Порода ранимых

Размер шрифта:   13
Порода ранимых

Star apple

Стихи, свободные от предрассудков

Рис.0 Порода ранимых

Copyright © Ada Limón, 2022

This edition published by arrangement with Massie & McQuilkin Literary Agents and Synopsis Literary Agency

Рис.1 Порода ранимых

© Шаши Мартынова, перевод на русский язык, предисловие, 2024

© Максим Немцов, редактура, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Предисловие к российскому изданию сборника «Порода ранимых»

Ада Лимон и ее сады внимания

«Для меня поэзия – язык таинства, она существует в промежуточных пространствах, между мирами бодрствования и сна, в местах, где предельная ясность превращается в сюрреалистическую и неоспоримую истину. Свободнее всего я чувствую себя, когда сочиняю стихи, когда не устремляюсь ни к какой конечной цели, а раскрываю неведомость собственного моего человеческого опыта, когда прислушиваюсь к внутренним и внешним мирам».

– Ада Лимон, сайт Фонда Макартура

Ада Лимон (р. 1976) – один из самых значительных голосов в современной американской поэзии, 24-й поэт-лауреат США. Она стала первой латиной, удостоенной Библиотекарем Конгресса США этого звания. Ее стихи, исполненные ярких образов, эмоциональной непосредственности и глубокого, живого интереса к тому, что составляет природу человеческого единства, заслужили внимание к этой поэтессе не только в США, но и за пределами англоязычного читательского круга. Поэзию Лимон читают на итальянском, французском и, разумеется, испанском. Поэтесса осмысляет многообразие житейского человеческого опыта и самоопределения, а также предлагает насыщенный и нежный взгляд на природу со всей ее магией и силой. Сборник, который вы держите в руках, у Ады Лимон шестой по счету – и первый на русском языке.

Лимон выросла в Сономе, Калифорния, и многие ее стихи пронизаны любовью к сономским пейзажам. Аде посчастливилось провести детство на природе, в большой свободе и беззаботности, и поэзия начала зарождаться в ней с юных лет. Мать Лимон держит ранчо, и лошади в поэзии Ады занимают особое место. Отец Ады – из семьи мексиканских иммигрантов, и хотя сама Лимон не стремится определять себя как мексикано-американскую поэтессу, мексиканская культура, история и мировосприятие неизменно вдохновляют ее тексты.

Вот как говорит Ада о поэзии (из интервью Эзре Кляйн, «Нью-Йорк Таймз», май 2022 года):

«Поэзия в структуре своей наделена дыханием – благодаря дроблению на строки и строфы, благодаря цезурам. Любая часть ее просодии на самом деле говорит вам как читателю или слушателю, когда сделать паузу, когда остановиться. Это и есть дыхание. И я продолжаю считать, что всем нам, кто все время рвется вперед, кто спешит, кто многого требует от мира, важно помнить о дыхании. У Мэри Оливер есть строка: “Вы дышите самую малость и называете это жизнью?” И я часто думаю о том, много ль нам надо? И до чего многое сводится к дыханию. И столько всего сводится к тому, чтобы сесть и осознать, что нас постоянно толкает вперед, будто ветер дует нам в спину, и тащит нас, и толкает все дальше и дальше, и ни мига не остается на то, чтобы осознать, где мы находимся».

Вниманием критики и профессиональных читателей поэзии в США Лимон не была обойдена никогда, что случай для поэзии довольно редкий, хотя в США инфраструктура литературного награждения развита очень хорошо. Уже первая книга ее стихов «Счастливое крушение» («Lucky Wreck») удостоилась в 2005 году поэтической премии издательства «Осенний дом», где и была издана, что, конечно, мило само по себе, нот едва ли что-то значит. Зато вторая – «Этот большой фальшивый мир» («This Big Fake World») через год уже получила вполне авторитетную премию литературного журнала «Жемчужина» («Pearl», 1974–2014), издававшегося в Лонг-Биче, Калифорния: этот журнал – один из немногих наследников американского литературного самиздата ХХ века, там среди многих печатались, например, такие разные поэты, как совершенно независимый «анфан-террибль» американской литературы Чарлз Буковски и поэт-лауреат США Билли Коллинз.

