Живая история

Если снежинка не растает

Этот Новый год, пожалуй, был самым запоминающимся в моей жизни. Тем более что встречала я его вне дома, хотя мне было всего одиннадцать лет. В четвёртом классе нам дали вожатую, из старшеклассниц. Звали её Ирина, небольшого роста, с волнистыми густыми волосами, длинноносая такая, она слегка шепелявила, но невероятно обаятельная, настолько, что мне она казалась красавицей. Наверное, так и было, потому что Ирина обладала неисчерпаемой добротой, живостью, интересом к нам – малявкам, полным отсутствием высокомерия взрослого человека. Она тратила на нас много своего свободного времени. Особенно мне запомнилась подготовка к празднованию Нового года. Под это дело Ирина смело решила отдать свою трёхкомнатную квартиру, более того, и её родители вполне благосклонно согласились уйти в гости. Но мы не просто собирались вместе, и каждый бы принёс что-то вкусное, должно быть весело и интересно! – так сказала Ирина.

Решено было выучить две песни, которые мы пели хором под аккомпанемент Ирины – она играла на пианино. Собрался хор из пяти девочек, выбрали одну песню из кинофильма «Чародеи», а вторую – «Маленький принц». Ирина разбила вокальные партии, я солировала. Она взяла ноты и стала играть.

Как же это было здорово! Я впервые вот так близко ощутила живую музыку и запела с каким-то особым вдохновением. Оказалось, что у меня музыкальный слух и неплохой голос, Ирина сразу это заметила. Я брала первые ноты обеих песен, затем девочки подхватывали. Репетировали мы как профессионалы, до одурения, наверное, от нас уставало не только пианино, но и все соседи. Получалось всё лучше, однако по ходу репетиций обнаружилось, что у одной из хористок совсем нет музыкального слуха и хуже всего, что у Виктории, а так её звали, не получалось брать высокие ноты, поэтому пела она сипло да ещё громко. Делала Вика это с величайшим старанием, её карие глаза горели от счастья. Песни её захватывали не меньше, чем нас, но чем больше она старалась, тем выходило хуже. Вика выбивалась из хора, более того, сбивала и других девочек, уводя мелодию в сторону.

Ирина попросила Викторию спеть одну, результат не обнадёжил – девочка не слышала мелодии. Вожатая озадачилась, она видела, как Вика хочет петь, как старается, как это важно для неё, может быть, первое в жизни выступление. Решила, что она просто будет петь тише, совсем тихо, но у той и это не получалось. Первый куплет она худо-бедно вытягивала, а затем пела всё громче. Вожатая попросила Вику пока не петь, помолчать, мы запели вчетвером – хорошо получилось, слаженно, ни одной фальшивой ноты, никто не сбился.

– Вика, милая, – обратилась к ней Ирина, – ты хорошо поёшь, только очень громко и низковато. Давай мы с тобой попоем отдельно от всех? Попробуем взять более высокие ноты. А потом ты споёшь с хором, да? Ну, а если не получится, придумаем что-то ещё? А пока послушай девочек.

Вика кивнула и села на диван. Она внимательно слушала, как мы распеваемся, берём высокие ноты, повторяем припевы, машинально открывала рот, но не издавала ни звука, она нам не мешала.

На следующей репетиции Вика опять встала петь в хор, получалось у неё опять плохо, вроде бы и пела тише, но всё равно сбивала всех, мы как по команде фальшивили вслед за ней.

– Виктория, девочка моя, – произнесла Ирина с волнением, – не получается у тебя, ну что же нам делать? И другим трудно становится, – вожатая взяла её за плечи, заглянула в глаза. Только теперь, став взрослым человеком, я понимаю, как непросто было Ирине решиться сказать. Найти слова, подобрать их так, чтобы не обидеть, не унизить, дать понять, что ты не хуже других, что и ты достоин уважения, как личность, как человек. Да, это труд, внутренний душевный такт, но результат того стоит, поверьте. А уж в отношении детей, тем более.

– Я хочу петь, – заморгала Вика.

– А давай ты будешь сидеть среди зрителей и подпевать нам? Ведь это совершенно неважно, где находишься, главное, что ты будешь тоже петь.

