Сети Культа

Размер шрифта:   13
Сети Культа
Рис.0 Сети Культа

Часть 1. Живая легенда

Глава 1

Сельбрун, Крон

Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Путешествие заняло чуть больше недели, но Киллиан Харт мог поклясться, что прошла целая вечность. Ни одна поездка в жизни так не изматывала его, как эта. Он попеременно чувствовал себя то слишком уставшим, то слишком слабым. И только природное упрямство и нежелание ударить в грязь лицом перед раздражающе бодрым Бенедиктом Колером не позволяли ему высказать ни слова жалобы.

Восемь дней подряд изнурительная скачка чередовалась с фехтовальными тренировками, а короткие передышки расходовались лишь на сон и еду.

Леса сменялись небольшими городами и селениями, одинаковые разговоры со стражниками у ворот коварно запутывали Киллиана во времени и вселяли в него ощущение беспомощности. Он толком не запоминал городов, рассеянно оглядывался вокруг, проезжая по улицам, и пытался изгнать из головы навязчивую мысль об отдыхе в каком-нибудь уютном трактире. Эта мысль уходила и сменялась унынием, только когда путники покидали пределы города и вновь попадали на тракт. А через какое-то время все повторялось.

Новый город и новое объяснение со стражниками.

Киллиан в эти разговоры не вступал, его куда больше занимали размышления о том, как побороть собственную усталость и не потерять уважение наставника.

Из раздумий его вырвал облегченный вздох Бенедикта, который прозвучал непривычно громко, стоило им пересечь очередные городские ворота. Киллиан встрепенулся и посмотрел на Бенедикта. Тот выглядел вымотанным и больше не понукал свою лошадь. Он несколько раз потер поясницу и болезненно поморщился. Киллиан не мог взять в толк: всю дорогу Бенедикт казался бодрым… У него только сейчас кончились силы, или в пути он не позволял себе показать слабость? Так или иначе, теперь было видно, что спешная поездка из Олсада в Сельбрун истощила его.

Это немного подняло Киллиану настроение, заставив чувствовать себя не таким слабым на фоне великого палача Арреды. Стараясь спрятать улыбку, он отвел взгляд в сторону и только теперь понял, что мучительная скачка завершилась: они добрались до Сельбруна.

– Наконец-то, – прошептал Киллиан. Интонация выдала его с потрохами, и он напряженно распрямил плечи, надеясь, что Бенедикт не услышал его. В шею, простуженную во время одной из ночевок в холодном осеннем лесу, словно вогнали спицу, и Киллиан тихо крякнул от боли, тут же стиснув зубы.

– Воистину, – протянул Бенедикт Колер.

Киллиан удивленно посмотрел на него, уловив в его голосе кислые, недовольные старческие нотки.

– Что? – хмыкнул Бенедикт. – Не ожидал, что я тоже дождаться не мог, когда закончится эта поездка?

– Вообще-то, и правда не ожидал, – честно ответил Киллиан. – Мне казалось, вы двужильный. Ни разу не заметил в пути, чтобы вы уставали.

– Годы тренировок, – проскрипел Бенедикт, тщетно пытаясь унять боль в пояснице.

– Вы о работе передвижной группы?

– Я об умении выглядеть бодро, когда рассыпаешься на части.

Киллиан расхохотался, невольно приподняв голову, но смех его тут же оборвался от боли в шее.

Величественные жрецы Красного Культа в ярких кожаных доспехах – сейчас они напоминали грязных, пропахших дорожной пылью и потом бродяг.

Правда горожане вовсе не считали их таковыми, а, наоборот, смотрели уважительно, подчеркнуто заискивающе. Дамы игриво улыбались и робко опускали взгляды, кокетливо приподнимая их, чтобы убедиться, что жрецы Культа обратили на них внимание. Заметив несколько таких взглядов от сельбрунок, Киллиан нервно передернул плечами и потер шею, стараясь изгнать из нее затаившийся призрак ночного холода. В ответ на это он услышал от скрывшихся из поля зрения девушек радостные перешептывания.

– Все никак не пройдет? – участливо спросил Бенедикт.

– А? – Киллиан не сразу понял, о чем речь. Он сообразил, лишь повернув голову в сторону наставника и невольно поморщившись от боли. – Уже гораздо лучше! – поспешил соврать он, хотя и сам знал, что прозвучало неубедительно.

Бенедикт недовольно цокнул языком.

– Сейчас приедем, попросим лекаря тебя осмотреть.

Киллиан протестующе нахмурился. Захотелось показательно помотать головой, но он удержался от этого.

– Мы так спешили сюда не для того, чтобы теперь тратить время на пустяки, – отмахнулся он. – Лучше сначала поговорим со жрецом Бриггером. Вряд ли нам удастся быстро выяснить все, что нас интересует. Пока будут перерывать архивы и собирать какие-нибудь нудные совещания, у нас как раз появится время привести себя в порядок.

Взгляд Киллиана наткнулся на молодую девушку, волосы которой неряшливо выбились из-под чепца (отчего-то их носили все модницы Сельбруна). Щеки незнакомки залил легкий румянец, и она обезоруживающе улыбнулась Киллиану. Тот прерывисто вздохнул, понадеявшись, что лицо не сравнялось по цвету с красным плащом. Судя по легкому хихиканью девушки – сравнялось.

– Волнуешься? – поинтересовался Бенедикт. Его взгляды горожан и горожанок совсем не трогали. Он сносил их спокойно и не придавал им значения.

– Нет, просто… – Киллиан смутился. – Почему здесь на нас так смотрят?

– Ах, вот, в чем дело! Что ж, добро пожаловать в Сельбрун, – пожал задеревеневшими плечами Бенедикт. Он улыбался, но весельем от него не веяло. – Похоже, в прошлый раз тебе не удалось в полной мере ощутить на себе пиетет, который проявляет к Культу кронская столица.

Киллиан напряг память, но не смог припомнить ничего подобного.

– В прошлый раз я прибыл сюда обыкновенным странником, который хотел найти свое место. А когда меня отправили учиться в Олсад, я уезжал с первыми лучами солнца и почти никого не встретил на своем пути, – сказал он.

Отчего-то ему показалось, что он оправдывается перед Бенедиктом. Он часто замечал за собой этот тон неуверенного школяра, но не мог искоренить его, как ни старался.

– Что ж, теперь придется привыкнуть, – сказал Бенедикт. Это прозвучало слишком кисло, учитывая тему разговора, но Киллиан не спешил спрашивать, почему. – Пока мы будем в Сельбруне, эти взгляды никуда не исчезнут. Здесь к нам относятся с большим уважением.

А теперь Киллиан явственно слышал в голосе наставника разочарование.

– Вам… это не нравится? – осторожно спросил он.

– Мне не нравится, что от города к городу отношение переменчиво. – Он недовольно покривился. – Единообразия нет. Это удручает.

Киллиан усмехнулся, и один лишь взгляд Бенедикта потребовал объяснений.

– Гм… странно слышать это от вас, – неловко сказал Киллиан. – Вас-то все уважают. Мне кажется, о вас на Арреде не слышал только глухой…

Он осекся и предпочел не развивать эту мысль. После того, как он с пренебрежением назвал Ренарда Цирона «слепым помощником Бенедикта», а позже узнал о его потрясающих фехтовальных навыках, он старался аккуратнее говорить о чужих недугах.

– Я не о себе сейчас, а о Культе в целом, – пояснил Бенедикт. – Впрочем, и свое имя я кричу не на каждом углу, если ты не заметил. Иногда почтение, о котором ты говоришь, оказывается не таким уж полезным. Думаю, ты меня поймешь, если когда-нибудь снова объявишься в Олсаде.

Киллиан недоуменно приподнял брови.

– О чем вы?

– А ты с момента отъезда ни разу не задумался, как на тебя теперь будут там смотреть? Ты провел первую в истории Олсада казнь, причем казнил человека. Пособника данталли. И пусть толпа в конце сама призывала тебя распалить этот костер, в памяти горожан запечатлеется лишь твое действие, а не эти гневные выкрики. Теперь для жителей Олсада и близлежащих деревень ты – самый жестокий палач.

Киллиан нахмурился, отведя глаза, и не нашелся, что ответить. Пару недель назад он бы все отдал, чтобы Бенедикт Колер сравнил его с собой, но теперь звание самого жестокого палача Олсада вовсе не подпитывало гордость. Напротив, от воспоминаний о казни в душе простирался могильный холод, в лицо ударял лихорадочный жар, а в ушах звучали жуткие крики Ганса Меррокеля.

– Жалеешь? – спросил Бенедикт.

– Этот человек получил по заслугам, – напряженно ответил Киллиан. – Он обязан был ответить за то, что из-за него погибло пятнадцать жрецов…

– Его звали Ганс Меррокель. Избегать его имени – значит прятаться от самого себя. Ты действительно веришь в то, что говоришь?

Взгляд Бенедикта сделался пытливым и недоверчивым. Его глаза – карий и голубой – заглянули Киллиану в самую душу и вытащили из нее все потаенные страхи.

– И почему мне кажется, что вы хотите услышать от меня сомнения?

Слова Киллиана прозвучали резче, чем он планировал. Бенедикт снисходительно улыбнулся.

– Сочти меня мнительным, но я действительно жду их. И, если они имеются, надеюсь услышать их до того, как стану просить Карла официально выписать тебя из Олсада и причислить к моей команде. Не хочу выглядеть идиотом в его глазах.

Киллиан удивился, услышав это.

– Я не думал, что с вашим положением требуется официальное разрешение, чтобы причислить меня к своей команде, – пробормотал он.

– Ты приписываешь мне слишком много полномочий, которых у меня нет, – от души рассмеялся Бенедикт. – Думаешь, я могу просто явиться в любое отделение и забрать в свою команду, кого мне вздумается?

Киллиан неловко поджал губы.

– Честно говоря, так я и думал…

– Вынужден тебя разочаровать, – вздохнул Бенедикт.

– А как же тогда к вам присоединились Иммар и Ренард?

– Иммар поступил на службу в Крон в шестьдесят девятом. Я тогда вернулся в головное отделение с годовым отчетом, и Иммар изъявил желание отправиться со мной, потому что услышал о моих похождениях от других жрецов. Карл разрешил, и я взял его с собой. Ренард примкнул к нашей команде чуть позже. Я встретил его в Ильме в семьдесят третьем. Мы с Иммаром были во Флацдере проездом. Местные жрецы, наслышанные о моих делах и громких речах на помостах, предложили мне провести допрос пойманного данталли, а после и казнь. Я согласился. Когда уже шел в подвал к пленнику, я услышал спор старшего жреца с Ренардом. Старший упомянул его изъян и заявил, что слабость дознавателя будет для монстра лишним поводом держаться дольше на допросе и показательно насмехаться, а Ренард, как водится, был с этим не согласен.

Киллиан криво усмехнулся.

– То есть, старший жрец Флацдера взял Ренарда на службу, несмотря на слепоту, но не собирался давать ему возможность проявить себя? Похоже, не я один отнесся к вашему боевому товарищу предвзято.

Бенедикт прищурился.

– И был столь же недальновиден. На самом деле, Ренарда взяли в Культ не из жалости: он себя прекрасно проявил и прошел все вступительные испытания на высшем уровне. Однако при этом о его изъяне многим было непросто забыть, и часто это мешало воспринимать его полноценно.

– Всем, но не вам, – заметил Киллиан.

– Считаешь, я рисуюсь? – Бенедикт вернул спутнику усмешку. – Впрочем, на этот раз мне и впрямь есть, чем похвалиться. Что-то в том, как Ренард показал себя в споре со старшим, заставило меня встать на его сторону. Я не прогадал! Он сумел помочь мне выбить из пленника информацию куда быстрее, чем я рассчитывал: пойманный данталли отнесся к слепоте моего помощника с ужасом. После казни я спросил у старшего жреца разрешения на то, чтобы Ренард Цирон отправился со мной, а тот был только рад от него избавиться. Ренарду же я сказал, что если он доедет со мной до Крона, не разочаровав меня в пути, я получу разрешение, и он сумеет стать полноценным членом нашей оперативной группы.

Киллиан улыбнулся.

– Насколько я понимаю, он не разочаровал.

– Ни разу, – кивнул Бенедикт, останавливая коня и спешиваясь.  Убедившись, что сумеет сделать шаг и не покачнуться, он дождался, пока спешится Киллиан, и многозначительно кивнул на возвышающееся перед ними здание головного отделения Культа, уступающее в высоте лишь городскому Храму Тринадцати. – Надеюсь, не разочаруешь и ты. Спрашиваю в последний раз: ты уверен, что хочешь примкнуть к моей команде?

Киллиан скептически сдвинул брови и склонил голову, удержавшись от того, чтобы лишний раз потереть простуженную шею.

– У вас не получится так легко избавиться от меня, Бенедикт.

– Что ж, тогда не будем медлить. Жрец Бриггер уже, должно быть, ждет нас.

Глава 2

Сонный лес, Карринг

Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Пробуждение было тяжелым и мучительным. Окаменевшие веки не желали подниматься, тело ломило, а шевельнуть рукой или ногой стоило нечеловеческих усилий. Впрочем, нечеловеческие усилия были по зубам тому, кто никогда не был человеком…

Вдох – будто сквозь тяжесть несуществующей наковальни. Ноющая после сотен мнимых ударов грудь приподнялась и опустилась, а затем вынуждена была сделать это снова – столь же старательно – в погоне за живительным воздухом. Глаза открылись нехотя, упрямо, и их тут же потянуло закрыться вновь. На этот раз не от тяжести, а от страха, потому что все вокруг напоминало размытые кляксы, и взгляд не мог выхватить из пространства ни одного цельного предмета.

– Мальстен…

Знакомый женский голос оттолкнул страх прочь и заставил сбивчивые воспоминания последних дней беспокойно заворочаться в сознании. В полузнакомой убогой хижине зазвучал слабый стон, и Мальстен Ормонт не сразу понял, что сам издает его.

– Хвала богам, ты очнулся!

Аэлин Дэвери.

Теперь он вспомнил: их знакомство, бешеный калейдоскоп событий, вихрем унесший их за собой со дня встречи, почти нескончаемые злоключения и, наконец, эту хижину. Жилище лесной ведьмы Тиссы, где ему удалось получить ответ на вопрос, приведший их сюда.

Мальстен попытался приподняться на локтях и открыть глаза. Аэлин помогла ему сесть на набитом сеном тканевом настиле – который, по-видимому, служил Тиссе кроватью.

– Ох, Мальстен! – Аэлин прильнула к его груди и с силой отчаянного утопленника вцепилась в его плащ. Мальстен вздрогнул, как вздрагивал всегда, когда возникал риск, что кто-то услышит перестук двух сердец у него в груди. И хотя Аэлин Дэвери прекрасно знала, кто он такой, старые привычки оказалось не так просто искоренить.

– В чем дело? – Аэлин отстранилась от него. Она по-своему истолковала его реакцию. – Тебе больно? Я могу чем-то…

– Нет, все нормально, – быстро ответил Мальстен. Голос и не думал помогать ему уверенным звучанием. Взгляд никак не желал фокусироваться ни на чем вокруг, и это вновь рождало панику.

То, что Аэлин смотрит на него придирчиво, он угадал по напряженности, с которой она двигалась. Ее задумчивое «ох» нимало не успокоило его страхов, а лишь распалило их. Мальстен стиснул зубы и выдохнул через нос, пытаясь успокоиться.

– Ты… хорошо меня видишь?

Этот вопрос пробил брешь в выдержке данталли, для которого потеря зрения значила не только слепоту, но и утрату контроля над нитями. Сглотнув ком дурноты, подкативший к горлу, Мальстен качнул головой.

– Нет, – приглушенно ответил он. – Я бы даже сказал, совсем нет…

– Тисса говорила, что так может быть, – спохватившись, поспешила объяснить Аэлин. – Она сейчас на улице, готовит какой-то отвар, который должен тебе помочь. Это пройдет, не беспокойся!

От суетности ее тона Мальстену легче не становилось, и он изо всех сил попытался взять себя в руки.

– Что ж… ясно… – Из груди вырвался тревожный рваный вздох. Мальстен отругал себя за демонстрацию трусости, которую никогда себе не позволял, и постарался перевести тему. – Долго я… долго меня не было, если можно… так выразиться?

– Два дня, – ответила Аэлин. На этот раз сквозь голос прорвалась ее собственная усталость. Она явно тревожилась за своего спутника все это время. Мальстен почувствовал укол совести: сейчас его хватало лишь на собственные страхи, и он не мог проникнуться должным сочувствием.

– Два дня… – тупо повторил он. Голос совести зазвучал громче. Мальстен прикрыл глаза и заставил себя сконцентрироваться на цели, которая привела их сюда. – Боги, и ты ведь все это время ждала вестей о Грэге…

– Мальстен, ты ничего не помнишь? – Аэлин обеспокоенно накрыла его ладонь своей. – Ты успел сказать, что мой отец жив, прежде чем потерял сознание. Я, – она сделала паузу, подбирая слова, – не знаю подробностей твоего видения, но ответ на главный вопрос ты нашел. Без тебя мы ни за что не получили бы его. Хотя, – она замялась, голос зазвучал хрипло, почти болезненно, – я не уверена, что стоило так рисковать. Ты ведь чуть не погиб.

Мальстен не знал, что на это ответить. Сейчас, когда зрение не желало возвращаться к нему, он и сам не считал свой поступок хорошей идеей. Но в тот момент, когда Аэлин столь же уверенно готова была принять видение тринтелл и не боялась расплатиться за это собственной жизнью, он решил, что сделать это вместо нее – лучший выход.

– Но ведь все обошлось, – неловко улыбнулся он. Вышло натянуто.

Несколько мгновений вокруг них вилась неуютная тишина.

Прочистив горло, Мальстен сказал:

– Ты наверняка хочешь узнать, что я видел. – Это не было вопросом. Он не дожидался ответа Аэлин, а начал рассказывать, не забыв ничего из увиденного. Несколько слов спустя он понял, насколько тяжел этот рассказ для них обоих. В конце концов, Грэгу Дэвери пришлось пройти через страшные пытки пожирателя боли, прежде чем он написал те роковые строки в своем дневнике.

Как ни странно, Аэлин слушала, не перебивая. Она не выказывала ни горя, ни возмущения – лишь бесстрастную сосредоточенность и внимание к каждой детали.

Закончив рассказ, Мальстен беспомощно замолчал, понимая, что не может разглядеть черты лица спутницы и каким-либо образом трактовать ее взгляд. Он не представлял, как она отнесется к тому, что произошло в Грате, но ничего хорошего не ждал.

– Ты, должно быть, презираешь меня, – сказал он, прикрыв глаза.

Аэлин глубоко вздохнула.

– За что? – спросила она. – За то, что не освободил моего отца? Мальстен, я ведь не восторженная дурочка, я охотница, – ее голос зазвенел льдистой серьезностью, – и прекрасно знаю, что значит опасность. Мой отец явился в Грат с целью убить Бэстифара по чьему-то заказу. И он показал себя достаточно целеустремленным, чтобы вы поняли: он может повторить попытку, подготовившись лучше. Одно то, что ты помог сохранить ему жизнь – огромная удача. За что же мне, по-твоему, презирать тебя?

В хижине зазвучали тяжелые скрипучие шаги хозяйки, и Мальстен обрадовался ее появлению. Он не знал, что ответить Аэлин: ее мысль была стройной и логичной, но она все еще шла вразрез с тем, что Мальстен чувствовал по отношению к самому себе.

Тринтелл показалась в покосившемся от времени и лесной влажности дверном проеме комнаты. Ее пальцы, сплетенные из толстых терновых лоз, сжимали небольшой пузырек с какой-то жидкостью, от которой в комнате моментально разнесся гнилостный запах.

Тисса грузно шагнула в комнату, едва не задев травянистыми волосами потолок. Белые глаза без зрачков, походившие на две идеальные сферы на ветвистом лице, загадочно сверкнули в полумраке ветхой лачуги.

– Очнулся, – проскрипела она, неестественно смягчая почти все согласные буквы. – Как твои глаза?

Мальстен сжал губы и немного отодвинулся от Аэлин, лишь теперь осознав, насколько небольшое расстояние разделяло их миг назад.

– Радует хотя бы то, что они на месте, – наигранно усмехнулся он.

Тринтелл тоже усмехнулась. Не наигранно – со знанием дела.

– Не говори, что я не предупреждала тебя, Мальстен Ормонт. Твоя расплата должна была показаться тебе благодатью богов: ты едва не ускользнул в объятья Жнеца Душ после моего видения, – тоном наставника произнесла она.

Мальстен предпочел не спорить и никак не комментировать ее высказывание.

– Эффект обратим? – спросил он, стараясь говорить как можно суше.

И снова послышалась усмешка знатока.

Не отвечая, Тисса приблизилась, поднеся дурно пахнущий отвар к настилу. Аэлин отстранилась, чтобы не мешать ей.

Мальстен заставил себя не морщиться от запаха. Если тринтелл может помочь ему восстановить зрение, не стоило выказывать неблагодарность. Судя по одобрительному тону вздоха, Тисса оценила его вежливость по достоинству.

– Раскрой глаза широко. Я должна посмотреть, – приказала она. Ее тяжелая рука требовательно надавила ему на плечо, заставляя лечь обратно на настил. Мальстен послушался.

– Очень густая кровь, и ее много, – заключила Тисса. – Ты прав, тебе повезло, что глаза остались на месте. Возможно, продлись видение чуть дольше, ты мог потерять их.

Мальстен невольно вздрогнул, однако не стал ничего говорить.

– Вы сможете ему помочь? – нетерпеливо спросила Аэлин.

– Смогу, – кивнула Тисса, прижав ветвистый палец к горлышку пузырька и предупреждающе надавив второй рукой на грудь данталли. – Держи глаза широко открытыми, понятно, Мальстен Ормонт?

Мальстен вдохнул через рот, чтобы не чувствовать отвратительной вони, и кивнул, стараясь выполнить указания Тиссы. Ветвистая рука с пузырьком склонилась над самым лицом Мальстена. От ужасного запаха у него к горлу подкатил ком тошноты, и он задержал дыхание, чтобы пустой желудок не вывернулся наизнанку. Через мгновение несколько капель отвара попали в правый глаз, который тут же охватило невыносимое жжение, как если бы перед взором предстала сразу сотня хаффрубов в своем истинном облике.

Не дав своему пациенту времени прийти в себя, Тисса влила еще несколько капель в левый глаз и отстранилась, позволив данталли резко сесть и закрыть лицо руками. Короткий отрывистый стон вырвался из груди Мальстена, между пальцами, закрывающими глаза, показались ручейки темно-синей крови. Аэлин подалась в его сторону, но Тисса предупреждающе зашипела на нее.

– Не мешай, девочка! Дай крови выйти!

Аэлин послушно застыла и напряженно уставилась на Мальстена.

Не дожидаясь эффекта от своего зелья, Тисса распрямилась и грузно зашагала прочь из комнаты.

– Постойте! Вы его не осмотрите? – удивленно воскликнула Аэлин.

Тисса обернулась и снисходительно хмыкнула.

– Это не нужно, девочка. Кровь выходит – отвар работает. Дальше я уже не помощник.

Пригнув голову, чтобы не удариться о дверной косяк, Тисса вышла на улицу.

Несколько мгновений Мальстен сидел совершенно неподвижно, крепко прижимая руки к лицу, и Аэлин не решалась даже окликнуть его. Время словно остановилось и возобновило ход лишь тогда, когда данталли наконец опустил руки. Аэлин невольно ахнула, увидев темно-синие кровавые слезы, струящиеся потоком из его глаз.

– Боги, – прошептала она. – Тебе… лучше?

Взгляд Мальстена заметно прояснился, а его глаза, которые минуту назад заполняла темно-синяя кровь, вновь начали походить на человеческие. Он выдохнул с нескрываемым облегчением, отирая щеки.

– Определенно. Я тебя вижу, – ответил он. Легкая улыбка продемонстрировала ямочку на левой щеке.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Аэлин вновь прильнула к нему и крепко обняла, уткнувшись лицом ему в грудь.

– Хвала богам! Я успела не на шутку испугаться, что потеряю такого хорошего напарника, – нервно усмехнулась она.

Мальстен смущенно поджал губы, надеясь, что Аэлин не почувствовала, как часто забились оба его сердца. Прикрыв глаза, он провел рукой по длинным светлым волосам Аэлин Дэвери и качнул головой.

– Не дождешься. Я ведь тебе пообещал.

Глава 3

Сельбрун, Крон

Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Прежде Киллиан считал, что невозможно устать от чужого внимания. В юности его ничем таким не баловали, поэтому он решил: все, кто устает от славы, просто рисуются.

В Кроне ему пришлось признать свою ошибку. Всего за четверть часа в головном отделении Культа у него в душе несколько раз пронеслось желание скрыться от чужих глаз. А ведь ему лишь перепадала малая толика внимания, достававшегося Бенедикту, которого здесь знал и почитал едва ли не каждый.

– Жрец Колер! Вы в Кроне? Какими судьбами?

– Мы можем ожидать, что вы заглянете к нам в лекторий?

– Расскажете о новых пойманных данталли?

– Мы слышали, в этом году число пособников резко выросло. Это правда?

– Жрец Цирон тоже прибыл?

– До нас дошли слухи, что вы спешно выехали сюда из Везера. Что там приключилось? Вы расскажете?

– Мы услышали в разговоре наставников, что в Олсаде состоялась первая в истории казнь пособника данталли. Не терпится услышать эту историю!

– А самого монстра в Олсаде поймали?

Вихрь этих и аналогичных вопросов сбивал Бенедикта и Киллиана с ног буквально во всех коридорах, где они появлялись. Группки молодых жрецов обступали живую легенду, глядели восторженно и ловили жадными раскрасневшимися ушами любое слово великого палача.

Киллиан удивился тому, что молодые жрецы не оттеснили его от Бенедикта, а, наоборот, замкнули в круг и с интересом разглядывали, пытаясь разгадать, почему он приехал в компании столь уважаемого человека. Киллиану было неуютно в той роли, в которую его ставили. Он улавливал, что эти краснорясые стайки жрецов надеются на внимание – не только от Бенедикта, но и от него. Будто если он – Киллиан – отметит кого-то из них, это может на что-то повлиять. Он понятия не имел, на что, но чувствовал тяжеловесную ответственность, возложенную на него, и уставал от нее.

Должно быть, об этом Бенедикт и говорил, – подумал Киллиан, внимательно изучая реакцию наставника. Его речь была спокойна, на губах застыла снисходительная приветливая мягкая улыбка, от которой у Киллиана начало сводить скулы.

Боги, ему же их почти жалко! – невольно поморщился он, вспоминая, как сам в составе подобной компании в Олсаде замер при виде Бенедикта всего несколько дней тому назад. С еще большей неприязнью ему пришлось признать, что он ушел от этих желторотиков не так уж далеко. Да, у него был опыт, который им еще не удалось приобрести, но далеко не такой богатый, как хотелось бы, чтобы простереть пропасть между ними и собой.

Киллиан понуро опустил взгляд в пол и в который раз захотел оказаться как можно дальше от внимания молодых жрецов.

– Братья мои, при всем уважении к вашей любознательности, я прибыл сюда только что и предпочел бы отвечать на вопросы после хотя бы пары часов отдыха, – сказал Бенедикт. Голос звучал слабее обычного, а на лице проступали следы усталости, но замечал это только Киллиан.

– Мы понимаем… но жрец Колер, хотя бы… – вновь наперебой зазвучали голоса.

Дайте-дайте-дайте! – именно в это превращалось каждое их слово для Киллиана. Будь их воля, они уже разорвали бы Бенедикта на кусочки и растащили на сувениры, не задумываясь о том, чтобы хоть что-то дать ему взамен. Хотя бы минуту отдыха…

Киллиан все сильнее злился на кронских жрецов. Он уже был готов сорваться, но Бенедикт помешал ему спокойным отказом:

– Прошу вас усмирить любопытство еще на некоторое время, на все вопросы я отвечу позже. Сейчас у нас есть несколько неотложных дел. Доброго вам дня, братья.

Не дожидаясь нового шквала вопросов, Бенедикт протиснулся сквозь плотно сомкнутое зрительское кольцо. Киллиан зашагал вслед за ним, пыхтя от злости. Больше никто за ними пойти не решился.

Пока они миновали третий этаж здания головного отделения, Бенедикт ничего не говорил, хотя и видел, что ученик пышет от раздражения. На следующем лестничном пролете Киллиан не выдержал.

– Не понимаю, почему вы с ними возитесь! Давно бы уже приструнили вместо того, чтобы расшаркиваться перед ними!

Бенедикт не повернулся к нему, но на губах появилась понимающая улыбка.

– Считаешь, я был с ними мягче, чем с вами в Олсаде?

Киллиан вскинулся.

– Вы часом не забыли свое показательное выступление перед нами? Вы меня, вообще-то, заставили несколько минут простоять над вспоротым горлом мертвеца с заломленной рукой! Пока читали нам лекцию.

– А свои выпады в мою сторону ты уже запамятовал? – спросил Бенедикт.

Щеки Киллиана вспыхнули стыдом. Он невольно ощутил себя частью краснорясой стайки, и ему это не понравилось.

– С нами вы не говорили, как терпеливый сельский учитель, – буркнул он.

Бенедикт усмехнулся.

– Так вот, как я здесь для тебя выгляжу? Как сельский учитель?

– Может, хватит придираться к словам?

– Я придираюсь не к словам, а к твоим манерам, жрец Харт. – Улыбка Бенедикта стала шире. Он искоса взглянул на своего подопечного и, заметив неутихающую требовательность в его взгляде, тяжело вздохнул. – Я подстраиваюсь под ситуацию. Меня здесь не боятся и не проверяют на прочность, так что и я не нападаю. А еще от меня не ждут безумств, потому что считают, что жрец Бриггер имеет на меня управу. Это в определенной степени верно. Поэтому местный молодняк смотрит на меня, как на хищного зверя, запертого в клетке. Понимаешь?

Киллиан недоверчиво нахмурился.

– Так вы устроили мне показательную порку в Олсаде, потому что чувствовали безнаказанность? – спросил он. – А этим жрецам не решаетесь из-за Карла Бриггера?

– То занятие не было показательной поркой, если тебя волнует именно это, – терпеливо заметил Бенедикт. – Оно было необходимо, чтобы научить вас хоть какой-то практике, которая в Олсаде отсутствует. Ты и сам замечал, что выучил за то занятие гораздо больше, чем за полтора года службы. Что тебя на самом деле так возмущает?

Киллиан поджал губы, задумался и сник.

– Всего несколько дней назад я был таким же, как эти жрецы. И вел себя так же, даже хуже. Неприятно осознавать, что я попросту не могу отличаться от них так сильно, как хочу, – честно сказал Киллиан.

– Ты от них отличаешься, – покачал головой Бенедикт. – Ты станешь частью моей команды, а они нет.

– Почему? – спросил Киллиан, и собственный жалобный тон стал ему противен.

