Я упала с края Луны

Размер шрифта: 13

При создании обложки использовалась иллюстрация Дины Леоновой

Я упала с края Луны

«я упала с края Луны…»

я упала с края Луны
и ушиблась о старый сон.
там подснежники ждут весны,
и гуляет зелёный слон.
там волчок не грызёт бочок,
он художник, флорист, поэт.
там, уткнувшись в Луны плечо,
спит, посапывая, рассвет.
там ромашки плетут венки
из цветных паутинок грёз.
боль реальности – пустяки,
не взаправду и не всерьёз.
там танцуют мои мечты
на лугу в хороводе фей,
зеркала отвечают: «ты!»
на вопрос – кто же всех милей.
и, пытаясь догнать мираж,
я свалилась с края Луны…
не поймала своё вчера
и разбилась до слёз о сны.
и ушибы болят-саднят,
в темноте заплутал восход.
ночь обнимет легко меня:
«дай подую, и всё пройдёт».

«безгрешной душою журавлик в небо…»

безгрешной душою журавлик в небо
бумажные крылья сильны, чисты
и как бы ни ждали
когда бы, где бы
я с ним так хочу улететь
а ты?
но дел повседневных тугой клубочек
уводит опять от моей мечты
дорожкой из букв, запятых и точек
я кофе с корицей варю
а ты?
и лето сбежало по звёздным лужам
из радужных снов разведя мосты
и каждый кому-то как воздух нужен
я дождик осенний люблю
а ты?
и пусть не особо талантлив автор
и строчки кривы, и чернил впритык
но в наше такое простое завтра
я, кажется, верю ещё
а ты?

«дай руку, и пойдём со мной скорей…»

дай руку, и пойдём со мной скорей
отсюда прочь по утренним росинкам
конечно, мы возьмём с собой зверей —
кота, собаку и морскую свинку
мы не захватим больше ничего
есть лёгкость душ, а значит, будут крылья
Вселенная обнимет волшебством
и груз минут с ладони сдует пылью
и будет пёс наш другом и плечом
порвёт хребет злым духам, снам и людям
и будет кот ко всем дверям ключом
ну а морская свинка просто будет
и босиком по пышным облакам
с планеты на планету в догонялки
смеясь беспечно в чёрных дыр оскал
и спать, укрывшись лунным одеялком
и будет свинка на лугах расти
а пёс катать кометы на загривке
и будет кот из Млечного Пути
лакать небес ночных густые сливки

«Я ничего не вижу…»

Я ничего не вижу.
Я ничего не слышу.
Кажется, снова осень,
Птицы летят куда-то.
Прожита сотня книжек.
Август прочитан пришлый.
Всё и легко, и просто.
Просто и так легко.

В ладушки клён играет
С ветром неугомонным.
Я со страниц рассветов
Перехожу к закатам.
Пыльная, неживая
Между листов картонных
Прячется-спит реальность
Высохшим мотыльком.

Пишет сентябрь сюиту. В струи дождя вплетает
Призрачно-невесомых, лёгких аккордов нить.
День до конца прочитан, брошен в корзину «Память».
Я открываю книгу.
И начинаю жить.

Девочки и мальчики

девочки и мальчики —
белочки и зайчики,
папы-мамы солнышки —
чёртики в глазах.
куколки и велики,
киносказки в телике,
вера в невозможное,
солнце в волосах.
вечные, бессмертные,
обгоняем ветры мы.
точно знаем – времени
за глаза у нас.
только жизни мельница
крутится и вертится.
что дышало, мелится
в профиль и анфас.
пусть неосторожно мы
меч не держим в ножнах и
знаем: мойры ножницы
точат, не спеша.
но ведёт безбашенных,
глупых и отважных нас
до последней чёрточки
детская душа…

Враг мой

спасибо тебе, мой заклятый враг
за рыцарский бой вместо пошлых драк
кукожился заокеанский fuck
от крепости русских споров
за злость с уважением пополам
за гнев, прожигающий сотней ламп
за жёсткий кулак вместо мягких лап
«своих», на подставу скорых

за правду наотмашь всегда в лицо
за ненависть, бьющую до рубцов
за то, что ни разу мне вслед свинцом
и в спину стилет упругий
за баттл без гнилых подковёрных врак
за то, что теперь как-то всё не так…
спасибо тебе, мой заклятый враг
ты был моим лучшим другом…

«Полуночная маршрутка грязно-жёлтая…»

Полуночная маршрутка грязно-жёлтая.
Неказистая карета бывших Золушек.
Вместо бархата сидений – ткань затёртая,
на слепом окне смеётся смайлик-солнышко.

Вместо кучера – субъект не первой свежести
вдохновенно и отчаянно ругается.
Но она почти не слышит эти «нежности»…
Под шансон и мат так хорошо мечтается.

И, баюкая на плоскости асфальтовой,
отражающей густое небо звёздное,
унесёт на время в Юность из Реальности
полуночная маршрутка – фея-крёстная…

«наколдуй себе новую жизнь…»

наколдуй себе новую жизнь —
поменяй в тесной старенькой кухне обои,
занавески в горошек купи
и пузатый и важный фарфоровый чайник.
и сбежит, огрызаясь, хандра,
безнадёга отступит без боя,
чудеса нарисуются вдруг
и начнут приключаться случайно.
ты внезапно простишь и поймёшь
ту себя, что в уныние куталась зябко,
подмигнёшь на бегу зеркалам,
крутанувшись со смехом в обнимку с мечтою.
будут дружно подружки пытать —
и откуда цветов и везенья охапки?
а секрет между тем очень прост —
надо правильно выбрать обои.

