Дремотная соль

ДРЕМОТНАЯ СОЛЬ

Услышал я как-то, что в далекой Уссурийской тайге хищного зверья развелось видимо-невидимо! И что там, в дремучих лесах, эти самые звери, держат в страхе все местное население. Не раздумывая ни минуты, я схватил свое ружье и отправился на выручку к таежным жителям.

С первых же шагов по Уссурийской тайге меня обступили, присущие этому краю, громадные деревья. Куда ни глянь – мхи и лишайники переплетались с непроходимыми зарослями элеутерококка.

"Медвежьих следов на земле и царапин от их могучих когтей на коре деревьев в этой местности многовато", – подумал я, осторожно ступая по звериной тропе.

И только подумал, вдруг слышу страшный топот!

Приложил я ухо к земле… судя по тому, как трещали сучья, чувствую – здоровенный зверюга! И все это несется прямо на меня! По весу, не иначе как медведь или лось! Снимаю с плеча ружье, прижимаюсь к вековой березе и взвожу курки. Неожиданно, вместо медведя и лося на меня выскочил бешеный конь! Широко раздувая ноздри и закусив удила, он мчался, разрывая тяжелыми копытами мхи и лишайники!

Увидев меня под березой, конь неожиданно встал на дыбы, дико заржал, а затем, припустив вдвое, скрылся в зарослях элеутерококка.

"Несчастный конь – подумал я. – Откуда он здесь взялся?".

И только закинул ружье на плечо, как вдруг, надо мной, раздается хруст сломанной ветки и разъяренный медвежий рев! Смотрю вверх и вижу: висит на березе огромный медведь-шатун. Зацепился он передними лапами за надломившуюся ветку, на которой, видимо, и сидел, а теперь болтал в воздухе задними лапами, пытаясь ухватить ими за ствол дерева.

Я сразу же догадался: "Этот медведь-шатун поджидал пробегавшего здесь коня, а я его спугнул!".

Молниеносно срываю с плеча ружье, целюсь и нажимаю на курок. И вдруг… осечка! Нажимаю на второй… опять осечка! Пока перезаряжал ружье, косолапый хищник успел дотянуться до ствола дерева, оттолкнулся (медведи-шатуны в этих краях очень прыгучие) и, прыгая с ветки на ветку, почти как обезьяна, скрылся в присущих этому краю громадных деревьях.

В лесу, как охотнику, так и зверю нужно быть готовым к любому повороту событий – в тайге не только под медведем может сломаться ветка. У любого, даже самого матерого хищника, на охоте перед решающим броском может неожиданно подвернуться лапа, невыносимо зачесаться нос или над самым ухом предательски закуковать кукушка.

Что до охотника, то при встрече с лютым зверем патроны могут оказаться не того калибра, на мушку ружья запросто может сесть назойливая трясогузка и раскачивать ружье, не давая прицелиться; или бравада, присущая молодым охотникам – желание отбросить оружие в сторону и пойти на зверя в рукопашную. Или же – вот, как сейчас – ружье даст осечку.

Те патроны, что оказались с осечкой, я не стал выбрасывать, а предусмотрительно вставил их опять в патронташ – если по ним хорошенько стукнуть они еще смогут выстрелить.

"Конь был с седлом, – отметил я про себя, – а где же наездник? Видимо, животное сбросило седока, и бедняга нуждается в помощи!"

Тут я вспомнил случай, когда однажды в Шервудском лесу, самом туманном лесу Британии, один неопытный охотник со своей собакой застрял в лисьей норе и неделю ожидал вызволения!

Рассудив таким образом, я без промедления поспешил по следу коня, но в обратном направлении, на поиск попавшего в беду наездника, и вскоре вышел на небольшую таежную деревушку.

В деревушке я обнаружил горюющих крестьян. Таежные крестьяне, увидев, что я охотник, бросились ко мне и рассказали о том, что в лесу объявилась стая из восьми кровожадных медведей-шатунов, и что эти самые шатуны истребили у них весь скот! В деревне остался один конь, который все время бегает, чтобы медведи его не поймали.