– Потому что я так решил. Я не буду тебе лгать, Киллиан: ты мог быть сколь угодно талантлив, учтив, велеречив и так далее, но, если б я не захотел, ты никогда не попал бы в мою команду. На то она и моя. – Он широко улыбнулся и хлопнул ученика по плечу. Тот поморщился, почувствовав боль в простуженной шее. – Только не забивай голову мыслями, что все зависело не от тебя. От тебя тоже: в конце концов, не будь ты собой, все сложилось бы иначе.

Киллиан натянул кислую улыбку и понадеялся, что Бенедикт скажет еще что-нибудь ободряющее, но Бенедикту его мины хватило.

– Идем, пока больше никто не желает поболтать.

Глава 4

Сонный лес, Карринг

Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Теперь, когда судьба Грэга Дэвери была выяснена, план Мальстена и Аэлин простерся дальше. Нужно было как можно скорее добраться до Леддера и попасть на корабль, идущий в Малагорию. Путь был неблизким, а преследование со стороны Бенедикта Колера делало его еще и опасным. Оно вынуждало держаться вдали от основного тракта и избегать городов, где находились отделения Культа, по которым наверняка были разосланы ориентировки на беглецов. Не стоило исключать и того, что ищейки Колера могут подстерегать даже в глухом лесу. Мальстен не знал, какие еще меры предпринял этот фанатик за минувшую пару дней, но был уверен, что он не сидел сложа руки.

Если бы только смерть Колера могла решить все насущные проблемы, Мальстен убил бы его, не задумываясь! Он не страшился схлестнуться в схватке со жрецами Культа и даже знал, что сможет одержать победу. Но в дальней перспективе это бы только усугубило сложившееся положение: Бенедикт Колер сделался бы павшим мучеником, а на Мальстена ополчился бы весь материк. Против такого натиска ему бы выстоять не удалось. По крайней мере, без Бэстифара.

Бэстифар…

Мальстен поморщился, вспоминая о нем. Он понятия не имел, как аркал настроен к нему сейчас и зачем хочет добиться его возвращения в Малагорию. Ради мести? Чтобы проучить?

Надежда на то, что Бэстифар хочет прояснить ситуацию и наладить отношения, оставалась, но казалась слишком сказочной. А от воли аркала сейчас зависело очень многое. Как минимум, судьба Аэлин и Грэга. Если Бэстифар согласится дать им убежище в Малагории, это убережет их от расправы со стороны Культа.

Хотя бы их двоих…

О том, какая участь уготована ему самому, Мальстен старался не думать.

– Ты готов? – окликнула его Аэлин. Она перекинула лямку заплечной сумки через голову, отбросила длинные светлые волосы с лица и положила руку на рукоять паранга, закрепленного на поясе.

Мальстен прочистил горло и кивнул, подбирая только что уложенные вещи.

– Да. Можем идти. Нужно только попрощаться с Тиссой.

– Она сказала, что будет поблизости, – улыбнулась Аэлин, указывая спутнику на дверь.

Не говоря больше ни слова, Мальстен поспешил покинуть небольшую хижину.

Тисса действительно находилась неподалеку: возилась в небольших грядках, притаившихся за ветхой лачугой.

– Тисса, – позвал Мальстен. – Мы отправляемся в путь. Прости, что стеснили тебя дольше, чем планировали. Если я могу что-то для тебя сделать…

Тринтелл распрямилась во весь свой внушительный рост. Ее ветвистое тело издало сливающийся с лесом древесный треск. Мальстен поймал себя на мысли, что Тисса, должно быть, очень стара, но по ее внешности определить это было невозможно.

– Единственной возможной помощью от тебя, Мальстен Ормонт, будет то, что ты сейчас покинешь мой дом. Больше мне ничего не нужно, – серьезно ответила лесная ведьма.

У Мальстена от этих слов возникло стойкое впечатление, что он чем-то оскорбил или задел ее.

– Если я перед тобой провинился, приношу свои извинения. Мое предложение в силе: если я могу что-то…

– Просто уходи, – отрезала Тисса. Кивком она указала на Аэлин, которая все это время молчаливо держалась подле Мальстена. – Оба уходите. Рядом с вами находиться опасно. Особенно с тобой, Мальстен Ормонт. Ты живая легенда, которая слишком много раз обманывала смерть. Я, кажется, понимаю, почему Теодор дружен с тобой: дыхание Жнеца Душ так часто звучало за твоими плечами, что его холод можно почувствовать издали. Этот холод манит аггрефьеров. Вы двое убивали и должны были быть убиты слишком часто. Вы привлекли внимание. Рорх и ее помощник пристально наблюдают за вами. Я не хочу, чтобы через вас они увидели меня.

Мальстен неловко потупился и переглянулся с Аэлин. Она выглядела не менее сосредоточенной и напряженной, чем он сам.

– Ясно, – кивнул Мальстен. – Что ж, тогда не станем более тебе докучать. Еще раз спасибо тебе за все.

– Прощай, Мальстен Ормонт. И ты, девочка, прощай. Думаю, больше мы никогда не встретимся, – махнула ветвистой рукой Тисса.

***

Мальстен и Аэлин держались молча, пока не почувствовали, что достаточно отдалились от дома Тиссы. Последние слова лесной ведьмы оставили на душе неприятный осадок, погрузивший путников в мрачную задумчивость.

– Как твои глаза? – нарушила Аэлин тяжелое безмолвие. Она тут же оглянулась, всмотревшись в чащу леса, будто ждала, что тринтелл притаилась за близстоящим деревом.

От вопроса Мальстен вздрогнул, вспомнив о пережитом страхе, когда зрение почти отказало ему, но быстро взял себя в руки.

– Все хорошо, благодарю, – ответил он, тут же виновато поежившись. – А как ты? Я толком не расспросил тебя об этом после пробуждения.

Аэлин тепло улыбнулась. Привычки Мальстена вызывали у нее умиление: по идее, после видения тринтелл он мог по праву считать себя пострадавшим и требовать внимания к своему состоянию, не отвлекаясь ни на что, но трудно было представить, чтобы он так поступил. Он, скорее, почувствует вину за то, что не проявил достаточно внимательности к своей спутнице.

– Не знаю, – честно сказала Аэлин. – Много впечатлений, и их тяжеловато переварить. Я жутко перепугалась за тебя. – Она помрачнела. – Боялась, что ты не переживешь видение Тиссы.

– Но все обошлось, – попытался успокоить ее Мальстен.

– Как сказать, – не согласилась Аэлин. – Ты два дня был без сознания. Теперь остается молиться, чтобы обошлось без последствий. – Она неловко поджала губы, покосившись на ладони Мальстена. Он это заметил и невольно сжал их в кулаки. – Когда ты пришел в себя, ты почти ничего не видел. Если бы у Тиссы не получилось тебя вылечить, что стало бы с нитями?

Отчего-то этот вопрос прозвучал очень интимно, и Аэлин почувствовала, как щеки заливает румянец. Мальстен выглядел не менее смущенным. Он отвернулся, как отворачивался всегда, когда ему было неловко, и пожал плечами.

– Сила данталли напрямую зависит от зрения, – нехотя заговорил он.

– Это значит…

– … что если бы у Тиссы не получилось вернуть мне зрение, я потерял бы силу.

Аэлин промолчала, не зная, что на это ответить. Ей не хотелось углубляться в разговоры о способностях данталли: заходя на эту территорию, они почти каждый раз ссорились. Мальстен множество раз говорил, что применяет нити безо всякого наслаждения. Возможно, он в это даже верил, но Аэлин была глубоко убеждена, что здесь он был не совсем честен.

На лице Мальстена вдруг появилась горькая, очень едкая усмешка.

– Догадываюсь, о чем ты сейчас подумала, – сказал он. – Вот только отсутствие нитей не сделало бы меня человеком, Аэлин. – Он серьезно посмотрел на нее, его глаза сделались льдистыми и холодными. – Я бы просто стал бессильным данталли, не более. И это не принесло бы ничего, кроме проблем.

К собственному удивлению, Аэлин не испытала злости, услышав, как в его голосе усиливается напор. Она качнула головой.

– Мальстен, я ведь на тебя не нападаю. Пожалуйста, не надо от меня защищаться.

Он удивленно распахнул глаза, едва прорезавшийся пыл обиды тут же поостыл.

– Извини, – тихо пробормотал Мальстен, избегая смотреть на Аэлин. – Ты права, ты ведь даже ничего мне не сказала. Это было неуместно…

Аэлин приблизилась к нему и положила руку ему на плечо.

– Мальстен, перестань. Все хорошо. Не обязательно так строго судить себя. После того, что ты пережил, вспылить мог любой. Ты ничем меня не обидел. Я просто напомнила, что я тебе не враг и ни в чем тебя не упрекаю.

Он не выразил согласия. Скорее наоборот, на его лице отразился ярый протест, который он тоже не высказал.

– Просто, – Мальстен помедлил, прежде чем продолжить, – я много раз думал, как повернулась бы судьба моей семьи, будь я человеком. Матери не пришлось бы нанимать Сезара, чтобы меня обучить. Колер не нагрянул бы в Хоттмар, родители остались бы живы, и, возможно, никогда не было бы Ста Костров Анкорды…

Он замолчал. Невеселая улыбка вновь заставила глубокую ямочку показаться на его левой щеке.

Аэлин глубоко вздохнула. Ее лицо выражало только сочувствие.

– Ты прав. Но всего, что было после войны, тоже бы не случилось, – напомнила она, многозначительно взглянув на него. – Включая Малагорию и цирк Бэстифара.

Аэлин ожидала, что дальнейшую цепочку событий – знакомство с Грэгом и с ней – он достроит самостоятельно и повеселеет. Ей этого хотелось. Однако Мальстен, как ни странно, помрачнел пуще прежнего и продолжил путь. В его движениях засквозила легкая нервозность, которую он обычно себе не позволял.

– Зато сам цирк не изменился бы, – буркнул он. – Думаю, рано или поздно Бэс все равно привлек бы данталли к работе, как сделал это сейчас.

Аэлин усмехнулась, услышав в его голосе недвусмысленные шипы ревности. Она помнила рассказ о видении. В нем он упоминал некоего данталли по имени Дезмонд, который сейчас находится при Бэстифаре. Говоря о нем, он держался нарочито холодно. Теперь Аэлин понимала, почему.

Она остановилась, сложила руки на груди и с понимающей ухмылкой уставилась на Мальстена.

– Ты поэтому так усиленно избегаешь говорить о Малагории и о цирке? Ты скучаешь, верно? И сейчас, когда узнал про другого данталли, ты ревнуешь?

Мальстен обернулся, и его лицо показалось Аэлин бледнее обычного.

– Вот теперь даже не отпирайся! – с удивительным восторгом воскликнула она. – Этот взгляд оскорбленного художника! С тебя сейчас можно картины писать. Так и вижу броское название: «Как ты посмел заменить меня?!».

Мальстен опустил взгляд.

– Просто я думал, что… – Он нахмурился и покачал головой. – Боги, что бы я там ни думал, это выставит меня в ужасном свете. Ты права, я скучаю по цирку. Хотя, когда бежал из Малагории, был уверен, что быстро забуду о нем.

Аэлин осторожно приблизилась к нему, чувствуя, что он готов на откровенный разговор.

– Теодор говорил, что поначалу ты не хотел там работать. Или я путаю?

Мальстен смотрел в неопределенную точку пространства, его мысли уже погрузились в далекие воспоминания, то и дело заставлявшие его хмуриться.

– Не путаешь, – ответил он. – Поначалу затея Бэса с цирком показалась мне не менее безумной, чем то, как он обставил наш побег из дэ'Вера… – Назвав родную землю Аэлин, Мальстен осекся, но, не услышав никаких изменений в реакциях спутницы, продолжил: – Я никогда прежде не задумывался о том, чтобы управлять цирковыми артистами. Но Бэстифар был уверен, что именно этим я занимался во время сражений.

Аэлин кивнула и решила придерживаться прежней стратегии.

– Теодор говорил, Бэстифар видел в тебе художника.

– Да, он часто меня так называл. – На лице Мальстена появилась ностальгическая усмешка. – Когда мы сбежали из дэ'Вера, я не предполагал отправляться в Грат, не хотел быть на иждивении у наследного принца Малагории. Но, сказать по правде, мне некуда было больше идти. На всем материке царила неразбериха, шла война, и лучшего убежища для беглого монстра, чем Малагория, где не действует даже Вальсбургская Конвенция, мне было не найти. К тому же Бэстифар убедил меня, что в Грате меня ждет работа с постоянным жалованием. Что я не буду там прихлебателем, и я решил попытаться.

Его речь смахивала на оправдание, и Аэлин решила подтолкнуть его к рассказу, пока он сам этого не заметил:

– И ты решил приступить к работе в цирке сразу, как прибыл?

– Не сразу, – повел плечами Мальстен. – На самом деле, Бэс меня с этим не торопил. Он ждал момента, когда я сам захочу проявить свои способности на арене.

– Удивительная деликатность для аркала, – буркнула себе под нос Аэлин, чем заставила Мальстена поморщиться.

– Возможно, он был бы более нетерпелив, если бы не визит Колера в Грат. Мы тогда, кажется, около месяца пробыли в Малагории. Может, чуть меньше… дорога из дэ'Вера отняла много времени.

Аэлин изумленно приподняла брови.

– Бенедикт приходил за тобой в Грат? – воскликнула она.

– Представь себе.

– Но ведь в Малагории Культ не имеет никакой власти. На что он рассчитывал?

– На мою ненависть, я полагаю, – нарочито небрежно ответил Мальстен. – Он хотел спровоцировать меня на агрессию, которая бы развязала ему руки. Должен признать, если бы не Бэс, у него бы это получилось.

Аэлин покачала головой и сочувственно вздохнула. Мальстен скептически прищурился.

– Колер в Олсаде предпочел не рассказывать тебе о своем провале? – спросил он, и задать этот вопрос без яда не получилось.

Аэлин скопировала его выражение лица.

– Прекрати. Ты говоришь так, будто за тот день в Олсаде я стала его союзницей.

– Какое-никакое уважение ты к нему испытываешь, разве нет?

Аэлин закатила глаза.

– Это не значит, что я разделяю его взгляды и одобряю его методы. Я на твоей стороне, не забыл? – Она предупреждающе ожгла его взглядом, но быстро смягчилась, не желая упускать возможность услышать о Малагории. – Послушай, я знаю, что ты ненавидишь Бенедикта. Более того, я знаю, что ты имеешь на это полное право. Но, прошу тебя, не вымещай эту ненависть на мне за одно то, что я провела день в его компании. Прикрывая твою спину, между прочим!

Мальстен сжал губы в тонкую линию.

– Прости, – не без труда произнес он. – Ты права…

– Давай просто забудем о нем, хорошо? – мягко предложила Аэлин. – Мы ведь говорили о цирке. Я так понимаю, после этого неприятного визита прошло некоторое время, прежде чем ты приступил к работе?

Переключиться на воспоминания о цирке было трудно: из головы никак не шел рассказ Колера о казни в Хоттмаре.

– Да, чуть меньше месяца, – рассеянно отозвался Мальстен. – Не могу сказать, что у меня возникло желание проявить себя на арене, я ведь понятия не имел, что от меня требуется. Это Бэстифар не видел разницы между управлением Кровавой Сотней и цирковым представлением, а для меня второе было чем-то неизведанным и даже пугающим. Но после визита Колера я понял, что должен отрабатывать свой приют в Грате, и пришлось приниматься за работу.

Глава 5

<6 лет назад>

Грат, Малагория

Шестой день Реуза, год 1483 с.д.п.

Прежде Мальстен был уверен, что Хоттмар – его родная земля – одно из самых прекрасных мест на Арреде. Он никогда не думал, что у него изменится впечатление, но бог-проказник Крипп рассудил иначе. Теперь Хоттмар, оставшийся бледным призраком в воспоминаниях, казался Мальстену серым, неприметным и почти угрюмым.

Впрочем, он был уверен, что ни один из уголков Арреды не может дышать такой роскошью, какой глумливо хвастался гратский дворец. Он изобиловал красными и золотыми красками, изысканные полотна именитых художников украшали стены, огромные витражные окна впускали в коридоры и комнаты разноцветные световые блики, играющие среди резных колонн. Убранство буквально ослепляло своим богатством. При этом у Мальстена не поворачивался язык упрекнуть дворец в излишнем бахвальстве: весь город настолько лучился благополучием, что в отделке резиденции малагорского принца даже мерещился призрак скромности.

В чем Мальстену и впрямь хотелось упрекнуть создателей этого архитектурного чуда, так это в чрезвычайной сложности планировки. С момента приезда в Грат он никак не мог запомнить логику расположения комнат и коридоров. И дело было вовсе не в обилии враждебных красных оттенков – к ним он привык еще во время войны, – просто помещений, разветвлений коридоров и лестничных хитросплетений было слишком много. Иногда Мальстену даже казалось, что дворец играет с ним: успевает измениться за одну ночь и подсунуть своему угрюмому гостю новые уголки для изучения. Когда он думал об этом, ему переставало хотеться покидать свою комнату. Однако прятаться там вечно не позволяли ни совесть, ни условия, на которых Бэстифар пригласил его сюда.

Сейчас, бродя в поисках принца по загадочным коридорам, Мальстен с трудом давил в себе раздражение: дворец был для него настоящим лабиринтом. Он посетил уже около десятка комнат, но так и не смог догадаться, кому они принадлежат и может ли Бэстифар хотя бы теоретически там оказаться.

Открыв очередную дверь наугад, Мальстен вздрогнул и сделал шаг назад, едва не налетев на хозяйку покоев.

– Ох… Кара! – прерывисто вздохнул он, искренне подивившись тому, насколько бесшумной оказалась походка этой женщины.

– Мальстен, – спокойно прозвучало в ответ.

Кара, как всегда, вела себя подчеркнуто холодно. Общение между ней и Мальстеном не заладилось со дня знакомства. Когда Бэстифар представил своего гостя, Кара выслушала его со смесью интереса, неприязни и подозрительности. Она даже не пыталась скрывать свои чувства. При этом ее поразительная искренность не облегчала Мальстену задачу: он не мог понять, как ему следует держать себя с этой женщиной. Представляя ее, Бэстифар назвал лишь имя и решил, что это исчерпывающая информация. Он даже не обозначил, какие у них отношения и как к ней принято обращаться. Мальстен прекрасно понимал, что Кара была не последней фигурой в гратском дворце, но больше он не знал ничего.

– На материке это нормально – без стука врываться в женские покои? – смерив его пронзительным взглядом, спросила Кара. – В Малагории без соответствующего положения это считается признаком дурного тона, если хочешь знать.

Мальстен сжал губы: его разрывали на части смущение и раздражение. Он видел, что Кара отчитывает его с наслаждением, и не мог понять, чем заслужил такое отношение.

– Прости, что побеспокоил. Я искал Бэса, – сдержанно сказал он.

Кара изогнула бровь. От нее явственно чувствовалась пренебрежительная снисходительность.

– В моих покоях?

– Не знал, что они твои, – качнул головой Мальстен в ответ, чем вызвал новую тень снисходительной улыбки у собеседницы.

– Ты здесь уже два месяца, но так и не запомнил расположение комнат? Надеюсь, хотя бы свою ты отыщешь в случае необходимости?

Мальстен прищурился.

– Не беспокойся об этом. Скажи лучше, где сейчас можно найти принца.

Кара усмехнулась, будто специально проверяя на прочность выдержку данталли.

– Бэстифар сейчас в цирке на репетиции труппы. Найдешь туда дорогу, или проводить тебя? Придется миновать не один коридор, изобилующий красным.

Мальстен вернул ей картинно любезную улыбку.

– Благодарю за заботу, но я знаю дорогу.

– Надеюсь, ты говоришь это серьезно, – кивнула Кара. – Принц не обрадуется, если по моему недосмотру ты заплутаешь между дворцом и цирком из-за своих особенностей зрения.

– Я здесь уже два месяца, а Бэс все еще не посвятил тебя в детали? – нарочито беспечно спросил Мальстен. – Видишь ли, у меня нет таких проблем со зрением, так что беспокоиться не о чем.

– Вот как? – Кара удивленно приподняла брови. Ее голос не звучал ядовито, и все же слова отравляли, поэтому Мальстен позволил себе немного позлорадствовать, оттого что ему удалось ее задеть.

– Еще раз благодарю за подсказку, – почтительно кивнул он, поспешив ретироваться.

Взгляд Кары ожег ему спину.

– Мальстен! – услышал он, сделав несколько шагов прочь. Скрипнув зубами, он обернулся, возвращая на лицо напускную дружественную улыбку. Кара стояла в дверном проеме своей комнаты, с вызовом приподняв голову. – На будущее: если будешь искать принца снова и поймешь, что он в моих покоях, тебе не стоит заходить и отвлекать его.

– Я это учту.

Глава 6

Дорога до цирка заняла совсем немного времени.

Огромный шатер, раскрашенный в голубые, фиолетовые и черные полосы, контрастировал со светлым гратским дворцом своей мрачной торжественностью. Мальстен на миг замер около этой громады и ощутил дрожь в руках: с момента приезда в Грат он ни разу не решался войти внутрь. Он был уверен, что это ознаменует конец его мирной жизни в Малагории, потому что вряд ли Бэстифар удовлетворится его работой в качестве постановщика.

По своим меркам, я и так довольно долго отсиживался, – напомнил себе Мальстен. – Прятаться больше нельзя. Пора Бэстифару понять, что он ошибался на мой счет, и я не смогу ничего дать артистам.

Он оборвал поток мыслей, сжал кулаки в попытке унять дрожь и на негнущихся ногах вошел в шатер.

В отличие от дворца здесь не было хитро перепутанных коридоров, поэтому выбранный путь быстро вывел его прямиком к зрительским местам.

С арены до него донеслись голоса артистов. Миг спустя в одном из переговаривающихся Мальстен узнал Бэстифара.

– Нет, Риа, это не обсуждается. Выступать будет Ийсара.

– Но Ваше Высочество, я лишь…

– Не спорь. То, что я снял боль, вовсе не значит, что твоя травма несерьезна. Какое-то время ты будешь под наблюдением лекаря, а Ийсара будет тебя заменять. Ты меня поняла?

Девушка, с которой спорил Бэстифар, не ответила. Мальстен предположил, что она смиренно опустила голову. У нее был странный акцент, точно не малагорский и не материковый. Откуда она родом?

– Вот и отлично. Иди, покажи лекарю свое плечо. Ну же, ступай! – энергично воскликнул Бэстифар.

Стараясь не привлекать к себе внимания, Мальстен нашел место в зрительских рядах и постарался разглядеть принца среди других расплывчатых красных пятен. Артистка, с которой Бэстифар спорил, покидала арену, и Мальстен немного задержал на ней взгляд. Ее необычная внешность привлекла его внимание: оливковая кожа, струящиеся черные волосы, прямые, как шелковая ткань, и раскосые глаза. Мальстену никогда не доводилось видеть живьем уроженок Ярлы. Он изумленно проводил девушку глазами, мучаясь вопросами, откуда она здесь взялась.

– Мой друг! – радостно протянул Бэстифар, заметив Мальстена, и тут же уверенно зашагал к нему. – Какая приятная неожиданность, что ты все же решился зайти! Я начал было опасаться, что мне предстоит ждать не один год, прежде чем ты загоришься интересом к моей затее.

Мальстен воспринял его слова со всей серьезностью, на какую только был способен. Тяжеловесность его осознания буквально пригвоздила аркала к дорожке между рядами.

– Я помню, на каких условиях приехал, Бэс. Ты и так дал мне слишком много времени на безделье. Теперь я обязан отрабатывать кров.

Бэстифар сокрушенно закатил глаза и издал цокающий звук, стремясь показать и подчеркнуть свою досаду от услышанного.

– Помилуй, Мальстен! «Отрабатывать»? «Условия»? А о пребывании здесь ты и вовсе говоришь, как о тюремном заключении! Меня печально удивляют понятия, которыми ты предпочитаешь пользоваться.

Мальстен неопределенно повел плечами.

– Какие бы ни были понятия, уговор есть уговор. Ты помнишь, о чем мы говорили в Кальтце? Если у меня не получится воплотить твою затею, я не стану…

– … обременять меня своим присутствием, помню, – небрежно отмахнулся Бэстифар, тут же прищурившись. – И ты спешишь доказать мне, что у тебя не получится, верно? С этой целью ты сюда пришел?

Мальстен спокойно выдержал его взгляд и медленно поднялся со своего места. Он заложил руки за спину и уважительно кивнул.

– Я пришел выполнить свою часть нашего договора, Бэс, только и всего.

Несколько мгновений принц молча изучал своего гостя взглядом, затем всплеснул руками и демонстративно повернулся к артистам, часть которых с интересом наблюдала за их разговором.

– Я не понял, у нас был объявлен перерыв? – воскликнул Бэстифар. – Райс, бери свою группу, отрабатывайте номер, пока не станете слышать мысли друг друга!

На арене началась суета, артисты принялись исполнять указание, и с удивительной ловкостью – с едва заметными паузами, обусловленными лишь разницей в реакции, – начали отрабатывать сложные комбинации на трапеции.

Мальстен беспомощно уставился на гимнастов, понимая, что его вмешательство будет совершенно бесполезным. Разве что он мог бы убрать эти небольшие паузы, которые и недостатком-то назвать нельзя. И, чтобы превратить артистов в единый механизм, пришлось бы взять под контроль всех без исключения, почувствовать порывы каждого тела, сосредотачиваться на мыслях артистов…

Бэстифар внимательно вгляделся в отрешенное лицо друга и качнул головой.

– Пройдемся? – предложил он. – Не будем отвлекать артистов разговорами.

Мальстен кивнул и направился вместе с Бэстифаром подальше от арены. Они взобрались на один из верхних рядов в зрительских местах. Там Бэстифар остановился и нетерпеливо посмотрел на друга.

– Итак? Твой вердикт? – потерев ладони, спросил он.

– Я могу лишь подтвердить то, что говорил в Кальтце: мое вмешательство будет лишним.

– Что ж, я тоже могу повторить то, что говорил в Кальтце: ты непроходимый зануда и пессимист, – разочарованно бросил Бэстифар. – И упрямец к тому же! У тебя получится воплотить мою затею в жизнь, как ни у кого больше, но ты упорно хочешь доказать мне обратное. Я вот только не пойму, почему. Дело в Колере и его визите? Ты злишься на то, что я не дал тебе убить его?

Мальстен неприязненно покривился, чувствуя, как жар гнева приливает к лицу.

С того дня он часто спрашивал себя, как отнесся к поступку Бэстифара. Разозлился? Пожалуй, хотя мотивы Бэстифара казались вполне ясными и были куда как более здравыми, нежели его собственные.

– Я уже говорил, что понимаю, почему ты остановил меня, – через силу выдавил Мальстен. – Но я жалею, что не убил его тогда. Будь у меня возможность повернуть время вспять…

– Но этой возможности нет, – перебил Бэстифар. – Есть только возможность двигаться дальше с двумя сопутствующими перспективами: лелеять свою ненависть ко мне за этот поступок до конца дней или отпустить ее, руководствуясь здравым смыслом.

На этот раз Мальстен удивился высказыванию друга.

– Я не испытываю к тебе ненависти, Бэс, – покачал головой он.

– Да? Что ж, это радует. Тогда в чем дело? Тебе претит работа здесь? Она вызывает у тебя отвращение?

От напора Бэстифара Мальстен сделал шаг назад и даже приподнял руки. Он не понимал, к чему эти вопросы.

– Вовсе нет. Твой цирк прекрасен…

– Но все же ты не хочешь здесь работать, – обиженно напомнил Бэстифар.

– Боги, Бэс, да я просто не понимаю, что могу дать этим людям! – всплеснул руками Мальстен, тоскливо глядя на цирковых. – Посмотри на них, они ведь прекрасно делают свое дело! В тех маленьких несовершенствах, которые ты отмечал, есть и своя красота.

– Ага! – обличительно воскликнул Бэстифар. – То есть, ты тоже их видишь!

– Я понимаю, о чем ты, – уклончиво ответил Мальстен. – Но я не считаю, что это нужно искоренять. Тебе попросту приелись эти номера, вот и все. Я здесь не нужен, поверь. Мои нити могут только навредить…

Он замолчал, ожидая от аркала потока возмущений или даже издевательств. Однако на лице Бэстифара появилась снисходительная добродушная улыбка. Он склонил голову, находя взгляд друга, и понимающе кивнул.

– Вот оно, значит, как. Выходит, мы имеем дело со страхом. Честно говоря, это меньшее из зол, – тоном знатока рассудил он. Заметив непонимание Мальстена, Бэстифар пояснил: – С отвращением к цирку или твоей ненавистью ко мне я бы вряд ли мог что-то сделать, а вот страх преодолеть можно. Особенно, если признать его.

Мальстен беззащитно нахмурился.

– Я не совсем понимаю, о чем ты, – сказал он.

– Серьезно, Мальстен? Вспомни: со дня твоего разоблачения в дэ'Вере ты ни разу не применял нити!

Несколько долгих мгновений прошли в молчании. Не в силах выдерживать пристальный взгляд Бэстифара, Мальстен отвернулся и всмотрелся в арену, пытаясь прислушаться к своему внутреннему голосу и понять, насколько принц мог оказаться прав. А ведь так просто было доказать обратное – выпустить нити, взять под контроль одного из артистов или всех сразу! Однако Мальстен сокрушенно понимал, что что-то удерживает его от этого. Перед глазами вставали сцены сражений, стоило лишь задуматься о своем даре.

Бэстифар сделал неслышный шаг к нему, став у него за спиной и положив руку ему на плечо. Мальстен вздрогнул, в тот же миг осознав, что аркал не ошибся ни в чем. Нити – само естество данталли, данный богами дар – сейчас были скованы страхом, не имеющим никакого отношения к расплате.

– За последний год ты слишком привык к тому, что твой дар несет смерть, – вкрадчиво произнес Бэстифар, словно читая мысли Мальстена.

– А разве это не так?

– Так. Ты способен сеять смерть и быть глашатаем Рорх, как о тебе говорил Тео. – При упоминании аггрефьера в голосе Бэстифара проскользнуло раздражение. – Но твой дар способен нести не только смерть. Ты можешь вообще делать с помощью него все, что угодно! И здесь, в цирке, это особенно ценно. Ты просил меня посмотреть на моих артистов. Посмотри на них сам!

Бэстифар поравнялся с Мальстеном и обвел рукой арену.

– Что я должен увидеть?

– А что ты хочешь увидеть? – заговорщицки улыбнулся принц. – О том я и толкую, мой друг, ты можешь быть одновременно кукловодом и зрителем! Что мешает тебе полностью раствориться в представлении артистов малагорского цирка? Ведь что-то мешает! Уничтожь это. Преобрази. Сделай, что хочешь. Покажи, что видишь. У тебя ведь есть уникальная возможность воплотить свое мироощущение в представлении, показать его всем, заставить каждого зрителя прочесть твои мысли! Не говори, что не хочешь этого! Я видел тебя при дэ'Вере, видел, как тебе хотелось праздновать победу вместе с солдатами Кровавой Сотни, потому что в момент победы ты упивался собственным успехом. То, что ты вытворял на поле боя, было искусством, которое не должно умереть с разоблачением анкордского кукловода!