– Я хочу быть с вами, – на её глазах выступили слёзы.

– Но ты и будешь с нами, только среди зрителей, – мягко сказала Ирина, – и будешь нам подпевать, и все это поймут.

Виктория опустила голову и тихо сказала «хорошо». Спустя годы я теперь думаю, а может быть, всё-таки Ирине надо было оставить Вику тогда в хоре? Рискнуть? И нам как-то всем приспособиться?

Вспомнился мне в связи с этой историей другой случай. Они перекликаются друг с другом. В этот же учебный год, но весной, в школе я попала в группу девочек, которые должны были выступать на день Победы в Доме офицеров. Очень почётно и торжественно. Нам дали крошечные детские пианино, научили играть песенку «Во саду ли, в огороде». Одели в яркие платьица, повязали платочки, а белые гольфы мы должны были принести из дома. Для меня это оказалось проблемой, в гардеробе не было белых гольф, и почему-то в ближайшее время мама их купить не смогла. На репетиции я ходила в голубых гольфах, замечания никто не делал. Но когда мы пришли в Дом офицеров, перед самым выходом на сцену, одна из женщин, работающих там, дама со строгим лицом и в деловом костюме, буквально выловила меня из толпы, вытащила за плечо и гаркнула:

– Эта на сцену не пойдёт! У неё гольфы голубые, а нужны белые. У всех должны быть белые гольфы! Здесь вам не детский сад, а серьёзное учреждение.

Сопровождающая нас учительница открыла рот, чтобы возразить, это читалось на её лице, но досадливо махнула рукой, спорить не стала, и некогда было – всех, кроме меня, повели на сцену. Я забилась в угол и горько-горько заплакала…

Наверное, Вика ощутила то же самое, когда ей сказали, что она не подходит, только, конечно, в более мягкой форме. Однако факт остается фактом, с нами она не пела.

За три дня до наступления нового года младшая сестра Ирины поссорилась с ней и решила повредничать – она спрятала тетрадь с нотами. Такого от сестры Ира не ожидала и очень расстроилась, переговоры не перешли в примирение и мы остались без нот. Тогда наша вожатая решила играть по памяти, а остальное подобрать на слух. Мы помогали, как могли, и вскоре на нотном стане старой музыкальной тетради заново были нанесены весёлые головки нот. Всё было готово к выступлению. И оно состоялось.

Как же я волновалась!

Собрался весь наш класс, пришло несколько учителей, мы накрыли столы, живая ёлка у окна переливалась радостными огоньками. Двое мальчишек показывали фокусы, девочки читали поздравительные стихотворения, все желали друг другу в наступающем году самого доброго и светлого. Ирина села за пианино, я вышла вперед и запела. Сначала от волнения мой голос чуть дрожал, но потом, подбодренная подпевающими девочками, я пела всё увереннее. Чувствовала, как мелодия меня словно подхватывает на руки и несёт туда, где огромная снежная гора, а на её вершине отбивает последние минуты уходящий год. Вершина подобна циферблату часов, на ней сходятся две стрелки. А я пела о том, что если в моей ладони снежинка не растает, то под бой часов моя мечта сбудется…

Вика беззвучно пела вместе с нами, хотя и сидела в зрительном зале, эта очаровательная кареглазая девочка не обиделась и мудро приняла создавшуюся ситуацию.

А потом были овации и поздравления. Нам даже кричали «браво!», мы кланялись как настоящие артисты и неловко улыбались. Странно в детстве ощущать на себе отблеск славы, пусть и крошечной. Окружающие смотрят на тебя с восхищением, хвалят, а ты не знаешь, как себя вести. Но всё это мимолетно, через полчаса мы стали обычными детьми, когда после чудесного застолья всем классом вышли на улицу, разделившись на две команды, стали строить снежные крепости.

Вы когда-нибудь строили крепости из снега зимой в час ночи? Это примерно также по остроте ощущений, если залезть купаться в ночное море. Необыкновенно здорово, азартно, восторженно! Мы хохотали, прыгали, веселились, плясали. Атаковали друг друга, кидались снежками, вопили, валялись в снегу, конечно, победила дружба. Мокрые, краснощёкие, уставшие, но довольные, мы вернулись в дом к Ирине и при зажжённых свечах и включенной классической музыке стали пить чай со сластями.

