Роман С Продолжением
ГЛАВА 1
Сергей закончил школу. С бабушкой он стал жить, когда родители погибли в один день, возвращаясь из деловой командировки. Отец и мать парня, тогда ещё пятилетнего ребёнка, работали в НИИ, разрабатывали новые технологии и для наглядности, должны были провести опыты в Москве, в химико – технологическом исследовательском институте. Сергея оставили в круглосуточном детском саду, так как его бабушка, на тот момент, ещё работала врачом в больнице, в те дни у нее были ночные дежурства и остаться приглядывать за внуком, она не могла. Родители Сергея, планируя управиться дня за два-три, доверили ребёнка воспитательнице.
А когда возвращались, совершенно довольные опытами, снова и снова обсуждая полученные результаты, даже в полете, записывая в тетрадь замысловатые формулы и числа… у самолёта отказал двигатель. И… сто двадцать семь человек погибших, среди которых и Виктория с Анатолием… родители Сергея.
У них была квартира в Калининграде, оставшаяся от матери Анатолия. Женщина рано овдовела, а когда сын подрос и женился, вышла замуж за бывшего однокурсника, у которого жизнь в браке не сложилось и он был разведён. В институте, они были влюблены в друга, встречались во время учёбы и были в довольно близких отношениях, но жизнь их развела, они расстались и каждый создал свою семью. Но видимо, судьбу нельзя обмануть, она вновь свела их вместе на ежегодной встрече однокурсников.
Мама Анатолия, Полина, после смерти мужа, рано ушедшего от онкологии, сначала тайком встречалась с Дмитрием, а затем вышла за него замуж и переехала жить к нему, благо, мужчина жил один, отдельно от своих близких родственников, в квартире, которая досталась ему от его деда, прошедшего войну. Дмитрий не оставил деда после смерти бабушки, переехал к нему и до последнего ухаживал за ним, насколько мог ухаживать за стариком молодой парень. Правда и мама Дмитрия приезжала день через день, готовила своим мужчинам обед. Уборкой и даже стиркой, Дмитрий занимался сам. Женился он уже после смерти деда, но как было сказано выше, не сложилось.
Теперь, рядом с ним была Полина, которую он любил по-настоящему, ругая себя за то, что упустил её после института, а ведь она ждала и надеялась, что он сделает ей предложение. Но об этом они не вспоминали и старались вовсе не говорить, тема была довольно болезненной для обоих. Что уж теперь? Годы прошли и ушедшего не вернуть. Им сейчас было хорошо вместе, Дмитрий очень хотел ребёнка от любимой Полины, но у него были проблемы, поэтому и первая жена не смогла ему родить. Да, он был у врачей и их вердикт был окончательный – детей быть не может.
А Сергей, оставшись сиротой после гибели родителей, переехал жить к бабушке, которая оформила над внуком опекунство, да и Дмитрий был этому рад, ведь теперь у него появился сын и он сам его воспитает. И к чести Дмитрия нужно сказать, что он и относился к маленькому Сергею, как к родному сыну, разговаривая с ним по-взрослому. Он купил ему его первый трёхколёсный велосипед, через пару лет – самокат, а уж разных машинок и игрушек, типа конструкторов, было огромное количество!
Скорбь по сыну и невестке, заглушила любовь к внуку. Полина переоформила квартиру сына Сергею в собственность… Впрочем, он был единственным наследником большой квартиры и автомашины марки Жигули. Правда, пока Сергей рос, машина стояла в гараже, потом её решено было продать, а деньги положить в банк, открыв счёт на имя Сергея.
Полина сказала, что когда её внук вырастет, у него будет свой капитал. Да так получилось, что лучшее бы машина продолжала стоять в гараже. Пока Сергей вырос, произошедшая деноминация превратила деньги в банке в ненужную бумагу.
Тужить по этому поводу они не стали, да и зачем? Всё равно ничего не изменить, да и многие в те годы пострадали финансово.
У Дмитрия была своя машина, Волга Газ-24, в те годы, в начале восьмидесятых, самая, так сказать, престижная машина.
Так и рос Сергей в любви и заботе, с пяти лет о нём ревностно заботились и бабушка, и её муж Дмитрий, которых ребёнок называл не иначе, как мама и папа.
В школе выпускные экзамены, которые Сергей успешно сдавал, готовясь к поступлению в политехнический институт, на химико-технологический факультет, как и его родители, которые в своё время закончили тот же институт. Учился Сергей хорошо, быть может, гены родителей сказывались, но математика, физика, химия и даже анатомия и география, давались мальчику легко. Что нельзя было сказать о гуманитарных предметах, о литературе и уроках русского языка. Но писал Сергей грамотно, не зная правил правописания, интуитивно писал верно и по сочинениям или диктантам, ниже четверки он не получал. А память помогала учить наизусть стихи, правила по русскому языку и запоминать тексты из учебников. Отличником парень не был, но учился без единой тройки.
После седьмого класса, на него стали заглядываться девочки. Хотя у мальчиков физическое развитие проявляется позже, нежели у девочек, но какому мальчику, тем более девочке, не понравится внимание противоположного пола? Дети взрослели, их взгляды на жизнь менялись. Сергей получал записки от девочек инкогнито, так сказать. Но Сергей догадывался, кому из девочек он очень нравится. Только, прислушиваясь к себе, он не мог и о себе сказать того же. Кажется, он ко всем относился одинаково, как относятся к друзьям и одноклассникам.
Но мальчики стали провожать девочек домой. Взяв из их рук портфели, сумки и дипломаты, модные в те годы, они медленно шли по тропинке вдоль дороги, затем через парк, к высотным домам, где проживали почти все, кто учился в этой школе. Сергею тоже пришлось провожать, но без особого желания, чтобы не подумали, что он выпендривается и хочет выделиться среди прочих.
Сергей пошёл в первый класс, когда ему было семь лет и восемь месяцев, а через четыре месяца, в декабре, ему исполнилось восемь. Так решила бабушка, так как Сергей в детстве был маленьким и хрупким, а по натуре своей, замкнутым и молчаливым, не по годам, серьёзным, но часто болел. Полина была врачом и относила характер внука ко всему, что произошло в семье. Да и мама Сергея была такой же молчаливой, серьёзной и большей частью, замкнутой, а Сергей был очень похож на свою мать, как внешне, так и внутренне.
Получалось, что Сергей был на несколько месяцев старше своих одноклассников, некоторые из которых пошли в школу в неполных семь лет.
После седьмого класса, Сергей за лето вырос, да так, что оказался выше всех мальчиков в классе, посещая спортивные секции, он начал заниматься боксом и каратэ. Когда он пришёл в школу после летних каникул, многие очень удивились. Он и внешне изменился, уехав с бабушкой на всё лето в Адлер, на отдых к близкой подруге, у которой дом был недалеко от берега моря. Там Сергей научился плавать, загорел и возмужал. А когда встретился во дворе со своими одноклассниками, те, приятно удивившись, сразу его и не узнали.
Ребята заканчивали школу, сдавали выпускные экзамены. После последнего экзамена, уборки в школе и в классе, был назначен день проведения выпускного вечера, а перед этим, двадцать пятого мая, торжественно и шумно, прошёл последний звонок.
Все ученики были нарядно одеты, мальчики в белых рубашках и чёрных брюках, девочки – в голубых платьях, белых фартуках и с белоснежными бантами, даже на очень коротких волосах. Ну а после всех выпускных экзаменов – выпускной вечер…
Полина и Дмитрий к этому дню купили для Сергея новый костюм, новые туфли, всё чёрного цвета, белую рубашку и даже галстук.
– Ему эти вещи и в институте пригодятся. Так, докупим кое-что из вещей и всё, – сказала Полина, прохаживаясь по универмагу.
На душе у женщины было волнение и некая тревога, которую она отнесла к волнению в связи с предстоящими событиями.
Длинные, почти до плеч, светлые, вьющиеся волосы, закрывали крепкую шею Сергея. Полина никак не могла уговорить Сергея укоротить волосы, ему так нравилось и он был непреклонен. Не по годам развитый, крепкий и сильный, довольно высокого роста, широкий в плечах, он нравился многим девчонкам в классе. Его голубые глаза никого не оставляли равнодушным. Да, он был красив, его родная мама, погибшая в авиакатастрофе, была украинкой и внешностью Сергей был очень похож на свою мать. Отец был смешанных кровей, мать еврейка, отец русский. Обычно, дети таких родителей бывают очень красивыми, таким был и Сергей.
Если бы не суровый, серьёзный взгляд голубых глаз, его можно было назвать нежным, из-за светлой и гладкой кожи лица. С седьмого класса, Сергей посещал спортивную секцию и серьезно занимался боксом и каратэ, впрочем, каратэ, ушу и самбо занимались многие парни из его класса. Брюс Ли, популярный в начале девяностых, не оставил никого из ребят равнодушным, его сила и ловкость, его приёмы борьбы, восхищали и завораживали парней и Сергея, конечно. Когда появились вначале подпольные видеотеки, затем и легальные, с американскими фильмами ужасов и порнографией, среди молодежи был ажиотаж на эти фильмы. Но Сергею нравились фильмы с участием Брюса Ли, позже, Чака Норриса. Эротику и тем более, порнографию, да и фильмы ужасов, где показывали, как он считал, полную чушь, со съедением женских грудей канибалами, парень смотреть не любил.
Выпускной вечер, на котором было решено торжественно вручить всем старшеклассникам аттестаты, начался в семь часов вечера.
Собрались все учителя, во главе с директором школы и четыре выпускных класса. Школьный вокально – инструментальный ансамбль, с ребятами и солисткой, решили сами провести этот вечер, так было веселее и не накладно. Ведь музыканты бесплатно вечера не обслуживали. Но и свой ансамбль был очень даже ничего, не то, чтобы профессиональным, но самодеятельным – точно. Главное, репертуар был современным и Ирина Скворцова классно пела почти все песни из репертуара Ирины Аллегровой, Ирины Понаровской и Маши Распутиной, ещё и Вики Цыгановой.
На втором этаже, в фойе, накрыли столы, постарались и родители детей, собрав деньги на этот вечер. Лимонад и пирожные, фрукты и конфеты. Ясное дело, дети проголодаются, поэтому повару школьной столовой, родители, вместе с продуктами на столы, принесли фарш для котлет, ну а гарнир можно было сделать, просто положив сверху нарезанные помидоры и огурцы, по паре кусочков, вкусно и красиво, решили родители.
Вечер начался с того, что директор поздравил всех выпускников с окончанием школы и вступлением во взрослую жизнь. Все очень волновались, у ребят в головах зрели мечты на будущее.
– Конечно же, первым делом, нужно закончить институт, иметь высшее образование, крайне важно в жизни каждого из вас, ребята! От своего имени и от имени присутствующих здесь учителей, я пожелаю вам доброго пути и светлой жизненной дороги! – громко говорил директор школы, Борис Николаевич Мещеряков.
После громких рукоплесканий, стали пофамильно вызывать каждого из учеников и под туш музыкантов, вручать им аттестаты. А когда и эта церемония закончилась, все сели за столы, учителя с директором школы, Борисом Николаевичем и все ученики. Ирина Скворцова пела песню из кинофильма "Доживём до понедельника". В фойе стоял гул голосов, звон бокалов, правда, спиртное здесь пить было запрещено. Но многие мальчики тайком принесли с собой вино, ведь присутствовало четыре огромных класса, за всеми просто трудно было уследить. Исподтишка, мальчики и даже некоторые девочки, наливали в лимонад вино и пили, причём с большим удовольствием.
Семнадцатилетние подростки, в прекрасном настроении, с мечтами о будущем, радовались жизни. Кто-то читал стихи, кто-то показал этюд, сценку из сказки, кто-то играл на аккордеоне. Вечер проходил в прекрасном настроении, мальчики приглашали девочек танцевать. Десять лет проучившись вместе, можно было подумать, что они каждый друг о друге всё знал. Но это было вовсе не так.
Вечер продолжался до полуночи, многие выходили во двор, чтобы покурить, втайне от взрослых. Сергей курить не любил, вино он тоже пить не стал, несмотря на то, что кто-то посмеялся, сказав, что он трусит.
– Неродного деда испугался? Или бабку? – захмелев, бросил Игорь, одноклассник Сергея.
– Заткнись! Никого я не боюсь! Она мать моя, а он отец! – сжав кулаки, воскликнул Сергей.
– Игорь? Сергей? Перестаньте! Не хочет, не надо, чего ты к нему пристал? – вмешался Олег, второй одноклассник.
– А что он выпендривается? Вечно ставит из себя эдакого героя! Пусть знает, что они вовсе не его родители, – бросил Игорь.
Сергей не выдержал, он часто конфликтовал с Игорем, но старался до драки дело не доводить, игнорируя его недвусмысленные намёки и брошенные в лицо обидные слова. А тот ему просто завидовал и ревновал к нему Люську, которая была влюблена в Сергея, а она нравилась Игорю. В общем, на этот раз Сергей, не выдержав, ударил Игоря кулаком в лицо, видимо обида, которая копилась в душе парня многие годы, наконец прорвалась наружу.
ГЛАВА 2
Ну ударил и ударил, с кем не бывает… ударив, Сергей раздумал возвращаться в фойе, где всё ещё оставались и продолжали веселиться ребята и девушки, решившие пойти встречать утреннюю зарю. Сергей развернулся и ушёл домой.
– Сергей? Рано же ещё! Куда ты? А зори? Мы же хотели до утра по городу гулять, да стой же ты! – догоняя парня, громко говорил ему вслед Олег.
Близкими друзьями они, скорее всего, не были, но Олегу Сергей нравился прямотой и честностью. Он всегда считал Сергея своим другом, смелым и сильным. В конце девятого класса был случай, когда ребята вместе возвращались с секции и в парке произошла стычка, обычное дело для подростков. Несколько слов, драка и разошлись. Тогда Сергей и проявил себя, защитив Олега, на которого замахнулись ножом. Сергей успел выбить нож у напавших на них парней, правда, их было вдвое больше. Выбив нож, Сергей, недолго думая, несколькими приёмами уложил двоих, третий, вскочив, убежал, четвертый, получив от Олега пинок в зад, последовал за своим дружком. Только Сергей попросил Олега никому не рассказывать про тот случай, произошедший поздним вечером в парке.
Сергей остановился и обернувшись, посмотрел на Олега, тот увидел ярость в его глазах, которую раньше никогда не видел.
– Вечер закончился! Я домой, достали! – произнёс Сергей и тут же, развернувшись, зашагал в сторону парка.
А утром, в их квартиру громко постучали.
Олег проводил Сергея взглядом и со злостью посмотрел на Игоря.
– Идиот! Кто тебя за язык тянул? Чего привязался к нему? Ещё в такой день… – сказал Олег.
Игорь усмехнулся.
– Тоже мне! Пусть знает, меньше выпендриваться будет. Ставит из себя… неженка! – бросил парень и вытащив сигареты из кармана брюк, закурил.
– Знал бы ты, какой он неженка… ну тебя! – фыркнул Олег и направился к дверям школы, откуда была слышна громкая музыка и голос Ирины Скворцовой, с песней Аллегровой.
Олег не заметил, что Игорь тоже не вернулся в фойе, впрочем, подумав, что тот тоже пораньше ушёл домой. Хотя, какой пораньше, время было половина второго ночи.
Сергей, придя домой, тихо прошёл в свою комнату. Полина и Дмитрий крепко спали, не услышав, как пришёл их внук, хотя Полина, волнуясь, ждала его до часу ночи.
– Видимо, с классом зОри встречать пойдут, не стоит волноваться и ждать его, – сказал Дмитрий жене.
Успокоившись, Полина легла и видимо, переживания и усталость сказались, женщина крепко уснула.
Сергей плотно закрыл дверь своей комнаты и включил магнитофон. У него были хорошие записи любимых певцов и музыкальных групп. Группу Битлз просто обожал, будучи фанатом этой группы, особенно любил слушать в их исполнении песню Yestuday, очень любил Майкла Джексона, слушая почти все его песни.
Убрав звук, он разделся до трусов, обнажив крепкий торс, с накаченными мышцами, крепкой шеей, красивыми плечами и плоским животом. Груша висела на балконе, он часто боксировал на ней, хотя основные занятия боксом и каратэ проходили в спортивной секции, куда он регулярно ходил вместе с Олегом. Спать не хотелось, в голове стучало:
– Неродные дед и бабка! Выпендривается!
Сергей вдруг ясно вспомнил родителей, хотя портреты и отца и матери, на которую он очень был похож, висели на стене в зале, но живыми Сергей их никак не мог себе представить и вспомнить. Ему и был-то всего пять лет, когда они погибли, да и видел он их редко. С их научной работой, они вечно пропадали в НИИ, ставя опыты и разрабатывая новые технологии.
А тут вдруг ясно вспомнил, как мама, склонившись над ним, тихо пела колыбельную. У неё был красивый голос, немного высокий, как сопрано у певцов, но приятный. И сказки рассказывала… Колобок, Репка, про лесных зверушек, которые оживали в представлении маленького Серёжи и он засыпал, лёжа на животе и положив голову на руки, сложив их на подушке. Эта привычка у него так и осталась. Он непременно засыпал, перевернувшись на живот, сложив руки на подушку и положив на них голову.
Сна не было, спать совсем не хотелось. Отец был темноволосым, высокого роста, видимо, Сергей ростом в него вырос. Он, интеллигентнейший мужчина, никогда не повышал в доме голоса, а такая мягкая и нежная мама, дополняла его. Красивая и дружная пара… их не стало в один день. Сергей и отца вспомнил, его загадочную улыбку и блеск в карих глазах, когда в его умную голову приходила очередная идея. И в Москву они с Викторией поехали осваивать технологию, которую Анатолий сам и разработал. Но в те годы за это не платили и патенты не выдавали. Всё происходило на энтузиазме учёных.
Уснул Сергей на рассвете, часов в пять. Ещё вечером, ему очень хотелось пойти с одноклассниками встречать зОри на берегу Балтийского моря, они планировали погулять, пройдясь до Бранденбургских ворот. Но слова Игоря вмиг испортили парню настроение и желание отпало, ему захотелось остаться одному.
Ранним утром в квартире все крепко спали, только Полина поднялась рано. Она умылась и заглянула в комнату внука. Убедившись, что он дома и крепко спит в привычном положении, улыбнувшись, женщина ушла на кухню, готовить завтрак любимым мужчинам. Но сильный стук в дверь, заставил её вздрогнуть и сердце, почему-то, сжалось от дурного предчувствия. Из их спальни выбежал Дмитрий.
– Кому это не спится в такую рань? Я сам открою… – сказал он и пошёл открывать входную дверь.
За нею стояли трое мужчин в милицейской форме. Дмитрий с удивлением посмотрел на них.
– Сергей Анатольевич Павленко, тысяча девятьсот семьдесят шестого ода рождения, здесь проживает? – грозно прозвучал в утренней тишине, голос старшего из них.
– Во-первых, доброе утро, товарищ капитан. Во-вторых, прошу говорить тише, соседи ещё спят… А что случилось? – спросил наконец Дмитрий, стараясь казаться спокойным.
Хотя знал, что ранним утром, трое милиционеров в квартиру просто так не заходят. Дмитрий помнил, как в сорок девятом, вот так же, глубокой ночью, пришли за его отцом. Правда, в пятьдесят третьем, после смерти Сталина, отца оправдали и реабилитировали. Он вернулся домой, но взгляд у отца был совсем другой, словно он потерял веру в людей. Отец никому ничего не рассказывал, но замкнулся в себе, так и не раскрывшись до самой своей смерти.
Дмитрий постарался отогнать от себя эти мимолётные мысли, глядя на крепких парней.
– Утро вовсе не доброе. У нас ордер на арест Вашего… кем он Вам приходится? Мы можем войти? – не дожидаясь ответа, грубо пройдя сначала в прихожую, затем, оглядываясь по сторонам и открыв дверь спальни Сергея, произнёс капитан.
Дмитрий постарался первым пройти в спальню Сергея, тот сидел на кровати и ничего не понимая, смотрел на вошедших парней. Вбежала Полина и испуганно посмотрела на мужа.
– Дима? Что происходит? Что надо этим людям от моего сына? – воскликнула женщина, подходя к Сергею и присаживаясь на его кровать.
– А произошло убийство, гражданка. Убит Игорь Мордвинов, который учился в одном классе с Вашим сыном… он ведь Вам сын? – с сарказмом спросил капитан.
Сергей побледнел и вскочил на ноги. Полина с испугом смотрела на капитана и его парней.
– Как убит? Мы вчера… вернее, сегодня ночью, расстались с ним возле школы! Он был жив и здоров! Олег может подтвердить, он тоже был рядом! – воскликнул Сергей.
Впервые в жизни, парень испугался. Нет, он и представления не имел, что последует за всем этим, он был напуган тем, что Игоря больше нет. Сергей не дружил с ним, да… но смерти никогда не ему желал, парень был напуган и растерян. Он взглянул на Полину и Дмитрия, может хотел по их взглядам понять, верят ли они ему. Испуганный взгляд Полины и растерянный взгляд Дмитрия, озадачили Сергея.
– Мама? Папа? Я его не убивал! Я не убийца! – с отчаянием воскликнул Сергей.
– Разберёмся. А сейчас одевайся, тебе придётся пройти с нами в отделение. Лейтенант? Поищите нож, может он спрятал его тут, – сказал капитан, зачем-то взяв аккуратно сложенные джинсы и футболку со стула и бросив вещи Сергею.
Сергей почувствовал, как дрожь охватила его крепкое тело, дрожали руки и ноги, он ничего не соображал, ничего не мог понять.
– Господи… какой ещё нож? Нет тут никакого ножа! Вы что? Не верите мне? Я же говорю Вам, что не убивал Игоря! Да и зачем бы я это сделал? Ну… да, мы никогда не были с ним дружны и… – растерянно говорил Сергей, стоя с блуждающим взглядом, словно искал опору.
– И? Что и? Договаривай, парень, тебе же легче будет. Ну? Чистосердечное признание… говори… – произнёс капитан, испытующе глядя в глаза Сергею.
– Ничего не говори, Сергей! Без адвоката, мой сын ничего говорить не будет. Бред какой-то… – произнёс Дмитрий, обнимая жену за плечи.
Полина испуганно плакала, не зная, как помочь внуку, понимая, что это дело просто так не закончится.
– Ваше право. Одевайся! – разочарованно произнёс капитан.
– Но на мне вины нет, папа! Да, я ударил Игоря вчера… вернее, сегодня ночью и всё, я тут же ушёл! – закончил свою фразу Сергей.
Капитан насторожился.
– Значит, вы с ним подрались? Ты выхватил нож, несколько раз ударил его и убил… верно? – подсказывал капитан.
– Да нет же! Какой нож? У меня нет и не было ножа! – видя, что капитан ему не верит, с отчаянием воскликнул Сергей.
Но он всё же оделся, стоять перед всеми в одних трусах, ему вовсе не хотелось. Капитан тут же протянул наручники.
– Что это? – не понял Сергей.
– Вот только не строй из себя невинную овечку. Ты что, наручники никогда не видел? Руки протяни, – с раздражением сказал капитан.
Сергею пришлось подчиниться и он протянул руки, на которых защёлкнули наручники.
– Нет! Не надо его уводить! Прошу Вас! Он ни в чём не виновен! Господи! Да разве мой сын способен кого-то убить? – рыдая, закричала Полина.
– А это решит суд… гражданка… – уводя Сергея из его спальни и проходя к выходу, сказал капитан.
– Товарищ капитан? Нож в комнате задержанного не найден! – выйдя следом за капитаном и Сергеем, громко сказал лейтенант.
– Конечно нет! Откуда ему взяться? Мой сын не способен кого-то убить, неужели непонятно? – высказался Дмитрий.
Взгляд его потух, он понимал, что это всё добром не закончится.
– Сергей? Сынок? Ничего больше не говори, понял? Я адвоката найму, будешь говорить только в его присутствии. Ещё Олег… он ведь рядом был, когда ты ушёл? – спросил Дмитрий, встав в дверях и не пропуская капитана.
– Да, Олег Самойлов, он в доме напротив живёт, ты его знаешь, папа, сын Михаила Филимоновича Самойлова. Сто сорок седьмая квартира, пап? Я не виноват… – тихо произнёс последнюю фразу Сергей.
Дмитрий посторонился, так как капитан отстранил его рукой. Сергей, в сопровождении троих милиционеров, ушёл, вернее, его увели. Дмитрий тут же прошёл к телефону и набрал номер.
– Виктор Петрович? Да, я. Мне бы встретиться с Вами, – сказал он в трубку.
Видимо, ему ответили утвердительно.
– Хорошо, через полчаса буду, – ответил Дмитрий и бросив трубку на рычаг, ушёл в свою спальню, чтобы переодеться.
– Дима? Что же теперь будет с нашим сыном? Господи… помоги ему… – Полина, от бессилия, не переставая плакала, не зная, чем помочь своему любимому внуку.
– Во-первых, успокойся, Полюшка. Я сейчас встречусь с адвокатом, кофе мне завари и сделай бутерброд. Нужно немного поесть, потом времени может не быть… – ответил Дмитрий, надевая костюм и повязывая на шею галстук.
Едва перекусив, Дмитрий вышел из квартиры и первым делом пошёл в дом одноклассника Сергея, к Олегу. В том доме жил и Игорь. В конце дома, в предпоследнем подъезде, где Дмитрий увидел столпившихся у подъезда людей, там была и милиция, возле дома стоял УАЗик. Дмитрий направился к подъезду, где жил Олег. Поднявшись на лифте на седьмой этаж, он позвонил в дверь, которую открыла женщина, лет сорока пяти, в домашнем халате, с короткой стрижкой русых волос, но взгляд у женщины был испуганный. Прежде чем открыть дверь, она спросила:
– Кто там?
– Я отец Сергея Павленко, одноклассника Олега. Откройте, пожалуйста, мне Олег нужен, – попросил Дмитрий.
И женщина, открыв дверь, с сожалением посмотрела на Дмитрия.
– Олег с отцом пошли в квартиру Игоря. Случилось ужасное… мальчик совсем… так жестоко убит! Бедная его мать! Как же она вынесет такое горе? – начала женщина с причитаний.
– А Вы не слышали… ну… как именно убили Игоря? – спросил Дмитрий, боясь спросить, кто убил.
– Жестоко убили! Говорят, парня несколько раз ударили ножом. Ещё говорят… Вы же отец Сергея Павленко, верно? – изменившись в лице от догадки, спросила женщина.
– Да, я отец Сергея Павленко. Но могу Вас уверить, мой сын к этому убийству не причастен! Он этого не делал и это непременно докажут в суде. До свидания! – с раздражением, ответил Дмитрий.
– Как же люди так могут? Не разобравшись, осуждать! – произнёс он тихо, спускаясь вниз на лифте.
Идти к подъезду Игоря Мордвинова, Дмитрию расхотелось. Он представил, как будут на него смотреть люди, которые там собрались. Выйдя из подъезда, он вернулся к своему дому и сев в свою машину, завёл её. Нужно было подождать, когда машина разогреется, мысли не давали покоя. Но Дмитрий был уверен, его сын не виноват и это скоро выяснится.
– Им всем ещё стыдно будет… – выезжая со стоянки на дорогу, неуверенно прошептал Дмитрий.
ГЛАВА 3
Сергея в наручниках вывели во двор его дома, где парни из милиции оставили свой служебный УАЗик. Открыв заднюю дверцу, лейтенант, эдакий, здоровый детина, с глуповатым выражением лица, рукой пригнул голову Сергея и парня почти втолкнули на сидение, куда он и сел, вместе с лейтенантом и третьим парнем. Капитан сам сел за руль и выехав со двора, поехал по дороге.
Сергею казалось, что всё происходящее – дурной сон и он скоро проснётся и весь этот кошмар закончится. Он просто поверить не мог, что происходящее правда и он вовсе не спит. Его обвиняют в убийстве одноклассника, всё происходит наяву и выхода из создавшейся ситуации парень не видел. Сергей был сильным, смелым и напористым парнем и держался достойно, не опуская головы и не показывая своего страха, но то, что происходило с ним в эту минуту, не укладывалось в его голове. Правда, бабушка всегда ему говорила, что нет безвыходных ситуаций, главное, знать, что ты прав. И что теперь? Сергей знал, что он прав, не он убил Игоря, да и поверить в это не мог. Несколько часов назад, они стояли во дворе школы, ну да, сказали несколько обидных слов, но это же не повод, чтобы просто взять и убить. А сейчас Игоря нет… Сергей вдруг чётко представил Игоря в гробу, его мать, плачущую над ним…Сергею стало не по себе.
– Наверное, от горя, они меня проклинают и уверены, что я его убил. Но Олег… он ведь оставался с Игорем, когда я ушёл… да… конечно, Олег скажет об этом и меня непременно отпустят, ведь я не виноват… – лихорадочно думал Сергей, почему-то веря в это.
УАЗик резко остановился возле отделения ОВД и не района, а города. Правда Сергей в этом ничего не понимал. Его вывели из машины и подталкивая, провели внутрь здания. Капитан остановился возле окошка дежурного и нагнувшись, что-то сказал ему, показывая удостоверение. Потом они шли по полутёмному коридору, с множеством дверей справа и слева, ведущих в кабинеты, на дверях написаны звания, имена и фамилии следователей, дальше – приёмная полковника.
– Заходи! – скомандовал капитан, остановившись у кабинета следователя, майора Колесникова.
Сергей вошёл в светлый, довольно большой кабинет, с окном без занавесок. Стол стоял почти посередине комнаты, рядом стул к нему, справа шкаф с документами, слева, в ряд, стоят стулья, в углу, за столом – сейф, настолько старый, что кажется, он ещё при Сталине стоял в этом кабинете. Но здание ГОВД было новым, оно было построено сравнительно недавно. За столом сидел мужчина лет сорока, довольно упитанный, с короткой стрижкой, в штатском, на нем был строгий, серого цвета костюм и белая рубашка, галстука не было. Хмурое лицо его склонилось над столом, но когда капитан вошёл в кабинет вместе с Сергеем, майор поднял голову и сверлящим, долгим взглядом, взглянул на Сергея.
– Здравия желаю, товарищ майор! Вот… мы задержали подозреваемого в жестоком убийстве. Приказано доставить к Вам! – отрапортовал капитан.
– Да, мне звонили из управления. Убитый парень – единственный сын Мордвинова Александра Владимировича? Он, вроде, не последний человек в министерстве внутренних дел… да, дела. Я сам буду вести следствие по этому делу. А ты свободен, капитан! – сказал майор, кивнув головой.
Капитан взял стул и поставив напротив стола, грубо усадил на него Сергея, довольно сильно надавив ему на плечо.
– Я могу идти? – спросил капитан.
– Свободен! – ответил майор.
Сергей ждал, что же будет дальше, но непроницаемое лицо майора не внушало доверия.
– Ну что, парень… плохи твои дела! Сам признаешься во всём? Чистосердечное признание… слышал о таком? – спросил майор, взяв чистый лист бумаги и ручку и положив перед Сергеем.
– Я не убивал Игоря. Поверьте… да и зачем бы я это сделал? – с надеждой произнёс Сергей.
– Здесь, в этом кабинете, многие побывали, сынок. И все говорили одно и тоже, я не виноват, я этого не делал. Но в конце концов, сознавались. Игорь Мордвинов, сын уважаемого в городе человека. Лучше сознайся во всём. Вчера у вас был выпускной вечер, уверен, парни выпили вина… или водки? – сверля глазами Сергея, спросил майор.
– Да я не пью и не курю. Вы спросите у Олега, товарищ майор! Он всё подтвердит! – воскликнул Сергей, от волнения привстав со стула.
– Сидеть! Тамбовский волк тебе товарищ! И не смей мне указывать, что я должен делать! – крикнул майор, стукнув кулаком по столу.
Сергей от неожиданности вздрогнул и присел на стул.
– Олег – это же твой одноклассник, верно? Так его допросили, наш сотрудник был у него дома, он сказал, что ночью вы втроём вышли во двор школы, покурить. А говоришь, не курю. Так вот… Олег рассказал, что ты и Игорь поспорили или поругались, ну неважно. Вы и раньше не ладили, ты ударил его. Да, ты этой ночью ушёл первым, но Олег сказал, что ты обернулся и посмотрел на Игоря так зло, словно хотел отомстить за то, что тот сказал тебе о твоих родителях… или кем там они тебе приходятся? Ты вполне мог вернуться назад с ножом и убить своего одноклассника, которого недолюбливал, верно? – уверенно говорил майор, от чего Сергей съёжился, сидя на стуле.
Сергей поверить не мог в то, что услышал. Он не мог поверить, что Олег мог сказать такое. Сергей дружил с Олегом, вместе посещали спортивные секции, на танцы часто ходили вместе, хотя Сергей не считал Олега близким другом, но уважал его.
– Я не убивал Игоря, – устало произнёс Сергей.
Дмитрий подъехал к адвокатуре и оставив машину на стоянке, зашёл в одноэтажное здание. Виктор Петрович ждал его, с ним Дмитрий познакомился сравнительно недавно. Он был знакомым знакомого Дмитрия, с которым они когда-то работали в больнице. Он был больше, чем знакомым, можно сказать, другом, они довольно часто встречались. Дмитрий поменял работу, пошёл на повышение, вначале работал в горздраве, главным врачом, а потом был назначен начальником отдела в министерстве здравоохранения. Виктор Петрович был практичным человеком, Дмитрий пару раз подписывал ему ордер в клинику, на операцию жены и на реабилитацию, через год после успешной операции. Виктор Петрович такие услуги не забывал.
– Здравствуйте, Виктор Петрович! Разрешите? – спросил Дмитрий, приоткрыв дверь кабинета.
– Дмитрий Константинович? Да, проходите, я ждал Вас. Садитесь. Что Вас привело ко мне? – спросил Виктор Петрович, пожав протянутую руку Дмитрия.
– У меня беда, Виктор Петрович! Утром моего сына арестовали. Его обвиняют в убийстве одноклассника, но мой сын этого не делал. Прошу Вас, помогите! – взволнованно произнёс Дмитрий.
– Весь город говорит об этом… это не сын Мордвинова Александра Владимировича? – спросил адвокат.
– Да, Игорь Мордвинов – одноклассник моего Сергея. Но поверьте, мой сын не способен убить. Он сын интеллигентных родителей, воспитание у него не такое. Вы сможете защитить моего сына? – взволнованно говорил Дмитрий.
– Я верю, что Ваш сын невиновен, Дмитрий Константинович. Конечно, я возьмусь за это дело, мне нужно бумаги подготовить, чтобы зайти к подозреваемому. Без них меня не пропустят. Только хочу Вас предупредить, Дмитрий Константинович… дело очень сложное, говорю Вам, как профессионал. Но я сделаю всё возможное, чтобы доказать невиновность вашего сына и чтобы его оправдали, – сказал адвокат.
– Спасибо! Вы знаете, я в долгу не останусь, – зачем-то сказал Дмитрий, но осёкся.
– Извините… – добавил он, поднимаясь со стула.
– Полные данные вашего сына, Дмитрий Константинович. Напишите вот сюда, – попросил адвокат.
И Дмитрий написал… Сергей Анатольевич Павленко, тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения, выпускник сто десятой школы, города Калининграда.
– Так… Сергей Вам не сын? – прочитав написанное, с недоумением спросил Виктор Петрович, взглянув на Дмитрия.
– Он мой внук. Его родители погибли в авиакатастрофе, когда мальчику было пять лет. Я муж его бабушки, в общем… просто помогите! Прошу Вас, Виктор Петрович, – с отчаянием, произнёс Дмитрий.
– Я сделаю всё, что в моих силах, не волнуйтесь так. А сейчас поезжайте домой, встречи с подозреваемым Вам все равно не дадут. Я сам поговорю с Вашим внуком и позвоню Вам. Номер Вашего телефона я знаю. Всего доброго, Дмитрий Константинович, – протянув руку и пожимая руку Дмитрия, сказал Виктор Петрович.
У Дмитрия появилась надежда и он поехал домой, зная, как волнуется Полина.
А Сергея перевели в следственный изолятор, майор решил надавить на парня, чтобы он написал чистосердечное признание. Сергея увели, не снимая наручников. Сырое помещение, с бетонным полом и привинченным к полу стулом. Сергея уже ждали и велели сесть на стул. Парень не ожидал ничего хорошего, один вид комнаты внушал страх, ведь парню не было и восемнадцати лет. Его били так, чтобы на теле не оставалось следом побоев, молча, не задавая вопросов. Здоровый смуглый мужчина, совершенно лысый, то ли загорелый, то ли кожа была такая, сопел и наносил удары. Конечно, все эти действия были незаконными и навряд ли о них докладывали, но именно так выбивали признания с преступников.
Быть может, не будь Игорь сыном самого Мордвинова Александра Владимировича, Сергею просто поверили бы и быть может, отпустили, что взять с подростка? Да и доказательств вины нет, как таковых. Скорее всего, майор был уверен, что парень невиновен, но его задержали и привезли к нему, а значит именно он должен стать козлом отпущения, иначе его по голове не погладят. Ему уже намекнули сверху, что дело не должно затянуться.
Сергей стойко выносил побои, но профессиональные удары и правда не оставляли следов, доставляя невыносимую боль. Минут через двадцать, лысый здоровяк устал от побоев, тяжело дыша, он смотрел на Сергея, не понимая, как тот молча выдерживает его удары. Сергей научился владеть телом, когда требовалось. Удары по животу, кому-то другому, могли разорвать внутренние органы, но Сергей напрягал пресс на животе, во время сильных ударов огромным кулаком. Правда, не ожидая ничего такого, он не успел этого сделать вначале и едва не задохнулся от первого удара, нанесённого неожиданно под дых. Тут открылась дверь.
– Товарищ майор требует к себе задержанного. Он готов подписать признание? – тихо спросил вошедший, одетый в милицейскую форму, с погонами капитана, лысого здоровяка, с неприятным, суровым, вспотевшим лицом.
Здоровяк пожал плечами. Сергея вывели в коридор и провели в кабинет следователя, майора Колесникова, от которого его недавно вывели.
– Надеюсь, ты напишешь чистосердечное признание? – с усмешкой спросил майор, глядя на усталое, измученное лицо Сергея, который совсем не понимал, что же всё-таки происходит.
Сергей читал детективы, но ни в одной книге он не читал о такого рода беспределе.
– Я не убивал Игоря… – ответил он, посмотрев в окно, где светило солнце.
В кабинет постучались и дверь приоткрылась.
– Здравствуйте Егор Алексеевич! Я адвокат Павленко. Мне нужно поговорить с моим клиентом, – громко сказал Виктор Петрович и не дожидаясь приглашения, вошел, сел на стул, открывая свой дипломат.
Майор был разочарован. Вот адвоката-то он не желал бы видеть рядом с задержанным. Но нарушать закон в присутствии адвоката, майор не посмел.
– Это бумага, дающая мне полномочия по защите клиента. Где я могу с ним переговорить? – совершенно спокойно спросил Виктор Петрович.
– Для этого есть отдельная комната, Виктор Петрович и Вы это прекрасно знаете. Зачем ненужные вопросы? Дежурный? Уведи обвиняемого в комнату для свиданий! – крикнул майор в открытую дверь, где на его зов появился дежурный.
– Вина моего подзащитного ещё не доказана, майор, поэтому пока он просто задержанный, – сказал Виктор Петрович, поднимаясь со стула.
Майор Колесников, усмехнувшись, посмотрел на адвоката. Егор Алексеевич прекрасно знал всю кухню работы органов. Когда было нужно обвинить невиновного и посадить далеко и надолго, сделать это было было не трудно. Но и Виктор Петрович об этом знал. Пару раз, он не смог защитить невиновного в суде, хотя и был уверен в его невиновности. Что касалось дела Сергея, то Виктор Петрович очень надеялся, что это дело он выиграет. Очень не хотелось ему, чтобы этот мальчик, отбывал срок вместо убийцы.
– Ну что, сынок… рассказывай всё, что произошло вчера вечером и этой ночью, ничего не упуская. Я должен знать обо всём, иначе не смогу тебе помочь, – с сочувствием глядя на парня, произнёс Виктор Петрович.
Сергей сидел напротив Виктора Петровича с растерянным видом, но уверенность мужчины, вселила в него надежду.
– Собственно и рассказывать нечего. Выпускной вечер, все веселились, танцевали и я тоже… потом Олег позвал во двор. Он знал, что я не пью и не курю, сказал, воздухом подышать хочет и музыка громко играет, уши заложило. Следом за нами и Игорь пошёл. К тому времени, они успели изрядно выпить, особенно Игорь, мы никогда с ним не ладили, а тут… он про моих родителей ляпнул, ну я и не выдержал, вмазал ему в морду. Я потом почти сразу и ушёл, а Игорь остался с Олегом. Они, вроде, хотели идти к берегу моря, зОри со всеми классами встречать. А я домой пошёл. Утром за мной пришли, надели вот это и увели, – показывая на руки, на которых были надеты наручники, рассказал Сергей.
– И это всё? Может ты возвращался назад? – спросил Виктор Петрович.
– Нет, настроение упало, да и изначально не хотелось до утра оставаться, – глядя открытым взглядом на адвоката, произнёс Сергей.
– Олег… Самойлов, кажется… он сказал, что ты был зол на Игоря и вполне мог вернуться назад, – сказал Виктор Петрович, записывая что-то в блокнот.
– Я не знаю, почему он так сказал, но я не возвращался и сразу ушёл домой, – ответил Сергей.
– Я-то тебе верю, сынок, но видимо, на Олега надавили. Иначе, зачем бы он так сказал? – с сожалением глядя на Сергея, подумал Виктор Петрович.
– Хорошо, может что-то передать твоим родным? Принести тебе сюда ничего не смогу, не пропустят. А пока, я должен идти. Держись, сынок, я постараюсь тебе помочь, – сказал он вслух, поднимаясь из-за стола и закрывая свой дипломат, положив в него ручку и блокнот.
– Скажите им, что я в порядке. Пусть не волнуются за меня… у отца сердце, ему волноваться нельзя. Спасибо Вам… – поднимаясь следом за адвокатом, ответил Сергей.
Дежурный, который всё это время стоял в дверях, отвёл Сергея в камеру.
– Ну что Виктор Петрович? Признался он Вам? – спросил майор, когда Виктор Петрович вернулся в его кабинет.
– Вы ведь и сами не верите в то, что этот мальчик мог убить своего одноклассника, верно, Егор Алексеевич? – с сарказмом спросил Виктор Петрович.
– Не скажите, Виктор Петрович! Не скажите… в этом кабинете, я таких вот мальчиков… хм… невинных, столько повидал! Что у Вас? А, давайте подпишу, – взяв из рук адвоката пропуск и быстро подписав его, ответил майор.
Виктор Петрович, ничего не ответив, взял листочек и вышел из кабинета. Мужчина понимал, что защиту строить просто на показаниях Сергея, будет не то, что трудно, невозможно. Сев в свой Опель, он поехал к дому, где жили Олег Самойлов и убитый Игорь Мордвинов. К Дмитрию и Полине он решил заехать позже, ведь сейчас он не может сказать им ничего утешительного. Олега дома не оказалось, впрочем, Виктор Петрович на лицо его не знал. У подъезда Мордвинова Игоря, собралась толпа, но тело Игоря ещё не привезли из морга, где проводили экспертизу.
– Простите… не подскажете, нет среди тех ребят Олега Самойлова? – спросил Виктор Петрович, подойдя к женщинам, которые стояли в ожидании, недалеко от подъезда.
– Так вон он! В чёрной футболке, с длинными волосами, – показывая рукой в сторону стоявшись неподалёку ребят и девушек, большинство из которых были одноклассниками убитого, сказала полная женщина, низенького роста, с рыжими кудряшками.
Поблагодарив её, Виктор Петрович подошёл к группе ребят и девушек, они тихо обсуждали произошедшее.
– Я ни за что не поверю, что Сергей убил Игоря! Хоть убейте, не поверю! – уверенно заявила Люся, которой очень нравился Сергей.
– Не бросайся словами, Люська! Хватит, убили одного уже! Лучше помалкивай… – одёрнул девушку Вадим, её одноклассник.
– Но она права, не мог Сергей такого сделать… – с сомнением произнёс Лёша.
Олег стоял чуть в стороне и молчал. Его глаза испуганно блуждали. Он мог просто уйти домой, но видимо и дома не находил покоя. Виктор Петрович, стоя в стороне, смотрел на его реакцию, выжидая, что же ещё скажут молодые люди. Но посмотрев на него, ребята замолчали и Виктор Петрович подошёл ближе.
– Здравствуйте, ребята! Меня зовут Виктор Петрович. Я адвокат вашего одноклассника, Сергея Павленко. Что можете о нём сказать? Мог он убить Игоря Мордвинова? И вообше… каким был ваш одноклассник? Ведь вы все проучились с ним не один год, верно? – спросил Виктор Петрович.
Все разом встали на защиту Сергея.
– Сергей не мог никого убить, наоборот, он всегда защищал слабых, – высказалась одна из девушек.
– Честный, прямолинейный, Сергей был тихим, да, но хорошим, поверьте! – волнуясь, воскликнула Люся.
– Он мог в морду дать, но заслуженно. Но убить… нет! Только не Сергей! – уверенно произнёс Вадим.
– А кто, если не Сергей? – в упор глядя на Олега, спросил Виктор Петрович.
Олега смутил его взгляд, но голову он не опустил.
– Не он… тогда кто? – подумал Виктор Петрович, который в силу своей профессии неплохо разбирался в людях.
– Это кто-то чужой, из класса этого бы никто не сделал. Я однажды видел… но утверждать не могу… в туалете, Игорь нюхал что-то… не знаю, что это было, белого цвета. Но увидев меня, он тут же отвернулся, – тихо, почти в самое ухо Виктора Петровича, произнёс Лёша.
– А ты мог бы повторить это на суде? – так же тихо спросил Виктор Петрович.
Лёша испуганно отошёл на пару шагов.
– Нет, я же сказал, что не могу с уверенностью утверждать это, – ответил парень.
– Хорошие же у тебя друзья, Сергей, – с сожалением глядя на всех, подумал адвокат.
– Олег Самойлов? – вплотную подойдя к парню, спросил Виктор Петрович.
Ребята молчали и смотрели на представительного мужчину, в дорогом костюме и дорогих туфлях.
Олег с недоумением посмотрел на адвоката.
– Как я уже говорил, я адвокат Сергея Павленко, кстати, Вашего одноклассника и друга, кажется. Я хотел бы задать Вам несколько вопросов, может отойдём? – предложил Виктор Петрович.
Олег подумал, что так будет лучше, он бы не хотел, чтобы ребята слышали их разговор, поэтому первый отошёл подальше, почти к углу дома.