Мальстен невольно поморщился, услышав закрепившееся за ним прозвище. Если Бэстифар это и заметил, то предпочел не акцентировать на этом внимание.

– Я хочу увидеть, на что ты способен в той работе, для которой рожден! – продолжил он свои увещевания. – Со дня нашего знакомства я понял, что здесь твое место. У меня нет для тебя пошагового плана, как и что делать. Этот план тебе не нужен! Задействуй свое воображение, и этого будет достаточно, чтобы привычный цирковой номер заставил зрителя почувствовать себя частью чуда. Частью твоего представления. Ты один знаешь, как это сделать! Так хватит себя сдерживать. Покажи, что ты можешь.

Мальстен вновь посмотрел на артистов, принявшихся отрабатывать номер по второму разу. Музыканты, стоящие чуть поодаль, рассеянно разглядывали партитуры и переговаривались. Когда нити коснулись их, они не поняли, отчего вдруг захотели взяться за инструменты, по какой причине начали играть.

– Вот так? – Мальстен задал вопрос с почти отсутствующей интонацией.

Нити, выпущенные из его ладоней, связались с артистами и музыкантами, наполнив его давно забытой силой. Сознание будто растворилось в малагорской труппе. Он начал видеть несколькими парами глаз одновременно: глядеть в ноты, следить за напарниками по выступлению, чувствовать, когда нужно сделать рывок, как если бы этот рывок должен был сделать он сам. Но сам он находился поодаль от арены в компании Бэстифара, который, задержав дыхание, смотрел на преобразившихся в единый механизм артистов.

Больше не было пауз, не было ни одного лишнего движения, не было ощущения, что люди, выполняющие опаснейшие трюки под куполом цирка, вообще нуждаются в страховке – казалось, что они не способны сорваться вниз.

Бэстифар изумленно замер, когда музыка, заготовленная для другого номера, вдруг вонзилась в каждую клетку его тела, разливая по венам приятное тепло и тут же сменяясь ледяной волной, вызывающей дрожь. Единение движений артистов и звука показалось ему столь пьянящим, что он невольно приложил руку к груди, с изумлением отметив, как сердце с силой ударило его изнутри.

Бэстифар завороженно наблюдал за небывалым коротким представлением Мальстена, с трудом напоминая себе дышать. Он не знал, сколько продлится номер, но молился всем богам Арреды, чтобы это не прекращалось. Казалось, даже свет принял участие в этом действе, подыграв воле Мальстена, хотя это и было невозможно. Надо думать, сам бог Мала решил посодействовать этому зрелищу, в нужный момент наслав облака, заслонившие свет, и вновь обнажив солнечные лучи.

Из гипнотического оцепенения принца вывел голос данталли:

– Бэс?

Аркал встрепенулся, тут же расплывшись в победной улыбке.

– Как я вижу, ты быстро преодолеваешь свой страх, дело лишь в верной мотивации.

Мальстен едва заметно улыбнулся, отпуская нити.

– Добро пожаловать на должность художника-постановщика малагорского цирка, – торжественно объявил Бэстифар.

Глаза Мальстена заинтересованно блеснули – пожалуй, впервые с того момента, как Грат покинул Бенедикт Колер. Однако лицо его тут же подернулось болезненной тенью, и он поспешил отвести взгляд. Он стоически сносил расплату, однако в вопросах боли аркала невозможно было обмануть. Вокруг ладони Бэстифара образовалось яркое алое сияние.

Мальстен громко выдохнул: едва успевшая нахлынуть боль расплаты безропотно отступила.

– Бэс, – предупреждающим тоном обратился он.

– Прости, мой друг, но я не могу позволить расплате разрушить момент твоего триумфа, – строго сказал Бэстифар. – Признаться, я начал искренне беспокоиться, что ты после дэ'Вера уже не выйдешь из этого мрачного состояния, и только сегодня я увидел на твоем лице проблеск искренней заинтересованности в жизни.

Мальстен покривился.

– Ты хотел сказать, «заинтересованности в цирке»?

Бэстифар небрежно махнул рукой.

– Это одно и то же. Я лишь хочу сказать, что сегодня ты впервые перестал напоминать мне качественное творение некроманта и посмотрел вокруг живыми глазами. И я не позволю твоей расплате омрачить этот момент. – Заметив осуждающий взгляд друга, Бэстифар предупреждающе приподнял руку. – Не надо на меня так смотреть, Мальстен, я помню, как ты жаждешь независимости от моего вмешательства, поэтому я не вынуждаю тебя отдавать мне расплату. Но, чтобы она не мешала, я могу ее придержать.

Глава 7

Невысокая девушка с угольно черными волосами, забранными в высокий пучок, сложила руки на груди и с вызовом вздернула подбородок.

– В каком смысле он, – она, прищурившись, кивнула на Мальстена, стоявшего напротив труппы, – будет управлять нами во время представления? Раздавать указания? Участвовать в номерах? Поясните, Ваше Высочество.

Бэстифар снисходительно улыбнулся, склонив голову и направив на смелую девицу выразительный взгляд.

– Нет, Ийсара, в самом прямом смысле этого слова. В цирке грядут большие перемены, и я хочу, чтобы моя труппа была об этом осведомлена.

Гимнаст, которого, как Мальстен успел услышать, звали Райс, сделал шаг вперед и оттеснил Ийсару себе за спину. Сейчас труппа цирка, выстроившаяся перед Бэстифаром, странным образом напоминала Мальстену его анкордских новобранцев. То, с какой агрессивной решимостью Райс сделал шаг вперед из строя, лишь усилило это впечатление.

– Ваше Высочество, при всем моем почтении, это шутка? – мрачно спросил гимнаст. Судя по хмурому выражению его лица, ничего хорошего от ответа аркала он не ждал.

– Кто он вообще такой? – вновь возмутилась Ийсара, выглядывая из-за плеча Райса. – Новый распорядитель? Артист?

Мальстен все это время изучал цирковых. Он заметил, что Ийсара проявляет наибольшую дерзость из всех и, вероятно, считает себя незаменимой звездой труппы. А Райс при всей его решимости заметно опасался гнева принца.

Бэстифар не торопился раскрывать карты и наслаждался напряженной интригой, которая вот-вот должна была накалить арену цирка добела. Мальстен всей кожей ощущал на себе нетерпеливое ожидание, исходящее от Бэстифара, и понимал, что разъяснить труппе положение дел должен сам, однако пока не представлял, как это сделать. Ему приходил в голову лишь один способ: попытаться завладеть их сознанием с помощью нитей, но такой шаг был отчаянным и мог обернуться провалом, потому что удерживать контроль над сознанием было очень непросто.

– Ваше Высочество, позвольте задать вопрос, – склонил голову сухопарый малагорец, одетый в яркий расшитый черными и золотыми узорами костюм распорядителя. – Я плохо справлялся со своими обязанностями? При всем моем почтении, я считаю, что ничего не упускал: следил за безопасностью, не раз прорабатывал с вами свой текст в представлении. Разве я не заслужил хотя бы шанса доказать свою…

Вздох Бэстифара и слегка дерганный жест, которым он заставил распорядителя замолчать, ясно говорил: не стоит испытывать мое терпение. Под его тяжелым взглядом несколько артистов попятились, по их линии пронесся ветерок обеспокоенных шепотков. Бэстифар милостиво не обратил на это внимания.

– Ты прекрасно справляешься, Левент, и у меня не было мысли заменять тебя, – примирительно сказал он, выжидающе взглянув на Мальстена. – Мой друг, ты ведь видишь, что у многоуважаемых артистов к тебе много вопросов. Прошу, не заставляй меня выглядеть глупцом и пускаться в бессмысленные разъяснения. Наглядная демонстрация твоего таланта будет куда как лучше. Что скажешь?

Мальстен не знал, что на это ответить. По сути, Бэстифар отдал ему прямой приказ, и сейчас был не лучший момент для проявления непослушания.

– Как прикажешь, – тихо сказал он, поймав на себе полный предвзятого презрения взгляд Ийсары.

Интересно, как скоро после «демонстрации таланта» артисты труппы побегут от меня в ужасе? – тоскливо подумал он. В конце концов, суеверный страх перед данталли не обошел стороной ни одну землю Арреды. Мальстен не верил, что Малагория в этом отношении станет исключением из правил.

Наскоро представив себе, что можно показать, он незаметно для человеческого глаза протянул черные нити к нужным людям.

Скрипач, заинтересованно наблюдавший за разворачивающимся конфликтом, вдруг потянулся к смычку, поддаваясь воле демона-кукольника. Мальстен ощутил его страх и постарался как можно осторожнее подавить его.

Ийсара, посчитавшая внезапную музыкальную вставку совершенно неуместной, собиралась сделать скрипачу замечание, но нити не позволили ей произнести ни слова. Вместо того ее тело подалось в сторону трапеции, спущенной к самой арене. Два человека из технического состава, повинуясь воле кукловода, поспешили привести снаряд в действие – поднять его почти под самый купол.

Нитей становилось все больше. За несколько ударов сердец Мальстен заставил артистов расступиться, а остальных музыкантов спешно направиться к своим инструментам. Пока Ийсара исполняла на трапеции грациозные перевороты, срываясь с нее и в последний момент цепляясь одними ступнями за поднимающийся выше и выше снаряд, к скрипачу присоединились литавристы. Они начали отбивать отрывистый ритмический рисунок, который удивительным образом сочетался с протяжной мелодией скрипача. Как только трапеция оказалась на нужной высоте, небольшой оркестр малагорского цирка заиграл в полную силу, заставляя нервы каждого зрителя напрячься, как струна.

Мальстен чувствовал своих марионеток с помощью нитей, видел их глазами. Он знал, что каждый из присутствующих не может поверить тому, на что смотрит. По их впечатлениям он понял: Ийсара была хорошей гимнасткой, и все же ее движениям прежде была свойственна некоторая грубость, от которой нынче не осталось и следа. Раскачиваясь на трапеции, она ловила самые напряженные моменты мелодии и, ведомая нитями, успевала перевернуться вокруг перекладины, одновременно исполняя виртуозный «винт».

– Вот, о чем я говорил, – восхищенно прошептал Бэстифар, не в силах оторвать взгляда от преобразившейся Ийсары.

Время замерло и растворилось в цирковом представлении демона-кукольника.

В следующее мгновение резкий музыкальный акцент сопроводил мастерски построенный обрыв, и Ийсара, вскинув голову, повисла на трапеции, держась за нее лишь одной ступней. Ей хватило рывка, чтобы вскочить обратно на снаряд и под постепенно стихающую музыку опуститься на арену.

Когда оркестр смолк, Мальстен сделал свое воздействие неощутимым для труппы, однако нити отпускать не спешил.

На арене воцарилось тяжелое молчание, а затем раздался хлопок. За ним еще один и еще. Бэстифар разразился аплодисментами, и несколько ошеломленных артистов рассеянно вторили ему – не столько из восхищения, сколько из страха перед его гневом.

Руки гимнаста Райса были демонстративно опущены по швам и сжимались в кулаки.

– Потрясающе, мой друг! Вот, о каких зрелищах шла речь в наших многочисленных разговорах! Ты умеешь поразить! – не скупился на комплименты аркал.

– Данталли! – обличительно воскликнул Райс.

– Ты весьма проницателен, – кивнул Бэстифар.

Райс был разгневан так сильно, что его страх перед пожирателем боли притупился. Однако у Бэстифара это не вызывало ничего, кроме усмешки, и Мальстену это не нравилось.

– Это же просто немыслимо! Ваше Высочество, вы хотите, чтобы во время представления нами управлял иной?!

Бэстифар прищурился, и в его глазах вспыхнула искорка угрозы.

– Я слышу в твоем голосе суеверный страх, Райс, или мне показалось? – нарочито любезно поинтересовался он. – Позволь тебе напомнить, что малагорским цирком уже не первый год управляет иной, и, если кого вам и нужно бояться, так это меня. – Его ладонь предупреждающе загорелась алым.

Оба сердца с силой ударили в грудь Мальстена изнутри. То, что разворачивалось на арене в эту минуту, вызывало у него тревогу, потому что вело к одному из худших исходов, о которых он думал. Он положил руку аркалу на плечо, надеясь остудить его пыл.

– Пусть он скажет то, что хочет. Мы ведь не так хотели построить работу, помнишь? Участие должно быть добровольным.

Бэстифар не повернулся к Мальстену, но немного расслабился от его спокойного тона. Свет вокруг его ладони погас, и он опустил руку.

– Говори, Райс.

Эти слова больше походили на надменный приказ, чем на разрешение.

Райс покраснел, ноздри раздулись от с трудом сдерживаемого гнева. Его глаза испепелили бы Мальстена на месте, если б могли. Заговорил он, со злостью глядя на своего будущего кукловода, будто пытаясь заставить его стушеваться. Не готовься Мальстен к такой агрессии загодя, усилия Райса увенчались бы успехом. Однако все сценарии, каждый из которых был намного хуже этого, Мальстен пережил задолго до того, как вошел в цирк.

– Дело не в том, что данталли не люди, а в том, что мы – не марионетки! Я не согласен быть чьей-то куклой во время своего выступления! Да кто из артистов вообще может согласиться на такое?

На последних словах глаза Райса забегали в поисках поддержки. Несколько неуверенных голосов вторили ему, однако волна возмущения была явно не такой сильной, как он ожидал.

Ийсара, все это время стоявшая со сложенными на груди руками и напряженно изучавшая Мальстена, сделала шаг вперед.

– Погоди, Райс, – сказала она.

Бэстифар криво улыбнулся. Мальстен заметил, что дерзость этой девушки приходится ему по духу, а сейчас, судя по его выражению лица, он проникся к ней искренним обожанием.

Ийсара приблизилась к Мальстену, глядя на него по-кошачьи. Она будто не понимала, можно ли позабавиться с новой игрушкой, или же та может причинить боль.

– Там, на трапеции, – задумчиво начала она, – как ты понял, что нужно делать? Ты ведь не из цирковых, тебе на арене непривычно, это сразу видно. Ты рисковал моей жизнью, кукловод?

Ее голос звучал выше, чем прежде. Каким-то образом в нем сочетались властная и заискивающая манеры.

Мальстен бросил короткий взгляд на Бэстифара, которого разворачивающаяся сцена приводила в восторг, и качнул головой.

– Нет, – ответил он. – Я увидел, на что ты способна, и направил тебя, чтобы это раскрыть. Не более.

– Ты всегда такой серьезный? – улыбнулась Ийсара.

– О, поверь, всегда! – не сдержался Бэстифар.

Мальстен глубоко вздохнул.

– Сударыня, вам разве понравилось бы, если б я веселился, ставя ваш номер?

Ийсара надула губы, но в глазах блеснули озорные искорки. Она вгляделась в лицо Мальстена, будто пыталась отыскать в нем какой-то подвох.

– Вряд ли, – протянула она. – Мне, пожалуй, нравится, что ты серьезно отнесся к моему таланту. Не то что некоторые! – Она назидательно обернулась к Райсу, и тот ошеломленно уставился на нее в ответ.

– Ийсара, ты в своем уме?! – воскликнул он. – Он тебе голову вскружил своими нитями за один раз?

– Не ты был там, наверху! – фыркнула Ийсара. – И не тебе долгие годы приходилось довольствоваться вторым местом в труппе! Я много раз просила дать мне подобный номер, но на них всегда ставили Риа, а не меня. Он первый увидел, на что я способна!

– Только не надо приплетать сюда ваши споры с Риа! Это…

Мальстен отвлекся от перепалки Райса и Ийсары, обратив внимание на музыкантов оркестра, робко выглянувших на арену. Большинство из них поглядывали на него подозрительно, но в глазах скрипача, заигравшего первым, блестел живой интерес.

– Эта мелодия, – громко сказал он, заставив препирающихся гимнастов замолчать. – Откуда ты ее взял?

Мальстен развел руками, скромно прикрыв глаза.

– Я должен принести извинения за то, что позволил себе вторгнуться на вашу территорию. Эта мелодия ведь уже много месяцев была у вас в голове. Она прекрасно подходила к номеру, и я дерзнул показать ее.

– И оформить ее до конца? – прищурился скрипач.

– При всем уважении, я не музыкант. То, что я показываю с вашей помощью, принадлежит только вам. Я здесь ни при чем.

Одна из артисток удивленно посмотрела на скрипача.

– Я и не знала, что ты пишешь музыку сам, – сказала она, не скрывая восхищения.

– Никто не знал, – заметил Бэстифар.

Скрипач скромно потупился.

– Я прежде не решался сыграть ее. Мне казалось, она… Она была не закончена…

– Она прекрасна, – с мягкой улыбкой сказал Мальстен. – И все же мое вторжение было бестактным. Я надеюсь, вы сумеете меня за него простить. И вы. – Он перевел взгляд на Ийсару, которая теперь смотрела на него с восторгом. – На вашу территорию я вторгся так же грубо.

– Грубости я не заметила, – улыбнулась Ийсара.

– Я показал далеко не все, на что вы способны. Лишь малую часть. Это была демонстрация по просьбе Его Высочества. И я хочу заверить: если вам противно подобное вторжение, я ни в коем случае не собираюсь делать этого против вашей воли. Это касается всех. – Мальстен решительно поднял взгляд и кивнул артистам. – Я могу помочь вам обрести смелость, подстраховать от опасности и раскрыть ваш талант. Но, если вы не захотите работать под моим руководством, это ваше право. Таков был наш уговор с Его Высочеством.

– Риа никогда бы на такое на пошла, – с отвращением бросил Райс, тут же получив в ответ испепеляющий взгляд Ийсары.

– Что ты хочешь этим сказать?

– У нее достаточно таланта, чтобы выступать без помощи кукловода!

Ийсара подскочила к нему и влепила ему звонкую пощечину. Мальстен мог бы остановить ее с помощью нитей, но, чтобы не выдать свой контроль, не стал ни сдерживать, ни ослаблять удар.

– В отличие от тебя Риа не тупая гордячка! Она поймет все достоинства такого выступления.

– Только что ты завидовала ей и тайком радовалась ее травме, чтобы стать первой! А теперь думаешь, как бы перетянуть Риа на свою сторону? – Райс усмехнулся и сплюнул на арену. – Ты просто не хочешь выглядеть бесталанной в одиночестве!

– Прочисти уши: ты разве не слышал, о чем здесь все это время говорили? – парировала Ийсара. – А Риа дальновидная и проницательная, чего не скажешь о тебе, упрямый ты осел!

Райс громко вздохнул, с трудом удержавшись от того, чтобы приложить ладонь к раскрасневшейся от удара щеке.

– Ты сказал, участие должно быть добровольным? – спросил он, обращаясь к Мальстену. Тот сдержанно кивнул. – В таком случае, на меня можешь не рассчитывать. Я не собираюсь быть чьей-то марионеткой.

Несколько артистов труппы согласно закивали, однако озвучить свои мысли по поводу нового постановщика не решился больше никто.

Мальстен понимающе развел руками.

– Воля ваша, я от своих слов не отказываюсь. – Он обвел взглядом труппу и кивнул в подтверждение собственных слов. – Для тех, кто останется: со своей стороны я могу гарантировать вам полную безопасность. У меня уже был опыт управления одновременно большим количеством людей и слежения за их сохранностью.

– В другом цирке? – уточнила Ийсара.

– На войне, – ответил Бэстифар, многозначительно оглядев присутствующих. – Я был с ним на поле брани и лично наблюдал за его работой. Спешу вас заверить: он мастер своего дела, каких поискать.

Распорядитель Левент, молчавший до этого, решился обратиться к Мальстену напрямую:

– Тогда уместно ли говорить о безопасности? Во время сражения гибнет множество людей. Кто дает гарантии, что часть из них гибла не по вашей вине? – Взгляд Мальстена сделался холодным и колким, и Левент успокаивающе приподнял руки. – Не хотел вас задеть, но я должен был это спросить!

– Из моих людей во время сражения никто не погибал. За этим я следил, – отчеканил Мальстен.

– И ты просто отпустишь всех, кто захочет уйти? – вновь вмешался в разговор Райс. Его слова помешали потоку расспросов Левента, и Мальстен был этому даже рад.

– Как я и сказал, любой, кто хочет сейчас уйти, волен это сделать, – ответил он, бросив мимолетный взгляд на Бэстифара. Тот безразлично пожал плечами.

– Тогда я ухожу, – заявил Райс, тут же развернувшись и направившись прочь с арены.

Несколько человек постепенно последовали за ним, однако большая часть осталась на месте.

Левент сокрушенно вскинул руки.

– У Райса были одни из самых ярких номеров, Ваше Высочество! Представление должно состояться через несколько дней, мы ни за что не найдем замену!

Бэстифар заинтересованно посмотрел на Мальстена.

– Что будем делать, господин постановщик? Есть предложения?

– Я понял, что должны делать артисты, и помню, как работают их тела. Если найти несколько физически развитых человек, они могут их заменить. Я сумею управлять ими и не причинить им вреда.

Бэстифар задумчиво кивнул.

– Что ж, на первое время смогу дать тебе кого-нибудь из кхалагари. Думаю, они сгодятся.

– Думаю, да.

– Что ж, хорошо. – Бэстифар нетерпеливо потер ладони друг о друга. – Тогда, думаю, тебе есть, о чем поговорить с Левентом. Остальные – свободны!

С этими словами он тоже поспешил покинуть арену.

Глава 8

На закате небо Грата окрасилось пламенными и розовыми красками, пролив на город, воскрешенный когда-то из песка и пыли, жидкое золото.

Полог просторного шатра, который занимала группа Райса, колыхнулся от прикосновения и открыл дорогу малагорскому принцу. Держась нарочито небрежно, тот со скучающим видом оглядел шатер и кивнул, соглашаясь с собственными мыслями. Будто он до последнего надеялся, что взбалмошные гимнасты изменят свое решение и останутся в цирке под руководством данталли. Спешные сборы артистов сообщили ему об обратном.

Райс, оказавшийся ближе других ко входу, выпрямился во весь рост перед принцем и решительно посмотрел на него.

– Ваше Высочество, – поприветствовал он.

Райс старался не выдать своих чувств, но напряженные мышцы лица и плеч говорили сами за себя. Он был совсем не рад визиту принца и не ждал от него ничего хорошего. Мотивы Бэстифара шима Мала были для многих загадкой, и тот, кто самоуверенно решал, что хорошо узнал его, как правило, вскоре жестоко убеждался в своей неправоте. Райс не тешил себя лишними надеждами и с тревогой изучал каждое движение принца, однако не мог распознать на его лице ничего, кроме разочарования, какое может испытывать учитель к не оправдавшему ожидания ученику.

– А вы не стали тянуть со сборами, как я погляжу, – констатировал Бэстифар.

Артисты растерянно переглянулись, не зная, можно ли им продолжать паковать вещи. Один из них отошел от своих дорожных сумок и подошел к Райсу, став с ним плечом к плечу. Бэстифар отметил эту готовность к противостоянию умиленной улыбкой. Братья Салих – Райс и Грийр – будто воплотились в мир из песен менестрелей. Поставить перед ними злого и могущественного врага – и можно сочинять героический эпос.

– Мы не решились злоупотреблять вашим гостеприимством, – сказал Грийр. Ему удавалось изображать спокойное почтение лучше, чем его брату.

– Но ваши сборы больше напоминают бегство, – нарочито миролюбиво улыбнулся Бэстифар. От этой улыбки братья Салих слегка побледнели.

Молчание заполнило шатер на несколько долгих мгновений. Темные глаза аркала с пляшущими в них огоньками угрозы выжидающе буравили гимнастов.

 Райс сглотнул.

– Тянуть с уходом было бы глупо, Ваше Высочество, – решился он на честный ответ. – Кукловод любезно отпустил нас вместо того, чтобы превратить в своих марионеток. Он позволил нам самим решать свою судьбу. Не стоит ждать, пока он передумает.

Бэстифар посмотрел на него с интересом. Ему понравилось, что гимнасту хватило смелости на такую откровенность.

– Знаешь, Райс, ты ведь довольно давно выступаешь в моем цирке, – нарочито медленно заговорил аркал. Через его слова лилось медовое сладкое спокойствие, какое может настигать умирающего во льдах перед встречей с Рорх. – Когда вы с братом только пришли, я успел повидать более умелых артистов, чем вы двое, однако взять в труппу решил именно вас. Знаешь, почему?

Райс качнул головой. Ответить вслух он не решился.

– Мне пришлось по духу то, как вы с братом держались, – продолжил Бэстифар. – Особенно ты. Ты был дерзким, смелым бунтарем. Новатором. Если честно, мне нравилось наблюдать, как именно эти твои качества толкали тебя к совершенствованию мастерства. Однако тебя сопровождала и несокрушимая гордыня. Ты всегда чувствовал себя мастером, и тебе показалась невыносимой мысль, что тобою во время представления будет руководить кто-то другой. Даже не так: тебе претила сама идея, что кто-то может знать лучше тебя, как сделать представление зрелищнее и насыщеннее. Это жадность и самовлюбленность, мой дорогой друг, и эти качества ты привил всем тем, кто уходит с тобой.

Райс невольно отшатнулся от Бэстифара, предчувствуя нечто недоброе.

– Ваше Высочество… – пролепетал он. Вся его смелость растерялась, когда он осознал, что аркал может напрямую угрожать ему. Будто только сейчас Райс по-настоящему понял, что малагорский цирк и впрямь был подчинен не человеку.

– Ваше Высочество! – отчаянно воскликнул Грийр. – Кукловод отпустил нас! Он дал слово, что мы можем уйти, если хотим…

Бэстифар любезно оскалился, приподняв руку. Вокруг нее не появилось красного света, но братья Салих отпрянули от него. Среди остальных беглецов родился и умер испуганный вздох.

– Все верно. Он так сказал.

– Он сказал, что таков был ваш уговор! – напомнил Райс. В его голосе проскользнули панические нотки.

– Не совсем так. Видите ли, мой друг хотел, чтобы его труппа работала добровольно. И это распространяется на всех, кто остался.

Грийр неуверенно посмотрел на брата.

– Быть может, мы поспешили, Ваше Высочество? – осторожно спросил он.

– Без сомнения, – проворковал Бэстифар.

– Мы могли бы…

– Увы, нет. – Голос Бэстифара сделался суровым, глаза похолодели. – Даже если вы передумали и решили остаться, я не смогу принять вас обратно. Новый постановщик сочтет такую работу недобровольной, а я каждый раз буду думать о том, сбежите вы после очередного представления под покровом ночи или нет. Мне не нравится занимать свои мысли такими вопросами.

Райс прерывисто вздохнул. Страх проступил на его лице бледностью, руки подрагивали.

– Ваше Высочество, просто отпустите нас, прошу. Ведь ваш друг…

– Куда же делся твой обличительный тон, Райс? – перебил Бэстифар. – Испуг заставил тебя забыть о нем? – Не дождавшись ответа, аркал смиренно кивнул и продолжил: – Видишь ли, с вашим бегством есть одна проблема. И она касается не только вас.

Бэстифар заложил руки за спину и начал неспешно прохаживаться по шатру, купаясь в волнах чужого страха.

– Мой друг – странная натура. Как и все художники, надо полагать. Иногда он проявляет жесткость там, где надо проявить милосердие, и наоборот. Недавно он собирался лишить жизни сильно насолившего ему человека, и я этому помешал, потому что с той смертью могло быть сопряжено много проблем. Сегодня же он проявил милосердие и позволил вам уйти из цирка, а ведь за этим также неизбежно последуют неприятности. Слухи, которые вы можете распространить за границами Грата или всей Малагории, могут существенно навредить моему другу. Понимаете ли, я согласился на то, чтобы труппа знала о контроле данталли. Но не собирался распространять вести об этом на всю Арреду. Нам ни к чему слава цирка марионеток.

Райс набрал было в грудь воздуха, чтобы возразить, но тут же повалился наземь, подавившись собственным криком, когда вскинутая ладонь аркала засияла алым. В следующий миг остальные артисты в шатре сдавленно вскрикнули и попадали замертво.

Свет вокруг руки Бэстифара погас.

Аркал уставился на шесть безжизненных тел, лежащих перед ним, с удивлением и перевел недоуменный взгляд на свою руку. Он не предполагал, что смерть наступит так быстро. В его мыслях этот разговор должен был продлиться чуть дольше: он предполагал мольбы, споры и отчаяние беглецов. Резкая смерть гимнастов ошеломила его, Бэстифар почувствовал себя почти обиженным и обманутым и глядел на свою руку так, будто осуждал ее за спешку.

А ведь он передал гимнастам малую толику расплаты, которую Мальстен испытывал при дэ'Вере. Неужто человек настолько не способен выдерживать боль, которой боги наказали данталли? А ведь Мальстен терпел это и думал лишь о том, как бы не привлечь чужое внимание криком…

Полог шатра приподнялся, и перед Бэстифаром, вырывая его из раздумий, появился Отар Парс – командир воинов-кхалагари.

– Ваше Высочество, если позволите… – начал он, но осекся на полуслове при виде остекленевших глаз мертвых гимнастов. Реакция была молниеносной: он выхватил из ножен меч и приготовился защищать своего принца от атаки неизвестного противника.

Бэстифар нервно хохотнул.

– Успокойся, Отар, – снисходительно сказал он. – Здесь нам ничто не угрожает, оружие можешь убрать.

Парс недоуменно уставился на него, но повиновался. Он воспринимал любое слово принца как приказ.

– Что произошло? – хмуро спросил он.

– Одно досадное событие, повлекшее за собой смерть этих замечательных артистов, – спокойно ответил Бэстифар. – Теперь нужно убрать отсюда их тела и похоронить, как подобает. Я надеюсь, ты и твои люди поможете мне организовать эти похороны без особенного шума? Не хочу, чтобы их безвременная кончина стала достоянием общественности. Пусть люди запомнят их живыми.

Парс непонимающе оглядел мертвецов. Ни ран, ни пены от яда, ни несовместимых с жизнью травм он не видел, поэтому не мог взять в толк, что стало причиной их смерти. А главное, что могло оставить в их замерших глазах столько мучения и страха. Мертвецы выглядели так, будто упали замертво от испуга.

– В своей жизни я повидал достаточно погибших, – задумчиво сказал он. – Последний взгляд не всегда запечатлевает такой ужас. Позвольте узнать, кто сделал это с ними?

– Мне кажется, ты знаешь ответ, – тихо произнес Бэстифар. Его темные глаза опалили Парса угрозой. В отличие от артистов тот не испугался: он прекрасно знал, с кем имеет дело.

– Это сделали вы, Ваше Высочество?

– Да. – Бэстифар вздернул подбородок. – Эти люди представляли угрозу. Они были предателями.