Сама Лимон об этом своем успехе говорила так:

«То у меня вообще не было своих поэтических книг, а тут вдруг за год вышло сразу две. Было такое чувство, будто я выиграла лотерею – только без денег. Все у меня в жизни не как у людей. Либо я на дне колодца, либо до воды и не добраться».

Третью книгу ее – «Акулы в реках» («Sharks in the Rivers», 2010) – критики тоже отметили: «В отличие от большинства современных поэтов, работы Лимон – не подражательны и это не деконструктивизм. Проповеди ее несут на себе ее личную печать – подлинность изобретательности и постижения себя». Видимо, эта смесь и оказалась тем рецептом привлекательности и для академических исследователей поэзии, и для широкого читателя.

Известность у широкой публики, читающей поэзию, Ада Лимон обрела своей четвертой книгой стихов «Золотая мертвёжь» («Bright Dead Things», 2015). В этом сборнике явственно слышен выразительный и узнаваемый голос поэтессы, достаточно пластичный и мощный, чтобы говорить и о взрослении, и о неизменной непредвзятости и открытости природы, и о свидетельствовании смерти близкого человека. Текучесть и ритмичность поэтической речи Лимон не мешает читателю чувствовать, что с ним разговаривают непосредственно, сокровенно и предельно искренне, в манере одновременно и неформальной, и предельно точной. Этот сборник попал в финал и Национальной поэтической премии, и Премии Национального круга книжных критиков.

Сборник «Вынашивание» («The Carrying», 2018) Премию Национального круга книжных критиков получил. В нем центральной темой стало зачатие ребенка и беременность, и поэтесса явила во всей полноте пластику своего лирического высказывания, способного точно описать и едва уловимое чувство, и сильное драматическое озарение.

В сборнике «Порода ранимых» («The Hurting Kind», 2022) Лимон приглашает читателей вновь разделить с ней мгновенья жизненных откровений, предъявленных в автобиографическом контексте. Поэтесса являет нам себя как силу внимания, способную видеть и ждать. Соседский кот, ворующий помидоры, сурчиха, горный лев, пойманный на камеру, ее мать при лошадях, мертвые птицы, каких предстоит хоронить и одарять свидетельствованием, сам акт жизни, неизбежно и обязательно предполагающий свидетельствование, – Ада Лимон видит все это и заворожена чудом ежедневности.

В отличие от предыдущих ее сборников этот ощутимо менее камерный, он открыто приглашает нас пережить общечеловеческое единство опыта, нашу связность друг с другом, с нашими предшественниками на этой планете и с другими природными явлениями и событиями – растениями, животными, птицами, далекими звездами. И пусть поэтесса по-прежнему ясно и честно смотрит на утраты и смертность всего, что живо, первое же стихотворение в книге дарит читателю ноту радости:

  • …почему не дозволено мне
  • насладиться?

«Порода ранимых» состоит из четырех частей, соответствующих четырем временам года, и тем самым приглашает нас в живое пространство, и подчиненное природным циклам, и развивающееся в трехмерности незримого человеческого – в поступательном самопостижении.

«Весна» – череда песен невинности: большинство текстов в этом разделе заряжены юношеской зачарованностью миром и развертываются в настоящем, как воспринимают окружающее дети.

«Летние» стихи уже напитаны зрелостью, ретроспекцией, уходят от невинности. В этих текстах возникают пугающие соприкосновения со змеями и агрессивными бывшими возлюбленными.

К «Осени» поэтесса-рассказчица делается настороженной, в ее голосе слышна уязвленность, едва ли не цинизм. Переживая утраты и расставания, она входит в последнее время года, где предстоит осознавать смерть, конец любви, искупление, покаяние, разочарование и прозрения, открытые лишь честному взгляду в прошлое.

Тексты этого сборника стремятся выйти за пределы личных озарений, предлагают нам взглянуть на природу вне эгоцентрической и даже антропоцентрической оптики:

  • …Отчего
  • не могу я просто любить цветок за то, что он цветок?

Пристально разглядывая собственную потребность одомашнивать и антропоморфизировать природу через поименование, Лимон стремится не только расширить смысловой охват своих стихов, но и сместить траекторию их внутреннего развития. В стихотворении «Речка Утопление» точка восприятия с кинематографической гладкостью смещается с панорамного обзора к крупному плану зимородка и обратно к панораме.

