял с себя всю одежду.
Если бы Тойве испытывала к этому человеку хоть какие-то тёплые чувства, его сильное молодое тело показалось бы ей привлекательным. Но она не испытывала к нему ничего, кроме ненависти.
Он оказался не так тороплив и груб, как Меелис, быть может, даже нежен. Но каждый раз, когда его руки, губы или язык касались её кожи, Тойве захлёстывала волна отвращения. Наконец, северянин овладел ею. Не ощутив ожидаемой боли, Тойве закрыла глаза и безучастно ожидала, когда этот человек утолит свою страсть и оставит её в покое.
Через некоторое время он исторгнул из себя почти звериный рык и угомонился, скатился с неё, прикрыл её меховым одеялом и лёг рядом. Но не уснул. Несколько раз повторил какое-то слово, пока Тойве не поняла, что он называет своё имя:
– Вестмар.
И он хотел знать, как её зовут.
–Тойве.
Северянин что-то сказал в ответ. Тойве его не поняла, но догадалась, что теперь она потеряла не только свободу, но и имя, данное ей отцом.
Торей. Теперь она – Торей. Это чуждое слово, больше похожее на собачью кличку, резало ей ухо, привыкшее к мелодичному родному языку.
Она произнесла своё новое имя вслух. Вестмар чему-то обрадовался, сбросил с неё одеяло и снова накрыл её своим телом.
Часть 2
«Ты – ветер, лишь ветрам сюда лететь», —
Шепнул мне ветерок, и шмыгнул мимо.
Подумав, я шепчу: «Так раз я здесь,
Я вам родня, но коль останусь – сгину».
(Ольга Гусева)
1. Первый парус
Когда очертания родного берега истаяли вдали, гребцы сложили тяжёлые длинные вёсла вдоль борта корабля и подняли парус. Ветер оказался попутным, его порывы встречали противление большого квадратного полотнища, наполняли его, и корабль устремлялся вперёд, рассекая морские волны.
Торей никогда раньше не приходилось ступать на борт корабля. Ей было страшно. Каждый раз, когда длинная узкая ладья взлетала вверх, чтобы через мгновение обрушиться в пучину, Торей прощалась с жизнью. Но корабль гнулся, стонал, как живое существо, и продолжал свой путь.
Торей мутило. Она покинула указанное ей место возле мачты, перегнулась через борт и извергла съеденную пищу в морскую воду. Стало легче, но ненадолго. Молодой северянин, сидевший на скамье у борта, что-то сказал ей, улыбаясь. Она не поняла и не ответила.
Морской переход оказался недолгим. К вечеру оба корабля пристали к берегу, где на возвышении за жидким частоколом виднелись крыши нескольких сооружений, наполовину каменных, наполовину деревянных. Здесь распоряжался другой вождь северян, тот, что постарше и потемнее волосом.
В этом месте они остались на ночлег, и Вестмар вновь обладал ею долго и ненасытно. А рано утром корабли снова вышли в открытое море.
Но и следующий переход не был слишком долгим. В гавани, куда они прибыли, стояло много кораблей. На берегу сновали люди – Торей впервые видела так много разных людей в одном месте. Северяне выгрузили часть мешков и один сундук, и сошли на берег. Торей тоже очень хотелось ощутить под ногами твёрдую землю. Но она и ещё несколько человек, в том числе давешний улыбчивый парень, остались на корабле. Парень достал из поясной сумки дудочку и заиграл. Чужая мелодия звучала грустно и напевно. Торей хотелось плакать. Но все слёзы излились из её глаз в тот вечер после тризны, когда Меелис овладел ею на покрытом соломой земляном полу.
К вечеру северяне вернулись без мешков, а сундук полегчал, стало быть, опустел. По лицам людей Торей поняла, что им улыбнулась удача. Вестмар спросил о чём-то парня с дудочкой, остался доволен его ответом и бросил к ногам Торей какой-то свёрток
Оказалось, что там одежда. Льняная рубаха, по вороту расшитая яркой блестящей лентой цвета летнего неба, что-то вроде верхнего платья из тонкой шерсти, выкрашенной в синий цвет, и такая же синяя накидка из более плотной ткани.
