Игра теней – по ту сторону событий
Если всю жизнь говорить о смерти, думать о смерти, готовиться к смерти, то часть, где должно говорить о жизни, думать о жизни, готовиться к жизни, зеркально отразится за той чертой
(автор)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Мефодий строил свою жизнь, исходя из обстоятельств, сложившихся вокруг, когда он начинал её строить. Но обстоятельства поменялись, а Мефодий с каким-то непонятным упрямством этого не замечал.
В итоге получилось, что получилось.
Или – ещё можно сказать и так – Мефодий, вообще, не строил свою жизнь, жил под влиянием каких-то сложных импульсов и желаний, идущих непонятно откуда-то, а когда пришла пора всё осмыслить и даже переосмыслить – переосмыслил, глубоко переосмыслил, и не изменил своего поведения.
Мефодию всегда снились странные сны. Ему снилось, что предметы меняют свои размеры, вырастают, устремляются куда-то ввысь, не остается ничего устойчивого, все неустойчиво, становится страшно и жутко, тело тяжелеет, и под ним распахивается пропасть. Мефодий начинал бредить, вставал и ходил по комнатам, его останавливали, что-то шептали, но он ничего не видел и не понимал, глаза его были распахнуты в другой мир, непостижимый и потому страшный.
– Почему они растут? Почему они были меньше меня, а теперь в сотни, миллионы!.. миллиарды раз больше?! Я теряю их из поля своего видения!..
Ему достаточно сделать неловкое движение, неосторожный жест и он погиб. Близкие это видят и зовут доктора. Его вновь укладывают на кровать, шепчут что-то непонятное, абсурдное – они его не понимают!.. – но мелодия шёпота успокаивает.
Мефодий закрывает глаза, а близкие вместе с доктором продолжают стоять рядом и разговаривать. То ли у них нет другого места, чтобы поговорить, то ли им специально необходимо находиться рядом, но только разговаривают они всегда почему-то о нём, разговаривают так, словно его тут нет. Правда, разговор идёт чуть тише обычного. Но он их не слушает. Он лежит с закрытыми глазами и пытается понять, почему вдруг эта комната начинает расти, почему люди и их голоса отдаляются, и, тем не менее, их по-прежнему слышно. Где-то в глубине сознания Мефодий понимает, стоит ему открыть глаза и сесть на кровать, и всё вновь вернется к своим прежним размерам, – даже можно будет дотянуться до говорящих рукой, – и ощущение представления прежних размеров успокаивает.
Иногда делаются непонятные инъекции, тоже без участия Мефодия, даже без его разрешения, все уверены в своей правоте, в правоте своих действий, мнение Мефодия никого не интересует. Но Мефодию и это безразлично, главное – попытаться понять, удержать в своём сознании ускользающий смысл. Наматывание, наматывание мыслей, а в стороне непрекращающийся шёпот. И снова всё начинается заново, – что-то понятно, но что-то уже потеряно. С каждым новым пониманием происходят потери, неизбежные, иногда страшные, – их невозможно вернуть, – и ничего невозможно вернуть, нужно двигаться дальше, сзади надвигающийся хаос. Это как игра, когда позади всё рушится. Найти и удержать в сознании ускользающий смысл, найти и удержать. Если есть время, значит, дают ещё шанс, возможно, и не один.
«Я настоящий – это то, что я хочу, что я могу, знаю, чувствую и… имею. Но мне бы хотелось знать, что хочешь, можешь, знаешь, чувствуешь и имеешь ты. Ведь ты – это тоже я. Ведь мы же знаем друг друга, или скоро узнаем.
И чем лучше узнаем, тем адекватнее будут наши поступки по отношению друг к другу.
Это кто?.. Это что, чип?
Чип.
Это кто сказал про чип?»