Попытка Лимон любить этот мир щедрее, направляя на него все более пристальное и точное внимание, свободное от ожиданий, требований или прикрас, создает тексты совершенно нового для нее уровня поэтической светимости. Стихотворение «Уединенность» можно было бы считать шедевром, если б само оно столь полно не отрицало само понятие шедевров. В стихотворении «Первый урок» Лимон вспоминает, как наблюдала за матерью, когда та рассматривала крыло ястреба, найденное на обочине дороги:

  • …Я смотрела
  • и училась смотреть
  • на мир пристально.

Ту же пристальность она посвящает и лютику, и форсайтии, и жеребятам, и лису – и своим друзья, спутникам жизни, дорогим людям.

Лимон, разумеется, – не первый поэтический ум, попытавшийся раздвинуть границы лирики, но речь тут не только о выходе за пределы эго: поэтесса в этом сборнике работает с самой природой осознанного внимания и с равновесием человеческого свидетельствования и его природного окружения. Вместо того, чтобы «усматривать у цветков лица», Лимон желает вообразить «любовь менее ленивого толка». («В тени»). В «Великолепном фрегате» поэтесса вообще целиком отказывается от права наименовать.

  • Я таких никогда не видала.
  • Размах крыльев в восемь футов, исполины в своем скольженье
  •                                          уверенном, черные,
  • шея красная, словно рана или потайное сокровище. Или и то,
  •                                                           и другое.
  • Поискав, я узнала, что это Великолепный Фрегат.

Однако несколькими строками ниже: «…я задумалась, именуют ли они друг друга», тем самым наделяя фрегата, как и ворон в «Уединенности», определенной автономностью от высокомерной человеческой склонности навязывать миру имена.

В разделе «Зима», последнем в сборнике, Лимон противится заезженному тропу циклического умирания. В стихотворении «Любовь моя» достаточно и слова: «…я верю, что мир возвратится. / Возвратится как слово, давно забытое и оклеветанное». Однако этот раздел посвящен преимущественно другим людям как источнику и подтверждению глубокой привязанности. «Против ностальгии», «Прощение» и «Жар» составляют цикл сердечных и нежных любовных стихотворений-подношений живому человеку. Ее созерцательное шестичастное стихотворение «Порода ранимых» адресовано предкам Лимон, особенно ее бабушке и дедушке. В заключении этого текста она отметает сентиментальность самоиронией:

  • Я вижу дерево над могилой и думаю: До чего же
  • тонка у меня кора. Кора у меня тонка.
  • Любовь кончается. А если нет?

Лимон идет на риск эмоциональной прозрачности, даже сознательной наивности ради того, чтобы убедительно заявить о любви к этому миру, пусть он крушит наши сердца. Еще одна дань ей – на другом конце спектра, и этот текст говорит нам кое-что такое, чего могут впрямую и не сказать ее стихи. Младшая ее соотечественница Оливия Гэтвуд свой сборник 2019 года «Душа любой компании» («Life of the Party») открыла «подражанием Аде Лимон» – стихотворением «Девчонка» (пер. М. Немцова):

  • …я хочу быть ими всеми сразу, хочу я быть
  • всеми девчонками, кого любила,
  • гадкими, робкими, громкими, моими девчонками
  • все мы злимся у себя на верандах,
  • табак из самокруток прилип нам к нижней губе
  • тела наши – единственное, чему хозяйки мы,
  • не оставим нашим деткам ничего, когда умрем
  • мы и тогда все же останемся девчонками, хорошенькими,
  • все еще будем любимы, еще мягки на ощупь
  • губы розовы, нос напудрен в гробу
  • десяток рыдающих мужчин в жестких костюмах
  • да, даже тогда мы девчонки
  • особенно тогда девчонки мы
  • безмолвные и мертвые и тихие
  • душа любой компании.

Но самый примечательный, пожалуй, знак любви и почтения к этой такой земной и человеческой поэтессе – поистине космический. В 2023 году Ада Лимон участвовала в международной кампании «послания в бутылке» – «Отправь свое имя на Европу»: кампания призвана была повысить всемирную осведомленность о миссии НАСА по запуску космического зонда «Европа-Клиппер» для исследования шестого спутника Юпитера Европы на предмет выяснения, пригодны ли там условия для человеческой жизни. Рукопись ее стихотворения «для Европы» – «Похвала тайне» – выгравирована на танталовой пластине, закрывающей рабочий отсек зонда. Запуск аппарата намечен на октябрь 2024 года, поэтому в момент подготовки этого русского издания произведение Ады Лимон еще не в космосе, но, конечно, ничто уже не мешает ему там оказаться.