Торей никогда не видела таких красивых вещей и не ожидала настолько щедрого подарка от своего хозяина. В её душе ненадолго шевельнулось что-то вроде благодарности, но вскоре к ней вернулись мысли об испытанном унижении, незавидном положении и неизвестном будущем, и эта благодарность растаяла без следа.
*
Вечером на берег не сошли. Часть людей остались бодрствовать, а другие легли спать прямо на палубе. Вестмар привел Торей на нос корабля, уложил рядом с собой на мягкие шкуры, обнял, но попыток овладеть ею не предпринимал и быстро уснул. Торей осторожно освободилась от его объятий и отодвинулась, но колючий промозглый ветер с моря заставил её передумать. И всю ночь человек, которого она истово ненавидела, согревал её своим теплом.
А наутро снова вышли в море. Торей постепенно привыкла к качке, и тошнота её больше не донимала. Через некоторое время корабли вошли в узкий пролив и медленно двигались один за другим вдоль восточного берега, причём первым шёл корабль, на котором верховодил товарищ Вестмара.
Пошёл дождь. Торей, не решаясь надеть накидку, подаренную Вестмаром, свернулась калачиком на досках палубы и накрылась старой шкурой, на которой сидела. И так уснула.
*
Вечером корабли вошли в большую бухту, со всех сторон окружённую невысокими лесистыми горами. На берегу виднелись какие-то строения – несколько длинных деревянных домов с дерновыми крышами, поодаль – хозяйственные постройки, сложенные из камня, и небольшие дома, похожие на землянки. Поселение, обнесённое частоколом, своим размахом значительно превышало деревню, в которой жила Торей.
Первым подошёл к берегу корабль русоволосого вождя. По тому, как встречали его люди на берегу, Торей поняла, что северянин вернулся домой. К нему навстречу вышла высокая статная женщина в зелёном платье без рукавов, надетом на голубую рубаху, а за ней трое мальчиков, самому старшему из которых едва ли минуло десять зим. На руках женщина держала маленькую девочку, видимо, любимицу отца, потому что русоволосый вождь первым делом схватил её, крепко обнял и поцеловал, отчего девочка засмеялась и что-то пролепетала.
Других людей с этого корабля тоже встречали женщины и дети. Повсюду слышалась разноголосая речь и радостные возгласы. И Торей подумала, что вот эти люди вернулись к своему очагу, а у неё больше нет родного дома.
Людей Вестмара разместили в большом деревянном строении, стоявшем напротив главного дома. Во дворе Вестмар знаками показал Торей, чтобы она следовала за ним, и привёл её к землянке с замощённым камнями полом, оказавшейся уже натопленной баней. В их племени женщины тоже ходили в баню вместе с мужчинами, поэтому ничего странного в предложении Вестмара Торей не увидела.
Когда они помылись, Вестмар показал на свёрток с новой одеждой. Очевидно, он не хотел, чтобы люди видели его наложницу в простой тёмной одежде, которую Торей носила дома. Посмотрев на девушку в новом наряде, остался доволен. Во дворе Вестмар что-то сказал женщине средних лет в таком же синем сарафане, какой только что надела Торей. И та позвала её с собой взмахом руки.
*
Этим вечером Торей велели работать на кухне, где вовсю шла подготовка к завтрашнему пиру по случаю возвращения из похода правителя этих земель. Торей узнала, что русоволосого товарища Вестмара зовут Адальбьёрн ярл. Она быстро поняла, что ярл – это местный вождь, а вот имя ярла она долго не могла запомнить. Всё-таки её хозяина звали попроще.