И вновь игра, хаос, смешки и инъекции. И вновь идентификация себя, потом уже всего остального, если успеется и удастся. И надо совершать поступки, все ждут твои поступки. И вновь сны, меняющие реальность. Организм в благодарность за то, что мы, засыпая, отдаём ему своё тело для восстановительных и иных работ, дарит нам чудесные сны. Или не чудесные. Случаются и авралы.
В комнате много белого, почти нет отражений, за окном яркое солнце.
«Почему в больницах всегда так много белого? Неужели я в больнице?.. Что-то случилось… Что же могло случиться? Если в больнице, значит, болен? Больной человек – это уже другой человек, в отличие от здорового, и отношение к нему другое. Но ведь могут же и ошибаться. Как им доказать, что они могут ошибаться? Каков мой диагноз?..»
Вошёл мужчина в белом, с рыжей копной волос, с папкой на груди, и размышления тут же ушли.
– Проснулся! Быстро… Будем выписываться!
– Вы..?
– Главврач. Кто ты – я знаю! Ха-ха…
– Что со мной… было?.. Я точно здоров?
– Точнее некуда, – улыбнулся вошедший.
– Сначала, когда вы вошли, хотел всем доказывать, что я здоров. Теперь, когда подтвердили, стал сомневаться.
– Можешь не сомневаться. Нам лучше знать, мы ж врачи. По одним симптомам понятно, не говоря уж про анализы.
– Ну, хорошо.
– А то, что ты, Мефодий, нёс тут всякую чепуху, так это в бреду, так и запишем – в бреду, – забудь, если, конечно, помнишь. Не помнишь ведь ничего? Не помнишь? Молчишь, ха-ха-ха. Имей ввиду – тебя никто не слушал. Даже к лучшему, что никто не слушал. Я слушал, чисто из профессиональных соображений. Ложные воспоминания и всё такое о том, чего не было, ложные оценки. Умён, я тебе скажу. Иногда думай, что говоришь! Потом расскажем, узнаешь, что тут происходило, свидетелей много.
– Свидетелей можно подготовить, – усомнился Мефодий.
– Весь мир не подготовишь.
– Как это «ложные» воспоминания? Получается, зря жил… что ли? какой-то отрезок времени…
– Ничего не зря. Ты ж продолжаешь жить. Живи сегодняшним днем. Зачем тебе помнить, что было? Кому-то, может, и стоит помнить.
– Дискриминация какая-то. Разве можно такое говорить, доктор? Память – это наше всё.
– Всё да не всё. Для общей же пользы. Наше сознание, между прочим, в процессе жизни специально отключает что-то из памяти, даже не спрашивая нас согласия. Потом, правда, кое-что включает, когда можно включить, когда уже пациент может справиться. Стремление к совершенству, к развитию, заложено в нас на генетическом уровне, основа нашего фундамента, поэтому и нужно исключать всё ненужное, что мешает развиваться и двигаться дальше. Собирайся! Сейчас всех под одну гребёнку выписывают, – и тише, будто про себя: – Зачем что-то городить? Наступит время, может, узнаешь. Не такая уж крупная птица, даже должности нет.
– И что, не было? – растерялся Мефодий.
– Чего «не было»?
– Должности.
– Может и была, иначе, чего б здесь оказался?.. Сейчас даже хорошо, что должности нет. Должность может стать приговором, шаг вправо, шаг влево… Ха-ха, усёк?.. Странно, при тебе даже характеристики не было. Хотя с характеристиками в наше время тоже… А мне нравится давать характеристики, не говоря уж про диагнозы. Характеристики, даже неправильные, могут оказывать сильнейшее влияние на будущее человека. Я написал для тебя характеристику, с чистого, так сказать, листа. Почитаешь когда-нибудь. Собрался?
– Куда идти-то?
– Туда, со мной, я провожу.
В холе – девушки-санитарки. Все писанные красавицы, у всех одинаковый макияж, похожие прически, правильные черты лица, точёные фигурки в одинаковых халатиках.
– Так похожи, будто копии, – растерялся Мефодий. – Думал, отражения от зеркал, аж голова закружилась.
