Любить Дженевив

Николь Ава Келлер

Любить Дженевив

Посвящается тем, кто любит злодеев.

От Томаса

Мне бы очень хотелось, чтобы вы полюбили её так же сильно, как люблю её я. Очаровательную, изысканную, таинственную и невероятную. Мою Джен. Смотрите на неё так, словно она – ваш последний шанс на беззаботную жизнь. И никогда не пытайтесь оскорбить её своим осуждением. Думаю, она всегда знала, что делает. Всё, что оставалось мне, – это безответно любить её. Позволить сердцу гнить, придушив в себе здравомыслие, от непонимания, но осознания всей вмиг свалившейся на меня правды.

1

Я заправила за ухо выбившуюся прядь волос цвета льна с карамелью и отвернулась, пропуская мимо ушей монотонные речи священника. Погода в день похорон насмехалась над нами. Вечерний ветер, пропитанный моросью, нёс с собой едва уловимый аромат тлена. Плотный утренний туман окутал горстку скорбящих, столпившихся у края свежевырытой могилы. Я потёрла озябшие ладони, сделала шаг вперёд и бросила на крышку гроба одинокую жёлтую розу.

Дакота мертва. Студентка второго курса жестоко растерзана и найдена у порога часовни. Лондон уже начал шептаться, и почти каждый повесил преступление на группу сектантов из ближайшего посёлка, якобы рыскающих по лесу в жажде крови и божьего благословения. Но на самом деле они никогда не марали руки человеческой кровью. Истина в том, что полицейские гоняются за призраками, избегая встречи с настоящим мясником. Мы – та правда, которой они страшатся.

Томас взял меня за руку, отчего я громко втянула ноздрями воздух; делать подобное на людях совсем не этично. Я украдкой взглянула на его лицо и заметила, как уголок его губ приподнялся. Восхитительный джентльмен со второго курса, который отдал своё сердце естественным наукам, смотрел на меня своими большими глазами, словно мы не находились на похоронной церемонии, и он вовсе не нарушал приличия.

– Патологоанатомы находят смерть красивой? – спросил он, шмыгая носом от осеннего холода.

– В каком-то смысле. – ухмыльнулась я, всматриваясь в его лицо. – Скорее манящей. Для людей, имеющих отношение к медицине, смерть подобна религии. Тьма отвечает нам холодным, пустым взглядом, в котором мы ищем намёк на продолжение жизни, а не дразнящее нас вечное «ничто».

– Как поэтично, Морис. – Томас улыбнулся и отпустил мои пальцы. – Возможно, стоило отдать предпочтение книгам?

Я закатила глаза.

– Как вам спектакль? – вмешался Теренс. – Думаю, Дакота была бы в восторге.

– Спектакль? – поморщилась я, взглянув на друга через плечо. – Мы на похоронах, Теренс. Такое даже для тебя чересчур.

– Она ведь хотела быть актрисой, – начал оправдываться он. – Думаю, столько внимания, пусть даже и после смерти, ей наверняка в радость.

– Ненавижу кладбища. – Мэгги окинула меня стеклянными от ветра глазами, тут же поджав губы. – Этот инспектор с нас глаз не спускает. Если он догадается…

– Не догадается, – не дала закончить я. – Ведём себя, как подобает скорбящим, но не переигрываем; как я и говорила, никаких слёз. Они знают, что мы не скорбим.

Мои друзья закивали головами. Томас пристально посмотрел мне в глаза, выискивая в них хоть каплю сожаления. Нет, не сегодня. Я расправила плечи и пошла вслед за толпой серых лиц, которые, словно привидения, двигались к своим автомобилям. Мисс Крессит останется даже в самых гнилых сердцах. Те, кто любил её, будут носить жёлтые розы на её могилу каждые выходные. И, несмотря на всю скорбь, любовь и сожаление, тех, кто ненавидел её, всегда будет больше.

***

Я встряхнула мокрыми волосами и закуталась в полотенце. Сквозь морось в небольшое, высоко расположенное окно, до которого я не дотягивалась, пробивались лучи утреннего солнца. После отъезда матери в Америку в моём доме стало совсем тихо. В гостиной больше не пахнет выпечкой, а огонь в камине приходится разжигать самостоятельно, ведь мать распустила всех слуг. Она считает, что жизнь в Академии пойдёт мне на пользу больше, чем холодное пустующее поместье. Признаться, сосуществовать с ней, когда она находится за восемьсот миль от Лондона, гораздо проще, ведь мы слишком разные для совместной жизни. Моя мать – морской биолог, как и её новый муж. Научные экспедиции – их лучшие свидания. Моя страсть к судебной медицине вызвала бурное негодование с их стороны. Тема смерти стала недопустимой, и как будущий судмедэксперт я, признаться, от этого страдала.

Пройдясь расческой по спутанным локонам, я вновь мельком взглянула на письмо, отправленное тётушкой из самой Венгрии. Я не решалась отправить ответ, как и она не соизволила явиться на похороны отца.

В моей комнате пахло вишней. Палочки благовоний, подаренные Иден на прошлое Рождество, дымились в небольшой вазочке, наполняя комнату приторным ароматом. Их привёз её отец из каких-то дальних, наиболее приближенных к холоду стран. Я раздвинула шторы и выглянула на улицу, окутанную плотным туманом, сквозь который пробивался белоснежный свет уличных фонарей. Лондон – город-призрак. Здесь живут людские осязания, разочарования, потери и без конца бурлящие страхи. Осенний час – самое тёмное время для Англии.

Я сморщила нос, будто в воздухе запахло разложением. Дразня лёгкие свежей порцией воздуха, я подошла к шкафу и выудила из него платье с двумя подкладками и приятной для глаз алой юбкой. Верх казался мне нудным – корсет и уплотнённые красные рюши.

На первом этаже раздался мимолётный цокот, за которым последовал настойчивый грохот в дверь. Я накинула пальто и сбежала по лестнице. Признаюсь с долей стыда: мой дом нельзя назвать уютным; скрипящие двери, роскошные ковры, а на стенах – гобелены с изображениями диких зверей. Мой отец при жизни любил охоту.

Я открыла дверь и оперлась на дверной косяк. Бледное лицо моего товарища, казалось, сияло под прикосновением прохладных дождевых капель. Губы скрывал густой табачный дым, который окутывал непроглядной пеленой его тёмную фигуру. Он выбросил окурок в мокрую траву, после чего решительно переступил порог и встряхнул влажными волосами в миллиметре от моего лица. На его устах заиграла лукавая улыбка, которая сияла ярче, чем золотистые пуговицы на его сюртуке.

– И вам доброе утро, Томас. Никаких манер.

– Это не то, чем я могу похвастаться.

– Чтобы завоевать сердце девушки, быть просто «отличным учёным» недостаточно.

– Значит, вы, мисс Морис, признаёте, что я способен завоевать ваше сердце?

– Нет, я так не думаю.

– Ох уж этот твой властный тон.

Томас дьявольски усмехнулся, прежде чем раскрыл зонт над моей головой. Под ногами скрипел мокрый асфальт. Земля казалась дикой, голодной, и я могла сказать наверняка: Томас тоже ощущал это. Мальчик, которому свойственно чувственное восприятие мира. Зачастую он вёл себя, как перевозбудившийся ребёнок. Носился туда-сюда, но, когда дело касается науки, острые черты его лица обретают чрезмерную серьёзность.

Как истинный джентльмен Томас открыл мне дверь, и я села в автомобиль, пряча руки в складках юбки. Я пыталась рассмотреть вид за запотевшим стеклом: улица, затерявшаяся среди клубов видимого аэрозоля и лёгкого осеннего дождя. Мы переглянулись, прежде чем машина тронулась с места. Томас барабанил пальцами в перчатках по рулю, отбивая неровный ритм.

Мои ладони вспотели. Я развязала шарф и откинулась в пассажирском кресле, наблюдая, как свинцово-серые тучи пускают по небесным просторам первые искрящиеся молнии. Ветви за окном свистели, подчиняясь резким порывам колючего ветра. От представления прикосновений его костлявых пальцев мне становилось дурно. Никогда не любила сырость. Томас остановился на опушке наполненного жизнью леса возле усадьбы. Резиденция Креста – аристократы, самые богатые люди Лондона. Здесь проживает губернатор со своей семьёй. Слуги готовы драться за рабочее место, ведь, несмотря на скверный характер, мистер Креста платит щедро.

Томас продолжал постукивать пальцами по рулю, при этом напряженно поглядывая на приоткрытый портсигар. Он пытался бросить курить, что казалось мне невозможным, ведь все наши друзья в этом плане грешны. Мои губы дрогнули в улыбке. Я вздохнула и потянулась к портсигару, на что Томас мягко шлёпнул меня по руке.

– Мне известно, что профессор Руссу предпочитает не тратить время на глупые вопросы. Выкуришь сигарету – считай, провалила своё первое вскрытие.

– Печёшься о моей успеваемости? – Я прищурилась, всматриваясь в его лицо.

– Не хочу, чтобы меня обзывали «другом неудачницы», – ответил он, пожимая плечами.

– Очень смешно, Кларенс, – ответила я, закатывая глаза. – Никто не даст мне в руки скальпель.

– Почему ты так категорична? – удивился он. – Если твоё предназначение – копаться в разлагающихся телах, запасись терпением и жди, когда подвернётся случай сделать это полноценно и блестяще, Дженевив.

Задние двери открылись, и ледяной ветер мгновенно хлестнул меня по щекам. Мой наполовину спящий друг упал на сидение, прежде подложив небольшой портфель под голову. Его растрёпанные белокурые, как только что выпавший снег, волосы знатно намокли. Прозрачные капли скатывались по лбу, прежде чем упасть на шерстяные тёмно-синие коврики. Джереми укутался в кремового цвета пальто, открыл глаза и лучезарно улыбнулся. Порой он напоминал мне Чеширского кота из сказки.

– Выглядишь очень «отдохнувшим», – заметила я. Томас выехал на дорогу.

– Чувствую себя так же. – Он вздохнул и приподнялся. – У меня сегодня вводной курс по защите прав, так что порядок.

– И каково это? – поинтересовался Томас.

– Что именно? Перебрать с настойкой в день вводного курса по защите прав или учиться на юридическом факультете?

– И то, и другое.

– И то, и другое – гадость, Томми. Веди автомобиль осторожно; не хочу, чтобы меня стошнило на твои синие коврики.

Я прислонилась щекой к окну, наблюдая, как лес движется в одном темпе с нами. Джереми задремал под слащавый говор Томаса с безупречным британским акцентом, которым я без конца восхищалась. Порой, если говорить честно, даже немножко завидовала. Я украдкой посмотрела на него: длинные, беспрерывно дрожавшие ресницы делали его лицо ещё более изящным. Он сжал губы в одну ровную полоску, неотрывно наблюдая за усыпанной пожелтевшими листьями дорогой. Он садовник, который сделает для своего сада всё, что может, и даже больше. Томас готов состригать каждый листик, заботясь о своём будущем. Именно поэтому его покойный дедушка сделал всё возможное, чтобы его внуку досталось место в Академии.

Академия Святого Марка спрятана за двумя толстыми горами. С высоты Академии можно было увидеть изумрудного оттенка озеро. Одинокая и недоступная для простолюдинов, она славилась своей потрясающей учебной программой. За место в Академии боролись даже иностранные студенты, что уж говорить о британцах.

Центральный корпус делится на два общежития – мужское и женское. Мы нередко остаёмся там в зимнее время, когда начинаются циклоны и погодные условия становятся непредсказуемыми. К примеру, таинственная мгла, окутывающая горные склоны. Или ледяной ветер, треплющий облысевшие ветви деревьев. Осенью, пока есть возможность, мы предпочитаем коротать время в собственных поместьях, по крайней мере, так было до тех пор, пока моя восхитительная мать не распустила всех слуг и не сослала меня с вещами в Академию.

Я застегнула пальто на небольшие пуговицы и укуталась шарфом, пока автомобиль мчался по крутой дороге вверх. Позади нас – пять дорогостоящих машин и шесть возбуждённых студентов. Джереми устало потёр глаза и откинулся на сидение. Его пушистые волосы спадали на лоб, прикрывая брови. Томас остановился у ворот и, пока дворецкий Константин приветствовал вновь прибывших, рылся в бардачке в поисках моих перчаток.

– Оставь, нам ведь недолго торчать на улице, – мягко сказала я.

– У тебя быстро немеют пальцы, – заметил он и протянул мне найденные перчатки.

Томас припарковался и вышел на улицу, чтобы раскрыть зонт над моей головой. По небесной глади пронесся раскат грома, как предвестник грозы. Погода в горах не щадящая. Я взяла Томаса под руку и встала за небольшой группой студентов, которые расписывались кровью в дневнике Святого Марка.

– Омерзительно. – Джереми недовольно цокнул языком. – Ненавижу иглы, в особенности ржавые и старые. Почему расписываться нужно именно кровью? Во мне есть жидкости и поинтереснее.

– Я чувствую этот чудесный аромат, мистер Креста. Поменьше разговаривайте, иначе к занятиям вас не допустят, – пробубнил дворецкий Константин, отчего я негромко рассмеялась.

– Это олицетворение клятвы. Кровь символизирует верность, в данном случае – правилам Академии, – философствовал Томас.

– Тогда я могу не расписываться.

Я усмехнулась и шагнула вперёд. Директор Кавендиш сдержанно кивнул нам и протянул дневник из пожелтевшего пергамента. Я перевернула страницу и позволила дворецкому проткнуть мне палец. Кровь начала просачиваться сквозь тонкий лист. Я провела концом пера в попытке вывести аккуратные заглавные буквы. Директор был немногословен, но его лицо выражало явное удовлетворение.

Пройдя формальности, мы проследовали в вестибюль. В огромном камине потрескивали дрова. Мерцающий огонь отбрасывал причудливые тени на студентов, которые расположились на небольших кожаных диванчиках. Справа – широкая лестница, разделяющая помещение надвое. Пространство объединяли молочно-кровавый оттенок стен и красное дерево.

Томас поспешно вступил в разговор с одним из профессоров, преподающих естественные науки второкурсникам. Джереми болтал со своими сокурсниками, а я выискивала полусонные лица друзей в толпе первокурсников. Директор Кавендиш, скрипя зубами, всматривался в возмутительно счастливые лица Теренса и Иден.

– Иден что-то приняла, уж больно весёлая, – заметил Томас.

– Она всегда «что-то» принимает, и это «что-то» – заваренные травы, которые помогают держать нервы под контролем, – вмешалась подруга, прислонившись плечом к стене. – Твоё стремление к совершенству – это чудесно, но прекрати пытаться исправить нас, Томми.

– Я и не пытался, – явно оскорблённый, Кларенс поспешно отвернулся.

Иден, взяв меня за руку, невольно сдержала мой порыв прижать юного учёного к своему сердцу. После смерти дедушки Томас позволил своей чрезмерной заботе окутать нас, словно пуховым одеялом. И я не возражала, стремясь предотвратить превращение его сердца в одну большую анестезированную рану. Теренс мягко стукнул его кулаком в плечо, на что Кларенс ответил лишь сдержанной улыбкой.

Директор Кавендиш поднялся на несколько ступеней, возвысившись над студентами, словно над муравейником, который жаждет раздавить ногой. Дворецкий, утерев бусины пота носовым платком, помчался навстречу опоздавшим. От бархатного голос мужчины, которому на вид было не больше сорока пяти лет, отвлекал волшебный аромат свежеиспечённых булочек с корицей. Повара с наступлением рассвета творят кулинарные шедевры для праздничного ужина. Я вздохнула, сдерживая улыбку, ведь директор буравил меня взглядом.

