Мараса. Зона без Интернета

ГЛАВА 1. МАРАСА

«Прощайте, люди! Меня везут в деревню (((. Буду учиться любить читать бумажные книжки (((, – отстучала Ли на экране айфона и, добавив много-много грустных скобочек, отправила их «ВКонтакт».

– Не бойся, не бросим))), – тут же с аватарки подмигнула Лё.

Но даже от поддержки лучшей подруги Алёны легче не стало. Она-то осталась в городе. Скоро поедет на море. И родители у неё понимающие – не устраивают гонений за то, что она «проживает жизнь в интернете».

Ли с тоской посмотрела в окно. Города уже два часа как не было и в помине. Мимо пролетали красивые в сущности летние пейзажи: рощи, речки, пригорки в одуванчиковую горошину, которыми без умолку восхищалась мама, иногда даже останавливая машину, чтобы сфотографировать Ли на фоне какой-нибудь живописной полянки. Но кроме тоски эта распрекрасная природа никаких чувств сейчас не вызывала.

– Смотри-смотри-смотри по сторонам немножко, – талдычила в сотый раз мама. – Оторвись уже от своего айфона, или я его сейчас выкину в окно! – пригрозила она, начиная злится.

Ли послушно спрятала айфон в карман. Маму лучше не злить. Перспектива провести все лето в какой-то дремучей деревне, у какого-то непонятного деда – бывшего учителя литературы её родительницы – чтобы научиться «любить читать книжки», да ещё и без средства связи с миром, ей не улыбалась. Поэтому лучше притвориться послушной девочкой и немножко повосхищаться пейзажами:

– Супер! – выдавила она из себя мрачно.

Мама оценила комментарий как высшую форму подросткового восхищения природой и успокоилась.

Вдалеке показались облезлые останки церкви из красного кирпича, и мама, впав в очередной восторг от полуразвалившегося «великолепия», сказала:

– Все. Приехали! Вот она моя Мараса! А воздух-то какой! – И открыла окно в деревенский мир.

В салон машины ворвался горячий летний ветер, с которым кондиционер даже и не попытался справится, и Ли совсем приуныла. Двухчасовое путешествие, которое отдаляло её от ссылки на три месяца в этой знойной деревне, закончилось. Слёзы готовы были уже пролиться из глаз, но почему-то не проливались. Видимо, они берегли себя для грядущих деревенских будней.

Мамин джип, шурша колесами, медленно ехал по единственной деревенской улице. Навстречу в этом безмолвном унынии попадались только пыльные куры да два чумазых поросёнка, копошившихся пятачковыми носами в пересохшей земле возле колонки. Ещё какой-то рыжий мальчишка, сломя голову, промчался мимо. Вот, пожалуй, и весь деревенский народ. Тоска…

Мама притормозила у самого крайнего дома, за которым в камышах поблескивала речка, и, весело подбадривала Ли, навешивая на неё сумки из багажника. Она не уставала восхищенно втягивать в себя этот якобы распрекрасный деревенский воздух и не обращала внимание на поникшие плечи родной дочери, которую самолично привезла на конец географии, лишив лета.

Звякнула щеколда, распахнулись во всю ширь ворота, и пред ними предстал длинный костлявый дед в выцветшей тельняшке. Лицо его было загорелым, как у морского волка, седые волосы развевались во все стороны, как на палубе корабля во время шторма, а небесно-голубые глаза смотрели на гостей радостно и приветливо. Мама бросилась к нему на шею, как к отцу родному.

– Прибыли? – спросил дед зычным голосом. – Милости прошу к нашему шалашу!

Ли скривилась. Не любила она эти взрослые шутки-прибаутки из прошлого тысячелетия. Но мама глянула на нее суровым взглядом капитана полиции, и дочь, нацепив на лицо вежливую улыбку, поздоровалась, как и подобает воспитанным девочкам:

– Здравствуйте, меня зовут Лидия.

– Вот привезла вам гостью, Илья Николаевич, – сказала мама, заталкивая Ли в калитку. – Вся надежда на вас с этим подрастающим не читающим поколением. А то что от них останется в назидание потомкам? Собрание СМС-сочинений будут издавать?

– Голосовых, – себе под нос злорадно поправила её Ли. – Смс уже сто лет как не в моде!

– Надежды постараемся оправдать, Леночка, – улыбнулся Илья Николаевич, и подмигнул Лидии.

Ли сложила ему в кармане фигу, продолжая тянуть губы в «воспитанной» улыбке.

Потом они обедали на веранде. Окрошкой на первое и макаронами по-флотски на второе, которые очень даже вкусно приготовил мамин учитель. Потом часа три рассматривали фотографии маминого класса в старом бархатном альбоме, замучив её воспоминаниями счастливого пионерского детства со сбором металлолома-макулатуры и прочими непонятными радостями. Ли во время этого черно-белого экскурса в прошлое желала только одного – поставить разрядившийся айфон на зарядку, но розеток в обозримом пространстве не видела, а любое упоминание об айфоне грозило его пожизненной ликвидацией.

Вечером жарили шашлыки прямо во дворе. В принципе было душевно, но Ли поймала себя на мысли, что ей некуда деть руки. Без верного айфона они болтались вдоль тела без дела, а сама она казалась себе беспомощной курицей. Каждый норовил чего-то спросить, втянуть её в разговор, и ей надо было чего-то отвечать, да ещё смотреть им в глаза, демонстрируя полное внимание и понимание. Мама была довольна, считая, что процесс отучения ребенка от виртуальности и приучения его к реальности пошёл.

Спать им постелили тоже на веранде, где Ли и уснула в страданиях под стрекот то ли кузнечиков, то ли сверчков, то ли каких-то иных неугомонных тарахтелок.

А утром мама расцеловала дочь в щеки-в лоб-в макушку, пригрозила по доброй семейной традиции кулаком, и уехала в город, в цивилизацию.

А Ли осталась одна. Без цивилизации и, как выяснилось, без канализации. Тоска…

Она сидела, надувшись, на диване и злобно буравила взглядом спину Ильи Николаевича, который чистил большущую картофелину над раковиной, иногда заводя руку за спину и почесывая пальцем место бурения. По правилам приличия надо бы предложить помочь старцу в чистке корнеплодов. Но правила приличия, после уезда мамы, улетучились из организма Ли в неизвестном направлении.

– Вы действительно хотите заставить меня читать книги? – спросила Ли у Ильи Николаевича с вызовом.

– Никого ещё не заставлял, – ответил Илья Николаевич, не поворачивая головы. – Обычно в наших краях дети сами начинают проявлять интерес к чтению. Думаю, после того как ты сходишь в нашу библиотеку, тебя уже от книг и не оторвёшь.

– Ага, щас! – грубо ответила Ли. – Почему я вообще должна любить то, чего я не люблю? Потому, что так хочет моя мама, которая, видите ли, это любит? – Ли вдруг захотелось выплеснуть на этого человека всё, что у неё накопилось в душе с момента принятия мамой единоличного капитанского решения сделать её самым читающим ребёнком мира, а для этого сбагрить в деревенскую глушь к аборигенам. Голос Ли дрожал от праведного гнева, глаза сверкали, а мозги, казалось, дымились. – И вообще! Книги – это анахронизм. Их читают только взрослые и старые!