– Ты сказал, что Сергей мог вернуться и убить Игоря… почему? Может ты это видел? – с ходу задал вопрос Виктор Петрович.
– Ничего я не видел. Я не говорил, что Сергей мог убить Игоря… только то, что он мог вернуться назад… – испуганно озираясь по сторонам, произнёс Олег.
– Ну хорошо, так почему ты подумал, что Сергей мог вернуться назад? – спросил Виктор Петрович, взяв из дипломата блокнот и ручку.
– Если будете записывать, я ничего говорить не буду, – тихо сказал Олег, пройдя за угол, так как увидел, что ребята смотрят на них.
– Хорошо. Расскажи всё, что знаешь. Сергея обвиняют в жестоком убийстве Игоря Мордвинова, с нанесением множества ножевых ранений. А это тяжёлая статья и парню грозит до двадцати лет заключения. Ты хоть можешь себе представить, что значит двадцать лет тюрьмы, тем более, если ты невиновен? – стараясь говорить спокойно, произнёс Виктор Петрович.
– Не давите на меня! В этом нет моей вины. Я вообще не хотел ничего говорить, но к нам домой пришли двое, я крепко спал, меня разбудили и сказали, что я должен так сказать следователю, иначе на месте Сергея, окажусь я. Что я должен был делать? – воскликнул Олег.
Видимо его всё-таки мучила совесть, это было видно по его блуждающему, испуганному взгляду.
Наступило молчание, Виктор Петрович не стал его нарушать, понимая, что Олегу трудно даётся признание.
– Когда Сергей ушёл, Игорь был жив. Я тоже разозлился на него, поэтому не стал дожидаться и вернулся в фойе, но Игорь следом за мной не пришел. Я подумал, что он тоже ушёл домой. Мы с ребятами до четырёх утра веселились, я и забыл о них… ну, в смысле и о Сергее, и об Игоре, потом пошли встречать зОри, на берег Балтийского моря, пешком прошли до Бранденбургских ворот. Вместе со всеми, я дошёл до дома и тут мы все разошлись. Я и предположить не мог, что в это время Игорь, уже мёртвый, лежит во дворе школы. Это все, что я знаю, – закончил говорить Олег.
Парень облегчённо вздохнул, сбросив с себя вину, словно огромный камень с души. Но вдруг, посмотрев на Виктора Петровича, он отрешённо произнёс:
– На суде я этого говорить не буду. Мне очень жаль Сергея… помогите ему! Но быть на его месте… я пошёл…
Произнеся это, Олег было отошёл в сторону, где ещё стояли ребята и обсуждали произошедшее, потом остановился и обернулся.
– Лёша правду сказал… Игорь употреблял что-то, в смысле, нюхал, но мы не придавали этому значения. Правда, после этого, Игорь менялся, становился весёлым и разговорчивым. Однажды и мне предложил попробовать, сказав, что это блаженство… я отказался. Думаю, это были наркотики, хотя у нас это запретная тема… и я Вам этого не говорил, – сказав это, Олег быстро ушёл, так и не взглянув в глаза Виктора Петровича.
– Кем же ты вырастешь… засранец? – разочарованно произнёс Виктор Петрович, уходя к своей машине.
Сергей стоял возле железных дверей камеры, отвернувшись лицом к стене, как ему и приказали. Дежурный снял с него наручники и открыл тяжёлую дверь.
– Проходи! – сказал он.
Сергей молча зашёл в камеру и услышал, как за ним закрыли дверь, звук задвижки, будто бы стучал в мозг парня. Всё, что происходило с ним, было реальностью, но Сергей никак не мог поверить, что всё происходит на самом деле.
– О! У нас в хате заезжий пассажир! Может он чепушила, а, Шрам? Пошманать его? – подойдя в развалку к Сергею и раскрыв руки, словно хочет обнять его, сплёвывая на бетонный пол, произнёс один из сидельцев камеры.
– Не вякай, Шершень! Не гони арапа! Пока тема не ясна, усохни! За базар ответ держать надо. А ты проходи-ка… малявы на тебя ещё не было, прогон подождём. На чём повязали тебя, казачок? – не вставая со скамьи, говорил другой сиделец, которого назвали Шрамом, правда, никакого шрама Сергей на его лице не увидел.
Из того, что тут говорили, Сергей ничего не понял и продолжал молча стоять, потом его словно осенило. Он читал некоторые жаргонные слова в детективах и смотрел по телевизору фильмы про бандитов.
– Здравствуйте! Вернее, это… вечер в хату, привет честнОй братве! – неуверенно произнёс Сергей.
В камере находилось три человека и видимо, за главного был этот Шрам, вёл он себя более привольно и нагло.
– Хм.. ха-ха-ха! Свой пацан! Присаживайся, братишка. Шершень? Жратву готовь, жрать охота! – засмеявшись, сказал Шрам.
Шершень взглянул на третьего сидельца, резко кивнув ему головой.
– Давай, Дикарь, вынь шкеру, по ходу, вечер в хате, – сказал Шершень.
Сергей осторожно присел и молча ждал, что же будет дальше. Он лихорадочно вспоминал эпизоды из фильмов, но никак не мог вспомнить, в голову от напряжения и усталости, ничего не приходило.
– Ну, братишка… колись! За что тебя загребли? Что тебе шьют? Повязали за что? – спросил Шрам, стуча чётками по столу, перебирая их одной рукой.
– Вы имеете ввиду, за что меня арестовали? – наконец спросил Сергей.
– Ооо… видать не обстрелянный ты ишо! Шершень? Остальное зашкерить надо, шмонать будут маски шоу! – обернувшись к парням, сказал Шрам, когда они поставили на стол консервы, колбасу, буженину и куски хлеба.
– Меня в убийстве обвиняют. Но я не убивал… – устало ответил Сергей.
– Значится… чалиться будешь запрОсто так, лет пятнадцать, если повезёт. А то и четвертак впаяют! Ладно, ешь… разберёмся… – ответил Шрам, ломая хлеб и неровно отрезая кусок буженины и отправляя всё в рот.
Есть совсем не хотелось, но чтобы не обидеть новых соседей по камере, Сергей сунул в рот кусочек хлеба и следом, кусочек буженины. Он не ел со вчерашнего вечера, да и на выпускном вечере почти не ел, так… яблоко одно, лимонада выпил и пирожное съел, а когда котлеты подали на стол, он в это время вышел с Олегом во двор школы, куда следом пришёл и Игорь, на свою погибель. Кажется, Сергей и правда проголодался, стесняясь, он всё же немного поел.
– Спасибо. У меня адвокат был… может он поможет? – с надеждой взглянув на Шрама, спросил Сергей.
– Может. На тебя малява с прогона должна прийти, тогда и перетереть можно. Рога мочить – нам всем светит. Все скоро на шконках чалиться будем. Но ты не дрейфь, на зоне тоже жить можно, если котелок в шоколаде варить будет и если арапа гнать не будешь. Вижу, ты правильный пацан, – ответил Шрам.
Сергей ничего не понял из сказанного им и устало опустил голову.
– Ладно, зенки липнут, иди покимарь что ли… нары твои свободны, – сказал Шрам, кивнув в сторону, где был туалет, занавешенный старой тряпкой.
Сергей, облегчённо вздохнув, поднялся и прошёл к нарам, на которые показал Шрам. Матрас был свёрнут трубочкой, развернув его и положив правильно подушку, Сергей наконец лёг и устало закрыл глаза, хотя привык спать на чистой простыне и мягкой подушке, а не на ватной.
Мысли не давали уснуть, он вспоминал вчерашний вечер, вернее, сегодняшнюю ночь. Лицо Игоря, с выражением ненависти. За что он не любил его, Сергей понять не мог, да и не задумывался по этому поводу. Друзьями они с детства не были, учились десять лет вместе и всё. Остальные ребята… ну да, дружили, вроде…
– Вроде дружили… но ни один из них не был близким другом. Олег… вместе за партой сидели, вместе в секции ходили, так… на танцы и в кино иногда… да, ещё он заходил в гости, послушать новые записи… и пожалуй всё… если не считать, что не раз его спасал во время драки. Это разве дружба? Почему он сказал, что я мог вернуться? Ведь знал, что я бы не вернулся… зачем? – стучало в голове Сергея.
Он очень устал и думать устал, закрыв глаза, парень ушёл в глубокий сон. Ночью он резко проснулся, открыв глаза и почувствовав на своей шее чьи-то цепкие руки. Сергей задыхался, ничего спросонья не соображая. Схватив того, кто его душил за руки, он оторвал их и вывернув, сбросил душившего на бетонный пол.
– Ах ты, падла! Мокруху в хате? За хату я в ответе! Урою гада! – услышал Сергей рык Шрама.
Сев на нары, он потирал шею, ничего не соображая.
– Гадом буду, Шрам! Мочить его надо! Прогон на него с воли пришёл, ты же знаешь! – стуча по полу кулаками и брызгая слюной, орал Шершень.
– Котелок не варит, так усохни и не вякай! Прогон с воли от мусора пришёл, не догнал? Я маляву от братков жду. Тогда и тему перетрём. А пока не тронь его, не неси шнягу, а то самого завалю! Ты меня знаешь, Шершень, я два раза не повторяю, – совершенно спокойно говорил Шрам, но его острый взгляд был полон негодования. Шершень, конечно, все понял.
Сергей смотрел на них и понимал, что если его осудят, а в то, что его отпустят, он уже не верил, если уж приказ пришёл его убрать, ему придётся выживать в той обстановке, куда он попадёт. Он читал, да и фильмы смотрел, но и представить себе не мог, что то, что он видел и читал, далеко от тюремной реальности.
– Не дрейфь, он тебя больше не тронет. А теперь, рассказывай всё, что произошло, может вместе и придумаем, как выпутаться из этой ситуации, – наконец-то, на понятном Сергею языке, сказал Шрам, присаживаясь рядом с ним.
И Сергей рассказал, правда, не так много пришлось и рассказывать, а когда он замолчал, Шрам задумался. Прошло минут десять, Сергей не мешал Шраму, не зная, думает он или просто задумался о своём. Шрам, наконец, поднял голову и Сергей увидел острый взгляд умного человека, совсем не рецидивиста.
– Я понял тебя, парень. Но ты влип и по-крупному. Видать, тебя козлом отпущения сделали. О Мордвинове слышал и не раз… тот ещё зверь. Беспощадный не только к нашему брату, но и к своим. Сынок его… пару раз с наркотой попадался, по малолетке, но папаша его, конечно, в обиду не дал. А зря! Вот и потерял сынка, хотя таким лучше смерть, иначе не только себе жизнь попортят, но много невинных душ могут погубить. Тебе срок большой светит, боюсь, не выдержишь. На зоне жизнь тяжёлая, могут запросто и завалить… это в лучшем случае, а то, ни за что и опустить могут, – с сожалением глядя на Сергея, долго говорил Шрам.
– Как это? – не понял Сергей.
Шрам горько усмехнулся.
– На зоне разный люд, есть братва, если им понравишься, считай живым и здоровым выйдешь на волю. Остальные, так…есть среди них стукачи, шныри, делают грязную работу, исполнители есть… ну, неважно, на месте разберёшься. Смотря куда попадёшь по этапу. Но я тебе пару строчек чиркну, только спрятать нужно будет так, чтобы на шмоне не попался. Например, в резинку от трусов сунуть можно, догола разденут, до задницы шмонать будут. В крайнем случае, запомнишь дословно мои слова на жаргоне, тебе поверят, что от меня. А меня братки уважают. Подождём от братвы маляву с прогона на тебя, там и решим, как можно тебе помочь. До вечера малява придёт, – докуривая попиросу, говорил Шрам.
– Простите… но почему Вы мне это говорите? Почему помогаете? Разве можно? Ведь Вы не знаете меня совсем, – спросил Сергей.
Шрам усмехнулся и посмотрел Сергею в глаза.
– Я научился различать людей, может ты мне понравился, пацан? Курить будешь? – предложил Шрам.
– Не курю я… мне страшно… мои родители, у отца сердце, а вдруг с ним что случится? Мать совсем одна останется, – произнёс Сергей, тяжело вздыхая.
– А случится то, что должно случиться. Что ты можешь? Кстати, а кем они работают? – хитро прищурив глаза, спросил Шрам.
Сергей помнил, такие сидельцы как Шрам, не любят людей из органов.
– Они врачи, – коротко ответил Сергей.
– Так чего же ты ссышь? Ну… в смысле, боишься? Врачи знают, как им лечиться. А вот и малява… – посмотрев на Дикаря, который тянул нитку откуда-то сверху из маленького проёма в окне за решеткой, сказал Шрам.
Оторвав от нитки плотно скатанный листочек бумаги, Дикарь быстро отдал его Шраму. Шершень, злобно зыркая глазами на Сергея, испуганно озираясь, поднялся с пола и нерешительно подошёл ближе. Шрам пробежал глазами по мелко написанной записке. Потом поднял голову и посмотрел на всех.
– Всё на мази! Свой пацан, нет за ним ничего такого. Не повезло ему просто, но рога мочить будет за просто так. Нужно помочь братишке. Ладно, после суда и приговора решим, что дальше делать, – стараясь говорить на понятном Сергею языке, но невольно опять переходя на жаргон, говорил Шрам.
– Будь что будет! Мне уже всё равно, – махнув рукой, произнёс Сергей.
– Ещё одна попытка, Шершень и ты труп. Понял? – крикнул Шрам, зыркнув на Шершня.
Тут послышался звук отодвигаемого засова и Шрам, сунул записку в рот, тут же ловко уложил её языком за щёку.
– Павленко? На допрос! – крикнул конвойный, стоя за дверью.
Сергей поднялся и испуганно оглядываясь, вышел из камеры.
– Менты поганые! Парня ни за что гробят! Подстава это, ясно как день! – вытащив записку изо рта, со злостью говорил Шрам, прохаживаясь большими шагами по камере.
– Задержанный Павленко по Вашему приказу доставлен, товарищ майор! – громко сказал дежурный, подтолкнув Сергея в кабинет.
– Свободен! – ответил майор и кивнул Сергею, равнодушно сказал:
– Садись, чего встал?
– Да, такому козлу по барабану пустить чью-то жизнь под откос, а ведь знает, что я не делал этого, – присев на стул, подумал Сергей.
– Тебе передача от родителей пришла… я разрешил её принять. Но получишь только после того, как подпишешь признание, – с безразличным видом листая записи в журнале, говорил майор Колесников.
– Вы же и сами знаете, что я этого не делал, гражданин начальник. Как же я подпишу себе приговор? – произнёс Сергей, которому стало безразлично всё, что с ним происходило.
– Значит отказываешься? Дежурный? Отведи задержанного к лысому! – нажав на кнопку вызова и когда конвойный зашёл в кабинет, сказал майор.
Сергей понял, его опять будут бить. И опять то же самое помещение с бетонным полом и обшарпанными стенами, с едва мерцающей на потолке лампочкой. Сергея грубо посадили на привинченный к полу стул и ничего не говоря, неожиданно ударили под дых. Но Сергей напряг пресс, в боксе удары были и посильнее, хотя нет, эти удары были унизительными. Сергей, не удержавшись, упал на пол. Его пинали ногами, кажется, в этот раз не думая, что останутся следы на теле, Сергей стонал от боли, но держался изо всех сил. Он мог бы подняться, вскочить на ноги и применить пару приёмов, ударить ногой в шею, этот удар мог свалить любого, но делать этого было нельзя, Сергей это понимал. Видимо, Лысый верзила не рассчитал удар или в азарт вошёл, но ударил огромным ботинком по голове, попав в лоб, потом ещё и ещё… Сергей потерял сознание и больше ничего не ощущал. Когда очнулся, увидел, что лежит в камере, на своей лежанке, называемой нарами.
– Попадись он на зоне, с него бы кишки вытащили и на шею натянули… гад! Это лысый постарался, его след, – говорил Шрам.
Дикарь вытирал кровь со лба и щёк Сергея, у него была рассечена и бровь, глаз, от удара ботинка, покраснел и заплыл. Сергей застонал от боли и открыл глаза.
– Только не говори, что тебя избили, даже своему адвокату, иначе хуже будет. До суда не доживёшь, пацан… этот зверь недавно одному пинком печень разорвал… бедняга в больничке умер и что? В земле сырой лежит, налепили бумагу с заключением, а этой гниде ничего! – с сожалением глядя на Сергея, сказал Шрам.
– Я не стукач. Знаю, – едва шевеля разбитыми губами, ответил Сергей.
– Тряпку намочи, холодный компресс поставь на раны, – подсказал Шершень, стоя в стороне.
Кажется и он проникся к Сергею жалостью и злился от несправедливости, говоря на понятном языке.
– Ничего, сынок, терпи. Как сын Бога терпел, а? Иисус… над ним как издевались, ироды, а он их жалел, говоря, чтобы Господь их простил, говоря, что они не ведают, что творят… Удивительный был человек! – произнёс Шрам, вызвав недоумение у Сергея.
Шершень и Дикарь, кажется, уже слышали его высказывания о сыне Бога, они молча смотрели на Шрама и кивали головами.
– Значит, Вы верующий? – осторожно спросил Сергей.
Шрам задумался, кажется, такого вопроса он не ожидал и никогда не задумывался над этим.
– Есть, конечно, Высшая сила, но что это за сила? Ты знаешь? Вот и я не знаю. Про Иисуса читал, давно, вот и запомнил. Видимо, задело меня. Ладно, закрыли базар, не наша это тема. Твои внутренности как? Не болит ничего? – спросил Шрам.
– Я боксом занимаюсь… занимался, пресс держать при ударе умею, – ответил Сергей, закрывая глаза.
Пару дней Сергея не трогали, передачу всё же занесли, правда не всю…
Полина ночь не спала и с утра плохо себя чувствовала. Женщина вспоминала, как Серёженька остался сиротой, когда погибли её сын Анатолий и сноха Виктория.
– Сыночек мой… кому мешали они, такие молодые, вечно занятые наукой? И в один день их не стало. Теперь Серёжа… Господи! Помоги ему! Не оставь без милости своей. Он ещё ребёнок, столько планов строил… Дима? Ну наконец-то ты пришёл! Ну что? Передачу отнёс? Взяли? А свидание не дали? Увидеть бы его хоть одним глазком… Как он там? Что ест, что делает? Не бьют ли его… – подойдя к мужу, со слезами говорила Полина.
– Давай на кухне поговорим, Полюшка. Поесть приготовь, голоден я, – помыв руки под краном в ванной комнате и войдя на кухню, сказал Дмитрий.
Полина сумбурно готовила на стол, поставила на плиту котлеты, чтобы разогреть, нарезала хлеб и беспомощно села на стул.
– Понимаешь милая… тут такое дело… в общем, Виктор Петрович сказал, что сделает всё возможное. Но он профи своего дела, дальновидный человек, эту мясорубку с судами и липовыми обвинениями, очень хорошо знает и интуиция у него хорошая на такие дела, он сказал, чтобы мы не очень надеялись… – откусив кусочек хлеба, сказал Дмитрий.
– Что ты имеешь ввиду? Ведь Сергей не убивал и ты это сам знаешь! Дима? Что это значит? – воскликнула Полина.
Дмитрий поморщился, сжав левую грудь ладонью.
– Тебе плохо? Я сейчас! Я быстро, потерпи, дорогой! – воскликнула Полина, подбегая к аптечке на холодильнике.
Накапав в двадцать капель волокардина и долив немного воды в чашку, она протянула её мужу.
– Виктор Петрович говорит, что шансов у нашего сына мало. Полина, ты и сама знаешь, он сын Мордвинова Александра Владимировича, а он в министерстве внутренних дел не последний человек. Если не сказать, первый… – мрачно говорил Дмитрий, выпив лекарство.
– Но наш Серёжа не убивал его сына! – с отчаянием вскрикнула Полина.
– Это ты знаешь и я знаю! Виктор Петрович знает и уверен, что наш сын этого не делал. Но видимо, кому-то удобно сделать Сергея крайним в этом деле, козлом отпущения, так сказать… и поскорее, без огласки, закрыть дело. Огласка для Александра Владимировича, сама понимаешь, может означать конец его карьеры. Я и сам в отчаянии был, когда мне Виктор Петрович всё объяснил, – сказал Дмитрий, с аппетитом отправляя в рот котлету с гарниром.
Он со вчерашнего вечера ничего не ел, не мог есть, нервы были на пределе, да и Полина была в таком же состоянии. От головной боли уснуть не могла. Но организм, несмотря ни на что, требовал пищи и нужно было есть, чтобы выдержать то, что их ждало.
– Полинушка, прошу тебя, родная, тебе нужно успокоиться и поберечь себя, поешь давай, иначе не выдержишь этого напряжения. У тебя глаза измученные, садись, поешь со мной, – взяв жену за руку и прижимая к губам, произнёс Дмитрий.
– Хорошо, я поем. Ты прав, что мы можем против этой жестокости, против системы нашей несправедливой власти? Нам силы нужны будут, чтобы поддержать нашего мальчика, – ответила Полина и сев за стол, заставила себя поесть.
– Полинушка… что бы ни случилось, нам нужно поберечь и себя. Ты понимаешь… я без тебя не смогу жить. Поверь, я это дело так не оставлю, потребуется, до министра МВД дойду! – с воодушевлением сказал Дмитрий.
– Да кто же тебя там слушать будет, Дима? Они и мараться не станут из-за нашего сына, зачем? Если у них всё давно решено и судьба моего сына им безразлична! Тем более, сам Мордвинов взял это дело под свой контроль. Сейчас для этого человека, сама смерть сына не так важна, как его карьера! Какой ужас! Какая несправедливость! И наше бессилие, Дима! – заплакав, произнесла Полина.
– Впереди суд, нужно подождать. Я очень устал, с работы отпросился, но нужно поехать с документами разобраться. И ты не сиди дома, иначе с ума сойти можно. Иди на работу. Давай, собирайся, я сам отвезу тебя в больницу, – вытирая руки и губы салфеткой, сказал Дмитрий, поднимаясь из-за стола.
– Ты прав, нужно работать… – поднимаясь следом за мужем, пробормотала Полина.
В камере, где вот уже четвертый день сидел Сергей, было относительно спокойно. Шрам со знаем дела готовил Сергея к этапу, хотя до него было ещё очень далеко.
– Мне скоро по этапу рога мочить, скачуха уже была и мне она уже не светит. Полный срок чалиться придётся. Но мне не привыкать! Полжизни на нарах чалюсь. Всё будет тип-топ, братишка! – говорил Шрам, сев, развалившись на своих нарах, облокотившись на подушку у стенки.
Но увидев недоумённое выражение лица Сергея, понял, что тот ничего не понял.
– Ладно, слушай сюда… скачуха – это амнистия, она у меня по малолетке была. Второй раз амнистию не применяют, на зоне свои законы, там срок сбавляют, УДО могут дать. Ну… условно досрочное освобождение. Понял теперь? – снисходительно спросил Шрам, перейдя на нормальный, обычный язык.
Сергей молча слушал. Наверное, сам Шрам получал удовольствие от роли учителя жизни на зоне, или просто от безделья решил учить парня "уму-разуму". Впрочем, Шрам изначально отнёсся к Сергею иначе, чем обычно в камере относятся к новичкам, заезжим пассажирам, так сказать. Сергей ему понравился, смелый, не хлюпик и не нытик, выдержал пытки Лысого, а это не каждый может, это вызывало уважение и у Шершня, и Дикаря тоже, хотя Дикарь в камере был мелкой сошкой, исполнявшей приказы Шрама, да и Шершеня.
– Писать не буду, не принято у нас. Так запоминай. Дословно… вот, если бы ты на одну зону со мной попал, в общем, на зоне нельзя брать чужое, крысятничать значит, шнягу гнать… ну, в смысле, ерунду нести, лучше промолчи, целее будешь. Начнут испытывать тебя на гниль, бить будут и… сильно. Ты выдержишь, ты правильный пацан. Получится оказаться рядом с положенцем на зоне – это тот, кто держит порядок на зоне, тогда лафа! Никто тебя не тронет. Главное, не терпильничай, в смысле, не доноси ментам и даже тем, кто рядом с тобой на зоне. Положенцу, не знаю, на какой зоне ты окажешься, но меня вся братва знает и уважает, скажешь, что от меня выехал, тебе поверят. Ты всё понял? А дальше… столько лет, стерпишь ли? – с сомнением и сожалением посмотрев на Сергея, спросил Шрам.
Сергей промолчал, просто он не мог себе представить жизнь за колючей проволокой, не мог представить срок, который могли бы ему дать.
– Помиловки тебе не будет, ты попал, сынок. Это точняк. Рога мочить придётся до конца… если тока… – Шрам замолчал и с блеском в глазах, лукаво посмотрел на Сергея.
– Что тока? – насторожился Сергей.
– Если тока сквозануть получиться… – тише сказал Шрам.
– Не понял… что это значит? – спросил Сергей.
– По твоей статье, тебе светит лет восемнадцать, не иначе. Тебе сейчас скока? Восемнадцать? – спросил Шрам.
– Только будет, через четыре месяца, – ответил Сергей.
Шрам напряг мозги и стал считать в уме… и перебирая длинные пальцы. Лицо Шрама было сосредоточено, потом, его словно осенило.
– Если мотать весь срок будешь, выйдешь в тридцать шесть лет. И что? Жизнь перечёркнута, ни тебе на работу устроиться, ни воровать не приучен. Вот и кумекаю я… соскочить тебе нужно будет. Не сразу, конечно, менты поганые не оставят. Лет через пять эдак, шесть, можно будет и соскочить. Бля… ни за что срок мотать! Уж лучше бы ты его завалил, парень, всё не так обидно было бы! – со злостью, высказался Шрам.
– Я не убийца. В морду дал, но он заслужил, – сурово глядя в одну точку на стене, произнёс Сергей.
– Мокруха – это сначала страшно, а стоит раз попробовать, может и во вкус войдёшь, – скупо засмеявшись, ответил Шрам.
Сергей помнил, что мокруха – это убийство, но спорить не стал. Убить бы он точно не смог. А через два дня, Шрама вывели из камеры и больше он назад не вернулся. Шершень решил, что теперь в камере за главного будет он, смотрящим за хатой, так сказать. Дикарь не возражал, а Сергею вообще было всё равно, он не понимал, какой интерес в этом у людей. На допросах он так и не признался в убийстве Игоря Мордвинова, ничего не подписал, хотя майор ещё пару раз отправлял его к Лысому на прессование.
Только, после того, как поняли, что Сергей ни за что не признается и ничего не подпишет, тут же нашлись свидетели, которые выступили на Суде, заявив, что видели убегающего Сергея в ту ночь, когда убили Игоря Мордвинова. В пакете предоставили нож – орудие убийства и предоставили результаты экспертизы о том, что на рукоятке ножа остались едва заметные отпечатки пальцев Павленко Сергея Анатольевича. Сергей всё отрицал, сидя на скамье подсудимых. Голову он не опускал, видел своих одноклассников, которые не совсем понимали и не верили в то, что Сергей мог убить Игоря. Он видел тревожное состояние родителей, за которых очень переживал. Видел и Олега, который отворачивался всякий раз, когда Сергей останавливал на нём свой недоумённый взгляд. И когда его вызвали и прокурор стал задавать вопросы, Олег повторил, что Сергей в ту ночь ударил Игоря и ушёл… но вполне мог вернуться, чтобы убить.
Сергей был в шоке, а дальше всё происходило по заданному сценарию, правда, заседание откладывалось несколько раз и длилось больше двух месяцев. Виктор Петрович приводил аргументы, предоставил характеристику со школы, сказал, что семья мальчика – интеллигентнейшие люди, что Сергей Павленко просто не способен убить человека, тем более, одноклассника, с которым проучился десять лет.
Но это не возымело никакого действия на судью, присяжных заседателей на суде не было. В общем, многое было не так, как должно было бы быть, да и доказательств непричастности к убийству, у Виктора Петровича, как таковых, не было.
В конце выступил прокурор и за умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью с нанесением шести ножевых ранений Игорю Мордвинову, запросил лишение свободы сроком в двадцать лет, с содержанием в колонии строгого режима.
Судья отложил оглашение приговора на конец недели, то есть, через три дня, после выступления адвоката, который тоже старался быть убедительным и красноречивым. Сергея вывели из зала заседаний и в наручниках провели к машине. Он вернулся в камеру.
– Ну что? Что наболтал прокурор? – спросил Шершень, с сожалением глядя на Сергея.
– Двадцать лет строго режима, – ответил Сергей, поняв, что Шершень спрашивает о том, сколько запросил прокурор.
Дикарь присвистнул.
– Ё-маё! За что? Суки! Менты поганые! Значит, соскочить с прожарки не вышло? – воскликнул Дикарь, схватившись за голову.
– Усохни! Фильтруй базар, Дикарь! Сядь, я сказал! – прикрикнул на него Шершень.
– Судья может скостить пару лет. Плохо… будь готов к этапу, пацан. А помиловку будешь строчить? – спросил Шершень.
– Ничего я делать не буду. Бесполезно всё это. Будь, что будет, плевать! – сжав кулаки, произнёс Сергей.
– И то правда! Главное, не опетушиться на зоне, там тоже можно жить. Дикарь? Шкеру тащи, жрать будем… – произнёс Шершень, присев за железный стол.
Впервые, за эти два с лишним месяца, Сергей поел с Шершенём и Дикарём припрятанные продукты и спокойно уснул. Парень был вымотан, он устал от ожидания, от побоев, от безысходности. Ему вдруг стало всё равно, что с ним дальше будет. Шершень сказал, что срок будет, самое меньшее, восемнадцать лет, это в лучшем случае. Так какая разница? Пусть будет так, как будет и Сергей смирился со своей участью. Да и что он мог? На суде он видел нечто, похожее на отработанную постановку, со свидетелями, прокурором, адвокатом, к словам которого вовсе не были намерены прислушиваться и…своих родителей.
Перед глазами стояли их измученные, усталые лица, с выражением недоумения в глазах. Дмитрий, в конце концов, поехал в министерстве внутренних дел и решил зайти к самому министру. Ведь и он работал в министерстве здравоохранения, но там было проще, намного проще. Дмитрий понял многое, с этими хождениями по мукам. Он и на работу ходил урывками, хорошо, есть машина, не нужно было время на автобусы тратить. Но к министру его просто записали, сказав, что вызовут. Дмитрий уверял, что у него вопрос жизненно важный и решается судьба его сына… да кому было дело до его сына? До того, что едва начавшись, ломается его жизнь. Дмитрий, правда, сначала обрадовался, сказав Полине, что его вызовут на приём, но прошло время, начался суд, а Дмитрия так и не вызвали. И когда он вновь поехал в МВД, ему сказали, что министр уехал в длительную командировку, после событий в Афганистане.
Так, Дмитрий, ничего не добившись, сидел на суде с чувством вины, не смея смотреть в глаза Сергею. А Полина только плакала, она приносила Сергею поесть, да, продукты брали, конечно, но до Сергея они так и не доходили. Видимо те, кто конвоировал осуждённых, со спокойной совестью ели то, что приносили родственники своим детям и близким. Сергей смирился со своей участью, впрочем, другого выхода у него не было. Шрам говорил ему, что не стоит переживать и портить себе нервы.
– Всё равно будет так, как решили наверху, – сказал он.
– Ну что, братишка… сегодня вынесут приговор. И полетишь ты по этапу, а там… там тоже можно жить, ежели с умом и не лезть поперёд батьки, – сказал Шершень, когда Сергею сказали:
– Павленко? На выход!
Сергей улыбнулся и вышел из камеры. Как и говорил Шершень, Сергею дали восемнадцать лет строгого режима. Вот если бы Игоря убили, ударив ножом один раз, статья была бы совсем другая и срок помягче, а может и состояние аффекта применили, а так… шесть ударов ножом, особая жестокость преступления, ещё и умышленного, ведь перед тем, как убить, Сергей бил его… Один удар кулаком, для прокурора означал жестокое избиение.
Сергей услышал стон и плач Полины, женщина с отчаянием подбежала к клетке, в которой сидел Сергей. Её грубо оттолкнули, сказав, что не положено. Полина едва не упала, Дмитрий успел подхватить её. Сергей сжал кулаки.
– Перед тобой женщина! Что же ты делаешь, ублюдок? – не выдержав, произнёс парень.
Конвойный просунул автомат через отверстие решётки и в секунду, с силой ударил прикладом Сергея по лицу и крикнул:
– Молчать! А вы – на выход!
Это он приказным тоном сказал Дмитрию и Полине.
– Папа? Мама? Берегите себя! – рискуя вновь получить удар прикладом, крикнул Сергей.
Дмитрий вывел Полину из зала заседания. Больше Сергей их не видел.
Дмитрий просил о свидании с сыном, но ему ответили, что свидание он может получить после того, как Сергея переправят на зону. Куда? Дмитрию не ответили, да и не знали об этом заранее. Как потом узнал Дмитрий, из зоны подавали запрос и только потом, специальным решением спецотдела, осуждённых переправляли к месту отбывания срока. Что ж, десять дней Сергею дали на то, чтобы он обжаловал решение суда, но Сергей писать ничего не стал и от апелляции отказался, понимая, что это бесполезно.
– И правильно! Могут ещё добавить к сроку. Уж лучше пусть так… – сказал Шершень.
Олег оставаться в городе не смог. Одноклассники его осуждали, правда, после выпускного вечера, Олег старался не встречаться с ними, но все они жили в одном дворе, в домах напротив. Собравшись, Олег уехал в Москву, сказав родителям, что хочет поступать в институт именно в Москве.
Шли дни, Сергея больше не беспокоили. Виктор Петрович всё же зашёл к майору Колесникову, тот был крайне удивлён и совсем не ожидал его увидеть.
– Что случилось, Виктор Петрович? Или новое дело? – спросил Егор Алексеевич.
– Нет, Егор Алексеевич, просто пришёл взглянуть в Ваши глаза. Мне интересно, как же Вы живёте с таким грузом обмана и лжи? Мальчишка совсем, а Вы его жизнь просто скомкали, как бумагу и бросили в туалет, подтерев задницу. Но вижу, в Ваших глазах вовсе нет чувства раскаяния и вины… жаль… – сказал Виктор Петрович, с сожалением глядя на майора.
– Вы бы поосторожнее со словами-то, Виктор Петрович. Ведь и у стен есть уши. Вас проводить? Или сами дорогу найдёте? – привстав из-за стола, побледнев от слов адвоката, со злостью сжав кулаки, оперевшись ими о стол, ответил майор.
– Прощайте! Мне искренне жаль Вас… уверен, мой клиент, этот юный, безвинный мальчик, не единственный, кому Вы и Вам подобные, поломали жизнь. Вам жить с этим грузом! – бросил Виктор Петрович и тут же вышел из кабинета.
Егор Алексеевич тяжело опустился на стул.
– Проклятье! А что я мог? – простонал майор, вспомнив про Лысого, который с усердием выбивал признания, зачастую, у невиновных.
Вдруг, Егор Алексеевич полез в ящик стола и вытащил свой пистолет… через секунду, в тишине прозвучал выстрел. На этот звук, в кабинет вбежал дежурный и увидел майора, из виска которого струйкой текла алая кровь. А сам он сидел за столом, уронив голову на стол, беспомощно опустив руки и на полу лежал пистолет.
Никто не знал, что месяц назад к майору заходили родители Сергея. Дмитрий и Полина не ругались, да они и не умели этого делать. Интеллигентные люди, они просили пересмотреть дело их сына, утверждая, что он не мог убить своего одноклассника, что Сергей просто не способен на убийство… но видя безразличный взгляд майора, Полина вдруг замолчала и положила руку на руку майора, пристально глядя ему в глаза.
– Прежде всего, есть Суд Божий и поверьте, Его Суд – самый справедливый и Вы в этом убедитесь на том свете. А дело моего сына, я оставляю на Вашу совесть, если хоть капля её в Вас осталась. Пошли, Дима, нам тут делать нечего. А сын мой… да хранит его Господь. Он вернётся сильнее и умнее, я за него спокойна… – произнесла женщина и убрав руку, вышла из кабинета, оставив майора в недоумении.
Только с того дня, майор изменился, он больше молчал и места себе не находил, но обсуждать приказы, он не привык и изменить ход событий, было уже не в его власти.
Через месяц после последнего заседания суда и пришёл к нему Виктор Петрович, словно ещё больше накалив и так раскалённое масло. И случилось то, что нервы майора не выдержали и он пустил себе пулю в лоб.
Дежурный выбежал из кабинета и побежал к начальнику РОВД, полковнику Чумакову Валерию Андреевичу. И когда полковнику доложили, он был крайне удивлён, но встал и выйдя из своего кабинета, прошёл к кабинету Колесникова.
– К нему кто-нибудь заходил перед тем, как он… выстрелил? – спросил Валерий Андреевич.
– Да, у него адвокат был… адвокат Сергея Павленко. Виктор Петрович. Я слышал голоса, но не прислушивался к ним, товарищ полковник! – доложил дежурный лейтенант.
– Об этом никто знать не должен. Ты понял меня? – не поворачивая головы, спросил полковник.
– Так точно! Никто не должен знать! – громко ответил лейтенант.
– Капитана Нестеренко ко мне! – сказал полковник и тут же ушёл по коридору в сторону своего кабинета.
Через час, всё РОВД обсуждало гибель майора Колесникова Егора Алексеевича, который погиб во время выполнения задания по поиску и задержанию особо опасного преступника и дело постарались закрыть.
Виктору Петровичу предъявлять какие-либо обвинения не стали, чтобы не разглашать того, что произошло. А через двадцать дней, которые Сергей отсидел в камере вместе с Шершенём и Дикарём, его вывели из камеры и провели во двор РОВД, где стоял крытый фургон. Несколько конвойных, с собаками на привязи, которые с остервенением лаяли, пытаясь вырваться и напасть на Сергея и ещё несколько мужчин, стояли в ряд. Прежде чем влезть в кузов фургона, осуждённые, вместе с Сергеем, получили по телу дубинками, это, как бы приучало к повиновению властям. Все молча сносили эти унижения и боль, а что можно было сделать?
В фургон сели конвойные с автоматами и грузовик выехал за массивные ворота. Ехали долго и медленно. Фургон остановился в темноте, на перроне вокзала, видимо, в это время фонари с этой стороны перрона выключали. Потом арестованных вывели под дулами автоматов и провели в последний вагон, вернее, вагон стоял отцепленным. Этот вагон для перевозки осуждённых к месту назначения был оборудован специальными клетками, со скамьями с двух сторон, туда и провели Сергея и остальных мужчин.
– Курево дай, начальник! МОчи нет, из ушей дым валит! Можно и махорку, – сидя в клетке, попросил один из осуждённых мужчин.
Их было семь человек и заняли они две клетки. В вагоне было очень душно, влажный климат прибалтийского Калининграда был тяжёлым. Хотелось пить, в углу стоял бак с водой и алюминиевой кружкой.
– Сядь, Седой! Вот, воды могу дать, – сказал конвойный, набрав воду из бака и протягивая через решётку клетки.
– Знал, что зажмёшь, Петюня. Не жмись, дай курево, ты же знаешь, я ответ держать умею, – прижавшись лицом к решётке, тихо сказал Седой, протянув Петюне зажатую в руке купюру.
Петюня огляделся и быстро взяв деньги, сунул в руку Седого пачку сигарет.
– Водяры бы ещё… – закатив глаза, произнёс Седой, с наслаждением прикуривая сигарету.
– Размечтался! Может тебе и бабу в придачу Седой? Могём устроить за хороший куш, – ответил Петюня.
– Для бабы староват я Петюня, да и годы отсидки атрофировали у меня всё, ниже пояса. Но от ласковой бабёнки не отказался бы… – глубоко затягиваясь, ответил Седой.
– Разговорчики! Седой? Вечный наш пассажир… сколько на воле погулял? – спросил вошедший в вагон старший из конвойных.
– А мне что воля, что неволя, начальник, без разницы. Может на зоне я у себя дома? – с пафосом ответил Седой.
– Ты снова в своём репертуаре, Седой. Путь долгий, береги курево, бабла не хватит, – сказал старший конвойный.
– Ничего, я привыкший, начальник, – сев на скамью, впрок затушив сигарету о подошву ботинка, сказал Седой.
ГЛАВА 4
Сергей сидел на скамье, прислушиваясь к разговору и закрыв глаза, задремал. Он проснулся от лязга металла, вагон цепляли к основному составу, чтобы отправиться в путь…
За несколько минут глубокого сна, Сергею привиделся дом, он вспомнил лица родителей, бледную, всю в слезах мать, с каменным, хмурым лицом отца. Свою комнату, где над кроватью висели небольшие плакаты его любимых певцов и музыкантов. Даже гитара была, шестиструнная. Правда, играть Сергей учился на семиструнной, научился быстро, Вадим, его одноклассник, часто приходил к ним, он и научил Сергея играть на гитаре, пообещав, что и на ударных играть научит.
На Олега Сергей поначалу очень злился, потом удивлялся, почему? Но ответа не находил. Просто понял для себя, что верить никому нельзя и настоящие друзья могут однажды предать, ведь Олега он считал другом, они вместе ходили в спортивную секцию, занимались боксом и каратэ. Сидели за одной партой, в кино и на танцы ходили.
– Ходили… как давно это было… а было ли? Словно в другой жизни. А смог бы я так же, как Олег? Теперь уже и не знаю… – думал Сергей, вспомнив о драке, когда он за него заступился, тогда Олег клялся ему в дружбе и верности.
– Ну что, братишка? Жизнь нас райская ждёт? Первая ходка? – услышал Сергей голос Седого.
Открыв глаза, он с безразличием взглянул на него.
– Первая… – ответил Сергей.
– Это поначалу, трудно чалиться на нарах. Если правильный пацан, заслужишь уважение братков, иначе – перо в бок и в ящик сыграешь. А что ж помиловку не писал? – облокотившись о стенку вагона, спросил Седой, повернув голову и внимательно посмотрев на Сергея.
– Бесполезно было. Шрам сказал, что срок могут еще и добавить, – ответил Сергей.
При упоминании Шрама, Седой полностью повернулся к парню и криво усмехнулся.
– Так ты со Шрамом в камере чалился? Штаны протирал? А арапа не гонишь? Пургу не несёшь? – спросил Седой.
– Нет, правду говорю. Шрам сказал, что братки его уважают, если что, сказал, от меня кланяйся, – ответил Сергей.
– Что же ты молчал, братишка? На одной зоне топтать землю будем, не дрейфь, в обиду тебя не дам. А там, как карта ляжет. Может кайфануть хочешь? На вот, закури, легче станет, – протягивая оставшийся окурок Сергею, сказал Седой.
Что заставило Сергея взять окурок, он объяснить не мог, сунув его в рот, он прикурил от спички, что зажёг Седой. Но сделав вдох, закашлял, аж до слёз. Седой взял из его рук окурок и затянулся.
– А ты, я вижу, правильный пацан. Не сказал, что не куришь, не побрезговал гнилых зубов Седого. Уважуха! Хорошо начинаешь жизнь в неволе, сынок, – докуривая окурок, произнёс Седой, хитро прищурив белесые глаза.
– У меня срок большой… – зачем-то сказал Сергей.
– Мокруха что ли? Кого замочил? – спросил Седой.
– Я никого не мочил. Меня подставили, – устало ответил Сергей.
– Это они могут. Вот… почему-то я тебе верю. Петюня? Когда баланду принесут? – обернувшись к конвойному, спросил Седой.
Парень сидел на единственном стуле за пределами решётки и дремал, хотя ни сидеть, ни тем более спать, не полагалось. Петюня открыл глаза и вяло посмотрел на Седого. Потом лениво поднял руку и посмотрел на часы на запястье.
– Седой? Вечно тебе невтерпёж! Ещё целый час есть! – недовольно высказался Петюня.
– Так жрать охота! Ладно, обойдёмся… на вот, ешь. С этими архаровцами, скоро живот подпирать, – вытащив из брезентовой замызганной сумки, типа вещевого мешка, куски хлеба и колбасы, протянув Сергею, сказал Седой.
Сергей вспомнил, что Шершень и ему положил в сумку поесть, сказав, что он его ещё благодарить будет, когда Сергей попытался отказаться. Он и не знал, что родители ему принесли передачу, зная, что скоро его увезут из города. Полина и тёплые вещи зачем-то положила, не зная того, что на зоне своего носить нельзя. В общем, передача, о которой он так и не узнал, не дошла до Сергея. А Шершень положил ему сухари и печенье, палку колбасы и кусок буженины. Хлеб Шершень с ужина оставил и тоже сунул в сумку Сергея.
– Удачи тебе, Серый. Надеюсь, на зоне выдюжишь. Давай, будь здоров, не кашляй! – напоследок сказал Сергею Шершень.
Поблагодарив его, Сергей простился и с Дикарём, потом вышел из камеры, с тем, чтобы никогда с этими людьми больше не встречаться.
Сергей вытащил из своей сумки всё, что там было и положил перед Седым. Но с ними в клетке сидел ещё один арестованный.
– Наверное нужно угостить… – начал Сергей, отламывая кусочек от хлеба, но Седой резко положил огромную руку на его руку.
– Ты даже смотреть на него не смей! Видишь, особняком сидит? Опущенный он… не обращай на него внимание, он своё место знает, – с аппетитом начиная есть, сказал Седой.
Сергей вспоминал, где же он читал или слышал это слово, "опущенный", но никак не мог вспомнить.
– Простите… а что это значит? – осторожно, совсем тихо, склонившись к уху Седого, спросил Сергей.
– Хм… птенец ты ещё, необстрелянный. Но ты говоришь, срок у тебя большой? Что ж, научишься потихоньку. Петух он! Теперь понял? – громче ответил Седой.
Мужчина, лет сорока пяти, худощавый, жилистый, с бегающим, испуганным взглядом, съёжился и опустив голову, забился в угол клетки. Сергей никогда не видел таких… в смысле, опущенных, ему стало не по себе. Рука, с хлебом и колбасой, повисла в воздухе. Видимо, взгляд у него был тот ещё, Седой засмеялся.
– Таких гнид на зоне хватает. Пусть скажет спасибо, что на него платье женское не надели. Ладно, не обращай внимания, ешь. От голода уснуть не сможешь. А нам ещё ехать трое суток, – сказал Седой.
– Седой? Поделился бы шкерой, что ли! – услышал Сергей из соседней клетки, разделённой плотной стенкой.
– А сам не зашкерился, что ли? На вот, держи, Глухарь! – подойдя к стене и просунув руку с едой через решётку, ответил Седой.
Протянутая навстречу рука, быстро перехватила хлеб и колбасу.
– Видать, твой сосед, пассажир надолго, а? – спросил Глухарь, с полным ртом.