– В первую очередь хочу поприветствовать первокурсников. Если вы здесь, значит, ваше развитие в выбранном вами направлении приемлемо. Справа, – директор махнул рукой на раздвоенную лестницу позади себя. – комнаты для леди. Соответственно слева – территория джентльменов. Попрошу соблюдать правила приличия и не покидать свои комнаты после полуночи. Если Константин поймает вас, ваше обучение в Академии Святого Марка закончено.

– Вот что происходит с мужчинами, когда они не женаты, – прошептала Иден мне на ухо.

– У тех, кто прошел на второй год обучения, есть повод для гордости. Поздравляю вас с законченным первым курсом и спешу сообщить, что ваш отдых завершен. Отныне профессора будут лишь направлять вас; каждый ваш день будет строиться на практике и самостоятельности.

– Поэтому стоит воздержаться от употребления, дабы не спутать кишки с цветами, – сказал Томас, вынуждая Иден скорчить недовольную рожицу.

– Третий и четвёртый курсы, добро пожаловать домой. Как и второй курс, вас ожидает практика. Четвёртый курс, в декабре профессора распределят вас в соответствии с вашими профессиями по разным странам, где вы будете сдавать свой последний экзамен. А теперь первокурсников прошу следовать за горничными. Они отведут вас в комнаты. Остальные – на занятия.

Томас отвесил мне джентельменский поклон и поспешно зашагал в сторону пятого корпуса. Я вышла на улицу, сильнее кутаясь в верхнюю одежду. Под искрящимися молниями я мчалась к седьмому корпусу – с остроконечными башнями: отдалённое место для тех, кто любит копаться в разлагающейся плоти. Я нырнула в нужные двери и протянула горничной пальто. С этого года служанки блуждали, словно привидения, – молча. За пустую болтовню студентов лишали стипендии, а служанок – работы. Академия Святого Марка жила поддерживаемыми директором старыми законами.

– Прошу всех в класс, – сказал мистер Руссу, распахнув двери.

Я невольно выпрямилась под тяжелым взглядом профессора. Порой его глаза наполнялись злодейским сиянием, которое стремительно проникало в сердца наиболее приближённых к смерти. Под руководством и тяжёлой рукой Эдмунда Руссу не было верующих. В классе анатомического театра мы все были грешны.

Я присела на высокий стул, наблюдая, как профессор проследовал к укрытому белой тканью хирургическому столу. В воздухе витал запах карболовой кислоты и разложения, от которого только лишенный обоняния не способен ощутить рвотные позывы. На полу – опилки. Томас был прав: Руссу никогда не тратит время попусту.

– Кто скажет мне, – вдруг произнёс он, – в чём заключается привлекательность яда для убийцы?

– В его незаметности, – ответила Мария.

– В какой-то мере да. – Профессор кивнул. – Ещё?

– Яд – довольно хитрый метод, – сказала я, расправив плечи, словно ворон, собравшейся вылететь из стаи. – Не требующий физической силы и полного контроля над ситуацией; достаточно лишь тщательно спланировать и выбрать подходящий вид смертельного эликсира – и «вуаля»! Жертва готова.

– Именно! – Восторженно хлопнув в ладоши, профессор стянул белые простыни, «оголяя» мёртвое тело. – Мисс Одетта Чарльз. Проходила практику в Молдавии в семье известного магната. После двух месяцев пребывания мисс Чарльз стала нервной и была уверена, что за ней следят. Академия получила десяток писем, в которых студентка четвёртого курса умоляла отправить за ней дворецких во избежание скоропостижной кончины. И, как можно увидеть, – профессор тыкнул пальцем в сторону мёртвой девушки, – она мертва.

– Она студентка Академии? – ужаснулась я.

– Увы… – Его густые брови задумчиво сместились к переносице. – Мне удалось сделать копию её последнего письма. Прочтите и озвучьте свои предположения.

По моим рукам пробежал мгновенный холод. Я провела подушечками пальцев по изящным чернильным буквам и непроизвольно прислонилась спиной к высокой спинке стула.

«Академия Святого Марка

Директору Кавендишу

Я больше не могу здесь находиться. Это едва ли можно назвать практикой! Отовсюду пахнет смертью, директор. Я под постоянным надзором. Я готова поклясться собственной матерью: меня преследуют. Лучше признаться живой, чем унести с собой причину возможной смерти в сырую землю. Дело в том, что, будучи ещё в стенах Академии, я стала жертвой, как я думала, чей-то зловещей шутки. Мне приходили анонимные письма, в которых подробно описан каждый мой недобрый поступок. И некоторые из них – хуже смерти. Аноним выдвинул одно единственное условие: пройти практику в Молдавии в семье Даскалу, и только тогда мои секреты будут навечно сокрыты. Я вновь прошу вас прислать за мной дворецких, чтобы я могла вернуться в Академию. Если мои слова – пустая трата чернил, попрошу вас об ином: отыщите того, кто направил меня в это пекло.

Одетта Мэри Лилла Чарльз»

2

– Что нам известно о магнате? – Каспер вытянул шею, стараясь рассмотреть внешние повреждения на теле студентки.

– Мужчина в возрасте сорока двух лет. – Мистер Руссу задумчиво расчесал подбородок. – В первом письме было сказано о его портретах по всему поместью, на основании чего смею предположить, что он очень себя любит. Мисс Одетта Чарльз считала его привлекательным, несмотря на неюный возраст.

– Он женат? – спросила я.

Профессор кивнул.

– Лавиния Малина Даскалу. Её возраст нам неизвестен, но из писем могу сделать вывод, что её красота подверглась процессу раннего старения: проявление морщин, безобразная седина и запавшие глаза.

– Отсюда выплывает первая теория. – Студент, имени которого я не знала, прекратил записывать каждое слово и возбуждённо подался вперёд. – Насколько мне известно, мисс Чарльз выбрала факультет искусств по причине наследственного таланта. Её мать, мисс Розетта Чарльз, владеет музеем. – Юноша усмехнулся. – При наличии такого наставника мисс Чарльз можно назвать мастером своего дела. К тому же она симпатичная; рискну предположить, что господин обратил на это внимание. Он сопровождал на выставки молодую кровь, пока его жену съедала ревность.

– Я так понимаю, вопрос о ядах был неспроста, – заметила Иден, вскинув подбородок. – Её отравили?

– Мышьяк, – кратко ответил профессор Руссу.

– Теория опровергается. – Каспер закатил глаза, прежде чем украдкой взглянуть на сокурсника. – Мисс Чарльз пишет о том, что не по доброй воле оказалась на практике в Молдавии. Некий «аноним», знающий нечто кошмарное о нашей жертве, обещает сохранить её секреты при условии сдачи финального экзамена в семье Даскалу. Это определённо была ловушка.

– Хорошо. – Профессор хлопнул в ладони, делая большой шаг вперёд. – Есть желающие провести вскрытие?

Я отважилась и порывисто подняла руку. Профессор Руссу одобрительно кивнул.

– Вперёд, мисс Морис.

Я завязала фартук и склонилась над зловонно пахнущим телом, рассматривая детали, пока профессор рассыпал новые опилки. Мои мокрые пальцы впились в скальпель; под ложечкой засосало, и я едва удержалась, чтобы не отвернуться от посиневшего лица юной девушки. По краткому кивку мужской головы я поняла: пора начинать. Я туго натянула ледяную плоть, наблюдая за осторожностью своих движений. Вытолкнув из лёгких порцию воздуха, я провела первый аккуратный разрез от левого плеча к грудине. Я вытерла скальпель о фартук и ниже склонилась над телом. Лезвие рассекало плоть возмутительно легко. Я сделала такой же разрез от правого плеча и направила лезвие к центру живота.

Распилить рёбра – весьма нелёгкая задача. Я взяла рёберные ножницы и с осторожностью перекусила по аксиллярной линии. Рядом со мной – семь небольших банок. В первую я поместила желудок, от которого исходил сладковатый запах. Кажется, жертва перед смертью ела нечто похожее на шоколадный пудинг. Профессор вновь кратко кивнул, пристально наблюдая за моими движениями. Во вторую банку я поместила по 1 миллиметру тонкой и толстой кишки с содержимым. Следующая – печень вместе с желчным пузырём. Банка номер четыре – одну почку и всю мочу. В последние три – 1/3 головного мозга, 2 миллилитра крови, селезёнку и 1/4 часть наиболее полнокровного участка лёгкого.

После проведённого вскрытия профессор записал видоизменённые органы и их характеристику. Свободное пространство в полостях я заполнила опилками, затем зашила основной разрез непрерывным швом. Глядя на проделанную работу, я ощущала, как по лбу скатываются маленькие бусины пота, но от одной мысли промокнýть их фартуком мне становилось дурно. От меня разило смертью. На белоснежном фартуке виднелись большие, склизкие, жёлто-красные пятна. Я сняла его и бросила в мусорную корзину, содержимое которой служанки наверняка сожгут.

Иден пристально всматривалась в моё лицо, прикусив кончик карандаша. Я продезинфицировала хирургические инструменты и вышла из аудитории, желая вдохнуть как можно больше свежего воздуха. Кровь закипела, отдавая лёгкой пульсацией в затылке. Подруга накинула пальто мне на плечи и улыбнулась, хотя взгляд её казался отстранённым. Иден размышляла о случившемся, теряясь в догадках и сочувствии к убитой, но были более насущные вопросы, отныне терзающие всех нас: охотник за секретами исчез или всё ещё отсиживается в тени каменных стен? Какие секреты стоили ей жизни?

Следующим этапом для Руссу всегда была теория. Концепция его работы заключалась в основном в практике, но иногда он любил обсудить со студентами виды ядов, состояние органов после них и, может быть, как изъять органы при повреждённых тканях. На протяжении часа именно это мы и слушали.

Позже мы проследовали в класс истории и расположились у самого дальнего окна. История и мифология объединяла второкурсников с разных направлений: судебная медицина и исторический факультет. Профессор Уитмор украдкой взглянул на меня, после чего вновь уткнулся носом в учебник, попутно поправляя огромные очки на переносице.

– Вы с Томасом вместе? – прошептала Иден мне на ухо.

Я удивлённо заморгала, вглядываясь в фарфоровое лицо подруги.

– Он мой друг, Иден. Ровно так же, как и твой.

– Упаси Господь, чтобы мы с ним так дружили, – прыснула она мне в лицо. – Он явно к тебе неравнодушен.

Я отвернулась к окну, устремив взгляд на голые стволы деревьев. Признаться, меня бросало в дрожь от одной мысли о Томасе как о любовнике. Мой милый, ласковый друг детства, который обожает яичницу с беконом на завтрак, вовсе не сочетался в моём подсознании с понятием любви. Порой, безусловно, я желала его, но я никогда не позволю себе быть столь эгоистичной и переступить черту: ведь я никогда не дам ему того, чего он заслуживает.

– Вы не друзья, Джен. Если кто-то из двоих влюблён, никакой дружбы быть не может.

Я не ответила на это. Мне незачем, ведь и так всё ясно.

Монолог профессора Уитмора я благополучно проспала. Признаться, меня всё ещё не отпускал лёгкий озноб после моего «первого» вскрытия. То, с каким пристальным вниманием профессор Руссу следил за моими действиями, будоражило.

В сопровождении друзей я направилась в павильон и, опустившись на каменную скамью, стала наблюдать за колыханием воды в озере. Небольшие красные рыбы плескались, словно отгоняя хвостами подступившую грозу. Томас накинул своё пальто мне на плечи, отчего меня охватил аромат яблок, сопровождаемый слабым запахом табака. Глядя ему в лицо, я вспоминала слова Иден.

– Одетта Чарльз, – сказал Теренс, задумчиво почёсывая подбородок. – Очень знакомое имя.

– Она была подругой мисс Крессит, – ответил Томас, выпуская изо рта рассеянную сероватую дымку.

– Ох, что ж…

– Хороших девочек не убивают, – заметила Мэгги, перебирая пальцами сигареты: она курила лишь те, которые привозил Теренс.

– Жестоко, Мэгги, – фыркнула Иден, на что Мэгги невинно пожала плечами.

– Кто проводил вскрытие? – спросил Томас.

– Я.

Кажется, в глазах моего товарища мелькнула гордость. Я едва сумела сдержать улыбку.

– Причина смерти – стопроцентная?

Я пожала плечами и спрятала руки в складках длинного мужского пальто.

– Я извлекла органы на экспертизу, результаты будут готовы завтра. Но судя по запаху и моим внешним наблюдениям – отравление мышьяком. Скорее всего, яд был в её пище – она съела нечто, напоминающее шоколадный пудинг незадолго до смерти. Я бы могла сказать наверняка, но профессор пожелал выудить содержимое из желудка самостоятельно.

– Хм. – Кларенс бросил окурок на землю и резко придавил его каблуком лаковых туфель. – Сколько времени прошло с момента наступления смерти?

– Предположительно пять дней. Вздутия живота при вскрытии обнаружено не было, значит, смерть настигла её менее чем одиннадцать суток назад… – Брови незаметно для меня сошлись к переносице. Я подняла глаза на Иден, надеясь, что она улавливает ход моих мыслей без слов.

– Нам неизвестно, как долго тело Одетты находится в Академии, – сказала она, глядя мне в глаза.

– Академия не желает распространяться о случившемся, – вмешался Джереми, выбрасывая недокуренную сигарету в лужу. – Иначе здешняя аристократия приостановит финансирование. То, что профессор Руссу позволил самостоятельно провести вскрытие студентке, вместо того чтобы заняться им лично, лишь доказывает, что в действительности заниматься расследованием Академия не будет. Они предпримут всё возможное, чтобы об этой девушке забыли.

– Я блестяще справилась, – процедила я.

– Не сомневаюсь, Дженни, но в самом деле странно, что Руссу доверил студентке второго курса такую серьёзную работу: как ни крути, мисс Чарльз была убита. Она – жертва. Этим должен заниматься официальный судмедэксперт.

– Джереми дело говорит, – согласилась Иден. – Что-то здесь не так. И кто тот человек, который направил её на территорию СССР?

– Стоит предположить, что этот «кто-то» – член О.П. – Томас нахмурил брови, вслушиваясь в шелест листьев за моей спиной. – Они, обычно одни и те же, ежегодно направляют студентов в разные концы мира.

– Нам нужны списки.

– В «Обществе Профессоров» без изменений остаётся золотая группа кураторов и директор Кавендиш.

– Одетту могли распределить в Молдавию по чей-то рекомендации, – уточнил Томас.

– Губернатора? – предположила я.

– Вполне вероятно.

От избытка предположений и отсутствия подтверждений голова шла кругом. Томас сжимал губами фильтр второй сигареты, блуждая затуманенным взглядом по поверхности озера. Он нервничал, когда загадки бросали вызов его мозгу. Тогда Томас начинал чувствовать себя ничтожеством, как маленький муравей, которого «великан», называемый «человеком», способен уничтожить одним движением ботинка.

***

Сумерки, сопровождаемые вечерним холодом, обволакивали меня с ног до головы. Я накинула на голову пальто, а по небу пробежал раскат грома. Гроза словно смеялась надо мной. Перепрыгнув выступ и перешагнув вход в центральный корпус Академии, я сунула служанке промокшее насквозь пальто и направилась в Золотой зал. Помещение, где каждый миллиметр укрыт красным деревом и вечно блестящим золотом. Множество длинных столов, к которым придвинуты роскошные стулья с бархатной бордовой обивкой.

На столах – десятки крошечных свечей, дрожащих в объятьях огня, «одетого» в канделябры. Я заняла своё место, которое отвоевала ещё на первом курсе: центральный стол, шестой стул между Томасом и Джереми. Юноши болтали между собой, и их слова едва ли были слышны Иден и Теренсу, сидящим напротив. Мэгги активно жевала ужин. Когда директор Кавендиш поднялся, Золотой зал погрузился в тишину.