– Отборный медперсонал, ну, и медицинские средства свои, чтоб содержать в идеальном состоянии, – с гордостью сообщил главврач, улыбнувшись, добавил: – Как они на тебя смотрят!.. Что-то ты им наобещал? Выкладывай, что ты им наобещал, озорник.
– Не помню… Вроде, ничего такого, – смутился Мефодий. – Меня, будто, шатает, голова кружится и… трудно в проём попасть. Даже самому неудобно, что такая реакция организма.
– Девушки помогут. Правда, девушки? – улыбнулся главврач.
– Конечно, – откликнулись девушки.
– Вот здесь ступенька, осторожнее, обопрись на любую, смелее же, для того и стоят, – усмехнулся главврач. – У нас их ещё называют санитарками леса, больница-то в лесу. Не бойся, не оборотни.
Мефодий растерянно посмотрел в окно:
– Кругом лес, – задумался он.
– Кругом, – подтвердил врач.
Санитарка, на которую Мефодий попытался опереться, так грациозно подставила себя, что Мефодий буквально на неё рухнул. Девушке это даже нравилось. А Мефодий перестал шататься, даже забыл, отчего его шатало, шатание лишь стало поводом, чтобы рухнуть на девушку. За спиной Мефодия опекунше передали санитарную сумку на ремне, и та повесила её на плечо. И пошли они вместе под руку меж высоких сосен по прямой широкой тропе с территории больницы. Врач и стоявшие на лестнице санитарки лишь помахали ручками, мило улыбнулись и даже посочувствовали.
– Партеечку, – оживился главврач. – До следующего пациента!.. – и упав в кресло у входа, достал из кармана электронную игру «Ну погоди», где волк и заяц ловят корзинами яйца. Санитарки обступили играющего с обеих сторон.
Девушка довела Мефодия до электрички, вошла вместе с ним в тамбур, хотела что-то сказать, он тоже хотел что-то спросить, не сказала, не спросил, двери вагона закрылись, вместе поехали. Взгляд девушки стал тревожным, запрыгал по сторонам, Мефодию даже показалось, что она не планировала ехать вместе с ним, просто неожиданно закрылись двери. Или планировала, но почему-то растерялась.
– Смотришь, нет ли погони? – улыбнулся Мефодий.
Девушка с натугой улыбнулась. Хорошо, что не ответила, Мефодию не потребовалось быстрых решений в неопределённой ситуации. Поймав на себе косые взгляды других пассажиров, Мефодий жестом предложил спутнице пройти в вагон, посадил у окна и закрыл собой проход.
Подозрения его стали нарастать, неопределенность увеличиваться, желание прояснить ситуацию почему-то блокировалось, а поговорить хотелось и спросить многое хотелось. Сомнения стали порождать всполохи света, так решил Мефодий. Однако, когда он развернулся, с другой стороны электрички за окнами увидел огонь, дым, горящие дома, пустошь, – словно кадры из фильмов про апокалипсис. Их всполохи заиграли на лицах пассажиров, взгляды которых приковали окна.
«Вот отчего она забеспокоилась», – выдохнул Мефодий.
– Интересно, куда мы едем? – осторожно поинтересовался он у девушки.
– Теперь уж и не знаю, – грустно ответила та. – Раньше знала, теперь не знаю, едем и едем. Больница готовит не только медсестер, но и будущих жён, но это негласно… Зачем я это сказала?! Нас просто так учили… Ты ж меня выбрал.
– Как-то да… случайно… Можно сказать, и не выбирал, но не жалею. Если хочешь, можешь выйти на следующей остановке, поеду один, тем более когда всё так неопределённо, – это была проверка со стороны Мефодия, он надеялся, что девушка останется с ним, но она кивком согласилась. – А я рад, что мы так странно познакомились, – добавил Мефодий.
– Все знакомства странные.
– Может, тогда и мне выйти? Смотри что там за окном. Это что так на самом деле? Или уже технология такая, когда кажется, окна как экраны в любую реальность. Может, уже поставили в электрички, чтоб привлекать пассажиров?