– А ты, значит, уши развесил, сучонок? Не твоего ума дело! Сядь и заглохни! – рявкнул Седой.
– А ну! Разговорчики! Чего раскудахтались? – войдя в вагон, спросил старший из конвойных.
– Ты бы за базаром следил, начальник… правильные слова говорил, сам знаешь, что бывает за такой расклад, – без страха, высказался Седой.
– А ты что? Авторитет тутошний, чтобы меня жаргону учить? – спросил конвойный.
– Чё время зря тратить? Если гниль сгнила, пользы нет, – ответил Седой.
Конвойный, кажется, не понял смысл сказанного, демонстративно сплюнув, он вышел из вагона. А на рассвете, его нашли убитым острой заточкой в горло. Никто не мог понять, кто это сделал. Клетки были закрыты, оттуда выйти никто бы не смог, если бы подумали на Седого, который накануне говорил со старшим конвойным. На станции, тело старшего конвойного накрыли и вынесли из вагона.
Через некоторое время, в вагон вошли четверо в форме и открыв клетку, в которой сидел Седой, стали бить его дубинками. Седой не издал ни звука, прикрыв руками голову, он лежал на полу вагона, подобрав под себя ноги. Били довольно долго, потом, так же молча ушли.
Вместо убитого старшего, пришёл другой, с яростью стуча по решётке, он орал, чтобы все сидели тихо, иначе… а что иначе, он так и не договорил. Седой поднялся, как ни в чём ни бывало, смачно сплюнул кровью на пол и сел на скамью. Но ничего говорить не стал, молча глядя в одну точку.
В вагоне стояла духота, дышать было тяжело. Сергей вспоминал ванную комнату, пляж на берегу Балтийского моря, как он с разбега нырял с обрыва и плавал… плавал долго и наслаждался водой. Сергей, сидя на скамье, подолом грязной уже футболки вытирал лицо и шею от постоянно выступающего пота. Баланду есть он не стал, Шрам как-то говорил ему, что в баланду подмешивают гормоны.
– Чтобы у тех, кто находится в заключении, не возникало желания иметь бабу. А тебе, тем более, срок намотали, мама не горюй. Ведь выйдешь импотентом в тридцать шесть лет. А на зоне, картошку вылавливай отдельно, её можно будет пожарить, повезёт, может и мясо найдёшь в баланде. Баланду выливай, не пей её. Ничего, братишка, там тебя научат жизни, – так Шрам ему тогда и сказал.
Сергей был молод, возраст, когда хочется постоянно есть, организм здоровый, с естественными потребностями. Сергей вдруг подумал, что никогда не был в близости с девушкой. Так, целовался пару раз… неумело, правда. Плакать Сергей не умел, отец говорил ему, что мужчины не плачут. Но от безысходности и обиды, у него пошли слёзы. И чтобы их не видел Седой, он отвернулся к стене, сделав вид, что спит.
Иногда, сквозь сон, Сергей слышал, как поезд останавливался, потом, пыхтя, набирал скорость и вновь двигался вперёд. Он не знал, куда он едет и что его ждёт. Конечно, где-то в глубине души, ему было страшно, но ещё он понимал, что должен выстоять и не сломаться, должен терпеть долгие восемнадцать лет. Хотя Шрам и говорил ему, что отсидит он, быть может, лет десять.
– Остальной срок скостить должны и быть может, повезёт выйти по УДО. Хотя с мокрухой могут и строгача дать, – сказал Шрам.
Время тянулось невыносимо долго и медленно. Душный вагон, вонь и темнота, лишь под потолком вагона было продольное отверстие с решётками, но воздух односторонне оттуда не поступал. Последний день пути разносили баланду, которую на станции подвозили к вагону. А когда позвали того, которого Седой назвал опущенным, тот не ответил.
– Кажись, у нас жмурик, начальник. Не отвечает он, а я к нему не подойду, – сказал Седой.
– Сержант? Посмотри, что с ним? – кивнув конвойному, приказал старший лейтенант.
Сержант открыл клетку и вошёл. Приложив руку к шее мужчины, он молча прощупывал пульс. Потом поднял голову и покачал головой.
– Товарищ старший лейтенант! Он мёртв. Что прикажете делать? – спросил сержант, обернувшись назад.
Шальная мысль мелькнула в голове Седого, он хотел было схватить сержанта, ударом отключить его, выхватить автомат и расстрелять всех конвойных. Он даже сделал было шаг, но старший лейтенант позвал ещё двоих и те тут же вошли. Они вынесли тело и вновь закрыли клетку. Сергей был в шоке, не понимая, как может человек просто так умереть.
На станции, труп вынесли и об этом никто больше не говорил, так…сло вно сдохла собака и её выбросили.
– Скорее бы уже до места доехать! – с отчаянием воскликнул Сергей.
– Завтра будем на месте, не торопись, успеешь на нарах чалиться. А с твоим сроком и соскочить можно. Не ждать, когда откинешься, – произнёс тихо Седой, с опаской поглядывая на сержанта.
– Не понял… – вытирая мокрые лицо и шею, грудь и накаченный живот футболкой, которую с себя снял, вяло ответил Сергей.
Он так устал с непривычки, что говорить не хотелось, сухими губами говорить было тяжело, но хотелось есть. Сергей вспомнил, как вкусно готовила мама, котлеты и борщ, тефтели с гарниром и жаренную рыбу с жаренной картошкой. Сергей очень старался не думать о еде, но не мог. В животе урчало, что было у Седого, уже не осталось. Но в сумке Сергея лежало съестное и он высыпал всё на скамью.
– Жрачка ещё осталась? Лады, значит от голода не подохнем. Я говорю… соскочить тебе надо, срок чалиться долгий. Ладно, на зоне решим. Шмон будет, у тебя ведь нет заначки? – спросил Седой, макая сухари в воду из бака, которую им наливали для питья в алюминиевую кружку.
– Деньги что ли? Нет, откуда? Нет у меня никого… – с хрустом откусывая крепкими, ровными зубами сухари, ответил Сергей.
– Это ничего. Греф от братанов с воли будет, смотрю, ты не куришь и то легче. Без курева, как без воздуха, голод легче перенести, – сказал Седой.
– Чем хрустишь, Седой? Делись! – послышался голос с соседней клетки и Сергей увидел протянутую через решётку руку, жилистую, с грязными, отросшими ногтями и длинными пальцами.
– Ты чё, Глухарь? Крыша совсем съехала от духоты? С моими зубами и грызть? – засмеялся Седой.
Но всё же, взяв несколько сухарей, он поднялся.
– Держи! Это брательника мого нового харчи, ему спасибо скажи, – вложив в руку Глухаря сухой хлеб, ответил Седой.
Баланду ели все, кроме Сергея, слова Шрама не давали ему покоя. А Седой, ему терять было нечего, самый молодой был Сергей. Ему не было и восемнадцати лет, естественная эрекция заставляла его волноваться, но об этом он старался не думать, редко вспоминая, как неумело поцеловал однажды девушку, возвращаясь с танцев или из кинотеатра, этого он уже и не помнил. Его мысли прервал толчок вагона, поезд прибыл по назначению и остановился. Но вагон ещё нужно было отцепить и маневровым тепловозом, отогнать на другой путь, где за "пассажирами" придёт специальная машина с фургоном, чтобы отвезти уже до места заключения.
– Ну что, Серый? Прибыли мы, наконец. Чувствуешь, воздух другой? Северный… Исправительная колония под номером семь. Это в Архангельской области. Зимы тут холодные, но нам должны выдать ватные штаны и бушлат. Не торопись, сейчас вагон отгонят на дальний путь, а там… всё лучше, чем в духоте париться, – говорил Седой.
Из спецвагона их вывели аж часа через четыре, Сергей надел грязную футболку, которую стирал ещё в камере, перед тем, как ушёл оттуда. Сергей любил чистоту, так был воспитан, купался каждый день, а тут, столько дней без душа и зубной пасты… его длинные, густые волосы, липли к шее, раздражая его. Арестованных вывели из вагона, где их встречали конвойные с натасканными псами, готовыми сорваться с поводка и броситься на людей. Парни в форме цвета хаки, едва сдерживали своих питомцев. У фургона стояли ещё двое, с дубинками и размахивая, проходились ими по спинам осуждённых.
– Уворачивайся! Голову береги, – бросил на ходу Серый.
На тренировках, в боксе, Сергею часто доставалось, но то был честный бой, а эти удары были унизительными ещё и потому, что ответить на них он не мог. В фургоне было два маленьких окошка с решётками, скамьи, прибитые к днищу кузова для осуждённых и напротив, для конвойных.
На территорию колонии их завели поздним вечером, когда "жители" этого заведения вышли из огромной столовой и прошли в свои бараки. Спать ложиться не торопились, они знали, к ним пожалуют новые пассажиры. Ну хоть такое развлечение в однообразной жизни зоны.
Только перед тем, как отправить вновь прибывших в бараки, их провели в отдельное помещение, там, как говорили сидельцы, начался шмон. Кажется, это было ещё унизительнее, чем побои дубинками. Всех раздели донага, бросая вещи в одну кучу, заставляли каждого в отдельности нагибаться, чтобы удостовериться, что в заднем проходе ничего не припрятано, затем нагишом усаживали на табуретку и стригли наголо. Сергей всегда гордился своими волосами, такими густыми, волнистыми, за которыми он тщательно ухаживал. Теперь они лежали под его ногами. Никакой гигиены не соблюдалось, одной машинкой, конвейером постригли всех шестерых прибывших, затем провели в душ. Сергей мылся с наслаждением, хотя дома он мылся туалетным мылом, а не как тут, маленьким куском хозяйственного мыла, но он и этому был рад, после многих дней в душной камере, а затем и вагона. Полотенец не было, кусок старой простыни и всё.
Последним этапом встречи новых жильцов колонии было то, что им всем раздали одежду, обувь и головной убор, похожий на кепку. Чёрные майку и трусы, робы и ботинки складывали на старый стол, перед каждым, кто подходил к столу, приказывая брать и одеваться, что они и делали.
ГЛАВА 5
Сергей очень устал от всего, что происходило с ним в последние месяцы с того дня, как он вернулся с выпускного вечера. Дальше начался кошмар и ему казалось, что всё, что происходит, происходит не с ним, это было, как в страшном сне и не было похоже на правду. Юным умом Сергей понимал, что его по-крупному подставили, что друзья предали и он остался совсем один, в этой мясорубке жестокой правды. Только, что он мог? Сопротивляться властям, где как он понял, справедливости добиться было невозможно и противостоять системе в одиночку он не мог? Чувство мести и отчаяния владело им, он мысленно мечтал, как он выйдет из тюрьмы и отомстит всем, кто так с ним поступил. Но от бессилия хотелось выть и он до боли кусал нижнюю губу, а когда становилось очень больно, кусал палец.
– Кого я вижу? Седой? Что ж на воле не гулялось? Что-то ты быстро вернулся. А это ещё кто? Такой молоденький… не чепушила, часом? – услышал Сергей голос из-за нар, рядами стоящих в огромном бараке, куда провели всех шестерых новеньких.
– Привет честнОй компании! Привет, братва! Бешеный? Ты? Ты же знаешь, мне неволя – дом родной! И попрошу тебя… фильтруй базар, ответ держать придётся. Правильный это пацан, он к братве от Шрама пришёл, а Шрам, ты знаешь, он авторитет и нести пургу не станет, – ответил Седой, вразвалку подходя к сидевшим за длинным, металлическим столом мужчинам. Кто-то сидел в майке, но в штанах от робы, все поголовно лысые. На столе лежали карты и шашки. Сергей смотрел на всех с недоумением, разглядывая серьёзные лица, ловя злобные взгляды. Кто-то, зажав спичку между зубов и посасывая её, смотрел на него, кажется, готовый встать и наброситься с кулаками. Другой дымил папиросой, или самокруткой, сигареты достать было трудно, но в колонии можно было достать всё, что пожелаешь. Иные выжидали развязки.
– С чем его повязали? – прищурив один глаз и сверля другим глазом Сергея, спросил Бешеный.
– На мокрухе повязали! Сынка главного мента замочил! – не смея всё же сесть без разрешения Бешеного, который в тюрьме был положенцем и которому беспрекословно все подчинялись, ответил Седой.
В колонии была своя иерархия, так сказать. Каждый из сидельцев знал своё место и знал, что за невзначай сказанное слово, могли и язык отрезать. Брать чужое, крысятничать, было недопустимо, это строго каралось. Даже спички должны были лежать там, где оставлены. Бешеный открыл глаз и ещё раз, внимательнее посмотрел на Сергея .
– Присаживайся, Седой. Заехал в хату, видать надолго. И этого пассажира зови, пусть присядет. Слон? Тащи шкеру, я угощаю! – говоря это, Бешеный сидел не двигаясь, ни один мускул на его лице не дрогнул, он испытующе смотрел на Сергея.
Четверо других, видимо, пришли в колонию не первой ходкой, они спокойно встали в стороне и ждали, когда и до них дойдёт очередь.
– Ты присядь, Серый, раз Бешеный угощает, уважуха. Он бывает с гостями щедрый, – подтолкнув Сергея к скамье, сказал Седой.
Сергей был напуган, но старался испуга не показывать. Он был очень молод, многого не знал, не понимал, но осторожно присел. Бешеный всю сознательную жизнь, с четырнадцати лет, провёл в тюрьмах. Сначала по малолетке, выходил и через пол года, вновь отправлялся в тюрьму. И так повторялось много лет, тюрьма была для него родным домом, его везде, во всех тюрьмах, признавали за авторитета, его слово было последним, его уважали. Почти все статьи, за которые его осуждали, были тяжёлыми, разбои и убийства, грабежи и ношение и хранение оружия.
– Кажется мне, Седой, что это ты гонишь шнягу. Завалить сынка мента? Думаешь, я тебе поверю? – едва кивнув одному из сидельцев, произнёс Бешеный.
Тот тут же схватил Сергея за шею и прижав голову к столу, второй рукой приложил к его горлу выточенный из ложки нож. Седой сидел рядом, но даже бровью не повёл.
– Нужно тему перетереть, Седой. Непонятки, однако. Что за пассажир, только арапа мне не гони, иначе здесь порешу, не посмотрю, что ты у братвы в авторитете. Ты меня знаешь, Седой… – спокойно произнёс Бешеный.
Сергей выжидал, не сопротивляясь.
– Знаю, Бешеный, у тебя права… ладно. Без вины он рога мочить должен много лет. Завалили сынка Мордвинова, ты знаешь его. Парень с наркотой повязан был, может должок был, может выпендривался, замочили его, повесили шнягу на Серого. Это всё, – ответил Седой, невозмутимо откусив кусок хлеба и тут же откусив и кусок колбасы.
– Падлы! Значит шнягу на этого птенца повесили? Ладно, расклад понял, котелок варит. А ты жрачку ешь, пацан, но знай… начнёшь секелиться не по понятиям, пощады не будет. Я всё сказал! – произнёс Бешеный, кивая головой тому, кто крепко держал Сергея за шею, прижав к столу. Тот тут же убрал руки.
Сергей был очень голоден, у него аппетит никогда не пропадал, ни при каких условиях. Не дожидаясь, когда его вновь пригласят есть, он с аппетитом кусал хлеб, колбасу, зелёный лук и картошку, запивая водой. Но тут ему налили очень густо заваренный чай, который называли чефир. Сергей поднял алюминиевую кружку и стал пить. Вкус был непривычный, но Сергей, пересилив себя, выпил весь напиток и снова принялся есть. Тот, кто налил Сергею чефир, довольно кивнул Бешеному.
– Отбой! – прозвучало по всему бараку, неизвестно откуда.
– Всё! Базар закончен! Падайте в тряпки! – громко сказал Бешеный, поднимаясь со скамьи и приказывая всем ложиться спать.
Место, с которого встал Бешеный, было неприкосновенным, на это место никто не имел права садиться. Его шконка стояла у стены барака, отделённая ситцевой занавеской. У него был отдельный стол, шкаф и все бытовые принадлежности. Все тут же прошли к своим шконкам, Седой посмотрел на Бешеного. Тот кивнул головой в сторону свободных нар.
– Ты вниз, Серый наверх, – сказал Бешеный, определив кличку Сергея, назвав его Серым.
Вскоре, огромный барак погрузился в темноту, но над шконкой Бешеного горела тусклая лампочка.
Ночью Сергей крепко уснул, но внезапно проснулся от толчка в плечо. Кто-то тряс его и когда он открыл глаза, спросонья не совсем понимая, где он и что происходит, увидел стоящего над ним мужчину, лет тридцати.
– Вставай и иди за нами. Базар есть, перетереть надо, – громким шепотом произнёс он над самым ухом Сергея, кивая головой к выходу.
В нос Сергею ударил неприятный, кисло-тухлый запах, вперемешку с запахом дешёвых сигарет, изо рта того, который тряс его и велел вставать и идти за ними. Пришлось подняться, хотя хотелось просто расслабиться и уснуть, настолько парень устал от всего, что происходило вокруг и с ним в последнее время. Пройдя между шконками, четверо мужчин провели Сергея к выходу из барака и вышли с ним во двор. Над бараком тускло горел фонарь, освещая выход, дальше вышка, но вышки находились со всех сторон колонии, на вышках днём и ночью дежурили солдаты, которые служили здесь по призыву. С автоматами в руках, они менялись каждые три часа.
– К стене прижмись и за барак топай, тише ты! – шёпотом прошипел один из сопровождавших Сергея, когда он споткнувшись в полутьме, едва не упал.
– Парни? Куда вы меня ведёте? – спросил Сергей, видя суровые лица мужчин.
– Пасть закрыл! – хмуро произнёс один из мужчин, схватив Сергея за плечо.
Видимо он хотел ударить его, Сергей приготовился, сжав кулаки.
– Ну уж нет! Я не дам себя бить! Не вам, во всяком случае… -промелькнуло в голове у Сергея, и тут он увидел кулак, весь в татуировке, перед своим лицом.
Сергей тут же отреагировал, привыкший на ринге уклоняться от ударов, он отклонил голову и удар мужчины пришёлся в стену. Тот взвыл от боли, так как размахнулся довольно сильно.
– Уууу… падла! Больно! – простонал мужчина.
Двое других, схватили было Сергея за руки, третий вновь хотел ударить, но сделав кувырок, Сергей перевернулся сам, перевернув и тех, что крепко его держали. Затем, поднял ногу и не опуская её, несколькими ударами из каратэ, по шее, в грудь и третьему – прямо в ухо, отбросил всех от себя.
– Ну всё, падла! Ты труп! – прошипел один из нападавших, быстро поднимаясь с земли.
– Это мы ещё посмотрим… – ответил Сергей, приняв стойку, как он это делал на ринге.
Кажется все, кто вывел Сергея, решили разом напасть на него, у одного из них в руке сверкнул нож. Это была остро заточенная ложка, но Сергей не испугался, он был готов к атаке. Ногой, одним движением, с силой ударив того по руке, он выбил нож.
Сергей вспомнил, как вот так же, защищал и Олега от хулиганов. Сам Олег тогда упал от удара и то ли не хотел вставать, то ли и правда удар был такой сильный, но до конца драки он так и просидел на земле. А когда хулиганы, получив от Сергея по полной, разбежались, Олег поднялся, как ни в чём ни бывало. Тогда Сергей отнёс это к тому, что Олега ударили, сейчас, в эту секунду вспомнив лицо своего одноклассника, Сергей побледнел, словно его осенило. Драка продолжалась недолго, Сергей жалеть никого не стал, подумав – будь что будет. И вскоре, трое, с разбитыми носами, губами и бровями в кровь, лежали на земле. Четвёртого, у которого Сергей выбил нож, он с силой, нажав ладонью на лысую голову, прижал к бетонной стене.
– Я Сергей Павленко! Мастер спорта по боксу и чемпион среди юниоров по каратэ! Если кто-нибудь, ещё раз, посмеет поднять на меня руку… удавлю! Поняли меня? – спокойно произнёс Сергей.
Он старался казаться спокойным, зная, как психологически это действует на противника, так говорил его тренер.
– Не слышу! – сильнее нажав на голову мужчины и пнув одного из лежавших на земле парней, повторил Сергей.
– Да поняли мы! Бля… отпусти, больно же! – боясь пошевелиться, попросил мужчина, с прижатым к бетонной стене лицом.
Сергей тут же убрал руку, на лице мужчины образовались вмятины от неровной стены.
– Чего разлеглись тут? Валим отсюда! Бешеный ждёт. Нам ответ перед ним держать, – пиная мужчин, лежавших на земле, сквозь зубы, с яростью говорил мужчина.
– Ни х–я себе! Косой? Что мы скажем Бешеному? Что один Шнырь нас всех уложил? – спросил мужчина лет под сорок, поднявшись с земли и отряхивая штаны от робы.
– Усохни Зверь! Пацан вовсе не Шнырь. Серый он! Понятно Вам? Идиоты… – недовольно произнёс Косой.
Сергей внимательно посмотрел на него, но косоглазия не увидел.
– Валим отсель, ща смена чепушил будет, – первым уходя назад, сказал Косой.
В дверях барака стоял Седой, он курил папиросу и с усмешкой смотрел на мужчин.
– Бешеный ждёт, тему хочет перетереть, – спокойно сказал он.
Мужчины, оставив Сергея позади себя, зашли в барак, не оглядываясь, прошли в конец барака, где их ждал Бешеный.
– Всё тип-топ, Серый? – спросил Седой Сергея.
– Нормально… только я так и не понял, что это было, – ответил Сергей.
– Проверка на вшивость. Тебе жить здесь и не год, и не два. А ты молодец! Уделал один четверых. Уважуха, пацан! Пошли, может Бешеный захочет поговорить с тобой, – бросив окурок на землю и придавив ботинком, сказал Седой, возвращаясь в барак.
Но в конец барака он не пошёл, зная, что не следует лезть, пока положенец сам не позовёт. Сергей тоже остановился, они подошли к своим шконкам и сели на нары Седого.
– Думал высплюсь, наконец… – зачем-то произнёс Сергей.
Седой с удивлением взглянул на него.
– На том свете успеешь выспаться. Пошли, Бешеный зовёт, странно… нас обоих зовёт… – поднимаясь с нар, сказал Седой.
Сергей не знал, что ещё ожидать от этих людей, совсем не похожих на него и на тех, что ранее его окружали. Парень не совсем осознавал, как он жить теперь будет и что его ждёт впереди.
Седой вместе с Сергеем подошли к столу, за которым сидел Бешеный. Но присесть он им не предложил.
– Откуда приёмы такие знаешь, а? Может казачок засланный к нам? Откуда такой пассажир к нам в хату заехал? Ответ держать надо, Седой? Ты за него впрягался, а он один четверых уложил, – положив руку на стол, вторую держа в кармане брюк, которые только Бешеному и разрешалось носить вместо робы, спокойно спрашивал Бешеный.
– Гниль в братишке не видел, не узрел я, Бешеный. Правильный пацан, прогон о нём слышал в хате. А ты знаешь, братаны верные прогоны дают на всех. Батя его и родительница, мать значится, не родные ему. Учёными родные были, зажмурились в один день. Самолёт крякнулся. Бабка с неродным дедом воспитали его, они врачи, это точняк, Бешеный, не казачок и не чепушила он, – говорил Седой, так и не присев.
– Я тебя услышал, Седой. Можете в тряпки упасть. Я всё сказал, – ответил Бешеный.
– Пошли, Серый. Только теперь будь осторожнее, надеюсь, Бешеный успокоится, а эти четверо, могут и замочить. Исподтишка могут. Утром на работу всех погонят, Бешеный не парится, он ни при делах. Спецы знают, он зону держит, иначе и бунт может случиться. Ладно, ложись, я рядом буду, – дойдя до своих шконок и присев на нары, говорил Седой.
– А что за работа? Куда нас погонят? – спросил Сергей.
– Пилорама… лес пилим на доски. Вот там может случиться всё. Не раз жмуриков оттуда выносили. Соскочить тебе надо, не твоё это место, братишка… – ложась на свою постель, произнёс Седой.
Сергей полез наверх, но уснуть до утра, так и не смог.
Утром его разбудил громкий возглас:
– Подъем!
Вскочив, Сергей едва не упал, совсем забыв, что находится на верхней шконке. Все, кто находился в заключении, привычно вышли во двор и построились в ряды по баракам, для переклички, которая длилась более часа. Затем все двинулись в отдельный барак, называемый столовой. Еда вызывала тошноту, но чувство голода было сильнее, приходилось есть то, что дают. Каша на воде, без грамма жира, кажется и без соли, была ещё и подгорелой.
– Кто готовил это г–о? Жрать невозможно! – закричал один из заключённых.
Его тут же поддержали и другие. Начался гвалт, повара падлой назвали, решили его кашей кормить, насильно. В столовую вбежали парни в спецодежде, с дубинками в руках. Они размахивали ими, но без приказа начальства, бить они всё же не решились, понимая, что может разразиться бунт. Тут зашёл Бешеный и все разом замолчали. Он подошёл к старшему, начальник лагеря старался не заходить в места скопления заключённых. Это делал его заместитель, к которому и подошёл Бешеный.
– Гражданин начальник… непорядок. Это ж и псина жрать не будет. Ещё один раз дадут такую кашу… я не смогу удержать их. Сейчас хлеб раздайте и всё будет тип-топ, – спокойно, не меняясь в лице, говорил Бешеный.
Несмотря на кличку, уж неизвестно откуда к нему прицепившуюся, Бешеный напротив, был спокойным по характеру человеком, но если его доводили, то удержать его было трудно. Кровью наливались глаза и тогда он не ведал, что творит. Так и попал в тюрьму, жестоко убив двоих.
– Учить меня вздумал? Здесь что, дом отдыха? Государство задарма всех этих отморозков кормит, а вместо спасибо, ты говоришь мне, что от бунта не сможешь удержать? Голод не тётка, начнёт подпирать, добавку просить начнут! – со злостью ответил заместитель начальника тюрьмы.
– Ну и лады. Я всё сказал… – ответил Бешеный и посмотрел на тех, кто словно выжидал его знака.
Но начальник предвидел, что может начаться, если Бешеный будет недоволен.
– Стой, Бешеный! Сержант? Раздайте всем хлеб и картошку… под мою ответственность, – обернувшись к парням в спецодежде, крикнул замначальника колонии.
Всё исполнялось молча, Бешеный сделал знак сидевшим за столами и те тут же присели на свои места, даже в лице изменились. Бунта в колонии допустить не могли, поэтому редко, но на уступки заключённым всё же шли. Замначальника колонии прошёл на кухню. Правда, перед этим понюхал кашу, которую захватил со стола.
– Ещё раз подгорит каша, самого заставлю есть! Понял меня? – закричал он, бросив тарелку на стол, которая с грохотом упала на бетонный пол.
На этой огромной кухне бегали не только мыши, но и крысы, питаясь крупами из мешков.
– Так точно, товарищ майор! – поднимая с пола алюминиевую тарелку, ответил повар, тот же военнослужащий по призыву.
– И соль добавляй, Миша. Не переводи продукты, это и правда невозможно есть, – потише, сказал замначальник тюрьмы.
– Виноват, товарищ майор, – ответил молодой человек, в замызганном, потерявшем белый цвет, коротком халате и белом колпаке, смешно сидевшем на его голове.
– Что происходит, Седой? – тихо спросил Сергей, так и не притронувшись к каше.
– А ты меньше говори, больше слушай, целее будешь, сынок, – ответил Седой, отодвигая от себя тарелку.
Четыре солдата, которые среди прочих, стояли в охране тюрьмы, вынесли пластмассовые ящики с нарезанными кусками хлеба и быстро раздали заключённым. Следом, ещё четверо солдат разложили на столах, перед каждым сидящим за столами, по две картошки в мундире.
– Соль дай, начальник! – послышался голос.
В столовой, похожей на обычный барак, стоял гул. Бешеного и так уважали все заключённые, а такие дела только повышали его авторитет.
Дмитрий решил добиться пересмотра дела, он вновь записался на приём к министру внутренних дел. Полина не находила себе места, ночами плохо спала и часто плакала, почему-то прося прощение у покойного сына и невестки, говоря, что не уберегла Серёженьку. Дмитрий успокаивал жену, говорил, что Сергей сильный и крепкий, что он выдержит всё и вернётся к ним.
– Я не успокоюсь, пока не добьюсь пересмотра дела нашего сына, Полинушка, – успокаивал он жену.
В его комнате ничего трогать не стали, словно Сергей вышел и вскоре вернётся.
Дмитрий неоднократно приезжал к Министерству внутренних дел, но каждый раз ему отвечали, что министр принять не может. При этом называя разные причины, порой до нелепых. Дмитрий был в отчаянии, не зная, к кому можно обратиться, кого умолять помочь. И каждый раз, Полина с надеждой встречала мужа у порога, загодя увидев с балкона его подъезжающую к подъезду машину.
– Если нашему сыну не поможет чудо… мне страшно даже подумать… главное, дождаться его, Полинушка. В МВД меня никто не хочет слушать. Но со мной работает один человек… он неким образом знаком с мужчиной, который знаком с человеком из окружения Мордвинова. Так вот, он слышал, что Мордвинов ни в коем случае не намерен разглашать то, что произошло с его сыном. Ему было нужно, чтобы именно наш сын был осуждён за его убийство. Настоящие убийцы могли на суде обо всём рассказать. Он, под строжайшим секретом, сказал моему знакомому, что сам Мордвинов замешан в этом деле, ну а сын его, стал употреблять наркотики, в общем, убили его в отместку отцу. Мордвинов не рассчитал свои силы и видимо кинул тех людей, рассчитывая на свое положение и должность. Точных сведений я не знаю, но говорят, ему невыгодно, чтобы Серёжа вышел на волю раньше срока. Меня никто не будет слушать, Полюшка. Все боятся даже говорить об этом, не говоря уже о том, чтобы помочь. Лучше нужно передачу для сына собрать и с почты отправить. Нам же пришло уведомление, что он отправлен в колонию строгого режима, номер семь, под Архангельском. Адрес есть, – сев на кухне за стол, устало сказал Дмитрий.
Полина и так эти два месяца потихоньку собирала посылку для сына. Соседка сказала ей, что в тюрьме нужны чай и сигареты, хотя Полина и возразила ей, сказав, что сын её не курит.
– А и не надо! Будет на продукты менять. Ещё сладости и сало, но рассчитывай, сколько посылка идти будет. Много соли посыпь, соль тоже там пригодится, – посоветовала соседка, у которой племянник тоже сидел уже два года.
Полина знала, что больше десяти килограмм, посылку на почте не примут. Через пару дней, вместе с мужем, она поехала на почту, аккуратно завернув всё, что приготовила.
Сергей, вместе с другими заключёнными, прошёл на место работы, в огромный барак, переоборудованный под пилораму, куда привозили срубленные деревья, а заключённые, по данным размерам, пилили их на доски. Но работали не все, были и такие, которые имели некие привилегии, чтобы не выходить на работу. Целыми днями, они просиживали в бараке рядом с положенцем, которым, вот уже лет пятнадцать, был Бешеный, исполняя его приказы. Они играли в карты, шашки и домино. Были и такие, которые чинили обувь, шили порванную одежду, были люди, так называемые, третьей ступени, те стирали и мыли полы, их называли Шныри. Таких и за людей не считали, они не перечили, лишь исполняя то, что говорили люди, близкие Бешеному, правда, им бросали махорку, как кость собаке, или кусочек хлеба.
А что перечить? Брошенный неверно и не туда взгляд, мог означать суровое наказание и никто не мог вмешиваться, когда по настроению, избивали человека, просто потому, что тот переспросил чего-то или, будто бы, не так посмотрел.
Сергей с такими правилами мириться не желал. Прошло два месяца, вроде всё поутихло, Сергей жил жизнью, которой жили многие заключённые. К пилораме его не допускали, он складывал доски и переносил их в отдельное место, откуда потом их грузили в спецмашины и забирали к месту назначения. Ну а вечером, не привыкший к тяжёлому труду, Сергей, после так называемого ужина, просто падал от усталости. Седой потихоньку отошёл от него и кажется Сергей, который отличался от других даже внешне, среди бритых наголо мужчин, остался совсем один.
Но парень заметил одного мужика, лет под шестьдесят, не похожего на других, он был словно неприкаянный, с глупым выражением лица. Но иногда лицо его менялось и словно озарялось, лишь ему ведомыми мыслями. И этот мужик тоже заметил, что Сергей не похож на других. Мужчину часто отталкивали и кричали, чтобы не путался под ногами и тот молча, глупо улыбаясь, отходил в сторону.
– Кто этот человек, Седой? Почему он держится особняком от всех? – как-то спросил Сергей у Седого.
– Ааа… он полоумный, это Монте-Кристо, бля… Вначале твердил, что он очень богат, говорил, как выйдет отсюда, купит остров в океане, – засмеялся Седой, полулёжа на нарах.
– Поэтому его Монте-Кристо называют? – произнёс Сергей, оглядываясь на мужчину.
– Точняк, у него крыша съехала, когда его головой о бетонный пол били. А сейчас он умирает, рак у него. Похудел, бедняга, а помню лет десять назад, когда я тут чалился за грабёж, он был полным и здоровым. Не обращай на него внимания, он ходячий труп, хорошо не заразный, скоро в ящик сыграет, – сказал Седой.
Сергей удивился, Седой говорил, словно о животном, а не о живом человеке. А утром, когда выйдя из столовой, Сергей вместе с остальными пошёл к пилораме, Монте-Кристо из-за барака поманил его пальцем. Сергей оглянулся, думая, что он зовёт не его. Потом, тыча себя в грудь, прошептал:
– Меня?
Монте-Кристо, глупо улыбаясь, кивнул головой. Он на работу не ходил, словно божий одуванчик, жил сам по себе. Все знали, ему осталось немного, поэтому и трогать, и задирать перестали. Оглядываясь по сторонам, Сергей пошёл за барак, куда тут же ушёл Монте-Кристо.
– Что случилось, Монте-Кристо? Зачем звал? У тебя что-то болит? Может врача? – спросил Сергей, подходя к мужчине.
– У меня всегда болит, я привык. Лекарств мне всё равно не дадут, чего жаловаться зря? Мне скоро кирдык, я знаю. Но не об этом базар, Серый. Хочу поделиться с тобой своей тайной. Чего добру пропадать? Мне уже не выйти отсюда, а ты можешь соскочить с нар. Только доверься мне, пацан. Все думают, я полоумный… пусть думают. Я тут уже двенадцать лет чалюсь, нет у меня на воле никого. Я работал на руднике по добыче алмазов… – говорил Монте- Кристо, поглядывая на Сергея, чтобы понять, как он реагирует на его слова, верит ли ему.
Сергей был удивлён, конечно, но и поверить не мог.
– Послушай, Монте-Кристо… мне пахать надо, некогда мне, – легонько хлопая мужчину по плечу, сказал Сергей.
– Ты прав, приходи сюда после ужина, мне договорить нужно, не успею я… буду ждать тебя, – сказал мужчина и тут же, не оглядываясь, ушёл.
Но вечером Сергей прийти не смог, когда он выходил из рабочего барака, его ударили по голове и упав, парень потерял сознание. Когда он очнулся, с трудом открыв глаза, жуткая головная боль заставила Сергея застонать и с трудом сесть. Он увидел несколько пар ног и подняв глаза, побледнел.
Косой стоял над ним и снимал штаны. Что он собирался сделать, Сергей смутно догадался, сжав кулаки, он попытался подняться, но получив пинок в плечо, вновь упал.
– Косой? Ты ведь знаешь, я вас всех в живых не оставлю, если посмеете тронуть меня. Всех по одному урою… – произнёс Сергей, как почувствовал, что Косой запросто справляет на него нужду. Дальше, Сергей и сам не понимал, что происходит. С силой, не брезгуя, он схватил хозяйство Косого и вскочив на ноги, тыльной стороной ладони, свободной рукой со всего размаху ударил Косого по шее. Тот и так завыл от боли, когда Сергей скрутил его хозяйство, но от сильного удара, вовсе упал на землю.
Дальше, Сергей, просто применяя все приёмы, которые знал и в каратэ, и в боксе, уже не мог совладать собой и не мог остановиться. Он настолько разозлился от унижения и от того, что могли эти заключённые сделать с ним, запросто опустить его, так как их было пять человек против него одного. Когда человек в ярости, он не ведает, что творит, откуда силы берутся, эта ярость и называется состояние аффекта. Драка длилась минут сорок, может больше.
– Я никогда больше не дам себя унижать! Никому не позволю поднять на меня руку! Лучше сдохну, чем позволю ещё раз поступить со мной так! Уроды! Нелюди! Звери! Да что же вы за твари! – вне себя кричал Сергей.
Уложив всех ударами кулаков и ног, Сергей не щадил никого, как это обычно делают в спорте, он со всей силой, на которую был способен и бил, и пинал, не глядя, куда он бьёт и куда пинает. Матерный жаргон, стоны и крики, вскоре затихли. Плюнув на землю и пнув напоследок Косого, Сергей ушёл в сторону своего барака. Он понимал, что Косой два месяца выжидал, а теперь мстит ему.
– Ты где был, Серый? – спросил Седой.
Сергей мельком бросил взгляд на Бешеного, зная, что без его ведома никто с места не встанет и увидел его удивлённый взгляд. Но это длилось долю секунды, Сергей сел рядом с Седым на его нары.
– Гулял… – ответил Сергей, как увидел, что к ним вразвалку, с самоуверенной ухмылкой, подходит Слон.
– Тебя Бешеный зовёт, – подойдя ближе, сказал он.
Сергей молча встал и пошёл за ним. Видимо, кто-то из людей Бешеного следил со стороны за тем, что происходит за рабочим бараком, но вмешиваться ему не велели, а лишь обо всём доложить Бешеному. Сергей лишь догадывался, что так и было. Он подошёл к шконке Бешеного и молча встал, дожидаясь, что произойдёт дальше.
– Значит, ты такой борзый, что уложил из всех? – не поднимая на Сергея головы, спросил Бешеный.
Сергей не знал, можно ли ему ответить и посмотрел на Седого, который подошёл вместе с ним. Тот лишь моргнул глазами, как бы говоря тем самым, что можно ответить.
– Я понимаю, здесь тюрьма и тут свои законы, Бешеный. Я буду их уважать и следовать им, если меня станут уважать, а не унижать и тем более, никому не позволю тронуть себя. Лучше смерть! А Косой, пусть спасибо скажет, что я ему его хозяйство под корень не оторвал! – стиснув зубы и сжав кулаки, ответил Сергей.
– Присядь и усохни. И ты присаживайся, Седой, – наконец соизволив поднять голову, сказал Бешеный.
Седой подтолкнул Сергея, тот ещё не мог успокоиться от всего, что с ним произошло.
– Отныне, работа тебе заказана, Серый! Будешь рядом со мной. А Косого прости, он приказы мои исполнял. Или и меня, как их, уложишь? – оскалив кривые зубы, с усмешкой спросил Бешеный.
– Ты тут положенец, Бешеный. На воле, не задумываясь уложил бы, – спокойно ответил Сергей, присев напротив Бешеного.
– Уважуха за ответ правильный… Сатана? Шкеру тащи, угощу победителя, – сказал Бешеный.
Уверенный в себе, самодовольный, Бешеный сидел развалившись в деревянном кресле, которое соорудили здесь же, в рабочем бараке, специально для положенца, кто бы это ни был и после Бешеного. Кресло было произведением искусства и на воле вполне стоило бы, наверное, огромных денег. С красивым орнаментом, с вырезанными женскими фигурками по пояс, с красивыми головками и с обнажённой грудью, с выпуклыми узорами на подлокотниках и наверху спинки. Над креслом, по заказу Бешеного, который сидел в этой тюрьме более пятнадцати лет, усердно работали несколько заключённых. Потом кресло блицевали в тёмно-коричневый цвет и покрыли лаком несколько раз.
Бешеныйв этот вечер был щедрым. Сатана вытащил откуда-то съестное, всего понемногу и за стол сели только сам Бешеный, Сергей, Седой и ещё пару приближённых к Бешеному мужчин. Что ж, Сергей не стал отказываться, он давно не ел такие деликатесы, вплоть до осетрины и чёрной икры, правда, недоумевал, откуда всё это может взяться в колонии.
Объявили отбой и выключили свет, оставив лишь тусклую лампочку над шконкой Бешеного. Тех, кого с пристрастием избил Сергей, вместе с Косым, принесли в барак и бросили на их нары. Только после того случая, отношение к Сергею изменилось. На работу он не выходил и постоянно находился рядом с Бешеным. Правда, такие привилегии впервые были оказаны новому пассажиру, в столь короткий срок отсидки. Седой, когда они вернулись к своим нарам, тихо сказал ему об этом.
– Поживём – увидим, Седой… посмотрим… – ответил Сергей.
И для Сергея началась другая жизнь. Косой не смел подходить к нему, помня, что едва не намочил его, а ещё хотел и опустить. Некое уважение появилось у заключённых к Сергею, он это резко почувствовал.
Монте-Кристо долго не подходил к нему, видимо боялся или раздумывал, но бояться тому, кто скоро уйдёт в мир иной, не имело смысла. А Сергей видел в его глазах немой вопрос, словно Монте-Кристо выжидал, когда Сергей сам захочет поговорить с ним.
Прошло ещё два месяца и однажды Сергей увидел, как Монте-Кристо, кивая головой, зовёт его выйти из барака идти за ним. За эти два месяца, Монте- Кристо ещё больше похудел, пожелтел, появились круги под глазами и на страшно смотреть, словно наблюдаешь приближение смерти. Но Сергей вышел следом за Монте-Кристо, скорее из жалости, нежели веря ему. Перед этим, Сергей часто украдкой или открыто приносил мужчине поесть. И когда ему прислали передачу, он всё выложил перед Бешеным, но открыто взяв сладости и отрезав сало, отнёс Монте-Кристо. Бешеный не мог ему запретить этого, поэтому и молчал каждый раз, хотя ему всё обо всех докладывали в подробностях. Но Сергею было всё равно. Ему просто хотелось поддержать перед уходом Монте- Кристо. Это была простая, человеческая жалось, которая всегда была ему присуща.
– Тебе чего, Монте-Кристо? Зачем звал? – озираясь по сторонам, спросил Сергей, пройдя за бараки, где находились душ и туалеты для заключённых, подальше от здания с кабинетами начальника и других служащих колонии.
– Спасибо тебе сказать хотел, Серый. Ты один относишься ко мне по-человечески, – пугливо оглядываясь, ответил Монте-Кристо.
Быть осторожными, видимо стало привычкой, зная, что Бешеный имеет везде свои глаза и уши.
– Не стоит благодарить меня. Это всё? Я пойду тогда… – собираясь уйти, ответил Сергей.
Монте-Кристо схватил его за руку и потянул за туалеты, одноэтажное, удлинённое, кирпичное здание было отведено для душевых кабин. Бани, соблюдая гигиену, просто переделали в душевые кабины, где раз в неделю отводился день для купания заключённых, поочередно, для каждого барака. Содержали туалеты и душ в чистоте, для этого каждый день приходили, так называемые Шныри, уборщики, одним словом и тщательно мыли туалеты и душевые кабины. Сергей посмотрел на исхудавшие пальцы Монте-Кристо, схватившие его за руку выше локтя. Тот тут же убрал руку.
– Ладно, пошли. Только недолго, Монте-Кристо. Если тебе что нужно, ты говори, смогу – сделаю и принесу, – уходя за здание, сказал Сергей.
Монте-Кристо устало присел на землю и сложил руки на коленях. Он сосредоточенно смотрел перед собой, не зная, как начать разговор, который видимо, мучил его долгое время.
– Тут такое дело, Серый… в общем, думаю, ты не задержишься здесь надолго. А мне уже воли не видать. Положат меня в общей яме за пустырём и никто не вспомнит обо мне. Вот я и решил не уносить свою тайну с собой, в могилу. Только ты пообещай мне, что… когда на волю выйдешь, ну… когда откинешься с нар, в церковь иногда заходить будешь, свечку за упокой моей души ставить. За упокой души Саньки Парамонова, хорошо? Тебе это ничего не будет стоить, а мне на том свете покойнее будет. Я ведь верующий, есть Бог там… – посмотрев на небо, произнёс Монте-Кристо.
– У меня срок восемнадцать лет, Санька Парамонов и иллюзий я не питаю. В правосудие веры нет, так что… может ты вовсе не по адресу пришёл? Иди к тем, кто в скором времени выйдет на волю, – ответил Сергей.
– Я тебя выбрал своим наследником, Серый. Ты человек, остальные фуфло! Слушай меня внимательно, присядь… – потянув Сергея за рукав робы, тише произнёс Монте-Кристо, словно боялся, что его тайну услышат чужие уши.
Чтобы не обидеть его, Сергей всё же присел и молча посмотрел на усталое, пожелтевшее, исхудавшее от страшного недуга лицо.
– Как откинешься отсель, поезжай в Тюмень, там автобус ходил до деревни Михайловка. Выйдешь из автобуса, пройдёшь рощу, тропинка была, думаю и осталась. Жители местные от остановки до деревни ходят. Мост через речку перейдёшь и дойдёшь до часовни. Церкви в деревне нет, если не построили за эти годы, пока я тута чалюсь, но не думаю. Собирали местные жители, но сами бедствовали, что с них взять? Так вот… часовня старая очень, поговаривали, построил её ещё до революции некий священник, живший в той деревне. То ли отец Иннокентий, то ли по-другому звали, уж и не помню теперь. Туда и захаживали деревенские помолиться. Ну да ладно… речь не о том… – медленно говорил Монте-Кристо.
Сергею казалось, что он засыпает, так как говорил он, устало прикрыв глаза. Но Сергей перебивать его не стал, понимая, что собьёт его мысли.
– За часовней старый колодец был… если не засыпали… запоминай, парень… за задней стеной часовни растёт огромное дерево, чуть выше, оно раздваивается. Начнёшь копать под деревом со стороны часовни. На глубине полутора метров, я закопал мешочек с алмазами. Это целое состояние, Серый. Ты не подумай, я не сумасшедший, я в своём уме и как собрал алмазы, ведомо только мне. Годами, семь лет работая на добыче алмазов и собирал. Как? Не спрашивай. По-разному прятал, шмонали с пристрастием, но выносить удавалось, если по-умному, в месяц, в полтора месяца раз, выносили. Перед арестом я и успел закопать тот мешочек. Я его в двухсотграммовую баночку положил, на случай, если мешочек сгниёт. А утром меня повязали. Завещаю тебе все те алмазы. Только с продажей не торопись, повязать могут. Никто не должен о них знать, иначе погоришь, почём зря. В Москве еврей жил, думаю и сейчас живёт, не старый был. Иосифом зовут, Иосиф Бернадский, насколько я помню. Адрес запомни… окраина Москвы, в южной стороне, там станция и электрички за город едут. Улица Гоголя, дом сорок один, квартира семь. Скажешь, что от меня… запомнил? – наконец открыв глаза и посмотрев на Сергея, спросил Монте-Кристо.