– Дорогие студенты, – начал он хриплым, сдавленным голосом. – Первый священный ужин – повод собраться всем вместе и официально отпраздновать ваше начало в стенах Академии Святого Марка. Для кого-то – начало, для кого-то – продолжение, а для кого-то – окончание. Будем надеяться, что этот учебный год…

Центральное витражное окно распахнулось, так что свечи тотчас потухли. От внезапно подступившего волнения я жадно глотнула ртом воздух, выискивая в темноте встревоженные лица друзей. Служанки засуетились, стали повторно зажигать почерневшие фитили, в то время как над двустворчатой дверью, ведущей в зал, опускалось длинное белое полотно.

Вскоре с высоты двух метров засиял небольшой глаз проектора, которого в стенах Академии никогда не было. Инновационные изобретения здесь запрещены. Кровь застыла в моих жилах, отчего стали неметь пальцы. Томас сплёл наши руки в одно целое. Я вытолкнула из лёгких порцию воздуха и незаметно прижалась к другу, чувствуя, как моё волнение лишь усиливается под его прерывистым, напряжённым дыханием.

«Дорогие студенты,

а слышали ли вы сказку об убитой негоднице? Ох, в Молдавии пришлось ей нелегко, да кто ж знал, что магнат её погубит. Погодите, кто знал? Ох, кажется, я знал…»

От быстро пробегающих по экрану строчек кружилась голова. Приторно-сладкий мужской голос обволакивал нас полностью. Казалось, из каждого пустого угла доносилось наигранное задумчивое мычание. Я невольно вжалась в стул, чувствуя, как руки покрываются гусиной кожей. Томас до хруста впился в мои пальцы.

«Вечно смеющиеся девочки долго не живут, а хороших девочек не убивают. Так ли вы считаете, мисс Чепмен? Давайте поговорим о ваших секретах?»

Мэгги сжала челюсти, уставившись в тарелку с остатками ужина. Её розовые губы тряслись; казалось, она вот-вот заплачет. Теренс разжал её сжатые в кулак пальцы и ободряюще улыбнулся, но она отвернулась, продолжая сверлить взглядом стол перед собой.

«Или, может, вы желаете услышать о прекрасной мисс Крессит и её глубокой любви к мистеру Кларенсу? Настолько глубокой, насколько она способна открыть рот. Она так любит слушать томный голос мистера Кларенса… Кажется, его тембр трогает её за всё, что только можно…»

Профессора ахнули, разом вскочив на ноги. Пока студенты боролись с проектором, дворецкий отчаянно пытался сорвать экран с крючков. Аноним засмеялся так громко и ясно, что меня бросило в жар. «Аноним», – пронеслось в моей голове. Он ждал, пока проведут вскрытие, и теперь готов заявить о содеянном в самых ярких красках? От одного представления «подробностей» мне скрутило желудок.

«Каковó это, мисс Морис?

Знать, что нечто, принадлежащее вам, способно перейти в руки нового владельца? Вашу игрушку пытаются похитить! Признаться, я никогда не увлекался вторым курсом, но, глядя на вашу маленькую группу, понимаю: пришло время перемен. Как далеко вы готовы зайти, чтобы сохранить свои секреты? Увидим позже. А сейчас время загадок!

Вторая вечно смеющаяся девочка спит с парнями своих подруг…

Но это ли самое страшное? Или, может, страшнее узнать, с чьими отцами она разговаривает о вечном под звёздным небом?

Угадайте: правда или неправда?

До новых встреч! И помните:

Теперь я в склепе. Я вытащил ваши скелеты.

Ваш Добродетель

3

Проектор разлетелся вдребезги. Директор Кавендиш, тяжело дыша, сел на своё место, жадно хватая ртом воздух. Моё сердце глухо долбилось в грудную клетку, отчего я едва могла пошевелиться. Томас настолько сильно сжал мои пальцы, что они посинели. Я быстро осмотрелась: студенты нервным шёпотом обсуждали «вторую смеющуюся девочку», и лишь Дакота, казалось, чувствовала волнение. Её серые глаза, как два мерцающих стекла, рассматривали разбитый вдребезги проектор, не моргая. Теренс поднялся из-за стола и мотнул головой в сторону огромных окон, предлагая обсудить случившееся поодаль от чужаков. Сжимая дрожащую руку Мэгги, Иден первая выскочила в вестибюль. Мы направились в павильон.

Если бы эмоции были красками на белоснежном полотне, то мои друзья сумели бы разукрасить его полностью. Джереми жадно глотал табачный дым, порой забывая выдыхать, а Теренс кромсал маленький иссохший куст. Я приобняла Мэгги и передала ей выкуренную до половины сигарету. Во рту осталось неприятное послевкусие, отчего я невольно сморщила нос. В полузаброшенном павильоне пахло морозом.

– Дакота влюблена в тебя? И как давно? – Иден, нарушив тишину, демонстративно сложила руки на груди, всматриваясь в задумчивое лицо Томаса.

– Слова Анонима весьма преувеличены, ведь Дакота едва ли меня любит, – небрежно ответил Кларенс. – Она с первого курса останавливает меня в коридоре, чтобы поболтать и рассказать о том, как прошёл её день; мне казалось, она просто нуждается в общении.

– Дакота не бывает милой. – Теренс категорично помотал головой. – Если она жаждет твоего общества, значит, собирается залезть к тебе в брюки.

– Ты идиот. – Томас нервно втянул ноздрями воздух.

– Теренс прав, Томми, – согласилась Мэгги, невинно пожимая плечами. – Ей и без тебя собеседников хватает.

Ощутив горький привкус фильтра, я бросила окурок на каменный пол и затоптала его каблуком. Моё тело желало лишь одного: надеть ночную рубашку и забраться под пуховое одеяло, но пока об этом оставалось лишь мечтать. Взбудораженные последними событиями, друзья никак не могли замолчать. Я встрепенулась, когда Джереми щёлкнул пальцами перед моим лицом. Пять пар глаз уставились на меня, ожидая получить ответ на вопрос, который я не слышала.

– Что?

– Томас предлагает пробраться в морг и провести повторное вскрытие, – спокойно сказала Иден, отбросив белокурые кудри за плечо. – Что ты об этом думаешь?

– Что вы сумасшедшие, милые мои. – Я поднялась на ноги, недоумевающе вглядываясь в возбуждённые лица друзей.

– Идеальнее момента не придумаешь, Дженевив. – Джереми сделал шаг навстречу, готовясь к наступлению: первая попытка уговорить. – Дворецкого Константина бросает в дрожь, когда он видит целующихся за шторами студентов, поэтому будет сторожить комнаты. Служанки, конечно, те ещё сплетницы, но Мэгги в хороших отношениях со многими из них, поэтому для них этой ночью мы – призраки.

– Директор Кавендиш никогда не покидает своё крыло ночью, – вмешался Томас. – У нас есть время до пяти утра – до первого обхода дворецких. Дженевив, брось, это всего лишь ещё один осмотр тела. Едва ли это способно навредить тебе…

– Ты идиот, – ответила я, протяжно вздыхая. – Если за это меня лишат практики, я вас живьём на хирургическом столе вскрою. После отбоя встретимся в часовне. Там есть потайная лестница, которая идёт через подвал прямиком в морг. Нам крупно повезёт, если тело Одетты ещё там.

***

Пробираясь сквозь обволакивающие меня щупальца полумрака, я медленно продвигалась к часовне. Несмотря на тёплое бархатное платье с широкой юбкой и утеплённую пуховую накидку, мои руки покрылись гусиной кожей. Вдали слышалось завывание диких животных. Лунный глаз на тёмном небесном покрывале, казалось, неотрывно следил за мной в томительном ожидании моего разоблачения. Мне почудилось, что кто-то наблюдал за мной из леса, когда я перешагивала порог часовни. Скорее всего, глупые сектанты.

Мои друзья уже собрались внутри, активно шепчась о предстоящем, как об интригующем приключении. Я мысленно выругалась, готовясь к одному из самых волнующих и незаконных вскрытий в своей жизни.

– Предупреждаю: при виде разлагающегося тела меня может стошнить, – сказал Джереми, невинно пожимая плечами. – Что вы так смотрите? Не все здесь любители копаться в чужих внутренностях!

Аккуратной шеренгой мы спускались в подвал, устеленный темнотой. Друзья зажгли газовые лампы, освещая мне, идущей впереди, дорогу. Мои волосы покрылись паутиной, отчего я невольно поморщилась; даже человеческая кишка на ощупь приятнее, нежели пауки. Двигаясь вдоль длинного коридора, я искала взглядом небольшую железную дверь с замысловатым круглым замком.

Переступив порог морга, я ощутила, как коварный холод мгновенно пробрался под несколько слоёв одежды. Я немедленно принялась рыскать по длинным ящикам, открывая один за другим и выкатывая длинные металлические столы с покойниками. Моё везение скончалось на седьмом ящике. Тело мисс Чарльз выглядело кошмарно.

Труп не бальзамировали, из-за чего ошмётки кожи сгнили и свисали с её худощавых рук. Температура в морге не соответствовала требованиям, что удивительно: знай об этом губернатор, профессора ждал бы публичный скандал. Я зажала пальцами нос, игнорируя слабый запах желчи, которая вырвался из Джереми. Я украдкой взглянула на него: лицо приобрело зеленоватый оттенок. Он закрыл глаза и отвернулся, прижимая к нижней части лица носовой платок. Теренс и Мэгги рылись в небольшом шкафчике с документацией, пытаясь отыскать записи о вскрытии убитой. Наша цель – изъятые мною органы, которых в морге мы не обнаружили.

– Исходя из ситуации, можно предположить, что профессор либо сам избавился от улик, либо отдал это в руки директору, – сказала Иден, осматривая тело. – Насколько я вижу, повторного вскрытия не было; Джен была первой и последней, кто рылся в ней.

– Вот, нашёл! – радостно вскрикнул Теренс. – Протокол вскрытия мисс Одетты Мэри Лиллы Чарльз. – Юноша прищурился, всматриваясь в чернила. – Джен указана здесь как студент второго курса, проводящий вскрытие.

– Что? Но почему Руссу не указал себя? – удивилась я, выхватывая заключение из рук друга.

«Протокол вскрытия номер 1.2

Имя: Одетта Мэри Лилла Чарльз.

Пол: женский.

Дата рождения: 01.11.1951

Рост: 176 сантиметров.

Вес: 52 килограмма.

Факультет: искусство и реставрация.

Дата смерти: 06.09.1970

Время смерти: 6:00.

Дата проведения вскрытия: 12.09.1970

Время проведения вскрытия: 10:30.

Вскрытие проведено студенткой второго курса факультета судебной медицины под руководством криминалиста и эксперта в области судебной медицины Эдмунда Ориокса Леотана Руссу.

Имя студентки, проводившей вскрытие: Дженевив Сучи Морис.

Мисс Чарльз была обнаружена в полдень служанкой в поместье мистера Бургана Микича Даскалу – без одежды, но следов насилия выявлено не было. Причина смерти установлена: отравление мышьяком».

Я отложила лист и стала жадно глотать ртом воздух. Моё имя, вписанное в протокол, со всех точек зрения казалось абсурдом. Горло обжёг поток желчи. Я возмущённо сморщила нос и отступила к приоткрытой двери, пытаясь разложить прочитанное по полочкам. Мэгги, со свойственной ей мягкостью, сжала мои плечи и обернулась к роющемуся в папке Теренсу.

– Я думал, студенты второго курса не допускаются к подобного рода занятиям. Постепенная практика и основы, но не вскрытие жертвы, убитой при загадочных обстоятельствах, – стал размышлять вслух Джереми, утирая уголки рта носовым платком.

– Так и есть, – вздохнув, подтвердила я, вновь пробежав взглядом заключение. – Моего имени не должно быть здесь. Это незаконно.

– Если у тебя не было практики, – медленно произнёс Томас.

– Не было, – кивнула я, буравя его взглядом.

– Твой отец – хирург, подобного которому не отыскать. Возможно, это внесло свою лепту.

– Был, – вполголоса поправила я. – Был хирургом.

– Прости, – прошептал Томас.

Иден, сжав моё плечо в дружеском жесте, вдруг потянулась к бумагам, быстро перебирая их пальцами.

– Где остальные бумаги, чтоб его? Это же не полный отчёт!

– Да, не полный, – согласился Теренс, сжав губы в одну ровную линию. Иден шумно втянула ноздрями воздух и принялась бегать глазами по имеющимся чернильным остаткам. – Видишь что-то?

– Я не провидица, Теренс, – фыркнула она. – Вижу то же, что и ты. Отчёт не полный; кто-то кормит нас хлебными крошками, при этом уплетая пироги за обе щеки. Что бы мы ни делали – кто-то просчитывает всё наперёд.

– Руссу, – произнёс Джереми. – Он специалист по исследованию трупов, соответственно, знает, как стащить органы и нужное ему без лишнего шума. Он профессор, который пользуется уважением всего Лондона, поэтому, что бы там ни было, останется чистым после любого рода обвинений.

– Его бы поймали.

– Это если бы он действовал в одиночку, – подмигнул Теренс, подчёркивая свой «многозначительный» тон. – Директор может покрывать его грехи ровно так же, как и профессор Лилит.

– Но зачем ему убивать студентку? – спросила я.

– Может, они любовники? – Мэгги пожала плечами. – Предположительно, будь они любовниками, а чувства со стороны мисс Чарльз – искренними, она могла обвинить его в нечестных намерениях, грязном пятне на её репутации и в конце концов возмутиться из-за наличия у него жены.

– Хм. Насколько мне известно, Руссу не является чистокровным англичанином. Этот вывод элементарно можно сделать из его имени. Если меня не подводит память, то его мать из Молдавии; соответственно, у него имеются знакомые в этой стране, куда наш Добродетель направил Одетту во имя сохранения её секретов. – Джереми возбуждённо выступил вперёд. – Если предположение Мэгги верно и мисс Чарльз – его любовница, то вполне вероятно, что он знал о ней куда больше её подруг. Соответственно, он мог взяться за шантаж! Вполне вероятно также, что этот магнат – его знакомый, который и подсыпал мышьяк ей в эклер или пудинг, не столь важно. Так как он медик, ему не составит труда достать любую отраву и передать её с экипажем в Молдавию.

Стоя в морге и глядя друг на друга, мы молча утопали в догадках и собственных предположениях, которым не было видно ни конца, ни края. Сложив документы с неполными ответами обратно в шкаф, мы вышли в погружённый в темноту подвал, направляясь к лестнице. В спину мне дышал рассеянный, бездушный холод, облизывающий мой затылок своим шершавым языком.

Мы поднялись в часовню. По рыжей черепице стучал негромкий ливень. У меня неистово дрожали руки, словно мне впервые довелось увидеть морг своими глазами. Томас с беспокойством глядел на меня, отчего волнение, казалось, постепенно охватывало всё пространство.

– Мне нужно поспать, – сказала Мэгги, выбирая клочки паутины из каштановых волос. – У меня кружится голова и, по правде говоря, немного подташнивает. Я не каждый день в морге бываю.

Теренс усмехнулся и ласково чмокнул её в макушку. Порой Теренс, Иден и Мэгги напоминали мне маленькую семью, в которой Мэгги – ребёнок. Теренс лелеял каждый её страх, борясь с ним, как со своим собственным, и Иден не возражала. Им нравилось заботиться о подруге, сердце которой было слишком хрупким для внезапно окружившего нас злодейства. Эти трое ежедневно нарушали все нормы общества касательно взаимоотношений между джентльменом и дамой, но едва ли их это волновало. Я украдкой взглянула на Джереми, который выкуривал вторую сигарету.

