Так и живём

1. РАССКАЗЫ

ПЕНСИОНЕРКА – БЕЗБИЛЕТНИЦА

Это за границей женщины выходят на пенсию глубокими старухами, а у нас пенсионерка в 55 лет ещё хрустящий огурчик, если, конечно, сама не старается вогнать себя в пенсионный статус. И хотя пенсия с гулькин нос, это её не убивает; наоборот, только подстёгивает крутиться и носиться с утра до вечера.

Вот и пенсионерка Козлякина носилась-носилась: то по магазинам, выискивая, что где подешевле, а тут дочке надо было помочь с внуками понянчиться; в результате потеряла бесплатный проездной билет на автобус, выданный ей отделом социальной защиты. Вошла она в автобус, что курсировал от железнодорожной станции до посёлка, где жила Козлякина, тыр – пыр – билета нет. То ли где-то из кармана вытряхнула, то ли впопыхах у дочки оставила, когда торопилась на автобус – ну не помнит. А кондукторша пристаёт:

– Раз билета нет – платите деньги.

– У меня нет лишних денег,– бодро отвечает Козлякина.

– Так, билета нет, денег нет – выходите из автобуса.

– Не имеете права,– говорит Козлякина.– Я пенсионерка – вот моё пенсионное удостоверение,– вынимает она из сумки маленькую книжечку удостоверения.

– Мне билет ваш на проезд нужен, а не удостоверение,– не унимается кондукторша.– Так, выходите из автобуса; контроль пойдёт, я не хочу из-за вас неприятностей.

– Да какой контроль в девять вечера?

– Так, водитель, останови автобус,– закричала через весь салон кондукторша.

Водитель, видимо, не услышал и продолжал движение.

– Ну что вы к ней привязались,– вступилась за Козлякину пожилая женщина,– видно ведь, что пенсионерка. Удостоверение вам показала. Небось, к безбилетному пьяному не вяжетесь – боитесь в глаз получить…

Пассажиры разделились на два лагеря: одни осуждали горластую кондукторшу, но их было человека три, не больше; остальные – пенсионерку-безбилетницу; за то, что по её милости создаётся нервозная обстановка в автобусе.

– Да есть у неё деньги, она у рынка вошла,– кричала толстая молодая баба.– Раз на рынке была, значит, есть деньги – пусть платит.

–Так, всё,– подвела итог кондукторша,– автобус останавливаем, женщину выкидываем.

– Как это выкидываем? Я что – мешок, что ли какой?– вздыбилась Козлякина.

Но в автобусе уже кричали, чтоб она не задерживала остальных пассажиров и лучше уж заплатила 16 рублей.

– Да нету у меня денег. Пенсии только на молоко и хлеб хватает, да за квартиру заплатить – чтоб ещё и из квартиры не выкинули. Везде так и норовят выкинуть.

Автобус остановился.

– Так, женщина, выходите.

– Довезите хоть до остановки, я пересяду на другой автобус.

– Мы не обязаны довозить вас до остановки – вы без билета.

– Ну, тогда уж до Ленинградки до тёмной довезите,– разгорячилась пенсионерка,– там как раз лес начинается. Привяжите меня там к дереву – раз такие жестокие.

– Женщина, не остроумничайте и не задерживайте пассажиров – выходите, – настаивала кондукторша.

Делать было нечего, пенсионерка вынула из сумки потрепанный маленький кошелёчек, достала оттуда 16 рублей.

– Нате, грабьте последнее,– сунула она деньги кондукторше. Села, и обидно ей стало. Даже не из-за того, что незаконно с неё стребовали совсем не лишние 16 рублей, а из-за того, что основная масса пассажиров была на стороне кондукторши. У нас ведь как? Кто громче кричит – тот и прав.

ВАЛЕНКИ

Крещенские морозы. Температура понизилась до 30 градусов. Таких холодов давно уж не было. Кто мёрзнет, а кто радуется – настоящая зима, наконец, пришла. У каждого свой настрой, но все – утепляются.

Вот и пенсионерка Дарья Осиповна поехала из своего Подмосковья в Москву поискать себе добротные валенки. Старенькие-то не выдержат таких морозов – уже десять лет она их носит; носки в валенках совсем тонкими стали, а пятка у правого валенка отвалилась и притянута по периметру пояском.

Вот так и приехала Дарья Осиповна в магазин валенок. Пришла и обрадовалась, что есть её размер. Большие-то расхватали сторожа да дворники, а её остался. Старушка померила валенки, поохала – как тепло да вольготно ноге, и уж совсем собралась нести их к кассе, пробивать, да тут проходил вдруг мимо директор магазина. Глянул он на её старенькие валенки, остановился и говорит:

– На фабрике, при которой наш магазин, музей валенок есть. Если разрешите, я ваши старые заберу в музей. А взамен новые бесплатно получите.

Старушка не могла в это поверить.

– Ну, хоть что-то с меня возьмите, – разводит она руками.

– Ничего не нужно, отвечает директор,– только старые валенки для музея. Десять лет вашим валенкам?

– Да,– ответствует старушка. – Как это вы угадали?

– А я хоть и директор сейчас, а раньше на фабрике валенок работал – чесальщиком. Такой фасон, как у вас, лет десять назад выпускали.

Вот и стоят сейчас рядом с другими экспонатами музея старенькие, ветхие, перевязанные пояском, валенки Российской пенсионерки, датированные началом 21 века.

ЗИМНИЕ КАНИКУЛЫ

Кандидат сельскохозяйственных наук Восьмёркин ещё до наступления Нового Года упился так, что у него поменялся состав крови, да и, надо полагать, состав всего организма тоже. И когда подошла минута поднимать бокал с шампанским за наступление ещё более радостного, чем был предыдущий, года, жене его пришлось это делать одной, потому что сам Восьмёркин впал в полную отключку. Такое состояние для него было истинным счастьем, а поскольку оно случалось нередко, то уже считалось нормальным. Когда же по требованию многострадальной жены ему иногда приходилось выходить из своего блаженства, чтобы починить кран или помочь ещё что-нибудь по хозяйству, вот тут начинались муки. Состав крови опять силился прийти в норму, раздутая печень не знала что делать: то ли возвращаться в задуманные природой пределы, или пока подождать, не мучиться – а вдруг снова начнётся поступление алкоголя.

За два дня до наступления Нового Года Восьмёркин сам решился сделать небольшой перерыв в питие – надо было на работе срочно сдавать тему, коей он был руководитель. Жена его ну никак не могла понять: уж если такие – руководители, то какие же тогда не руководители? Правда, и получал он за свою работу, хоть и имел учёную степень, совсем не много, как раз на 100 рублей больше жениной пенсии.

Так вот, уже на первый день воздержания, случилось у Восьмёркина умопомрачение. Стал он вдруг, придя с работы и посмотрев после ужина телевизор, дергаться, упал на кровать, глаза закатил, захрюкал. Жена, конечно, в панике, давай ему уши тереть – слышала она, что так надо делать, там, видите ли, какие-то нервные точки есть. И действительно, Восьмёркин пришёл в себя, на следующее утро быстро побежал на работу, сдал тему, а потом начались всенародные зимние каникулы, и он всё пил и пил и был чрезвычайно мил и счастлив… если б не стали катастрофически таять деньги.

В положении Восьмёркина оказались очень многие. По команде свыше вся страна принялась яростно отдыхать, но, похоже, не рассчитала свои силы. Раньше-то как было: 1 и 2 января – выходные, а там на работу пожалуйте, делу время – потехе час. Но с недавних пор всё переменилось, и велено было народу задержаться для отдыха на 10 дней: отдыхайте, граждане, работа не волк – в лес не убежит. А силы-то народ привык выкладывать на отдых за 2 дня, а тут целых 10… А кто велел – быстренько укатили в горы на лыжах кататься, а иные из них в экзотические страны, на яхтах ходить по океанам да брюшко на солнышке греть. А народу приказали телевизор смотреть – чем бы дитё ни тешилось, лишь бы не плакало.

За два дня граждане пересмотрели все фильмы, всех эстрадных певцов переслушали – надоело. Все запасы спиртного выпили, многие даже отравились дешёвкой. Все салаты перепробовали, животы даже у некоторых разболелись. Пошли с ледяных гор кататься – многие с непривычки или с похмелья кости переломали. А одна дама, это в новостях передавали на всю страну, умудрилась на дискотеке ногу сломать. Уж как она там танцевала – никто так и не понял: ни на Камчатке, ни в Ярославле, ни в Краснодаре, ни в Воркуте.

В общем, веселился народ – кто как умел. А дни всё не убывают, ещё пять осталось. А денег уж нет ни у кого. Забеспокоился народ – что делать? И жаловаться некому – они где-то на горных лыжах катаются, да под солнцем жарких стран нежатся.

И все-таки кто-то вычислил, где это может быть. Шлёт им туда телеграмму: «Уже наотдыхались. Надоело. Хотим на работу. Приезжайте скорее».

А оттуда ответ: «Потерпите ещё немного. Скоро вернёмся».

Вот так. Наступил Новый Год. Год свиньи. Ура!!!

ВСЯК СЧАСТЛИВ ПО-СВОЕМУ

Был жаркий августовский день. Елена Андреевна, дама средних лет, которая совсем недавно разошлась с мужем и проводила отпуск на даче в Фирсановке, решила искупаться. Пруд был довольно далеко, в усадьбе Середниково, где когда-то Лермонтов гостил у своей бабушки, и ехать туда нужно было на автобусе минут десять. Елена Андреевна любила это место; она отдыхала там душой. Сразу, сойдя с автобуса, она попадала в тенистый парк, а потом шла по живописным аллеям мимо барского дома к пруду. Он показывался ещё издали, и казался ярко-зелёным из-за отражавшихся в нём деревьев.

Дойдя до пруда, Елена Андреевна быстро разделась и с наслаждением вошла в мягкую тёплую воду. Она поплыла на середину пруда; оттуда хорошо смотрелось белое здание усадьбы со спускавшимися к воде каменными ступенями. «Ах, какая красота! – думала она. – Какое счастье!» Она поплыла вокруг одного из двух островов, расположенных симметрично по отношению к дому. Наплававшись вдоволь, вышла из воды, легла на махровое полотенце под деревом. Солнечные лучи мягко согревали её тело. «Ах, как же хорошо жить!– чуть ли не вслух произнесла она». Окунувшись ещё несколько раз, Елена Андреевна решила возвращаться домой обедать. На обратном пути она всегда заходила на родник набрать воды. Родник был в глубине парка, в овраге. Дойдя до родника, она увидела там женщину примерно такого же возраста. Та уже набрала воды и завинчивала пробку бутылки. «Где-то я видела её,– подумала Елена Андреевна.– Может в магазине, или где-то на дачах». Набрав воды, Елена Андреевна отправилась на автобусную остановку. Женщина уже сидела и ждала автобус. Рядом сидели два несвежих мужичка, явно в подпитии. Вокруг валялись какие-то бумажки, урна была переполнена бутылками, пакетами. Солнце на открытом месте жарило нещадно – хоть опять полезай в воду. Елена Андреевна вошла в тень остановки, села по другую сторону от женщины. Та кивнула на пьяненьких мужичков:

– У меня вот такой же дома; пьёт, пьёт, никак напиться не может. Ругаю его, а он говорит: «Чем ругаться, села бы рядом и тоже выпила, тебе лучше бы стало».

Елена Андреевна чтобы не быть не вежливой, улыбнулась.

– И ведь главное,– продолжала женщина,– нигде не работает. Говорю ему: «Доколь я тебя кормить буду; иди, устраивайся на работу». А он у меня такой смиренный вообще-то. Утром, и, правда, побрился, приоделся, ушёл куда-то. Вечером приходит и говорит: «Всё, почти устроился. Надо только медкомиссию пройти». «И куда же ты устроился?» – спрашиваю». «На Останкинский мясокомбинат». «Ну, правильно, – говорю, – свежая закуска всегда под боком будет, хорошее место выбрал. Только тебя туда не примут. Там знаешь, какая строгая медкомиссия – не пройти тебе. У тебя кровь на половину водкой разбавлена. Ни за что не пройдёшь медкомиссию».