– Просто мама знает, чего ты лишаешься, не зная книг… – спокойно вклинился в её гнев Илья Николаевич, опуская голую до неприличия картофелину в воду и беря вторую, ещё не раздетую, из ящика. – Кстати, о старости: можно иметь лысую голову и быть обладателем седой бороды, но в душе оставаться весёлым и молодым.

– Но, ведь, её никто не заставлял, поэтому она и любила читать! – Ли решила игнорировать шуточки, и во что бы то ни стало доказать свою правоту хотя бы этому постороннему человеку, раз родной матери она ничего доказать не смогла. – А какая любовь может быть насильно, когда тебя заставляют?!

– Ты права, Лидия, – согласился Илья Николаевич. – Заставлять никого не нужно. Да мы и не будем насильно. Поэтому просто возьми список книжек, который оставила твоя мама, и сходи в библиотеку. Один раз. А дальше всё случится само собой. Вот увидишь.

– А если не случится? – не унималась Ли.

– А если не случится – поедешь домой, в город, – пообещал Илья Николаевич. – Я сам тебя отвезу. На мотоцикле, – он подмигнул. И нахлобучил на голову невесть откуда взявшийся рокерский мотоциклетный шлем с рогами.

– О! И почему меня заставляют делать ЭТО именно летом?! – в бессильной злобе простонала Ли.

– Потому что лето – это свобода. Летом надо путешествовать, мечтать, найти хороших друзей и самому стать хорошим. А чтение вдохновляет на мечты и на приключения. И даже на перемещения во времени…

– Куда идти? – грозно спросила Ли, решительно оторвавши свое тело от дивана.

Она выполнит все их дурацкие условия, раз уж попала сюда. Но читать она ничего не будет!

– Надо дойти до церкви, – начал объяснять Илья Николаевич, указывая полуголой картофелиной направление, – обогнешь её слева, пройдешь через маленький лесок – это бывший сад помещика Оболенского. По тропинке дойдёшь до старинной усадьбы. Тебе в правое крыло, там написано – «библиотека». Привет от меня Ядвиге Кудерметовне.

– Это ещё кто? – удивилась странному имени-отчеству Ли.

– Это библиотекарь наша, она тебе понравится. Прелестная женщина, – улыбнулся Илья Николаевич. – Любит изрекать мудрости в тему. Мы всей Марасой за ней записываем. В библиотеке даже для этих целей есть специальная «Книга мудростей».

Ли, пропустив последнее сообщение мимо ушей, вдруг подумала о маме с нежностью: ну, и что, что лишила её лета. Зато не назвала её таким нечеловеческим именем, которое, как известно, даётся на всю жизнь. Да и папе за отчество следовало быть благодарной до скончания дней. Она представила, как бы издевались над ней в школе, если б она заявилась туда, будучи Ядвигой.

Повеселев, она взяла список книг, который не умещался и на двух листах, засунула в рюкзачок подзарядившийся айфон, уши закупорила наушниками, и отправилась в указанном направлении.

До церкви надо было пилить целый километр по жаре. Ли, натянув на макушку бейсболку, самоотверженно двинулась в путь, пыля сандалиями.

Посреди дороги её догнал рыжий мальчишка – тот самый, которого они видели вчера, верхом на велике.

– Подвезти? – спросил он, как будто они сто лет знакомы.

– Спасибо, сама дойду, – ответила Ли, пытаясь поймать интернет. Он чего-то не ловился.

– Рыжий спрыгнул с велосипеда, и пошёл рядом, ведя машину за рога.

– Меня Мирон зовут, – сказал он. – А тебя?

– Ли, – ответила Ли. – У вас тут все, наверное, Мироны? – она ещё была под впечатлением библиотекарского имени, а тут на тебе – Мирон.

– Не все, – спокойно проигнорировал издёвку Мирон, – я один.

– Скажи мне, Мирон, а почему у вас тут интернета нет? – Ли немного нервно потрясла айфоном. От отсутствия всемирной паутины у неё, похоже, начинались ломки, раз она по доброй воле вступила в разговор с каким-то рыжим Мироном.

– Это ж Мараса, – ответил Мирон, пожимая конопатыми плечами.

– И что, что Мараса? – не поняла Ли.

– Зона без интернета, – пояснил Мирон и, махнув рукой кому-то невнятному на другой стороне улицы, не попрощавшись, оседлал велосипед и умчался в сторону церкви.

– Что это зона без интернета я и так поняла, – проворчала Ли, засовывая в ухо наушник. Слава Богу, музыка была закачана на айфон, и интернета, который не обнаруживал признаков жизни, не требовала.

Она дошла до церкви, заглянула внутрь. Ничего интересного. Развалины продувались насквозь лёгким ветерком и внутри было прохладно. Ли задрала голову – высоко-высоко, почти в поднебесье, был виден колокол.

– Эй! – крикнула колоколу Ли.

Он ответил ей эхом, которое пару раз ударившись о древние стены, затихло, чуть-чуть не успев долететь до её головы.

– Скорее эта церковь рухнет, чем я начну ваши дурацкие книжки читать! – крикнула Ли в поднебесье.

– Читать-читать-ать-ать… – ударяясь о стены, вернулся ей ответ и под куполом что-то недовольно загудело.

Ли стало не по себе. Она быстренько выскочила из церкви и сразу же увидела тропинку, которая вилась среди одуванчиков и вела в тенистый яблоневый лесок – бывший сад помещика Оболенского.

Усадьба показалась из-за деревьев минуты через три неспешного хода. Была она, как и церковь, облезлой, с выбитыми окнами и заколоченной досками центральной дверью. Однако правое крыло было в более приличном состоянии. В застеклённых окнах угадывались занавесочки в голубенький цветочек, дверь была выкрашена в яркий голубой цвет, приколоченная табличка гласила: «Марасинская центральная библиотека».

– Как будто здесь есть ещё не центральная, – усмехнулась Ли, и открыла дверь.

Внутри не было никаких, что называется, предисловий. Ли сразу уперлась и взглядом и телом в огромный стол, за которым восседала приятная дама неотразимой наружности. Голову её венчал цветастый платок, завязанный на манер украинского – с бабочкой на лбу. Внимательный нос украшала вполне симпатичная, но всё же бородавка, и стильные прямоугольнички очков. Длинные пальцы с ослепительно красными ногтями перебирали страницы открытой старинной книги с потрёпанными краями. Богатое декольте прикрывал мех вывернутой наизнанку жилетки, называемой в народе душегрейкой – в библиотеке было прохладно.

Ли, поёжившись, протянула даме листочки, исписанные названиями книг:

– Мне бы вот эти книжки…– полепетала она, испугавшись, что попала вот так сразу в книжку про молодую Бабу Ягу, которой для совершенства образа не хватало только ступы с метлой. Впрочем, метла стояла рядышком, в углу, но предназначалась, видимо, для иных целей.