Колыбельная для внучки

Одинокая луна смотрит нам в окошко,
И ночные мотыльки пляшут над свечой.
Тихо дрёма в дом вошла в войлочных сапожках,
Ворох сказок принеся в узелке с собой.

Глазки закрывай, малыш, сны к тебе слетелись
Про драконов и ковёр, что летает сам.
Стайкою волшебных птиц вьются над постелью,
Унося в страну, где люди верят в чудеса.

Тихо в доме, лишь шуршит таракан за печкой,
Одинокий лунный луч дремлет на полу.
Да слезами восковыми оплывает свечка,
Тая, словно эскимо в летнюю жару.

Ночь набросила на плечи звёздную крылатку,
Будто чародей седой с посохом в руках.
Спи, малыш, пусть сны витают над твоей кроваткой
Разноцветными мечтами, замком в облаках.

Тебе

В одиночку, двое ли возводили-строили
На песке
Запускали слаженно корабли бумажные
По реке
Загораясь целями, увлечённо сеяли
На камнях
Праведным истерикам и ханжам не верили
Ты и я

Замок-мир воздушный наш время не разрушило
И «друзья»
Корабли бумажные бороздят отважно жизнь
И моря
Проросли – упёртые! – через камни мёртвые
Злой песок
Яблони и вишенье в изумрудом вышитый
Лепесток

В лабиринте Вечности подберём беспечно мы
Уголок
Будет дверь из снов цветных, из мечтаний бархатных
Потолок
Пусть стращает ящиком общество блестящего
Воронья
Быть не перестанем мы в зеркалах и памяти
Ты и я

«Если ты вдруг решишь, что не вышло долго и счастливо…»

Если ты вдруг решишь, что не вышло долго и счастливо,
Что истории нашей страницы до дыр зачитаны,
Подари мне щенка – толстолапого, умно-лобастого.
Пусть он будет лохматый, подвижный, смешной, упитанный.

Если ты вдруг поймёшь – труп любви не реанимировать,
Поселились в душе две старухи – досада с жалостью,
Не страдай. Принеси мне щенка забавного, милого,
Чтобы, пряча тоску, к тёплой спинке щекой прижалась я.

Ни к чему слов вода. Просто резать к чёртовой матери!
Так не мучай себя – уходи. Раз уйти захочется.
Только вместо «Прости…» подари щенка обязательно,
Чтобы горло он смог перегрызть врагу-одиночеству…

«Не трави ты душу мне, скрипка пьяная…»

Не трави ты душу мне, скрипка пьяная,
Плачем жалобным нутро не выкручивай.
Позабыть хочу любовь окаянную,
Поцелуи ядовитые, жгучие.

Твой хозяин – старый ром, брови космами,
Серебрится время в гриве нечёсаной.
Веки прячут глаз буравчики острые.
Безответная печаль. Безвопросная.

Стонет скрипка под летучими пальцами.
Сердце бедное моё об пол вдребезги…
Свет от ламп залапан шутками сальными,
В погребке от шумных врак не видать ни зги.

Твой последний всхлип с тоскою и нежностью
Ночь подслушивает пыльными окнами.
А цыган тебя любовно и бережно,
Как хрусталь, в футляр уложит потрёпанный.

Он шепнёт тебе: «Камлы моя чаюри»…
Он погладит твои бёдрышки узкие…
Не услышат выпивохи случайные —
Две души со страстью, болью, отчаяньем,
Как любовью, занимаются музыкой…

Моим детям

это странно, ей-богу —
вдруг забыть аромат приключений и дальних дорог
это страшно, ей-Богу —
потерять васильковое детство в безликой толпе
это скучно, ей-Богу —
по привычке брести, если можешь свободно парить
всё же просто, ей-Богу —
только крылья расправь, оттолкнись посильней
и лети!

«а в синем небе, а в синем небе…»

а в синем небе, а в синем небе
танцует ветер
играют дети
по-братски делят краюху солнца
и ловят звёзды сачком из сказок
пускают флот кораблей бумажных
по лунным лужам и млечным рекам
а слово «вечность» давно сложили
из разноцветных воспоминаний
из земляники и пляжной гальки
из белоснежных снежков хрустящих
играют дети
в карманах ветер
и впереди бесконечность детства
а в синем небе, а в синем небе
нет лжи и смерти
есть только ветер…

«молчанье – твой родной язык, мой друг…»

молчанье – твой родной язык, мой друг
ты им владеешь просто виртуозно
и потекут с ресниц минуты-слёзы
удавкой тишины сомкнётся круг
сгущается безмолвие, живёт
и скалит зубы подкроватным монстром
а я боюсь, что будет слишком поздно
оно нас просто-напросто сожрёт
и нас не станет
только я и ты —
два одиночества в огромном мире
и вот на раз и два, и три, четыре
опять идём искать свои мечты
какой невнятный и тяжёлый бред…
и давит тишина плитой пудовой
спаси меня!
произнеси хоть слово
пусть даже это будет слово «нет»….

Моей Катюшке

Доча, не тронь паука! Знаешь примету? Накличешь дождь.
Доча, не бойся терять. Если твоё, всё равно найдёшь.
Доча, болит – хорошо. Значит, живая. Страдай и плачь.
Доча, гулять под дождём здорово, если есть друг и плащ.

Доча, быть слабой, смешной, ветреной – это совсем не грех.
Доча, тебе никогда бело-пушистой не стать для всех.
Доча, не бойся воды, смерти, мышей, береги огонь.
Доча… не слушай меня, глупую. Но пауков не тронь!