– Джер?

– Я в порядке, – ответил он, кивая и стряхивая паутину с рукавов кремового пальто. – Я просто устал и меня тошнит. Мэггс права – не каждый из нас привык к подобному.

– Нам нужно попасть в общежитие через четвёртый корпус, иначе нас поймают, – сказал Томас, наблюдая за чем-то сквозь разноцветную мозаику. – Кажется, Кавендиш вызвал экипаж дополнительной стражи.

Я встала рядом, впившись ногтями в верхний слой юбки. Возле центрального корпуса вальяжной походкой прохаживались двое мужчин, лениво поглаживая ружья. Их пронзительные взгляды бегали по территории, выискивая в темноте правонарушителей. Это значило лишь одно – директор действительно напуган. Академия Святого Марка скрывает в своих стенах сумасшедшего, убившего студентку, и вторая возможная жертва – лишь вопрос времени.

Я спрятала лицо в накидке, избегая лишних прикосновений горного ветра. Мы двигались по небольшой тропе как можно ближе к лесу, чтобы новая стража не заметила ни малейшего движения. Томас шагал впереди, уверенно прокладывая нам призрачную дорожку к четвёртому корпусу – классам живописи, искусства и литературы. Там – лестница вниз, переходящая в один большой коридор, ведущий к центральному корпусу на случай вынужденной эвакуации.

В камине мерцали догорающие угли, отбрасывая тени на толстые колонны. Возле лестницы своими невинными хрустальными глазами на нас смотрела служанка. При виде нас её длинные пальцы впились в золотистый поднос. Я задержала дыхание, мысленно почти коснувшись религии; никому не хотелось попасть в ночной кабинет директора.

– Анна, – вполголоса сказала Мэгги, протискиваясь между мной и Томасом. – Разве сегодня ваше дежурство? Я думала, в первую ночь нас будет обслуживать Сильвия.

– Ох, мисс Чепмен, это вы… – Облегчённо вздохнув, служанка сделала шаг навстречу, отвечая нам едва слышным шепотом. – Хвала святым, я уж думала, мне придётся будить директора Кавендиша. Он безумен, если его поднять посреди ночи.

– Что вы, не стóит, – взволнованно вмешался Джереми.

– Вам нужно немедленно пройти в свои комнаты, господа. Директор приставил дополнительную охрану к центральному, шестому и седьмому корпусам. Если вас поймают, особенно в такой час, вам не поздоровится.

Академия, казалось, дышит собственными лёгкими. Каждый шорох был слышен слишком чётко, а запахи казались слишком сильными. У меня сбилось дыхание, когда мимо ног проскользнул шершавый осенний лист. Выразив служанке благодарность лёгким кивком головы, мы с Иден скрылись в объятых темнотой коридорах. Благо, двери в нашу комнату не скрипели.

Я прошла под каменной аркой и плюхнулась в кресло напротив камина. Жаркий язык облизал мои ноги, отчего я издала стон облегчения. Иден сбросила с плеч меховую накидку и присела рядом, протягивая к огню закоченевшие пальцы. Академия любит тех, кто живёт в её стенах: меховые ковры, изысканная мебель, личная ванная в каждой комнате и огромная двуспальная кровать, застеленная нежными простынями, в которые я мечтала зарыться и проспать до вечера.

Прежде чем я решила более тщательно осмотреться, Иден протянула мне небольшой пожелтевший конверт и беспокойно расправила плечи. Чувствуя, как руки покрываются гусиной кожей, я пробежала пальцами по ещё липкой синеватой печати с фигурой маленького ворона. На остром уголке конверта – мои инициалы, выведенные изящным, неизвестным мне почерком. Ещё никогда прежде мне не доводилось ощущать вкус угрозы так ясно, словно терпкий мёд, стекающий по языку человека, у которого на него аллергия.

– Это было на прикроватной тумбочке.

Каждое сказанное Иден слово рассеивалось по комнате морозным холодом, и я невольно поморщилась, делая открытым ртом судорожные вдохи. Под треск почти догоревшей древесины я осторожно оторвала угол конверта и с трепетом начала вникать в острые, угрожающие строки. Ко мне обращался Добродетель.

«Здравствуйте, Верховная Жрица

Именно так Джоанна Лилит прозвала бы Вас, будь Вы членом её потустороннего культа. Не волнуйтесь, мисс Морис. Обещаю: с Вами я буду вести себя как можно нежнее. Или Вы любите грубых мужчин? Признаться, Вы заставили меня понервничать, когда согласились пробраться в морг и осмотреть тело Одетты вновь. Мне нашептали на ушко, что повторные вылазки могут быть опасны для таких, как я. Нас могут поймать. Вы хотите поймать меня, мисс Морис? Хотите зашить мне рот, чтобы я не поведал миру ваш маленький секрет? Например, кем был ваш отец?

И скольких девушек вместе с ним Вы погубили?

Ох, уважаемый хирург. Не его ли положение в обществе обеспечило вам местечко в Академии Святого Марка? А теперь угадайте, милая, подарок ли это судьбы? Впрочем, не столь важно. Более важным моментом в истории вашей семьи является тот, в котором Вы убивали невинных, ещё совсем юных дам. Говорят, им и двадцати не было?

Чтобы заставить меня молчать, Вам, мисс Морис, необходимо завтра в полночь явиться в заброшенный павильон, где мы обсудим условия нашей сделки. Вы и ваши друзья в долгу передо мной, ведь я как истинный джентльмен храню ваши скверные тайны и, пока позволяет ситуация, не спешу отправить их в печать. Но… Всё может измениться. Посмотрим на ваше поведение и на то, насколько умело, Вы владеете скальпелем, потому что вскоре он Вам понадобится.

Добродетель»

4

Это утро не было приятным. Ночью я не сомкнула глаз; свернулась под одеялом, вслушиваясь в глухую тишину. Бледные, даже болезненные солнечные лучи едва пробились сквозь утренний туман. Они проникали в комнату, ложась длинными полосами на нашу кровать. Иден пожелала уединиться в ванной, а я поспешно собралась на завтрак.

Я не раскрыла ей содержимое письма. В характере Иден была любимая мною черта – ненавязчивость. Она рядом, когда я нуждаюсь в ней, и не более. Она никогда не переступает черту в отношении меня. Это неописуемая ценность.

Как только я перешагнула порог Золотого зала, в глаза тотчас бросились потускневшие лица студентов. Вчерашнее рвение и позитивный настрой словно ветром сдуло, и теперь большинство, уткнувшись носом в тарелку, обсуждало лишь произошедшее со студенткой четвертого курса. Несмотря на умелые руки, у некоторых студентов медицинского факультета был очень длинный язык.

– Как спалось? – Джереми наложил в тарелку сырных тарталеток, перед этим запив соком блины с мёдом.

– Блины, потом тарталетки?

– Это вкусно.

– Ты извращенец, – усмехнулась я. – Я почти не спала. Голова кругом от сложившихся обстоятельств.

– И всё? Дело только в них?

Я прищурилась, внимательно всматриваясь в лицо своего друга: синяки под хрустальными глазами и быстрое моргание ресниц свидетельствовали о явном неврозе. Видимо, не только мне «посчастливилось» получить письмо. Нервничала ли я? Вполне вероятно, однако это чувство не ослепляло меня – никакой тошноты во время трапезы, дрожащих рук и чрезмерной тревожности. Я держала себя в руках, в отличие от Джереми.

– Не только в этом, – наконец сказала я.

– Всем доброго утра! – радостно воскликнул Теренс, плюхнувшись за стол. – Что за кислые лица?

– Почему ты такой громкий всегда? – Джереми недовольно закатил глаза. – Сейчас весь зал оглохнет.

– Я дарю всем хорошее настроение, не ворчи.

– Да, это обязательно поднимет мне настроение, – пробурчал тот.

– От тебя один негатив, Джер. Между прочим…

– Тсс, – зашипел он вдруг, – Крессит несётся. Молчи.

– С добрым утром! Как прошла ваша ночь? Никто не потревожил ваш сон? – вдруг спросила она.

– Чудесно, – громко ответил Теренс, вилкой впиваясь в ещё тёплую яичницу. – Как раз планировал позавтракать, но боюсь подавиться.

Прежде чем отвернуться, Крессит поджала губы и аккуратно убрала зелень с тарталеток. Мы переглянулись. Томас, отодвинув стул рядом с Теренсом, улыбнулся и поспешно ухватил последние ломтики бекона. Одет он был празднично: на шее – бабочка, по цвету сочетающаяся с лаковыми туфлями и бордовым пиджаком. Аккуратно уложенные волосы и свежий, возбуждённый вид.

– С добрым утром, принц. Вы из какой сказки?

– Из той, где вас нет, – ответил он, запихивая бекон в рот. – Меня отец ждёт. Какая-то церемония вручения награды непонятно за что, и непонятно, когда он успел её получить.

– Томас, какое счастье видеть тебя с самого утра, – вмешалась Дакота, бросаясь в нас своей безупречной улыбкой.

– Здравствуй, – вздохнув, ответил он.

Директор пожелал всем доброго утра и откинулся на спинку стула так, словно цéлую ночь провёл в бодрствовании. После завтрака Томас оставил нас, а мы небольшой группой направились в павильон, дабы, как говорил Теренс, «обкуриться по уши» до начала занятий. Мэгги в компании Иден пришла к нам на полчаса позже; в их руках дымился тыквенный кофе и остывали любимые пончики от старика Джо. Мы обожали его выпечку, но ездить каждое утро на другой конец Лондона – сомнительное удовольствие. Мэгги улыбнулась и потребовала громких благодарностей, прежде чем протянуть нам десерт, утопающий в божественном аромате ещё тёплой карамели. Теренс расплылся в собственной радости, как маленький ребёнок.

– Ты спасёшь нас в этом году. – Джереми мечтательно вздохнул, принюхиваясь к тёплому пончику. – Да ты уже нас спасла, чёрт возьми!

– Я не врубаюсь, это что, сыр? – сморщил нос Теренс.

– Что это за слово такое «врубаюсь»? – поморщилась я, вопросительно выгнув бровь. – И какой может быть сыр в сладких, политых карамелью пончиках?

На смех Иден Теренс лишь небрежно махнул рукой и, упиваясь божественно-приторным вкусом, стал рассматривать спровоцированные ветром, бегущее по озеру мелкие волны. Джереми устало вздохнул и закинул голову, впиваясь взглядом в небольшие дыры в потолке. Его голубые и холодные, как лёд, глаза не моргали, словно выискивая что-то.

– Он ведь и с вами связался, верно?

Я машинально вздохнула и, словно слизень, сползла с каменной лестницы.

– Умеешь испортить аппетит.

– Нужно что-то решить до назначенного времени.

– А у нас есть варианты? – Иден сморщила нос, прежде чем её светлая бровь вздрогнула.

– Это слишком сумасшедшее решение, вам так не кажется? – Теренс отложил пончик и собрал пальцы в замок. – Идти к убийце на ночное свидание.

– Мы не можем быть уверены в том, что это именно он её убил. Нам, по сути, ничего не известно, лишь то, что некий «аноним» отправил мисс Чарльз в Молдавию. Может, этого умалишённого давно нет в стенах Академии, а тот, кто пишет письма, – подражатель? Как по мне, это какой-нибудь не слишком выдающийся юноша, страдающий от нехватки внимания. Устроил спектакль, чтобы студенты метались по Академии, как безумные. Мы исключение, поэтому и находимся в поле его зрения, как бельмо на глазу.

– Иден права, – согласился Джереми. – Мы не можем знать наверняка. У нас нет доказательств его причастности к убийству мисс Одетты Чарльз. Возможно, это какой-то фанатик, который приписал себе преступление другого человека, чтобы внушать страх студентам и иметь своего рода контроль?

– Возможно, – почти согласился Теренс. – Напуганные студенты пойдут на всё, чтобы сохранить свои секреты. Другое дело – понять, откуда у него чужие секреты?

– Брось, проще простого, – ответила я. – Нашего красавчика угораздило попасть в лапы «очаровательной» мисс Крессит ещё до появления этого Добродетеля. Ещё на первом курсе о них двоих ходили слухи.

От одного упоминания Дакоты все недовольно поморщились. Я потянулась за сигаретой, которую любезно подал мне Джер, и зажгла согнутый конец. Мэгги доела пончик, прежде чем включиться в предположения.

– Слухи, вот и вся разгадка, – произнесла Мэгги, пальцами расчёсывая волосы. – Кто бы ни скрывался за именем Доброжелателя, он, скорее всего, находится в Академии на протяжении целого учебного года. Служанки – невероятные сплетницы. Возможно, он прячется где-то в тёмном углу? Или же близко общается с одной из них.

– Эдмунд Руссу всё ещё под подозрением, – «подчеркнул» Джереми. – Нужно будет проверить его как-нибудь.

После нескончаемых домыслов и теорий мы с Иден посетили первую пару ботаники в этом году. Кругом пахло уксусом и стерильностью. На моём столе – два маленьких кактуса, которые выпустили первые красно-розовые цветы. Ботаника была для нас двухчасовым отдыхом, где мы успевали знатно выспаться под сладкий голос профессора Огги. На этот раз вздремнуть под её убаюкивающий тон мне не удалось. Голова раскалывалась от мыслей. Я только то и делала, что снова и снова мысленно проходилась по чернильным строчкам, захлёбываясь Добродетелем.

– Мисс Морис, будьте добры поведать нам о свойствах белладонны.

В этот миг подступающее уныние испуганно поджало лапы и вновь спряталось в самый дальний угол меня. Я, собрав пальцы в замок, уверенно расправила плечи.

– Растение известно своими ядовитыми и галлюциногенными свойствами. Основной областью использования является воздействие на нервную систему человека и механизмы, происходящие в клетках головного мозга.

– Абсолютно верно, девочка!

Под шуршание своего неудобного, но женского наряда я шагала по тропе, выводящей меня в сад. Небольшая территория с десятком деревьев и двумя огромными кустами роз, о которые Иден вечно умудрялась порвать одежду. В тот день она была крайне осторожна, беспокоясь за свою новую роскошную юбку.

Я села рядом с возвратившимся Томасом, принимая его улыбку как нечто обыденное, то, без чего не может прожить каждый нормальный человек. Он выглядел задумчивым и слегка потерянным после нашей последней встречи. Неужели парни поделились с ним результатом утренней беседы, или встреча с отцом прошла хуже ожидаемого? Во время обеда мы ограничились обильным количеством бекона с кунжутными семечками и салатом из тунца.

– Знаете, кто сегодня устроил истерику? – Голос Мэгги звучал едва слышно и хитро, словно в ней дозревала злодейка. – Профессор Лилит.

– С чего вдруг?

– Подозревает профессора Руссу в неверности! – радостно воскликнула она, сжимая в руке вилку, на зубчики которой был насажен несчастный кусочек бекона. – Они устроили разборки в третьем корпусе. Половина студентов подслушивала из уборной, а вторая половина – из класса.

– Зря они так, глупцы, – усмехнулся Томас. – Мисс Лилит подобна палачу.

– Скоро полетят головы. Руссу первый на очереди.

– Погодите. – Теренс задумчиво свёл брови к переносице. – Если она подозревает его в неверности, значит, теория о том, что Одетта Чарльз и Эдмунд Руссу были любовниками, всё же имеет право на существование.