Ядвига Кудерметовна, а это была она – библиотекарь Марасинской центральной библиотеки – о чём гласил бейджик на её душегрейке, оторвала взгляд от книги и перевела его на Ли. Затем аккуратно сунула свой внимательный нос в список и произнесла нежным, совсем не бабаяговским голосом:

– Как тебе наша церковь, деточка?

Ли молчала, дар речи, как то самое первое «Эй!» в церкви, покинул её и отправился куда-то вверх, на высоту колокольни.

– Кстати, поосторожнее там ходи, средь развалин-то! Нашей церкви с 1939 года грозит опасность разрушения, – проворковал та, кому лет через триста суждено, согласно русским-народным преданиям, жить в избушке на курьих ножках и пугать Иван-царевичей.

– Как это? – не поняла Ли.

– Уж не знаю как, но в документах написано именно так: «Разобрать ввиду опасности разрушения», – и библиотекарша сунула под нос Ли пожелтевший листочек, датированный 1939-м годом.

– Так это когда было! – махнула рукой Ли, немного расслабившись.

– Когда бы ни было, но с 39-го года эта «опасность разрушения» не убавлялась. «Опасности разрушения», если их не ремонтировать, никуда не деваются. Скорее наоборот, не так ли? Тебе все книги сразу, дитя мое, или по очереди? – перевела тему Ядвига Кудерметовна.

– Здесь так много книг, – прошептала Ли. – Неужели всё это можно прочитать?

– Это разве много?! – удивилась такому заявлению библиотекарша. – Всего на Земле 129 миллионов 864 тысячи 880 книг – вот это много.

– Ужас какой! – искренне ужаснулась Ли.

– Тебя это пугает? – поинтересовалась Ядвига Кудерметовна. – А между тем, дом, в котором нет книг, подобен телу, лишённому души.

– С чего вы это взяли? – спросила Ли, заскучав.

– Это не я взяла, это Цицерон, – поправила Ядвига Кудерметовна. – Но мы отвлеклись. Может быть, для начала тебе нужны книги не из списка, а для души, деточка?

Ли молчала, стесняясь признаться, что ей бы хоть с теми, что в списке справиться, куда уж там для души. Душа её рвется подальше от книг.

– Понятненько, – ухмыльнулась Ядвига Кудерметовна пухлыми красными губами. – Попробуем так. Про Тома Сойера, Геккельбери Фина, Гарри Поттера, Карлсона, Нильса и прочих хулиганов – крайний правый ряд. Про Полиану, Томасину, Пеппи Длинный Чулок, обеих Алис и других неординарных девочек – второй ряд. Про Золушек, Спящих Красавиц, Красных Шапочек, Дюймовочек, Русалочек и иных сказочных особ – третий…

Ли не верила своим глазам. Окружавшие стол Ядвиги Кудерметовны книжные полки, вдруг выросли до потолка, высветились ровненькие ряды между стеллажами, и, сужаясь в перспективе, они манили куда-то в далекую книжную темноту… Она могла бы поклясться, что ещё полминуты назад таких нескончаемых рядов стеллажей не было и в помине. Но клятв от неё никто не требовал.

Голос Ядвиги Кудерметовны вывел девочку из ошарашенного состояния и стояния, чтобы ввести в новое.

– Поступим так, дитя моё, – постановила библиотекарша, – раз определиться не можешь, топай-ка вот в этот ряд. Засосёт, куда надо. Третий стеллаж, седьмая полка…

От её руки в указанном направлении зазмеился узкий проход. Ли, как загипнотизированная, послушно в него шагнула…

– Куда в таком виде? Кофточку надень! – крикнула Ядвига Кудерметовна вдогонку. И с досадой махнула рукой: – Эх, поздно опять. И эта простудится. Что за быстрые дети пошли…

Ли неуверенно шла по проходу и вскоре заметила, что ей приходится протискиваться – ряд определенно сужался. Она оглянулась назад: книжки бесшумно захлопывались за ней, как молния на куртке, вставляясь корешками друг между другом. Получалась какая-то западня: назад путь отрезан, а вперёд, похоже, тоже скоро отрежется. Тут даже не страдающий клаустрофобией человек, запаникует. Ли заметалась, насколько можно заметаться в такой тесноте. Её как будто сплющивало со всех сторон.

– Ядвига Кудерметовна! Помогите! – закричала она, чувствуя, что паника охватывает её с ног до головы.

– Чего кричишь? Плющит тебя? – раздался откуда-то сверху спокойный голос.

Ли посмотрела наверх. Там на полке сидел рыжий Мирон, который ещё полчаса назад хотел подвезти её на велосипеде.

– Что здесь происходит? – немного упокоившись от присутствия знакомого человека спросила Ли, уперевшись ладонями в сдвигающиеся полки по бокам. Казалось, что так она остановит их сближение.

– Не остановишь, – прочитал Мирон её мысли. – Тут по-другому надо. Между книжками. Или в книжку, если не боишься. Ныряй! – и Мирон, продемонстрировав Ли свой правый бок, который выглядел сейчас не толще картонки, легко нырнул прямо между страницами. Ли попробовала просунуть за ним руку – рука с готовностью потянулась следом, сплющиваясь на глазах и утягивая за собой хозяйку. Сзади уже зловеще хлопали корешками приближающиеся книги. Ли, зажмурившись и набрав побольше воздуха в лёгкие, нырнула.

ГЛАВА 2. ПОДСКАЗЧИЦА

Открыв глаза, Ли увидела, что оказалась в тёмной и ужасно захламлённой комнате. Резкий запах сырости аж сбивал с ног. Освещал эту тёмную сырость лишь слабый свет из окна, у которого, за столом, сидел какой-то тощий носатый человек (мама, которая любила точность в описаниях, сказала бы – «чрезвычайно носатый»). Человек что-то лихорадочно записывал на бумагу. К великому удивлению Ли, записывал он… гусиным пером. На спинке кровати, что стояла у стены, был прикреплён клочок бумаги, на котором тем же почерком, что выходил из под пера носатого, было кудряво написано: «Это только кажется, что я умер».

Ли хмыкнула.

Пишущий резко оглянулся на звук, сморщил свой длинный нос и заверещал истерично:

– Что?! Что?! Что?! Что надо?! Как ты сюда попала?! Иветта! – заорал он, моментально выходя из себя. – Где ты, чёрт тебя побери?! Кто её впустил СЮДА?

Никакая Иветта, однако, на зов явиться не поспешила, но из-под бумаги, на которой только что выводил буковки носатый, выполз огромный таракан и, шевеля усами, вопросительно уставился на Ли, будто тоже ждал ответа на те же вопросы.

Ли, не зная, что в таких случаях делают, и кому отвечать – таракану или человеку, продолжала стоять посреди комнаты, переминаясь с ноги на ногу, и раздражая длинноносого своим невольным присутствием.

– Что тебе нужно? – чуть более спокойно спросил человек, злобно комкая исписанный лист и брезгливо отправляя его за окно. Таракан едва успел спастись от пролетающего со свистом бумажного комка, юркнув под подоконник.

– Ничего, – ответила Ли. – Извините, что нарушаю ваш покой, но я правда не знаю, как сюда попала.