– Ты устал, брат, давай в другой раз поговорим, – не поверив ему, сказал Сергей.
– Ты должен мне поверить, Серый. Нет у меня другого раза, пообещай мне, что найдёшь тот клад! – схватив Сергея за руку, воскликнул Монте-Кристо.
– Хорошо! Не волнуйся ты так. Понял я, обещаю найти твой клад… – ответил Сергей, скорее из жалости и чтобы это уже закончилось.
– И в церковь ходить будешь? Не забудь… Санька, ну то есть, Александр Парамонов я… – с надеждой глядя на Сергея, сказал Монте-Кристо.
– Я не забуду, Александр Парамонов, клянусь, что не забуду! – твёрдо ответил Сергей, подумав, что в церковь заходить он непременно будет.
Монте-Кристо вытащил из-за пазухи крестик на толстой нитке и поцеловав его, тихо произнёс:
– Слава тебе, Господи… теперь и умереть не страшно…
Перекрестившись, Монте-Кристо сунул крестик обратно и упираясь руками о землю, с трудом стал подниматься. Сергей тут же взял его под мышки и помог встать. Они вместе вернулись в барак, к Сергею тут же подошёл Слон.
– Тебя Бешеный спрашивал, ждёт… – сказал он ему и тут же отошёл от Сергея.
Сергей направился к шконке Бешеного, который сидел в окружении своих братков, бывших у него в подчинении.
– Ты где был, Серый? Какую тебе Монте-Кристо лапшу на уши вешал? Опять про свой клад чесал? – спросил Бешеный.
– Где был, там меня уже нет, Бешеный. А Монте Кристо – больной человек, жаль его. Вот и всё, – ответил Сергей, не присев на скамью рядом с другими.
Сергей смотрел на всех этих парней, разных возрастов, с сожалением. В заключении столько времени зря проходит. Многие из них не работают, просто могут целыми днями сидеть и играть в карты, конечно, не на интерес, на деньги или вещи и сигареты, этого Сергей понять не мог. От безделья, просто сводило мозги, а прошло всего четыре месяца, как он здесь находится. Хорошо, в колонии была библиотека и можно было брать книги и читать. Иначе, можно было просто сойти с ума, зная, что восемнадцать лет впереди и эти годы можно вычеркнуть из жизни.
Но в колонии сидели даже очень талантливые люди. Из дерева, которого в рабочем бараке было предостаточно, они вырезали разные вещи, вплоть до картин известных художников, выжигая силуэты и лица. Но в основном делали шкатулки, зачастую, просто шедевры искусства, вырезая по дереву причудливые узоры. Из хлеба, каким-то образом, лепили фигурки, сушили их и покрывали лаком. Даже из стали делали ножи, но это делалось втайне от всех и каким-то образом передавалось на волю. Даже картины писали, копии с Айвазовского, Да Винчи и Гойя, его "Обнажённую маху". Видимо, так свой досуг и скрашивали. Поражало то, с каким усердием и терпением выполнялись эти вещи, но их талант не замечали, словно так и должно было быть.
– Ну лады. Ему давно в ящик пора сыграть, задержался он на этом свете. Никчёмный человек… – внимательно глядя Сергею в глаза, словно сверля его мозги, произнёс Бешеный.
– А это даже ты не сможешь решить. Не завалишь же ты его, да и зачем? Кому он мешает? Бог сам отмерит, кому сколько задержаться на этом свете. Да… хотел сказать тебе… завтра на работу выйду, от безделья с ума сойти можно, – собираясь уйти, сказал Сергей.
– Я тебя ещё не отпускал, Серый! Сядь! Уважь братков, жрачкой поделюсь с хорошим человеком. Сядь, я сказал! – явно злясь, но говоря спокойным тоном, сказал Бешеный.
Седой сидел, не шевелясь, он знал этот спокойный тон Бешеного и этот сверлящий взгляд бесцветных глаз. Бешеный даже поделкой из цветных пластинок, которые делали заключенные, перестал вертеть в руках. Но Сергей сел, понимая, что обостряет обстановку и ему это просто так не простят.
– Хочешь пахать? Что ж, дело твоё, Серый, нет базара, это твой расклад. Только секелиться не стоит, тебе ещё долгие годы рога мочить, с нами на нарах чалиться. Так что, прояви уважение к братве, будь добр, братишка, – отправляя в рот горсть квашеной капусты, которую, видимо и квасили на кухне сами сидельцы, сказал Бешеный.
– Извини, Бешеный, моё уважение и к тебе, и к братве глубокое, поверь. Я привыкаю, молодой ещё, – ответил Сергей, вызывая кривую улыбку на лице положенца.
– Бог простит, а ты вон… ешь, – ответил Бешеный.
Седой знал, такое поведение Бешеного ничего хорошего не сулит, но вмешиваться не стал, себе дороже, он это тоже знал, не по понятиям законов колонии это было. Сергей стал есть, хотя аппетита не было.
А Монте-Кристо к столу не звали, его вообще обходили стороной, не считая за человека, говоря, мало ли какая у него болезнь. Поговаривали, что быть может туберкулёз или даже сифилис, так как и эти болезни были у заключённых колонии. Монте Кристо прошёл к своему месту, с трудом залез на верхние нары и тут же уснул спокойным, глубоким сном, впервые за много лет. А утром, он не проснулся, словно и выжидал, когда доверит тайну надёжному человеку. Умер со спокойным лицом, с едва заметной улыбкой. Впрочем, его уход, сразу и не заметили. Шнырь, убирая барак, стал будить его уже после обеда, часа в четыре. Пришли солдаты, завернули труп, положили на носилки и молча унести, словно и не было этого человека, который жил здесь столько лет, часто забывая и своё настоящее имя.
Сергей о смерти Монте-Кристо не слышал, он с утра вышел на работу и из столовой, ушёл в рабочий барак. Вечером, когда оставшись один, он возвращался с работы, за бараком, в темноте увидел две тени, но не успел разглядеть и спросить, как почувствовал острую, режущую боль в левом боку и что-то тёплое и липкое потекло по телу. Но даже в темноте, Сергей скорее почувствовал по запаху изо рта Косого и теряя сознание, услышал его голос, противный, прокуренный, с хрипотцой:
– Всё! Готов! Валим отсель!
Седой, не дождавшись Сергея, обойдя нары, чтобы Бешеный не увидел, вышел во двор. Седой догадывался, что Бешеный что-то задумал, он хорошо его знал и не один год отсидки проводил рядом с ним. Почувствовав неладное, Седой прибавил шаг и пошёл быстрее. Он и сам не мог это понять, но к Сергею Седой относился, словно к сыну. Может отцовские чувства проявились у одинокого мужчины, кто знает, он и сам этого объяснить бы не смог, но он волновался и пошёл к рабочим баракам. Седой неожиданно наткнулся на Сергея, зацепившись за его ногу и едва не упав. Нагнувшись, он перевернул парня, так как Сергей лежал лицом вниз.
– Серый? Что с тобой? Ах, гады… уделали, значит парня… Падлы! – сквозь зубы произнёс Седой, когда рука дотронулась до раны и стала мокрой от крови.
Сергей был тяжёлым, высокого роста и крепкого телосложения. Тем более, каждое утро, чтобы не терять форму, вставал на час раньше и уходил к месту, где были сооружены турники и даже козлы и стойки для тренировок. Там Сергей подтягивался десятки раз, прыгал на козлах, боксировал с самодельной грушей. Впрочем, не он один, правда и не многие старались держать спортивную форму.
Понимая, что Сергей без сознания и самому ему его не поднять, Седой сначала приложил ухо к груди парня, но от волнения никак не мог расслышать, жив ли он. Приложив пальцы к крепкой шее Сергея, затаив дыхание, Седой прислушался.
– Жив ещё… – прошептал Седой и поднявшись, побежал за помощью.
На охране стояли солдаты, к ним он и ринулся.
– Там Серого завалили! Но он ещё вроде жив, в больничку бы его надо! – крикнул Седой, подбегая к солдатам.
– Зови майора, Егор, сами не можем без особого приказа, – сказал молодой парень, проходивший службу по охране колонии.
Второй парень, быстро побежал к зданию, где находились офицеры. Вечером, после рабочего дня, они уходили к себе, вечерняя перекличка проходила индивидуально по баракам, этим занимались низшие чины. Седой решил вернуться к Сергею, сказав второму парню, где их можно найти. Кажется, Сергей и не дышал, когда наконец пришли к нему на помощь.
Майор сам приложил пальцы к шее Сергея, чтобы убедиться в том, что он ещё жив, потом велел положить его на носилки и унести в лазарет при колонии, который заключённые называли больничкой. Доктор в это время ужинал и ему не очень понравилось, что его отвлекли от трапезы.
– Товарищ майор? Здесь тяжелораненый, рана в области сердца, медлить нельзя, может умереть, – сказал майор, указав солдатам на кушетку, куда и положили бездыханное тело Сергея.
– Не подохнет, майор, видать, крепкий парень. Давайте на операционный стол его, ребята. А ты чего встал? Иди отсюда! Утром придёшь, коли знать чего захочешь. Иди, иди, Седой! – махнув рукой, сказал доктор, в звании майора.
– Дина? Где ты там? Готовь всё к операции! Если успеем… – крикнул доктор, почти шёпотом произнеся последнюю фразу.
Из соседнего кабинета, видимо процедурного, выбежала молодая девушка, надевая на ходу белую шапочку. Закончив медицинское училище, Дина по направлению пришла работать в колонию. Родителей у девушки не было, жила она с бабушкой. Мать, родив девочку, до года кормить не стала, встретила парня и уехала с ним в город, а может и дальше. Отца Дина не знала, бабушка быть может и догадывалась, но травмировать девочку не стала. Сама воспитала внучку, а от дочери никакой помощи или даже письма, женщина так и не дождалась. Правда, она была против того, чтобы внучка работала в колонии, оно и понятно, вокруг заключённые, но по соседству жила Мария, которая тоже работала в колонии.
– Дарья Ивановна, не переживайте за Дину, заключённые на территории колонии, а мы работаем отдельно от них. Да и охрана там везде. Я сама буду присматривать за Вашей внучкой. Девочка она серьёзная, не глупая, так что всё будет хорошо, – сказала Мария.
Женщина работала с документами и ещё, по совместительству, работала в отделе кадров. Она вместе с Диной, приходила на работу, вместе с ней и уходила.
В эту ночь у Дины было ночное дежурство, как впрочем, это бывает и в обычной больнице. Она работала уже два года, срок отработки по направлению истекал, но уходить отсюда девушке не хотелось. Бывало, заключённые в больничке бросали реплики с намёками, но Дина достойно на них отвечала. Однажды, один заключённый протянул руку, когда она делала ему укол и ущипнул за бедро. Недолго думая, девушка схватила со стола ножницы и вонзила в его руку. Тот взвыл от боли, но это происшествие напрочь отбило охоту у многих, приставать к девушке.
Приготовив всё для операции, она подошла к Сергею. Его красивое, бледное лицо поразило Дину, он совсем не был похож на тех, что часто захаживали сюда. Не будь это колонией, Дина бы не подумала, что Сергей один из них.
– Господи… ты только не умирай… Какой хорошенький, жаль будет, если помрёт, – склонившись над Сергеем, думала Дина.
– Вколи ему вокруг раны новокаин. Этого хватит, – мОя руки с мылом под краном, сказал доктор.
– Может его в больницу надо, Евгений Николаевич? Рана тяжёлая… умереть может, – обернувшись на врача, спросила Дина.
– Не довезём мы его. Справимся сами. Умрёт, что ж, значит не судьба ему жить, – приступая к операции, хладнокровно ответил Евгений Николаевич.
Дина помогла снять с Сергея робу, затем и майку. Протёрла спиртом вокруг раны и намазала йодом. Операция длилась уже часа два, как Дина с испугом посмотрела на врача.
– Он не дышит… Евгений Николаевич? Прошу Вас! Сделайте что-нибудь! – невольно воскликнула Дина, прислушиваясь к Сергею и понимая, что дыхания нет.
– Он ведь не умрет? Евгений Николаевич? – невольно спросила Дина, когда во время операции, Сергей перестал дышать.
– Он тебе кто? Брат? Ты чего так печёшься о нём? Он зэк! Поняла? – грубо ответил Евгений Николаевич.
– Совсем не похож на тех, кто находится в колонии… Господи! Сердце! Евгений Николаевич? У него остановка сердца! – воскликнула Дина, держа в руках инструмент, ассистируя во время операции.
Условия в их операционной были совсем не такие, какие были в клинике. И проходящую операцию, можно было назвать кустарщиной, но иного выхода не было и Евгений Николаевич, нужно было отдать ему должное, старался применить все свои знания в медицине.
– У меня нет оборудования… ладно, давай делать прямой массаж сердца. Я под сердцем, ты в рот, – сказал доктор, сложив руку на руку под грудью Сергея.
Во время операции, произошла остановка сердца, заточка, которой ударил его Косой, прошла в двух сантиметрах от сердца. Дина никому ещё не делала искусственное дыхание рот в рот. Но тут речь шла о жизни молодого парня, пусть заключённого, но Сергей произвёл на девушку другое впечатление. Его черты лица очень отличались от лиц тех, кто находился в колонии. Впрочем, девушке казалось, что все они похожи друг на друга. Она посмотрела на красивое лицо Сергея… Густые брови, нежная, как у девушки кожа, ямочка на подбородке, так и хотелось погладить его по щеке.
– Чего встала? Давай, девочка! – нажимая на грудь Сергея двумя руками, крикнул Евгений Николаевич, чем привёл Дину в чувство.
С сомнением вздохнув, она приоткрыла его губы и сделав глубокий вздох, прижалась губами к его губам. Девушка понимала, парень может умереть в секунду, забыв обо всём, она делала ему искусственное дыхание. Это продолжалось несколько минут.
– Бесполезно. Всё, Дина! Он умер. Отойди, – устало сказал доктор, накрывая лицо Сергея простынью.
– Нет… этого не может быть… он ведь такой молодой… прошу Вас, Евгений Николаевич! Не опускайте руки! Прошу Вас! – вне себя закричала Дина.
Евгений Николаевич с удивлением посмотрел на неё. На этом столе, за долгие годы его работы, часто умирали люди, что попадали по разным причинам к нему, но такой реакции ещё не было. Да, до Дины с ним работала молодая женщина, проработав семь лет, она всегда сама накрывала тело после того, как констатировали смерть заключённого. Потом она уехала и на её место пришла другая, намного старше. Теперь с ним работала Дина, скромная, малословная, аккуратная девушка. А тут…
– Да что с тобой, Дина? Рана тяжёлая, шанс что он выживет, был минимальный. Всё, зови санитаров, пусть перенесут тело в морг. А дальше, формальности, это не наше дело, – сказал Евгений Николаевич.
Сама не понимая, почему… но Дина плакала. Она, не отрываясь, смотрела на простынь, которой закрыли лицо Сергея, смотрела и не могла унять слёзы.
– Да, минимальный, но всё таки этот шанс был… – произнесла Дина.
Вдруг откинув белую материю, девушка схватила Сергея за плечи и с силой встряхнула, потом неистово стала хлестать его по щекам.
– Живи! Ты не можешь просто так умереть! Слышишь? Живи! Ну прошу тебя! – кричала Дина, кажется и сама не ведая, от шока перед смертью, что происходит.
Евгений Николаевич, ничего не понимая, с удивлением смотрел на неё.
– Дина? Что ты делаешь? – воскликнул он, хватая её за руку.
Вырвав руку, он вновь схватила Сергея за плечи и ещё сильнее встряхнула его, да так, что его голова приподнялась и вновь упала на стол. Тут его ресницы вздрогнули.
– Господи! Он жив! Евгений Николаевич? Он жив! Прошу Вас, помогите! – закричала Дина, дрожащими руками набирая в шприц лекарство.
– Ну ты вообще даёшь … – оторопело глядя на девушку, пробормотал доктор, наклоняясь над Сергеем.
Была поздняя ночь, когда Сергей, наконец, стал дышать равномерно, а под утро, открыв глаза, ничего не понимая и не помня, посмотрел на девушку в белом халате, которая сидела на стуле и прислонившись к стене, спала. Сергей вновь закрыл глаза и ушёл в глубокий сон. Место операции, Дина обколола новокаином, чтобы унять боль, поэтому Сергей её почти не чувствовал, да и не в том ещё он был состоянии.
А Седой, оставив Сергея в больничке, вернулся в барак. Бросив взгляд в сторону шконки Бешеного, он увидел, что тот говорит с Косым.
– И на тебя управа найдётся, Бешеный. Не по понятиям живёшь… борзеешь, гад… понты разводишь. Ладно, нужно прогон братве бросить, пусть сами решают, моё дело сторона, – думал Седой, ложась на свои нары.
В том, что Сергей выживет, Седой не сомневался, хотя и понимал, что рана тяжёлая, Косой уже не раз убивал заточкой. Этот его удар, Седой хорошо знал. Но Косой не учёл того, что Сергей постоянно был начеку, напрягая тренированный пресс. Правда, этим вечером, Сергей вовсе не ожидал, что получит удар заточкой, но успел то ли повернуться, то ли уклониться, но заточка не коснулась сердца, как должно было быть, а прошла мимо, что и спасло парню жизнь. Да и сам Сергей был крепким и сильным, держал спортивную форму, хотя часто задумывался, зачем? Но вновь, с утра пораньше, уходил на площадку и занимался перед завтраком, подтягиваясь на турнике, прыгая через козла, подтягиваясь на брусьях и делая кувырки.
Утром, когда Седой проснулся, к нему подошёл Слон.
– Косой повесился, – сказал он ему.
– Туда ему и дорога. А может и повесили… – прошептал он последнюю фразу и взглянул на Бешеного, который невозмутимо сидел за столом и что-то пил.
Ему обычно по утрам, перед завтраком, заваривали кофе. А Бешеный, после того, как Косой доложил ему, что замочил Серого, велел инсценировать самоубийство Косого, повесив его в душе, где его и нашёл Шнырь. Зачем понадобилось Бешеному убивать Косого, знал лишь он.
Ночью ему сообщили, что Сергей выжил. Наверное, Бешеный мог закончить дело с Серым, но не хотел вызывать на себя подозрение, поэтому он просто приказал повесить Косого. Нет убийцы – нет проблемы, решил Бешеный. Седой после завтрака пошёл к больничке, чтобы узнать о состоянии Сергея, сам не понимая, с чего это он вдруг волнуется за парня.
– Держи… узнай, как там Серый? Ну тот, которого вчера с заточкой в боку принесли… – сунув деньги в руку солдата, попросил Седой.
Тот, пугливо озираясь, быстро сунул деньги в карман и тут же ушёл. Вернувшись через десять минут, он сказал Седому, что парень жив. Этого было достаточно. Седой ушёл, а после завтрака, зайдя за туалет и сев за деревом, написал записку. Скрутив её в тоненькую трубочку, он, поискав взглядом среди солдат из охраны, подошёл к одному из них.
– На волю маляву нужно скинуть. Держи… – сунув записку вместе с деньгами, сказал Седой и тут же ушёл. Он знал, если Бешеный о прогоне браткам узнает, Седому конец. Седой очень рисковал, но делал это намеренно. Глубокой ночью, Седого удавили его же подушкой, а утром сообщили, что в бараке ещё один труп. Бешеный такого не прощал и записку тут же сжёг, когда ему её доставили.
– Седой на сердце жаловался, видимо, у него приступ случился ночью, когда все спали, – сказал фельдшер, по указке Бешеного. Так в свидетельстве о смерти и написали, правда, формально сделали вскрытие, для отчётности. Что ж, одним заключённым меньше, одним больше…
Два дня Сергей не приходил в себя. Дина сама покупала нужные лекарства и прибегала обратно. Она ставила Сергею капельницы и делала уколы, антибиотики, противовоспалительные и восстанавливающие витамины.
– И зачем тебе это надо, Дина? – спросил Евгений Николаевич.
Да, им выдавали лекарства, простейшие, от простуды и болеутоляющие, этого конечно, было недостаточно. Но так они работали и требовать большего, не могли.
– Но ведь лекарств нет, Евгений Николаевич? Он в тяжёлом состоянии… вот и всё, – краснея и смущаясь, ответила Дина.
– Лекарств нет, но до сих пор мы обходились тем, что есть. Хм… а ты часом не влюбилась, а, девочка? – словно его осенила догадка, спросил Евгений Николаевич.
– Нет! Что Вы! Я… нет… простите… – смущаясь, произнесла Дина, опуская голову.
А когда она оставалась одна, что бывало часто, так как Евгений Николаевич вечно уходил по делам, Дина, склонившись над Сергеем, подолгу смотрела на него.
– Как же тебя сюда занесло, Серёженька? Да разве ж это место для тебя? Наверняка, здесь что-то не так… – шептала Дина, водя пальцами по нежной коже лица Сергея, по его густым, красивым бровям.
На третий день, Сергей, придя в себя, открыл глаза. Но тут же вновь закрыл их, тут Дина присела на стул и наклонилась над ним опять.
– Какой же ты красивый, Серёженька. Вот бы ещё в твои глаза взглянуть… – прошептала Дина и с опаской оглянувшись, тихонько поцеловала парня в красные, воспалённые от жара губы. Жар, который держался более суток, только немного отпустил.
Сергей слышал и чувствовал всё, правда сил ещё не было, но усилием воли, он поднял руку и прижав Дину за шею к себе, приоткрыв свои губы, прильнул к её губам. От испуга, Дина застыла, широко открыв глаза, с недоумением и страхом глядя в голубые глаза Сергея.
– Мамочки… я пропала! Я тону в его голубых глазах… – подумала Дина, отрываясь от Сергея.
– Прости… я думала, ты ещё без сознания… я не хотела… – растерянно произнесла Дина.
За долгие месяцы, Сергей впервые чувствовал, что он словно находится на воле. Он попытался улыбнуться.
– Что со мной? – прохрипел парень.
– Тебя это… заточкой ударили… доктор наш операцию сделал… я пойду… – медленно отступая к двери, запинаясь, сказала Дина.
– Стоять! – услышала она голос Евгения Николаевича за своей спиной и тут же остановилась.
– Ты, парень, верно в рубашке родился. Если бы не эта девушка, лежал бы ты сейчас в общей могиле. Она жизнь тебе спасла! Её благодари. Я уже хотел в морг твоё, так сказать, тело отправлять. А Дина… стала так тебя трясти и бить по щекам… даже я испугался, когда ты ожил, – подходя к Сергею и щупая пульс на его запястье, говорил Евгений Николаевич.
Дина, покраснев, стояла чуть живая за его спиной.
– Евгений Николаевич? Прошу Вас… не нужно… – пробормотала она.
– Ну что сказать? Неплохо. Ты крепкий, но ещё пару сантиметров… как же тебе удалось уклониться от заточки Косого? Он никогда не промахивался. Тебя приговорили, это ты знаешь? Только, если выжил, второй попытки не будет, но всё же, будь осторожен. Это я так… на будущее тебе говорю, – поднимаясь со стула, сказал Евгений Николаевич.
– Вы так спокойно говорите об этом… может надо доложить наверх? – с трудом, с хрипотцой спросил Сергей.
– А что это даст? Здесь свои законы, а мы лишь выполняем свою работу. Кстати… ты ведь ещё ничего не знаешь… Косой повесился, но думаю, ему помогли. Седого тоже нашли мёртвым в постели, сердечный приступ… – с усмешкой сказал Евгений Николаевич.
Сергей не ожидал услышать такое, он поморщился, от боли сжав простынь.
– Люди умерли… это так смешно? – спросил он, не глядя на врача.
– Тут многие умирают и часто не своей смертью. Ладно, что-то я разговорился. А… это тебя сюда два дня назад Седой принёс, не сам, конечно, ты крепче его. Он подмогу вызвал. В общем… видимо твоё время ещё не пришло. Выйдешь отсюда, свечку что ли Седому поставь. Да и Монте-Кристо умер в тот день, когда тебя Косой резанул. Дина? Ты бы ему поесть принесла… в больничке кормят лучше, чем в бараках, я в столовую, – сказал Евгений Николаевич и тут же вышел.
– Я за обедом схожу… – смущаясь, сказала Дина и тут же вышла следом за врачом.
Сергей задумался.
– Сколько всего произошло за эти два дня… а она ничего так… красивая. Значит, я обязан жизнью тебе, Дина… Дина… имя красивое… – думал Сергей.
Потом он вдруг вспомнил про родителей. Вроде, они должны были приехать на свидание, ему давно было положено, ведь более четырёх месяцев прошло, как он находился в колонии. Неведомая тоска сжала ему грудь, Сергей застонал, закрыв глаза.
– Что? Где болит? Серёжа? – услышал он голос Дины над головой и тут же открыл глаза.
– Нагнись… прошу тебя… – попросил Сергей, увидев удивлённое лицо девушки.
Дина понимала, что парень долгое время находится здесь, без женского внимания и тем более, без женской ласки. Нет, не из жалости, она нагнулась и позволила ему поцеловать себя в губы, ей это и самой нравилось. Несмотря на неопытность, Сергей всё же классно целовался и отпускать Дину ему совсем не хотелось. Он протянул руку и дотронулся до упругой груди девушки. Невольная эрекция, заставила его отпустить её и отвернуться. Дина смутилась и присела на стул.
– Я покормлю тебя… тебе ещё нельзя напрягаться… – взяв со стола тарелку с макаронами и маленькими кусочками мяса, сказала Дина, не смея смотреть в глаза Сергею.
Что имела ввиду Дина, говоря, что ему нельзя напрягаться, каждый понял по-своему. Она старалась не смотреть ему в глаза, а он, напротив, открывая рот для очередной порции макарон, ловил её взгляд. Девушка за эти два дня поняла, что влюбилась в этого парня, хотя успела узнать, что у него срок за жестокое, умышленное убийство аж восемнадцать лет. Только она отгоняла от себя эти тяжёлые мысли и уходить домой ей вовсе не хотелось.
Проходили дни, через неделю Сергей поднялся и уже мог самостоятельно сидеть на кровати и сам есть. Дина первые дни и на ночь оставалась дежурить, но Дарья Ивановна возмутилась.
– Никогда у тебя не было столько ночных дежурств, Дина, с чего это вдруг, каждый день подряд? – спросила бабушка, когда через три дня и ночи, Дина приехала домой, чтобы искупаться и переодеться.
– Бабушка… в больничке тяжёлый больной лежит, он у нас с Евгением Николаевичем чуть не умер на операционном столе. Нельзя было надолго оставлять его одного. Ещё пару дней и он станет себя лучше чувствовать. Ну прошу тебя, не сердись, бабулечка моя… – обнимая Дарью Ивановну и прижимаясь к ней, ворковала Дина.
– Ох, лиса! Вот знаешь, что не могу тебя ругать! Ладно, беги… подожди-ка… а что случилось-то? Кто тяжелобольной? Зэк ведь… так что же ты печёшься о нём? Хотя, знаю твоё доброе сердечко… – ласково хлопая внучку по попе, сказала Дарья Ивановна.
– Очень молоденький, ну может лет девятнадцать – двадцать ему, чуток старше меня. Заточкой в бок получил, в сантиметре от сердца заточка прошла, представляешь? У парня остановка сердца произошла. Я очень испугалась… но Евгений Николаевич спас его. Ну я пойду? Меня ждут… – чмокнув бабушку в щёку, сказала Дина.
– Господи! Что творят-то! Ты уж там поосторожнее, вот не хотела я, чтобы ты там работала… не хотела я… – пробормотала Дарья Ивановна, перекрестив внучку и провожая ласковым взглядом. А Дина уже выбежала из дома и пробежав небольшой двор, выскочила за калитку, крепко держа сумку с едой для Сергея, куда положила и бутыль с молоком.
Дарья души не чаяла во внучке, которую сама и вырастила.
– Да хранит тебя Господь, милая. Где ж твоих отца и мать носит по свету?– бормотала пожилая женщина, которой было лет шестьдесят с небольшим.
Темноволосая Дина, была очень похожа на отца, которого недолюбливала Дарья Ивановна за то, что он сбил с пути её, такую послушную, дочь. Она постоянно говорила, что Бог видимо хочет, чтобы она не забывала о нём, раз подарил ей внучку, копию своего отца. Высокая и стройная, с большими, карими глазами, девушка была симпатичная, но красивой её назвать было трудно, красота была строгая и холодная, что ли… Лицо очень серьёзное, длинные, прямые волосы, которые она просто закалывала сзади, чтобы не мешали ей работать, а выходя за пределы колонии, она их распускала по плечам. Одевалась Дина скромно, не выделяясь среди прочих девушек посёлка, о ней даже не сплетничали, парней у неё не было, к таким как она, парни и подходить боялись, хотя ей и было так же, как Сергею, едва исполнилось восемнадцать.
А тут Дина безнадёжно влюбилась. Все мысли были о Сергее, они были такие непохожие, он, со своей нежной, как у девушки, кожей лица, голубыми глазами, но с суровым, не по годам, усталым взглядом. Лишь высокий рост и крепкое телосложение, не позволяли никому говорить о нём ничего дурного.
Дина и на русскую не была похожа. С тёмными волосами, чёрными, дугой бровями и большими карими глазами. Было в ней что-то дерзкое, надменное, что ли. Только перед Сергеем она робела, в нём ей нравилось всё и когда он крепко спал, она могла часами смотреть на него. Евгений Николаевич сказал, что Сергей идёт на поправку, но рана довольно тяжёлая, поэтому ещё пару недель придётся полежать. Дина была этому рада, хотя уже задумывалась, как же она сможет видеться с ним, когда он вернётся в барак?
– Дина? Ты что, сегодня тоже не идёшь домой? – снимая белый халат и собираясь уходить, спросил Евгений Николаевич.
– Да, я бабушке сказала, что и сегодня останусь на дежурство, Евгений Николаевич, смущаясь пристального взгляда своего врача, ответила Дина.
– Ты соображаешь, что делаешь? Он же заключённый, осуждённый на восемнадцать лет за жестокое убийство! Это ты понимаешь? – уводя девушку в коридор, крепко держа за локоть, сказал Евгений Николаевич.
– Не верю я, что он мог убить. Вы глаза его видели, Евгений Николаевич? Не могу поверить и всё. Не похож он на тех, которые сюда захаживали, не похож на убийцу! – твёрдо заявила Дина.
– Моё дело предупредить тебя, несмышлённую. Молодая ты ещё, жизни не знаешь. Ладно, меня жена ждёт, в кино хотели с ней сходить. Обижается, что не ходим никуда. Гляди в оба, разум-то не теряй… – сказал Евгений Николаевич и тут же ушёл.
Дина принесла из дома поесть, бабушка пирожков пожарила, картошки с яйцами, посыпав зелёным луком… девушка старалась приносить вкусненькое для Сергея, зная, как кормят в колонии. В проходной, на КПП, девушку хорошо знали, относились к ней с уважением, слишком серьёзная она была и не позволяла иного отношения к себе. А заключённые знали, что вольности обойдутся им слишком дорого.
– Серёжа? Я поесть принесла, пирожки с капустой… не знаю, любишь ли ты… – взгляд его голубых глаз подавлял её и смущал.
– Спасибо! Конечно люблю! Где меня ещё угостят пирожками с капустой? – полушутя, ответил Сергей, взяв из рук девушки ещё теплый пирожок и с аппетитом откусывая его.
– Может расскажешь, что с тобой случилось? Как ты оказался здесь? Ведь… не твоё это место, Серёжа, – решилась спросить Дина, присев рядом с кроватью парня.
Сергей аж есть перестал, хотя вкус пирожка напомнил ему дом. Взгляд его потускнел, он опустил голову.
– Я не убивал его… я не убийца… – положив пирожок на столик, ответил Сергей.
То ли он морально устал, то ли просто хотел облегчить душу, но ничего не тая, он всё рассказал Дине. Она слушала его, едва дыша, понимая, как тяжело ему говорить об этом. Закончив говорить, Сергей поднял голову и посмотрел девушке в глаза.
– Ты ведь веришь мне? Я бы не смог никого убить. Побить, ещё куда ни шло, но убить… тем более одноклассника, с которым десять лет учился… я не знаю, почему именно я… – с надеждой глядя на Дину, сказал Сергей.
– Я верю, Серёжа… верю… такие глаза не могут обмануть… видимо, ты оказался не в том месте и не в то время. А этот Мордвинов… я слышала о нём, не помню где… но однажды, он поплатится за зло, которое причиняет людям, – со слезами произнесла Дина.
Сергей протянул руку и обнял её за шею. В палате они были одни, да и работала Дина в паре с Евгением Николаевичем. Притянув девушку к себе, он крепко поцеловал её в губы. О том, что он ещё никогда не был близок с девушками, он говорить не стал, но в этот момент его охватило волнение, он обнял Дину за талию и положил на кровать.
– Серёжа… я люблю тебя… очень люблю… но не стоит этого делать… прошу тебя… – взволнованно говорила Дина, не в силах сопротивляться ему.
Видя, что она не отталкивает его, Сергей лихорадочно стал расстёгивать пуговицы белого халата. Дина закрыла глаза, Сергей неистово целовал её лицо, шею и верх груди, потом прильнул к горячим от возбуждения губам. Это был страстный поцелуй, такого с Сергеем ещё никогда не было, он весь дрожал от возбуждения и желания. Дина любила и оттолкнуть его, у неё не хватило сил. Резкое движение и Сергей со стоном откинулся на подушки и тяжело дыша, закрыл глаза, схватившись за бок.
– Что с тобой, милый? Где больно? Давай я укол тебе сделаю! – вскочив с постели, воскликнула Дина, дрожа не менее его.
– Выйди! Прошу тебя, выйди! – сжав руками простынь, крикнул Сергей.
– Ему было стыдно, такого возбуждения и сильного желания близости, он никогда не испытывал.
Сергей понял, что может произойти непоправимое, он перевернулся на живот, чтобы скрыть возбуждение от глаз Дины и уткнувшись лицом в подушку, потихоньку стал успокаиваться.
– Давай есть, Серёжа, я тоже проголодалась, – застёгивая халат и вытаскивая на стол еду из пакета, стараясь говорить спокойно, сказала Дина.
Ели они молча, потом Дина сделала Сергею два укола и дала выпить лекарства.
– Я часто думаю, как выдержу здесь восемнадцать лет… дома родители… у отца больное сердце… – задумчиво произнёс Сергей.
– Ой! А я ведь сказать тебе хотела… ммм… к седьмому ноября амнистия выйдет. Если ты никогда не попадал под амнистию, она будет применяться даже к твоей статье. Одна четвертая часть от срока срежется. Восемнадцать раздели на четыре… ммм… так, ну… четыре с половиной года отними. Значит… тринадцать лет остаётся, тем более, полгода ты уже отсидел, два месяца во время следствия и четыре здесь, – сосредоточенно, со знанием дела говорила Дина.
– Откуда ты всё это знаешь? – удивился Сергей.
– Так ведь я работаю в колонии… здесь такого насмотришься и наслушаешься, поневоле учёной станешь… только ты ничего такого не подумай, пожалуйста… – смутившись, ответила Дина.
Сергей с трудом встал с кровати и подошёл к девушке. Дина напряглась и с испугом выжидала, что будет дальше. Сергей обнял её и прижал к себе.
– Я не имею права просить тебя ни о чём. И тринадцать лет, тоже долгий срок и ты сама это знаешь. Я рассказал тебе всё, как было, не знаю, выживу ли я… только не смирюсь с этим режимом! Этот Бешеный… он же творит всё, что захочет… за два дня, пытались меня убить – не получилось, так он Косого убил, а Седой в чём был виноват? Он-то что ему сделал? Гад! Не прощу ему этого! Он заплатит за всё, что творит! – говоря это, Сергей невольно сжал объятия, сильнее прижимая Дину к себе.
– Сергей? Отпусти меня, мне больно. Прошу тебя, он убьёт тебя! Ты с ним не справишься, понимаешь? Тут свои законы и даже начальство с ним не спорит. Бешеный зону держит, он положенец… умоляю, я не переживу, если с тобой что-то случится! Оставь его! – взяв в ладони лицо Сергея и глядя ему в глаза, говорила Дина.
Она и правда испугалась его взгляда, гневного, непримиримого.
– Думаешь, на таких, как Бешеный управы не найдётся? Забыла? Фараона убила маленькая муха… – задумчиво ответил Сергей.
Чтобы отвлечь его от тяжёлых мыслей, Дина обняла его за шею и прижалась губами к его губам. Сергей словно проснулся, тут же обняв девушку, он стал целовать её в шею, лицо и губы. Потом резко отошёл от неё, вновь возбудившись.
– Дина? Ты очень хорошая, но сейчас тебе лучше уйти. Иначе я не смогу сдержаться, ты, как медик, сама понимаешь это. Прошу тебя, иди… – попросил Сергей, не глядя на неё.
– Серёженька? Посмотри на меня. Я сама этого хочу, милый. Я люблю тебя. Никогда никого не любила, а тебя люблю! – взволнованно произнесла Дина.
Сергей с удивлением посмотрел на неё.
– Но у меня нет будущего! Я зэк! Это ты понимаешь? А ты молодая, красивая… ты ещё встретишь достойного парня, а я конченный зэк и выхода не вижу… – устало присев на кровать, ответил Сергей.
– Мне никто, кроме тебя не нужен, Серёженька! Я с тобой останусь этой ночью. А сейчас, тебе ещё немного поесть нужно и сил набираться. Давай не будем говорить о плохом, поверь, милый и эти дни пройдут, как страшный сон. Я чай тебе заварю. Ешь пирожки и вот ещё, картошку с яйцами. У нас куры свои и корова есть. Я молока тебе принесла. Ешь, – ласково и успокаивающе, говорила Дина.
Сергей молча взял пирожок и надкусил его. Он смотрел на расстегнутые, верхние пуговицы халата девушки, где открывалась нежная кожа груди, упругость и выемка, такая соблазнительная и притягательная. Сама Дина не заметила, что не застегнула халат до конца. Отложив пирожок, Сергей взял её за руку и потянул к себе. Дина знала, сюда никто не придёт, все видели, доктор ушёл, а в больничке тяжелобольной. Она сняла с себя халат и присела на кровать, очень волнуясь в ожидании. Сергей расстегнул пуговички на кофточке девушки, затем снял и её, она осталась в белом, кружевом лифчике и в джинсах. Сергей, тяжело дыша, потянулся к молнии на них… Дина полностью легла на кровать и в ожидании, посмотрела на Сергея. Он погладил ладонью плоский живот девушки, провёл рукой по груди, по бёдрам и снял с неё джинсы.
– Как же его рана? – пронеслось в голове Дины, но сдерживаться сил не было…
Полина почти месяц собиралась, чтобы поехать на свидание с Сергеем. Она никогда не сталкивалась с такой проблемой, женщина была растеряна. Сердобольная соседка пришла на помощь.
– Ты, Полина, бери самое нужное. У меня брата сын, два года в колонии сидит. И не плачь всё время! Главное, парень жив! Жив, понимаешь? Дай Бог, вернётся. Брат сказал, что к октябрьским праздникам уже амнистию объявили, значит и твой тоже под неё попадает. Он ведь в первый раз попался? То есть… ну это… в первый раз его осудили? – говорила Надежда, жившая на одной площадке с Полиной и Дмитрием.
– В первый раз, да. Но как подумаю о том, как он там… Господи! За что же это? Так что самое нужное-то, Надя? – перестав плакать, спросила Полина.
– Чёрный чай, можно самый дешёвый, не обязательно индийский, они там его густо заваривают и пьют, чефир называется. Правда, не знаю, зачем это нужно. Ещё сигареты, а можно и махорку. Зима в Архангельске суровая, тёплые носки, нижнее бельё, чёрного цвета, ну… кальсоны раньше называли… тоже лучше чёрные. Ну и консервы, если там примут. Племянник в колонии общего режима сидит, так брат ему возит, да. Только перед тем, как пропустить его к сыну, открывают банки. Лучше в открытом виде всё везти, да… сала побольше бы, сытость оно держит, сладости тоже надо, ну там… конфеты и печенье, пряники и вафли можно. Дальше, сама смотри. Пойду я, мой с работы должен прийти, кормить его надо будет. Если что, заходи, – говорила словоохотливая соседка, проходя к выходу.
Дмитрий тоже хотел поехать с Полиной к сыну, но на работе аврал, нужно было отчёты сдавать, в общем, отпуск ему не дали. Чтобы сэкономить время, ведь и Полина работала, она решила лететь на самолёте, а дальше, до колонии автобусом или на такси доехать.
– Ты сама-то всё не тащи, проси мужчин, чтобы помогали нести тяжёлые сумки. Жаль, я не могу с тобой поехать… Обними сына, не знаю, что и сказать. Ведь меня никто и слушать не хочет… – с виноватым видом говорил Дмитрий, накануне отъезда жены.
– Я всё ему объясню, Дима. Ты сделал всё, что мог. Не твоя в том вина. Дай Бог и на Мордвинова управа найдётся. Хотя, он и так получил за свои деяния. Что может быть хуже, чем детей своих хоронить? Сама испытала эту боль, врагу не пожелаю… – произнесла Полина, опять всплакнув.
А утром, сложив сумки в багажник своей машины, Дмитрий отвёз жену в аэропорт и проводил до Архангельска.
Сергей старался сдерживать себя, он медленно гладил нежную, гладкую кожу Дины, от чего она дрожала всем телом. Вдруг Сергей резко убрал руки и приподнялся.
– Прошу тебя, уходи! Не нужно этого делать. Минутная слабость может обернуться для тебя испытанием на всю жизнь. Кто я? Что у меня впереди? Я и просвета не вижу. Может быть и выйду когда-нибудь отсюда, если не убьют меня. А ты… ты молодая, красивая… да, я очень этого хочу, но не нужно. Уйди! Не искушай меня! – резко встав с кровати, сказал Сергей.
Но вдруг побледнел, схватился за бок и застонав, вновь присел.
Дина судорожно надела на себя халат и подбежав к шкафчику, набрала обезболивающие, анальгин с димедролом и подошла к Сергею. Раздеться парень не успел, Дина приспустила его штаны и вколола укол.
– Серёжа? Ты весь такой правильный, совестливый… а я распутная, да? Да пойми же ты наконец! Мне кроме тебя никто не нужен! Я тебя люблю, понимаешь? А когда любишь… ведь ради любимого готов на всё. Что потом будет? Будь, что будет, милый! Ладно, отдыхай… я ужин принесу, тебе поесть надо. И чай принесу горячий, – сказала Дина, повесив свои вещи на спинку стула, так как надела только халат.
Она вышла, оставив Сергея одного. Возбуждение прошло, резкая боль ещё не зарубцевавшейся раны, охладила его пыл. И потом, он не мог так поступить с Диной, понимая, что может этим сломать ей жизнь. Девушка вернулась с чашкой горячего чая и с тарелкой гречки с мелкими кусочками мяса.
– Поешь, пока горячее. На вот, с пирожком, – сказала она, ставя всё на стол.
Ел Сергей молча, здесь, в тишине, он забывал о том, где находится. И Дина рядом, с запахом лекарств и духов. Она сидела очень близко от него, он чувствовал аромат её длинных волос, они касались его шеи и плеча, это волновало его.
– Утром скажи доктору, пусть выписывает меня. Иначе, нам ошибки не избежать… – стараясь сдерживать себя, сказал Сергей.
– У тебя ещё рана не зажила, Евгений Николаевич тебя не выпишет. Он сказал, что на две недели здесь останешься. Рана может воспалиться. Серёжа… ты не волнуйся, я лягу в его кабинете, если я настолько тебе неприятна, – вставая со стула, сказала Дина.
Она была обижена, видимо подумав, что совсем ему не нравится. Сергей схватил её за руку.
– Вот уже несколько дней, дороже тебя, у меня никого нет, Дина… но я не могу тебя обидеть…пойми. Кто я и кто ты? Я очень этого хочу… но после этого, я возненавижу себя за проявленную слабость. Ведь, неизвестно, что меня ждёт завтра, а тебе жить, замуж нужно выйти, детей рожать… не хочу, чтобы из-за меня ты потом мучилась… – не смея смотреть ей в глаза, говорил Сергей.
– Глупый… я же люблю тебя и если и ты любишь… – положив руки ему на плечи, начала говорить Дина.
Сергей тут же поднял голову.
– Если люблю? Да я не знаю, как жить без тебя буду, когда уйду отсюда! – взволнованно ответил Сергей.
Дина молча расстегнула пуговицы халата и тут же сняла с Сергея майку.
– Просто люби меня, милый… сейчас я хочу только этого… а что будет завтра… Бог покажет, – прошептала она, целуя Сергея в шею.
Он расстегнул ей бюстгалтер, прижавшись губами к упругой груди и крепко обняв, положил на кровать.
Дальше, всё происходило словно в тумане. Дина была первая, кого так ласкал Сергей, сначала неумело, осторожно, потом смелее и нежнее. Сергей был первым мужчиной у Дины и она ни минуты не сомневаясь ни в чём, просто отдавалась своему чувству, охватившему её юное, девственное тело. В тишине были слышны стоны и тяжёлое дыхание обоих влюблённых. Не сдержавшись, Дина вскрикнула от резкой боли внизу живота. Сергей, остановившись, ошалело посмотрел на неё, не понимая, как он мог причинить ей боль. Дина улыбнулась и стыдливо уткнулась лицом в его крепкую грудь.
– Тебе больно? Прости… я не хотел… я… – тяжело дыша, бормотал Сергей.
– Глупый… ты ничего не понял? Милый мой, ты у меня первый мужчина. Так должно быть… уже прошло… – Дина сгорала от стыда, не понимая, как такой взрослый человек, не знает таких простых вещей.
– Ничего не понимаю… кровь… что я сделал? – оторопело глядя на простыню, произнёс Сергей.
Полина воспитала его скромным и добрым мальчиком, даже в школе, о таких вещах, как девственность и что при этом бывает, не говорили. Учёба и тренировки, чтение книг, любимые записи известных певцом и исполнителей и занимали досуг Сергея. Он рос, не думая о таких вещах, да и не тянуло его к девушкам, тогда как многие в его классе, успели побывать в близости с женщинами.
Дина была поражена. Такой красивый, восемнадцатилетний парень и не знает простых вещей. Она свернула простынь, надела на голое тело халат и ушла в душ. Тут же постирав простынь, она повесила её на протянутую верёвку и вернулась назад. Увидев лицо Сергея, она улыбнулась.