Джереми спрятал окрашенные румянцем щеки в тёплом пальто, роясь в потайных карманах в поисках сигареты. Прочие глаза, находящиеся в радиусе километра, всматривались в застывшее, как восковая маска, лицо Теренса. Томас прильнул губами к ещё тёплой чашке с чаем. Думаю, прежде никто не рассматривал это вырвавшееся у кого-то из парней предположение всерьёз.

– Мотив убийственный, – сказала Иден и прищурилась.

– Джен, тебе стоит держаться от Руссу подальше.

Томас смотрел на моё лицо, ожидая изменений. Глядя в его искрящиеся, наполненные беспокойством глаза, я поняла: мир рухнул. Любовь, которая льётся из него, едва ли была дружеской, и признаться, я понимала, как мы к этому пришли. Я решила быть слепой. Позволяла нам «маленькие потехи» среди наполненных темнотой коридоров. Позволяла себе касаться его везде, где пожелаю. И он желал этого, но, увы, смотрел с другой стороны. Порой я вспоминала слова отца: «Дружеская любовь – это стоячие воды, тихие, безопасные и обыденные, где всё остаётся неизменным. Но стоит тебе хоть на миг спутать её с той любовью, которая до тошноты заполняет тебя изнутри, – никакой дружбы между вами больше не будет».

– Это всего лишь теория, Томас. Мы не можем быть на сто процентов уверены в его причастности, – перебил мои мысли Теренс.

– Разве студенты второго курса допускаются к расследованию? – продолжал возражать Томас, глядя на меня, как на наивного ребёнка. – Мало того, Руссу внёс тебя в протокол о вскрытии, чего делать запрещено до официального прохождения практики.

– Ты и это изучил, – удивилась Иден.

Я демонстративно выгнула бровь.

– Томми, ты прав, но лишать девчонок практики, – Джереми выпустил клочок густого дыма в воздух, – это слишком радикально.

– Томас, не теряй голову, – раздражённо выплюнула я. – Нет никаких доказательств того, что Руссу – убийца. Если наши теории подтвердятся – это будет моя ошибка, но если нет, я лишусь рекомендаций от лучшего судмедэксперта во всей Англии. Это безумие!

Встав из-за стола, я вцепилась пальцами в юбки и, приподняв их, дабы в грязи не испачкать, решительно зашагала к пятому корпусу. В голове было пусто, словно секунду назад сквозь висок прошла свинцовая пуля. Ладони вспотели, и я, поморщившись, оперлась о ствол дерева. Под ногами хрустела опавшая листва, напоминающая лишний раз о том, что сейчас только сентябрь, и это лишь начало всего ужаса.

– Видимо, друзья не настроены на ваш успех так, как настроены на него вы, леди Морис. – Голос незнакомца заставил меня вздрогнуть.

– Какая вам разница?

Златовласый юноша усмехнулся, а потом безразлично пожал плечами.

– Обратились к даме и даже не представитесь? – Я поглядывала на него через плечо, пока он дразнил мои волосы своим ровным дыханием.

– Это ни к чему. Вы и так узнаете моё имя в скором времени, просто подождите. Профессор в вас заинтересован и, скажу вам по секрету, рассматривает вас в качестве ассистента на следующий год.

– Откуда вам знать? – удивилась я, обернувшись к юноше.

– Профессор дважды не предлагает, ласточка. Вы либо позволите себе взлететь, либо разобьётесь о сырую землю. Женщин, жаждущих найти своё место в медицине, не жалуют. Не дайте вашим друзьям всё испортить.

В его голосе остро ощущался чужеземный акцент. Незнакомец удалялся, сверкая своей светловолосой макушкой под выступившими лучами солнца. На его поясе виднелся небольшой кожаный кошелёк, который был более чем знаком мне; думаю, я могла бы назвать его частью себя.

«Он на факультете медицины» – мелькнуло у меня в голове, после чего я встряхнула ею и переступила порог пятого корпуса. Я поднялась по каменной лестнице и открыла двустворчатые двери. Аудитория была затенена толстенными шторами, сквозь которые пробивались только редкие полоски солнечного света. В воздухе витал терпкий запах трав – будто место для лекции заранее окуривали тысячелистником и полынью. На окнах – неизвестное мне сушеное растение, на которое надеется наша слегка сумасшедшая профессор Лилит. Её мнимая связь с привидениями переросла в полноценный культ: каждый вечер субботы студенты, которые желают войти в контакт с мёртвыми, приходят к мисс Джоанне Лилит и практикуют свои эзотерические таланты.

В феврале прошлого года мне представилась возможность взглянуть собственными глазами на её «чародейства», и, признаться, я была возмущена и напугана. Студенты шепчутся; некоторые считают её дьяволицей, пока другие говорят о ней как о шарлатанке, умеющей нагонять ужас. Если вы задались вопросом, кем эта загадочная женщина является для студентов, я отвечу: профессор Лилит ведёт фитотерапию.

Профессор сидела за своим громадным столом, вокруг которого, словно пчёлы, жужжали студенты. Ей, наверное, едва ли перевалило за тридцать. Парни глотали слюни, извергая бурный восторг при виде её аккуратного бюста. Мисс Джоанна Лилит выглядела потрясающе: алые, как осенние розы, губы, стекающие мягкими волнами каштановые волосы и бледная, как мел, кожа. Кто знает, возможно, она действительно заключила сделку с Дьяволом.

– Фитотерапия, – начала она, склонив голову набок, как будто изучая всех присутствующих. – Наука, что покоится на грани между природной магией и медициной. Те, кто пренебрегают ею, рискуют многим. Но те, кто ей овладеет, рискую ещё больше.

Я заняла два крайних кресла у окна и прикоснулась холодными пальцами к обогревателю. Иден влетела в класс и прежде, чем бросить сумку на стол, порывисто поцеловала меня в щёку. Я непринуждённо повела плечом, игнорируя удивлённые взгляды сокурсников. Блондинка опустилась в кресло, быстро вдыхая тёплый, наполненный травами воздух.

– У меня чудесные новости, – вполголоса проронила она. – С сегодняшнего дня профессор Руссу официально берётся за расследование дела об убийстве мисс Одетты Чарльз.

– Джереми эта новость сведёт с ума, – усмехнулась я. – Начнёт строить свои теории в ускоренном темпе.

– Это ещё не всё… – Лукавство в её голосе отдалось лёгким покалыванием в груди, из-за чего я подвинулась ближе, дабы распробовать каждое слово. – Он возьмёт в помощники двух студентов с целью дополнительной практики. Понимаешь, что это значит?

Восторг, разрывающий в клочья мою грудную клетку, стал яростно кромсать мою плоть. Поджав губы, я вытолкнула из лёгких порцию воздуха, стараясь игнорировать сдавливающее мой мозг волнение.

– Стать ассистентом лучшего судмедэксперта в Англии, будучи второкурсником, – не что иное, как предел мечтаний. Брось, Иден, он даже не взглянет на студентов второго курса. Есть более умелые, опытные руки, к примеру, четвёртый курс.

– Третий готовится к экзаменам, а четвёртый проходит практику и разбросан по разным странам мира. Им явно не до сумасшествий, происходящих здесь.

– Чудесно, – ответила я, щёлкнув языком.

Словно надоедливое насекомое, профессор, в соответствии с чётким цокотом своих каблуков, прошлась мимо столов, вполголоса рассказывая о предстоящей работе на семестр. Моя радость трепетала, отдавая лёгким теплом в солнечном сплетении. Подумать только, у меня появился шанс ассистировать самому Эдмунду Руссу!

То ли от перевозбуждения, то ли от проклятого запаха, но меня затошнило. Я втянула ноздрями пряный воздух и мягко опустила подбородок на сжатые пальцы, рассматривая маленькие гобелены на стенах. Профессор лениво склонила голову к плечу и передвинула очки на переносицу, всматриваясь в моё лицо своими кошачьими зелёными глазами.

– Мисс Морис, кажется, вы не особо заинтересованы в нашей беседе, – произнесла она. – Может, поговорим о том, что интересно вам?

– Вовсе нет, профессор, я внимательно слушаю.

– Что ж, тогда, думаю, мне не стоит волноваться?

– Абсолютно не стоит, – ответила я.

– Замечательно, – хмыкнула она.

Её голос был низким и обволакивающим. Каждое слово звучало так, будто она рассказывает древнюю тайну. Профессор вновь прошлась между рядами и остановилась у стола, на котором лежали разложенные сушёные травы, корешки и стеклянные колбы с жидкостями разных оттенков.

– Люцерна. Выглядит безобидно, правда? Обычный корм для скота, – она взяла небольшой пучок и подняла его так, чтобы все видели. – Но при определённой обработке она может сделать гораздо больше. Как помочь… так и навредить.

Её губы растянулись в едва заметной усмешке. Джоанна Лилит обернулась к студентам, и её взгляд тотчас остановился на мне.

– Дженевив, если бы вам пришлось излечить отравление с помощью одного из этих ингредиентов, что бы вы выбрали?

– Тысячелистник.

Профессор прищурилась, будто хотела прочесть мои мысли.

– Верный выбор. Но вы забыли одну вещь. Если использовать тысячелистник неправильно, он не спасёт, а убьёт. Помните об этом.

Студенты переглянулись, словно закипевшие чайники. Профессор же повернулась обратно к столу, взяла в руки пузырёк с жидкостью насыщенного изумрудного цвета и подняла его.

– Трава – это сила. Она может лечить, убивать, сводить с ума, раскрывать тайны или прятать их. И только тот, кто умеет мыслить… коварно, – она сделала паузу, её взгляд скользнул по рядам, – сможет её по-настоящему использовать.

Джоанна Лилит продолжила лекцию, но каждый её жест, каждая интонация внушали чувство, что она не просто учёный, а хранительница того, чего стоило бы опасаться.

– Вот язва, – прошептала Иден мне на ухо.

5

Морозный вечерний воздух хлестнул меня по лицу, как только я вышла из корпуса. Клочки мутного тумана объяли мои спутанные волосы, затрагивая неприкрытую шарфом часть шеи. Иден пришлось задержаться, поэтому сквозь вечернюю темноту я шагала в одиночестве. К моему удивлению, дворецкие не спешили закрывать ворота. Они топтались рядом с центральным корпусом, нервно пуская сопли в свои носовые платки.

Стоило мне подойти ближе, как Томас мгновенно очутился рядом, переплетая наши пальцы до едва слышного хруста. Возле двустворчатой парадной двери – мои бесстрашные друзья, страстные, бурно обсуждающие что-то, что мне пока неизвестно. Внизу единственной безопасной дороги показались два ослепительных глаза, нервно мигающих и плавно приближающихся. Я вопросительно посмотрела на Томаса, но тот лишь кивнул в сторону центрального корпуса.

Вестибюль был залит мягким оранжевым светом камина, чьи языки пламени неустанно плясали, отражаясь в старинных латунных подсвечниках на полке. За окном царила осень, горный ветер гнал вдоль сада шуршащие ворохи листьев, а дождь постукивал по стеклу, добавляя едва уловимую меланхолию к общей атмосфере. Джереми топтался у огня, согревая окоченевшие пальцы. Кожаные перчатки изящно свисли с кармана пальцами вниз. В вестибюле пахло выпечкой. Я сидела в кресле, завернувшись в пальто Томаса. Отхлебнув немного ещё дымящегося чая, я вдруг ощутила, как в груди разгорается невыносимое жжение. Я сделала глубокий вздох.

– Ты в порядке? – поинтересовался Томас.

– Да, просто немного устала, – отмахнулась я.

Очертания друзей постепенно сливались в одно большое пятно. Дыхание ощущалось рваным, как будто каждая попытка вздохнуть становилась пыткой. Я прижала руку к груди.

– Дженевив, что происходит?! – воскликнул Томас.

Острая, невыносимая боль вонзилась в грудь, разливаясь волной под рёбрами и отдаваясь в спине. Иден обеспокоенно склонилась надо мной и взяв моё лицо в свои руки, спросила:

– Это сердце?

– Нет, всё в порядке. Мне уже лучше.

– Дженевив, ты должна обратиться к Руссу за помощью.

– Позже, обязательно, а сейчас у нас есть проблемы посерьёзнее.

– Дженни…

– Я в порядке!

Боль в груди постепенно отступала. Я вновь слышала, как трещит камин, и как перебрасываются обрывочными фразами служанки, топчась в коридоре кухни.

– Лучше объясните, что за хаос твориться?

– Мои родители, – ответил Джереми. – В обед одна из служанок проболталась о случившемся, и теперь отец примчался сюда, чтобы увезти зад единственного наследника как можно дальше.

– Нет, этого нельзя допустить, – всполошилась Мэгги. – Мы можем рассказать о наших подозрениях. Пускай губернатор отправит кого-то допросить Руссу.

– Это глупость, – вклинилась Иден. – Сдать его Общине на растерзание? Его же разорвут, как шмат мяса, а он вполне может оказаться невиновен.

– Иден права, – согласилась я. – Всё, что мы имеем, – это чей-то голос и письма от Добродетеля, которые, смею предположить, никто не желает обнародовать. Мэгги, мы не можем стопроцентно обвинять квалифицированного судмедэксперта в убийстве студентки, это абсурд. Как минимум, у него наверняка имеется хороший адвокат, который с вероятностью 80% вытащит его из-под любого судилища, и что тогда?

– В самом деле, – поддержал Теренс. – Нужно попридержать любые теории до «ночного свидания». Возможно, встретившись с Добродетелем, мы узнаем нечто, что поможет его поймать.

Джереми закатил глаза.

– Неужели вы в самом деле верите, что он встретится с нами?

– Лицо не откроет, само собой, но, может, наговорит лишнего?

– Что-то, что даст нам зацепку, – согласилась я с Иден.

Меня одолевали смешанные чувства: с одной стороны, я знакома с членами семьи Креста. Мой отец состоял в созданной аристократией Общине, поэтому там ко мне относились снисходительно. С другой стороны, когда столь отравляющая и непредсказуемая власть с минуты на минуту встанет перед тобой…

Платье казалось слишком тесным. Что, если после встречи с Добродетелем наши жизни оборвутся? Они способны оборваться?

– Наши действия могут быть губительными, – размышляла вслух я. – Нужно передать собранную нами информацию доверенному лицу, чтобы в случае чего сведения дошли до инспекторов.

– Да. – Томас кивнул. – Можно обратиться к Гретте.

– Конечно, Томми, замечательная идея, – съязвил Джереми. – Для того чтобы просить помощи у моей сестры, твоей улыбки будет недостаточно.

– Разберёмся, – бросил тот.

Дворецкий Константин нервно жевал сухие губы, то и делая, что утирая нос безобразным, когда-то белым носовым платком. Его тонкие каштановые волосы покрылись маленькими дождевыми каплями, которые плавно стекали по лбу и прятались в густых бровях. Следом за ним вошли и Креста. В нас тотчас выстрелили наследственные изумрудные глаза.

Хриплый мужской голос был едва слышен. Директор сбежал по раздвоенной лестнице, на ходу поправляя сюртук. Дёргался, суетился, будто кролик. Александр Креста, в компании своей супруги, вскинул руку и небрежно махнул в сторону второго этажа, тем самым предлагая перенести беседу в кабинет. Кавендиш активно закивал.

– Добрый вечер. – Гретта приземлилась на диван, прежде взяв со стола чашку с блюдцем. – Здесь по-прежнему наливают?

Служанка, стоявшая за колонной, вмиг оказалась рядом, дабы дочери губернатора без чая не остаться. Я цокнула языком, отчего ещё совсем юная на вид девушка вздрогнула, проливая кипяток на потрескавшиеся ладони.

– С вами всё в порядке? – поинтересовалась я.

Девушка помотала головой.

– Д-да, ради всего святого, простите.