Прошло уже много лет, а я всё никак не забуду тот, наверное, самый прекрасный Новый год моей жизни. Не забуду вожатую Ирину, доброго и милого человека, подарившего нам сказку Новогодья. Надеюсь, где бы она ни была сейчас, она счастлива.

Часы в ботинке

Вообще-то меня зовут Арно, но хозяйка называет «чумой». Не знаю, что это значит, но обычно, когда она так меня зовёт, лицо её становится сердитым. По мне Арно звучит куда лучше и приличнее, поэтому на «чуму» я не отзываюсь. Я – собака гордая и породистая, внук хозяйки сказал, что порода у меня самая крепкая и выносливая – «двортерьер». Так и есть. Я побывал в стольких уличных разборках, драках и несогласиях территориального характера, что отгрызенный кончик уха, пара шрамов и кривая задняя лапа просто не в счёт. Остальное цело, и есть ещё порох в пороховницах. Про порох – это тоже от внука. Я его уважаю, он никогда меня не обижал, не дергал за хвост, за усы, не щёлкал по носу. Один раз, правда, пытался привести в порядок мою шерсть: выдирал клочья каким-то странным предметом с торчащими зубьями. Я, конечно, терпел, но всё это напрасно. Боевая собака не должна выглядеть как слащавая болонка. После этой процедуры я с особым восторгом целых полчаса валялся в пыли, дрыгал всеми четырьмя лапами и стал похож на себя, прежнего.

Сегодня выходной день, знаю это не потому, что у меня есть календарь, на дачи прибыло народу, много машин, суеты. Хозяйка моя живет тут круглый год, и зимой она ко мне гораздо добрее, ей скучно. Я такие делаю выводы, не каждый пес на это способен, но я же талантливый? Несомненно!

Правда, иногда за таланты мне попадает, но тут ничего не попишешь, люди совсем другие существа и часть их просто не могут понять нас – собак. Ну, вот, к примеру, сегодня мне влетело за то, что я доел за Пуси и Дуси хрустящие шарики, которые глупые кошки оставили в миске. В большой семье клювом не щёлкают! Эти две пушистые морды – страшные привереды, все талдонят о диете и своих фигурах, едят мизерными порциями и гордятся собой. Гордитесь дальше, а я не могу равнодушно пройти мимо миски с едой. Не могу и всё! Тем более что есть я хочу всегда, что ж теперь страдать от голода? Хозяйка явно преувеличивает, когда рассказывает соседям, что «этот дармоед» (конечно, я) съедает за день кастрюлю каши с мясом. Не кастрюлю, а кастрюльку, а мяса там кот наплакал. Один дух и только! Ну и приходится как-то приспосабливаться. За опустошенную миску Пуси и Дуси в меня бросили веник, назвали в очередной раз «чумой» и посоветовали домой не приходить.

Я красиво перескочил калитку и оказался на улице. Хорошо! Солнце светило так ярко, лучи такие тёплые, что я чихнул, потом ещё раз. И тут на той стороне дороги, за забором, услышал голоса. Голосов было два – мужской и женский. Я услышал их первый раз после зимы, женский – звонкий, весёлый, мужчина говорил мало и тише. Я, заставив нос работать, принюхался, запахи говорят о многом, гораздо больше, чем звуки или зрение. Я ощутил запах женщины, но слабый, она, видимо, была дальше, а вот мужчиной пахло явственно, особенно, его потом. Чуть левее пахло хлебом, чем-то сладким и ещё один запах…

Я аккуратно перешел улицу, посмотрел по сторонам, так меня учил внук хозяйки. Женщина за забором что-то сказала, мужчина, судя по тону, ей возразил. Я остановился, опять принюхался. Опять этот запах, он меня одурманивал, что-то знакомое, но забытое.

Забор был хоть и не сплошным, но пролезть не представлялось возможным. От досады я со всей силы махнул хвостом и попал по одной из досок. Больно! Неожиданно мужчина оказался прямо возле меня, но, конечно, с другой стороны забора.

– Не стану я убирать часы из ботинка, – с едва сдерживаемым недовольством сказал мужчина, – пусть они лежат там. Мне удобно.