Чувствую, обиделся он, но смолчал. На другой день опять ушёл куда-то. Вечером приходит пьяненький и радостный. Заявляет: «Приняли; медкомиссию лучше всех прошёл».

– Не знаю, долго ли там продержится… – усмехнулась разговорчивая женщина.

Елена Андреевна, с любопытством выслушав её, поскольку совсем недавно сама страдала от пьянчужки-мужа, удивилась:

– Может он от природы такой здоровый, что никакой алкоголь не берёт?

– О, вы бы видели – замухрышка, смотреть не на что.– Потом призадумалась: – А вообще-то не знаю – может и впрямь алкоголь прочищает организм, не знаю, – в недоумении пожала она плечами.

Тут подошёл автобус, и женщины поспешили занять места. Уселись рядом. Елена Андреевна вдруг поймала себя на мысли: «Ведь только что, несколько минут назад она была абсолютно счастлива в чистом парке, по другую сторону реальной жизни, а сейчас опять чувствует какую-то тяжесть. Отчего? Ведь она-то освободилась от участи жён, у которых мужья пьют. Но почему опять ей стало тяжело? И зачем эта женщина рассказала ей всю эту историю? Только потому, что пришлось ждать автобус, и надо было как-то занять время?» Между тем они сейчас сидели рядом, и ей вдруг захотелось рассказать и о своём бывшем муже. Зачем? Она сама не знала. Но ей очень хотелось высказаться, чтобы до конца вытащить из себя осадок, оставшийся после последних пяти лет их совместной жизни, когда муж незаметно превратился в алкоголика. И она сказала:

– У вас муж хоть пристроился куда-то работать, а мой бывший – работал на полставки и не собирался никуда устраиваться, чтобы заработать побольше денег. А что – и так хорошо. Обед всегда есть, салатики всякие, мясо чуть ли не каждый день. Приходит с работы уже в два часа и блаженствует: почти одновременно разогревает обед, наливает стакан водки, включает музыку и раскрывает очередной роман. Он у меня когда-то интеллектуалом был. Забивается на кухне в угол на табуретке и кайфует – счастлив. Когда с работы прихожу – уже лежит готовенький, похрапывает. И нет для него другого счастья.

– Да, всяк счастлив по-своему,– участливо отозвалась попутчица.

НЕДОСТОЙНАЯ

– Да что же это такое? Вроде не глупая женщина, а постоянно разговариваешь с телевизором, удивляюсь прямо,– выговаривал жене неожиданно появившийся в дверях комнаты муж. Жена, застигнутая врасплох, смущённо молчала и поскорее отошла от телевизора. Она и сама в последнее время стала замечать, что включается в разговор с экраном. Особенно активно она беседовала, когда шла реклама, заполонившая все каналы, и уже невозможно было спокойно посмотреть какой-нибудь интересный фильм или передачу. Сначала она нервничала, уходила на кухню, чтобы не пропадало время. Но там не могла ничего начать делать, потому что того и гляди, будет продолжение фильма. В конце концов, она решила не очень расстраиваться из-за выскочившей вдруг рекламы и придумала игру: не злиться на рекламу, а быть её активным участником и честно высказывать свое мнение на рекламируемые товары.

Например, красотка рекламирует дорогущий крем и в заключении так хитро заявляет: «Вы этого достойны». Мол, бегите в магазин и раскошеливайтесь. А она не злится на то, что не может позволить себе этот крем и очень спокойно отвечает красотке: «Нет, этот крем очень дорогой, он не для меня, я его не достойна, пойду и куплю что-нибудь подешевле». Хорошо ещё, что красотка на этом и заканчивает растравлять душу, но чувствуется, что она так и хочет сказать: «Конечно, не достойна, посмотрись в зеркало».

Идёт другая реклама. Уже другая красотка одета с исключительным вкусом и вещает: «Я одеваюсь у лучших модельеров мира – я этого достойна. А вы где одеваетесь?» – ехидно спрашивает она. И опять вылетает честный ответ: «А я одеваюсь на рынке, потому что этих модельеров я не достойна».

Третья цветущая примадонна рекламирует здоровое питание и при этом выпытывает: «А чем вы питаетесь?» «Да как все, – отвечает совершенно спокойно жена, – что бог пошлёт». Вот на этой фразе и застал её муж.

«Кто это придумал такие рекламы,– думает она,– чувствуешь себя какой-то гадкой кикиморой. И как только муж ещё терпит меня, такую недостойную?»

С РАБОТЫ

В самом центре Москвы по Пушкинской улице шла стая собак. Она появилась из-за угла, со стороны Большого театра. Шли собаки понуро, устало, и были неимоверно грязные. Накануне прошёл дождь, и шерсть на светлой шкуре свисала тёмными сосульками. Впереди шагала сука с отвислым после родов животом; чуть сзади плелись двое кобелей. Все трое были удивительно похожи друг на друга – и по масти, и ростом, и одинаковой усталостью, и безразличием к суетливой столичной жизни.

– Господи, откуда такие грязные?! – увидя их, ужаснулась одна из женщин, раздававших у выхода из метро рекламные листовки.– Ты только глянь на них.

Её напарница, давно работающая на этом месте и, видно, уже приметившая стаю, невозмутимо отвечала:

– Да из Большого театра.

– Как из Большого театра? – не поняла первая.

– Они там работают.

– Шутишь что ли?– всё не понимала новенькая.

– Не шучу. Они стерегут по ночам.

– Такие грязные?– с недоверием смотрела на собак женщина.

– Они же не внутри стерегут, а снаружи, у двери. Работа грязная – лежи всю ночь под дождём, вот и увазюкались.

– Устали бедняжки после ночной смены,– посочувствовала собакам женщина.

– Пожалела…– сказала её напарница.– Нас-то кто пожалеет – тоже стоим тут в любую погоду.

– И то правда,– вздохнула новенькая.

Женщины проводили сочувствующими взглядами работяг, которым то и дело приходилось огибать спешащих по Пушкинской людей, и снова принялись раздавать рекламки.

ВЕСЁЛАЯ ЭЛЕКТРИЧКА

Мимо деревень и дач, мимо полей, лесов и оврагов мчится из Москвы в Тверь набитый до отказа пассажирский поезд. Люди рады бы после московской сутолоки расслабиться, отдохнуть немного пока едут, да куда там… То и дело раздвигаются двери тамбура, и кто-нибудь появляется в вагоне. И не просто появляется, а ещё и кричит. Так кричит, чтобы все его слышали – от дверей до дверей.

– Перчатки, кому перчатки для огорода? – кричит малый в замызганной куртке. – Не пропускают из почвы грязь! Десять рублей пара! Дешевле, чем в магазине!

Товар нужный, многие спешат купить. Малый, спешно торгуя, постепенно продвигается к противоположным дверям вагона.

Едва задвинулась за ним дверь, тут же появляется тётка. Она достает из сумки здоровенную книгу:

– Библия для малышей!– кричит она.– Покупайте библию для своих малышей, пусть они постигают религию с малолетства!

Все смотрят на увесистую библию и думают: «Не дай бог упасть этой библии на ногу малышу – оставит его калекой на всю жизнь».

– Набор отвёрток! – появляется из тамбура третий.

Кто-то из пассажиров заинтересовался, стал доставать деньги. Глядя на него, полез в кошелёк другой. Видно, у этого бизнес тоже идёт неплохо.

Не успел продавец отвёрток дойти до конца вагона, двери снова раздвигаются; появляются двое молоденьких парнишек. Один разворачивает своими нежными пальчиками складное пианино, другой вешает себе на шею гитару. Начинают играть очень приятную мелодию. Видно, ребята образованные, в консерватории, наверно, учатся, пытаются подработать. Отыграли, свернули пианино, деловито пошли через вагон – никто ничего не подал. Что-то они не так сделали; наверно, шли очень быстро – народ не успел сообразить, что за удовольствие надо платить. Не опытные ещё ребята.

Вдруг по вагону пронеслось: «Контролёры!» Кто-то их увидел в окно. Молодежь встрепенулась, понеслась к дверям. За ними поползли безбилетники постарше. Когда контролёры вошли в полупустой вагон, там сидели только дисциплинированные граждане и уже протягивали им свои билетики.…Куда все разбежались – никому неведомо, но уже на следующей станции все сбежавшие сидели на своих прежних местах. Опять стало тесно в вагоне, а тут ещё пришельцы не унимаются.

– Граждане, помогите приюту бездомных собачек,– раздалось у дверей.– Подайте бедным собачкам на прокорм, – канючила краснорожая баба.

– Попробуй, проверь, собачкам она на колбасу собирает или сама разживается, – засомневалась модно одетая девица.

– А собачку у вас можно приобресть? – поинтересовалась тётка в платке.

– Какую собачку? – уже забыла про приют баба. – А-а! – спохватилась она.– Какую вам породу?– скорчила она услужливую физиономию.

– Мне бы таксу, очень обожаю такс, у вас есть в приюте таксы?

– Поищем, поищем, – явно обдумывала она, как отделаться от навязчивой пассажирки.– Скоро сука разродится,– придумывала она на ходу, – только у неё не таксы будут. Другую хотите? Бульдожки тоже такие хорошенькие…

– Нет, – закачала головой пассажирка, – мне бульдожки не нужны.

– Не нужны, так и не приставайте, – рявкнула краснорожая.

– Очень ты мне нужна, приставать к тебе, дура, – вспылила тётка в платке.

– От такой же и слышу, – незамедлительно парировала краснорожая.

– Потявкались, собаки, – приоткрыл один глаз, дремавший у окна дядька. – Ух, ненавижу баб, вечно сцепятся…– опять закрыл он глаз, что-то ещё пробормотал и снова заснул.

– Журналы, кроссворды! Скрасят утомительную дорогу! – предлагал бородач, волоча за собой большую сумку на колёсиках. – А также всевозможные карты, схемы, расписание поездов.– Проворно доставал он из сумки то, что требовали покупатели.

Как только бородач скрылся, в дверях появляется крепкая женщина лет пятидесяти:

– Подайте на лекарства. На еду не хватает,– требует она стальным голосом.– Люди добрые, не оставьте помирать,– говорит она напористо, как на собрании. Народ чувствует, что-то тут не так. Что-то пассажирам не нравится в этой женщине.

Дойдя до конца вагона и ничего не выпросив, она резко поворачивается и заявляет:

– Жмоты вы все. Расселись тут, катаетесь… а бабе помочь не хотите, жмотины.

– Работать надо, – крикнул парень, явно из работяг, – вон какая здоровенная, а по электричкам шастаешь.

Обиженная напыжилась, но, не найдя, что ответить, повернулась и пошла за подачкой в следующий вагон. Ещё не закрылась за ней дверь, как является новый продавец:

– Кому ручки многоцветные, записные книжки… За его спиной уже дожидается своей очереди молодая продавщица.

– Краска для волос! Красит надолго! – кричит она на весь вагон.

«А это кто ещё ползёт? Что это он там бормочет себе под нос? – заинтересовались пассажиры.– Ну-ка, ну-ка, что ты там бормочешь, иди ближе, послушаем. Книгу свою предлагает: сам написал, сам издал, теперь сам продаёт».

– Купите книгу. Очень интересная, свежий сюжет, – мямлит никому неизвестный высокий сухощавый писатель, явно стесняясь своего положения.

«Да разве так продают? Кто ж с такой рекламой купит?– сочувственно глядит на него народ. – И не слышно, что ты там бормочешь, надо как другие орать на весь вагон: «Лучшая в мире! Таких ещё не было в истории человечества! Последний экземпляр!» Сразу расхватают, ещё и подраться могут за последний экземпляр. Доставай другой «последний» и двигай в следующий вагон – вот и будешь богат и знаменит, а то стесняется… При сегодняшней жизни стесняться не принято. Вот дурачок – ушёл, ничего не продавши».