«Когда отправит молча жизнь…»

Когда отправит молча жизнь
в отходы,
Мы в небо навсегда сбежим…
Свобода!
Сломает клетку дикий зверь —
и к звёздам.
Нет притяжения. Теперь
я – Космос…

«говорит – пока…»

говорит – пока
говорит – пойду
мне ещё с дороги прогнать беду
мне ещё обид разобрать сундук
да и крыльям давно пора бы в починку
говорит – сама
говорит – чуть-чуть
мне бы – говорит – отдохнуть-вздохнуть
мне бы сладкий чай и часок вздремнуть
и «Эдем» Шопена на старой пластинке
говорит – держись
говорит – смотри
эта сила, власть у тебя внутри
просто будь свободной, лети, гори
наплевать на страх и ехидные взгляды
говорит – приду
говорит – ты жди
пусть звенит весна у тебя в груди
я вернусь, когда застучат дожди
я всегда с тобой
даже если не рядом

«…а мы танцевали под скрипки неслышные…»

…а мы танцевали под скрипки неслышные…
кружились, друг другу уже незнакомые…
и снова меж нами шарами воздушными
взлетали признаний слова легковесные…
и лопались звонко, наткнувшись нечаянно
на льдистые искры хрустального кружева…
мы были свободны от боли предательства,
разбитых надежд, убивающей ревности…
мы были полны пустотой безразличия…
скользили, обнявшись, почти невесомые…
чужие, свободные…
и одинокие…

«„и-го-го!“ – хохочет девчонка…»

«и-го-го!» – хохочет девчонка.
«ты лети, мой конь златогривый!»
и на стульчике увлечённо
в звонкий май с улыбкой счастливой.
ты скачи, мой коник волшебный,
прямо в жизнь из радужной сказки.
мне бы воли, воздуха мне бы,
омут вод и неба опасность.
я бы – ууух!
до донышка в счастье,
об пол – эээх!
беду на осколки…
да коняшку липовой масти
съели, сгрызли серые волки.
разлетелась стружками грива
да сгорела в осени печке.
и в груди сожмётся тоскливо.
и залить тоску бы, да нечем.
и бреду сквозь времени вьюги,
и тащу кусочек Вселенной
без подмоги верного друга.
оступлюсь – мир рухнет мгновенно.
«ничего, ты – сильная, сможешь», —
подмигнёт девчонка на фото,
в зеркала скользнёт осторожно,
память-дверь захлопнув неплотно.
мне бы только адрес вокзала…
пусть плацкарт, пусть пьяный попутчик!
я бы в отпуск в детство слетала,
где для счастья надо так мало —
звонкий май и маленький стульчик.

«Раз-два-три, раз-два-три… старый вальсок…»

Раз-два-три, раз-два-три… старый вальсок.
Аккордеон чуть заметно фальшивит.
Были когда-то деревья большими,
Мамы нам лёгкие платьица шили —
Юбочка клёш и витой поясок.

Раз-два-три, раз-два-три… вальс кружевной,
Вальс неожиданный, лёгкий, спонтанный
В летнем саду городском у фонтана.
Еле заметно качают платаны
Кронами в такт. И весёлый, шальной…

Раз-два-три, раз-два-три… пух закружил —
Пух надоедливый, пух тополиный —
Память мою…
Я летела, раскинув
Ручки, как крылышки: «Я – балерина!»
Мама смеялась. И папа был жив.

Нормальная ненормальность

ты нормально делай, и нормально будет
говорят с апломбом знающие люди
и со снисхожденьем по плечу рукою
мол, цени, стараюсь, вожгаюсь с тобою
трачу благородно времечко и силы
только я советов вовсе не просила
только ваша правда для меня чужая
только мне в ней тесно, я в ней задыхаюсь
только как-то чахну от заботы мнимой
вы уж лучше сами, вы уж лучше мимо
и не плюйтесь ядом в праведном угаре
лучше быть с приветом, чем нормальной тварью

«Здравствуй, молодость моя с глазами серыми…»

Здравствуй, молодость моя с глазами серыми,
с сединою на висках машина времени.
Я смеялась, ты отчаянно-несмелым был,
провожая к дому в сумерках сиреневых.

Я игралась понарошку в обнималочки,
ты бледнел, а голос хриплым становился вдруг.
Говорил, что у меня глаза русалочьи,
замирая от случайного касанья рук.

Я была киношно-книжной и восторженной —
белый конь, прекрасный принц и замок с башнями.
Точно знала, что возможно невозможное,
и что с принцем повстречаемся однажды мы.

Мне понадобилась жизнь для понимания —
я тогда наивной девочкой была ещё.
Ты же мучился любовью и желанием,
непривычным, непонятным и пугающим.

И, мечтая о далёком неизведанном,
за киношной мишурой не разглядела я —
он всегда был рядом – искренний и преданный
безлошадный юный принц с глазами серыми…

«Летит дорога серой лентой в облака…»

Летит дорога серой лентой в облака,
по окнам капли.
Я поучаствую ещё наверняка
в дождя спектакле.
Пусть проходной, второстепенный персонаж,
на подтанцовке,
но я впишусь в неброско-стильный антураж
легко и ловко.
И не задумаюсь о тайнах мастерства
и сверхзадачах.
Я просто слушаю, как шепчется листва,
как дождик плачет.
И буду вечеру шаманить- ворожить,
просить подмоги:
«Не разорви минут связующую нить
моей дороги».

«Негромко музыка звучала…»

Негромко музыка звучала
издалека.
Она привычно промолчала:
«Ну, всё. Пока!»
А он подумал: «Что за скука
и пустота…»
И взяли за руки друг друга:
«Не тот…»
«Не та…»
Тонула роза в стильном штофе
в реке зеркал.
Грустил в фарфоре крепкий кофе
и остывал.
Они друг другу улыбались.
Спускалась ночь.
А мысли далеко витали.
И не помочь.
Вопрос безмолвный без ответа.
Не диалог.
«Я не смогла закончить это.
А ты бы смог?»
Ненужных встреч петля на шее
до хрипоты.
И поцелуй.
«Я не сумею.
Прости».
«И ты».