Я так испугался, что рванул вдоль забора и даже не понял, как попал в дыру. Да, в самую настоящую дыру в заборе. Затормозив всеми лапами, я чудом не врезался в заднюю стену сарая. Дыра находилась аккурат за ним. Вот удача! Я, высунув наружу язык, отдышался. Кстати, хорошее средство охлаждать себя, и почему люди этим не пользуются?

Запах…! Пахло чем-то вроде, да, вспомнил, кожа, но особое удовольствие её нюхать, когда она впитает в себя запах человека, вернее, его пот. Где-то здесь, это должно быть где-то здесь. Я вышел на тропу войны и то, что так замечательно пахнет, будет моим трофеем!

Я осторожно обошел сарай: трухлявое бревно, тачка с облупившейся краской, перевёрнутое ведро, лопата, на ней засохшая земля, а вот и они… Ботинки! Большие блестящие на солнце, со змеевидными шнурками, с невероятным запахом. Так пахло моё детство, мои шалости и проказы, так я познавал мир.

Эх, жаль, что нельзя взять два ботинка сразу, не то, что нельзя, не ухватишь. Возьму тот, в котором что-то лежит, может, и мне пригодится?

– Веня, на участке собака! – Лия случайно подняла голову. Сегодня столько дел, пришлось обрезать почти все кусты смородины, много сухих и больных веток, попросила мужа присыпать растения золой, а он ходит по участку с одной мисочкой, и дело почти не сдвинулось. Да и в заборе дыра, тянуть нельзя, необходимо заделать, но муж теперь точно до глубокой ночи провозится. Сначала будет долго обдумывать разные способы крепления, разрабатывать план, потом думать, какой инструмент подходит больше. На все предложения жены ответ один: «Я сам знаю, что делать».

– Ну и что – собака? – не поворачиваясь, сказал он ворчливым тоном. Его лысина, обрамленная остатками кудрей, блестела на солнце.

– У нее что-то в зубах! Посмотри, Веня, да это же твой ботинок!

Веня соображал целую секунду, затем бросил в сторону грабли, подошёл к тому месту, где должны были находиться его ботинки, обнаружил только один и, конечно, без часов, интеллигентно выругался и побежал. Вернее, попытался. Бежать мешало всё: тяжёлые кирзовые сапоги, пот, заливающий глаза, и невероятных размеров живот, который, хоть и был впереди своего хозяина, существенно тормозил движение. Не облегчало бег и хлопанье рук по воздуху, которые, подобно крыльям, должны разрезать воздух и теоретически помогать движению. Казалось, против Вениамина ополчилось всё: через пару метров стали сваливаться тренировочные штаны, которые, грозясь упасть в любой момент, и так едва держались под большим животом. Отвисшая на коленях ткань во время чересчур активных телодвижений хозяина стала тянуть за собой и верхнюю часть штанов. Веня в последний момент одной рукой подхватил «треники» и избавил себя от позора бежать в одних трусах.

Сначала собака не поняла, что за ней гонятся, она радостно выскочила в дырку забора, в два прыжка пересекла дорогу и нацелилась устроиться у ближайших кустов, чтобы там, в полной мере насладиться вкусом добытого трофея. Но не успела. Тот лысый и пузатый мужчина тоже вылез в дырку, благо размеры её позволили беспрепятственно протиснуться даже его животу.

– Стой! – заорал хозяин теперь уже одного ботинка. Подлая собака украла не только хорошую кожаную обувь, но и невероятно дорогие часы, которые он так опрометчиво оставил в ботинке.

Собака подняла морду, опять схватила в зубы ботинок и что есть мочи рванула к реке. Там густой кустарник и вряд ли кто потревожит.

– Стой! Зараза, чума! Отдай ботинок и часы! – ещё громче заорал Веня и погрозил собаке кулаком. От его крика она припустила сильнее.

Он пробежал ещё несколько метров и совсем задохнулся, остановился, вытер ладонью пот, вторая рука всё ещё держала штаны.

– Не надо было так орать, ты её напугал, – Лия вышла из-за калитки.

– Ну, конечно, – отозвался Веня, тяжело дыша, пошёл к калитке, прихрамывая, – ты у нас всегда всё делаешь правильно и не ошибаешься.

