Фатальное прикосновение

Размер шрифта:   13
Фатальное прикосновение

Часть 1. Возмездие. Глава 1

В голове у титулярного советника, следователя полиции Курекина Петра Васильевича царил хаос. Словно перед ним проскакали все четыре всадника апокалипсиса. А из Книги начали вычеркивать имя за именем.

– Что ж делается-то, Федь, – обратился он к своему новому помощнику, двадцатитрехлетнему Фёдору Самоварову. – И ведь людей убивают не последних в государстве российском! Скоро мне голову снесут и вышлют так далеко от столицы, что страшно подумать. Если мы с тобой ничего не нароем, то будем лаптем щи хлебать.

Федька крепко призадумался, но ответить начальнику было категорически нечего.

Дело, действительно, обстояло самым критическим образом. За последние два месяца – октябрь и ноябрь последнего года девятнадцатого столетия – в Москве убили пятерых. Цифирь считалась бы невыдающейся, однако не всё было так просто. Во-первых, убитые принадлежали к высшему обществу, что уже привлекало к ним повышенное внимание – газетчиков, обывателей и аж самого государя. Во-вторых, убивали их изощренно, обдуманно, во время светских мероприятий, а не абы как. В-третьих, путём нехитрых изысканий Пётр Васильевич обнаружил, что те же пятеро являлись членами одного из тайных обществ, расплодившихся в стране в ужасавшем следователя количестве.

Но общество обществу рознь. Литературные собрания разного толку доставляли полиции меньше всего беспокойства. Свингер-клубы или, положим, «Общество рыцарей винной пробки» вызывали резонанс, касавшийся нравственности и морали их членов. Тем не менее, по сравнению с политическими или религиозными они выглядели нашкодившими детишками. Вот религиозные, политические, масонские ложи – совсем иное дело. Часть из них, при обнаружении, запрещали. Кому пальчиком грозили, а кого и в ссылочку, в крепость, при полном разжаловании.

– Так вот убитые, – рассказывал малоопытному в подобных курьёзах помощнику Курекин, – принадлежали к тайному обществу «Хранители истины», который, скорее, можно отнести к религиозным.

– Не знал о таком, ваше благородие! – воскликнул Фёдор, приехавший в Москву с Кавказа, где прослужил несколько лет.

Родился и вырос он в обнищавшем именьице в полнейшем захолустье, где о тайных обществах не слыхивали. И если слово «масон» в ругательном смысле изредка произносили, то к примеру «свингер» чем-то напоминало «свинью», однако Федя понимал, что не про животное речь. На службе он ума понабрался, и «Общество рыцарей винной пробки» не смущало. Но видать знаний всё же не хватало.

– «Хранители истины», Федь, не сказать, что мне самому ясны до конца. Буквально пару лет назад я уже сталкивался с ними по поводу убийства князя Гагарина. Основали общество в Европе. Да вся ж крамола оттуда, неудивительно. Существовали там когда-то тамплиеры. Тоже тайное сообщество. Потом их разогнали. Точнее скажем, поубивали. Но всех, как известно, не поубиваешь. Оставшиеся тамплиеры основали новое тайное общество. Да, Федь, народ неугомонный. У нас тоже: одних государевым указом закроешь, другие – тут как тут. Как грибы после дождя лезут… Так вот, эти разогнанные тамплиеры и основали «Хранителей истины».

– А чего они, вашблагородь, за истину хранят?

Пётр Васильевич вздохнул.

– Якобы есть у них несколько фолиантов. Я один, когда убийство князя расследовал, видал. Толстенная книга, в дорогом переплете. Весьма старинного свойства. В ентих фолиантах, написанных на древнем языке, прописана история происхождения мира, всего человечества, прости Господи, Христа, а также изложение еще каких-то древних событий. Почему же, Феденька, хранителей сей книги упорно преследуют? А потому, Федюня, что в ней всё попереиначено. Все нормальные люди думают, что оно так, а там написано, что вот эдак.

