Стрежень

рассказ

1

Солнце уходило за разрушенные горизонты, окрасив небо в ржаво-кровавый оттенок, словно пытаясь напомнить о том, что здесь давно не осталось ничего живого. Одинокий мужчина, сутулый и одетый в грязную, истёртую куртку, осторожно брёл между кучами мусора. В руках он держал гладкую палку, которая служила одновременно и опорой, и оружием. На плечах висел потертый рюкзак, доверху набитый хламом, который кому-то мог показаться добычей, но для него был лишь очередным способом протянуть ещё один день.

Солнце садилось. А это значило, что приходило время добычи. Ночью здесь было тише. Ночью те, кто ещё оставались людьми, выходили искать то, что можно было съесть или чем можно было согреться. Правда, таких, как он, мужчина давно уже не встречал. Сколько прошло времени? Год? Два? Да и какая разница? Летопись дней давно перестала иметь значение.

Когда-то другие ещё попадались. В такие встречи люди избегали смотреть друг другу в глаза. Если и пересекались, то только на мгновение – обменяться парой слов, разделить найденное пополам, чтобы хватило дожить до следующей ночи. Но теперь он был один. Может, и к лучшему. В конце концов, людей он никогда особенно не любил. Возможно, именно это и позволило ему выжить – не привязываться, не думать о чужих судьбах, идти своим путём.

Еды становилось всё меньше. То ли город, в который он забрёл, оказался таким же истощённым, как и он сам, то ли глаза больше не видели, что можно взять. Пятый десяток жизни не оставлял шансов на ясное зрение и здоровую спину. Боль в правом боку, тянущая, тупая, давно стала частью его бытия. О лекарствах он не думал. В его аптечке лежали только две таблетки обезболивающего и аспирин, которые он берёг на случай крайней нужды. Да и какая разница? Боль напоминала ему, что он ещё жив.

Мужчина остановился, прислушиваясь. Вечерний воздух был тяжёлым и пропитанным сыростью. Где-то вдалеке скрипнуло, и он инстинктивно напрягся, сжимая палку сильнее. Скрип повторился, чуть ближе. Он медленно двинулся вперёд, осторожно перешагивая через обломки, чтобы не издать лишнего шума. За углом он увидел её.

Девушка. Молодая, измождённая, с грязным лицом и запутанными волосами. Она лежала прямо на асфальте, почти не шевелясь. На первый взгляд, заражённая. Но движения были слишком медленными, а глаза – слишком человеческими. Он остановился, глядя на неё из-под нахмуренных бровей.

Проходить мимо? Не его это дело. Он сам себя так приучил: не лезть, не вмешиваться. Вспомнить на свою голову какую-то глупость, да ещё ввязаться? Нет уж, пусть каждый живёт своей жизнью, если она у него ещё осталась. И всё же что-то заставило его замереть на мгновение.

Подойдя ближе, он нехотя взглянул ей в глаза. Первое, что он всегда проверял – глаза. У заражённых они начинали наливаться кровью почти сразу, не больше минуты требовалось, чтобы определить. У неё же… Пока всё чисто. Хотя как сказать "чисто" – бок окровавлен, глаза стеклянные. Такая долго не протянет, подумал он. Мужчина уже развернулся и сделал пару шагов прочь, но третий так и повис в воздухе. Он замер, чуть склонив голову, как будто что-то вспоминал. И это воспоминание задержалось дольше, чем следовало. Давно забытое, спрятанное где-то глубоко, оно заставило его выдохнуть сквозь сжатые зубы, обернуться и, всё же, вернуться к девушке.

Он опустил рюкзак на землю и присел рядом. Таблеток у него, конечно, не было. Была бутылка дешёвого спирта, который он берег для обработки ран, и немного чистой воды – редкая находка, которой жалко было даже делиться. Он открыл бутылку, осторожно влил немного воды ей на губы. Она с трудом сглотнула, а потом закашлялась, словно возвращаясь к жизни. На мгновение её глаза наполнились сознанием, но тут же снова закатились, и девушка обмякла.

