«Будем надеяться на всё лучшее…» Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева. 1938–1999
УДК 929Лихачев Д.С.(044.2)
ББК 7дЛихачев Д.С.ю14
Б90
Составители:
Е. В. Бронникова, Т. Л. Латыпова, Е. Ю. Филькина, С. О. Шмидт (научный руководитель)
Переписка Д. С. Лихачева с Ив. М. Кудрявцевым, Е. Б. и Е. В. Пастернак, М. Н. Тихомировым, С. О. Шмидтом, редакцией словаря «Славяноведение» подготовлена к публикации А. Н. Горяиновым, А. В. Мельниковым, Е. Б. Пастернаком, Е. А. Шингаревой
Под научн. рук. С. О. Шмидта
Сост., коммент. Е. В. Бронниковой, Т. Л. Латыповой, Е. Ю. Филькиной
«Будем надеяться на всё лучшее…»: Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева: 1938—1999. – М.: Новое литературное обозрение, 2024.
Наследие Дмитрия Сергеевича Лихачева – филолога-слависта, специалиста по древнерусской литературе, одного из столпов отечественной культуры и науки XX века – включает в себя множество разных жанров от монографий и статей до эссе и воспоминаний. Однако долгое время оставалась неизученной еще одна важная часть его рукописного наследия – эпистолярная. В этой книге публикуются письма Д. С. Лихачева и ответы его корреспондентов за период с 1938 по 1999 год. Среди адресатов – ученые, деятели культуры, друзья и издатели, государственные деятели (в том числе М. С. Горбачев и Б. Н. Ельцин). В публикуемой переписке нашли отражение важные научные дискуссии, которые велись устно и на страницах периодических изданий (о проблемах текстологии, подлинности «Слова о полку Игореве», методологии изучения русских летописей и др.), обсуждение серии «Литературные памятники», подготовка и участие в международных конференциях по гуманитарным наукам, в том числе съездах Международного комитета славистов и его Эдиционно-текстологической комиссии. Кроме того, письма дают представления о быте, интересах и образе жизни гуманитарной научной интеллигенции XX века, о дружеских связях Д. С. Лихачева и его современников.
Фото на обложке: Photo by the blowup on Unsplash
ISBN 978-5-4448-2427-6
© Российский государственный архив литературы и искусства, 2024
© Архив Российской Академии Наук, 2024
© Д. С. Лихачев, наследники, 2024
© Авторы, наследники, 2024
© Е. В. Бронникова, Т. Л. Латыпова, Е. Ю. Филькина, С. О. Шмидт, состав, комментарии, 2024
© С. Тихонов, дизайн обложки, 2024
© ООО «Новое литературное обозрение», 2024
Воспоминания и размышления о Дмитрии Сергеевиче Лихачеве
Дмитрий Сергеевич Лихачев одарил меня своим добрым расположением, искренним отношением, и я очень рад, что имел возможность общаться с ним, ощущать его редкостное обаяние. Мы были знакомы сначала внешне, а наше личное знакомство произошло совершенно случайно. В канун 70-летия, когда он был в опале, «невыездной», когда при массовом награждении к 250-летию Академии наук он был чуть ли не единственным академиком, которого не наградили, только две газеты откликнулись на его юбилей. И вот «Комсомолка» заказала мне статью о Лихачеве. Я ее написал. Он, конечно, не ожидал этого и был растроган. После этого он сказал как-то, что был бы рад встретиться, и я, конечно, обрадовался этому. Мы встретились в Ленинграде, потом в Москве и в подмосковном санатории Академии наук «Узкое», много гуляли. А потом случилось так, что он заболел, заболел тяжело и оказался в академической больнице. И я навещал его каждый день. Там Дмитрий Сергеевич стал на мне проверять свои готовящиеся воспоминания. Позже, когда возник Фонд культуры, мы регулярно встречались уже в Москве, гуляли по арбатским переулкам. Иногда садились вместе на каких-то конференциях, и я понимал, что служу своего рода защитой от просителей, потому что его постоянно одолевали, в лучшем случае автографами, а то и просьбами помочь в чем-либо.
Кажется, совсем недавно в Санкт-Петербурге в Конногвардейском манеже проходила книжная ярмарка. В рамках ее программы состоялось заседание, посвященное 275-летию типографии Российской Академии наук. В нем принимал участие академик Дмитрий Сергеевич Лихачев. Я тоже был приглашен. Он вспоминал, как начал работу в Академии наук корректором и редактором издательства после Соловков. Вспоминал с особой теплотой, может быть, еще и потому, что там познакомился с будущей женой Зинаидой Александровной, с которой прожил душа в душу до конца своих дней.
В моей домашней библиотеке замечательные труды Дмитрия Сергеевича занимают целую полку. И почти все книги украшают дарственные автографы. Вот очень дорогая для меня книга «Архитектурно-художественные памятники Соловецких островов» (М.: Искусство, 1980). На форзаце надпись: «Дорогому Сигурду Оттовичу Шмидту дружески. Д. Лихачев. 5.11.81». Автограф сделан в виде геометрической композиции. Но и это не все. Дмитрий Сергеевич вклеил свою зэковскую фотокарточку времен соловецкого заключения. Или вот еще книга «Русское искусство от древности до авангарда» (М.: Искусство, 1992). И тут ее тоже украшает художественно выполненный дарственный автограф. О чем это говорит? О том, что Дмитрий Сергеевич обладал не только литературным, но и художественным даром.
Уже тогда я отметил, как Дмитрий Сергеевич в любых условиях находит возможность получать новые впечатления от общения и с людьми, и с природой. Его размышления о соотношении природы и культуры, о путешествиях часто были навеяны такими впечатлениями. Это показывает, как человек такого масштаба продолжал все время подпитывать сам себя, обогащаясь природными впечатлениями, которые для него были не менее важны, чем результат культурной деятельности. Восхитительна его способность свежего восприятия людей, особо заинтересованного и доброго отношения к новым знакомым. Это выражалось и в его дарственных надписях – зачастую с рисунками – на книгах и оттисках статей (такие «маргиналии» его стали уже темой научных докладов). В Доме-музее Булата Окуджавы в Переделкине на книге о садово-парковых стилях «Поэзия садов» такая надпись: «Дорогому Булату Шалвовичу Окуджаве – самому замечательному, самому любимому, самому благородному на добрую память о незабываемой встрече в Стокгольме». В Стокгольм они были приглашены Нобелевским комитетом, необычайно понравились друг другу, о чем оба говорили впоследствии.
Кроме того, он обладал даром свежего прочтения известного, раскрывал в своих работах новые стороны творчества Пушкина, Жуковского, Достоевского. И потом, он сам был настолько масштабен и настолько ориентировался в пространствах и хронологии, что свободно мог представить себя, например, в Царском Селе, когда там был Царскосельский лицей. Это был необычайно даровитый человек, и в глубокой старости очень любознательный и способный к новым открытиям – и в науке, и в окружающих его людях, и в природе.
Многогранная деятельность Д. С. Лихачева утверждала значение личности ученого в общественной жизни. В нем счастливо совмещались крупнейший исследователь очень широкого спектра научных интересов от Средневековья до современности, организатор науки, создатель научной школы и просветитель, мастер слова, публицист, чутко и совестливо выражающий общественные настроения. Именно трудами Д. С. Лихачева, переведенными на многие языки и не раз переиздававшимися, в значительной мере определяются современные представления о развитии древнерусской литературы, ее взаимосвязях с общественно-политической мыслью и искусством той поры, о воздействии наследия Древней Руси на культуру последующих столетий. Ученому-специалисту исследования Д. С. Лихачева представляются высоким образцом эвристической деятельности в сфере гуманитарных наук.
Всегда восхищает в нем редкая способность в своих исследованиях касаться обширного круга тем. И когда он пишет о человеке в Древней Руси, о поэзии садов, о взаимосвязи литературы и изобразительного искусства, все это оказывается необходимым специалистам и в то же время – увлекательным и интересным – широкому читателю. Такое органическое сочетание глубокого и эрудированного дара исследователя и просветителя – редкость. Не только в русской, но и в мировой культуре. Все время встают в памяти и заседания редколлегии «Литературных памятников», и беседы во время прогулок в санатории «Узкое», и в арбатских переулках, не говоря уже о том, что утрачены советы и поддержка нашего мудрого современника в деятельности руководимых мною Археографической комиссии РАН и Союза краеведов России… В биографиях Жуковского и Лихачева заметно одно общее для них обстоятельство: оказавшись втянутыми в развитие собственно педагогической мысли, они оба имели широкое признание как знаменитые люди – поэт и ученый – и заслужили уже авторитет высокого человеческого достоинства. Всем было понятно, и во властных структурах, и в широком обществе, что это именно те мыслители, слову которых должно доверять, у кого можно учиться и само личное поведение которых, неиспользование приближенности к власти в личных целях внушало особое уважение.
Известно, что Д. С. Лихачев разгневался, когда в одной из статей к 90-летию ученого его роль в последние годы жизни определили как «роль наставника, учителя жизни», проповедника нравственного учения. Он не считал себя могущим исполнять роль проповедника и тем более казаться претендующим на такую роль. Но наставником, конечно, был. Понимая это, он начал свои «Письма о добром» такими словами: «Каждая беседа пожилого человека с молодыми оборачивается поучением. Положение всегда было таким и, вероятно, всегда таким и останется».
Д. С. Лихачев убежденно – на протяжении десятилетий – старался внушить представление о том, что в основе всего – нравственное начало, что этическое – в фундаменте вершинного в культуре, и значение эстетического (воплощаемого в памятниках художественной литературы и искусства) и того, что воплощается в созданном научной мыслью, во многом определяется степенью слияния с этическим. Нравственные представления, в русской культуре восходящие к написанному в Священном писании и усвоенному из патристики, для Д. С. Лихачева – и как ученого, и как человека – особо значительны в тех культурных традициях, непреходящее значение которых для жизни человека он неизменно старался показать в своих сочинениях и устных выступлениях.
Основательное понятие о вкладе Д. С. Лихачева в науку, о том, что особенно длительное время сохранится в ее фундаменте, что даст ростки новому или, напротив, не уцелеет с дальнейшим развитием научных представлений, сможет сложиться лишь через определенное время. Роль же его как «общественной личности» доступнее оценивать современникам, особенно тем, кто знает особенности времени и помнит черты ментальности тех десятилетий, когда Д. С. Лихачев жил. И самые крупные ученые, младшие современники его сочли своим долгом сейчас отметить именно это. Стоит привести характеризующие и «жизненный подвиг», и «человеческую суть» Д. С. Лихачева слова академика В. Н. Топорова, крупнейшего филолога широчайших исследовательских интересов, из статьи «Дмитрий Сергеевич Лихачев в контексте XX века». Статья глубоких мыслей, написанная ученым высокой нравственности, начинается так: «Оглядываясь назад и как бы проверяя великое наследие прошлого, не просто хранимое в закромах памяти мертвым грузом, но, напротив, такое, с которым постоянно и необходимо сверяется день нынешний, и поэтому живущее и действующее в настоящем, и смотря вперед в будущее с верой и доверием, он сам – и в этом, может быть, его главный жизненный подвиг – связывал это уже состоявшееся, но еще не исчерпанное в своем лучшем прошлое с подготавливаемым и выстраиваемым достойным будущим, обеспечивая преемственность традиции по обе стороны от настоящего». И далее о человеке, его поведении и его убеждении: «Скромный и сдержанный, исполненный чувством долга и ответственности, никак не политик, но знающий, что далеко не все зависит от нее, и что пространство, где политика встречается с более высокими духовными ценностями, теряет свою „злую“ силу, чуждый всякой преувеличенности, он шел своим особым подвижническим путем, зная о цене этого противостояния, о грозящих ему опасностях и претерпевая преследования и угрозы еще худшего». Его ресурсами были совесть, честь, человечность и негромкий голос, как раз и напоминавший о человеке и человеческом. Кажется, что для Дмитрия Сергеевича зло не имело онтологической природы. Возможно, он хорошо знал, что бытийственно только добро, что именно оно обладает высшей степенью подлинности, что сам человек по замыслу добр и открыт добру, и от него самого (к сожалению, не только от него, но и от зла, царящего в мире и извращающего эту добрую в своих возможностях природу человека) зависит, станет ли он таковым. И Дмитрий Сергеевич среди зла, распада и смрада тогдашней жизни учил добру и даже не столько учил (тем более – не поучал), сколько внятно говорил о нем, раскрывая его полноту, глубину, если угодно, естественность и пути достижения его. Этого добра силы зла боялись, кажется, не меньше, если не больше, чем их собственного обличения. Впрочем, служение добру, проповедь его среди все расширяющейся порчи, может быть, и есть если не кратчайший, то наиболее целесообразный путь обличения зла в сосредоточении на силу и красоту добра. Возможно, что и «педагогически» это весьма сильный ход: люди начинают сравнивать то и другое, и задача выбора между тем и другим приобретает особую актуальность и становится как бы собственным, личным открытием, никем не подсказанным, но свободным и добровольным, самостоятельно усвоенным себе новым опытом.
Д. С. Лихачев бывал и субъективен в суждениях, даже не всегда достаточно компетентен, отнюдь не безразлично и беспамятно относился к оценкам его личности и им содеянного. И должно противостоять попыткам сделать из него икону. Но еще важнее не поддаться воззрениям, свойственным тем, кого Д. С. Лихачев относил к «мещанству», особенно сравнительно молодым людям, не имеющим представлений о реальной жизни в «эпоху Лихачева» или желающим обратить внимание общества на себя хотя бы «обличением» знаменитости.
Возвеличивание с середины 1980‑х годов Д. С. Лихачева высшими лицами государства, проведение при их содействии акций в сфере культуры и слова признательности, сказанные им по этому поводу, вызвали у стандартно мыслящих и по существу идеологически ангажированных людей попытки изобразить это как следствие прислужничества перед властью или деяниями, инспирированными этой властью.
Академик С. С. Аверинцев счел в связи с этим необходимым напомнить об отношении Д. С. Лихачева к нему, высказывавшему мысли, не сходные с официозными, в этих трудных ситуациях, и сформулировать общие соображения о несостоятельности и примитивности подобных взглядов. Он повторил «неоднократно сказанное прежде, что неизменно встречал со стороны Дмитрия Сергеевича постоянную готовность помочь» в его «конфликтах с официозной идеологией; что готовность эта была неутомимой, а в ряде ситуаций должна быть без малейшего преувеличения названа отважной». И вслед за этим пишет: «Последнее подчеркиваю особо, поскольку мы уже слышим сегодня голоса, с нарочитым нажимом подчеркивающие в общественном поведении покойного черты расчетливости и осторожности; и нам, жившим в ту пору, боязно, как бы непуганые поколения не приняли всего этого за чистую монету. Само собой разумеется, что в советских условиях всякий, кто желал заниматься легальной академической и просветительской деятельностью, должен был соблюдать осторожность и рассчитывать свои шаги; это относилось решительно ко всем нам. Но вот границу между необходимой осторожностью и предосудительной оробелостью совесть разных людей проводила весьма по-разному; и эти различия, из сегодняшнего для почти неуловимые, тогда решали всё». Д. С. Лихачев в этих условиях вел себя так, что С. С. Аверинцев знал – «единственный представитель академического мира, к которому мне можно обратиться, – это он, больше не к кому. А это, – заключает С. С. Аверинцев, – наперед опровергает любые попытки тривиализировать его общественное поведение. Если бы делать то, что делал он, было бы и вправду уж так не опасно, не страшно, – почему же этого не делал никто другой среди лиц влиятельных? Если его роль была, как нас хотят уверить, чуть ли не предусмотрена, чуть ли не поручена ему советским официозом, – почему на эту роль не нашлось больше охотников?»
Академик Н. Н. Покровский в начале статьи памяти Д. С. Лихачева приводит его шутку последних десятилетий жизни, «когда самые именитые сановники государства почитали за честь появиться на телеэкране рядом с ним и Зинаидой Александровной, что он теперь немалое время работает как фирма добрых услуг „Заря“, помогая множеству ученых и целым научным коллективам добиваться справедливости во властных структурах», – и приводит как раз примеры того, как Д. С. Лихачев «занимался этим и раньше, когда иные из подобных ходатайств были для него не столь уж безопасны».
Когда обсуждалась программа празднования 200-летия со дня рождения Пушкина, все в Юбилейном комитете были единодушны во мнении, что открывать торжественное заседание должно словом Д. С. Лихачева, тем более что он с 1983 г. был председателем Пушкинской комиссии Академии наук СССР. К весне 1999 г. Д. С. Лихачев уже начал заметно слабеть, трудно было ехать в Москву, тем более выступать перед такой большой аудиторией. Неуверенно произносили имена других виднейших деятелей современной культуры, сознавая, что они вне сравнения со знаковым именем Лихачева. И очень обрадовались, когда предложили попросить выступить Д. С. Лихачева перед телеэкраном – и празднование в Большом театре 6 июня 1999 г. началось с демонстрации (в цвете, во всю ширину огромного занавеса) Дмитрия Сергеевича, говорящего о Пушкине в своем кабинете в Пушкинском Доме, других выступлений не было – остальное время отвели для концерта.
Образ Дмитрия Сергеевича Лихачева остается в благодарной нашей памяти, а содеянное ученым и писателем – в фундаменте современной культуры. Хотелось бы, чтобы жизнь и творчество его воспринимались и как нравственные вершины. Д. С. Лихачев писал и говорил не раз, что XXI век будет веком гуманитарного знания, а Россия – страна великой гуманитарной и гуманистической культуры, и главным его устремлением было, чтобы и прошлое и настоящее служили Будущему.
С. О. Шмидт,академик Российской академии образования
От составителей
Рукописное наследие Д. С. Лихачева, выдающегося отечественного просветителя XX века, крупнейшего специалиста в области древнерусской литературы, общественного деятеля, председателя правления СФК, имеет непреходящее значение. Год от года не ослабевает интерес к трудам и к личности самого ученого. Лихачев был поистине «народный академик»a, сумевший удивительным образом сочетать научные исследования в области древнерусской литературы, текстологии, отечественной истории с широкой общественной деятельностью в области гуманитарной науки и культуры.
Монографии, статьи, очерки, эссе, воспоминания Лихачева широко публиковались при его жизни и переиздаются до сих пор. Между тем такая важная часть его творческого наследия, как переписка, остается неизвестной ни специалистам, ни тем более широкому читателю. Он был лично знаком и поддерживал дружеские и научные контакты с советскими и зарубежными учеными, писателями, музыкантами, художниками, государственными и общественными деятелями. Издание эпистолярного наследия Лихачева необходимо не только для изучения жизни и творчества ученого, но и для реконструкции и понимания научной и общественной жизни второй половины XX века.
Лихачев как специалист-филолог чрезвычайно высоко оценивал исследовательский потенциал эпистолярных источников Нового и Новейшего времени. По аналогии с серией «Литературные памятники» на рубеже 1970–1980‑х годов он попытался начать новую академическую серию «Эпистолярная культура». Это начинание опережало эдиционную практику своего времени и поэтому не было поддержано академическим сообществом. Лихачев писал о своих нереализованных планах:
Я говорил на Общем собрании Отделения АН и на «ученом» совете ИРЛИ – надо начать серию «эпистолярная культура», в которой издавать письма как «маленькую литературу», ибо большая литература обогащается «маленькой». Письма, которые писатель пишет, не думая и не переписывая их, – основа его больших, парадных писаний. Исследователь ведь всегда идет по черному ходу: он дворник и кухарка в литературе […] Но серии «эпистолярная культура» не добился. А ведь она интересна и для древней русской литературыb.
В данном контексте представляется чрезвычайно важным и правомерным с этической точки зрения изучение и введение в научный оборот эпистолярного наследия самого Лихачева. Хорошо понимая значение своего обширного архива, он еще при жизни начал передавать документы в Рукописный отдел ИРЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР. Проблемы сохранения и дальнейшего использования документов он обсуждал в переписке со своим младшим современником, текстологом, сотрудником ИМЛИ, членом редколлегии серии «Литературные памятники» А. Л. Гришуниным:
Я открыл свой фонд в Пушкинском Доме. Малая часть его описана, большая – будет разбираться невесть когда. Я на это и рассчитываю. Когда дело дойдет до моих писем, корреспондентов и вообще всех лиц, в письмах затронутых, не будет уже в живых. Не думаю, что у Вас будет иначе, и письма Ваши станут доступны Вашим неприятелям.
У меня переписка с Шкловским, Кавериным, Чуковским, Дорошем, Заболоцким, полно писем иностранных славистов […]. Не думаю, чтобы все выбросили, хотя мусора предостаточно. После войны я ничего не уничтож[ал]c.
Переписка из личного архивного фонда Д. С. Лихачева в РО ИРЛИ (Ф. 769) не была использована при подготовке сборника, поскольку еще не завершено научное описание фонда. Изучение и публикация его эпистолярной части – дело будущего. Работа по выявлению писем Лихачева вне его личного архивного фонда и других фондов РО ИРЛИ, прежде всего в архивных собраниях Москвы, началась в 2006 году – в год 100-летнего юбилея Дмитрия Сергеевича. Инициатором и идейным вдохновителем подготовки к изданию писем ученого был академик РАО, доктор исторических наук, председатель Археографической комиссии РАН, профессор РГГУ Сигурд Оттович Шмидт (1922–2013). В книге публикуются 60 писем Лихачева Шмидту, написанные в период с 1953 по 1998 год, и воспоминания Шмидта о Лихачеве.
Составители настоящего сборника предприняли попытку выявления, комплексного исследования и введения в научный оборот прежде всего той части переписки Лихачева, которая находится на государственном хранении в фондах его корреспондентов, преимущественно москвичей – историков, археологов, литературоведов, лингвистов, фольклористов, писателей, переводчиков, актеров, художников и др. Выявление материалов проходило в архивохранилищах Москвы (РГАЛИ, Архиве РАН, Архиве Президента Российской Федерации, Музее МХАТ, ЦГА гор. Москвы, ОР РГБ, Архиве ДРЗ). Кроме того, в сборник включены письма из Государственного архива Владимирской области, Опочининской библиотеки (г. Мышкин Ярославской обл.), Государственного музея-заповедника М. А. Шолохова (ст. Вешенская Ростовской обл.).
В фондах РГАЛИ были выявлены и отобраны для публикации письма Лихачева литературоведам А. А. Белкину, Б. А. Введенскому, А. Л. Гришунину, А. Л. Дымшицу, В. В. Жданову, И. С. Зильберштейну, В. Я. Кирпотину, С. Л. Львову, В. Н. Марковой, Р. М. Наппельбаум, В. Н. Орлову, С. А. Рейсеру, Н. Л. Степанову и его жене Л. К. Степановой, М. Б. Храпченко, Б. М. Эйхенбауму, фольклористам Д. М. Молдавскому и В. И. Чичерову, писателям В. П. Беляеву, С. П. Боброву, И. А. Новикову, А. А. Суркову, А. Т. Твардовскому, В. Т. Шаламову, В. Б. Шкловскому, художнице Т. А. Мавриной и др. Наиболее значительной по объему и содержанию частью сборника является переписка Д. С. Лихачева и литературоведа А. Л. Гришунина.
В фондах Архива РАН были выявлены письма Лихачева филологам А. И. Беличу, В. И. Борковскому, В. В. Виноградову, А. М. Еголину, М. Б. Козьмину, пушкинисту Д. Д. Благому, фольклористу П. Г. Богатыреву, историкам М. А. Алпатову, М. В. Нечкиной, М. Н. Тихомирову, Л. В. Черепнину, Н. В. Устюгову, В. И. Шункову, византинисту З. В. Удальцовой, японистам Н. И. и Нат. И. Конрад, археологу А. В. Арциховскому, в Археографическую комиссию АН СССР, в редакцию биографического словаря «Выдающиеся деятели нашей Родины».
В Музее МХАТ хранится переписка Лихачева с актером И. М. Кудрявцевым, который интересовался проблемами изучения «Слова о полку Игореве» и написал статью для ТОДРЛ. Публикацию писем Лихачева Кудрявцеву подготовила сотрудница Музея МХАТ Е. А. Шингарева, документы прокомментированы сотрудницами Отдела древнерусской литературы ИРЛИ И. М. Смирновой и Л. В. Соколовой.
В сборник также включены письма сотруднице Соловецкого музея С. В. Вереш, опубликованные в журнале «Наше наследие» и хранящиеся в настоящее время в ЦГА г. Москвы; письма к Г. А. Лебедевой и жителям г. Мышкина из собрания Опочининской библиотеки; письма к искусствоведу Н. Н. Воронину из фондов ГАВО; письма в редколлегию биобиблиографического словаря «Славяноведение в СССР».
Выявление документов для сборника проводилось в Архиве Президента РФ и РГАНИ, а также в архивном фонде СФК, хранящемся в РГАЛИ (Ф. 3384). Всего для публикации был отобран 41 документ – письма и обращения Лихачева, в том числе коллективные, в партийные и государственные органы, персонально к М. С. Горбачеву, Б. Н. Ельцину и некоторым другим общественным и государственным деятелям по вопросам развития и сохранения отечественной культуры (1975–1999).
Свои письма Дмитрий Сергеевич либо писал от руки (при этом часто извинялся за почерк), либо печатал их на машинке. При публикации способ воспроизведения оговаривается после архивного шифра.
В фондах некоторых корреспондентов Лихачева сохранились черновики писем к нему, включенные в настоящий сборник, в связи с чем эпистолярий в ряде случаев приобретает характер взаимной переписки (переписка с Н. К. Гудзием, Д. Д. Благим, В. И. Борковским, А. Л. Гришуниным и др.). Термин «переписка» употребляется и для эпистолярных комплексов, включающих наряду с письмами Лихачева хотя бы одно письмо или телеграмму / дарственную надпись его корреспондентов. В Музее МХАТ сохранились черновики практически всех писем Кудрявцева Лихачеву, однако из‑за значительного объема опубликовать их полностью в рамках данного издания не представляется возможным, поэтому в сборник вошло только самое первое письмо Кудрявцева, положившее начало многолетнему диалогу актера и ученого; в остальных случаях публикуются только их фрагменты.
Вошедшие в сборник письма посвящены во многом научным вопросам. В них нашли отражение научные дискуссии, которые велись в свое время устно и на страницах периодических изданий (о проблемах текстологии, методологии изучения начального свода русских летописей и др.). Лихачев писал академику В. В. Виноградову о том, что всю жизнь участвовал в научных спорах: «Я люблю споры в науке»d. Наибольшую остроту имели вопросы изучения «Слова о полку Игореве» (письма Н. К. Гудзию, И. М. Кудрявцеву, В. И. Шункову, В. В. Виноградову и др.), проблемы текстологии и работы международной и советской эдиционно-текстологических комиссий (переписка с А. Л. Гришуниным, В. И. Борковским, письма к В. С. Нечаевой и др.).
Несколько десятилетий своей жизни ученый посвятил фундаментальной книжной серии «Литературные памятники», встречая в работе много препятствий (см. переписку с А. Л. Гришуниным, письма Н. И. Конраду). Для пользы дела он вынужден был не раз искать компромиссы и идти на уступки. Об этом читаем в одном из писем блоковеду В. Н. Орлову:
[…] я как председатель серии часто становлюсь жертвой разного рода хамства и не ухожу из председателей, так как хочу, чтобы дело продолжалось и чтобы хоть что-то интересное выходило. Приходится прятать самолюбие в карман. Хоть я и председатель, но разные согласования происходят в Москве, и московские члены редколлегии творят что хотят. Мне приходится отменять часто их решения, но они ходят к вице-президенту, докладывают, и тот уже дает распоряженияe.
Лихачев, страстный защитник отечественной культуры, прекрасный организатор науки, в годы перестройки возглавил СФК. Многие вопросы, которые нужно было решать на этом посту, нашли отражение в его обращениях к первым лицам государства – М. С. Горбачеву и Б. Н. Ельцину. Но это почетное и важное начинание стало одним из самых больших разочарований в многотрудной жизни ученого. В этом он признавался в одном из писем Гришунину: «В „Узкое“ мы не поедем: не дают мне покоя дела РФ Культуры. […] 5 лет потеряны. Столько волнений, загубленного времени, нервов, здоровья!»f
Многие корреспонденты Лихачева бережно сохраняли все его письма, в том числе поздравительные открытки и телеграммы. Дмитрий Сергеевич был человеком внимательным: сохранилось множество его поздравлений с праздниками – с Первым мая, годовщинами Октябрьской революции, юбилеями, присуждением научных званий и правительственных наград, но особенно часто он поздравлял своих друзей и знакомых с Новым годом. Встречаются поздравления с днем ангела (см. поздравление Н. М. Малышевой), со светлым праздником Пасхи (см. поздравление Н. И. Конраду). Лихачеву нравились художественные открытки, он чаще всего выбирал не стандартные поздравительные бланки, а открытки с видами Ленинграда (площадь Стачек, здание ГПБ, Казанский и Исаакиевский соборы и т. п.), Новгорода и других городов, репродукциями картин (А. Г. Венецианова «Крестьянские дети в поле», М. В. Добужинского «Петербург. В ротах Измайловского полка», П. В. Кузнецова «Стрижка баранов», М. Ф. Ларионова «Рыбы на закате», Е. Е. Лансере «Корабль времен Петра I», А. Матисса «Красная комната», В. А. Фаворского – иллюстрация к «Слову о полку Игореве»), воспроизведениями исторических документов («Воинский артикул 1714 г. с собственноручной правкой Петра I», письмо П. И. Чайковского к А. П. Чехову от 20 октября 1889 г. из собрания ГБЛ) и др. Текст поздравлений Дмитрия Сергеевича, как правило, краток и лаконичен, для публикации были выбраны те, в которых кроме традиционных поздравлений и пожеланий есть еще и какие-либо значимые слова и добавления.
«Выразить себя и свое» (как писал Лихачев Шаламову)g, запечатлеть не только свою эпоху, но и времена давно прошедшие в полной мере удалось Дмитрию Сергеевичу – в научных монографиях, статьях, публикациях древнерусских памятников, воспоминаниях… Определенное место в этом ряду предстоит занять и эпистолярному наследию ученого, той «маленькой литературе», без которой невозможно проникновение в литературу большую.
В сборник вошло 896 писем, в том числе 760 писем Лихачева к 149 адресатам, написанных, за редким исключением, со второй половины 1940‑х по 1999 год. Книга состоит из трех разделов. Первый, самый большой, раздел включает переписку Лихачева с разными адресатами – с учеными и деятелями культуры. Документы этого раздела расположены по хронологии первого письма каждого публикуемого эпистолярного комплекса. Во второй раздел вошла переписка Лихачева и Гришунина. В третий раздел, «Письма и обращения Д. С. Лихачева по общественным вопросам», вошли обращение Лихачева и Л. А. Дмитриева в ЦК КПСС, письма и обращения Лихачева как председателя правления СФК и примыкающие к ним письма последних лет жизни к Президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину.
Письма публикуются по нормам современной орфографии и пунктуации с сохранением авторских стилистических особенностей (например, в письмах В. Б. Шкловского). Сохраняется авторское написание отдельных слов или предложений по старой орфографии («въ крѣщении», «всѣ», «ко святѣи Софiи» и т. д.). Подписи и даты выделяются курсивом.
Как правило, курсивом воспроизводятся все авторские выделения в тексте (подчеркивание, разрядка, выделения другим цветом); подчеркивания и другие выделения, сделанные в письмах Лихачева его корреспондентами, оговариваются в подстрочных примечаниях.
Знаком купюры […] обозначены сделанные в ряде случаев пропуски (реальные адреса и телефоны и т. п.). В текстах документов сокращения раскрываются в прямых скобках [], общепринятые сокращения не раскрываются. Во вступительных статьях и комментариях используются унифицированные сокращенные названия учреждений, общественных организаций, изданий и т. п., расшифровка которых приведена в списке сокращений.