Посторонним В

Я счастлива. И мне никто не нужен.
Есть тишина и неостывший чай.
Застыло время ртутью в лунных лужах.
Кораблик снов взял курс на мой причал.

Я счастлива, свободна, невесома.
«Здесь и сейчас» – мой замок на скале.
Зажжён камин по знаку мажордома…
И ждут качалка и шотландский плед…

Я счастлива. Кружат обрывки мыслей…
Не друг. Не враг. Не мама. Не жена.
Я. Просто Я. Без статусов и смыслов.
Не знаю. Не умею. Не должна.

Всё – на потом. Клубком свернулось счастье
На пыльной гобеленовой траве.
Гудит камин… мне рано возвращаться…
Я счастлива.
И «Посторонним В».

«Мы вернёмся в однажды покинутый мир…»

Мы вернёмся в однажды покинутый мир,
болтовнёй и ветрами затёртый до дыр.
Как сказал бы поэт: «Мир подлунный».
Будет модница-осень в шелках от кутюр.
Ну, а может, январь – автор снежных скульптур.
Или май – бесшабашный и юный.

Этот мир был когда-то твоим и моим
старым пледом уютным – одним на двоих,
тишиной между мной и тобою.
Нашим тайным убежищем с крышей из звёзд.
Ты, смеясь, говорил: «Не про нас, не всерьёз —
пара дат, разделённых чертою».

Время ливнями лиц смоет наши следы.
Вечность спрячет тихонько в карман молодым
Млечный Путь на удачу подковой.
А когда мир спокойно забудет о нас,
не останется даже казённости фраз —
мы вернёмся.
И встретимся снова.

Бабай

сегодня ночью ко мне приходил Бабай
ну, тот – из детства
им мама ещё пугала
и, укрывая байковым одеялом
«смотри, придёт, – мне шептала – глазоньки закрывай»
и вот пришёл
«привет, – говорит – ты как?
там мама с папой волнуются почему-то
что засыпаешь часто уже под утро
и плачешь, кутаясь в предрассветный мрак»
а я молчу
и в горле колючий ком
а мне бы снова до боли прижаться к маме
и я давлюсь отчаяньем и слезами
а он вздохнул
«давай, – говорит – споём
как папа пел
ты помнишь ещё слова?»
тонула ночь в предрассветье млечном
«ещё придёшь?»
«приду, – говорит – конечно
ты только, доча, глазоньки закрывай»

Речка Талинка

Вниз по речке Талинке
Пароходик старенький,
Серый дым колечками
Вьётся над трубой.
День клонился к вечеру.
В завтра бесконечное
Юные, влюблённые,
Плыли мы с тобой.

Солнца цветик аленький
Окунулся в Талинку.
Отражала гладь реки
Звёздный океан.
В счастье захватили мы
Всё необходимое:
Стопку книг, два зонтика,
Старый чемодан.

Лунный лучик маленький
Проскользил по Талинке.
Пароход баюкала
Ласково вода.
Мы держались за руки.
И по волшебству реки
Плыли в неизвестное
Наше навсегда.

«В аквариуме сонных улиц…»

В аквариуме сонных улиц
танцуем, не касаясь дна.
В дождях осенних утонули слова.
А звёзды и Луна
плывут в прохладе тёмно-синей,
как межпланетные киты,
на плавниках сверкает иней
холодной вечной пустоты.
И тишина.
Беззвучной рыбкой скользнёт случайное авто.
А танец чувственный и зыбкий,
замысловатый и простой,
кружит под толщей снов осенних
сухой листвой ненужных фраз.
Свобода, забытьё, спасенье.
Лишь ты и я.
Здесь и сейчас.
Неважно, что случится с нами
потом… когда-то…
И пускай научимся дышать дождями,
тоской осенней.
А пока мы в пустяках не утонули,
и полночь на двоих одна —
в аквариуме сонных улиц
танцуем, не касаясь дна…
Старый фотоальбом
были голыми, босыми
по воде, аки посуху
а причины и вовсе нет
быть несчастным и смертным
а теперь аккуратно мы
утепляемся ватными
молью битыми правдами
и любовью в конвертах
то ли я, то ли кто другой
с фотографий махнёт рукой
скажет: что ж ты, такой-сякой!
и уйдёт, не прощаясь
я захлопну альбом, как дверь
из живого вчера в теперь
и в кривых зеркалах потерь
вдруг себя не узнаю

«И плывут куда-то по лужам кораблики-листья…»

И плывут куда-то по лужам кораблики-листья
И уютно спится вдвоём под одним одеялом
И к чему пустые слова для читающих мысли
И прошло всего-то сто лет между «было» и «стало»

Как всегда, чуть-чуть подгорело печенье с корицей
Домовой шуршит по-хозяйски за кухонной дверью
Мы уснём, обнявшись, и сможем друг другу присниться
Мы так долго вместе, что в вечность успели поверить

И немного страшно, что времени мало осталось
И немного странно поверить в бессмысленность истин
И уютно спится вдвоём под одним одеялом
И плывут куда-то по лужам кораблики-листья

«за стеной хохочет ребёнок…»

