С чего начинается Родина. Книга 10

Паруса судьбы

Школьные годы

Сергей родился и провел детские и школьные годы в Комсомольске-на-Амуре, который хотя и является сухопутным, но одна из величайших рек мира, Амур-батюшка, как его нередко называют, при двухкилометровой ширине во многом компенсировала этот недостаток. Река полноводная и рыбная, по берегам которой редкое население, в основном малочисленные народы, живущие по своим давним обычаям и промышляющие охотой, рыболовством, разводят и пасут олешек: нанайцы, ульчи, нивхи, эвены и другие. Тайга и река для них что дом родной: умеют не только «читать» звериные следы, но и разговаривают со зверьем как с равными, как-никак, а они все-таки истинные хозяева бескрайних краев. По всей вероятности, их предки появились намного раньше коренных двуногих обитателей. Стоит почитать арсеньевскую повесть «Дерсу Узала» в качестве доказательства.

Ныне с религией никто не пристает, и они по-прежнему беседуют со своими деревянными и вырезанными из кости божками. Язычники? Ну и что? «Хоть горшком назови, только в печь не ставь!» Время спаивающих миссионеров кануло в Лету, церковь неоднократно убеждалась в том, что, даже будучи окрещенными с использованием многочисленных хитростей и, конечно, «огненной воды», пришедшие в себя новоявленные христиане продолжали жить по своим прежним законам. Святость обряда крещения на них не производила никакого впечатления. Бывали случаи, что одного и того же человека крестили по несколько раз и новых имен у него было как у собаки репьев на хвосте. Сам обряд крещения они рассматривали лишь как возможность чем-то поживиться, не принимая всерьез таинства и веру. Много ранее неизвестного о взглядах «детей природы» рассказано в романах Салтыкова-Щедрина, как и об отношении к ним православных иерархов местного значения.

Хотя их мысли выглядят наивными, но недаром бытует афоризм «Гениальность – в простоте», восходящий к самому Леонардо да Винчи. Они никак не могли поверить в существование единого (пусть даже в трех образах) Бога, ибо он не дает каких-либо осязательных преимуществ, обещая лишь что-то непонятное в далеком будущем. А их многочисленные божки сулят удачную охоту и рыбалку, мягкую зиму, обилие грибов и т. д., то есть более приземленные вещи, и к тому же верят в переселение душ в соседствующих с ними зверей. Так жили их далекие предки, и они тоже не намерены менять устоявшийся веками жизненный уклад, только не мешайте, не пытайтесь переселить в современные многоквартирные дома. Спросите у них: хотят ли они сами этого? Ответ очевиден! Чукотский опыт многого стоит, первый писатель этого племени Юрий Рытхэу немало поведал о жизненном укладе своего народа, хотя все его творчество зиждется на преодолении отсталости земляков и тяге к новому по советскому образцу. Но даже он, подверженный современной болезни аборигенов, столь быстро захватившей в цепкие когти повального алкоголизма, порывался стать на путь настоящего, а не социалистического реализма, но поезд уже ушел.

А Тихон Семушкин все же написал и назвал одну из своих книг «Алитет уходит в горы». Хотя содержание и замаскировано, но суть ясна: герой книги поссорился с властями и угнал свои стада оленей в горы, где его никакие власти не найдут, даже если солдат соберут по всей Чукотке. Кстати, историю освоения Амура российскими подвижниками во всей полноте прекрасно раскрыл в романе «Амур-батюшка» Николай Задорнов – отец известного юмориста. Он к тому же является автором большой серии исторических романов об исследовании необъятных просторов Дальнего Востока. Некоторая предвзятость, обусловленная советской идеологией, присутствует, но историческая ценность его произведений несомненна.

Как и все пацаны того времени, Сергей мечтал стать летчиком или моряком, повального увлечения мужественными профессиями вряд ли кто избежал в то время. Всеобщий интерес к героическим профессиям объяснялся прочитанными книгами, если существовал интерес к чтению, патриотическими кинофильмами и общей обстановкой в стране, уверенно шагавшей в светлое будущее, к коммунизму, который «наш дорогой» Никита Сергеевич Хрущев обещал построить к 1980 году, а до него оставалось не так уж и далеко. Остается лишь удивляться тому, что в первые годы по пути к заветной цели люди искренне верили в такую фантасмагорию.

Жилищная проблема, как обещано, вкупе с продовольственной программой была еще не решена, впрочем, как и сегодня. Все руки не доходят – есть дела поважнее. Подавляющее большинство семей проживали в собственных, построенных еще их предками деревянных домах – слава богу, зеленое море тайги с хвойными породами в несколько обхватов казалось бесконечным и нетронутым. Да и разрешения властей на вырубку леса никто не спрашивал, как и архитектурный чертеж будущего дома. Таких мудреных слов никто в округе не знал и даже не слыхивал: руби пятистенок или обычный, с четырьмя углами, дом. Главным сооружением во вновь построенном жилище являлась печь с выведенным на крышу дымоходом, от тяги которого и зависело тепло в доме – климат-то не тропический. С дровами тоже проблем не было, сухостоя в тайге хватало – бери сколь душе заблагорассудится, не то что во времена «валежника». Только бы с медведем или рысью не повстречаться, они хоть и земляки, но каждое встреченное живое существо рассматривают как потенциальную добычу – от врожденных инстинктов никуда не денешься. О холодильниках даже речи не могло идти, длинная зима помогала сохранить скоропортящуюся снедь, как и долгого хранения провизию, да и погреба, вырытые под каждым домом, тоже выручали: заготовленные на зиму продукты хранились в них.

О водопроводах тоже не слыхивали, разве что узнавали из учебников по истории Древнего мира – они имелись еще в Римской империи. Воду носили на коромыслах из колодцев, подчас находящихся в паре сотнях метров от дома, а в зимнее время возили на салазках в бидонах или в каких-либо иных подходящих емкостях. Поэтому хочешь не хочешь, а приходилось закаляться, умываясь холодной водой, иногда подернутой корочкой льда. С раннего детства приходилось становиться самыми настоящими начинающими «моржами». Раз в неделю ходили в общественную баню за несколько километров от дома, а если возникала срочная необходимость в мытье, то пользовались тазиками, подогревая воду в печи.

Почти все семьи были многодетными, и пять-шесть детей никого не удивляли – обычное дело. Детворы набирались целые ватаги, и они не скучали, занимаясь привычными своими детскими и не совсем делами.

Сергей, будучи младшим в семье, имел двух братьев и двух сестер. Семейство проживало в поселке Парашютный, по соседству с рекой. Свое название на укороченном местном диалекте – «Парашютка» – он получил в конце тридцатых годов из-за расположенной рядом парашютной вышки, когда прозвучала знаменитая фраза «Комсомолец, на самолет!» и аэроклубы возникали по всей стране как грибы после дождя.

Сколь много ребят стали летчиками, возможно, знает одна лишь статистика военного ведомства, но не вызывает сомнения, что их было много, и в этом виделся залог быстрого развития отечественной авиации. Конечно, далеко не все становились асами, и большинство погибли в первые месяцы войны, не имея боевого опыта, в поединках с немецкими летчиками. Но из оставшихся в живых выковывались такие, как Кожедуб, Покрышкин, Сафонов, который, к сожалению, погиб, но стал первым летчиком – дважды Героем Советского Союза во время Второй мировой войны, и многие другие известные герои.

Во второй половине войны стали формироваться самые настоящие воздушные армии, авиационные соединения, которых не знала история. Первоначальной кузницей кадров гигантских соединений и являлись эти многочисленные аэроклубы.

Инициатором создания местного аэроклуба стал впоследствии знаменитый летчик-истребитель Алексей Маресьев. Будучи сбитым над территорией врага, он добрался до своих ползком, с ранеными ногами. В результате ему ампутировали ступни обеих ног, и после обретения протезов он вновь добился назначения в истребительный полк. Сбил десять вражеских самолетов, из которых семь – с протезами. Звание Героя Советского Союза стало признанием его мастерства, настойчивости и упорства. После написанной писателем Борисом Полевым книги «Повесть о настоящем человеке» Маресьев получил всесоюзную известность, и наряду с романом Николая Островского «Как закалялась сталь» книга стала настольным путеводителем по патриотическому воспитанию нескольких поколений.

Дорогу в большую авиацию Маресьев обрел в аэроклубе Комсомольска-на-Амуре, совершив первые прыжки с парашютом с этой самой вышки. Интересно, есть ли на ней сейчас мемориальная табличка? Впрочем, вряд ли вышка сохранилась до нашего времени, когда памятники Мандельштаму или Солженицыну сносят, устанавливая на их месте монументы вурдалакам типа Ивана Грозного, в результате царствования которого Московское царство едва не погибло.

Телевизорами в зажиточных семьях только начали обзаводиться, и они являлись большой редкостью. Слава богу, электричество было, сказывалась близость Комсомольска-на-Амуре. В более отдаленных селениях и стойбищах говорить о нем не приходилось, и в обиходе даже встречались земляные полы. Семья Сергея к группе зажиточных не относилась, и без телевизора, как правило гордости семьи, забот хватало: накормить, одеть, обуть, отправить в школу, работать по домашнему хозяйству – и десятка рук не хватит.

Сергей, как и многие будущие одноклассники и однокашники, много читал, страницы увлекательных книг уносили далеко от дома, в неведомые страны с бесконечным летом, охотой за слонами и львами, висящими вдалеке островами, налетающими ураганами, пиратами и поисками закопанных кладов. В зависимости от сезона игра в футбол, как и по всей стране, являлась повальным увлечением, особенно после победы советской сборной на мельбурнской Олимпиаде в 1956 году. Все хотели стать Яшиными, Татушиными, Симонянами, Нетто, Стрельцовыми, Ивановыми, Ворониными. В Стране Советов спорт был больше чем спорт, он демонстрировал преимущества советского социалистического строя всему миру, наряду с балетом и космической программой. Спорт имел ярко выраженную политическую окраску, вопреки олимпийской хартии и известной фразе «О спорт, ты – мир!», автор которой, французский барон Пьер де Кубертен, основатель современных Олимпийских игр, возродившихся в 1896 году, как-то отошел на второй план, вроде бы его и не было. Позднее, после московской Олимпиады 1980 года, даже сняли кинофильм под таким названием. Футбол и вовсе был выше всего. Как это ни странно звучит сегодня, но тогда само собой понималось, что в коллективных, командных играх наши спортсмены априори сильнее всех, потому что при социализме чувство локтя присуще каждому советскому человеку, ибо он друг и брат ближнему, в отличие от капитализма, где человек человеку волк. Вот такая белиберда была забита в головы, это утверждение никто не оспаривал, принимали как должное, «скрепу» в современном звучании.

Лето в этих широтах резко континентального климата жаркое, но короткое, и все-таки детворе хватало времени на игры в лапту, гонки на велосипедах, купание в Амуре. Зимой традиционные коньки, санки, лыжи, строительство снежных городков и выяснение, чья команда сильнее, при штурме этих крепостей, как на картине Василия Сурикова.

В повседневности ежедневной суеты до окончания школы Сергей моря не видел, хватало Амура, тем более что во время ледохода и дождливого сезона река разливалась вширь так, что и противоположного берега не было видно, – чем не море? Во время летних каникул разнообразили досуг поездки в пионерский лагерь в десятке километров от дома, на берегу Амура. Тут уж отрывались в собравшейся компании единомышленников по полной программе, в стороне от родительских глаз, хотя вожатые старались как могли унять озорников и главным для них было не оставить без внимания сорванцов на берегу реки.

В южной части Татарского пролива, там, где кончается Восточная Сибирь, расположены два порта: Ванино и Советская (бывшая Императорская гавань), между которыми всего лишь два десятка километров. Они единственные порты, связывающие континентальную часть Евразии c островом Сахалин, южными портами Приморья, побережьем Чукотки и выходом в Арктику. С Комсомольском-на-Амуре они соединены железной дорогой, но при строительстве этого участка Байкало-Амурской магистрали создатели уперлись в реку Амур, и возведение моста через широкую водную артерию закончилось лишь в 1975 году. Почти 30 лет, начиная с 1946 года, транспортировка ж/д составов в летнее время осуществлялась паромами, а в зимнее время дорогу прокладывали по льду, который искусственно намораживали до двухметровой толщины и укладывали более длинные шпалы для уменьшения нагрузки на лед. В составах груженые вагоны чередовались с порожними платформами – с той же целью. Длина такой переправы составляла около полутора километров. Глубина реки под переправой достигала 10 метров – вполне хватило бы, чтобы утопить ж/д состав вместе с паровозом.