Усеченные даты в тексте писем дополняются ([19]64 г.), при этом дата письма приводится такой, какая она есть в документе (6.XI.67).
Если письмо не имеет авторской датировки, после архивного шифра оговариваются основания составительской датировки. Делопроизводственные пометы на письмах, как правило, не воспроизводятся, информация о них приводится в тех случаях, когда они являются основанием датировки.
Все приложения к письмам (воспоминания, официальные письма и отзывы) в основном помещены в комментарии. В указателе имен страница с биографической справкой имеет шрифтовое выделение; при первом упоминании лица, переписка с которым воспроизводится в сборнике в дальнейшем, делается отсылочный комментарий к публикуемому эпистолярному комплексу.
В сборнике воспроизводятся фотографии адресатов и корреспондентов Лихачева, а также факсимиле отдельных страниц некоторых документов из фондов РГАЛИ, Архива РАН, ЦГА г. Москвы, ОР РГБ, Научной библиотеки МГУ, Музея МХАТ.
Книга снабжена списками сокращенных слов, адресатов и корреспондентов Лихачева, архивных фондов, документы из которых включены в сборник; хронологическим указателем писем и указателем имен.
Авторский коллектив благодарит сотрудников Архива Президента РФ, Фонда им. Д. С. Лихачева, РГАНИ, ЦГА гор. Москвы, ГАВО, ОР РГБ, ОР РНБ, Архива ДРЗ им. А. И. Солженицына, Музея МХАТ, Научной библиотеки МГУ; лично Л. М. Бабаеву, Л. Н. Бодрову, Г. М. Малинину, А. И. Орлова-Сокольского, И. Л. Решетникову, О. В. Турбину (РГАЛИ), О. Б. Бокареву, В. Г. Бухерта, Н. М. Осипову (Архив РАН), М. К. Кустову (ЦГА г. Москвы), М. А. Котенко, В. В. Леонидова, И. Е. Розанову (ДРЗ им. А. И. Солженицына), Е. А. Конюхова (Музей МХАТ), С. А. Ипатову, М. В. Рождественскую (ИРЛИ), Е. В. Иванову, Н. В. Корниенко, А. Л. Налепина (ИМЛИ), С. Г. Нелиповича (ИРИ), М. А. Робинсона (Институт славяноведения), В. Ю. Афиани, Д. М. Фельдмана (РГГУ), О. К. Землякову (РФК), Т. И. Алякину (РГБ), И. Н. Тишину (ГПИБ), Н. М. Тищенко (Государственный музей-заповедник М. А. Шолохова), Г. С. Ланцузскую (Зональная научная библиотека Воронежского государственного университета), Т. В. Генде-Роте, оказавших неоценимую помощь при составлении и комментировании книги.
Мы особенно признательны Вере Сергеевне Тольц-Зилитинкевич за поддержку издания.
Е. В. Бронникова, Т. Л. Латыпова
РАЗДЕЛ I
ИЗ ПЕРЕПИСКИ Д. С. ЛИХАЧЕВА С УЧЕНЫМИ И ДЕЯТЕЛЯМИ КУЛЬТУРЫ
25 НОЯБРЯ 1938 – 29 ДЕКАБРЯ 1998
Переписка Д. С. Лихачева и И. У. Будовница
Исаак Уриелевич (Уриелиевич) Будовниц (1897–1963) – историк, редактор, издательский работник. Учился в рязанской гимназии (1914–1917). С сентября 1916 по апрель 1917 г. работал корректором в типографии Пинеса (Рязань), а в апреле – октябре 1917 г. – наборщиком типографии «Наше слово» (Москва). Переехав в Петроград, служил переводчиком Комиссариата по еврейским делам и секретарем журнала «В мастерской природы» (ноябрь 1917 – март 1919). Одновременно был слушателем петроградской Военно-медицинской академии (1917–1921) и студентом Института народного хозяйства (1917–1922). В марте 1919 г., прервав учебу, вступил добровольцем в ряды Красной армии, служил в санитарной части Губздрава, эвакопункте Варшавского вокзала, 4‑м полку, в боях за Пулково был контужен. Демобилизовавшись в октябре 1922 г. и закончив обучение в институте, работал в «Красной газете» (1920–1932), в ленинградском отделении газеты «Правда» (1923–1926). Был корреспондентом, заместителем заведующего отделов советского строительства и информации редакции газеты «Известия» (май 1932 – январь 1937). В 1920–1930‑е годы он опубликовал около 800 подписных статей и очерков, несколько книг и брошюр научного и научно-популярного характера, в том числе о проблемах сельского хозяйства, о Русском Севере, о Сванетии, Ярославле и т. д.
В декабре 1937 г. перешел на работу в Издательство АН СССР, до сентября 1938 г. был старшим редактором выпуска книг по общественным наукам. В этот период он, скорее всего, и познакомился с Д. С. Лихачевым.
В сентябре 1938 г. по приглашению Б. Д. Грекова стал ответственным секретарем «Исторических записок» Института истории АН СССР, в мае 1940 г. переведен на должность заведующего редакцией «История СССР»a. В 1941–1944 гг. находился в эвакуации в Альметьевском районе Татарской АССР. Вернувшись в Москву в марте 1944 г., возобновил работу в Институте истории, был редактором «Исторических записок» вплоть до выхода на пенсию в октябре 1958 г. 15 января 1945 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Русская публицистика XVI в.». Автор более 40 научных работ по истории общественно-политической мысли Руси XI–XVI вв., в их числе статьи «Идейное содержание „Слова о полку Игореве“» (Известия АН СССР. Отделение истории и философии. 1950. Т. 7. № 2. С. 147–158), «Идейная основа ранних народных сказаний о татарском иге» (ТОДРЛ. Т. XIV. С. 169–176), книги «Русская публицистика XVI в.» (ответственный редактор Б. Д. Греков, 1947), «Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI–XIV вв.)» (1960), «Словарь русской, украинской, белорусской письменности и литературы до XVIII века» (1962), «Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV–XVI вв.» (1966) и др.
Будовниц был авторитетным редактором научной литературы, исключительно бережно относившимся к авторам и авторскому стилю. Под его редакторством вышли 10‑й том ТОДРЛ (1954), монографии Б. Д. Грекова «Крестьяне на Руси», Л. В. Черепнина «Русские феодальные архивы XIV–XV веков» и др., ставшие классикой отечественной историографииb.
В ОР РГБ сохранилось 72 письма Лихачева Будовницуc, из которых для публикации в настоящем издании выбраны 23; также публикуются 2 письма Лихачева к И. В. Будовниц, 5 писем и 2 телеграммы Будовница Лихачевуd.
1. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 25 ноября 1938 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
В последние дни в ленинградских институтах АН в связи с «событиями» в Издательстве неоднократно поминалось Ваше имя. Люди выражают надежду, что Вы вернетесь в Издательство1.
«Движение» это за Вас – получило даже несколько экспансивные формы. Некий милый и бескорыстный чудак, который даже Вас ни разу не видел и которого Вы, по-видимому, не знаете – Яков Максимович Каплан2, во время последнего приезда В. Л. Комарова3 добился у него аудиенции и просил Комарова, чтобы Вас снова взяли в издательство. Каплан этот – необыкновенный Дон Кихот. Все это он проделал исключительно в интересах дела. Комаров (тепло относящийся к Каплану) обещал, что Вы будете работать в Изд[ательст]ве.
Завидую Вашей репутации.
Наш недоучка-семинарист Даев4 мелкой дрожью дрожит за свою шкуру и ищет, на кого бы опереться. Даев ужом вьется перед некоторыми своими подчиненными, о которых он знает, что Комаров с ними здоровается за руку. Кстати, он будто бы получил какую-то нахлобучку из‑за меня, но в чем она выражалась – не знаю.
Институтом литературы я доволен – главное, что «атмóсфера» – совсем иная5.
Привет! Как поживает наш Яков Юльевич6? Тоже трясется?
Ваш Д. Лихачев 25/XI
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 1 и об. Автограф. Датировано по содержанию. Приложена записка неустановленного лица: «1938 г. И[саак] У[риелевич] по просьбе Б. Д. Грекова перешел на работу в Ин[ститу]т истории АН СССР» (Л. 1а).
2. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 1 июня 1947 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Плохо себя чувствовал в последнее время – болела язва двенадцатиперстной кишки (нарушил диету при переезде на дачу в Сестрорецк). Поэтому запоздал Вам с ответом. В прошлую субботу1 получил № «Вопросов истории»2 с рецензией на «Культуру Руси»3 и тотчас же написал ответ4, который послал Волгину5, Городецкому6 в ЦК и в редакцию с просьбой напечатать. В рецензии мне приписан безумный тезис о превосходстве др[евне]русск[ой] культуры над западноевропейской, мои фразы переделаны, вырваны из контекста, оборваны на запятой. Я это все вскрыл и показал невежество (элементарное невежество Тихомирова). Так как недобросовестность рецензента совершенно явная (в цитатах из меня заменяет одни слова другими и т. п.), то надеюсь, что редакция напечатает ответ, если же откажется, то обращусь с жалобой к Вавилову7, так как Вавилов недавно в № 1 «Сов[етской] книги»8 писал, что на недобросовестные отзывы ответы авторов должны печататься9. Ответ же мой имеет не только личный интерес, но и общественный, поскольку в моем ответе затронуты принципиальные вопросы (я пишу о том, как следует ставить вопрос об отставании русской культуры – при общем отставании были стороны, в которых Русь опережала З[ападную] Е[вропу] – образование централиз[ованного] гос[ударства], что является несомненно и фактом культуры).
Главы Еремина10 в «И[стории] р[усской] л[итературы]»11 неплохие, но неплохой была и редакция их. Прочтите же его статью о «Слове о полку Иг[ореве]»12 («Слово» – написано в традициях византийского светского красноречия) и о «Пов[ести] вр[еменных] лет»13. Иоффе14 когда-то прославился как формалист-загибщик15 (книжка «Культура и стиль»16 и др.). Человек он не умный, перепевал немцев (гл[авным] образом, Вёльфлина17). Очень рад за Д. Н. Альшица18. Он мне приятен и лично, и как молодой ученый с несомненным будущим. У него и боевые ордена19, и хорошая научная школа (Приселков20). Держится скромно, много работает, не халтурит. Он аспирант в Публ[ичной] библиотеке21. Очень надеюсь, что из него выйдет специалист по летописанию. Гудзий22 говорил мне, что Базилевич23 помещает на мою «Культуру» хорошую рецензию в «Сов[етской] книге»24. То же делает в «Вестнике АН» Воронин25. Боюсь только не испугались бы в «В[естнике] АН» статьи Тихомирова. Кстати, в своем ответе упомянул, что издаваемые Тихомировым «отрывки»26 для истории летописания дать ничего не могут, так как по ним нельзя судить о списках, и что издатели Полн[ого] собр[ания] р[усских] лет[описей] потому именно и отказались давно от манеры печатать летописи в извлечениях. Это отход на столетие назад.
Защита откладывается на осень27, т. к. Гудзий не успеет прочесть работу, а к тому же он должен ехать в июне в Киев. В среду должен получить ответ от Друзина28 (он теперь главное лицо в «Звезде») о согласии журнала печатать рецензию на Вашу книгу29. Если не выйдет, то буду помещать в ж[урнал] «Славяне»30 через Вознесенского31.
Спасибо за указание о «Галиции».
Привет супруге32. Я очень жалею, что не повидался с нею, чтобы показать ей наш Музей. Мне было бы самому интересно это, так как ни разу еще в нем не был после войны. Говорят – он в жалком состоянии33.
Ваш Д. Лихачев 1.VI.47
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 2 и об. Авторизованная машинопись.
3. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу. Июнь – июль 1947 г
Дорогой Исаак Уриелиевич! Получил Ваши обстоятельные замечания, за которые очень Вам благодарен: все это мне очень нужно1. Большинство замечаний принимаю – они верные. Фраза «среднев[ековье] – это эпоха сталк[ивающихся] контрастов…»2 – нелепа. Получилась же эта нелепость, так как за ней пропущено 7 страниц, в которых я характеризовал основные противоречия средневековья. Затем я решил не брать на себя такой ответственности и выкинул их. Вот и получились бесконечные «поэтому» из одной, по существу пустой, фразы. Вы это заметили опытным глазом, а рецензенты всѣ пропустили. Недостатки метода Шахматова у меня охарактеризованы3, но после грубых выпадов против Шахматова Мавродина4 и Еремина (см. только что вышедшую формалистскую работу его «Повесть вр[еменных] лет») я убрал соответствующую страницу, чтобы не давать пищи тем из историков, которым легче Шахматова обругать, чем его читать. Фраза об угрозе политической самостоятельности Руси нехороша5, но идеологический нажим на Русь был очень силен вплоть до XV в. Стремления (отнюдь не реальные и беспочвенные) считать Русь в вассальных отношениях к Византии, безусловно, были. Если хотите – укажу Вам множество фактов. Конфликты Печ[ерского] монастыря с князьями засвидетельствованы не только Патериком6, но и летописью7, а в ней нет шаблона. А ссылка (дважды) Никона в Тьмутаракань8, причастность печерян к восстанию киевлян9, арест игумена Ивана10 и т. п.? Безусловно – внутри монастыря шла также борьба. Характеристика м[онасты]ря как «органа» киевлян безусловно преувеличена11. Повесть 1409 г.12 направлена против московского князя (отражая борьбу церкви и государства), но не против Москвы или москвичей. Со всеми остальными Вашими замечаниями я согласен и очень Вам за них благодарен.
К сожалению, не могу сделать таких же обстоятельных замечаний по Вашей книге13, так как очень заела заключительная и нудная возня с диссертацией: корректуры, аннотации, тезисы и пр. Книга мне очень нравится. Нравится особенно потому, что этими темами до сих пор занимались только литературоведы или, вернее, книговеды, вносившие сюда жуткую наивность. В Вашей книге подкупает цельность всей картины, оценка историка, истолкование всей этой обширной литературы в связи с классовой борьбой своего времени, на широком историческом фоне. Написана книга очень живо и читается с интересом. Крестьянский вопрос в публ[ицистике] XVI в. стал для меня ясен только после Вашей книги. Расхождения у меня с Вами, во-первых, в понимании движения жидовствующих14. Я ими долго занимался и пришел к убеждению, что это не ересь в нашем смысле этого слова15. Это умственное течение – отголосок гуманизмаa, – пришедшее к нам только в интеллигентскую (как и гуманизм на Западе), а не в народную среду (в отличие от стригольничестваb, 16 – действительно распространенного среди широких слоев ремесленников) из Литвы от литовских евреев по преимуществу, захваченных гуманизмомc. Вот почему движениям жидовствующих сочувствовали и Зосима17, и Иван III18 – ереси они бы не сочувствовали по положению (где же тут бюргерство?). Ересью все это было объявлено для обвинения… Все, что пишет Иосиф Вол[оцкий]19, Геннадий20 и пр. – все вранье. О движении жидовствующих свидетельствуют лучше всего их переводы, их литература: это не литература для широких масс. Конечно, вольное отношение к религии было, но вольность эта не от еретичества (безбожник или вольнодумец – не еретик), а от пронизывавших светских интересов. Я не могу подробно аргументировать Вам здесь свою точку зрения: конспективно, в сильном сокращении она изложена у меня в «Истории русской литературы», [в] части I тома II. Второе мое несогласие с Вами – это по поводу теории «Москвы – третьего Рима»21. Третьим Римом официальными кругами Москва стала называться только при Алексее Михайловиче22. Оф[ициальная] же точка зрения в XVI в. отлична от точки зрения Филофея23. Вообще характеристики, до сих пор принятые, офиц[иальной] идеологии Москвы XV–XVI вв. соединяют несоединимое, уничтожают оттенкиd, иногда важные: в посланиях Филофея выражена вовсе не та же самая идеология, что в «Сказании о князьях Владимирских»24 или в Никоновской летописи25. Хотя эти идеологии и родственные, так как все они зависят от средневек[овых] представлений о смене царств. В изучении этих гос[ударственных] теорий следует дифференцировать и дифференцировать! Здесь тоже есть разность идеологий. Филофей и Василий III26 стоят на разных кл[ассовых] позициях. Знаете ли Вы, кстати, кто такой Максим Грек27? – Посм[отрите] «Ревю дез етюд слав» (простите, у меня нет иностр[анного] шрифта на машинке) 1944 г., т. 21e, 28. Это мои главные замечания. Мелочи отпишу потом – пора спать! Хочу написать на Вашу книгу рецензию. Как только я с ней бегло познакомился – сразу же запросил «Сов[етскую] книгу», но ответа не получил, сейчас попытаюсь в «Звезде»; очень хочется пропагандировать Вашу книгу29.
Защита моя задерживается: Гудзий очень занят, боюсь, придется отложить на осень.
Желаю Вам дальнейших успехов. Уже эта Ваша книга будет единственным, широко принятым пособием, а не только исследованием, для лекторов, учителей, студентов и т. д.
Ваш Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 3 и об. Машинопись с правкой автора. Датировано по содержанию.
4. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 17 января 1948 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Сердечное спасибо за поздравление. Переживаний на защите было очень много1. Скрипиль2 внезапно прочел совсем другой отзыв, чем тот, который представил предварительно. Я не знал – на какой отвечать, и подверг Скрипиля публичному допросу – о причинах различия (надо сказать, что отзыв, который он прочел, был нормальный, а тот, который представил раньше, – содержал разные гнусности). Отвечал я Скрипилю с раздражением и намекнул прозрачно на то, что он в летописи ничего не понимает и не имеет в вопросе о летописании научной позиции (он двигал против меня то ереминские аргументы, то пользовался Шахматовым). Говорят, что мое раздражение (а я действительно «сорвался») произвело неприятное впечатление на членов уч[еного] совета. Во всяком случае, голосование было единогласным. Очень хорошо и интересно выступал Сиг. Нат. Валк3. Он в известной мере «посадил» Гудзия и Скрипиля. Эти двое выразили разные сомнения по поводу «посольского обычая», но Валк привел разительные доказательства в мою пользу. Я Вам, кажется, не писал о заседании этой осенью в И[нститу]те русск[ого] языка по поводу моей статьи «Русский посольский обычай» (№ 18 «Исторических записок»)4. Была бурная дискуссия, в результате которой я с помощью Ларина5, Филина6, Иссерлин7 и Богородского8 вышел полным победителем. Если бы мне теперь пришлось писать о русск[ом] посольск[ом] обычае, – я бы имел в два раза больше материала. Ларин, кстати, пишет работу о др[евне]русск[ом] устном языке и собирается опираться на положения моей статьи о посольском обычае. Возвращаюсь к защите…
Диспут длился 4½ часа. Все это время мне пришлось стоять на кафедре (таков наш «обычай защиты»). Под конец сильно разболелась поясница.
Очень, очень Вам признателен за все.
Спасибо, что не забываете меня, милый Исаак Уриелиевич!
Желаю Вам полного успеха с историей общественной мысли. Это очень нужная работа, и Вам она удается.
Ваш Д. Лихачев 17.I.48
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 4 и об. Автограф.
5. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 11 мая 1950 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Очень рад был получить от Вас письмецо. Рад был узнать, что Вам хорошо работается и что Вы бодры. Я работаю много, но утомление лишает меня жизнерадостности. Начинают идти бесчисленные корректуры. Через несколько дней ожидаю 15 листов «Слова о полку Игореве»1 и одновременно 60 листов «Повести временных лет»2 (из них 30 п[ечатных] л[истов] петита!), к которым следует составлять указатели (именной, географический и предметный). Доверить никому нельзя.
Рецензию Пашутыa, 3 прочел сегодня. Очень неприятна его похвала мне. Это вредно и для моих отношений с товарищами по Отделу. Я бы предпочел быть обруганным им.
Кстати, не сказали ли Вы в Редакции Известий ОИФ4, что Орлов5 выпустил свое второе издание «Слова»6 после Юговского издания7, но не включил к себе ни одной Юговской конъектуры и даже не упомянул его? Этим, конечно, он проявил свое отношение к Югову.
У нас тишь. Институт медленно, но верно хиреет. Дирекция из принципа «лучше меньше», как мне кажется, искусственно сокращает работу – выпуск продукции. Это уж и все начинают замечать.
Собираюсь поехать на два дня в Псков, чтобы как-то отвлечься от работы. Я ездить очень люблю, но не разрешает здоровье. Я вроде бодливой коровы, которой бог рог не дал. Сейчас у меня болей нет, и думаю, что два дня в отрыве от диетных забот жены выдержу. Правда, в Пскове придется встречаться с Твороговым8 (знаете Вы этого чудака?), а это нужно перенести.
Защищали из моих дипломанток троеa. В решении записано две работы печатать. Девушки хорошо поработали. У одной прекрасная голова. Работали по рукописям о Пскове.
Над нашей квартирой раскрыли крышу, а материалов для починки ее не оказалось. Живем, следовательно, вроде как под открытым небом и со страхом ждем дождя (погода пасмурная).
Крепко жму Вашу руку, дорогой Исаак Уриелиевич! Я перед Вами виноват: не ответил Вам на Ваше первое письмо. Но не сердитесь: если бы Вы только знали, как я устал. Вы меня, наверное, простите, когда увидите всю мою «продукцию» этого года, вышедшей в свет! А Ваше письмо было такое милое. Кстати, мое толкование «Задонщины» было впервые опубликовано в «Лит[ературной] учебе» еще до войны9. Затем оно было отчасти использовано в «Ист[ории] русск[ой] лит[ературы]» (т. 2, ч. 1), затем более полно (без упоминания моей фамилии) в сборнике «Воинские повести Древней Руси»10. У Варв[ары] Павл[овны]11, при всех ее достоинствах, есть свои представления о лит[ературной] собственности, и мне уже приходилось с ней иметь на этот счет неприятные объяснения (и за себя, и за других), в результате которых наши отношения несколько испортились.
Лепко не девица12. Ей уже лет сорок с хвостом.
Ваш, искренно Вас любящий,
Д. Лихачев 11.V.50
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 11 и об. Авторизованная машинопись с припиской автора.
6. И. У. Будовниц – Д. С. Лихачеву 11 мая 1950 г
Москва, 11 мая 1950
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Обращаюсь к Вам по одному деликатному делу.
Вы в свое время читали мою статью об исторических взглядах М. Д. Приселкова1, одобрили ее и даже говорили, что ее следует напечатать. Вернувшись в Москву2, я хотел прочитать ее в виде доклада на заседании сектора истории СССР до XIX в. нашего Института, но этому воспротивился В. Т. Пашуто (в то время ученый секретарь, а ныне парторг сектора), который в общем нашел, что я Приселкова недостаточно «расчихвостил», что его нужно еще главным образом критиковать за… норманизм и прочее в таком духе. Я статью отложил и больше о ней не помышлял.
Между тем вчера при разговоре с Б. Д. Грековым3 он сам вспомнил о статье (он ее в свое время читал, тоже одобрил и немного использовал во время космополитической дискуссии) и спросил меня, почему я ее до сих пор не напечатал в «Исторических записках». Я ему сказал о возражениях Пашуто, на что он ответил: «Подумаешь, соберите рецензии и печатайте».
Вот в связи с этим я и обращаюсь к Вам: не напишете ли Вы на статью рецензию? Я чувствую, что Вы очень заняты, но, поскольку Вы в свое время статью уже читали, это не отнимет у Вас много времени. К статье прилагаю одно письменное Ваше замечание, относящееся к стр. 5.
Напишите, пожалуйста, не следует ли если не выбросить, то сократить стр. 34–59, посвященные Древнейшему своду; не следует ли кое-что (или много) изменить в той части, где я с Вами полемизирую. Не проявляйте тут ложной скромности. Что бы Вы ни предложили, я все приму с величайшим вниманием, предупредительностью и благодарностью. Наши добрые отношения (которые я высоко ценю и которыми очень и очень дорожу) заранее должны исключить какие бы то ни было недомолвки в наших научных спорах.
Я Вам заранее очень благодарен, но если Вам почему-либо писать отзыв не с руки, или Вы заняты чрезмерно, или же другие какие-либо обстоятельства не позволят Вам выполнить мою просьбу, верните мне тотчас же статью обратно, и не только никаких «претензий» я к Вам иметь не буду, но даже подобия и оттенка неприятного чувства испытывать не буду.
Шлю сердечный привет Вам и всему Вашему семейству
Ваш [И. У. Будовниц]
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 8. Ед. хр. 15. Л. 1 и об. Машинопись.
7. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 27 мая 1950 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Не сокрушайтесь напрасно: мне совсем не трудно было написать отзыв. Я решил, что в отзыве непременно должны быть замечания, и поэтому их сделал, но Вы можете, конечно, их не принимать во внимание.
Статья моя «Задонщина» напечатана в «Литературной учебе», 1941, № 3.
На 1950 г. включено в план переиздание Изд[ательст]вом АН двух моих книг: «Русские летописи» и «Национальное самосознание др[евней] Руси»1. Обе нуждаются в доделках. «Нац[иональное] самосознание» я могу очень сильно переделать и дополнить чуть ли не вдвое. Но тогда книга в значительной мере утратит свой популярный характер. Стоит ли это делать?
Сейчас мне нужно в общих чертах уяснить себе, в каких направлениях перерабатывать обе книги. С «Русск[ими] летописями» я эту переделку представляю себе лучше, но с «Нац[иональным] самосознанием» – хуже. Нет ли у Вас по этому поводу к[аких]-л[ибо] соображений, которые Вы бы могли мне сразу, не думая, написать? Ваше мнение мне очень важно. У Вас опытный, зоркий глаз. Вспомните: что Вам не нравилось в конструкции книг, в методич[еских] установках?
В Пскове пробыл 2½ дня. Чудесная поездка.
Как Вы думаете – где бы мог устроиться Яша Лурье2? Он без работы. Алма-Ата, например? – все равно. Конечно, лучше бы поближе.
Самый сердечный привет! Зинаида Александровна3 шлет Вам также привет и наилучшие пожелания.
Ваш Д. Лихачев 27.V.50
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 12 и об. Автограф.
8. И. У. Будовниц – Д. С. Лихачеву 1 июня 1950 г
Москва, 1 июня 1950
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Получил Ваше письмо от 27 мая (почтовый штемпель – 29 мая) и спешу Вам ответить.
Прежде всего хочу Вам сказать, что я безмерно рад, что обе Ваши книги переиздаются. «Национальное самосознание» я читал сразу же после выхода, года четыре назад (недавно я перечитал только страницы, относящиеся к «Задонщине»), и тогда книга произвела на меня прекрасное впечатление. Все же дополнить ее, на мой взгляд, необходимо. Книгу нельзя, конечно, назвать схематичной (для этого она слишком задушевно написана), но много вопросов она только слегка затрагивает. Едва ли дополнения лишат ее популярного характера, да и читатель популярной серии Академии наук достаточно квалифицированный. Дополнить книгу необходимо еще потому, что в этом виде она представляет собой остов будущего Вашего курса по истории древнерусской литературы, который Вы, несомненно, когда-нибудь создадите. В то же время я вовсе устранил бы последнюю главу (о начале XVII в.). Литература этого периода до того сложна и противоречива, моменты «национального самосознания» здесь так переплетаются с моментами классовыми, что все это требует очень тщательного и подробного разбора, исключаемого той конструкцией и тем методом пластичного построения, которые характерны для всей книги.
Что касается «Русских летописей», то здесь настоятельно требуется более подробно разработать историю летописания XIV и последующих веков, которые у Вас даны действительно схематично. Собственно, XIV и XVI вв. вообще почти отсутствуют. Между тем в летописании XIV в. очень интересно отразилась борьба между Москвой и Тверью за возглавлениеa объединительного движения Северо-Восточной Руси и вообще весь первый этап создания Русского централизованного государства. Следует также уделить больше внимания грандиозным летописным мероприятиям XVI в., представляющим собой принципиально новый этап в развитии летописания (уже своеобразные исторические труды). Может быть, в этой части кое-что перенести из приложений1 в основной текст? Необходимо также дать критику метода Шахматова (оговорив устарелость «критики» Еремина и пр.) и вообще устранить все то, что может дать критикам повод обвинить Вас в «объективизме». В первой части следует уделить больше внимания второй редакции «Повести временных лет» (Сильвестра2), она у Вас скомкана; тут же необходимо коснуться не только политических причин частой смены редакций, но и социальных3. Следует также дать критику норманской теории (едва ли, как Вы раньше думали, она имела в начале XII в. прогрессивное значение). Надо, наконец, кое-где отмечать и классовую ограниченность летописцев, и реакционные черты некоторых сводов (Вы, по-моему, идеализируете свод Киприана4). Но Боже Вас сохрани при этом поколебать то чувство любви к памятникам нашего прошлого, которым пронизана вся книга и которое придает ей особое обаяние. Я Вам в свое время писал, что в книге много опечаток и ряд фактических неточностей (я теперь уже не помню какие); их, конечно, надо тщательно устранить.
Вот все, что мне сразу пришло в голову и чем я спешу с Вами поделиться. Буду думать дальше.
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 8. Ед. хр. 15. Л. 2 и об. Машинопись.
9. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 22 июня 1950 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Большое спасибо Вам за оттиск Вашей превосходной статьи1. Жаль, что она не у нас в сборнике2 (у нас там много крохоборства и мало обобщений). «Нац[иональное] самосозн[ание]» решил не перерабатывать: опасно (обругают). Решил все усилия перевезтиa на «Русск[ие] летописи». Переделаю капитально и потрачу на это год (51‑й). Пока занят чтением корректур «Повести вр[еменных] лет». Дочитываю комментарии (ч. II). Уже сейчас мог бы многое исправить, но нельзя: издание прошло Горлит. Затем займусь указателями. Работа эта огромная, а передоверить нельзя.
Живу уже на даче (в Комарове–Келломяки). Езжу в город два раза в неделю. Дача наша на берегу моря. Но на море я бываю только два раза в день: утром, когда хожу на море мыться, и вечером для прогулки перед сном. Все остальное время сижу за корректурами (более 30 лл. петита!). Сейчас письмо пишу Вам в поезде (чувствуете – как дрожит рука?).
Куда Вы направляетесь летом? Наверное, опять пешие прогулки? Я ездил на 2 дня в Псков – чýдно. Был в Изборске и др[угих] местах.
Привет! Большое, большое Вам спасибо за указания по переизданию.
Ваш Д. Лихачев 22.VI
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 13 и об. Автограф (простым карандашом). Год установлен по содержанию.
10. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 7 ноября 1950 г
Дорогой Исаак Уриелиевич! Поздравляю Вас с праздником. Пишу Вам в самое 7 ноября. Сижу дома и опять прихварываю со своей язвой. Послал Вам оттиски своих статей о «Слове» и книжечку о «Слове»1. Будете ли Вы продолжать работу над «Словом»2? О «Слове» всегда Вас охотно напечатаем в «Трудах». Знаете ли Вы 1‑й т. исследования о «Слове» некоего Сергея Лесного (псевдоним зоолога Парамонова3 – эмигранта). В предисловии к 1‑му т. говорится, что будут еще 3. Я не читал (книга вышла в Париже в [19]49 г.)4. Говорят, очень слабо. Досадно: всякая слабая работа о «Слове» – вода на мельницу Мазона5 и мазонят.
Мы с Яшей Лурье затеяли издание посланий Грозного6. Его работа основная, моя второстепенная (я издаю послание в Кир[илло]-Бел[озерский] монастырь и даю статью7). Лурье нашел новые послания: нашел лучшие списки первого послания Грозного к Курбскому, которые позволяют многое по-новому понять в нем. Рукопись уже на вычитке в издательстве. Выйдет в серии «Литер[атурные] памятники» (Радовский8 – благодетель). Надо прямо сказать – Грозный как писатель будет введен в обиход. Удается ли Вам издать статью Лурье в «Исторических записках»9?