– Чёрт те что! – вскочил со своего места длинноносый, опять заводясь, и любопытные усы высунулись из под подоконника. – Я же сто раз говорил Иветте, что не желаю видеть каких-бы то ни было детей! Что я НЕ-НА-ВИ-ЖУ этих сопливых детей! Она что не понимает? – и он направил свой длинный палец в лицо Ли.

– Извините, – ещё раз извинилась Ли. – Иветта здесь не причём, я сама здесь… каким-то волшебным образом оказалась…

Кажется, у длинноносого кончились силы. Или нервы. Он вяло скомкал ещё один лист бумаги, и даже не смог запулить его в окно – комок шлёпнулся тут же, у его ног, рядом с такими же комками бумаги, которыми было захламлено всё пространство вокруг стола. Видимо комкание своей писанины было для него делом обычным.

– Только пошла мысль… – простонал он жалобным голосом. – Про подводный мир, про русалку, про вдовствующего морского царя, а тут ты… Всё сбила. Все мысли улетели… Так я никогда не закончу… – длинноносый откинул назад голову и со всей силы вонзил собственный лоб в стол. Стол застонал. Тараканьи усы спрятались от греха подальше.

– Про какую русалку? – заинтересовалась Ли, стараясь не обращать внимание на то, как калечат бедный стол.

– Хотел написать про русалку, – разоткровенничался вдруг длинноносый, – сказку такую сказочную, понимаешь? Там всё так красиво у них под водой… На дне. Я знаю, я вижу. Морской царь и королева-бабушка… И русалка – её внучка. Но как-то грубо звучит это слово – русалка. Не душевно. Как будто это девка какая нехорошая, а не подводная принцесса. Не звучит русалка, а тут ещё ты… Ты появилась, когда я имя ей придумывал. Оно на языке вертелось. Всю мысль ты мне сбила… Иветта! – опять возопил он. Но откликнулся только таракан с готовностью выскочивший на стол.

– Русалочка? – встряла в поток страданий Ли, которая вдруг вспомнила и подводный мир и вдовствующего морского царя и бабушку. – Русалочка! Там ещё был пурпурный цвет, переливающиеся жемчужины в раковинах и принц, который утонул на корабле…

Длинноносый вскочил, как ошпаренный:

– Откуда ты знаешь? Откуда ты знаешь мою сказку? Это ещё не написано, не придумано даже. Это только вертится в моей голове. Это сегодня снилось мне ночью…

– Это знают все дети, вообще-то, – снисходительно улыбнулась Ли, вдруг ощутив своё превосходство над истеричным гражданином. – Эту сказку читали всем детям земли. Её ж Андерсен написал!

– Но Андерсен – это я! – вскричал длинноносый, вскочив и выпрямившись во весь свой длинный рост, на фоне которого его нос, оказывается, был и не таким уж и длинным. – Это я Андерсен, и я ещё ничего не написал!

Таракан был солидарен с оратором и даже на долю секунды встал на задние лапки.

Ли даже присвистнула от удивления:

– Хотите сказать, что я в прошлое попала?! Ничё се! Классно! А какой у вас год?

– 1836-й, – покорно ответил длинноносый на последний вопрос.

– Круто! Так значит вы Ганс Христиан Андерсен!

– Ханс Кристиан, вообще-то! – обиженно поправил он. – Но откуда ты знаешь моё имя и мою русалочку? Ты ведьма? – перешёл Андерсен на зловещий шёпот и попятился к кровати.

– Ну что вы, Ханс Кристианович, – успокоила его Ли. – Я не ведьма. Я – девочка из будущего. Я пришла в одну библиотеку в Марасе, и попала сюда. Наверное, это не библиотека была, а машина времени, – вдруг догадалась она. – Но это потом! – отмахнулась Ли сама от себя. – Я знаю все ваши сказки. Они замечательные! Они самые лучшие!

– Все? – Андерсен растерялся, покраснел и беспомощно развёл руки в стороны. – Но у меня нет всех. У меня есть только про Дюймовочку и про девочку, которая наступила на хлеб. А вообще я никакой не писатель, я в театре играю… Тролля, – застеснялся он вдруг и начал краснеть причудливыми пятнами, одно из которых – на щеке – напомнило Ли сапог – тот самый, который изображает на карте Италию.

– Про девочку, наступившую на хлеб не знаю, – сказала она, оторвавшись от географических подробностей пятна, – а про Дюймовочку и вот ещё про Гадкого Утёнка тоже знают все. Я даже плакала, когда мама мне в детстве эту сказку читала.

– А откуда взяла эту сказку мама? – превращаясь в подозрительного гуся со своим гусиным пером, переместившимся за ухо, спросил Андерсен.

– В магазине купила. Такую большую книжку с картинками – «Сказки Андерсена» называется.

У длинноносого загорелись глаза.

– Я знал, что буду знаменитым! – закричал он, хлопая ладонью по столу. Таракан опять скрылся. – Мне это ещё в детстве предсказали. В сумасшедшем доме, где мой дедушка жил. А никто не верил! А в этой книжке про русалочку сказка тоже была?

– Конечно! Это самая любимая моя сказка. Я могу вам её рассказать.

И Ли начала рассказывать Андерсену про русалочку, про её сестер, про принца, про ведьму, которая сделала ей вместо хвоста ноги…

– Так вот оно как, оказывается… – пробормотал Андерсен, нервно теребя зубами ноготь. – А я всё не мог придумать как её хвост превратить в ноги. Он начал рыться в скомканных листах, развернул один и ласково разгладил его на коленке.

– Бог тебя мне послал, – прошептал он, обративши свой подобревший взор к Ли. – Сразу будто крылья выросли. – Ты не возражаешь, если я все запишу сейчас?! Чтобы не забыть. Ты так интересно рассказываешь свои сказки.

– Ваши сказки, – поправила его Ли. – Я рассказываю ваши сказки.

– Мои сказки – удивительно… – прошептал Андерсен, вытаскивая гусиное перо из-за уха. – Я запишу.

– Вот этим вот пёрышком? – насмешливо спросила Ли. – Это вы до утра будете писать. А если ещё ошибки…

– Да ошибок у меня много бывает, – покраснел опять Андерсен. – Грамоту плохо знаю. В школе плохо постигал. Бил меня учитель. Все пальцы отбил указкой, голову тоже, но знаний так и не вколотил.

– Вас били в школе? – ужаснулась Ли.

– Всегда, – подтвердил Андерсен гордо, пересчитывая на голове остатки закостенелых шишек, полученных от школьной указки. – А вас, фру*, разве нет?

– Попробовали бы они только пальцем тронуть! – сверкнула глазами Ли.

– Ну, да, ну, да, – закивал готовой Андерсен. –  Видимо, вы, фру, учились с прилежанием.

– Не в том дело! – перебила Ли. – Бить детей нельзя. Запрещено законом!

– Странно… – Андерсен смотрел на неё, что называется, во все глаза. – А как же их тогда учить, если не бить? Как знания вколачивать? Что ж и двойки не ставят за прилежание?

– Двойки ставят, – сконфузившись призналась Ли. – Но бить детей запрещено.