Начиная с ранней весны берега Амура были самыми любимыми местами проведения игр и развлечений. К концу апреля величественная река просыпается после зимней спячки, возвещая об этом артиллерийской канонадой ломающихся льдин, слышимой за десятки километров от нее. Льдины ломаются и трещат, наезжают друг на друга, создают самопроизвольные запруды и начинают стремительное движение вниз по течению. Горе тому, будь то зверь или человек, кто окажется посреди реки в это время. Лишь по счастливой случайности и какому-то сверхсверхъестественному везению сможет он, перепрыгивая со льдины на льдину, выбраться на берег – знать, в рубашке родился. Зверье чувствует приближение ледохода и старается не заходить на лед в это время. Вот и несет река все, что окажется бесхозным и не вытащенным на берег, к далекому морю. С человеком сложнее: он все знает, но иногда действует вопреки здравому смыслу, как бы играя с судьбой, по аналогии с «русской рулеткой». Аборигены, то бишь малые коренные народности, воспринимают унесенное имущество и даже людей, по какой-либо оплошности оказавшихся на льду в самый неподходящий момент, как жертву речным богам, которые у каждого народца свои.

На буйство природы можно смотреть бесконечно, поражаясь мощи и невероятной силе всего лишь несколько дней тому назад скрытой под неподвижным, спокойным саваном реки, внезапно разразившейся буйным нравом, словно вулкан, начавший извержение. Только вместо кипящей лавы – холодные льды, совсем недавно скованные стужей и казавшимися бесконечно недвижимыми, будто на антарктическом плато. Множество людей собираются на берегах великой реки, чтобы в молчании понаблюдать за ежегодным неповторимым зрелищем, которое никогда не устанешь созерцать. Случаются заторы, и льдины, напирая одна на другую, словно живые, лезут на берег в своей мрачной и непоколебимой решительности. Кажется, не существует силы, способной остановить их напор. Наконец затор прорывается, и глыбы, скрежеща, будто в бессильной злобе, начинают отступать, оставляя не успевших уйти на берегу, где они и закончат свое существование под лучами весеннего солнца.

Река несет со своих верховьев все, что не успели спрятать или вынести на берег: попадаются и ставшие бесхозными лодки, одну из которых местная ватага подростков вытащила на берег, приобретя собственное плавсредство. К четырнадцати годам выявились тесно спаянные по интересам компании. В этом возрасте тесное взаимное общение неизбежно, происходит, как сегодня принять говорить, социализация, и, как правило, проверенные друзья остаются таковыми на всю жизнь, и даже если в дальнейшем они разлетятся по отдаленным «улусам», то дружба останется, хотя и перейдет в иное качество. Сергей также не избежал этого, и их коллектив состоял из пяти пацанов, объединенных общими увлечениями.

Лодка была немного помята льдинами, и ей повезло – скоро от нее остались бы только щепки: лед ломает и гнет даже металлические изделия, а дерево, угодившее между льдинами, он даже не заметит. Компаньоны вскоре зашпаклевали и заделали варом обнаруженные трещины, укрепили оба борта, а на берегу подобрали принесенные течением весла – их немало валялось поблизости после ледохода. Таким образом, они стали обладателями собственного судна – что-то подобное челну Петра Великого, который считается предтечей российского флота. Правда или нет, но такая легенда существует, и даже есть его копия, словно каравелла Колумба «Санта-Мария» в шестом или седьмом подобном варианте, хотя она была на самом деле караккой длиной всего лишь 25 метров. Но «каравелла» звучит гордо, с парусами, наполненными ветром, как и бригантина. Об этих типах парусников написано множество книг и стихов, положенных на музыку, не то что никому не известная каракка с неблаговидным звучанием – пусть историки с кораблестроителями разбираются. Впрочем, строители аналогов знаменитых парусных судов давнего прошлого утверждают, что копии построены в соответствии с чертежами тех времен. Хотя сомнения в сохранности чертежей, прошедших через века забвения, все-таки остаются, но это лишь для скептиков. Толпы туристов со всего мира посещают очередную копию «Санта-Марии» в Барселоне и не перестают изумляться, как можно было отправиться в неведомое на такой скорлупке.

Ледовая железнодорожная переправа через Амур

Чтобы грести по Амуру на весельной шлюпке, нужно быть искушенным речником и обладать недюжинной силой, знать особенности течений и водоворотов, ибо река очень коварна, да и течение приличное. Образовавшийся экипаж прекрасно осознавал все трудности на пути освоения будущих походов, но «не боги горшки обжигают». Любая дорога начинается с первого шага, и пришлось самостоятельно осваивать азы речного плавания, ибо без этого течение подхватит и унесет к далекому морю. Останется только взывать о помощи. При единодушном согласии посудину перегнали выше по течению, за городскую черту, в район лодочной станции, расположенной на берегу протоки, соединяющей озеро Мылки с основным руслом Амура. Да и на лодочной станции у знатоков есть чему поучиться. Ширина протоки не превышала трехсот метров – всего-то, иные солидные реки могут позавидовать. По сути дела, она также являлась рекой, в которую впадали другие, более мелкие и узкие протоки, самыми известными из которых были Кривая и Сухая. Протока, да еще Сухая – попробуй разберись, с Кривой-то вроде бы все ясно. Хотя и с Сухой тоже не все так сложно: при низком уровне Амура она полностью пересыхала, вот и вся недолга.

Вся эта низменная земля в несколько десятков квадратных километров относилась к водораздельной территории (не хочется говорить «зоне»), примыкающей к реке, к которой стремились многочисленные притоки по всему ее течению. Расположенная очень даже удачно, по соседству с городом, пойма испещрена многочисленными ручьями, речушками и озерами, богатыми рыбой самых разных видов. Тут вам не только пескари, ротаны, ерши и уклейки ловятся, а самые настоящие: от сомов и осетровых до хариусов – всех не перечислить.

По обоим берегам, на богато удобренной наносными отложениями наилока почве, раскинулись обширные заливные сенокосные луга. Трава на них растет как бамбук в тропиках, едва ли не на глазах прибавляя в росте, да и сено самого лучшего качества. Туда с весны и по осень вывозили многочисленное стадо крупного рогатого скота и удои молока получали завидные. Много горожан жило в частных домах с приусадебными участками, и скотское поголовье было почти в каждом подворье. К счастью, хрущевские запреты на обзаведение домашними животными миновали – видимо, одумались в верхах, им бы тренироваться в выдумках не на собственном народе, а на кошках, как в гайдаевской кинокомедии.

С наступлением теплых дней и до самых заморозков компания мальчишек подолгу пропадала среди многочисленных проток и на островах: каталась на отремонтированной лодке, рыбачила, варила уху на костре и ночевала в палатке, спасаясь от комаров и гнуса, без которых низменные заболоченные пространства представить невозможно. За удовольствия природа назначает и берет плату – терпите, удальцы. К подножному довольствию добавляли принесенные с собой овощи с домашних огородов, огурцов и помидоров в сезон хватало на всех. От побочных заработков тоже не отказывались, деньги никто не отменял и прожить без них, ориентируясь лишь на натуральное хозяйство, трудновато. Перевозили на своем «дредноуте» на противоположный берег Мылкинской протоки нуждающихся, взимая чисто символическую плату – 10 копеек. Но «с миру по нитке – голому рубашка».

Для оценки покупательной способности копеек стоит напомнить, что стандартный коробок спичек стоил одну копейку. Так что за стоимость перевоза одного человека можно было купить целых десять коробков со спичками. Когда набиралась достаточная, по мальчишескому разумению, сумма, устраивали праздник, «отовариваясь» в ближайшем от паромной переправы магазине. Тушенка тогда была настоящей, из мяса, покупали макароны и, конечно, сладости. Утомленная и довольная, с туго набитыми животами, в эту ночь компания спала, что называется, без задних ног, не чувствуя укусов всюду проникающих кровососов.

Летнее вольное житье, не стесненное ограничениями взрослых, приучало к самостоятельности и обдуманным решениям. Мальчишки взрослели намного быстрее своих сверстников, ибо бытие в самом деле определяет сознание, хотя далеко не всегда, но в период становления личности – точно. Маркс добавил единственное слово – «общественное» – к известному до него афоризму, которое убрали из контекста, вследствие чего фраза превращается в альтернативу. Но, по большому счету, все зависит от конкретной ситуации, и в нашем случае она однозначна. Предшественника забыли, а всю фразу приписали «основоположнику».

Временами отшельники наведывались домой, чтобы убедить родителей в отсутствии каких-либо проблем с ненаглядными отпрысками. Таковое негласное соглашение было заключено с их первой отлучки на острова и строго соблюдалось. Родители свыклись с создавшимся положением и понапрасну не тревожились – обе стороны были довольны, и долгое время неприятностей не происходило.

Спустя какое-то время прибрежное плавание на веслах прискучило и стало не удовлетворять растущие запросы подрастающего поколения, пришла пора совершенствовать плавсредство и мастерство. Пригодились советы старших братьев, в свое время «собаку съевших» на той же переправе. Изготовили мачту и сшили парус из разноцветных кусков прочной материи, принесенной каждым из дома. Выкрашенное анилиновой краской в черный цвет ветрило напоминало пиратскую шхуну из прошлых веков, не хватало лишь флага с черепом и скрещенными костями. Негласный пиратский закон гласил: красный флаг означал банальный грабеж без жертв, а черный – грабеж со «взломом», то есть весь экипаж жертвы будет уничтожен и пощады не будет никому. Черный парус ненавязчиво напоминал о древней пиратской традиции, но никого не озадачил, ни ребят, ни посторонних – по всей вероятности, никто не знал о его символике. А то бы не избежать неприятностей с полной конфискацией так тяжело доставшегося паруса. Ответ очевиден: «Какая краска была, такой и покрасили, какой с нас спрос?» Но все получилось, и вскоре новоявленные яхтсмены освоили нехитрое мастерство управления парусом, тем более что он был единственным на их «чайном клипере», и гоняли по протокам и озеру.

Возникли новые, неизвестные ранее ощущения от журчащей воды за бортом, когда не надо напрягать все усилия, ворочая тяжелые весла, не то чтобы любоваться проплывающими пейзажами. Впервые ощутили неведомое ранее удовольствие от использования дармовой энергии ветра в качестве лодочного движителя. Недаром еще в незапамятные времена архангелогородские поморы называли его «ветрило», тем самым подчеркивая назначение паруса. Ловите ветер в свои паруса – и у вас все получится! Несмотря на появившуюся уверенность, в основное русло реки выходить опасались из-за сильного течения и волнения, в считаные минуты возникающего даже при небольшом усилении ветра. Но запретный плод сладок, и их все больше манила «большая вода» великой реки, и когда-то выход на стремнину водного раздолья должен был произойти, подходящий случай найдется. Помимо того, страна находилась на подъеме, брежневский застой еще не наступил, и судоходство на реке словно подтверждало этот вывод, становясь все более интенсивным.

Ял под парусом

По всей реке в обоих направлениях двигались пассажирские и грузовые суда с самыми разнообразными грузами, сновали мелкие суденышки так называемого «тюлькиного» флота, ибо столь насмешливо-ехидное наименование подчеркивало их незначительные размеры, по сути дела, те же самые лодчонки, как моторные, так и парусные, и, на худой конец, самые ординарные весельные, принадлежащие местным рыбакам. Воды реки были чисты и невинны в своей первозданности, и рыбы водилось много. Захотелось свежей ушицы – прыгнул в лодку и через пару часов уже с солидным уловом еще живых рыбин. Люди, живущие по обоим берегам Амура, владели собственными плавсредствами, как сейчас автомобилями, в большом количестве.

Моста через реку еще не было, и железнодорожные составы перевозились на противоположный берег огромными паромами, каждый из которых вмещал 32 вагона. Во множестве сновали быстроходные пассажирские «Ракеты» и «Метеоры» на подводных крыльях – гордость отечественного речного судостроения. Кстати, усиленный и на 8 метров удлиненный корпус тех же «Метеоров» назывался «Кометами» и использовался для морских прибрежных пассажирских перевозок.

За несколько сезонов, проведенных на островах и протоках, ребята окрепли, возмужали и подросли. Восприятие мира также менялось, и их уже не устраивали мальчишеские игры, появилась внутренняя потребность какой-то новизны, хотя и сами-то еще не знали, чего хотят.

На этом перепутье одноклассник Толик Сикорский (не родственник знаменитого конструктора вертолетов, а всего лишь однофамилец) позвал Сергея в так называемый «морской клуб» – спортивную секцию, где он занимался морским многоборьем. Сикорский состоял в клубе уже несколько лет, и его развитое тело с рельефно выделявшимися мышцами наглядно свидетельствовало о несомненных достоинствах столь сложного вида спорта. Да и по сравнению с одноклассниками он выглядел солиднее и увереннее.