На Федином лице, не знавшем пока морщин, вызванных тягостными раздумьями, отразилось полное замешательство. С другой стороны, он начал понимать, почему ополчились против членов тайного общества «Хранители истины». Ведь если тебя сызмальства учили, как выразился господин следователь, «так», то всяческие «вот эдак» могут вызвать отторжение в душе и некоторое негодование. Впрочем, метод, выбранный противниками иной теории происхождения мира, показался Феде крайним и, самое главное, противоречащим закону. Убивать негоже, следовало бы действовать путем убеждения и объяснения. Фёдор вспомнил отца, который не чурался и более сильными, и надо отдать должное, частенько более весомыми методами воспитания. Но нет, до крайностей не доходило…

– Продолжатели дела тамплиеров стерегут оставшиеся фолианты, как зеницу ока, – продолжал Пётр Васильевич. – Однако их враги тоже не дремлют. Самих хранителей истины пытаются изничтожить, а фолианты выкрасть.

– Понял, – кивнул Федя. – Наши трупы и есть хранители.

– Да, все пятеро. У нас к обществу относятся лояльно. Пока никакой бузы не затевали. Ведут себя смирно. В политику не лезут. Перекрещивать Русь в свою веру не собираются. А вот их враги, напротив, мутят воду, потому как желают похитить фолиант. Вроде, в Российской империи находится один. И на том благодарствуем. Кроме того, члены общества – люди заслуженные, в казну жертвуют, репутацию имеют незапятнанную. Среди убитых четверо мужчин и одна, Федя, женщина. За нее хлопочут отдельно. Потому как вдова, и к ней имел интерес человек при государевом окружении.

Труп первый

Елизавету Емельяновну Шунскую убили первой. Дело происходило на суаре у ее подруги – грузинской княгини Килиани. Княгиня в Москве имеет особняк, в котором любит принимать подруг, когда ее муж отправляется в англицкий клуб, куда женщинам вход воспрещен. В октябре, в ознаменовании начала сезона, княгиня пригласила к себе несколько дам из светского общества. Сначала вечер шел, как по маслу: подавали легкие закуски, вина и шампанское. Винами дом Килиани особенно славился – привозили грузинское, своё и щедро им угощали гостей.

– Графиня Шунская – женщина образованная в высшей степени, – продолжал Курекин, одновременно разжигая трубку. – Училась в самой Франции. Но научили плохому. – Следователь усмехнулся. – Там она познакомилась с членами общества «Хранители истины».

– Простите, а дамы, что-с, могут быть членами? – удивленно спросил Фёдор, почитавший некоторых женщин существами привлекательными, однако сути новых веяний в плане их свобод не понимавший.

– Да. «Хранители истины» сделали поблажки в этом смысле слабому полу. Какие-то у них были на то резоны. То ли господ не хватало, то ли еще какой казус вышел. Вернемся к несчастной Елизавете Емельяновне. В Парижах познакомилась она и с будущим мужем. Тут вышло удачно. Он работал в посольстве, представлял интересы государства российского. Был обеспечен и, говорят, недурён собой. Когда после обучения Елизавета Емельяновна вернулась в родные пенаты, её ухажёр приехал вслед за ней и просил у батюшки приглянувшейся девицы ейной руки. А чего не согласиться? Батюшка дал свое благословение. К сожалению, вскоре муж Елизаветы Емельяновны скоропостижно скончался после тифа, коим заразился в каких-то наших окраинных землях, где пребывал по высокому поручению. У вдовы остались дома графа, титул, знакомства и горечь ранней утраты. Но вскоре за ней начал ухаживать мужчина из ближайшего окружения государя, поэтому все полагали, что в ближайшем будущем графиня забудет печали и обретёт новое счастье.

– Получается членство в обществе ее погубило?

– Получается погубило. До поры до времени суаре продолжалось беспрепятственно. В какой-то момент объявили выступление итальянского тенора с ариями из итальянских же опер. Словно у нас своих нет. Дамы перешли в другую залу, где подготовили сцену и расставили стулья. По обыкновению, слуги во время песнопения разносили вина. Не сидеть же гостьям скучая, когда одна забава – веером обмахиваться. И вот, вдруг, графиня роняет бокал и падает на пол!