– Наверное… это как бы кажется.
– А может не буду выходить? Неизвестно ещё, куда эта дорога приведёт…
Он попытался испытать её чувства, надеясь, что она останется с ним, хотя и сам уже не мог решить, выходить или нет, если она выйдет. Вместе подошли к двери.
– Остановка «Лесная сторожка», – сообщили пассажирам.
Двери открылись, и девушка молча шагнула на перрон. Он задержался, он просто продолжал испытывать её чувства, пытаясь её понять, ведь ему предстояло с ней жить. Двери захлопнулись как в прошлый раз неожиданно, и электричка поехала дальше.
Когда девушка обнаружила, что он в электричке, а она на перроне одна, она побежала за электричкой, перехватила с плеча спадающую санитарную сумку, что-то хотела сказать, крикнуть, о чём-то попросить, умоляла, стучала в дверь вагона, потом остановилась и заплакала. Электричка ушла, оставив девушку на перроне.
Мефодий её испытал и понял, что они оба хотят быть вместе, что все сомнения напрасны, и ехала она с ним не против своей воли, а это был счастливый случай, а вела она себя так просто потому, что всегда себя так ведёт, такой она человек. Стоп-кран не сработал.
Что она хотела ему сказать, когда побежала за электричкой? Что теперь ему делать? Как быть? Искать её?
И он стал себя корить за глупые подозрения и за ещё более глупый поступок, с ужасом осознавая, в какую ситуацию поставил новую знакомую, оставив её на полузаброшенной остановке под странным названием «Лесная сторожка». Может, она тоже проверяла его на надёжность, тоже изучала его реакции на слова и поступки, чтобы узнать его лучше? Что-то пошло не так…
Электричка продолжила движение. Пассажиры, насмотревшись в окна, молча сидели по обе стороны вагона. За окнами стало темнеть, в электричке тоже погас свет. Вспышки пожаров остались единственным источником света. Кто-то тенью сел к окну рядом.
– Почему электричка не останавливается? – шёпотом спросил Мефодий.
– Не задавайте ненужных вопросов, пока всё и так хорошо, – прозвучал ответ.
Стало клонить в сон.
В проходе появились трое, встали напротив Мефодия, некоторое время обменивались многозначительными взглядами.
– Вы кто? – не удержался и спросил Мефодий.
– Мы кто? Мы – вопросы, – ответила троица.
– А где ответы?
– А ответы нам не нужны.
– Тебе же нравятся вопросы? Даже мыслить стал одними вопросами.
– Мне нравятся ответы, а без вопросов ответа не найти.
– Вот поэтому мы здесь. Позвольте представиться: я такой слабенький вопросик, на большее у меня пока нету сил, но, надеюсь, появятся, – сказало существо, державшее перед собой пакет с подаяниями.
– А я такой жирный вопрос, даже не вопрос, а вопросище! – сказало полное существо с гармонью. – Хочешь откровенный ответ, тогда… – тут существо развернуло меха гармони.
– Постой-постой! Дай другим представиться, – одернуло гармониста третье существо и тоже представилось: – Я, можно сказать, не совсем вопрос, хотя, конечно, наверное, и вопрос, в общем как посмотреть, я такой, как у вас говорят, трансгендер, риторический вопрос. Где-то был ещё один вопросик-полукровка? Но он лишний. Кстати, где он?
– Оставили где-нибудь, – пожал плечами тот, кто с гармонью.
– Кто-нибудь подберет. Дети любят вопросы, – добавило существо с подаяниями.
– Почему за окном так жарко? – спросил Мефодий.
– За окном идет борьба за справедливость. Все вдруг захотели справедливости. Сначала предъявляли друг другу претензии, а потом вдруг проснулось острое чувство справедливости.
– У всех!
– Мы не ответы, мы вопросы. Это так из уважения что-то сказали.