Морское многоборье включало в себя пять видов спорта: гребля на ялах, парусные гонки, стрельба из пневматической винтовки («воздушки», как ее называли), плавание и бег. Сергей уже имел изрядные навыки в гребле, парусном управлении и плавании, ну а бег – это всего лишь бесплатное приложение, которым владеют все мальчишки. Оставалась стрельба, но и она не являлась чем-то недостижимым. Сергей с удовольствием занялся новым для себя делом, которое вобрало и объединило все уже имеющиеся навыки и умения. Занятия по гребле и парусным гонкам проводились на шестивесельных деревянных шлюпках под руководством тренера, и не только на протоках, но и частенько на просторах Амура с его быстрым течением.

Сергей накапливал опыт управления парусами и вскоре управлялся с ними не хуже своего одноклассника. Новое увлечение захватило его, и он занимался целых два года, вплоть до окончания школы. Позднее, во время учебы в ДВВИМУ, Сергей продолжил заниматься морским многоборьем, но это уже из другой жизни, ничего общего не имевшей с амурскими просторами.

Занятия морским многоборьем не реке оказались как нельзя кстати. Амурский залив, на берегу которого располагалась будущая «альма-матер», являлся частью Японского моря и идеально подходил для совершенствования в этом виде спорта.

В любом случае увлечение этим спортом много дало для становления характера. «Делу время, а потехе час». Помимо спортивных занятий Сергей с Анатолием Сикорским приглашали своих одноклассников в шлюпочные походы на острова, расположенные в месте начинавшегося строительства железнодорожного моста через Амур. Один из таких походов едва не привел к непоправимым последствиям. Самоуверенность и небрежное отношение к рискованным забавам или видам спорта, особенно на такой могучей и своенравной реке, до добра не доводят. В тот раз, в самом начале лета, после окончания девятого класса, пошли в двухдневный шлюпочный поход вместе с девчонками из своего класса, всего около десятка человек.

Удивила одноклассница Зоя, впоследствии ставшая женой Сергея. Идти в поход вместе со всеми она отказалась, заявив, что боится утонуть, так как ял перевернется, а плавать она не умеет. Ее отказ и приведенные доводы показались смешными и надуманными. «Не могла придумать ничего поумнее, чтобы отказаться», – прокомментировал одноклассник Витька Куршев, «севший на хвост» опытным парусникам. В свою очередь, Сергею очень хотелось, чтобы Зоя отправилась вместе с ними, но никакие увещевания не помогли. Именно с этого раза стали проявляться ее необычные способности. В предыдущей книге они уже развернулись в полной красе, когда принимала, казалось, совершенно нестандартные решения, которых никто не мог понять. Одна история с «оберегом» чего стоила, суть которой прояснилась спустя несколько недель и повергла узнавших о действительности в шоковое состояние.

Еще с восьмого класса у обоих возникла взаимная симпатия – не что иное, как первая юношеская любовь, сидевшая занозой в сердце, и Сергей хотел ее видеть рядом все время. Общие настойчивые уговоры о надежности шлюпки и невозможности ее опрокидывания ничуть не поколебали уверенность Зои. На уговоры не поддалась, характер у нее был непреклонный, уверенность в своих действиях ничуть не изменилась – откуда все взялось, может быть, в какой-то мере оправдывали далекие предки – донские казаки.

Но самым удивительным было то, что Зоя оказалась права. Тогда впервые в полной мере проявились ее скрытые до поры до времени способности экстрасенса и провидицы, которые не однажды имели место в будущем.

Погрузив на лодку все необходимое для двухсуточного похода, отчалили от берега и, подняв парус, сразу же забравший ветер, отправились на выход из Мылкинской протоки, намереваясь пройти вверх против течения вдоль берега реки примерно шесть километров, до заранее намеченного острова. Поначалу все складывалось удачно: парус, забрав свежий ветер, надулся большим пузырем, и лодка с небольшим креном на подветренный борт, весело бежала против течения, оставляя кильватерную струю по корме. Вблизи проплывал берег с еще не везде распустившейся изумрудной листвой, которая бывает только в период ее появления.

Она будто радуется рождению на свет после зимней спячки и весенней распутицы с температурными скачками. В дальнейшем кроны деревьев несколько поблекнут и, оставаясь зелеными, уже не будут отдавать первоначальными яркими изумрудными оттенками.

Спустя недолгое время ял вышел «на простор речной волны», и, хотя никому не приходила в голову мысль о брошенной в воду персидской княжне, произошло совершенно неожиданное. Кстати, легенды о персидской княжне, якобы выброшенной Стенькой Разиным в волжскую волну, скорее всего, мифы о «народном заступнике», которым он никогда не был. Обычный разбойник и грабитель, на зиму уходил на Каспий и грабил султанских подданных, не отказываясь и от своих, но ни о какой княжне нигде не упоминается.

Толик Сикорский, являвшийся старшиной шлюпки, доверил Витьке Куршеву держать в руках шкот – снасть, прикрепленную к нижнему углу паруса, которой можно регулировать его площадь. Даже на самых малых плавсредствах, бороздящих реки или выходящих в море, должен быть старший, обладающий знаниями и опытом, иначе в случае малейшей опасности начнется самое настоящее «кто в лес, кто по дрова», то есть полная неразбериха, которая только усугубит назревающую опасную ситуацию. Так оно и произошло, согласно всем канонам, когда все знают, но ничего не делают, забывая правило «доверяй, но проверяй».

Старшина шлюпки проинструктировал Куршева о том, что тот должен держать шкот в руках и по команде травить его, давать слабину, или же выбирать, потягивая на себя. Но Витька пропустил инструктаж мимо ушей, проявил полную безответственность, а увлеченные открывшимися далями и рассматриванием проплывающего берега более опытные парусники не заметили, когда он намотал шкот на ближайшую утку (небольшое крепление для снастей), завязал его и оживленно болтал с девчонками, отчего вызывал их смех. Распетушился, как павлин, и напрочь забыл о своих обязанностях.

К этому времени ял миновал протоку со спокойным течением и вышел на стремнину реки, где течение сразу же его развернуло, изменив направление ветра относительно паруса. Изменение направления ветра в мгновение ока вызвало большой крен на левый борт, ибо порыв ветра резко усилил давление на воздушный движитель. Почти в унисон Сергей и Толик начали кричать Куршеву, чтобы он срочно травил шкот, но тот не мог этого сделать – очень уж сильно завязал, да и шкот здорово натянулся под напором надувшегося паруса. Тем временем ял все больше выходил на речной простор, и ветер продолжал усиливаться, что обычное дело во время выхода из речных проток на основную водную артерию.

Известно, что самый сильный ветер при ухудшении погоды возникает на речных или морских мысах, так как они являются естественными препятствиями на его прямолинейном движении. Ял кренился все больше, временами зачерпывая бортом воду, словно наши путешественники принимали участие в парусной регате, когда яхтсмены для того, чтобы не потерять скорость, несутся или огибают препятствие при свежем ветре на максимальных кренах, не уменьшая площади парусов. Впрочем, и у них хватает оверкилей (опрокидываний), стоит лишь чуть-чуть переусердствовать. Девчонки от испуга завизжали во всю мощь своих децибелов, но они ничем не помогли, и через считаные секунды ял лег на борт, вода полностью залила внутреннее пространство, оставив на плаву лишь противоположный борт и мачту с парусом. Но шлюпка была деревянной и утонуть никак не могла. Потерпевшие бедствие оказались в воде, держась за выступающие части непотопляемого плавучего средства.

К счастью для потерпевших крушение, расстояние от лодочной станции, от которой недавно отчалили, было небольшим и оверкиль произошел на глазах присутствующих там людей, к тому же девчачьи визги могли разбудить и мертвого, словно гусиный гвалт, спасший Рим. Через несколько минут примчались моторные лодки и занялись спасением, не занявшим много времени. Всех потерпевших вытащили из воды и разместили в моторках. Вынужденное купание в холодной воде теперь уже не казалось чем-то необычным, и страху как не бывало. Сергей с Сикорским, как настоящие флотоводцы, помогли спасателям подобрать девчонок, а сами остались у своего полузатопленного «ковчега», с тем чтобы отбуксировать его к лодочной станции, закончив едва начавшееся путешествие. Размотали носовой фалинь (веревку, привязанную к носовой части яла) и забрались в одну из моторок. Закрепить самодеятельный буксир в моторке было не за что, пришлось во время всей буксировки держать его в руках, изнемогая от напряжения. Деревенели мышцы, от усталости вибрировали ноги, спина потеряла чувствительность, и позвоночник дрожал как в лихорадке. Буксировка осуществлялась медленно и очень тяжело, моторка едва справлялась с тяжеленным «рюкзаком» за плечами. По-другому и быть не могло: лежащая на борту шлюпка, заполненная водой, и находящиеся в воде мачта с парусом в самом деле были неподъемными, сопротивление тянущейся воды было не под силу слабосильной моторке, она для подобных случаев не приспособлена, но чихала как настоящий буксирный катер, временами выбрасывая облака сизого дыма, когда становилось и вовсе тяжко.

Сикорский находился в средней части лодки, удерживая конец буксира, а Сергей делал то же самое, вцепившись мертвой хваткой посредине, сидя на корточках в кормовой части, возле самого мотора. Зафиксировать руки в неподвижном состоянии было невозможно, и тыльной стороной ладоней они терлись о детали металлического каркаса мотора, из-за чего образовалось несколько болезненных ран, воспалившихся на следующий день. Со временем они зажили, но памятные шрамы на руках остались на всю жизнь.

Во время буксировки хотелось бросить буксирный конец и вздохнуть свободно, будто страждущему в пустыне увидеть спасительный мираж и со всех ног броситься к нему. Но в то же время осознание того, что окажешься слабее напарника по бурлачному труду, придавало какие-то силы, то есть заставляло держаться на одних морально-волевых качествах.

Всему приходит конец, и казавшаяся бесконечной буксировка подошла к логическому завершению: опрокинутый ял уткнулся в опоры лодочной станции. Как оказалось, вся операция продолжалась всего сорок минут. После удерживания буксира все тело еще несколько минут находилось в каком-то оцепенении, будто не веря, что пытка предельной нагрузкой прекратилась.

После небольшого отдыха отсоединили мачту, повесили сушиться парус и, вычерпав воду, с помощью находившихся на лодочной станции мужиков вытащили лодку на берег – пусть сушится и отдыхает от потрясения, никто ее не хотел утопить, еще послужит. Все запасы, личные вещи и продовольствие вывалились из шлюпки во время оверкиля, и их унесло течение. Потеря была существенной, и особенно было неудобно перед приглашенными одноклассницами. А вдруг придумают какое-нибудь обидное прозвище типа «самотопы»? Но обошлось, они сами отчасти виновны в случившемся, увлекшись разговорами и весельем с конкретным виновником – безответственным балаболом. Хотя, с другой стороны, не нужно было доверять серьезное дело неопытному новичку, так что все виновны, каждый по-своему. Слава богу, все остались живы и здоровы, а понесенные потери меркнут по сравнению с этим и не кажутся такими уж существенными. Воистину «кому суждено умереть в собственной постели, тот не утонет»!

В тот день никто не стал возвращаться домой, чтобы не расстраивать родителей, что вполне могло обернуться окончанием «вольницы», и пришлось бы распрощаться с наступившим летом, одними воспоминаниями сыт не будешь. Поехали на дачу одноклассника, благо его родители отсутствовали и не могли раскрыть связавшую участников неудавшегося похода тайну. В этом случае опасное приключение было бы скоро известно всем заинтересованным лицам, и о выводах можно только гадать. Поездка на дачу, конечно, не равноценная замена шлюпочному походу, но «охота пуще неволи», можно сказать, в прямом смысле.

С шефами школы, в которой учился Сергей, явно повезло. Речной порт Комсомольска-на-Амуре относился к числу самых крупных предприятий города, и возможности у него были немалые. Со школьной скамьи проявлялась кадровая политика порта, выражавшаяся в обучении старшеклассников рядовым профессиям для работы на речных судах. Сергей выбрал специальность рулевого-моториста и летом после окончания девятого класса целый месяц проходил практику на речном пассажирском судне. По речным меркам пароход относился к среднему сословию: длина – 45 метров, ширина – 7, а максимальное количество пассажиров ограничивалось немалым количеством в 180 человек – по армейским понятиям, почти две роты, а это целый десант. И как вывод: пароходик можно назвать десантным кораблем – такая вот трансформация.

Работа была непростой: постоянное лавирование по створам между мелями в узких протоках среди амурских островов и раздолий. Перевозили людей в поселки, расположенные на берегах реки на расстоянии примерно 200 километров выше и ниже Комсомольска. Сергей ничем не отличался от штатных членов экипажа, делая ту же работу, что и они; поблажек на молодость не было, и это придавало дополнительный стимул стремлению ни от кого не отстать, не оказаться слабаком. Наравне с членами экипажа запускал и обслуживал дизеля, стоял вахты у трапа и на ходу в рулевой рубке на штурвале, вел пароход по створным знакам, выдерживая курс как по ниточке, ибо даже небольшое его изменение могло кончиться посадкой на мель, и тогда сраму не оберешься. Подавал на причалы и дебаркадеры швартовные концы и крепил их, устанавливал трап-сходню, помогал пассажирам подниматься и спускаться по трапу, да мало ли других обязанностей у каждого палубного матроса-моториста, всех не перечислить.