– Может, если б меня не били, я и сам бы придумал как сделать пару прелестных ножек из рыбьего хвоста… – улыбнулся впервые за весь их разговор Андерсен и улыбка эта, осветила и его лицо, и всю мрачную комнату, и притаившегося под подоконником таракана высветила. Казалось, он тоже улыбался.

– Я бы дала вам скопировать текст из интернета, – сказала Ли, вытаскивая планшет из рюкзачка, но у вас, похоже, инета нет.

– Что за мудрёные слова ты говоришь? – Андерсен потрогал планшет, и испуганно отпрянул в угол, когда экран засветился.

– Не бойтесь! – успокоила его Ли. – Это всего лишь планшет. Вот смотрите тут можно набирать буквы, можно поправить если неправильно, и сразу видно ошибку, потому что подчёркивает красным.

Андерсен жадно смотрел, не скрывая страха и удивления.

– Как это ты так быстро находишь нужные буквы? – поинтересовался он.

– Привычка, – пожала плечами Ли. – Только, даже если мы всё сейчас наберем, распечатать у вас вряд ли сможем. У вас же нет принтера.

– Прин-те-ра? – переспросил Андерсен по слогам, будто пробуя слово на вкус.

– Ну да. Это… ну, машинка такая печатная, – пояснила Ли.

– Да печатной машины у меня нет, – подтвердил Андерсен. – Я слишком беден для приобретения печатных машин.

– Вы скоро будете богатым, – пообещала его Ли. – Будет даже премия вашего имени.

Ханс Кристиан снова озарил своей улыбкой мрачные стены.

– А про Снежную королеву вы уже написали?

– Снежную королеву? – заинтересовался Андерсен.

– Ну, это про девочку Герду и мальчика Кая, у которого было ледяное сердце и его забрала себе Снежная королева. А Герда потом искала его по всему свету и в конце концов нашла. И слезами растопила его ледяное сердце…

– Здорово! – восхитился Андерсен.

– А про голого короля? Про оловянного солдатика? Про диких лебедей?

Ханс Кристиан только всё шире открывал глаза, когда Ли пересказывала ему содержание.

– Эх, была бы у вас электронная почта, я б вам всё выслала, чтоб не мучились – это ведь столько писать вам придётся своим перышком! Рука ж отвалится.

– Я напишу, мне не трудно, спасибо тебе, добрая девочка, – смеялся как сумасшедший Андерсен. – Я и про тебя напишу сказку.

– Про меня? – обрадовалась Ли. – Здорово! Про меня я у вас не читала. Когда вернусь, если вернусь, сразу побегу в библиотеку. Как будет называться эта сказка?

– Девочка, которая рассказала мне мои сказки… – сказал Андерсен. – Или нет. Рассказчица… Нет! Подсказчица… Не знаю пока. Я иногда сочинял сказки, но я не подозревал, что сказка случится со мной.

***

Ли спрыгнула с книжной полки и приземлилась прямо у стола Ядвиги Кудерметовны.

– Не замерзла? – участливо спросила библиотекарша своим ангельским голоском.

– Есть немножко, – поежилась Ли.

– В следующий раз одевайся теплее! Курточку с собой бери, не каждый день лето, мало ли куда занесёт, – пробурчала Ядвига Кудерметовна, и уткнулась в свои антикварные бумаги.

– Главное, чтобы тараканы в сумку не залезли, – сказала Ли, вытряхивая на пол содержимое своего рюкзачка.

– Тараканы в нашем мире не приживутся, не беспокойся, – успокоила ее Ядвига Кудерметовна.

– Почему это? – удивилась Ли.

– Потому что они – натуры тонкие, сотовой связи не выносят, она их губит целыми поколениями, не успевают нарождаться, – пояснила библиотекарша.

Ли вспомнила большого андерсеновского таракана и ей стало грустно – он был очень даже умненьким и немножко симпатичным, если не думать, что он таракан.

– А можно мне книжку с собой взять, домой почитать? – спросила Ли несмело.

– Уже? – удивилась библиотекарша. – С первого раза? Это кто ж тебя так присушил?

– Андерсен, – улыбнулась Ли.

– Этот может, – кивнула Ядвига Кудерметовна. – Сказки евойные – вон на той полке.

– Мне надо новую сказку, – сказала Ли.

– Как это новую? – удивилась библиотекарша. – Ханс Кристиан у нас с 1875 года ничего не писал по причине перемещения в мир иной. Все изданное здесь, – она показала на нужную полку, переливающуюся корешками разноцветных книг.

– Мне нужна «Девочка, которая рассказала мне мои сказки», – сказала она.

Ядвига Кудерметовна покачала головой – нет, мол, такой.

– Тогда «Рассказчица»?

– Может «Подсказчица»? – догадалась библиотекарша.

– Точно! – Подтвердила Ли.

– Так это не новое. Это просто поздно изданное. Нашли, говорят, рукопись у его внучатых пра-пра-праплемянников буквально в прошлом году на чердаке, в Дании. А книжку привезли к нам, не поверишь, сегодня, с новым завозом. Неизвестная вещь. Фантастическая. Раньше-то он в фантастике замечен не был…

– Хотя, если подумать, сказки – они и есть самая настоящая фантастика, - продолжила Ядвига Кудерметовна каким-то особым мудрым голосом, подняв назидательно палец кверху. – Все эти Русалочки да Дюймовочки – чистой воды фантастика… Придуманные из какой-то нечистой силы. Все народы питают тайную симпатию к своей собственной нечистой силе.

Изрекая свою мудрость, Ядвига Кудерметовна, наконец, извлекла из упаковки нужную книжку.

– Только у нас условие! – подняла она опять перст к небу. – На прочтение книги – один день даётся. И ни на час больше!

– Иначе что? – хмыкнула Ли.

– Иначе она у тебя в руках взорвётся, – спокойно пообещала Ядвига Кудерметовна. – Раньше, в библиотеках средневековой Европы, книги вообще приковывались к полкам цепями. Такие цепи были достаточно длинны для того, чтобы снять книгу с полки и прочитать, но не давали вынести книгу за пределы библиотеки.

– Это ещё почему? – удивилась Ли.

– Потому что книги считались большой ценностью. Вручную тогда они переписывались, вот почему, – она протянула книжку девочке.

– Гусиным пером? – уточнила Ли.

– И гусиным тоже, – кивнула Ядвига Кудерметовна. – А на стене библиотеки монастыря Сап-Педро в Барселоне, так вообще висело ужаснейшее предупреждение – она выудила из кучи бумаг на столе ещё один древний листочек: «В руках того, кто вздумает украсть книгу или задержать её возвращение, превратится она в смертоносную змею. Самого его хватит удар и поразит все члены тела его. Громким голосом станет он молить о пощаде, но мучения прекратятся только вместе с жизнью его. Книжные черви будут глодать его останки, подобно никогда не умирающему червю тления. А когда он предстанет на суд истинный, поглотит его на веки вечные адский огонь» – протрубила басом, подстраиваясь непонятно под кого библиотекарша.

– Правда, что ли? – не поверила Ли.

– Чистая правда, – подтвердила Ядвига Кудерметовна. – Сермяжная правда. Держи! – вручила она, наконец, книгу девочке. – Надо написать такое же объявление крупными буквами и повесить его здесь. А то все норовят книгу задержать.