– Так вот почему она там вышла, – задумался Мефодий.
– Мефодий, не стоит делать скоротечных выводов. Выводы чаще всего бывают неправильны. А люди, исходя из своих выводов, пытаются строить жизнь.
– Вот глупые!
– Как же без выводов? Другие же делают выводы. Лучше жить по своим выводам, чем по выводам других.
– Если уж и жить по чьим-то выводам, то по выводам тех, кому виднее.
– Или кто прикольнее, но это как в лотерее, повезет – не повезёт.
– Сейчас мы тебе споём.
– Не надо никому ничего петь! В электричке уже все спят, – прошипели возле окна.
– А как же деньги? – расстроился риторический вопрос. – Нам же надо собрать деньги. Как же без песен мы будем собирать с вас деньги? Вы же любите песни…
Под утром в сознании всегда перетекают мысли, разные мысли. Иногда кажется, что мысли существую независимо от человека и не сознание рождает мысли, просто мысли сами приходят и заполняют сознание, когда в них у человека возникает необходимость, из поколения в поколение приходят, словно где-то есть сообщество мыслей. Как женщины приходят. Люди лишь носители и передатчики информации, очень ненадёжные передатчики информации. Так же и чувства, – те часто сопутствуют и соответствуют мыслям. И тоже приходят. И уходят. И потому возникают вопросы, у некоторых даже много вопросов.
Когда Мефодий проснулся, в вагоне было тихо и почти безлюдно.
– Где все? Мы что, останавливались?
Сидевший через сиденье лишь пожал плечами.
Вопросов становилось больше. Мефодий встал, прошёлся по вагону, всмотрелся в окно: пока спал окна покрылись пылью, сквозь пыль просматривались рисунки пальцами по стеклу. Мефодий провёл пальцем по стеклу и понял, что пыль и рисунки с другой стороны.
– Кто это успел нарисовать с той стороны? – удивился он.
– Наверное, те, кто торопились, – пожал плечами пассажир через сиденье. – Хотя да, если торопились, зачем тогда рисовать? Может оставить после себя что-то хотели?.. Зачем задаёте ненужные вопросы?..
С протяжным скрипом электричка затормозила и встала, распахнулись двери с обеих сторон. Немногие пассажиры, потягиваясь, начали выходить, обнаружив себя посреди поля, покружились, стали обмениваться мнениями.
– Это что? Интересно, где мы?
– Где-где? в Караганде… на краю света. А что удивляетесь? Сейчас лучше находиться на краю света, чем непонятно где, так даже спокойнее.
– Кто вам такое сказал?
– Дорогу ремонтируют.
– Давно ремонтируют?
– Давно.
– Попробовать пешком?
– Там река будет и переправа. Все туда выходят.
– Мне б обратно, откуда все сюда… – невнятно пробормотал Мефодий.
– Обратно ему…
– Обратно никто не повезёт. Разрешение выдано только в одну сторону.
– Кем выдано?
– Кому надо, тем и выдано.
– И что теперь?.. у меня ни денег, ни документов.
– Документы не самое важное, когда жизнь на волоске. Ну, что, с нами?
– Нет, тут пока… один, сам. Мне бы туда… – Мефодий указал в сторону, откуда приехали.
– Вот настырный. Устанешь тыкаться.
Мефодий побрёл вдоль электрички, но машинистов в кабине не оказалось, – две одинокие фигуры убегали полем в сторону тропинки вместе со всеми.
Потоптавшись, Мефодий машинально побрёл в сторону ушедших и неожиданно наткнулся на мужика, собирающего спелые колосья пшеницы.
– Эка, на… хлеб. Надо же, хлеб! – увидев Мефодия, радостно сообщил мужик. – Давно не встречал поле с колосьями хлеба! Там, где зёрна хлеба – для человека всегда еда! Добавь к любой пище хлеба – и покажется вкусно. Не зря говорят: хлеб – всему голова.
– А мясо? – машинально спросил Мефодий.