– Убили супостаты! – вскрикнул Федя.

– Сначала не поняли, что стряслось. Вызвали доктора. А тот и говорит: «По всему видать, что цианидом отравили. Вызывайте полицию». Вызвали. Отравленным было вино в бокале графини. Уж тут какая приключилась истерика у остальных дам и у хозяйки дома! Но с вином, оказалось, все было в порядке – яд обнаружили только в бокале графини Шунской. Отравителя не поймали. Как выяснилось, некий человек переоделся в официанта и лично подал бокал графине. А после скрылся.

Труп второй

Барон фон Гольштейн умер через неделю. Александр Карлович происходил из шведского знатного рода. Его дед и отец были членами общества «Хранителей истины», поэтому ему членство перешло по праву наследования по мужской линии. Барон пришел на карточную игру в гости к своему другу штабс-капитану Свешникову. Если у княгини на суаре присутствовали одни дамы, то у Свешникова одни господа.

– Мужчины довольно много пили, не гнушаясь водочки. Закусочка была на русский манер, так как хозяин происходил из купеческой семьи и предпочтения имел простые, инородную кухню категорически не признавая. С чем я лично согласен. – Пётр Васильевич закряхтел и полез в шкаф. – Есть захотелось. Давай, Федь, присоединяйся. А то неизвестно, когда домой попадем.

Росту следователь был ниже среднего, с бородкой колышком. На голове сияла большая лысина, которую часто почитали за признак большого ума. Знающие люди обнаруживали определенное сходство во внешности титулярного советника с неким господином Ульяновым. Однако если Курекин пытался всеми силами наводить порядок в отчизне, то Ульянов, напротив, сеял смуту. Впрочем, отличия на этом не заканчивались…

Пётр Васильевич достал штоф с водкой и пакет с пирожками и огурчиками, которыми его снабжала хозяйка квартиры, имевшая на следователя виды.

– Итак, – он налил водки в рюмки, хранившиеся в том же шкафу на случай подобной оказии, – за здоровье!

Фёдор против такого тоста ничего не имел, более того, есть и правда захотелось неимоверно. Росту молодой человек был высокого, отчего длинные ноги приходилось прятать под стулом, дабы начальство об них не спотыкалось. Русые волосы он стриг по военной привычке крайне коротко, а потому кучерявость никто не замечал. Глаза у Фёдора обладали ярко-голубым цветом, аки небо с самый погожий, летний денёчек.

– Так вот, – яростно захрустев огурцом, продолжил Курекин, – закусив и выпив, гости пошли играть в карты. И там тоже все было нормально. Играли, выигрывали, проигрывали… Ничего особенного. Но, на свою голову, хозяин придумал еще одно развлечение. Дело в том, что играть без некоего ограничения по времени чревато. Штабс-капитан Свешников познал это на собственном опыте. Опасная вещь. Вроде играешь, выигрываешь, а раз – и выходишь без штанов. Без наличных, без имения, без усадьбочки и прочих приятных, облегчающих жизнь вещей. Свешников всегда ограничивал своих гостей, за что они ему бывали сильно благодарны, застыв в своем проигрыше на самой грани.

– Но те, кто выигрывал, могли быть недовольны? – справедливо заметил Фёдор.

– Могли быть, но не были. Сегодня ты выиграл, завтра проиграл. Госпожа фортуна! Поэтому люди знающие в первый момент выражали неудовольствие, но позже, по дальнейшему размышлению осознавали правоту штабс-капитана. Потому и любили к нему приходить – риск остаться, простите, без штанов сводился к минимуму, а то и вовсе к нулю. К тому же для более рисковых предприятий, признаем, в столице существует огромное количество мест… Вернемся к убитому. Барон фон Гольштейн играл, как и все. Играл с азартом, но четко по времени карточную игру прервали и позвали господ в комнату, которая была погружена во мрак. Лишь две свечи освещали стол, на котором лежали специальные карты. Хозяин заранее вызвал некую жрицу. Она по картам предсказывала судьбы. Народ собрался недоверчивый, подозрительный, но любивший пощекотать себе нервы. Каждый тащил себе номер. Жрица кидала карты и называла цифирь. Тот, у кого был совпадавший номер, вызывался. И ему по карте предсказывали судьбу. Ересь, конечно, несусветная, но не нам судить. Дошли до номера, выпавшего барону. Жрица кинула карту и выкрикнула: «Смерть!». И тут барон падает замертво.