А это что за шум? – Дверь тамбура опять с грохотом распахнулась. Появились двое мужиков с видом только что выпущенных из тюрьмы – низкорослые, обросшие и явно в подпитии: один – гармонист, другой – певец.

Народ, успевший заскучать после писателя-интеллектуала, вздрогнул от кабацких воплей:

– Концерт по заявкам! Чего желаете послушать, дамы и господа? – орал гармонист.

Пассажиры уже ничего не желали. Только бы их оставили в покое.

– Споём любую песню, ну давайте, давайте, заказывайте! – подбадривал публику гармонист, певец при этом вращал осовелыми глазами.

– Мурку могёте? – сразу догадавшись, откуда гастролёры, крикнул хитрый дядька с прищуром, жевавший черный хлеб в прикуску с одесской колбасой.

– Мурку, так мурку, – орал гармонист, – только все подпевают! – развернул он свою весёлую гармонь. Народ в вагоне заулыбался, вмиг развеселился. Вагон наполнился залихватской тюремной песней. Всё, пошло-поехало.

И так всю дорогу из Москвы до Твери, что-нибудь да происходит – не заскучаешь. Да ещё и товар кой-какой приобретёшь.

ОДИНОКИЕ ДУШИ

Волк остановился, несколько секунд пристально глядел ей в глаза и вдруг прыгнул, метясь вцепиться в горло. Все это могло печально кончиться, если б.… Но всё по порядку.

Валерия, или просто Лера, жила на самом севере Тверской области в маленьком старинном городке. За рекой Мологой уже начиналась Вологодская область. Городок со всех сторон был отделён от мира многокилометровыми лесами. Леса эти в полном смысле слова были дремучими, тёмными. В основном росли в тех местах высокие прямые сосны, а под соснами – мох, в котором в зависимости от сезона появлялись то черника, то брусника, то клюква. Мох покрывал ямы и ухабы, и ходить по нему было тяжело. Пока насобираешь ягоды, так наломаешься…. Вот почему они на рынке такие дорогие.

Лера жила в этом городке уже восемь лет, с тех пор, как развелась с пьяницей-мужем; разменяла квартиру в Перми, и купила здесь просторную двухкомнатную. В то время ей хотелось, во что бы то ни стало, уехать подальше от тех мест, где муж похитил у неё десять молодых лет жизни. Теперь ей было уже пятьдесят. Физически она была ещё здорова и энергична. Возле дома у неё был небольшой огородик, где она соорудила себе гимнастический снаряд. Садилась на скамью, закрепляла ноги и накачивала пресс. От таких упражнений у неё не было ни жиринки лишнего веса. У Леры было довольно оригинальное лицо, в нем угадывалось что-то восточное – слегка раскосые карие глаза, смуглая ровная кожа, тёмные волосы.

Лера нигде не работала. Последнее в городе производство – маслокомбинат закрыли полгода назад. А больше работать было негде. Молодежь уезжала и где-то потом оседала. В городе оставались в основном старики да пьяницы. Работала, правда, школа, почта, больница да библиотека, но рабочих мест всё равно не хватало.

Леру выручали ягоды. Она их собирала, как только они начинали поспевать, а потом ходила по ягоды всё лето до самой поздней клюквы. Сначала собирала возле дома, потом уходила всё дальше и дальше в лес, а когда и там было собрано, садилась на велосипед и уезжала за пять километров. Там прятала свой велосипед в кустах и ползала по кочкам и мхам. Тем и зарабатывала себе на жизнь. Ягоды потом сдавала перекупщице из соседнего дома. А та возила их на рынок в Москву. Поговаривали, что в здешних лесах водятся волки, кабаны, медведи. Но никто их не видел, а потому к возможной встрече с дикими зверями относились легкомысленно и не думали об этом. Да вроде и не было пока никаких случаев. Вот только однажды Лера, как всегда, села на свой велосипед и поехала в дальний лес за железную дорогу. Она давно уже приметила одно место, где было много брусники. Но когда приехала туда, ничего не могла понять: все кусты были помяты, и ягод было совсем немного. Что такое? И вдруг она явственно увидела свежие следы медведя. Он, видно, отобедал совсем недавно. Лера почему- то не испугалась тогда и спокойно стала искать другое место с ягодами. Не могла же она уехать с пустыми руками. И только вечером, ложась спать, вдруг подумала: а ведь она могла наткнуться на медведя, хорошо, что разминулись.

Лера очень любила лето. Это была пора и работы и отдыха. Недалеко от её дома протекала ещё одна река, не такая широкая, как Молога, но купаться в ней было одно наслаждение. Вода в ней была рыжая, чистая и спокойная, а берега необыкновенно живописные. Купаться Лера ездила тоже на велосипеде, проезжала мимо бывшего маслокомбината; видела, как его территория уже заросла травой, молодой порослью деревьев. Обидно и тоскливо становилось. Плавала она хорошо. Плыла сначала против течения, далеко-далеко, а уже назад – по течению реки. Усталая и голодная возвращалась домой. Там сначала лежала на своей лоджии, оборудованной под спальню, а потом обедала. Никто её не торопил, не подстёгивал, делала, что хотела. Так проходили лето и осень.

Но вот наступала зима. Природа преображалась. Сосны задерживали снег, складывая его в пышные сугробы. Лера каталась на лыжах, любила читать. Книги она брала в библиотеке. Но целый день не будешь кататься на лыжах и читать. Скука и тоска подкрадывались к ней с наступлением холодов. Одиночество охватывало её своим бесчувственным покрывалом. От белизны снегов и невозможности выбраться лишний раз из дома щемило сердце. Она даже не могла поехать в гости к сыну, который жил с женой и маленькими своими дочками в Петербурге. Это был сын от первого её брака. Она очень любила своего первого мужа, который умер очень рано. Конечно, сын присылал иногда ей деньги, но она знала, как тяжело они ему доставались, и тратила только на самое необходимое, главным образом на скромное питание. Внучек она не растила, а потому не испытывала к ним особенных чувств. Сам же сын к матери приезжал тоже редко, так как страдал сахарным диабетом, и отпуск обычно использовал, чтобы подлечиться. Так что зимой Лера чувствовала одиночество во всей своей полноте. Оно усугублялось ещё и тем, что от природы она была тонким человеком. В компании соседки Тони ей скоро становилось скучно, так как все их гулянки сводились к банальному пьянству, а ей хотелось чего-то другого, а чего, она и сама не знала, но чего-то нового, необыкновенного, чего она не могла увидеть в своём городке. Она была уверена, что в Москве уж точно живут одни образованные и культурные люди. Вот где надо искать знакомства.

В газете «Крестьянская Россия» печатались объявления о знакомствах, и она стала регулярно покупать эту газету. В основном в ней печатались объявления пожилых женщин, которые всё ещё надеялись найти «спутника жизни». Мужских объявлений почти не было.

Как-то раз она решила сама подать объявление – чем чёрт не шутит. К своему удивлению получает она как-то письмо. Пишет ей москвич, желает приехать в гости познакомиться. Лера обрадовалась и испугалась одновременно. Ответила, мол, приезжайте; написала, что ехать из Москвы надо либо восемь часов на автобусе, либо добираться на поезде. Стала ждать.

Долго ждать не пришлось. Приезжает к ней этакий беззубый плюгавенький мужичок лет шестидесяти. Как только она увидела его, расстроилась. Но всё же, что делать, повела в дом, накормила ужином. В подарок он привез ей керамическую сахарницу. После ужина постелила ему в одной из своих двух просторных комнат постель.

На утро он спрашивает:

– Где тут у вас можно зубы вставить? В Москве мне дорого.

Лера поняла, что она ему тоже не понравилась, раз такие вопросы задаёт.

– Да ты сюда приехал зубы вставлять, что ли? – спрашивает.

– А сколько это у вас стоит? – гнёт он своё.

– Знаешь что, уезжай,– говорит Лера. Не похож он был, даже отдаленно, на мужчину, которого она хотела бы видеть в своём доме. Всё же разрешила ему пожить три дня, всё-таки сама пригласила в гости. Зубы он, конечно, не вставил, только договорился, чтоб его поставили на очередь, мол, приедет ещё. Когда он доложил об этом Лере, она была в отчаянии, набралась храбрости и твердо сказала ему:

– Знаешь что, содержать тебя тут я не намерена. Ты мне ничего не даёшь на еду. Отдохнул от Москвы и довольно. Уезжай вставлять себе зубы, где хочешь, а мне ты не нужен.

Он, обидевшись, уехал, а она начала уже бояться, как бы он ненароком опять не нагрянул.

И опять она одна, опять не знает, куда себя девать. А зима такая длинная, вечера уже с четырех часов тёмные, никуда не выйдешь, да и сообщение плохое. Летом хоть на велосипеде в магазин или на почту съездишь, а зимой по сугробам далеко ли уйдёшь. Что делать? Лера продолжала просматривать объявления о знакомствах, так, ради интереса. Всё одно и то же: старые бабы ищут себе мифических кавалеров. Вдруг она наткнулась на необычное объявление: «Одинокая женщина ищет себе сестрёнку, о которой будет заботиться, как о родной». Лера подумала: «А ведь это неплохо иметь сестру, у неё ведь в жизни не было сестры, был только брат, который живёт там, в Перми, и которого она и братом-то не может назвать – сейчас, наверно, совсем спился».

А тут сестрёнка. Какая она, сколько ей лет? Где работает? Лера написала письмо. Ответ пришёл скоро, вместе с фотографией Вали. Лере понравилось её лицо – миловидное, с худыми скулами; и в то же время с острым волевым взглядом. Что-то в этом было необычно, заинтриговало Леру. Она написала ещё письмо, отправила свою фотографию, но о возрасте своём пока не говорила. Она уже знала, что Валя моложе её на пять лет, и стыдно ей как-то было в немолодые свои годы в сестрёнки набиваться. К тому же в объявлении Валя говорила, что будет заботиться о сестрёнке, имея ввиду, наверное, о младшей, а тут выходило что-то не то…

«Ну ладно, посмотрим,– думала Лера.– Приедет, а там разберёмся, что к чему». А Валя обещала приехать только в начале лета, когда пойдёт черника. С трудом Лера дождалась конца зимы, а потом серой слякотной весны. Наконец лес оделся в зелёный наряд, засветило яркое солнце, на траве уже заблестели красные ягоды земляники. А вот и черника стала поспевать. Надо Вале писать, чтоб скорей приезжала, пока не собрали возле дома, а то придётся далеко ходить.

И вот настал день, когда должна была приехать Валя. Лера с утра волновалась, вечером поехала на велосипеде встречать её. Было уже темно. Валя приехала из Москвы на междугородном автобусе. Как только она вышла из автобуса, почувствовала сильный запах сосен, свежий воздух. Таким воздухом она, казалось, никогда в жизни не дышала. Её ждала Лера. Она стояла одна. А за её спиной был пугающе тёмный лес. На этой остановке, ближайшей к Лериному дому, не было ничего – ни домов, ни даже самой автобусной остановки – только сосны, сосны, сосны. И рядом с Лерой её старенький велосипед, который она придерживала одной рукой.

Валя показалась Лере какой-то худенькой. По фотографии она казалась ей крупной женщиной. Волосы у Вали были седые, но красивые, вьющиеся. Лера поставила Валины вещи на велосипед, и они пешком пошли к дому: через тёмный лес, через поляну молодых пушистых сосенок с бойко цветущим разнотравьем вокруг них, через картофельное поле, потом начинались уже дачные дома, и, наконец, Лера показала на блочный обшарпанный трёхэтажный дом: «Во-о-он там моя лоджия,– во-о-он там, на втором этаже, я там сплю».