Парс изумленно уставился на принца, однако быстро совладал с собой. То, что кто-то из артистов труппы цирка оказался предателем, стало для него неприятным сюрпризом. С момента приезда Бэстифара в Грат такое происходило впервые. Парс всегда слышал об артистах цирка только восторженные отзывы и похвалы со стороны принца и не мог понять, что сподвигнуло их, – купавшихся в милости и славе, – на предательство.

– Желаете, чтобы я позже доставил вам остальных артистов для допроса, Ваше Высочество? – спросил Парс.

– Нет, в этом нет необходимости, – качнул головой Бэстифар.

– Вы уверены, что больше никто из них не представляет угрозы?

– Уверен.

– А ваш, – Парс чуть помедлил, подбирая слово, – гость?

Бэстифар прищурился, глядя в серьезные глаза командира кхалагари. Отар Парс, узнав о том, какого гостя и откуда привез принц, сразу отнесся к Мальстену настороженно, хотя суеверным страхом по отношению к данталли никогда не отличался. Он ждал от анкордского кукловода вполне человеческих подвохов.

– А что «мой гость»? – требовательно спросил Бэстифар.

Парс не стал медлить с ответом.

– Артисты труппы всегда были вам верны, Ваше Высочество. Лишь с приходом Ормонта в них обнаружилась угроза. Я не верю в подобные совпадения, учитывая, что ваш гость – искусный кукловод.

Бэстифар поморщился и приподнял руку, призывая кхалагари замолчать.

– Отар, ты предвзят и мыслишь узко. Сегодня Мальстен был представлен труппе открыто, и некоторые артисты попросту не поддержали идею участвовать в его постановках. Мальстен любезно отпустил их, однако я – счел это решение опрометчивым. Эти люди могли разнести о цирке и о моем друге ненужные слухи по стране. А я поклялся, что огражу Мальстена от неприятностей. Это я и сделал. И сейчас вместо того, чтобы тратить время на действительно важные дела, я трачу его на этот бессмысленный разговор с тобой.

Парс терпеливо вздохнул и покорно склонил голову.

– Прошу простить, Ваше Высочество.

– Все в порядке, – быстро остыл Бэстифар. Не считая нужным продолжать беседу, он зашагал к выходу из шатра. Обернулся он уже у самого выхода. – Кстати, Отар, когда закончишь, мне понадобится шестеро крепких, но не грузных кхалагари. Райса и его команду придется заменить, и мне нужны физически развитые, выносливые люди. Думаю, на первое время кхалагари подойдут идеально.

Парсу стоило больших усилий не выказать того удивления, которое у него вызвал такой приказ. Он коротко кивнул.

– Будет сделано, Ваше Высочество.

– Чудно! – невинно улыбнулся Бэстифар и покинул шатер.

Глава 9

Грат, Малагория

Седьмой день Реуза, год 1483 с.д.п.

Ночь постепенно окутала вечно бодрствующий Грат мягким сизым покрывалом и наполнила его голосами тех, кто предпочитал проводить время на улицах под покровом темноты. Впрочем, в Грате никогда не было по-настоящему темно и по-настоящему тихо. Город не спал. Город пульсировал, шумел и дышал, будто пребывая в извечном празднике.

Голос ночного Грата, доносящийся из окна, смешался для Мальстена с голосом циркового распорядителя в единый звуковой фон. Он поймал себя на том, что уже несколько минут не может сосредоточиться на речи Левента, и попытался усилием воли вернуть себя в русло разговора.

По счастью, Левент тоже отвлекся на звуки ночного города и умолк, рассеянно уставившись в окно.

– Великий Мала, уже глубокая ночь, – пробормотал он. – То-то у меня так пересохло горло. Мы с вами так долго обсуждали программу, господин Ормонт!

Мальстен улыбнулся и почувствовал, что улыбка вышла неловкой и неестественной. То, что Левент назвал обсуждением, куда больше походило на монолог. Распорядитель говорил долго, растягивая мысль, пока не заканчивался воздух в легких, затем судорожно вдыхал и продолжал. Поначалу Мальстен пытался вслушиваться с усилием, но быстро понял, что Левент смотрит в стену намного чаще, чем на собеседника, и немного расслабился. На третий час этого «разговора», за который ему удалось вставить всего несколько слов, Мальстен беззастенчиво водил карандашом по бумаге, почти не слушая рассказчика и выводя очертания будущего номера для гимнастки Ийсары. В уголках листа притаились и наброски других номеров, которые Мальстен живо себе представлял. Программа, которая приходила ему в голову, сильно отличалась от той, о которой уже несколько часов толковал Левент, но высказать это оказалось нелегкой задачей.

– Итак, на чем мы остановились? – спросил цирковой распорядитель, судорожно втянув в себя воздух для нового витка монолога. Этот вдох был почти истерическим, как будто Левент тонул в своем желании продолжать говорить. Поначалу от этого звука Мальстена даже пробирала дрожь, но сейчас он почти привык.

Припомнить, на чем замолк монолог, оказалось непросто. Мальстен встрепенулся и с усилием нахмурился, напрягая память.

– Вы… кажется, описывали один из старых номеров Райса на трапеции, – сказал он наугад.

Левент энергично закивал. Мальстен не был уверен, что верно припомнил последнюю тему разговора, но точно знал, что тема ухода Райса и его команды всплывала уже несколько раз и неизменно сопровождалась причитаниями Левента. Похоже, он был не против проговорить это еще раз.

Только привитая воспитанием вежливость не позволяла Мальстену вслух взмолиться богам о том, чтобы этот «разговор» закончился. Про себя он делал это уже не единожды.

– Господин Ормонт, вы ведь запоминаете номера, о которых я рассказываю? – Вопрос Левента вырвал Мальстена из раздумий. Заметив, что он то и дело погружается в свои мысли, Левент неодобрительно покачал головой и заговорил с назиданием: – Вам это может казаться пустяком, но вы попросту не понимаете, какой большой потерей для нашего цирка является уход Райса и его гимнастов! Если мы с вами не придумаем, как восполнить этот уход…

Наконец, Мальстен не выдержал и перебил Левента:

– Прошу простить, что прерываю вас, но у меня есть кое-какие наброски. Не знаю, как много вам расскажут эти схематичные рисунки, но, поверьте, я прекрасно знаю, как это воплотить.

Несколько минут в комнате висело напряженное молчание. Левент, похоже, не привык, чтобы его прерывали. Трудно было представить, как он уживался с Бэстифаром.

– Позволите взглянуть? – Левент нахмурился, нетерпеливо вытянул вперед руку, но, не сумев подождать, пока Мальстен протянет ему бумаги, прошагал к столу и взял их сам. Глаза впились в рисунки с жадным придирчивым прищуром. Он изучал наработки Мальстена несколько минут, затем лицо его удивленно вытянулось. – Я верно понимаю: вы хотите, чтобы в этом номере артистка работала в воздухе? – спросил он, указывая на один из набросков. Дождавшись кивка, он вновь вгляделся в рисунок с недоверием. – Я не совсем понимаю, на каком снаряде вы хотите это осуществить, господин Ормонт. В нашем цирке ничего подобного нет. Вы где-то видели такое?

– Нет. – Мальстен позволил себе улыбнуться. – Именно поэтому подумал, что это может быть неплохой идеей. Я предполагаю здесь два широких полотна слабо тянущейся ткани, подвешенных к куполу цирка. Если бы гимнастка…

– Ийсара? – уточнил Левент, перебив его. Интонации звучали неоднозначно, и Мальстен смущенно опустил взгляд.

– Кажется, так зовут девушку, которая содействовала мне во время демонстрации, – тихо сказал он. – Если бы она согласилась участвовать в подобной постановке, мне кажется, ей бы это подошло.

Левент посмотрел на Мальстена долгим требовательным взглядом, а затем тоскливо вздохнул.

– Кажется, вы планируете программу, которая сильно отличается от моей…

Мальстен слегка поморщился. Как ни старался он быть вежливым и не обижать этого человека, тот все равно воспринял его идеи как интервенцию.

– Не поймите меня превратно, – мягко начал Мальстен, – я ни в коем случае не умаляю ваших талантов и заслуг, но, нанимая меня постановщиком, Бэс… Его Высочество хотел от меня новаторства и экспериментов. Боюсь, если я поставлю программу, ничем не отличающуюся от прежней, я не сумею ему угодить. Вы понимаете меня?

Левент понимал, это было заметно по тому, как изменился его взгляд. Не укрылось от него и то, что данталли позволяет себе называть принца фамильярным «Бэс» и натужно исправляется на «Его Высочество». Левент явно не одобрял этого, но не решался высказаться против, потому что не знал, как к этому относится сам Бэстифар.

– Понимаю, – нехотя ответил он. – Его Высочество довольно требователен. И придирчив. Если у него есть на ваш счет ожидания, господин Ормонт, ему будет очень трудно угодить. И, полагаю, очень страшно не угодить.

Мальстен склонил голову, пытаясь понять, действительно ли этот человек решил прибегнуть к угрозам.

– Поверьте, – доверительно произнес он, – я в курсе.

Левент поджал губы.

– Что ж, в таком случае не буду больше утомлять вас беседами, господин Ормонт. Доброй ночи.

Он поспешил покинуть комнату, не дожидаясь ответного пожелания.

Да, завоевать здесь всеобщее доверие будет непросто, – с досадой подумал Мальстен.

Глава 10

Бродя по путанным коридорам дворца, Мальстен думал о разговоре с Левентом. Он не понимал, как может распорядитель цирка, работа которого заключается в подогревании интереса публики к представлению, быть настолько неинтересным собеседником в обычной жизни. Мальстен впервые сталкивался со столь контрастными проявлениями человека.

Может, в сценическом образе и я могу быть тем еще весельчаком? – с улыбкой подумал он, вспоминая, как часто Бэстифар упрекал его в излишней мрачности.

Погрузившись в свои мысли, Мальстен в последний момент успел уклониться от столкновения с человеком, внезапно появившимся перед ним за очередным поворотом коридора.

Случайным встречным оказался командир воинов-кхалагари – верный страж Бэстифара Отар Парс, невзлюбивший Мальстена со дня знакомства. Впрочем, неприязнь Парса не казалось настолько сильной, чтобы вынудить его обнажить при встрече меч, а сейчас он поступил именно так. Мальстен нахмурился и демонстративно отступил на шаг. Руки он поднимать не спешил: был уверен, что кхалагари воспримет этот жест как угрозу со стороны данталли.

– Командир Парс, – вместо приветствия обратился он. – Людям во дворце следует быть осторожными: они рискуют случайно натолкнуться на ваш клинок.

Мальстен надеялся, что сумел обратить эту странную ситуацию в шутку, но кхалагари отчего-то не спешил убирать меч в ножны, хотя узнал гостя принца с первого взгляда и ни с кем его не спутал.

– Далеко не на каждого я направлю меч, Ормонт, – процедил Парс. Угрозу в его голосе мог не распознать разве что глухой. – Только на тех, за кем приходится убирать трупы.

Мальстен оторопел. Не услышать обвинение в словах Парса было невозможно, но он понятия не имел, в чем его вина.

– При всем уважении, командир, вы явно что-то перепутали. Я не…

– Да, знаю, ты лично никого не убил, – перебил Парс. – Ты сделал это руками Его Высочества. И не надо притворяться, что не понимаешь, о чем я говорю.

Догадавшись, к чему клонит малагорец, Мальстен почувствовал, как кончики пальцев рук медленно начинают холодеть.

– Гимнасты? – спросил он севшим голосом.

– Не строй из себя оскорбленную невинность, Ормонт. Я никогда не поверю, что кукловод, управлявший целой сотней человек во время войны, настолько наивен! – Губы Парса искривились в презрительной гримасе. – Его Высочество не видит в тебе опасности, не замечает твоих манипуляций и даже зачем-то взялся тебя защищать. Но я – знаю, что ты такое, Ормонт. И, поверь, я глаз с тебя не спущу.

Не дав Мальстену вставить ни слова, Парс убрал меч и решительно зашагал прочь по коридору дворца. Роскошные стены не отразили эхо его тихих угроз, но Мальстену казалось, что он слышит слова Парса снова и снова. Весть о смерти гимнастов ошеломила его, оба сердца неровно забились в груди, тело попеременно обдало волнами жара и холода.

Почти бегом Мальстен бросился вперед по коридору. Он не знал, верно ли выбрал дорогу, но сейчас доверился инстинктам и помчался на поиски Бэстифара наугад.

Принц встретился ему у комнаты, в дверях которой недавно состоялась напряженная встреча с Карой.

– Бэс! – резко окликнул Мальстен, пока тот не скрылся из виду. Неровный перестук сердец отдавался у него в висках, лицо пылало от злости.

Бэстифар удивленно уставился на него и улыбнулся.

– Мой друг! Ты какой-то… всклокоченный. В чем дело? Неужто Левент тебя так замучил?

– Есть разговор, – серьезно сказал Мальстен. Его тон не предполагал никакого веселья, однако Бэстифар старательно этого не замечал. Он уже собирался что-то сказать в ответ, когда дверь комнаты рядом с ним приоткрылась, и за ней показалась Кара, одетая в легкий зеленый шелковый халат, расшитый золотым бисером.

– Мальстен, – ядовито окликнула она. – Неужто ты снова потерял свою комнату?

Ее взгляд многозначительно призывал данталли как можно скорее убраться отсюда прочь и припомнить ее недавнее наставление. Бэстифар, похоже, разделял ее мнение на этот счет.

– Мой друг, это, наверняка, может подождать, – примирительно сказал он. Но Мальстен не собирался идти у него на поводу после того, что услышал от Парса, и уж тем более не собирался потакать капризам его высокомерной любовницы.

– Нет, это не может подождать, Бэс. Нужно поговорить. Сейчас. – Последнее слово он произнес с особым нажимом.

Несколько мгновений аркал недоуменно смотрел на него, пытаясь понять, что могло его так разозлить. Так и не сумев найти внятного объяснения, он глубоко вздохнул и повернулся к Каре.

– Дорогая, будь любезна, подожди меня несколько минут.

Кара возмущенно округлила глаза, однако тут же совладала с собой и вернулась в комнату, нарочито громко хлопнув дверью.

Бэстифар потер переносицу и выжидающе сложил руки на груди.

– Что ж, мой друг, надеюсь, это того стоит. Излагай. Только, желательно, быстро.

– Может, это ты мне хочешь кое-что рассказать? – прищурился Мальстен, также сложив руки на груди и испепеляюще уставившись на него. – Ты решил строить новый цирк на костях его артистов?

Бэстифар приподнял брови.

– Вот это заявление на ночь глядя!

– Не делай из меня идиота, Бэс! Ты думал, я не узнаю о том, что гимнасты мертвы? Только сегодня ты убеждал меня, что мой дар может приносить не только смерть, и в тот же день собственными руками убил шестерых человек, которых я отпустил, потому что они не захотели быть марионетками!

– Вот оно, значит, как, – задумчиво пробормотал Бэстифар, выслушав обвинительную речь друга. Он не удивился и не попытался отпираться, хотя в глубине души Мальстен питал надежду на один из этих исходов. – И кто же тебе проболтался? Отар или те, кто помогал убирать тела?

– Проклятье, Бэс, какое это имеет значение? – вскинулся Мальстен. – Зачем ты это сделал?

Аркал примирительно приподнял руку и качнул головой.

– Так, друг мой, для начала остынь, – сказал он. – И давай разберемся по порядку. Во-первых, лично твой дар никому смерти не принес. Принес мой, и я считаю, что это совершенно тебя не касается.

Мальстен едва не лишился дара речи от такого заявления.

– Что?! Ушам своим не верю! Бэстифар, это касается меня напрямую! Я обещал этим людям – прилюдно! – что никого не трону, если они решат уйти.

– Ты и не тронул, – криво ухмыльнулся Бэстифар. – Не понимаю, в чем проблема. Ты ведь свое обещание сдержал.

– Но ты – не сдержал свое. Ты ведь поддержал меня, когда я сказал, что участие артистов должно быть добровольным, и…

– И все, кто согласился участвовать в твоих представлениях, сделали это по доброй воле, разве нет? – перебил аркал.

– Так не пойдет, Бэс! – решительно заявил Мальстен. – Не на такую работу в цирке я соглашался тогда, в Кальтце.

Бэстифар глубоко вздохнул.

– Тогда, в Кальтце, ты ни на какую работу не хотел соглашаться, если помнишь. Мы договорились, что ты попробуешь проявить себя в качестве постановщика и уйдешь, если ничего не выйдет. У тебя вышло, и ты получил работу. Какое из условий, оговоренных тогда, я нарушил?

Мальстен прерывисто вздохнул, сжав руки в кулаки.

Бэстифар шагнул к нему, продолжая самодовольно скалиться.

– Что до тех, кто отказался работать при новых порядках, я вовсе не подтверждал им твое обещание безопасности от своего имени. А те слухи, которые они могли разнести, покинув Грат или Малагорию, повлекли бы за собой серьезные проблемы.

– Ты убиваешь каждого, кто скажет тебе хоть слово поперек? – вспыхнул Мальстен.

Бэстифар закатил глаза.

– Вовсе нет. Ты-то еще жив!

Мальстен угрожающе уставился на него исподлобья.

– Плохая шутка, Бэс.

– А я и не шучу, – покачал головой аркал. – Каждый из этих артистов с самого начала знал, кто я такой и каким обладаю нравом, но они приняли правила игры на моей территории. И ты их принял, когда согласился приехать сюда. Не скрою, ты на особом счету, но артисты труппы – мои подданные, и то, как я с ними поступаю, тебя не касается.

– Это подданные твоего отца, Бэс. Не твои, – холодно напомнил Мальстен.

Глаза аркала нехорошо сверкнули. Было видно, что он с трудом сдержал накатившую волну гнева и не проучил наглеца своим излюбленным способом.

– Все, что происходит в цирке, – медленно процедил он сквозь зубы, – к моему отцу не имеет никакого отношения. Во время выступлений арена твоя, но в остальное время цирк – только моя территория. Ни ты, ни малагорский царь, ни весь Совет Восемнадцати не в праве указывать мне, что с ней делать. Это понятно?

Лицо Мальстена сделалось непроницаемым от этих слов.

Коридор погрузился в звенящую тишину. Молчание подпитывалось распалившейся злостью Бэстифара и притупляло ее. Несколько мгновений спустя он понял, что сказал и как данталли может на это отреагировать. На его губах появилась досадливая ухмылка.

– Вот я и проштрафился, верно? – спросил он. Мальстен не ответил, лишь вопрошающе изогнул бровь, продолжая глядеть хмуро и с осуждением. – Сейчас ты, скорее всего, молча развернешься и уйдешь. А ночью соберешь вещи и покинешь Грат. Ты не привык находиться в том положении, в которое я тебя поставил, я это знаю. И, пожалуй, я уже сделал все, чтобы спугнуть тебя.

Мальстен глубоко вздохнул. Пока Бэстифар не озвучил это, он и впрямь думал так поступить. Теперь это далось бы ему во много крат тяжелее.

– Ты хорошо меня знаешь, – тихо сказал он.

– Значит, сбежишь? В какую-нибудь глушь на материке?

– А ты пошлешь за мной группу кхалагари, чтобы убить, потому что я не принял твою позицию?

Из груди Бэстифара вырвался нервный смешок. Он устало потер глаза и прислонился спиной к стене. Рука безвольно опустилась, удрученная улыбка, которая будто забыла, что ей не время сейчас появляться, никак не сходила с лица.

– Ты действительно думаешь, что я на это способен? – спросил он.

– Я понятия не имею, на что ты способен, Бэс, в том-то и проблема, – ответил Мальстен, отходя к противоположной стене и тоже прислоняясь к ней спиной.

– Выходит, я действительно поторопился с Райсом и его людьми. Теперь я останусь и без гимнастов, и без постановщика. Мой цирк понесет большие убытки, представления придется отменить.

Мальстен поморщился.

– Не понесет твой цирк никаких убытков, успокойся. Я не уйду.

Бэстифар недоверчиво посмотрел на него.

– В чем подвох?

– Ни в чем, – покачал головой Мальстен.

– Значит, мы… просто забудем об этом досадном недоразумении? – аккуратно спросил Бэстифар, получив в ответ еще один осуждающий взгляд.

– Я никогда не одобрю таких методов, если буду иметь к этому хоть какое-то отношение. Прямое или косвенное – неважно. Слишком много смертей уже пришло на Арреду посредством моего дара. Я не хочу, чтобы так продолжалось, чьими бы руками это ни творилось, Бэс. Ты должен это понимать.

– Допустим, – кивнул принц.

– Поэтому мне придется взять с тебя обещание, что ты больше не тронешь никого, кто решит поступить так же, как Райс и его люди. Иначе я ухожу.

Аркал нервно передернул плечами, из груди вновь вырвался короткий смешок.

– Дожили! Мой гость ставит мне условия и дает мне испытательный срок в моем собственном цирке.

– Мы договорились? – подтолкнул Мальстен.

– Бесы с тобой, договорились! – махнул рукой Бэстифар. – Даю слово, что больше ни один артист, который решит покинуть труппу, не пострадает от моей руки. Надеюсь, слова тебе достаточно? Или составишь бумажный договор?

Данталли невесело усмехнулся, проигнорировав едкость последнего вопроса.

– Рад, что мы поняли друг друга, Бэс.

– Рад он! – закатил глаза аркал. – Скройся, будь так добр! Если у тебя закончился поток претензий, то мне пора за эту дверь – выслушивать новый.

Мальстен нервно усмехнулся и, не ответив принцу, направился к своим покоям.

Глава 11

<настоящие дни>

Сельбрун, Крон

Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Столько лет прошло с тех пор, как Бенедикт впервые переступил порог этого кабинета, а воспоминания о том дне были живы, как если бы все случилось вчера. Лишь видимые изменения во внешности Карла Бриггера напоминали о минувших годах. Время не пощадило старика: выглядел он так, будто мог рассыпаться от слабейшего порыва ветра. С последней встречи с Бенедиктом Карл Бриггер заметно осунулся, волосы поредели и окончательно поседели, а взгляд сильно прищуренных глаз, вокруг которых собралось множество мелких морщинок, потускнел.

Неужто через два десятка лет и меня ждет такая немощь? – с ужасом подумал Бенедикт, подходя ближе к расположенному у окна столу главы Культа. Он постарался не показать, как вид Бриггера удручает его, но невольно хорохорился и молодился, мысленно расширяя пропасть между собой и стариком. Поясница, как назло, то и дело стреляла заунывной болью, и Бенедикт стискивал зубы, проклиная бешеную восьмидневную гонку.

Киллиан тенью держался подле своего наставника: стоило переступить порог кабинета, как он притих. Лицо сделалось отстраненным, и Бенедикт понял, что ученик погрузился в воспоминания, которые так часто мучили его в кошмарах. Немудрено, ведь именно те ужасные события предшествовали его вступлению в Культ.

– Здравствуй, Карл! Как здоровье? – нарушил тягостное молчание Бенедикт, почтительно склонив голову перед стариком.

– Не дождешься, – надтреснутым, но на удивление бойким голосом отозвался жрец Бриггер, одарив его щербатой улыбкой. – Рорх заждалась меня на Суде Богов, но я не очень-то тороплюсь на встречу с ней.

Он приподнялся с кресла, выказывая уважение своему посетителю, и протянул подрагивающую от старости руку. Бенедикт пожал ее и услышал хруст суставов, когда Бриггер с облегчением опустился обратно.

– Чем дольше ты протянешь с этой встречей, тем лучше, – кивнул Бенедикт. – Но я спрашиваю не из вежливости, Карл. Выглядишь ты неважно.

– Доживи до моих лет! Я посмотрю, как ты будешь тогда благоухать здоровьем, – проворчал Бриггер. – Если говорить начистоту, то и ты выглядишь паршиво.

– Помилуй, мы только с дороги! – отмахнулся Бенедикт. Он не хотел развивать эту тему, поэтому отступил в сторону и позволил старику рассмотреть Киллиана. – Ты, к слову, помнишь жреца Харта?

– На память я еще не жаловался, – бросил Бриггер, придирчиво щурясь. – Смельчак из Талверта, которому пришлось доказывать свою человечность, порезав руку над моим столом. Громкая вышла история.

Отчего-то упоминание «громкой истории» задело Бенедикта.

– Странно, что я об этом ничего не знал, пока Харт сам не рассказал мне, – заметил он.

Карл Бриггер отмахнулся.

– Ты всегда слишком ревностно относился к службе, Бенедикт. Всё знать и везде поспевать невозможно. Да и не нужно. – Он откинулся на спинку кресла. – Дай угадаю: ты хочешь записать его в свою команду?

– Для начала я хочу его обучить, как подобает. В Олсаде, если хочешь знать мое мнение, просто отвратительно готовят жрецов, они ни на что не годятся.

Бенедикт почувствовал, как обиженный взгляд Киллиана обжег ему затылок, но предпочел это проигнорировать.

– Да, я получил сообщение Урбена о смерти его людей. Но, насколько я понял, всему виной в Олсаде была не неподготовленность жрецов, а чрезвычайные обстоятельства.

– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить.

Сердце Бенедикта забилось чаще от волнения. Каждый день в дороге он мысленно готовил себя к этому разговору и не представлял, что услышит в ответ на свои вопросы. Бриггер не выглядел обеспокоенным в связи с отчетом из Олсада, и именно это сейчас настораживало. Если все под контролем, и прорывы данталли сквозь красное для Культа не новость, почему тогда он – Бенедикт – ничего об этом не знал? Если же Карл попросту не осведомлен о возможностях этих монстров, стоит начать всерьез опасаться за его здоровье, потому что новость будет ошеломляющей.

– Я так и понял, – посерьезнел Бриггер, указывая Бенедикту на кресло прямо напротив стола. – И, чувствую, разговор будет непростой, поэтому лучше присядь. Жрец Харт, ты тоже. Стул у стены. Возьми его и сядь рядом с нами. – Старик понимающе кивнул, глядя на Бенедикта. – Я так понимаю, ты не собираешься держать от него в тайне то, что здесь услышишь?

– Правильно понимаешь, – ответил тот, не в силах отделаться от дурного предчувствия.

– Что ж, так тому и быть. Начнем с того, что наши агенты в дэ'Вере в связи с этим случаем направили для тебя подробный отчет о семействе Дэвери. Я его отложил, сможешь изучить, когда сочтешь нужным.

Бенедикт нахмурился, не обрадовавшись перемене темы.

– Это подождет, – сказал он. – Карл, ты ведь получал все мои запросы о поднятии архивов Культа на предмет прорывов данталли сквозь красное?

Старик почти равнодушно кивнул.

– Разумеется. Все подобные запросы проходят через головное отделение. Тебе ли не знать, Бенедикт? К слову, все нужные сведения уже должны были прийти твоим людям в Олсад. Через эревальну я направил им указ не распространять полученную информацию, дабы не поднимать среди наших людей лишнюю тревогу. Урбен тоже получил такое указание.

Бенедикт изумленно вскинул брови, не поверив собственным ушам.

– Будь я проклят! Ты знал?!

Киллиан, сидевший все это время без движения, вздрогнул от резкого выкрика своего наставника.

– Не нужно этого обличительного тона, Бенедикт. – Бриггер жестом призвал к спокойствию. – О том, что прорывы данталли сквозь красное изредка случаются, я, разумеется, знал. И хотя сообщение Урбена было весьма расплывчатым, я прекрасно понял, что именно такой прорыв послужил причиной смерти олсадских жрецов.

Бенедикт громко выдохнул, с трудом справившись с нахлынувшей злостью.

– Потрясающая проницательность, – процедил он.

– Не горячись, – примирительно сказал старик, пожав плечами. – Поверь, мне это событие тоже видится весьма прискорбным, но такое случается. Жрецы гибнут. Причем не только в момент прорывов сквозь красное. Существа, за которыми мы охотимся, и без того очень опасны, и каждый из погибших в Олсаде осознавал риск, когда вступал в Красный Культ.

– Верно, – сказал молчавший до этого Киллиан. – Но все мы считали, что цвет наших одежд для данталли непроницаем, это вбивали нам в головы во время обучения. А выходит, что это не так.

Бриггер устало потер переносицу и глубоко вздохнул.

– Это так, – возразил он. – В большинстве случаев. Данталли прорывались сквозь красное не более десятка раз за последние триста лет, когда находились во власти неконтролируемого страха или отчаяния. До подобного состояния доходили все демоны, бывавшие на наших допросах, но разве всем им удавалось совершить прорыв? – Он дождался, пока его оппоненты отрицательно покачают головами в ответ, и завершил свою мысль: – Как я уже упоминал, подобные прорывы происходят изредка.

– Настолько, что об этом меньшинстве случаев было решено попросту не сообщать? – угрожающим низким голосом произнес Бенедикт.

– Цитирую тебя: потрясающая проницательность, – невесело усмехнулся Бриггер.

Бенедикт сжал руки в кулаки, резко поднявшись со своего места и упершись в стол главы Культа.

– Проклятье, Карл, и как это понимать?!

– Как превентивные меры против излишнего суеверного страха перед данталли, которым и без того пронизана вся Арреда. И пока эти меры, принятые, к слову, задолго до меня, приносили свои плоды. Наши жрецы и без того понимают, что борются с опасными существами, но они идут на этот риск и зачастую выходят победителями – красные одежды дают им достаточную защиту.

– Достаточную, но не полную, и об этом стоило предупредить! Нам с самого начала обучения вбивали в голову заведомо ложную информацию! – с жаром воскликнул Бенедикт.

– Поверь, если б все жрецы знали о возможности прорыва, они содрогались бы от страха перед каждым данталли и излишне осторожничали, даже там, где это не нужно. А практической пользы от работы всего Красного Культа было бы в разы меньше. Ты это понимаешь?

– Понимаю, – нехотя ответил Бенедикт. – Но хоть старшим жрецам ты обязан был сообщать о прорывах! В Олсаде ни Леон, ни даже я не были готовы к такому повороту событий!

Бриггер поджал губы и соединил подушечки пальцев.

– Некоторые старшие жрецы прекрасно осведомлены об этой проблеме.

– Но я в их число не вхожу? – вспыхнул Бенедикт.

– Не входишь, – кивнул старик. – По подобным случаям созывается специальная комиссия, состоящая из старших жрецов крупных отделений Культа…

– … вроде Хоттмарского…

– … с большим опытом…

– … вроде моего…

– … и меньше занятых в оперативной работе, Бенедикт, – стерпев то, что его неоднократно перебили, закончил Бриггер.

На несколько мгновений кабинет погрузился в звенящую тишину. Бенедикту казалось, что его бешено колотящееся сердце, каждый удар которого отдавался в висках, слышат все присутствующие.

– Я тебя правильно понял: ты не говорил мне, потому что не хотел, чтобы я осторожничал на оперативной работе? – с трудом сохраняя голос ровным, спросил он.

Взгляд тусклых глаз Карла Бриггера сделался холодным и колким.