– Как?! – Федя забыл про рюмку водки, которую держал в одной руке, про пирожок с капустой и яйцом в другой.

– А вот так, дорогой мой! Ударили ножом в спину. Откуда взялся убийца и куда делся, теперь сказать невозможно. В суете он скрылся без проблем. В комнате была тьма-тьмущая. Никто убийцу не заметил. Потом предполагали, что появился он из потайного хода, который скрывался за портьерой на стене, и в нем же исчез, да кто ж его знает. И не помогает нам в поисках сие знание никак.

Труп третий

Идем дальше. Вот уж вообще вопиющий случай. Прошла еще неделя. Графа Алексея Григорьевича Золотилова застрелили в литературном обществе поэтов-мистиков.

– Застрелили? – переспросил Федя. – Так то ж, наверняка, раскрыли!

– Как бы не так. Сам граф баловался стишатами и любил послушать других поэтов. В связи с чем являлся членом не только общества «Хранители истины», но и общества поэтов «Орден туманной музы». Абы кого туда не принимали. И, кстати, некоторые числились в других тайных обществах, клубах и сектах.

– Простите, Пётр Васильевич, а поэтам зачем скрытность? – не понял молодой помощник следователя: он почитал поэзию уделом людей не от мира сего, но тем не менее, явно имевших хороший доход, что позволяло им предаваться стихослагательству.

– Видишь ли, Федя, вопрос слегка не по адресу. Однако отвечу. Как я полагаю, из-за повального увлечения мистицизмом, гаданиями, спиритическими сеансами всё, что тайно стало тоже модным. Просто поэт – почитай и не поэт вовсе. А вот поэт-мистик, да еще член ордена – вот это уже другой коленкор! В общем, на собраниях «Ордена туманной музы» читали свои вирши, музицировали, вели беседы на умные темы – не как мы с тобой, Федюнь, всё о бренном. Понятно, пили и закусывали. На встречи ордена приглашались и господа, и дамы. Барышни тоже нынче сочиняют. Собирались, по обыкновению, в особняке Англицкого клуба, где им выделялось отдельное крыло на первом этаже. Так как дамы в клуб не допускаются, то для заседаний господ поэтов предоставлялась именно эта зала – вход туда отдельный. Поэтому поэтессы не нарушали своим появлением мирного времяпрепровождения членов Англицкого клуба.

– Как всё сложно-то! – Федя вытер пот со лба.

– Согласен, в непростое время живем. Выпьем! – Пётр Васильевич наполнил рюмки. – За искусство, будь оно неладно.

За окном вечерело. Первые снежинки полетели на землю. Задувал ветер, срывая с деревьев последние листья. Повеяло мистикой и таинственностью. Не имевший к подобным проявлениям склонности, Фёдор вздрогнул и, чокнувшись с начальником, хряпнул водки. Чуть полегчало.

– Вернёмся к убийству графа Золотилова. В тот вечер, в конце октября стояла душевная погода: днем солнечная, вечером теплая, без заморозков и прочих признаков приближающейся зимы. Окна в зале держали открытыми, дабы спасаться от духоты и табачного дыма. Как рассказывали свидетели, Золотилов подошел с трубкой к окну, и в этот момент раздался выстрел. Попали несчастному графу прямо в лоб, как в яблочко. Он, понятное дело, упал замертво. Дамы заверещали, что им свойственно и неудивительно. Господа вызвали полицию. Посмотрели пулю. Я послал полицейских поискать гильзу и следы в саду, так как стреляли с улицы. Они быстро нашли отпечатки обычных сапог в кустах, метрах в двадцати от окна, а также гильзу. Предположительно от Браунинга М1900.

– О, новый пистолет! Видел рекламу намеднись.