Варвару Павл[овну]10 назначили заместителем Бельчикова11. Для нее и для нас всех это только скверно. Она не администратор и скоро разочаруется, а может быть, и подорвет свой авторитет, который сейчас у нее очень высок.
Как Вы живете? Давно не имел от Вас писем.
23‑го буду в Москве на защите Евгеньевой12.
Привет! Крепко жму Вашу руку, дорогой И[саак] У[риелиевич]!
Ваш Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 15. Авторизованная машинопись. Датировано по содержанию.
11. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 14 декабря 1950 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Когда будете в Ленинграде? Рад был получить от Вас письмо. Почувствовалась в нем нотка несвойственного Вам «разочарования в жизни». Я же Вас причисляю к людям деятельным, т. е. в конечном счете жизнерадостным.
Чувствую себя в последние дни хорошо. Боли прошли совершенно. Очевидно, помогли вспрыскивания алоэ. Даже бодрость появилась, хотя в последние дни пришлось много работать к юбилею и пережить небольшие неприятности издательского характера (при встрече расскажу). Юбилей «Слова» в Ленинграде1 прошел очень хорошо, хотя часть докладчиков и не приехала (Гудзий, Белецкий2 и Булаховский3). В Москве юбилей прошел как-то неважно4. Об этом мне говорила Варв[ара] Павл[овна], но она так занята по Институту своим замдиректорством, что у нее даже не было времени рассказать, почему этот юбилей прошел неважно. Были ли Вы на нем?
Чем обидели Гудзия на юбилее? Кстати, сколько фактических ошибок в его новом издании Учебника5! Гудзий совершенно отстал от текущей исследовательской исторической литературы. Он, например, ссылается на работы Насонова о псковских летописях6, а о самих псковских летописях говорит так, как будто бы работ Насонова и не существовало. Пишет о «своде 1448 г.»7, хотя теперь ясно, что сам Шахматов отказался от этой гипотезы. Пишет о Валаамской беседе8, не подозревая о существовании работы И. И. Смирнова9 и т. п. А ведь это «учебник» – по нему люди на всю жизнь получают представления о др[евне]русск[ой] литературе. Там же полно ошибок!
По ассоциации (ассоциация по противоположности) вспомнил о Вашей книге10. Какая она удобная. Я веду семин[арские] занятия по др[евне]русск[ой] публицистике, и Ваша книга у нас настольная. Кое в чем я с Вами не согласен, но в чисто научном плане. И студентам она нравится.
Жена кланяется. Очень сожалеем, что не удалось познакомиться с Ириной Вениаминовной.
Привет! Ваш Д. Лихачев 14.XII.50
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 16 и об. Авторизованная машинопись.
12. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу. Не ранее июня 1951 г
Дорогой Исаак Уриелиевич! Мне очень понравилось то, что Вы написали Пашуте1. Могу только сделать некоторые добавления.
1. Если Вы будете выступать, то начать, мне казалось, надо было бы с постановки общего вопроса: как рассматривали проблему научного наследства классики марксизма. Здесь я бы прочел без особых комментариев следующее место из письма Энгельса К. Шмидту: «Человек, который судит о каждом философе не по тому, что тот вносит в науку, не по прогрессивному, что было в его деятельности, но по тому, что было неизбежно преходящим, реакционным […] такой человек лучше бы молчал» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XXVIII, стр. 328)2. Прочесть это и сразу перейти к другой теме – очень эффектно. Есть хорошие места у Ленина (Соч., т. XXV, стр. 3873; т. X, стр. 2904, 2‑е изд. и др.).
Надо напомнить, что в буржуазной науке м[ожет] б[ыть] объективная истина, что Менделеев5 был монархист и церковник по убеждениям, а таблица Менделеева служит и нам, и т. д.
Непременно подчеркните, что речь идет не о Шахматове только, а вообще о научном наследстве. Нельзя Шахматова изолировать от общей проблемы научного и культурного наследства. Напомните, какие в этом отношении существовали ошибки и извращения – махаевщина, вульгарный социализм, как относилась к научному наследию школа Покровского6 и пр. Как боролись с пренебрежением к старой науке и культуре Ленин, Сталинa и др.
Во всем этом не ставьте особых упоров на Пашуту и Шахматова. Слушатели сами разберутся – что к чему. Однако и дальнейшие прения сразу и очень спокойно приобретут не выгодный для П[ашуто] оборот. Я прямо чувствую, как это все можно было бы сделать в очень спокойных и дружественных тонах. Аудитория сразу бы почувствовала опасность постановки вопроса у П[ашуто]. Напомните, что не разрешен еще вопрос о том – надстройка ли наука. Вспомните и «буржуазные ж[елезные] дороги» у Сталина7!
2. Я решительным образом против попыток запретить изучение летописей как литературных произведений. Летописи нужно изучать со всех сторон, и чем с больших сторон – тем лучше. Летописи – это не «источники» только, но главным образом огромные факты русской культуры, показатели ее высоты. Подход к ним как к историческим источникам крайне обеднит их. Кстати, я никогда не был источниковедом. Книжка моя «Русские летописи» – только литературоведческая. Кто мне может запретить заниматься литературоведением?
3. Осторожнее следует и с указанием на то, что летописцы были представителями феодальной идеологии. Этот вопрос сложный, и рубя с плеча легко можно себе отрубить ногу – скатиться к вульгарному социологизму. Вспомните высказывания Горького о роли народа в создании культурных ценностей.
4. Надо бы как-то сказать в выступлении, что, чтобы создать новое источниковедение, надо не только критиковать, но и «создавать», по-новому писать собственные источниковедческие работы. А то – ведь все старое!
Собираюсь послать Вам работу одной активнейшей студентки о классовой позиции Лжедмитрия – очень интересная работа8. М[ожет] б[ыть], можно из нее что-нибудь напечатать.
Работать приходится много. Большой и горячий привет!
Зин[аида] Александр[овна] кланяется. Ваш Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 55 и об. Авторизованная машинопись с правкой и припиской автора. Датировано по содержанию.
13. И. У. Будовниц – Д. С. Лихачеву 8 февраля 1953 г
Москва, 8 февраля 1953
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Я только что закончил статью для Ваших «Трудов»1, перестучал введение и все грязные места. Завтра вышлю Вам ее заказным пакетом. Я очень рад, что мне удалось своевременно закончить эту работу и выслать статью в срок (если помните, я обещал это сделать 10 февраля). Вы себе даже не можете представить, до чего я сейчас занят и заморочен. Я получил чудовищный план на 1953 год – кроме выполнения некоторых научных заданий, мне надо сдать в этом году шесть томов «Исторических записок», три тома «Исторического архива»2 и провести 2–3 сложных корректуры т. II «Крестьян на Руси»3. Прямо голова идет кругом.
По поводу статьи хочу сообщить Вам следующее:
1. Я выполнил все Ваши пожелания и учел Ваши замечания на полях рукописи.
2. Я учел также замечания некоторых товарищей (Л. В. Черепнина4, Б. Д. Грекова, В. И. Шункова5 и В. Т. Пашуто), читавших статью. Не принял я только совершенно не приемлемых для меня некоторых замечаний Пашуто, касающихся оценки периода феодальной раздробленности. Я согласен с Б. Д. Грековым, считающим, что феодальная раздробленность имела своей основой экономические явления (хозяйственное развитие отдельных областей, хозяйственное развитие вотчины), а не субъективное стремление феодалов обеспечить себе более удобную политическую форму борьбы с непосредственными производителями, как это считает Пашуто. Пашуто считает феодальную раздробленность чуть не благом и, во всяком случае, очень положительным явлением в развитии общества. Я же признаю, что период феодальной раздробленности – это необходимый этап в развитии общества, но не могу признать благом такой политический порядок, который пришел на смену столь прогрессивному фактору, как централизация управления, и который едва не стоил народу его исторического существования, сделав его беспомощным перед лицом страшного напора монголов и других кочевников Востока. Мне тем легче было не принять во внимание замечания указанного рода Пашуто, что они не имеют прямого отношения к моей статье.
3. Я значительно сократил и кардинально переделал вводную часть статьи, и сейчас, как мне кажется, введение не носит уже столь путанного и абстрактного характера, как раньше, а органически связано с дальнейшим изложением.
4. Ввиду того, что в статье встречается много древнерусских выражений, я прошу Вас дать ее перепечатать хорошей и внимательной машинистке. После того, как статья будет перепечатана, я прошу Вас вернуть мне мой оригинал. Дело в том, что в моем оригинале все цитаты тщательно выверены, и я по этому оригиналу буду потом держать корректуру, которую обычно дают автору без оригинала. Было бы также хорошо (но это уже не обязательно), если бы мне после перепечатки прислали всю машинопись; я бы в этом случае тщательно выверил бы все после машинистки и молниеносно вернул бы обратно.
5. Летописные тексты я перевел на Ваше издание «Повести временных лет». Но меня смущает одно место: «друзии же закыханью верують» (см. в моей рукописи на стр. 20, сноска 2; в Вашем издании – на стр. 114). Дело в том, что в Радзивиловской – более подходящее слово – «зачиханию», но у Вас против слова «закыханью» нет никаких разночтений. Если найдете возможным переправить на «зачиханию», то пожалуйста.
6. Пересылаю Вам критико-библиографическую справку об «Изборнике» Святослава 1076 года6. Посылаю эту справку не на предмет ее использования в статье (то, что, на мой взгляд, следовало из нее извлечь, я извлек), а потому, что Вам, вероятно, будет любопытно ее прочитать. Прошу при случае мне справку вернуть.
7. До сих пор я не придумал заглавия к статье. Для меня, прежде всего, ясно, что название «Изборника» Святослава 1076 г. надо в заголовок включить. Но тогда нельзя этим ограничиться, так как в статье много говорится о «Поучении» Владимира Мономаха7 и кое-что о других памятниках. Если назвать в заголовке и «Изборник», и «Поучение», и объединяющую их тенденцию, то заголовок получится трехэтажный. Надо, следовательно, дать и заголовок, и подзаголовок, причем в последнем может быть назван «Изборник». В этом направлении я и буду думать до завтрашнего дня, т. е. до отправки пакета (я бы его отправил сегодня, в воскресенье, но у меня нет под рукою клея). Ну а уж если я ничего не придумаю, то буду Вам бить челом: придумайте уж сами что-нибудь! Я прошу Вас также как следует пройтись по рукописи редакторским пером: мне кажется, что кое-где остались шероховатости.
Простите за длинное послание. Шлю Вам и всему Вашему семейству низкий поклон и самые лучшие пожелания.
Ваш [И. У. Будовниц]
1) «Изборник» Святослава 1076 г. и «Поучение» Владимира Мономаха и их место в истории русской общественной мысли.
2) Теории (идеи) общественного примирения в древнерусской литературе второй половины XI и начала XII в.
«Изборник» Святослава 1076 г. и «Поучение» Владимира Мономаха8.
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 8. Ед. хр. 15. Л. 3–4. Машинопись с правкой и припиской автора.
14. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу. Январь 1954 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Получил Ваше письмо и тотчас же позвонил Варваре Павловне. Вот Вам наше общее мнение1.
Совершенно ясно, что Н. Ф. Бельчиков добровольно не согласится отпустить от себя трех сотрудников, систематически выполняющих и перевыполняющих план. Кстати, в этом году, единственные в Институте, мы уже выполнили годовой план. Поднимать нам с ним разговор на эту тему значило бы только испортить отношения. Однако положение вовсе не безнадежное и перевод мог бы состояться, если Институт истории предпримет следующие шаги.
Надо, чтобы институт обратился в Президиум не с ходатайством о переводе трех сотрудников, а о переводе Сектора древней русской литературы (состав Вам известен – нас четверо2, пятый – Еремин – на половинном окладе, совместитель). Перевод Сектора мог бы совершиться легче по следующим причинам. Переводить трех сотрудников из Сектора, остающегося в Пушкинском Доме, – это значит оставить весь пятилетний план Сектора в Пушкинском Доме и лишиться сотрудников для его выполнения. Н. Ф. Бельчиков на это не пойдет. Однако Н. Ф. Бельчиков не будет энергично протестовать против упразднения у него еще одного Сектора со всем его планом (у нас упразднен уже Сектор западных литератур, и сейчас стоит вопрос об упразднении, выделении его в самостоятельную исследовательскую единицу Сектора народного устного творчества). Само собой разумеется, что при переводе нашего Сектора в Институт истории последний будет волен пересмотреть наш план и, в случае необходимости, слить Сектор с Археографической комиссией, а также выразить свое мнение по томуa поводу: нужны или не нужны ему совместители.
Необходимо только внимательно и полно аргументировать в Президиуме, заинтересованном сейчас в координации работ и правильной расстановке сил, необходимость перевода Сектора. Мы с Варварой Павловной думаем по этому поводу следующее.
1) Сектор древней русской литературы находится в Институте русской литературы (Пушкинском Доме) только потому, что и там, и тут «литература», однако совершенно ясно, что, например, летописи ближе историкам, чем специалистам по Пушкину или по М. Горькому. Это признак, по которому мы находимся в П[ушкинском] Д[оме], чисто формальный.
2) Сектор древней русской литературы занимается летописями, но лишен возможности их издавать. Занимается и другими памятниками, в которых больше всего заинтересованы историки.
3) «Труды» Сектора читаются по преимуществу историками и ими постоянно рецензируются (в «Вопросах истории», в «Изв[естиях] Отд[еления] и[стории] и ф[илософии]», в отделе истории «Сов[етской] книги» и т. д.).
4) Часть сотрудников Сектора преподает на историческом факультете ЛГУ, печатается в «Историч[еских] записках», «Вопросах истории» и состоит членами Археографич[еской] комиссии. Происходит вредный разрыв между преподаванием, местом, где ведется исследовательская работа, и теми, кто пользуется готовой продукцией (историч[еская] – литератур[оведческая] – историч[еская]).
5) Часть работ Сектора ведется совместно с историками (издание «Повести вр[еменных] лет», «Хождение А. Никитина»3, «Послания Грозного» и т. д.; в «Трудах» Сектора участвуют историки – Тихомиров, Будовниц, Масленникова4 и т. д.).
6) Институт русск[ой] литературы постоянно вынужден обращаться к историкам за помощью Сектору (за рецензированием, за авторами). Не проще ли взять всю работу Сектора под наблюдение Ученого совета именно Историческ[ого] института?
Я привел некоторые аргументы, но их можно умножить, если подойти к вопросу о переводе со стороны внутренних потребностей самого Института истории.
Проект перевода возник у меня и Варв[ары] Павл[овны]. Малышев5 о нем ничего не знает. Думаем, что он будет только рад переводу. В Институте об этом ничего не знают. Варв[ара] Павл[овна] и я, ввиду возможных осложнений, просим не оглашать, что этот проект выдвинут нами. Это затруднило бы перевод.
Привет! Ваш Д. Лихачев
Перевод Сектора, а не отдельных сотрудников, проще и в штатном отношении: Сектор переходит со своими штатами. Можно было бы его пополнить за счет убывших (напр[имер], Еремин).
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 41 и об. Авторизованная машинопись с правкой и припиской автора. Датировано по содержанию.
15. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 21 января 1954 г
Милый и дорогой Исаак Ур[иелиевич]! Спасибо за письмо. Зимин1 Вас неправильно информировал. Я в М[оскве] был не неделю, а всего 3 часа – на заседании редкол[легии] «Лит[ературных] пам[ятников]» – проводил ряд заявок и рукописей. Поспел на поезд за 3 м[инуты] до отхода поездаa. Не позвонил и брату. Проездом буду в Москве 28-го, но не буду выходить из ленинградского поезда. Мы будем во что бы то ни стало стремиться открыть Сектор в Москве. Хотите к нам? Мы создадим в Москве такой сектор: Робинсон2, Малышев, Державина3, Пушкарев4, м[ожет] б[ыть], Кузьмина5 и я с Вами (всего 6 или 7 человек). Хотите? Вот бы работа пошла! Организовали бы «Труды Сектора», работу над рукописями, привлекли бы молодежь. Чудесно. Приеду и буду писать статью в «Литер[атурную] газету» о необх[одимости] создания в Москве центра изучения др[евне]-р[усской] литер[атуры]. Помогите продвинуть ее. Привет низкий Ирине Вениаминовне. Ваш Д. Лихачев. 21.I.54
Зин[аида] Алекс[андровна] здесь, и Вам обоим кланяется.
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 36. Автограф. На почтовой карточке.
16. И. У. Будовниц – Д. С. Лихачеву 4 марта 1954 г
Москва, 4 марта 1954
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Во вторник, 2 марта, мне позвонил Владимир Иванович1, сообщил, что он оставил мне верстку статьи2 в Институте, и попросил срочно ее просмотреть, «ничего не прибавив и не изменив». Последнее требование он повторил несколько раз. Он обещал зайти ко мне 3 марта (вчера, в среду), но не зашел и до сих пор не позвонил (пишу Вам ночью), так что я не имел случая с ним объясниться. Если он не придет и не позвонит до завтрашнего утра, то я завтра отошлю Вам это письмо с корректурой.
Кроме корректуры Вы найдете еще в этом пакете мое заявление на имя редакции Ваших «Трудов», из которого Вам станет ясно, почему я не мог выполнить требование В[ладимира] И[вановича] и вынужден был кое-где на корректуре «напачкать». Однако опытным своим глазом Вы убедитесь, что «пачкотня» – самая незначительная и не доставит никаких технических затруднений. Я лично был бы счастлив, если бы все авторы возвращали мне корректуру в таком виде. Если Вы своей властью можете принять всю мою корректуру, то можете мое заявление порвать; я его написал на случай, если Вам самому будет неудобно решать этот вопрос. Я не страдаю ни авторским самолюбием, ни авторской ограниченностью, не дрожу над каждой своей запятой и не цепляюсь за нее. Но сделанные мной исправления являются для меня минимальными, произведены они без всякого «запроса» и отказаться от них не могу.
Написав все это, я даже думаю, что зря так волнуюсь, потому что, право же, корректура в общем получилась «чистая». Пожалуйста, успокойте меня и напишите, как Вы решили: принимаете ли поправки или снимаете статью. В последнем случае пусть Владимир Иванович скажет М. П. Андреевой (в Издательстве), чтобы она не оформляла договора со мной.
Если Вы думаете сколотить московскую группу, то горячо рекомендую Вам Наталию Аполлинарьевну Бакланову3. Она историк, но интересы ее лежат на грани истории и литературоведения (недаром она кандидат филологических наук). Это женщина с большими знаниями, большим вкусом и исключительным трудолюбием; крайне добросовестна. У нас ее дико эксплуатируют. Она выполняет полную норму старшего научного сотрудника, работает с утра до вечера, а получает жалкие гроши по договорам и счетам. Она оформляла первые два тома «Истории Москвы» и «Очерков по истории СССР», и ей мы обязаны тем, что оба эти издания имеют такой привлекательный вид. Подумайте!
Шлю Вам, З[инаиде] А[лександровне] и детям сердечный привет.
Ваш [И. У. Будовниц]
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 8. Ед. хр. 15. Л. 9 и об. Машинопись.
17. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 28 апреля 1955 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Очень огорчен, что Вас не было на совещании1. Оно прошло удачно. Было много народу. Съехалось человек 60 из 20 городов и своих было полно. Интересен был доклад Насонова2, затем – доклады Бертельса3, Жирмунского4, А. А. Смирнова5, Алпатова6 и т. д. Жаль, что надул М. Н. Тих[омиров]7. Его хотели у нас посмотреть. Я делал два доклада – один по текстологии8, а другой об образе человека в жит[ийной] литературе9.
Что у Вас нового?
Привет Ирине Вениаминовне.
Ваш Д. Лихачев 28.IV.55
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 40. Автограф.
18. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 22 апреля 1956 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Как Вы живете? Огорчился, узнав о проекте, по которому «Ист[орические] записки» должны быть преобразованы в журнал1. Значит издание «забюрократится» (будет создана мощная редколлегия и пр.).
Вам пришлет в «Истор[ические] зап[иски]» статью об Ордине-Нащокине Татьяна Николаевна Копреева2 – посмотрите ее, пожалуйста.
Собираюсь в мае или в июне поехать на пароходе из Л[енингра]да на о. Кижи. М[ожет] б[ыть], присоединитесь?
Привет Ирине Вениаминовне.
Любящий Вас Д. Лихачев 22.IV.56
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 15. Ед. хр. 30. Л. 2. Автограф.
19. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 8 июня 1956 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Большое спасибо Вам за оттиск1. Не писал Вам давно из‑за крайней, прямо-таки неврастенической занятости. Поездка в Москву на целых 10 дней заставила меня отложить множество неотложных дел, и это меня чрезвычайно нервировало. От этого и путешествие в Кижи откладывается на неопределенный срок, а я о нем мечтал всю зиму. Все-таки плохо заведовать Сектором, где всё молодежь (кроме Малышева и Еремина), а молодежь по большей части беззаботна. Сейчас подготовляем к сдаче в Изд[ательст]во т. XIII Трудов ОДРЛ.
В Москве я даже не успел с Вами как следует поговорить о всемa, что хотело[сь] бы.
Привет Ирине Вениаминовне.
Любящий Вас Д. Лихачев 8.VI.56
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 15. Ед. хр. 30. Л. 3. Автограф.
20. И. У. Будовниц – Д. С. Лихачеву 28 ноября 1956 г
От всей души поздравляю Вас, дорогой Дмитрий Сергеевич, [с] днем рождения и приветствую в Вашем лице талантливого исследователя, замечательного педагога, неутомимого пропагандиста древнерусской культуры. Желаю Вам здоровья и непрерывных дальнейших успехов. Будовниц
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 8. Ед. хр. 15. Л. 13. Машинописная копия. Телеграмма. На адрес ИРЛИ. Датирована по содержанию.
21. И. У. и И. В. Будовниц – Д. С. Лихачеву 28 ноября 1956 г
Дорогой Дмитрий Сергеевич, мы горячо Вас любим за красоту, благородство, тонкий ум и глубокую порядочность. Желаем Вам на следующее полустолетие крепкого здоровья для поддержания всех этих замечательных физических и душевных качеств. Поздравляем, обнимаем, целуем. Сердечный привет Зинаиде Александровне и близнецам. Будовницы
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 8. Ед. хр. 15. Л. 13. Машинописная копия. Телеграмма. На домашний адрес Д. С. Лихачева. Датирована по содержанию.
22. Д. С. Лихачев – И. У. и И. В. Будовниц 29 ноября 1956 г
Дорогие Исаак Уриелиевич
и Ирина Вениаминовна!
Ваша телеграмма была самой трогательной (Вл[адимир] Иванович «сорганизовал» мне около 250 поздравлен[ий]!!). Следовательно, из 250 выделилась на первое место Ваша1! Мои все кланяются.
От чествования откажусь.
29.XI.56 Привет Д. Лих[ачев]
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 44. Автограф. На открытке.
23. Д. С. и З. А. Лихачевы – И. У. и И. В. Будовниц 27 декабря 1957 г
Сердечно поздравляем дорогих Исаака Уриелиевича и Ирину Вениаминовну с Новым годом и желаем им полного счастья (т. е. здоровья, успехов, отдыха летом в виде хорошей дачи и хороших пеших путешествий, побольше хороших людей вокруг и пр., и пр.).
З. и Д. Лихачевы 27.XII.57
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 15. Ед. хр. 30. Л. 4. Автограф. На открытке.
24. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 11 июля 1958 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Только что приехали из Карловых Вар (Карлсбад). Были вместе с Зин[аидой] Алекс[андровной]. Полны впечатлений. Обесцененными академическими званиями не дорожим. Желаем Вам и Ирине Вениаминовне полного здоровья. Пожалуйста, не хворайте и хорошенько отдыхайте летом.
Любящий Вас Д. Лихачев
А мы будем в Зеленогорске.
11.VII.58
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 15. Ед. хр. 30. Л. 6. Автограф.
25. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 26 февраля 1960 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
7 марта исполняется 60 лет Л. А. Творогову. Пожалуйста, пошлите ему телеграмму на адрес Музея и заранее. Это очень его поддержит. М[ожет] б[ыть], сообщите еще к[ому]-л[ибо] о его юбилее. Не послали бы телеграмму «Исторические записки» или к[акое]-л[ибо] учреждение?
Будьте здоровы. Привет Ирине Вениаминовне. Все мои Вам кланяются. Ваш Д. Лихачев
Адрес Псковского музея: Некрасовская, д. 7.
26.II.60
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 60. Автограф. На почтовой карточке.
26. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 25 августа 1961 г
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Я чрезвычайно рад за «Словарь»1, хотя он и не «зарегистрирован»: все-таки самое важное сделано – «Словарь» в издательстве и машинка завертелась. Он будет издан! Это ведь замечательно. Мне Ваш «Словарь» очень, очень нравится. Я его люблю. Когда книжка выйдет, я ее поцелую в переплет. До чего это будет нужная книжка! Я горжусь тем, что настаивал на ее осуществлении, хотя при нынешних обстоятельствах трудно было ожидать (сокращения наших планов, война против неактуальной древности, фантазии Малышева с его нелепыми письмами в газеты2 и пр.), что она протиснется в издательство. Кое-кого книжка научит, что древняя литература не исчерпывается учебником Гудзия.
Очень, очень рад, что Вы с Ириной Вениаминовной чувствуете себя хорошо. Простите, что об этом пишу на втором месте после изъявлений радости по поводу книжки. Но уверяю Вас, что я Вас люблю не меньше, чем будущую книгу. Поэтому весть о том, что лето для Вас обоих счастливое, меня очень радует и прибавляет мне хорошего настроения, которое почему-то на меня свалилось.
Наталья Александровна Казакова3 была у нас со своей девочкой (очень милой), но когда еще увидимся – неизвестно, так как ехать нам друг к другу на двух автобусах. Ее адрес такой: Лермонтовский […]
Мои все Вам кланяются: З[инаида] А[лександровна], дочери и зятья. Будьте счастливы оба. Живите на даче подольше.
Ваш Д. Лихачев
Какие это Сидоровы4? Из каких?
25.VIII.61
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 64. Авторизованная машинопись.
27. И. У. Будовниц – Д. С. Лихачеву 4 ноября 1961 г
Москва, 4 ноября 1961 г.
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Ваше письмо доставило мне большую радость – перспективной, большой, интересной, полезной и трудоемкой работы1. Напрасно Вы беспокоитесь сейчас о названии – пусть свершится труд, а заглавие придумается. Но если уже о нем зашла речь, то «Справочник фондов…» не годится. Справочник, как говорит А. И. Копанев2, это нечто железнодорожное. Лучше, мне кажется, назвать работу: «Рукописные собрания древнеславянской книги» и в подзаголовке разъяснить подробнее (насколько это позволяют узкие рамки подзаголовка), о чем идет речь. Термин «собрание» лучше термина «фонды»: «фонды» – это совокупность бумаг, исторически отложившихся в определенном учреждении, под этим словом больше принято обозначать комплексы актового материала, чем рукописных книг, слово же «собрание» больше подходит для обозначения именно рукописных книг. Впрочем, вопрос о заглавии, повторяю, можно решать в последнюю очередь.
Я согласен с Вами, что фонды грамот не должны упоминаться – иначе мы завязнем так, что никогда ничего не завершим. Пускай этим занимается Тихомиров со своей дружиной.
В скором времени я пришлю Вам одну-две пробные статьи. Надо будет их тщательно рассмотреть и обсудить (или, по крайней мере, показать их нескольким компетентным товарищам), чтобы получить «эталон», которому будем следовать в дальнейшем.
Участие В. И. Малышева во всем этом деле я считаю чрезвычайно полезным: и при установлении образца описания, и при составлении списка провинциальных собраний, которые нужно обследовать, и во многих других отношениях. Он был бы полезен и как редактор, хотя я опасаюсь, что когда работа уже будет завершена, он может при вздорности своего характера все переиначить, наметить другой тип описания и т. д.
Теперь я хочу поделиться с Вами теми трудностями, которые я предвижу.
Не собираясь взять обратно свое согласие взяться за предложенный Вами труд, я все же должен предварить Вас о следующем.
Во-первых, как я Вам уже говорил, весь 1962 год пройдет у меня под знаком корректур (собственного словаря, собственной монографии о монастырском землевладении по материалам житий святых3 и четырех больших рукописей, которые я подрядился отредактировать для Издательства Академии наук, – в общей сложности около 240 листов верстки и столько же листов сверки), так что в этом году я не смогу уделять «Справочнику» (будем его условно так называть) то внимание и время, какого он заслуживает.
Меня, далее, смущает еще одно обстоятельство. Нетрудно будет описать собрания Москвы и Ленинграда. Но для описания собраний других городов надо будет уже предпринимать поездки. Нетрудно, конечно, сесть в электричку и съездить в Ярославль, Ростов, Калинин и ряд других городов. Нетрудно посетить Переяславль-Залесскийa, где, как правило, я бываю раз в году, и обследовать тамошнее собрание. Но ведь городов с рукописными собраниями – десятки, если не сотни, причем интересные и важные собрания находятся в таких отдаленных пунктах, как Львов, Мукачовb, Ужгород, Астрахань и мн[огие] др. Кроме только что указанных городов, собрания (они, правда, очень кратко, описаны в тт. V–XVII Ваших «Трудов») имеются в Новгороде, Смоленске, Одессе, Тамбове, Риге, Кашине, Калязине, Чухломе, Переяславле-Залесском, Ереване, Куйбышеве, Ярославле, Пскове, Петрозаводске, Калинине, Чердыне, Буе, Харькове, Ригеc, Горьком, Киеве, Ростове, Рыбинске, Тутаеве, Устюжине, Муроме, Калуге, Каргополе, Иванове, Угличе, Архангельске, Вельске, Вологде, Вязниках, Мстерах, Черновцах, Вильнюсе, Тобольске, Барнауле, Тюмени (подчеркнуты наиболее отдаленные пункты), а ведь многих городов Ваши описания не коснулись. Конечно, с рядом городов можно будет списаться, но это неверный, ненадежный и нежелательный способ – лучше все посмотреть самому, де визу, ничего не писать с чужих слов, ничего не брать со вторых рук, «свой глазок смотрок», как говорится. И вот возникает вопрос: сумею ли я одолеть такие далекие и дорогостоящие поездки?
Я хочу, чтобы Вы меня правильно поняли – речь вовсе не идет об оплате таких поездок. Когда я принимаюсь за какую-нибудь интересную работу, отвечающую моим духовным интересам, я о гонораре не думаю и вопрос об оплате не играет для меня никакой роли. Если мне нужны заработки для «хлеба насущного», я их добываю легко и с наименьшей затратой времени. Речь идет о другом – сумеет ли один человек в сравнительно ограниченный срок (а растягивать такое дело на долгие годы не имеет смысла) и с очень ограниченными личными средствами осилить такое большое предприятие? Как выйти из этого положения? Может быть, поручить это дело двум авторам – скажем, мне и Ю. К. Бегунову4 (или другому, не обремененному семьей), который, находясь на штатной работе, мог бы получить командировки в отдаленные пункты? Подумайте, пожалуйста, и сообщите мне свое мнение.
При всех обстоятельствах следует теперь же приступить к составлению списка городов, где имеются рукописные собрания, и тогда все станет яснее. Не возьмется ли за это дело В. И. Малышев?
Со времени нашего свидания у меня не произошло ничего нового. Кошки в продаже больше нет, но, если появится, я закуплю целую партию, львиная доля которой, конечно, перепадет Вам (кошачий концерт предполагает не одну кошку, а целый хор).
Шлю всем вам самый сердечный привет.
Ваш [И. У. Будовниц]
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 8. Ед. хр. 15. Л. 10–11 об. Машинопись.