– Я не говорил тебе, потому что не видел в этом смысла. Что бы изменилось, знай ты об этих редких случаях, Бенедикт? – с нажимом на слово «редких» спросил он. – Позволь предположить: твое возросшее с годами чувство справедливости заставило бы тебя разнести эту тревожную весть по всей Арреде, причем не только среди жрецов Культа. В итоге данталли стали бы предметом всепоглощающего ужаса – даже у мирного населения, и пользы от этого не было бы никакой. Это притом, что сам ты вряд ли бы всерьез осторожничал. Напротив, я уверен, ты бросался бы на охоту с еще большим рвением, потому что смерти ты никогда не боялся, и те, кто следуют за тобой, тоже не боятся ее.

От негодования на щеках Бенедикта проступили красные пятна.

– То есть, ты считаешь меня обычным фанатиком с факелом наперевес?

– Нет, Бенедикт, я считаю тебя опаснейшим из таких фанатиков, потому что за тобой готова следовать толпа. Ты способен пойти на любой риск. Ты выбиваешь из данталли и их пособников всю возможную информацию на допросах, в этом тебе нет равных, и именно поэтому я не ставил тебя в известность. Подумай: вот теперь ты знаешь о прорывах наверняка, знаешь, что они случаются. Что изменилось? – Бриггер сочувственно качнул головой. – Хочешь сказать, ты теперь оставишь попытки добраться до того данталли, с которым столкнулся в Олсаде из осторожности?

Бенедикт устало опустился обратно в кресло, потерев занывшие виски. Он почувствовал себя постаревшим, и боялся, что вот-вот лишится чувств.

– Вот видишь? Что и требовалось доказать, – снисходительно улыбнулся Бриггер. – Я вижу, как ты расстроен, Бенедикт. Но спешу напомнить тебе: твоя неосведомленность нисколько не умаляла твоей важности для Красного Культа все это время. Ты фактически незаменим, ты – самый известный жрец на Арреде, ты прирожденный лидер, но ты…

– … расходный материал, как и мы все, – тихо закончил за него Киллиан.

Бриггер поморщился и посмотрел на него осуждающе.

– Этого я не говорил. – Несмотря на напускную строгость, эти слова звучали как попытка оправдаться.

– Даже если б вы сказали это мягче, сути бы это не изменило, разве нет? – парировал Киллиан с абсолютно невозмутимым выражением лица. Бенедикт многозначительно посмотрел на него, но тот предпочел это проигнорировать.

– Почтения к старшим тебе жрец Леон так и не привил, юноша, – недовольно хмыкнул старик.

– Сейчас уровень моего почтения к старшим соответствует ситуации.

– Двадцать четыре года… – едва слышно произнес Бенедикт, не позволив главе Культа продолжить спор с молодым жрецом.

– Прости? – переспросил Бриггер.

– Двадцать четыре года, Карл! Вот сколько лет я отдал службе, лишь чудом минуя опасность нарваться на такого данталли! И ладно бы я подвергал этому риску себя одного, так ведь нет – за мной, как ты и сам отмечаешь, шли люди, которые были уверены в моих знаниях, в моей осведомленности…

– Брось, Бенедикт, – усмехнулся Бриггер. – Ты всерьез переживаешь за свой авторитет в глазах команды? Они с тобой уже много лет. Новость о твоей неосведомленности их преданность не подорвет.

– И много еще таких сведений, о которых я понятия не имею?

Бриггер посуровел и покачал головой.

– На этот вопрос я не стану отвечать, и ты прекрасно знаешь, почему, – сказал он. Заметив, что Бенедикт вновь собирается обрушить на него поток негодования, он остановил его жестом. – Послушай, я понимаю, что сейчас ты собираешься вывалить на меня кучу претензий и обвинений. Что ж, я принимаю их. Теперь мы можем созвать комиссию, которая заставит меня уйти с поста. Можем разругаться. Можем повоевать, но на деле ты понимаешь, что я нужен тебе для поддержки и продвижения твоих нововведений, а ты нужен мне как лучший палач. В свете этого мораль нашего разговора сводится к одному простому выводу: теперь ты обладаешь желаемой информацией, и на этом – точка. Больше ничего от этого не изменится.

– Изменится, – возразил Бенедикт. – Мне кажется, ты и сам не до конца понимаешь, какую опасность несет в себе эта информация. Пренебрежительное отношение к ней может стоить жизни множеству людей, и сейчас я говорю не только об опасности для жрецов. Я говорю об опасности в мировом масштабе, Карл.

– Во имя богов, не сгущай краски! – закатил глаза Бриггер.

– Это сделал Мальстен Ормонт. – Слова, напоминающие приговор, прогрохотали в кабинете главы Культа подобно грому. Старик побледнел и недоуменно вытаращился на Бенедикта. Тот выдержал достаточно долгую паузу, чтобы Бриггер успел осознать услышанное, и продолжил: – Там, в Олсаде, анкордский кукловод убил пятнадцать человек, прорвавшись сквозь красное. И не в панике и отчаянии, а с холодной головой. Он сделал это играючи, Карл. Так, будто проворачивал такое не раз и не два. А теперь давай еще раз поговорим о «пустяках».

Бриггер осунулся на глазах и растерянно вжался в спинку кресла, будто желая спрятаться в ней. Его голова безотчетно закачалась из стороны в сторону: он отказывался принимать то, что услышал. Слова поспели за реакцией тела несколько мгновений спустя.

– Этого просто не может быть, – обреченно прошептал он.

– Может. Так и было, – мрачно подтвердил Киллиан.

Бенедикт поднялся со своего места, заложил руки за спину и принялся мерить шагами кабинет. Он даже не пытался скрыть победную улыбку: теперь он чувствовал себя правым и наслаждался этим, залечивая своим триумфом испытанную обиду. Он не собирался жалеть старика.

– Я не знаю, каким образом ему удалось научиться так мастерски прорываться сквозь защитный барьер. Не знаю, скольких человек в красном он может контролировать единовременно, но знаю одно: за такой контроль он должен будет расплатиться так жестоко, что вполне может не выдержать боли – особенно, если учитывать его работу с аркалом в прошлом. Вполне возможно, лишь поэтому он еще не явился прямиком в головное отделение Культа и не заставил нас всех единовременно перерезать себе горло. Но есть новость еще хуже: сейчас Мальстен Ормонт направляется в сторону Малагории. К аркалу, который такую боль может забрать. Понимаешь, чем нам это грозит?

Бриггер нахмурился и попытался взять себя в руки.

– Постой, но ведь ты какое-то время назад докладывал, что между ними произошла крупная размолвка, заставившая Ормонта покинуть Малагорию. Что-то изменилось?

Бенедикт пожал плечами.

– Не знаю. Полагаю, что нет. Похоже, аркал охотится за Ормонтом: в Прите мы нашли тела убитых кхалагари. Они явно приходили туда за ним – больше не за кем.

– Значит, аркал не станет ему помогать, – с надеждой сказал Бриггер.

Бенедикт посмотрел на него снисходительно, как на школяра, которому прощал невыученный урок. Такая недальновидность была характерна для Карла Бриггера, только когда он был до жути напуган. А сейчас он чувствовал себя именно так.

– Не стоит забывать, что Ормонт – искусный кукловод. И даже у аркала не будет против него оружия.

– Если они объединятся, это станет катастрофой…

Бенедикт кивнул в ответ на сокрушенные слова старика.

– Именно. И Ормонта нужно остановить.

– Как? – понуро спросил Бриггер. – Ты только что описал ситуацию, при которой у нас не находится на него никакой управы. Перехватить его по дороге в Малагорию не получится, так как ни у кого из жрецов нет защиты. И, даже если она существует, подготовить ее мы не успеем. А на том берегу Большого моря мы и вовсе лишены полномочий! Мы беспомощны!

Голос главы Культа возрастал до истерических ноток и скрипел сухим деревом в пламени очага. Бенедикт улыбнулся: это был именно тот эффект, который он надеялся произвести. Настал черед вынимать из рукава оставшиеся козыри.

– Я так не думаю, – заговорщицки улыбнулся он. – Знаешь, этот аркал давно был для нас серьезным препятствием. Что, если нам удастся убедить Совет, что пожиратель боли, силой захвативший трон и держащий в страхе целую страну, явился причиной многих бед еще во время Войны Королевств?

Бриггер встрепенулся, пытаясь угнаться за мыслью Бенедикта.

– Постой, я не совсем понял, какой совет ты имеешь в виду? Уж не Совет ли Восемнадцати?

– Именно его.

– Ты хочешь, – Бриггер помедлил, – убедить Совет Восемнадцати объявить войну Малагории, чтобы свергнуть аркала с трона? Я правильно тебя понимаю?

– Не обязательно доходить до открытого объявления войны, – небрежно бросил Бенедикт. – Вполне достаточно нескольких санкций и выдвижения соответствующих требований. Что до военных действий – тут многое зависит от расстановки сил, которая мне пока неизвестна.

Бриггер вымученно потер переносицу.

– Бенедикт, это безумие, – проворчал он. – Арреда только начала оправляться от Войны Королевств! Сейчас никто не пойдет на такой шаг!

– Пойдет, если правильно преподнести информацию, – упорствовал Бенедикт. – Если мы объявим, что Бэстифар шим Мала привел своего шпиона-данталли в анкордскую армию, затем помог ему бежать и организовал прикрытие, позже узурпировал трон и ныне распространил в Малагории тиранию, которая вот-вот из-за берегов Большого моря явится и на материк, Совет Восемнадцати проникнется тревогой. Поверив в одного шпиона-данталли от Бэстифара шима Мала, правители Арреды примут и идею о том, что страшная Битва Кукловодов тоже была делом рук обезумевшего от собственной жестокости аркала. Экспериментом. Прибавь к этому то, что Малагория – богатая золотоносная держава, а руда, добываемая из гор Синтар является основным компонентом лучшей стали на всей Арреде, и представь, как резко монархи озаботятся судьбой запуганных узурпатором граждан Обители Солнца и как захотят припомнить аркалу его прошлые преступления. – В устрашающих глазах Бенедикта зажегся нехороший огонек, а голос оставался нарочито елейным.

Бриггеру совсем не нравился запал, с которым он говорил.

– Правители алчны, но не настолько. То, что ты предлагаешь – безумство. При всей твоей нелюбви к Бэстифару шиму Мала, он не узурпатор. Малагорский народ любит его. У тебя не получится доказать обратное.

– Не я ли лучше всех могу доказать, насколько хорошо страх воспитывает почтение? – осклабился Бенедикт. – Неужто хоть кто-то в Малагории решился бы перечить пожирателю боли? И много ли таких смельчаков осталось бы в живых? – Он приблизился к столу и оперся на него обеими руками. Голос опустился до вкрадчивого шепота: – Рерих подтвердит, что аркал бескомпромиссен и жесток. Дальше дело за малым: напомнить Совету, что Бэстифар шим Мала – бастард и не имеет существенных прав на трон. Поверь, большинству правителей на материке этого будет достаточно.

Бриггер устало потер глаза. Как ни странно, речь Бенедикта казалась ему убедительной.

– Давай на миг предположим, что мы примем твой безумный план в разработку, – сдался он. – Ты упоминал, что Ормонт был шпионом аркала, а после укрылся в Малагории. Хочешь сказать, ты раскроешь правду? О том, что анкордский кукловод еще жив?

– Без этого не было бы никакой драматургии, – картинно усмехнулся Бенедикт.

– Ты издеваешься?!

– Ничуть. Весть о том, что анкордский кукловод жив, поднимет тревогу на нужный уровень. А изменить легенду и включить в нее тайных союзников Ормонта, которые помогли ему сбежать, будет нетрудно.

Бриггер задумчиво замолчал и довольно долго ничего не говорил. Бенедикту даже показалось, что он провалился в сон, однако вскоре старик кивнул собственным мыслям и, нахмурившись, сказал:

– Даже если боги встанут на твою сторону, и тебе удастся убедить Совет, вопрос о том, как противостоять Ормонту, остается открытым.

– Позволь мне для начала выяснить, что по этому поводу разузнали Ренард и Иммар. Несколько идей у меня имеется, но озвучивать их пока рано.

Из груди Бриггера вырвался усталый вздох.

– Пусть и рано, я бы хотел их услышать.

– Для осуществления этих идей потребуются весьма необычные ресурсы.

– Какие?

Бенедикт сложил руки на груди и прищурился.

– Есть только одни существа, способные противостоять силам данталли. Хаффрубы.

Старик изумленно вскинул брови.

– Хочешь отправить в Малагорию армию похитителей кожи?

– Нет, – усмехнулся Бенедикт. – Эти твари опасны даже поодиночке, а в большом количестве и вовсе неуправляемы. Но я хочу, – как бы это лучше сказать?.. – позаимствовать их силы. Хотя бы на время.

Бриггер всплеснул руками, явно поставив на Бенедикте клеймо последнего безумца.

– Боги, я ведь не зря полагал тебя опаснейшим из фанатиков! Кому еще могло прийти в голову нечто подобное? Как? – Он стукнул по столу раскрытой ладонью. – Вот как ты это себе представляешь, скажи на милость!

– Пока единственная мысль, которая приходит мне в голову, это мысль о зелье, – спокойно ответил Бенедикт.

– То есть, магия, – недоверчиво склонил голову Бриггер. – Единственными представителями которой являются… в смысле, были некроманты, пока их не истребили.

Бенедикт осклабился.

– Так все же «были» или «являются», Карл? Я ведь не просто так спросил, многого ли ты мне еще не сказал? Ты назвал мои идеи безумными, но мысль о хаффрубах тебя не удивила. Да и мысль о магии, как я погляжу, тоже. – Он внушительно поглядел на старика, продолжая опираться на его стол. – Настало время выдать мне еще кое-какие сведения. За весь наш разговор ты проявил удивление лишь раз – когда узнал о способностях Ормонта. Обо всем остальном ты был прекрасно осведомлен. Выкладывай. В Культе ведь имеются сведения и о гнездах хаффрубов, и о некромантах, так?

Карл Бриггер неуверенно пожевал губу.

– Ты когда-нибудь бывал во Фрэнлине? – вздохнув, спросил он.

– Не доводилось.

Бенедикт наконец убрал руки со стола Бриггера и заложил их за спину, обратившись в живое воплощение требовательного ожидания.

– Фрэнлинское отделение уже много лет передает в Крон отчеты о деятельности двух семей хаффрубов, живущих в городе. Горожане заключили с ними договор. Согласно ему, хаффрубы охотятся только за, – он чуть помедлил, —чужаками, местных не трогают.

Бенедикт изумленно изогнул брови.

– Хаффрубы убивают людей в городе, а Культ попросту закрыл на это глаза?

– Не путай нас с охотниками на иных, Бенедикт, – недовольно проворчал Бриггер. – Хаффрубы – сильные стражи города. Вдобавок, они умеют сотрудничать, приносят множество полезных сведений. Их было нецелесообразно уничтожать.

– Ясно, – отмахнулся Бенедикт, решив пока не развивать этот спор. – А некромант? Тоже есть на примете, как я понимаю? Много их, вообще, осталось?

Старик опустил голову.

– Немного. На материке у нас есть сведения только об одном. Знаем еще о троих: в Ярле, Каливере и Сарезоре, но с ними у нас нет как таковой связи.

– А с тем, что на материке, есть? – спросил Колер. Он уже догадывался, каким будет ответ.

Бриггер глубоко вздохнул.

– Его зовут Ланкарт. Представился только именем. Из всех известных нам некромантов он, если так можно выразиться, самый юный – практиковать начал, когда массовые гонения на магов смерти совсем стихли. Культ об этом узнал, направил жрецов для переговоров, и после совещания было принято решение позволить некроманту практиковать на определенной территории. Никому из монархов о его существовании не сообщалось.

Бенедикт криво ухмыльнулся.

– Позволь угадать: ему, разумеется, сказали, что гонения на него не начнутся, но он будет обязан оказать Культу посильную помощь по первому зову?

– На твоем месте я бы стер эту язвительную улыбку с лица, – буркнул Бриггер. – Знания некромантов весьма обширны, и многие из нас были убеждены, что стирать их с лица Арреды полностью – глупое и неверное решение. К слову, услугами Ланкарта до этого дня никто и не думал воспользоваться. Ты первый, кому они понадобились.

Бенедикт примирительно приподнял руку, чувствуя, что Бриггер начинает выходить из себя.

– Я понял тебя, Карл. К слову, в моем вопросе не было и намека на язвительность, ну да боги с ним! Итак, где я могу найти господина Ланкарта?

– Есть одна безымянная деревня в Карринге, в Сонном лесу, почти у самой границы с Нельном. На картах она не обозначена, но у нас есть ее точное расположение, – нехотя ответил Бриггер, испытующе взглянув на Бенедикта. – Поедешь к нему?

– Как только закончу дела с Советом. Надеюсь, я могу рассчитывать на твое содействие?

– Сначала я хочу увидеть, как именно ты намереваешься работать с Советом, – покачал головой Бриггер. – Представишь план действий, я свяжусь с членами комиссии, и тогда решение о том, оказывать содействие, или нет, будет принято. Пока я могу сказать, что не буду препятствовать твоей работе, но о посильной помощи, особенно о денежных вложениях в столь рискованную операцию, говорить рано.

– Что ж, – примирительно сказал Колер, – пока что мне этого достаточно. Я ознакомлю тебя с планом по готовности. А пока, – он небрежно покосился на дорожную грязь под своими ногтями, – где ты нас разместил?

– На третьем этаже, – облегченно вздохнул Бриггер. – Дежурный проводит вас, распоряжение у него имеется.

– До скорой встречи, – сказал Бенедикт, направившись к двери и поманив за собой ученика. Киллиан поспешил за ним, попрощавшись с главой Культа лишь коротким кивком.

Глава 12

Киллиан, только вернувшийся из бани, чувствовал себя намного лучше: даже простуженная шея болела меньше, чем поутру. Вместо дорожного одеяния, которое отправили прачке, на нем была алая ряса, и он не без стыда признавался себе, что в таком облачении ему находиться привычнее и удобнее.

Зайдя в комнату на третьем этаже, Киллиан застал Бенедикта сидящим на койке у узкого решетчатого окна. По подоконнику в отсвете подступающих сумерек деловито расхаживала эревальна, часто взмахивая перепончатыми крыльями. Обыкновенно при виде этих существ Киллиан чувствовал умиление и улыбался, однако сейчас сделать этого не смог: хмурый и сосредоточенный вид Бенедикта не позволил ему.

Маскируя обеспокоенность за бодростью, Киллиан нарушил тягучее молчание:

– Никогда не думал, что от несвежей одежды могут так путаться мысли! А оказывается, могут. Да еще как! Теперь могу рассуждать абсолютно ясно, стоило лишь принять ванну и переодеться в чистое.

Бенедикт посмотрел на него без особого интереса, едва заметно дернул губами в подобии улыбки и тут же вновь ушел в себя.

Киллиан несколько мгновений постоял в дверях, размышляя, не скрыться ли ему с глаз наставника, однако за эту мысль разозлился на самого себя. В конце концов, это была и его комната. Он не хотел брошенной сироткой скитаться по головному отделению только потому, что Бенедикт не в духе, поэтому заставил себя сесть напротив наставника и найти его взгляд.

– А у вас как дела? – непринужденно спросил он.

Бенедикт качнул головой, все еще пребывая в мрачной задумчивости.

– Успел изучить материалы по семейству Дэвери и послушать сообщение от Ренарда и Иммара. У них есть некоторые дельные мысли по поводу того, как отсечь Мальстена Ормонта от его способностей, и, пожалуй, я с ними соглашусь, – отрапортовал он.

Киллиан поморщился. Ему показалось, что Бенедикт так же охотно отчитался бы безмолвной стене. Ей – быть может, даже охотнее, потому что от нее не последовало бы дальнейших расспросов.

– Ясно. И… каков план? – спросил Киллиан, тут же поджав губы. С каждым ударом сердца этот разговор становился для него все более натужным.

Бенедикт все еще смотрел мимо ученика.

– Ормонт – уникальный экземпляр, как бы гнусно это ни звучало. Поэтому убивать его сразу будет большой глупостью. Лучше взять его живым и разгадать, каким образом он делает то, что делает. Я не вижу другого способа предотвратить появление других таких же монстров.

Слушая Бенедикта, Киллиан вспоминал недавний разговор в кабинете главы Культа. Сейчас он всецело разделял опасения жреца Бриггера и даже понимал, что именно в Бенедикте разносило о нем славу обезумевшего фанатика. Отчего-то это разозлило Киллиана. Сжав руки в кулаки, он сурово посмотрел на наставника и спросил:

– Вы построили этот план до или после разговора со жрецом Бриггером? Если до, то я помогу вам всем, чем смогу. Если после – я в этом не участвую, так и знайте.

Бенедикт смерил его испытующим взглядом.

– Поясни, – холодно потребовал он.

– Сначала ответьте, когда этот план зародился в вашей голове, – спокойно выдержав его взгляд, сказал Киллиан.

Бенедикт вздохнул.

– Я размышлял об этом по дороге в Сельбрун. Не озвучивал, потому что не знал, подтвердит ли Карл мои догадки насчет некроманта. Именно его я думал подключить к изучению способностей Ормонта.

– А про его возможный отказ вы не думали? – прищурился Киллиан. – Вдруг ему будет просто неинтересно?

Бенедикт хмыкнул.

– Ему будет интересно. Об этом говорит сам род его занятий. Тот, кто занимается магией столько столетий, просто обязан быть любознательным. Мальстен Ормонт не сможет его не заинтересовать. – Он прищурился. – Кажется, я начал понимать, куда кренят твои сомнения. Ты решил, что я построил этот план после разговора с Карлом, чтобы просто пойти ему наперекор? Выразить протест? – Его лицо исказила кривая усмешка. – Это причуды юного возраста, из которого я давно вышел, жрец Харт.

– Неужели? – ядовито бросил Киллиан. – Почему же вас тогда так сильно заботит, кем вас считает жрец Бриггер? Да вы едва сдержались, чтобы не спросить то же самое у меня! – Он наклонился вперед и придирчиво вперился взглядом в наставника. – Не надо притворяться, что вам наплевать: это не так. Вам важно, что и как о вас думают в Культе, а разговор со жрецом Бриггером стал для вас потрясением. Не отрицайте, я все прекрасно вижу. И будет гораздо лучше, если мы поговорим об этом, чем если вы начнете демонстрировать протест и поступать импульсивно. Согласны?

Бенедикт внимательно заглянул в желтовато-серые глаза ученика и невесело усмехнулся.

– В одном Карл был прав: в уважительном общении со старшими ты за время работы в Олсаде ни капли не преуспел, – сказал он.

– Я считаю, что он был прав далеко не только в этом, – покачал головой Киллиан. Поняв, что наставник не собирается ничего на это отвечать, он продолжил: – Еще в том, что ваше рвение к охоте на данталли не уменьшится. Возможно, даже возрастет. И сейчас, слыша, что вы говорите про опыты над Мальстеном Ормонтом, я в этом убеждаюсь. Насколько я успел выяснить, вы всегда были правдистом и самоотверженным бойцом…

– Я был идиотом, который полагал, что хорошо знает своего врага, – перебил Бенедикт, отведя взгляд, и в этих словах прозвучало слишком много обиды, которую не получалось скрыть.

– Вот! – воскликнул Киллиан, уцепившись за эту нить разговора. – Поэтому я и беспокоюсь. Вы начали сомневаться в собственной интуиции и в себе самом. Не смейте этого делать! Потому что, если вы сейчас поддадитесь этому порыву, сможете полноправно называть себя идиотом, и вас будет даже не за что поправить!

Бенедикт удивился такому выпаду. Другие жрецы не раз пытались проверить его на прочность, однако их замечаниям почти никогда не удавалось задеть его. Киллиан Харт же обладал большой проницательностью и видел, что наставника задел разговор с Карлом Бриггером, однако деликатничать и сворачивать с этой темы не стал. Напротив, он бил по больному с жаром юности и холодной расчетливостью дознавателя.

Несмотря на массу неприятных чувств, гулявших в душе Бенедикта, он улыбнулся, выразив свое одобрение. Он не ошибся с выбором ученика, в этом не приходилось сомневаться.

– Не многовато ли вольностей ты себе позволяешь? Я ведь могу отправить тебя обратно в Олсад, жрец Харт – вкрадчиво напомнил Бенедикт.

Киллиан небрежно махнул рукой, хотя глаза его на миг отразили испуг.

– Бросьте меня запугивать, жрец Колер, – с особой язвительностью надавив на звание своего наставника, отозвался он. – Если б мои манеры вас так нервировали, вы бы отправили меня назад еще на полпути в Крон. Не время сейчас напоминать мне о своем ранге, я ни на миг не забывал, кто вы. А вот вы, похоже, забыли.

Бенедикт сложил руки на груди, губы растянулись в неровной оценивающей улыбке.

– Вот как?

Киллиан не отступал.

– Да. Вас знают едва ли не во всех уголках Арреды. Вы мастер своего дела. И вы лучший среди того расходного материала, на который Культу в его высших слоях наплевать.

Бенедикт не удержался и рассмеялся, стараясь игнорировать мучительную колкость последних слов ученика.

– У тебя весьма интересный способ подбадривать.

– Я и не собирался вас подбадривать. Бенедикт Колер, которого я успел узнать, в этом не нуждается. Тот Колер, которого я знаю, понимает, что заработал себе славу самого жестокого палача Арреды, хотя никогда не желал ее. Одно ваше имя вызывает ужас и может заставить людей если не полностью поверить в идеи Красного Культа, то хотя бы соблюдать его правила. Люди слушают вас, потому что опасаются кары, которую вы можете принести в их дом. Вы – живая легенда, уже сослужившая свою службу Культу, и для власть имущих мало что изменится, если вы станете мертвой легендой. Для них ваше имя после Ста Костров Анкорды будет вечным знаменем, а на вас самого им наплевать так же, как на остальных жрецов. Не говорите, что не знали этого.

Бенедикт устало вздохнул. Возразить ему было нечего.

– Знал, разумеется. Более того, я понимал, что Культ стремится не столько полностью избавить Арреду от данталли, сколько держать их количество под контролем, дабы для жрецов всегда находилась работа.

– Для многих жрецов такое откровение было бы шоком, но не для вас. Что же вас тогда так задело?

Бенедикт со скучающим видом пожал плечами. Этот разговор быстро высасывал из него остатки сил, но отмолчаться перед учеником он не мог.

– Просто мне… казалось, что после двадцати четырех лет службы ты перестаешь быть пушечным мясом и становишься уважаемым жрецом. А выходит, что дело не в службе и не в том, насколько добросовестно ты ее несешь, а в том, считает ли тебя глава Культа достойным войти в более узкий круг знающих лиц. Противно, когда от тебя ничего не зависит. – Бенедикт поморщился, словно от зубной боли, и качнул головой в попытке сбросить неприятные мысли, но они не желали уходить. – Я начинаю ненавидеть Карла, как только думаю о том, сколько секретов он от меня держал! Особые сведения о данталли, о гнездах иных существ, о некромантах – все это было давно известно какой-то тайной комиссии, члены которой большую часть службы провели в теплых кабинетах своих отделений, как Урбен Леон! Никому из них не приходилось ночевать в лесах, переезжать с места на место. Уверен, большинство из них и допрос-то никогда не проводили!

Киллиан склонил голову набок и посмотрел на наставника изучающе. Жар возмущений каким-то образом облетал его стороной.

– Но ведь когда вы стали старшим в Кардении, у вас был шанс иметь такую жизнь, разве нет?

Бенедикта эти слова разозлили, и у него ушло несколько мгновений на то, чтобы справиться с собой.

– Я не завидую оседлым жрецам и условиям, в которых они живут, – терпеливо произнес он. – Я не смог бы так жить. Оперативная работа привлекает меня намного больше, и, пусть сейчас от усталости я готов проклинать ее, через пару дней отдыха я готов буду взвыть от бездействия.

– Тогда на что вы злитесь? Не понимаете, чем они лучше вас?

Бенедикт сдвинул брови, задумавшись над вопросом ученика.

– Наверное…

– Они не лучше, – усмехнулся Киллиан. – Критерий «лучше-хуже» не определяется количеством знаний. По крайней мере, не в данном случае. Это – первое.

Бенедикт от души расхохотался над деловым тоном ученика, но Киллиан невозмутимо продолжал:

– Мне понятна ваша злость. Я понимаю вас, как никто. Знаю, как угнетает безразличие людей, расположение которых пытаешься завоевать. Так что мои увещевания – не пустое сотрясание воздуха. Это – второе. Ваша реакция чисто по-человечески будет понятна любому. Но я начал этот разговор, чтобы напомнить: к сожалению, ваша репутация оставляет вам куда меньше прав быть человеком, чем кому бы то ни было другому. Это – третье.

Смех Бенедикта смолк, на лице вновь проступила накопленная усталость. Некоторое время он просидел, размышляя над словами Киллиана, затем устало потер переносицу и заставил себя улыбнуться.

– А у тебя талант к проникновенным речам, ты в курсе?

– У меня хороший учитель, – пожал плечами Киллиан. – Бенедикт, я хочу сказать лишь, что о вашей человеческой природе, о ваших чувствах очень легко забыть. Я полагаю, что жрец Бриггер забыл, потому что все эти годы вы преподносили себя определенным образом.

Бенедикт нервно усмехнулся, вспомнив собственные слова, которые бросил в лицо Урбену Леону, когда тот, исходя злобой, отчитывал хоттмарскую команду за смерть пятнадцати олсадских жрецов.

– Я понял тебя, Киллиан. По сути, ты пытаешься сказать мне, чтобы я взял себя в руки и вел себя, как подобает старшему жрецу моего уровня.

Киллиан нервно хохотнул и сложил руки на груди.

– И не говорите, что на этот раз я не пытался быть деликатным!

– Что ж, попытка засчитана. Но тебе еще многому предстоит научиться на этом поприще, – сказал Бенедикт, и на этот раз его улыбка выглядела искренней.

– Кажется, я начал снова узнавать вас, – облегченно ответил Киллиан, потянувшись к эревальне и потрепав ее по голове. – Итак, стоит теперь обсудить ваш дальнейший план?

– Нет, – хитро прищурился Бенедикт. – Планы будем обсуждать завтра. Сегодня был долгий день, и стоит наконец отдохнуть. Нам обоим. Эти восемь дней пути совершенно выбили нас из сил, и проспать от сумерек до рассвета – лучшее, что мы сегодня можем сделать. Располагайся, отдыхай, а я приведу себя в надлежащий вид и последую этой же рекомендации. Работа начнется с завтрашнего дня.

– Это лучший приказ, что я слышал от вас с момента нашего знакомства, – сказал Киллиан, потерев простуженную шею.

– Не привыкай, таких будет немного, – деловито ответил Бенедикт и поспешил выйти из комнаты.

Часть 2. Огни Шорры

Глава 13

<6 лет назад>

Грат, Малагория

Седьмой день Реуза, год 1483 с.д.п.