– Что мясо?
– Мясо – еда или нет?
– Ну, мясо… Мясо – это уже извращение. Лучше рыба, её в реке много. Сейчас, правда, переводиться стала.
– Но ведь вкусно же, – сказал Мефодии. – Это я про мясо. Например, котлеты с макаронами.
– Заметь – с макаронами, – улыбнулся мужичок. – А потом – какие котлеты без хлеба?.. Куда, путь держишь? Туда что ль? – мужик указал в сторону заброшенного дома на возвышенности.
– А что там? – спросил Мефодий.
– Ночлежка, кто их разберёт… Кто решил сам идти, сам добраться, чтоб было время в себе разобраться. Уснул, наутро, может, что в голову и придёт?..
Мефодий поднялся на пригорок. Тихо, окна без стекол, гуляет ветер. По переброшенной доске осторожно забрался в дом. Почувствовал опасность. Сверху прошуршали, чувство опасности стало нарастать, в проеме лестницы второго этажа что-то мелькнуло, Мефодий ощутил на себе взгляд.
Следом зашли парень с девушкой, напряжение спало.
– Тоже не со всеми? – увидев Мефодия, улыбнулся парень.
Мефодий кивнул и тут же стал неинтересен.
– Чего тогда, лазьте наверх. К вечеру ещё наберётся, – бросила Мефодию девушка и продолжила разговор со своим спутником: – Я сначала не хотела делать наколку, она ж навсегда.
– Ну, не навсегда, на очень короткий срок, на время существования тела.
– Я и говорю – навсегда.
– Слышала новость? Когда носитель наколок уходит в мир иной, наколки без присмотра оживают, во всяком случае, с некоторых пор стали оживать, – улыбнулся парень.
– Не видела не одной ожившей, – пожала плечами девушка. – Может, где-нибудь в другом месте? В квантовом мире, например.
Сверху на лестнице вновь зашуршали. на этот раз показалось лицо, прислушалось, потом вздохнуло:
– Как они там внизу шумят! Пожалуйста, запретите им так шуметь. Вам достаточно показать наколку, и вас послушают, и меня будут слушать, раз я с вами. Ваша наколка заставит их всех уважать.
– Всё-равно вылезут ночью и будут развлекаться. Хорошо хоть сейчас тихо, – ответила девушка и встав на доску положенную по наклонной вверх, стала скрипеть: – Нравится, как она «разговаривает».
– Наш оберег, – улыбнулся парень. – Под всяким, кто войдет, заскрипит.
Мефодий полез наверх. Там его поприветствовал ответственный, во всяком случае выглядывавший представился «ответственным по всему этому безобразию» и показал на табличку в руке, где было написано «ответственный за противопожарное состояние тов. Жук В.В.», такие обычно крепят к двери.
– Выбирай место и ложись, где хочешь, – добавил ответственный. – Завтра пойдём. Больше здесь не на минуту не задержусь, содрал табличку на память. Тебе повезло, что со мной встретился. Судьбоносная, можно сказать, встреча. Хотя, все встречи судьбоносные, если в человека в судьбу верить.
– Мне б на станцию «Лесная сторожка», – вглядываясь в окно, сказал Мефодий. – Там моя спутница по ошибке из электрички вышла. Поэтому теперь один. Неуютно как-то.
– Ты что?! Туда категорически нельзя, – ответил ответственный.
– Мне надо.
– Говорю ж, нельзя… – и через паузу. – Да, парень, что она сейчас о тебе думает? Бросил одну на перроне.
– Она не такая. Она не думает плохо.
– Давно с ней?
– Ну, так…
– В ту сторону никак нельзя, закон физики или чего-то там ещё, до конца не понятно. Законы вдруг непонятные стали возникать. Что-то там сверху зашевелилось. Твоя спутница сама сюда скоро доберётся. Только вот как её здесь в неразберихе найти? Отличительная черта какая-то есть?
– Есть!.. красивая.