Валя привезла с собой из Москвы бутылку хорошего дорогого коньяка, икру, коробку шоколадных конфет, ещё кое-что для стола. Пока они шли до Лериного дома, в разговорах неловкость первой встречи постепенно уходила, уступая место простой беседе. И сейчас обе, уже успокоенные, в приподнятом настроении сели за ужин. Поужинали вкусно, весело, с аппетитом. Обе понравились друг другу. Как это ни удивительно, действительно почувствовали какое-то родство душ. Лера вставляла в магнитофон кассеты с музыкой, какую имела. Они рассказывали о себе, о своей жизни. У Леры был хоть сын в Петербурге, внучки, невестка; хоть и теоретически, но были. Валя была на свете абсолютно одна. У неё никогда не было мужа, не было детей, родители рано умерли. Тем не менее, беспомощной она вовсе не казалась. Наоборот, в ней чувствовалась такая сила, такая мощь, какую Лера не ощущала даже ни в одном из своих мужей: ни в первом, ни уж тем более во втором.

Они разомлели после выпитого коньяка, после вкусного ужина, после такого чудесного ужина, которого не было уже давно, ни у той, ни у другой. Стало жарко, и Валя, сняв свитер, осталась в одной кофточке с короткими рукавами. Лера удивилась ее мускулам на руках, но ничего не сказала. Валя стала подпевать песне, которая лилась из магнитофона. Голос у неё был мягкий, бархатный, приятный, и Лера попросила её спеть что-нибудь из своих любимых песен.

– Я романсы люблю,– сказала Валя, не зная, как новая подруга в своей «тайге» отнесётся к такому жанру.

– Я тоже люблю,– с жаром заявила Лера.

Оказалось, что они обе любят одного и того же исполнителя романсов Олега Погудина. Лера видела его только по телевизору, а Валя несколько раз была на его концертах. Ей нравился весь облик молодого стройного паренька, его удивительный, чисто русский голос с простыми милыми интонациями.

– Спой какой-нибудь романс из его репертуара, – попросила Лера.

Валя запела. Лера в умилении слушала, а потом просила спеть ещё и ещё. Потом вспомнила, что в магнитофоне есть записывающее устройство, и начала записывать.

– Ты уедешь, а я буду слушать твои записи. Валя, польщённая вниманием благодарного слушателя, с удовольствием пела, уже не стесняясь. Иногда, входя в роль настоящей певицы, вскакивала с кухонной табуретки, комично складывала на груди руки, театрально протягивала их вперед. Они от души хохотали, хохотали как в далекой и уже забытой молодости, когда были девчонками. Их смех тоже записывался на магнитофон. Валя требовала стереть с плёнки хохот, Лера настаивала оставить. Она будет всё это слушать, когда останется одна, и ей будет также хорошо и весело, как сейчас. А сейчас они чувствовали себя подругами, почти сестрами.

У Вали оказались золотые руки. Она починила второй велосипед, стоявший у Леры в сарае, и теперь они могли ездить купаться на двух велосипедах. Однажды, пока ехали, начал вдруг моросить дождь. Доехали до реки, решили переждать дождь под деревом, но непременно искупаться. Так и сделали. Дождь прошёл так же неожиданно, как и начался. Вода была тёплая, приятная. Лера поплыла, сильно работая руками, за ней Валя, но скоро начала отставать. Лера сплавала на другой берег, нарвала букет кувшинок для Вали. Когда выходила из воды, чувствовала пристальный Валин взгляд, оценивающий её стройную, благодаря постоянному движению, фигуру, не лишенную женственности. Чего никак нельзя было сказать о самой Вале. Она, казалось, вся состояла из мускулов: сильные, как у мужчин, ноги, мускулистые плечи и руки. Лера осторожно спросила:

– Ты спортом, что ли, занимаешься?

– Да, – ответила Валя. – Приходится тренироваться каждый день. Профессия у меня такая. Потом как-нибудь расскажу. Сейчас не хочу. Лучше скажи, где ты плавать так научилась?

– Сколько я себя помню, всё время далеко плавала. Люблю я плавать. Вот я тебе сейчас случай расскажу. Мы как-то с первым моим мужем, ещё когда в Перми жили, поехали отдыхать на Каму. А Кама, знаешь, какая широкая…. Он сидит на берегу, а я поплыла, решила до другого берега доплыть. Доплыла, повернула назад, и вдруг вижу, баржа плывёт и тащит за собой лес; и не видно конца-края этому лесу. Думаю, как же я обратно-то вернусь, замерзать уже начала. Всё же поплыла, доплыла до этого леса. Что делать? Вскарабкалась на брёвна, и по ним перебралась на другую сторону, чтобы поплыть к берегу. Плыву и чувствую, что уносит меня мимо того места, где мы с мужем остановились. Вижу, бегает он по берегу, волнуется, а меня всё дальше проносит, а там уже берег крутой начинается, не выбраться. А силы мои, чувствую, кончаются. Спасло меня тогда только то, что плыл какой-то рыбак в моторке. Я кричу ему. Он увидел, втащил меня в лодку. Если б не он, всё, не выбраться бы мне тогда.

Обратно они ехали по узкой лесной тропинке, опять мимо злополучного маслокомбината. Потом остановились пособирать подосиновики, чтобы поджарить на обед, чернику. Устав, Лера легла в мох, в блаженстве растянула тело на мягком зелёном ковре. Валя последовала её примеру. Так лежали они рядом, глядя на вершины сосен, на очистившееся от облаков небо. Валя не думала, что это так приятно, вот так лежать на мхе в безлюдном лесу, вдыхать настоянный на соснах воздух.

Лера вдруг сказала:

– Знаешь, Валя, о чем я мечтаю? Только не смейся. Не будешь смеяться?

– Не буду.

– Точно не будешь? Знаешь, какая у меня мечта?

– Ну, какая?

– Залезть на сосну, привязать туда люльку и жить там.

Валя не могла удержаться от смеха.

– Ну вот, а говорила, что не будешь смеяться.

– Но подумай. Народ пойдёт в лес, посмотрит вверх, а там ты болтаешься в люльке.

– Это я, наверно, от одиночества уже схожу с ума,– печально сказала Лера. – Но мне так хочется.… Сверху всё, наверно, выглядит совсем по-другому, посмотреть бы. Я бы там и ночевала.… Как мне хочется, ты не представляешь.

Придя домой, они ещё раз позавтракали, напились кофе, который обе любили. Часок отдохнули, а потом пошли к Мологе. Там у Леры была укромная поляна, где она собирала землянику.

Вечером за ужином они допили коньяк, и опять был Валин концерт. Но Лере уже и этого было мало. Уловив Валин московский акцент на «а», она стала просить сказать что-нибудь для записи.

– Ну, я не знаю, что сказать. Давай лучше стихи какие-нибудь почитаю. Есть у тебя стихи? У Леры была библиотечная книжка со стихами Андрея Дементьева, и она принесла её. Валя стала выбирать стихотворения на свой вкус. Лера записывала на магнитофон и не переставала восторгаться, какая Валя способная. Как выразительно она читает, ей только со сцены читать. Валя опять комично раскланивалась, подражая эстрадным артистам.

– Ты замужем была когда-нибудь? – спросила Лера.

– Никогда, – решительно ответила Валя.

– А что, не встретила что ли никого?

– Каждый день встречаю. Знаешь сколько у меня мужчин на работе? И все под моим началом. И все должны слушаться меня и подчиняться. Так что у меня с мужчинами особые отношения. Так постепенно они всё больше и больше узнавали друг о друге.

На следующий день к ужину Лера съездила в магазин и купила кагор, но после него Валин голос почему-то не зазвучал. Пришлось на следующий вечер опять покупать коньяк; и опять были романсы, восторженные возгласы такой на редкость благодарной слушательницы, смех. Валя не особенно рассказывала о своей работе, но и без того Лера поняла, что она служит в органах безопасности и занимает высокий пост. И тем более её поражало, как при такой профессии, в таком сильном мускулистом теле, может скрываться такая нежная чувствительная душа. Такая восприимчивость к утонченной салонной музыке, к хорошим стихам.

Неделя пролетела незаметно. Вместе они насобирали Вале ягод. Обратно она решила для разнообразия возвращаться в Москву поездом. Лера опять поставила Валины немногочисленные пожитки на велосипед, и они пошли на станцию. Валя забралась в вагон. Лера, не любившая никаких сентиментальных прощаний, села на свой велосипед и поехала домой.

Из окна ещё стоявшего на платформе поезда Валя наблюдала за удаляющимся велосипедом; он становился всё меньше и меньше. Валя – далеко не поэт; ей никогда в голову не приходило сочинять стихи, а тут вдруг неожиданно сложились фразы:

Одиноко опять. Гляжу я в окно.

Только лес да вокзал – всё чужая округа.

А тебя уже нет, ты уже далеко.

Вновь увижу ль тебя, родная подруга?

Но они встретились. Этим же летом Валя приезжала к Лере ещё два раза. Они уже были как настоящие сёстры. Обе они считали, что им необыкновенно повезло, что они вот так неожиданно нашли друг друга. На второй раз Валя привезла в подарок Лере дорогие часы, подарила мобильный телефон, чтобы они могли перезваниваться. Лера не хотела, было, брать подарки, но Валя уверила, что это не разорит её; у неё хорошая зарплата; она даже помогает детскому дому.

Потом Валя уехала на полгода в командировку на Кавказ. Они переписывались, созванивались. Лера говорила, что она чуть ли не каждый день слушает её романсы. А весной Валя пригласила Леру к себе в Москву, заранее спрашивая, куда бы та хотела сходить. «В зоопарк мечтаю попасть», – отвечала в письме Лера.

В день приезда Валя была на службе, и встретить её не могла. Зато Москва встретила Леру суматохой вокзала. Выйдя из поезда, ей начало казаться, что она никогда не выберется из толпы, заблудится, пропадёт. И действительно, она заблудилась в переходах метро. Но не растерялась, пошла искать полицию. Молоденькие полицейские заулыбались, написали ей в записке, как лучше ехать. И она наконец-то добралась до Валиного дома на самой окраине Москвы.

На следующий день они пошли в зоопарк. Весна была ещё холодная, зябкая. Большинство зверей находилось в тёплых отапливаемых помещениях. На открытом воздухе были в основном звери с густой шерстью: лисы, верблюды, тигр, волки. Подруги-сестры сначала пошли на новую территорию, прошлись мимо клеток с обезьянами, с интересом наблюдая за их шалостями, особенно забавны были обезьяны-детёныши. Потом пошли на старую территорию. Подошли к клетке с красными волками. Пока Валя изучала табличку с надписью, где обитают красные волки, Лера в упор разглядывала мечущегося по клетке зверя. Он под её пристальным взглядом вдруг остановился и начал тоже пристально смотреть на неё. Это продолжалось несколько секунд, и вдруг волк единым рывком прыгнул на Леру. Его зубы, если б не металлическая сетка ограждения, вонзились бы ей в горло. Валя увидела этот прыжок со стороны. Он был как в дикой природе. Волк повис на металлической сетке, зацепившись когтями. Лера, словно завороженная, всё стояла против волка, но он уже спрыгнул на землю и опять стал метаться по клетке.

«Надо же, – думала Лера, – сколько ходила по своей «тайге», ни разу не встретила волка. А тут в центре Москвы набросился…»

– Бедный,– промолвила она.– Ещё одна одинокая душа. Посадили тебя в клетку, отделили от всего остального мира на всю оставшуюся жизнь; и не выбраться тебе из этой клетки никогда. Остаётся только есть, пить да бегать из угла в угол целый день. Вот и бросаешься на людей.