Кару разбудил солнечный луч, назойливо забредший в комнату. Лениво потянувшись, она перевернулась на другой бок и коснулась рукой той стороны кровати, на которой уснул Бэстифар. Ладонь опустилась на остывшую шелковую простынь. Кара тут же открыла глаза и напряженно села на кровати. Взгляд настороженно забродил по комнате в поисках принца. За пару ударов сердца она успела продумать множество версий его отсутствия. Первая же всколыхнула в ней волну злости, потому что подразумевала Мальстена.

Кара понятия не имела, почему ревнует Бэстифара к кукловоду, но ничего не могла с собой поделать. Ей совсем не нравилось то, с каким вниманием принц подходит к каждому заскоку своего друга, с каким беспокойством относится к любой его выходке. Вчера ночью он далеко не сразу придался страсти с Карой, когда пришел к ней в комнату – первое время он в подробностях рассказывал ей о скандале, который закатил Мальстен по поводу гимнастов. Кара слушала и боролась с собственными чувствами. Ей казалось, будто Мальстен Ормонт отбирает у нее Бэстифара, даже не присутствуя в комнате физически. От мысли, что он мог забрать Бэстифара и сейчас, Кара захотела прикрыть нагое тело, залитое жаркой волной непривычного стыда. Словно бы некто невидимый, наблюдавший из ниоткуда, насмехался над ней – голой, брошенной, использованной, променянной на треклятого кукольника.

Кара встала с кровати, нехарактерно резким для себя движением схватила расшитый цветами халат и туго затянула пояс.

– Радость моя, кто украл плавность твоих движений? Ты так двигаешься, только когда злишься. Я, что, пришел к тебе в плохом сне?

От знакомого голоса Кара вздрогнула и на миг растерялась, не зная, что ответить. Не разглядев его в пределах видимости, она уверилась в своем выводе, что Бэстифар променял ее на Мальстена. Поняв, что он все еще здесь, Кара не знала, как теперь быть с уже успевшей разгореться злостью.

Медленно обогнув кровать с балдахином, она нахмурила брови и недоверчиво посмотрела на Бэстифара, изучавшего какие-то бумаги за письменным столом. Он обернулся, не зная, как трактовать ее молчание.

– В чем дело? Неужто я храпел ночью? – Он усмехнулся, но почти сразу посерьезнел, заговорив нарочито сокрушенным тоном: – Боги, надеюсь, это не так, это отвратительно!

От заразительной непринужденной улыбки, озарившей его лицо в следующий миг, Кара расслабилась, в глазах появился интерес. Она лишь надеялась, что Бэстифар не заметил смятение, владевшее ею пару минут назад.

– Брось, ты прекрасно знаешь, что ты не храпишь, – сказала она. Почувствовав, что сердцебиение унялось, она неспешно приблизилась к письменному столу. – А чем ты занима… – Кара осеклась, успев разглядеть то, что изучал Бэстифар. – Это же родовое древо твоей семьи…

Бэстифар кивнул.

– Внушительное, не правда ли? – Он пригладил аккуратную бородку и поманил Кару ближе, параллельно продолжив рассказ: – У Малагорских царей было принято иметь много жен. Это обеспечивало большую вероятность появления наследника, чтобы престол не остался без царя из правящей семьи. Так что, если какая-то из жен не могла забеременеть вовсе или у нее рождались только дочери, это не было трагедией. Если же бесплодным оказывался царь, у него, как правило, находилась куча братьев, готовых его заменить. – Бэстифар нервно хохотнул, показав на семейное древо. – Самым плодовитым был мой прапрадед, у него было двадцать шесть жен и семьдесят восемь сыновей. Дочерей я даже считать побоялся. Только представь! Семьдесят восемь конкурентов в борьбе за престол!

Кару впечатлил весь рассказ Бэстифара, но на последнем предложении она сделала особый акцент.

– Конкурентов? – переспросила она. Аркал кивнул, Кара обошла его и присела к нему на колени, отодвигая бумаги к противоположному краю стола. – Раньше тебя никогда не занимали вопросы престолонаследования в Малагории. С чего вдруг ты об этом задумался?

– У меня восемь братьев, – пожал плечами Бэстифар. – Эта ситуация куда как легче, чем та, в которой оказался мой прадед.

– Легче… для твоих братьев? – настороженно поинтересовалась Кара.

– Она легче в целом.

– Что ты хочешь этим сказать?

Бэстифар качнул головой и убрал растрепавшиеся волосы с лица любовницы.

– Да так, пустяки. Просто задумался.

– О чем? – упорствовала Кара. – Уж не собрался ли ты побороться за место на троне?

– Как знать, как знать, – заговорщицки улыбнулся Бэстифар, однако, заметив испуг в глазах Кары, тут же покачал головой. – Не переживай раньше времени, дорогая. Даже если я и поддамся этой мысли, все случится не сегодня и не завтра.

– С чего бы этим мыслям вообще появляться? – Кара не смогла скрыть в голосе возмущение. Ей не нравилось новое намерение Бэстифара, она не ждала от этого ничего хорошего. – Тебя никогда не интересовала власть в стране.

– Неужто ты тревожишься, что, став царем, я тоже заведу себе двадцать шесть жен? – невинно спросил он.

Как ни странно, этот вопрос оказался для Кары болезненным, и она тут же скрыла боль за строгостью, как делала всегда. Голос сделался холодным, взгляд стал пристальным и сверлящим.

– Я спрашиваю серьезно, Бэстифар, – отчеканила она. – Можешь хоть минуту обойтись без своих шуток?

– Могу, – кивнул принц, вторя ее тону. – На эти мысли меня навела сегодняшняя ночь.

Кара непонимающе изогнула одну бровь.

Ему, что, стало не хватать меня одной? – подумала она, и почему-то эта мысль кольнула еще больнее, чем недавний вопрос Бэстифара.

– И как же я могла это спровоцировать?

– Вообще-то, это спровоцировал Мальстен.

Такой ответ оказался едва ли не хуже опасений, занимавших Кару миг назад. Ее лицо гневно вытянулось. Ей стоило огромных трудов не вскочить и не отстраниться от принца.

– Мальстен?! – Как она ни старалась, сохранить голос бесстрастным ей не удалось, однако Бэстифар предпочел не заметить змеиных ноток ревности.

– Да, – невозмутимо сказал он. – Во время нашего разговора он напомнил, что гимнасты были не моими подданными, а подданными моего отца. Мне было нечего возразить ему, и мне… это не понравилось.

Судя по тому, как он нахмурился, Кара поняла: было что-то еще.

– Он тебя задел, – не без удовольствия предположила она.

– Пожалуй, – задумчиво сказал он, погрузившись в воспоминания о своих ощущениях.

Кара разочарованно вздохнула: боль вызывала у Бэстифара любопытство, а не желание отстраниться. Будь у него возможность, он испытал бы множество ее граней в угоду своему интересу. Сейчас Каре бы больше понравилось, если б принц попытался отрицать боль от слов Мальстена или хотя бы неуютно поежился вместо того, чтобы уходить в себя.

– Что ж, надеюсь, ты быстро позабудешь об этом, – сказала она, обвив руками его шею. – Мне бы не хотелось, чтобы ты дрался за трон. Твои братья кровожадны и могут попытаться убить тебя.

Бэстифар поцеловал ее. Его руки уверенно нашли узел на ее поясе и легко с ним справились. От его следующего небрежного движения халат послушно соскользнул на пол.

– Я умею за себя постоять, – сказал Бэстифар.

Кара игриво улыбнулась и поцеловала его с еще большим жаром.

Глава 14

<настоящие дни>

Грат, Малагория

Двадцать восьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Малагорский цирк этим вечером был безлюден: репетиции закончились, ближайшие представления должны были состояться лишь через несколько дней.

Выйдя на пустующую арену, Бэстифар обвел взглядом большой зрительный зал и прислушался к звукам пустующего цирка. Его окутала тоскливая, заброшенная тишина, которая приходила сюда каждый раз, когда завершалась активная деятельность.

Прежде Бэстифар никогда не замечал, что вне представлений или репетиций его цирк производит впечатление безжизненного и давно покинутого места. Всегда ли так было? Или это началось лишь с уходом Мальстена? В последнем предположении не было никакой логики, однако Бэстифар не мог избавиться от него. Будто цирк и впрямь был живым организмом и все еще не оправился от вероломного побега главного постановщика. Каждое пустующее сиденье, каждая забытая пылинка страдальчески вопрошали: «Мальстен, как ты мог?».

– И вправду, как? – спросил Бэстифар вслух.

В тишине зала его слова прозвучали пугающе громко. Он прикрыл глаза, будто так мог бы лучше расслышать ответ осиротевшего цирка.

– Мой царь?

Оклик оказался настолько неожиданным, что Бэстифар вздрогнул и побоялся пошевелиться. На миг он поверил, что ему и впрямь отвечает сам цирк. Однако голос показался слишком знакомым, пусть и непривычно робким.

Заставив себя открыть глаза и повернуться, Бэстифар глубоко вздохнул. Разочарование прорвалось сквозь выдох, но черноволосая девушка, сидевшая в четвертом ряду, подтянув к себе колени и обхватив их руками, не обратила на это никакого внимания.

– Ийсара, – попытался улыбнуться Бэстифар. Он не обрадовался, что гимнастка услышала его вопрос, однако не нашел в себе ни желания, ни аргументов для упрека. Вместо того он приблизился к ней. – Не ожидал кого-то здесь сейчас увидеть. Обычно я прихожу сюда, когда никого нет.

Ийсара улыбнулась и запрокинула голову, будто в попытке не заплакать. Непривычно было видеть ее такой: почти всегда дерзкая и активная, она крайне редко демонстрировала лиричное настроение и слезливостью не отличалась.

– Я тоже люблю приходить, когда никого нет. Мы, кстати, часто приходим в одно и то же время. Просто вы впервые меня заметили.

Губы Бэстифара недовольно покривились. Он не припоминал, чтобы во время вечерних визитов в пустой цирк говорил или делал что-то непотребное, однако после слов Ийсары ощутил, как стыдливый румянец приливает к щекам. С трудом поборов это неприятное чувство, Бэстифар подошел к Ийсаре и сел рядом.

– Тебя что-то печалит? – спросил он.

Ийсара неуверенно пожала плечами.

– Мне частенько становится грустно, когда я прихожу в пустой цирк. С уходом Мальстена он осиротел, вы не думаете так?

Бэстифар вздрогнул. Теперь ему захотелось всеми силами отгородиться от этих мыслей. Он был готов мириться с ними, пока они принадлежали ему одному. Разделять их с кем-то еще было страшно.

– Здесь регулярно идут представления. Цирк функционирует… – деловитым тоном начал возражать он.

– А раньше он жил! – с жаром воскликнула Ийсара, тут же потупившись. – Простите, что перебила, мой царь.

Бэстифар почувствовал себя странно. Обыкновенно Ийсара вела себя смелее, дерзила и заряжала других своим огнем. Видеть ее лиричной и раболепной было слишком дико.

– Послушай, я тебя не узнаю, – честно признался Бэстифар. – Ты никогда не боялась высказывать свое мнение, не робела и не сдерживалась, а сейчас я будто разговариваю с женственно-прекрасной версией Дезмонда. Надеюсь, это состояние затравленного зверя, в котором пребывает наш нынешний художник, не может передаваться по воздуху?

Он ухмыльнулся, однако Ийсара осталась удивительно серьезной и молчаливой. Бэстифар отчего-то чувствовал, что молчит она из опасения перед ним.

– Ийсара, давай начистоту? – предложил он. – Ты прекрасно знаешь, кто я, ты ведь давно выступаешь в этом цирке. Даже после того, что случилось с Райсом и его людьми, ты осталась и продолжала вести себя дерзко и открыто. Раз сейчас что-то изменилось, стало быть, что-то повлияло на твое поведение. Что это было? Расскажи мне.

Ийсара затравленно посмотрела на него и сильнее прижала к себе колени.

– А если не расскажу? Будете пытать? – тихо спросила она.

В голосе звучал испуг, но сам вопрос отважился бы задать не каждый. Бэстифар облегченно улыбнулся и качнул головой.

– Не буду, – сказал он. – Но любопытство мое ты уже разбередила, так что, поверь, я узнаю правду с тобой или без тебя.

Ийсара отвела глаза и поджала губы так, будто сейчас расплачется.

Бэстифар всплеснул руками.

– Боги, Ийсара, ты ведешь себя так, будто я пытал здесь каждого второго! Ничего подобного не было! Откуда такие мысли? Мальстену я вообще обещал, что…

При упоминании Мальстена Ийсара так сморщилась, что Бэстифар осекся, не договорив, и внимательно посмотрел на гимнастку.

– Дело… в Мальстене, верно? – пытливо прищурившись, спросил он. Мучительная гримаса на лице Ийсары была слишком красноречива. – Ты начала робеть передо мной, узнав что-то, связанное с ним? – Бэстифар нахмурился и заговорил с большим нажимом: – А вот с этого момента я хочу знать подробности, Ийсара. Что именно ты узнала? Говори. Или мне придется тебя заставить.

По телу гимнастки пробежала дрожь. Она прикрыла глаза.

– Мой царь, прошу вас… Вы – Мала, прямой посланник Солнца, на все ваша воля, и я не вправе выражать сомнение в ваших действиях. Если вы пытаетесь проверить мою верность…

Не выдержав этого нового приступа раболепного страха, Бэстифар поднялся, стал напротив Ийсары и, пальцем приподняв ее подбородок, заставил ее посмотреть ему в глаза.

– Значит так, говорю один раз: меня перестала забавлять эта ситуация. Я не понимаю, о каких моих действиях, которые нельзя ставить под сомнения, ты говоришь, но звучит это все так, будто, по-твоему, я вознамерился прикончить Мальстена. Если я прав, немедленно говори, откуда такие сведения, иначе, клянусь, я тебя заставлю мне рассказать!

Ийсара ахнула от страха и будто уменьшилась, желая слиться со спинкой зрительского кресла.

– Мой царь, клянусь, я никому не скажу… – пискнула она.

– Ийсара, бесы тебя забери, ты оглохла? Мне скажи, говорю! Мне. Потому что я понятия не имею, откуда до тебя мог дойти такой слух. Я ни о чем таком не помышлял, ясно тебе? И если этого хочет кто-то другой, я хочу знать, кто, чтобы остановить его.

Ийсара распахнула глаза и несколько мгновений недоуменно таращилась на Бэстифара. Он отступил от нее на шаг, врезавшись в спинку зрительского сиденья нижнего ряда.

– Успокоилась? – хмыкнул он. – Теперь сможешь внятно объяснить, что угрожает Мальстену?

Ийсара недоверчиво взглянула на него.

– То есть вы правда не отдавали приказ?

– Боги, да какой приказ?! И кому? – всплеснул руками Бэстифар.

Пока Ийсара воровато оглядывалась по сторонам, надеясь, что их никто не подслушивает, раздражение аркала нарастало и начинало звенеть в воздухе. Рассказ начался за мгновение до того, как он сорвался на крик.

– Пару недель назад я случайно услышала разговор командира Парса с его подчиненными. Кхалагари докладывали, что связь с группой, которая должна была убить Мальстена и некую, – она поморщилась, – женщину, вышедшую на его след, была утеряна. Командир долго сыпал проклятьями, затем сделал вывод, что Мальстен направляется сюда, после чего сказал, что приказ остается неизменным: «данталли и его спутницу необходимо устранить». Однако кхалагари на материке больше не осталось, эта группа была последней, которую отправляли следить за женщиной, пока она не выйдет на след Мальстена. Поэтому командир Парс приказал караулить врагов, – она сделала на этом слове особый осуждающий акцент, – в Адесе, в порту. И еще он дал указание усилить патрулирование в Грате.

Ийсара замолчала, с опаской уставившись на Бэстифара. Тот задумчиво потер подбородок.

– Вот оно, значит, как, – протянул он.

– Разве это была не ваша воля? – осторожно поинтересовалась Ийсара.

– А разве я похож на такого непоследовательного идиота? – вопросом на вопрос ответил Бэстифар. Не встретив понимания, он пояснил: – Подумай сама, зачем мне посылать за Мальстеном некую женщину, а вслед за ней отправлять кхалагари, чтобы, когда та выйдет на нужный след, убить обоих? Тебе не кажется, что в этой цепи присутствует лишнее звено?

Ийсара потупилась.

– Да и к чему мне ждать, пока Мальстен явится сюда? Он очень силен и может управлять даже мной. Не проще ли было прикончить его на материке, если уж мне втемяшилось в голову убить его? – продолжил Бэстифар. – Тут нет логики, с какой стороны ни взгляни.

– Я просто думала, командир Парс может действовать только по вашему приказу… – пробормотала Ийсара.

Бэстифар хмыкнул.

– В этом мы с тобой похожи. Я тоже так думал.

– Значит, командир Парс сам решил убить Мальстена? Или кто-то его дезинформировал?

На этот раз Бэстифар отвел взгляд и решительно выдохнул. Выдох получился рваным.

– Похоже, что сам.

Ийсара зажмурилась, понимая, что это значит. Отар Парс не просто проявил инициативу – он пошел наперекор воле царя. Это приравнивалось к государственной измене, особенно среди кхалагари. И пусть командир Парс был предан царю всей душой, он не имел права его ослушаться. Даже если действовал ради его же блага.

Ийсара уткнулась лбом в собственные колени.

– Вы убьете его, – сокрушенно произнесла она. – Для вас он уже изменник…

– Да. Он изменник, – ответил Бэстифар. Его голос звучал бесстрастно, поэтому таковым Ийсара и сочла его ответ. Она не видела мимолетную гримасу страдания, исказившую лицо аркала.

– Получается, я стала доносчицей…

– Если тебя это утешит, я не стану казнить Отара, – решительно заявил Бэстифар. – Боюсь, он отлично справится с этим без меня. Собственные действия погубят его.

Ийсара непонимающе покачала головой. Ее взгляд жадно желал успокоения, она не хотела жить с мыслью, что из-за ее доноса умрет один из самых верных воинов правящей семьи.

Бэстифар сжалился над ней:

– Мальстен Ормонт – самое опасное существо из всех, кого я когда-либо встречал. У него мощнейший дар, и, готов поспорить, пока еще никто не нашел способ этот дар сдержать. Если бы Мальстен захотел власти над Арредой, ему бы ничего не стоило ее получить, но наш друг – не охотник до мирового господства. Он больше любит применять свои силы ради красоты, а не ради войны. В бой Мальстен вступает, только когда видит в чем-то угрозу для себя или своих близких. А вот здесь-то на арену и выходит враждебно настроенный Отар Парс с мечом наперевес.

Ийсара вздрогнула.

– Если бы только был способ переубедить командира… – прошептала она.

– Его нет, – отрезал Бэстифар. – Отар непоколебим и упрям, как бес, я знаю его не первый год. Ради своих целей (считай, ради моего благополучия) он пойдет на все. Даже на то, чтобы ослушаться моего прямого приказа. Его не будет волновать цена, которую придется за это заплатить. – Бэстифар выдержал недолгую паузу и продолжил, качнув головой: – Поэтому тебе не стоит винить себя ни в чем, Ийсара. С твоим доносом или без – Отар все равно погибнет. Это неизбежно. Он довел бы себя до этого сам, даже если б я не узнал.

Гимнастка нахмурилась и осторожно спросила:

– Вы не допускаете возможности, что командир Парс преуспеет?

Бэстифар снисходительно улыбнулся.

– Поверь, я видел, на что способен Мальстен на поле боя. Поэтому нет, дорогая, такой возможности я не допускаю.

Глава 15

Сонный лес, Карринг

Двадцать восьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

С тех пор, как Мальстен начал понемногу рассказывать Аэлин о Малагории и цирке, дорога стала восприниматься обоими путниками не в пример легче. Они даже не подозревали, сколько тяжести создавало молчание, хранимое о том периоде. Пусть Аэлин и чувствовала, что Мальстен старается сглаживать острые углы в своих рассказах и не вдается в некоторые подробности, она была благодарна за одно то, что эта часть его биографии переставала быть для нее сплошным белым пятном.

Рассказы о цирке начинались в основном во время привалов. Аэлин понимала, что Мальстен приступает к ним без особой охоты, но продолжала мягко расспрашивать его о прошлом, и история в конце концов прорывалась наружу.

Так прошло полтора дня.

Сейчас на землю опустилась темнота, но путники, не сговариваясь, продолжали идти через лес: ночь выдалась лунной и безоблачной, количество света позволяло двигаться без остановки. В любом другом уголке Арреды Аэлин настояла бы на привале, однако останавливаться здесь ей совершенно не хотелось. Этот участок Сонного леса проходил совсем близко к Шорре – печально известной земле, на которой девять лет назад состоялась Битва Кукловодов. От Шорры так сильно веяло скорбью, что угнетающее и тревожное настроение распространялось на много лиг вокруг. Никому в здравом уме не пришло бы в голову надолго задерживаться здесь.

Путники не разговаривали, будто боясь побеспокоить недоброжелательный дух Сонного леса. Каждый старался двигаться бесшумно и невольно вздрагивал от треска ломавшихся под ногами веток, сбитых осенним ветром.

Где-то неподалеку вдруг сорвался с места и умчался в чащу незримый лесной зверь, спугнув с ближайшего дерева недовольно ухнувшего филина.

Мальстен отреагировал молниеносно и достал оружие. Он подался влево и отвел руку в сторону, загораживая Аэлин от возможной угрозы. Глядя на это, охотница тихо рассмеялась, приблизилась к спутнику и положила руку ему на плечо.

– Это всего лишь ночные звери, – сказала она. – На наше счастье, они не оценят твою компанию, так что близко не подойдут.

– Прости, – напряженно пробормотал Мальстен, не поворачиваясь. Сабля вновь скользнула за пояс. – Я думал, здесь засада.

– Могу ошибаться, но, по-моему, даже самые отчаянные жрецы Культа не осмелились бы устраивать засаду в таком месте. Не представляю себе никого, кто согласился бы остаться в Шорре лишнюю минуту. Это место, мягко говоря, неуютное.

– Очень мягко, – невесело усмехнулся Мальстен.

Аэлин передернула плечами. Она храбрилась, но этот участок Сонного леса нагонял на нее тихий ужас, особенно ночью. Оказывается, Мальстен реагировал так же, хотя по его виду было трудно это понять.

Сильный порыв ветра вдруг зашелестел кронами деревьев, принеся с собой осенний холод и начав понемногу затягивать небо облаками. Стало заметно темнее, а впереди чаща сгущалась и превращалась в единое полотно непроглядной мглы.

– Мы не пройдем дальше, – мрачно сказал Мальстен. Аэлин не видела его лица, но почувствовала, что он хмурится.

– Похоже, что так, – согласилась она. – Мы либо заблудимся к бесам, либо переломаем себе ноги, угодив в какую-нибудь яму. Придется останавливаться здесь, пока еще хоть что-то видно. Хотя бы сможем разжечь костер.

Наиболее сухие ветки для розжига они искали в молчании, разговор не складывался. Во время этого привала Аэлин не рассчитывала на новую историю от Мальстена – вряд ли Шорра подстегнет его и без того скудный рассказчицкий энтузиазм. Собирая ветки, Аэлин двигалась все ближе к густой чаще и стене сплошной тьмы, окружавшей ее. Тучи беспощадно продолжали клубиться на небе и не собирались упрощать путникам задачу.

Уже собираясь сказать Мальстену, что покараулит первой, Аэлин вдруг заметила в отдалении какой-то светлый блеск. Тут же опустив ветви на землю и обнажив паранг, она присела у толстого дерева и пригляделась.

– Мальстен! – позвала она громким шепотом. По счастью, спутник отреагировал и приблизился к ней с оружием наизготовку.

– Что там? – шепнул он, оказавшись рядом.

– Смотри. – Аэлин указала в чащу. – Там мелькает какой-то свет. Далеко, за деревьями. Видишь?

Попытавшись посмотреть с того же угла обзора, Мальстен с удивлением понял, что вдалеке и впрямь что-то светится.

– Похоже, ты был прав, – тихо сказала Аэлин. – В лесу засада. Поверить не могу…

Мальстен прервал ее, покачав головой.

– На засаду не похоже. Никто не стал бы выходить и светить факелами в лесу, если поджидает кого-то. – Он прищурился в попытках определить источник света. – Да и я не уверен, что это и вправду факелы. Похоже, это что-то другое…

Аэлин не стала спрашивать о его догадках: наверняка он бы их озвучил, если б они у него были. Однако заметив, как Мальстен приподнимается и подается в сторону источника света, она едва не ахнула и требовательно схватила его за руку.

– Стой! Ты с ума сошел? – прошипела она. – Ты собрался идти проверять какое-то таинственное свечение ночью? В лесу? Рядом с Шоррой? – Не услышав оправдательной речи, Аэлин опустила голос до угрожающего шепота и продолжила: – Мальстен, сочти меня суеверной трусихой, но я предпочитаю сражаться с монстрами из плоти и крови, а не с бесплотными мстительными духами. Мы туда не пойдем, ясно?

Посмотрев в сторону света и убедившись, что он не движется, Мальстен присел обратно в их укрытие за деревом и терпеливо ответил:

– Аэлин, я разделяю твои опасения касательно Шорры, клянусь богами. Но посмотри еще раз на эти огни: они не движутся. Сомневаюсь, что это блуждающие огоньки из мифов про Шорру. Как по мне, этот свет похож на светильники, что устанавливают в окнах те, кому подолгу не спится.

Аэлин недоверчиво уставилась на него. Она почти не видела его лица в темноте и не слышала в его голосе иронии, хотя ей казалось, что он издевается, высказывая подобные догадки.

– Ты думаешь, там кто-то живет?

Мальстен опустил голову, голос зазвучал грустно.

– Мой… близкий друг когда-то жил в лесной хижине. Издали огонек из окна был очень похож на эти. Так что да, я полагаю, что здесь кто-то живет. И, похоже, не один.

Что-то в голосе Мальстена и его кратком рассказе заставило Аэлин прекратить споры. Как ни странно, аргумент показался ей куда более весомым, чем собственные страхи, основанные на старых мифах. Отругав себя за трусость, она приказала себе собраться.

– Что ж, ладно, можем подобраться поближе. Но кто бы тут ни жил, вряд ли он отличается приветливостью. Иначе не поселился бы здесь.

– Полагаю, у меня есть средство, которое может сделать кого угодно более приветливым.

Губы Аэлин невольно растянулись в коварной улыбке: вкрадчивый тон Мальстена вселил в нее уверенность в том, что ни одна опасность, которая может встретить их в Шорре, не станет достойным противником для уникального дара анкордского кукловода.

Кивнув друг другу, они двинулись в темноту.

Глава 16

Прислушиваясь к каждому звуку и держа оружие наизготовку, Мальстен и Аэлин пробирались через непроглядный мрак Сонного леса. Они ступали осторожно, вымеряя каждый шаг, стараясь не шуметь и не запинаться о коряги и коварные неровности почвы. Чем ближе они подбирались к источнику света, тем яснее понимали: впереди и вправду светят чьи-то окна.

– Боги, там и впрямь кто-то живет, – прошептала Аэлин, не скрывая своего удивления.

– Похоже, тут небольшая деревня, – сказал Мальстен, настороженно глядя вперед. – И, судя по всему, ее нет ни на одной карте.

– Так и есть, – подтвердила Аэлин, изучившая множество карт за то время, что занималась своим охотничьим ремеслом.

– Либо картографы обходили это место стороной…

– Либо есть какая-то другая причина, – Аэлин помрачнела. – И вот именно это мне и не нравится. Здесь опасно, Мальстен, я это нутром чую.

 Чувства охотницы были понятны. Таинственная деревня притаилась посреди самого мрачного и мистического уголка Арреды. Неизвестно, сколько лет она уже здесь находилась, но от нее веяло старостью. Это и делало ее подозрительной и вызывало единственный вопрос: отчего ни один картограф не отметил ее?

– Возможно, – наконец сказал Мальстен. – Опасность и впрямь не исключена. Однако представлять ее, скорее всего, может кто-то материальный, кому требуется дом. Это точно не бесплотные духи, с которыми нельзя справиться человеческим оружием… или нитями. – Последние слова он добавил, сделав паузу, будто нехотя.

Аэлин было нечего возразить ему, хотя и очень хотелось найти аргументы. Тем не менее, она уже видела, как с помощью нитей он творил невозможное: брал под контроль людей в красном, хаффрубов и даже дьюгара. Ей не приходил в голову ни один противник, способный потягаться с его даром.

И все же…

– А если это владения Культа? – предположила Аэлин. – В этом случае о нас сообщат Колеру.

– Здесь Культа нет, – терпеливо сказал Мальстен.

– С чего такая уверенность?

– С того, что Культ себя никогда не прячет. Любая, даже самая маленькая деревушка, в которой есть его отделение, всегда обозначена на картах Арреды. А этой деревни нет ни на одной.

Аэлин тяжело вздохнула. Ей не хотелось признавать правоту попутчика, но новых аргументов для спора не находилось.

Мальстен демонстративно убрал саблю за пояс и выжидающе уставился на спутницу. Аэлин нехотя последовала его примеру, понимая, что вряд ли удастся показать местным жителям мирные намерения с оружием наизготовку.

– Что ж, должно быть, ты прав. Идем. Проверим, кто там обитает.

В скором времени они поняли, что уже вошли в это странное поселение, хотя так и не наткнулись ни на его границу, ни на столб с названием. Вокруг то и дело стали возникать хаотично разбросанные по чаще дома, будто бы сливавшиеся с лесом. Ни один из них не имел собственного участка и не был огорожен забором; некоторые соприкасались друг с другом почти вплотную, другие чуть отстояли от соседей, третьи и вовсе находились от остальных на приличном расстоянии.

Взглядам путников вскоре открылось несколько ухоженных грядок, также хаотично затесавшихся между деревьями и, на первый взгляд, не принадлежавших ни одному конкретному дому – будто все хозяйство здесь было общим. Протоптанные тропинки, беспорядочно виляющие по поселению, нисколько не походили на улицы, а, судя по всему, лишь обрисовывали частые маршруты местных жителей. Некоторые дома, к которым вели эти дорожки, были чудовищно обветшалыми и стояли на этом месте явно не один десяток лет, хотя при этом не производили впечатления брошенных или забытых. Другие же, стоя с ними по соседству, выглядели так, будто их построили совсем недавно.

Как ни странно, Мальстен не услышал при своем приближении ни обеспокоенного лая собак, ни ржания лошадей, ни даже протяжного мяуканья бродячих кошек – словом, ни одного звука из тех, что обычно сопровождали появление демона-кукольника в каком-нибудь небольшом поселении. Похоже, волею Тарт, таковых в безвестной деревушке было немного или не было вовсе. Людей на пути пока тоже не попадалось, хотя свет в окнах некоторых домов горел, и от каждого жилища тянуло приятным теплом домашнего очага.

Несмотря на миролюбивый вид поселения, Аэлин настороженно озиралась по сторонам, борясь с желанием выхватить паранг для придания себе уверенности и спокойствия. Что-то заставляло холодок медленно взбираться по ее спине. Аэлин не могла найти ни одной причины для подобных ощущений, но готова была поклясться всеми богами Арреды: что-то в этом поселении было не так.