"А поймав коня, они неминуемо примутся и за нас!" – заключили несчастные крестьяне и горько закручинились.

Я их успокоил, попросил не расходиться и немедленно отправился на охоту.

Осмотрев следы от копыт, я понял, что конь скачет по лесу вокруг деревни, по одним и тем же тропам.

"Значит, косолапых разбойников следует искать где-то у тропы", – догадался я, и решил использовать этого последнего деревенского коня, как наживку.

Для этой цели я влез на дерево над тропой, заслышав знакомый топот, примерился и, когда конь оказался подо мной, ловко прыгнул в седло! Еловые ветки нещадно хлестали меня по лицу, березовые стегали по спине, а с кедровых веток градом сыпались орехи! Но несмотря ни на что, с ружьем в руках, привстав на стременах, я зорко вглядывался вперед, и когда увидел поперек тропы стаю медведей-шатунов, стоящих во весь рост на задних лапах, смело направил коня в самую гущу!

Однако шагов за десять до хищников конь неожиданно испугался и встал на дыбы! Ружье вылетело из моих рук и зацепилось за сук высоко на дереве; я же кубарем скатился вниз!

Случилось непредвиденное: конь ускакал, до ружья не дотянуться, а напротив семь медведей-шатунов: семь пар горящих глаз, ряды острых когтей и клыков! Внутри у меня все похолодело – хочу пошевелиться и не могу! Только про себя и гадаю: а где же восьмой?

Вдруг сверху надо мной раздается оглушительный треск! Это под восьмым медведем, что сидел на дереве в засаде, опять неожиданно подломилась сухая ветка, и огромный хищник с ревом рухнул вниз!

К счастью, зверь падал не когтями вперед, как намеревался, а спиной. Пока он летел вниз, я сумел точно определить место его падения, раскинуть там свой патронташ и направить патроны прямо на стаю.

От удара тяжелой медвежьей спины по зарядам раздался оглушительный залп!

Когда дым рассеялся, оказалось, что все медведи-шатуны сражены наповал!

Потом я снял с дерева ружье, связал шатунов между собой лыком, поймал скакавшего очередной круг коня, привязал к нему поверженных медведей, прыгнул в седло и поволок трофеи к крестьянам.

Когда же притащил всю стаю в деревню, вдруг слышу за спиной медвежье сопение. Оглянулся, и что я вижу – связанные мной косолапые живы – здоровы, спят безмятежным сном и дружно сосут свои лапы! Меня осенило – конечно же: я так спешил на охоту, что вместо обычных зарядов, впопыхах схватил патроны, заряженные дремотной солью!

После попадания этой соли в свирепого и злого медведя-шатуна, зверь засыпает на часик – другой, а когда просыпается, с него спадает пелена агрессии и появляется чувство глубокой вины и досады за содеянные ранее проступки.

Так и случилось: чтобы загладить свою вину перед таежными крестьянами, медведи сами, вместо лошадей, впряглись кто в телегу, кто в плуг, а кто в борону.

До глубокой осени косолапые, не покладая лап, обстоятельно и добросовестно трудились: возили сено, пахали и боронили землю. А после засева озимых они вновь вернулись в родные берлоги к своим медвежатам и медведицам.

КЛЕКОТ АФРИКАНСКОГО ПЕЛИКАНА

Иногда я захожу в лес лишь для того, чтобы слушать и "читать" его звуки. И вот однажды иду я в Уссурийской тайге с ружьем и слушаю каждый шорох. Где-то далеко, в зарослях багульника, крикнул заяц… кричит заяц первый и последний раз в своей жизни, когда попадает в лапы к хищнику, предостерегая таким образом своих собратьев о грозящей им опасности. Слышно было, как в кустах орешника, тяжело фыркая, готовил себе подстилку к "лежке" крупный зверь. В лесном ручье резвилась никем непуганая форель. И вдруг, совсем рядом, среди знакомых мне таежных звуков раздался свистящий клекот африканского пеликана! Это был надрывный клекот пеликана-самца, потерявшего свою стаю…

Не каждый год стая пеликанов из далекой Африки на пути к кипящим от рыбы лесным рекам и протокам Уссурийской тайги может выдержать длительный перелет; зачастую ослабевшие птицы поворачивают назад, не достигнув и середины пути. Заветной цели достигают две-три пары, но это самые упрямые, голодные и агрессивные особи!