– Понятно. У реки под обрывом собираются группы по несколько человек для переправы на ту сторону через границу. Может, уже переправилась?
– Через какую границу?
– Через любую. Сейчас здесь везде сплошные границы. Сегодня есть, завтра нет. Говорю ж, что-то там вверху зашевелилось, законы непонятные возникать стали.
– А что за переправа, куда она?
– Никому неизвестно. Лотерея. Но все идут. Как на призывном пункте в армию, помнишь, служил ведь? Никому не говорили, куда везут, куда привезут, всё вслепую. И жили многие, можно сказать, тоже вслепую: больше всё внутренними переживаниями, а что там вовне на самом деле творилось, никто толком не знал.
– Теперь уж и не узнают, что там тогда творилось. Никому не интересно.
– Узнают. Следующие поколения узнают. Но им это уже будет не нужно. У них будут свои заморочки и свои вершители судеб.
– Назад, значит, нельзя? – вздохнул Мефодий.
– Говорю ж – лотерея, ставку не отменить, теперь только туда. Желательно перед игрой иметь много фишек, чтоб ставок больше сделать, а там уж как карта ляжет. Успел собрать фишки?
– Какие фишки? Мне не нужны фишки. Таким как я не нужны фишки.
– Фишки они всем нужны. Жизни не хватило, чтобы понять? Это как в любви: кто-то с закрытыми глазами, кто-то с открытыми, – вот те, кто с открытыми, те берут не стесняясь, у них и фишки.
– Значит, мне точно нужно обратно. Потому и не пошёл из электрички вместе со всеми.
– Поздно обратно, придётся терпеть.
– Если нет фишек, не подготовился, не думал об этом… – укладываясь, под нос бубнил Мефодий.
Ближе к утру Мефодий стал просыпаться от шума внизу, кто-то смеясь и ругаясь, прыгал по деревянному настилу, потом несколько человек полезли по настилу в проём. Лучи от фонарей стали шарить по потолку первого этажа, сквозь щели пробиваться выше. Незнакомцы уже поднимались по скрипучей лестнице на второй этаж. И неожиданно, словно круглые картофелины, со стуком посыпались вниз, и со словами «ангелы возвращаются» бросились врассыпную от дома. Возможно, слова произнёс кто-то другой, и что, вообще, всё это был сон, – мир соткан из снов, и люди сотканы из снов. Когда Мефодий открыл глаза из темноты на него надвигался ответственный, сжимая в руках лопату и огнетушитель:
– Будем уходить. Рассветёт и будем уходить. Здесь нам больше житья не дадут. Ладно, молодёжь постоянно пыталась вытеснить, теперь ещё и эти.
– Кто «эти»?
– К реке пойдём, – сообщил ответственный. – Это тебе, как зовут говоришь, Мефодий? – и ответственный протянул лопату с огнетушителем, положил рядом. – Тебе доверю, поднимешься – возьмёшь. Эх, почти обустроился, только огнетушитель с лопатой раздобыл. Ладно, возьму с собой, сгодится, лопата вообще незаменимая вещь, песок всегда под рукой. Не обучен, наверное, пользоваться огнетушителем?
– Нет, – хмуро ответил Мефодий. – Но сейчас несложно, тут, наверное, картинки есть.
– Не надо смотреть эти картинки! – одёрнул ответственный. – У нас есть, кто обучен! Просто понесёшь и всё. Главное, не нажми случайно чего, головой отвечаешь!
– Не нажму.
– Без документов? – задержавшись, спросил ответственный.
– Без, – кивнул Мефодий.
– Сразу видно.
– Даже не знаю, где они, – сказал Мефодий. – Нет, конечно, жизнь становится комфортнее, вот огнетушитель, там ещё что-то добавится, условия опять же, никому не нужно ничего доказывать, уже просто так имеешь право жить, быть тут, но вот ощущения… – идёшь непонятно куда непонятно зачем, опять же, без документов…
– Скоро, говорят, вообще, документов не будет, будем торговать фейсом.