У шестнадцатилетнего подростка работа на настоящем судне с кучей обязанностей вызывала гордость и самоуважение, он чувствовал себя взрослым, таким же, как и его старшие товарищи по работе. За месяц той самой практики в полной мере ощутил сложность и ответственность профессии и окончательно решил поступать в морское училище. Окончив школу вместе с аттестатом о среднем образовании получил первый в жизни документ о приобретенной профессии – свидетельство о квалификации рулевого-моториста.

Брат Леня, шестью годами старше Сергея, по первой профессии был столяром-краснодеревщиком, окончил ремесленное училище, как тогда называли профессиональные учебные заведения по овладению рабочими специальностями. До службы в армии работал на судостроительном заводе и, будучи творческим человеком, писал стихи и очерки в заводскую газету «Амурец». После армии продолжил работать на заводе, стал внештатным корреспондентом заводской газеты и начал учиться в Дальневосточном государственном университете на факультете журналистики. Увлечений у него также хватало, и вместе с другом, плотником Евгением Скурихиным, загорелись желанием построить настоящую яхту. Желание желанием, но сконструировать и довести до ума настоящую яхту своими руками – это не табуретку сколотить. Помимо желания, нужно очень многими навыками обладать. В популярном тогда всесоюзном журнале «Катера и яхты» нашли чертежи, которые и стали пошаговым планом строительства, и желанную посудину все-таки построили. И если бы не завод, на котором они выписывали необходимые материалы, ибо в магазинах было хоть шаром покати, вряд ли бы у них что-то получилось.

Яхта получилась небольшая – а чего можно было ожидать при первом опыте? – но сработана профессионально, и парус тоже оказался черным. К чему бы снова черный цвет? Вероятнее всего, краски другого цвета не было в наличии, да и цена устраивала.

Вспоминается старый эпизод, имевший место на самом деле: второй механик «на выданье» в старшие механики, пройдя экзамены, получает рабочий диплом «механика первого разряда», дающий право работать старшим механиком на морских судах. Действующий стармех, его шеф, поздравляет и говорит: «Скоро у тебя начнется черная жизнь!» Второй механик в недоумении уставился на умудренного прорицателя, ведь второго механика трудно удивить большим объемом работы. «А ты разве не знаешь, что только дипломы капитана дальнего плавания и механика первого разряда – черные?! Все остальные – синие!» – последовал ответ. Такая вот аллегория черного цвета. Не хватает только «Черного квадрата» Малевича, из которого неизвестно почему создали икону загадочности, своего рода культ, хотя сам художник весьма посредственный и ничего стоящего в жизни не создал. А интрига «Черного квадрата» напоминает расхожую фразу из сказки Ганса Христиана Андерсена: «А король-то голый!» Вот и стараются люди, дабы не показаться невежественными, говорить о какой-то скрытой сакральности в этом «чуде» живописи. А ведь на самом деле это всего лишь разрекламированная пустышка.

На снимке сидит сестра Сергея Люба, стоит ее подруга, и на корме главное лицо всего повествования – Сергей

Строительство яхты закончили весной накануне окончания школы, и Сергей с братом и друзьями успел не раз выйти на амурские просторы, пока не уехал во Владивосток.

Сергей (слева) и его брат Леонид. Июнь 1969

Поступление в Дальневосточное высшее инженерное морское училище (ДВВИМУ)

Учеба в школе давалась легко, без каких-либо усилий, она естественным образом вписалась в жизнь ребенка, а потом подростка. Родителям не было необходимости контролировать своего младшего сына, с малых лет он относился с ответственностью к любому делу, которым занимался.

Школьная жизнь закончилась, а вместе с ней и детство с беззаботной частью юности, на руках аттестат о среднем образовании без троек. Расставание со школой, которая на протяжении всей сознательной жизни была неотъемлемой частью твоего существования, вызывало грусть. Пришло острое осознание начала взрослой жизни, которая манила, но в то же время настораживала будущей неизвестностью и особенно расставанием с привычным укладом жизни, родными местами и друзьями, с семьей и любимой девушкой. Тогда Сергей еще полностью не осознавал, что совместить несовместимое невозможно, и юношеские грезы не позволяли приземлиться на грешную землю. Решение поступать в морское училище окрепло и не подлежало никакому сомнению. Сергей понимал, что сделал, наверное, самый важный выбор в жизни, который определит всю дальнейшую судьбу. От этого было радостно и тревожно на душе, неизвестность, которая еще вчера казалась далекой, уже предстала наяву, и оставалось только сделать первый шаг.

Объявил родителям о своем решении и скором отъезде во Владивосток. Возражений с их стороны не последовало – отнеслись спокойно, решил так решил. Они с самого раннего детства привыкали к сыновьей самостоятельности и только приветствовали ее, понимая, что эта черта характера в первую очередь говорит об успешности в достижении жизненных целей. Надобности в каком-либо вмешательстве и контроле с их стороны не было никакой, сын не давал такой возможности, а излишняя опека, чем грешат многие, приводят к противоположному результату.

Подростковых группировок на Парашютке, как и по всей стране, хватало, но Сергей не примкнул ни к одной из них, у него были иные интересы и приоритеты. В какой-то мере спасало от общения с хулиганьем летнее вольное житье на островах в своей компании, к которому все привыкли, и их неразлучную пятерку не трогали. В раннем детстве пробовал покуривать, как старшие пацаны, чтобы не выглядеть «белой вороной», но уже в семилетнем возрасте «завязал». Почти как в той поговорке: «Пить, ходить, ругаться и курить начал одновременно». В подростковом возрасте впервые попробовал пиво, но никакого удовольствия его вкус не доставил: горьковатое, безвкусное, с неприятным привкусом, и что взрослые в нем находят?

Единственное, что пришлось по вкусу, – игральные карты, хотя и им не удалось заразить парня своей азартностью и желанием играть в стремлении к большой удаче. Как это бывает, наверное, знают все, даже не стоит читать Достоевского, хотя он и извлек некоторую пользу из своего пагубного увлечения, написав очередной роман – «Игрок».

У Сергея был короткий период игры на деньги, и особый азарт его охватывал при игре в «очко». Ему везло, и частенько он оставался в выигрыше. Накопив таким образом около пятидесяти рублей, совсем не малую сумму по тем временам, составляющую половину месячной заработной платы матери-повара в детском саду, купил себе фотоаппарат. На этом закончил карьеру игрока. В криминальные крайности тоже не впадал, хотя «соблазнов» хватало. По прошествии десятков лет можно сказать, что во многом этому способствовала тяга к чтению, заполняя все свободное время; даже отправляясь на рыбалку, брал с собой полюбившуюся книгу. Как еще при этом умудрялся смотреть за поплавками, дабы не прозевать поклевку?!

В справочнике для поступающих в высшие учебные заведения нашел информацию о ДВВИМУ и написал письмо-запрос, на которое прислали стандартную брошюрку с описанием факультетов и специальностей, на них получаемых. Ознакомившись с подробной информацией, проштудировав от корки до корки, Сергей лишь убедился в давно созревшем решении поступить на факультет судовождения на морских путях, к тому же в брошюре было написано, что его выпускники впоследствии становятся капитанами дальнего плавания. В те годы лишь услышанное «капитан дальнего плавания» приводило в состояние сильнейшей заинтересованности, на обладателей такого статуса смотрели как на эзотерика, посвященного в неведомые для других тайны. Это уже потом появилась чисто женская расхожая меркантильная поговорка: «Самый лучший муж – слепоглухой капитан дальнего плавания». К тому же никакой тяги к специальностям судового механика и электромеханика он не испытывал.

В середине июля отправил пакет документов, требующихся при поступлении, в ДВВИМУ с соответствующим заявлением. Вскоре пришло приглашение, которое было необходимо для покупки билета в закрытый город Владивосток. Это только у Владимира Высоцкого «открыт закрытый порт Владивосток», но он имел в виду лишь погодные условия в аэропорту, для прилетевших также необходимо было приглашение или штамп в паспорте с местной пропиской. Никому исключений не полагалось, по сути дела, проверка была двойной: помимо приглашения при покупке билета, по прилете у трапа самолета стояли строгие пограничники и проверяли законность прибытия в город. До открытия города и порта оставалось более двадцати лет, что решился сделать Борис Ельцин своим указом в 1991 году.

Время ускорило свой бег, до конца месяца нужно было лично явиться в ДВВИМУ, где с первого августа начинались вступительные экзамены.

Казалось, дальнейшие шаги ясны и ничто не предвещает каких-либо существенных изменений. Кто бы мог подумать, что судьбе еще раз придется устроить проверку на прочность, соблазнив «данайскими дарами». Недаром об этом упоминается в поэме древнегреческого драматурга Вергилия «Энеида». В те времена греков, которые не знали, что они древние, называли данайцами или ахейцами. Что касается дара, то имеется в виду «троянский конь» из гомеровской «Илиады», с помощью которого греки захватили легендарную Трою после безуспешной девятилетней осады.

Незадолго до выезда во Владивосток по экранам кинотеатров прошел советский «вестерн» «Нейтральные воды», который обольстил миллионы зрителей, показав красочную, романтичную и мужественную службу молодого военно-морского офицера при выполнении особо важного задания. Показушная сторона превалировала и для молодежи являлась своего рода образцом поведения советских военморов в антураже красивой формы и величавых военных кораблей в океанских просторах. Тогда они еще не понимали разницы между формой и содержанием, осознание придет позднее. На какое-то время увиденные подвиги мирного времени обворожили еще не созревших юнцов, будто те «демоны» из известной комедии об Иване Васильевиче. Так уж случилось, что апогей впечатлений совпал со скорым выездом во Владивосток. Оказывается, в мирное время есть люди, совершающие героические дела; как часто говаривали, в жизни «есть место подвигу».

При обсуждении фильма в своем кругу мнение компании ребят было однозначным: «На военно-морском флоте порядок несравним с торговым флотом. Если офицер отдаст приказ, то матросы тут же бегом спешат его исполнить, а „торгашам“ далеко до этого, да и форма у военморов одно загляденье!» Все-таки вождь мирового пролетариата знал, что говорил: «Изо всех искусств для нас важнейшим является кино». Ведь трудящиеся массы крестьянской России не могли осилить театры, произведения искусства, литературу, музыку. Для них все буржуинские изыски олицетворяли царизм и его опору – буржуазное сословие, вызывая лишь «благородный, праведный» гнев и агрессию. Мировые произведения культуры были выше их понимания, являлись всего лишь причудами развращенных капиталистов. В результате чего Россия и Советский Союз лишились неисчислимого количества мировых шедевров и их создателей. А кино было гораздо проще, тем более что снимать его можно на любую тему, лишь бы режиссер-постановщик имел управляемую голову. Так и стали появляться первые надуманные «шедевры» типа «Потемкина», «Кубанских казаков», «Волги-Волги» и множества других с популярными актерами в главных ролях. Народ отвлекался на зрелища, жизнь на экране позволяла на какое-то время забыть о бренности собственного существования и тяготах жизни.

В итоге новые впечатления перевесили прежнюю убежденность в выборе профессии. Теперь на первый план вышло Тихоокеанское высшее военно-морское училище (ТОВВМУ), вступительные экзамены в котором начинались также с первого августа. Оно тоже находится во Владивостоке. Пришлось разрываться в выборе учебных заведений, как «буриданову ослу» между двумя охапками сена. Необходимо срочно забрать документы из ДВВИМУ – до того, как флажок с отсчетом времени упадет, говоря шахматным языком, – и подать их в приемную комиссию ТОВВМУ.

Это было первое посещение Владивостока Сергеем, и по пути из аэропорта он расспрашивал попутчиков в автобусе о местонахождении учебных заведений. Оказалось, что для того, чтобы попасть из одного училища в другое, нужно проехать едва ли не через весь город: ДВВИМУ находится на полуострове Эгершельд, на берегу Амурского залива, а ТОВВМУ – в районе Морского городка. И ему показали главный корпус, когда проезжали мимо. Автовокзала на Второй речке еще не существовало, и предстояло проехать через весь город до конечной остановки на железнодорожной привокзальной площади и оттуда городским маршрутным автобусом до остановки возле ДВВИМУ, которая так и называлась. Забрать в приемной комиссии документы, затем опять ехать через весь город с автобусными пересадками до ТОВВМУ. До конца рабочего дня оставалось несколько часов, и Сергей мог чисто физически не успеть, тем более что город, не такой уж и маленький, с 600-тысячным населением, ему был совершенно незнаком. Приходилось часто обращаться к прохожим, и внутреннее состояние было «хуже губернаторского».