Шаши Мартынова

1. Весна

  • ПРОШУ БЕЗМОЛВИЯ
  • пусть поздно, пусть ночь
  • и ты не в силах.
  • Пой, будто ничего страшного.
  • Ничего страшного.
АЛЕХАНДРА ПИСАРНИК[1]

Вот такое бы мне

  • Я подумала, это соседский кот вернулся,
  • чтоб устроить взбучку птенцам малиновки
  • в низком гнезде их среди густой изгороди возле дома,
  • но то, что вылезло, было куда страннее, текучесть
  • подвижная, сплошная щетина и мышцы: сурчиха
  • скользкая, вразвалку ворует мои помидоры, еще
  • зеленые в тени утра. Я наблюдала,
  • как она уплетает, стоя на задних лапах и
  • упиваясь блеклыми кусочками. Почему не дозволено мне
  • насладиться? Некто мне пишет, запрашивая моих мыслей
  • о страдании. Колючая проволока изо рта
  • словно требует, чтоб я склонила колени у капкана свитых
  • шипов, нужных для войны и заборов. Я же
  • смотрю на сурчиху внимательней, и вырывается
  • у меня звук, краткая корча радости, какой не представляла я,
  • просыпаясь. Зверушка она смешная и истовая,
  • делает, что умеет, чтоб выжить.

Речка Утопление

  • За торговыми рядами и электростанциями,
  • из ущелья за Оружейным Нижним трактом
  • и Меднопольем, но не доезжая ручья Рыжий Солонец,
  • бежит поток под названием речка Утопление, где
  • я видела самую красивую птицу за целый год,
  • опоясанного зимородка, увенчанного по-эгейски
  • синим плюмажем, не на высокой коряге,
  • а на линии электропередач, он в речке высматривал
  • рачков, головастиков и рыбешку. Мы
  • спешили домой, и стремления наши
  • туго натянуты были, как черный провод высокий, сцепленный
  • с телеграфным столбом. Я хотела остановиться, остановить машину
  • и присмотреться к той одинокой крепкой водяной
  • птице в синем венце, с синей грудкой
  • и необычайностью. Но мы уже
  • стали мазком, реющий рыболов – в милях за нами,
  • и тут-то я осознаю`, чему стала свидетелем.
  • Люди ничто для той птицы, висевшей над
  • речкой. Я ничто для той птицы, которой нет дела
  • до кровавых побоищ истории и до того, почему
  • эту речку зовут Утоплением, название
  • мне нравится, хоть от него я и ежусь, поскольку
  • звучит оно как приказ, как место, куда
  • идешь топиться. Птица реку так не
  • зовет. Не зовет ее птица никак.
  • Я почти что уверена, хоть и ни в чем
  • не уверена я. В этом мире есть уединение,
  • в какое мне не проникнуть. Я б за него умерла.

Клянись на этом

  • Распусти тонкие пряди
  • смотанные среди стропил
  • незримыми гнездами в дарах
  • зеленых ночи, отдели
  • и затем отдели опять[2].
  • Американская липа нависла
  • над фонарями, гораздо
  • выше это дерево,
  • гораздо выше это дерево.

Обитель

  • Представим, что это легко – скользнуть
  • в зеленую шкуру чужую,
  • схорониться в листве
  • и дожидаться разрыва,
  • прорыва, отрыва
  • вовне. Раньше меня
  • вынуждали обманом верить,
  • что я могу разом быть и мною,
  • и миром. Великое око
  • мира есть разом и взгляд,
  • и глянец. Быть поглощенным,
  • оказавшись увиденным. Мечта.
  • Исцелиться,
  • став не свидетелем,
  • но свидетельством.