– Но ведь ты знал, что не догонишь собаку, – улыбнулась Лия.

Вениамин не ответил. Разве можно женщине что-либо доказать? Только время потеряешь.

Через полчаса с извинениями пришла соседка, принесла слегка покусанный ботинок и часы – целые и невредимые. А они как спрятались в мысок ботинка, так там и лежали.

Собака добежала до реки, передумала насчёт кустов, сделала круг и вернулась к дому с заднего двора. Легла с ботинком в зубах в тень, и вскоре была застукана с поличным. Наказание избежать удалось лишь потому, что хозяйка с удивлением обнаружила в ботинке часы, «двортерьер», пока она рассматривала находку, благополучно смылся. Первыми, к кому хозяйка пошла, оказались владельцы упомянутых находок. Извинения были приняты. А вечером Лия вынесла Арно несколько кусочков колбасы, которые предусмотрительно спрятала от мужа. Она любила животных.

Настоящие мужчины

Я сидел на крыльце и наслаждался тёплым августовским утром. Лучи солнца скользили по окнам дома, ветер забавлялся листочками деревьев. Вайгач лениво растянулся в траве возле дома, время от времени помахивал хвостом, то ли отгонял назойливых насекомых, то ли видел что-то в своем дремотном сне. Его подруга Ледка клубком свернулась на старой перевёрнутой лодке. Ещё недавно по двору бегали пять толстолапых непоседливых щенков породы западно-сибирская лайка, главной целью которых было втянуть отца в свои игры, ох и доставалось же его хвосту! Дабы в итоге не лишиться оного, Вайгач, завидев банду собственных детей, вылетающих из сарая, быстренько припускал со двора, находил укромное место и там погружался в сладкий, никем не нарушаемый сон. Вскоре щенки подросли, и каждый обрёл свою семью.

– Лёё-ё-ёёш, – услышал я голос из глубины дома.

– Что? – мне так не хотелось отрываться от созерцания мирной картины двора, его обитателей и шумевшего вдали леса. Всего полчаса назад я отвез в город на квартиру свою старшую сестру Лену с её дочерью Катюней, моей маленькой племянницей. Теперь вернулся, взял чашку с чаем, уселся на крыльце. Но не тут-то было. Муж сестры Серёга, мой друг по совместительству, еле ходил, так ему вчера прихватило спину. Чувствуя заботу и повышенное к себе внимание, он, хитрый, быстро усвоил, что этим надо пользоваться.

– Идии-и-ии сюда, – жалобно простонал он.

Я крякнул, нехотя отставил чашку. Ледка подняла голову, внимательно посмотрела на меня, что-то буркнула и отвернулась. Я расценил это с её стороны как упрёк за нарушение блаженной тишины.

– Что? – я вошёл в дом, Серёга лежал на кровати, на полу – газеты, читать ему, то ли не хотелось, то ли, правда, не было сил найти удобную позу.

– Где Ванька? – Серёга, кряхтя, стал переворачиваться на бок.

– Строит запруду, бобр новоявленный, – насмешливо изрёк я, – авторитетно заявил, что в городе ему делать нечего, ведь такие летние деньки стоят.

Мой племянник уже закончил два класса школы и отличался большой рассудительностью. Как-то заявил, проучившись в школе всего месяц, что всё познал, что ему теперь всё понятно. Затем стал приводить с его точки зрения неопровержимые аргументы в пользу того, что ходить в лес с отцом и дядей куда интереснее, чем учиться в школе. К его великому сожалению отец и дядя не приняли аргументов и в школу ходить он не перестал. Зато был застукан учителем в туалете, где со своим закадычным другом Витькой, испробовал курение, о чём немедленно было сообщено родителям обоих курильщиков. Дебют оказался по всем статьям неудачным – курить им не понравилось, один кашель, и выдрали обоих, как сидорову козу. А сегодня Ванька занимался куда более интересным делом – залез в болотистую часть протекающей у дома реки Коши, и замыслил строить там запруду.