Клекот повторился, а вслед за ним послышались и чьи-то осторожные шаги. Такие шаги могли бы принадлежать медведю-трехлетке, крадущемуся на задних лапах. Видимо, голодный хищник решил напасть на обессилевшую птицу.

Мне стало жаль одинокого потерянного пеликана.

Вступить в схватку с молодым медведем, и даже заломать косолапого я могу один, голыми руками. А потому, чтобы отвлечь медведя на себя и спугнуть пернатого рыболова, я затопал ногами и зашумел ветками! Однако результат оказался прямо противоположным: и клекот стал громче, и шаги ближе… а еще через мгновение в мою грудь неожиданно уперлась чья-то огромная рогатина!

К счастью, в нападавшем с рогатиной я узнал местного егеря и тигролова Потапыча! Вот за поступь крадущегося медведя вкупе с недюжинной силой охотники Потапычем его в тайге и прозвали. Это он на весь лес свистел в рожок-манок, который и подражал клекоту африканского пеликана.

Как оказалось, бесстрашному тигролову необходимо было изловить хозяина тайги – уссурийского тигра. А единственная возможность приблизиться в тайге к свирепому полосатому хищнику на расстояние рогатины – голос этой крупной водоплавающей птицы. Слушая клекот пеликана, уссурийский тигр закрывает глаза, затыкает лапами уши, качает головой и благоговейно замирает, не замечая, что происходит вокруг него. В это время он не опаснее домашнего кота, свалившегося в кадку с медовухой, и любой охотник может брать этого пеликаномана голыми руками.

Так как мы с Потапычем давние друзья, я предложил ему помощь в поимке тигра, он, конечно же, согласился, и мы двинулись в путь.

Неожиданно, прямо перед нами, из кустов орешника раздался звериный храп! Взяв каждый свое оружие наперевес, мы устремились в сторону "лёжки"! "Зверем" оказался уже знакомый мне по схватке с медведями-шатунами конь. Видимо, этот конь устал от бешеной скачки по лесу и прилег отдохнуть. Животное меня сразу узнало. А так как дорога предстояла неблизкая, мы сели на этого коня и продолжили путь верхом. Егерь с рогатиной в руке управлял конем, я же, сидя к нему спиной, с ружьем прикрывал тыл. Мы шли мелкой рысью по звериным тропам.

Часа через три тропа пошла круто вверх, и после недолгого подъема мы оказались на вершине утеса. Под нами, в широкой лесной протоке, косяками безмятежно нерестились тучные таймени, и было их так густо, что отдельным особям приходилось нереститься стоя.

Мы были зачарованы и потрясены открывшейся перед нами панорамой заповедных мест Уссурийской тайги, где еще не ступала нога ни человека, ни домашнего животного.

Вдруг… наступила тишина, какая обычно бывает перед бурей, хотя в небе, до самого до горизонта – ни облачка, кроме одного, что проплывало прямо над нами.

Неожиданно, прямо из этого облачка, нас атаковала целая стая голодных и разъяренных африканских пеликанов! Захваченные врасплох, мы оказались беззащитны перед натиском этих прожорливых пернатых хищников. Они наседали со всех сторон: оглушали нас ударами своих могучих крыльев, яростно выдергивали из патронташа патроны, рвали одежду, цеплялись за ружье и рогатину; своими оранжево – желтыми лапами-ластами хлестали нас по щекам. Мы изнемогали под ударами тяжелых клювов: все патроны были проглочены птицами, а сил хватало лишь на то, чтобы не выпустить из рук ружье и рогатину…