Ли жадно схватила книгу – с обложки смотрели на неё огромные нарисованные детские глаза, в которых плескались русалки, летали лебеди, ухмылялся чертик из табакерки – вся честная андерсеновская компания присутствовала в этих глазах… Засмотревшись, Ли врезалась в лбом в дверной косяк.

– Смотри – церковь не снеси, читательница, – напутствовала её Ядвига Кудерметовна. – Она и так еле дышит.

И Ли, потирая ушибленный лоб, обещала поберечь церковь.

_______________________

* Фру – обращение к девушке (перевод с датского)

ГЛАВА 3. УРСУЛА

Одного она узнала сразу – зеленый, огнедышащий, три головы, как в сказке. Второй был, похоже родственником, но с одной головой. Может, младший брат, у которого не все головы ещё выросли по причине юного возраста?

Этот второй мог съесть её сразу, прямо в сыром виде и в одежде, похрустывая косточками, или, не заморачиваясь, проглотить целиком. Первому вполне по силам было сначала зажарить Ли, а потом горяченькую съесть. Лично она бы выбрала второй вариант. Но её мнение никого сейчас не интересовало.

Оба чудища смотрели на неё во все глаза и облизывались. Видимо, она выглядела очень аппетитно и вызывала у этих товарищей обильное слюноотделение.

Когда Ли осознала, что выглядит для драконообразных родственников всего лишь обедом, ей стало страшно. А убежать не было никакой возможности. Все пути заблокированы: позади скалы и море, впереди эти монстры, преградившие своими гигантскими чешуйчатыми хвостами пути к отступлению.

Так они и смотрели друг на друга. Долго ли продержаться, не решаясь попробовать? Кто из них кинется первым на Ли? Родственники, похоже, тоже размышляли над этим вопросом. И Ли стало вдруг все равно – съедят-не съедят – это же не по-настоящему. Она ведь ещё не родилась даже. Она просто гостит в прошлом. Правда, драконы, вряд ли, об этом догадываются. Что ж, съедят так съедят, тем более так ужасно холодно на улице. Хоть в животе у них согреюсь, – смирилась Ли.

Она обречённо присела на камень и закрыла голову руками , чтобы не видеть процесс собственного съедения.

– Иди сюда, – зашипел кто-то за камнем, и вполне человеческая рука вцепилась в её рукав, утащила в щель между камнями. Страшилища было ринулись за ней, но протиснуться между валунами со своими габаритами не смогли. Они огорченно поревели вокруг пещеры, один даже пытался дунуть в щель огнем, но камни на обжигание реагировали равнодушно.

Когда глаза Ли немного привыкли к темноте она разглядела человеческий силуэт. То был Мирон.

– Ты откуда здесь? – спросила она.

– Оттуда откуда и ты. Из библиотеки, – ответил он. – Вот попали!

– Куда попали?

– А ты не видишь куда? – кивнул в сторону бесновавшихся вокруг валунов чудищ Мирон. – В доисторическую эру. Как отсюда выбираться и причём тут книжки – не знаю.

– Какие книжки? – спросила Ли, не понимая к чему он клонит.

– Ты ещё не вникла, что ли? – удивился Мирон. – А ну, ты же в первый раз…

– Во второй, – поправила его Ли. – Первый раз я была у Андерсена, в сырой тесной вонючей комнатенке с огромными тараканами, – рассказала Ли, разводя руки в стороны, чтобы показать размеры таракана.

– Понятно. Зато здесь не тесная и не вонючая комнатенка, а большая пятикомнатная пещера со всеми удобствами, – развёл руки в стороны Мирон, приглашая полюбоваться «апартаментами».

– И дальше? – прервала его Ли.

– Что дальше? – не понял Мирон.

– Дальше будешь объяснять? Или будем упражняться в остроумии?

– Короче, – смилостивился Мирон. – Нас периодически забрасывает в разное время, но всё это связано либо с сюжетом какой-нибудь книги, либо с писателем её написавшим. По крайней мере, у меня так было. До сегодняшнего дня. А сегодня вообще ничего не понятно. Я, конечно, мечтал попасть в динозавровое время, но думал в энциклопедию попаду или в какую-нибудь фантастику. А тут непонятно что. Два этих чудища загнали нас в пещеру и как отсюда выбраться? И вообще они из разных миров – видно же.

– Они не из разных миров, – сказала Ли. – Они из разных книжек.

Мирон посмотрел на неё с уважением:

– Соображаешь!

– Соображаю, – согласилась Ли. – Но что делать со всем этим не соображу никак.

– Надо определить для начала, кто из какой книжки, – предложил Мирон.

– Одноголовый точно из энциклопедии. Видно же, что настоящий динозавр.

– Ты энциклопедию-то видела? – усмехнулся Мирон. – Это типичный тиранозавр.

– Можно подумать ты видел энциклопедию. И даже, наверное, листал, – съязвила Ли.

– Не листал, но видел. В инете. Я вообще динозаврами увлекался в четвёртом классе. Все про них знаю. Такой тиранозавр обитал на территории Азии и Северной Америки в конце мелового периода. Его вес более 4 тонн, а высота 6 метров. А зубы его длиной 15 сантиметров! Вот.

– Ужас какой! – содрогнулась Ли. – Видела я эти зубы. Ничего хорошего ждать от них не приходится…

– Бывают и побольше раз в сто, – усмехнулся Мирон. – А вот второго я не знаю. Наросты на спине, как у стегозавра – но тот, относится к растительноядным динозаврам, а этот не похоже, чтобы… Крылья… Из летающих я знаю только рамфоринха и птерозавра, но у них крылья больше были, а эти уж совсем игрушечные по сравнению с телом. Зубы как у акулозубого ящера – кархародонтозавра. В общем, всё намешано во втором. Не знаю. Может, это гибрид или, как его там – метис. Мама у него – стегозавр, папа – птерозавр, дедушка вообще какой-нибудь трицератопс… Хотя рогов вроде у этого нет, а трицератопсы рогатые…

– Запутал ты меня своими заврами, ратопсами, – перебила Ли. – Сколько будешь перечислять?

– Их известно более 500 видов…

– Ага, до утра будешь рассказывать и про всех не расскажешь. – подвела итог Ли. – Разве не видно, что он не настоящий динозавр, а сказочный. Видишь какой зелененький, аккуратненький, закруглённенький весь. И три головы! И огнём пышет. Это же Змей Горыныч!

– Точно! – обрадовался Мирон. – Ну, ты голова! Теперь мы всё про них знаем!

– И чего нам с этими знаниями делать? – спросила Ли уныло.

– Ну, наверное, где-то должно быть написано, как с этими рептилиями найти контакт, – начал рассуждать Мирон.

– Где? Ты думаешь в конце мелового периода были книги. Кстати, а в каком году этот меловой период был?

– Ну, наверное, где-то 80 миллионов лет назад. Точно не скажу, но это палеозойская эра, – выдал Мирон.

– Ни фига себе! Это куда ж нас занесло? – Ли поднялась и, освещая себе дорогу айфоном, отправилась изучать пещеру. Мирон поплёлся за ней.