– Лёш, съездил бы ты к Буравихе, – сказал Серёга, морщась от болей в спине. Я ужаснулся. Буравиха – это существо женского полу, возомнившее себя знахаркой, продающее всем сложносочиненные мази – «всё от всего»! Затем, легко пропивая свой заработок, она, наверное, полагала, что таким образом усиливала свой «дар». В периоды трезвого существования собирала травы, коренья, что-то варила, парила и требовала называть себя не иначе как «колдунья». Моя сестра Лена терпеть её не могла и неизменно называла шарлатанкой.

– Зачем мне ехать к Буравихе? – отозвался я.

– Купи у неё мазь от болей в спине, – попросил Серёга.

– Тебе же Лена утром укол сделала, – удивился я.

– Он плохо помогает, – последовала жалоба, – ну съезди, я не могу сам, прошу тебя.

– Вот тебе приспичило, – мне ехать не хотелось не по причине лени или равнодушия к боли друга, я, как и сестра, весьма скептически относился ко всему, что делала Буравиха на целебном фронте. Более того, считал, что у таких, как она, нельзя брать никакие лекарства. Но пришлось ехать, Серёга сказал, что не может терпеть боль, что я просто обязан ему посочувствовать.

Я плюхнулся в нашу, видавшую всякое, но неизменно крепкую «Ниву», и покатил в деревню. Кот Рыжик уселся на дороге и проводил меня взглядом, щуря на солнце жёлтые глаза. Кот Петрович спал в доме на кровати.

Я пересёк вброд реку Кошу, свернул на дорогу, ведущую в деревню. Вскоре доехал до дома Буравихи.

– Хозяйка! – крикнул, топчась в сенях. Во дворе бабки не было, всё открыто, значит, она дома. Минуту спустя из комнаты послышались странные шлёпающие звуки. Ещё через пару секунд вылезла голова на длинной шее, затем и её обладатель. Увидел меня и как-то так не обрадовался вовсе. Затем зашипел и ринулся в бой! Сразу и довольно злобно! Я выругался, не хватало ещё мне нападения гуся. В мои планы это никак не вписывалось, ведь гуси порой злее собак.

Я махом открыл дверь и выбежал во двор, гусь за мной. Он хлопал крыльями и орал как потерпевший, всем своим видом показывая, как не рад мне, хотя, скорее, потерпевшим был я. Мы побежали за сарай – гусь не отставал. Я выскочил к грядкам – гусь за мной. Тьфу ты, леший в лапте! Надо срочно избавляться от этого длинношеего монстра. Добежать до машины и уехать? Но мне нужна мазь, Серега ждёт. Я перемахнул через забор, гусь побежал за калитку. Пока ему не удалось меня догнать и клюнуть, хотя судя по резвости, очень хотелось. И он не терял надежды. Я опять перепрыгнул через забор, но уже обратно, и побежал к дому. Хлоп! Дверь закрыл, гусь остался во дворе. Дурень ты, гусевич, нашел с кем тягаться!

Я прошёл в дом, оглядел комнату и быстро обнаружил на кровати саму хозяйку. Буравиха спала прямо в одежде, спала тяжелым сном. Немного поколебавшись, я потряс её за плечо, она с трудом разлепила опухшие веки, посмотрела на меня мутным взором.

– Выпить есть? – выдохнула облако перегара.

– Тебе уже хватит, – обрубил я, – мне нужна мазь от боли в спине. Человек мучается, ему надо помочь.

– А выпить? – гнула свое Буравиха. Интересно, она хоть немного понимала меня? Ужасно, когда человек в таком состоянии.

– Выпить будет, но после, сначала мазь, – я пошел на хитрость. Предложение её как-то сразу взбодрило. – Мазь, чтобы спина перестала болеть, – теряя терпение, опять объяснил я.

Она на удивление быстро сбросила себя с кровати. Затем, икая и пошатываясь, стала искать мазь. Искала долго, что-то бубнила себе под нос. Наконец, из-под стола вытянула ящик, там несколько круглых коробочек. Одна из них оказалась в моих руках. Буравиха при этом назвала такую цену, что брови мои взметнулись вверх. Любительница горячительных напитков по совместительству ещё и рвач.

– И бутылку водки, – опять икнув, добавила она.