28. И. У. Будовниц – Д. С. Лихачеву 22 ноября 1961 г
Москва, 22 ноября 1961
Дорогой Дмитрий Сергеевич,
Что с Вами? Чем Вы хвораете? Опять проклятая язва? Как Вы себя чувствуете сейчас?
Я тоже не могу похвастать: болеет Ирина Вениаминовна (грипп, высокая температура, астматический кашель, задыхается); зауряд-работница (неверная вертихвостка, приходившая редко и нерегулярно) лежит в больнице после операции аппендицита.
По согласованию с издательством я обещал Вам прислать оформление титульного листа, но они мне это оформление только показали, потребовав, чтобы я немедленно его подписал, так как в тот же день оно должно пойти в дело. Так как оформление мне понравилось, я его подписал, хотя и не уверен, что оно много дней не будет лежать на каких-нибудь столах без движения. Насчет форзаца обещали поговорить с начальством. Что касается переплета, то можно взять бронзу на черном фоне (так оформлено, между прочим, последнее издание «Жития протопопа Аввакума»1), но неудобство заключается в том, что, как мне по секрету сообщили, бронзовая фольга у них плохая, быстро осыпающаяся, а алюминиевая – прочная и стойкая. На чем остановимся? Этот вопрос можно решить не сразу. Корректурную вычитку осуществляет знакомая Вам Дорина Назарьевна Ботвинник2 – очень медленно, зато внимательно и тщательно. Она очень довольна состоянием рукописи и ее подготовкой.
Посылаю два пробных описания двух фондов. Как видите, описание состоит из следующих элементов: 1) названия собрания; 2) № фонда; 3) самая краткая история фонда (иногда, при описании фондов с более сложной историей, например Погодина2, Уварова3 и др., эту справку придется значительно расширить); 4) характеристика фонда (состав его рукописей и хронологические грани); хотя нас интересуют только славянские рукописи и только до XVIII в., однако, если в составе фонда имеются и неславянские рукописи, и за XVIII–XX вв., это следует отметить, чтобы дать о фонде полное представление; 5) описания – сперва печатные в хронологическом порядке, потом рукописные. В ходе работы будут разработаны разные сокращения.
Уже с самого начала возникают следующие вопросы.
Надо ли расположить фонды по хранилищам, по алфавиту или по какому-нибудь другому признаку? Мне кажется, – лучше всего по хранилищам, с приложением алфавитного указателя фондов.
Надо ли упоминать в характеристике фондов уникальные, особо интересные и вообще замечательные рукописи? Это очень соблазнительно, но, с другой стороны, есть немало собраний (Погодинское, Уваровское, Синодальное4 и много других), насчитывающих огромное количество интереснейших рукописей, перечислить которые практически невозможно. И вот может получиться так, что будут указаны интересные рукописи малозначащих фондов и будут игнорироваться интересные рукописи важных и значительных фондов.
Будьте все здоровы и счастливы, поправляйтесь скорей!
Ваш [И. У. Будовниц]
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 8. Ед. хр. 15. Л. 12 и об. Машинопись.
29. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 18 февраля 1962 г
18.II.62
Дорогой Исак Куриелич (так зовет Вас наша маленькая Вера Сергеевна1, на которую Вы произвели очень большое впечатление)! Безмерно рад тому, что книга Ваша скоро будет иметь сверку. Это будет замечательный подарок древникам. Работа их, особенно при описании рукописей, будет сильно облегчена.
Все-таки молодец ВВВ2, что провел Вашу книгу3. Когда может, он блюдет научные интересы. Будем рады Вас увидеть. Только имейте в виду, что в конце марта или в начале апреля мы собираемся поехать лечиться с Зинаидой Александровной в Карловы Вары (если, конечно, дадут путевки).
У нас все благополучно. А как у Вас?
Все мы шлем Вам и Ирине Вениаминовне сердечные приветы.
Любящий Вас Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 70. Авторизованная машинопись.
30. Д. С. Лихачев – И. У. Будовницу 11 октября 1962 г
11.X.62
Дорогой Исаак Уриелиевич!
Несколько дней назад я вернулся из Варшавы. Там было заседание (несколько заседаний) Эдиционно-текстологической комиссии Международного комитета славистов1. Среди прочих решений я провел и такое: создать инструкцию для составления каталога фондов древнеславянских рукописей. Каждая страна будет описывать свои фонды, но по единому общему плану (по единой инструкции). Составить проект инструкции поручено чехословацкой национальной эдиционно-текстологической комиссии (они уже составили и другие инструкции). Все это очень важно для задуманного Вами дела. Теперь мы сможем уже, наверное, через Советский комитет славистов напечатать Ваш «Каталог фондов древнеславянских рукописей» и вообще получать всяческую помощь от Советского комитета славистов. Надо только чехам послать Ваши соображения о том, каким должен быть этот каталог. Занимается инструкцией милый человек – Вячеслав Францевич Мареш2. Он хорошо говорит по-русски, и писать поэтому можно ему по-русски. Надо, чтобы они приняли Ваш проект, тогда все пойдет как по маслу. Уверен, что они с Вами посчитаются. Хотите, пошлите ему сами (сославшись на меня и на то, что Вы уже составляете этот каталог фондов), а хотите – я перешлю ему Ваш проект, а заодно и Ваш адрес.
Ну, как Вы провели лето и осень? Как здоровье Ирины Вениаминовны? Я очень устал. Сегодня только подписал к печати свою «Текстологию» (605 страниц). Пока я книжкой доволен. Разочарование обычно наступает у меня через несколько недель.
Что-то хворает желудком Вера (большая). Предполагают язву 12-перстной кишки (наследственность!).
На службе я разругался с нашим грубым ученым секретарем (неучем)3. Невозможно было вытерпеть.
В Польше было очень интересно. Они там собираются издавать Ипатьевскую летопись4, положив в основу издания Хлебниковский список5. Милый и способный человек А. Поппе6 сдал в издательство книжку о Борисе и Глебе (издает тексты) и подписал к печати превосходный словарь древнерусских строительных терминов7.
Все мои кланяются Вам обоим. Будьте здоровы. Жду письма. Ваш Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 9. Ед. хр. 41. Л. 69. Авторизованная машинопись.
31. Д. С. Лихачев – И. В. Будовниц 31 мая 1963 г
31.V.63Зеленогорск
Дорогая Ирина Вениаминовна!
Я очень, очень сочувствую Вам в Вашем горе1.
Исаака Уриелиевича я люблю. Он настоящий человек. Его отношение к людям и событиям на редкость для нашего времени искреннее и человеческое. Каждый раз, когда я встречался с Исааком Уриелиевичем, он как-то оживлял и обострял мое отношение к окружающему: столько в нем было всегда своего, оригинального, добродушно-насмешливого. Мне хочется смотреть на мир его глазами. Он мне родной, близкий.
Не могу поверить, что его нет. Он занимает в моей душе слишком много места. Будем думать, что он где-то путешествует пешком, как всегда.
Я уверен, что все мы его еще увидим, и он нам расскажет что-нибудь веселое.
Родная Ирина Вениаминовна, поверьте: мы его непременно увидим. Искренне, убежденно говорю Вам: я не верю в смерть.
Пожалуйста, дорогая Ирина Вениаминовна, знайте, что я и Зинаида Александровна – Ваши друзья.
Крепко целую Вам руки. Ваш Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 15. Ед. хр. 29. Л. 2. Автограф.
32. З. А. и Д. С. Лихачевы – И. В. Будовниц 6 февраля 1969 г
6 февраля 1969 г.
Дорогая Ирина Вениаминовна,
нас очень поразило и опечалило известие о Вашем несчастии. Сколько Вам пришлось пережить в эту ночь, когда случился пожар в Вашей квартире. Жаль, что мы так далеко живем от Вас, ведь Вам нужна помощь. Наша молодежь могла бы Вам перетащить и уложить оставшиеся вещи. Новую комнату нужно освоить, а как Вы там одна?
Очень все это грустно.
Мы бы хотели Вам выслать немного денег, но по какому адресу их выслать? А может быть, лучше выслать какие-нибудь необходимые вещи, чтобы Вам не искать по магазинам. Мы все очень расстроены тем несчастьем, которое Вам приходится переживать.
Целую Вас. З. Лихачева
Дорогая, милая
Ирина Вениаминовна!
Мы очень расстроены Вашим несчастьем. Я как-то даже не думал, что такое возможно! В последние годы я совсем не слышал о пожарах. И надо же было этому случиться именно с Вами.
Вы, как погорелец, сейчас нуждаетесь в деньгах. Разрешите нам выслать Вам немного, но годится ли высылать по указанному Вами адресу?
Вернетесь ли Вы после ремонта в свою комнату1?
Очень, очень Вам сочувствуем.
Любящий Вас Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 602. Карт. 15. Ед. хр. 29. Л. 7–8. Автограф.
Д. С. Лихачев – Б. В. Томашевскому
Борис Викторович Томашевский (1890–1957) – филолог, пушкинист, текстолог, педагог; доктор филологических наук без защиты диссертации (1941). Из-за участия в революционном кружке в гимназические годы для получения высшего образования уехал в Бельгию, в 1912 г. окончил Льежский университет (Институт Монтефиоре) по специальности «инженер-электрик», также слушал лекции по французской филологии в Сорбонне, занимался в Национальной библиотеке Франции. Вернулся в Россию в 1913 г., изучал документы в Пушкинском Доме, участвовал в семинарии С. А. Венгерова. Участник Первой мировой войны: инженер 12‑й строительной дружины 3‑й действующей армии Западного фронта. После демобилизации жил в Москве, Екатеринбурге, Петрограде; работал в Наркомате почт и телеграфов, Главном комитете государственных сооружений, в управлениях по сооружению железных дорог Казань – Екатеринбург и Петроград – Орел (1918–1922). Участвовал в деятельности Общества изучения поэтического языка (ОПОЯЗ), Московского лингвистического кружка, Общества любителей российской словесности при Московском университете. Научный сотрудник Комиссии по изданию сочинений Пушкина при АН СССР (с 1922) и Института сравнительной истории литератур и языков Запада и Востока при ЛГУ (1923–1930). Преподаватель ЛГУ (с 1924 г. с перерывами), Ленинградского института инженеров транспорта (1931–1935, по кафедре математики), Ленинградского педагогического института им. А. И. Герцена (1938–1942; в 1941–1942 гг. заведующий кафедрой русской литературы), заместитель директора по учебной части Литературного института при СП СССР (1942–1944). Сотрудник ИРЛИ (с 1929 с перерывами; с 1946 – заведующий рукописным отделом, в 1957 – заведующий Сектором изучения жизни и творчества Пушкина). Член СП СССР (с 1934). Автор одной из первых работ по текстологии («Писатель и книга. Очерк текстологии», 1928), книг по теории литературы и поэтике, о жизни и творчестве Пушкина и др. Томашевский был в числе старших коллег Лихачева по Пушкинскому Дому, дружественные отношения с которыми Дмитрий Сергеевич особенно ценилa.
11 декабря 1942 г
Дорогой Борис Викторович!
Получил письмо от Ник[олая] Ив[ановича] Мордовченко1 из Тобольска. Он работает в Омском пед[агогическом] ин[ститу]те. Преподает всякие литер[атурные] предметы. Там же вместе с ним находится и В. В. Виноградов, закончивший только что еще одну книгу2! Н[иколай] И[ванович] пишет, что растолстел. А при моем отъезде из Л[енингра]да он был совсем плох: не стоял на ногах и обличием был ужасен. Он спрашивает о Вас. Поэтому сообщаю Вам его адрес: Тобольск, Красная, 17.
Писал Г. П. Блоку3, спрашивал его об адресе Евг[ении] Конст[антиновны]a и Журы4, но ответа не получил. Может быть, Вам удалось узнать? [В Казани живется плохо.]b В одной комнате нас 10 человек – 2 семьи. С едой плохо. С библиотеками плохо (по др[евне]р[усской] лит[ературе] – мало). Настроение поэтому неважное. Единственный человек, с которым можно побеседовать, – Анна Мих[айловна] Астахова5. Над чем Вы работаете? Привет большой Ирине Николаевне6.
Д. Лихачев 11.XII.42
РО РГБ. Ф. 645. Карт. 37. Ед. хр. 15. Автограф. На почтовой карточке, со штампом: «Просмотрено Военной цензурой. Казань / 129». Из Казани, куда был эвакуирован Лихачев с семьей, в Москву. Семья Лихачевых проживала в Казани по адресу: ул. Комлева, д. 9, комн. 57.
Опубл.: Текст и традиция: альманах. Вып. 11. С. 317–319.
Д. С. Лихачев – В. Ф. Ржиге
Вячеслав Федорович Ржига (1883–1960) – филолог, историк литературы, библиограф, педагог; доктор филологических наук (1945). Окончил словесное отделение историко-филологического факультета Московского университета (1907). Сотрудник Московского публичного и Румянцевского музеев (1908–1910); учитель в средних школах Москвы (1909–1919); секретарь Общества истории литературы при Московском университете (1911–1917).
Преподаватель истории древнерусской литературы и фольклора Московского университета по кафедре русской литературы и русского языка (1914–1921; с 1918 г. профессор) и Московских высших женских курсов (1914–1918).
Научный сотрудник и секретарь секции русской литературы Института языковедения и истории литературы РАНИОН (1921–1931); научный сотрудник отдела рукописей и отдела Киевской Руси ГИМ (1922–1929); научный редактор Государственного словарно-энциклопедического издательства «Советская энциклопедия» (1931–1933).
В 1934 г. арестован по «делу славистов» (делу «Российской национальной партии») и осужден на 5 лет ИТЛ. До декабря 1934 г. находился в Свирлаге (Ленинградская обл.), а затем был выслан в Ташкент. Преподавал в вузах Ташкента (1934–1936) и Душанбе (1939); работал в Государственной книжной палате УзССР. Вернулся в Москву в 1939 г. Реабилитирован в 1964 г.
Главный библиотекарь научно-библиографического отдела (1939–1954) и отдела обработки и каталогов (1954–1959) ГБЛ. В 1940–1958 гг. преподавал на филологическом факультете МГПИa.
Автор работ о композиции, стихосложении, авторстве, языке и др. «Слова о полку Игореве», по древнерусской литературе, истории русской публицистики XVI в. (об И. С. Пересветове, Ермолае-Еразме и др.), литературе XVII–XVIII вв.
Из одиннадцати писем Лихачева Ржиге, сохранившихся в ОР РГБb, для публикации в настоящем издании выбраны девять. Сохранившиеся черновики трех писем Ржиги Лихачеву в публикацию не включеныc.
1. 16 марта 1946 г
Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович!
Александр Сергеевич Орлов говорил мне, что у Вас как будто бы находится первая (ненапечатанная) часть его работы «К вопросу об Ипатьевской летописи»1 с характеристикой русских хронографов домонгольской поры. Александр Сергеевич просит Вас, если эта работа действительно у Вас, выслать ее ему или мне (Л[енинград], 136, Лахтинская […] Лихачеву Дм. Серг.).
Кроме того, у меня большая к Вам просьба. Не могли бы Вы сообщить мне:
1) Где сейчас находятся рукописи Московской духовной академии2?
2) Основная часть рукописей Коллегии иностранных дел находится в ГАФКЭ3?
Буду Вам очень благодарен, если ответите.
Уважающий Вас Д. Лихачев
16 марта 46 г.
ОР РГБ. Ф. 446. Карт. 17. Ед. хр. 105. Л. 1. Авторизованная машинопись.
2. 16 декабря 1954 г
Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович!
В марте [19]55 г. мы проектируем созвать в Москве совещание по вопросам изучения древнерусской литературы1. Цель – объединение сил, обмен опытом, привлечение молодежи к изучению древнерусской литературы. Сектор очень просит Вас выступить с докладом. Тема – по Вашему усмотрению.
Мы проектируем три дня заседаний с очень небольшими докладами (по 30 минут – не больше), а затем экскурсии для молодежи в рукописные отделения.
Пожалуйста, не откажитесь выступить и председательствовать на некоторых из заседаний. Мы предполагаем так, чтобы председательствовали по очереди – Вы, Варвара Павловна, Николай Каллиникович и Александр Иванович2 (если он согласится приехать из Киева).
Я хвораю и очень много работаю.
Шлю Вам самые наилучшие пожелания.
Ваш Д. Лихачев 16.XII.54
Л[енингра]д 14, Басков […].
ОР РГБ. Ф. 446. Карт. 17. Ед. хр. 105. Л. 3 и об. Автограф.
3. 23 декабря 1954 г
Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович!
Поздравляю Вас с наступающим Новым Годом. Желаю Вам от души всего самого хорошего.
Ваш доклад1 очень хорош. Будем надеяться, что совещание нам разрешат. Во всяком случае, готовьте Вашу работу для XII т. Трудов ОДРЛ2 – сдаем весной [19]55 г.
Искренне Ваш Д. Лихачев 23.XII.54
ОР РГБ. Ф. 446. Карт. 17. Ед. хр. 105. Л. 5. Автограф.
4. 9 апреля 1955 г
Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович!
Посылаю Вам свою брошюру о «Слове»1 и пригласительный билет.
Ждем Вас. Оплата проезда за счет нашего института. Сообщите, на какое число взять Вам билет и когда Вы приедете.
Желаю Вам всего самого хорошего, а главное – здоровья: знаю по себе, как оно дорого.
Искренне Ваш Д. Лихачев 9.IV.55
ОР РГБ. Ф. 446. Карт. 17. Ед. хр. 105. Л. 7. Автограф.
5. 1 марта 1956 г
Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович!
Вы стоите во главе нового издания «Слова»1. Посылаю Вам перевод ленинградского поэта С. Вл.a Ботвинника2. Мне кажется, он достоин того, чтобы Вы его напечатали в Гослитиздатовском издании. Он сделан различными размерами, в нем нет штукарстваb и поисков редких значений слов, он спокоен и хорошо читается.
Пожалуйста, сообщите мне о Вашем решении.
Ждем Ваших статей для Трудов ОДРЛ.
С искренним уважением Д. Лихачев 1.III.56
Перевод Семена Владимировичаc я редактировал. Он внес в него изменения по моим указаниям.
ОР РГБ. Ф. 446. Карт. 17. Ед. хр. 105. Л. 8. Автограф.
6. 18 марта 1956 г
Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович!
Простите, пожалуйста, что не послал Вам свою брошюру. Причин тут две: во-первых, я невежа, во-вторых, этот доклад мне по некоторым причинам весьма неприятен1 (впрочем, посылая его Вам, я не должен был бы об этом думать).
Не могли ли бы Вы прислать обе Ваши публикации «Петра и Февронии» в XIII т. Трудов ОДРЛ2? Он собирается сейчас. Прислать их нужно к концу апреля, не позднее. Дело в том, что в т. XIII мы будем публиковать и сказку о Петре и Февронии (дает нам Померанцева3). Одно к другому бы очень подошло.
В сборнике в честь Варвары Павловны публикации, мне кажется, возможны (по-моему, они бывали в прежних сборниках, к[ому]-л[ибо] посвященных), но не велик ли будет объем? Мы ведь хотим дать очень много статей4, но маленьких (не более 10 страниц на маш[инке]).
В крайнем случае, если Вы не успеете в апреле приготовить обе публикации, то хоть одну дайте для XIII т., но лучше бы обе, а Варваре Павл[овне] посвятите еще ч[то]-л[ибо]. Вот какие мы жадные к Вашим статьям!
М[ожет] б[ыть], у Вас будут к[акие]-л[ибо] дополнительные соображения или возражения на публикацию «Пересветова5» А. А. Зимина6? Было бы хорошо, если бы Вы об этом написали в сб[орник] в честь Варв[ары] Павл[овны].
В общем, всё на Ваше усмотрение.
Спасибо Вам за Ботвинника. Есть еще очень недурной перевод Малахова7. Я просил его Вам прислать на всякий случай. С искренним уважением
Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 446. Карт. 17. Ед. хр. 105. Л. 10 и об. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю на конверте (Л. 11).
7. 1 мая 1956 г
Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович! Поздравляю Вас с праздником. Спасибо за статью. Она пришла как раз вовремя: мы формируем XIII т. Тр[удов] ОДРЛ. Статью Вашу прочел: она нас всех очень заинтересовала.
Ждем Вашей статьи для т. XIV Тр[удов] ОДРЛ, который посвящаем Варваре Павловне (формировать будем в ноябре)1.
С искренним уважением Д. Лихачев 1.V.56
ОР РГБ. Ф. 446. Карт. 17. Ед. хр. 105. Л. 12. Автограф. На открытке.
8. 24 сентября 1956 г
Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович!
Не знаете ли Вы, какова судьба перевода «Слова о полку Игореве» ленинградского поэта С. Ботвинника? Он предназначался для книги переводов «Слова», издаваемой Гослитиздатом под Вашей редакцией.
Как Вы отдохнули летом? Я чувствую себя плохо после плохого лета: болит язва.
Ждем Вашей статьи в сборник в честь Варвары Павловны.
С искренним уважением Д. Лихачев 24.IX.56
ОР РГБ. Ф. 446. Карт. 17. Ед. хр. 105. Л. 14. Автограф.
9. 21 ноября 1956 г
Глубокоуважаемый Вячеслав Федорович! Большое Вам спасибо за интересную статью. Завтра передаю ее редактору тома – В. И. Малышеву. Не сомневаюсь, что статья ему понравится. Думаю, что небольшое преувеличение объема – не беда.
Желаю Вам всего самого хорошего. Сам я чувствую себя не очень важно. Сказывается сильное переутомление.
С глубоким уважением Д. Лихачев 21.XI.56
ОР РГБ. Ф. 446. Карт. 17. Ед. хр. 105. Л. 17. Автограф. На почтовой карточке.
Переписка Д. С. Лихачева и Н. К. Гудзия
Николай Каллиникович Гудзий (1887–1965) – литературовед, историк литературы, педагог; академик АН УССР (1945).
Гудзий во время учебы в Киевском университете св. Владимира (1908–1911) и в первые годы после его окончания был участником известного научного сообщества – «Семинария русской филологии» профессора В. Н. Перетца, из которого вышли известные филологи и литературоведы – В. П. Адрианова-Перетц, И. П. Еремин, Г. А. Бялый и др. Сам Гудзий был прекрасным преподавателем, воспитавшим, в свою очередь, специалистов по древнерусской литературе – А. Н. Робинсона, В. А. Путинцева и многих других. В числе слушателей его «толстовского» семинара и семинара по источниковедению в МГУ были В. Я. Лакшин, П. В. Палиевский, Л. М. Розенблюм и др.
Преподавал в высших и средних учебных заведениях Киева и Симферополя, в 1921 г. переехал в Москву. Профессор кафедры истории русской литературы МГУ (с 1922), декан филологического факультета МГУ (1941–1945) и заведующий кафедрой русского устного народного творчества (1941–1946). Заведующий Секцией древнерусской литературы и литературы XVIII в. ИМЛИ (1939–1941, 1945–1947); отделом русской литературы (1945–1952) и отделом украинской древней литературы (1952–1961) Института литературы им. Т. Г. Шевченко АН УССР. Автор работ по древнерусской литературе, публицистике XVI в., русской и украинской литературам XVIII – начала XX в., о жизни творчестве Л. Н. Толстого; первых советских учебников и хрестоматий по древнерусской литературе; член редколлегии Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого, редактор отдельных томов (1932–1958) и др.
Лихачев познакомился с работами Гудзия еще до войны. Дмитрий Сергеевич вспоминал, как в 1938 г. встретил на улице Г. А. Гуковского, который почти что бежал в книжный магазин, находившийся в парадной Музея этнографии и антропологии, чтобы успеть купить только что поступивший в продажу учебник Гудзия «История древней русской литературы». В этой книге, по словам Лихачева, «Гудзий говорил обычные вещи. Но как это было необычно!». Лихачеву импонировала стилистика, в которой был написан учебник, – «о литературе, да еще древнерусской, говорилось нормальным человеческим голосом. Там были человеческие слова о человеческих произведениях»a. Учебник Гудзия, десятилетиями входивший в вузовскую программу, переиздавался с исправлениями и дополнениями 7 раз. Даже само имя Гудзия с середины XX в. стало в студенческой историко-филологической среде употребляться в качестве обозначения учебникаb. В начале 1970‑х годов «Гудзия» заменил учебник Н. В. Водовозова. Сотрудники Сектора древнерусской литературы ИРЛИ настаивали на непременном переиздании учебника Гудзияc, однако его восьмое издание было осуществлено только в 2002 г.
Лихачев и Гудзий сблизились в 1945 г. в период совместной работы над многотомной «Историей русской литературы». В воспоминаниях о Гудзии и в некрологе ему, публикуемом далее в комментарии к письму 25 от 4 ноября 1965 г. (с. 116–117 наст. изд.), Лихачев подчеркивал неизменно доброе, человеческое отношение Николая Каллиниковича к людям, его альтруистические качества: «Он всегда интересовался тем, что представляет собой ученый в человеческом отношении. Он не терпел карьеристов, интриганов и чиновников, не терпел дурного отношения к людям. И огорчался, когда слышал о людях дурное. Неудача людей, которых он не любил, его не радовала. Ему не доставляло удовольствия услышать дурное о человеке. В нем не было ни на каплю злорадства. Он был всегда на стороне обижаемых. Он стремился к справедливости – в отношении живых и мертвых. Память ученого была для него священна […] То, что он говорил, часто было самым обыкновенным. Но именно это обыкновенное, сказанное вовремя, действовало как выстрел»d.
За свою плодотворную научную жизнь Гудзий собрал обширный архив, судьбу которого попытался сам определить в конце 1963 г. Он передал небольшую часть документов в ЦГАЛИ СССР (автобиографию, рукописи некоторых работ, поздравительные телеграммы), где был создан его личный архивный фонд (РГАЛИ. Ф. 2256. 15 ед. хр., 1930–1964 гг.). После кончины ученого в 1965 г. директор ЦГАЛИ СССР Н. Б. Волкова предлагала его близким – А. К. и Т. Л. Гудзий – передать весь архив ученого на государственное хранениеe, но не получила отклика. Живейшее участие в судьбе архива Гудзия принял Лихачев, в частности, он предложил выбрать местом его хранения РО ГПБ (см. письма 26, 27 на с. 118–119 наст. изд.). Однако в 1977 и 1983 гг. основная часть документов поступила в ГБЛ (ОР РГБ. Ф. 731. 3832 ед. хр., 1900–1970‑е гг.), в их числе – значительный корпус писем Лихачева: 134 письма и 5 телеграмм на 188 листах. Самое раннее письмо от 23 сентября 1945 г., позднее – от 3 сентября 1965 г. В сохранившемся эпистолярии нашла отражение кампания по борьбе с космополитизмом в ИРЛИ и ЛГУ, а также обсуждались: организационные вопросы подготовки к защите Лихачевым докторской диссертации, одним из оппонентов которой был Гудзий; острые вопросы отечественной истории, в том числе подлинность «Слова о полку Игореве», поставленная под сомнение А. А. Зиминым в первой половине 1960‑х годов; темы статей для изданий Сектора (Отдела) древнерусской литературы и выступлений на его заседаниях и т. д. В письмах Гудзий и Лихачев поздравляли друг друга с праздниками, юбилеями, присуждением государственных наград, обменивались мнениями в связи с выходом книг по древнерусской литературе. Эти письма могли бы составить самостоятельную книгу.
В нашем сборнике публикуются 21 письмо и 1 телеграмма (из собрания РГАЛИ) Лихачева Гудзию, 2 письма Гудзия Лихачеву и 4 письма Дмитрия Сергеевича к вдове Гудзия Татьяне Львовне и к его сестре Анне Каллиниковне.
1. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 23 сентября 1945 г
Глубокоуважаемый Николай Каллиникович1!
Посылаю Вам свою только что вышедшую книжечку «Национальное самосознание Древней Руси»2. Я предполагал, что она выйдет в свет после некоторых моих работ, которые дал для напечатания в «Исторические записки»3, в Труды Института литературы4 и др. Поэтому некоторые места этой книжечки звучат необоснованно. Скоро должна появиться еще одна моя книжечка, в которой я также стремлюсь по мере сил пропагандировать др[евне]русск[ую] литературу и др[евне]русск[ое] искусство5. Очень рад был узнать, что Ваше здоровье стало значительно лучше.
Уважающий Вас Д. Лихачев 23.IX.45
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 1. Автограф. На почтовой карточке.
2. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 9 апреля 1946 г
Многоуважаемый Николай Каллиникович! a
Я был очень обрадован Вашей рецензией1. Кроме Варвары Павловны2 мне никто в Отделе не говорил своего мнения о моих книжках.
Вполне согласен с Вами, что о югославянском влиянии непременно следовало бы сказать: но… соответствующие страницы были у меня выкинуты редактором. Вообще литературный материал в книжке о Новгороде подвергся чрезвычайному сокращению по требованию рецензента – В. В. Мавродина. Поэтому, между прочим, я не смог ничего сказать и о редакциях жития Михаила Клопского3. Я ими несколько занимался4 и пришел к выводу, что Ключевский не прав5.
В обеих книжках я стремился рассматривать русскую культуру не изолированно, и демонстрация наших тесных связей со славянскими странами была бы очень уместной. Сейчас подписана к печати моя книжка «Русская культура XV в.»6. В ней всякие европейские связи развернуты мною шире, чем в предшествующих книжках, но югославянского влияния снова нет: редактора пугает слово «влияние». Пришлось кое-что сказать об этом влиянии обиняками. Если бы Ваша рецензия появилась двумя неделями раньше, – мне удалось бы восстановить у себя в правах этот попранный раздел русской литературы.
Тема политической теории русского государства меня очень занимает, и я продолжаю об этом думать и сейчас. Основная моя мысль в том, что под теорию «Москвы – третьего Рима» обычно подводят различные исторические взгляды, которые следовало бы дифференцировать7. «Сказание о князьях Владимирских» утверждает о перенесении знаков царского достоинства при Владимире Мономахе, когда Византия находилась еще в полном цветуb. Здесь нет, следовательно, идеи преемства царств и идеи византийского наследия, а речь идет об обычных и для Западной Европы легендах. Взгляд же на Москву как на преемницу и наследницу Византии в результате ее гибели, после 1453 г. никогда в XVI в. не высказывался официально. Но в XVII в. взгляд этот, действительно, в официальные высказывания вошел, и мне бы следовало об этом упомянуть.
Остальные указания Ваши принимаю. Большое спасибо.
Очень хочется подготовить к печати «Повести о Николе Заразском»8. Копаюсь в бесчисленных списках9.
Как Ваше здоровье?
Искренно Вас уважающий Д. Лихачев 9.IV.46
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 2 и об. Авторизованная машинопись с правкой автора.
3. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 5 сентября 1946 г
Глубокоуважаемый Николай Каллиникович!
Посылаю Вам свою брошюру «Культура Руси эпохи образования русского национального государства». В ней есть повторения: мне очень трудно писать вторично о чем-либо по-иному (иными словами). Вновь написаны мною: начало главы «Политическая теория», гл[ава] «Просвещение», частично гл[ава] «Летописное дело», гл[ава] «Эпос», частично гл[ава] «Литература», гл[ава] «Зодчество», гл[ава] «Живопись», гл[ава] «Новое в нравах и в быте», «Военное дело» и «Введение» (частично).
К сожалению, редактор выбросил у меня в гл[аве] «Литература» некоторые сопоставления между «Повестью о Петре и Февронии»1 и «Романом о Тристане и Изольде»2 и примечание, в котором указывалось, что мысль о связи этих двух произведений была высказана как-то в разговорах еще покойным В. Л. Комаровичем. Я собираюсь написать о «Пов[ести] о Петре и Февронии» статью (мне удалось установить кое-какие факты первоначальной истории этой повести – намеки на них у меня есть и в этой главе) и там, в той статье, восстановлю и это утраченное примечание3.