– А когда они вымрут? – с надеждой спросила Ли. – Они ж должны когда-то исчезнуть.

– Ну, примерно в конце этой эры и вымрут, – ответил Мирон.

– А когда будет конец эры? Ты можешь выдавать информацию сразу и до конца? – начала терять терпение Ли.

– Ну, ждать придется еще примерно 30-40 миллионов лет, – обрадовал Мирон.

– Классно! Будем ждать, чего нам еще остаётся? Смотри! – Ли посветила на стену, и они увидели, что стены пещеры изрисованы какими-то детскими рисунками. Были здесь человечки, какие-то козы с рогами и непонятные полосатые треугольники. Один человечек сидел верхом на большой птице.

– Я поняла, нам надо вылететь отсюда на птице, – догадалась Ли.

– Ага, – кивнул Мирон. – У меня только два вопроса: где взять птицу и куда лететь? – он показал пальцем на каменные своды, на небо совсем не похожие.

– Может, из этой пещеры есть другой выход и там этих птиц – просто завались, – сказала Ли и направилась дальше.

Они шли уже минут сорок, но выходом и не пахло. Зато запахло водой. Вернее, зажурчало.

Вскоре взору предстало огромное озеро, которое будто светилось изнутри голубоватым светом. При этом, дна у озера видно не было. Ли с Мироном присели на краешек водоёма отдохнуть.

– Интересно, можно пить эту воду? – спросила она.

– Думаю, можно, – ответил Мирон. – 80 миллионов лет назад вода ещё везде была экологически чистой. – Он склонился над озером и попил: – Нормальная вода.

Ли последовала его примеру. Глаза её оказались совсем близко к воде, и она увидела, как глубоко-глубоко, в недрах, что-то забурлило и начало подниматься вверх.

– Что это? – отпрянула она от поверхности.

– Где?

– Вон, смотри-смотри, поднимается…

Мирон не успел ответить – из озера, буквально как пробка из бутылки, выскочило что-то большое и мокрое. Дети с визгом спрятались за камень, а большое и мокрое отряхнулось, будто громадная собака, окатив всю пещеру водопадом брызг, и взору предстала громадная птица с выдающимся клювом и длинным гребешком на затылке.

– Птеранодон, – прошептал Мирон. – Из отряда птеродактилей.

– По-русски можно? – прошипела Ли, которую начали уже раздражать эти глубокие энциклопедические, но бесполезные познания.

– Летающий динозавр без зубов, – объяснил Мирон.

– Слава Богу, что без зубов, – обрадовалась Ли и бесстрашно выпрямилась во весь рост.

Птеранодон издал громкий, но совсем не страшный приветственный крик, похожий на крик чайки, гребешок его встал по стойке «Смирно!», как у попугая. Кажется, он не был настроен воинственно.

– Если у него нет зубов, это не значит, что он не сможет тебя проглотить, – обрадовал Ли Мирон, который всё ещё прятался за камнем.

– А чем он вообще питается? – спросила Ли, не размыкая губ, продолжая приближаться к летающему динозавру.

– Рыбой, в основном, – ответил Мирон.

– Надеюсь, от меня рыбой не пахнет, – сказала Ли и остановилась в двух шагах от птеранодона:

– Хорошая птичка, красивая птичка, – приговаривала она, протягивая руку к динозавру.

Птеранодон выдал что-то мурлыкающее, – он явно был доволен, что его так ласково называют. Вытянул шею, подставив голову для поглаживания. Гребешок его вытянулся вдоль затылка и мелко-мелко затрепетал. А уж когда Ли погладила его, птеранодон даже от удовольствия закрыл глаза и заурчал.

– Видишь, что ласка делает с человеком! – сказала Ли назидательно в сторону Мирона, продолжая поглаживать гигантскую птичку.

– С динозавром, а не с человеком, – поправил Мирон, вылезая из-за камня.

– Тем более. Потому эти монстры на улице и злые такие, что их никто никогда не гладил, да, Урсульчик?

– Какой он тебе Урсульчик? – ревниво спросил Мирон.

– Такой. Ему имя это подходит. Слышишь, как он чирикает-мурлыкает: уррррсуль-урррсуль…, – Ли чесала Урсулу шейку, как коту, а он, что называется, балдел и рокотал какими-то неведомыми механизмами внутри себя.

Мирон прислушался, звуки действительно были «урсулистыми», но вслух ничего не сказал. Ему было немного стыдно, что он сам, в отличие от этой бесстрашной девчонки, так долго боялся подойти к ящеру. Но Ли, казалось, на этот факт не обратила никакого внимания.

– Вот Урсул нас и вывезет отсюда, – сказала она. – Вывезешь, Урсул?

Урсул был на всё согласен, похоже он влюбился в эту Ли.

– Мы сядем тебе на шею, понял? – объясняла она динозавру, похлопывая его по шее. – А ты нас унесёшь куда-нибудь подальше, где нет твоих собратьев Змеев Горынычей и тиранозавров, ладно?

Не дожидаясь ответа, Ли стала карабкаться к птеродактилю на шею. Он терпеливо ждал и даже подставил крыло, чтобы ей поудобнее было залезть.

– А если он нас унесёт к своим детям в гнездо и скормит им на ужин? – спросил Мирон.

– Не скормит, мы ж не рыбы, – успокоила его Ли. – И вообще, по ходу действия решим, что делать. Не сидеть же здесь 30 миллионов лет, ожидая пока динозавры переумирают. Ты едешь или нет?

Урсул тоже чего-то подгоняюще квакнул. Похоже, он был с Ли заодно.

И Мирон покорно вскарабкался на спину ящера.

То, что случилось дальше, случилось очень быстро, если не сказать молниеносно. И обсудить это действие дети смогли лишь после того, как оно свершилось. Раньше они были просто не состоянии.

Урсул стремительно взмыл вверх, потом ещё более стремительно нырнул с не успевшими даже испугаться детьми в озеро, вынырнув из него через полсекунды уже с другого конца. Аккуратненько стряхнул судорожно вцепившихся в его перья всадников прямо на травку на берегу. И, сложив крылья, устроился рядом.

Всё путешествие заняло не более двух минут.

– Что это было? – спросила мокрая Ли, пытаясь разжать онемевшие пальцы, из которых торчали перья Урсула.

– Не знаю, – простонал Мирон. Его руки тоже были полны перьев.

Птеранодон же спокойно приглаживал клювом прореженное оперенье.

– Надо взять с собой эти перышки на память, – сказала Ли. – Смотри какие они красивые: сверху чёрные, снизу белые, похожие на перья гуся.

– Где ты видела такого гигантского гуся? – спросил Мирон. – Я случайно не поседел? – он поворошил свои волосы.

– Не поседел и не полысел, – успокоила его Ли. – Полёт прошёл нормально.

Урсул вдруг издал какой-то очередной подвид птичьего крика, и к нему со скалы спикировали два таких же летающих динозавра, только маленьких.

Динозаврики в клювах принесли по целой связке бананов. Всё это с утробным урлюлюканьем они сложили к ногам детей.

– Ничего себе, бананами угощают, – опешил Мирон.

– Спасибо, дорогой Урсул, – сказала Ли, отрывая один банан.