В морском многоборье бега с препятствиями не было, да и как спортивная дисциплина на столь дальние дистанции его не существовало, гораздо ближе известная трехкилометровая дистанция стипль-чеза, но и ее нужно увеличить не менее чем в три раза, что далеко не каждому спортсмену по плечу. Пришлось срочно осваивать незнакомый кросс, к тому же с фиксированным временем.

Наконец-то добрался до ДВВИМУ и сразу прошел в аудиторию на втором этаже, где работала приемная комиссия, и спросил, у кого может забрать документы. Кто-то показал на стол в углу, за которым сидела уже пожившая женщина с короткой прической и грубым, прокуренным голосом. По всей видимости, она-то и была председателем приемной комиссии, хотя могла быть и секретарем, а звали ее Александра Парамоновна Помалейко. Она очень удивилась просьбе Сергея вернуть документы. Когда же неудавшийся абитуриент объяснил, что хочет поступить в военно-морское училище, попыталась его отговорить. При этом добавила, что в ДВВИМУ готовят значительно лучших специалистов, чем в ТОВВМУ, и если Сергей захочет пойти на военный флот, то по окончании его с удовольствием туда возьмут. Но Сергей не поддался на уговоры, они лишь усилили недоверие к ее словам. Знал бы, что ждет его впереди, не устраивал бы забег на уже почти марафонскую дистанцию. Недаром пословица гласит: «Знал бы, где упадешь, – соломки бы подстелил». В итоге забрал документы и направился в Моргородок, намереваясь стать офицером, похожим на персонажа из уже упомянутого фильма. Не мог знать тогда, что такие бывают только на картинках и экранах.

Финишную ленточку пересек в самом конце рабочего дня, едва успев до закрытия работы приемной комиссии. Сразу бросился в глаза массивный забор, ограждающий территорию училища; попасть внутрь закрытой зоны можно было только через контрольно-пропускной пункт (КПП), на котором нес вахту курсант-старшекурсник. Тогда и почувствовал первый зарождающийся укол недоверия к еще вчерашней мечте, территория ДВВИМУ не имела ограждения и не напоминала «закрытую зону». Узнав, что Сергей прибыл для поступления в училище, дежурный по КПП вызвал еще одного курсанта, который и объяснил, что всем поступающим в училище нельзя иметь с собой каких-либо вещей, за исключением документов и предметов гигиены, а остальные пожитки необходимо сдать в камеру хранения, что пришлось сразу же сделать, ибо выбора не было. С этого момента начали мучить смутные сомнения в правильности выбора учебного заведения, что-то сильно напоминало закрывшуюся дверь камеры в известных местах, благо количество «сидельцев», рассказывавших о своих злоключениях, было немалым.

Взамен собственной одежды тут же выдали какую-то застиранную матросскую робу, издававшую сильный запах хлорки, отчего стало еще грустнее. Как только облачился в нее, так сразу появилось ощущение лишения свободы, почувствовал себя арестантом за колючей проволокой, добровольно принявшим на себя этот крест. И только тогда осознал, что «мессии», страдающего за человечество, из него не получится!

Между тем сопровождающий повел Сергея в главный корпус училища, до которого нужно идти вверх по склону. Обращали на себя внимание попадавшиеся на пути курсанты, отдававшие друг другу честь. Вскоре подошли к широкой лестнице, раздваивающейся внизу в обход вертикальной стены, вверху она вновь соединялась и вела к добротному зданию средней этажности. Над вертикальной стеной висел длинный плакат, исполненный аршинными буквами: «В МОРЯХ ТВОИ ДОРОГИ!» От него веяло каким-то безучастным холодом и обреченностью, словно в подтексте: иди туда и не возвращайся!

Та самая лестница в ТОВВМУ через много лет,

уже без плаката

На третьем этаже Сергея завели в кабинет, на двери которого висела табличка «Капитан 3-го ранга Вдовин». Упомянутый офицер взял протянутые документы и сказал, что завтра нужно будет пройти медицинскую комиссию, а затем сдать вступительные экзамены. После чего сопровождающий отвел новичка в огромное помещение (самая настоящая казарма), в котором стояли десятки рядов двухъярусных металлических кроватей. Помещение и в самом деле именовалось казармой для абитуриентов, ибо в нем было много парней в такой же поношенной робе.

Подошел старший этой группы и показал Сергею кровать, на которой ему придется спать на все время сдачи вступительных экзаменов. Предупредил, что скоро будет ужин, а потом нужно получить матрац и постельное белье. Оказывается, здесь даже кормят, хотя как же по-иному, если за ворота не выпускают.

Стало неуютно и тоскливо в этом людском муравейнике, накатывало чувство какой-то обреченности от безысходности и беспросветного будущего, не хотелось ни с кем общаться и знакомиться. «Влип как кур в ощип. Соблазнился красивой формой, не осознав содержания, – настойчиво стучало в голове. – Как же выбраться из столь искусно подстроенной самим собой ловушки? Есть над чем задуматься». Сергею, привыкшему к вольнице и самостоятельности, было тяжко вдвойне. Немного посидел на панцирной сетке кровати, размышляя над событиями прошедшего дня; до Диогена в «бочке» ему было далеко. Как ни крути, но вывод напрашивался однозначный: «Совершил большую глупость, забрав документы из ДВВИМУ, и наступил момент принятия решения, которое определит всю дальнейшую жизнь». Подошел к старшему курсанту и заявил, что передумал поступать в военно-морское училище, и попросил снова отвести его к Вдовину, чтобы забрать документы. Курсант посмотрел на него как на помешанного и ответил, что ничего не получится, отсюда выхода нет и никто Сергея уже не выпустит. От его слов на душе стало совсем мерзопакостно. Оставалось только стоять на своем и идти до конца – на срочную службу забрать не могут, годами еще не вышел.

Неудавшийся военно-морской абитуриент продолжал стоять на своем, и курсанту ничего другого, кроме как отвести его к офицеру, не оставалось. Вдовин на просьбу вернуть документы ошарашенно посмотрел на Сергея и голосом, не терпящим возражения, изрек: «Не занимайся ерундой, завтра пройдешь медкомиссию, и готовься к вступительным экзаменам! Еще неизвестно, сможешь ли ты их сдать!»

Но «нашла коса на камень», и Сергей недрогнувшим голосом парировал, что проходить медкомиссию и сдавать экзамены не будет, и вновь потребовал вернуть документы. Вдовин и тут нашелся, ответив, что рабочий день заканчивается и разговор завершен, добавив, чтобы шел на ужин и устраивался в казарме. Он, похоже, все еще думал, что это всего лишь причуды избалованного маменькина сынка.

Было уже поздно, и ничего другого не оставалось, как вернуться в казарму. Едва переступив порог, Сергей тут же заявил старшему курсанту, что ужинать не будет, как и получать постельное белье с матрацем. Тот лишь пожал плечами и ушел – мол, твое дело. Было совершенно понятно: ужин и постельное белье являются очевидными крючками, которые постараются не упустить намеченную жертву, в крайнем случае подольше помытарить, чтобы запомнил на всю оставшуюся жизнь.

Ночь длилась бесконечно долго, сна не было ни в одном глазу, лишь иногда охватывала сиюминутная дремота, и снова мрачные мысли роились в голове. Ворочался с боку на бок на голой панцирной сетке, подложив руку под голову. Воняющая хлоркой роба тоже не добавляла комфорта, и спрятаться от везде проникающего амбре было негде и некуда, противогаза или простого респиратора не выдали.

Наконец настало долгожданное утро 31 июля, последний день приема документов в ДВВИМУ. Сергей не пошел завтракать и к началу рабочего времени уже дежурил у кабинета капитана 3-го ранга Вдовина, стараясь не упустить его.

Офицер был точен и явился строго по расписанию, к началу рабочего дня. Увидев упрямого отказника, поморщился и пробормотал что-то нечленораздельное себе под нос. Сергей, нисколько не смутившись, а лишь убежденный в своем праве, последовал за ним и вновь потребовал вернуть документы. В ответ Вдовин сослался на неотложные дела и куда-то ушел, видимо надеясь доконать упрямца «не мытьем, так катаньем», но Сергей был непреклонен и остался ждать у двери кабинета.

Через час офицер вернулся и начал стыдить парня, нажимая на любовь к Родине, святой обязанности каждого настоящего мужчины и так далее в том же духе. Распалился до того, что обозвал Сергея проходимцем, который приехал во Владивосток за государственный счет, а теперь норовит отмазаться. В этом и была его ошибка. «Интересно, откуда он это взял? Неужели всем абитуриентам военное ведомство оплачивает дорожные расходы? Если это так, то экзамены – простая формальность. Час от часу не легче», – и Сергей ясно осознал, что его спонтанные действия, когда он отказался получать постельное белье, ужин и завтрак, были единственно верными, а учитывая, что приехал за свой счет, то это большой шанс вырваться из цепких объятий. Хорошо, что коготку не дал глубоко увязнуть.

Вдовин, осознав, что ни угрозы, ни уговоры на упрямца не действуют и красивая военно-морская форма с кортиком у бедра потенциального офицера не прельщают, швырнул на стол документы, вызвал какого-то курсанта и приказал проводить до КПП. Получив свой чемоданчик с нехитрым скарбом, Сергей переоделся, с нескрываемым удовольствием снял хлорную робу – а то вдруг заставят заплатить как за новую – и вышел на столь желанную свободу, впервые за два дня вздохнув полной грудью. У него будто камень с плеч свалился, сердце переполняла радость от избавления от нависшего над головой «дамоклова меча» – злоключения, в которое угодил по собственной глупости. Как не вспомнить старую пословицу: «Не было у бабы хлопот, так купила порося!»

Тогда он и в кошмарном сне не мог увидеть, что это лишь цветочки от общения с военно-морским флотом, ягодки были впереди, на расстоянии целых пяти с лишним лет. Но расслабляться было рано, наступило обеденное время, и нужно еще добраться до ДВВИМУ, дабы успеть подать документы в приемную комиссию в последний день их приема – 31 июля.

На исходе того же дня Сергей снова предстал перед председателем приемной комиссии Александрой Парамоновной Помалейко и протянул ей пакет документов. Она, видимо, запомнила уклониста и с едва заметной усмешкой дополнила: «Все-таки одумался, вернулся? Посмотрим, стоит ли принимать твои документы обратно!» Затем внимательно изучила врученный ей аттестат и произнесла: «Ну, хорошо, такими аттестатами не разбрасываются», – приняла документы, зафиксировав в соответствующем журнале учета, и направила Сергея на дальнейшее оформление. C этого момента он получил статус абитуриента и записку коменданту общежития для вселения.

Наконец-то двухдневный марафон с выбором между двумя «охапками сена» и фиксированным временем закончился. «Жребий брошен» и «Рубикон перейден!» – сказал в середине первого века до нашей эры Юлий Цезарь. Можно было передохнуть и осмотреться в отсеках, как говорят подводники во время погружения на глубину. Кстати, по большей части ТОВВМУ готовило офицеров для подводного флота.

Прибыв в общежитие, Сергей, к великой радости, встретил там своих одноклассников из Комсомольска – Сашку Ошкина и Витьку Малюгина, которые также подали документы для поступления на судоводительский факультет. Таким образом, на период поступления они становились соперниками – места первокурсников не резиновые, и неудачникам придется расстаться с мечтой. Оба земляка прибыли на пару дней раньше и, уже освоившись, были как рыба в воде. Они помогли разобраться на первых порах в неизвестной окружающей обстановке. Курсанты разных курсов в это время были в отпусках или на плавательской практике, на всех этажах общежития было тихо и пустынно. Везде хозяйничали абитуриенты, для краткости называемые «абитурой».

Молодежь знакомилась друг с другом, выясняя, кто откуда приехал. Все же дальневосточники, вероятно, составляли большинство, в том числе из Владивостока и районов Приморья, но иногородних, из других городов и весей большой страны, хватало, возможно, и их было не меньше, чем местных конкурсантов. Приморских уроженцев казалось больше по одной лишь причине: они вели себя раскованно, с подчеркнутой развязностью. В то же время иногородние были скованны и еще на притерлись к новой обстановке и неизвестному городу, к тому же они впервые увидели друг друга.

Основную массу абитуриентов составляли выпускники школ, но встречались и отслужившие действительную военную службу и имеющие трудовой стаж. У них был свой конкурс, так как в таких случаях существовала льгота для поступающих с «бэкграундом» трудового стажа. Тем самым привилегированные отбирали какое-то количество мест у бывших школьников. «Старики», как их называли, хотя они были всего-то на три-четыре года постарше, держались обособленно, подчеркивая всем своим поведением степенность и неторопливость, будто зашли на это сборище лишь по случаю. В то время для вчерашних школьников столь незначительная разница в возрасте много значила, и они смотрели на «стариков» уважительно и даже с какой-то долей подобострастия.