Она поспешила поставить чайник на небольшой стол, после чего стремительными шагами покинула нас, по пути нервно потирая покрасневшую ладонь. Гретта плавно поднесла чашку к губам, оттопырив мизинец, но Томас накрыл горячий чай своей ладонью. Гретта недоумевающе выгнула бровь, затем пролитый чай окрасил собой молочно-красный ковёр.

– Томас Эймон Кларенс!

Отбросив пóлу пиджака за спину, Томас опустился на корточки, коснулся пятна подушечками пальцев и поднёс к носу, едва делая вдох.

– Нужно поймать её, пока не ушла далеко.

– Объяснись, – потребовала Иден.

– Яд, – кратко ответил он. – Я запах корицы ещё издали почувствовал.

Переглянувшись, парни бросились на кухню, откуда спустя мгновение послышались возмущённые возгласы служанок. Женщины выбегали одна за другой, мчась вдоль коридора к страже, которой наполнен почти весь центральный корпус. Джереми вышел из кухни, следом – Теренс. Больше никого.

– Возле склада с продуктами есть дверь, ведущая на задний двор, а там – дыра под воротами.

– Она не могла пешком так быстро уйти, – заметила Мэгги. – Значит, её кто-то поджидал.

– Не наш ли Добродетель?

– Пытаться отравить дочь самого губернатора – это преступление, за которое Община имеет право живьём с неё кожу содрать, – процедила Гретта.

– Но почему ты? – недоумевал Джереми.

– Он слышал, как мы говорили о запасном информаторе, который в случае чего пойдёт в полицию и передаст всю собранную нами информацию, – вдруг сказала я, нервно прикусывая кончик языка.

– Чёрт возьми, – выругался Томас, ударяя в диван носком ботинка.

– Он всегда здесь. Этот псих всё слышит.

– Значит, отец правильно поступает, – внезапно произнесла Гретта.

Джереми прищурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Он хочет забрать тебя отсюда.

– Это и так ясно, – отмахнулся он. – Скажи мне, что ты тоже считаешь это правильным решением.

– Джереми, Академия Святого Марка и так никогда не была «тихой гаванью», а сейчас в её стенах орудует маньяк, убивающий студентов. Ты действительно рассматриваешь всерьёз идею остаться здесь?

Меня пробрал озноб, от которого спасти могло лишь бегство. Я поёжилась, пряча руки в складки юбки и нелепо перебирая пальцами. Лицо Гретты оставалось бесстрастным. Я вздохнула и прижалась спиной к бархатной обивке кроваво-красного кресла, почти не слушая, о чём говорят мои друзья. Каждый вносил лепту, засыпая Гретту своим негодованием.

– Дженевив, – обратилась она ко мне. – Твоя тётушка прибыла из Венгрии прошлой ночью. Новость об убитой студентке сильно всполошила её, поэтому на какое-то время она решила поселиться в Лондоне на случай, если с тобой что-то произойдёт.

– Чудесно, только этого не хватало, – ответила я, устало стискивая пальцами переносицу.

– Поговори с матерью. Я не хочу устраивать скандал.

– Ох, скандал… – Гретта засмеялась так, словно ничего смешнее за все двадцать четыре года не слышала. – Что ты можешь сделать, Джереми? Отец за шиворот тебя возьмёт, и всё, что тебе останется, это вернуться в резиденцию и сесть под замок!

– Помощи за «спасибо», как я поняла, от тебя не дождёшься, – вмешалась Иден. – Чего ты хочешь?

– Вот теперь наша беседа идёт в правильном русле.

Она была из тех женщин, которые вскрывали холодную плоть, как свинину на ужин. Она, как и мы с Иден, – судмедэксперт, только уже выпустившийся из Академии и освободившийся от ограничений. Гретта была лучшей ученицей на своём курсе; к тому же сам Эдмунд Руссу настаивал на её участии в расследовании жестоких убийств, совершённых лесником Норманом. Она была мастером в своём деле и не боялась испачкать руки; в этом мы с ней обретали сходство.

– Я поговорю с матерью, если вы поделитесь со мной всем, что здесь происходит. Мне важна каждая деталь, все ваши догадки и пазлы от всей картины, которые вы успели собрать за это время.

Мы переглянулись. Теренс едва заметно категорично помотал головой, после чего откинулся в кресле и принялся задумчиво чесать подбородок. Я порывисто сжала пальцы задумчивой Иден, а она, в свою очередь, свела брови к переносице, словно говоря мне: «Я и так знаю, что это глупая идея». Джереми, склонив голову к плечу, лениво теребил пушистые белоснежные волосы, и лишь Томас был почти неподвижен; его напряжённые скулы пульсировали, а пальцы нервно барабанили по ногам.

– Мы предполагаем, что за голосом Добродетеля скрывается Эдмунд Руссу, – в конце концов произнёс он. Я возмущённо сжала губы, всматриваясь в сосредоточенное лицо нашего друга. Казалось, все остальные были так же искренне возмущены, но возражать Томасу никто не стал. Получив наше немое согласие, мой друг продолжил: – По Академии какое-то время ходили слухи, что мисс Одетта Чарльз состояла в романтических отношениях с профессором. Исходя из этого смеем предположить, что он мог знать о ней больше, чем кто-либо, значит, вполне мог её шантажировать.

– Это довольно серьёзное предположение, мистер Кларенс. Вы понимаете, что Эдмунд Руссу не какой-то недалёкий медик. Он – лучший из лучших. Окажись вы неправы, такие обвинения в его адрес не пройдут для вас без последствий.

– Его мать из Молдавии, – перебил сестру Джереми, – и время от времени он ездит к ней в гости в тот же город, где проходила практику мисс Чарльз. Не странное ли совпадение?

Гретта демонстративно сложила руки на груди, сощуренными глазами будто впервые разглядывая его лицо.

– Хорошо, допустим. Но этого все равно мало, чтобы внести Руссу в число подозреваемых. Кто проводил вскрытие мисс Чарльз?

– Дженевив.

– Вот как… – хмыкнула она, бросая мне в лицо свою фирменную ухмылку. – Замечательно, Дженевив. Если профессор позволил тебе провести вскрытие тела, на котором стоит клеймо «убитой», это значит, что он рассматривает тебя как будущую подопечную. Будь осторожна: сокурсники постараются перегрызть тебе горло, чтобы занять место под солнцем. Не исключаю и твою миловидную подружку.

Теренс, потянув Иден за запястья, усадил её к себе на колени, впившись пальцами в её бёдра. К общему удивлению, сопротивляться она не стала, лишь мягко поцеловала возлюбленного в макушку. Подобное поведение считалось аморальным в обществе: джентльмен не должен касаться дамы без перчаток, к тому же целовать, да ещё и на людях. Более чем безумным казалось проявление нежности со стороны Иден. Все переглянулись, но промолчали.

– Хорошо, и каково заключение? – вновь заговорила Гретта.

– Её отравили.

– Мышьяк?

Я кивнула.

– Ты проводила основное вскрытие?

– Тело вскрыли ещё в Молдавии, но что меня удивило, так это то, что содержимое желудка осталось в нём, а вместе с ним – причина смерти.

– То есть хочешь сказать, вскрытие проведено не было?

– Что-то вроде того. Был сделан только основной разрез для вида.

– Очень интересно. Они прислали заключение?

Я пожала плечами.

– Профессор Руссу умолчал о деталях.

– Что ж, вы действительно отлично поработали. Думаю, я смогу договориться с матерью.

– Спасибо. – Джереми вёл себя сдержанно, но пальцы заметно подрагивали.

– Только будьте осторожны. Вы двигаетесь в правильном направлении, а убийцам этого не нужно. Будьте внимательны к деталям; прислушивайтесь к тому, о чём говорят служанки, и самое важное – не пропускайте мимо ушей слухи. Они порой правдивее самой правды.

Дверь в кабинет директора с шумом захлопнулась. Губернатор и его жена спустились по лестнице, и мистер Креста, опираясь на позолоченную трость, шагнул навстречу сыну; его усы едва покрылись сединой, но выглядел он по-настоящему роскошно. Признаться, мать Джереми вызывала во мне больше тёплых чувств, нежели его отец. Как дети тех, кто состоит в Общине, мы с Джереми были знакомы ещё задолго до Академии, и его мать всегда казалась мне воплощением всего святого.

– Сынок, как ты себя чувствуешь? – С женской нежностью она коснулась его волос. Лицо озаряла улыбка.

– Знаю, ты хочешь объясниться… – От низкого тембра у меня внутри всё сжалось. Джереми сглотнул, нелепо вытягивая шею, словно пытаясь быть выше отца. – …но я всё равно не желаю пытаться понять, почему ты хочешь здесь остаться.

– Тогда есть ли мне смысл что-то говорить?

– Нет, – ответил отец, качая головой. – Думаю, нет.

– Александр, не будь таким…

– Директор заверил меня, что в стенах Академии ты находишься в безопасности, и хоть я не сильно ему верю, но, посоветовавшись с твоей матерью, всё же принял решение не ограничивать тебя в отношении обучения. – Мужчина, мягко стукнув концом трости о пол, хмыкнул. – Пока что.

Джереми заметно расслабился. Миссис Креста потянулась к нему с объятьями, и тогда мы поняли, что пора оставить семью наедине. До полуночи мы разбрелись по спальням. Пока Иден копошилась в ванной, я грела замёрзшие ноги у камина, попивая чай. Стрелка часов медленно подбиралась к половине одиннадцатого. Желудок предательски скрутило, и я была вынуждена отказаться от остывшего ужина.

***

Полночь. Академия, привычно залитая тёплым светом изнутри, вдруг погасла и приобрела зловещий вид. Под мерцающими фонарями виднелись статные фигуры представителей дополнительной охраны. Мы всей группой пробирались через сад, стараясь избегать хрустящих под ногами листьев. В павильоне было тихо. Никаких следов Добродетеля и ничего такого, что указывало бы на его присутствие.

Теренс опустился на ступеньку каменной лестницы. Я села рядом, наблюдая за тем, как ночная стража блуждает по периметру, высоко задрав головы. Павильон находится поодаль от всех корпусов по другую сторону сада. Так как к озеру студенты выбирались не часто, директор решил оставить эту территорию Академии без охраны. Всем было ясно, почему аноним назначил встречу именно в этом месте.

– Как ваши ощущения? – поинтересовалась Мэгги, потирая озябшие ладони.

– Головокружительные, – ответила я, вскидывая голову к потрескавшемуся потолку. – Ох и дурно мне, дорогие мои. Словно после испарений опиума.

– Точно так же, – отозвалась Иден. – У меня в груди встал вязкий неподвижный ком; дышать не могу.

– Эта внутренняя тревога – самая коварная, – отметил Теренс.

– Осень 1970 года… – медленно, вполголоса произнёс Томас. – Шестеро студентов посреди ночи пробираются в павильон, чтобы добровольно столкнуться с убийцей, орудующим в стенах Академии Святого Марка.

– Хм, учёный, – ухмыльнулся Джереми. – Вам, будущий профессор, в поэты бы: россказни писать, да людей своим «богатым романтичным восприятием мира» радовать.

– Доброй ночи, дамы и господа. – Я вскочила, невольно отступив назад и прислонившись спиной к колонне. – Надо же, все здесь. Видимо, стимул был достаточно хорош для вас, чтобы вы всё же рискнули прийти сюда.

– Откуда голос? – пробормотала Мэгги.

– Вы же не думали, что я раскрою себя так легко, верно? – Он хрипло хохотнул. – Ох, дети… Порой вы так наивны; мне хочется представить вас невинными.

Томас напряжённо сомкнул челюсти, надевая на пальцы чёрные перчатки. Он расправил плечи, словно болтовня убийцы ему наскучила. Остальные не двигались, а я порой и вовсе забывала дышать.

– Но, увы, вы отнюдь не невинны, иначе вас здесь не было бы, не правда ли? Каждый из вас совершил нечто грязное, постыдное, уму непостижимое! Вы, мои дорогие, храните тайны, которые способны разрушить немалое количество жизней.

– Да, мы всему виной, – взорвался Джереми, – и именно поэтому ты включил благодетеля и, вместо того чтобы жизнь мисс Чарльз была бесповоротно разрушена, решил облегчить её страдания и убить!

– Мисс Чарльз была грязной. Она причина, по которой гниёт этот мир. Что, на ваш взгляд, нужно сделать, когда гниёт рана? Правильно, ампутировать конечность, чтобы заражение не пошло дальше. Это я и сделал. Я отрезал одну из гниющих конечностей этого мира. Но теперь это вышло мне боком. Я привлёк внимание. Директор встревожен, и это нехорошо. Очень нехорошо. Я больше не могу свободно передвигаться по Академии. Мне кажется, на меня все смотрят.

– Да что ты? Неужели ты думал, что тебе всё сойдёт с рук?

Нас окружил негромкий призрачный хохот. Я поёжилась, и тотчас рука Джереми обвилась вокруг моих напряжённых плеч. Убийца везде; его низкий голос обволакивал меня, будто тряпичную куклу.

– Сколько смелости в этом тонком голосе! Мисс Элис, может, мне стоит открыть миру вашу нескромную тайну? Напечатать её в утренней газете, положить под каждую дверь, чтобы каждый житель Лондона узнал, как вы, маленькая девочка, грешны!

Иден поморщилась, но гордо расправила плечи, словно угрозы Добродетеля для неё – пустой звук. Признаться, я завидовала её цельности; она умеет быть рассудительной в безумных ситуациях. Иден – трезвость ума, которая обычно уберегает нас от импульсивных решений.

– Или, мисс Морис, поговорим о ваших секретах? – обратился он ко мне. Я невольно впилась ногтями в ладони. – Разве вы способны отказать мне? Или ваша память так коротка, что последняя поездка в Венгрию бесповоротно стёрта из вашего подсознания? Если так, то я с радостью освежу вашу память.

– Чего ты хочешь? – перебил его Джереми.

– Правильный вопрос, мистер Креста. Чего же я хочу? – Добродетель на мгновение замолчал. – Мне понадобится всего одна маленькая услуга. Вам ничего не стоит, ведь, насколько мне известно, некоторым из вас не впервой.

– О чём речь?

Добродетель засмеялся.

– Ох, не волнуйтесь. Ничего особенного. Вполне вероятно, что исполнение моей просьбы доставит вам некоторое удовольствие.

Вокруг – напряжённая тишина. Мы бросали друг на друга нервные взгляды, ожидая, когда нас вновь окружит мужской голос.

– Вы должны избавиться от Дакоты Крессит.

Момент, когда ты понимаешь, что главную партию в этой жизни ты уже проиграл. Контроль над нами – в руках убийцы, и теперь выбор невелик: исполнить его волю и помочь избавиться от запланированной жертвы или подвергнуться смертной казни?

– Ни за что, – крикнул Теренс, поднимаясь с каменной скамьи. – Это безумие.

– Здешняя аристократия полна тайн, мистер Картер, и сейчас я поведаю вам одну из них. Вильям Крессит – владелец самых крупных «ночных» заведений, где грязные женщины торгуют своим телом. Но это не великая тайна. Вечно окружённый женским вниманием, он возжелал «коснуться» собственной дочери, которая по крови дочерью-то ему и не является.

У меня за рёбрами гулко стучало сердце. Я взволнованно расчёсывала ногтями ладони, зажмурившись на мгновение, дабы отогнать от себя визуализацию этих кошмарных, сказанных анонимом слов.

– Дакота – крёстная дочь миссис Крессит. Её родители погибли в 1964 году, и с тех пор эта маленькая мерзавка живёт под крылом Вильяма Крессита, который, думаю, даже не предполагал, какой красотой она располагает, ибо каждый раз входит в неё с особым наслаждением.