за стеной хохочет ребёнок
хрустальными шариками
рассыпается детское счастье
настоящее, бескорыстное, щедрое:
возьмите же, мне не жалко! у меня его много!
и раздражённо морщится одиночество,
привыкшее засыпать рядом со мной:
и что ему не спится в такой поздний час…
и возмущённо поддакивает тоска,
свернувшаяся кольцом у кровати:
куда только смотрят родители!
ночь на дворе!
это невозможно! какой неприятный шум!
ни минуты здесь не останусь!
и они уходят…
а я сжимаю в ладони неизвестно откуда взявшийся
тёплый хрустальный шарик…
и засыпаю под колыбельную детского смеха…
и точно знаю – теперь всё будет хорошо…

«а кран опять течёт…»

а кран опять течёт
и мерзкое кап-кап
уже дыру пробило в черепной коробке
молочный лунный свет игриво и чуть робко
лучом касается собачьих белых лап
мой пёс спокойно спит
мой пёс бежит во сне
по лесу, по степи, по пляжному раздолью
а я же в потолок – что воля, что неволя —
всё пялюсь, как баран
кружится мыслей снег
скорей бы отпуск…
кап!
в деревню, в глушь…
бамс!
бамс!
отбойным молотком по оголённым нервам
да, не шешнадцать мне
конечно, не был первым
но без него плевать
на здесь и на сейчас
ну как я без тебя?
не знаю, не могу
не слушается кран, и пробки выбивает
не дышится почти, и крыша протекает
ни другу дела нет
ни лютому врагу
не бог, не эталон
ты не был лучше всех
ты мне вернул меня с улыбкой и задаром
и безмятежно спит пушистый твой подарок
а я опять реву
лицом зарывшись в мех

Одуванчики

одуванчики, одуванчики
настроения поднимальчики
тёплый смех весны приносильчики
одуванчики-желтокрыльчики
одуванчики-ясны солнышки
я вдохну весну
всю, до донышка
и пройдусь по маю лебёдушкой
одуванчики – феи Золушки
одуванчики, одуванчики
рвут вас девочки
мнут вас мальчики
и целуют золотом пальчики
солнца лучики – одуванчики

«А ты сегодня почему-то пришёл во сне…»

А ты сегодня почему-то пришёл во сне.
Светило солнце. Пели птицы. И падал снег.
Я точно знала, что такого не может быть.
И продолжала почему-то тебя любить.
Хоть были призрачно-туманны твои черты,
Я точно знала почему-то, что это ты.
Мы плыли в танце… лунной румбы текла река…
Мне было страшно почему-то в твоих руках…
И было жарко от холодных беззвучных слов…
И взгляд… а твой ли?… больно сердце моё колол…
Волчица-полночь терзала душу и жгла луной…
А мне хотелось не просыпаться и быть с тобой…
Почему-то…

Муха

Летала муха, жужжала муха, в стекло кидалась.
На волю мухе найти дорогу не удавалось.
С тупым упрямством ломала крылья.
А в мягком кресле
Сидела я. Была мне муха неинтересна.
А день пломбиром на солнцепёке тихонько таял.
Гудела муха. Кружились мысли лениво стайкой:
Все люди – мошки… банальность эту читала где-то…
Жужжим и бьёмся, пока не хлопнет судьба газеткой…
А наши жизни на паутинках… таких непрочных…
И незаметно слова сплетались, слагались строчки.
Сверкали рифмы. Был слог отточен, как зуб акулы.
Шедевр родился! Он был прекрасен…
Но я заснула…

Тавтограмма

То туман, то тучи, то тоска.
Тишину так тяжело таскать…
Тут толчками тихает «тик-так»,
там трубит тревожно «тра-та-та».
Точка. Точка. Твёрдое тире.
То терять. То тряпками тереть.
Тайна тона трогает тамтам…
Тонут-тянут тени.
Темнота…

«Он распахнул ей в душу дверь…»

Он распахнул ей в душу дверь:
– Входи и будь, как дома.
Она впорхнула, оглядев
пейзажик незнакомый.
Брезгливо пальчиком по снам:
– Узорчик старомоден.
И слишком пёстро тут и там.
Мне это не подходит.
И простучали каблучки,
слегка поранив душу…
Цветные бабочки-жучки
летали непослушно,
дремала память в уголке,
мечты играли в прятки.
Он шёл по жизни налегке,
и было всё в порядке.

Дорога

И будет бездонным сон,
и станет бездомной грусть.
Пугают со всех сторон,
но я уже не вернусь.
Уйду налегке легко
(от ноши меня избавь!)
по времени вверх бегом,
по лунной дорожке вплавь.
Попутчики – лишний груз,
прощание – звук пустой.
Ни памяти, ни обуз
с крестами и без крестов.
Ни планов, ни «да», ни «нет».
Нет «завтра» и нет «вчера».
Наброшу плащом рассвет,
шальным подпою ветрам…
Отравой признаний мёд,
навылет тоски свинец…
Поддержит, простит, поймёт
дорога в один конец.

«С какой луны ты свалился, милый?..»

С какой луны ты свалился, милый?
Таких давно не рождают звёзды…
Таких давно не приносят ветры…
Таких давно не приводят ливни….
Лучами солнца, теплом по коже…
Волшебной сказкой в полночном мраке…
Улыбкой детства, мечтой о чуде…
С какой луны ты свалился, милый?