Инвазия

  • Что есть тонкий разлом
  • неизбежный, внезапный грохот
  • на крыльце, телефон,
  • заполошно вибрирующий на тумбочке
  • у кровати? Зарыть рваные мысли
  • на заднем дворе среди трав. В последний
  • раз я пытаюсь искоренить
  • весенний лютик, чистяк
  • инвазивный, разросшийся
  • вдоль дренажной канавы, которую я именую ручьем
  • себе на малую радость. Ничего
  • не могу поделать. Беру почву
  • чистыми пальцами, и сказать,
  • что плачу, было б неправдой, «плач» —
  • чересчур музыкальное слово. Меня мутит
  • в почву. Тебе нельзя умирать.
  • Я только-только пришла в эту жизнь
  • заново, по-своему безмолвно живая.
  • Прошлой ночью мне снилось, что я могу
  • спасти лишь одного человека, произнеся
  • его имя и точные
  • время и дату. Я выбираю тебя.
  • Пытаюсь прикончить лютик весенний,
  • как положено, согласно
  • вебсайту правительства,
  • но вот сейчас здесь пчела.
  • Желтое на желтом, оба
  • лучатся жизнью. И то, и другое нужно мне,
  • чтоб жить дальше.

Добрая история

  • Бывают дни – посуда грудой в мойке, столик завален книгами, —
  • потрудней прочих. Сегодня у меня в голове битком тараканов,
  • дурноты и повсюду болит. Отрава в челюсти, позади глаз,
  • между лопаток. И все же справа храпит собака, а слева – кот.
  • Снаружи багрянники только-только взялись хорошеть. Говорю подруге, Тело
  • такое тело. Она кивает. Когда-то мне нравились истории самые мрачные,
  • безрадостные,
  • кем-то разбросанные выдержки из того, как скверно все бывает.
  • Мой отчим поведал о том, как жил на улице, еще пацаном,
  • и как, бывало, спал ночами под рашпером в забегаловке, покуда
  • и их с напарником не уволили. Мне раньше чем-то нравилась эта история,
  • что-то во мне верило в преодоление. Но вот сейчас мне нужна лишь
  • история о доброте человеческой, – так мне было, когда я не могла перестать
  • рыдать, потому что была пятнадцатилеткой с разбитым сердцем, он вошел и скормил
  • мне маленькую пиццу, резал ее на крохотные кусочки, пока слезы не высохли.
  • Может, я просто голодная, сказала я. И он кивнул, протянув мне последний кусочек.

В тени

  • Фиалка-трехцветка сует настырное личико
  • в черемуховую тень, – чистый оттенок сливы и золота,
  • с разнообразными именами: выскочка-джонни,
  • сердцерада или мое любимое – любовь-от-безделья[3].
  • Склоняюсь поближе к новенькой. Вечно усматриваю
  • у цветков лица, барвинок лиловый зову
  • хоровым ансамблем, и есть, несомненно, очи у анютиных глазок
  • и рты у львиного зева.
  • Так мы печемся о том, что нас окружает, делаем это
  • собой, нашими старейшинами и возлюбленными, нашими нерожденными.
  • Но, вероятно, это любовь ленивого толка. Отчего
  • не могу я просто любить цветок за то, что он цветок?
  • Сколько цветков сорвала я забавы ради,
  • будто миру нетрудно цветы создавать.

Форсиция

  • В хижине в Уютной Лощине близ речки Рукав Максуэйна, только-только весна, высыпает зверье, мы с возлюбленным лежим в постели в мягкой тиши. Говорим с ним о том, скольких людей носим с собой, куда б ни шли, как даже в самом простом житье незаслуженные эти мгновенья – дань умершим. По мере того, как ночь все глубже, мы ожидаем услышать сову. Весь вечер с крыльца мы наблюдали, как красноглазая тауи ожесточенно строит себе гнездо в неукротимой форсиции с ее выплеском желтого по всему горизонту. Я сказала возлюбленному, что названье «форсиция» я запомнила, когда умирала моя мачеха Синтия, в ту последнюю неделю, она произнесла внятно, однако загадочно: Побольше желтого. И я подумала, да, побольше желтого, и кивнула, потому что была согласна. Конечно, побольше желтого. И вот теперь, как ни увижу эту желтую неразбериху, я про себя говорю: Фор Синтия[4], для Синтии, форсиция, форсиция, побольше желтого. Сейчас ночь, сова так и не прилетает. Лишь все больше ночи и того, что в ночи повторяется.