Очень обрадовала всех Ваша рецензия на претенциозную и бездарную книжку Югова4. Такие «дельцы» льют воду на мельницу Мазона и наносят чрезвычайный вред престижу русской культуры.
Как Ваше здоровье?
Книжку «Русские летописи» мне удалось устроить в Издательстве АН – в серии научно-популярной литературы. Политиздат, несмотря на рецензии – Вашу, Варв[ары] Павл[овны] и С. Н. Валка, печатать историческую тематику сейчас не решается.
Ваш Д. Лихачев 5.IX.46
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 3 и об. Автограф.
4. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 26 мая 1947 г
Глубокоуважаемый Николай Каллиникович!
Посылаю Вам свой ответ М. Н. Тихомирову1. Нельзя ли было бы напечатать его в «Сов[етской] книге»? Мне просто глаза стыдно поднять на наших западников. Книжку мою они не читали, а рецензию прочтут все. Защищатьa при этих условиях немыслимо.
Я послал свой ответ и в «Вопросы истории», но совершенно уверен, что они его не напечатают, т. к. Тихомиров с его крутым нравом состоит там редактором и всем крутит. Воображаю, какой «разнос» в этом же стиле учинит он моим «Русским летописям» – предмету его основной ревности. Недобросовестность Тихомирова как рецензента поразительна – не только вырывает отдельные слова, но даже их перевирает! Это еще смягченный вариант его рецензии (смягчали ко мне хорошо относящиеся Греков и Волгин).
Буду Вам на днях утром звонить!
А. П. Евгеньева заканчивает разнос Югова за «Светоносцев»2 по лингвистической части, я получаю от нее экз[емпляр] этого «художественного произведения» и добиваю его исторически. Пришлем в «Сов[етскую] книгу»3.
Своего ответа в «Сов[етскую] книгу» непосредственно я не отослал, т. к., может быть, Вы найдете нужным что-либо смягчить или убрать. Вполне Вам доверяюсь. До моей защиты ответ не успеет появиться. Простите, что снова покушаюсь на Ваше время и на Ваш труд, но положение для меня очень серьезно.
Ваш, искренно Вам преданный
Лихачев 26.V.47
ОР РГБ. Ф. 731/I. Карт. 30. Ед. хр. 36. Л. 1. Авторизованная машинопись. С приложением (Л. 2–8) ответа Д. С. Лихачева на рецензию М. Н. Тихомирова на книгу «Культура Руси эпохи образования русского национального государства» (Вопросы истории. 1947. № 4. С. 119–122).
5. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 9 октября 1947 г
Глубокоуважаемый
Николай Каллиникович!
Большое спасибо за оттиск статьи о Мазоне1. Мне пришлось прочесть несколько лекций для учителей о «Слове», и меня засыпают вопросами о Югове и Мазоне. Ваши статьи мне очень помогли: я и отвечал по ним, и отсылал к ним.
Дирекция нашего Института решила поставить защиту на вторую половину ноября (я передал Ваше пожелание), но точно дня не назначила. До получения отзыва Лебедев-Полянский2 назначить день защиты (19 или 26) не решился. Лебедев-Полянский бывает в Ленинграде раз в месяц и обычно сам здесь решает вопрос о дне своего следующего приезда и о повестке заседания Ученого совета. Поэтому у меня к Вам большая просьба: прислать отзыв (если это только возможно) к октябрьскому приезду Лебедева-Полянского. Иначе, я боюсь, защита отложится на декабрь3.
«Слово о полку Игореве» для малой серии «Б[иблиотеки] п[оэта]» сдал в издательство4. Отзывы рецензентов весьма положительные. Обещают выпустить в начале [19]48 г.
Ждем Вашего ответа Югову5.
Мне писали из Москвы, что на мои «Русские летописи» появилась положительная рецензия такого строгого человека, как Юшков, но в каком журнале – не написали6.
Искренне Вас уважающий
Д. Лихачев 9.X.47
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 6 и об. Автограф.
6. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию. Декабрь 1947 г
Глубокоуважаемый
Николай Каллиникович!
Я Вам очень, очень благодарен за Ваше выступление, за самый Ваш приезд (конечно, для Вас нелегкий), за Ваше хорошее ко мне отношение. Я очень прошу у Вас извинения за то, что чуть было не свел защиту к скандалу, но нервы у меня очень расшатались и выдержки не хватает1. Мне было бы очень приятно видеть Вас у нас, но нищенская наша квартираa (мы потеряли все – до последнего стула в блокаду) не позволила этого. Я хотел пообедать с Вами и с другими после защиты в Доме ученых, но Варвара Павловна решительно воспротивилась этому.
Я еще увижу Вас, когда буду провожать Вас на вокзал.
Ваш Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 30. Ед. хр. 36. Л. 37 и об. Автограф. Датировано по содержанию.
7. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 5 января 1952 г
Глубокоуважаемый
Николай Каллиникович!
Большое Вам спасибо за письмо и за добрые пожелания.
В истории с Лап[ицким]1 мы с Варв[арой] Павл[овной] старались действовать как могли, с самого начала, но не смогли добиться результатов, так как на стороне Лап[ицкого] была Дирекция, предполагавшая его использовать для того, чтобы свалить Варвару Павловну, и «внутренняя» поддержка в самом Секторе.
Теперь у нас один выход в будущем – уйти из Института. Даже если вопрос будет решен в нашу пользу, – разве можно оставаться работать с такими людьми?
Действия против Варв[ары] Павл[овны] всегда были очень активными. Действия же против меня стали особенно гнусными после того, как выяснилось, что мои работы представляются на Сталинскую премию2. Обиднее всего, что это представление абсолютно безнадежно, и врагам нашим не стоило затрачивать столько гнусностей против нас. В секции литературы я никак пройти не могу. Почему мои работы попали туда – не понимаю. Ведь запрашивала Институт секция науки; в секцию науки и были посланы материалы. Почему не была представлена «Повесть вр[еменных] лет» – не знаю. Думаю, потому, что это[го] никому не хотелось.
Сейчас лежу с очень сильными болями, которые не отпускают меня уже три дня, а основное дело, из‑за которого я и хвораю, Дирекция все затягивает и затягивает.
Жаль, что Вам придется окунуться во всю эту грязь. Хватит того, что мы здесь перепачканы ею до ушей. С искренним уважением. Ваш Д. Лихачев
Рецензию отослал еще 30 XII3. У меня сохранилась копия.
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 17 – 18 об. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю на сохранившемся конверте (Л. 19).
8. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 5 февраля 1952 г
Глубокоуважаемый Николай Каллиникович!
Сегодня при мне Ник[олай] Ф[едорович]1 получил Ваше письмо, а затем, как мне передавали, очень сердился по поводу того, что Вам кто-то (я уж не признался) сообщил о борьбе двух групп, так как заседания закрытые и он очень не хотел, чтобы все это дошло до Москвы. Пожалуйста, не выдавайте меня и не говорите, что это написал Вам я. Нам с Варв[арой] Павл[овной] и так плохо. Сегодня было заседание дирекции, на которое пригласили и меня (утверждались планы). Я сел сзади Варв[ары] Павл[овны] и пять минут не догадывался, что это она: такая она была сгорбленная и сухая старушка. Сегодня на заседании Сектора Вар[вара] Павл[овна] почти расплакалась, вспомнив о своих огорчениях. Хорошо, что милый Вл[адимир] Иван[ович]2 быстро отвел тему разговора. Лапицкий не унимается никак. Только что мне, например, сегодня звонили, что он сегодня днем приходил в Лен[инградское] отд[еление] Института истории в дирекцию и бранил меня и Варв[ару] Павл[овну] совершенно не знакомым ему людям. Недавно он грозился в Лектории Горкома «стереть с лица земли Митьку» (т. е. меня). Всего не передашь. Я совершенно не могу работать. Достал книги, но читать не могу – не понимаю. Сегодня вышел не на той остановке автобуса и куда-то пошел. Поймал себя на том, что иду к прежнему месту своей службы, где работал 15 лет назад.
Если бы можно было переехать в какой-нибудь другой город! Идеально было бы, чтобы наш Сектор перевели в Институт мировой литературы3. Вы были бы во главе Сектора (Вар[вара] Павл[овна] искренне хочет уйти с заведывания). Работал бы у нас Андрей Ник[олаевич]4, Пушкарев, Ржига. Но это все пустые мечты.
Не знаю – что делать, что будет, чем все кончится. С октября я не написал ни одной строчки. Метастазы из Института перешли на историч[еский] факультет Университета, где я преподаю, и создали для меня совершенно невозможную обстановку и там (там действовал также Лап[ицкий] и нашел себе подобных). Больше всего я боюсь Ник[олая] Ф[едоровича]. Это совершенно страшный человек. Не говорите ему, пожалуйста, что я Вам написал.
Заседания наши искусственно затягиваются для того, чтобы под предлогом нерешенности вопроса о Секторе сорвать дело с премией. Искусственно предложено поставить на обсуждение мою главу из «И[стории] к[ультуры] Д[ревней] Р[уси]». Ее якобы предложено «обсудить», и другие мои работы также. Но если Ник[олай] Бельч[иков] узнает, что в Москве известна его тактика, он сорвет с меня голову. В отношении меня уже пущены в ход угрозы, с одной стороны, и ласковость – с другой. Я делаю вид, что замечаю только последнее.
С искренним уважением,
Ваш Д. Лихачев 5.II
Только не говорите об этом никому – боюсь!
ОР РГБ. Ф. 731/I. Карт. 30. Ед. хр. 36. Л. 14 и об. Авторизованная машинопись с припиской автора. Год установлен по почтовому штемпелю на конверте (Л. 15).
9. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 16 марта 1952 г
Дорогой Николай
Каллиникович!
Искреннее Вам спасибо за поздравление1. Мы в семье очень и очень радуемся сейчас. Главное, что я мог бы полностью перестать реагировать на все и только работать, но, к сожалению, надо еще помочь Малышеву2 и Варваре Павловне. На первого ведутся серьезные нападки за его защиту нас.
Одновременно со мной получил Сталинскую премию и мой младший брат3 (первой степени по отделу энергетики).
Всегда буду помнить о Вашей помощи нам.
С чистосердечным приветом и уважением Д. Лихачев 16.III.52
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 22 и об. Автограф.
10. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 16 мая 1952 г
Дорогой Николай Каллиникович!
Большое Вам спасибо за рецензию С. О. Шмидта1. Рецензия дельная и содержит много существенных замечаний и дополнений. Есть, правда, и спорные утверждения (напр[имер], явно преувеличена роль Грозного в общеязыковом процессе).
Будовница я поругал за его выступление2. Дома поругала еще его и его жена. Вы на него не сердитесь. Он в общем человек хороший.
Мне кажется, что Вы сильно преувеличили в своем выступлении наши расхождения. Ваш учебник должен содержать прежде всего сведения и бесспорные положения. Я же в своей книжке3 никаких учебных целей не ставлю себе.
Вы сказали: «положения носят абстрактный и декларативный характер». Да – в докладе и в статьях. Изложить книжку в 13 авт. л. в течение 30 минут не «абстрактно» и не «декларативно» нельзя.
Вы сказали, что я «преподношу то, что мне желательно видеть в историко-литературном процессе, а не то, что этим историко-культурным процессом оправдывается…» Это не так – в рукописи я свои положения стремлюсь доказать. Я их не привношу в историко-литературный процесс, а извлекаю из него. Впрочем, и Ваше утверждение, и мое самооправдание в равной степени голословны.
Вам показалось, что я отрицаю значение переводной литературы. Вовсе нет! Я только считаю, что это значение оправдывается определенными историческими условиями.
Вам показалось, что я отрицаю наличие заимствований. Вовсе нет! В рукописи я посвящаю им целую главу. И о переводной литературе, и о заимствованиях я говорю в полный голос, а ведь многие просто избегают об этом говорить.
Я отнюдь не отрицаю христианских элементов в «Слове». Я согласен, что книжка Данелиа4 имеет свои достоинства. Я, наоборот, склонен считать, что преувеличено язычество «Слова». Языческие боги – художественные обобщения, а не религиозные понятия.
Значение христианства и церкви я отнюдь не отрицаю.
В главе о народном творчестве я не говорю о феодалах потому, что устное творчество феодалов не есть народное творчество. Об устном творчестве феодалов (христианские легенды, родовые предания и пр.) я говорю много.
Об устном творчестве как «основе» письменного творчества я говорю по преимуществу следующее: устное творчество подготовило почву для развития литературы.
Автора «Слова о п[олку] Иг[ореве]» я тоже считаю по происхождению феодалом (дружинником) и каждый раз об этом пишу в статьях о «Слове». Но разве дворянское происхождение Радищева и Пушкина (Вы о них упоминали) целиком определяло их мировоззрение и творчество?
Вы утверждаете, что «крестьяне жили в таких плохих условиях, что создавать культурные ценности не могли». С этим я не согласен. А былины? а лирические песни? а орнамент? а вышивки, резьба и пр., и пр.? При чем тут плохие условия? Логически продолжая Вашу мысль, можно было прийти к очень неуважительным мыслям о народе.
Вы считаете, что народ мог создавать материальные ценности, но не духовные. Историки Вам возражали: между теми и другими нельзя проводить решительной границы.
Вы сказали: «нет оснований говорить о борьбе двух культур в феодальном обществе». Феодальное общество в культурном отношении разграничено гораздо больше, чем капиталистическое (археологи отмечают резкое различие в одежде, быте и т. д.). Борьбу в области культуры я и показываю в своей рукописи.
Вы спросили меня: «откуда мне известно о том, каким было ораторское искусство в древней Руси»! В № 17 «Исторических записок»5 я уделяю очень много места тому, откуда мы можем знать об этом ораторском искусстве. Мне кажется, что Вы могли бы сказать мне, что точность донесенных в летописи речей мною не доказана. Это я бы понял, но как же можно спрашивать меня, «откуда» мне все это известно? Ведь я же целую статью посвятил этому «откуда»!
Год назад Вы писали о моем переводе «Слова»6, что я неправильно перевел (и непонятно почему) выражения «передняя слава» и «задняя слава». А ведь я тоже этому посвятил целую статью (в Известиях ОЛЯ)7. Вот на это место Вашей рецензии о «Слове» я и огорчилсяa (Вы никак не захотели посчитаться с моей аргументацией, а просто сказали «неправильно перевел»).
О «художественных красотах» Русской Правды я не говорю ни слова (ни в статье, ни в рукописи). Я говорю о том, что юридические обобщения Русской Правды (в ее древнейшей части, относящейся, по крайней мере, к X в.) подготовили почву для художественных обобщений. Юридические «казусы» Русской Правды – это отнюдь еще не художественные обобщения.
Вы спрашиваете: «можно ли говорить о том, что переводная литература отвечала исключительно классовым интересам?» Отнюдь нет! Об этом ясно сказано в статье (в № 12 «Вопросов истории»)8. Об этом же более подробно я говорю и в рукописи. Апокрифы – это литература отнюдь не верхов феодального общества. Что же касается до жития Андрея Юродивого9, то оно не народное произведение. Оно подчинено интересам господ[ствующего] класса, хотя в нем и есть элементы народного творчества. Кстати, «Слово о полку Игореве» с Вашей точки зрения – не народное произведение, а житие Андрея Юродивого народное? По-моему, наоборот.
Я так же, как и Вы, считаю, что русские жития «заимствовали трафареты из переводных житий».
Вы сказали: «легенды, как промежуточная стадия, ничего не изменяют». В чем? В том, что переводная литература имела большое значение для русской литературы? Но ведь я большого значения переводной литературы и не отрицаю. Я утверждаю только, что заимствования объясняются общей почвой христианского мировоззрения, и придаю последнему большое значение.
Мне кажется, что между нами нет крупных расхождений. Просто я Вам представляюсь отчасти вульгаризатором, модернизатором, модником, человеком, слишком подчиняющим свои научные выводы своему «патриотическому настроению». Ведь так? Вообразив меня таким, Вы и возражали не мне, не моей рукописи, а этому, созданному Вами, человеку.
Не подумайте, пожалуйста, что я обиделся. Я обижаюсь только тогда, когда меня хотят обидеть. В Вашем же добром ко мне отношении я абсолютно уверен. Мне бы только хотелось, чтобы Вы были более справедливы к моей аргументации (возражали бы не только на одни мои выводы, а и на мои аргументы). В докладе у меня аргументации не было (ихa и не могло быть), но и тех выводов, против которых Вы возражали, в основном тоже не было.
Жаль, что Вам пришлось уйти. Устное слово всегда убедительнее письменного. Может быть, мое письмо Вас в чем-нибудь и не убедит.
Во всяком случае, о защите интересов крестьянства в «Слове о полку Игореве» я еще внимательно подумаю. Подумаю и об уточнении формулировок, чтобы быть правильно понятым.
Это письмо я написал Вам на всякий случай. Если, зайдя к Вам, я Вас не застану, то оставлю Вам статью и письмо. У нас испорчен телефон, и я не могу Вам позвонить предварительно (меняют кабель). Привет! Желаю Вам хорошенько отдохнуть летом. Не сердитесь и Вы на меня, пожалуйста.
Ваш Д. Лихачев 16.V.1952
ОР РГБ. Ф. 731/I. Карт. 30. Ед. хр. 36. Л. 20 – 23 об. Автограф.
11. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 22 октября 1953 г
Глубокоуважаемый
и дорогой Николай Каллиникович! Мне очень и очень приятно получить от Вас поздравление1. Я не могу считать себя настоящим членом-корреспондентом, но постараюсь быть полезным изучению древней русской литературы, чем могу. Древнюю Русь я очень люблю, и вселить к ней уважение наибольшего числа людей, особенно молодежи, мне всегда особенно хотелось.
Передайте, пожалуйста, мои поклоны Татьяне Львовне2 и Анне Каллиниковне3.
Всегда помню, какое значение для меня имели Ваши работы. Мне хочется сейчас еще раз поблагодарить Вас за ту помощь, которую Вы оказали нам в тяжелое для нас время нападок И. П. Лапицкого.
С душевными приветами Д. Лихачев 22.X.53
Познакомились ли Вы с авторефератами моих учениц – Питолиной4 и Масленниковой5? Они Вам их выслали.
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 29 и об. Автограф.
12. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 24 декабря 1955 г
Шлем лучшие пожелания, поздравления с Новым годом. Лихачевы
РГАЛИ. Ф. 2256. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 3. Телеграмма с поручением вручить 31 декабря. Датировано по почтовому штемпелю.
13. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 15 апреля 1956 г
Дорогой Николай
Каллиникович!
Я слышал, что Вы собираетесь выставить кандидатуру В. М. Жирмунского в академики1?
Если Вы собираетесь выдвинуть его от группы ученых, то я очень бы хотел присоединить свою подпись.
Это не только крупнейший ученый и активнейший организатор, но и очень благожелательный человек, постоянно поддерживающий других, особенно молодежь. Благожелательность и порядочность – это два редких качества, в которых очень и очень нуждается сейчас наша Академия.
Я никогда не слышал от него ядовитых замечаний о товарищах, никогда не чувствовал в нем зависти к другим. В нем нет стремления «подсидеть» к[ого]-л[ибо].
В той или иной форме присоедините, пожалуйста, меня к Вашей инициативе.
Мы живем в Ялте. Здесь весна, все цветет, но в последние дни стало холодно.
Зин[аида] Алекс[андровна] здесь и шлет Вам сердечный привет. 26‑го буду уже в Ленинграде.
Ваш Д. Лихачев 15.IV.56
Привет Татьяне Львовне и Анне Каллиниковне.
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 60 и об. Автограф.
14. Н. К. Гудзий – Д. С. Лихачеву 5 октября 1956 г
5.X.1956
Дорогой Дмитрий Сергеевич!
Отвечая на мое предыдущее письмо, Вы просите меня ответить на два заданные мне Вами вопроса. Делаю это. Вы спрашиваете, во-первых, почему я ни разу не упомянул в своих ссылках академическую историю литературы. Но – прежде всего – на стр. 51‑й 6‑го издания моего учебника1, как и в предыдущих изданиях, Вы найдете ссылку на главу «Повесть временных лет» в этой книге, написанную Варварой Павловной и покойным В. Л. Комаровичем2. Кроме того, в изданиях учебника вплоть до третьего3, где присутствовала историография, было указано на то, что главная работа по истории древней русской литературы ведется в Пушкинском Доме. Тут же сказано, что там сосредоточена работа по написанию «Истории древней русской литературы» (см. изд. 3‑е, стр. 25). Когда-то – по известным Вам мотивам – мне пришлось изъять историографический очерк, механически выпали оба упоминания. Если бы я в процессе изложения материала ссылался на отдельные разделы большой «Истории древней литературы», мне пришлось бы делать это слишком часто. Но я искренно готов признать, что должен был бы сослаться на обе Ваши прекрасные, талантливые по-настоящему главы об Аввакуме и о Горе-Злосчастии4. Это мое упущение.
Во-вторых, Вы спрашиваете, почему в заседании Ученого совета ИМЛИ, на котором обсуждался 1‑й том трехтомника5, я не дал своего заключения, следует ли его печатать, полезен ли он. Но из всего моего выступления, несмотря на ряд моих возражений, явствовало, что я отношусь в основном положительно к работе и что появление ее в печати нахожу полезным. Если Вы обратитесь к стенограмме, Вы убедитесь, что заключение мое было положительным. Когда ИМЛИ обратился ко мне с предложением высказаться для Издательства АН о целесообразности напечатания книги, я сделал это с надлежащей категоричностью, дав при этом благожелательную оценку ее. Никак не могу понять, почему в моем выступлении сквозило резко отрицательное отношение к тóму, как Вы об этом пишете. Не могу также согласиться с тем, что выступление А. И. Белецкого по тóму было «проработочным», как Вы пишете, и как об этом гневно писала Варвара Павловна самому А[лексан]дру Ив[ановичу].
Я решительно отрицаю Ваше предположение, что я Вас заподазриваю в приспособленчестве. Я не называл никаких имен, реагируя на Ваше замечание об «установках» в моем учебнике. Уважая Вас, я не мог Вас обвинить в приспособленчестве, как не мог этого сделать и по отношению к другим солидным ленинградцам. Мне лишь казалось и кажется, что среди ленинградских товарищей порой поспешно и необоснованно принимается за марксизм то, что им по существу не является. Что касается большого количества известных цитат в Вашей книге «Возникновение русской литературы»6, то кто же Вас за это может попрекнуть, принимая во внимание тогдашнюю обстановку? В 5‑м издании моего учебника7 тоже немало таких цитат, от которых, к счастью, удалось освободиться в 6‑м издании.
Что касается Ваших и Малышева обид по поводу некоторых моих сомнений по книге Р. П. Дмитриевой8 и по поводу датировки «Повести о Сухане»9, то, простите, это мне напомнило вражду гоголевских Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича из‑за гусака. Стоит ли серьезно пререкаться по таким поводам? Я не сговаривался с А. А. Зиминым, и его мнение о соотношении «Сказания» и «Послания» Спиридона Саввы10 мне стало известно только из его рецензии11. А что касается датировки «Сказания о киевских богатырях»12 и «Повести о Сухане», то я не вижу оснований слишком удалять их от XVI века: исторические реалии позволяют отнести обе повести и к XVI, и к XVII веку. Я прибегнул к компромиссу и датировал обе второй половиной XVI или началом XVII в. Неужели у В. И. Малышева нет более серьезных оснований для огорчений, чем такое несущественное разногласие со мной? Неужели он не откликнулся до сих пор на присылку ему моей книги потому, что был огорчен моей датировкой? Странно, очень странно! Странно и то, что мою шутку на докладе Н. Н. Воронина Вы принимаете за чистую монету.
Ваше пожелание вступать в учебнике в развернутую полемику с теми, с кем я не соглашаюсь, неосуществимо по самому характеру книги, а специально полемизировать с Р. П. Дмитриевой я не считаю необходимым, раз это уже сделал Зимин.
Вот то основное, что мне хотелось Вам сказать и что, надеюсь, способно исчерпать наш спор. Вопреки пословице, думаю, что добрая ссора лучше худого мира, к которому я, во всяком случае, не был расположен.
В заключение должен сказать, что я предельно скромно расцениваю свою персону, не преувеличиваю своих умеренных научных заслуг и теперь больше, чем когда бы то ни было, испытываю чувство смущения от того, что в «Трудах» как-то собираются отмечать довольно астрономическую цифру моего пребывания на здешней планете13. С сожалением осведомился из официального заявления В. Е. Гусева14, что Вы отказываетесь от участия в бюро Комиссии по истории филологических наук15, и потому предложил собранию освободить Вас от этой нагрузки. Всего Вам доброго. Привет Зинаиде Александровне.
ОР РГБ. Ф. 731/I. Карт. 14. Ед. хр. 9. Л. 1 и об. Машинопись с правкой автора.
15. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 7 октября 1956 г
Дорогой Николай Каллиникович!
Очень рад был получить Ваше письмо. Все, что мне казалось огорчительным, у меня как рукой сняло. Простите, что по моей инициативе произошла такая переписка, но теперь Вы можете быть уверены, что мое всегда искреннее чувство к Вам очистилось и стало абсолютно прозрачным. Не знаю – утешит ли это Вас за те огорчения, которые принесли Вам мои письма.
В бюро комиссии я бы работать не хотел: у меня абсолютно нет интереса к историографии как таковой. Об этом я и говорил В. Е. Гусеву, прося его проследить, чтобы на меня не возложили обязанности в области, которая меня не интересует1.
Знаете ли Вы, что Лапицкого исключили из партии? Говорят, что собрание, ему посвященное, вскрыло ужасающую картину (читались его заявления и пр.). Ему прямо говорили, что у него «руки в крови». Исключен он за обман П[артии] и за систематическую травлю ученых. Как теперь должно быть стыдно тем, кто его поддерживал! Впрочем, разве есть у Бельч[икова] совесть! Он бы и сейчас его использовал, если бы была хоть к[акая]-л[ибо] возможность.
Привет Татьяне Львовне и Анне Каллиниковне. Зинаида Алекс[андровна] Вам кланяется.
Шлю Вам самый искренний привет. Д. Лихачев 7.X.56
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 64 и об. Автограф.
16. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 17 ноября 1956 г
Дорогой Николай Каллиникович!
Ответьте мне, пожалуйста, срочно на след[ующие] 2 вопроса1:
1) Как писать «Каллиникович» или «Калинникович»? Я считаю, что есть имя «Каллиник», но ученики Ваши упорно пишут Вас «Калинникович».
2) В списке Ваших работ значится также: «Хороший учебник», Литгазета, 1947, 25 января. Пожалуйста, сообщите: о каком учебнике идет речь2. К этой работе нужно сделать аннотацию.
Очень много работаю. Устал и плохо себя чувствую.
Привет Татьяне Львовне и Анне Каллиниковне. Ваш Д. Лихачев
Зин[аида] Александровна кланяется.
17.IX a .56
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 64. Л. 50. На почтовой карточке. Дата письма уточнена по почтовому штемпелю.
17. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 29 сентября 1959 г
Дорогой Николай Каллиникович!
Наш Сектор готовит в первой половине 1960 г. сборник «Подлинность Слова о полку Игореве по старым и новым данным»1. В сборнике примут участие В. П. Адрианова-Перетц2, Л. А. Дмитриев3, В. Л. Виноградова4, А. В. Соловьев5, Н. М. Дылевский6, Ю. М. Лотман7 (Тарту), я8 и др.9 Мне бы очень хотелось, чтобы Вы непременно участвовали в сборнике10. Основа у Вас есть: Ваша прежняя статья (ведь сборник будет называться – «по старым и новым данным», следовательно, старые работы годятся).
Мы хотим сделать сборник таким, чтобы он собрал против Мазона всю аргументацию, но был бы при этом строго научным и строго конкретным. Ваша прежняя статья такова, что она могла бы открывать сборник. Надо только, чтобы она была совершенно вежливой и вопрос разбирался бы в ней только научно, без «чтения в сердцах». Я сейчас несколько забыл тон Вашей статьи. Если там есть резкости, пожалуйста, их уберите. Мы очень хотим, чтобы статьи были короткие, чтобы в них заключался только совершенно убедительный материал, чтобы они были написаны доступно и чтобы Мазону нечего было на них возразить (не только Мазону).
Пожалуйста, согласитесь!
Как Вы отдохнули летом, как здоровье?
Искренне Ваш Д. Лихачев 29.IX.59
Мы едем в Кисловодск с 26 декабря в санаторий им. Горького. Не поедете ли Вы? Вспоминаю, как мы там с Вами были.
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 9. Ед. хр. 1. Л. 8. Авторизованная машинопись.
18. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 25 октября 1960 г
Дорогой Николай Каллиникович!
Только что добыл Ваш адрес и спешу Вам написать1. Я, Зинаида Александровна, Вера2, Мила3, зятья4 и внучка Верочка5 – все мы с самым горячим чувством любви к Вам желаем Вам здоровья, здоровья и здоровья. Мы хотим видеть Вас, как всегда, веселым, жизнерадостным, молодым. Кто из нас еще не успел с Вами познакомиться, от других из нас слышал о Вашей веселости, непосредственности, дружественности к окружающим. Очень хотим Вас увидеть поскорей на нашей новой квартире. Мы теперь перешли при гостях на болгарские вина (у нас теперь они стали продаваться) и самую лучшую бутылочку сохраним для Вас (Карловское)6.
Внучка у нас прелестная, приветливая, здоровенькая, очень лукавая, любознательная. Приезжайте ее посмотреть. Она никого не боится, ко всем идет на руки, обнимает и показывает – как сильно любит.
Я лежал в больнице бесконечное количество раз и всегда в хирургических отделениях, куда обычно доставлялся с язвенными кровотечениями. Нужнее всего в больнице хорошая книга. Некоторые книги производили на меня исключительное впечатление именно в больнице. Это полностью отвлекает от обстановки. Я больше всего страдал от дурного воздуха, от запаха лекарств и пр., но и запах даже отшибала хорошая, увлекательная книга.
У меня сейчас обострение язвы, сижу дома, но много работаю. Ходит сестра и делает уколы.
Скоро наш сборник о «Слове» будет утверждаться на ученом совете. Он в плане выпуска [19]61 года. Объем его 25 авт. листов.
Сейчас к нам придут Берковы7 и Еремины8. Сообщу и им о Вашем адресе. Позвоню еще Алексеевым9.
Будьте здоровы, скорее поправляйтесь, дорогой и милый Николай Каллиникович. Всѣ Лихачевы. Д. Лихачев 25.X.60
ОР РГБ. Ф. 731/I. Карт. 30. Ед. хр. 36. Л. 25. Авторизованная машинопись.
19. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 27 мая 1961 г
Дорогой Николай Каллиникович!
Нельзя ли было бы по линии Вашей комиссии издать диссертацию покойного Николая Павловича Анциферова1? Это был очень хороший ученый и очень хороший человек, которого я знал с детства и очень любил. Очень хочется, чтобы его наследие не осталось забытым2. Посылаю Вам отзыв Бориса Викторовича Томашевского, отзыв Ирины Николаевны Медведевой и ею же переписанное оглавление.
Очень Вас прошу: сделайте все возможное для ее издания.
Давно не писал Вам и не получал от Вас писем. Как Вы живете и куда собираетесь поехать летом отдыхать?
Мы поедем в Зеленогорск. Новостей у нас никаких нет: все обстоит тихо. Внучка3 растет и развлекает нас.
В секторе тоже без перемен. Защитила только диссертацию М. А. Салмина4 («Повести о начале Москвы»). Защита прошла очень хорошо. Вы Салмину помните?
Привет Татьяне Львовне. Все мои Вам кланяются.
Искренне Вас любящий Д. Лихачев 27.V.61
Если Вам отзывы не пригодятся, то верните мне их, пожалуйста.