– Что с тобой, Серёженька? Я так понимаю… мы с тобой друг у друга первые? Или ты жалеешь? – спросила Дина, присаживаясь рядом с Сергеем и прижимаясь к его крепкому телу.
– И я так понимаю… я люблю тебя… мне так спокойно с тобой. Я должен бежать отсюда… – вдруг заявил Сергей, посмотрев на Дину.
Эта мысль пришла ему в голову внезапно. Дина испуганно посмотрела ему в глаза.
– Нет! Нет, умоляю тебя! Нельзя! Могут убить при побеге. Несколько лет назад, так уже было. Я не позволю… нет! – воскликнула Дина, схватив Сергея за руку.
– Но я не выдержу столько лет, Дина! Я не смогу без тебя жить! – ответил Сергей и в его голубых глазах сверкнули слёзы.
Взяв в ладони его лицо, Дина стала целовать глаза и щеки, лоб и нос, ещё и ещё…
– Мы можем с тобой пожениться. Это можно сделать прямо здесь. Нужно написать заявление и нас распишут. Правда… – Дина запнулась, отпуская лицо Сергея.
– Что правда? – спросил Сергей.
– Даже с жёнами свидания полагаются в четыре месяца раз. Это колония строгого режима. Но хоть так, Серёженька! А я тут работаю, буду стараться, чтобы тебя в больничку чаще клали. Прошу тебя… – с мольбой произнесла Дина.
Не будь это колония и эта обстановка, девушка никогда бы не посмела сама предложить жениться на ней. Но тут было совсем другое. Молодые люди понимали, что Сергей вернётся в барак и они не смогут видеться. Это Дину убивало.
Сергей обнял её и привлёк к себе. Ему хотелось повторения того, что недавно произошло между ними. Дина понимала, как медик, этого делать нельзя, но ей было всё равно. Расслабившись, она легла на кровать.
– Ты такая нежная… эта кожа, такая гладкая… она сводит меня с ума. Никогда, ничего подобного не испытывал… и я согласен, давай поженимся… – утопая лицом в её волосах, говорил Сергей, вновь возбуждаясь и не понимая, как глупо звучит его согласие на брак с Диной.
Но в этот раз, молодые люди не торопились, смакуя близость с друг другом. Дине было больно, но прикусив губу, она терпела, чтобы Сергею было хорошо. Она наслаждалась его ласковыми прикосновениями рук и губ, ей было достаточно ощущать его тело так близко, его мужской запах, присущий каждому индивидуально. Потом они вместе, нагими прошли в душевую кабину и стояли, целуясь, под струями воды.
– Твоя рана, Серёжа? Она намокла и может воспалиться. Пошли, я перевязку сделаю. Нельзя допустить воспаления или заражения. Вытирайся и проходи в процедурную, – сказала Дина, оборачивая волосы полотенцем.
Надев халат, она ушла первая. Сергей с трудом вытер волосы и тело, боль вокруг раны усилилась и острая боль в ране тоже, но стараясь не застонать, он прижал старое, застиранное полотенце к мокрым бинтам, сквозь которые просочилась кровь и хотел надеть трусы, но это ему никак не удавалось. Рана причиняла невыносимую боль. Сергей со стоном присел и облокотился о стену с белым кафелем. Не дождавшись его, вернулась Дина. Увидев Сергея на полу, она испуганно присела перед ним на корточки. Сама надела на него трусы и обняв за торс, помогла подняться. Они медленно прошли в процедурный кабинет. Сергей шёл, усилием воли превозмогая боль. И когда он сел на кушетку, Дина отклонила его руку с полотенцем от раны и убрав намокший пластырь, ахнула. Рана была в крови и вокруг неё все покраснело. Набрав противовоспалительное лекарство в шприц, она сделала Сергею укол. Затем обработала рану и наложила повязку.
– Тебе нужно отдохнуть, пошли, я помогу тебе лечь, – сказала Дина, понимая, насколько они поторопились.
– Может я сам? Ты тоже должна отдохнуть, – устало подняв голову и посмотрев в её глаза, ответил Сергей.
– Это я виновата… нам не следовало торопиться, да ещё повторять… – подумала Дина.
Но то, что произошло между нею и Сергеем, казалось ей таким прекрасным.
– Я очень люблю тебя, Серёжа, помни об этом, – прошептала Дина в самое ухо Сергея.
Она помогла ему лечь и принесла термометр. Через пять минут, взяв его и посмотрев на него, Дина с тревогой взглянула на Сергея.
– Нет… только не это… – прошептала девушка, приложив ладонь ко лбу Сергея.
Он лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Дина запаниковала. Подойдя к шкафчику, девушка стала лихорадочно перебирать ампулы. Набирая трясущимися руками лекарство в шприц, она с тревогой смотрела на покрасневшие лицо Сергея, на его алые от жара губы. Дина зачем-то потрогали его ноги и пальцы рук, они были холодными. Сергей начал бредить и неистово мотать головой.
– Мамочки! Что же делать? Серёженька? Родной мой, потерпи немного, я сейчас… – в панике бормотала Дина.
Но набрав лекарство в шприц, она сделала ему укол. Нужно было поставить ему капельницу, но нужного препарата не оказалось. Глубокая ночь, идти было некуда и бесполезно. Везде всё было закрыто, из колонии ночью и мышь не проскользнёт.
Температура не падала, термометр показывал тридцать девять и шесть. Дина не знала, что можно еще сделать, чтобы сбить температуру. Она принесла в чашке холодной воды и намочив бинт, сложенный в несколько слоёв, положила ему на лоб.
– Мама… папа… Дина… за что? Игорь? Ты? Уйди! – говорил в бреду Сергей.
У Дины началась паника, температура у Сергея не падала. Она вдруг вспомнила, как в детстве её бабушка сбивала ей температуру. Взяв из шкафчика спирт, разбавив его водой, чтобы не обжечь кожу, она намочила сложенный бинт, сняв его со лба Сергея, отбросила покрывало и начала протирать всё его тело этим раствором. То ли от волнения, то ли переживая, она не чувствовала усталости. Девушка протёрла тело Сергея, в основном грудь и спину, с трудом перевернув его, затем принялась за его ноги. Тут же, она сбила термометр, поставила ему подмышку и тяжело дыша, присела в ожидании.
Сергей уснул, для того, чтобы удостовериться, что все в порядке, Дина приложила ладонь к его лбу и облегчённо вздохнула. Взяв термометр, она с улыбкой посмотрела на красную полоску, которая спустилась до тридцати семи и двух. В палате, где лежал Сергей, стены не было, просто она была отгорожена от второго помещения гипсокартоном, окрашенным в белый цвет. В палате в ряд стояли три кушетки, две из которых пустовали. Дина легла на кушетку, соседнюю с Сергеем. Девушка смотрела на красивые черты, дороже которых для неё в целом свете не было. Тяжёлое дыхание парня сменилось на спокойное, губы, которые от жара покраснели, побледнели. Дина закрыла глаза и ушла в глубокий сон.
Утром её разбудил пришедший на работу Евгений Николаевич, Дина тут же вскочила на ноги, подумав:
– Как хорошо,что перед тем как лечь, я полностью оделась. Иначе, подумал бы Бог весть что.
– Здравствуйте, Евгений Николаевич. Я сейчас… только умоюсь… – сказала Дина, стараясь не смотреть в глаза своего врача.
– Здравствуй, Дина. Всё хорошо? Что с тобой? Как наш больной? – снимая куртку и меховую шапку и вешая на вешалку в шкаф, тут же взяв оттуда белый халат и надевая его, спросил мужчина, видя смущение девушки.
– У Павленко воспалилась рана и ночью была высокая температура. Я сбила её… как бабушка моя делала, спиртом растёрла его тело. Вы рану посмотрите пожалуйста, Евгений Николаевич, – ответила Дина, наконец взглянув на врача.
Евгений Николаевич подошёл к Сергею и довольно грубо открыв ему рану, дёрнул пластырь и убрал наложенную повязку. Сергей застонал от боли и тут же открыл глаза.
– Доктор? Здравствуйте… – с трудом сказал он.
– М-да… рана воспалена… обработай вокруг раны йодом, чтобы инфекцию не занести, мазь наложи и повязку поменяй. Ладно, там больного привели, черепно-мозговая травма… видимо, чем-то тяжёлым прошлись по его голове. А ты за завтраком сходи, я быстро… – сказал Евгений Николаевич и тут же ушёл.
Дина подошла к Сергею и пощупала вокруг раны. Покраснение не прошло, да и рана была ещё воспалена. Обработав вокруг раны йодом, как велел доктор, она нанесла мазь и положила сложенный бинт, затем заклеила лейкопластырем.
– Я поесть тебе принесу, а ты лежи, не вставай, – сказала Дина, собираясь уйти.
– Дина? Подожди… вчера вечером… ведь всё было наяву, верно? – испытующе глядя ей в глаза, спросил Сергей.
Дина промолчала, подумав, что он шутит. Ведь не мог же он подумать, что близость между ними могла быть не наяву…
– Мне никогда не было так хорошо… ни с кем… – смущаясь, сказал Сергей, целуя руку девушки.
О том, что ему и сравнивать не с кем и то, что Дина первая женщина, с которой он был близок, Сергей повторять не стал.
– Мне тоже, Серёженька… мне тоже… – ответила Дина и быстро ушла на кухню.
В больничку было велено давать еду из кухни, в которой готовили для работников колонии. Впрочем, в больничку попадали лишь в экстренных случаях. Почти всегда, в бараках, обходились подручными средствами лечения. Кому-то из дома привозили или присылали лекарства, обычно таблетки, от головной боли, простуды, несварения желудка и если необходимо, от боли в печени или от проблем с пищеварением. В помещение привели заключённого с пробитой головой. Конечно, в обычных условиях, больному сделали бы рентген головы или РЭК… но тут обошлось так, рану обработали, наложили мазь и перевязали.
– На вот, выпей анальгин, боль пройдёт, – сказал Евгений Николаевич, давая заключённому таблетку.
Вернулась Дина с двумя тарелками пшённой каши и кусочками хлеба, всё поставила на стол и подошла к врачу.
– Дина? Сделай ему укол, пусть до вечера побудет в больничке, вечером уйдёт в барак, – сказал Евгений Николаевич, выходя из помещения.
– Евгений Николаевич? Может я почалюсь тут до завтра хотя бы? Очень болит котелок. А там, сами понимаете… не всё тип-топ… – выходя следом за врачом, с мольбой просил заключённый.
– А мне что с того, а, Монгол? Ладно… до вечера оставайся, а там посмотрим. Кто тебя так, а? Чего опять не поделили? – остановившись, спросил Евгений Николаевич.
– Да… из-за шняги. Не стоит и арапа гнать, спасибо Вам! – сказал Монгол, возвращаясь к своей кушетке.
Монгол знал, что не стоит говорить никому о том, что происходит в бараках, иначе и язык могут отрезать.
– Серёжа? Поешь кашу, тебе сил набираться надо. Я чай сладкий тебе принесу, – сказала Дина, поглядывая в сторону врача и Монгола, медленно уходя к двери, ведущей в коридор.
– Что, Монгол? Кто тебя так обласкал? – присев на кушетке, спросил Сергей, когда Монгол сел на свою кушетку.
– Ты, Серый, свободные уши-то спрячь. Бешеный Седого завалил за то, что ты выжил и… за то, что он братве фуфло настряпал про него. Косого вздёрнул на петлю за то, что не кончил тебя. О себе лучше подумай, а ко мне не лезь. Не твой это расклад, – взяв со стола тарелку с кашей и кусочек хлеба, сказал Монгол.
– Приятного аппетита… – произнёс Сергей, с сожалением посмотрев на Монгола.
Вернулась Дина и поставила на стол перед Сергеем чашку с горячим, сладким чаем. Она понимала, что и это повод для болтовни.
– Тебе тоже чай принести? – спросила она Монгола, который с подозрением посмотрел на неё.
– Ему принесла… я что, лысый? – ляпнул Монгол, потом поняв, что сказал глупость, так как все заключённые были наголо пострижены, усмехнулся. Дина сделала вид, что не заметила его ляп и тут же вышла.
– Хороша Маша, да не наша! – провожая девушку жадным взглядом, сказал Монгол.
Тень ревности резанула сердце Сергея.
– Чего скалишься тогда? Если не твоего поля ягода и молчи себе в тряпочку, – ответил Сергей.
– Ох, что по мне, я бы её помял от души. В прошлом году она одному пацану котелок проломила, когда он попытался уложить её вот сюда, на лежак. Так его в бараке за это так отделали, что он дорогу сюда забыл. Холодная она, а других-то нет… по телу бабскому тоска! Я тут уже одиннадцать лет чалюсь, без бабы туго… но выход находится… – говорил Монгол, уплетая кашу.
Сергей с недоумением посмотрел на него.
– В смысле, находится выход? О чём это ты? На зоне же нет баб? – спросил он.
– Баб нет, верно. Опущенные есть, да и сами, нет-нет… в общем, сам понимаешь, чего тебя учить? Физиология! Понимать надо! Котелок зачем на шее носишь? – ответил Монгол, доедая кашу.
Сергей понял, о чём говорит Монгол, ему стало противно, он даже кашу не мог доесть, представив, как мужчины находят выход удовлетворить себя. Вернулась Дина и посмотрела на почти полную тарелку Сергея.
– Но ты не ел совсем… тебе силы нужны… – Дина видела, как внимательно смотрит на них Монгол.
– Я не хочу есть. Спасибо… – сказал Сергей и отпив горячий чай, лёг и отвернулся к стене.
Сергей понимал, если до поры в бараках узнают о них с Диной, покоя точно не будет. А ведь он втайне решил разобраться с Бешеным. Он понимал, что сделать это будет не так просто, но Сергей не собирался мириться с его беспределом. Дина вышла и настаивать не стала.
– Вот дурак ты, Серый! Ох и дурак! Видно же, что нравишься ты ей… а может между вами было что? – тронув Сергея за плечо, спросил Монгол.
– За базаром следи! Ты чего несёшь? – опять сев на свою кушетку, воскликнул Сергей.
– А что я сказал? Ладно, дело твоё… только я бы не растерялся, помял бы девочку, ох,помял бы… – допив свой час и ложась на кушетку, ответил Монгол.
– Спасибо скажи, что я ранен, не то котелок твой в щепки бы разнёс. Идиот… – прошептал последнее слово Сергей.
Но вечером Евгений Николаевич сказал Монголу, чтобы тот возвращался в барак, хотя Монгол и просил позволить ему остаться до завтра.
– Я напишу, чтобы тебе разрешили лежать в бараке, Монгол, а тут не гостиница, так что вали отсюда! – строго сказал Евгений Николаевич.
Сам он тоже собрался уходить домой и когда Монгол, ворча, наконец ушёл, снял с себя халат и открыл шкафчик.
– Ты тоже можешь идти домой, Дина. Опасного у Павленко ничего нет, перевязку ты недавно сделала, укол вот сделай и пошли домой, я подвезу тебя, – сказал Евгений Николаевич, зная, что Дина днём уходила в аптеку, чтобы принести лекарства для Сергея.
Мужчина не был глуп и видел мимолётные взгляды и Дины и Сергея. Правда и представить себе не мог, что за пару дней, между ними могла была быть близость. Чтобы вновь не вызывать подозрений, Дина нехотя набрала лекарство в шприц и сделала Сергею укол.
– Если ночью боли будут или температура опять поднимется, выпьешь анальгин и аспирин. Вот… димедрола таблетку можно выпить, тоже успокаивает боль и понижает температуру, – тихо говорила Дина, протирая ваткой место укола, чуть ниже бедра.
– Спасибо. Я всё понял, – ответил Сергей, не глядя в глаза девушке.
И она, сняв халат, надела куртку, сапоги, шапку и вышла вместе с Евгением Николаевичем из помещения. Верно, она два дня не была дома, бабушка наверное волнуется.
– Дина… если бы я не знал, насколько ты ответственная и серьёзная девушка, мог бы подумать, что ты влюбилась в Павленко. Да и он, вроде, неровно дышит в твою сторону… я ведь ошибаюсь, да? – спросил Евгений Николаевич, когда они с Диной сели в его машину и выехали за территорию колонии.
– Нет Евгений Николаевич, Вы не ошибаетесь. Я его люблю… больше жизни. Это правда. Но у него большой срок, я это понимаю и иллюзий не питаю, – ответила Дина.
– Господи! Дина? Ты в своём уме? Он же убийца! Зэк! Что, в городе парней нет? Да ты только пальцем помани и у твоих ног десяток ребят на колени встанут! – резко затормозив, воскликнул Евгений Николаевич.
– Прошу Вас, Евгений Николаевич? Вы не можете так говорить, ничего не зная о нём. Сергей не убивал никого, да он бы и не смог этого сделать. Его подставили, понимаете? Был убит сын замминистра МВД, что-то связано с наркотиками, вот Сергея и сделали крайним, он ни в чём не виноват, поверьте! – взволнованно говорила Дина.
– Какая же ты наивная, девочка! Да ты любого преступника спроси, хотя бы вот, в нашей колонии, признает ли он свою вину? Ни один! Слышишь? Ни один из них не признается ни в убийстве, ни в грабеже, ни в чём другом! А ты и поверила… чёрт! Совсем не ожидал от тебя, – вновь заводя машину, произнёс Евгений Николаевич.
Потом, его словно осенило, он повернул голову к Дине и внимательно посмотрел на неё.
– Между вами ведь ничего не было, верно? – спросил он.
Дина, опустив голову, молчала.
– Нет! Чёрт побери! Нет! Ты не могла! О чём только ты думала, Дина? – вновь воскликнул Евгений Николаевич.
– Прошу Вас, Евгений Николаевич! Не надо! Это никого не касается, только меня и Сергея… – ответила Дина, так и не взглянув на мужчину.
– Я не ожидал от тебя такого… от кого угодно, только не от тебя, Дина. Вы хоть предохранялись? – с сожалением глядя на девушку, спросил Евгений Николаевич.
Дина с недоумением подняла голову и посмотрела на него.
Дине было стыдно, слова Евгения Николаевича словно молотком били по её голове. Но мысли были о другом.
– Он там совсем один… а вдруг опять температура поднимется? Может тихонько вернуться назад? – лихорадочно думала Дина.
– Мы приехали! Выходи. Бабушке привет передавай. Утром заеду за тобой, в семь тридцать, будь готова! – сказал Евгений Николаевич.
– Но завтра воскресенье, Евгений Николаевич? У Вас выходной… – не торопясь выходить из машины, ответила Дина.
– Чёрт! Ты права… с тобой у меня совсем крыша поехала! Завтра же к нам родители жены приедут, у сына нашего день рождения. Ладно, если будет время, я может и заскочу между делом на работу. А ты, если вдруг… я говорю, вдруг, а это значит экстренный случай, поняла? В общем, позвонишь мне домой, если что, поняла? – нагибаясь и открывая дверцу машины со стороны, где сидела Дина, сказал Евгений Николаевич.
– Хорошо. Спасибо, что подвезли, – выходя из машины, ответила Дина.
– И подумай на досуге, что ты натворила! Смотри, чтобы потом поздно не было… – захлопывая дверцу, громко сказал Евгений Николаевич.
Дина побрела домой, калитка была открыта, она присела на скамью.
– Серёженька… милый мой человечек. Наверное, я должна радоваться, что тебя осудили и этапом направили сюда. Это эгоистично, я знаю, но ведь иначе, я бы тебя никогда не встретила. Я так его люблю! – прижав руки к груди, которую ещё совсем недавно, в порыве страсти, так нежно сжимал и целовал Сергей, вслух произнесла Дина.
Сердечко забилось в неге, которую девушка впервые ощутила, вспомнив, что произошло сегодня ночью. Дина потрогала губы и закрыла глаза, она словно вновь ощущала сладкий привкус его жарких губ. Ей хотелось вернуться, вернуться к нему и чтобы это повторилось опять. Ощущать его объятия, ласковые прикосновения рук. Погладить его нежную кожу и заглянуть в глубину голубых глаз. Но Дина знала, с вечера ворота закрывались и даже сотрудники не должны были возвращаться, это была колония строгого режима и строгие правила были для всех. Тяжело вздохнув, она поднялась и медленно ступая, побрела через двор к дому.
– Бабушка? Я дома! – крикнула Дина, входя на кухню.
– Ну наконец-то ты пришла! Есть будешь? – спросила Дарья Ивановна.
– Нет, я не голодна, – ответила девушка, выходя из кухни и проходя в свою комнату.
Дина есть не могла, все мысли были о Сергее. А он, оставшись один, не знал, чем заняться. Ночью уснуть не получалось, он вспомнил Дину, перед его глазами пронеслась прошлая ночь.
– Может мне не следовало этого делать? Получается, я у неё первый… и что теперь? Мне здесь столько лет сидеть, я права не имел! Что же я наделал? Господи! – стучало в голове парня.
После полуночи, у него опять поднялась температура. Захотелось пить, губы стали горячими от жара. С трудом поднявшись, он налил себе воды и с жадностью выпил. Жутко кружилась голова, в глазах потемнело и Сергей едва не упал, чувствуя, что может потерять сознание. Он вернулся к кушетке и лёг. Как прошла ночь, он едва соображал, всё время бредил и метался по подушке. Перед глазами вставали родители, плачущая мама, отец со строгим взглядом.
– Всё будет хорошо, сынок. Потерпи немного… ты только выдержи всё… – говорил отец, глядя в глаза сыну.
– Я выдержу, папа, обещаю… – шептали его потрескавшиеся губы.
Вновь Сергея мучила жажда, но подняться не было сил, он лишь желал, чтобы эта ночь быстрее закончилась. Едва рассвело, Дина проснувшись, умылась и собрав немного съестного для Сергея, выскочила из дома. С вечера отварила ему яйца и сосиски, захватила малиновое варенье и маленькую баночку мёда. Свежий хлеб решила попросить на кухне.
– Диночка? Что-то ты рано сегодня? Выходной вроде, отдохнула бы. Ведь в больничке всего один больной, – спросил дежурный офицер, встретив её на КПП, где она показав своё удостоверение, прошла на территорию колонии.
– Здравствуйте, товарищ капитан! Работа ждёт! – на ходу воскликнула Дина и быстро пошла через двор в сторону медпункта.
– Этот один, для меня дороже тысяча таких, как ты, – пробормотала Дина, открывая дверь.
Войдя в кабинет, она сняла куртку, вязанную шапку и сапожки, конец октября выдался в Архангельске холодным. Надев белый халат, Дина зашла в помещение, палатой его назвать было трудно, закуток, отгороженный от процедурного помещения, да и там стояло всего три кушетки, на одной из которых и лежал Сергей.
Дина тихонько подошла к нему и прильнула губами к его лбу. Лоб был в холодном поту, Дина подняла голову и с тревогой посмотрела на парня. Из кухни она принесла горячий чай, пару кусочков хлеба и положила в чай мёд.
– Серёжа? Просыпайся, слышишь? – сказала Дина, трогая парня за плечо.
Сергей тут же открыл глаза и с удивлением посмотрел на девушку.
– Дина? Что ты тут делаешь? Сегодня же воскресенье? – тихо спросил он.
– Я поесть тебе принесла. И вот… попей чай с мёдом, тебе сразу станет легче, – ответила Дина.
Она провела с Сергеем весь день, заботясь о нём. Сделала ему перевязку и два укола. Они долго говорили, узнавая друг о друге всё больше и больше.
– Я утром напишу заявление на имя начальника лагеря, ты тоже должен написать, Серёжа. Мы должны с тобой расписаться, чтобы чаще видеться. Если что, когда выйдешь отсюда, мы можем просто развестись. Это всего лишь формальности, – сказала Дина, сидя с Сергеем на кушетке.
– Диночка? Зачем я тебе? Ты ведь можешь встретить другого парня! Лучше, чем я… ну того, который на свободе. Я тебе не нужен… – ответил Сергей.
– Я люблю тебя, Серёжа! Мне никто другой не нужен, неужели непонятно? – ответила Дина, с отчаянием посмотрев на Сергея.
– Знаешь… мы вот тут с тобой сидим и мне кажется, что на всём белом свете никого нет. Только ты и я… – обнимая девушку и привлекая к себе, нежно целуя её в шею, сказал Сергей.
Ну кто мог удержать этих двоих от соблазна, от такого потрясающего сознания близости друг с другом…
Им вновь было хорошо, хорошо от неумелых ласк, волнующих прикосновений и поцелуев. Потом, вместе поев и после того, как Дина сделала уколы и перевязку, они, обнявшись, крепко уснули.
Но ранним утром Дина встала и одевшись, умылась, зная, что скоро придёт Евгений Николаевич. Так проходили дни, Сергей чувствовал себя хорошо и дней через восемь, Евгений Николаевич его выписал. Дина настояла, чтобы Сергей написал заявление, что сделала и сама. Евгений Николаевич, услышав об этом, пытался уговорить Дину не совершать глупостей, но девушка была непреклонна. Начальник колонии передал, что даёт молодым людям время всё обдумать, но вызвал к себе Евгения Николаевича, чтобы узнать причину такого решения Дины, которую хорошо знал.
– Говорят – любовь, Егор Алексеевич. Я пытался её отговорить, даже с её бабушкой говорил. Ни она, ни я, ничего не можем сделать, она стоит на своём. Даже и не знаю… – ответил Евгений Николаевич.
Егор Алексеевич приказал принести личное дело Сергея Анатольевича Павленко и внимательно его прочёл.
– Сына Мордвинова убил? И Дина Беленькая знает, что у парня такой срок? Что в этом парне такого, что за неделю, Дина приняла такое решение? – спросил Егор Алексеевич.
– Парень красив, этого у него не отнять, он не похож на тех, кто сидит в колонии. Может и правда, это у них любовь, товарищ полковник? – ответил Евгений Николаевич.
– Ладно. Время ещё есть, может она и передумает, – сказал Егор Алексеевич, закрывая дело Сергея.
А Сергей вернулся в барак, стараясь не держаться за бок и не морщиться от боли, правда и боль была едва ощутимой.
– О! Какие люди в Голливуде! – раскрыв руки и подходя вразвалочку к Сергею, произнёс Монгол, поднявшись от шконки Бешеного.
– Усохни, Монгол! Сядь! – громко сказал Бешеный.
– Привет честнОй компании. Как твой котелок, Монгол? – с тревогой озираясь, спросил Сергей.
– Как видишь, Серый, живой я. И ты, вижу, на мази? – спросил Монгол.
– Присаживайся, Серый. Говорят, ты жениться решил? – с иронией спросил Бешеный.
– А твои уши, я гляжу, остры, Бешеный? Арапа гнать не буду. Да, верно говорят, хотя это мой базар и никого это не касается, даже тебя! – сев на скамью, ответил Сергей.
– Борзый значит… ладно, Череп? Неси шкеру, отметим это дело, – имея ввиду то, что Сергей остался жив, сказал Бешеный.
– Есть базар, Бешеный, не торопись со шкерой… может скажешь честной компании… за что Седого завалил? За что Косого повесил? Меня за что хотел заточкой замочить… пусть народ услышит! Уверен и братве интересно будет узнать о твоём беспределе, а я им маляву отправил, насчёт твоего беспредела, – зло сверкнув глазами, спросил Сергей Бешеного прямо в лоб и пристально глядя ему в глаза.
Правда, братве Сергей, конечно же, ничего не писал, но надеялся, что Седой успел это сделать.
– Не бери на понт, Серый! Фильтруй свой базар! Мне от народа скрывать нечего. В ящик сыграть хочешь? Могу устроить, с почестями! – стараясь сдержать свою ярость, крикнул Бешеный.
Сидевшие рядом с Бешеным и те, что сидели на своих шконках, приподнялись, понимая, что назревает нечто и может закончиться смертью одного из них. Но Сергею нужно было или показать, насколько Бешеный самовольничает, или показать свою силу, понимая, что иначе его просто раздавят. А присмыкаться перед Бешеным или кем-то другим, Сергей был не намерен.
Бешеный едва сдерживался, сжимая в руке заточку и сверкая глазами. Сидельцы из его окружение стояли в ожидании и ждали команды Бешеного, готовые наброситься на Сергея. Но его невозмутимый вид, обескураживал всех. Невозмутимости, Сергея учил его тренер, говоря, что это самое главное оружие против противника. Но тех, кто стоял поодаль, было больше тех, кто окружал Бешеного, обстановка накалилась. Все ждали, что ответит Бешеный и взгляды были устремлены на него. Бешеный терял самообладание, а Сергей знал, что гнев и ярость, часто ведут к проигрышу, так обычно бывает в спорте, поэтому и хотел, чтобы Бешеный совершил ошибку, что и могло привести к его краху.
– Ну что, Бешеный? Держи ответ за Седого и Косого! О себе я промолчу, – сжав кулаки, спокойно произнёс Сергей, чтобы ещё больше разозлить Бешеного.
И Бешеный сорвался, как и ожидал Сергей, сам бросившись на него, подняв руку с заточкой, а должен был приказать это сделать другим. Сергей ждал выпада, успел увернуться и тут же с силой ударил по толстой шее Бешеного ребром ладони, рассчитав удар, зная, что после такого удара у человека может на несколько секунд замкнуть сознание. Этих секунд Сергею хватило, чтобы поднять ногу, несколько раз, с силой ударить Бешеного в челюсть и не опуская ноги, ударом в грудь, свалить его.
Все застыли и стояли в неком оцепенении. Такого в бараке не было давно. Какой-то пацан, без году неделя, как пришёл на зону, вдруг валит самого Бешеного. Сергей встал перед Бешеным и с силой нажал ногой на его горло, мужчина задыхаясь, захрипел.
– Если не признаешься перед честнОй компанией, что беспредельно завалил и Косого и Седого, удавлю, как мышь! – произнёс Сергей, мельком бросая взгляды вокруг.
Парень понимал, что эти люди способны на всё и в секунду могут броситься на него и убить. Но его действия против самого Бешеного, вызывали уважение. Да многие сидевшие здесь и сами понимали, что Бешеный многое делал не по понятиям и не по воровским законам. А может просто хотели смену положенца? Устали от того, что творил Бешеный.
– Пусти, гад! Удавлю… – прохрипел Бешеный.
– Стойте! От братков малява пришла! – услышали все голос на входе в барак.
Но Сергей не торопился убирать ногу с горла Бешеного, он обернулся, чтобы взглянуть, кто это говорит, не зная, чем всё закончится.
Но тут произошло непредвиденное…
Полина прилетела в Архангельск и с сумками вышла из аэропорта. К ней тут же подошли двое мужчин, третий тоже спешил в её сторону.
– Здравствуйте! Женщина? Вы же в колонию приехали, верно? Могу отвезти не очень дорого, – подошедший мужчина, вертел на пальце ключи от автомобиля, это очень раздражало Полину.
– Да… а как Вы узнали? – удивилась она.
Нет, она не боялась, просто в первый раз не знаешь, что да как.
– Ооо… столько лет занимаюсь извозом! Глаз намётан у меня. По багажу можно определить, кто и зачем приехал в наш город. Вы же из Калининграда прилетели? Рейс оттуда. Ну что? Согласны? – подходя ближе, спросил мужчина, перестав вертеть ключи, на которые с раздражением смотрела Полина.
Второй мужчина выжидал, ведь женщина могла отказаться, услышав цену, за которую её собирался отвезти водитель. А колония находилась за чертой города.
– А сколько стоит доехать до колонии? – всё же спросила Полина.
Мужчина назвал цену, испытующе глядя на неё.
– Так дорого? – осторожно спросила Полина.
– Так и колония находится далеко за городом, уважаемая! – ответил мужчина.
Полина задумалась, впрочем, она была согласна на любую цену, в пределах разумного, но водитель запросил очень много, чуть ли не половину стоимости билета, которую Полина заплатила за перелёт.
– Эх, Семён! Что же ты так пугаешь женщину? Поехали! Я отвезу Вас за полцены, – предложил второй мужчина, подойдя к ним.
– Правда? А может ещё что-нибудь в ту сторону едет? – с опаской озираясь, спросила Полина.
Да и вечерело уже, не рассчитала она время вылета, совсем не зная, что будет делать возле колонии ночью. Ведь вечером её навряд ли пропустят на свидание с сыном.
– Вы что же, уважаемая… боитесь нас? – спросил первый водитель.
– Хорошо, я сняла все украшения и оставила их дома… – подумала Полина.
– Нет, чего мне бояться? Ценного у меня ничего нет, да и денег тоже. Я вижу, тут гостиница недалеко… на ночь глядя меня не пропустят в колонию, верно? Значит, мне придется переночевать в гостинице и ранним утром поехать к сыну, – решительно сказала Полина и подняв тяжёлые сумки, пошла в сторону гостиницы.
– Она тебя испугалась, Семён. Вроде, хорошая баба, горе у неё. Видать, интеллигентная такая… женщина? Подождите! – крикнул второй водитель и быстро пошёл следом за Полиной.
– А тебе вечно больше всех надо, да, Слава? Да подожди ты! – окликнул его Семён.
Но Слава уже подходил к Полине, она остановилась и обернулась.
– Вы мне? – спросила она.
– В гостинице навряд ли есть места. Я тут недалеко живу, в семи километрах отсюда. Вы не бойтесь, не звери же мы. Что же, понять надо, к сыну значит приехали? Что же Вы время не рассчитали? В ночь вылетать нужно, чтобы ранним утром прилететь. В общем… поехали ко мне, иначе на улице останетесь. Холод такой… да не бойтесь Вы, я Вам свой паспорт покажу. Просто, если я сейчас оставлю Вас и уйду, Вы останетесь на ночь на улице. У меня жена дома, Нина… и дочка Наташа… поехали, – сказал мужчина, поднимая тяжёлые сумки с земли.
И Полина пошла, сама не зная, почему поверила мужчине. Может и правда испугалась, что придётся на улице ночевать, но она пошла за ним к его машине. Мужчина сложил сумки в багажник и открыл дверцу, куда Полина и села.
– Альтруист хренов… вечно лезет со своей добротой, идиот… – глядя на Славу, пробормотал Семён.
Полина была взволнована, не зная, что ожидать от незнакомых людей. Вдруг Слава вытащил из бардачка свой паспорт и протянул ей. Женщина с недоумением взглянула на него, ей стало неловко.
– Зачем это? Я верю Вам… не нужно, – сказала Полина.
– Владислав Владимирович Нестеров. Я, вообще-то, на заводе работаю. А извозом в свободное время занимаюсь. Лишние деньги не помешают, верно? Дочь последний год в школе учиться, дальше институт, сами понимаете. Вот я и помогаю, – разговорился Слава.
– Понимаю… – лишь ответила Полина.
Слава вызывал доверие.
– А что случилось с Вашим сыном, уважаемая? За что его… – спросил Слава, мельком взглянув на Полину.
Она почему-то заплакала, может нервы не выдержали, за столько месяцев, а может просто захотелось поплакаться. Ведь, как известно, незнакомым людям легче излить то, что на душе. И Полина рассказала всё, начиная с выпускного вечера, ничего не скрывая, даже свои подозрения о Мордвинове и его, так нелепо погибшем, сыне.
– Но Серёжа этого не делал. Он бы не смог убить своего одноклассника. Даже адвокат его в этом уверен, он и сказал, что нашего сына просто подставили, чтобы скрыть более серьёзные дела, где вместе с Мордвиновым замешаны серьезные и влиятельные люди. Восемнадцать лет! Ни за что! – воскликнула Полина, рыдая.
– Это наше гуманное правосудие. Не плачьте так, уверен, правда обязательно раскроется. Иначе и быть не может, – сказал Слава.
– Спасибо Вам. Но я уже и не надеюсь… дождаться бы только сына. У мужа сердце больное… он все пороги оббил, вплоть до МВД, но результатов никаких, – ответила Полина, перестав плакать и вытирая платочком лицо от слёз.
Слава завернул к высотным домам и остановился у подъезда одного из домов.
– Мы приехали. Сумки пусть в машине остаются, рано утром я отвезу Вас в колонию. Вам отдохнуть нужно. Нина ужин приготовила, наверное, пойдёмте, – сказал Слава, закрывая машину и открывая дверь подъезда.
– Спасибо Вам. Мне неудобно стеснять Вас. А жене, наверное, это может не понравиться, – поднимаясь по ступеням, сказала Полина.
– У меня жена понятливая. Двадцать лет вместе, добрее женщину я не видел, – ответил Слава.
Дверь открыла Нина, так Слава назвал свою жену.
– Здравствуйте. Вы простите, пожалуйста, право не знаю, что и сказать… – смущаясь, произнесла Полина, переступая через порог квартиры Славы и Нины.
– А ничего не говорите. Здравствуйте, уважаемая. Проходите на кухню, у меня стол накрыт и борщ на плите кипит. Вот сюда, да… – указывая, куда следует идти, отвечала Нина.
– Спасибо Вам, Вы и правда, добрые люди. Мне бы руки помыть… – взглянув на Нину, ответила Полина.
Со светлыми волосами, полненькая, но стройная женщина, в простеньком халате и фартуке, с улыбкой в карих глазах, смотрела на Полину.
– Да, руки здесь можно помыть. Слава? Ты тоже с дороги, мойте руки и идите на кухню, – сказала Нина и сама уходя на кухню.
– А дочь где? – спросил Слава, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть свою дочь.
Слава, мужчина лет сорока пяти, плотного телосложения, невысокого роста, коренастый и широкоплечий, с приятными чертами лица. Он женился поздно, да и дочь, которую он обожал, родилась через четыре года после женитьбы.
– Она у Ленки, уроки вместе делают, – крикнула из кухни Нина.
– Ленка – дочь соседей, на одной площадке живём, она в одном классе с Наташей учится, – зачем-то сказал Слава Полине.
– Храни Господь. Не знаю, как Вас отблагодарить за Вашу доброту. Я заплачУ за ужин и ночлег… – осторожно сказала Полина, боясь обидеть Славу.
Но ведь Полина не знала, что это за люди, может они и пускали на ночь за деньги. Но при этих её словах, Слава остановился и с недоумением посмотрел на неё.
– Что же Вы, уважаемая, всё оцениваете деньгами? Я просто подумал, что негоже одинокой женщине оставаться на улице холодной ночью, вот и предложил приехать сюда. Да и в гостинице свободных мест нет. Форум какой-то у нас в городе, даже из Москвы приехали. Ладно, пошли ужинать и жене про деньги не говорите, обидеться она, – тихо говорил Слава, мОя руки.
– Вы уж простите меня. Но я и правда не встречала таких добрых людей. Во всяком случае, я таких никогда не видела. Спасибо Вам! – воскликнула Полина.
– Проходите сюда, уважаемая, садитесь. Я Вам борща налью. А к нам какими судьбами попали? – спросила Нина, наливая в глубокие тарелки суп.
Полина с тревогой взглянула на Нину.
– Сын у неё в колонии, она к нему приехала, Нина. Оговорили парня, ты и сама знаешь, таких много, – ответил за Полину Слава.
– Ну да… говорят же, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Главное, живой, остальное приложится. Ешьте на здоровье, – ответила Нина.
– Я очень Вам благодарна, Нина и мужу Вашему благодарна. Дай Вам Бог за Вашу доброту, – растроганно ответила Полина.
А когда закончили ужинать, видя насколько она устала, Нина провела её в комнату дочери, где на диване постелила для неё постель. К тому времени вернулась и Наташа, дочь хозяев. Кажется, девочка совсем не удивилась поздней госте. А ранним утром, вместе со Славой, они вышли из квартиры и спустившись вниз, сели в его машину, чтобы ехать за город, в колонию строгого режима, где вот уже четыре месяца сидел Сергей.
Ехали довольно долго, шёл мелкий снег, на выезде из города показался лес, с другой стороны холодная река. Свернув с дороги, Слава поехал по пустырю, дорога там была без асфальта, просто грунтовка, утрамбованная колёсами машин. Дальше показались дома и здания, видимо больницы, магазины, школы и пару административных зданий.
– Мы приехали, уважаемая. Напишите заявление на предоставление Вам свидания. Можно длительное, на двое суток, если продуктов хватит. Ну… кажись всё… а, да! Вам ведь возвращаться ещё придётся. Вооон там, видите? Оттуда рейсовые автобусы до города идут и такси тоже. Может и я пассажиров привезу. Удачи Вам, – сказал Слава, указывая рукой и останавливаясь возле колонии, где уже стояло несколько человек с сумками, видимо, тоже приехавшие на свидание.
Полина достала из сумочки деньги, сколько просил первый водитель, когда они договаривались, чтобы доехать до колонии. Но Слава взял одну крупную купюру и вернул Полине.
– Этого хватит. Вам ещё понадобятся деньги. И всего Вам доброго, уважаемая, – ставя сумки перед Полиной, сказал Слава.
– Спасибо Вам за всё, Слава. Я никогда не забуду вашей с Ниной доброты. Будете в Калининграде, приезжайте в гости. Долг платежом красен, так ведь говорят? – улыбнувшись, сказала Полина.
Обернувшись на крик о маляве, Сергей ослабил хватку ногой у горла Бешеного, тот тут же, схватив его за ногу, с силой дёрнул, да так, что Сергей, падая, ударился затылком о скамью. Бешеный тут же быстро вскочил и буквально сев верхом на Сергея, стал его душить.
– Ты на кого вякаешь, падла? На самого Бешеного? Удавлю, гад! – брызгая слюной, орал Бешеный.
Сергей схватил его за руки, пытаясь разжать хватку его пальцев, но это ему никак не удавалось, Бешеный был в ярости и хотел лишь одного – придушить Сергея. Ведь за время "правления", с ним никто не смел так говорить и тем более бить. Но тот, кто у входа крикнул, что пришла малява от братков, схватил с пола заточку, брошенную в ярости Бешеным и с силой вонзил тому в шею пониже затылка.
Хватка тут же ослабла, Сергей мимолётно увидел выражение недоумения во взгляде Бешеного. Тот сполз с него и грузно упал на бетонный пол. Те сидельцы, которые были под влиянием Бешеного, приготовившись к драке и двинулись на тех, кто в недоумении стоял в стороне. Сергей сидел рядом с телом Бешеного и откашливался. Смерти он никому не желал, даже Бешеному.
В тот момент, когда заключённые бросились друг на друга, а Сергей, как бы сидел посередине, тот, который принёс маляву от братков, поднял руку с запиской.
– Стойте! Стоять, я сказал! Тут малява от братков… они Бешеного давно приговорили! Я лишь исполнил их базар. Расклад такой… Бешеный много чего творил, не по понятиям секелился! И братва его приговорила, что я и сделал! Беспредел братва не прощает, всех касается! Я назначен положенцем, кто не согласен, будет иметь дело с братвой. Я всё сказал! А этот труп повесьте, спецам арапа загоним, сам повесился и всё! – громко говорил мужчина, лет пятидесяти, бритый наголо, с волевым подбородком, жгучим взглядом карих, узких глаз, худощавый и невысокий. Роба у него была пошита специально, как шили сами заключённые и для Бешеного, и для тех, кто был статусом чуть ниже его и отличалась от робы других заключённых.
– Мы тебя знаем, Бритоголовый! Ты всегда за базар отвечал!
– Да, по понятиям жил, не крысятничал, братва правильный расклад подала.
– Мы согласны… Бешеный в последнее время жил не по понятиям. Седого ни за что замочил, да и Косого тоже! -
– Месяц назад замочил Зверя… – слышалось ото всюду.
– Вот и лады! Теперь в бараках всё тип-топ должно быть. Я перед братвой ответ держать должен! – сказал Бритоголовый, сев на место, где совсем недавно, уверенный в себе, сидел Бешеный.
Тело Бешеного тут же унесли, правда, озираясь по сторонам, унесли в сторону туалета и повесили в душе. Потом трое заключённых тут же вернулись назад.
– Атас! Спецы валят! – крикнул один из троих, вбежав в барак и подходя к шконке, где сидел Бритоголовый.
В барак вошли несколько человек в форме особого подразделения из охраны колонии.
– Что за кипиш тут у Вас? – крикнул офицер, возглавляющий этих ребят.
– Всё тихо, гражданин начальник! – ответил Монгол, которому едва кивнул Бритоголовый.
– А где Иван Чернов? Что-то его не видно… – спросил офицер, с подозрением поглядывая на Бритоголового, который сел на место Бешеного, что по воровским понятиям было непозволительно.
– А мы за себя базар фильтруем, гражданин начальник. Про Бешеного не знаем ничего. У всех можете спросить, – сказал Бритоголовый, не двигаясь с места.
Лишь он сидел, все остальные, при виде начальства, встали, выстроившись в ряды. Сергей успел встать и уйти за шконку, его и видно не было.
– Павленко? Якушев? И… Чистяков! На выход! – громко сказал офицер.
Сергей не знал, зачем его вызывают и озираясь, вышел вперёд.
Сергей и ещё двое заключённых вышли вперёд и им велели идти в здание, где были расположены комнаты для свиданий с родственниками. Одноэтажное здание, с общей кухней, с залом, где стояли цветы в больших горшках и у стены, на специальной подставке, находился телевизор, на пол была постелена ковровая дорожка. Пятнадцать комнат было отведено для свиданий, некоторые из них были заняты. Видимо, вчера тоже прибыли родственники на свидание с родными. Направо по коридору, была расположена большая кухня, где стояло четыре плиты, шкаф с разной посудой, котелками и кастрюлями, в титане кипела вода для чая и кофе, в общем, все принадлежности для приготовления еды. В конце коридора было два туалета, женский и мужской. У входа – два кабинета для офицерского состава, медпункт и кладовка с постельными принадлежностями.
Сергей и двое других заключенных, прошли через КПП, перед входом их обыскали и только затем пропустили в зал и там назвали номера их комнат.
Полина и вместе с ней две женщины, одна из них с ребёнком лет пяти, после всех формальностей, подчас унизительных и неприятных, как обязательный обыск, вплоть до раздевания до нижнего белья, затем проверка продуктов, с прокалыванием консервных банок и разрезанием хлебобулочных изделий, только затем родственникам разрешалось пройти по комнатам, куда и приходили муж, сын, редко брат…
– Мамочка? Мама! – увидев заплаканное лицо Полины, воскликнул Сергей, бросаясь в её объятия.
– Серёженька! Родной мой! Господи! Не думала, что однажды увижу тебя таким… но ты жив и здоров… здоров, – рыдая в объятиях Сергея, восклицала Полина.
Они стояли обнявшись несколько минут, потом, разжав объятия, посмотрели друг на друга.
– Не нужно было приезжать, мамочка. Путь долгий… как папа? Он ведь здоров? Я так тосковал по вам! – вновь обнимая Полину, произнёс Сергей.