– Отлично, – буркнул он себе под нос, больше чтобы заполнить тишину. Осмотрел окрестности. Очередной день охоты подходил коту под хвост, и добыча… да что там добыча – сам факт, что он вернётся на свой схрон живым, уже был победой. Теперь к этому нужно было добавить ещё и обузу в виде упрямой девушки, которая, к своему несчастью, цеплялась за жизнь в этом проклятом мире.

Она оказалась легче, чем он ожидал. Слишком лёгкой. Её истощённое тело он без труда поднял на руки. Это говорило о многом. Слишком уж она была измотана. Насколько глубоки её раны, он не знал, да и проверять не собирался. Он надеялся, что воды и немного спирта хватит, чтобы она хотя бы протянула ночь. Таблетки он не собирался тратить, даже если они бы у него и были. Спирт тоже жалко было тратить, но делать нечего.

– Живи или не живи, – пробормотал он, перешагивая через кучу мусора. – Только молчи.

Свет фонарей давно исчез с улиц этого города, но он хорошо знал дорогу. Шаг за шагом он добрался до неприметного переулка, который заканчивался полуразрушенным домом. Спустившись по покосившимся ступенькам, мужчина оказался у двери своего временного пристанища – небольшого подвала, спрятанного в глубине. Ключ, который он нашёл здесь, был настоящей находкой. Запертая металлическая дверь обеспечивала ему хотя бы иллюзию безопасности.

Дверь с тихим скрипом открылась. Он вошёл внутрь и аккуратно положил девушку на голый бетонный пол. Осмотрел её раны, больше по инерции, чем из реального желания помочь. Ему и самому нечем было лечиться.

– Ты хоть понимаешь, в каком аду мы живём? – пробормотал он, прислоняясь к стене. – Держишься за жизнь, а для чего? Умереть завтра?

Он закрыл дверь и запер её на ключ. Этой ночью она была его гостьей. Если доживёт до утра, он подумает, что с ней делать. А если нет? Ну, значит, одной проблемой меньше.

Достав небольшой фонарик, который считал своей самой ценной находкой за последнее время, мужчина бережно проверил его заряд. Фонарик работал на аккумуляторе, который заряжался от солнечного света – редкость в его мире. И самое главное, он действительно работал, да ещё и держал заряд долго. Сев возле стены своего убежища, он снял рюкзак, привычным движением поставил фонарик так, чтобы свет падал на пространство перед ним, и начал рыться в вещах.

Спать он не собирался. Ночью спать нельзя. Люди живут ночью. Спать днем – когда солнце поднимается, и эти твари выходят на поверхность, не прячась в тени. Поэтому он достал старый, давно припрятанный томик книги. Обложка была настолько потрёпанной, что название и автора разобрать уже не удавалось. Книга была о каком-то апокалипсисе, написанном задолго до того, как реальный мир погрузился в свой собственный конец света. Он читал её как комедию, смеясь через каждую страницу. Тогда описанное казалось ему выдумкой. Теперь это была пародия на то, что он видел каждый день.

Разложив перед собой скудный провиант – несколько банок консервов, пачку сухарей и пластиковую бутылку воды – он подсчитал, что еды у него осталось дня на два, максимум три. Это значило одно: завтра придётся снова выходить на поиски. Никаких отговорок. Пропустишь один день – потом будет вдвое сложнее. Про НЗ (неприкосновенный запас), который он хранил как святыню, он даже думать не хотел. Эти запасы – только на крайний случай. А пока до этого случая не дошло, они оставались нетронутыми.

Девушка лежала неподалёку, нервно и прерывисто дыша. Её состояние не давало покоя. Мужчина долго колебался, прежде чем решился поднять грязную куртку и взглянуть на рану. Это было хуже, чем он ожидал: глубокий порез, тёмная, почти чёрная кровь, едва сочившаяся, но успевшая залить всё вокруг. Она явно на что-то напоролась.

Достав бутылку спирта, он посмотрел на неё с явной тоской. Этот спирт был его «золотом», как он сам себя убеждал. На вес золота и даже дороже. Но теперь выбора не было. Смочив пару влажных салфеток, которых у него оставалось не больше десятка, он начал осторожно протирать рану и кожу вокруг неё. Девушка застонала. Это был хороший знак. Значит, она была жива.