Осенью Валя опять приезжала и жила у Леры. Опять чудесно они проводили время. Валя насобирала целую корзину брусники, чтобы увезти домой. Зашёл разговор, чтобы перебраться Лере в Москву. Валя обещала купить для неё однокомнатную квартиру; куда ей ещё тратить деньги… Лера отказалась. Только после визита в Москву она поняла, что её место здесь, среди лесов. Тот волк дал ей понять это. В Москве она тоже будет сидеть в клетке, только в каменной. А без леса ей, как тому волку, жизнь будет не мила.

МОБИЛЬНИК

У меня мобильник – ну прямо проходной двор. Приходят все, кому не лень. Мне то и дело приходится читать какие-то несуразные сообщения, прибывшие неизвестно от кого, отвечать на какие-то странные звонки.

– Погасите в ближайшее время задолженность по кредиту, – звонят мне из банка.

– Какую задолженность? – пугаюсь я. – Знать не знаю. И в мыслях не было брать кредит.

–Всё сходится на вас, – непреклонно отвечают из банка, – и имя, и отчество, и фамилия.

Звонок повторился через две недели.

– Отстаньте, – говорю. – Надоели со своим кредитом, без вас забот хватает.

Вроде перестали звонить. Отыскали, видно, кто у них кредит брал. Зато пошли сообщения.

«Не забудь, что завтра ты дежуришь»,– напоминает неизвестный.

«Где? Когда? – Опять пугаюсь я. – Кто это написал?»

Смотрю, номер отправителя какой-то незнакомый. Успокаиваюсь – наверное, ошиблись.

Через некоторое время другое сообщение:

«Срочно переведи мне 200 рублей. Серёга».

Не вытерпела, пишу ответ:

«Обойдешься, Серёга, без моих 200 рублей. Фёкла».

«Ты кто такая? – тут же получаю сообщение от Серёги. – Чего лезешь в мою мобилу?»

«Ну, наглость, – думаю, –я же ещё и виновата».

Опять сообщение:

«Завтра можешь спать подольше, никуда не спеши. Котик».

«Что такое? Что значит «спи подольше», когда в 8 утра я уже должна быть на работе. Неужели уволили втихомолку?! И потом, что это за подпись «Котик». С каких это пор наш зам. директора Константин Александрович стал Котиком?»

Бегу на работу ни жива, ни мертва. Прибегаю – вроде всё спокойно. Подруге Светке показываю послание.

–Да ты что? – изумляется она.– Константин Александрович уже третий день на конференции в Швейцарии. Станет он оттуда такие глупости писать?

Разозлилась я на этого котика. Думаю, напишу ему: «Ты не котик – ты балда». Может, в следующий раз внимательнее будет номер набирать. Но разумная подруга Светка отсоветовала.

– С каждым может такое случиться, – сказала она.

И точно. Через некоторое время вышел и со мной прокол.

Собрались мы со Светкой в кино. Зная её рассеянность, пишу ей на мобильник напоминание:

«Встречаемся у кинотеатра в 8 часов. Не опаздывай».

Получаю ответ:

«В 8 не могу. Смогу только через 5 лет, когда выйду на свободу. Вася».

Во дела! К заключенному попала. Что-то с номером, наверное, напутала.

НОВОГОДНИЕ РЕПОРТАЖИ

ИЗ ЗАГСа

Моя невеста Наталья не хочет брать мою фамилию. Говорит: «Ты – Рыбин, это ещё ничего. А я что, буду такая толстая Рыбина?..» Не хочет быть Рыбиной, а хочет остаться Крысиной. Мне тоже не особо нравится моя фамилия. И когда меня спрашивают: «Вы Рыбин?» Я обычно отвечаю: «Нет, я Рыбинович». Это как-то лучше звучит.

ИЗ ЗАЛА СУДА

Слушается дело о легковушке, въехавшей на автобусную остановку. И хотя по счастливой случайности никто из людей, дожидавшихся автобуса, не пострадал, все участники происшествия были страшно напуганы. Водитель легковушки даёт показания, и в конце своей речи пламенно заявляет: «Накажите меня как можно суровее». В зале слышится плач. Свидетели происшествия уверены, что его винить не в чем. Виноват водитель КАМАЗа, который вытеснил легковушку с проезжей части. Но и тот, как показала экспертиза, в момент происшествия был трезв, и объяснял случившееся тем, что шарахнулся от пытавшейся подсечь его иномарки. Где эта иномарка – бог его знает.

– В общем, никто не виноват, – заключает корреспондент.

С ШУМНОЙ МАГИСТРАЛИ СТОЛИЦЫ

– На улице Турская… нет, всё же Тульская… извините, отсюда не разберу названия – многокилометровая пробка,– бойкий корреспондент Чёртиков кричит, пытаясь донести свою информацию до телезрителей. – Скоро пуск объездной дороги – наверное, после Нового Года, которая разгрузит улицу. Я так думаю, вообще-то не знаю.

– Чего он не знает – он и сам не знает, – возмущается за кадром режиссер.– То ли не знает, когда пустят объездную дорогу; то ли не знает, разгрузит она улицу или нет. С какой улицы-то он передает? Никогда не поймёшь этого Чёртикова.

ИЗ КАБИНЕТА СТАРЕЙШЕЙ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ

– Я сейчас застыла в своих мемуарах. Я их пишу уже 60 лет, а теперь мне кажется, что они сошлись с сегодняшним моим днём. И как-то не идут дальше.

– Эта задумчивость, этот уход в себя – многого стоят, – заявляет корреспондент.

С КОНФЕРЕНЦИИ КИНОПРОКАТЧИКОВ

– Нет, у нас доход стабильный,– говорит корреспонденту потомственный владелец Индийского кинотеатра. Он молод, богат, лицо его лоснится от удовольствия жить. – И отец мой и дед не жаловались на доходы. У нас все фильмы в Индии красивые, хорошие. Поэтому и сбор большой. Уж не знаю, что может случиться, чтобы был маленький сбор. Нет, у нас такого не бывает. Все фильмы нравятся зрителям.

ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ

– Алё! Вы меня слышите? – взывает в вентиляционную трубу корреспондент к живым людям под землёй.

– Слышим, слышим, но на ваши гадкие предложения отвечать не будем. И не пытайтесь нас отсюда выкурить. Пока не откроют молельню, мы отсюда не выйдем.

– Пока сектанты находились под землёй, молельню открыли, но они упорно не хотят в это верить. А теперь овраг завалило снегом, и до наступления весны сектанты, даже если и захотят, выбраться из-под земли не смогут,– заключает корреспондент.

ИЗ ДОМА ПРИВИДЕНИЙ

Дом в Алтайском селе, где пребывает привидение, по свидетельству очевидцев, был неоднократно посещаем НЛО. Ученый по паранормальным явлениям Шакаров проверил каждый угол дома, спустился даже в подвал, где кроме многочисленных бутылок из-под водки, ничего сверхъестественного не обнаружил. Однако жильцы утверждают, что им постоянно снятся кошмары, один жилец даже выбросился из окна. У другого пропала машина. Кому она, спрашивается, нужна? Из-за бездорожья здесь давно уже все ездят верхом на лошадях да в телегах. Все уверены, что всё это устроено пришельцами из других миров.

ИЗ КОНДИТЕРСКОГО МАГАЗИНА

– Умение продавать – искусство, – утверждает директор магазина Лариса. – И не собирался покупать, так купишь. Тут у нас свои хитрости. Например, самый дорогой товар нужно располагать на уровне глаз покупателя. Главное также интерьер магазина и яркое освещение. Конкуренция – страшное дело. Тут надо изощряться, чтобы привлечь покупателей. Например, мы постоянно распускаем по нашему магазину запах шоколада, кофе. Покупатель уже с порога фанатеет. Мы всё время начеку, ведь конкуренты не дремлют. Вот вчера, например, соседний рыбный магазин загнал в наш кондитерский запах рыбы. Естественно, все от нас разбежались. Побежали по запаху за рыбой.

ИЗ МАГАЗИНА МОДНОЙ ОДЕЖДЫ

О том, как правильно продавать делится менеджер Аделаида. Она знает всё:

– Главное – свет,– рассказывает она.– Примерочные должны быть светлыми, комфортными. Невидимые сети расставлены везде. Яркий элемент – оранжевый стул – создаёт позитивное настроение. Поэтому мы время от времени переставляем его от одного прилавка к другому. Куда поставим – туда и устремляется толпа шопоголиков. Опытные покупатели, мы уже заметили, завязывают у себя на пальце шарфик, который неслышно говорит: «Не покупай всё подряд!». Но куда этому шарфику против нашего оранжевого стула?…

С ГЛАВНОЙ ЁЛКИ СТРАНЫ

Аня Акишина, хоть и пишет с ошибками, но точно знает, чего она хочет от Деда Мороза. А хочет она ни много, ни мало – шубку, наподобие той, в какой приезжала из Парижа её тётя Агата.

А вот что сказал десятилетний Степан из деревни Кукушка, который приехал на ёлку впервые:

– Это были самые вкусные конфеты в моей жизни. По двум причинам: во-первых, потому, что они из Кремля; а во-вторых, я ещё никогда в жизни не ел конфет.

С МОСКОВСКОЙ ВЫСОТКИ

Осветители пытаются превратить высотку в Новогоднюю Елку.

– Мы поставим лазерные источники, и если в Новогоднюю ночь пойдёт снег, это будет настоящая Новогодняя ёлка, – говорят они.

– Ха-ха-ха! – смеётся корреспондент.– Какой снег? Кругом лужи!

С ЁЛОЧНОГО БАЗАРА

Как правильно выбрать ёлочку, рассказывает продавец Егор:

– Берёте понравившуюся ёлочку. Проводите рукой против шерсти – если иголки не осыпались, можете смело покупать.

– А если осыпались? – спрашивает дотошный корреспондент.

– Ну, тогда всё равно придётся заплатить – вы же испортили ёлку…

ИЗ КАБИНЕТА ДИЕТОЛОГА

– Не надо сдерживать аппетит до Нового Года, а потом набрасываться на еду, – утверждает диетолог Марина. – Веселье должно откладываться в памяти, а не в жировых тканях.

– Глядя на неё, этого не скажешь, – прячет усмешку корреспондент.

ИЗ КОСМЕТИЧЕСКОГО САЛОНА

– Пойду к другому зеркалу, посмотрю, окрасился ли цвет лица. Нет, всё такая же бледная, глаза хмурые, ничего не выражающие. Потребую деньги назад.

ИЗ КВАРТИРЫ ПРОСЛАВЛЕННОГО АРХИТЕКТОРА

Накануне Нового Года наш знаменитый архитектор празднует свой юбилей. Сегодня ему исполняется 100 лет. Праздничный стол уставлен всевозможными яствами. Именинник бодр, весел и остроумен.

– Николай Леонидович, как вы сохранили такой оптимизм? – спрашивает корреспондент. – Вы, наверное, вегетарианец, постоянно занимались спортом?

– Знаете ли, спортом у меня всю жизнь была работа. А поесть люблю, и чтобы пища была аппетитная, с приправами, – сказал архитектор, обильно перча горячую отбивную.

– Николай Леонидович!!! – кричат шумные гости. – Вы что будете пить? Шампанское, вино, коньяк?

– Знаете ли, и водку тоже.

ИЗ ГАЗЕТНОГО КИОСКА

(корреспондент забежал туда погреться)

Киоск светится новогодними лампочками, в витрине выставлены всевозможные ёлочные украшения, блестит мишура. Люди с удовольствием раскупают красочные журналы. А пенсионерка Телегина пришла за почтовыми конвертами. До этого она уже побывала на почте и в трех газетных киосках – нигде конвертов не оказалось. Но и здесь пожилая женщина-киоскер удивляется:

– Теперь уж никто не пишет писем. Но вы, я вижу.…Понимаю – денег на Интернет нет, мобильники дорогие....

Она скрылась под прилавком, откуда не появлялась довольно долго.

– Что вы там делаете? – спрашивает в узкое окошечко Телегина.

– Ищу вам конверт, – показалась, наконец, голова киоскера.– Вот, завалялся один, еле отыскала, – стёрла она рукавом пыль с конверта.