«всё давно решено…»

всё давно решено
всё записано в книге судьбы
так чего суетиться?
дай мне руку! летим!
пусть реальность исчезнет, как дым
мы – свободные птицы!
протяни же ладонь
стань мне парусом алым вдали
стань мне ветром попутным
пусть прохладным дождём
по ресницам стекают легко
в бесконечность минуты

слово «вечность» из звёзд
соберём в небесах предрассветных
и растает вопрос
в вальсе чёрных и белых полос
и задача сойдётся с ответом

«Бездна смотрит на меня с удивлением…»

Бездна смотрит на меня с удивлением:
«Вот кого уж не ждала. Тем не менее,
чем я вам могу помочь, леди грустная?
Неужели на Земле стало пусто вам?»
Бездна смотрит на меня укоризненно:
«Ну, допустим, всё не так в этой жизни. Но
есть любовь и есть мечты, сны со сказками.
Или добрые друзья сняли маски вдруг?»
Бездна смотрит на меня понимающе:
«Да, с реальностью дружить – штука та ещё.
Если душу рвёт в куски болью, ужасом,
где укрыться от тоски и ненужности…
Нет, не бойся, не смотри так воинственно.
Я теперь – твой лучший друг. Друг единственный.
Ну, иди же! Обниму неизбежностью».
Бездна смотри на меня с тихой нежностью.

Незнакомка

Косу на спину перебросила
И с улыбкою да по осени.
Не красавица, не уродина,
Неприметная с виду, вроде бы.
Только взглядов шлейф следом тянется,
У мужчин спина распрямляется.
Повседневности разорвётся круг,
И геройствовать их потянет вдруг.
Бесшабашничать и бесстрашничать,
На руках носить жён своих и чад,
Как драже, дарить звёзды россыпью…
А она идёт мягкой поступью…
И сентябрь к ногам таксой ластится,
И ладошки клён красит в красный цвет.
Будем жечь костры из листвы и фраз —
До зимы ещё время есть у нас…

Букашка

вот ползёт букашка
по моей руке
мне уже не страшно
висеть на волоске
мне уже не больно
быть одною из
только вот невольно
всё тянет глянуть вниз
что там под ногами?
твердь, вода, огонь?
мыслей оригами
кружится посолонь
небылью ли… былью…
близко… далеко…
а букашка крылья
расправила легко
и вот-вот отважно
в далёкие края
подожди, букашка!
постой! а как же я?

Что наша жизнь?

Однажды ты поймёшь, что жизнь – пустяк.
Пустой бокал с щербинками по краю.
Ты крикнешь небу: «Я так не играю!»
И купишь компас, кеды и рюкзак.
И в одиночку по волнам дорог,
по крышам леса, по лугам Вселенной.
Там встретится тебе обыкновенный
мечтатель и поэт – единорог.
Крылатый эрудит и полиглот,
Хранитель сказок, Повелитель радуг…
И опадают с веток чудо-сада
мечты и звёзды в снов водоворот.
Руины фраз безжизненных и слов
затопит время лунным половодьем.
И сам себе ты прокричишь: «Свободен!»,
сдувая смехом пену облаков.
И рухнут скалы боли и обид.
И разольётся млечная дорожка.
И ты забудешь слово «невозможно»,
ловя в ладонь дождинки Персеид.
И не спеша, по лунному лучу,
как Иешуа с Понтием Пилатом,
пойдёте с другом сказочно-крылатым,
болтая по-простому, без причуд.
И ты узришь начало всех начал.
И ты узнаешь тайны дня и ночи.
Единорог расскажет, если хочешь,
как ты себя забыл и потерял.
И ты увидишь – всё наоборот.
К чему ответы, если есть вопросы?
И ты поймёшь – всё до смешного просто.
И выход есть. Он там же, где и вход.
Ну, вот и всё. Пора, мой друг, пора!
Не расплескать бы полноту бокала…
И ты мурчишь себе под нос устало:
«Что наша жизнь? Игра, игра, игра…»

«и завыть бы волчицей, да нет луны…»

и завыть бы волчицей, да нет луны
и просить бы прощенья, да нет вины
и молитвы бы петь, только веры нет
и глаза бы открыть, только ярок свет
и рыдать бы навзрыд, да пуста душа
и взлететь бы, да злые ветра кружат
и успеть бы сказать, только в горле лёд
и любить бы взахлёб, только горек мёд
и простить бы врага, да не хватит зла
и принять бы себя, да сгорю дотла
и посеять бы радость, а вдруг пожнут
и пожить бы ещё, да пора
зовут

«Боже, храни наши души…»

Боже, храни наши души
в сухом и прохладном месте
детей своих непослушных
в который уж раз пожури
за то, что привыкли с азартом
гоняться за тем, что снаружи
и с каждой твоей колокольни
плевать нам на то, что внутри

Лети, мой бриг!

Камнем вниз или птицей на волю —
поди пойми.
Есть варенье из солнечных долек
и быть детьми.
Бесконечное, тёплое «мама»
в карман к мечтам.
Через боль и потери упрямо…
И аз воздам.
Время спицей в штурвале Сансары —
лети, мой бриг!
Нам отмерили щедро задаром
всего лишь миг.
Колесо повернётся бесстрастно,
и снова жизнь!
Ты в игру возвратился, участник,
теперь держись!
Здесь в почёте краплёные карты,
и правил нет.
Здесь судьба попадает с азартом
и в масть, и в цвет.
А тебе – всё с нуля, всё сначала…
И ладно. Пусть.
Бриг мой к пристани звёздной причалит,
и я вернусь.

Сказки города N

«В славном городе N зацветают махровые астры…»

В славном городе N зацветают махровые астры,
и плывут облака в свеженалитых лужицах окон.
В славном городе N все закаты тихи и прекрасны,
а рассветы прозрачно-чисты, как мечты о высоком.

В славном городе N горожане почти идеальны:
добродушны, щедры и улыбчиво-миролюбивы.
в славном городе N нет ни драк, ни скандалов банальных,
ни занудливых жён, ни мужей хамовато-ленивых.

Как рекламный проспект, фотография общая в цвете —
здесь и фикус, и кот, и семья в интерьере гостиной.
В славном городе N так послушны и ласковы дети,
и мудры старики, сединой убелённые зимней.