Сделав перерыв, он влил ей в рот немного воды. На этот раз она жадно сглотнула, хотя глаза так и не открыла. Её сознание блуждало где-то между сном и бредом. Антибиотиков у него не было, как и никаких других лекарств. Он понятия не имел, выживет она или нет, но внутри всё чаще раздавался голос: не стоило тащить её сюда. Нужно было оставить её там, на улице. Заставив себя выдохнуть, он продолжил обрабатывать рану.

Кровь, к его облегчению, перестала сочиться. То ли старый спирт всё же сделал своё дело, то ли крови у неё просто больше не осталось. Смочив ещё несколько салфеток, он сделал что-то вроде повязки, накрыв рану и заклеив её старыми строительным скотчем, которые достал из своей «аптечки». Повязка держалась плохо, но это было лучше, чем ничего.

– Ну, всё, – пробормотал он себе под нос, отодвинувшись от девушки. – Всё, что мог, я сделал.

Её дыхание стало ровнее. Наблюдая за ней ещё пару минут, он заметил, как грудная клетка поднимается и опускается с большей стабильностью. Возможно, у неё ещё есть шанс.

Прислонившись к холодной стене своего убежища, мужчина открыл книгу. Он знал её почти наизусть, но всё равно продолжал читать, находя в этом нелепом описании апокалипсиса странное утешение. Там всё было слишком просто, слишком нереалистично. А в этом мире не было ни героев, ни спасителей, ни надежды. Только он, эта девушка и ещё один день, который нужно пережить.

2

Страницы книги переворачивались одна за другой, и на его лице постепенно расползалась странная улыбка. В книге описывались события, чем-то схожие с тем, что происходило в реальном мире, только там ночные твари боялись света, пугались его яркости, будто это могло их сжечь. А в действительности всё было наоборот. Ночью они никого не пугали – да и как можно испугаться того, что спит? Собравшись в стаи, твари уходили в одно большое здание или ангар, шатались там с пустыми глазами, будто в коматозном сне, и так стояли всю ночь.

Он отложил книгу и ненадолго погрузился в воспоминания. Однажды он случайно забрёл в такой ангар. Это была бывшая стоянка одного развлекательного центра. Уже несколько дней он ничего не ел, и голод толкал его на глупости. Он не думал, что найдёт там их. Но, оказавшись внутри, выхода уже не было. Огромное, темное пространство было забито этими существами. Грязные, голые, измождённые тела с непропорционально длинными руками и когтями вместо пальцев стояли скученной массой. Их глаза были мертвыми, застывшими, как у кукол. Они не двигались, только покачивались, будто спали наяву.

Его маленький фонарик предательски выхватывал из темноты то одно, то другое тело. На мгновение ему казалось, что вот сейчас одно из них повернётся к нему, увидит его, а потом бросится и разорвёт на куски. Он замер, как вкопанный, не в силах пошевелиться, как будто собственное тело отказалось подчиняться. Время растянулось в бесконечность. Только спустя пару минут, которые показались ему вечностью, он смог вернуться в себя. Медленно, пятясь спиной к выходу, он сумел выбраться из этого проклятого места. Уже снаружи, когда расстояние до ангара стало безопасным, он почти побежал, стараясь больше не смотреть по сторонам.

Этот случай он помнил до сих пор. Тогда он испугался так, что ещё целый день просидел в своём временном убежище, не в силах заставить себя выйти наружу. Но голод всё же победил страх, и на следующий день он снова отправился на поиски. С тех пор он понимал, насколько далеки писатели от реальности. Читая строки о «храбрецах», которые сражались с ночными чудовищами, он лишь усмехался. Никакой героизм не спасли бы их в этом мире.

Время шло. Книга, несмотря на всю её простоту, всегда тянула его на сон. Даже зная её наизусть, он всё равно начинал зевать, страницы перед глазами расплывались, а усталость брала своё. Отложив книгу себе на колени, он аккуратно закрыл глаза и провалился в сон. Это был пустой сон без сновидений – других он давно уже не видел. Ещё тогда, много лет назад, он запретил себе сны. Запретил себе память. И всё стало на свои места. Один день – еда, немного воды, если повезёт – что-то «горячительное». Но пить он не любил. Не потому, что не умел, а потому, что алкоголь растворял те блоки, которые он сам себе поставил. Под его действием он мог случайно вспомнить то, что хранил в себе, и снова погрузиться в состояние, из которого однажды уже выбрался. Возвращаться туда он больше не хотел.