– У меня от этого места мороз по коже, – призналась она, не выдержав гнетущего молчания.

– Если что, я держу ухо востро, – попытался успокоить ее Мальстен, хотя в глубине души чувствовал себя в этой лесной деревне не менее неуютно.

– Ты все еще уверен, что хочешь проверять, кто… – начала было Аэлин, однако осеклась на полуслове, увидев впереди чей-то силуэт.

Глава 17

– Подумать только! И вправду путники! Я был уверен, что мне показалось!

Бодрый голос незнакомца, бесшумно появившегося невесть откуда, прозвучал непривычно громко, и Аэлин едва не ахнула от испуга. Рука дернулась и потянулась к парангу, но охотнице огромным усилием воли удалось ее удержать.

– Как и мы были уверены, что нам померещилась ваша деревня, – на удивление непринужденно отозвался Мальстен, склонив голову в знак приветствия. – Но, выходит, мы все ошибались. Рады встрече, господин… – Он выдержал паузу, надеясь, что незнакомец, чьего лица было все еще не разглядеть при плохом освещении, назовет свое имя.

– Ох, и в самом деле, стоило сначала представиться! Знаете ли, отвык, что кто-то здесь может кого-то не знать: в наши края нечасто захаживают чужеземцы. Зовите меня Влас, и на «ты», какой же я вам господин! С чем пожаловали?

На последних словах в голосе Власа промелькнули настороженные нотки. В темноте было трудно разглядеть, однако Мальстен не сомневался, что новый знакомец пристально глядит на их с Аэлин оружие.

– С миром. Мы со спутницей провели в дороге уже много дней и совершенно выбились из сил, – доверительно сообщил Мальстен. – Но, похоже, боги были к нам благосклонны и привели нас сюда. Мы надеялись, что сможем найти место для ночлега и, возможно, купить себе немного припасов в дорогу.

– Это можно. – В расслабившемся голосе Власа вновь послышалась улыбка. – Так, а имена-то вы свои назовете? У нас здесь друг друга все знают, без имен непривычно как-то.

Мальстен помедлил несколько мгновений, задумавшись, стоит ли называть настоящие имена, или лучше вновь воспользоваться теми, что они называли во Фрэнлине. Однако, вспомнив сожженный трактир, он решил, что вновь представляться Грегором и Беатой не стоит – в конце концов, Фрэнлин отсюда не так далеко, и за те несколько дней, что прошли с момента встречи с хаффрубами, весть об охотниках «Грегоре и Беате» могла достичь этих краев. К примеру, через эревальну.

Все другие имена отчего-то выветрились из головы, и, поняв, что пауза начинает затягиваться, данталли кивнул и шагнул навстречу Власу.

– Мальстен, – представился он. – Рад знакомству.

Он вытянул руку вперед, и Влас охотно пожал ее. Теперь, вблизи, черты его прояснились, и Мальстен разглядел в новом знакомце мужчину средних лет с высоким лбом, короткими темными волосами, большими глазами, цвет которых в полутьме все еще невозможно было определить, и большим мясистым носом.

– А тебя, дорогуша, как зовут? – вновь улыбнулся Влас, вопрошающе кивая охотнице. Та глубоко вздохнула и также предпочла назвать свое настоящее имя.

– Аэлин.

– Что ж, Мальстен, Аэлин, рад знакомству! Давайте я провожу вас в местный трактир. Он будет чуть дальше. Обыкновенно там ночных посетителей не бывает, но, думаю, Керн или Филипп – кто-нибудь из них – обязательно примет вас и устроит на ночлег.

– Сколько с нас возьмут за комнату? – Выдерживая амплуа словоохотливого собеседника с блеском, Мальстен заговорил деловитым тоном. Ни у кого не возникло бы сомнений, что он – опытный путник, которого будет не так-то просто обмануть в вопросах цены за комнату. Немного поспешив, он поравнялся с устремившимся через поселение старожилом и зашагал рядом с ним, будто они были закадычными приятелями.

Похоже, Влас был этому только рад.

– Да не переживай, Мальстен! – он сочувственно похлопал его по плечу. – И без оплаты можно, если поможете, скажем, по хозяйству. У нас тут такая система даже больше в ходу – деньгами-то почти не пользуемся, все свои, хозяйство общее. Торгов ни с кем не ведем.

– В наше время такое редко встретишь, – так и не сумев подавить подозрительность в голосе, заметила Аэлин, предпочитая держаться чуть позади.

– Редко, да, – не без гордости повторил Влас, не заметив напряженного тона Аэлин. – Но у нас так давно заведено. Уж и не припомнить, сколько.

– В таком случае, нам повезло, потому что в средствах мы стеснены, – кивнул Мальстен, переглянувшись со спутницей.

Та едва заметно вопрошающе кивнула, и данталли без слов понял ее вопрос: она интересовалась, нет ли у него каких-либо неприятных ощущений от Власа, наподобие жжения в глазах, которое мучило его при встрече с хаффрубом во Фрэнлине. Мальстен едва заметно качнул головой. Тиной от Власа тоже не пахло, поэтому Аэлин сделала вывод, что и спарэгой он быть не может. По всем признакам выходило, что никакой угрозы поблизости нет, хотя неприятная тревога никак не желала развеиваться.

– И нам повезло, что к нам пожаловали путники! – добродушно отозвался Влас. – Хоть послушаем новости из внешнего мира.

Аэлин нахмурилась, вновь многозначительно посмотрев Мальстену в затылок, но он никак не отреагировал.

– Что ж, спрашивайте. Что знаем, расскажем, пока будем здесь. Правда, мы не планируем задерживаться надолго, поэтому подробного рассказа может не получиться.

– Это ничего, – небрежно махнул рукой Влас. – И за пару часов можно узнать много нового. У нас народ оседлый, из родных краев не уходит, поэтому все новости нам интересны – будет, что обсудить всей деревней.

– А отчего же вы не покидаете родные края? – поинтересовалась Аэлин, старательно изображая непринужденный тон. – Мне трудно представить такую жизнь: я постоянно путешествую.

– Возможно, просто не нашлось такого места, где бы тебе захотелось пустить корни, дорогуша, – снисходительно ответил Влас, замедляя шаг и указывая на двухэтажный дом впереди. – Вот мы и пришли. Это наш трактир.

Аэлин глубоко вздохнула, оглядевшись. Вблизи не было ни хлева, ни сарая, ни складской пристройки. Со стороны трактир больше напоминал обычное отшельничье жилище, отличавшееся от остальных, разве что, своими размерами. Аэлин сделала вывод, что здесь нет больших семейств – все хижины, что встретились по пути, могли вместить не больше одной-двух комнат. Она также отметила про себя, что в деревне неестественно тихо, потому что совершенно не слышен детский плач. Не раз, приходя в небольшие поселения, Аэлин даже ночью слышала крики беспокойных младенцев, имеющих обыкновение просыпаться от каждого шороха, однако здесь будто бы и вовсе не было новорожденных детей. Аэлин допускала, что ночь могла выдаться спокойной, или попросту сейчас в этой небольшой деревушке нет семей, у которых бы недавно появился ребенок. Однако от такой мысли нехорошее предчувствие лишь окрепло.

Тем временем Влас настойчиво постучал в дверь трактира, оказавшуюся запертой, и довольно громко позвал:

– Керн! Филипп! Просыпайтесь, тут к нам путники пожаловали!

Практически сразу послышались тяжелые шаги, и вскоре в помещении лязгнул засов, после чего скрипучая дверь трактира отворилась. На пороге появился грузный высокий мужчина, чья фигура заняла собой практически весь дверной проем. Мальстен невольно распрямил спину, подивившись идеальной осанке этого человека.

– Привет, Керн, – уважительно кивнул Влас при виде односельчанина. Тот, смерив гостей оценивающим взглядом, отступил с порога и жестом, не отличавшимся гостеприимностью, пригласил всех внутрь. Влас кивнул и прошел первым, кивком поманив за собой Мальстена и Аэлин.

Лишь войдя в теплое помещение, путники осознали, как холодно было на улице мгновение назад. Мальстен вновь с интересом уставился на Керна, чей взгляд был прикован к оружию незваных гостей.

– В наших краях нечасто встретишь путников, – буркнул он, будто заменяя этим приветствие, и обратился к Власу: – Я уж думал, ты шутишь. С тебя станется. Ты у нас весельчак.

Мальстен прищурился, продолжая изучать то, как держится местный трактирщик. Без сомнения, у этого человека была выправка, привитая не одним годом военной службы, а колкий, цепкий, слегка пренебрежительный взгляд на оружие навевал мысли о не самом низшем звании. Что такой человек мог делать в отшельничьей деревне, не поддерживающей никакого общения с внешним миром, оставалось загадкой.

– Может, путники объявлялись бы чаще, будь ваше поселение обозначено на картах Арреды, – сказала Аэлин, тут же получив в ответ хмурый взгляд трактирщика.

– Это ни к чему, – строго ответил тот, вновь переводя взгляд на паранг, висящий у нее на поясе. – Ты бы ножик убрала подальше, девочка. Еще порежешься ненароком.

Аэлин возмущенно вытаращилась на него. Ей нередко приходилось выслушивать нечто подобное от мужчин, не принимавших ее всерьез, и она считала себя привычной к таким комментариям. Однако слова этого человека отчего-то задели ее. Сам же Керн лишь безразлично покачал головой, проигнорировав реакцию посетительницы.

– Женщинам следует использовать ножи на кухне, а не таскаться с ними по лесам.

– Керн, ну опять ты заладил! – закатил глаза Влас, видя, как во взгляде Аэлин начинает пылать пламя. – Прости его, дорогуша, у него довольно старомодные понятия…

– Это я вижу, – процедила Аэлин сквозь зубы. Это фамильярное «дорогуша» в свой адрес она тоже воспринимала с трудом.

– Позвольте предостеречь, уважаемый, – криво улыбнулся Мальстен, присоединяясь к разговору, – разве во время службы вы не узнали, как опасно недооценивать противника? Уверен, сойдись вы с моей спутницей в схватке, свои слова пришлось бы взять обратно. Заклинаю вас поверить мне. Не хотелось бы, чтобы во время этой демонстрации кто-то пострадал.

Аэлин с интересом взглянула на него, вновь уловив в его голосе азартные нотки артиста, которые он с успехом демонстрировал ранее перед фрэнлинскими воротами. Тем временем Мальстен продолжил говорить, поймав заинтересованный взгляд трактирщика:

– Вы ведь служили, не так ли?

– Интересное предположение, – хмыкнул Керн.

– И не беспочвенное. Ваша выправка говорит за вас, – уверенно сказал Мальстен.

На несколько мгновений в помещении воцарилось напряженное молчание, которое трактирщик нарушил первым:

– Могу сказать то же самое о тебе, сынок. – Он вдруг расплылся в понимающей дружественной улыбке и протянул кукольнику руку. – Влас, к слову, не представил мне вас со спутницей.

– Мальстен, – кивнув, назвался данталли, отвечая на рукопожатие. Ладонь Керна оказалась удивительно холодной, несмотря на тепло, витавшее в трапезном зале.

– Рад знакомству, Мальстен, – вновь улыбнулся трактирщик, переводя смягченный, но все еще скептический взгляд на охотницу.

– Аэлин, – закатила глаза она.

Едва узнав ее имя, Керн тут же потерял к ней интерес и вновь заговорил с Мальстеном:

– Ты служил в Карринге? – воодушевленно спросил он.

– Нет. В Нельне. Учился в военной академии, а после был отправлен на фронт во время Войны Королевств.

– Школяр, значит, – разочарованно бросил Керн, помянув весьма обидное прозвище, коим именовали выпускников нельнской академий солдаты, попавшие на фронт по призыву и обучившиеся военному делу в жестких условиях настоящего боя.

Мальстен прикрыл глаза, смиренно кивнув.

– Виноват.

– Гляжу, не вспылил, – удивленно склонил голову трактирщик.

– Настоящие боевые действия от этого быстро отучивают. Первый месяц настоящей войны излечил меня от бешенства при слове «школяр».

– Что ж, вижу, ты способный малый, раз война кончилась, а ты еще жив.

– Пожалуй, дело не столько в этом, сколько в том, что в самых страшных битвах – при Шорре или при дэ'Вере – мне побывать не довелось, – солгал Мальстен.

– Жаль! – в сердцах воскликнул Керн. – А я так надеялся услышать подробности хоть одной из них!

Мальстен изумленно приподнял брови.

– Я надеялся услышать от вас подробности битвы при Шорре. У вас заметный каррингский выговор, здесь трудно ошибиться. Я был уверен, что вы застали Битву Кукловодов, – с не менее выразительной досадой отозвался он, поддерживая свой образ.

Аэлин наблюдала за ним не без интереса: такой живой взгляд, яркие интонации и почти неестественная для него словоохотливость – все это казалось ей удивительным, и она никак не могла взять в толк, с чего Мальстен так расщедривается на общение с людьми, которых видит впервые в жизни. По отношению к ней он это демонстрировал крайне редко.

– Нет, я к тому времени… уже не воевал, – мрачно бросил Керн, отводя взгляд.

– В таком случае боги были к вам милостивы: говорят, то была одна из самых жестоких битв за всю историю Арреды, – примирительно произнес Мальстен, одарив его ободряющей улыбкой.

Керн невесело улыбнулся в ответ.

– И это все, что мне известно о том сражении, – вздохнул он и, качнув головой, поспешил переменить тему: – Ладно, бесы с ним! Не будем тратить время на пустые разговоры о том, чего никто из нас не видел. Скажи лучше, что заставило тебя… то есть, вас со спутницей так отдалиться от основного тракта?

Аэлин недовольно прищурилась, сложив руки на груди, и выжидающе посмотрела на Мальстена, но на этот раз тот воздержался от замечаний.

– А что обычно заставляет путников держаться подальше от основных трактов, Керн? – вопросом на вопрос ответил он.

– Вы в бегах? – нахмурился трактирщик.

– Это имеет значение? Здесь, в безымянной деревне, которой нет на картах Арреды? – ухмыльнулся Мальстен. – Можно потратить всю ночь, перебрасываясь подозрениями, но, как по мне, это ни к чему. Мне казалось, несколько минут назад вы разделяли эту мысль.

Керн прищурился.

– Язык у тебя хорошо подвешен, сынок, – сказал он. – Вот только мне с преступниками проблемы не нужны.

– На каком же основании вы нас в преступники записали? – Аэлин внушительно посмотрела на Керна, с вызовом приподняв подбородок. – Поводов у вас не было.

– И впрямь, не много ли предвзятости, мой друг? – осторожно поддержал гостью Влас. Керн смерил его недовольным взглядом, и Мальстен поспешил вновь вступить в разговор, намереваясь все же вывести его в мирное русло:

– Хорошо. Я расскажу, в чем дело, чтобы вам было спокойнее. Все просто: мы путешествуем в поисках одного человека, нашего близкого друга, попавшего в беду. В народе от Везера до Карринга ходят слухи, что в Сонном лесу обитает тринтелл, чей дар предвидения мог нам помочь. Мы долго ее искали, затем нашли и выяснили, что наш друг еще жив, после чего поспешили ему на помощь кратчайшей дорогой.

– Что за друг? – приподнял бровь Керн, демонстрируя вновь разгорающуюся заинтересованность.

Мальстен качнул головой.

– Имя здесь без надобности, не в нем суть. А суть в том, что по воле богов наш кратчайший путь пролег через вашу деревню, и именно поэтому мы оказались здесь. Никаких дурных намерений у нас нет, да и секреты ваши, по причине которых вы отгородились от внешнего мира всем поселением, нас не волнуют. Мы лишь ищем пристанище на ночь. Если устроить это невозможно, считаю необходимым прекратить спор и разойтись полюбовно: в конце концов, оснований для конфликта у нас нет. Что скажете?

Керн и Влас переглянулись, затем, выждав несколько мгновений, трактирщик вздохнул и кивнул:

– Что ж, рассуждаешь ты справедливо, надо отдать тебе должное. Можете оставаться на ночь здесь, но только при условии, что оружие вы оставите в трапезном зале.

Аэлин недовольно поджала губы: соглашаться на такое условие ей совершенно не хотелось. Керн уловил ее реакцию и скептически хмыкнул:

– Если это условие не устраивает, можете уходить прямо сейчас. А если намерения у вас мирные, то вы согласитесь.

Мальстен примирительно приподнял руку.

– Мы согласны.

Он ощутил на себе прожигающий взгляд спутницы, однако решил отложить спор с нею до момента заселения в комнаты. Он понимал, что Аэлин в любом случае не останется без оружия: трактирщик вынуждал ее сдать паранг, но о припрятанном в рукаве стилете ничего не знал. Самому же Мальстену, чтобы обезвредить возможного противника, оружие не требовалось вовсе.

– Вот и хорошо! – облегченно вздохнул Влас, до этого державшийся немногословно. – Я уж было подумал, что вы будете всю ночь спорить.

– Стоит обговорить цену за комнаты, – напомнил Мальстен. – А также возможность приобрести у вас продукты в дорогу. Например, вяленое мясо или…

– Мяса нет, – необычайно резко перебил Керн. – Никакого. Ягоды, овощи и бобы могу предложить.

Мальстен, почувствовав на себе взгляд Аэлин, с трудом удержался от того, чтобы переглянуться с ней, и примирительно склонил голову.

– Все лучше, чем ничего. Итак, что с ценой за комнаты?

– Завтра поутру по хозяйству чуть поможешь, и мы в расчете. А ты, – Керн обратился к Аэлин, вновь переведя взгляд на оружие охотницы, – поможешь на кухне и выметешь зал. Другой оплаты не нужно.

Мальстен осторожно покосился на спутницу, глаза которой пылали нескрываемым раздражением, и едва заметно вопрошающе кивнул ей.

– Идет, – буркнула Аэлин.

Керн отошел к стойке. Позади нее располагалась небольшая дверь, за которой, как оказалось, находилось подвальное помещение.

– Филипп! Заканчивай со своим искусством, тут путники пожаловали! Вынеси два теплых одеяла! – пробасил он, затем обернулся к посетителям и пояснил: – Наверху одеяла тонкие. В это время года замерзнете под ними.

Из подвала в ответ не донеслось ни звука, и Керн, раздраженно скрипнув зубами, вновь – на этот раз громче – обратился в темноту дверного проема:

– Филипп! Ты оглох или обленился?! Принеси одеяла путникам!

От громкого голоса трактирщика Влас вздрогнул, будто пробудившись от охватившей его полудремы, и рассеянно уставился на гостей.

Аэлин безотрывно смотрела в дверной проем, в котором вот-вот должен был показаться второй работник безымянного трактира, и пыталась предугадать, какое впечатление произведет на нее этот человек, учитывая, что Керн вызвал резкое отторжение. Обыкновенно она не обременяла себя мыслями о том, что мужчины не принимают ее всерьез, видя паранг на поясе, однако сейчас всецело погрузилась в эти раздумья – они помогали отвлечься от неуютного холодка, то и дело пробегающего по коже. Воистину, злиться было проще, чем бояться.

Через мгновение послышались неторопливые шаги по лестнице, и вскоре в освещенный трапезный зал поднялся юноша с двумя теплыми одеялами в руках.

Аэлин почувствовала, как ноги буквально прирастают к полу.

Необычайно большие карие глаза на бледном лице, немного растрепанные русые волосы, аккуратный нос с чуть вздернутым кончиком, тонкие губы, четко очерченные скулы… это лицо невозможно было забыть, сколько бы лет ни прошло с последней встречи! И все же Аэлин была готова взмолиться всем богам Арреды, чтобы видение оказалось игрой воображения, ошибкой или кошмарным сном.

Юноша при первом же взгляде на Аэлин также застыл. Глаза широко распахнулись, на миг выражение их сделалось скорбящим, а уже в следующее мгновение – отстраненным и холодным. Руки опустились, два одеяла с едва слышным шелестом упали на пол, заставив недоуменно уставившихся на юношу односельчан проследить за его взглядом и повернуться к застывшей и побледневшей Аэлин.

Мальстен напряженно сжал кулак, уже понимая, насколько самонадеянным и неправым оказался, предлагая устроиться в этой деревне на ночлег. Похоже, сам Крипп приложил руку к тому, чтобы недавние опасения охотницы подтвердились.

– Филипп, – одними губами прошептала Аэлин, все еще не в силах поверить собственным глазам.

Юноша, ничуть не изменившийся внешне за те десять лет, что Аэлин считала его мертвым, подался вперед.

– Это охотники на иных, – бесстрастно сообщил он Власу и Керну. – С ними будут проблемы.

Глава 18

Мальстен попятился, хватая Аэлин за предплечье и увлекая ее за собой к выходу.

Три непонятных существа, которых он мгновение назад считал людьми, сделали шаг к беглецам, однако бросаться вдогонку не спешили. Решив не терять времени, Мальстен резко дернул Аэлин за собой, решив для надежности применить нити, видя, что она готова впасть в оцепенение.

Демон-кукольник и его марионетка бросились прочь из трактира в темноту деревни. Оба сердца Мальстена бешено стучали в груди. Он не знал наверняка, кто такой Филипп, хотя и припоминал, что Аэлин когда-то упоминала это имя. Ясно было одно: кем бы ни был этот юноша, другом его нельзя было назвать даже с натяжкой. Да и человеком тоже…

Увлекая за собой Аэлин с помощью нитей, Мальстен рванул в чащу леса, однако дорогу ему преградил невесть откуда взявшийся худосочный мужчина с факелом в руке. Из домов на улицу один за другим выходили пугающе молчаливые спокойные люди, будто ловя мысленный сигнал от своих односельчан. Одним своим видом они вызывали неконтролируемый страх, которому не было объяснения.

Выхватив саблю, Мальстен уклонился от взмаха факела и нанес рубящий удар по горлу неизвестного существа в человечьем обличье, заступившего ему путь. То не издало ни звука. Из горла брызнула кровь, и в свете факела было совершенно ясно, что она черна, как уголь. Тело твари начало медленно оседать на землю.

– Бесы! – в сердцах выкрикнул Мальстен, видя, как жители деревни начинают смыкаться в клин и устремляться в погоню. – Бегом!

На этот раз Аэлин повиновалась бы и без помощи нитей, но отпускать марионетку сейчас было никак нельзя: даже малейший укол расплаты, способный замедлить бег, мог стать роковым.

Следующего противника встретил паранг Аэлин. Громко вскрикнув от испуга, когда незнакомец внезапно появился на пути, она рассекла ему грудь. В отличие от первого существа, это – тяжело застонало и повалилось наземь, стараясь зажать руками рану, из которой на рубаху сочилась черная жидкость.

– Что это за твари?! – взвизгнула Аэлин, устремляясь вперед.

– Не знаю, – на бегу отозвался Мальстен. – Не люди.

– Нам бы сейчас не помешал твой дар! – на грани паники воскликнула Аэлин, оглядываясь на толпу селян, которая нагоняла их.

– Не поверишь, я пытаюсь…

Волею проказника-Криппа нити не отзывались, когда Мальстен пытался взять под контроль кого-то из этих существ. Они однозначно не были ни людьми, ни иными – ни у кого не могло быть крови черного цвета, такого не встречалось в природе. И они имели стопроцентную сопротивляемость к силам данталли. Дело было не в препятствии, которое устанавливал защитный красный цвет, и не в природном щите, как у хаффрубов – нити попросту не чувствовали этих существ, как если бы они были призраками…

Но эти твари были из плоти и крови.

И их становилось все больше. Они возникали на пути, словно воплощаясь из сгустков мрака. Неслышные, незаметные, смертоносные. Подступая с разных сторон, они замыкали беглецов в плотное кольцо.

Запнувшись о корягу, Аэлин упала, но быстро успела сгруппироваться и вскочить. Боли в подвернутой лодыжке она почти не заметила – страх гнал ее вперед. Однако мгновение промедления оказалось роковым. Поняв, что они окружены, Мальстен стал рядом с Аэлин и приготовился прорываться через кольцо с боем. Он ожидал, что селяне вот-вот нападут, однако они замерли, глядя на своих жертв холодными отстраненными глазами.

Мальстен впервые в жизни почувствовал, как кровь стынет у него в жилах от суеверного ужаса. Догадки о том, кем могли быть эти существа, у него появились. И сейчас он променял бы этих жутких кукол на любых других противников, снес бы сколь угодно жестокую расплату за контроль, лишь бы не стать одним из них.

Часть мертвых марионеток начала расступаться, пропуская вперед человека, неспешно бредущего к загнанным в круг беглецам, припадая на правую ногу. За ним столь же медленно двигались Керн, Влас и Филипп, держа в руках факелы. В свете огня лицо хромого человека было хорошо различимо: лысая голова, острые хищные скулы, небольшие тусклые глаза, длинный прямой нос, тонкие губы. Вопреки сложившемуся в народных сказаниях образу, некромант не носил длинной черной мантии с широким капюшоном – он был одет, как обыкновенный работяга, в потертую коричневую рубаху и старые, разношенные штаны. Сказать наверняка, сколько ему лет, не представлялось возможным: такие, как он, могли жить не одно столетие, не старея. Взгляд выдавал в некроманте древнего старца, черты лица же навевали мысли о ровеснике Бенедикта Колера. А голос, звучавший в этом самый миг, и вовсе принадлежал молодому мужчине:

– Так, так, так, – протянул хозяин деревни. – Кто тут у нас? Охотники, значит? Что же ты обманываешь меня, Филипп? Охотница здесь только одна, и, что удивительно, путешествует она с данталли. Эти нити разве можно с чем-то спутать?

Самодовольная улыбка некроманта растянулась шире, когда Мальстен вздрогнул от неожиданности. Увидеть нити раньше могли либо другие данталли, либо Бэстифар. Больше никому видеть нити было не дано, однако некромант различал их без труда.

Аэлин напряженно посмотрела на Мальстена. Немой осуждающий вопрос о нитях застыл на ее губах. Мальстен виновато опустил голову.

– Прости. Я должен был…

– Признаться, я никогда не встречал живого данталли так близко! – почти нараспев заговорил колдун, заложив руки за спину. – Был шанс ухватить одного девять лет назад при Шорре, но там меня опередили жрецы Красного Культа, и договориться с ними не вышло: они, знаешь ли, очень трепетно относятся к своей работе. Впрочем, кому я это объясняю! Ты, верно, не просто так забрался в нашу глушь вместо того, чтобы двигаться по тракту. Смею предположить, что вы скрываетесь от Культа как демон и его… – он помедлил, вспоминая слово. – Как это у них называется? Пособница?

Мальстен напряженно всмотрелся в поблескивающие в сиянии факелов глаза некроманта, стараясь отвлечь его взгляд от своих рук.

– О, нет-нет, – снисходительно протянул колдун, мгновенно улавливая его мысль. – Можешь даже не пытаться проделать со мной свой излюбленный трюк. Зацепиться за меня нитями ты не сможешь. Вы, данталли, ведь контролируете только живое, а во мне, как водится, жизни нет… в привычном ее понимании.

Губы Мальстена сжались в тонкую линию. Его разрывали суеверный ужас и природное любопытство: хотелось задать некроманту множество вопросов после его провокативных заявлений, однако Мальстен опасался говорить с ним.

– Кстати сказать, я не представился. Несправедливо выходит, ведь я-то ваши имена уже знаю. Меня зовут Ланкарт. О роде моей деятельности вы все уже поняли, так что…

– Что тебе нужно? – перебил его Мальстен, не без труда сохраняя в голосе холодность и строгость.

– О! Заговорил, наконец! – радостно всплеснул руками некромант. – Начало неплохое. Что мне нужно? Что ж, если попытаться адаптировать это под ваше понимание, мне нужна семья. Крепкая, большая, необычная, бессмертная… точнее, не до конца умершая семья. И я буду счастлив принять в нее вас обоих. Я, знаешь ли, давно мечтал встретить данталли и разобраться, как работают ваши силы. Можно ли сохранить их после смерти, учитывая то, что вы можете контролировать только живое? А если эти силы сохранятся, то в каком виде? На кого вы сможете воздействовать, если будете подвластны мне? Что до девушки… – Ланкарт сощурил глаза и окинул Аэлин взглядом с головы до пят. – Пожалуй, я воссоединю ее с давно утраченной любовью. Ведь, насколько мне известно, много лет назад она была обручена с нашим дорогим Филиппом.

Теперь Мальстен вспомнил, когда слышал от Аэлин это имя. Она рассказывала о своей жизни в хижине аггрефьера. Тогда она и упомянула своего жениха.

Мальстен нахмурился, глядя на юношу, в свете факелов больше походившего на восковую фигуру. Как ни странно, в его внешности было куда меньше живости, нежели во внешности того же Керна или Власа. Лицо Филиппа казалось непроницаемой маской. При упоминании обручения он скользнул взглядом по Аэлин, и взгляд этот не выразил ничего, даже отдаленно напоминающего любовь.

– Мой жених умер девять лет назад, – подрагивающим голосом отчеканила Аэлин. – То, что я вижу сейчас перед собой, носит его лицо, но это не он.

– Ты запоешь по-другому, дорогая, когда станешь частью нашей большой семьи, – со снисходительной улыбкой отозвался Ланкарт, небрежно взмахнув рукой. Голос его тут же преобразился, зазвучал властно и строго. – Сложите оружие! И без глупостей, иначе моя семья тотчас же растерзает вас в клочья, а мне не хотелось бы после собирать вас по кусочкам. Мне и так многих придется восстанавливать. А ведь далеко не все здесь лишены чувствительности к боли.

Из груди Аэлин вырвался прерывистый вздох. Она беспомощно посмотрела на Мальстена, однако тот не сумел взглянуть на нее в ответ: в его сознании, не переставая, стучала мысль, что если б он ее послушал, они не угодили бы в эту западню. Он с тяжелым вздохом бросил саблю на землю и приподнял руки, продолжая цепляться нитью за свою Аэлин.

Понимая, что выбора нет, охотница сокрушенно бросила на землю паранг. Филипп изучающе взглянул на нее и кивнул.

– Стилет тоже, Айли, – холодно произнес он. Аэлин уничтожающе посмотрела на него, однако он лишь качнул головой. – Я знаю, ты все еще носишь его в правом рукаве.

– Смелее, девочка, – подтолкнул Ланкарт. – Не заставляй меня отрубать тебе руку, чтобы это проверять. Пришивать ее обратно, знаешь ли, проблематично: даже после применения магии иногда может нарушиться подвижность.

Испуганно поджав губы, Аэлин последовала приказу некроманта, и стилет, выскользнув из правого рукава, упал на землю, громко звякнув о лезвие паранга.

– Вот и славно, – соединив подушечки пальцев, заключил Ланкарт, тут же обратившись к своим мертвым марионеткам: – Проводите наших новых друзей ненадолго в клетку. Мне следует хорошенько подготовиться перед ритуалом, да и данталли понадобится некоторое время, чтобы прийти в себя. Насколько я знаю, за отнятое время жизни предстоит расплатиться.