– Наверное, это не Урсул, а Урсула, – выдал Мирон, запихивая в рот банан. – Видишь, детки у неё – птенчики, – ухмыльнулся он.

Ли ничего не имела против Урсулы.

Они съели по пять бананов каждый, и их потянуло в сон. К тому же и солнце над долиной стало садиться. Ли положила голову на тёплый бок Урсулы. Рядом пристроились урсулята, потом, немного погодя подполз и Мирон. И компания сладко засопела на свежем палеозойском воздухе.

Проснулась Ли в библиотеке, на раскладушке, под пледом. На соседней – сопел Мирон. В двери залязгал, поворачиваясь ключ – Ядвига Кудерметовна пришла на работу.

– Проснулись? – спросила она с порога, выгребая из сумки на стол пирожки, яблоки, хлеб, варёные яйца и банку с компотом. – Ну, вы поспать, молодежь! Два дня спите. Я уж вас будить не стала, сказала Илье Николаевичу, который позавчера за тобой приходил, пусть, мол, отоспится дитя на раскладушке. Не иначе, как в мезозой вас засосало?

– В палеозой, – поправила её Ли.

– Ничего себе! – удивилась Ядвига Кудерметовна. – Ну, и как там, в палеозое-то, сегодня?

– Динозавры одни, – отмахнулась Ли.

– Динозавры… – мечтательно протянула Ядвига Кудерметовна. – Хоть бы одним глазком… Ну, садись завтракать, – пригласила она. – Расскажи, как они там поживают.

Ли принялась рассказывать про Урсулу и её детёнышей.

– Вот ведь, практически из любого рассказа может получиться сказка. Нужно только вовремя остановиться, - изрекла Ядвига Кудерметовна, и Ли посчитала, что эта мысль достойна её «Книги мудростей».

ГЛАВА 4. МЁРТВАЯ ПТИЦА

Про фламинго Ли знала только одно, что они бывают розовыми. Но сейчас перед ней был абсолютно красный фламинго. И абсолютно мёртвый. Кроме того, он был непонятным образом вертикально прикреплён на доску, типа огромного мольберта, причудливо изогнув шею вниз.

Напротив неподвижной птицы суетился художник с длинными тёмными волосами и накинутой на плечи шкурой леопарда. Он старательно перерисовывал мёртвого фламинго на другой мольберт.

Наверное, Ли издала какой-то шорох, потому что художник вдруг обернулся к ней и приветливо улыбнулся.

– Нравится? – спросил он, кивая на мёртвую птицу. Это солнечнорожденная птица – красный фламинго, очень редкий экземпляр.

– Нет, – Ли замотала головой и сморщила нос.

– Наверное, пахнет неприятно? – догадался художник. – Третий день висит…

– Почему он мёртвый? – перебила Ли.

– А как же прикажешь писать его портрет? – удивился художник. – Ведь он не будет, подобно человеку, сидеть по пять часов в день, позируя художнику.

– И для этого вы убили этот редкий экземпляр? – возмутилась Ли.

– Ну, да, – подтвердил художник, не находя ничего ужасного в своем поступке. – Меня зовут Джон Джеймс Одюбон. Орнитолог и художник. Я делаю книгу «Птицы Америки». А вас, мадмуазель, как величать?

– Ли, меня величать, – ответила Ли. – Я человек, который не любит читать книги.

– Я тоже не люблю их читать, – обрадовался Одюбон. Похоже, он готов был радоваться всему. – Мою книгу не надо будет читать. Мою книгу надо будет только смотреть – все птицы будут в натуральную величину нарисованы, полюбуйтесь. – И он быстренько принёс из другой комнаты рулон бумаги, принялся его разворачивать, демонстрируя Ли попугаев, лебедей и селезней.

– Вы их тоже убили? – ужаснулась Ли.

– А как же! – хвастливо подбоченился Джон Одюбон. – За каждой охотился лично с ружьем по самым непроходимым местам Америки. Потом каждую прикреплял проволочками к доске, придав ей какую-нибудь естественную красивую позу, и рисовал-рисовал… Тяжёлый труд, признаюсь. Но интересный! Орнитологический.

– А сфотографировать не проще? – спросила Ли, борясь с желанием прикрепить Одюбона к мольберту проволочками вместо фламинго.

– Как это? – вскинул смешные полукруглые бровки художник.

– Вот так! – Ли навела свой планшет на фламинго, щелкнула и развернула экран к Одюбону.

– Это что? Зеркало? – спросил он, вертя планшет так и эдак. – Нет, вроде, не зеркало… Удивительно. А как это ты сделала? Поразительно!

– Понятно, – Ли не очень-то вежливо отобрала планшет. – Какой сегодня год тут у вас?

– 1820-й, – сказал Джон. – 12 июня.

– А фотография у нас когда появилась? – забормотала Ли, набирая на планшете запрос. – Блин! Здесь же нет интернета, – выругалась она. – Наверное, она появилась позже.

– Кто она? – спросил ничего не понимающий Одюбон.

– Фотография, – пояснила Ли. – Если б у вас была фотография и фотоаппараты, как у всех нормальных людей, можно было не убивать птиц, а просто фотографировать их для вашей дурацкой книги. Из фоторужья, например.

– Почему дурацкой? – спросил Одюбон, даже не обидевшись на такую оценку своему труду.

– Потому что ни одна книга не стоит того, чтобы из-за неё убивали.

– Но многие орнитологи благодарят меня за этот труд, – Одюбона, похоже, немного начали задевать обвинения этой странной девчонки.

– А мама его вас благодарила? – Ли кивнула на фламинго. – За то, что вы убили её дитёныша?

– Мама? – у Одюбона снова скруглились и полезли наверх бровки, грозясь испортить прическу. – Вы полагаете у него есть мама?

– Я полагаю, что мамы есть у всех. Даже у вас.

– Да… Но он ведь птица, а птица вылупляется из яйца. Даже солнечнорожденная птица вылупляется из яйца… Это солнечнорожденный фламинго.

– А яйцо с неба, что ли, сваливается? Или с солнца? – не выдержала Ли, психанув. – Это даже в школе проходят по биологии. Вы что в школе не учились?

– В школе нас учили, что ради науки можно идти на любые жертвы! – пафосно произнес Одюбон, откинув свои волосы на леопардовую спину.

– И школа эта, наверное, 119-я? – ухмыльнулась Ли.

– Я учился в военной школе, во Франции, – гордо отчеканил Одюбон, вытянувшись по струнке и расправив плечи.

– Понятно, – вздохнула Ли. – Значит, убивали и будем убивать.

– В Америке 1065 видов птиц, – сказал Джон с вызовом. И взлохматил волосы. – Они все, в естественную величину, должны присутствовать в моей книге. На неё уже даже сам король соединенного Королевства подписался. Через подписку собираю деньги для будущего фолианта.

– От меня денег не дождётесь, – отрезала Ли. – Если только убьёте, как эту птицу и выпотрошите карманы.

– Я бы предпочел вашей кожей взять, – мрачно заявил Одюбон, проведя перепачканной красками ладонью по её руке. – Мягкая кожа, для переплёта сгодится.