– Мне б на станцию «Лесная сторожка».
– Заладил!
– Там такие пожары, боюсь, без меня не выберется.
– Тем более, если пожары… Сгореть захотел? Нет уж, теперь принимай как должное… – и почти шёпотом. – У кошки вон девять жизней. Думаешь, людей таких нет? Есть. Немного, но есть…
Притихли, до утра ещё было время.
Стрекотали сверчки и кузнечики, по-осеннему изредка чирикали птицы, за окном пробивался рассвет.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Наутро собрались и пошли, – Мефодий, ответственный и девушка с наколками и со своим спутником, больше никто к ним в эту ночь не присоединился.
– На тебе особая ответственность и доверие, – кивнув на лопату с огнетушителем в руках Мефодия, сообщил ответственный. – Выдержишь испытание – значит и другое выдержишь, более сложное можно будет доверить.
Остальные пошли налегке. По дороге Мефодий стал отставать, вконец забуксовал, взбираясь на песчаный бугор. Троица остановилась, стала наблюдать, как он карабкается. Наконец, ответственный спустился и помог, забрав огнетушитель.
– Спасибо, что помогли, – поблагодарил Мефодий.
– Мне помогали и я помог, – хмуро ответил ответственный. – На отстающих не дуются, тем более, если в связке, тут уж без вариантов. Кто знает, почему человек отстал, почему с такими трудностями? Может, он взял непосильную ношу, чтобы другие могли двигаться в комфорте (вот ты, например, взял у меня лопату и огнетушитель, не такая уж она и непосильная), может, у него со здоровьем что или психическое расстройство?.. Слышал, ты в больнице лежал?
– Откуда вы узнали про больницу? – насторожился Мефодий.
– Сарафанное радио. Ведь тебе там помогали, помогали же? Почему я не должен помочь? А так, конечно, никто никому ничего не должен, но помогать надо… А потом, глянулся ты мне.
Вышли к обрыву. Переправа на реке работала в одну сторону – туда, в обратную сторону никто не плыл. Ответственный остался на краю обрыва, Мефодий, оставив лопату, пошёл искать место для спуска в надежде встретить на переправе свою знакомую. Искал её среди отправляющихся, кто-то в разговоре даже указал на тот берег. Мефодий встал в растерянности, не зная как поступить. Подошёл ответственный, вернул лопату. Решение нужно было принимать незамедлительно, дальше тянуть нечего.
– Не передумал, плывёшь? – спросил ответственный.
– Плыву, наверное, – кивнул Мефодий. – Просто задумался.
И Мефодий поплыл вместе со всеми. Кто-то плыл с лестницами и баграми, Мефодий поплыл с лопатой.
– Чем больше знакомых туда уплывёт, тем крепче у нас будет связь с тем миром, – послышалось на берегу среди оставшихся.
– И эти с инвентарём, – усмехнулись на другом берегу.
– Так там же одни пожары, – ответил встречающий, принимая огнетушитель и лопату.
– Нет там никаких пожаров, – отмахнулся Мефодий. – Это инвентарь ответственного, на всякий случай.
– Нет, значит – будет, – усмехнулись встречающие. – На той стороне сейчас жарко, просто, не каждый захочет признать.
– Хотя, да, когда ехал на электричке… – вспомнив, пробубнил Мефодий.
– Такая жара, можно расплавиться. Скоро, вообще, всё сгорит. Нас река спасёт, не перекинется. И нечего с нами спорить!
С местными, действительно, нечего было спорить. Они грезили, можно сказать, светились грёзами о пожарах на том берегу. Кто-то, наверное, делал на грёзы ставки, добавляли им ещё грёз, так легче было ими управлять и дешевле. И потому на этой стороне все были уверенны, что тут сейчас лучшее место на земле и лучшее время, не смотрят на то, что на том берегу бушуют пожары. Прибывшие расходились по разным тропам, все почему-то знали по каким тропам нужно идти.