В славном городе N жизнь налажена и многоцветна.
Только вдруг… иногда… что-то в воздухе носится зыбком…
Верный, любящий муж достаёт из шкатулки «Беретту»
и супруге в живот разряжает обойму с улыбкой.

Деликатно, не зло посудачат немного соседи,
а потом перейдут к обсуждению новой дороги.
В славном городе N не услышишь ни слухов, ни сплетен.
Да о чём говорить? Здесь подобных эксцессов немного.

Ну, случаются казусы… Помните? В прошлом июле
рано утром девчушка-тихоня (не видно, не слышно)
звонким голосом крикнула: «Доброе утро, мамуля!»,
помахала ладошкой и ласточкой прыгнула с крыши.

И помяла чудесный цветник у плетёной беседки,
а дорожку у дома забрызгала красным и липким…
Ну, точь-в-точь, как обои в гостиной у нашей соседки,
что на стол накрывала с мечтательной полуулыбкой.

Напевала тихонько и остро наточенный ножик
(собиралась разрезать пирог) не спеша и бесстрастно
мужу в горло воткнула. Досадная неосторожность!
Первоклассная мебель запачкана липким и красным…

А в саду городском леди в шляпках беседуют чинно.
На дорожках полно быстрых роллеров – юных и смуглых.
В славном городе N невзначай… без особой причины
тихо сходят с ума абсолютно счастливые куклы…

Домовой

ворчит домовой: «и досталось же мне наказание…
ну, что за хозяйка из этой субтильной девицы?
вчера попыталась по книжке учиться вязанию,
запутала нитки и в кровь укололась о спицу.
тихонько заплакала, глядя на алую капельку,
потом невпопад и беспомощно так улыбнулась
(в глазах голубых ярко вспыхнули серые крапинки),
вязание бросила, раненый палец лизнула
и вдруг закружилась легко и свободно по комнате,
красиво взлетали изящные тонкие руки…
про суп на плите, разумеется, даже не вспомнила.
я еле успел повернуть эти круглые штуки —
комфо… нет, канфи… всё никак не запомню название —
но всё обошлось. не сбежало и не пригорело.
и вдруг я услышал – доставшееся наказание
«спасибо тебе, домовой», – прошептало несмело.
и дом осветило улыбкой, как ясное солнышко…
а если прикинуть – мне лучшей хозяйки не надо.
подумаешь, плохо готовит, в уборке не Золушка.
научится девочка.
я помогу.
я же рядом».

Дженни

Скажи мне, красотка Дженни,
зачем ты бредёшь сквозь вереск,
шатаясь под тихим ветром,
что в полночь разносит звуки?
А с кем ты, красотка Дженни,
в таверне так засиделась?
И чьи в полутёмном зале
тебя обнимали руки?
Где дом твой, красотка Дженни?
Там пламя гудит в камине.
Мурлычет уютно кошка.
Плывёт аромат аниса.
Куда ты, красотка Дженни?
Твой дом на краю долины…
О чем ты вздыхаешь, Дженни,
на берег спеша скалистый?
Ты плачешь, красотка Дженни?
А может быть, это море
тебе подарило брызги
солёной волны прибрежной?
Ты смотришь, красотка Дженни,
с тоскою в потухшем взоре,
как ветер несёт на камни
твой тонкий шарф белоснежный.
Вернись же, красотка Дженни,
на скалах сгустились тени…
Луна осветила берег
пустынный, крутой, безмолвный…
Лишь эхо уронит в вереск:
«Куда ты, красотка Дженни….»
Лишь чайка всплакнёт над морем,
крылом задевая волны….

«Палка, палка, огуречек…»

Палка, палка, огуречек —
шёл по свету человечек.
Ручки, ножки, кеды, кепка,
джинсовый рюкзак.
По пятам плелись потери,
утянули тени в темень.
Хлоп! И выхода из тени
не найти никак.
Точка, точка, запятая.
Вывози, спасай, кривая!

Тень проронит, усмехаясь:
«Тоже мне герой!
Палки пополам и в печку,
сделать фреш из огуречка —
вот и сгинет некто-нечто
вместе с запятой».
Но весёлый, непокорный
человечек шёл упорно.
Тень сгустилась, стала чёрной,
отрастив рога.

Только что нам звери-твари,
если есть любви фонарик,
мамин смех, воздушный шарик
в недрах рюкзака.
И сбегут трусливо страхи,
и растают тени-мраки,
буераки-враки-драки
бликом по реке…
Палка, палка, огуречек —
бесшабашный и беспечный
шёл по жизни человечек
с солнцем в рюкзаке.

Маяк

и высохли моря, и в путь пустились горы.
и там, где лес шумел, лишь камни, тлен и прах.
и только жив маяк.
и старый, мудрый ворон несёт благую весть
на угольных крылах.
и только жив маяк на белых, острых скалах.
извечный свет, сигнал: «ты не один! держись!»
пусть больше ничего на свете не осталось,
но если есть огонь – не канет в Лету жизнь.
бесстрашный рыцарь-луч в сияющих доспехах,
страховочный канат, над жуткой бездной мост,
спасенья островок, опора, точка, веха,
животворящий свет, что достаёт до звёзд.
а кто зажёг огонь? да, в сущности, неважно…
есть яркий луч-кинжал, что режет насмерть тьму.
а может быть… а вдруг… когда-нибудь… однажды…
смотритель путь найдёт к приюту своему.
и примется творить ведунство и шаманство,
сплетая вязь-узор из рунных слов и фраз.
пока горит маяк сквозь время и пространство,
не рухнет в пропасть мир.
и Он заметит нас.

«Здравствуйте. Вы покупаете души?..»