Вечером начали прибывать гости. Видимо, племя у Адальбьёрна ярла было большое. Мужчины собрались в главном доме и пили что-то хмельное, пока не уснули прямо за длинным столом.
Весь следующий день прошёл в подготовке к празднеству, а вечером Торей вместе с другими служанками сновала туда-сюда с полными и пустыми блюдами, наполняла бражные рога пенным напитком и к утру совсем сбилась с ног. Служанки и рабыни Адальбьёрна ярла отнеслись к ней благосклонно – эти женщины знали, что она уйдёт на север вместе с Вестмаром и его людьми, так что делить им было нечего. Они научили Торей некоторым словам северного языка, и она запомнила, как называется мясо, кровь, вода, нож, блюдо, та или иная еда и питьё. Своего хозяина за всё это время она видела только за столом, что её совсем не расстроило.
2. Новый дом Торей
Когда корабль Вестмара вышел из бухты, дул очень свежий ветер, но хозяин Торей во что бы то ни стало хотел до вечера вернуться домой, поэтому парус не убрали. Корабль, как норовистая лошадь, скакал на волнах, перехлёстывающих через борт, но люди Вестмара хорошо знали своё дело. Вычерпывая воду, они шутили и смеялись, предвкушая скорое возвращение в родные края к своим женщинам и детям.
На закате корабль вошёл в длинный, узкий, извилистый залив, который с двух сторон сдавливали суровые серые скалы, кое-где покрытые хвойным лесом. Этот залив, как узнала Торей, называется фьорд. Над фьордом висели низкие тяжёлые облака, сквозь которые с трудом пробивались солнечные лучи.
По оживлённым лицам северян Торей поняла, что их путь почти закончен, и скоро она увидит землю, где ей теперь предстоит жить.
*
На берегу Вестмара и его людей уже ждали. Молодая золотоволосая женщина, державшая за руку нарядно одетую маленькую девочку, радостно устремилась навстречу Вестмару, но увидела Торей и остановилась. Улыбка её погасла, губы поджались, светлые глаза потемнели.
Торей поняла, что эта красавица – жена её хозяина. И той не понравилось, что муж привёз из похода новую рабыню. Однако через некоторое время к женщине вернулось самообладание, и тень улыбки вновь появилась на её губах, вот только в глазах её по-прежнему отражались отблески раздражения и печали.
*
В усадьбе, где жил Вестмар, к Торей подошла пожилая женщина с очень светлыми голубыми глазами и темными косами, в которых, несмотря на почтенный возраст, ещё не было заметно седины.
– Ты – новая рабыня Вестмара? Меня зовут Ама.
Женщина говорила на языке, похожем на родной язык Торей. Хоть и с некоторым трудом, но её можно было понять, и Торей очень этому обрадовалась.
– Отец назвал меня Тойве. Я – дочь вождя племени с берега Харью. Но теперь мне дали другое имя – Торей, – ответила она женщине.
Ама кивнула головой и сказала:
– У меня тоже когда-то было другое имя – Ааму. Я родом из Финнмарка, это на севере. И я тоже была рабыней. Тогда я была молодая и красивая. А потом конунг привез меня сюда, – Ама говорила медленно, чтобы Торей успевала ухватить смысл её слов. – Пошли. Вестмар сказал, что ты будешь жить в женском доме.
*
Торей надеялась, что Вестмар сегодня оставит её в покое, ведь он так долго был в разлуке со своей женой.
Торей никогда прежде не видела таких красивых и богато одетых женщин, таких длинных блестящих волос цвета спелых колосьев, таких ясных, как летнее небо голубых глаз. Была и ещё одна причина, по которой она надеялась избежать близости с хозяином, но она не знала, как ему это объяснить.
– Торей, Вестмар зовёт тебя.
Голос Амы был спокойным, но Торей всё же услышала в нём отголоски удивления.
– Ама, я не могу быть с ним в эту ночь. У меня женские крови пришли, – тихо сказала Торей, посмотрев на Аму с надеждой.