– Мы тоже, сынок, очень по тебе соскучились. А папа здоров, слава Богу, но не смог со мной приехать. Сам понимаешь, у него ответственная работа, он руководит отделом в министерстве. А я написала заявление на отпуск за свой счёт. Как ты? Похудел-то как… – вновь заплакав, произнесла Полина, гладя нежную ещё кожу на лице Сергея.
– Я здоров, мамочка. У меня всё хорошо, не переживай. Была амнистия, в общем… срок скости… в смысле, убавили срок. Садись, ты устала с дороги. Рассказывай, что нового там… ну, в смысле, за стенами колонии? – не отпуская рук Полины, спросил Сергей, присаживаясь с ней на кровать.
– Папа обращался по всем инстанциям, сынок. К министру внутренних дел на приём не раз записывался… но… не попал на приём. Я не знаю, что дальше делать… Господи! Ведь ты не виноват! Ну почему такая несправедливость? – упав на крепкую грудь сына, с отчаянием произнесла Полина.
Потом вдруг подняла голову и посмотрела на Сергея.
– Прости, сынок… что это я? Нужно обед приготовить. Я тут тебе привезла, ну… всё, что необходимо… тут… Вот, нижнее бельё тёплое, зима скоро, майки и трусы, ещё вот… тёплые носки… – вытаскивая из сумки вещи, говорила Полина.
Женщина была растеряна, Сергей схватил её за руку.
– Потом, мама, всё потом. Давай поговорим, мы долгие месяцы не виделись. Как вы поживаете? – спросил Сергей, целуя руки Полины.
Она погладила по его стриженой голове, потом по лицу, глядя в его голубые глаза.
– У нас с отцом всё хорошо, сынок. Ты за нас не переживай. Дай Бог и эти дни пройдут, а мы всё вынесем. Ты только береги себя, родной. Мы с отцом любим тебя и знай, кроме тебя у нас никого нет, – говорила Полина.
Сергей сидел в робе, поэтому его ещё не зажившую до конца рану, женщина видеть не могла.
– И у меня нет никого роднее вас, мамочка. Я… – Сергей не договорил, как дверь открылась и в комнату вошла Дина.
Увидев её, Сергей вскочил с кровати и растерянно посмотрел на неё.
– Дина? Что ты тут делаешь? Мамочка… это Дина… ну, медсестра наша, то есть… в колонии работает медсестрой… – запинаясь, краснея говорил Сергей.
Ему было неловко перед матерью, словно она могла догадаться о том, что между ним и Диной было.
– Здравствуйте. Я это… я узнала, что ты вышел из барака на свиданку и пришла. Я не могла не прийти… – опустив голову, произнесла Дина.
– Здравствуйте. Вы присаживайтесь,девушка. Меня зовут Полина Игнатьевна, я мама Сергея. Садитесь, – указывая на стул, спокойно сказала Полина.
Она была врачом, изучала психологию. Женщина видела взгляды молодых людей и догадалась, что они неравнодушны к друг другу. Но понять не могла, как они смогли здесь встретиться.
– Очень приятно, Полина Игнатьевна. А я работаю в соседнем здании. Вы простите, что нарушила ваш покой, я уже ухожу, не буду вас беспокоить. Вот… увидела Серёжу… простите… – так и не присев на стул, произнесла Дина, собираясь уйти.
Тоска по Сергею была такой сильной, что девушка забыла о стеснении перед его матерью и прибежала, когда узнала, что он выйдет на свидание.
– Дина, кажется? Вы присядьте, пожалуйста. Я думаю, нам есть о чём поговорить. Верно, Сергей? – посмотрев на сына, с улыбкой спросила Полина.
Для неё это было чудом, что сын и эта девушка, несмотря ни на что, или вопреки всему, вдруг встретились здесь и может полюбили друг друга. А это было видно по их взглядам. Дина присела и нервно теребя пальцы, опустила голову.
– Я… не знаю, что сказать… мамочка… – растерянно пробормотал Сергей, смущаясь ещё больше.
– Так… а ну-ка, рассказывайте всё. Вы ведь любите друг друга, верно? – спросила Полина, глядя на ребят.
Сергей и Дина переглянулись и вновь опустили головы.
– Но… как вы смогли встретиться в этом месте? Уму непостижимо! Ведь здесь… это же колония строгого режима, как же вам удалось встретиться, да ещё умудриться полюбить, за столь короткое время? – искренне удивляясь, спросила Полина.
Дина не выдержала.
– Серёжа попал в больничку, Полина Игнатьевна… я знаю, Серёжа бы не хотел, чтобы Вы об этом знали… -начала говорить девушка, но Сергей её перебил.
– Дина! Молчи! – вскрикнул он, с волнением взглянув на мать.
– Говори, Дина! Что значит, попал в больничку? Он что, заболел? Простудился что ли? – начиная нервничать, спросила Полина.
– Нет, Полина Игнатьевна, Серёжа крепкий и сильный, ну какая простуда? – ответила Дина и вновь взглянула на Сергея.
Тот укоризненно глядел на неё.
– Его ударили заточкой… хорошо, что она прошла, не задев сердце. В общем, Серёжа выжил, там мы и встретились с ним… и я очень люблю его… – замолчав, Дина опустила голову.
Полина побледнела, услышав слова девушки. Она была врачом и понимала, что Сергей мог погибнуть и эта девочка спасла его от смерти. Правда, она не совсем понимала, что значит заточка, хотя и догадалась, что ею могли убить её сына.
– Но… как же так? Кто посмел? Здесь что, охраны нет? Куда же смотрят все эти солдаты и офицеры, которые с пристрастием обыскивали меня? Они что, только для этого сюда поставлены? – искренне возмущалась Полина.
Сергей с укором взглянул на Дину, та виновато пожала плечами.
– Мамочка? Успокойся, пожалуйста, всё позади. Видишь? Я здоров, со мной всё хорошо, – сказал Сергей, обнимая мать за плечи.
– Полина Игнатьевна? Это ещё не всё… – не поднимая головы, произнесла Дина.
Полина напряглась и посмотрела на сына, тот пожал плечами, хотя догадывался, что сейчас скажет Дина.
– Мы с Серёжей написали заявление начальнику колонии. Ну… чтобы нас расписали… – смущаясь всё больше, произнесла Дина.
Полина застыла, широко раскрыв глаза от удивления. Ведь Сергей для неё был ещё ребёнком.
– Что? Не поняла… что ты сказала? – воскликнула она.
– Мама! Мы любим друг друга и хотим пожениться, – ответил за Дину Сергей.
– Господи… помоги мне не сойти с ума… Вы хоть понимаете, что хотите сделать? Здесь колония! Сергею сидеть ещё много лет, ты молодая, красивая… Господи! Это невозможно! А может… – Полину осенила догадка.
– Может… между вами что-то было, а? Сергей? Дина? Это же невозможно! – Полина была в отчаянии.
Этого она совсем не ожидала. Нет, только не здесь и ни при таких обстоятельствах.
Дина испугалась, подумав, что ей придётся расстаться с Сергеем.
– Ладно… всё! Сейчас нужно готовить обед. Дина? Ты иди, пожалуйста, приходи завтра, мы решим, что делать. А сейчас, я ничего не соображаю. Иди, девочка, – махнув рукой, сказала Полина.
Сергей вышел вместе с Диной в зал, чтобы проводить её.
– Не стоило говорить об этом матери. Ей и так нелегко видеть меня здесь. Всё, что со мной произошло, надломило и её, и отца. Ладно, я сам поговорю с ней. Иди, – сказал Сергей.
Вести себя привольно в этом месте, они не могли, это было не принято. Дина быстро ушла, хотя ей очень хотелось обнять Сергея, прижаться к нему, вдыхать его запах, ощущать тепло рук. Она быстро вышла в коридор, оттуда во двор и побежала к больничке. Тяжело вздохнув, Сергей вернулся в комнату.
– Что тебе на обед приготовить? Может картошку пожарить с мясом? Я продукты привезла. Квашеную капусту купила и огурчики, поверишь? Прямо перед колонией. Там небольшой базарчик, вот и курицу купила, в духовке запечённую, – говорила Полина, вытаскивая из сумки продукты и складывая на стол.
– Мне без разницы, можно и картошку с мясом… но если есть курица… приготовишь на вечер. Мамочка… ты должна меня понять… у меня тогда остановка сердца была, Дина вытащила меня с того света. Но я хочу жениться на ней не из чувства благодарности, пойми меня правильно, пожалуйста… мы любим друг друга. Она славная, милая, добрая… я очень люблю её, – опустив голову, говорил Сергей, сев на стул.
Полина смотрела на него и ей стало так жаль сына.
– Если ты любишь её, не ломай ей жизнь, Серёженька. Если бы мы находились дома… но здесь тюрьма, понимаешь? У неё родители есть? – вдруг спросила Полина, решив после того, как выйдет со свидания, зайти к Дине домой и поговорить с её родными.
– Нет. Только бабушка. Родители оставили её и уехали в другой город. Но это не столь важно. Я не смогу без неё жить. Дина говорит, что мы сможем с ней встречаться каждые четыре месяца, в смысле, нам будут давать свиданку, вот как нам с тобой сейчас, – сказал Сергей.
– А если она забеременеет? Ты подумал, каково ей будет одной, без тебя, с ребёнком на руках? Это жизнь, сынок и она жалости не знает, ты и сам в этом убедился, когда тебя осудили за чужое преступление. Понимаешь? Всем наплевать на тебя, на Дину! – произнесла Полина, стараясь убедить Сергея и отговорить от такого решения.
– Мамочка? Кто, если не ты может понять меня? Я не стану говорить, как мне здесь живётся, не хочу травмировать тебя. А Дина… она словно свет надежды в этом мраке! Я так устал от всего! Этот жаргон, все эти лица, ночные кошмары! Я не выдержу… – опустив голову, с отчаянием произнёс Сергей.
Полина, видя его таким, заплакала. Украдкой вытерев слёзы, она машинально готовила на стол.
– Отец добьётся пересмотра этого дела. Он вообще, хотел привлечь журналистов и даже телевидение. Но адвокат предупредил его, что это опасно для его жизни. Папа не остановится, может и получится добиться твоего освобождения, сынок… – не оборачиваясь, произнесла Полина.
– Ты сама-то веришь, что это возможно? Скажи отцу, пусть ничего не делает! Бесполезно всё это! Понимаешь? В этом деле задействованы влиятельные люди и Игоря убили не просто так. Мордвинов и сам замешан в этом деле и не косвенно, уж поверь. У папы сердце больное, лучше берегите себя, а срок… мне тут всё разъяснили, срок срезают через определённое время и весь срок я сидеть не буду. Самое больше, как мне сказали, девять лет. Но это же не восемнадцать, верно? – сказал Сергей, с аппетитом отправляя в рот куриную ножку, которую тут же отломил.
Полина повернулась к нему и присела на стул.
– Вкусно? – пододвигая к нему капусту и огурцы, спросила она.
– Очень! – улыбнувшись, ответил Сергей, с аппетитом доедая ножку.
Сергей наслаждался едой, вкус которой был давно забыт. Полина смотрела на него и слёзы невольно застилали ей глаза.
– Что же это такое? Ну почему мой сын должен отвечать за преступление, которого не совершал? Помоги, Господи! На тебя лишь уповаю… – думала женщина, хотя всю жизнь была атеисткой.
– А ты почему не ешь? – подняв голову, словно опомнившись, спросил Сергей.
– Любуюсь тобой. Ешь, родной, я поем, не переживай. Я до завтра с тобой, – ответила Полина.
Но придвинув стул, она всё же села к столу, видя, что Сергей и есть перестал.
– Поговори со мной, сын? Как ты здесь живёшь? Как здоровье твоё? О чём Дина говорила? Давай, я осмотрю твою рану, всё-таки я врач, – отломив крылышко от курицы и откусывая его, спросила Полина.
Сергей вытер руки салфеткой и взял мать за руку.
– Мамочка… я в порядке, рана почти не болит. Ты не переживай за меня, всё хорошо, поверь. Значит, судьба мне, сидеть здесь, – ответил Сергей, целуя руку матери.
– Ну что за несправедливость-то такая! Кто может помочь? Может здесь знают, к кому можно обратиться? Нужно же что-то делать, пока тебя вообще не убили, не дай Бог. А может этот Мордвинов… Господи… подумать страшно… может он заказал тебя? – с искажённым от душевной боли лицом, произнесла Полина.
Все эти месяцы она старалась держаться, чтобы и мужа поддержать, зная как врач, что мужчины всю боль носят в себе и этим наносят вред своему здоровью. Она всячески его успокаивала, говоря, что скоро вся правда выяснится и Серёжу оправдают.
– Ты сама-то хоть веришь в это, Полюшка? Ты и представить себе не можешь, что значит подростку попасть в колонию, где сидят матёрые убийцы и насильники. Там и один день выдержать не каждый сможет! А Сергей ещё ребёнок! Он едва школу закончил, понимаешь? Вся жизнь наперекосяк. Это жестоко… и от беспомощности своей, мне ещё больнее, – говорил Дмитрий, который любил Сергея, как родного сына.
– Дима? Не говори так! Мне и так тяжело. Нужно узнать, к кому можно обратиться, – с отчаянием ответила Полина тогда, когда со времени ареста Сергея прошёл месяц.
И сейчас, глядя на сына, она вспоминала о том разговоре.
– Прошу тебя, не нужно мучить себя такими мыслями. Все сидят, здесь тоже люди живут. Лучше расскажи, как там в городе? Как папа? Сама? У вас всё хорошо? – спросил Сергей.
– А что с нами сделается? Давай о Дине и о тебе поговорим. Тебе через несколько дней исполнится восемнадцать лет, не думаешь, что вам с Диной рано жениться? Ей ведь тоже где-то лет восемнадцать? – начала разговор Полина.
– Не знаю, не спрашивал. Я люблю её, мама. Она жизнь мне спасла. Но это не чувство благодарности… я у неё первый мужчина… и… она у меня первая, прости… но ты сама вынудила меня сказать это, – не глядя на мать, сказал Сергей.
Полина застыла, не зная, что и ответить. Но как врач, как психолог, она понимала и знала, что такие отношения, первая близость и вызывает искренние чувства. Быть может не навсегда, но в этой обстановке, здесь, в колонии, кроме Дины и девушек нет, если только в конторе и она влюблена в него, иначе и быть не может.
– Значит, вы вдвоём уже всё решили? – спросила Полина.
– Её бабушка тоже против нашего брака… но Дина сказала, что в любом случае, нас распишут, – ответил Сергей.
– А как же свадьба? – произнесла Полина, понимая нелепость своего вопроса.
– Ну какая свадьба, мама? Не нужно никакой свадьбы! Я очень устал… – произнёс Сергей, вставая со стула и пересаживаясь на кровать.
– Я сигареты тебе купила… сказали, их менять на что-то можно. Ты ведь не куришь… нет? – осторожно спросила Полина.
– Нет, мама, я не курю. Спасибо. Да, сигареты можно будет на консервы менять или колбасу, да мало ли… – ответил Сергей.
– Серёжа? А вдруг девочка забеременеет? Ты не думал об этом? Ведь у тебя большой срок… и неизвестно, сколько лет ты здесь… ну, в смысле… как же она? – спросила Полина.
Сергей оторопело посмотрел на неё. О ребёнке он как-то не подумал.
– А если и правда Дина забеременеет? Что будет тогда? – стучало в голове парня.
– Что же делать? – спросил Сергей и в его глазах Полина увидела боль и отчаяние.
Она поняла, как же устал её сын от всего, что произошло и происходит с ним.
– Бедный мой мальчик. Вы ведь… это… ну… лишь раз были вместе, верно? – спросила Полина.
Сергей испуганно посмотрел на неё.
– Нет… мы это… когда я лежал в больничке… мы одни были… – стыдясь и запинаясь, говорил Сергей.
– Я поняла… сын. Что ж, надеюсь, вы оба знаете, что делаете. Ты отдохни, поспи немного, я ужином займусь, – ответила Полина, отворачиваясь от Сергея.
И Сергей уснул, впервые, за эти долгие, во всяком случае для него, месяцы, он уснул спокойным сном. Полина старалась не шуметь, хотя Сергея навряд ли разбудили бы эти звуки, не похожие на те, что ежедневно слышались в бараке. Вечером она разбудила его к ужину и они вместе поели.
– Домашний вкус. Спасибо, мамочка, очень вкусно. А ты почему так мало поела? – спросил Сергей.
Полина ответить не успела, в дверь постучали, затем в дверях показалась Дина.
– Серёж? Можно тебя на минутку? Простите… Здравствуйте… – смущаясь, произнесла девушка, обращаясь к Полине.
Сергей посмотрел на мать, та пожала плечами, как бы говоря – сам знаешь. Сергей поднялся и вышел из комнаты.
– Что случилось? – спросил он, прикрывая за собой дверь.
– Начальник колонии, подписал наши заявления. Представляешь? А Евгений Николаевич и к нам домой заезжал, поговорить с бабушкой, но я сказала им обоим, что ни за что от тебя не откажусь, лучше умру! -взволнованно говорила Дина.
– Давай выйдем во двор, здесь нас могут услышать, – сказал Сергей, уводя Дину к выходу.
Огороженный дворик, где росли кустарники и деревья, сейчас стоящие в снегу. Пару скамеек и дорожка, выложенная из камней самими заключёнными. Впрочем, заключённые по всей территории всё делали своими руками. Даже вырезали из дерева скульптуры сказочных персонажей, которые стояли во дворе колонии и здесь, во дворике здания для свиданий.
– Хочешь? Я договорюсь с капитаном, он нам комнату на ночь даст? – волнуясь, спросила Дина.
Сергей с удивлением посмотрел на неё.
– А можно? – спросил он.
Дина улыбнулась.
– Капитан мне должен… я иногда помогаю ему. Можно, милый, я скоро вернусь. Только заходить к вам не буду, маму твою стесняюсь. Ты сам выходи часа через два. Как твоя мама уснёт, ты и приходи, – сказала Дина.
– Хорошо. Через два часа я выйду в зал, – ответил Сергей.
От сознания того, что он всю ночь будет вместе с Диной, что опять повторится то блаженство и нега, Сергей разволновался. Но он подумал, а что если мама заметит его отсутствие? Что он ей скажет? Она ведь будет волноваться, если проснувшись ночью, не увидит его. Но желание близости было настолько сильным, что парень отгонял от себя эти мысли, оправдывая себя тем, что они с Диной всё равно скоро поженятся. Сергей вернулся в комнату.
– Что случилось, Серёжа? Зачем приходила Дина? – спросила Полина, видя, как лихорадочно блестят глаза сына.
– Начальник колонии подписал наши заявления на брак, мама. Он дал добро и нас поженят через неделю. Из городского ЗАГСа приедет представитель и нас распишут, – ответил Сергей.
– Ааа… значит, вы все же решили пожениться. Что ж, мне остаётся только поздравить вас и пожелать счастья, да? Только каким оно будет за высокими стенами колонии? Ладно, прости… я не должна вмешиваться. Вы приняли решение и я его уважаю, – сказала Полина, увидев, как изменилось лицо Сергея.
– Спасибо за понимание, мамочка! Ты у меня лучшая! И ещё… Дина сказала, что… может договориться с капитаном и он на ночь даст нам комнату. Ты ведь не возражаешь? – спросил Сергей.
Раньше, до колонии, Сергей ни за что не посмел бы так говорить с матерью. Они вообще не говорили на такие темы. Но Полина была умной женщиной, интеллигентной и образованной. Она понимала, сын стал мужчиной и познал сладкий плод близости с женщиной. Отказаться добровольно от такого соблазна, непросто.
– Конечно, дорогой. Вы без пяти минут женаты. Не стесняйся, это физиология человека и иметь близкие отношения, дано природой. Ночью я крепко сплю, тем более, этой ночью. Я очень устала, – сказала Полина, не зная, правильно ли она поступает.
Впервые, она говорила с сыном по-взрослому, понимая, что её Серёженька, её любимый внук, которого она вырастила, как сына, вырос. Он стал мужчиной и теперь сам принимает решения. Она понимала, что то, что с ним произошло, то, что его оклеветали и то, что он попал сюда, сделали её мальчика ещё сильнее. Иные могли сломаться, но не её Серёженька.
А Сергею было очень неловко, он растерялся и смущаясь, лишь поблагодарил мать. И чтобы не смущать его ещё больше, Полина прибрала на столе, помыла посуду и переодевшись, легла спать. Ну какой тут сон? Мысли так стремительно кружились в её голове, что сон пропал. И когда Сергей тихонько вышел из комнаты, Полина села и заплакала. Она и сама не знала, от чего её охватила такая тоска, от чего ей было так больно…
Наконец успокоившись, Полина легла, закрыла глаза и тут же уснула. Видимо, чтобы успокоиться, человеку нужно излить слезами горечь на душе.
Дина уже ждала Сергея и когда он подошёл, кивнула ему и ушла по коридору. В зале сидели и заключённые и их близкие. Они отдыхали и смотрели телевизор. Как только Дина вошла в комнату в конце коридора, как оказалось, самую последнюю, как только Сергей вошёл следом за ней, они тут же бросились друг другу в объятия. Сергей неистово целовал её лицо и шею, лихорадочно расстёгивая пуговицы белого халата, надетого поверх кофты и джинсов.
– Серёженька? Прошу тебя, милый… у нас вся ночь впереди. Успокойся, я с тобой и я тебя очень люблю. Давай присядем, – взяв парня за руку и подводя к кровати, сказала Дина.
Сергей сел, тяжело дыша, он был очень возбуждён. Дина встала перед ним и улыбаясь, медленно сняла с себя халат. Затем, так же медленно, сняла с себя кофту, оставшись в лифчике и джинсах. Сергей заворожено смотрел на неё, возбуждение нарастало. Он встал и снял с себя верхнюю часть робы, чувствуя, как дрожат его руки. Следом, он снял чёрную майку и тут же обняв Дину, положил её на кровать.
– Иди ко мне! Что ты со мной делаешь? Ммм… какая же ты сладкая… я очень люблю тебя. Мама согласна, чтобы нас расписали, – тихо говорил Сергей, беспрерывно целуя Дину.
– Серёженька… молчи… не сейчас… – со стоном произнесла Дина.
Дина проснулась ранним утром, одевшись, она чмокнула Сергея в щёку и быстро ушла. Сергей, услышав, как хлопнула дверь, открыл глаза, посмотрел на пустую подушку и сладко потянулся. За долгое время, он впервые был спокоен. Вспомнив, что было этой ночью, он улыбнулся.
– И всё-таки, мне повезло. Мог умереть от рук Косого, но выжил. Дина… полюбила меня, никого другого. Ведь это колония, о какой любви можно было мечтать? Но она есть… и я люблю! – бормотал Сергей, не торопясь вставать.
Наконец поднявшись, он надел ненавистную робу, вспомнив, как пренебрегал джинсами и футболками. Успокаивало, что всё, что происходит – временно и непременно однажды закончится и он будет счастлив с Диной. Умывшись, Сергей вернулся в комнату, Полина готовила завтрак.
– Доброе утро, мамочка! – целуя её в щёчку, сказал он.
– Доброе утро, родной мой. Хотя, какое оно может быть доброе здесь… – прошептала Полина последнюю фразу.
Но она видела блеск в глазах Сергея, его загадочную улыбку, понимая, что этой ночью он был счастлив со своей любимой.
– Я колбасу пожарила с яйцами, садись. Ещё и курица осталась. Ты ведь сможешь всё забрать с собой? Или не пропустят? – спросила Полина, ставя на стол чашку кофе, как она делала это для него дома.
– Спасибо, мамочка. Прямо, как дома. По отцу соскучился очень. А забрать… даже не знаю, обычно шмо… в смысле, обыск устраивают, но ведь здесь ничего запретного нет. Думаю, я смогу пронести в барак всё, что ты привезла. А… может ты ещё на одну ночь останешься? – с надеждой взглянув на мать, спросил Сергей.
– Но… мне только сутки дали… а я даже и не догадалась спросить, можно ли на двое остаться… даже и не знаю… и съестного бы хватило… – растерянно ответила Полина.
– Я у капитана спрошу, возможно, он и сможет продлить свиданку, – с аппетитом завтракая, ответил Сергей.
Казалось, день прошёл очень быстро, на обед Полина сварила суп, Сергей попросил, сказав, что давно не ел домашнего супа. После обеда, он вышел в зал, оттуда прошёл в кабинеты, где и нашёл капитана, ответственного за то, что происходило в здание для свиданий. За то, чтобы ненароком, тайно, заключённым не пронесли запретные вещи, типа наркотиков или даже оружия. На что висел в проходной, где проходили родственники, было перечислено, что запрещено проносить… вплоть до фотоаппарата и даже кинокамеры, хотя кому бы это пришло в голову.
– Тебе чего, Павленко? – спросил капитан, на стук в дверь выйдя из кабинета.
– Я спросить хотел… мать ещё на сутки остаться хотела, это возможно? – спросил Сергей.
– Ты, видимо, впервые на свиданку вышел. В заявлении она попросила сутки или двое? – спросил капитан.
– Сутки. Она просто не знала… – стал отвечать Сергей, но капитан и слушать его не стал.
– Это колония строгого режима, Павленко. Иди, побудь с матерью еще пару часов, скоро будем выводить всех родственников. И так, они лишние часы здесь находятся. Иди давай, – сказал капитан.
Сергей дважды просить не стал, зная, что это бесполезно и вернулся назад.
– Вечер уже скоро… как же ты на ночь глядя доберёшься до города? Ведь город далеко, верно? – спросил Сергей.
– Ничего, Серёженька, не маленькая. Здесь стоянка автобусов недалеко, доберусь как-нибудь. А там до аэропорта доеду. Ты, главное, себя береги, за нас с отцом не волнуйся. А я через месяц тебе посылку отправлю. Я узнавала, за четыре месяца полагается длительное свидание, посылка, бандероль… и всё… – сдерживая слёзы, говорила Полина.
– Простите меня за всё, мама! Столько бед я вам с отцом принёс. Я этого не хотел… – вдруг произнёс Сергей, с виноватым видом.
– Господи! Серёженька? Что ты такое говоришь? Сынок! Ну при чём тут ты? И я, и папа знаем, что не ты убивал Игоря. Папа снова начнёт хлопотать о пересмотре этого дела, у него связи… что же я говорю… сыночек мой! За что же это, Господи? – крепко обнимая сына и прижимая к себе, разрыдавшись, произнесла Полина.
Сергей плакать не умел, в последний раз, он плакал в пятом классе, когда подрался с мальчишками и ему разбили нос. Тогда он и решил заниматься боксом, а через три года начал заниматься и каратэ. Отец сказал ему, когда он пришёл со слезами, что он мужчина и должен уметь постоять за себя и за своих близких. Эти слова врезались в его память.
Прощались тяжело, словно виделись в последний раз. Дина больше не пришла в здание для свиданий, она знала, что злоупотреблять этим нельзя, иначе в следующий раз, ей просто откажут.
– Папу обними за меня. И Вы берегите себя. Всё будет хорошо, мамочка! За меня не волнуйся, я сильный, ты же знаешь, – прощаясь на входе, с улыбкой сказал Сергей, обнимаясь на прощание с матерью.
– Мы с папой очень тебя любим, знай это и будем ждать справедливости. Иди, сынок, – ответила Полина, махнув Сергею рукой, едва сдерживая слёзы.
Сергей, подняв сумки, ушёл не оглядываясь. На выходе во двор колонии, произвели обыск всех, кто вышел со свидания с родными. Полина видела в окно, как Сергей быстро прошёл двор и скрылся за бараками. С тяжёлым сердцем, она вышла на улицу и вздохнув, огляделась.
– Поторопитесь, женщина, последний автобус скоро уедет, – услышала она за спиной мужской голос.
Полина поспешила к стоянке и едва все успели сесть в автобус, как водитель выехал на дорогу, ведущую в город, словно он ждал, когда выйдут родственники из колонии.
Сергей зашёл в барак и тяжело вздохнул, увидев за длинным столом Бритоголового и сидевших рядом с ним тех, кто усердно прислуживал новому хозяину. Сергей замешкался, но увидев взгляды, устремлённые на него, словно его ждали, он подошёл к столу и поставил сумки на стол.
– Привет честнОй компании! Что Бог послал, – сказал Сергей, стоя перед столом.
– Привет, Серый. Присаживайся, уважь братков, – кивая на скамью, сказал Бритоголовый.
Несколько человек сдвинулись плотнее, давая место Сергею и он сел, проявляя уважение к Бритоголовому.
– Монгол? Чего встал? Давай! – сказал Бритоголовый, взглянув на Монгола.
Тот тут же освободил сумки,вытащив всё на стол. Но никто не смел ни к чему прикоснуться.
– Лады. Зашкерь вот это и это, остальное назад сложи, – сказал Бритоголовый.
Сергей знал, не стоит вмешиваться и молча ждал, чем это закончится. Монгол взял палку колбасы, пару банок тушёнки, пару банок сгущёнки, одну майку и одни трусы, пару носков и один блок сигарет и махнул рукой. Остальное он сложил обратно в сумку и пододвинул к Сергею. Отобранное он унёс, видимо в тайник, где прятали продукты и вещи, считая их общими, для нужд тех, к кому и вовсе никто не приезжал на свидание.
– Всё тип-топ, Серый. Всё по понятиям. Нет базара, ты свободен, – сказал Бритоголовый.
Дни потянулись, похожие один на другой, от Дины вестей не было. Часто приходили с обыском, что-то находили, в виде заточек и удавок, правда, хозяев их не находились. Сергей каждый день уходил в барак, где многие работали на пилораме.
Прошло две недели и Сергея вызвали к начальнику. Он догадывался, что наверное из города приехал представитель ЗАГСа, как и говорила Дина. Он пошёл следом за сопровождавшим его лейтенантом. Дина его уже ждала, он подошёл к ней.
– Ты ведь не раздумал? – тихо спросила Дина.
– Здравствуй, милая. Нет, я не раздумал. Я очень скучал по тебе, – тихо, в самое ухо девушки, прошептал Сергей.
– Я тоже… – ответила Дина.
Расписали их быстро, чисто формально. Они расписались, свиделями были капитан Бурлаков и лейтенант Никитин. В паспорта поставили печати, представитель ЗАГСа, а это была женщина лет пятидесяти, закрыла журнал, пожелала молодым счастья, как бы нелепо это не звучало, объявив их мужем и женой и тут же ушла.
– Вам положено свидание на одну ночь и два дня. Так что можете отдыхать, ну и… типа, брачная ночь у вас. Всё, идите! – сказал капитан Бурлаков.
– Пошли, Серёжа, комната для свиданий уже готова, – сказала Дина и вместе с Сергеем вышла из кабинета.
Они пересекли двор и зашли в знакомое уже здание для свиданий. Дина провела Сергея в комнату, да… девушка и правда постаралась. Она застелила постель чистым постельным бельём, на столе стоял маленький торт, в сумке она принесла съестного на два дня.
– Жаль, шампанское нельзя было принести. Но и лимонад пойдёт, правда? – весело говорила Дина.
– Правда… – растерянно ответил Сергей.
Наверное он, да и она тоже, совсем не так себе представляли этот день. Но что поделать? Сергей тяжело вздохнул, понимая, что это колония и другого им не дано.
– Серёженька? Милый мой, ты не печалься, я понимаю… всё должно было произойти не так… но ведь главное, что мы любим друг друга, верно? И однажды, мы непременно и свадьбу сыграем! – вытаскивая из сумки лимонад и два стакана, говорила Дина.
Торт пришлось резать ложкой, так как ни ножа, ни даже вилки, заносить было нельзя.
– Сто лет не ел торт… как вкусно… – произнёс Сергей, откусывая кусочек бисквита, с нежным, сливочным кремом.
– Ешь на здоровье, милый. Теперь, мы только через четыре месяца встретимся, но я постараюсь договориться, чтобы свиданку нам дали через два месяца, – ответила Дина, пробуя торт и запивая лимонадом.
Ночь они не спали… Сергей понемногу учился любить физически. Он словно открывал для себя нечто потаённое, нечто сладострастное и поражался, что от любви не устают, можно любить без устали. Дина ведь тоже была ещё наивна в таких интимных делах, как близость с мужчиной. Они не знали, что нужно делать, не знали тонкостей Камасутры, они просто любили друг друга, до стона, до страсти.
Только под утро они уснули, совершенно нагими, словно вышли из рая, совершив грех, как Адам и Ева, уставшие, но счастливые, в объятиях друг друга. Бабушка Дины смирилась с тем, что внучка полюбила заключённого, ведь Дина так восторженно говорила о своём Сергее, что бабушка согласилась на их брак.
– Дай Бог, чтобы этот брак не обернулся для тебя горькими слезами, дочка. Парню-то что? А вот ты должна предохраняться. Понимаешь, о чём я? – накануне того дня, когда их должны были расписать, спросила Дарья Ивановна.
– Не маленькая, понимаю бабушка. Ты ведь о ребёнке говоришь, верно? – спросила Дина, сидя на кровати, в обнимку с любимой бабушкой.
– Верно, дочка. Вот если бы твой избранник был на свободе… а так, не стоит сейчас беременеть. Перед тем, как воссоединиться с ним, за час до того, как вы в постель-то ляжете, выпьешь отвар из трав, я приготовлю тебе. И так каждый раз будешь делать, поняла? – спросила Дарья Ивановна.
– Поняла. Но я хочу от него ребёнка, бабушка, очень хочу… – ответила Дина.
– Ну ясное дело, хочешь. Только думаешь, легко одной будет с дитём? У меня пенсия, кот наплакал, ты с работы уйдёшь, что делать будем, а? Словами и любовью сыт не будешь. Знаешь, сколько нужно малышу? Нееет родная, не торопись. Вот выйдет твой суженый на свободу, тогда и рожайте себе детей, хоть десять. А пока, делай, как я говорю, – сказала Дарья Ивановна.
ГЛАВА 6
И Дина, перед тем, как лечь с Сергеем в постель, выпила отвар. Но она не сказала бабушке, что уже была близка с Сергеем и не раз и не знала, можно ли пить отвар, если уже забеременела…
Выкидыш случился совсем неожиданно. Весь день Сергей и Дина были вместе и из комнаты не выходили. К вечеру, Дина приготовила ужин, накормила Сергея, теперь уже мужа, а у самой аппетита не было, потом долго прощалась с ним. Сергей крепко обняв её, целовал в губы долгим и нежным поцелуем. Он ведь и целоваться-то толком не умел, но всё приходит вовремя и Дина просто была в умилении, когда он целовал её так.
Иди, милый и забери это всё с собой, поешь в бараке, – сказала Дина, когда пришёл лейтенант Никитин и сообщил им, что свидание окончено.
– Когда мы увидимся с тобой опять? – спросил Сергей уже на проходной, куда вместе с ним вышла и Дина.
– Я постараюсь, чтобы расставание не затянулось, иди, родной, – ответила Дина, стараясь не морщиться от боли внизу живота.
Боль она отнесла к прошедшей ночи, когда Сергей был так неистов, так любил её, снова и снова. Но как только Сергей ушёл и она увидела, глядя в окно, как он быстро зашагал через двор к баракам, она присела от жуткой рези.
– Что с тобой, Дина? Ты в порядке? – спросил Никитин, присев перед ней на корточки и взяв её под руку.
– Больно… лейтенант? Помоги до больнички дойти… ммм… как больно! – вскрикнула девушки, прижимая руки к животу.
– Так наверное, ночью он тебя в покое-то не оставлял. Ладно… пошли, я отведу, пусть Евгений Николаевич посмотрит тебя. Хотя… меньше давать нужно было… – пробурчав последнюю фразу себе под нос, лейтенант Никитин приподнял с пола Дину, медленно вывел во двор и оттуда направился к зданию больницы.
Хотя больницей это здание и назвать было трудно. Так, небольшой корпус, в котором устроили кабинет врача, процедурный кабинет и пару палат с перегородками. В том корпусе находился склад, разный хлам складывали в левом крыле здания. Трубы и доски, инструменты и старые матрасы, занимали два помещения.
Быстро идти у Дины не получалось, прикусив губу, она старалась не стонать от боли.
– Дина? Что с тобой? Где болит? – воскликнул Евгений Николаевич, увидев девушку в сопровождении лейтенанта, да и шла Дина согнувшись, опираясь на руку лейтенанта.
– Спасибо, лейтенант… можешь идти, дальше я сама… – повернув голову к Никитину, сказала Дина.
Пожав плечами, молодой человек, усмехаясь, ушёл.
– Евгений Николаевич… больно очень, внизу живота. Резь такая, словно ножом полоснули… – со стоном произнесла Дина, присаживаясь на стул в кабинете врача.
– Ну… так это… Вы ж ночью, наверное… ну… брачная ночь же была. Может из-за этого у тебя рези? – запинаясь, спросил Евгений Николаевич.
– Прошу Вас… вызовите скорую. У меня выкидыш, скорее всего. Бабушка вчера отвар мне дала, чтобы я выпила перед… , перед тем, как лечь с мужем в постель, чтобы не забеременеть. Но я не сказала ей, что мы уже и раньше с Серёжей были в близости. Понимаете? – подняв голову и глядя на доктора, с отчаянием произнесла Дина, когда боль немного отпустила.
– Ты уверена в этом? – с сомнением спросил Евгений Николаевич.
– Я чувствую это, уйдите! Ааа! Больно! – закричала Дина, чувствуя, что из неё что-то вышло, словно из яйца белок с желтком и тёплая кровь потекла по ногам.
Евгений Николаевич побежал на КПП, где был городской телефон. Машина скорой помощи приехала минут через двадцать, Дину увезли в больницу, чтобы почистить. Дарья Ивановна об этом так и не узнала, думая, что внучка ночь провела с мужем и оттуда вышла на работу. Дина решила и Сергею ничего не говорить.
– Ему и так непросто. Не нужно знать ещё и об этом, – подумала она, когда её перевели в палату.
– Полежишь до завтра, кровотечение должно остановиться, – сказала врач – акушерка, войдя к ней в палату.
– Скажите, доктор… у меня ведь будут дети? Я просто выпила отвар из трав, так бабушка велела, она сказала, что нам с мужем рано ещё иметь детей. Я и сама не знала, что уже беременна, – с надеждой глядя на женщину, спросила Дина.
– А что за отвар ты пила? – спросила доктор.
– Я не знаю… бабушка у меня травами занимается. Но вреда мне, она бы не сделала, – ответила Дина.
– Рано ещё говорить об этом. Через месяц придёшь, во время месячных, тогда и посмотрим. Ведь можно было просто спиральку поставить и не рисковать, – сказала акушерка и вышла из палаты.
На следующий день, Дина поехала в колонию, ей в больнице дали бюллетень на неделю, она сказала Евгению Николаевичу, что отдохнёт пару дней и выйдет на работу. Затем Дина уехала домой.
Жизнь Сергея проходила монотонно, с утра работа, вечером барак и сон. Бритоголовый его не трогал, видя, что от него нет никаких проблем. Да и Сергей старался меньше попадаться ему на глаза. Через два месяца, его вновь вызвали на свидание с женой. Для Сергея это был словно праздник, отдых от ежедневных, приевшихся и совершенно одинаковых дней.
Так прошло четыре года… Конечно и Полина приезжала в колонию к сыну, хотя у неё не получалось приезжать каждые четыре месяца, но и порадовать сына, она ничем не могла. А Сергей и не спрашивал, понимая, как матери больно говорить об этом.
– Если бы что-то в моём деле изменилось, мама сама бы мне сказала, – думал Сергей.
И Полина, и он сам, старались не затрагивать эту тему. Полина считала и себя виноватой и беспомощной. У Дмитрия случился инфаркт, пролежав в больнице, он вернулся к работе. Ему предложили поменять работу, ведь как известно, у руководящих работников много бывает стрессов, но Дмитрий отказался. Ему выписали лекарства и он должен был принимать их ежедневно, что он и делал. Полина тревожилась за него, Сергею, о произошедшем с отцом, она говорить не стала, а когда он спрашивал, почему отец столько времени не приезжает к нему, она ответила, что его не отпускают с работы. Каждый год объявляли амнистию, но статья у Сергея была тяжёлая и через три амнистии он пролетел, его они не коснулись.
Однажды, Дмитрий пришёл с работы домой возбуждённый. Полина очень испугалась за него, зная, что после инфаркта любые эмоции для него могут закончиться, в лучшем случае, ещё одним инфарктом.
– Дима? Что с тобой? Тебе плохо? – встревожено спросила Полина, но радостный блеск в его глазах обескуражил её.
– Со мной всё хорошо, родная! Всё хорошо… пошли в комнату, мне нужно сказать нечто важное, – первым проходя в зал и располагаясь на диване, сказал Дмитрий.
Полина, в недоумении, прошла следом за ним и присела рядом.
– Мордвинов арестован! – воскликнул Дмитрий.
Полина застыла и побледнела, не зная, как реагировать на то, что она услышала.
– Ты не поняла? Мордвинова арестовали! Теперь мы можем подать заявление на пересмотр дела нашего сына. Я уже позвонил Виктору Петровичу и он согласился приехать вечером к нам домой, – облокотившись о спинку дивана и устало закрывая глаза, сказал Дмитрий.
– Господи! Слава Богу! Его отпустят, да? – воскликнула Полина, заплакав и закрывая фартуком лицо.
Она плакала, но эти слёзы были слезами радости и надежды. Женщина никогда не жаловалась, никогда никому не говорила, насколько ей тяжело ездить на свидание к сыну в другой город, с тяжёлыми сумками. Насколько унизительно бывает, когда наконец приехав в колонию, проходишь этот обыск, с раздеванием до нижнего белья. Насколько неприятно видеть безразличные лица тех, кто там работает. Им вовсе нет дела до твоей беды, до того, что сын твой не виноват и вот уже четыре года сидит за тяжкое преступление, которого не совершал.
Вечером, как и говорил Дмитрий, приехал Виктор Петрович. Полина предложила ужин, но адвокат отказался, сказав, что приехал из ресторана, где они с коллегами поужинали.
– Давайте обсудим дело, касающееся Вашего сына, Дмитрий Александрович. Вам нужно написать заявление в прокуратуру, чтобы его дело подняли и пересмотрели. Затем, попросите назначить адвокатом меня и я уже смогу взять это дело и довести его до конца. Есть у меня мысль, касаемо Мордвинова. Я собираюсь и к нему зайти и думаю получить разрешение на это, обстоятельства слишком серьёзные, прокурор мне не откажет, – говорил Виктор Петрович.
– Как Вы думаете, Мордвинов знает о том, что его сына убил не наш сын? И наверняка он знает настоящих убийц, верно? – спросил Дмитрий.
– Я уверен в этом. Иначе, зачем нужно было делать крайним Вашего сына? Вы столько ждали, потерпите ещё пару месяцев, Дмитрий Александрович. Я с утра поеду в прокуратуру, – ответил Виктор Петрович.
Полина посмотрела на мужа и радостно улыбнулась.
– Неужели этот ужас скоро закончится, Дима? Наш сын будет оправдан… – произнесла со слезами Полина.
– Надеюсь на это. Виктор Петрович хороший адвокат, если он уверен в удачном завершении дела, он говорит об этом прямо. Он уверен, с арестом Мордвинова, это вполне возможно, – ответил Дмитрий.
Попрощавшись и взяв написанное Полиной заявление о пересмотре дела Сергея, Виктор Петрович ушёл. Только они и не предполагали, что это дело займёт не два месяца, как думал Виктор Петрович, а много больше. И когда прошло полгода, Полина отчаялась и потеряла последнюю надежду на то, что Серёжа выйдет на свободу. Да и суд над Мордвиновым затянулся, выявляя всё новые и новые обстоятельства.
А Сергей повзрослел, но не ожесточился, скорее, замкнулся в себе, потеряв всякую надежду на свободу. Страсть в отношениях с Диной с годами поутихла, это, скорее, была необходимая физиологическая потребность человека, в близости с противоположным полом. А Дина бесконечно любила его, Сергей видел радостный блеск в её глазах, когда они встречались. Дина добилась того, что начальник колонии разрешил им встречи каждые два месяца. Наверное, Сергею повезло больше, чем другим, у него была женщина, другим в этом было отказано. Дина старалась передавать ему продукты, на свидание приносила много больше, чтобы Сергей мог вынести с собой в барак. Бритоголовому на шконку Сергей уже мог ничего не заносить, его оставили в покое, правда, многие не понимали, почему.
– Бритоголовый? За что Серому такой блат? Он что, рыжий? – спросил как-то Монгол, который был ближе всех к положенцу.
– Усохни, Монгол! Фильтруй свой базар. Тема не твоя, не лезь поперёд батьки. За него впряглись и на этом всё, понял? – Бритоголовый говорил тихо, чтобы его не услышали, но Монгол его услышал.
То ли Мордвинов через пару лет вспомнил о Сергее, то ли совесть… хотя, какая у таких людей совесть? Ему приснился сын, видимо, напугал его во сне, говоря про Сергея, но Мордвинов поговорил с нужным человеком и в колонию, где сидел Павленко Сергей Анатольевич, через братков дали прогон, не трогать его.
Но Монгол, с такими привилегиями к Серому, никак не мог смириться. То ли он выжидал удобного случая, то ли вынашивал в себе злобу, но так прошло еще пару месяцев. И однажды, Монгол пошёл следом за Сергеем, когда тому пришло время идти в душ.
Монгол спрятался за туалетом, в темноте его видно не было, в руке он сжимал заточку, рассчитывая на то, что ударит Серого в сердце, наверняка, чтобы теперь уж тот не выжил.
– Ищи – свищи потом, кто это сделал. На меня никто и не подумает, заточку в туалет брошу, – лихорадочно думал Монгол.
Он знал, насколько Серый сильнее его, знает приёмы борьбы и кулак у него боксёрский. Но то ли зависть, то ли месть, правда за что мстит, он и сам не знал, но назад поворачивать Монгол был не намерен. А скорее всего, от скуки, решил таким образом немного разнообразить досуг.
Сергей, после нескольких месяцев покоя, со стороны Бритоголового и предоставить себе, ничего такого не мог. Приняв душ, Сергей вышел из душа и направился в сторону своего барака.
– Виктор Петрович? Почему так долго идёт пересмотр дела нашего сына? Прошло почти восемь месяцев. Или же… Вам отказали? – спросил Дмитрий, встретившись с адвокатом.
Они периодически встречались, а Виктор Петрович почти ничего не говорил, словно не хотел обнадёживать. Так, отделывался общими фразами.
– Я пару раз просил о встрече с Мордвиновым, но мне отказали. Я думаю, сам Мордвинов отказался и не захотел со мной встречаться. Он знает, что я защищал интересы Вашего сына на том суде. Выясняются новые обстоятельства дела Мордвинова. Он связан с наркоторговлей, сына его убили ему в отместку. Там крупные деньги крутились, видимо, Мордвинов не выплатил энную сумму нужным людям, вот ему и отомстили, правда и сын его к тому времени, пристрастился к наркотикам. Продавал из дома всё ценное, не сразу, конечно, постепенно. Дальше – больше.