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 9. Ед. хр. 1. Л. 22. Авторизованная машинопись с припиской автора.
20. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 5 июня 1963 г
5.VI.63
Дорогой Николай Каллиникович!
Поздравляю Вас с орденом Кирилла и Мефодия. Вы его уже имеете? Какой он? Говорят, что он красивый (он ведь учрежден при Освобождении Болгарии – значит в форме креста; или его форму изменили?)1. Завидую Вашей поездке, хотя точно по этому маршруту проехал и я в первый раз, когда был в Болгарии2. А во второй раз маршрут был менее официальный и даже более красивый3: на меня особенное впечатление произвели Копривщица, Тырновские монастыри – Благовещенский и Троицы (где был Евфимий4), скальный Ивановский монастырь с фресками5 и Бачковский монастырь6. А в Рыльском7, говорят, теперь нет монахов? Я там занимался неделю в библиотеке. Там был замечательный монах-библиотекарь из русских. Он привел эту библиотеку в образцовый порядок и опубликовал на основе рыльских рукописей много работ в церковных изданиях Болгарии.
Свежий воздух здесь на даче меня укрепляет. Чувствую себя лучше, хотя необходимость есть птичьими порциями и следить за диетой не очень радует. Худ я стал страшно. На мне все висит, как на вешалке.
Как вовремя вышел наш сборник «Слово – памятник XII века»! Но надо продолжать это дело. Будем только вдвойне деликатны, чтобы на Зимина8 не сыпались политические обвинения, вроде тех, которые расточает М. Н. Тихомиров9.
Нездоровый интерес к его докладу колоссален и вызывает чувство досады. В душе я все-таки браню Зимина и за то, что он обманул сектор, не назвав своей настоящей темы (он написал мне, что у него исторические комментарии к «Слову» в связи с историческими обстоятельствами XII века).
Где Вы предполагаете быть летом и как здоровье Татьяны Львовны?
Все мои Вам кланяются.
Всегда Ваш Д. Лихачев
Привет Татьяне Львовне и Анне Каллиниковне.
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 9. Ед. хр. 1. Л. 39 и об. Авторизованная машинопись.
21. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 24 апреля 1964 г
24.IV.64
Дорогой Николай Каллиников[ич]!
Я вовсе не расстроен тем, что мне не назначили премию1. Я заранее знал, что шансов у меня почти что нет. Откровенно говоря, я даже больше огорчен за Н. Н. Воронина2. Во-первых, потому, что труд его – труд всей его жизни, труд патриота (я написал об этом большую статью в г[азете] «Советскаяa культура» в марте, но ее не напечатали). Во-вторых, потому, что считал дело его верным и знал, что сам Н[иколай] Н[иколаевич] надеется.
Мне трудно набирать сейчас силы. Я живу как в осажденном городе. Правильная осада ведется сторонниками Зимина (к сожалению, Я. С. Лурье3 проявляет бешеную активность, чтобы испортить существование мне и В[арваре] П[авловне] – довел ее до сердечного припадка). Мне говорят: непорядочно выступать на закрытом обсуждении, непорядочно говорить о недостатках работы милейшего Зимина (я его уже терпеть не могу), свой отзыв посылайте только ему, информируйте его заранее о своих возражениях, и Дмитриевы уже разагитированы. Сторонники Зимина стремятся собрать положительные отзывы на работу Зимина чуть ли не со всего Ленинграда; осаждают всех, кто пишет официальные отзывы на работу Зимина.
Мне очень неприятна болезнь Татьяны Львовны. Передайте, пожалуйста, мои самые горячие пожелания скорейшего выздоровления.
Несмотря на угрозы, я все же буду говорить о том, что А. А. Зимин продолжает и «латает прорехи» концепции Мазона4. Я сделаю это без политических намеков и упреков. Сказать же об этом в спокойной форме нужно, так как возражения Мазону он не разобрал (в частности, и Ваши), а они ведь относятся к нему.
Мне угрожает Зимин заявить, что я продолжаю Якобсона5. Я Зимину сказал: «Говорите – если я действительно продолжаю Якобсона, это важно отметить. Кстати, я считаю Якобсона своим другом».
Работа Зимина страшно раздражает ошибками, неточностями, «порочным кругом» в доказательствах (разве можно исходить из собственных реконструкций, которые подтянуты под определенные выводы?).
Кстати, Лескис6 в своей статье утверждает как раз обратное: что приводимые им данные говорят только о жанре памятника, а не о времени его создания. У него в статье приведены данные по 74 произведениям7, а Зимин выбрал из них только наиболее подходящие для себя8. Это прием возмутительный.
При всем том он (Зимин) липок, как бумага для мух! Извините, я раздражен, что столько времени без всякой пользы убиваю на его работу и на возражения ему.
Еще раз большой привет Татьяне Львовне. Все мои желают Татьяне Львовне быстрого, быстрого выздоровления.
Всегда Ваш Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 9. Ед. хр. 1. Л. 58 и об. Авторизованная машинопись.
22. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 8 февраля 1965 г
Дорогой Николай Каллиникович!
Когда будет у Вас время – взгляните, пожалуйста, на мою статью1. Я бы ее хотел опубликовать (если Вы одобрите) в «Вопросах литературы». Она может, как мне кажется, вызвать размышления.
Рад был вчера услышать Ваш голос. Выздоравливайте, дорогой Николай Каллиникович, поскорей, но раньше времени не выходите.
Статья Югова возмутительна2. Я не люблю Зимина и не ценю его писаний, но зачем же врать! В конце концов опубликуют Зимина за границей и сделают его героем.
Большие пожелания от меня и всех моих здоровья всем вам.
Любящий Вас Д. Лихачев 8.II.65
(Это тоже юбилейная дата: 8 февраля [19]28 года я был арестован3.)
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 9. Ед. хр. 1. Л. 67. Авторизованная машинопись.
23. Н. К. Гудзий – Д. С. Лихачеву 17 февраля 1965 г
17 февраля 1965
Дорогой Дмитрий Сергеевич!
Простите меня за то, что я несколько замедлил с ответом на Ваше письмо и откликом на Вашу статью «В чем суть различия между древней и новой русскими литературами», сопроводившую письмо1. Дело в том, что я болел не только гриппом, но и воспалением легких, и только вчера мой лечащий врач разрешил мне первый выход ненадолго на воздух. Кроме того, я усиленно был занят подготовкой отчета о том, что сделано по изучению славистики в Советском Союзе за последние четыре года, со времени заседания Международной комиссии по истории славяноведения в Вене. Этот отчет я должен был представить в свою поездку в Гёттинген, которая не состоялась.
Теперь по существу Вашей статьи. Она интересна и содержательна, о чем, ценя Вас как исследователя, можно было бы и не говорить. Но в целом она состоит из ряда постулатов, которые приходится принимать на веру, хотя, с моей точки зрения, они порой представляются спорными. Мне думается, что необходимо было бы различие между древней и новой русской литературой [поставить] в тесную связь с новой культурной средой, создавшей литературу, и с развитием светской культуры. Но я не настаивал бы на устранении из статьи спорных вопросов и предлагаю редакции «Вопросов литературы» печатать Вашу статью, но с устранением следующих Ваших утверждений: «Целые области древней русской литературы, не говоря уже об отдельных памятниках, не были еще известны в XIX веке» и выше: «Представления о древнерусской литературе были крайне неполными»2. Как же можно это утверждать? В XIX веке, за редчайшими исключениями, известна была вся древняя литература и неплохо изучена, в ряде случаев лучше, чем в последующее время. А затем – что такое XIX век? Тут нужно присоединить еще 17–18 лет, вплоть до Октябрьской революции.
Можно ли говорить о том, что древнерусское искусство почти вовсе не было известно в XIX веке? Ведь еще в середине этого века началось изучение древнерусской живописи (труды Сахарова3, Забелина4, Ровинского5, Буслаева6, Кондакова7 и др.), а в начале XX века – усиленный интерес к русской иконе. Не могу согласиться с Вами и в том, что до XVII века существовала единая литература у восточных и южных славян. Ведь из Ваших же перечислений древних памятников речь может идти только о памятниках переводных.
Что касается некоторых других Ваших соображений, то они могут дать материал для полемики с Вами после появления Вашей статьи в печати.
Копию этого письма вместо рецензии, о которой просили меня «Вопросы литературы», направляю в журнал.
ОР РГБ. Ф. 731/I. Карт. 14. Ед. хр. 9. Л. 2. Машинопись.
24. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 19 февраля 1965 г
19.II.65
Дорогой Николай Каллиникович!
Первую часть моего письма пишу под копирку, чтобы Вы, если сочтете это необходимым, могли отослать копию в редакцию ж[урнала] «Вопросы литературы». Поэтому сразу же отвечаю Вам на Ваши возражения и замечания.
Во-первых, я Вам всегда очень благодарен, и в данном случае тоже, – за Ваше дружественное отношение к моим работам. Мне оно тем более ценно, что я не только ценю Вас как знатока древнерусской литературы и главу всех ее исследователей, но и как моральный авторитет. Каждое Ваше слово весомо еще и потому, что Вы всегда говорите именно то, что думаете, – без «дипломатий»!
Во-вторых. Если редакция решит печатать мою статью, я сделаю в статье необходимые разъяснения по Вашим указаниям (вернее – в ответ на Ваши возражения).
Что я имею в виду, когда говорю, что древнерусское искусство почти вовсе не было известно в XIX веке? Фрески в XIX в. всѣaбыли забелены, заштукатурены, записаны новой мазней. Все иконы в XIX в. находились под потемневшей олифой и под новейшими записями. Иконы не реставрировались. Об Андрее Рублеве1 писали, но ни одно произведение Рублева в подлинном виде в XIX веке не было известно. Знаменитая «Троица» находилась под окладом, и она не была расчищена. О древнерусской живописи писали, и тем не менее в подлинном виде она не была известна. Открытие иконы произошло в начале XX века (Матисс2, И. Грабарь и его «История русского искусства»3, начало реставрационных работ и пр.). Если необходимо, – я об этом скажу. Разъясню. Кстати, Забелин, Ровинский, даже Кондаков изучали древнерусскую живопись только иконографически. Как искусствовед пытался изучить древнерусское искусство один Буслаев. Кто еще в XIX веке, кроме Буслаева, понял икону с эстетической стороны? А Буслаев – это чудо.
Нечто подобное существовало и в области древнерусской литературы в XIX веке. «Целые области» не были известны! Да, это верно. Ведь сатирическая литература XVII века не была известна как область литературы в XIX веке. Еще на нашей памяти А. С. Орлов называл демократическую сатиру «заборной литературой» (это он говорил мне, ругая Варвару Павловну). В течение XIX века, не сразу, были опубликованы многие летописи, открыта была «Задонщина», открыто «Слово о погибели Русской земли» и многое, многое другое. А разве то, что было опубликовано в XIX веке, было опубликовано хорошо? Ведь многое и до сих пор не опубликовано целиком (даже Симеон Полоцкий4). Значит, Пушкин, Белинский, Чернышевский, многие другие не знали древнерусской литературы целиком. Поэтому я не могу согласиться с Вашим утверждением в письме ко мне, что «известна была вся древняя литература и неплохо изучена». В XIX веке она открывалась постепенно! А вот до Октябрьской революции я бы XIX век не продолжал потому, что за 17–18 лет перед Октябрьской революцией сделано было очень много (Шахматов, Перетц5, Сперанский6, Истрин7 и пр.).
Теперь – о единой литературе у восточных и южных славян. Вы считаете, что речь у меня идет только о памятниках переводных? Но, во-первых, переводы были не на каждый из славянских языков, а на единый литературный язык славянства. Кирилло-мефодиевское наследие пришло к нам в подлиннике. Переводные памятники были во всех южно- и восточнославянских странах (включая Румынию) в общем тексте, в едином стилистическом и языковом оформлении, но, кроме того, едины были и оригинально созданные в славянских странах памятники – произведения Илариона8, Кирилла Туровского9, многие жития святых, повесть об основании Софии10, церкви Георгия в Киеве11. Всюду был распространен русский Пролог12 с русскими по содержанию вкраплениями в него. Русский хронограф13 дал развитие южнославянской исторической литературе. И прочее.
Все эти положения я готов разъяснить в своей статье.
О светском типе литературы нового времени я пишу, но считаю, что в традиционные представления о религиозном характере древнерусской литературы необходимо внести уточнения. Кстати, державинская ода «Бог»14 – произведение религиозное, но это все-таки типичное произведение новой литературы. Новая литература от древней отличается своей структурой. Это – основная мысль моей статьи.
В статье много спорного. Согласен. Я потому ее и написал. Эта статья вызвана моим внутренним задором. Боюсь, что если бы во мне этого задора не сидело, то и не стоило бы вообще писать на эту избитую тему. Главное – интересна ли моя статья? Заставляет ли она поразмыслить над тем, что казалось бесспорным и ясным, заинтересовывает ли она в древнерусской литературе?
А теперь пишу уже без копирки: только для Вас.
Мы живем как в блокаде15. Вода частично выключена. Свет временный и часто гаснет. Телефона нет. Почтовый ящик страшно далеко. Газа нет. Отопление действует плохо; в квартире холодно. Лифт не действует.
В институте у нас невероятные скандалы. Дирекция вся подала заявления об уходе. («Волки от испуга скушали друг друга».) Малышев дуется (неизвестно на что, так как сам писал всем письма, ругая меня). Сборник о «Слове» и повестях о Куликовской битве16 (52 листа) сдали в печать.
Ко мне приезжали из «Известий», просили, чтобы я написал против Поршнева17 и против его требования опубликовать работу Зимина. Я написал, что считаю работу Зимина слабой, но опубликование ее совершенно необходимым. Тогда они от меня отстали, и появилась статейка-фельетон Югова18 (там ведь вранье).
Азбелев19 снова «учащает стопы» в «Неву»20. Напишите, пожалуйста, в редакцию «Невы» и обругайте их кратко, но энергично за Моисееву21 и Азбелева. Спросите их: неужели ленинградские древники одобрили весь этот вздор и мусор. Разве неизвестно редакции, что Азбелев склочник и был удален за склоку из Сектора древнерусской литературы?
Большой привет Татьяне Львовне и Анне Каллиниковне. Будьте здоровы.
З[инаида] А[лександровна] шлет Вам сердечный привет!
Любящий Вас Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 9. Ед. хр. 1. Л. 69 и об. Авторизованная машинопись с правкой автора.
25. Д. С. Лихачев – Т. Л. и А. К. Гудзий 4 ноября 1965 г
Дорогие, милые Татьяна Львовна и Анна Каллиниковна! Я очень хотел зайти к Вам на следующий день после похорон, но И. С. Зильберштейн1 дал мне срочное поручение: написать некролог о Николае Каллиниковиче для толстовского тома «Литературного наследства». Там будет некролог В. В. Виноградова о Николае Каллиниковиче как ученом2 и мой – о Николае Каллиниковиче как о человеке3. Это было настолько важное для меня поручение и такое срочное, что даже зайти к Вам я не смог! Пишу Вам с большим душевным волнением. Я не могу прийти в себя от всего случившегося.
В Ленинграде мы готовим заседание с воспоминаниями о Николае Каллиниковиче4.
Мы очень его все здесь любим и будем любить всегда.
Я верю, что мы все встретимся ТАМ.
Любящий Вас Д. Лихачев 4.XI.65
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 63. Л. 1 и об. Автограф.
26. Д. С. Лихачев – А. К. Гудзий 24 ноября 1968 г
24.XI.68
Дорогая Анна Каллиниковна!
Я советовался с Варварой Павловной1 и в Публичной библиотеке в Ленинграде. Все советуют отдать переписку именно в Публичную библиотеку в Ленинграде. Там она будет дальше от любопытных взоров людей, о которых может идти речь в переписке, и там строго соблюдаются правила, по которым по желанию вкладчика архива он не выдается в течение определенного числа лет для просмотра.
Можно пожертвовать переписку туда с условием, что она будет запрещена для выдачи на двадцать пять лет.
Вам напишет по этому поводу заведующий Рукописным отделом Публичной библиотеки Александр Сергеевич Мыльников2. Это вполне порядочный человек, и ему можно доверять. Они могут прислать, если Вы согласитесь, своего сотрудника, и он возьмет архив и переписку или одну переписку – как Вы захотите.
Варвара Павловна не советует отдавать ни в Киев, ни в Москву: там слишком много заинтересованных лиц.
А с картинами не торопитесь. Пусть они висят у Вас и напоминают Вам о Николае Каллиниковиче. Сделайте завещание на Винницу или Киев, где их будут больше ценить, чем в Третьяковской галерее, и никому их не дарите. Варвара Павловна Вам напишет. Оказывается, оттисков некролога у нее не было.
Будьте здоровы.
Зинаида Александровна Вам кланяется.
Искренне Ваш Д. Лихачев
Только что получил письмо от В. И. Кулешова3 и поэтому вскрыл уже запечатанный конверт, чтобы Вам сообщить: сборник памяти Николая Каллиниковича вскоре (недели через две) должен выйти. Он задержался из‑за обложки, которую перепечатывают, так как художнику не понравился цвет.
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 63. Л. 6. Авторизованная машинопись.
27. Д. С. Лихачев – А. К. Гудзий 16 ноября 1970 г
Дорогая Анна Каллиниковна!
Спасибо большое, большое Вам за письмо. Так было его приятно получить. Точно весточка от самого Николая Каллиниковича! Так не хватает его и среди друзей, и в науке. Но что делать! Всѣ мы смертны, и уже столько людей ушло, особенно за последний год: Берков1, Конрад2, Пропп3 и многие другие.
Я очень любил Николая Каллиниковича, и я горжусь тем, что мне удалось протолкнуть сборник воспоминаний о нем. И заседание его памяти у нас в Ленинграде было очень теплое. Редко так о ком говорят! Теплота, с которой всѣ отнеслись к памяти Н[иколая] К[аллиниковича], и позволила издать сборник. А в нем так хорошо выступает его облик! Как бы хотелось, чтобы и обо мне так же вспоминали. Но это невозможно. У меня нет того обаяния, которое было у Н[иколая] К[аллиниковича]. У него был дар привлекать сердца, не стремясь к этому. Он жил – как поют птицы. Просто, всегда с непосредственным чувством, с естественной реакцией доброго и справедливого человека на все, что происходит вокруг. Царствие ему Небесное!
А как Вы живете? Как архив Н[иколая] К[аллиниковича] и как его библиотека? Как картины? Портрет Н[иколая] К[аллиниковича] стоит у меня на столе, большой, самый дорогой. Вот и сейчас он на меня смотрит. Иногда я замечаю разницу: то, мне кажется, он смотрит с укоризной, то с грустью, то просто так – точно разговаривает.
Был я на его могиле, когда хоронили Конрада. Бюст мне его понравился. Он очень похож. Хотя создать похожесть для друзей и родных – трудно очень.
Зинаида Александровна Вам кланяется.
Бывает ли у Вас Андрей Николаевич3?
Крепко целую Вашу руку
Д. Лихачев 16.XI.70
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 63. Л. 13. Авторизованная машинопись с правкой автора.
28. Д. С. Лихачев – А. К. Гудзий 16 марта 1971 г
16.III.71
Дорогая Анна Каллиниковна!
Мне звонили по телефону и спрашивали по Вашему поручению: как быть с моими письмами к Ник[олаю] Калл[иниковичу]1. Мне они не нужны, но так как в них могут быть задеты живые люди, то чтобы не было обид, хорошо было бы наложить запрет на пользование ими (да и другими письмами, я думаю) лет на 20–25.
Ведь с Ник[олаем] Калл[иниковичем] все люди были очень откровенны. То, что писалось для Ник[олая] Калл[иниковича], не предполагалось для других. Правда?
Портрет (очень хороший) стоит перед моим письм[енным] столом, и Ник[олай] Калл[иникович] всегда пристально и с добротой глядит на меня (сейчас тоже).
Будьте здоровы, дорогая Анна Калл[иниковна], не хворайте. Зинаида Александр[овна] Вам кланяется.
Варв[ара] Павл[овна] хворает, почти все время лежит (мерцательная аритмия сердца). Была долго в больнице, а сейчас – дома2.
Любящий Вас Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 731/II. Карт. 8. Ед. хр. 63. Л. 14 и об. Автограф.
Переписка Д. С. Лихачева с редакцией краткого биографического словаря «Выдающиеся деятели нашей Родины»
Редакция краткого биографического словаря «Выдающиеся деятели нашей Родины» была создана в 1946 г. по инициативе академика С. И. Вавилова при Президиуме АН СССР. Редакция работала до 1952 г. Издание осуществлено не было, поскольку его признали дублирующим сведения других энциклопедийa.
Лихачев написал для словаря статьи об Александре Невском (одобренную редакцией словаря и включенную в его макет), Аввакуме, Несторе Летописце и А. А. Шахматове (отклоненные редакцией). Впервые статьи были опубликованы в «Археографическом ежегоднике» к 100-летию со дня рождения Лихачеваb.
1. Ф. Н. Петров – Д. С. Лихачеву 13 сентября 1946 г
Ленинград 154.В[асильевский] о[стров].Таможенный пер., 2.Издательство АН.Д. С. Лихачеву13/IX–46 г.
Глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич!
На основании решения Президиума Академии Наук создается краткий биографический словарь «Выдающиеся деятели нашей Родины», который предположено выпустить в 1947 г.
Редакция словаря обращается к Вам с просьбой принять участие в ее работе и написать биографии крупнейших исторических личностей. Особенно желательно было бы получить от Вас биографию Александра Невского.
Редакция стремится привлечь в качестве авторов видных ученых и специалистов, работы которых будут служить образцами в дальнейшем.
Размер биографии – 2–3 страницы на пишущей машинке.
Мы надеемся на Ваше согласие.
Приложение: Персоналии по отделу Истории СССР.
С приветом
главный редактор
словаря, профессор (Ф. Н. Петров)
Адрес: Волхонка, 14,
Издательство АН, комн. 117
тел. К–5–93–75
Архив РАН. Ф. 609. Оп. 1. Ед. хр. 559. Л. 50. Машинописная копия.
Петров Федор Николаевич (1876–1973) – политический и государственный деятель, врач по образованию. Заместитель главного редактора (1927–1939), директор (1939–1949), член Научно-редакционного совета (1959–1973) издательства «Советская энциклопедия».
2. Д. С. Лихачев – Ф. Н. Петрову 24 сентября 1946 г
Глубокоуважаемый Федор Николаевич!
Благодарю Вас за приглашение участвовать в словаре «Выдающиеся деятели нашей Родины». Биографию Александра Невского охотно напишу. Сообщите, пожалуйста, срок представления рукописи. Существуют ли общие правила составления таких биографий (следует ли, например, давать в конце библиографию?)?
Из других тем по присланному Вами списку меня особенно интересуют – ак[адемик] А. А. Шахматов, Нестор Летописец1 и Аввакум, а также Ярослав Мудрый2 и Дм[итрий] Донской.
Уважающий Вас Д. Лихачев 24.IX.46
Кстати, не по недоразумению ли попали в присланный мне список выдающихся деятелей нашей Родины Лжедмитрий и Марфа-Посадница3?
Мой адрес: Ленинград, 136,
Лахтинская […];
дом. тел.: в (Петрогр[адской] АТС) 250–66.
Архив РАН. Ф. 609. Оп. 1. Ед. хр. 559. Л. 51. Авторизованная машинопись. В левом нижнем углу помета фиолетовыми чернилами неустановленного лица: «Ответ 23/X–46 г.».
3. Д. С. Лихачев – Ф. Н. Петрову 5 ноября 1946 г
Глубокоуважаемый Федор Николаевич!
Посылаю Вам «Александра Невского»1. К сожалению, я получил Ваше письмо от 23 октября только 2 ноября и поэтому не мог выслать Вам раньше. Остальное вышлю к указанному Вами сроку, но мне хотелось бы, чтобы Вы до написания остальных статей телеграфировали мне, подходит ли тот тип изложения, который я принял для «Александра Невского».
Привет!
Ваш Д. Лихачев 5.XI.46
Архив РАН. Ф. 609. Оп. 1. Ед. хр. 559. Л. 52. Авторизованная машинопись. В левом нижнем углу помета карандашом неустановленного лица: «„Ал[ександр] Невский“ вкл[ючен] в макет. Остальные не пойдут».
Опубл.: Археографический ежегодник за 2006 год. С. 432. (Публикация В. Г. Бухерта.)
4. Ф. Н. Петров – Д. С. Лихачеву 13 декабря 1946 г
13 декабря [194]6Ленинград, Лахтинская […]Д. С. Лихачеву
Глубокоуважаемый Дмитрий Сергеевич!
Благодарю Вас за статью об Александре Невском. Она вполне подходит для словаря и включена в макет биографий, которые будут служить образцами.
К моему большому огорчению, не могу сказать того же о биографиях Шахматова и Аввакума. Они Вам не удались – не тот стиль. Надо дать в доступном изложении, но более строго научно. В биографии Аввакума самое ценное – его «Житие». Это произведение следовало бы сделать центром биографии, показав его научное, литературное и политическое значение. Статьи возвращаю с моими замечаниями и надеюсь, что Вам удастся их переделать.
С приветом и уважением
главный редактор словаря
профессор (Ф. Н. Петров)
Архив РАН. Ф. 609. Оп. 1. Ед. хр. 559. Л. 53. Машинописная копия.
5. Д. С. Лихачев – Ф. Н. Петрову 21 декабря 1946 г
Глубокоуважаемый Федор Николаевич!
Статьи о Шахматове и Аввакуме постараюсь переделать, как только вернусь домой из Клиники Института для усоверш[енствования] врачей (у меня был общий сепсис – инфекцию внесли в парикмахерской). Кстати, статьи эти я от Вас не получил. Пожалуйста, дайте распоряжение, чтобы мне их выслали. Из-за болезни не смог вовремя выслать Вам статьи о Дм[итрии] Донском и Несторе Летописце.
Привет! Д. Лихачев 21.XII.46
Архив РАН. Ф. 609. Оп. 1. Ед. хр. 559. Л. 54. Автограф. На почтовой карточке.
Опубл.: Археографический ежегодник за 2006 год. С. 433.
6. Н. А. Озерская – Д. С. Лихачеву. Не ранее 21 декабря 1946 г
Статьи об Аввакуме, Шахматове высланы семнадцатого заказным, просьба подтвердить получение.
Редактор словаря Озерская
Архив РАН. Ф. 609. Оп. 1. Ед. хр. 559. Л. 56. Телеграмма. Машинописная копия. Датирована по содержанию.
Озерская Н. А. – старший научный редактор Словаря.
7. Д. С. Лихачев – в редакцию краткого биографического словаря «Выдающиеся деятели нашей Родины» 28 декабря 1946 г
Статьи получил и исправляю. Лихачев
Архив РАН. Ф. 609. Оп. 1. Ед. хр. 559. Л. 55. Телеграмма. Датирована по почтовому штемпелю.
8. Д. С. Лихачев – Ф. Н. Петрову. Январь 1947 г
Глубокоуважаемый Федор Николаевич!
Посылаю Вам исправленных «Аввакума»1 и «Шахматова»2, а кроме того, «Нестора»a.
Нужен ли еще «Д[митрий] Донской», или я просрочил уже все сроки?
Всего хорошего!
Ваш Д. Лихачев
Когда намечен «Словарь» к сдаче в набор3?
Ленинград […] Лихачев, Дм. Серг.
Архив РАН. Ф. 609. Оп. 1. Ед. хр. 560. Л. 39. Автограф. Датировано по содержанию.
Опубл.: Археографический ежегодник за 2006 год. С. 433.
Д. С. Лихачев – М. Н. Тихомирову
Михаил Николаевич Тихомиров (1893–1965) – историк, археограф, палеограф, историограф, организатор науки, педагог; доктор исторических наук (1939), академик АН СССР (1953) и Польской АН (1959). Будущий ученый родился в Москве в многодетной семье московского мещанина, служившего конторщиком Никольской мануфактуры. Родители всем детям смогли дать высшее образование. Первоначально Тихомиров обучался в Петербургском коммерческом училище, которое закончил с золотой медалью (1902–1911). В училище русскую историю преподавал Б. Д. Греков, сумевший приметить в юноше интерес к гуманитарным предметам и давший ему первые представления о рукописных источниках по средневековой истории Руси. В конечном счете это во многом предопределило твердое решение Тихомирова поступить на историческое отделение историко-филологического факультета Московского университета.
В период обучения в университете (1912–1917) особенно памятны остались для Тихомирова лекции по русской истории и практические занятия в просеминарии у М. М. Богословского по источниковедению Псковской Судной грамоты, курс по исторической географии у М. К. Любавского. Определяющим же учителем в науке стал С. В. Бахрушин, под руководством которого Тихомиров подготовил дипломное сочинение о Псковском восстании 1650 г., основанное в том числе и на впервые вводимых в научный оборот архивных источниках, вскоре опубликованное в виде книги благодаря С. В. Бахрушину.
С октября 1917 по 1918 г. Тихомиров работал в городе Дмитрове Московской губернии практикантом по внешкольному образованию при культурно-просветительном отделе Дмитровского Союза кооперативов, затем инструктором по краеведению и заведующим организованного им Дмитровского музея родного края (в 2013 г. на здании музея открыта мемориальная доска Тихомирову). В 1919–1921 гг. работал библиотечным инструктором Самарского уездного отдела народного образования и приложил немало личных усилий для спасения документального наследия Аксаковых, рукописных и книжных собраний старообрядческих Иргизских монастырей. В 1921–1923 гг. преподавал в Самарском государственном университете. Именно в Самаре произошло знакомство Тихомирова с академиком В. Н. Перетцем и его супругой В. П. Адриановой-Перетц, многое определивших в научной судьбе Тихомирова, под их руководством он впервые приступил к преподаванию палеографии и специальных исторических дисциплин в высшей школе.
По возвращении в Москву Тихомиров преподавал физическую и экономическую географию и историю на Едином художественном рабфаке ВХУТЕМАС (1923–1925), в средней московской школе № 48 и в организованном при ней химическом техникуме (1925–1931), в книжном политехникуме (1931–1934), работал в области учебного кино. С конца 1920‑х гг., фактически «на общественных началах», Тихомиров сотрудничал с ОР ГИМ, занимаясь описанием книжных и рукописных собраний, исследованием летописных памятников (в 1940 г. возглавил отдел). В сентябре 1930 г. Тихомиров был арестован в связи со следствием по фальсифицированному ОГПУ «академическому делу» и два месяца провел в Бутырской тюрьме. В 1937 г. был арестован и расстрелян младший брат Тихомирова, тоже известный историк Борис Николаевич Тихомиров.
Когда были восстановлены исторические факультеты в университетах, Тихомирова одним из первых привлекли к преподаванию в МГУ. С 1934 г. доцент, а затем профессор исторического факультета университета (в 1946–1948 гг. декан, с 1952 по 1965 г. заведующий им же впервые организованной кафедрой источниковедения истории СССР). Одновременно читал лекции и вел семинары по источниковедению в МИФЛИ (1938–1941) и МГИАИ. Его курс лекций по источниковедению русской истории до XVIII в. включительно впервые в виде учебника был опубликован в 1940 г.
В 1935 г. Тихомиров был утвержден ВАК в ученой степени кандидата исторических наук без защиты диссертации. В 1939 г. в Институте истории АН СССР состоялась защита докторской диссертации на тему «Исследование о „Русской правде“». Работа находилась в тесной связи с начавшейся тогда же подготовкой академического издания этого памятника. В 1940 г. Тихомиров был удостоен звания профессора.