– Но мне нужно шесть, – говорит Телегина, – у меня шесть родственников и каждого надо поздравить.

– Ничем не могу помочь – конверт только один. Так что выбирайте из родственников самого любимого, – посоветовала киоскер.

ИЗ ГУМа

Корреспондент с оператором залавливают проходящих мимо людей для интервью.

– Нет-нет, я плохо причёсана, – бросает на ходу одна посетительница главного универмага Москвы.

– Я спешу,– отказывается от интервью респектабельный мужчина.

Наконец третья посетительница останавливается. Она без шапки, в распахнутом пальто, потому что ходит уже давно, и ей жарко.

– Как вам нравится убранство ГУМа? – спрашивает молодая корреспондентка.

– Всё чудесно! Празднично, ярко, необычно! На втором этаже даже играет оркестр! Я в восторге!

– Вы что-нибудь уже успели купить?

– К сожалению, нет, – смущается посетительница. – Разве здесь купишь? Цены заоблачные. Я сюда прихожу как в музей, полюбоваться красивыми вещами.

ИЗ ОТДЕЛЕНИЯ ПОЛИЦИИ

Гражданка Сендрикова решила в канун Нового Года порадовать свою старушку-мать и подарила ей вместо старенького матраса новую удобную перину. Матрас же она выбросила на помойку.

Но радости не получилось. Наоборот, старая мать пришла в отчаяние и призналась, что в матрасе были фамильные драгоценности, которые она берегла к свадьбе своей любимой внучки Иришечки.

Сейчас сотрудники полиции усердно ищут тот матрас. К поискам присоединились и многочисленные добровольцы.

ИЗ ПИТОМНИКА ДЛЯ БЕЗДОМНЫХ ЖИВОТНЫХ

– Поговорим с ветеринаром, – корреспондент передаёт микрофон ветеринару питомника. – Какие сейчас у вас живут животные?

Не привыкший говорить на публику ветеринар смущается, мнётся, путается:

– Сейчас у нас собаки, кошки, змеи, один крокодил – около помойки нашли, в сугроб зарылся, словно медведь в берлогу, только глаза торчали; три черепахи – тоже кто-то поигрался и выбросил. Крокодил кашляет постоянно. Даём ему лекарства. А вот вчера пришла к нам в питомник бездомная лошадь со сломанной лапой, – ветеринар замялся, подыскивая более правильное слово, но, забыв, по-видимому, что у лошадей не лапы, а, как и у человека, ноги, поправился, смущаясь, – со сломанной задней конечностью. Не успеваем лечить. А они всё прибывают и прибывают. Недавно целая стая собак пришла. Как-то прознали, что здесь кормёжка неплохая, вот и пришли. Клеток уже не хватает.

С КОННОГО ЗАВОДА

– Эх, посмотрите, какую мы тройку вырастили, – хвастается директор завода прибывшему корреспонденту. – Вот это коренник, а эти две пристяжные. Конечно, главный в тройке коренник. Пристяжные подчиняются ему во всём: куда он – туда и они. Да вы садитесь в сани-то, прокатимся с ветерком.

Корреспондент опасливо подходит к тройке серых молодых лошадей, готовых с радостью мчаться по сияющей белизне снежной дороги. Он ищет, чем бы пристегнуться в санях.

– Тут страховочных ремней нет, – заметив беспокойство корреспондента, говорит директор. – Чего уж, только три лошадиные силы.

– А почему на тройке колокольчиков нет? – спрашивает корреспондент.

– Колокольчики раньше только на почтовых упряжках были. Это что-то вроде современного спецсигнала на автомобиле. Звенит колокольчик – значит, почту везут.

С КРЫЛЬЦА ДВОРЦА ПРАВОСУДИЯ

– Скажите, пожалуйста, – подбежал корреспондент к только что вышедшему из зала суда адвокату. Адвокат защищал интересы «звездного» певца Фёдора, поссорившегося со своим продюсером, и избившим его, – вы довольны решением суда?

– Разумеется, – улыбается самоуверенный, вальяжный адвокат. На нём дорогой тёмно-серый костюм с красной бабочкой. И он больше похож на народного артиста, чем на строгого служителя правосудия.

– Вы получите большое вознаграждение за то, что выиграли дело?

– Думаю, что да. Фёдор обещал мне Новогодний подарок.

– А какой? – мельтешит любопытный корреспондент.

– Думаю, что хороший. – На лице адвоката масляная улыбка. От избытка радостных ощущений от выигранного процесса он потерял бдительность. Но тут же спохватился и, сделав простецкую физиономию, спешно добавил: – Наверно, песенку споёт.

ИЗ СУГРОБА

Выйдя утром из подъезда своего дома, корреспондент Грошиков вдруг услышал радостные вопли, которые раздавались откуда-то из-под сугроба. Он попытался разрыть сугроб руками, и здесь к изумлению своему обнаружил улыбающуюся физиономию соседа по подъезду наркомана Степана. Грошиков стал вытаскивать Степана из сугроба, но тот упирался и кричал: «Я чувствую себя комфортно на Лазурном Берегу!».

ФОТОШОП

Вы думаете, что фотомагазин – это место, куда можно прийти и купить товары для фотографирования? Вовсе нет. Не поверите, но это то, что стоит на столе, и вы можете им воспользоваться хоть ночью. И он никогда не бывает на обеденном перерыве. Вы всё ещё в недоумении? Да это фотошоп. Опять непонятно? Как вы отстали от жизни. Надо было в своё время изучать английский язык. Фотошоп – это в переводе с английского и есть фотомагазин. Вот Гена Разуваева, хоть в школе ей и не давался иностранный язык, но всё же знает несколько модных иностранных словечек. А почему модных? Да потому, что необходимых для жизни. Ещё как. Вам и в самых оптимистических снах такое не может привидеться, как они могут помочь в жизни, а вот Гена знает, потому что не дремучая колода.

Сразу надо сказать, что внешность у Гены так себе: нос – пуговка, глаза почти сходятся у переносицы, лобик ниже среднего, возле носа бородавка. Сама-то она в восторге от своей внешности: бородавка у носа кажется ей мушкой, слишком близко посаженные карие глаза она считает очень даже привлекательными. Носик, ну маленький, но ведь он так гармонирует с такими же маленькими ушками. Вот только лобик подкачал, слишком узенький, но для того и чёлка, чтобы закрывать его. Да и к имени своему она уже давно привыкла – Гена, так Гена. Папаша, одновременно тренер Геннадии, дал ей такое имя в честь её деда – известного толкателя ядра Геннадия Разуваева. А что, рассуждал он, есть же женские имена Александра, Евгения, Валерия. Чем хуже Геннадия? К тому же он тайно надеялся, что, назвав дочь Геной, она унаследует от своего талантливого деда гены спортивных достижений. Так оно, в конце концов, и вышло: упорности и целеустремлённости Геннадии было не занимать. В свои 27 лет она добилась немалых рекордов в толкании ядра.

В общем, до недавнего времени Геннадия была довольна всем: и своим обликом и спортивными достижениями. Пока случайно после тренировки не услышала разговор двух своих приятелей – прыгунов с шестом. Разговор шёл о ней, Геннадии. И хотя у неё маленькие ушки, но слух при этом очень острый. О чем же они шептались? Они все её, как ей казалось, внешние достоинства возводили в недостатки. Притом мерзко смеялись: «Ха-ха-ха! Зато силища какая! Дальше всех ядро толкает!» Подонки! Она никак от них такого не ожидала. Завидуют, что у неё рекорды, а у них никаких.

И вот решила Геннадия отомстить этим своим бывшим друзьям, а теперь врагам. «Ну, погодите, – разрабатывала она план действий. – Вот познакомлюсь с мужчиной из-за рубежа – попляшете тогда… увидите, что упустили в своей жизни. Будете локти кусать, да поздно будет – поезд ушёл».

Это она думала в бессоннице среди ночи. Но как завоевать иностранного мужчину, когда и свои-то такое говорят. Подонки! Думала, думала, и решила пойти в фотошоп. Да нет, не в магазин фототоваров, а решила надеть домашние туфли, включить компьютер и найти в нём свою фотографию в полной красе. Слышала она, что с помощью этого самого фотошопа можно в фотографии кое-что исправить. Посмотрела Геннадия на свою фотографию последнего периода и содрогнулась. Что она всегда считала достоинствами – действительно, сплошные недостатки. Её горе-приятели, пожалуй, правы: и глаза у неё как у орла, чуть ли не на одном месте оба глаза. И бородавка эта, которую она всегда принимала за мушку… Что делать? Посмотрела, посмотрела на фотографию и решила улучшить, хотя бы на фотографии, свою внешность, чтобы потом отправить в зарубежный клуб знакомств.

Начала действовать. Но не тут-то было. Это такая загадка – компьютер. Делаёт то, что ему на ум придёт, а не то, что она хочет. Ему словами не скажешь: «Хочу преобразить внешность в лучшую сторону». И он выполняет задание. Дурак он, этот компьютер, ничего не понимает. Хоть ты кричи эту фразу среди ночи раз двадцать. Надо что-то нажимать. Мышкой что-то передвигать. А что? Никакой инструкции к компьютеру нет. К утюгу, который недавно купили, и то инструкция была приложена: какую температуру выставлять, куда нажимать, чтобы вода прыскала. А тут – ничего. Всё на сообразительности строится. А как с таким узким лобиком сообразить? Мышкой подвигала немножко, ничего не получилось, и легла опять спать, причём в плохом настроении. Ушла из фотомагазина, недовольная.

На следующий день стала приставать к своему младшему брату – пятикласснику. Его, кстати, тоже Геннадием звали. Вот уж постарался папаша, назвал всех своих детей одним именем. Он надеялся, что и сын пойдёт в деда, унаследует его феноменальные спортивные способности. Но тут его надежды завязли. Зато Геннадий, едва прибежав из школы, сразу же усаживался у компьютера, и что-то там двигал, двигал мышкой.

Продиктовала Гена брату по пунктам задание по преображению своей внешности: «Нос и уши увеличить, волосики распушить и желательно завить, бородавку убрать, лицо освежить и омолодить».

– Я что тебе пластический хирург, что ли, – ворчит братишка. – Ну ладно, на сколько тебя омолодить?

– Лет на пять.

– О, кей, – соглашается он по-американски.

Через день Геннадия получает свою новую фотографию и видит: нос удлинён, но вроде ничего; ушки стали побольше, но Генка увеличил их не в ту сторону – не вниз, как она держала в уме, а вверх, и получились как у зайца; бородавка, правда, убрана; глаза разведены в противоположные стороны; лобик поднят, но слишком уж высоко, и теперь она походила на инопланетянина. В этом помогали и завитые волосики, которые топорщились, как проволочки, в разные стороны.

– Краски что ли у тебя не хватило погуще сделать, – опять была недовольна Геннадия.

«Ну, как такую фотографию отправлять за рубеж? Она, конечно, лучше прежней, но тоже не фонтан. Всё, – решила она, – узнаю, как работает настоящий фотомагазин, куплю хороший фотоаппарат, попрошу папашу, чтоб сфотографировал меня в самом благоприятном виде, и отошлю свой портрет через Интернет. Генка поможет».

ОБЛАПОШИЛИ

– Петровна, иди сюда, посиди с нами, – зазывали на скамейку соседки по подъезду.

– Некогда мне сидеть, обед надо готовить.

– Чай не семеро по лавкам, для одной-то всегда успеешь приготовить. Садись, посиди, что-то спросить у тебя надо.

Елена Петровна поставила сумку с продуктами на скамейку, села и сама:

– Ладно, посижу чуток.

– Слушай, Петровна, чтой-то к тебе мужчины стали часто наведываться. Уж не замуж ли надумала выходить? – подшучивали соседки.

– Какие мужчины? – удивилась женщина.