Я дал запрос прокурору, так как долго ждал ответа, но его сняли с должности, на его место назначили другого. Пришлось начинать всё заново. И ещё… сегодня утром, Мордвинова наши мёртвым в камере. Как мне сообщили, он повесился, но думаю, такие люди счёты с жизнью не сводят. Скорее всего, ему помогли уйти. Но прошу Вас, Дмитрий Александрович, это пока конфиденциальная информация, не нужно о ней никому говорить. Не стоит и себя, и жену подвергать опасности. Жду вестей от прокурора, если разрешит пересмотр дела, значит начну работать. Это всё, что я пока могу Вам сказать, – долго говорил Виктор Петрович.
Дмитрий слушал, не перебивая. По мере того, как говорил адвокат, он становился все мрачнее и мрачнее. Как доехал до дома, он не помнил, вёл машину автоматически. Остановившись в пяти сантиметрах от уличного столба, едва не врезавшись в него, он затормозил недалеко от своего подъезда. Мужчина с трудом вышел из машины и не закрыв её, вошёл в свой подъезд. Но сделав шаг к ступеням, он не смог поднять ногу, чтобы начать подниматься наверх, в свою квартиру. Дмитрий зачем-то обернулся, может, почувствовав себя плохо, хотел позвать на помощь, но упал на пол, ударившись затылком о первую ступеньку. Удар был сильным, тихо потекла кровь из раны на голове.
Полина ждала мужа к ужину, он позвонил ей и сказал, что должен встретиться с адвокатом, чтобы поговорить о Серёже. Полина с надеждой ждала хорошие новости, настроение у женщины было хорошее. За много лет, как арестовали её единственного внука, которого она называла не иначе, как сын, она невольно запела, тихо, с улыбкой. Звонок в дверь заставил её вздрогнуть и она радостно пошла открывать, ожидая увидеть Дмитрия.
– Полина… тут такое дело… ты бы спустилась вниз, что ли… там Дмитрий… прими мои соболезнования, дорогая… его нашёл Миша, сосед со второго этажа. Он вызвал машину скорой помощи, милицию… Подожди! Куда же ты? – спеша за Полиной, которая не дослушав Софью, соседку по лестничной площадке, побежала по лестнице вниз.
Полина, кажется, ничего не соображала. Она не совсем поняла, что говорила Софья, сердцем почувствовав беду. И когда, буквально перепрыгивая через ступени, едва не упав пару раз, женщина спустилась вниз, она под ногами увидела мужа. Он лежал лицом вверх, над ним склонился мужчина в белом халате и осматривал его. Полина застыла в ожидании и когда доктор поднялся и покачал головой, правда непонятно кому, Полина упала перед Дмитрием на колени, на холодный пол из мраморной крошки.
– Дима? Димочка? Доктор? Сделайте что-нибудь, умоляю Вас! Дима? Открой глаза, прошу тебя, Димочка! – кричала безутешная Полина, собрав вокруг себя соседей.
– Простите, гражданка, но у Вашего мужа случился обширный инфаркт, он умер. Держитесь… – сказал доктор, взяв из сумки сигнальный лист и неразборчивым почерком начиная писать заключение, от чего умер пациент.
– Как фамилия Вашего мужа? Какого он года? Ваш адрес? – спрашивал мужчина, быстро записывая все данные.
– Полюшка, ты уж держись, дорогая. А мы тебе поможем в организации похорон, – сказала Софья, подойдя к Полине.
Полина с недоумением взглянула на неё, женщина никак не могла осознать, что Дмитрия больше нет.
– Насильственной смерти нет? – словно сквозь сон, услышала Полина слова капитана милиции, прибывшего на место.
– Однозначно, нет. Все признаки инфаркта и вероятнее всего, повторного. Но это Вам могут сказать после вскрытия. Всего доброго, поехали, Нина, мы здесь больше ничем помочь не сможем, – сказал пожилой доктор, обращаясь к молодой медсестре и первым выйдя из подъезда.
– Ладно, нужно отвезти тело на экспертизу, чтобы удостовериться в том, что мужчина умер естественной смертью. Давай, Олег. Ваня? Помоги ему, – командовал капитан.
– Подождите! Не увозите его, прошу Вас. Да, у него был инфаркт лет пять назад… я сама врач, сама следила за здоровьем мужа, знала, что инфаркт может повториться… если можно, не нужно вскрытия, прошу Вас, не нужно его мучить, – просила Полина.
– Ну… заявления нет, если Вы настаиваете… поехали, ребята! Здесь всё ясно, – кивая сотрудникам головой, сказал капитан.
– Спасибо Вам… – произнесла Полина, вновь присаживаясь на корточки, рядом с мужем.
Сергей, набросив на плечи полотенце, вышел из душа, прошёл едва освещённый коридор и вышел во двор. Он заметил тень, которая метнулась к нему и тут же оглянулся. Монгола Сергей узнал и в темноте, тот поднял руку, в которой сверкнула заточка. Сергей не сразу и понял, что именно нужно Монголу, но интуитивно отреагировал, схватив Монгола за запястье и скрутив ему руку за спиной, да так сильно, что хрустнула кость и Монгол взвыл от боли.
– Гнида! Что я тебе сделал, а? Чего вам всем от меня нужно? Падла! Убью! Это Бритоголовый приказал, да? Как Бешеный приказал убить Косого и Седого, он и меня убрать приказал, да? – кричал Сергей вне себя от ярости, при этом нанося по лицу Монгола удар за ударом.
– Ты, Чепушила! Падла! Отпусти! Больно! – не своим голосом заорал Монгол, шмыгая носом и отплёвываясь кровью.
Но отпускать его Сергей не собирался, скрутив ему руки за спиной, он поволок его в барак. А когда они вошли туда, Сергей, не отпуская Монгола, насильно провёл его к шконке Бритоголового и бросил к ногам положенца.
– Ну что, Бритоголовый? Держи базар, за что замочить меня приказал? Что я сделал не так? – спокойно спросил Сергей.
Но Сергей увидел удивление в глазах Бритоголового. Тот смотрел на него, потом перевёл взгляд на Монгола.
– Ах ты, падла! Решил поперёд батьки лезть? Убью гада! – взревел Бритоголовый, выхватив из-под своей подушки заточку и замахиваясь на Монгола.
– Так ведь он против тебя пошёл, Бритоголовый! Он от нас откололся, сам беспределом ходит, ещё и женился, гад! Век воли не видать, Бритоголовый! Его нужно мочить! – сидя на полу, заорал Монгол.
Но Бритоголовый не слушал и готов был ударить его заточкой в шею, но Сергей перехватил его руку.
– Остановись, Бритоголовый! Не стоит он того, чтобы ты себе лишний срок наматывал. Только, тебе он тоже не помощник, если без твоего ведома секелиться. Но это твой базар, твоя тема, тебе и решать. О себе подумай, – спокойно сказал Сергей.
Монгол с удивлением посмотрел на него, ничего не понимая. Бритоголовый опустил руку с заточкой и с силой пнул Монгола в грудь.
– Исчезни с глаз, падла! – рявкнул он.
Сергей хотел уйти, но Бритоголовый велел ему присесть.
– Присаживайся Серый, есть тема… – сказал положенец и Сергею пришлось присесть на скамью, за стол.
– Ешь, чем богаты, – предложил Бритоголовый, взяв со стола кусок мяса и откусывая от него.
– Чего хотел, какой базар хотел перетереть, Бритоголовый? – спросил Сергей, чувствуя недоброе.
Бритоголовый не спешил с ответом. Он закурил сигарету и глубоко вдохнув, выпустил кольцами дым изо рта.
– Тут с воли прогон пришёл по твою душу… в общем, пахан того, которого ты якобы замочил, сейчас на нарах чалится. Ему предъява крупная шла… но два дня назад, он сам себя порешил, – спокойно говорил Бешеный, словно рассказывал простую историю.
– Это ты о Мордвинове говоришь? – насторожился Сергей.
– О нём, родимом. Но сам он себя порешить бы не мог, не такого ума фраер. Думаю, его подельники помогли ему с удавкой на толстую шею, – ответил Бритоголовый.
– Пусть горит в аду! Мне-то что до него? Если у тебя всё, я пойду, утром на работу выходить, – поднимаясь со скамьи, сказал Сергей.
– Не торопись, Серый… если он подох, то и дело твоё другой оборот может принять, сечёшь, о чём я? И ещё одна тема есть… – не поднимая головы, произнёс Бритоголовый.
Сергей напрягся, но снова присел и в ожидании посмотрел на Бритоголового.
– Тема грустная… отец твой… малява с воли пришла, умер он, – так и не взглянув на Сергея, сказал Бритоголовый.
Сергей побледнел и с силой сжал кулаки, даже Бритоголовый посмотрел на его кулаки, услышав хруст. Вокруг Бритоголового сидели заключённые, которые готовы были исполнить любой его приказ, но и они застыли в тишине.
Сергей медленно поднялся и побрёл к своим нарам. Его мрачное лицо не выдавало никаких эмоций, но душевная боль, которую он испытывал в этот момент, отражалась в его голубых глазах.
Ночь прошла без сна, Сергей вспоминал отца, впрочем, Дмитрий был ему то ли отчимом, то ли просто не родным дедом, Сергей и сам не знал, как назвать человека, который всю жизнь, сколько он себя помнил, относился к нему, как к родному сыну. Первый велосипед в шесть лет, первый самокат, большая машина, которая сама ездила и много других игрушек. Дмитрий баловал Сергея, чтобы тот не чувствовал потерю родителей, да и сам относился к нему с удивительной привязанностью и любовью. Зоопарк или просто парк, Дмитрий сам отводил Сергея в школу, сам ходил на собрания, радовался его хорошим оценкам.
– Как же так, папа? Я так по тебе скучаю… так тосковал по тебе… почему же ты ушёл, не дождавшись меня? Бедная мамочка… как же она теперь одна жить будет? Господи! Если ты слышишь меня, помоги моей матери! Не оставь её в горе одну. Помоги мне выбраться из этого замкнутого круга! Как же я устал! – стучало в голове Сергея.
Утром у него разболелась голова и на работу он не вышел. Когда в бараке стало тихо, когда Бритоголовый вышел во двор, что он делал ежедневно, говоря, что прогулки на свежем воздухе полезны для здоровья, к Сергею подошёл Монгол, заставив его встать с нар и напрячься…
– Тебе чего? Вчерашнего мало было? – спросил настороженно Сергей, поглядывая на руки Монгола, в которых вполне могла быть заточка.
– Я это… арапа гнать не буду, Серый. Я сказать пришёл… вчера ты спас меня от заточки Бритоголового… хотя и я хотел замочить тебя. Не понимаю я этого, но говорю спасибо. Ты и правда, не чепушила, ты человек хороший… – говорил Монгол нормальным языком, чем очень удивил Сергея.
– Не благодари, не стоит, Монгол. Просто, оставь меня в покое, вот и всё! Все оставьте! Устал я, понимаешь? Ни за что пять лет чалюсь на нарах! Отца не увидел! Это ты понимаешь? – эмоции переполняли Сергея, пусть даже его слушал Монгол, эдакий недотёпа, живший как пресмыкающееся перед положенцами.
– А я чалюсь одиннадцатый год… кажется… и счёт потерял бля… – усмехнувшись не к месту, ответил Монгол.
Сергей невольно улыбнулся глупому выражению лица Монгола.
– За что тебя повязали спецы? – спросил Сергей.
– По беспределу повязали. Разбой и два трупа. Жадность фраера сгубила… И зачем нужно было? – сам себе удивляясь, произнёс Монгол.
– Убивать людей… я этого никогда не пойму… – задумчиво произнёс Сергей.
Полина смотрела на спокойное, но пожелтевшее лицо мужа, казалось, он спит. Соседи, после того, как капитан согласился оставить тело Дмитрия, тем более, доктор написал заключение и оставил сигнальный лист, помогли перенести тело в квартиру. Вскоре, квартира наполнилась людьми, Полина позвонила на работу, откуда приехали её коллеги. Обговорили, что не стоит держать тело два дня и нужно похоронить прямо завтра, в полдень. Полина словно находилась в прострации, до неё смутно доходили слова собравшихся людей. Кто-то из них предложил съездить на кладбище и заказать место для погребения, потом сказали, что нужно гроб привезти, вроде, на кладбище есть готовые гробы, на выбор, по цене. Полина машинально взяла деньги из ящика комода и передала их своему коллеге. Всё происходило тихо и без суеты, соседка накрыла зеркала и телевизор. Не спрашивая чем накрывать, она просто зашла в спальню и вытащила из шкафа аккуратно сложенные на полке простыни и скатерть. К вечеру, вроде, все разошлись, Полина заметила, что в квартире остались только две соседки.
– Софья? Может ты останешься на ночь? Нет, я конечно не боюсь… Дмитрий был моим мужем много лет… да и врач я. Ты просто останься, пожалуйста, – попросила Полина.
– Да я и сама так подумала. Негоже с покойником одной оставаться на ночь, да и готовить нужно, завтра, после похорон, какие-никакие, но поминки провести нужно. Хороший человек был Дмитрий… эх, жизнь… царствие ему небесное, земля пухом, – произнесла Софья, с грустью глядя на Полину, которая сидела на диване и смотрела на гроб, в котором её муж нашёл свою последнюю постель, перед могилой.
– Спасибо тебе за всё, Софья. Никогда не забуду твоей доброты. Ты в спальне ложись, что ли… – Полина была растеряна.
Она, конечно, знала всё, что делают, когда в доме покойник, тринадцать лет назад, она в один день хоронила сына и невестку. Но сейчас, оставшись одна, женщина растерялась.
– Некогда ложиться, Полина. Мы вот с Зоей приготовим всё, кур отварим на бульон. Пирог испечь надо, компот сварить. Хорошо, всё принесли, что я написала-то. Иначе, не успели бы. А ты иди ложись, тебе отдохнуть нужно. Иди, милая, – умиротворённо говорила соседка Полине, у которой и правда, глаза закрывались от усталости и отчаяния.
Весь следующий день прошел, словно во сне. Сочувственные взгляды, слова соболезнования. На кладбище собралось много народу, приехали из министерства здравоохранения, пришли из больницы, где работала Полина, собрались соседи… Полина многих и вовсе не знала или никогда не видела. На кладбище, перед гробом выступили министр здравоохранения и ещё пару сотрудников из министерства, где работал Дмитрий. Говорили, какой он был замечательный человек, ответственный работник, хороший семьянин и прочее, и прочее. Многие уехали прямо с кладбища. Попрощавшись с Полиной и снова выразив искренние соболезнования вдове, сев в свои автомобили, все разъехались по своим делам.
Жизнь не стояла на месте, Дмитрий ушёл и его, конечно же, с почестями проводили в последний путь. На поминки осталось человек сорок, в большом зале поставили столы, Софья с Зоей очень постарались и столы были уже накрыты, когда оставшиеся вернулись с кладбища. Стулья и столы принесли от соседей, за столом сидели тихо, слышны были только шёпот и звон посуды. Вновь сказали много хороших слов и так же тихо, все разошлись. Софья, Зоя и ещё две молодые женщины, тоже соседки с одного с Полиной подъезда, быстро везде убрались, помыли посуду и попросили своих мужчин вынести столы и стулья. К вечеру, в квартире Полины всё было по-прежнему, словно ничего и не произошло. Будто, вот сейчас приедет с работы Дмитрий и откроет дверь своим ключом, войдёт в квартиру и по привычке поцелует Полину в щёчку, скажет несколько ласковых слов… Полина сидела на диване и смотрела в одну точку. Она не могла поверить, что Дмитрий так быстро ушёл.
– Господи! Что же за судьба такая? Сначала сын и невестка, затем внука обвинили в том, чего он не совершал, а теперь и Дима… что за карма такая? За что? Что мне теперь делать одной? Зачем жить? – вслух говорила женщина, с таким отчаянием, что казалось, она сейчас встанет и сделает шаг к вечности.
Сергей несколько дней ходил сам не свой. В то, что отца больше нет, верить не хотелось. Он с нетерпением ждал мать, чтобы спросить у неё, надеясь, что она удивиться и скажет, что папа жив и здоров, но приехать не смог.
Утром его вызвали на свидание с Диной. Идти почему-то не хотелось. Монгол вдруг стал относиться к Сергею по-доброму, часто подходил к его шконке, приносил последние новости, правда, Сергею они были неинтересны.
– Серый? Ты чего встал? Тебе опять свиданка светит. Вот ведь фартит тебе… всё! Молчу! Просто давно бабы не было… уж и не одолею, верно. А так хочется! Всё! Базара нет! Иди же! – подняв руки вверх, словно сдаваясь, сказал Монгол, когда Сергей укоризненно посмотрел на него.
Сергей взял шапку с коротким козырьком, похожую на квадратную кепку, которую сшили всем заключённым, тяжело вздохнул и вышел из барака. Дина, как обычно, пришла с продуктами и уже успела накрыть на стол, чтобы покормить мужа домашней едой. Дома она сварила бульон, пожарила котлеты с картошкой, даже компот сварила. Принесла Сергею и кофе, зная, что он любит пить кофе по утрам, бабушка испекла булочки и пироги, ещё положила яблоки.
– Витамины ему, скажешь, от меня, – сказала Дарья Ивановна.
О том, что после её отвара, у неё случился выкидыш, Дина говорить бабушке не стала. Ну, во-первых, Дина не совсем ещё понимала такие вещи, хотя и была медиком, во-вторых, не хотелось расстраивать старушку. И когда Сергей, после обычного обыска, зашёл в комнату, в ту самую, которую им давали каждый раз, Дина сразу заметила, что Сергей не такой, как всегда. Да, она замечала, что он как бы охладел к ней, вернее, стал менее ласковым, что ли, но относила это к тому, что он находится в колонии и ему вовсе не сладко там живётся.
– Здравствуй, милый! Я так соскучилась! – подходя к Сергею, обнимая и прижимаясь к нему, произнесла Дина.
Сергей, конечно, обнял жену, но тут же отпустив её, присел на кровать.
В этой комнате, две кровати были сдвинуты, так кровати стояли в комнатах для свиданий супругов. Многие жёны приезжали к своим мужьям, которые сидели в колонии, не так часто, конечно, но всё же.
– Что-то случилось, да? Что с тобой, милый? – осторожно спросила Дина.
– А что может быть хуже, Дина? Пять лет я тут сижу! За что? И Мордвинова убили, или сам повесился… не знаю уже. Но черт с ним! Теперь нет доказательств тому, что не я убил его сына! Понимаешь? Да и это не столь важно… отец не выдержал всего этого и у него случился обширный инфаркт. Он умер, понимаешь? Из-за меня умер отец! Как мне с этим жить теперь? – восклицал Сергей, которого, кажется, прорвало.
Сергей эти годы, находясь в колонии, как бы попривык и свыкся с мыслью, что он сидит в колонии ни за что, но сидит и выхода из этого тупика нет. И ничего с этим не поделать. А после того, как Бритоголовый сказал ему, что с воли получил прогон о том, что его отец умер и даже причину смерти сказал, Сергей не выдержал. Правда не знал, что ему делать и от отчаяния, что сейчас, в такую тяжёлую минуту, мать там одна, а он, беспомощный, не может ей ничем помочь, его колотило от гнева от одной этой мысли.
Но Сергей никак не мог понять, откуда такие новости, могли доходить до колонии положенцу, тем более, из другого города. Это было выше его понимания. Но как объяснил Монгол, воровская среда работает чётко и связана со всеми городами России и конечно же, вся информация сливается источникам быстрее, чем об этом узнают другие.
– Боже мой! Серёженька! Прости, пожалуйста… прими мои искренние соболезнования… я очень тебе сочувствую. Мамочки… – Дина была напугана, она никогда не видела Сергея в таком состоянии.
Но девушка понимала, что парню нелегко, тем более, услышать о смерти отца, которого не видел пять лет. Сергей молча смотрел в одну точку, сидя на кровати.
– Прошу тебя, Серёжа? Может поешь? У нас только ночь и день и мы снова расстанемся на два месяца. Я так тоскую без тебя, милый, – присев рядом и взяв мужа под руку, сказала Дина, положив голову на плечо Сергея.
Сергей, конечно, понимал, чего хочет от него Дина, но он этого не хотел. Объяснить почему, он не мог, не хотел и всё, хотя физическая потребность в близости с женщиной, конечно же была.
– Прости… но я не могу сейчас… ни о чём думать не могу. Перед глазами стоит отец и мать в слезах. Они так любили друг друга… – не глядя в глаза жене, произнёс Сергей.
– Понимаю… и мы ведь так любим друг друга… правда? – подняв голову и заглядывая в глаза Сергею, спросила Дина.
Она замечала, что Сергей в последние полгода стал менее страстным, видела, что он ласкает её не так нежно и ласково, как раньше. Дина относила это к обстановке, конечно, эти встречи тут, в колонии. Сергей мечтал о свободе и она это понимала. Сергей, не смея смотреть ей в глаза, просто кивнул головой.
– Может поедим? Остынет же… – предложила Дина.
– Хорошо, поедим. Но есть совсем не хочется. Я отца не видел с тех пор, как меня в то июньское утро арестовали. Помню выражение его глаз… в них не было испуга, недоумение, непонимание… будь проклят тот день, когда я пошёл на этот выпускной вечер! – стукнув кулаком по столу, в отчаянии воскликнул Сергей.
Дина, вздрогнув, испуганно смотрела в пол.
– Если хочешь… ты можешь уйти. Я пойму… сейчас, я ничего говорить тебе не буду… не время. Только… я не слепая, Серёжа, ты изменился и не сегодня, месяцы назад. Женщины это чувствуют, поверь. Давай, я соберу тебе продукты… – опустив голову, говорила Дина.
Слёзы капали на пол, она отвернулась, чтобы Сергей не видел её слёз. Он с недоумением посмотрел на неё, кажется до него не доходил смысл её слов.
– Не понял… о чём ты? Какие месяцы? Ничего не понимаю… – растерянно произнёс Сергей.
Но он, конечно, понял, о чём говорила Дина. Он и себе боялся признаться, что тех чувств, что он испытывал вначале, нет. Нет той страсти и тоски по ней, когда расставшись после очередного свидания, он считал дни, которые приближали его к встрече. Но это словно растаяло, как дым.
– Всё ты понял, Серёжа. Я лучше пойду… – сложив все продукты в сумку, что она принесла с собой, сказала Дина.
Сергей видел, она говорит совершенно серьезно и сейчас просто уйдёт и вполне возможно, никогда больше не придёт. Хотя они и были мужем и женой, но ему казалось, что всё происходит понарошку, не по-настоящему.
– Что же ты стоишь? Она же сейчас уйдёт… подойди к ней, обними, приласкай… или же… не любил? – проносились мысли в его голове.
Но ноги словно окаменели, он не мог и шагу ступить навстречу к девушке.
– Прости… я и сам не знаю, что со мной… ни о чём другом думать не могу. Не уходи… – смог заставить себя сказать Сергей.
Дина словно ждала, когда он это скажет, она тут же бросилась ему на шею и прижалась к его крепкой груди.
– Ты должен знать, Серёженька… я тебя очень люблю! Но… если твои чувства ко мне остыли… не нужно заставлять себя, это будет нечестно. Я никогда не упрекну тебя, если ты сейчас уйдёшь. Это будет означать, что ты меня не любишь, а быть может и не любил никогда… – крепче прижавшись к нему, говорила Дина.
Сергей заставил себя обнять Дину. Правда, он не понимал, как она может сейчас говорить о чём-то, когда у него в душе бушует океан. Все его мысли занимала мама, которая осталась совсем одна. Тоска резала так, что становилось невмоготу.
Дина подняла голову и приподнявшись на цыпочки, потянулась к Сергею, подставляя губы для поцелуя. Глаза у неё были закрыты, Сергей, застыв, смотрел на неё.
Не дождавшись поцелуя, Дина открыла глаза и освободившись от рук Сергея, села на кровать. Обида душила её, слёзы невольно капали из глаз. Но слова Сергея заставили её застыть от испуга и изумления.
– Помоги мне бежать отсюда. Я не выдержу больше! Умоляю тебя! Кроме тебя, мне никто не сможет помочь. Всё! Не могу больше! За что? За что мне всё это? Я отца не увидел перед смертью, он ушёл из-за меня! Как мне с этим дальше жить? – схватившись за бритую голову, воскликнул Сергей, отходя к окну и отворачиваясь от Дины, чтобы она не увидела слёзы в его глазах.
Он никогда не плакал, но тут не смог сдержаться. Тоска сжала его сердце, казалось, оно готово было выпрыгнуть из груди, видимо, наболело на душе у парня и смерть отца была последней каплей. Дина вскочила и подбежала к нему. Крепко обняв его сзади, она неистово целовала его спину.
– Серёженька… любимый мой… родной мой… прошу тебя, не нужно, а вдруг тебя убьют? В колонии так уже было, мне страшно… не пугай меня, милый… – разрыдавшись, не переставая целовать спину Сергея, поверх робы, говорила Дина.
Сергей резко повернулся к ней.
– Что ж… пусть лучше убьют! Нет сил больше терпеть! Разве это жизнь? Мои самые лучшие годы проходят в колонии, за что? А? Кто мне ответит? Пусть убивают! Лучше так, чем терпеть такие унижения ещё восемь лет! Нееет… уж лучше смерть! – сжав кулаки, свирепо сверкая глазами, сказал Сергей.
– Я помогу тебе… – вдруг успокоившись, глухим голосом ответила Дина.
Сергей, застыв, с надеждой посмотрел на неё.
– Правда? Но как? – спросил Сергей.
– Евгений Николаевич… – не глядя в глаза Сергею, ответила Дина.
Девушка знала, что если Сергей сможет сбежать из колонии, она его больше никогда не увидит.
– Пусть так, дальше так не может продолжаться. Он уже охладел ко мне, если бы я хотя бы родила за эти годы… а так, скоро он меня просто возненавидит и будет мучиться больше меня. Я согласна пожертвовать собой… – лихорадочно думала Дина.
– Не понял… при чём тут твой доктор? – у Сергея от волнения дрожали руки.
– Евгений Николаевич свою машину оставляет недалеко от больнички, причём, подальше от глаз. Если сможешь открыть дверцу, спрячешься за передним сидением, пониже притаишься. Его машину, обычно, не обыскивают, а когда он доедет до дома… ты сможешь ночью спокойно выйти из неё и уйти, – ответила Дина, с неким сожалением глядя на Сергея.
– Так просто? Такое возможно? Ты так говоришь, словно уже помогала кому-то сбежать. Господи… я так тебе благодарен, Дина! – воскликнул Сергей, крепко обнимая Дину.
– Мне твоя любовь нужна, а не благодарность… – прижимаясь к Сергею, вдыхая его мужской запах, подумала Дина.
– Если вдруг… я говорю, вдруг, мало ли что… если вдруг не получится, ты не вини себя, ладно? Но я уверен, у меня получится. Можно прямо сегодня выйти, я ведь на свиданке, до завтрашнего вечера меня никто и искать не будет… – растерянно говорил Сергей.
Его глаза лихорадочно блестели, дрожь в теле не давала ему успокоиться. Он ни о чём больше думать не мог, но Дина заставила его поесть. Смеркалось и они вышли во двор.
– Мы погуляем немного, душно в комнате… – сказала она на проходной и так как её хорошо здесь знали, их пропустили.
Всё шло, словно по маслу, темнело быстро, во дворе никого не было, Дина уверенно провела Сергея к машине Евгения Николаевича.
– Осталось минут двадцать, нужно успеть, пока он не вышел.
Сергей подошёл к машине и прислонился к задней дверце. Он вытащил из кармана ложку, которую ещё в комнате захватил, для того, чтобы открыть дверцу. Но то ли ему просто везло, то ли Евгений Николаевич просто забыл, но дверца оказалась открытой. Сергей так волновался, что у него пересохло в горле. Он повернулся к Дине, его глаза лихорадочно блестели.
– Прости за всё… спасибо тебе. Я никогда тебя не забуду. Не обещаю… но однажды, я найду тебя… прощай… – тихо произнёс Сергей.
– Поцелуй меня на прощанье, Серёженька. И не забывай, я очень люблю тебя и всю жизнь буду ждать встречи с тобой, – обнимая Сергея за шею, ответила Дина.
И Сергей, обняв её за талию, привлёк к себе и крепко поцеловал, нежно и ласково. Наверное, это был поцелуй благодарности той, которая скрашивала его тяжёлые дни в эти годы здесь, в колонии.
– Помоги ему, Господи! – прижав руки к груди, прошептала Дина, отходя назад.
Сергей быстро открыл машину, не оборачиваясь, он присел на пол и пригнулся так низко, прижавшись к сидению, что Дина его уже не видела в темноте. Она быстро, но тихо закрыла дверцу машины и пошла в сторону здания, откуда только что вышла с Сергеем. Но в здание она не вернулась, а прошла дальше, за деревья, где решила посидеть до тех пор, пока Евгений Николаевич не выедет за территорию колонии. Должно было пройти ещё хотя бы минут сорок, чтобы никто не хватился Сергея.
Дина издалека видела машину Евгения Николаевича, сердце девушки колотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Нет, за себя она не боялась, девушка могла придумать всё, что угодно, чтобы ей поверили. Ей было страшно за Сергея, ведь несколько лет назад, одного беглеца просто застрелили, уже за пределами колонии. Молиться она не умела, только бормотала:
– Господи! Помоги ему! Господи! Помоги ему!
Вскоре, из здания больнички вышел Евгений Николаевич и подойдя к своей машине, сел за руль. Дине показалось, что в этот момент у неё остановилось сердце, ком в горле мешал дышать, она боялась пошевелиться. Но Евгений Николаевич спокойно выехал через ворота, которые ему открыли и даже попрощались с ним, Дина слышала глухие голоса. Она медленно побрела к зданию больнички.
– Дина? Ты что тут делаешь? Разве у тебя не свидание с мужем? – спросил лейтенант.
– Да, свидание… ему вдруг стало плохо, я за лекарством пришла. Ключ от процедурного кабинета у меня есть, – ответила Дина, стараясь говорить спокойно, боясь выдать своё волнение.
– Может ты его это… переутомила? Ты же знаешь, два месяца без женщины, тяжело компенсировать за ночь, – усмехнувшись, сказал лейтенант.
– Всё то ты знаешь, Гоша. А сам-то, небось, по полгода без бабы, а? – так же усмехнувшись, ответила Дина.
Парень замолчал и помрачнел, Дина знала, что те, кто тут служит, месяцами не видят женщин. Если только в город выезжают и если повезёт, они конечно, не упускают шанс.
Дина прошла в здание и пошла по коридору к процедурному кабинету. Войдя, она, не включая свет, села на кушетку и заплакала. Дина сдерживаться не стала, её переполняли чувства, правда, она и сама не могла объяснить, какие именно чувства, но и страх за любимого, и горечь расставания, всё смешалось разом. Наплакавшись, она поднялась и вышла из кабинета, прошла коридор и молча вышла во двор. Возвращаться в здание для свиданий, она не стала, сев на скамью за деревом, она выжидала время.
Сергей старался не дышать, от волнения, сердце так колотилось, словно подкатывало к горлу. Он боялся, что Евгений Николаевич услышит стук его сердца, но мужчина включил магнитофон и слушал музыку, играл оркестр Поля Мориа. Как и говорила Дина, Евгений Николаевич подъехал к своему дому и оставив машину возле своего подъезда, как впрочем это делали многие в те годы, не имея собственного гаража, мужчина вошёл в подъезд.
Выждав немного, Сергей осторожно открыл дверцу машины и вылез из неё. Мешкать он не стал и бросился прочь, правда, совсем не зная местности. Он только понимал, что до утра должен найти место, где можно будет укрыться на время, иначе, если объявят розыск, в робе ему далеко не уйти. Может поэтому, Сергей побежал к роще, чтобы скрыться между деревьев. Он бежал, не разбирая дороги, вконец устав и запыхавшись, он остановился и огляделся. Что делать дальше, парень не знал, но ему было всё равно. Он был на свободе, а что будет дальше – это, как Бог даст.
Сергей пошёл медленнее и в ночное время он ушёл довольно далеко, на несколько километров от поселка. Так он шёл почти до рассвета. Наконец, вдалеке послышался лай собак, следом и крики петухов, интуитивно, Сергей пошёл на эти звуки. Вскоре, он увидел впереди себя дома, видимо, это было село, а может деревня, но Сергей прошёл к дому, который стоял чуть поодаль от других домов.
ГЛАВА 7
Живая изгородь полностью закрывала забор, едва приоткрывая калитку, которая оказалась открытой. С опаской оглядываясь по сторонам, Сергей, пригнувшись, подошёл к дому, но ни стучаться, ни заглядывать в окна, он не стал. А когда он пошёл в сторону сарая, вдруг с лаем, откуда ни возьмись, выскочила огромная собака и бросилась к нему. Сергей побежал к сараю и тут же войдя внутрь, едва успев, плотно закрыл за собой дверь. Пёс лаял ещё несколько минут, но видимо понял, что загнал чужака в сарай, поэтому спокойно ушёл. В темноте, Сергей натыкался на какие-то вещи. Решив дождаться утра, он спрятался за полками, за мешками и наконец сев, выдохнул.
– Утром, скорее всего, меня хватятся, ааа… нет, Дина сказала, что до вечера искать не будут, думая, что я с ней на свиданке. Но в робе мне далеко не уйти и не уехать. Где бы одежду достать? Хорошо, лето сейчас, не холодно, но в робе оставаться нельзя… – думал Сергей, закрывая глаза.
Вскоре он ушёл в глубокий сон и проспал пару часов. Сергей проснулся от громкого лая собаки, которая лапами скребла дверь сарая, норовя открыть её. Но Сергей плотно закрыл дверь, когда вошёл сюда.
– Маркиз? Ты чего так лаешь? Пошли, я накормлю тебя, – услышал Сергей, приятный женский голос за дверью сарая.
Но пёс, поднявшись на задние лапы, срёб дверь и неистово лаял.
– Да что тебе неймётся? А ну-ка… давай посмотрим… может кот забежал соседский? Уйди, Маркиз! – отталкивая собаку в сторону, сказала молодая женщина, открывая дверь сарая.
Собака с громким лаем бросилась к Сергею.
– Прошу Вас, уймите своего пса… – сказал Сергей, выходя из укрытия.
Худенькая, высокая, со стройной фигуркой, молодая девушка, лет двадцати, с тёмными кудряшками, с большими карими глазами, с нежной кожей лица и пухлыми губами, с испугом смотрела на Сергея. Потом, вдруг так закричала, что Сергей вздрогнул и даже собака перестала лаять.
– Умоляю Вас! Не кричите так… я Вам всё объясню. Прошу Вас, сначала выслушайте меня, я Вам ничего плохого не сделаю. Смотрите, у меня нет ни оружия, ни даже ножа. Я жертва интриг и обстоятельств! – последнюю фразу Сергей выкрикнул с отчаянием, заставив пса залиться лаем.
Но девушка кричать перестала и в ожидании смотрела в ясные, голубые глаза Сергея. В них она не увидела угрозы, лишь боль и отчаяние.
– Кто Вы? Эта одежда… она же тюремная… – произнесла девушка, удерживая пса за шерсть на холке.
– Да, эта одежда тюремная… Вы правы. Но умоляю Вас, прежде чем принимать решение, выслушайте меня. Если мои слова не убедят Вас… что ж, Вы можете вызвать милицию. Но живым я не сдамся, я лучше умру, чем безвинно вновь вернусь в колонию, – с грустью сказал Сергей.
– Маркиз, пошёл! Пошёл отсюда! Иди! Это друг, иди! -прикрикнула девушка на пса, ударив его по спине.
Пёс послушно завилял хвостом и тут же вышел из сарая.
– Спасибо Вам, девушка. Спасибо, что согласились выслушать меня, – сказал Сергей, с грустью проводив взглядом пса и опускаясь на землю.
– Ну и? Я слушаю Вас… – присев на пень для рубки мяса, стоящий на земле, сказала девушка.
И Сергей всё рассказал ей, абсолютно всё, начиная с выпускного вечера, до того, как его пытались убить в колонии, до смерти отца и отчаяния в душе от безысходности. Девушка молча выслушала его, но не знала, насколько она могла ему верить. Только ей искренне стало жаль Сергея.
– Как же таких людей носит земля… что же Вы делать будете? – спросила девушка, с сочувствием глядя на Сергея.
– Право, не знаю. Но живым я не сдамся и ни за что не вернусь назад. Мне бы одежду поменять, я бы просто уехал из города, – с надеждой глядя на девушку, произнёс Сергей.
Наступило молчание. Девушка словно раздумывала о чём-то и Сергей не мешал ей.
– Вас как зовут? – спросила наконец девушка.
Сергей, который с напряжением ждал, что же предпримет девушка, облегчённо расслабился.
– Сергей. Что Вы будете делать? – осторожно спросил он.
Сергей не знал, что в этой красивой головке, ведь она вполне могла вызвать милицию или просто закричать и из дома, конечно же, выбежали бы её родители или кто там ещё… Сергей лихорадочно думал, глядя на неё.
– Сергей… пошли в дом, для начала, найду тебе одежду, потом поешь, а дальше видно будет, – решительно направляясь к выходу из сарая, сказала девушка.
– Но что твои родные скажут? – спросил Сергей, не спеша идти.
Они, почему-то, сразу перешли на "ты" и говорили так, словно давно были знакомы, просто не виделись долгое время и вдруг встретились вновь.
– А нет никого. Пошли, – ответила девушка, выйдя из сарая и в ожидании повернувшись к Сергею.
– Что значит нет? Не понял… ты что, одна живёшь? – искренне удивляясь, спросил Сергей, но всё же вышел из сарая.
– В доме поговорим, забор низкий, тебя могут увидеть. Тогда я точно ничем не смогу тебе помочь, – направляясь к дому, сказала девушка.
Сергею осталось лишь подчиниться и он, озираясь вокруг, пошёл за ней. Он и правда, очень устал и проголодался. Вчера толком и есть не мог, от бредовой мысли, что спонтанно пришла ему в голову. Но он в ту минуту и представить себе не мог, что всё так легко получится. Вдруг ему пришла мысль, от которой он даже на секунду остановился.
– Чёрт… может Дина давно знала, как мне помочь бежать? Она так легко согласилась помочь… и машина Евгения Николаевича… странно… – последнее слово вырвалось из его уст и он пошёл быстрее.
Войдя в дом, девушка обернулась к нему.
– На кухню иди, вон туда. Я тебе одежду вынесу. И тихо сиди, знай, у меня воровать нечего, понял? – вдруг сказала она.
Сергей аж поперхнулся от её слов.
– Я не вор и не убийца, поверь мне! – воскликнул он.
– Не поверила бы – не стоял бы сейчас здесь. Иди на кухню, – кивая в сторону кухни, сказала девушка и тут же зашла в другую комнату, вероятно, в спальню.
Сергей прошёл на кухню. Простой дом, каких здесь было много, но кухня была большая, как комната, видимо, здесь была и столовая, здесь хозяева и ели. Газовая плита, мойка с сушкой над ней, с аккуратно сложенными в ряд тарелками, разделочный стол, на нем красочная клеёнка. Шкаф с посудой, посередине круглый стол и стулья. Огромный фикус в оцинкованном баке и чистый пол, без дорожки и ковра. Два больших окна во двор, чистые, светлые занавески. Кухня была уютной и чисто прибранной. Сергей, почему-то, поднял голову и посмотрел на потолок. Небольшая люстра или светильник, ввиде старинного уличного фонаря, какие были на картинах, во времена Пушкина, побеленный потолок. Тут вошла девушка.
– Переодевайся! – бросила она, положив на стул вещи.
– Как? Прямо здесь? – спросил Сергей, поднявшись со стула.
– Нет! Во дворе! Ладно… иди в комнату, да не туда! Сюда проходи! – бесцеремонно схватив Сергей за плечо и поворачивая в другую сторону, довольно резко сказала девушка.
– Прости, я же не знал… – недовольно произнёс Сергей, почувствовав сильную руку девушки на своём плече.
Девушке стало неловко от взгляда его голубых глаз, она виновато улыбнулась.
– Ладно, иди уже… – снисходительно ответила она.
– Я не знаю, как тебя зовут… – не торопясь уходить, сказал Сергей.
– Ну… если это тебя интересует… меня Ульяна зовут, можно просто Уля… – девушка смутилась ещё больше, видя, как пристально смотрит на неё
Сергей.
Но он тут же ушёл в комнату, куда указала ему Ульяна. А она стала готовить на стол.
Дина ещё долго сидела во дворе, не зная, что ей делать. Она знала, что солдаты, дежурившие на проходной, в здании для свиданий, иногда засыпают на своих местах, теряя бдительность. Парней было двое, они, конечно, по уставу не имели права спать, но и они были просто люди и ночь брала своё. Дина дождалась, когда они уснут, да и сон у парней был коротким, они могли проснуться в любую секунду. И когда она проходила через проходную, услышала голос дежурного:
– А Павленко где?
Дина была так напряжена, что у неё разболелась голова, но надев улыбку на лицо, она обернулась и кокетливо посмотрела на дежурного.
– Спит, устал, видимо. Время, почти три часа ночи, – ответила она.
– А ты что же не спишь? Или ещё хочешь? – с иронией спросил парень.
– А это тебя не касается, сержант. Если узнают, что вы на посту спите, сам знаешь, что будет, – дерзко ответила Дина и прошла в комнату.
Для себя она прокручивала в уме, что будет говорить начальству, когда спохватятся, что Сергея нет. И знала, что её будут допрашивать, как только будет известно о побеге.
На свиданке перекличку проводили редко, но как назло, утром пришёл капитан и вызвал из комнат тех заключённых, которые вошли туда на свидание с родными.
– Ну вот, началось… – пробормотала Дина, которая так и не смогла до утра уснуть.
Девушка вышла сама и подошла к капитану.
– Товарищ капитан? Разрешите обратиться? – зачем-то по уставу, спросила Дина, хотя и не была военнообязанной.
Впрочем, капитан не обратил на это внимание, он привык к такому обращению, со стороны сослуживцев, ниже его чином.
– Что у тебя? – спросил капитан, посмотрев на её усталое лицо.
– Видимо всю ночь он ей спать не давал… я бы тоже покувыркался с такой, – подумал капитан, в ожидании того, что она ему скажет.
– Заключённого Павленко нет. С ночи… – подавленным голосом сказала Дина, но взгляд от капитана не отвела.
Капитан застыл в изумлении. Такого очень давно не было, может поэтому многие офицеры и солдаты и потеряли бдительность.
– Что значит нет, Дина? Ты хоть слышишь себя? – воскликнул капитан, понимая, что последует за этим чрезвычайным происшествием.
– Мы гуляли вечером, в комнате душно было. Он сказал, что по нужде отойдёт, я ждала его на скамейке. Он не вернулся, я подумала, что он решил вернуться в комнату и скорее всего, уснул после этого… ну…после близости. Я и дежурному так сказала, что муж мой вернулся назад, но они спали и наверное не заметили, как он прошёл. А когда я зашла в комнату… его не было и здесь, – закончив говорить, Дина с сожалением вздохнула.
– Лейтенант? Тревогу объявляй! У нас беглец! Я им покажу, как спать на посту! – крикнул капитан и выбежал через проходную, забыв о перекличке.
– Сейчас начальнику колонии доложит и начнётся… – подумала Дина.
Вскоре, её вызвали к начальнику колонии и она пошла в административное здание, где и находились различные кабинеты, в том числе и кабинет начальника. Но ему она повторила то же, что говорила капитану.
– Надеюсь, ты говоришь правду, девочка. Иначе и я не смогу тебе помочь, ты и сама это знаешь. Если что-то скрываешь – лучше сейчас скажи, чтобы я смог помочь тебе, Дина, – сказал начальник.
– Зачем мне врать, Геннадий Владимирович? Мы с ним были женаты и мне его побег был совсем не нужен. Да он ни словом мне не намекнул, что решил бежать. Да и как? Как можно было убежать отсюда? Может… он сейчас спит себе в бараке или во дворе где-нибудь, а? – сделав наивное лицо, спросила Дина.
– Капитан? Осмотрите все закоулки, расспросите всех! Он не мог далеко уйти. Всё! Идите! – приказал полковник.
Дина и капитан вышли, капитан побежал по коридору, исполнять приказ начальника, Дина спокойно пошла в сторону больнички.
– Только бы тебя не поймали, милый. Только бы не поймали… иначе, последствия будут страшные… – думала Дина, шагая через двор.
Тем временем, в Калининграде, шёл шумный процесс по делу наркоторговцев, где по делу проходил и Мордвинов. Виктор Петрович не пропускал ни одного заседания и наконец, среди арестованных, которых было ни много ни мало, человек сорок, он вычислил того, кто и убил сына Мордвинова, за невыплаченный долг за наркотики, в виде устрашения.
– Мордвинов знал, кто и за что убил его сына, но замял это дело, повесив убийство на какого-то пацана, вроде, одноклассника его сына. Скользким типом был этот Мордвинов. Его давно приговорили… – сказав последнюю фразу, задержанный осёкся, поняв, что сказал лишнее.
Но Виктора Петровича совсем не интересовало, кто и зачем заказал Мордвинова, а в том, что он не сам повесился, адвокат был уверен. Задержанному же и терять было нечего, на нём было слишком много криминальных дел, в том числе и убийства. Что ж, одним больше, одним меньше. Сказав, что ему жаль того пацана, он согласился написать признание по поводу того, что это он зарезал Игоря Мордвинова, сына Мордвинова Александра Владимировича.
– Хлюпик… как котёнка прирезал его. А когда дело повесили на другого, я не стал париться, мне-то что? Я исполнил свой заказ, а дальше, по барабану, на мне много чего, всё равно вышка светит, – цинично говорил убийца выпускника Игоря Мордвинова и многих других, которых он перечислил на заседаниях суда, подробно рассказывая, как он их убивал. Он без сожаления обо всем рассказал и подписав признание, смачно сплюнул на пол.
Сложив все бумаги в папку, Виктор Петрович вышел во двор и облегчённо вздохнув, направился к своей машине. Он решил закончить это дело и поехал в прокуратуру, где несколько месяцев назад, оставил заявление о пересмотре дела Павленко. Теперь у него на руках было признание настоящего убийцы. Прокурор принял его и выслушав, с безразличием подписал бумагу, подтверждающую невиновность Сергей Анатольевича Павленко, тысяча девятьсот семьдесят шестого года рождения.