С 1935 г. основная научно-исследовательская и организационная деятельность Тихомирова сосредоточилась в АН СССР. С 1935 по 1957 г. он работал в Институте истории, с 1957 по 1965 г. – в Институте славяноведения АН СССР в должности старшего научного сотрудника. 4 декабря 1946 г. Тихомиров был избран членом-корреспондентом по Отделению истории и философии, а 23 октября 1953 г. – академиком по Отделению исторических наук АН СССР. В 1953–1957 гг. он являлся академиком-секретарем, а с 1957 г. – членом Бюро Отделения исторических наук АН СССР; с 1956 по 1965 г. – бессменным председателем вновь воссозданной им Археографической комиссии АН СССР.
Тихомиров входил в состав редакционных коллегий журналов «Вопросы истории» (1945–1949, 1953–1957), многотомных «Очерков истории СССР» (1956–1960), «Всемирной истории» (с 1953 г.), «Очерков истории исторической науки в СССР», серии «Памятники средневековой истории народов Центральной и Восточной Европы» (1957–1965), был главным редактором «Археографического ежегодника» (1956–1965), членом Национального комитета историков Советского Союза (1953–1965), читал лекции в Сорбонне (1957), участвовал в Международном конгрессе исторических наук в Стокгольме (1960).
Автор фундаментальных исследований по истории древней и средневековой Руси, истории славянских стран и Византии, источниковедению, исторической географии, историографии, палеографии, археографии, архивоведению, краеведению, музейному делу, истории культуры. Внес значительный вклад в изучение социально-экономической, политической и бытовой истории древнерусского города (в особенности – Москвы), народных движений в России XI–XVII вв., истории государственных учреждений и приказного делопроизводства XVI–XVII вв.
С Лихачевым Тихомирова сближали обоюдный интерес к истории, сохранению культурной традиции в самом широком ее понимании и, в особенности, к проблемам сохранения, описания и публикации рукописного наследия славянских народов, организация публикаций фундаментальных источников по отечественной истории, в особенности возобновление ПСРЛ, выпуск «Археографического ежегодника», проведение совещаний по проблемам археографии, организация полевых археографических экспедиций, начало работ по созданию сводного каталога уникальных рукописей, хранящихся в СССР. Когда Тихомиров возглавил Археографическую комиссию, к ее работе он призвал многих выдающихся археографов, историков и филологов, и одним из первых, к кому он обратился, был Лихачев.
Отношения Тихомирова и Лихачева не всегда были ровными и определялись не только личным темпераментом, но зачастую и внешними обстоятельствами, в которых приходилось работать советским историкам и филологам. Но взаимоуважение и ответственность перед будущим отечественной науки и культуры присущи были им обоим в полной мере. Бесценный дар Тихомирова – его уникальное собрание рукописей и памятников искусства, переданное согласно завещанию в Новосибирск, во многом определил пути развития сибирской археографии и послужил, по словам Лихачева, твердым фундаментом будущему «археографическому открытию» Сибири.
Публикуемые письма Лихачева Тихомирову ранее уже отчасти были предметом исследования в работах Е. В. Чистяковой и в особенности С. О. Шмидта, посвященных Тихомирову, Лихачеву и истории отечественной археографии.
1. 15 сентября 1946 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Рукописное отделение Публичной библиотеки отправило Вам просьбу о высылке для меня в Ленинград трех сборников XVII века. Сборники эти нужны мне на короткий срок (не более 2‑х недель). Выехать в Москву для работы в Историческом Музее мне было бы трудно (в Москве мне не у кого остановиться).
В Ленинграде на Шахматовской сессии1 Вы обещали мне, что разрешите высылку в Ленинград этих рукописей2. Сейчас, когда Публичная библиотека направила Вам соответствующее ходатайство, – решаюсь напомнить Вам о нашем разговоре и возобновить свою просьбу.
Жду появления в печати Вашего доклада о Шахматове – он меня очень интересует.
Уважающий Вас Д. Лихачев 15.IX.46
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 1. Автограф.
2. Не ранее 12 апреля 1947 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Одновременно с этим письмом посылаю Вам свои «Русские летописи»1. Пожалуйста, сообщите – получили ли Вы их, т. к. бывает, что бандероли пропадают.
Ваше мнение будет для меня очень ценным. К сожалению, книгу мне пришлось сильно сократить (убраны, напр[имер], целиком 2 главы)2. В полном виде она занимает 46 п[ечатных] л[истов]3.
С искренним уважением Д. Лихачев
Бандероль выслана на адрес Истор[ического] Музея.
_______________________________________
Ленинград 136, Лахтинская […]
Лихачев Дм. Серг.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 2. Автограф. Датировано по сохранившемуся инскрипту Лихачева Тихомирову на упомянутой в письме книге.
3. 3 ноября 1948 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич! Был очень рад получить от Вас открытку. Пожалел, что не удалось Вам написать критические замечания по поводу моего курса лекций по истории летописания1. Они мне были бы очень полезны. М[ожет] б[ыть], Вы мне напишете их, хотя бы в самой общей форме – в 2–3 словах?
Очень Вам благодарен за предложение прислать мне одну из Ваших книг. Я был бы Вам очень обязан, если бы Вы прислали мне Вашу «Москву»2. «Города»3 у меня есть, а «Москву» мне не удалось достать (в Л[енингра]де она не продавалась). Между тем в ней есть ряд глав, к которым мне необходимо постоянно обращаться.
Сейчас хвораю. Недавно вернулся домой из больницы (было язвенное кровотечение). Перед войной в течение лет 10 был лишен трудоспособности % на 50 из‑за своей язвы 12-типерстной кишки. Сейчас она что-то вновь начинает энергично действовать.
С искренним уважением Д. Лихачев
3.XI.48
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 3. Автограф. На почтовой карточке.
4. 6 февраля 1949 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Очень Вам благодарен за присылку мне Вашей книги1. Я не мог Вам ответить сразу, так как только недавно вернулся домой. Я хвораю с октября и три раза лежал в клиниках. Сейчас я чувствую себя значительно лучше. Сегодня весь день занят тем, что пишу отзыв на диссертацию В. Т. Пашуто2: в ней много интересного. Скоро выйдет моя книжечка о «Слове о полку Игореве»3: тотчас же вышлю Вам.
Ваш Д. Лихачев 6.II.49
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 4. Автограф.
5. 1 марта 1949 г
Глубокоуважаемый
Михаил Николаевич! Очень Вам благодарен за присланный Вами через В. И. Малышева экземпляр Вашей «Древней Москвы». Простите, что не ответил до сих пор: я хворал, лежал сперва в больнице, а затем был в санатории. Жду с нетерпением выхода Вашего выпуска ПСРЛ с московским сводом 1480 г.1 Это будет большое событие. Работаю сейчас над Повестью временных лет. Подготовил к изданию текст, сделал перевод, подготовляю комментарии.
Привет! Ваш Д. Лихачев I.III.49
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 5. Автограф.
6. 24 января 1950 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Большое Вам спасибо за весьма полезный нам отзыв1. Указания по переводу оказались особенно ценными, так как Варвара Павловна2 сейчас во второй раз правит, унифицирует и стилистически дорабатывает перевод Романова3. Думаю, что все особенности стиля перевода Б. А. Р[оманова] будут в конце концов изничтожены. «И», «ведь» и «же» восстановлю. Они у меня и были до совместных обсуждений перевода с В[арварой] П[авловной] и Б[орисом] А[лександровичем]. Выброшу из статьи и бо-Яна, на которого меня соблазнил Л. В. Черепнин4. Читаный Вами экземпляр – первоначальный вариант. В основном экземпляре у меня внесены большие изменения (в переводе) и дополнения в комментарий. В частности, я «разнес» в комментарии Ваши «Исследование о Русской Правде»5 и «Древнерусские города» – во всех случаях упоминания городов, имеющихся у Вас. Значительно дополнил я комментарии и по «Киевской Руси» Б[ориса] Д[митриевича]6, и по последнему изданию книги С. В. Юшкова7. От этого, впрочем, комментарий не стал еще «историческим». Задача моего комментария состояла в том, чтобы облегчить пользование «Повестью» как историческим источником, и только. С этой целью я обращал внимание на разноречия в самой «Повести» и во всех ее списках (из всех списков «Повести», в том числе и поздних, я выбрал весь дополнит[ельный] материал: это была самая трудоемкая часть моей работы), на соответствующие сведения в других источниках и т. д. Мои комментарии я рассматриваю как материал для исторического исследования. Подменять в них историка я не берусь. Поэтому историч[еский] комментарий дается мною только в самых необходимых случаях. Если бы я взялся писать исторический комментарий, то комментарий получился бы просто плохой. Соединять разных людей для написания комментария еще более опасно, чем в переводе. Так он все-таки цельный и на что-нибудь пригодится.
С чем я решительно с Вами не соглашусь – это с необходимостью исключения «Речи философа» и «исповедания». «Повесть» – памятник цельный и законченный. Исключать какие-то части – значит искажать его композицию. Поздние летописи здесь не указ, так как они вообще могли не помещать «Повести», но ведь это не значит, что и мы ее должны не печатать. Исключение из «Повести» произведет на читателя дурное впечатление фальсификации памятника, затушевывания его церковной стороны. Точно мы всего этого боимся (представьте «хай» за границей и т. п.). Между тем в речи философа полнó расхождений с библией, многое излагается по апокрифам, и это особенно интересно. Кратко места расхождений я отметил в комментарии8. «Исповедание» – явно еретическое. Все это интересно и для историка, но особенно важно для историка литературы (возьмите хотя бы рассказ о Моисее, связи речи философа с русской Толковой Палеей и т. д.). Боюсь, что Издательство и РИСО очень ухватятся за это Ваше предложение. Преодолеть Ваш авторитет мне будет очень трудно, и издание все сорвется. Поэтому я Вас очень прошу, если это не поздно и если это не слишком противоречит Вашим убеждениям, снять это Ваше требование. Я Вам прямо скажу: я не соглашусь издавать «Повесть» не целиком. В этом случае во мне говорит историк литературы. Для нас немыслимы издания, ну, хоть «Евгения Онегина», с сокращениями (хоть это иногда и делается).
Читал нам Вл[адимир] Иванович Вашу рецензию на наши «Труды»9. Огромное спасибо за нее. Для нас особенно ценно то, что Вы поддержали издание текстов. Нам доказывать их необходимость особенно трудно. Жаль, что мы не встречаемся и не можем поговорить. Мне кажется, что по всем вопросам наших расхождений во взглядах на летопись мы легко могли прийти к общему мнению. Например, что иметь в виду под термином «официальный». Для меня летопись официальная, если она ведется в монастыре с ведома и согласия игумена. Вестись же без его согласия по правилам монастырской дисциплины она не могла («система» послушания, «духовники» и пр.). Да откуда бы монах мог взять средств на покупку бумаги? Я думаю, что с этим Вы согласитесь. А мог ли ее вести, например, ремесленник? Я уже не говорю о времени до конца XIV в., когда покупать надо было не бумагу, а пергамен. В XVI и XVII вв. летопись, конечно, могли «поднять» и частные лица. Там дело другое.
К несчастью, я сейчас занят сверх головы «Словом» (к осеннему юбилею)10. Я должен подготовить текст, два разнотипных перевода, большую статью и комментарий для издания «Слова» в серии «Литературные памятники»11 (это к 20 февраля). К 1 апреля я должен сдать брошюру о «Слове» листов на 5. Следовательно, приняться за XXV том12 я смогу только в мае. Однако я абсолютно уверен, что издание летописей будет только приветствоваться! Это настоящее дело, бесспорное.
Устал очень. Осенью у меня было кровотечение – язвы 12-перстной кишки. Прохворал два месяца. Основная причина, что я работал и летом, в отпуске над комментарием к «Повести». И комментарий, и статью, и перевод я сделал за один год. А тут же была и плановая работа по Институту.
Как Вы смотрели бы на возможность издания Лицевого свода Грозного в фотографиях? Я эту затею обдумал и с технической стороны, и со стороны экономической. Мы бы сделали возможным изучать миниатюры этого издания во всех основных городах СССР. Если заинтересуетесь – я Вам опишу подробно, как я себе представляю это издание. Здесь ведь ни корректур сложных – ничего.
С искренним приветом.
Д. Лихачев 24.I.50
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 6–7 об. Авторизованная машинопись.
7. 10 февраля 1950 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Пожалуйста, не думайте, что я обиделся на Вашу рецензию. Как раз обратное: я Вам очень благодарен за Ваши указания. Вы в этом убедитесь, когда увидите изданной «Повесть». Там Ваши указания в подавляющем большинстве приняты, все исправления внесены, романовский перевод настолько переделан, что там не осталось почти ничего романовского (между нами). Не согласились мы с Варварой Павловной только с Вашим предложением опустить часть текста, но несогласие наше отнюдь не есть обида. Очень Вам благодарен и за указание о Васильке Константиновиче1.
Относительно Лицевого свода вот у меня какое предложение. Мне кажется его нужно было бы издать фотографически в двух-трех десятках экземпляров для крупнейших библиотек Советского Союза. В нем неисчерпаемый источник всяческих диссертаций и дипломных работ, но сейчас им мало пользуются, так как надо ехать из Москвы в Ленинград, а из Ленинграда в Москву, чтобы изучить все тома, да и выдают их неохотно, а студентов не подпускают и вовсе. Как плодотворно было для науки издание Радзивилловской летописи, сколько о ней написано работ, начиная с 1902 г.!2 Издание Лицевого свода было бы еще плодотворнее. Это издание удобно тем, что в нем не будет опечаток, не нужна работа корректора, редактора и т. п. Издание окупится, так как наши крупнейшие библиотеки конечно заплатят тысяч по пять-десять за все тома. Тома же не только станут доступными для изучения, но и уберегутся от случайностей истории. Доказать необходимость такого рода издания и получить ассигнования будет нетрудно, так как это все-таки Грозный. Закончить все издание можно будет в течение одного года.
Я представляю себе организационную сторону так. Прежде всего нужен молодой, энергичный и бойкий человек (ну, например, из окончивших истор[ический] факультет), способный «толкать», ездить из Москвы в Ленинград или из Ленинграда в Москву. Последнее удобнее, так как в Ленинграде бóльшая часть томов. Этот молодой человек должен понимать в фотографии, чтобы браковать плохие снимки. Я представляю его себе как будущего «исторического Зильберштейна» или Макашина3. Этот молодой человек заказывает снимки с томов свода в Публичной библиотеке (там прекрасная фотолаборатория) и получает их все месяца через два-три. Одновременно он заказывает снимки с Остермановских томов в фотолаб[оратории] Ак[адемии] наук и получает их оттуда месяца через четыре (в АН организация фотографирования похуже, но возможна). Одновременно же он заказывает снимки в Историческом музее. Сколько времени займет съемка у Вас, я не знаю. По мере поступления фотографий (бумага и формат всех снимков должны быть одинаковые) он переплетает их в подсобных мастерских Библиотеки Ак[адемии] наук. Это работа быстрая – там работают хорошо и работников много.
Негативы всех снимков собираются в одном месте для хранения – там, где поблизости есть фотолаборатория. Наиболее удобное место для хранения негативов – Рукописное отделение Библиотеки Ак[адемии] наук. Оно наше, академическое. Здесь по любому требованию всегда можно будет изготовлять либо полный новый экземпляр, либо отдельные снимки с той или иной страницы, не тревожа самих рукописей.
Одновременно с фотографированием производится печатание специальной брошюры, посвященной палеографическому описанию томов, особенно филиграней. Объем брошюры – листа два. Ее тираж тысячи три. Ее можно приобретать отдельно, а часть экземпляров хранится и высылается заказчикам вместе с полным фотоэкземпляром.
Вот потребный персонал: один сотрудник. Редактор проверяет только брошюровку и пишет брошюру. Вот и все.
Конечно, надо будет заранее произвести калькуляцию, учтя, что фотографирование в Ленинграде значительно дешевле московского.
По окончании фотопечатания Лицевого свода можно будет перейти на издание этим же способом других наиболее ценных наших рукописей.
Следует учесть опыт фотоизданий Эрмитажа и некоторых кустарных предприятий, издающих всякие альбомы, вроде «Кутузов», «Суворов» и т. п.
Предприятие это было бы очень выигрышно для Комиссии и для Института4, не перегружая квалифицированных работников. Оно позволило бы сберечь наши национальные ценности (Сборник Святослава 1076 г., отдельные летописи и т. д. и т. п.).
Уверен, что изданием Лицевого свода заинтересуются библиотеки стран народной демократии. Вообще здесь много открылось бы интересного.
Как Вы смотрите на все это? Идея эта у меня возникла еще летом, когда я увидел некоторые подобные издания Эрмитажа. Можно было бы не только издавать рукописи целиком, но делать фотоальбомы снимков для занятия палеографией, альбомы орнамента, фотоальбомы переплетов и т. п. Но это все после того, как будет издана жемчужина всего «фотопредприятия» – Лицевой свод Грозного.
Сердечный привет. Спасибо Вам за обе рецензии. Желаю Вам скорейшего выздоровления. Я слышал, что у Вас что-то с желчным пузырем? Мы с Вами очень близки по болезни: у меня язва 12-типерстной кишки и от нее затронут и желчный пузырь (холецистит), а кроме того, болезни сосудистые, сердечные и пр.
Д. Лихачев 10.II.50.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 8 и об. Авторизованная машинопись.
8. 7 ноября 1950 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Очень рад был получить от Вас письмо, в котором Вы хорошо отозвались о «Повести»1. Мне Ваш отзыв особенно приятен, так как он принадлежит строгому ученому. Признаюсь, что из всех моих работ я больше всего ценю для себя именно издание «Повести». Я на это издание потратил больше всего времени, два года фактически не пользовался отпуском, довел себя до двух язвенных кровотечений (осенью 48 и осенью 49 гг.), и теперь мне бы, конечно, было бы очень тяжело, если бы почувствовал, что издание не удалось. «Повесть» я люблю больше, чем «Слово о полку Игореве», сделать ее доступной для чтения мне бы очень хотелось. В комментариях своих я всюду, где имел к тому основания, постарался показать, что «Повесть» заслуживает большего доверия, чем ей уделяли Шахматов, Пархоменко2 и др. Уважительно постарался я отнестись и к Никоновской летописи. Я привел из нее сведения: пусть будут под рукой у читателя.
Вскоре сдаем VIII том наших «Трудов». «Труды» все больше и больше принимают исторический уклон. Особенно это касается VIII тома, где идет и Ваша статья3.
Хочу заняться обследованием летописей в фондах Публичной библиотеки. Я уверен – там можно найти много интересного. Шахматов занимался по преимуществу рукописями Библ[иотеки] АН и Археогр[афической] комиссии, а в Публичную библиотеку заглядывал редко. М. Д. Приселков рукописями вообще не занимался.
С искренним приветом и уважением Д. Лихачев
Поздравляю Вас с праздником: пишу в самый день 7 ноября.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 9. Авторизованная машинопись. Год письма установлен по упоминанию издания «Повести временных лет», число и месяц указаны в письме.
9. 30 ноября 1950 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
У меня осталось очень приятное чувство от Москвы (я в ней не был из‑за своих болезней с 44 г.), от заседания и от сердечной атмосферы этого заседания1. Сейчас думаю об аспирантах будущей Комиссии по изданию летописей и о своих собственных. Хочу с Вами посоветоваться. Как бы Вы считали: можно ли давать темы диссертационных работ, которые в основном будут заключаться в издании памятников? Например, чем плоха тема: Подготовка научного издания Ипатьевской летописи? Диссертант должен изучить все списки, охарактеризовать их научно, дать их классификацию, выбрать лучший список, подвести варианты, установить правила издания и т. д. Ведь это огромная, важная, а главное, полезная работа. Почему в качестве диссертационных работ могут подаваться всякие исследования о предполагаемых сводах и не могут исследоваться и подготовляться к изданию реально существующие [своды]?a Сейчас я делаю опыт: у меня одна студен[тка] [по теме]b своей дипломной работы подготовляет к изданию один неизданный памятник. Честное слово, она на этой работе учится не меньше, чем другие студенты. Конечно, свое издание она сопроводит вступительной статьей. Ее работа уже заранее принята в IX том «Трудов ОДРЛ»2. Но на факультете эта тема встречает сомнения. А между тем, я бы считал нужным давать такие же темы (по более крупным памятникам) для кандидатских работ, но не рискую, – боюсь погубить аспирантов; такие темы вряд ли утвердят. Как Вы на это смотрите? Не стоит ли этот вопрос поднять в ВАКе? Начинать свою работу с издания памятников очень полезно. От конкретных списков лучше восходить к гипотезам, чем от гипотез к спискам. При всем моем уважении к М. Д. Приселкову, я считаю, что методика его исследования летописей очень страдала оттого, что он не привык иметь дело с конкретными списками. Как Вы на это смотрите и что бы сделать, чтобы темы по изданию памятников (конечно, более или менее крупных и сложных) стали приниматься в качестве диссертационных?
С искренним уважением Ваш Д. Лихачев 30.XI
Кстати, неуважение к текстологической работе чувствуется и в таком факте: за подготовку к печати «Повести вр[еменных] лет» (а именно эта подготовка к изданию отняла у меня больше всего времени – я ведь следил и за языком, освобождая Лаврентьевскую летопись от бычковской3 церковнославянизацииc – мне платили в Издательстве АН по 300 рублей за печ[атный] лист.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 10 и об. Авторизованная машинопись.
10. 27 декабря 1950 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Меня очень огорчила предпоследняя фраза в Вашем письме, в которой вы говорите, что отказываетесь от участия в Комиссии по изданию летописей. Это значит, что комиссия не будет существовать вовсе. При всем моем уважении к знаниям, опыту и трудолюбию Арс[ения] Ник[олаевича]1 – он не руководитель. Не руководитель издания летописей и Кс[ения] Ник[олаевна] Сербина2. Если трезво оценить обстановку, то следует признать, что без Вас сможет продолжаться только эпизодическое издание тех или иных памятников в очень ограниченном масштабе. Думаю, надеюсь, что эта предпоследняя фраза Вашего письма лишь временный результат Вашего временного утомления.
Относительно опасностей, которые кроются в подготовке молодых кандидатов на изданиях летописей, я с Вами согласился. Ваши аргументы веские. Я как-то не подумал о том, что может из всего этого получиться. Но не стоит ли все-таки подумать о каких-то формах подготовки археографов средней квалификации? Ведь и здесь нельзя полагаться исключительно на приобретение опыта только в практической работе. Есть же ведь у нас техникумы, а не только институты.
У меня два приятных обстоятельства: 1) прошли язвенные боли и 2) кажется, в Академии мне дают новую квартиру. Последнее для меня очень важно, так как я до сих пор работал в 8‑м[етровой] комнате, где книги у меня лежали прямо «навалом», а жить приходилось всемером на 42 кв. м. Впрочем, об этом рано еще писать в прошедшем времени.
Привет! Ваш
Д. Лихачев 27.XII.50
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 11. Авторизованная машинопись.
11. 17 февраля 1951 г
Многоуважаемый Михаил Николаевич!
Прочел недавно статью Черныхаa, 1 о «горухще»2. Мне кажется – он не прав. Слитное написание «н» и «ш», на которое он ссылается, не указывая даты, очень позднее. Это именно «вязь», а не лигатура; вязи же в домонгольской Руси не было. Перекрестия у «н» невероятны и никакой кривизной поверхности их не объяснишь. Для древнерусских памятников, действительно, зарегистрирована только форма «горуща», а не «горухща», но это, возможно, потому, что форма «горухща» древняя – древнее всех письменных «горущ». (Однако есть форма «горюха» – горчица. Здесь есть «х», и это «х» входит в корень слова.) Я проверял слово «горуща» по картотеке Исторического словаря И[нститута] я[зыкознания]. Кстати, значения «перец» мне ни разу не встретилось.
Занимаюсь сейчас XXV томом ПСРЛ, особенно последней частью свода. Замечательно интересный текст. Хочу написать об этом своде и издании. Не знаю только, где можно было бы поместить статью или, по крайней мере, рецензию. Кажется, пропущены все сроки. В крайнем случае, можно будет напечатать в наших «Трудах». На «Новгородскую первую летопись»3 написал рецензию4, но с ней значительно легче: там надо оценить только приемы издания и точность издания. Ваша же летопись в научном обороте, по существу, еще не была, и оценить надо самую летопись.
Как Ваше здоровье? Я месяц пробыл в полуклинике-полусанатории для язвенных больных здесь же в Ленинграде, но от болей совсем не избавился.
Привет! Ваш Д. Лихачев
17.II.51. Д. Лихачев
Новый мой адрес: Басков пер. […].
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 14 и об. Авторизованная машинопись.
12. 2 января 1952 г
Глубокоуважаемый
Михаил Николаевич! Только что обнаружил, что Ваш адрес в моей книжечке записан у меня неправильно (я писал корпус B вм[есто] корпус 19 и дом № вм[есто] 1/2 писал 1-а). Теперь мне понятно, что мои посылки (книга «Послания Ивана Грозного» и оттиски из № 8 «Трудов»1) до Вас не дошли. Жаль! Если Вы их действ[ительно] не получили2, – напишите и я вышлю вторично.
Посылаю Вам свой ответ на рецензию А. И. Попова3 в № 5 «Вестника ЛГУ»4. Там много экивоков, намеков, передержек и пр. Вообще статья отзывает желтой прессой. Абзац о Шахматове написан, по-вид[имому], Лапицким. Лапицкий повторял его сам, когда «громил» меня и Вар[вару] Пав[ловну] в Союзе писателей. Кампания Лапицкого против нас приобрела самые грязные формы. Лапицкий вмешал сюда Попова и теперь опирается на его рецензию, стараясь объявить меня последователем буржуазной методологии Шахматова.
«Вестник ЛГУ» дал согласие поместить мой ответ5.
Вся эта кампания не может не сказаться на здоровье Вар[вары] Пав[ловны] и моем.
Вар[вара] Пав[ловна] больна уже почти два месяца. Причина – исключительно нервы. На меня не действуют никакие средства (спинные боли). Кажется, что Лап[ицкого] призовут к порядку, но разве один он…
Поздравляю Вас с Новым Годом!
Ваш Д. Лихачев 2.I.51a
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 12 и об. Автограф. Датировано по содержанию: в письме упомянуты работы Лихачева и рецензия Попова, опубликованные в 1951 г.
13. Конец января 1952 г.1
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Не мог ответить Вам сразу на Ваше письмо, так как вчерашний день весь провалялся в постели с очень сильными болями. Сегодня чувствую себя получше после изрядных порций новокаина. С мая не могу оправиться – всё нервы, поддерживаемые всякими комиссиями, заседаниями, обсуждениями и пр.
Движение моего ответа Попову я прекратить уже не могу. Я бы не обратил ни малейшего внимания на рецензию Попова (мало ли неудачных рецензий), если бы она не попала в ту страшную обстановку, которая окружает сейчас меня и Варвару Павловну. На эту рецензию «оперлись», и мне нужно было сломить эту опору. Лапицкий2 сейчас уже отошел на третий план, выступили фигуры другие. Несколько дней назад я на заседании кафедры истории СССР детально показал несостоятельность рецензии А. И. Попова не только в крупных обвинениях, но и в мелочах – даже в вопросах финно-угроведческих и половецких, по которым он считается специалистом. Выступало много народу. Попову буквально нечего было ответить. Он обещал ответить более подробно на особом заседании и не смог раскрыть ни одного из своих обвинений, брошенных им в рецензии в скрытой форме. Зрелище было самое жалкое.
Сообщу Вам некоторые свои соображения по мелким вопросам, затронутым в рец[ензии] Попова.
Попов считает, что мнение В. И. Григоровича3 о значении слова «толковины» «решает вопрос полностью». Я показал, что не только значение слова «толковины» остается неясным, но неясна даже самая грамматическая форма этого слова (привел соображения Ом. Партыцкого4).
Попов считает вопрос о реке «Славлий» «решенным окончательно», а между тем и тюркское происхождение «суффикса» «лий» сомнительно, да и самый корень «Слав-лий» отнюдь не тюркский (мнение Ник[олая] Конст[антиновича] Дмитриева5).
Попов считает, что всякого рода действия над бородой были оскорбительны только для представителей «высших классов» (мн[ожественное] число!), и ссылается на то, что Русская Правда наказует только за оскорбление бороды представителей высших классов. Я показал, что Салтычиха6 придерживалась того же мнения, когда не считала порку крестьян оскорбительной для них, так как она разрешалась законом.
Попов отождествляет Сальницу и Сал. Я показал, что это отождествление было сделано еще Карамзиным7 (Попов не ссылается на Карамзина), а затем опровергнуто Бутковым8 (1821 г.), Арцыбашевым9, Аристовым10, Барсовым11, Лонгиновым12, Ляскоронским13, Афанасьевым14, Кудряшовым15.
Я показал, что Попов противоречит самому себе. Так, например, на стр. 135 рецензент пишет: «Дело доходит до того, что комментатор „Повести вр[еменных] лет“ повторяет, вслед за Кудряшовым, имя „хана Шарука“, хотя такого вообще не было, а существовал половецкий князь… Шарукан». А на стр. 136, нимало не смущаясь, Попов пишет о титуле хан: «В отношении половцев в домонгольское время этот титул встречается только в составе двух сложных имен: Тугоркан и Шарукан». Таким образом, на одной странице рецензент требует, чтобы имя Шарукан не делилось на титул и имя, а на соседней признает, что имя Шарукан содержит в себе титул и собственное имя (расчленение имени Шарукан признают Аристов, Кудряшов, Дмитриев).
Я показал нелепость совета Попова (вернее, его требование): «древний подлинник должен передаваться при перепечатке (!) без всяких изменений – как есть» (стр. 136). Я показал, что даже в издании Карского16 Лаврентьевской летописи, которым из‑за его излишней «точности» не могут пользоваться ни историки, ни языковеды, имеется огромное число отступлений от текста подлинника. А ведь в нашем издании текст надо сделать абсолютно понятным, так как он сопровождается переводом. Все изменения в тексте оговариваются у нас курсивом.
Не прав Попов и в том, что он пишет о народе мокша-эрзя. Я показал это на мокша-эрзянских текстах.
Показал я и неправоту Попова относительно местоположения Югры (см. то же местоположение Югры в истор[ическом] атласе для средней школы 195017, под ред. Базилевича и Голубцовойa, 18, на карте, приложенной к учебнику Панкратовой19, на карте в БСЭ (на слово СССР)20. В IX в. Югра действительно находилась по обе стороны Урала, а только позже отступила. Если Попов хочет доказать иное, то это надо сделать ему в спец[иальном] исследовании.
Я сейчас не могу передать всех тех мелочей, в которых Попов оказался круглым невеждой или недобросовестным и пристрастным рецензентом. Я не считаю, что в «Пов[ести] врем[енных] лет» нет ошибок. Дело наше было безумно трудное. Поэтому-то, кстати, там, где я не чувствовал уверенности, я ограничивался чрезвычайно кратким комментарием (в вопросах о балтийских племенах и др.). Привлечь других людей к комментарию я не мог. Меня очень торопили с комментарием. Должен был работать Романов, но он дал только два-три комментария. Привлекать еще людей Радовский21 категорически запретил (да ведь без денег и не привлечешь), так как боялся задержек. На заседании много говорилось о том, что Попов без уважения отнесся к нашему труду, оценив его поверхностно, легкомысленно, «состряпав» (говорил Маньков22) рецензию из двух-трех случайных замечаний, из которых многие оказались к тому же неверными.
Ложусь: опять начались боли. Я совсем не могу работать. Не знаю – чем кончится моя болезнь! Мысли самые грустные ползут и ползут в голову. С уважением. Ваш Д. Лихачев
Сейчас дело обертывается в нашу пользу. В Ин[ститу]те и за пределами Института начинают разбираться. Вар[вара] Пав[ловна] уже ходит в Ин[ститу]т. Только бы теперь и мне здоровья.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 13 и об. Авторизованная машинопись с авторскими вставками и правкой. Датировано по содержанию.