– То двое приходили, мы видели – к тебе звонили; а то ещё один у дверей стоял. Может, бордель открываешь?

– Да ну вас. Сантехники это ко мне ходят.

И Елена Петровна поведала соседкам, как ей чинили водопроводный кран.

В тот день она тоже собиралась обедать, и уже поставила на плиту разогревать суп, как услышала звонок в дверь. Она сразу же пошла открывать, так как ждала сантехника. Открывает дверь, а там стоят двое молодых мужчин: один огромный, высокий; другой пониже и худенький. Стоят и молчат. «Вот интересно, – думает Елена Петровна, – вызывала одного, работа ведь пустяшная – прокладку в кране поменять – а явились двое».

– Вы сантехники? – засомневалась она.

– Сантехники, – отвечают.

– Ну, тогда проходите, – проводит она их на кухню.

– Что у вас? – коротко спрашивают сантехники.

– Кран с горячей водой не закрывается до конца. Вода всё время течёт.

– Да, – говорят глубокомысленно сантехники, – это не порядок, – и начинают рыться в своём чемоданчике. А там чего только нет. И современные отвертки на батарейках, нажал на кнопку и крутится – туда-сюда, хоть завинчивай, хоть отвинчивай. И всевозможные резиновые прокладки: и зелёные мягкие, и чёрные потвёрже, и даже буксы бракованные.

Вот этот самый букс и решили молодые сантехники поставить Елене Петровне вместо её, недавно купленного.

– К этой зелёной прокладке, – объясняли они, – подойдёт исключительно этот букс, из чемоданчика.

А Елена Петровна ничего не понимает в сантехнике. И подсказать некому – одна живёт, возражать не стала.

Всё сделали сантехники. Проверила Елена Петровна кран – вода вроде теперь не течёт, когда кран закрыт. Поблагодарила работяг, «спасибо» сказала.

На следующий день кран вообще не работает. Крутила, крутила, а вода горячая не течёт. Не хочет, хоть ты тресни.

– Ну, надо же, – расстроилась Елена Петровна. – За что же это я их благодарила, потратила на них драгоценное «спасибо»? Стало-то ещё хуже. Раньше текла вода, хоть и сутками, а теперь нет воды, посуду помыть нечем. Вот-те на! Сервис называется! Обманули, выходит, облапошили.

Звонит она опять к диспетчеру.

– Теперь только на следующей неделе будут сантехники, – отвечает диспетчер.

– А как же мне в выходные посуду мыть? – спрашивает Елена Петровна.

– Ну ладно, пошлю вам, так уж и быть, дежурного сантехника.

Буквально через полчаса приходит пожилой дежурный сантехник, у порога снимает обувь, надевает принесённые с собой тапочки, не в пример тем молодым, которые по ковровой дорожке в грязных ботинках прошлись, и спрашивает: «Что случилось?» Елена Петровна объясняет уже две ситуации: первая – до прихода молодых сантехников, вторая – после их ухода, которая оказалась намного серьёзнее первой.

– Они что, вдвоем приходили? – спрашивает сантехник.

– Вдвоём. А почему, я не поняла.

– Наверное, чтоб не побили, – выдвигает предположение дежурный сантехник. – Ну ладно, не расстраивайтесь, – подбадривает он. – Сейчас всё исправлю.

Вырезал сантехник из куска резины новую прокладку – у него, в отличие от тех молодых, не было волшебного чемоданчика с готовыми запчастями, починил кран за пять минут.

Вот и всё. Дело-то выеденного яйца не стоило.

ЧАСТНОЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВО

Отделы универмага набиты товарами частных предпринимателей. Товары разные, в зависимости от того, что и где удалось добыть этим самым предпринимателям.

Покуда предприниматели частные, то и торгуют, кто во что горазд, одним словом, как подсказывает интуиция.

Будний день. Покупателей мало, и продавцы откровенно скучают у своих прилавков. К отделу, где продаются телефоны и пульты управления бытовыми приборами, торопясь, подходит женщина средних лет. Она хорошо одета, элегантна. Видно, что у неё каждая минута на учёте. Ей нужно купить новый пульт управления телевизором, но она видит преграждающую путь в отдел цепочку.

«Ну что такое! – с досадой думает она. – Вчера приходила, ушла ни с чем; а сегодня вообще отдел закрыт».

Недалеко от цепочки, как раз там, где начинается отдел дамских платьев, стоит мужчина лет сорока и разговаривает по мобильному телефону. Видя расстроенный вид женщины, он на секунду отрывается от разговора.

– Вам что-нибудь нужно? – спрашивает он.

– Нужен пульт для телевизора, но я вижу, отдел закрыт…

– Не совсем, – говорит мужчина.– Подождите секундочку. – И он опять поднёс к уху телефонную трубку.

Женщина, обрадованная надеждой хоть сегодня купить пульт, отошла к витрине, вытащила из сумочки свой старый пульт, и начала отыскивать на витрине похожий.

Мужчина всё разговаривал, искоса поглядывая на неё. Не найдя ничего похожего, и окончательно потеряв надежду приобрести покупку, она опять подошла к цепочке. Мужчина, видя, что посетитель теряет терпение, сказал кому-то в телефон: «я тебе перезвоню», снял с крючка цепочку и пропустил женщину в отдел.

– Вы, я вижу, куда-то собрались уходить, а я вас задерживаю, – деликатно сказала женщина.

– Собрался, да сменщица что-то не приходит. Так что вам нужно?

– Пульт для телевизора, вот такой, – положила она на стеклянный прилавок свой старый пульт. – Есть у вас такой?

– Сейчас поищем. – Мужчина взял её пульт и стал рыться в коробках, ища подобную модель.

– Как хорошо, что вы ещё не ушли, – сказала женщина. – Я ведь вчера сюда приходила. Тут была ваша сменщица, ну такая копуша. И копается, и копается, всё время на что-то отвлекается. То пойдёт куда-то, то вернётся, то к ней какой-нибудь знакомый подходит, то что-то уронила, найти не может…. Знаете, я ждала-ждала, не выдержала и ушла.

Мужчина как-то лукаво посмотрел на женщину, улыбнулся и сказал:

– Я ей передам, что вы сказали.

Женщина смутилась:

– Уж не родственница ли она вам?

– Родственница. Мало того, это моя жена.

Женщина чувствовала, что попала впросак, такое наговорила мужу о его жене. Как же поправить ситуацию?

– Но вы знаете, – начала она, – там у неё такая нудная посетительница была, всё что-то очень долго выбирала, то цена её не устраивала, то модель не подходила….

– Всё равно скажу; чтоб работала лучше, – всё улыбался мужчина.

Наконец он нашёл в коробке нужный пульт.

– Вот, – выложил он его на прилавок. – Точно такой; только у вас оригинал, а это копия.

– Как это «копия»? – удивилась женщина.

– Ну, у вас японский, а это уже китайский. Но работать будет не хуже, не сомневайтесь.

– Хорошо, беру.

– Так, сейчас я вам выпишу квитанцию, – стал он искать бланки квитанций. Их нигде не было.– Куда же она их усовала?.. Здесь нет, здесь тоже нет. Куда она могла их положить? Так… – приложил он пальцы к вискам, видно представляя ход мыслей своей сменщицы. – А! Точно – вот они. – Достал он из какой-то коробки, неизвестно, как туда попавшие, квитанции. Заполнив, он отдал квитанцию женщине.

– Батарейки к пульту нужны?

– Да, конечно, – ответила покупательница.

– Тогда еще 10 рублей за батарейки, – он выложил батарейки на прилавок, но пока открывал крышку пульта, одна батарейка покатилась по ровному стеклу и упала под прилавок. Мужчина скрылся под прилавком, ища ускользнувшую батарейку. Женщина снова стала терять терпение.

– Куда же она закатилась? – слышалось из-под прилавка. – А, вот она. – Он поднял батарейку, отряхнул с неё пыль и благополучно вставил в пульт.

Женщина отдала ему за всё деньги, и стала ждать сдачу 40 рублей.

– Да, квитанцию вам…– сказал мужчина.

– Вы уже дали мне квитанцию.

– Ах, да. Квитанцию выдал, батарейки вставил, что же ещё?

– Еще осталось 40 рублей сдачи выдать, – напомнила женщина.

– Ах, да, 40 рублей, – стал он искать в кассе сдачу. – Подождите, я схожу, разменяю.

– Опять ждать, – думала женщина, уже с нетерпением поглядывая на часы.

Ждать пришлось минут десять. Наконец, мужчина вернулся, отдал сдачу. Покупательница поблагодарила за пульт и направилась к выходу из отдела. Сменщицы всё ещё не было, где-то застряла.

«Ну и торговля!– подумала посетительница универмага. – Ну и семейка»!

КОЛЫБА

На крутом берегу журчащей день и ночь Закарпатской речушки стоит небольшая хижина. В тех местах она зовётся колыбой. Покрывают колыбу так называемым гонтом – дранками, дощечками, и смотрится такое сооружение издали таинственным и манящим.

Когда-то колыба служила приютом охотников, овцеводов, да и бог знает каких людей, которые в силу обстоятельств вынуждены были скитаться. Она выручала тех, кого темнота застала под открытым небом, кого застигли в пути усталость и голод; да и просто тех, кто оказался вдали от родного дома. А в последнее время колыба всё чаще стала служить пристанищем для туристов.

Долину, где стоит колыба, местные жители прозвали «гнилым местом». Здесь уж как зарядят дожди – конца им нет. Выпавшие в долине речки осадки, испаряясь, не уходят, а конденсируются и снова выпадают на землю. Но уж когда засияет солнце, долина оживает: поникшие травы выпрямляются, промокшие цветы быстро высыхают и вновь радуют глаз своим весёлым видом. Вода двух небольших водопадиков, между которыми так живописно приютилась колыба, поймав солнечные лучи, словно играя, перекатывает их в своих холодных гремящих потоках. Водопады как будто соревнуются между собой – кто поймает больше солнечных лучей; у какого из них они будут ярче и многоцветнее. Небольшой мостик через бурливую речушку быстро высыхает от проливных дождей и, затаившись в тени буков, поджидает туристов, которые вот-вот должны будут прибыть, чтобы полюбоваться этим сказочно-красивым местом Закарпатья. А потом туристов пригласят отдохнуть в колыбе.

Колыба имеет округлую форму с шарообразной крышей и трубой посредине. Труба эта служит дымоотводом от костра, предназначенного для приготовления шашлыков. Они и составляют главную приманку для путешественников. На небольшом расстоянии от костра, с обеих сторон от входной двери, стоят несколько деревянных столов со скамейками. А напротив двери – буфет. Здесь желающие могут получить, для лучшего понимания вкуса шашлыков, горячительное, которое, впрочем, отпускается не по низкой цене.

Вот и всё скромное убранство колыбы, не считая тусклых фонарей над каждым из столов. Днём они лишь слегка усиливают слабый свет из маленьких окошек в крыше.

С приходом туристов, колыба сразу наполняется гомоном, смехом. Включается магнитофон; звучит старинное танго или вальс. Странники уже успели распробовать то, что взяли в буфете, некоторые распробовали даже очень хорошо, успели закусить поданной колбаской, салатом из капусты и свежими огурцами, и теперь поглядывают в сторону костра, где на железных приспособлениях уже начинают покрываться аппетитной корочкой нанизанные на шампуры кусочки баранины вперемежку с кольцами лука и томатами.

Над шашлыками для прибывшей группы туристов колдуют двое: старый, сухой, но крепкого сложения дед лет семидесяти, и юродивый. Юродивый больше мешает деду, чем помогает, однако, выполняет несложные подсобные работы: приносит в ведре откуда-то угли для костра, переворачивает мясо на шампурах, а больше всего глядит своими выпуклыми круглыми глазами по сторонам, да вытягивает неестественно шею, как будто ей что-то мешает за воротником.