После прохождения медицинской комиссии началась подготовка к экзаменам, хотя «перед смертью не надышишься», но общая суета захватывает всех. Судорожно листали учебники, доставали какие-то конспекты или записки; продавались сфотографированные, написанные мелким почерком шпаргалки – «шпоры», как их именовали. В своем подавляющем большинстве они давали чисто психологическую поддержку в обстановке всеобщего ажиотажа и мандража. Абитуриенты всех вузов схожи по своему поведению во время поступления. С них слетает весь наносной, еще не окрепший стиль поведения, и они предстают во всем своем естестве, будто снова стали босоногими мальчишками и девчонками.

Но «делу время – потехе час». Когда в головах наступал полный сумбур, самая настоящая мешанина от запоминания и повторения бесконечных теорем, законов, правил и исключений, становилось ясно, что дальнейшее просиживание над учебниками ничего не даст – нужна передышка. Тогда выходили на берег моря, а точнее, Амурского залива, который находился сразу же за корпусами училища и не было нужды куда-то ехать, толкаться в раскаленных автобусах и трамваях. Вот оно, море, будущее место работы, кому повезет. Хотя как сказать, может, и нет, но каждый с уверенностью и надеждой смотрел на синие спокойные воды в лучах заходящего солнца, а чуть ниже находился известный в городе двимовский пляж. Хотя так и назывался, но никаких ограничений на его посещение не существовало ни для кого, каждый желающий мог окунуться и поплавать в чистой, незамутненной воде. На противоположной стороне залива в дымке проглядывал противоположный берег с мысом Песчаный во главе.

Сергея, впервые увидевшего море, поразила синева, чистота и прозрачность морской воды, настолько обескураживающим был ее контраст с желто-коричневой водой реки Амур. Тогда он еще не знал, что город Владивосток не имеет очистных сооружений и все отходы сбрасываются в Амурский и Уссурийский заливы, окружающие полуостров Муравьев- Амурский, на сопках которого расположен город.

Естественно, первое знакомство с морем не обошлось без купания. Едва войдя в воду, почувствовал свое тело в намного более легком состоянии по сравнению с речной водой. Все-таки законы физики на бумаге воспринимаются по-иному, а тут сразу же чувствуешь их суть от большей плотности морской воды. Еще пущий восторг охватил Сергея, когда он впервые погрузился в море с маской-трубкой и ластами – настолько нереально лучезарная картина открылась глазам. Солнечные лучи пронизывали воду со взвешенными в ней мельчайшими частицами, отчего лучи воспринимались как нечто осязаемое и материальное, будто вступили в неизвестную нам игру.

Их свет освещал песчаное дно с выступающими камнями, покрытыми зеленым мхом, отчего они приобретали причудливые формы с колышущимися нитями водорослей, между камнями притаились морские звезды и ракушки самых разных величин и форм. Настоящее царство Нептуна, и видеть весь этот калейдоскоп, словно в сказочном мультфильме, казалось настоящей фантастикой, не сравнимой ни с чем ранее встречавшимся.

Август остался позади, и трудно было усидеть за повторением давно пройденных дисциплин, в напряженной подготовке к вступительным экзаменам, среди лучшего в Приморье времени года. И хотя Сергея не покидала уверенность в собственных знаниях, но общая обстановка предстартового напряжения не миновала и его. После сдачи каждого из вступительных экзаменов с нетерпением и волнением просматривал списки с результатами, которые вывешивались в фойе первого этажа. Сдавали физику, математику письменную и устную, русский язык и литературу. Все экзамены он сдал успешно и был зачислен в списки первокурсников, поступивших на судоводительский факультет. А его школьные одноклассники оказались менее удачливыми и одолеть проходной балл не смогли.

Но они не стали возвращаться в родной Комсомольск, а поступили в школу мореходного обучения, готовившую морских специалистов рядовых специальностей. После ее окончания работали на судах пароходства, но в дальнейшем их следы затерялись. Кстати, аббревиатуру ШМО остряки зачастую истолковывали совершенно в ином звучании, именуя школой морских офицеров, внося своеобразный сарказм, ибо ни о каких морских офицерах и речи быть не могло на рядовых специальностях.

Ряды абитуриентов редели от экзамена к экзамену. Понятно, если у кого-то появилась тройка, то следующие экзаменаторы уже с таковыми не церемонились, в любом случае таким претендентам ничего не светило, и «удовлетворительно», по сути дела, ничем не отличалось от «неудовлетворительно». Следующий экзамен подтверждал негласное правило.

На первый курс судоводительского факультета было зачислено 175 человек, совсем не малое число. К ним добавили шестерых «резервистов», наиболее близких к проходному баллу – порой случалось, что при наличии одинакового проходного балла одного принимали, а второго нет. Хоть монетку подбрасывай – орел или решка. Вдвойне обидно быть отставленным по таковой причине, которая годится лишь для самоутешения. Вот эти самые «кандидаты» и находились в состоянии неустойчивого равновесия, ожидая, что кто-нибудь из уже действующих курсантов «выпадет в осадок» по той или иной причине в течение первого семестра. Чем больше курсантов, тем выше вероятность оказаться на месте кого-либо из них. Как следствие, в итоге вся подвешенная шестерка дождалась своего часа и благополучно влилась в ряды курсантов, заняв освободившиеся места.

Помимо них, добавились еще пятеро взявших академические отпуска за предыдущий год. Весь курс получил собственное «военное» наименование – «четвертая рота», хотя, наверное, это и было самым главным, что приближало к доблестному воинству. Командир роты, по сути дела, являлся воспитателем и «отцом родным». Таковыми на все шесть курсов стали двое: сначала офицер военно-морского флота в звании капитан-лейтенанта, через год его сменил другой, в подросшем до 3-го ранга чине. В училище была полувоенная дисциплина, хотя понять таковое совсем не просто – ни военная, ни цивильная, попробуй догадайся, что за этим кроется. Тем не менее на протяжении всех лет обучения существовала отдельная дисциплина, именуемая строевыми занятиями, которые уже где-то на втором курсе во многом носили формальный характер и были необременительны.

Намного больше времени отнимала военно-морская подготовка с «секретными» тетрадями, которые нельзя выносить за пределы помещений кафедры. По правде сказать, на самом деле ничего секретного в тех тетрадях не было: устройство подводных лодок, торпед и морских мин времен давно прошедшей войны. А треугольники стрельбы даже самый «серенький» штурман и сам рассчитает, не будучи старшим офицером. Но надо же сохранять важность, для вящей убедительности имитируя секретность. Про таких говорят «прыщ на ровном месте». Офицеры неплохо устроились на кафедре с совсем не хилыми окладами, ведя вполне статскую жизнь. Командиры рот, пришедшие с военно-морского флота, вначале обычно пытались вести себя как на военной службе, не понимая, что выглядят смешно. Но надолго их не хватало, и они постепенно входили в давно устоявшиеся взаимоотношения, сознавая, что между краснофлотцами и курсантами гражданского вуза «дистанция огромного размера». «В чужой монастырь со своим уставом не ходят», – давняя пословица об этом доходчиво молвит.

Офицеры военно-морской кафедры считали себя «белой костью» и не очень-то обращали внимание на командиров рот, которые к таковым не относились. Между ними существовала какая-то закрытая кастовость, конечно, не как в Индии с «неприкасаемыми», но все же. Естественно, что подобные взаимоотношения и поведение не относились ко всем, но к большинству.

По одному из афоризмов Козьмы Пруткова: «Что рота на взводы разделяется – никто в этом не сомневается!» В нашем случае на группы, но не все ли равно: что в лоб, что по лбу. После зачисления курсантов распределили на шесть групп, по 30 человек в каждой, и заселили в общежитие уже на штатные места. Выдали новенькую рабочую и парадную форменную одежду и обувь без всякого запаха хлорки. На протяжении всего сентября рота по группам проходила своеобразную «обкатку» и адаптирование. Курсанты привыкали к новому образу жизни и ограничениям дисциплины, сходились по интересам, как и в школьные годы, но терпимость к чужому мнению и отсутствие конфликтов были обязательны, в противном случае грозило отчисление. Забегая вперед, стоит сказать, что никакого намека на процветавшую в воинских частях «дедовщину» не было на протяжении всей учебы.

Итак, весь сентябрь походил на трудотерапию: одну группу направили на Седанку прокладывать электрический кабель, вторую – в совхоз на уборку урожая, и так далее. Группу Сергея оставили в училище для ремонта помещений и аудиторий: белили и красили стены с потолками, циклевали паркет, которым были покрыты коридоры, ремонтировали сантехнику. Иными словами, освоили много бытовых профессий, не хуже того Афони из одноименного кинофильма той поры. Все приобретенные навыки впоследствии пригодились в жизни.

Пролетел месяц хозяйственных работ, и с первых дней октября началась учеба, которая продолжалась целых пять с половиной лет. Из числа девяти «стариков», поступивших по льготе, выпустился всего лишь один, неизвестно как оказавшийся в их компании. Из общего количества 186 курсантов дипломы в марте 1975 года получили только 75 человек, в два с половиной раза меньше, чем поступили. Большая часть отсеялась по разным причинам: учеба – не смогли одолеть учебную программу, здоровье, дисциплина, разочарование в выбранной профессии и ряд других, менее известных, скорее индивидуальных.

Выпущенных дипломированных молодых специалистов ожидало неизвестное, но желанное будущее, в котором дороги разойдутся! Придется ли когда-то в будущем свидеться, известно лишь Всевышнему!

Казалось бы, пора поставить точку на заполненном темном пятне его прозаической, полной драматизма начавшейся биографии. Но проза прозой, а тут совершенно неожиданно вмешалась и поэзия. Брат Сергея Леонид, прошедший большую школу жизни, посвятил своему младшему два стихотворения: первое – по случаю поступления в ДВВИМУ, а второе – поздравление с окончанием учебного заведения и довольно очевидными намеками на будущее. Оба стиха так и хранились в архивной папке Сергея, как напоминание об уже давних годах, не надеясь увидеть свет. Но сегодня, так уж сложились звезды, опубликуем их полностью.

Наш герой на первом курсе!

Первое и вовсе бунтарское, будто из давно забытого прошлого!

• Брату Сергею, курсанту ДВВИМУ

• К черту всех вас, паршивые джентльмены! Плевать!
• К черту фраки и маски! К черту макасы и галстуки,
• Предлагаю менять их на палубные доски!
• От ваших улыбочек море не покоробится,
• Плюем на все, что вы врете!
• Я рассказал бы, если вам хочется,
• Только вы все равно не поймете!
• Море для вас – соленая водичка в смеси
• С песком и камешком пляжным,
• В ляжках, плавочках и «би-би-си»
• И в заграничностях важных.
• Для нас оно все – в мозолях и швабрах,
• В соленом поту сквозь робу ломкую,
• В штормах, ураганах, штилях и шквалах.
• Все в этом кругу волшебном замкнуто.
• А кроме другой нам награды не надо,
• Только бриз свежий по морю,
• Только рому и песню морскую в награду,
• Только шутку морскую соленую!

1969

Конечно, ценители и знатоки поэзии могут найти в нем много недостатков и в чем-то подражание Маяковскому, но оно чистое и откровенное, без каких-либо условностей, потому еще более притягательное.

А вот и второе, адресованное уже выпускнику ДВВИМУ 1975 года. Между ними шесть лет, и последнее звучит как напутствие с долей грусти!

• Не грусти, капитан, не грози, капитан,
• Тех походов нельзя позабыть!
• И седой океан, штормовой океан
• Даже с лучшим из них не сравнить!
• Но седой океан нам нельзя позабыть…
• Мы, вернувшись с морей,
• Вновь уйдем от земли в красоту, непонятную им,
• Ведь без вздохов и слез мы прожить бы смогли,
• Но нельзя без воды и любви!
• Но нельзя, капитан, без морей и любви…
• В море легче дышать, в море звезды видней,
• Ты на палубе трубкой дымишь…
• Но и ты, капитан, землю видишь во сне,
• На которой ты сердце хранишь!
• Но и ты, капитан, где-то сердце хранишь…
• Море – дом и семья, море – жизнь и мечты,
• Море просто нельзя не любить,
• Но когда-то к земле пришвартуешься ты,
• Чтобы песню о море сложить!
• Но тогда и тебе, капитан, песню надо сложить…

Шестилетняя разница между стихотворениями очевидна!

Самобытное творчество автора не стояло на месте, стало более зрелым, и сформировавшийся стиль, подчеркивающий черты характера, ясно прослеживается через череду скупых, емких строк! Складывается впечатление, что автор уже знал о назревающих проблемах младшего брата, который будет разрываться между морем и семьей, но в результате обретет самое недостающее.