Мальстен изумленно уставился на некроманта: слова об отнятом времени жизни прозвучали так, будто он знает о расплате больше, чем кто-либо другой.

Задать вопрос Мальстен не успел – кто-то из мертвых кукол Ланкарта заломил ему руки за спину и подтолкнул вперед, в объятия скорой смерти.

Часть 3. Нить жизни

Глава 19

Сельбрун, Крон.

Двадцать восьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Проснувшись утром, Киллиан почувствовал себя гораздо хуже, чем перед отходом ко сну: простуженную шею все еще ломило, над переносицей собралась мерзкая тяжесть, горло саднило, а глаза жгло от сухости.

Киллиан мысленно порадовался, что Бенедикт не застал его в таком состоянии. Он не знал, куда так рано мог направиться наставник, и это немного беспокоило его, однако в сложившихся обстоятельствах это было меньшим из зол.

Понадеявшись, что болезнь не успела слишком глубоко проникнуть в него и постепенно рассеется в течение дня, Киллиан наскоро оделся и вышел из комнаты. Куда податься, он не знал. Предполагалось, что в Кроне Киллиан будет всюду сопровождать Бенедикта, и, пока они добирались из Олсада в Сельбрун, уверенность в этом успокаивала его. Однако по прибытии в головное отделение все перевернулось с ног на голову, и Киллиан начал чувствовать себя щенком, который преданно таскается за своим хозяином. Для него в этом ощущении было слишком много колкой правды: он действительно не чувствовал в себе права распоряжаться своим временем, как ему вздумается, но и навязчивым быть не хотел.

Если Бенедикт и понимал его смятение, то не подавал виду и нимало не пытался упростить ученику задачу.

Показавшись самому себе жалким, Киллиан разозлился сильнее прежнего и отказался от мысли отправляться на поиски своего наставника. Он предположил, что Бенедикт с самого утра осаждает кабинет жреца Бриггера, поэтому пошел в прямо противоположную сторону – к лестнице, ведущей на нижние этажи здания, к выходу на улицу. Коридоры встретили его неприветливым сквозняком и тоскливой пустотой, хотя Киллиан отчего-то был уверен, что в кронском отделении принято патрулировать этажи. Эта ошибка подпортила и без того скверное расположение духа – ошибаться Киллиан не любил.

На первом этаже здания Культа оказалось более людно. Несколько угрюмых жрецов встретили Киллиана приветственными кивками, но не перемолвились с ним ни единым словом. Их оценивающее молчание угнетало: складывалось впечатление, что они прекрасно знают, кто перед ними, и мысленно критикуют каждое движение юного помощника Бенедикта Колера. Киллиану было от этого не по себе, его напрягала необходимость постоянно соответствовать величию своего наставника и оправдывать сделанный им выбор. Возможно, испытывай он сам больше уверенности в себе и в решении Бенедикта, задача сделалась бы не в пример легче, но его собственные сомнения были слишком сильны.

Выйдя на улицу, Киллиан огляделся и позволил себе более обстоятельно осмотреть территорию головного отделения. Она представляла собой небольшой городок прямо внутри Сельбруна: здесь располагались дома кронских жрецов, торговые лавки, хлева, бани, складские помещения и безымянная трапезная, предназначенная только для Культа. Местное отделение не шло ни в какое сравнение с Олсадским, хотя после жизни в родной деревушке Киллиан и его считал размашистым. Думая об этом, он поймал себя на мысли, что очень хотел бы увидеть, как выглядит отделение в Хоттмаре – творение Бенедикта, построенное на крови семейства Ормонт. Он слышал, что там чаще встречаются серокаменные дома высотой в один-два этажа, а жилища знатных семей представляют собой массивные вытянутые замки со скупой и лаконичной наружной отделкой. Киллиану такая картина представлялась довольно унылой. По сравнению с Хоттмаром Сельбрун казался ему городом из сказки – его удивительные дома отличались оригинальными этажными выступами, которые не встречались ни в одном другом городе Арреды. За счет сочетания деревянных брусьев, камня, глины и двухцветных стен эти дома были похожи на огромные уютные ящики с четырехскатными крышами. Киллиан не уставал удивляться: и как он только не восхитился этим, когда приезжал сюда впервые?

От размышлений его отвлек знакомый голос и отчетливый лязг мечей где-то неподалеку. Забыв о своем нежелании искать Бенедикта, Киллиан поспешил на звук. Меч будто сам скользнул ему в руку. Повернув за угол здания, Киллиан наткнулся на ровную тренировочную площадку, на которой сейчас находились двое: Бенедикт и еще один жрец – худой, невысокий и светловолосый. Последний лежал на земле и досадливо кряхтел. Прямо ему в горло смотрело острие меча Бенедикта, а его собственный меч лежал в паре шагов от него.

Киллиан не спешил вмешиваться и затаился, прислушиваясь.

– Теряешь форму, Леонард! Седьмой проигрыш! – возвестил Бенедикт. Его противник рассмеялся в ответ и устало растянулся на земле, раскинув руки в стороны.

– Тебя слишком долго не было, – отдышавшись, ответил он. – Некому было мучить меня ежедневными тренировками. А у тебя идеальный учитель всегда под боком. Не удивительно, что ты побеждаешь меня в два счета!

– Я передам Ренарду твою грубую лесть, – хмыкнул Бенедикт, убирая меч и протягивая поверженному противнику руку. – Повторим?

Леонард устало покачал головой.

– Нет, все, Бенедикт. На это утро, пожалуй, достаточно. В который раз признаю, что был неправ насчет Ренарда. Пора бы тебе уже простить мне тогдашнюю предвзятость.

Бенедикт пожал плечами и помог Леонарду подняться. Тот отряхнулся и неловко поправил дорожный костюм. Было видно, что ряса ему гораздо привычнее, чем боевое обмундирование передвижных групп.

– Мне тебя прощать не за что, – сказал Бенедикт. – Это Ренард на тебя тогда взъелся, не я.

– А мстишь каждый раз ты, – буркнул Леонард. – Но надо отдать должное вам обоим: твои навыки становятся все лучше. Ты, вообще, в курсе, что людям положено стареть и готовиться к дряхлению в твои годы?

– Вот только не надо про возраст, – угрюмо оборвал Бенедикт. Такая попытка сделать комплимент явно не пришлась ему по вкусу, но Леонард не придал этому особого значения.

– Заглянешь на лекцию к молодым жрецам, пока ты в Сельбруне? Они меня живьем съедят, если не приведу тебя в лекторий. Наглеть и просить о практическом занятии не стану – знаю, что твое время дорого. Но хоть час выделишь для молодого поколения? – Леонард растянул губы в широкой умоляющей улыбке.

– Подумаю над практикой, – сказал Бенедикт, нахмурившись. – На лекциях желторотики требуют от меня не знаний, а сплетен. Мне это неинтересно, а на практике я хоть что-то полезное сумею вдолбить им в головы.

– Я твой должник, – обрадовался Леонард, протягивая Бенедикту руку.

– Как обычно, – ответил тот, лишь теперь обратив внимание на своего ученика, притаившегося у стены здания с мечом в руке. – Киллиан! Что ты здесь делаешь? И почему с оружием?

Киллиан почувствовал, что краснеет, будто его застукали за подглядыванием в замочную скважину. Подобравшись, он спрятал меч в ножны и вышел на тренировочную площадку.

– Решил уделить время тренировкам. – При первом же слове он почувствовал саднящую боль в горле и невольно поморщился. – Не ожидал вас тут встретить. Я думал, вы у жреца Бриггера. – Остановившись напротив наставника, он с вызовом посмотрел на него. Взгляд выражал требовательность и упрек, как он ни пытался это скрыть. – Могли бы и разбудить для тренировки.

– Я счел, что это ни к чему. Тебе нужно было отдохнуть с дороги.

Губы Бенедикта растянулись в мягкой отеческой улыбке, которая отчего-то ножом вонзилась в сердце Киллиана.

– А вам – нет? – тихо спросил он, проклиная себя за прорвавшуюся наружу обиду.

– Так это и есть твой ученик? – Широко улыбнувшись, Леонард дружески ударил Бенедикта по плечу. Его взгляд изучил Киллиана с головы до пят, губы оценивающе изогнулись, как если бы он был ювелиром, рассматривавшим камень для будущей огранки. – Наслышан о вас, молодой человек. Киллиан Харт, если не ошибаюсь?

– Он самый. А вы?

Прозвучало гораздо высокомернее, чем Киллиан ожидал. Бенедикт предупреждающе посмотрел на него, но одергивать пока не стал. Леонард на неподобающий тон не обратил никакого внимания и благодушно продолжил, протянув ему руку.

– Жрец Сайер. Но друзья Бенедикта могут звать меня просто Леонард. – Он энергично потряс нехотя протянутую в ответ руку Киллиана. – Чрезвычайно рад знакомству, юноша! Бенедикт хорошо о вас отзывался. – Он доверительно склонил голову и заговорил чуть тише: – Вам очень повезло, что вас выдернули из Олсада. Мне доводилось там бывать, и тамошнее отделение показалось мне унылым и скучным, прямо как его старший жрец. Как его звали?

– Урбен Леон. И не звали, а зовут, – ответил Бенедикт, устало вздохнув. – Ладно, оставь свои речи желторотикам, Леонард. Дай тебе волю, и ты уболтаешь моего ученика до смерти. Уйди с глаз, будь так любезен.

– Ты премерзкий, грубый тип, Бенедикт, ты в курсе? – ничуть не обидевшись, рассмеялся Леонард и вновь доверительно посмотрел на Киллиана. – Представляю, молодой человек, как тяжко вам приходится терпеть его рядом с собой днями напролет! Я бы не выдержал столько. Поэтому я и не пошел в его команду.

Леонард Сайер раздражал Киллиана всем: своим голосом, ужимками, излишней веселостью. Выдайся это утро чуть менее богатым на неприятные впечатления, было бы проще удержать язык за зубами. Но сейчас Киллиану это не удалось.

– Вынужден не согласиться, – холодно сказал он. – Вы понятия не имеете, каково находиться в обществе жреца Колера долгое время, потому что никогда не были в его команде, а он никогда не задерживался подолгу в Кроне. Это – первое.

– Харт! – попытался перебить Бенедикт, но Киллиан и не думал замолкать.

– Сомневаюсь, что у вас был шанс попасть в команду: вы слишком беспечны и быстро сдаетесь. Это – второе. Ваш подход больше годится для занятий в лекториях, а не для полевой работы. Это – третье.

Договорив, Киллиан резко выдохнул.

Горячая злость схлынула, на смену ей пришла волна озноба. Пришлось стиснуть зубы, чтобы они не застучали друг о друга. В том, что он высказал, Киллиан не сомневался ни на минуту, но собственная манера смутила его, как только повисла тишина. Он повел себя слишком резко с человеком, который не сделал ему ничего плохого. Гордость заставляла стоять на своем, совесть молила извиниться, и Киллиан уже собирался сдаться ей, когда Леонард, нервно хохотнув, сказал:

– Гляди-ка, зубастый! – К изумлению Киллиана, он даже не оскорбился.

– Я тебя предупреждал, – развел руками Бенедикт.

– А крыть-то нечем! Вы совершенно правы, молодой человек, – примирительно произнес Леонард, беззлобно глядя на Киллиана. Затем повернулся к Бенедикту. – Буду ждать от тебя вестей о практическом занятии для моих учеников. Надеюсь, ты про нас не забудешь. Был рад повидаться!

– Я тоже, Леонард, – кивнул Бенедикт, похлопав приятеля по плечу напоследок, и тот поспешил к зданию Культа.

Глава 20

Как только Леонард Сайер скрылся из виду, Бенедикт укоризненно воззрился на Киллиана.

– Если ты встал не с той ноги, это не повод хамить другим жрецам и ставить меня в неловкое положение, Харт, – назидательно сказал он.

– Себя, – хмуро поправил Киллиан. Бенедикт недоуменно приподнял брови в ожидании пояснения. Киллиан устало вздохнул. – Если я кого-то и поставил в неловкое положение, то себя, а не вас. Я не ваш довесок. А в том, что я сказал жрецу Сайеру, не было хамства.

– Неисправим! – закатил глаза Бенедикт. – Тебе повезло, что Леонард не обидчив даже там, где следовало бы. В преддверии важной операции скандалы в головном отделении нам ни к чему. Так что впредь сделай над собой усилие и веди себя поспокойнее.

Киллиан помрачнел и отвел взгляд. Недружелюбный порыв осеннего ветра заставил его содрогнуться. Бенедикт обеспокоенно посмотрел на него, только сейчас заметив его нездоровый вид.

– Скверно выглядишь. – Он усмехнулся. – Может, ты заболел? И оттого такой невыносимый?

– Я в порядке, – недовольно буркнул Киллиан.

– Отнюдь. Судя по виду, сляжешь через пару дней. Может, раньше. Так что давай-ка бодрым шагом к лекарю, пока у тебя жар не усилился.

– У меня не жара…

– Ознобу своему это скажи. Давай, бегом! Пока еще на ногах стоишь.

В голосе Бенедикта послышалось легкое снисхождение, вновь всколыхнувшее все навязчивые страхи Киллиана. Он отчаянно посмотрел на наставника.

– Решили отослать меня прочь?

Лицо Бенедикта недоуменно вытянулось.

– Какая муха тебя укусила?

– Я сужу по фактам. Вы сказали, что я ставлю вас в неловкое положение, и сразу отправили в лазарет.

– Харт, ты болен. И, похоже, жар уже затуманивает тебе разум. – Бенедикт потянулся ко лбу ученика, чтобы доказать свою правоту, но тот отшатнулся от его руки. В глазах появился фанатичный обиженный блеск.

– Со мной ничего серьезного, бывало и хуже! Как я могу слечь в лазарет, когда впереди столько важных дел и одна из самых громких операций Культа?

Бенедикт терпеливо вздохнул.

– Делами все равно буду заниматься я, а не ты, поэтому…

– В таком случае ответьте мне на вопрос, Бенедикт, – зашипел Киллиан, перебив наставника, – для чего вы меня с собой потащили? Меня, а не Ренарда и Иммара. Рассказали правду, тренировали всю дорогу. Чтобы в самый разгар дела я попросту не путался под ногами?

– Разумеется, нет, – покачал головой Бенедикт. – Я рассчитывал на твою помощь и хотел ежедневно наверстывать упущенное в твоем обучении, но раз уж так вышло, что ты слег…

– Не спешите с выводами, – Киллиан решительно вытащил меч. – Я не слег. И раз уж мы оба здесь, вполне можем начать тренировку.

Бенедикт недоверчиво изогнул бровь, но меч все же достал: не привык стоять безоружным перед вооруженным противником.

– Семь проигрышей. Как у Сайера, – прерывисто дыша, отрапортовал Киллиан. – Тогда я сделаю все, как вы говорите. Если выстою лучше, чем Сайер, вы больше не станете отдавать приказы насчет лазарета. – Заметив, что Бенедикт смешался, Киллиан добавил: – Решайтесь! Это удобное условие, учитывая, что мне еще ни разу не удалось вас побороть.

– Бесы с тобой, – уступил Бенедикт. – Уверен, что после седьмого поединка ты в любом случае свалишься без чувств, так что сыграем по твоим правилам.

Поединок начался тотчас же. В течение первой минуты Бенедикт отметил, что сражаться с учеником стало труднее: Киллиан впитывал навыки с удивительной скоростью. Если девять дней тому назад уйти от его угловатых атак, построенных на одной агрессии, было проще простого, то сейчас Бенедикту приходилось прилагать много усилий, чтобы понять, как будет двигаться противник. То ли предыдущая тренировка с Леонардом Сайером успела вымотать его, то ли талантливый ученик и впрямь поднаторел в фехтовании.

И первая, и вторая победа над Киллианом дались не без труда. Повалив его на землю подсечкой, Бенедикт позволил себе несколько мгновений передышки, постаравшись восстановить дыхание.

– Ты молодец, – похвалил он, помогая Киллиану подняться. – Делаешь огромные успехи.

– Несколько раз тренировался в карауле. Отрабатывал движения, пока вы спали, – тяжело дыша, отозвался тот, утирая пот со взмокшего лба.

– Это заметно. Быстро учишься. Быстрее, чем я в твои годы.

– У каждого свои таланты.

Киллиан снова начал атаку. Бенедикт ушел от первого и второго удара играючи, сумел перейти в нападение и попытался вновь сбить его с ног, однако на этот раз Киллиан успел вовремя отскочить в сторону. Дальнейшая серия атак и парирований растянулась почти на полминуты. Киллиану это время показалось бесконечным, он все время боялся, что тело или концентрация подведут его. Он понимал, что затея с этими семью схватками, скорее всего, выйдет ему боком и к концу тренировки его потащат в лазарет на носилках, однако он не мог позволить себе отступить. Из его мыслей никак не уходили образы, навеянные страхами и сомнениями – не только в собственной выносливости, но и в том, что работа жреца Культа ему по силам.

Не смей думать об этом! Ты не слаб! Ты справишься! Ты всегда мог взять себя в руки, когда того требовало дело, – подбадривал внутренний голос, однако тело, как назло, не желало иллюстрировать эти слова, а лишь становилось все менее послушным и маневренным.

К третьему проигрышу лицо Киллиана заливал пот, сердце бешено колотилось, а свистящее дыхание отрывисто вырывалось из груди. Горло пересохло и противно саднило, над переносицей пульсировала тупая боль, вспыхивающая сильнее при каждом движении головы.

Вновь попытавшись сосредоточиться, Киллиан провел серию атак, ни одна из которых не увенчалась успехом. Боковое зрение тем временем уловило в отдалении какое-то движение. В первый миг Киллиан принял это за иллюзию, навеянную жаром, однако быстро понял, что за поединком попросту пришли понаблюдать зрители. Подтвердить свою догадку Киллиан сумел, лишь когда продавливающая атака Бенедикта заставила его выронить клинок и проиграть снова.

Чуть поодаль от места тренировки собиралась большая компания молодых жрецов, желающих увидеть, как сражается ученик Бенедикта Колера. Часть зрителей на ходу одергивала наспех надетые рясы, кто-то потирал плечи от утреннего холода и широко зевал спросонья.

В душе Киллиана всколыхнулась злость на этих людей. Упрямо игнорируя головную боль и ломоту в теле, он заставил себя поднять клинок и пошатнулся, распрямившись: территория кронского отделения Культа сделала перед глазами крутой оборот.

– Харт, – тихо позвал Бенедикт, осторожно покосившись на собравшихся неподалеку зрителей, – хватит.

Киллиан не ответил, боясь надсадно закашляться, если из пересохшего горящего горла вырвется хоть слово. Он не хотел этого, не хотел быть слабым и больным – особенно на глазах зрителей, только этого и ждущих. Глядя на Бенедикта, он покачал головой, снова бросился в атаку и растворился в поединке. В какой-то момент ему даже показалось, что недомогание отступило, хотя он и понимал, что боги Арреды вряд ли расщедрились бы на такой подарок.

Бенедикт атаковал, но зацепить ученика ему не удалось. Собственный промах зажег на его лице гордую азартную улыбку. Что бы Бенедикт не говорил о толпе, он любил быть в центре внимания и любил впечатлять зрителей, сейчас Киллиан это ясно видел.

Бой захватил противников, каждый из них рисковал забыть, что это лишь тренировка.

Киллиан увернулся от опасного выпада, грозившего обернуться серьезной раной. Вспышка боли над переносицей осталась где-то за пределами его внимания, он сделал несколько быстрых шагов, провел атаку, которую встретил отражающий удар. Киллиан сильнее сжал меч, чтобы не позволить выбить его у себя из рук, развернулся и, уловив момент, полоснул по воздуху практически наугад.

Бенедикт вдруг вскрикнул от боли.

Следующая пара мгновений вместила в себя ряд движений, который по определению вместить не могла. Киллиан полностью доверился ощущениям своего тела. Грации в его движениях было ни на фесо, но каждое действие было необходимым. Они с Бенедиктом развернулись одновременно.

Клинки, что должны были вот-вот врезаться в шею обоих соперников, замерли в дюйме от цели.

На тренировочной площадке повисла звенящая тишина.

По лицу Киллиана градом струился пот, лоб Бенедикта блестел от испарины, на траву капала кровь из порезанного левого плеча. Поняв, что сделал, Киллиан опустил клинок и резко втянул воздух, сделавшийся обжигающим и едким. Слова извинения заглушил приступ надсадного кашля.

Бенедикт поморщился от боли, убрав оружие и зажав кровоточащее плечо.

По рядам зрителей прошелся оживленный гул, слившийся для Киллиана в неопределенную какофонию. Болезнь, успешно загнанная в угол несколько минут назад, принялась атаковать ослабший организм с новой силой, тело отяжелело и задрожало от озноба.

– Тренировка окончена, жрец Харт, – холодно сказал Бенедикт.

Киллиан сдержанно кивнул, подавляя кашель. Он не мог представить, что будет дальше. Сейчас он ожидал от наставника чего угодно, вплоть до резкого возобновления поединка, несмотря на только что произнесенную команду.

– Прогуляешься со мной до лазарета? – тихо спросил Бенедикт.

Киллиан с готовностью последовал за ним.

До медицинского блока Бенедикт предпочел добираться в обход, не проходя через замершую толпу зрителей. Лишь когда молодые жрецы остались далеко позади, Киллиан заставил себя заговорить:

– Что теперь? – ровным голосом спросил он.

– О чем ты? – устало буркнул Бенедикт.

– Со мной. Я понимаю, что вы не стали работать на публику и говорить, что меня ждет. Но сейчас зрителей нет, можете озвучить.

Бенедикт нервно засмеялся, сильнее сжав кровоточащую рану на плече и болезненно поморщившись.

– Ох… не совсем понимаю, что я, по-твоему, должен тебе озвучить. Вроде как, я уже все тебе сказал, разве нет? Или ты хочешь, чтобы я признал, что сам остановил поединок, и теперь не имею права гнать тебя в лазарет?

Киллиан нахмурился.

– Бросьте, Бенедикт. Вы прекрасно меня поняли. Мне собирать вещи и убираться восвояси? Обратно в Олсад?

На этот раз Бенедикт изумленно уставился на него.

– Боги, с чего бы?

– Хотя бы с того, что я неспособен провести границу между тренировочным боем и настоящим, – отрапортовал Киллиан.

– С ума сойти! – усмехнулся Бенедикт. – То есть, ты от меня, выходит, наказания ждешь?

Киллиан мрачно сдвинул брови.

– Я ранил вас в тренировочном бою. Это недопустимо.

Бенедикт глубоко вздохнул, остановился и, положив испачканную кровью руку на плечо ученика, нашел его взгляд.

– Я позволил себе получить ранение в тренировочном бою. Это – недопустимо. – Выждав несколько мгновений, он вновь зажал рану и возобновил шаг. – Ты представить себе не можешь, сколько таких царапин было мною получено в боях с Ренардом. Он частенько забывал, что мы ведем тренировочный бой, есть у него такая черта. Признаться, несколько раз он был близок к тому, чтобы отправить меня на Суд Богов, так что мне, можно сказать, не привыкать.

Киллиан недоверчиво уставился на него.

– И вы это…

– Спускал ему с рук, да. Каждый раз. Ренард превосходный учитель, он создавал для меня условия реального боя, помогал оттачивать навыки. Мне было тяжело добиться того же с тобой, ведь ты новичок. Я опасался, что нанесу тебе вред. Сегодня – не опасался, но был недостаточно быстр. Ты оказался быстрее, и мой проигрыш тебе в скорости дал о себе знать. Винить тут, кроме меня, некого.

Киллиан устало потер ноющий лоб и качнул головой.

– Это вышло… случайно… – с трудом выговорил он.

– И да, и нет, – задумчиво произнес Бенедикт. – Это вышло, потому что в тебе в очередной раз взыграла злость. Уж не знаю, на кого: на меня, на самого себя, или на толпу желторотиков, которая собралась, чтобы оценить, что ты собой представляешь. Эта агрессия – твое неотъемлемое качество, оно будет всегда, и это, пожалуй, хорошо. Плохо другое: ты ее не контролируешь. А надо.

Киллиан прищурился.

– Вы свою, хотите сказать, контролируете?

– Да. Поверь, если б не контролировал, то и Иммар, и ты сам в таких поединках уже были бы мертвы. Насчет Ренарда я бы еще поспорил…

Из груди Бенедикта вновь вырвался усталый вздох и, поморщившись, он кивнул на дверь медицинского блока.

– Ну что ж, идем. Поверь, местный лекарь жрец Морн сейчас устроит хорошую выволочку нам обоим.

Глава 21

Сонный лес, Карринг.

Двадцать восьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Ланкарт недовольно нахмурился, услышав громкий хлопок двери. Непрошеный гость бесцеремонно отвлек его от чтения, хотя в деревне это считалось правилом дурного тона, которое не нарушалось десятилетиями.

– Стучать не учили? – спросил Ланкарт.

Перед ним стоял Филипп. Кулаки сжаты, ноги расставлены шире плеч, в глазах боевой яростный блеск. Живым людям в таком состоянии полагалось краснеть. Ланкарт изучающе склонил голову набок, задумавшись о том, не поколдовать ли над румянцем у своих будущих кукол – все-таки иссиня-фарфоровая бледность жителей его деревни успела ему наскучить.

– Ты говорил, что они мучаются от расплаты! Что они готовы молить о смерти! – прорычал Филипп, пыхтя от злости.

– Данталли? – рассеянно спросил Ланкарт.

– Да! Но этот не издал ни звука! По нему не видно, что он хоть что-то чувствует! Он обязан был расплатиться за контроль, но ничего не произошло!

Ланкарт задумчиво нахмурился. Новость Филиппа заставила его наконец отвлечься от мыслей о румянце и отмести прочь возможные способы сохранить эту живую особенность после смерти.

– Выходит, нам достался данталли из терпеливых. Это интересно.

В голове Ланкарта родилось множество теорий о том, как выносливость пойманного существа скажется на его способностях: какие изменения претерпят его силы после воскрешения, сумеет ли он управлять мертвыми, на кого будет распространяться его дар? При условии, конечно, что этот дар удастся сохранить. Прежде Ланкарту никогда не приходилось воскрешать иного – только людей, с которыми приходилось кропотливо работать, чтобы не дать им утратить большую часть своей личности.

– Он ничего не чувствовал! – снова воскликнул Филипп.

– Он не может ничего не чувствовать. – Ланкарт не повышал голос, но в нем прозвучал раздраженный напор, от которого гнев Филиппа поутих. – Если тебя это утешит, ему было больно. Просто он, судя по всему, умеет этого не показывать.

Филипп скрипнул зубами и сжал кулаки.

– Из-за таких, как он, я лишился жизни, и…

– А из-за меня до сих пор топчешь Арреду своими ногами. Что дальше?

– Заставь его страдать! – отчаянно закричал Филипп.

– Вот еще, – фыркнул Ланкарт. – Я дал тебе возможность посмотреть на расплату. Если ты ее не увидел, значит, тебе не повезло. Успокойся и не мешай мне работать.

У Ланкарта в распоряжении было все время мира, и он давно разучился чувствовать, каково это, когда кто-то мешает. Однако он продолжал пользоваться этим человеческим понятием, чтобы чаще потакать своему настроению и желанию уединиться.

Филипп опустил голову, губы обиженно надулись.

– Возвращайся к пленникам и охраняй их. Из клетки они вряд ли куда-то денутся, но все же надзор не помешает.

Филипп недовольно кивнул и покинул дом некроманта.

Глава 22

Толстые и прочные прутья клетки располагались близко друг к другу: ни перепилить их, ни сломать, ни пролезть между ними не представлялось возможным. Открыть изнутри тяжелый навесной замок также не было ни единого шанса.

Несмотря на безвыходное положение Аэлин всю ночь пыталась продумать план побега, с досадой косясь на недосягаемое оружие – саблю Мальстена, ее паранг и стилет, воткнутые в землю рядом с дорожными сумками. Молчаливое присутствие Филиппа, раздраженно позвякивающего ключами от клетки, мешало ей рассуждать ясно. Он пугал ее. Как и пленники, он не сомкнул ночью глаз, будто не нуждался в отдыхе. Жадным коршуном он следил за каждым движением Мальстена, не обращая внимания на женщину, которую когда-то любил. Впрочем, за это Аэлин была готова поблагодарить богов: ей совсем не хотелось, чтобы существо, в которое превратился Филипп, смотрело на нее.

Мальстен молчал, уставившись в пространство прямо перед собой. Аэлин знала, что какое-то время его терзала сильная боль, но он мастерски скрывал ее, и, похоже, это выводило из себя их тюремщика. С каждым часом Филипп выглядел все злее, пока наконец не сорвался с места и не зашагал прочь от клетки в глубь деревни.

Только тогда Мальстен нарушил молчание.

– Аэлин, прости меня, – сокрушенно сказал он. – Моя самонадеянность привела нас в ловушку, и теперь… – Он покачал головой. – Я попытаюсь отвлечь их, когда нас поведут на ритуал. Сделаю все, что в моих силах, чтобы ты смогла сбежать…

Аэлин поморщилась и посмотрела на него с бессильной злостью.

– Мальстен, замолчи! – зашипела она. – Мы вместе угодили в эту ловушку. И, если уж на то пошло, проблемы начались после того, как Филипп узнал меня. Толку теперь искать виноватых? Это ничего не изменит. Нам нужно подумать, как найти выход, пока мы еще живы.

На последних словах голос Аэлин дрогнул от страха и оборвался.

Мальстен тяжело вздохнул.

– Я постоянно пытался зацепиться за… нашего стража нитями, но без толку. Что-то не позволяет мне этого сделать, и это не как с хаффрубами или людьми в красном, совсем иначе. Возможно, некромант был прав, и я никогда не перешагну этот барьер, потому что в этих созданиях нет жизни.

Он замолчал, нетерпеливо поджав губы и отведя взгляд. Собственное бессилие было невыносимым.

Аэлин задумчиво качнула головой.

– Заставить бы его подойти поближе, – тихо проговорила она. – Если удастся отвлечь его, может, получится выкрасть ключ. Филипп, – голос Аэлин вновь дрогнул, когда она назвала его имя, – кажется очень разозленным. На этом можно попробовать сыграть. Вдруг он потеряет бдительность? Мы должны попытаться.

Мальстен пожал плечами.

– Не уверен, что получится.

– Нельзя все надежды возлагать только на нити!

Ответ Аэлин прозвучал намного резче, чем она планировала. Мальстен глубоко вздохнул, напряженно сцепив пальцы, и через силу нарушил молчание, начавшее клубиться между ними:

– Я хочу, чтобы ты знала: то, что я применил к тебе нити, было…

– Не надо, – перебила Аэлин, упрямо помотав головой. В очередной раз слушать, что данталли лишил ее воли из соображений безопасности, совсем не хотелось, пусть это и было правдой. – Ты сделал это, потому что мог

Продолжить чтение