От грубости его слов я невольно поёжилась, чувствуя, как руки стремительно покрываются гусиной кожей. Джереми отделился от колонны и, скрестив руки на груди, шагнул к невысоким перилам.

– Это омерзительно, но не стоит её жизни. Публичного позора достаточно, чтобы удовлетворить твою жажду мести. – Он поморщился. – Почему Дакота? Уверен, Академия Святого Марка полна грешников.

– Это не имеет значения. Сегодня – мисс Крессит, а завтра – кто знает? Возможно, я доберусь и до ваших скелетов в шкафу, мистер Креста. Единственный наследник, обожаемый отцом и матерью, в отличие от сестры, которая обязана держать вас под руку и которой суждено вечно жить в тени вашего будущего.

– Чушь, – отрезал Джереми. – Гретта прошла практику под руководством лучшего судмедэксперта во всей Англии. Благодаря своей силе воли блестяще прошла практику в Молдавии, а ты называешь её тенью моего будущего? – Джереми сдержанно засмеялся.

– И какое же будущее ждало её за стенами Академии? – парировал Добродетель. – Ответьте самому себе, Джереми, кто она теперь. Незамужняя дева, которой за двадцать. Она греет ваше место в Общине, пока её место в медицине улетучивается. Так будет и с вами, мои милые. Вы значимы лишь при Святом Марке. Выйдете отсюда – его дух покинет вас, и вы испаритесь. Никто о вас не вспомнит.

– Никто, кроме тебя.

– Совершенно, верно, мисс Чепмен! – возрадовался Добродетель. – Мне нужно, чтобы в течение двадцати четырёх часов мисс Крессит понесла своё наказание.

– И как ты себе это представляешь? – поинтересовалась я, невольно отойдя от Джереми на несколько шагов. – Будем браться за живое вскрытие? Или пулю в лоб пустим?

– Даю волю вашей фантазии, моя маленькая птичка. – Я поморщилась. В желудке завязался ком. – Не беспокойтесь о морали. Напомните себе, кто вы и кем являетесь сегодня. Я знаю, что вы любительница испачкать руки, так испачкайте их единожды и для меня. Желаю удачи!

Вдруг стало тихо, но лишь снаружи. Внутри – шумно билось сердце и дрожали лёгкие. Я напугана, но чем? Мне ведь в самом деле не впервой обрывать чью-то жизнь. Неужели я столь эгоистична и моя дрожь – это лишь тревога за собственные тайны?

– Что он имел в виду, когда сказал, что некоторым из нас не впервой совершать подобное? – вдруг спросил Теренс.

– Глупости, – отрезала Мэгги. – Он манипулирует. В жизни не поверю, что кто-то из вас – убийца.

Взгляд Томаса пробирал меня до костей: прищуренный, внимательный, изучающий, словно я – это новая формула в его химических фокусах. Я расправила плечи, потирая покрасневшие ладони и задыхаясь от нарастающей внутри меня тревожности.

Почему он так смотрит?

Ненавижу, когда он так смотрит.

Возможно, он знает?

Или догадывается?

Он ведь влюблён в меня, верно?

Он не сможет меня шантажировать!

– Я не смогу, – вполголоса произнёс Теренс. – Меня от слова «морг» лихорадит, что уж говорить об убийстве…

– Тогда, может, поделишься, что у него есть на тебя? – поинтересовался Джереми. – Ты уж больно спокоен, Теренс, значит, и терять тебе нечего?

– Если я не согласен убивать девушку, это не делает меня спокойным, идиот! – фыркнул тот ему в лицо. – Мы все в одном дерьме.

По черепицам барабанила осенняя морось. Придерживая юбку, я вышла из павильона и пошла за Иден по мокрой траве по направлению к женским спальням. Дополнительная охрана рассеялась по территории, поэтому до корпуса добраться удалось без лишних нервов. Признаться, мне стало легче, как только я шагнула за порог протопленной комнаты. Томас не стрелял в меня своим хмурым взглядом, и больше я не слышала грозный спор парней. Я заперта в своей обители. Моя комната и я, окруженная маслами Иден и терпким ароматом чего-то неясного. Я с облегчением забралась под простыни и, коснувшись подушки покрасневшей после улицы щекой, уснула, откладывая всё сумасшествие на завтра.

6

Густой туман обволакивал горы. Я сидела у окна, гоняла вилкой завтрак по тарелке, попивая тыквенный сок. Директор, сдержанно кивнув и пожелав всем доброго утра, сел за стол и принялся за трапезу. Синяки под его глазами, словно радары, кричали о том, что со сном у него явно происходит что-то неладное. Община знает об убийце в этих стенах. Может, от этого он так тревожится?

Мои друзья были крайне молчаливы этим утром. Думаю, каждый из нас в здравом уме проходил своё испытание страхом и готовился к неизбежному, ведь деваться нам было некуда: одно убийство против Страшного Суда. Никто не поступил бы иначе.

– Никакой справедливости в этом мире, – процедил Теренс.

– Нужно составить подробный план, – едва слышно проронила Мэгги.

– Не здесь же! – прошипела Иден, оглядываясь. – После завтрака обсудим.

После завтрака мы разместились в вестибюле у камина, где по счастливой случайности никого не оказалось. Время на исходе: студенты мчатся в класс, пока у нас свободное утро ровно до полудня. Я опустилась в кресло, разглаживая складки на тёмно-синей юбке с замысловатыми узорами в виде геометрических фигур. Длина моих волос не позволяла настолько роскошные причёски, какие любит Иден, но низкий хвост я полюбила.

– Итак…

– Сделаем всё тихо, – вполголоса, но со всей серьёзностью произнёс Томас. – Сработаем быстро, аккуратно, без излишней креативности. У нас есть два будущих судмедэксперта – это не что иное, как преимущество.

Иден ухмыльнулась и самовлюблённо вскинула подбородок; она была явно польщена уточнением Томаса.

– Хочешь сбросить это на хрупкие девичьи плечи?

– Вовсе нет, – не согласился он. – Вы со смертью идёте в ногу и предположительно знаете, как нам всё сделать хорошо и быстро.

– Может быть… – Я невинно пожала плечами (обманщица). – Будем действовать методом отравления?

Убийство. Одно лишь слово из восьми букв, которое включает в себя сотни, а то и тысячи изощрённых пыток. Мы могли бы проломить ей череп чем-то тяжелым, но тогда как избавиться от отпечатков? Я могла бы, не дрогнув, снять с неё лезвием кожу, но так ведь хорошие девочки не делают. Так нельзя.

– Отравление, – будто смакуя, повторила Иден.

– Святые угодники, это так безумно звучит! – простонал Теренс.

– Каким образом? – Пропуская белоснежные волосы сквозь пальцы, Джереми нахмурил брови. – Мы ведь не можем отравить всю еду на столе…

– Продолжим после занятий, уже почти одиннадцать. Мне нужно сдать статью к следующей печати «Городского Лондонского Вестника». – перебила Мэгги.

***

Полдень. Двухчасовая пара у Эдмунда Руссу. В седьмом корпусе, как обычно, пахло карболовой кислотой. Сняв меховую накидку и передав её в руки служанки, я завязала фартук и направилась в анатомический театр. Иден заняла место рядом с приоткрытым окном, морщась от «остроты» смешанных запахов.

Профессор вошёл шумно, захлопнул за собой двустворчатые двери и порывисто бросил на стол стопку пожелтевших листов. Его синие глаза уставились на нас с немым вопросом, и пока я собирались с мыслями для отчёта о прошлом вскрытии, он громко втянул ноздрями воздух и, уперевшись руками в стол, произнёс:

– По просьбе директора Кавендиша дело об убийстве мисс Одетты Чарльз больше не относится к студентам, которые не являются моими ассистентами.

– Это нечестно! – вскинулся Каспер.

– Но! – продолжил профессор, пытаясь перекричать нарастающие возгласы. – Впервые за годы моей работы мне позволено взять двух студентов в качестве ассистентов, и это вполне могут быть студенты-второкурсники. Мне важно, чтобы эти люди мыслили хладнокровно и умели отключать чувства даже в самые ужасные моменты, поэтому сегодня каждый из вас проведёт вскрытие и продемонстрирует нам все свои умения за двадцать пять минут. Все согласны?

Плечи Каспера заметно распрямились, открывая его неширокую грудную клетку. Несмотря на расстояние между нами, я заметила, как сморщился его веснушчатый нос.

– Отлично, – кивнул профессор. – Давайте приступать. Мисс Элис, вы первая.

Вскоре пространство начало наполняться зловонным запахом разлагающегося тела. Иден, собрав золотые кудри в тугой хвост, встала к хирургическому столу, на котором её ждал недельной давности утопленник. Она была мастерицей, которых ещё нужно поискать; её надрезы всегда выходили ровными и без лишней крови, в отличие от моих. Иден работала чётко и уверенно, как механические часы, не отвлекаясь на посторонние детали. Иногда я по-доброму завидовала её умению «отключаться» во время работы. Этот отчуждённый, погружённый в работу взгляд стоил того, чтобы взять её в ассистенты.

– Очень хорошо, Иден.

Эдмунд Руссу выглянул за дверь, после чего служанки ввезли в класс ещё два тела. Названные по имени, Атом (чьё имя я узнала в этот момент) и Рейнольд поднялись и заняли места над призрачно-белыми простынями. Их речь была несвязной и слишком расплывчатой. Порой мне приходилось нагибаться над столом, чтобы расслышать их несвязный поток сознания. Атом проводил вскрытие женщины, которая умерла от пилефлебита. Несмотря на не очень хорошее, наполненное лишними замечаниями заключение, со вскрытием он справился блестяще.

В отличие от друга, Рейнольд работал быстро и чётко, почти как Иден. Ловкость рук завораживала, и то, с какой лёгкостью он распилил рёбра, заставило меня на мгновение усомниться в правильности своей техники.

– Причина смерти: продолжительное употребление опиума, – выдал заключение он. – На уголках рта заметны следы рвоты: смею предположить, умерла она не более трёх суток назад. Также мы можем заметить ухудшение деятельности желудочно-кишечного тракта. В целом, умерла она от дыхательной недостаточности. Я вижу на левой руке точки от введения вещества внутривенным способом, из этого, уверен, – причина в передозировке.

– Блестящая работа, мистер Уильямс. Вы можете вернуться на своё место.

Ощутив приток горячей крови к вискам, я нервно провела пальцами по затылку. Губы пересохли, и я порывисто облизала их и крепко сжала. Иден, сидящая рядом, склонилась к моему лицу, всматриваясь в мои глаза с несвойственным ей непониманием: обычно ей требовалось меньше минуты, чтобы понять ход моих мыслей.

Когда ввезли следующий стол с отдающей гнилью человеческой плотью, я повернулась к подруге и перешла на самый низкий шепот, на который только была способна.

– Вот оно!

– О чём ты?

– Опиум. Передозировка наркотическим веществом на почве неконтролируемого, продолжительного употребления.

Иден задумчиво сжала губы и спустя мгновение согласно кивнула головой.

– План отличный, – прошептала она. – Если профессор Руссу будет проводить вскрытие, вывод только один: передозировка. Джереми наверняка сумеет раздобыть его без лишнего шума; я слышала, в борделе на Голден-Сквер любят подобные вещи.

– Если кто-то узнает, – пробормотала я, – у нас будут проблемы.

– У нас уже проблемы, Джен. От ещё одной мир не перевернётся.

Вскрытие, проведённое Марией и Филинном, профессор оставил без особого внимания. Эти двое – самое слабое звено нашего курса. Мария боялась вскрытых вен, а Филинн часто блевал себе под ноги от вида трупов. Никто не понимал, как их занесло в судебную медицину, но одно оставалось неизменным – понимание, почему эти двое вместе.

Следующими проводили вскрытие Кирия и Каспер – пара заносчивых, высокомерных снобов, которые, несмотря на их необузданность и отвратительное поведение, были достойными соперниками в этой борьбе. Кирия работала медленно; её надрезы были плавными, мягкими, отчего и крови больше. Утерев нос, она раскрыла грудную клетку и погрузила в неё руки почти по локоть.

Её напарник, Каспер, работал на скорость, как и многие здесь. Иден считала его говнюком, но, думаю, между ними было нечто большее, чем совместное вскрытие, которое они проводили в конце первого курса. Она, безусловно, любила Теренса, но подобные промахи пачкают историю их отношений. Одна из тайн моей подруги, которая может быть вынесена убийцей за пределы наших дружеских стен.

– Молодцы, ребята. Хорошо сработали. – Громкий хлопок в ладони, и моё сердце бьётся о грудную клетку ощутимо быстрее. – Мисс Морис, ваша очередь.

Я вышла к небольшому деревянному столу и упёрлась в него руками. Служанки со стеклянными глазами освободили класс от двух вскрытых тел и ввезли последнего на сегодня мертвеца. Я шумно втянула ноздрями воздух и на мгновение сомкнула веки. Никакого стеснения, никаких колебаний, только чёткость, внимательность и уверенность. Когда я вновь открыла глаза, руки больше не дрожали.

– У вас двадцать пять минут.

Я кивнула и стянула с тела простынь. Передо мной лежал юноша приблизительно моего возраста, только с призрачно-бледной кожей, отдающей лёгкой синевой. Из наружного осмотра я могла вынести лишь огромный синяк в области рёбер и серые мешки под глазами.

– Исходя из внешних наблюдений, могу сказать, что время смерти наступило совсем недавно. Из повреждений – синяк в районе рёбер… – Надев перчатки, я прощупала рёбра. – …но переломов нет.

Правой рукой я потянулась за секционным ножом и провела два симметричных разреза: от сосцевидных отростков височных костей вниз, по боковым поверхностям шеи и до акромиальных отростков лопаток, в конце соединяя разрезы одним поперечным. Образовавшийся лоскут кожи я отсепарировала и отбросила кверху, открывая широкий обзор на органы и ткани. Составив в голове пошаговый план работы, я вновь вздохнула и принялась за открытые органы.

Я разрезала желудок, откидывая переднюю стенку вверх. В нос ударил жуткий запах застоявшегося спирта, отчего я едва устояла на ногах. Я извлекла содержимое желудка в чистую посуду, продолжая давать характеристику другим органам. Исследования печени во всей красе продемонстрировали любовь парня к алкоголю.

– Заключение: причина смерти – отравление метиловым спиртом. Парень, судя по состоянию внутренних органов, любил выпить, и, исходя из наблюдений, смею предположить, что он перепутал метиловый спирт с этиловым, ведь по запаху определить разницу довольно трудно.

– Уверены?

– Да, – кратко ответила я.

– Что ж, замечательно. Вы блестяще справились, мисс Морис, и всего-то за тринадцать минут и двадцать две секунды.

Сняв фартук, я бросила его в мусорный бак и вернулась за свой стол. Иден нервно расчёсывала ногтями шею, видимо, отходила от всплеска адреналина. От нас разило внутренностями и опилками. Профессор, прежде чем перейти к продолжительному монологу, склонился над купой перепачканных чернилами листов и поставил отметку.

7

Половина третьего. Мы мчались по лестнице вверх, вздымая в воздух густые клубы пыли. Часовня Святого Марка представляет собой непросторную постройку с остроконечной крышей и громоотводом на ней. Внутри – скамьи для тех, кто посещает воскресную службу, огромная тёмно-лиловая занавеска, отделяющая основной зал от лестницы, ведущей на второй этаж.

Мы поднялись в пыльную, больше похожую на склад библиотеку, где в основном хранились уже совсем изношенные книги. Я села на потёртый диван, глядя, как Джереми разливает чай из небольшого хрустального чайника.