Декабрь 2023

P. S. Старший брат Леонид впоследствии работал собственным корреспондентом Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС) по Хабаровскому краю, затем редактором программы «Время» на центральном телевидении, стал известным в Москве журналистом и всегда был в гуще столичных событий. Его острые статьи-разоблачения наплодили, как бы помягче сказать, много недоброжелателей, что в девяностые годы, во время творящегося беспредела, было крайне опасно. Разгул дикого капитализма и мафиозных разборок уносил ежедневно десятки жизней в одной лишь Москве.

Не миновала сия участь и Леонида. Однажды он навечно исчез, и попытки его найти оказались безрезультатными, а саднящая боль о нем осталась навсегда.

Где он нашел свою кончину в неполных 50 лет, также покрыто мраком.

Но у Господа добавки не просят!

Мир праху его, достойным человеком был, судьба уготовила ему короткую, но яркую жизнь!

Эхо средневековья

«Отравлен хлеб, и воздух выпит.

Как трудно раны врачевать!

Иосиф, проданный в Египет,

Не мог сильнее тосковать!»

Осип Мандельштам

Уже на заре своего становления человечество столкнулось с сильнейшими растительными отравляющими веществами, которые изобиловали во множестве в неизвестном мире окружающей растительности, и собиратели даров природы, не знавшие оседлого земледелия, гибли от неизвестных плодов растений, которые хотя и выглядели соблазнительно, но аккумулировали в себе смертоносные яды. На обширных равнинах вольно произрастали как целебные, так и пагубные зелья. Природа позаботилась о безопасности казавшейся беззащитной флоры, наделяя самые привлекательные виды кустарников и разнотравья, как и деревьев, пассивной защитой, то есть ядами, или же иными непритягательными качествами: запахами, колючками, неприглядной окраской. Любителям растительной пищи хватало одного раза, чтобы, попробовав, навсегда получить урок, и вскоре все животные сторонились этих растений. Не избежал этой участи и первобытный человек. В первую очередь это коснулось собирателей фруктов, ягод и кореньев неизвестных растений, тем более что племена находились в постоянном движении, осваивая одну территорию за другой в поиске съедобной растительности среди неизведанных природных зон. Иначе, как попробовать на вкус, определить полезность своих находок люди того времени не могли. Древняя привычка, скорее всего, осталась даже среди врожденных безусловных рефлексов, и современные потомки зачастую тоже долго не раздумывают, столкнувшись с чем-то незнакомым, а потом их носит «как осенний листок», если не того хуже. Врожденный рефлекс отчетливо проявляется у малолетних детей, стремящихся все пробовать на зуб, если уже появился во рту. Потребуется не один год, чтобы отучить ребенка от вредной привычки, хотя даже у взрослых она нередко проявляется.

Дальнейшее эволюционирование людского племени привело к мыслям об использовании отравы в нужных целях. Человек разумный по своей природе агрессивен и зачастую поступает совсем как неразумный, предпочитая находиться в постоянных конфликтах с соседними племенами, государствами и союзами. Причин для таких распрей существует множество: от обычной зависти и желания пограбить до стремления полного уничтожения противника, чтобы захватить его земли и принадлежащую собственность, а пленников превратить в рабов. По мере развития социально-общественных отношений появилась дипломатия – не что иное, как желание «навести тень на плетень», умаслить соперника благими желаниями, с тем чтобы застать его врасплох. А конечная цель не меняется, оставаясь такой же, как у древних сородичей-предков, которые были сродни диким зверям и «политесу» не обучены.

Для устранения наиболее упрямых и жестоких соперников, не поддающихся на уговоры и обещания, все средства хороши. Когда дипломатия начинает давать сбои, не принося ожидаемых результатов, тогда и прибегают к различным уловкам для ликвидации лидеров, самых ярких оппонентов, и яды выходят на первое место, ибо не оставляют столь очевидных, откровенных улик, как банальное убийство, неважно какими методами оно осуществлено. В природе наличествует множество ядов как замедленного действия, так и действующих мгновенно. Наряду с растительными существует бесчисленное количество естественных природных, включая даже радиоактивные, которые в силу своих особых качеств по истечению элементарных частиц даже в обычном, спокойном состоянии способны убивать все живое. Более того, в лабораториях разработаны десятки искусственных отрав, парализующих сердце, дыхательную систему и другие жизненно важные органы. Жертва, даже если и выживет, никак не может объяснить причину мгновенно наступившего паралича. А заинтересованные лица свободны в своих комментариях: «Пивка с водочкой попил! Или самогонкой отравился!» А то и вовсе как в старом советском фильме: «Отравился на пакгаузе колбасой!» Да мало ли чего могут придумать специально обученные для подобных извращений и дискредитаций людишки. К тому же все усилия изобретателей синтетических ядов направлены на то, чтобы не оставлять следов в теле, через несколько часов никакая экспертиза не обнаружит их следа. Причиной назовут неожиданную остановку сердца или еще что-нибудь скоропостижное: асфиксию, отказ почек и еще что-либо неизвестное вроде «паралича затуманенного сознания» – попробуй разберись, что это такое. Но это никак не относится к быстродействующим ядам, среди которых наиболее известными являются мышьяк, цианиды, синильная кислота, кураре и целый ряд змеиных. Все они оставляют след, по которому и определяют причину смерти. Интересно, но знаменитый, часто упоминаемый в приключенческих романах растительный яд кураре не может проникнуть сквозь слизистую оболочку – иными словами, его можно даже глотать, если нет язвы желудка или, не дай бог, геморроя, эффекта отравления не наблюдается. Он мгновенно действует лишь при попадании в открытую ранку, поражая кровеносную систему, потому его и использовали в наконечниках боевых стрел.

Но существует и иная категория отрав, использование которых поначалу никак не ощущается и лишь со временем дает о себе знать. К ним относятся таллий и ртуть, пары которой медленно, но верно убивают все живое. Оба элемента периодической таблицы Менделеева принадлежат к группе тяжелых металлов, хотя на первый взгляд едва ли можно найти в них что-то общее. Кстати, многие ученые сходятся на том, что Наполеон Бонапарт после «битвы народов» под Ватерлоо и второго пленения, будучи выслан в южные, субантарктические края, на остров Святой Елены, условия которого несравнимы с первым пленением на средиземноморском острове Эльба, был отравлен. Там он находился под надзором англичан, которые все еще боялись самого опасного врага за всю историю Туманного Альбиона. Даже в море, на виду острова, на постоянном дежурстве находились несколько кораблей охранения, будучи во всеоружии в случае попытки поверженного императора бежать с острова. «У страха глаза велики». Исчезнуть с клочка земли, находящегося в сотнях миль от ближайшей земли, среди вечно штормового Южного океана, – задача, непосильная даже для самых отъявленных профессиональных диверсантов. Никакой Отто Скорцени, если бы жил в те времена, не решился бы на столь дерзкий поступок, заранее обреченный на неудачу. Это не вылазка по вызволению «дуче» Муссолини, первого фашистского диктатора, у итальянских партизан. Да и сам император успокоился, осознав, что его «лебединой песней» стали триумфальные сто дней похода на Париж после побега с острова Эльба, когда к нему с радостью присоединялись все воинские части на пути в город, получивший столь оригинальную метафору – «праздник, который всегда со мной», по намного более позднему незабываемому восторженному эпитету Эрнеста Хемингуэя. Под таким названием он выпустил одну из своих популярнейших книг.

Ученые, изучая останки императора, перезахороненные в Доме инвалидов в Париже, где находится в специальном саркофаге его гробница, пришли к выводу, что Бонапарт был отравлен медленно действующим металлом таллием, пары которого смертельны для человека в их медленном, но неизбежном умерщвлении. И хотя живых свидетелей с рокового для Наполеона 1821 года не осталось, да и они были уверены в незыблемой неизвестности содеянного, но научный прогресс и современные технологии раскрыли казавшуюся навсегда неразгаданной тайну. Свидетелями оказались останки императора.

Пары ртути также являются губительными для живых существ, понемногу разрушая организм. Казалось бы, самая тяжелая жидкость – и какие у нее могут быть пары? Но все не так просто. И если долгое время подвергаться их воздействию, то вполне можно вытащить билет в один конец намного раньше предназначенного судьбой. Кто из старшего поколения не помнит, как в детстве играл с бегающими сверкающими шариками от разбитого термометра или еще каким-то способом добытой, на вид такой притягательной тяжелой жидкостью, разбегающейся мелкими горошинками на горизонтальной поверхности, приковывающей внимание своей необычностью почище куска магнита. И какое количество шариков провалилось между досками пола, оставаясь внутри помещения, никто не знает, но однозначно – много.

Как это ни странно, но ртуть использовали женщины во время мытья волос дождевой водой, собранной и не замутненной примесями со всеми элементами менделеевской таблицы, не то что в настоящее время, суеверно полагая, что растительность на голове становится гуще и пушистее. Кто запустил в широкие массы эту дезу? Никому не известно! Тогда никто не знал о смертельной опасности казавшихся безобидными шариков, а власти если и знали, то до населения исходящую от них опасность не доводили. Что они могли предложить? Ничего существенного, ибо избавиться от паров столь тяжелой жидкости в помещении практически невозможно, они, хотя и в мизерных дозах, проникают везде и цепляются за любую поверхность, убрать с которой или «демеркуризировать» просто невозможно. Ртуть называют ртутным серебром, откуда и появился «меркурий» (mercury). Вот они и избрали метод замалчивания, к чему лишний раз смущать народ, тем более что ни к чему хорошему огласка не приведет.

Яды стали мощным оружием подковерной борьбы – наверное, сразу же после обнаружения их смертоносных качеств. История использования уходит в бесконечность тысячелетий, далеко за египетские пирамиды, государство шумеров, не говоря уже о Великой Китайской стене. Информация о тех временах до нас не дошла: отсутствие письменности и безжалостное время сделали свое дело. Ручеек известности и узнаваемости начал понемногу пробиваться начиная с Древней Греции, а во время Рима и Византии расцвел во всем своем ярком убранстве. Чего стоит только история папства! Понтифики Средних веков творили невообразимое похлеще самого Нерона. Апофеоз начался порядка семи веков тому назад, а наивысшей точки достиг во время правления «святой церковью» семейством Борджиа; одно лишь их упоминание стало нарицательным, по сравнению с которым даже «Содом и Гоморра» не покажутся такими уж отвратительными очагами отравлений, непотребства и разврата.

Папа римский Александр Седьмой, он же Родриго Борджиа, травил людей, почти не скрывая этого, сотнями. На что Всевышний терпелив, но на этот раз, видимо, собственный «наместник» на Земле достал и его. Судьба все же отплатила понтифику той же монетой: после многодневного пиршества, вероятно окончательно уверовав в свою неприкасаемость и вседозволенность, несравнимую с обычными смертными, после двенадцати дней мучений, горячки и кровавой рвоты он умер в страшных муках. По всей видимости, будучи с еще не протрезвевшими мозгами, хватанул кубок с отравленным питьем, который кто-то из собственных приближенных ему услужливо подсунул. Тогда это было обычным делом, ведь если сам папа не видел в этом ничего худого, то что же оставалось делать его клиру. В крайнем случае «святой отец» простит все грехи и выдаст вечную индульгенцию.

В предыдущих повествованиях уже упоминалась книга французского писателя Лео Таксиля, увидевшая свет в самом конце девятнадцатого столетия, «Священный вертеп», основанная на документах, за что автор был отлучен от церкви с ниспосланием на него всех небесных кар. Верховные церковные иерархи как только могут стараются скрыть бесчинство понтификов и их окружения в зловещие годы инквизиции и вседозволенности, ибо времена, оправдывающие их деяния как посланников Бога на земле, миновали. Разве мог Бог допустить подобные непотребства на протяжении сотен лет его прямыми наместниками на земле? Интересующиеся могут ознакомиться с этой книгой, тем более что в наше время это не представляется сложным – достаточно лишь зайти в интернетовский поисковик «Гугл».

Византийские базилевсы были ничуть не лучше отца «святой церкви», при их дворах творились не менее тяжкие преступления, и травля в настоящем значении этого слова также являлась обычным делом и не воспринималась как что-то чрезвычайное. Придворные нравы не отличались человеколюбием, недаром с тех пор существует фразеологический слоган «византийское коварство».