– Угу, – быстро согласился я, – Серёга тебе всё отдаст, – и был таков. Я выскочил во двор и рванул к машине так, словно Буравиха могла меня догнать. Ничего подобного, куда ей, а вот гусь! Это коварное существо поджидало меня у дома. Как только я предстал перед ним, гусь опять издал боевой клич и погнался за мной. И опять у него не получилось меня достать. Сев в машину, я показал гусю язык. Знай наших!

– Долго ты так, – укорил меня Серёга, почему-то именно на эту мазь он возлагал большие надежды. Я стал намазывать ему спину. Ну и запах у «панацеи»! Чего Буравиха туда намешала? Пахло дегтем, камфорой и ещё навозом – всё вместе! Как такое можно было состряпать и самой не отравиться? Видимо, её уже ничего не берет. Серёга тоже поморщился от запаха, но промолчал. Ладно, лишь бы помогло, а запах выветрится – решили мы. Но не тут-то было. Впрочем, обо всем по порядку.

Вечер уже подкрался к нашему дому, солнце устало плыло к горизонту. Я покормил собак, котов, мы сами довольно плотно поужинали, осталось попить чаю. Ветер к вечеру совсем стих, розовый закат обещал на завтра хорошую погоду. У нас вообще местечко необычное, мы живем в заповеднике, в самой низине, возле реки. И если, к примеру, подбирается, гроза, а тучи плотно встали над местностью, то их вертит, они ходят по кругу, и такое это необыкновенное и одновременно страшное зрелище, что дух захватывает. Но на завтра дождя явно не предвиделось, мошкара резво веселилась в воздухе. Я опять долго сидел на тёплом крылечке, чашка с чаем опустела. Надо бы ещё заварить. Ваньку мы уложили спать и уже давно, он утомился от своей запруды и теперь дрых без задних ног.

Как же воняло в доме! За весь день запах так и не выветрился. Я озадаченно почесал затылок.

– Серёга, надо что-то с этим делать, – сказал я и сел на свою кровать, теперь на ней дремал Рыжик, Петрович отправился на охоту. Я погладил апельсинового цвета шёрстку кота. Он тут же отозвался – вытянувшись, подставил пузо.

– С чем? – не понял болящий. Он уже явно принюхался.

– С запахом! Вонь в доме несусветная. И не исчезает. Представь себе, что завтра вернётся Ленка и учует амбре, как мы объясним всё это? Она терпеть не может Буравиху. А нам придётся рассказать про её мазь, откуда ещё может возникнуть такая вонь? А ты Ленку знаешь, разозлится не на шутку, влетит нам обоим.

Серёга сразу сел на кровати, забыл даже про спину. Заметно занервничал.

– Лёх, что делать-то? – покосился на банку со злосчастной мазью. – Вонючку надо спрятать, или даже закопать! – подумав, выдал. – А майку постирать. Сделаешь, друг? – он стянул с себя любимую домашнюю майку и протянул её мне. Ужас! Сзади на ней обозначились два заметных пятна. Срочно стирать! А Сереге намазать спину тройным одеколоном, чтобы не пахло.

Так и решили, мазь я закопал за сараем, майку окунул в воду, засыпал порошком. Пожмакал, потёр, вид у меня был, наверное, как у заправской прачки. Оставил майку в мыльной воде ещё на полчаса. Пятна и запах – они не исчезли, будто я совсем не стирал! Понюхав свою мокрую линялую майку, Серёга скривился. Мне вдруг стало смешно, не знаю, почему. Чтобы не захохотать, я стал кусать губы. Ну и дела-а-а-а! Таким трудом добытая мазь, да ещё стоимостью хорошего куска мяса, побег от злобного гуся, теперь привели к тому, что вонял весь дом, воняла майка. И так, что хоть нос зажимай. Серёга бросил в таз майку. Что делать? Он посмотрел на меня в ожидании. Надо ещё теперь объяснять жене, почему майка постирана. Сказать, что Серёга испачкал майку? Но, как и почему она стала вонять навозом? Больше всего этот запах пробивался через букет ароматов мази. Получается, что Серёга откуда-то взял кучу навоза, притащил её домой, лег в неё спиной, потому что пятна на спине. И поэтому теперь майка так воняет?