Здравствуйте. Вы покупаете души?
Да, проходите. Присядьте, прошу.
Я просто мимо… да мне и не нужно…
Ну, хорошо. Пять минут посижу.
Что же конкретно вас интересует —
сроки, условия? Кофе? Коньяк?
Часто ли люди душою рискуют?
Да. Каждый день. И отнюдь не за так.
Что же взамен мне? Да всё, что хотите, —
Власть абсолютную, деньги, успех.
Вечную жизнь? Нет, увы, извините.
Эта услуга закрыта для всех.
Мне будет больно? Ничуть. Обещаю.
Просто контракт? Без чудных пентаграмм?
Если подумать… ну, что я теряю?
Это всего лишь душа. По рукам.
__________________________________
Что со мной? Вдруг голова закружилась…
Странное чувство… чего?… пустоты?…
Сон или явь? Ну, конечно, приснилось.
Всё хорошо – сцена, слава, цветы.

Мой мальчик

Привет, мой мальчик, как твои дела? На нашей крыше ночь считает звёзды. И колдовать на кухне слишком поздно, но я румяных плюшек напекла. Как дети? Как жена? Работа? Сны? Ты чистишь зубы ровно две минуты? А мой вернётся пьяным лишь под утро… А нам бы дотянуть бы до весны…

А нам бы… Извини, я отвлеклась. Как ты живёшь? Здорова ли Гунилла? Она моих советов не забыла? И не разводит в вашем доме грязь? Ты носишь шарф? От Фриды вам привет. Мы ссоримся по-прежнему и спорим, но у меня, на счастье или горе, одна сестра. И больше близких нет. Есть только Карлсон, Фрида. Странный сон ко мне приходит часто: хрупкий мальчик стоит в углу и потихоньку плачет… Прости, Малыш. Прости меня за всё.

Я точно знаю, скоро выйдет срок… Но я живу отчаянной надеждой и плюшки с маком всё пеку, как прежде… Пиши, мой мальчик.

Фрекен Хильдур Бок

«современная ведьма готовит с утра капучино…»

современная ведьма готовит с утра капучино
вместо шляп и плащей
любит джинсы, кроссовки и худи
наколдует и дождь, и стихи
безо всякой причины
но летать на метле
современная ведьма не будет
самокат – не метла
а вот кот – как положено – чёрный
и украшен шипами брутальный кошачий ошейник
совмещает магически крошечный бизнес с учёбой
современная ведьма – хозяйка уютной кофейни
если гложет тоска, если мир стал вдруг серого цвета
если лица размылись в невнятно-унылые пятна
лунный лучик укажет дорогу в подвальчик заветный
здесь тебя уже ждут
и хозяйке без слов всё понятно
крепкий кофе в бокал
а к нему добавляется солнце
мамин смех и июль
и летящие в небо качели
станет легче дышать
и надежда на завтра проснётся
и оттает душа, что дышала уже еле-еле
а хозяйка и кот улыбнутся друг другу глазами —
и опять угадал с ароматами чудо-бариста
сварит в турке мечты и приправит туманом и снами
современная ведьма, которой всего-то лет триста

«Давным-давно при сотвореньи мира…»

Давным-давно при сотвореньи мира
Земля была беспечной, чистой, юной…
Дорожки рек, громады гор пунктиром,
Раскидистых деревьев тени-руны.

Могучие волшебные драконы
Летали между звёзд. Тугие крылья
Ласкали край небес непринуждённо,
Долины осыпая лунной пылью.

Прошли века… свободны и прекрасны,
Мудры, невозмутимы, слово Будда,
Драконы прижились во снах и сказках
И прилетают к тем, кто верит в чудо.

И мальчуган – душа наивно настежь —
Он верит снам. Да нет, он просто знает,
Как рвётся сердце ужасом и счастьем,
Когда он с другом между звёзд летает.

Скользит ладошка по траве чуть влажной,
Пора прощаться – скоро встанет солнце…
«Ты не грусти… когда-нибудь…однажды
Мы улетим с тобой и не вернёмся.

Я заберу тебя туда, где небо
Просыплет звёздный дождь тебе на плечи…
Туда, где быль перетекает в небыль…
Тебе пора, мой юный друг, до встречи!

И будет новый день (их будет много —
Счастливых и обычных, и ужасных),
Ты нарисуешь млечную дорогу,
Дракона, что летит к тебе из сказки.

Ты повзрослеешь быстро… даже слишком…
Но до полёта в вечность под луною
Останешься отчаянным мальчишкой,
Рисующим драконов на обоях».

«Человек человеку – враг…»

Человек человеку – враг.
Человек человеку – волк.
Лишь изжога от липких врак.
Лишь зубов за спиною щёлк.

Добродушной улыбки оскал,
А за пазухой камень и нож.
Клеветал, продавал, предавал,
Истиной выставляя ложь.

Спьяну крест целовал в слезах,
Бил поклоны, молитвы орал.
И скорбели икон глаза,
Со свечей тихо воск стекал.

А наутро – клыки точить
И от крови нож отмывать.
Да волчат не забыть научить
Клеветать, продавать, предавать.

«Девочка шарик воздушный на ниточке…»

Девочка шарик воздушный на ниточке
Гордо несёт через майские улицы.
Небо своим отраженьем любуется
В зеркале площади мраморно-плиточном.

Шар ярко-жёлтый (под цвет одуванчиков)
В небо взлететь своенравно пытается.
Ветер помпоном на шапке играется.
Солнце пускает витринами зайчиков.

Город весною наряжен с иголочки,
Рыжая чёлка, банты белоснежные.
И невдомёк маю празднично-свежему —
Девочка счастье несёт на верёвочке.

«Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…»

Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…
Ехал поезд запоздалый.
Торопился и старался,

Продолжить чтение