– Да, от него. К сожалению, следы нас никуда не привели. Из кустов стрелявший скрылся в сторону оживленной улицы и поди его найди среди прогуливавшейся в тот час толпы.

Труп четвертый

После первых трех громких убийств ко мне пришел граф Ефим Карлович Сиверс. Мы с ним сталкивались во время расследования дела, связанного с фолиантом и обществом «Хранители истины», о котором я тебе уже говорил. Он-то и раскрыл членство всех троих убитых. Попросил содействия, так как сам состоял членом общества и, что неудивительно, побаивался за свою жизнь. Но как содействовать, я не очень понимал, впрочем, не понимаю и по сей час. Единственное, я попросил максимально распространить информацию о проявлении осторожности при проведении всяческих суаре. Сиверс обещал принять все меры, какие есть в его силах. Тем не менее, в начале ноября…

– Опять через неделю? – перебил следователя Фёдор.

– Именно! Князь Андрей Дмитриевич Бабичев был приглашен на собрание «Общества рыцарей винной пробки». Народу собралось много, так как обещали различные дегустасьён. А пили, надо сказать, в обществе не только вина. Всякое пили, разное, бывало и сильно крепкое. Обыкновенно собирались в знаменитом ресторане «Эрмитаж», где обществу выделялось отдельное помещение. «Эрмитаж» славится своими винами, коньяками – все привозят из Франции. Неудивительно, что «рыцари» частенько заседают именно там.

– Неужто потравили?! – у Фёдора глаза заблестели, то ли от выпитого, то ли от возбуждения, вызванного рассказом следователя.

– Да! И чем!

– Чем? – эхом отозвался Федя.

– Абсентом! Есть такой у французов напиток. Говорят, им любили баловаться всяческие богемные личности. В абсенте бывает от семидесяти до девяноста градусов. Следствию сказали, что привозят из Парижа семидесятиградусный. Через ложечку с куском сахара в большой бокал, куда уже налили ентого абсенту, льют ледяную воду, пока цвет не станет облачно-белым. Настоящие «рыцари пробки» абсент ничем не закусывают, но чтобы заседание продлилось подольше, все же просят подать шоколад, маслины, фрукты. Абсент является аперитивом, то есть, пить его положено перед подачей остальных блюд и напитков.

Федя сглотнул слюну, впервые пожалел о своем простом происхождении, не дававшем возможности подать заявление на вступление в сие благородное и весьма тайное сообщество. Оно единственное привлекло его внимание не с точки зрения расследования, а с чисто обывательской. Пётр Васильевич тоже чувствовал необходимость хоть как-то сгладить ситуацию и предложил очередной тост. Хрустнув огурцом и надкусив пирожок, он продолжил:

– Отравили князя Бабичева тем же цианидом. Только в этот раз добавили яд в абсент. Наверное, цианид остался с прошлого раза, когда травили графиню Шунскую. Видимо, решили: чего добру пропадать. Ничто убийцам не чуждо – ядами, небось, разбрасываться не желали. Сначала подумали, что Бабичев выронил бокал и упал с непривычки пить абсент. Но потом увидели, что признаков жизни он не подаёт и вызвали врача. Тот увидел другие моментики во внешности трупа, что привело к вызову полиции. Мы с графом Сиверсом опять встретились, обсудили ситуацию. Но как, позвольте, угадать, где совершится убийство в следующий раз?

Труп пятый

Очередной граф – Андрей Сергеевич де Мирнетюр, сын французского поданного Сержа де Мирнетюра и русской дворянки – умер совершенно таинственным образом. В турецкой бане.

– В бане тайно собирались члены запрещенной масонской ложи. Их окутывал пар, и даже надежные люди не видели друг друга. В турецкой бане пили чай, курили трубки, гостям делали массажи. Общение между членами ложи происходило на лежанках, когда один подсаживался к другому. Они обсуждали важные вопросы и снова расходились. Беседы организовывались по предварительным, зашифрованным спискам. Именно поэтому, когда кто-то уходил или оставался, ни за кем не следили и этого не замечали. Так вот граф де Мирнетюр переговорил с одним из гостей, попил чаю. Потом, согласно показаниям, ему стали делать массаж. После чего он расслабился и лежал, отдыхал.