Я больше не мог, просто повалился от хохота. Хохотал долго, пока не потекли слёзы. Всё это время Серега смотрел на меня как на помешанного, ему было не до смеха.

– Ну, хватит уже смеяться, – буркнул он, кряхтя, вытащил майку из таза, пятна и вонь: всё как было. Будто насмерть въелось. Я опять прыснул, чтобы как-то успокоиться и больше не раздражать друга хохотом, решил посмотреть в интернете, каким способом можно избавиться от гадости, подобной мази Буравихи. Предлагали много чего, но на это у нас не было возможности и времени. Наконец я выбрал средство, которое присутствовало в нашем хозяйстве – оно содержало хлор и обещало избавить от запахов.

– Может, сварим майку? – предложил Серёга.

– Как это? – я высунулся из-за ноутбука.

– Ну, прокипятим.

– Это ничего, что майка синяя? Хоть и линялая, но всё же синяя.

– Мда, – Серёга совсем расстроенный, сел рядом со мной.

– Варить майку не будем, окунем в средство с хлором, – решился я и поставил греть воду.

– Ну что? – спустя десять минут спросил Серёга. Я вытащил майку из тазика, где средство развел с водой.

– Фуууу, – я сморщился, – теперь воняет хлоркой. И цвет стал ещё хуже, до невозможности линялая. Ладно, повешу на улицу, пусть сохнет и проветривается.

Я вышел из дому, совсем стемнело, у крыльца горела лампочка. Воздух стал прохладным и очень уютным. К дому, крадучись, двигался кот Петрович, его глаза горели двумя жёлтыми фонарями. Завидев меня, кот замер. Я вернулся в дом.

– Я есть хочу, – неожиданно заявил Серёга.

– Ну, здрасти, мы же недавно ели! – возмутился я. – А тебя не смущает вонь в доме?

– Не-а, она аппетиту не помеха, – улыбнулся Серёга, он сидел на своей кровати, – Лёх, а тут сильнее воняет.

– Так правильно, – отозвался я и нехотя поплелся на кухню делать горячие бутерброды. Ну что за день сегодня такой? – Я же тебя там намазывал.

Пока я возился на кухне, Серёга обследовал свою постель и огорошил еще одной новостью: оказывается, когда я ему намазывал спину, то немного мази попало на простынь, и теперь она воняет.

– Надо стирать простынь, – Серёга уже снял её с кровати.

– Не буду я стирать, – сначала заупрямился я. Это точно никогда не кончится!

Но потом всё же вырвал простыню из рук друга, который намеревался стирать сам. Теперь и простынь приобрела запах хлора. И последовала на улицу сохнуть, вслед за майкой. Петрович, увидев меня, за последние полчаса вторично несущего на улицу опять сушить что-то вонючее, обалдело уставился. Я махнул рукой, всё не объяснишь, даже коту.

Мы с Серёгой уселись есть бутерброды. Быстро с ними справились, запивая чаем. Кусок сыра достался Рыжику, он не реагировал на вонь, был племени-роду простого, не то что аристократичный Петрович. Вдруг в кухню пришлёпал сонный лохматый Ванька. И тут же потребовал есть. Я закатил глаза, родственники меня сегодня решили добить. Пришлось делать ещё бутерброды и племяннику, от каши он категорически отказался, сказав, что ночью настоящие мужчины едят только бутерброды. Хорошо, что настоящий мужчина, поев, опять уснул. Потому что наши приключения не закончились.

– Всё равно воняет в доме, – возвращаясь в комнату, сокрушённо сказал Серёга. – Наверное, теперь от меня самого, кожа пахнет.

– Теперь тебя окунуть в хлорку и повесить сушиться? – пошутил я. Петрович этого точно не переживет.

– Нет, просто намыль мне спину и потри мочалкой, – Серёге шутить не хотелось. Ленка, она как сыщик, Холмс, Коломбо, она всё узнает. У неё ум, логика, нюх, наконец! Это правда, согласился я. Моя сестра уникум: худенькая, шустрая, огромные глаза и вулкан энергии. Кажется, в ней живёт перпетуум мобиле. В те редкие моменты, когда она болеет, в доме паника. На Лене держится всё. А если она сердится – летит всё вверх тормашками, под горячую руку лучше не попадать.