14. Февраль 1952 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Большое Вам спасибо за сердечное письмо. Он пришло ко мне как раз вовремя – когда мне было что-то очень грустно. Прочел письмо в ред[акцию] в № 12 и покачал головой: вот ведь как еще можно, значит, вводить в действие работы одиннадцатилетней давности1. Свое письмо в ред[акцию] – снял. Оно никуда не пойдет. Большое Вам спасибо за совет, который Вы мне дали в предшествующем письме. Действительно, надо быть выше всего этого. И не следует пользоваться методом «писем в редакцию».
С искренним уважением
Ваш Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 47. Автограф. Датировано по содержанию.
15. 20 марта 1952 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Я только вчера от Озеровой1 (заведующей Рукоп[исным] отд[елом] Публ[ичной] библиотеки) узнал, что Вам не ответили на Ваши замечания по Описанию пергаменных рукописей Публичной библиотеки2.
Уже давно, месяца 2 назад, ко мне приходила Евг[ения] Эдуардовна Гранстрем3 и показывала мне Ваши замечания по рукописи. Почти со всем она была согласна и обещала сделать исправления в рукописи. Я считал, что она Вам написала, и никак не ожидал, что она, с ее европейской вежливостью, вдруг Вам ничего не написала и не поблагодарила. Не сердитесь на нее и примите запоздалые благодарности от меня, как от редактора этой книжки.
Искренне Вас уважающий
Д. Лихачев 20.III.52
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 15 и об. Автограф.
16. 14 июля 1953 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Посылаю Вам статью Б. В. Сапунова1. Она, по моему мнению, представляет интерес несколько особой и правильной точкой зрения на начало книгопечатания. Буду рад узнать о ней Ваше мнение.
Сегодня получил предложение написать рецензию для «Сов[етской] археологии» на книгу о берестяных грамотах2. Представлю им рецензию в сентябре (так они просят).
Снова хвораю.
Привет! Ваш Д. Лихачев 14.VII.53
Еще раз поздравляю Вас с Вашим юбилеем. Он хорошо отмечен в Вестнике АН3.
Говорят, прошлым летом Вы были на Соловках. Как Вы туда проехали (из Архангельска или из Кеми)?
____________
Мой дачный адрес: Лен[инградская] обл., Курортный район, ст[анция] Ушково, Дачная улица, дача 96.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 16 и об. Автограф.
17. 24 октября 1953 г
Сердечно поздравляю Вас [с] избранием1. Желаю здоровья [и] новых успехов. Лихачев
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 17. Телеграмма. Датировано по почтовому штемпелю.
18. 7 июля 1954 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Очень прошу Вас за милого Владимира Ивановича Малышева. ВАК (очевидно, по проискам Ник[олая] Фед[оровича] Бельчикова) не разрешил Вл[адимиру] Ив[ановичу] Малышеву не сдавать кандидатского минимума1. Вы знаете, какой хороший и полезный ученый Вл[адимир] Ив[анович], но сдача экзаменов для него невозможна! Он, например, никогда не сможет одолеть иностранный язык (это черта его психического, слишком русского склада – я так считаю).
Сейчас он совершенно подавлен (он ведь нервно очень неуравновешенный человек) и хочет уходить с научной работы.
Очень прошу Вас за него: сделаете, что можете. Узнайте в ВАК’е – почему они проявили такое невнимание к такому хорошему ученому. Нельзя ли добиться пересмотра этого решения ВАК’а? И еще: м[ожет] б[ыть], Вы напишете два слова утешения Владимиру Ивановичу. Он ведь очень ценит Ваше внимание.
Привет! С искренним уважением Ваш Д. Лихачев
7.VII.54
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 18 и об. Автограф.
19. 10 апреля 1955 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Посылаю Вам второе издание моей брошюры о «Слове»1 и пригласительный билет.
Ждем Вашего доклада. Совещание обещает быть очень интересным2.
Желаю Вам всего лучшего.
XI том Трудов ОДРЛ с Вашей статьей3 скоро поступит в набор.
С искренним уважением Д. Лихачев
10.IV.55
Гостиница для Вас забронирована.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 19. Автограф.
20. 16 апреля 1955 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Варвара Павловна, я и все «древники» с нетерпением ждем Вашего доклада. Повестки разосланы, объявления расклеены и присутствующих будет очень много. Для нас Ваш приезд и приезд москвичей будет настоящим праздником. Номер Вам заказан в «Астории». М[ожет] б[ыть], Вы больше любите останавливаться в «Европейской»? На какое число брать Вам обратный билет?
С искренним уважением Д. Лихачев 16.IV.55
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 20. Авторизованная машинопись.
21. 5 ноября 1955 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Сегодня получил от Вас подарок: «Очерки истории исторической науки в СССР»1. Большое спасибо!
Присланная Вами Владимиру Ивановичу статья включена нами в XII т. ТрОДРЛ2, хотя том достиг уже 53 авт. л. вместо 45 по плану. Вчера том с Вашей статьей удалось сдать в Издательство.
Поздравляю Вас с наступающим праздником.
Ваш Д. Лихачев 5.XI.55
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 21. Автограф.
22. 7 декабря 1955 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Большое спасибо Вам за присылку Вашей последней книги1.
Я привык быть вполне откровенным и скажу Вам откровенно же, что я несколько на Вас обижен тем, что на меня Вы ссылаетесь в последнее время только тогда, когда мне возражаете (в «Очерках по истории историч[еской] науки»). Обвинение, Вами предъявленное мне в «Очерках», в преувеличении церковного начала по существу всей моей деятельности несправедливое; находить же церковные признаки в отдельных случаях я имею право, не будучи заподозрен в каком-либо «направлении».
Я бы не обратил внимание на все это, если бы это написал любой другой исследователь. Ваши же оценки научных работников чрезвычайно авторитетны и могут быть подхвачены.
С искренним уважением Д. Лихачев 7.XII.55
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 22 и об. Автограф.
23. 13 декабря 1955 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Большое спасибо Вам за подробное и очень внимательное ко мне письмо. Оно дает мне возможность изложить Вам свою точку зрения по всем поднятым Вами вопросам.
Я буду только доволен и рад, когда Вы подвергнете мои взгляды на начало летописания научной критике, и буду гордиться спором с Вами. Но в «Очерках» есть только «квалификация» моих взглядов («этикетка»), и при том, конечно же, совершенно неправильная. Ведь в «Очерках» Вы не разбираете моих аргументов! Научная же критика может состоять только во внимательном разборе всей (без пропусков) аргументации противника. Вы приводите против моей текстологической (по системе аргументов) гипотезы только один аргумент – общие данные археологии, и этим только создаете убеждение у читателя, что Лихачев отрицает всякие светские элементы в культуре древней Руси. Это было бы благодарным материалом для тех моих «противников» (Бельчиков, Лапицкий), которые занимались травлей меня и Варвары Павловны, но которым, к счастью для науки, нет времени читать научные труды – даже Ваши.
Мы все в Секторе древнерусской литературы стремимся выявить светские элементы в древней русской культуре. Это – одна из главных задач нашего Сектора. Об этом от лица всех сотрудников Сектора писала Варвара Павловна (Тр[уды] ОДРЛ, т. VI, стр. 6 и сл[едующие]; жаль, что об этой статье Вы не вспомнили в своей работе о «Городской письменности» в т. IX Тр[уды] ОДРЛ). Однако это не значит, что мы должны закрывать глаза на церковные памятники. Вот почему я никак не мог согласиться с Вашим предложением исключить «Речь философа» из издания «Повести временных лет». Не могу я замолчать и те церковные памятники, на которые буквально натыкаюсь в начальной части «Повести». Я против того, чтобы игнорировать аргументацию Шахматова и без веских аргументов прикреплять им же открытые своды к светским носителям.
Вы пишете в письме, что в стремлении выявить светские элементы в древнерусской культуре я стою «на той же стезе», что и Вы. Но ведь об этом Вы пишете мне в частном письме, а в «Очерках» значится обратное: там мы с Вами стоим на разных стезях в выявлении светских элементов.
Вы пишете, что я чаще выступал по Вашим работам, чем Вы по моим. Это и естественно: Ваших работ несравненно больше. Вместе с тем я выступал только со своими отдельными несогласиями, стремясь их аргументировать, а когда давал общую оценку той или иной Вашей работе, то она бывала только благожелательной. Вспомните мою рецензию на Вашу (и А. В. Арциховского1) книгу о берестяных грамотах; как я там не соглашался с Вами? Вспомните ту же рецензию на т. I «Истории Москвы»2, разве там есть «квалификации»? Впрочем, квалификация там есть – на стр. 171 левый столбец, внизу!
Вспомните контекст, в котором говорится о Ваших работах в моих обзорных статьях и докладах по изучению древнерусской литературы. Тут результат совершенно очевидно будет в мою пользу.
Вы скажете, что это объективно так получается и что нельзя сравнивать Ваши работы с моими. Верно! Но именно поэтому, как мне кажется, нельзя давать квалификации Вам моим работам без опровержения моей аргументации. Ведь отсутствие аргументации лишает меня возможности ответить Вам печатно по существу дела.
Что касается до случая с Вашим частным письмом к В. В. Виноградову, то я очень хорошо знаю по его действиям, что ко мне лично и к Сектору Виктор Владимирович относится очень хорошо. Однако свою частную переписку он не рассматривает как частное дело. И это, по-моему, правильно. Всякое письмо академику-секретарю отделения, в котором поднимаются научные вопросы, есть общественная акция. Ведь правда же?
Посылаю Вам мой доклад об изучении древнерусской литературы3 и доклад по текстологии4, который читал я в прошлом году. Что же касается до статьи «Итоги и перспективы изучения древнерусской литературы в свете задач построения истории литературы» (Изв[естия] ОЛЯ, 1954, в. 5)5, где я также говорю о Ваших работах, то оттиски ее мне не были присланы, и я был лишен возможности послать ее Вам.
В марте мы будем собирать т. XIII Тр[уды] ОДРЛ. Пожалуйста, просим Вас прислать для него статью. Т. XIV Тр[уды] ОДРЛ будет нами посвящен Варваре Павловне. В т. XIV Вы непременно (в обязательном порядке) должны будете дать статью. Решено?
Еще раз спасибо Вам за письмо.
Ваш Д. Лихачев 13.XII.55
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 23 и об. Авторизованная машинопись.
24. 24 декабря 1955 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Большое Вам спасибо за присылку списка своих трудов1. Как только мы его перепечатаем на машинке, мы пришлем Вам 2 экз. и вернем оттиск с дарственною надписью Вам С. О. Шмидта2.
С интересом прочел Вашу статью о псковских повестях3, так как и сам в свое время писал о них4, как Вы знаете.
С уважением Д. Лихачев 24.XII.55
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 24. Автограф.
25. 22 апреля 1956 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Из постановления Президиума от 13 IV [19]56 г.1 узнал, что Вы включили меня в состав Археографической комиссии. Благодарю Вас. Работать в комиссии мне будет очень приятно. Я считаю ее весьма нужной.
Пользуюсь случаем, чтобы выразить Вам благодарность от всего нашего Сектора за Ваше выступление на защите Вл. Ив. Малышева. Раскрыть значение работ Вл[адимира] Ив[ановича] для науки в нашем Институте было очень важно.
С искренним уважением
Д. Лихачев 22.IV.56
Архив РАН. Ф. 1901. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 4. Автограф.
26. 20 июля 1956 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Очень рад, что организация Археографической комиссии находится в Ваших энергичных руках. Мне представляется, что необходимо на заседаниях комиссии, которые должны быть возможно более частыми (примерно 1 раз в месяц), заслушивать доклады по теоретическим вопросам, вызывающим разногласие, а также подробные, развернутые отзывы об отдельных изданиях документов1.
Мне казалось бы желательным обсудить доклады на следующие темы:
1) типы изданий исторических источников,
2) степень допустимости реконструкции архетипов исторических источников,
3) в каких случаях издание исторического источника должно удовлетворять как историков, так и филологов (лингвистов), и в каких случаях следует отдельно издавать памятники для филологов (лингвистов) с одной стороны и для историков с другой?
4) что следует называть редакцией памятника,
5) значение разночтений и типы их подведения в изданиях памятников.
Подробные отзывы было бы хорошо заслушать в первую очередь на иностранные работы (польские правила издания старопольских памятников2, на польскую книгу 1956 г. по текстологии3, на итальянскую работу по текстологии Паскуали4, на журнал «Scriptorium» и т. п.).
С уважением, Д. Лихачев 20 VII 56
Архив РАН. Ф. 1901 (Археографическая комиссия). Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 5 и об. Автограф. На письме пометы неустановленного лица.
27. 30 ноября 1956 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Большое спасибо Вам за очень тронувшее меня поздравление от Археографической комиссии1.
С искренним уважением Д. Лихачев 30.XI.56
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 25. Автограф.
28. 26 декабря 1957 г
Сердечно поздравляю Вас, глубокоуважаемый Михаил Николаевич, с Новым Годом и желаю Вам от души всего самого хорошего.
Ваш Д. Лихачев 26.XII.57
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 26. Автограф.
29. 21 марта 1958 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Большое спасибо Вам за Вашу интереснейшую книгу «Средневековая Москва»1. Успел, правда, только ее просмотреть еще и прочесть отдельные главы. Спасибо и за ссылку на мою брошюрку «Культура Руси эпохи образования русского национального государства»2, которая при всех ее недостатках мне мила, так как писалась с большим увлечением.
С искренним приветом Д. Лихачев 21.III.58
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 27. Автограф.
30. Около 15 мая 1958 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Сектор древнерусской литературы при поддержке Географического общества выдвинул кандидатуру в члены-корреспонденты АН СССР Александра Игнатьевича Андреева1.
Я хочу объяснить Вам, для чего мы это сделали.
Достоинства А. И. Андреева как ученого Вам известны. Мне кажется наиболее ценным в нем, и сейчас особенно желательным, то, что он не «проблемщик», а знаток конкретного материала.
С этой стороны, и как знаток Сибири – с другой, он был бы исключительно ценен в Новосибирском отделении Академии наук СССР, где под Вашим общим руководством он мог бы организовать изучение истории Сибири в наиболее нужном и наиболее близком лично Вам направлении: сбор и систематизацию архивных материалов, сбор рукописей, публикацию источников и пр.
Мне кажется, что пока он работоспособен (а работоспособен он исключительно) надо было бы предоставить ему возможность с пользою для дела поработать в крупном масштабе в Новосибирске.
Мне известно его отношение к Вам как к крупнейшему историку, и мне кажется, что он был бы необыкновенно ценным Вашим помощником.
Искренне Вас уважающий Д. Лихачев
1§ a .V.58
P. S. Варвара Павловна шлет Вам привет и просит Вам сообщить, что она присоединяется к моей характеристике А. И. Андреева.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 28. Авторизованная машинопись. Скорее всего, письмо написано 15 мая, так как поставленный ошибочно знак §, как правило, соответствовал цифре 5 на клавиатуре печатной машины.
31. 22 сентября 1958 г
Многоуважаемый Михаил Николаевич!
В разговоре со мной проф. И. Дуйчев1 (из Софии) выразил удивление, что М. В. Щепкина2 не имеет у нас степени доктора. Он прав.
Не согласились ли бы Вы вместе со мной, Н. К. Гудзием, В. П. Адриановой-Перетц и др[угими] возбудить вопрос о присуждении ей степени доктора филологических наук honoris causa? Степень доктора филологических наук, как мне кажется, в данном случае подходила бы больше и, м[ожет] б[ыть], была бы легче для присуждения, чем степень доктора историч[еских] наук.
Если Вы с этим согласны, то кто взялся бы написать представление и собрать все необходимые документы, справившись о всех формальностях в ВАК’е. М[ожет] б[ыть], Ю. О. Бем3?
Статья моя «О некоторых задачах изучения древней русской литературы», где я делаю предложение о создании координационной Комиссии по истории русской культуры, как будто бы будет печататься в «Вестнике АН СССР»4.
С искренним уважением Ваш Д. Лихачев 22.IX.58
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 30. Автограф.
32. 22 сентября 1958 г
Никаких препятствий поездке Малышева по сектору нет. Письмо Базанова1 мне неизвестно. Делу экспедиции горячо сочувствую. Привет. Лихачев
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 29. Телеграмма. Датирована по почтовому штемпелю.
33. 26 сентября 1958 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
С Влад[имиром] Ивановичем получилось недоразумение. Человек он хороший, но часто меняет свои решения. Не сердитесь на него. О письме Базанова Вам я ничего не знал.
В третий Археографический ежегодник дам статью по текстологии1, но пока точно назвать тему еще не могу.
Завтра уезжаю в Болгарию на месяц.
С искренним приветом Д. Лихачев 26.IX.58
P. S. Объем статьи будет небольшой (не больше 1 п[ечатного] л[иста]).
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 31. Автограф.
34. 12 января 1959 г
Дорогой Михаил Николаевич!
Всегда рады вашим статьям1. Ждем их, хоть том наш и очень сократили в объеме. Летописец конца XV века не очень большой?
Как Ваше здоровье? Я чувствую себя прескверно и из‑за этого не могу написать в Ваш Ежегодник заметку по текстологии.
О Комиссии по истории русской культуры написал. Особенно меня пугает попытка реабилитации покровщины (Дубровский2 и пр.).
С искренним уважением к Вам
Д. Лихачев 12.I.59
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 32. Авторизованная машинопись.
35. 1 февраля 1959 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Прошу у Вас разрешения печатать тексты без ѣ и без конечного ъ. Дело в том, что наши Труды набираются на линотипе, и мы все тексты, кроме «Слова о полку Игореве», печатаем, как это Вы, наверное, заметили, без ѣ, i и ъ в конце. Мы не делаем исключения даже для первостепенных по своему значению памятников.
Другая моя просьба к Вам состоит в том, чтобы общим названием Ваших статей было не «Малоизвестные источники», а «Малоизвестные памятники». Слово «источники» употребляется историками, а нам в Трудах нужна литературоведческая терминология, так как нас постоянно упрекают в том, что мы уклоняемся в историю.
Проверить – нет ли «Послания о повинных» в других кормчих – я поручу Ю. К. Бегунову. Он кормчими занимается1.
Ждем Вашего ответа.
Желаю Вам всего наилучшего
Ваш Д. Лихачев 1.II.59
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 33. Авторизованная машинопись.
36. 17 октября 1959 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич! Простите, что не приехал на заседание Археогр[афической] комиссии1: налетел переезд на новую квартиру (переезжаем завтра). Адрес новый – на обороте сего.
Хотелось поговорить о развитии палеографии (об организации фототеки датированных рукописей).
Привет! Д. Лихачев
С удовольствием вспоминаю о Новгороде.
17.X.59
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 34. Автограф. На почтовой карточке.
37. 23 октября 1959 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Не сочтите, пожалуйста, мое отсутствие на общем собрании Археографической комиссии за невнимание к ее делам. Интересы комиссии мне очень близки. Как раз в дни общего собрания я переезжал на новую квартиру. Мой новый адрес: П-183, Набережная Черной речки […]. Это район Новой Деревни, в двух шагах от места дуэли Пушкина. Район очень хороший.
Мое предложение по развитию палеографии сводится к следующему. Необходимо составить фототеку датированных рукописей (вернее, датированных почерков). Каждый датированный почерк снимать в натуральную величину. Непременно снимать не менее двух страниц одного почерка. Каждый снимок в двух экземплярах. Кроме фототеки датированных рукописей, должна быть фототека датированных рукописей (почерков), относительно которых нам известен и извод их (псковский, новгородский, московский, троице-сергиевский, соловецкий и пр., – монастырские изводы очень важны для изучения скрипториумов – как в западноевропейской палеографии; ведь почерки троице-сергиевские начала XVII в. отличны от других почерков – они великолепны, каллиграфичны и несколько архаичны). Надо бы составить еще фототеку датированных переплетов, фототеку датированных орнаментов и соответствующие фототеки по изводам (переплеты соловецкие резко выделяются среди других – у них были особые штампы, которыми соловецкие переплетчики пользовались столетиями).
Все сведения о рукописи (о датировке почерка) писать простым карандашом (чтобы не портить снимка) на обороте фотографии, покрывая карандашные заметки молоком (с помощью акварельной кисточки) – это чтобы карандаш не стирался. Необходимо договориться точно – какие сведения и в каком порядке заносятся на оборот фотографии (взять за образец принципы научного описания рукописей, но внести соответствующие коррективы).
Мне кажется, что было бы целесообразно исходатайствовать для Археографической комиссии двух аспирантов по палеографии. Этих двух аспирантов и заставить делать фототеки (на широкую ногу) с тем, чтобы свои диссертации они написали на основе фототек, которые сами бы и изготовляли. Это увеличило бы их интерес к организации фототек.
Еще одно предложение. Нельзя ли было бы включить в планы Археографической комиссии подготовку исследовательского труда на тему «История письма в России»? Орнамент, миниатюры – дело искусствоведов (я имею [в] виду – как предмет их исследования; мы можем лишь пользоваться их результатами), водяные знаки – совсем особое дело, а вот историю письма в том смысле, как это понимала О. А. Добиаш-Рождественская1, нам надо было бы создать (разумеется, на основе фототек). Планировать только создание фототек неудобно; надо планировать и их использование.
«История письма в России» или «История русского письма» в двух томах по 30 п[ечатных] л[истов] – было бы делом, достойным Археографической комиссии. Хорошо бы привлечь к этому М. В. Щепкину, В. И. Малышева, И. М. Кудрявцева2, В. Г. Геймана3, Н. Н. Розова4, А. А. Зимина и мн[огих] др. Если Вы разрешите, я бы охотно взял на себя в этой «Истории письма» раздел о соловецком скрипториуме, о соловецких почерках (это для меня было бы удобно, поскольку соловецкие рукописи в основном в Ленинграде). Особенно надо обратить внимание на изучение скорописи (да это и легко – датированных рукописей – тьма тьмущая). Может быть, привлечь еще А. И. Копанева?
Вот бы было хорошо! Вы бы возглавили это дело. Мы бы под Вашим руководством возродили палеографию, открыли бы новый этап в этой науке. Это действительно возможно. В моем предложении нет ничего нереального. Кроме того, это крайне необходимо.
Очень хочется знать Ваше мнение.
С искренним уважением Ваш Д. Лихачев 23.X.59
Азбелев опять что-то пытался устроить. Я с ним говорил очень решительно. Не знаю – послушает ли меня, так как отношения у меня с ним плохие. Договорился с дирекцией о том, что, когда он вернется из Болгарии, его у меня сменят (это строго между нами).
Д. Л.
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 35 и об. Авторизованная машинопись.
38. 26 декабря 1959 г
Поздравляю Вас, дорогой Михаил Николаевич, с Новым Годом и от души желаю Вам всего самого хорошего.
Ваш Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 36. Автограф. На почтовой карточке. Датировано по почтовому штемпелю.
39. 7 марта 1960 г
Дорогой Михаил Николаевич!
Дирекция нашего института получила Ваши замечания на диссертацию Ю. К. Бегунова1. Защита, назначенная на 17 марта, отменена.
Я признаю, что автореферат составлен неудачно, но сама диссертация неплохая. Если бы Вы с ней ознакомились, то Вы бы убедились, что Ю. Бегунов очень много поработал и привлек к изучению этого небольшого памятника все, что мог.
Наиболее ценная часть диссертации – текстологическая. Этой стороны вопроса никто еще не касался (я имею в виду историю текста). В автореферате она не смогла быть изложена. Ю. Бегунов доказывает, что органической и изначальной связи «Жития Александра Невского» со «Словом о погибели» нет, что эта связь имеется только с одним видом первой редакции «Жития» (вид этот возник в XV в.), а другие виды той же редакции «Слова о погибели» не включают. По-видимому, действительно связь «Слова» и «Жития» касается только вида, созданного в XV в.
Много внимания уделяет Ю. Бегунов художественной стороне памятника, его образной системе и ритмике. Внимательно прослежено отражение «Слова» в поздних памятниках XV–XVI вв.
В своей диссертации Ю. Бегунов цитирует всех исследователей – как советских, так и иностранных. С Паскевичем2 он спорит (это отчасти отразилось и в автореферате3). Михаил Горлин4 очень важен в изучении «Слова», так как его публикация Рижского списка одновременна малышевской5. О написании буквы П в виде омеги с черточкой вверху писал еще М. Н. Сперанский в статье «Греческое и лигатурное письмо в русских рукописях XV–XVI вв.» в ж[урнале] Byzantinoslavica, ч. 4, 1932, [с. 58–64]. Тут Ю. Бегунов не оригинален6.
В диссертации Ю. Бегунов частично не соглашается с Вами, с В. И. Малышевым и со мной, а частично соглашается. Во всяком случае, спорит он вполне уважительно.
Я бы Вас очень просил написать в нашу дирекцию, что Вы не возражаете, чтобы Ваш отзыв не фигурировал в деле диссертанта. Молодой человек огорчен чрезвычайно.
Желаю Вам всего лучшего. Уважающий Вас Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 37 и об. Авторизованная машинопись. Датировано по почтовому штемпелю на конверте (Л. 38).
40. 24 декабря 1960 г
Сердечно поздравляю Вас, глубокоуважаемый Михаил Николаевич, с наступающим Новым Годом и желаю Вам здоровья и всего самого хорошего.
Ваш Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 46. Автограф. На открытке. Датировано по почтовому штемпелю.
41. 15 марта 1961 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Проездом в Новгород в Ленинграде была Ваша ученица, разговаривавшая со мной по поводу моего доклада на Юбилейной сессии в Новгороде1.
Сразу после сессии я перепечатал свой доклад и передал его тогдашнему директору новгородскими музеями Тамаре Матвеевне Константиновой2. Доклад я нигде не печатал больше, рассчитывая, что труды Юбилейной сессии выйдут.
Месяца полтора назад я получил письмо от нового директора новгородскими музеями Морозова3 с просьбой выслать ему мой доклад. Я написал ему, что доклад мой выслан еще осенью 1958 г. в трех экземплярах. Я просил сообщить его – имеется ли он в Новгороде. В случае, если доклад мой погиб, я обещал восстановить его по черновикам, к счастью сохранившимся у меня. Ответа от тов. Морозова я не получил.
Я просил Вашу ученицу узнать в Новгороде – есть ли там мой доклад. Если он затерялся, я обещаю его восстановить, но для этого мне нужно около недели работать. Буду ждать от нее сообщения.
В ближайшие две-три недели выйдут наши Труды ОДРЛ4. Нам становится все труднее и труднее продвигать их в печать. Приходится ссориться и волноваться, чтобы очередной том был включен в издательские планы.
Не примете ли у меня к[акой]-л[ибо] статьи в «Археографический ежегодник» по текстологии? Приглашения принимать в нем участие я не получал; м[ожет] б[ыть], дело у Вас затормозилось?
Будьте здоровы. Уважающий Вас
Д. Лихачев 15.III.61
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 39 и об. Автограф.
42. 27 декабря 1961 г
Сердечно поздравляю с Новым Годом и желаю всего самого хорошего.
Д. Лихачев 27.XII.61
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 40. Автограф. На открытке.
43. 24 декабря 1962 г
Сердечно поздравляю Вас, глубокоуважаемый и дорогой Михаил Николаевич, с Новым Годом. Желаю Вам здоровья и полного процветания.
Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 41. Автограф. На открытке.
44. 1 июня 1963 г
Сердечно поздравляю [с] днем рождения и высоким награждением1. Желаю новых и новых трудов во славу советской науки. Лихачев
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 42. Телеграмма. Датирована по почтовому штемпелю.
45. 12 декабря 1963 г
Глубокоуважаемый Михаил Николаевич!
Я прочел замечательную книгу М. В. Щепкиной «Болгарская миниатюра XIV века»1. Это настоящая, хорошая докторская диссертация. Докторские защиты по аналогичным работам уже были (Н. А. Мещерский2 защищал свою книгу «Повесть о разорении Иерусалима»3). Как Вы на это смотрите и что нужно было бы сделать, чтобы М[арфа] В[ячеславовна] получила ту ученую степень, которой заслуживает уже давно и с самыми бесспорными основаниями?
Было бы лучше всего и почетнее для нее всего остального, чтобы инициатором этого дела выступили Вы.
На заседание Археографической комиссии я, к сожалению, приехать не смогу (все-таки операция не прошла для меня даром). 23 декабря я еду лечиться.
Искренне Вас уважающий Д. Лихачев 12.XII.63
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 43. Авторизованная машинопись.
46. 24 декабря 1963 г
Сердечно поздравляю глубокоуважаемого Михаила Николаевича с Новым Годом и желаю ему всего самого хорошего.
Д. Лихачев
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 44. Автограф. Датировано по почтовому штемпелю.
47. 26 декабря 1964 г
Сердечно поздравляю Вас, глубокоуважаемый Михаил Николаевич, с Новым годом. И от души желаю Вам полного благополучия.
Д. Лихачев 26.XII.64
Архив РАН. Ф. 693. Оп. 4. Ед. хр. 345. Л. 45. Автограф. На открытке.
Биографическая справка о Тихомирове, подготовка текста и комментарии А. В. Мельникова.
Переписка Д. С. Лихачева и А. Н. Насонова
Арсений Николаевич Насонов (1898–1965) – историк, источниковед, археограф; доктор исторических наук (1944). Сын академика Петербургской АН зоолога Н. В. Насонова. Как и Лихачев, учился в гимназии К. Мая. Затем поступил на архитектурный факультет Академии художеств, но призвания к архитектуре не почувствовал и перевелся на историческое отделение факультета общественных наук Петроградского университета, которое окончил в 1922 г.; ученик С. В. Рождественского, М. Д. Приселкова, А. И. Заозерского и др. Сотрудник отдела нумизматики Государственного Эрмитажа (1924–1927). В 1929 г. был арестован по «академическому делу» в связи с участием в работе «Кружка молодых историков», осужден и отправлен в ссылкуa.
Публикация Насоновым тверских летописных сводов XIII–XV вв. (1930)b определила его дальнейшую научную судьбу. В 1935 г., по возвращении из ссылки, он был приглашен в Историко-археографический институт АН СССР (затем Институт истории – Институт истории СССР АН СССР) для подготовки к изданию русских летописей (1935–1941, 1945–1965), был членом Археографического совета Института истории АН СССР (1951–1956) и Археографической комиссии (с 1956). Автор монографии «Монголы и Русь: История татарской политики на Руси» (М.; Л., 1940); подготовил к изданию Псковские летописи (1941–1955) и Новгородскую первую летопись старшего и младшего изводов (1950); выявил и описал свыше 1000 рукописных летописных текстов.
24 декабря 1973 г. состоялось совместное заседание Археографической комиссии при Отделении истории АН СССР и Группы по изданию Полного собрания русских летописей Института истории СССР АН СССР, посвященное 75-летию со дня рождения А. Н. Насонова. На заседании выступали В. И. Буганов, С. М. Голицын, В. А. Кучкин, Е. Н. Кушева, Е. П. Подъяпольская, О. И. Подобедова, Б. А. Рыбаков, А. Л. Станиславский, С. О. Шмидтc. Лихачев прислал организаторам заседания телеграмму с оценкой научной деятельности Насонова:
Арсений Николаевич Насонов был настоящим ученым, отдавшим себя целиком только науке, ответственным за каждый свой вывод, за каждое сказанное и написанное слово, за каждую букву опубликованных им текстов, в изданных им летописях я не встретил опечаток, в его обобщениях нет [выводов,] сделанных вопреки совести, в угоду предвзятым взглядам или, того хуже, отдельным ученым, даже самым влиятельным; благодаря этому работы Арсения Николаевича лишены суетности и останутся живыми навсегда. Лихачевd
1. Д. С. Лихачев – А. Н. Насонову 17 апреля 1947 г