И ли́са тоже

  • Заявляется мазком рыжины,
  • опрометью через лужайку, на белку
  • прицелился, прыгает чуть ли
  • не будто охота дается легко,
  • питание – дело десятое или
  • попросту немного скучное. Ни слова
  • не говорит. Лишь беззвучно
  • обходится четырьмя черными лапами
  • в своем деле, какое вовсе не кажется
  • делом, а лишь игрой. Лис
  • обитает по краю, кроит себе
  • бытие из объедков и обленившихся
  • грызунов, не поспевших на столб
  • телефонный. Берет только нужное,
  • ведет жизнь, какую кто-то сочтет
  • мелкой, друзей у него немного, трава
  • ему нравится, пока зелена и мягка,
  • не заботит его, долго ли смотришь,
  • не заботит, что тебе надо,
  • когда смотришь, не заботит,
  • чем ты займешься, когда он уйдет.

Чудней чудно́го в зарослях

  • За что б поболеть за что б поболеть, потираю
  • ладони и озираю окрестности
  • кто победит на пустыре этом про́клятом,
  • монетку оставь себе и преподай урок
  • своей же прискорбной ладонью. Ей не
  • нравится слово «мед», а значит, не понравится
  • и вся песня, где мед есть в
  • припеве. Сегодня холодно, значит, солнце – ложь.
  • Тут всё ложь, отзывается мой ближайший наперсник.
  • Какая-то драная белка ест и ест крылатки
  • и пускает их бесполезность на ветер.
  • Не знаю, с чего она драная, может,
  • лис, а может, заборный столб, что-то ее настигло.
  • И все равно каждый год ее видим, заходит припасть
  • хорошенько к птичьей купальне, приходит кормиться
  • в тень сирени и кипарисной метлы.
  • Конечно-конечно, уж до чего очевидно, вот за кого
  • болеть – вот за это чуть ли не мертвое,
  • что на самом-то деле ничуть
  • не мертво.

Проблеск

  • В ванной наша последняя
  • кошка подходит ко мне и урчит
  • даже без прикосновенья урчит
  • а случается так что мне можно
  • ее подержать когда никому
  • другому нельзя. Она когда-то
  • принадлежала мужниной
  • бывшей девушке кто больше
  • не на земле и я ему
  • никогда не говорила что по
  • ночам порой трогаю кошку и
  • мне интересно чувствует ли она
  • мое касание или же вспоминает
  • касание своей последней хозяйки. Это
  • древняя кошка – ершистая.
  • Когда мы одни, я пою
  • во все горло в пустом доме
  • и она мяукает и подвывает
  • будто нам не впервой
  • но нам-то впервой.

Первый урок

  • Она взяла крыло ястреба
  • и раскрыла его
  • слегка от плеча
  • вниз, от изгиба
  • крыла к мелким
  • кроющим, от больших кроющих
  • к маховым и к кромке запястья.
  • Пернатое было мертво,
  • начнем с этого, обнаружено
  • распластанным поверх белой
  • полосы на Арнолд-драйв. Она не
  • боялась смерти, она приняла
  • птицу как нечто
  • заблудшее, чему нужно тепло
  • и вода. Она разъяла ее —
  • глянуть, как там устроено.
  • Моя мать прибила крыло
  • к стене у себя в студии.
  • Велела мне не
  • бояться. Я смотрела
  • и училась смотреть
  • на мир пристально.

Предвкушение

  • До того, как вскопала
  • участок
  • у нас во дворе,
  • до того, как у нас
  • возник двор, – когда
  • травы росли только
  • между знаками
  • «стоп» и помойными
  • баками, когда у меня
  • был один горшок
  • с перцем
  • и один горшок
  • с томатом «рома»
  • на пожарной
  • лестнице, я
  • сажала
  • секретные семена
  • внутри тебя
1 Алехандра Писарник (1936–1972) – аргентинская поэтесса, прозаик, переводчица.
2 Отсылка к Иез 45:1–2.
3 В английском языке существует множество народных названий трехцветной фиалки (бот. Viola tricolor), в том числе Johnny-jump-up, heartsease, heart's-delight, tickle-my-fancy, Jack-jump-up-and-kiss-me, three-faces-in-a-hood, love-in-idleness и др.
4 Англ. for Cynthia, «для Синтии».
Продолжить чтение