– Надеюсь, совесть тех, кто засадил за решетку невинного парня, едва вступившего в жизнь, не оставит в покое. И примите заявление, товарищ полковник, – сказал Виктор Петрович, положив распоряжение об освобождении Сергея в папку.
– Какое ещё заявление, Виктор Петрович? – удивился полковник.
– Так ведь парень без вины провёл в колонии пять лет! Моральный ущерб должен быть возмещён, я думаю, – ответил Виктор Петрович.
Адвокат был принципиальным человеком. Он мог бы оставить это дело, тем более, после смерти Дмитрия, но может быть из принципа, решил довести дело до конца.
– Что ж, можете оставить заявление, я передам его на рассмотрение, – ответил полковник.
Виктор Петрович положил на стол заявление и вышел из кабинета прокурора. Спустившись вниз и выйдя на улицу, он сел в свою машину. Виктор Петрович решил пока ничего не говорить Полине, чтобы женщина раньше времени не разволновалась.
– Ей и так досталось с лихвой… сын с невесткой, муж и единственный внук. Сильная женщина, не каждой дано… – думал Виктор Петрович, выезжая на проезжую часть дороги.
Вылететь сразу в Архангельск, у адвоката не получилось. У него на ближайшие дни был назначен процесс, поэтому освободился Виктор Петрович только через четыре дня. Отложив дела на пару дней, он поехал в аэропорт, чтобы вылететь в Архангельск. Машину он оставил на стоянке, подумав, что долго не задержится и тут же вернётся. Конечно, он мог почтой отправить постановление об освобождении, где было написано, что Сергей невиновен и полностью оправдан, чтобы этим делом занялись другие. Но он так же знал, что если сделает так, дело может затянуться еще на долгие месяцы. Взяв билет в кассе, он прошёл в зал ожидания.
В Архангельск Виктор Петрович прибыл часам к четырём дня. Взяв такси, он доехал до колонии и показав удостоверение, прошёл к начальнику колонии. По воле случая, так получилось, что приехал Виктор Петрович на следующий день, после побега Сергея.
– Здравствуйте, товарищ полковник! У меня постановление из прокуратуры города Калининграда, об освобождении Сергея Анатольевича Павленко. Он был признан невиновным и полностью оправдан. Настоящий убийца написал признание и на суде признался в том, что это он убил Мордвинова Игоря. Я и приехал за ним. У него отец умер от обширного инфаркта, мать совсем одна осталась… так часто заканчиваются ошибки следствия, – сказал Виктор Петрович, положив на стол несколько бумаг.
Полковник спокойно прочёл все бумаги и посмотрел на адвоката.
– Вы не сможете его забрать. Его нет в колонии…он сбежал вчера, правда, его ищут, сами знаете, побег – это преступление! – сказал полковник.
– Если Вы внимательно прочли постановление, оно вынесено несколько дней назад. А это значит, что Сергей Павленко просто ушёл, нет никакого побега, так как вчера, он уже не являлся заключённым Вашей колонии. Он был уже свободным гражданином. Надеюсь, розыскные мероприятия в отношении моего подзащитного, будут прекращены, – ответил Виктор Петрович.
Полковник законы знал и понимал, что адвокат прав.
– Несомненно! И мне одной головной болью меньше. Если у Вас всё, у меня совещание. Всего Вам доброго, – поднимаясь из-за своего массивного стола, сказал полковник.
– Рад, что мы поняли друг друга. Прощайте, товарищ полковник! – ответил Виктор Петрович, встав следом за полковником.
Он тут же вышел из кабинета, пересёк двор и вышел за территорию колонии.
– Бедный парень. Могу себе представить, что тебя заставило это сделать. Где же тебя искать? – бормотал Виктор Петрович, озираясь вокруг и не зная, куда идти и где искать Сергея.
Выйдя из комнаты, Сергей вернулся на кухню. Ульяна стояла к нему спиной, он смотрел на её стройную фигурку и поверить не мог, что после стольких лет мучений, у него всё так хорошо складывается. Убежать из колонии с такой лёгкостью… он и сам в это поверить не мог. Люди годами готовят побег, часто попадаются. А тут… всё прошло, как по маслу.
– И эта девушка… она ведь могла вызвать милицию, но не сделала этого, она поверила мне… – подумал Сергей, подходя ближе.
Ульяна тут же обернулась на звук его шагов. Обернувшись, она застыла. Его серьёзный, внимательный взгляд этих голубых глаз, смущал девушку.
– Почему ты в доме одна, Уля? – нарушил тишину Сергей.
– Папа на работе, вечером приедет. Мама умерла год назад… у неё сердце было больное. Брат в городе живёт, у него своя семья, работа, дом… сам понимаешь, тут посёлок и как таковой работы нет. Многие уезжают. Садись за стол, поешь. Ты совсем не похож на тех, которые сидят в тюрьме. Вот… волосы отрастут и… ладно, садись, – произнесла Ульяна, отводя взгляд в сторону.
– Я тебе очень благодарен, ты поверила мне… но я правда не убивал своего одноклассника. Мы только школу закончили, столько планов было… в институт хотел поступить… – сев за стол, с грустью сказал Сергей.
– А ты и не похож на убийцу. Взгляд прямой, глаза не прячешь. Ладно, ешь. Только… – Ульяна села за стол и замолчала, наливая горячий чай в чашку.
– Что только? – насторожился Сергей.
– Что же ты делать будешь, без документов? Да и денег у тебя нет на дорогу. Тебя, верно, уже ищут… – задумчиво, с тревогой ответила Ульяна.
– Я не знаю. Не думал об этом, но оставаться там дальше, не было ни сил, ни желания. Будь что будет! Лучше смерть, чем вновь на нары! – взволнованно воскликнул Сергей.
Вдруг дверь открылась и они услышали голос из прохожей:
– Ульяна?
Звала соседка, одноклассница Ульяны.
– В комнату иди! Быстро! – громко прошептала Ульяна и с криком:
– Я сейчас, иду!
Выбежала во двор, чтобы девушка сама не зашла в дом.
– Машка? Тебе чего? – спросила Ульянка, не собираясь впускать в дом подругу.
– Из колонии приехали, беглеца ищут! Не слышала что ли? – запыхавшись, ответила Маша.
– Да? Нет, не слышала. А мне то что, пусть ищут, – ответила Ульяна.
– А ты чего такая? Словно украла что… – усмехнувшись, с иронией спросила Маша.
– Нормальная! Иди уже, нЕкогда мне, работы много в доме, – подталкивая подругу,нетерпеливо сказала Ульяна.
Маша недовольно развернулась и пошла к калитке.
– Знает, что искать у неё не будут, вот и пыжится… работа, видите ли, у неё… врёт и не краснеет, – недовольно пробормотала Маша.
Правда, девушке и в голову не могло прийти, что в это самое время беглец находится в доме подруги. Ульяна, проводив взглядом Машу, чтобы убедиться в том, что она действительно ушла, вернулась в дом.
– Сергей? Можешь выйти! – позвала она и Сергей тут же вышел на кухню и сел за стол.
– Что случилось? Прости… из-за меня ты и в дом её не пригласила, – с виноватым видом сказал Сергей.
– Перебьётся. Ищут тебя… из колонии отряд отправили на твои поиски, – совершенно сказала спокойно Ульянка.
Сергей вскочил со стула.
– Живым я не сдамся, уж лучше смерть! – воскликнул он.
– Дурак ты. Сядь! Сядь, прошу тебя и выслушай меня, – потянув парня за руку, попросила Ульяна.
Сергей послушно сел и взглянул на неё. Беспокойный взгляд парня, волновал её.
– Никогда так не говори. Ты молодой… красивый парень,у тебя ещё всё будет хорошо. Только не нужно было тебе сбегать, правда, самое удивительное то, как тебе это удалось… или помог кто? – спросила Ульяна.
Сергей напрягся. Говорить о том, что он в колонии женился и Дина ему помогла сбежать, Сергей был не намерен.
– Никто мне не помог, я сам. Долго готовился… ну, неважно. Что ты собираешься делать? Сдашь меня? – осторожно спросил Сергей.
– Ты сам вернёшься, Сергей, понял? Сам. И это будет правильно, иначе последствия могут быть неприятными для тебя, – ответила Ульяна.
– Ты что, прокурор, чтобы наставлять меня? Всё! Спасибо тебе, конечно, за всё, но мне лучше уйти, не хочу и тебя подставлять, – сказал Сергей, но уходить не торопился.
Он понимал, как только выйдет из этого дома, его тут же схватят, да и куда идти, он не знал.
– Что же ты встал? Иди, если хочешь уйти, – усмехнулась Ульяна.
– В ночь уйду, сейчас меня схватят, ты же знаешь… – ответил Сергей, опуская голову.
– Они и ночью рыскать будут, пока не схватят тебя – не отступятся. Ладно, сядь и поешь пока, – снисходительно ответила Ульяна.
– Как ты можешь думать, что я могу сейчас есть? А вдруг они и к тебе придут? Конечно придут, наверное, все домА в посёлке обыскивают. Может у тебя подвал есть? Или… в сарае спрятаться? – спросил Сергей, выглядывая в окно.
– Ко мне они не придут, не переживай. И успокойся уже. Ты посиди один, я схожу на разведку, посмотрю, что да как, – сказала Ульяна, направляясь к двери.
Сергей сел за стол и схватился руками за голову. Побыть меньше суток на воле и вновь возвращаться в колонию, ему не хотелось, им овладело отчаяние.
– Неужели Дина рассказала? Да нет, видимо обнаружили, что меня нет… скорее всего, на проверке. Дина бы ни за что сама не сказала. Чёрт… а что же с ней будет? Как же я о ней не подумал? Ведь её привлечь могут… чёрт… что же делать? – лихорадочно думал Сергей.
Он ясно представил себе, как Дину допрашивают, потом в наручниках уводят в камеру. Он был готов сдаться ради Дины, чтобы спасти её. Но решил дождаться Ульяну. Он видел, насколько эта девушка уверенная в себе и решительная и при этом, очень красивая. Вскоре, Ульяна вернулась и Сергей поднялся из-за стола, в выжидающе глядя на неё.
– Ну что там? Много их? – нетерпеливо спросил Сергей.
– Да нет, не так и много, несколько человек, расспрашивают жителей посёлка о тебе. Говорят, следы их сюда привели. Наследил ты, в общем, – спокойно ответила Ульяна, словно говорила о чём-то обыденном.
Сергей был поражён её спокойствию, но промолчал, раздумывая, как ему поступить. С одной стороны – беспокойство за Дину, с другой – ему срок добавят и он точно уже никогда из колонии не выйдет.
– Ты так и не поел? Сергей, послушай меня? Ты сейчас поешь и отдохни, в любом случае, тебе понадобятся силы, поспи что ли пару часов, мне в магазин нужно сходить, это в центре посёлка. Сюда никто не зайдёт, понял? Меня уже расспросили и я ответила, что ничего не знаю о беглеце, – говорила Ульяна, взяв хозяйственную сумку и уходя в спальню отца, видимо, там лежали деньги.
– Отчего она такая спокойная? – не понимал Сергей.
Виктор Петрович дожидаться не стал, полковник сказал ему, что отправленный на розыск беглеца отряд, скоро вернётся и розыск будет отменён. Он должен был возвращаться в Калининград, на послезавтра у него был назначен процесс. Но ещё Виктор Петрович понимал, что Сергей не знает, что оправдан и будет, как загнанный зверь, прятаться и не сможет вернуться домой, без денег и документов. Виктор Петрович вернулся на КПП колонии.
– Мне нужно знать, куда отправились на розыск беглеца? В какую сторону? Говорят, следы вели куда-то… куда именно? – показывая удостоверение, спросил адвокат.
Ему жутко хотелось есть, неподалёку он увидел столовую, дальше – стоянку автобусов, отъезжающих, видимо, в разные стороны местности.
– Я сейчас спрошу, подождите минуту, – попросил дежурный и поднял трубку внутреннего телефона.
Парень задал вопрос и немного помолчав, ответил:
– Я понял, да, так точно! Слушаюсь, товарищ капитан!
– Ну что там? – спросил Виктор Петрович, когда парень положил трубку на рычаг.
– Следы ведут в посёлок Солнечный, но они возвращаются уже, им дан отбой, – сказал дежурный.
– Понятно… ладно, а как в той столовой готовят? Есть-то хоть можно? – спросил Виктор Петрович.
– Я не знаю. Но начальник колонии частенько заходит туда обедать, а ужинать домой едет. Правда, у него свой автомобиль, он и в обед может поехать домой, он же живёт как раз в посёлке Солнечный. Правда, год назад у него жинка померла, кажется, сердце у неё, точно не знаю. Дочь осталась, с ним живёт, а вот сын в город подался, с семьёй в Архангельске живёт, – говорил словоохотливый парень, часами стоящий в одиночестве на КПП и видимо, страдающий от скуки.
Виктор Петрович хотел было ответить, но увидел, как солдат выбежал из своей дежурки и открыл ворота. Оттуда выехала чёрная Волга ГАЗ-24, за рулём которой сидел начальник колонии. Немного проехав и увидев на улице Виктора Петровича, мужчина остановил свою машину.
– Я, право, не знаю, что мне делать. Думал, в столовую зайти или в город уехать и вернуться домой… но Павленко… он без денег и документов и не знает, что оправдан. Ни сюда вернуться не может, ни уехать отсюда, – подойдя к машине, сказал Виктор Петрович.
Наступило молчание, полковник словно раздумывал, что предпринять.
– Ладно… садитесь в машину, поедем ко мне домой. Думал, в столовой пообедать… но раз такое дело, приглашаю Вас ко мне в гости, поехали! – сказал полковник.
Что ж, Виктор Петрович и сам хотел перед отъездом заехать в посёлок, может надеялся сам найти Сергея, у него была такая мысль и он сел в машину.
– Вот спасибо! Говорят, следы ведут в Ваш посёлок? – спросил Виктор Петрович, взглянув на полковника.
– Откуда Вы знаете, в какой именно посёлок я поеду? Хотя догадываюсь… болтун! Да, следы ведут в посёлок Солнечный и я там живу. Вместе поищем Вашего подопечного. Натворил он дел, но и его понять можно. Сидеть среди преступников, да ещё безвинно… что же Вы ждали пять лет? Неужели не могли тогда доказать его непричастность к делу? – спросил полковник.
– Простите… Вас как зовут? Мы же сейчас не на службе, не хочется обращаться к Вам по уставу, тем более, Вы в гости меня пригласили, – сказал Виктор Петрович, вновь взглянув на начальника колонии.
– Юрий Михайлович. Вы правы, устава хватает и на работе, – впервые улыбнувшись, ответил полковник.
– Уверен, Мордвинов Вам известен. Пять лет назад, когда убили его сына и убийство повесили на Павленко Сергея, я сделал всё, что смог. Но Мордвинов словно клещ ухватил все обстоятельства, настоящего убийцу он намеренно скрыл. Как оказалось и сам Мордвинов был замешан в деле с наркотиками и наркоторговлей, не подумав, что туда же затягивает и сына, за что и поплатился, кстати. Отец Павленко, ныне покойный, несколько раз хотел попасть к министру внутренних дел, к товарищу Ивлиеву, но его не пропустили, придумывая разные отговорки.
Всё выяснилось с арестом Мордвинова и его смертью в камере. Как говорится, сколько верёвочке не виться… конец один. Мордвинов поплатился и за смерть своего сына, и за безвинно осуждённого на долгие годы Павленко. Парня жаль, только школу закончил и вся жизнь наперекосяк. Представьте, если бы на его месте был Ваш сын? Кто возместит ему моральный ущерб? Кто парню отца вернёт? Слышал, в колонии его пытались убить и не раз, – с каким-то воодушевлением говорил Виктор Петрович, пока они ехали по пыльной дороге, ведущей к посёлку, у которого ничего общего не было с его названием Солнечный.
– Что я могу Вам сказать… ведь Вы могли опустить руки и бросить это дело. Но благодаря Вашей совести, если хотите, работоспособности, парень, наконец, оправдан. Ему не следовало сбегать, повезло парню, побег ему не предъявят, Вы очень постарались. Мы приехали, – сказал Юрий Михайлович, заезжая на свою улицу и останавливаясь возле дома с забором, скрытым густой живой изгородью.
Сергей смотрел в окно, на удаляющуюся фигурку Ульяны и дождавшись, когда она выйдет за калитку, взял с подоконника тетрадь и поискал глазами ручку, ну или хотя бы карандаш, решив в записке поблагодарить Ульяну, чтобы и не уйти не попрощавшись из её дома.
Ручку Сергей нашёл на письменном столе в комнате, куда он заглянул, как он понял, это был кабинет отца девушки. Для посёлка, дом был более чем добротный, с хорошим ремонтом и обстановка была не то, чтобы дорогая, но со вкусом была подобрана мебель и прочее. Разглядывать мебель и вообще, комнаты, у Сергея не было ни времени, ни желания, тем более, он в этом не очень разбирался. Полина тоже со вкусом подбирала и мебель, и занавески, и люстры, меняя всё после ремонта в квартире.
Сергей вышел на кухню, написал несколько слов благодарности и написал, что хочет вернуться в колонию, даже если ни в чём не виноват. Про Дину Сергей ничего писать не стал и оставив записку на столе, вышел из дома, захватив с собой снятую с себя робу, которую Ульяна неаккуратно бросила в угол террасы. Мысль уйти из этого дома, пришла в его голову спонтанно. Ему хватило того, что он подставил под удар Дину. Может, Сергей был слишком совестливый, не желая, чтобы по его вине кто-то пострадал, но он подумал, что если его схватят в доме Ульяны, то её тоже могут привлечь за укрывательство преступника.
– Преступник – это я, значит… ничего не украл, не ограбил, не убил и просидел пять лет без вины. Это они преступники! Гады! Гореть тебе в аду, Мордвинов! – говорил со злостью Сергей, уходя, пригнувшись, вдоль заборов домов.
Он вдруг осознал, что и Дину никогда не любил, почему именно в эту минуту Сергей подумал об этом, он не знал. Но вспоминая, как они проводили редкие ночи вместе, в комнате для свиданий, ему стало не по себе, словно он сделал что-то недостойное. Но уважение к Дине и благодарность за всё пережитое с ней, у него была огромная. Так, наверное, бывает… от безысходности, быть может, от повседневной, ненавистной жизни в бараке и вообще, в колонии, от суровых и наглых лиц, на которые ему часто и смотреть не хотелось, от жаргона воровского, отчего часто забываешь нормальные слова… А тут Дина… Конечно, она скрасила его жизнь, чего многие, да нет, почти все в колонии, были лишены. Но сколько Сергей к себе ни прислушивался, нежных чувств к Дине он не испытывал, а чувство благодарности… но это была не любовь и он это точно знал, хотя в постели с ней, он был ласковым и нежным. По сути, они научили друг друга любви, ведь и он у неё, и она у него, были первыми. Только совесть его мучила, что он так необдуманно совершил побег, который мог навредить не только ему, а Дине тоже и он решил вернуться в колонию.
– Пусть хоть расстрел дают! И лучше расстрел! Достало всё! Лучше смерть, чем ещё столько лет… стоп! За побег статья и прибавят срок… ну и пусть. Я уже труп… живой труп, жить не хочется. Маму только жаль, бедная, сколько ей выпало бед из-за меня… – бормотал себе под нос Сергей, уходя к чаще деревьев, через которые только сегодня шёл в обратном направлении.
Но в какой стороне находится колония, парень не знал, спрятавшись за деревьями, он посмотрел на пыльную дорогу. Сергей понял, наверное, эта дорога и ведёт к колонии. Прятаться он не стал, да и зачем? Дорога была пустынной, правда, проезжали одинокие машины, но ведь он переоделся и никто бы не догадался, что он беглый преступник, так сказать.
Юрий Михайлович вышел из машины, следом за ним вышел и Виктор Петрович. Они вошли в открытую калитку и пересекли двор. К хозяину подбежал пёс, виляя хвостом.
– Маркиз? Хороший мальчик. Тебе дали поесть? Проходите, Виктор Петрович! – загораживая собой пса, сказал Юрий Михайлович.
А когда вошли в дом, Юрий Михайлович позвал дочь по имени:
– Ульянка? Дочка? Ты дома?
Ответа не последовало.
– Вы на кухню проходите, видно, вышла дочка. Сейчас вернётся, – сказал Юрий Михайлович адвокату, снимая фуражку и аккуратно положив её на спинку дивана.
– Мне, право, неловко обременять Вас, Юрий Михайлович. Да и возвращаться домой нужно… впрочем, уже завтра, наверное. Процесс у меня послезавтра, вот думал, вместе с Павленко вернусь в Калининград, а он…не выдержал, видать… – присев на диван, произнёс Виктор Петрович.
– Да куда он денется, без документов и денег? Найдётся. А, Ульяна? Ты где ходишь? На стол собери, у нас гость, – сказал Юрий Михайлович, увидев в дверях дочь, с сумкой в руках.
Ульяна беспокойно огляделась.
– Здравствуйте! А ты давно пришёл? Я не ждала тебя, пап. Думала, вечером с работы вернёшься… – ответила Ульяна, положив сумку на стол и пройдя в комнату, потом в другую…
– Ты потеряла что-то, дочка? На стол собери, говорю, мы голодные с гостем. Сюда проходите, Виктор Петрович! – сказал Юрий Михайлович, унося сумку на кухню.
Ульянка зашла следом за мужчинами, не понимая, куда делся Сергей.
– А это что такое? – вдруг спросил Юрий Михайлович, бросив взгляд на стол, на котором Сергей оставил записку.
Юрий Михайлович пробежал по ней глазами и с недоумением посмотрел на дочь.
– Так он что, был здесь? – спросил он, махая запиской перед лицом Ульянки.
– Пап, я тебе сейчас всё объясню, хорошо? Ты сядь, пожалуйста… да, Сергея я нашла в сарае, вернее, Маркиз его нашёл. Пёс неистово лаял и бил лапами о дверь сарая. Я зашла, а там он… я не могла его выгнать, ты же понимаешь… – Ульяна была растеряна и напугана.
Отец был строгим, когда дело касалось его работы, но дочь свою он безмерно любил и часто потакал её сумбурным капризам. Даже машину иногда давал, покататься вечерами по пустынной дороге на окраине посёлка, зная, что дочь хорошо водит.
– Можно? – протягивая руку, спросил Виктор Петрович.
Юрий Михайлович отдал ему записку и строго взглянул на дочь. Та с виноватым видом пожала плечами.
– Как же Ваши ребята посёлок обыскивали, Юрий Михайлович? И где теперь его искать? До колонии километров одиннадцать, а то и больше… машину он не остановит, за неимением денег, да и в робе он… значит, пешком пойдёт, а дорогу он знает? – рассуждал сам с собой адвокат, наконец взглянув на полковника.
– Ребята знают мой дом, поэтому сюда и не зашли. А тебе следовало мне позвонить, дочка, – укоризненно взглянув на дочь, сказал Юрий Михайлович.
– Пап… но он не виноват! Он никого не убивал, да и не смог бы Сергей убить. Ты его глаза видел? Такие глаза лгать не могут. И потом… он переоделся. Я ему вещи Степана дала, которые он оставил, ему они малы стали, – с какой-то нежностью и уверенностью, сказала Ульяна.
– Поесть приготовь, нам вернуться надо. Оправдали его… защитница, тоже мне… – ласково посмотрев на дочь, сказал Юрий Михайлович.
– Правда? Здорово! Но… как же побег? Его ведь не осудят за побег, нет? – с волнением спросила Ульяна, готовя на стол.
– Не осудят. Побег парень совершил, уже будучи уже оправданным. Столько хлопот из-за него. Лучше бы он этого не делал, – сев за стол и приглашая сесть гостя, сказал Юрий Михайлович.
– А ты можешь себе представить, каково невиновным в колонии сидеть? Да ещё с заядлыми преступниками, ворами и убийцами! Думаешь, ему легко там было сознавать, что он не виновен и сидеть, сидеть! Годами! – воскликнула Ульяна.
Её переполняли чувства, радость от того, что парня оправдали, негодование за годы, которые он провёл в колонии и… кажется, её пленили его голубые глаза.
– Так ведь суд был и ему было предъявлено обвинение. Моей вины в том нет. И хватит об этом! С утра только и разговоров, что о Павленко Сергее! – рассердившись на дочь, воскликнул Юрий Михайлович.
– Ещё не хватало, чтобы она влюбилась в этого парня… – подумал Юрий Михайлович.
– Твой суд часто ошибается! Забыл, как четыре года назад, у вас в колонии повесился молодой мужчина? А оказалось, его тоже оправдали и именно в день самоубийства. Нельзя так с людьми, папа! А Сергей… да по нему же видно, что убить он неспособен, – сказала Ульяна, наливая борщ отцу, а затем и Виктору Петровичу.
– Вам бы на адвоката учиться, Ульяна, – улыбнувшись, сказал Виктор Петрович, положив в суп ложку сметаны.
– Ну да! Тогда она всех преступников будет отпускать на волю. Моя дочь очень добрая и верит всем и каждому. Правда, обмануть её не так просто, она за версту чувствует ложь и подлость, – с любовью глядя на дочь, сказал Юрий Михайлович.
– Глаза человека многое могут сказать, папа. У Сергея они такие… глубокие и искренние, и такие… голубые-голубые! – невольно воскликнула Ульяна, загадочно улыбнувшись.
Но спохватившись, покраснела и отвернулась к плите.
Сергей шёл по пыльной дороге, он ведь так и не поел. Жутко хотелось пить и от голода урчало в животе.
– У неё на плите борщ кипел… и чего я не поел? Дурак… так есть охота! – оборачиваясь назад, где вдалеке виднелись крыши домов посёлка, произнёс Сергей.
Ему очень хотелось вернуться назад, он присел у обочины дороги и вспомнил лицо Ульяны, её не по годам умные и прозорливые глаза, красивую фигурку, крепкие, стройные ноги, нежную кожу и очень красивые руки, хотя и были они без маникюра.
Слева шло засеянное поле, справа – небольшой лес, откуда-то было слышно журчание воды, видимо, рядом протекала речка, вокруг слышалось пение птиц, солнце сияло над головой, небо было чистое-чистое… Так не хотелось Сергею возвращаться в эту ненавистную колонию, где ему пришлось столько пережить.
Но он как-то слышал от отца слова, которые запомнил на всю жизнь:
– Главное, сын, не сломаться в жизни. Ни при каких условиях не сломаться и оставаться человеком, мужчиной, понял меня? В жизни бывают такие обстоятельства, что жить не хочется, но никогда не опускай головы, ни перед кем не склоняй её, если ты прав. Пусть весь мир тебе не верит, главное, что ты знаешь себя.
Эти слова Сергей часто вспоминал в колонии, словно отец предвидел то, что с ним может случится такое. Больно сжалось сердце, от тоски по отцу, пришло осознание того, что он больше никогда его не увидит, не услышит его низкий, мягкий голос.
От усталости, закрывались глаза, хотя голод подпирал. Сергей прошёл за деревья и поискав глазами, бросил на землю робу и лёг на густую траву. Закрыв глаза, парень крепко уснул.
Юрий Михайлович и Виктор Петрович, поев, вышли во двор покурить.
– Я ведь спокойно и уехать не смогу, не зная, что с ним и где он. Что делать? Наверное, в колонию поехать нужно, наверняка он уже там? – глубоко затягиваясь сигаретой, спросил Виктор Петрович.
– Я на работу сегодня уже не вернусь. Сделаем так… Вы сегодня останьтесь в моём доме, гостиницы в посёлке нет, до города добираться далеко. Правда, возле колонии местные жители сдают комнаты тем, кто не смог зайти на свидание с близкими, но и до колонии добираться, сами знаете как. В общем, утром вместе и поедем в колонию. Уверен, Ваш протеже уже там, хотя… – задумчиво произнёс Юрий Михайлович, посмотрев на Виктора Петровича.
– Что, хотя? – с тревогой спросил Виктор Петрович.
– Его могут не пропустить через КПП. Он ведь теперь не наш житель, так сказать. Но Павленко должен получить соответствующие документы о том, что оправдан и сумму денег на дорогу домой. Я сейчас позвоню своим парням, узнаю у них, вернулся ли наш беглец, – бросая окурок в ведро, заменившее урну, сказал Юрий Михайлович, быстро возвращаясь на террасу.
Взгляд мужчины упал на дочь. Ульяна сидела за столом, подперев подбородок кулачками и загадочно улыбалась. Она была так поглощена мыслями, что не заметила отца, который долго стоял в дверях и смотрел на дочь. Ульяна была очень похожа на свою покойную мать, жену полковника, которую он очень любил и никак не мог смириться с тем, что её больше нет.
Сергей крепко уснул, наверное, впервые за последние годы, уснул без страха за свою жизнь, хотя в сердце и не было покоя. Он проспал несколько часов и проснулся глубокой ночью от того, что его кто-то нюхал и тяжело дышал в лицо. Испугавшись, Сергей вскочил на ноги и в темноте никак не мог понять, кто или что находится рядом. Вдруг этот некто громко залаял.
– Маркиз? Ты, что ли? Ты откуда тут взялся? От хозяйки убежал, что ли? – обняв пса одной рукой за шею, другой поглаживая по голове, сказал Сергей.
Как оказалось, он сбился с дороги, вернее, пошёл в другую сторону от колонии. Ведь ехал он в машине Евгения Николаевича, на дне его автомобиля и не видел, в какую сторону они ехали. А Ульяна… когда мужчины, поев, отдохнув немного во дворе в летний вечер, ушли спать, она, беспокоясь за Сергея, выпустила пса со двора.
– Иди, Маркиз! Ищи гостя! Пошёл! – стукнув ладонью по спине умного животного, прикрикнула девушка и оставила калитку открытой.
Маркиз завилял хвостом, чувствуя, что парень к нему с добром и в нём нет угрозы. Сергей не понимал, что от него хочет пёс.
– Что? Идти? Ты хочешь, чтобы я шёл за тобой? – спрашивал Сергей, начиная привыкать к темноте и различать силуэт собаки, он даже видел морду пса.
А пёс, словно понимая его, начал скулить и вдруг отбежал в сторону. Сергей пошёл за ним, но Маркиз нетерпеливо убегал вперёд и Сергей терял его из виду. Он очень хотел есть, а ещё больше, ему хотелось пить и понимая, что сбился с пути, а ночью ему вовсе не найти дорогу до колонии, парень и зашёл в лес, где и уснул, несмотря на голод и жажду. Видя, что Сергей отстаёт, Маркиз возвращался к нему, потом вновь бежал вперёд. Сергей забыл на земле робу, но возвращаться, вспомнив о ней, парень не стал.
– Вернусь в колонию, новую найду, Монгол поможет, – подумал Сергей, спеша за псом.
Видимо, Сергей успел пройти довольно большое расстояние, когда вышел из дома Ульяны, потому что долго шёл назад. Маркиз, наконец, подбежал к изгороди и забежал во двор, в открытую калитку. Здесь редкие уличные фонари освещали улицу и перед домом Юрия Михайловича тоже стоял столб. Может его должность позволила установить столб возле его дома, но в посёлке фонарных столбов было не так и много. Не заметив сухие стебли изгороди, Сергей, проходя к калитке, сильно поцарапал лицо.
– Чёрт… что это… Маркиз? Ты где? – тихо позвал Сергей.
Пёс громко залаял и вернувшись к калитке, вновь забежал во двор. Сергей зашёл следом за ним. Ульяна, выпустив пса со двора, хотела дождаться его, но уснула на кухне, сидя за столом и положив голову на руки. Но лай пса разбудил её и она, вскочив на ноги, выбежала из дома. Свет на террасе горел, отбрасывая блики во двор, девушка увидела Сергея и радостно бросилась к нему, словно знала его много лет. Может на эмоциях, Ульяна обняла его за шею, смутив этим парня.
– Серёжка? Ты вернулся! Молодец, Маркиз! – воскликнула Ульяна, смутившись своего порыва и отходя от Сергея.
– Я заблудился и уснул в лесу, кажется… там деревьев много было… а так, я хотел вернуться, чтобы жену не подставлять, – зачем-то сказал Сергей.
Кажется и он был смущён неожиданным порывом девушки, её радости при встрече с ним.
– Жену? У тебя есть жена… ничего не понимаю… в колонии, жена? В дом зайди, услышат нас. Верно, ты есть хочешь? – остыв и мгновенно изменившись, произнесла Ульяна.
– Я тебе всё объясню, Ульяна, но ты права, я жутко хочу есть и пить хочется, – проходя за ней на кухню, ответил Сергей.
– А что объяснять? Ты не обязан мне ничего объяснять. Кто ты мне? Ладно, мой руки и садись за стол, я борщ разогрею… – отвернувшись от парня к плите, сказала Ульяна.
Сергей не мог не заметить, как она изменилась после его слов о жене. Он улыбнулся, понимая, что нравится ей и что она ревнует. Но кто он? И кто она? Ему в колонию возвращаться, там Дина его ждёт, его жена.
– Жена… зачем я это сделал? Ведь не любил её… что теперь? Ну да… чувство благодарности было, она мне, как бы… жизнь спасла, скрашивала мои дни своей нежностью, лаской и… что греха таить… мне это нравилось. Но жизнь в колонии опостылела, жить не хочется… и Дине сказать надо, чтобы не ждала, так честнее будет. Она не заслужила этого… но я не люблю её и кажется, никогда не любил, – с жадностью припав к стакану с водой, думал Сергей.
Потом, сев за стол, стал с аппетитом есть борщ.
– Очень вкусно! Спасибо. Давно не ел домашнего борща. Ты прости, из-за меня ты не спишь… ночь ведь… – мельком взглянув на Ульяну, которая сидела напротив него за столом, равнодушно подперев кулачком подбородок и глядела в сторону, сказал Сергей.
У Ульяны было детское выражение лица, если бы не её взгляд, пристальный и умный, возраст девушки было бы трудно определить. Она ему ничего не ответила, но внимательно взглянула на Сергея.
– Дина… она медсестрой в колонии работает. Когда меня хотели убить и ударили заточкой… в общем, она тогда спасла меня от смерти. Ты и представить себе не можешь, каково там, в колонии, без вины сидеть пацану, едва окончившему школу, в ожидании очередного удара. Сидеть среди жестоких убийц! Этот жаргон! Шняга, шкера, жрачка… я устал! О просто очень устал. А тут она, ласковая такая… я молодой, здоровой мужчина… но тебе этого не понять. Ты лучше скажи, в какой стороне находится колония, я, кажется, не в ту сторону пошёл и я уйду. Больше ты меня никогда не увидишь. Я и так много беспокойства тебе доставил… – опустив голову, говорил Сергей.
– Значит, ты женился из чувства благодарности? – с иронией спросила Ульяна.
Сергей поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– Не тебе меня судить! Мы с ней сами как-нибудь разберёмся. Я её не намерен больше обманывать, да она и сама видит, что отношения у нас в последнее время изменились. Нельзя делать вид, что любишь, если чувств нет, – ответил Сергей, злясь на Ульяну.
– Ты весь такой правильный… а о ней ты подумал? Каково ей? Ладно, ты прав, не моё это дело. Тебе отдохнуть нужно… в общем… оправдали тебя… – с безразличием посмотрев в окно, произнесла Ульяна.
Но Сергей, то ли не услышал её последних слов, то ли не обратил на них внимания, но он поднялся из-за стола.
– Я лучше пойду, отдохнул и хватит. В лесу поспал, на земле. Спасибо тебе за всё, до утра дойду до колонии, надеюсь… – сказал Сергей, направляясь к двери.
– Господи! Ты что, не слышишь меня? Тебя оправдали! Побег ты совершил, будучи оправданным, понимаешь? Ты свободен! Так… формальности остались, это мелочь, конечно… – воскликнула Ульяна, подходя к Сергею.
Её глаза лихорадочно блестели, Сергей оторопело смотрел на неё, не совсем осознавая, что она говорит, он просто застыл от удивления. Так он стоял несколько секунд в ступоре, не моргая, словно статуя.
– Серёжа? С тобой всё хорошо? – осторожно спросила Ульяна.
Но Сергей не реагировал на её слова, девушка не на шутку испугалась и снова позвала его. Но когда он опять не ответил, подняла руку и дала ему звонкую пощёчину. Сергей, словно пробудился от глубокого сна, он не мог поверить в то, что всё происходит наяву.
– Слава Богу. Ты меня напугал, – улыбнувшись, произнесла Ульяна.
– Ка… как оправдан? Повтори… что ты сейчас сказала? Я ничего не соображаю… – спросил Сергей, потирая висок, не веря своим ушам.
– Господи! Приехал твой адвокат, привёз приказ или как это называется… ну, в общем, бумагу о том, что ты оправдан полностью. Найден истинный убийца того мальчика. Ты свободен! – повторила Ульяна.
Ей стало не по себе, когда она увидела слёзы в глазах Сергея. Она была поражена, что такой крепкий, здоровый, сильный парень и вдруг плачет. Обняв его за шею, Ульяна стала целовать всё его лицо.
– Серёженька… миленький… бедненький… сколько же тебе пришлось пережить… но теперь всё! Слышишь? Теперь у тебя всё будет хорошо! Ты мой хороший… Серёженька… – говорила Ульяна, не переставая целовать его короткими прикосновениями горячих губ.
ГЛАВА 8
Вдруг Сергей, который до сих пор просто стоял, опустив руки, не совсем осознавая, что вообще происходит, обнял Ульяну за талию и привлёк к себе. Он прильнул к её горячим губам долгим, крепким поцелуем. Ульяна не сопротивлялась, почему-то подумав, как же он здорово целуется. Но когда почувствовала, как он сжал её упругую грудь, она вспомнила, что на ночь сняла лифчик и ей стало стыдно. Застыв, она машинально подняла руку и отвесила Сергею пощёчину. Затем отошла от него и с усмешкой посмотрела ему в глаза, которые так пленили её и цветом и взглядом.
– Ты чего всё время дерёшься? Больно же! Рука у тебя тяжёлая, – невольно улыбнувшись и поглаживая щёку, сказал Сергей.
– А ты руки свои не распускай в ненужном направлении, – спокойно ответила Ульяна и сев на диван, сложила руки на груди.
– Прости… нечаянно получилось… но ты ведь сама начала это… ну… целовать меня, – ответил Сергей.
– Это от радости за тебя. Что делать будешь? Теперь ты знаешь, что свободен и оправдан подчистую, – спокойно спросила Ульяна, хотя внутри у девушки было волнение и дрожь от интимности обстановки.
– Ну… видишь ли… я впервые сел за высокий забор колонии, впервые обвинён в жестоком убийстве и поверишь ли… впервые оправдан. Прости… я не знаю, что нужно делать в таких случаях, – сев рядом с девушкой, но на всякий случай, поодаль от неё, сказал Сергей.
– Ты прав, извини. Мой папа… в общем… он начальник колонии, где ты сидел ни за что пять лет. И… сейчас он дома, и адвокат твой тоже у нас, – глядя на реакцию Сергея, осторожно произнесла Ульяна.
Сергей тут же вскочил на ноги и оглянулся, словно пытаясь увидеть отца девушки.
– Спят они, скоро утро. Думаю, тебе следует поехать с ними в колонию, получить документ об освобождении, свой паспорт и деньги на дорогу, оттуда, со своим адвокатом, ты вернёшься домой. Кстати, из какого ты города? – словно вспомнив что-то, спросила Ульяна.
– Всё то ты знаешь, Ульяна. Ну да… ты же дочь начальника колонии… а я всё думал, почему ты так спокойно восприняла меня, милицию не вызвала, не испугалась и поверила мне… теперь понятно… – не ответив на вопрос девушки, задумчиво произнёс Сергей.
– Я ещё могу отличить, кто врёт, а кто правду говорит. Ты уедешь и верно, мы с тобой никогда уж не увидимся… ты очень хороший, Серёжа, я никогда не забуду тебя, – с волнением произнесла Ульяна, глядя в голубые глаза парня.
– И я не смогу забыть тебя и то, что ты для меня сделала… – ответил Сергей, вновь присаживаясь рядом с ней на диван, но уже совсем близко от неё.
Ульяна заметно волновалась, он ей очень нравился, она хотела, чтобы он опять её поцеловал, её никто ещё так не целовал.
– Но мне не нужна твоя благодарность, Серёженька… если ты и правда не любишь свою жену и женился… из благодарности к ней и из-за обстоятельств… ну, я имею ввиду, от безысходности… ты можешь на развод подать… если хочешь, конечно… а я… – всё тише говорила Ульяна, взволнованно глядя на Сергея.
– И ты… – прошептал Сергей, обнимая девушку и целуя её в губы.
Дальше всё происходило, словно во сне. Он медленно положил Ульяну на диван, целуя её ещё и ещё, ласково водя ладонью по упругой груди и животу девушки, поверх домашнего халата. Халат был коротким и когда Ульяна легла, подол задрался наверх, оголив округлые формы её крепкого тела. Рука Сергея невольно опустилась вниз, Ульянка застонала от нежных прикосновений его рук и коротких прикосновений губами к её нежной шее. Но словно проснувшись, девушка схватила его за руки и сжала.
– Прошу тебя… не нужно. Иначе мы совершим ошибку, о которой будем потом жалеть. Ты сегодня уедешь, а мне потом что делать? – приподнимаясь и опуская подол халата, смущаясь того, что он мог видеть её, произнесла Ульяна, успокаиваясь от возбуждения.
Сергей, напротив, был очень возбуждён и попытался вновь положить девушку на диван. Но Ульяна тут же встала.
– Ты здесь оставайся, можешь пару часов поспать. Я к себе пошла, – сказала Ульяна и тут же вышла из кухни, которая была одновременно и столовой.
Тяжело дыша, Сергей проводил девушку взглядом и откинувшись на спинку дивана, закрыл глаза. Вскоре, он так и уснул, сидя на диване. Утром на кухню зашли Юрий Михайлович и Виктор Петрович. Они остановились и в недоумении посмотрели на Сергея. Парень словно почувствовал на себе взгляды и резко открыл глаза. В первую секунду он растерялся, потом вскочил на ноги, намереваясь бежать. Но вспомнил всё, что было этой ночью здесь, на кухне, с Ульяной и вновь присел на диван.
– Здравствуйте, Виктор Петрович… гражданин начальник… здравия желаю! – зачем-то сказал Сергей.
– Как же он изменился… бедный парень. Немудрено, он едва закончил школу и столько на него свалилось. Смерть отца добила парня, – глядя на Сергея, с сожалением думал Виктор Петрович.
– Хорошо, что ты вернулся… сынок. Сейчас позавтракаем и поедем в колонию. Документы почти готовы, получишь их, деньги на обратный путь и поедешь с Виктором Петровичем домой. Ульяна? Дочка? Давай уже, готовь нам завтрак! – крикнул Юрий Михайлович, обернувшись к двери.
– Интересно… как у Вас всё просто получается, гражданин начальник… Без вины обвинили, пять лет колонии… а дальше… помиловали, благодетели! А кто мне вернёт пять лет жизни, которые я провёл в Вашей колонии? Отца кто вернёт? Вы мне жизнь сломали… ну… не Вы лично… простите, не удержался, больно очень! – сев за стол и уронив голову на руки, произнёс Сергей.
Юрий Михайлович понимал состояние парня, но что он мог? Не его была вина в том, что с ним случилась эта напасть. Но систему, в которой он много лет проработал, Юрий Михайлович знал хорошо. Он часто сталкивался с равнодушием и алчностью тех, кто работал в органах.
На кухню вошла Ульяна. Она смущалась, ей показалось, что мужчины говорили о ней. Но почему Сергей сидит так… уронив голову на руки, девушка так и не поняла. Да и мужчины смотрели на него с сожалением.
– Серёжа? Времени нет, мне нужно возвращаться в Калининград. Завтра у меня процесс, я еще должен встретиться со своим подзащитным и подготовиться к защите. Давай, парень, поедим и поедем уже. Тебя мама дома ждёт, – тронув Сергея за плечо, сказал Виктор Петрович.
Сергей поднял голову и посмотрел на адвоката. Вот ведь, совершенно чужие люди и такие разные. Виктор Петрович… даже через столько лет человек ему помог, не оставил его и те нелюди… которые запросто сломали ему жизнь. Виктор Петрович с сожалением смотрел на Сергея, понимая его чувства.
– Бедный мальчик… уже и не мальчик, мужчина. У него даже взгляд стал другим, суровым, но страха в его глазах нет. Сильная личность… молодец. Другой бы на его месте не выдержал. Впрочем, куда бы делся? – думал Виктор Петрович, глядя на Сергея.
– Когда же ты успел переодеться? – улыбнувшись, спросил Виктор Петрович, чтобы разрядить обстановку.
О том, зачем он сбежал из колонии, адвокат спрашивать не стал, понимая, что проступок этот парень совершил от безысходности и несправедливости закона по отношению к нему, во всяком случае.
Сергей с благодарностью посмотрел на Ульяну, та смутилась и растерялась.
– Это я дала ему… вещи брата, ему они всё равно малы были, – быстро ответила Ульяна, ставя на стол сливочное масло, сыр, колбасу и хлеб.
– А я как-то и не догадался тебе вещи твои привезти. Я ведь к вам домой заезжать не стал, подумал, не стоит волновать твою маму раньше времени, верно? В прокуратуру поехал, взял постановление суда о твоей полной невиновности и реабилитации и выехал сюда. Давай, парень, поедим и поедем уже, дорога дальняя, – сказал Виктор Петрович, сев за стол.
Ел Сергей нехотя, аппетита не было, он представлял себе, как приедет домой и как удивится и обрадуется мама. Сердце больно сжалось, да так, что ком в горле застрял, не давая дышать.
– Ульяна… а можно кофе? – осторожно спросил Сергей.
Ульяна молча встала из-за стола и подошла к буфету, открыв дверцу, она взяла с полки банку кофе и тут же заварила его в чашку.
– Сахар на столе, сам положишь, – сказала Ульяна и сев за стол, продолжила есть.
Поев, мужчины встали и вышли во двор покурить.
– Ты сейчас уедешь… и мы, наверное, никогда с тобой больше не увидимся, да? – опустив голову, произнесла Ульяна.
Ей было трудно говорить, но расставаться с Сергеем, она не хотела и не была готова. Он так неожиданно появился в её жизни, словно на мгновение и тут же должен уехать, быть может, навсегда. Сергей положил свою руку на её, отнимать руку Ульяна не стала.
– Однажды, я вернусь за тобой. Верь мне. И спасибо тебе за всё. Сейчас пока я ничего наверняка сказать не могу, сам ничего не знаю. Но я вернусь, обещаю. Чтобы ещё раз увидеть тебя, – сжимая руку девушки, сказал Сергей.