– То, что он убит, никто не заметил? – встрял Федя.

– По нашей версии, которая подтверждается наличием снотворного в чае, граф заснул, но не был убит. Его убили позже. Кто-то прошел мимо, тонкой спицей ткнул под лопатку, в самое сердце, и скрылся. Крови особо не было, так как укол был слишком мал. Из-за пара убийцу вообще никто не видел, а укол обнаружили после того, как вызвали полицию. Более того, сначала, когда хозяин бани обнаружил тело, он не стал поднимать шум. Ему это было невыгодно. Подобные инциденты всегда бросают тень на заведение. Короче говоря, он попросил массажиста помочь вытащить тело на улицу и бросить подальше от бани. Они вытерли несчастного графа, что нам позже сильно помешало, одели его и потащили. Однако доблестный городовой Тарас Григорьевич Голопытько заметил неладное. Во время обхода он увидел, как из бани волокут человека. Подумал, что пьяного. Но его смутило то, что из бань обычно не тащат пьяных. Более того, эту баню посещали люди высокого происхождения – негоже их так волочь, пусть даже упившихся. Положено вызвать экипаж и аккуратно погрузить злоупотребившего алкоголем. Тарас Григорьевич решил подойти, уточнить.

– Можно было арестовать хозяина бани и массажиста, – предположил Фёдор.

– Можно. Их таки арестовали. Они дали показания. По всему было понятно, что убивать им графа незачем. Напротив, его жизнью они дорожили. Бани же призваны здоровье укреплять, а не доводить до смертельного исхода, пусть бани и турецкие. Исследовав тело, нашли тот самый, малозаметный укол спицей… Вот наши пятеро убиенных. Все они члены общества «Хранители истины», не последние люди в государстве, родом из дворянских семей, из высшего сословия. Мало того, что велят срочно расследовать и установить убийц, так еще и приказано предотвратить дальнейшие зверства. Как ты верно, Федь, заметил, убийства происходят раз в неделю. Вскорости явно случится шестое!

– Как вы вознамерились действовать, вашблагородь?

– Завтра составь списки присутствовавших на всех пяти собраниях. Выпиши тех, кто присутствовал хотя бы на двух, а тем паче, трех и более. Допросим. Мягко, но настойчиво. Наша цель – выяснить у всех этих людей, куда их еще приглашали. Придется по всем этим приглашениям пройтись. Обычно списки составляются тщательно, рассылаются пригласительные. Так что вряд ли кто затеряется. Далее, надо составить списки слуг, прислуживавших во время собраний, включая тех, кто работал в бане. В графа Золотилова стреляли с улицы. Но тем не менее, сведения о гостях и обслуге на том суаре тоже возьми. Действовать надо быстро. У нас в запасе осталось всего шесть дней.

***

На следующий день, несмотря на головную боль, Фёдор собрал нужные сведения. И правда, списки приглашенных у всех содержались в полном порядке. С обслугой обстояло хуже, но какие-то сведения и по ним собрали. На трех собраниях присутствовал коллежский советник, бывший шеф-повар одного из лучших московских ресторанов «Вилла Савуар» Герман Игнатьевич Радецкий. На двух – его супруга, Ольга Михайловна, в девичестве Давыдова-Конради.

– О, а господина Радецкого с его женой я прекрасно знаю! – увидев список, воскликнул Пётр Васильевич. – Вижу тут и других знакомцев по делу двухлетней давности: банкира Бобрыкина и знатного помещика Афанасия Никифоровича Каперс-Чуховского. Но, пожалуй, начну с Германа Игнатьевича. Весьма цепкого ума господин. Насколько я помню, тридцати семи лет, вырос в семье военного, но так как имел сильную склонность к поварскому делу, несколько лет работал в ресторане и даже прислуживал самому государю-императору. Что, впоследствии, привело к получению титула, дарованию именьица и прочим приятностям. Отчего господин Радецкий с печалью покинул пост шеф-повара и стал вести более подобающий новому статусу образ жизни…

Г

Продолжить чтение