– Я думал насчёт идеи с отравлением, – заговорил Томас, постукивая подушечками пальцев по боковой спинке дивана, – и вспомнил, как один джентльмен обмолвился, что у них в стране есть забава для людей, любящих играть со смертью.

Мы переглянулись. Томас принял из рук Джереми горячую чашку и сделал небольшой глоток, прежде чем продолжить.

– Называется «Русская рулетка». Если кратко: игроки вставляют в камеру оружия всего один патрон и раскручивают барабан. После приставляют дуло к виску и нажимают на курок, а дальше уже воля случая и удачи – будет выстрел смертельным или холостым.

– Ты хочешь с ней сыграть? – удивилась я.

– Не совсем. Мы можем немного изменить правила игры. На рулетку поставим два цвета, один будет обозначать жизнь, второй – смерть. Если игровая кость упадёт на красный – убьём, если на зелёный – отпустим.

– Отпустим… – усмехнулась Иден. – Отличный план, Томми, если желаешь, чтобы твои тайны появились в газетах.

– Он хочет шоу, – процедил мой друг, демонстративно закидывая ногу на ногу и вытягивая руку вдоль спинки дивана.

– Идея неплохая, но он не допустит того, чтобы Дакота выжила, – заметил Джереми. – Нужно обсудить все варианты развития событий.

– Смерть вследствие отравления опиумом – одна из них.

– Что такое опиум? – спросила Мэгги.

– Наркотик, который вызывает кратковременное эйфорическое состояние, – объяснила я. – Стоит лишь переборщить с дозировкой. Единственная проблема: официально он запрещён.

– Можем объединить, – подхватил Джереми. – Сыграем с ней в эту «Русскую рулетку», и если уж ей не повезёт – отравим опиумом. – Джереми цокнул языком. – Да, план хороший. Я достану.

– Не хотелось бы, чтобы она мучилась, – вполголоса проронил Теренс.

– Не будет. Мы сделаем всё быстро.

Мои руки пахли внутренностями. Рассматривая пальцы, я невольно коснулась воспоминаний и тут же вздрогнула.

Венгрия. Лето. И мои окровавленные пальцы.

– Нам нужен чёткий план, здесь нельзя ошибиться – затараторила Мэгги. – Нужно подобрать удачное время, чтобы охраны было не запредельно много, а служанки – заняты делом.

– Ближе к полуночи, – предложила я. – Не так долго после отбоя, когда дополнительный экипаж охраны только начинает занимать пост, и то до часу только возле центрального корпуса. По территории они расходятся ближе к двум.

– Отлично. Служанки?

– Большая их часть заперта на кухне – отмывают посуду после ужина.

– Прекрасно! – обрадовался Джереми, словно мы собирались не человека убить, а обворовать киоск с мороженым. – Как нам выманить Дакоту из комнаты после отбоя? И где мы всё это провернём?

– Под третьим корпусом есть заброшенная лаборатория, – вступил в разговор Томас. – Профессор Киган как-то упомянул, что двадцать лет назад там проводились химические научные эксперименты, которые с приходом Кавендиша стали запретными. После пришёл профессор Руссу, и, пока ему не выделили седьмой корпус, все вскрытия проводились именно там. Потом помещение стало ненужным и числится как обычный склад.

– Значит, там никогда никого не бывает? – поинтересовалась Мэгги.

Томас покачал головой.

– Что ж, здесь твой выход, Томми, – произнёс Теренс. – Дакота влюблена в тебя, тут и дураку ясно, кто её выманивать после отбоя должен.

– Каким образом я, по-твоему, должен это сделать? – Томас недовольно свёл брови к переносице.

– Назначь ей встречу под звёздным небом, ох, наш невероятный принц, – протянул Теренс. – Пригласи её на свидание, чёрт побери.

– Брось, она не согласится, – усмехнулся Томас.

– Согласится. Она по уши влюблена в тебя, Кларенс. Она давно пытается выбить для себя место рядом с тобой, и, если ты дашь ей понять, что для этого необходимо лишь немного выйти за рамки приличий, она пойдёт на это.

– Может, ещё и под платье забраться?

– Это уже личные предпочтения, – хихикнула Мэгги, подняв голову к сводчатому потолку.

Все засмеялись – негромко, осторожно, ведь это было неуместным. Вскоре мы погрузились в тишину. Этой ночью совершится убийство. Тринадцатая девушка погибнет от моих рук. Я поморщилась, прежде чем поставить опустевшую чашку на блюдце и отправиться в свою комнату. Встретиться решили в половине двенадцатого у входа в третий корпус.

***

Служанка только-только подбросила свежих дров в камин, поэтому в комнате пахло горящей елью. Я положила ноги на небольшой пуфик, всматриваясь в пляшущие языки пламени, облизывающие мои оголённые ступни. Я потянулась за скомканными, пожелтевшими от сырости конвертами с размытыми штампами и родным запахом мужского одеколона. Распечатав один из них в который раз, я устало потёрла глаза и проморгалась.

«Drága lányom!

Моя дорогая Дженевив… Когда я открыл твоё письмо и прочёл, что ты переведена на второй курс, признаться, я обомлел от восторга. Эта новость не сравнится ни с какой другой, поэтому я не смогу порадовать тебя чем-то новым в этом письме, но спешу передать поздравления от твоей тётушки. Агнешка была безумно счастлива провести с тобой целое лето и надеется, что ты захочешь вновь побывать у нас в скором времени. Ты умница, Дженевив. Твоя семья гордиться тобой.

Думаю, с тем бесценным опытом, который я даровал тебе прошлым летом, ты сумеешь потеснить Эдмунда Руссу в его кресле. Я всё ещё надеюсь, что когда-нибудь ты бросишь эту никудышнюю англоязычную чепуху и согласишься перевестись в Академию Судебной Медицины здесь, в наших краях, но, если ты примешь решение остаться в Англии, знай: я буду частым гостем, потому что безумно скучаю по своей малышке. Желаю удачного первого дня на втором курсе, Дженевив.

És légy óvatos. Apád».

Его последнее письмо, полученное и прочитанное мною ровно за час до его смерти. Мой отец, к большому сожалению, не сумел пережить свой первый и последний инфаркт, и, несмотря на все те грехи, которыми он вымазал мои руки, я любила его. Он единственный, кто понимал меня, моё стремление к изучению смерти и желание прикасаться к ней. Ещё одна тётушка – Агнешка, которая любила меня больше, чем собственную дочь. Она покончила с собой на глазах у служанки, когда узнала о смерти моего отца. Увы, я могла её понять: с секретами, которые она скрывала, нельзя жить в одиночку. Они поплатились жизнью за те ужасы, которые мы вершили вместе… А чем суждено поплатиться мне? Ведь смерть скорее мой соратник, нежели враг. Бояться её – смешно, но порой я слышу, как она шелестит маленьким письмом за моей спиной. Добродетель – вот моё наказание за всех тех девушек, которых я разобрала на хирургическом столе.

***

Десять минут одиннадцатого. Я собрала волосы в низкий хвост и спрятала его под капюшон плаща. За окном – горный туман и ливень, портящий все наши планы. Иден нервно цокнула языком, сидя напротив зеркала, то и делая, что поглядывая в окно. Непослушные блондинистые кудри выбивались из-под чёрной накидки, как бы она их ни укладывала. Это только сильнее раздражало её.

– Где он так долго, чёрт его побери? – бросила она собственному отражению.

– Ещё двадцать минут.

– На улице – ливень! Ничто так не выдаёт убийцу, как смачные следы обуви на мокрой земле.

– Всё будет в порядке, – заверила я. – По тропе идти не будем, пойдём через кухню; дорога от центрального до третьего корпуса выложена камнями.

– Через кухню, – повторила она, – а служанок куда денем?

– Что-нибудь придумаем.

В дверь постучали, и Иден машинально бросилась открывать. Теренс скинул капюшон, подставляя мокрые русые волосы под приглушенный свет, отбрасывающий на стену причудливые тени.

– У центрального входа – трое стражников. Пока что они не успели занять посты у каждого корпуса, но времени у нас немного, буквально десять минут.

– Тогда выдвигаемся, чего стоим? – прошипела Иден.

Теренс мягко поцеловал возлюбленную в лоб, вкладывая в этот жест всю таившуюся в нём нежность. Иден шумно вздохнула, но, кажется, стала спокойнее. Захлопнув дверь в спальню, мы спустились по лестнице и спрятались за стеной, дабы тихо передвигающиеся по Академии служанки мирно скрылись за дверями кухни.

Пробираясь сквозь пустые, тёмные коридоры, мы только то и делали, что бесшумно наступали друг другу на пятки. На кухне горела одинокая газовая лампа, освещая лица женщин рассеянным тёплым светом. Одна мыла посуду, вторая складывала чистые тарелки в несколько аккуратных стопок, третья крутилась неподалёку, собирала крошки со стола и складывала объедки в мешок, который позже выбросят.

– Отлично, – процедила Иден. – Дальше что?

– Ждём, – пожал плечами Теренс.

– Время идёт, нельзя долго здесь топтаться.

– Ничего, Томасу лишь в удовольствие.

Мы ухмыльнулись, сдерживая смех. Устроившись между двух колонн, стали выжидать удачного момента, который наступил буквально через несколько минут. Служанки всей компанией отправились на склад, чтобы проверить наличие всех необходимых продуктов на завтрашний день. Тогда, подобрав шуршащие подолы юбок, мы поспешили выскользнуть на улицу.

8

Холодный дождь хлестнул меня по щекам. Я, склонив голову, перебирала ногами по невидимым следам своих друзей, которые мчались где-то впереди, скрытые ночным полумраком и хлюпаньем воды. Чем ближе мы подходили к третьему корпусу, тем чётче были видны светлые волосы Джереми, спадающие на лоб растрёпанной чёлкой. Он курил сигарету.

– Он её раздевать начал, вы как раз вовремя, – вполголоса произнёс он.

– Какой ужас! Надеюсь, я не увижу её без одежды…

Расправив плечи, я сжала челюсти и вошла внутрь холодного корпуса, наполненного тишиной. Мои друзья шагали следом, пропустив Джереми вперёд, поскольку только ему Томас накануне показал вход в лабораторию. Его влажные ботинки шлёпали по мраморному полу, на что Теренс реагировал мимолётным закатыванием глаз. Несмотря на все наши меры предосторожности, Креста вырядился празднично – он был, чёрт возьми, в белом.

Ступив на лестницу, я зажгла керосиновую лампу и стала плавно спускаться под третий корпус. Смесь волнения и страха встала в желудке комом, который подкатывал к горлу в виде рвотных позывов. С каждым последующим шагом я всё сильнее испытывала обонятельные галлюцинации вроде витающего в сыром воздухе запаха запёкшейся крови.

Сойдя с последней ступеньки, я шумно втянула ноздрями воздух. В нескольких метрах от нас сквозь круглое окно в двери пробивался слабый тёплый свет, исходящий от ранее зажжённой лампы. Чуть поодаль стояла Мэгги с небольшим саквояжем в руках.

– Ну что, господа и дамы, – громко произнёс Джереми, – начнём?

Дверь отворилась. У порога – мужская жилетка, скомканная и едва испачканная пылью, в отличии от обожаемого Томасом пиджака, который он повесил на дверцу шкафчика вместе с накидкой своей подруги. Сама Дакота, сидевшая на хирургическом столе, тяжело дышала и с нервной торопливостью поправляла волосы. И хоть её многослойная юбка была поднята, а пуговицы на блузке расстёгнуты, Томас явно ещё ничего не успел. Он сделал несколько шагов назад, благодарно кивнув Теренсу, который бросил ему пиджак. Дакота спрыгнула со стола, дрожащими пальцами расправляя складки на одежде.

– Что вы здесь делаете?

– Значит, слушайте, что сейчас будет происходить. – Джереми щёлкнул пальцами, после чего Мэгги, открыв саквояж, выудила из него небольшое «чёрное колесо», внутри окаймлённое полосами двух цветов: красными и зелёными. – Сейчас мы с вами сыграем в одну игру.

Дакота прищурила глаза, отгораживаясь от нас скрещёнными на груди руками.

– Что за наглость? Я не буду с вами ни во что играть.

– Боюсь, у вас нет выбора, миледи, – проговорил Теренс. – Так уж вышло, что отказаться вы не вправе, ведь нам известны ваши «семейные секреты».

Дакота сморщила нос. Её серые глаза блестели в тусклом свете газовой лампы. Она не двигалась – смотрела прямо перед собой, наверняка надеясь, что мы замолчим. Признаться, на минуту мне стало её искренне жаль.

– Мы можем рассказать вашей крёстной, насколько крепка любовь между вами, леди Крессит, и её мужем…

– Заткнитесь! – вдруг сорвалось с её губ. – Вы ничего не знаете, абсолютно ничего! Легко стоять здесь и осуждать других, когда жизнь вам всё без усилий преподнесла, не так ли?

– Правда, – не стал спорить Джереми. – Что ни на есть самая истинная правда. Слушайте меня внимательно: мы сыграем в «Русскую рулетку», только немного изменим правила. На рулетке, как вы можете отметить, – два цвета: зелёный и красный. Оба цвета обозначают выбор: если игровая кость остановится на зелёном – мы отпустим вас; вернётесь в свою комнату, отоспитесь перед завтрашними занятиями и забудете всё это, как страшный сон.

– А если остановится на красном?

Джереми оглянулся через плечо, после без дальнейших промедлений ответил:

– Значит, фортуна не на вашей стороне, и вам придётся умереть.

– Вы сумасшедшие! Я обо всём доложу директору; вас вышвырнут отсюда в ту же минуту!

– Сначала надо бы добраться до директора, мисс Крессит, – усмехнулась Иден. – Вы не уйдёте отсюда, пока мы не сыграем.

– Я не буду в это играть!

– Тогда нам останется лишь опубликовать вашу тайну в «Городском Лондонском Вестнике», – вдруг заговорил Томас. – Поверьте мне, леди Крессит, у вас нет выбора. Не пытайтесь сопротивляться.

– Томас, извольте объяснить, я не понимаю! Что здесь происходит? – снова и снова повторяла она. – За что вы так со мной?

– Пожалуй, приступим, – сказал Джереми.

– Чего вы хотите? Денег?

Джереми поморщился, засовывая руки в перчатках в карманы белого пальто.

– Дакота, взгляните на меня: неужели я похож на нуждающегося?

– Тогда что вам надо?

– Чтобы вы сыграли с нами в игру. Всё просто!

– Томас, вы для этого меня сюда привели? – повернулась она к нему. – Чтобы убить?

– Хотите, чтобы я солгал?

Несмотря на ледяную вежливость в его голосе, Томас закатал рукава чёрной рубашки и подвесил керосиновую лампу над хирургическим столом. Дакота спрятала лицо в ладонях, едва слышно всхлипывая.

– Правда в том, что я не желаю вашей смерти, – продолжил Томас, посматривая на неё, – но живой отсюда вы выйдете только в том случае, если вам повезёт в игре. Попытаетесь кричать – мне придётся лишить вас языка.

– Томас, как же так? – взмолилась Крессит, устало массируя пальцами виски.

– Мы все за что-то боремся, Дакота, – мягко произнёс Теренс, склонив голову к плечу. – В данном случае мы боремся за сохранение собственных тайн. Правда, ничего личного.

Я пристально наблюдала за бесстрастными лицами своих друзей, всматриваясь в холод, который сопровождал каждое слово, покидавшее их губы. Теренс, скрестив ноги и руки, прислонился спиной к покрытым пылью шкафчикам, не отводя взгляда от рулетки. Он, самый чувствительный из нас, смешивал в своём голосе необузданную мягкость и беспредельную строгость, словно ругал собственного ребёнка за незначительный проступок.