То с одного стола, то с другого, деда и юродивого угощают выпивкой: кто-то нальёт сто грамм сухого вина, кто-то напитка покрепче. И тот и другой с удовольствием принимают подношения. А когда дед занят приготовлением шашлыков, юродивый перехватывает его порцию, на что дед по простоте душевной не обижается. Он давно привык довольствоваться тем немногим, что ему посылает для счастья жизнь.

А жизнь у старика, в общем-то, была не плохая. Во времена его молодости колыба, какой её сегодня видят туристы, была совсем не такая. Тогда это был всего лишь приют, крыша над головой, да маленькая железная печурка в углу, возле которой можно было обогреться, посушить промокшую одежду да вскипятить чайник. В то время старик пас стада овец в окрестных горах, и, нередко, промокший и уставший, останавливался на ночь в хижине. А наутро гнал овец на другое пастбище.

Жена его с тремя детьми жили в селе. Шли годы, жена у пастуха умерла, дети выросли и теперь были где-то далеко в городе: два сына работали на заводе, дочка учительствовала. Звали дети и старика в город, да не согласился он ехать. Слишком дороги были ему родные места, где прошла вся его жизнь. Другой жизни, да ещё на старости лет, он не хотел. Потому и остался жить в горах. Как говорится: где родился – там и пригодился.

Со временем всё больше туристов стало приезжать в те места, где жил старик. Вот и решили они с юродивым, когда тот был помоложе и обладал недюжинной силой, приспособить утлую хижину под своеобразную гостиницу. Нарубили они деревьев, сделали столы, скамьи с резными спинками. Устроили место для жарки шашлыков, и дело пошло. Так же, как и прежде, останавливались здесь охотники и пастухи, а чаще всего наведывались сюда туристы. Иногда это было только несколько человек, но особенно старик радовался, когда туристы прибывали целыми группами.

Спал старик и его помощник каждый в своей комнатке по обеим сторонам от входа, за красивыми резными дверями. Старик, конечно, скучал по детям да внукам. Изредка приезжали они к нему, но быстро уезжали – отвыкли от жизни в глуши. Каждый раз, жалея деда, зазывали его жить в городе, в квартире. И опять он отказывался. Слышал он, как чахли в городе старики из окрестных сёл, которых забирали с собой их дети. Некоторых, помоложе его, уж и в живых-то давно нет.

Нет, он не жаловался на жизнь, и работа ему пока была не в тягость. Любил он природу здешних мест с её переменчивым климатом, любил путешественников, туристов – загорелых, весёлых. С их приходом колыба наполнялась жизнью. Вот и сейчас в это далёкое от селений место, в затерянную среди гор, рек и водопадов колыбу, пришли люди. Они были на отдыхе, а потому – в хорошем настроении, смеялись. Оттого и старику становилось как-то веселее и не так одиноко.

ЭКСКУРСОВОД

Сидор Николаевич поднялся утром пожухлый, с сумбурными мыслями в голове. Стащил свои костлявые конечности с кровати, сунул их в тапки со смятыми задниками и прошлепал на кухню. В ушах звенело, хотелось опохмелиться. Открыл тумбочку, налил полстакана недопитой вечером водки, внимательно посмотрел своими близорукими глазами на стакан, словно сомневаясь, пить или не пить и, чтобы не раздумать, быстро перевернул в себя содержимое стакана. Причмокнул, подумал, и поплёлся опять к постели. Сел на край и стал соображать, что за день настал, выходной иль рабочий, и что он ему уготовил. Мысли после выпитого стали понемногу проясняться, а настроение портиться.

«Фу ты, чёрт, – думал он, – экскурсантов из пансионата в музей надо везти, а тут на душе черно и в голове беспросветно. Во сколько хоть экскурсия, надо посмотреть, хоть бы не утром».

Он опять встал и начал искать брошенный где-то накануне пиджак. Искал долго, пока случайно не увидел его под стулом. Поднял, стряхнул приставшую к нему пыль, достал из кармана записную книжку, где, уж что-что, а в этом ему не откажешь, аккуратно записывал все служебные дела и поручения. Нашёл последнюю запись: экскурсия в краеведческий музей – девять тридцать. С испугом взглянул на часы. Было уже полдевятого. Только-только добраться до пансионата. Мысли заработали учащенно, но голова оставалась тяжёлой.

В прошлом Сидор Николаевич был военный, а потому, стоило ему только получить команду – от вышестоящего ли руководства или даже от самого себя – и он сразу же, несмотря ни на что: настроение ли плохое, недомогание ли ощущается, принимался выполнять её. Он дал себе эту суровую команду: «На экскурсию бегом марш!» Ответил: «Слушаюсь!» Умылся, оделся за минуту и выбежал из дверей.

Экскурсия в краеведческом музее прошла великолепно. Отдыхающие были в восторге от своего экскурсовода. Он давал им такие разъяснения, которые не найдёшь ни в какой литературе. Он шутил, сыпал остротами.

Возвратясь с экскурсии, отдыхающие тут же побежали к руководству пансионата и упросили объявить Сидору Николаевичу благодарность с выплатой денежной премии.

Вот что значит военный человек: раз надо – значит надо!

ПО ГРИБЫ

Супруги Прохоровы, по совету соседки по даче, которая утверждала, что грибов этим летом в лесу видимо-невидимо, отправились на их поиски, прихватив с собой своего маленького пёсика по кличке Шкода.

Долго бродили супруги по лесу, но грибы не попадались. Видимо, сама соседка и собрала их. Расстроенные грибники уже совсем решили возвращаться домой, как увидели вдруг под листочком большой крепкий белый гриб. С криком бросились они срезать его, но пёсик опередил: подбежал к грибу и демонстративно поднял над ним лапку.

Возмущению супругов Прохоровых не было предела.

ВЕЯНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ

В деревне Психово сторож местного клуба уже много лет собирает и хранит у себя в саду доски, деревянные рейки и прочие деревянные изделия.

Сначала жители думали, что старик зябнет, и дрова нужны ему для растопки печки; а потому стали сами помогать сторожу, принося к калитке его дома дрова.

Но недавно сельчане увидели на поле возле деревни странные знаки, выложенные из этих самых досок и реек.

Сторож, в ответ на недоумение сельчан сказал, что, наконец, его мечта исполнилась, досок он накопил достаточно, и теперь, с помощью разработанной им самим секретной сигнализации, приступает к общению с инопланетными мирами.

«КАТОРЖАНЕ»

–А ну, пошевеливайтесь! Живей, живей! – покрикивал конвоир на закованных в кандалы людей.– Чего растянулись!

Каторжане, застревая в грязи, то и дело останавливались, чтобы сбить с ботинок налипшую грязь, ещё более отяжелявшую их путь в кандалах. Кругом – бескрайние Сибирские просторы, лишь иногда попадалось одинокое деревце, чудом уцелевшее от гулявших вольных ветров. Небо нахмурилось, того и гляди, опять начнёт моросить дождь. Каторжане шли, понурив головы, и, казалось, все их мысли были устремлены на грязь под ногами, да на кандалы, лениво перекатывающиеся по вязкой жиже.

– А ну, подтянись! – всё кричал с телеги конвоир.

– Да не ори ты! – не выдержав, обернулся на телегу один из отставших, молодой парень с жиденькой бородкой и с серьгой в ухе.

– Что за разговорчики! Забыл, что ли, кто ты – каторжанин, и больше ничего. Вот приедешь домой – к компьютеру сядешь, или больных будешь лечить… а пока ты каторжанин, и всё тут, а значит, выполняй мои команды. – А ну, живей! Подтянулись, подтянулись!

Парень послушно прибавил шагу, чтобы догнать ушедшую вперед группу людей.

«Сами захотели окунуться в жизнь каторжан. Значит должны прочувствовать её во всей красе, – разговаривал сам с собой ехавший в телеге конвоир, а вернее, инструктор по туризму, который в данный момент исполнял роль конвоира. Главной его задачей было указывать путь туристам, по которому шли когда-то закованные в кандалы ссыльнокаторжные; да, уж если кому совсем невмоготу, вытаскивать из грязи и сажать в телегу. – Еще кандалы у вас облегчённые. А если б настоящие были, что тогда?.. Вот, прочувствуете все тяготы подневольного существования, тогда даже самая гадкая и скучнейшая жизнь на свободе покажется раем небесным. Для того и разрабатывали этот маршрут. Опять же физическая тренировка…»

– Налево сворачивай, что встали! – кричал конвоир.– Вишь, направо шоссе начинается. Наш маршрут налево пролегает, там как раз грязюга непролазная. Всё точно так же, как в те времена, когда ссыльнокаторжных в Сибирь усылали.

– Передохнуть бы, – робко сказал кто-то из туристической группы, – ноги в лодыжках уже все кандалами растёрты…

– Привал только через два километра.

«Каторжане», волоча кандалы, послушно поплелись дальше.

УЦЕЛЕВШИЙ ЭДЕМ

Дядя Серёжа, как его именовали жители окрестных многоэтажек на окраине Москвы, и сам давно уже должен был получить квартиру, да всё тянул с переездом, упрямился, как ни наседало то и дело подъезжавшее к калитке его старенького дома, начальство.

Жил дядя Серёжа в доме один и держал солидное хозяйство: были у него куры, утки; в сарае жило десять коз, в конюшне – три лошади. Без этого хозяйства он уже не представлял своей жизни, поэтому и не хотел переезжать в один из тех домов, которые, как бородавки, выросли на месте ещё недавно утопавшей в зелени садов деревни.

В пору своей кипучей молодости Сергей Петрович работал конструктором летательных аппаратов и жил в центре Москвы. Дом в деревне тогда служил ему дачей. Уйдя на пенсию и похоронив жену, он оставил квартиру детям, а сам перебрался в деревню уже навсегда. И его так увлекла эта жизнь на природе, что ни о каком городе он уже и не вспоминал. А поскольку его деятельная натура требовала реализации, он стал активно обзаводиться хозяйством.

За козьим молоком, ещё с тех времен, когда была деревня, до сих пор приходили к нему люди. Стали приезжать даже из других районов Москвы. В магазинах-то молоко «долгоиграющее», с консервантами, от которых у детей уже с малолетства развивается аллергия. А тут, у дяди Серёжи, молоко «живое», свежайшее, жирное, от всех болезней вылечит.

Дети тянулись к усадьбе дяди Серёжи. Для них это место было чем-то вроде живого уголка, зоопарка, куда можно было ходить хоть каждый день. Приходили они кто с морковкой, кто с горсткой сахара для лошадей. Дядя Сережа разрешал им кататься на лошадях. Часто и сам ездил с ними верхом по окрестным местам.

Целыми днями возился он по хозяйству да с ребятишками. Часто приезжали к нему и собственные внуки. И хотя кругом уже был проложен асфальт, мимо его дома то и дело проезжали автомобили да трескучие мотоциклы, а на задворках его усадьбы так и осталась неубранной куча строительного мусора, за своей изгородью он был счастлив. Если б не постоянное беспокойство, что рано или поздно всё равно доберутся начальники до его эдема и снесут усадьбу. Что ж, придётся тогда начинать всё с начала: продавать квартиру, куда его переселят, и искать дачу, где опять можно будет заняться хозяйством. У телевизора ему уже не усидеть.

ПО ЩУЧЬЕМУ ВЕЛЕНЬЮ

не сказка

Деревенька, каких в центральной России осталось совсем немного, давно захирела, дома покосились, а на некоторых уже успели провалиться крыши. Остались в этих домах доживать свой век старики, которым некуда было деваться. И если б не удалённость от главных магистралей и бездорожье, давно бы прибрали эту деревеньку предприимчивые землевладельцы и настроили бы коттеджей, один впритык к другому, за высокими заборами, с лающими сторожевыми псами. Но уцелела деревенька, хоть и в таком плачевном виде. Одно осталось неизменным и прекрасным в деревне, это природа: чистая речка, а за ней поля, а ещё дальше лес.