Пока он спал, подвал погрузился в полную тишину. Тишина, которая была обманчивой, как и всё остальное в этом мире.

Разбудили его не ощущение отдыха, а звуки. Глухие удары металла о металл, затем что-то мягко заскребло по полу. Банки. Это были банки, понял он сквозь дремоту, и нехотя приоткрыл глаза.

Там, где должна была лежать девушка, никого не оказалось. Зато чуть поодаль, прямо возле того места, где он вчера небрежно оставил свои припасы, теперь сидела она. Девушка жадно доедала вторую банку его консервов. Первая, опустошённая и забытая, валялась неподалёку, как и бутылка чистой воды. Единственное, что оставалось нетронутым, – сухари, и то он был не уверен, что успеет их спасти.

Он резко дёрнулся, пытаясь вырвать у неё хотя бы остатки из второй банки, но его движение оказалось слишком неловким. Полулёжа на холодном бетонном полу, он не смог достичь её. Возраст, усталость, да и голод не давали ни скорости, ни силы. Она же, словно дикая кошка, мгновенно отскочила, ухватив банку в обе руки, и теперь смотрела на него из-под спутанных прядей, взглядом волчицы, защищающей свою добычу.

Её поза – на корточках, с напряжёнными плечами и чуть вытянутой шеей – была одновременно пугающей и неестественной. Если бы он не знал, что она «чистая», можно было бы подумать, что перед ним заражённая. Она продолжала смотреть на него из-под лобья, не моргая, и с упорством доедала последние куски из банки.

– Отдай! – в отчаянии выкрикнул он, пытаясь подняться.

Девушка молча отскочила ещё дальше, и, швырнув пустую банку в сторону, замерла. Он проводил её взглядом, а затем снова посмотрел на неё – теперь уже не с жалостью, а с ненавистью. В этот момент что-то в нём изменилось. Она больше не была для него спасённой жертвой. Она стала вредителем, который лишил его почти всего, на что он рассчитывал хотя бы на пару дней. Теперь ему придётся выходить на поиски уже этой ночью, ведь в последние два дня вокруг убежища ничего ценного найти не удалось.

– Убью! – вырвалось у него, и он потянулся к ножу, который всегда держал под рукой. Это был небольшой, но острый клинок, надёжно закреплённый на его поясе. Нож был его последним аргументом в любой ситуации.

Девушка, словно заведённая, отскочила в сторону. Её руки лихорадочно метались, пока она не схватила с пола небольшой камень. Она метнула его с неожиданной точностью. Камень попал ему точно в висок.

Мир на миг потемнел, словно лампочка, вот-вот готовая перегореть. Свет от фонарика, который и так уже едва горел, окончательно угас, погружая помещение в кромешную тьму. Он почувствовал, как теряет равновесие. Сознание вспыхнуло, словно спичка, и тут же погасло. Мужчина рухнул на пол, тяжело, как мешок со старыми вещами.

Перед тем как всё провалилось в пустоту, он уловил звук её торопливых шагов, неровных и отчаянных, будто она бежала от самого конца света. Затем послышался лязг чего-то металлического, глухой, словно эхо далёкого колокола, раскатилось по подвалу. Это было похоже на звук, который сопровождает распад – треск, скрежет, как будто мир сам по себе сдаётся, ломаясь под тяжестью времени.

Его сознание плыло, ускользая, но в этом зыбком промежутке между явью и тьмой он почувствовал, как отдалённый шум металлических предметов постепенно превращается в болезненный гул в его голове. Это был звук чего-то неотвратимого, неизбежного, как медленно надвигающийся обвал.

Он попытался ухватиться за это мгновение, за этот звук, за реальность, но всё исчезало. Гул стал рассыпаться в бесформенную какофонию, и вместе с ним уходило последнее ощущение времени и пространства.