Пора бы и нам вернуться к нашему короткому рассказу, ибо даже вкратце обозреть предысторию применения ядов невозможно, да и подавляющая ее часть скрыта под саваном секретности. Мы лишь подбираем мелкие крупицы, попавшие в поле зрения, и с сожалением приходим к выводу, что преступное наследие предков некоторые особи, не говоря уже о спецслужбах, не ограниченных ни приказами, ни моралью, усваивают гораздо проще, чем основы христианского вероучения, и угрызения совести за совершенные преступления их пока по ночам не мучают. Недаром в ряды башибузуков отбирали далеко не каждого, а лишь тех, кто мог, по словам Высоцкого, действовать по принципу: «Не надо думать – с нами тот, кто все за нас решит!» Творят свои гнусные дела, понимая, что ничто им не угрожает, а размотать весь многолетний клубок под силу разве что акунинскому Эрасту Фандорину или конан-дойлевскому Шерлоку Холмсу. Но их уже нет с нами, а достойных преемников не наблюдается. Иные ныне приоритеты, средства массовой информации без особых усилий докажут неискушенным гражданам, что черное есть белое, а завтра – совсем наоборот, и, что характерно, в обоих случаях будут правы под одобрительные исступленные возгласы соотечественников. «Ах обманите вы меня, я сам обманываться рад!» – иронизировал в свое время еще юный Пушкин, не осознавая, что заглядывает далеко вперед, ибо «нет пророков в своем отечестве».

Как уже упоминалось, в Дальневосточном пароходстве существовала так называемая система «ротации», которая давала службе кадров дополнительный и очень действенный рычаг воздействия на плавсостав судов компании, хотя, на первый взгляд, социальная справедливость была налицо: поработал на заграничных пароходах – поработай и в каботаже, на судах без выхода за рубежи нашей необъятной родины, береговой линии и островов которой хватило бы на пару дюжин обычных стран. Направленный «на перевоспитание» в каботаж терял в заработной плате примерно половину, с учетом выплачиваемой за время, проведенное за границей, «валюты вместо командировочных», завернутой в шелуху словоблудия, чтобы «никто не догадался». Кадровые работники могли манипулировать таким рычагом по собственному желанию, как им заблагорассудится. Объявился какой-нибудь строптивец со своими требованиями, да еще ссылками на конкретные статьи Устава службы на судах морского флота, – вот для него первым делом и проведут ротацию, и не на какой-то пароходик с ледовым классом, который летом направлен штевнем в Арктику, а зимой и за границу выскакивает. Его ожидает самый настоящий каботажный «броненосец» из славной серии «Амгуэма», из которых самыми известными являются флагман самого холодного института страны (ААНИИ), Института исследовании Арктики и Антарктики, дизель-электроход «Михаил Сомов» и, наверное, сгоревший «Оленек», направлявшийся с экспедицией в Антарктиду. Чтобы прославиться, пришлось, хоть и поневоле, повторить «подвиг» Герострата, спалившего еще в четвертом веке до нашей эры храм богини Артемиды, находившийся в Эфесе. С тех пор его имя стало нарицательным, тесно связанным с любителями прославиться любой ценой, невзирая на жертвы и ценности всемирного наследия.

Наряду с такими «передвижниками» в службе кадров существовала своя «пятая» (точнее будет – «шестая») колонна избранных, на которых не распространялась ротация, они поистине были «неприкасаемыми». Ни в коем случае не путайте с индийской кастой такого же наименования – наша каста являлась полным антиподом индийской, и северные широты, не говоря уже об Арктике, ее не привлекали. Тесное «сотрудничество» с инспекторами кадров гарантировало всамделишнюю неприкасаемость к полярным районам.

Примерно такие мысли приходили в голову старшему помощнику Владимиру Рогулину, когда он получил направление на самый каботажный «броненосец» «Капитан Мышевский». Но делать нечего, и, понурив голову, он направился к новому месту работы. Одно лишь согревало душу: «Обещали замену через рейс, но обещание замены на каботажнике – дело особой важности. Впрочем, посмотрим!» Дело было году в 1980-м или 1981-м – не важно, в каком именно.

Прибыв на пароход, первым делом направился в каюту капитана – представиться по случаю назначения. Здесь и произошло, вероятно, самое радостное событие за все время работы на «броненосце». Капитаном оказался его старый знакомец Роберт Михайлович Разумный, оказавшийся на каботажнике по той же самой причине. Они были знакомы еще с 1969 года, с теплохода «Ковдор» из серии «всеваляшек» «Повенцов», названного в честь небольшого городка в Мурманской области. Рогулин, будучи на плавательской практике, подрабатывал в должности матроса, а Разумный занимал должность третьего помощника капитана, с которым практикант-матрос стоял вахты. Следует отметить, что капитан и в самом деле соответствовал своей фамилии, что бывает очень уж редко, был по-настоящему разумен, интеллигентен и сведущ во всех вопросах, как в навигацких науках, так и во многих иных ипостасях. Хорошо владел английским языком. Самый настоящий современный энциклопедист, не закончились они со времен Вольтера, Дидро, Жан-Жака Руссо и других великих французов XVII—XVIII веков (впрочем, Жан-Жак Руссо был франкоговорящим швейцарцем). Оставалось лишь удивляться, какое лихо занесло его на этот затрапезный каботажный «броненосец», настолько они не соответствовали друг другу.

На судне капитан всегда был в форменной одежде, которая дисциплинировала весь экипаж, каким бы он ни был разнузданным. Мореходам, скатившимся на «Капитан Мышевский» без права помилования, то есть лишенным визы загранплавания навсегда, терять было нечего, но и они уважали капитана, никогда не повышавшего голос, и слушались его по первому намеку, даже не требованию. О зарабатывающих визы выпускниках мореходных школ и говорить нечего – те просто в рот ему смотрели.

Большим капитанским увлечением являлась классическая музыка всемирно известных композиторов: Бетховена, Брамса, Грига, Чайковского, Штрауса, Вивальди. В каюте был большой набор пластинок с записями классиков, и капитан в свободное время отдавался своему хобби весь без остатка. Старый проигрыватель, чем-то смахивающий на ветхозаветный патефон, трудился вовсю, извлекая своей иглой из дорожек больших черных пластинок чудесные звуки вечной музыки. Характерно, что сближение тогда еще матроса-практиканта и третьего помощника капитана началось в уже упомянутом 1969 году, когда, в полночь сменившись с вахты, Роберт Михайлович впервые пригласил молодого практиканта в свою каюту послушать классику. Хотя Рогулину поскорее хотелось погрузиться в объятия Морфея, но отказать своему вахтенному начальнику он стеснялся и, пересиливая себя, покорно пошел за ним слушать непонятную музыку. Но вскоре его отношение к произносимым в определенной последовательности нотам стало меняться, и он сам начал находить чарующе-притягательные композиции и каприччио, как и различать произведения и композиторов.

Теперь, спустя более десяти лет после их первого знакомства, обретя в прибывшем старшем помощнике коллегу по несчастью, капитан вновь возобновил их совместное прослушивание мировой классики. Вначале не очень-то удавалось, но со временем с помощью самодеятельного музыковеда дела пошли на лад, и вскоре они уже вдвоем наслаждались нестареющей музыкой.

Но мы снова отошли от основной темы нашего рассказа, хотя все тропинки так и норовят увлечь в сторону от известного «броненосца». Итак, после представления капитану и общих разговоров «мастер» сам повел нового «чифа» в каюту, тем самым показывая особое расположение к прибывшему старпому – такое нечасто случается. Того сразу же удивило то, что не пошли по той же палубе в каюту левого борта, где она должна быть штатной старпомовской, а направились по тому же борту к смежной с капитанской, в направлении кормы. Обычно эта каюта по праву принадлежит помполиту, но политические помощники правдами и неправдами стараются избегать каботажных рейсов, не приносящих никакого удовлетворения и личной выгоды, в отличие от заграничных, когда «враги» не дремлют. В каботажных рейсах провокаций со стороны буржуинских спецслужб не замечалось, а с белыми медведями они так и не договорились. Самые крупные арктические хищники предпочитают брать плату «натурой», желательно только что убиенными нерпами, и никакие зеленые бумажки их не прельщают. Капитан открыл каюту и предложил в ней располагаться, на что последовал очевидный вопрос старпома о штатной каюте. Роберт Михайлович ответил, что, мол, рассказ будет долгим и поговорим попозже, тема непростая.

Позднее капитан поведал запутанную версию о старпомовской каюте, историю о которой он тоже получил по наследству от своего предшественника.

Началось сие скандальное событие несколько лет тому назад. Штатные старшие помощники приходили и какое-то время работали, не испытывая неудобств, но спустя пару месяцев начинали жаловаться на общее недомогание, головные боли, впадали в длительные депрессивные, упаднические настроения и прочие неурядицы. Вначале это воспринималось как желание списаться с чистого каботажника под маркой болезненного состояния. Но старпомы менялись, а жалобы у них были как под копирку одинаковые. Здесь уже не отделаешься одним лишь желанием поскорее сбежать с завзятого каботажника, не могли же они заранее договориться между собой, тем более что попросту не были знакомы друг с другом. Какие-либо версии и в голову не приходили для объяснения ставшей закономерной случайности. К сожалению, загадочные неприятности не выходили за пределы судна и никого, помимо старших помощников, не интересовали. Очевидно, что если бы привлекли специалистов с газоанализаторами на ранней стадии, то и последующих хлопот, как и безвинно пострадавших, было бы намного меньше. Столь безразличное отношение лишь свидетельствовало о полной безнаказанности исполнителя диверсии, если он наблюдал за реакцией администрации со стороны, и это могло побудить его к дальнейшим преступным намерениям.

Загадочная проблема разрешилась самым неожиданным образом, оказавшись простой во всей первозданной наготе. По пароходству уже пошел слушок о проклятом старпомовском месте на «Капитане Мышевском».

На судно назначили очередного «чифа», который обо всем был наслышан, и он начал свою деятельность с того, что разворошил всю каюту, хотя и сам не знал, что ищет. Действовал по сюжету многих народных сказок: «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что!» Добрался до двух выдвижных ящиков под собственной койкой, которые выдвигались, но до конца их никто не вытаскивал. Очевидно, если бы пароход хоть иногда вылазил за границу, ушлые таможенники их бы неоднократно проверили, по ходу дела решив насущную проблему, но это все лишь досужие домыслы из области невыполнимых предположений. В итоге новый «чиф», оказавшийся дотошным и скрупулезным, полностью вытащил ящики, и под одним из них оказалось блюдце с шариком ртути на нем. В голове сразу пробежала история борджиевских отравлений, да и другие случаи, известные к тому времени. И старпому стало ясна в ретроспективе картина произошедших событий и хронических недомоганий его предшественников – старших помощников.

Он смотрел на блюдце с небольшим блестящим шариком на нем и не верил своим глазам. Как-то не вмещалось в сознание, что в наше время можно прибегнуть к подобному иезуитскому коварству – травить ни в чем не повинных людей, даже не зная их лично. Казалось, времена мрачного Средневековья давно канули в Лету, да и само действо происходило далеко, словно на другой планете. Нужно действительно испытывать ненависть ко всем исполняющим должность «чифа». Чем же мог досадить организатору покушения на убийство один из его коллег? Когда тарелка со ртутью появилась под ящиком? Как долго она простояла, испуская смертоносные пары? И сколько ртути было в самом начале? Все-таки судно не статический предмет, а самое настоящее транспортное средство, испытывающие динамические нагрузки в процессе эксплуатации: штормы, преодоление ледовых преград и многих иных океанских воздействий, вследствие чего возникали крены, сотрясения корпуса, в результате которых большая часть ртути выплеснулась из тарелки и раскатилась по всей каюте, спрятавшись в самых укромных уголках отсека, замаскировавшись в трещинках полового покрытия, где ее самых дотошный сыщик не обнаружит. Как же нужно ненавидеть человека, чтобы додуматься и организовать ему прямую дорогу в подземное царство Аида? А ведь таковое касается не единственного старпома, против которого замышлялась диверсия, а и всех его последователей.

В результате пришли к выводу, что таковое могла совершить только буфетчица, убирающая каюты капитана и старшего помощника – ее прямого начальника, ибо только она имела свободный доступ и могла подолгу находиться в каюте. А кто она была и что послужило спусковым крючком для столь преступного умысла, можно только гадать. Может быть, у нее свила гнездо ненависть ко всем старшим помощникам как классу, а возможная причина кроется в «ротации» на «броненосец» после приказа по судну, инициированного старпомом! Кто знает! Но то, что она ощущала себя в полной безопасности, факт очевидный. Не профессиональная же она преступница, хотя как знать, может, это не первый случай в ее практике. Да и не могла не знать, что подсовывает мину замедленного действия не одному лишь конкретному человеку, а всем будущим и неизвестным. В чем они провинились? В том лишь, что справляли службу в соответствии со своей профессией.

Найти преступницу не представлялось возможным, да никто к этому и не стремился, а напрасно, много черных дел она могла натворить на других пароходах, а судя по решительности и уверенности, отравительница с большой долей вероятности уже имела опыт устроения мерзопакостных дел, чем была еще более опасна.

Служба безопасности пароходства состояла из опытных бывших силовиков различных ведомств и была вполне работоспособна, но команды сверху на расследование столь выходящего за рамки, беспрецедентного случая не поступило. Хотя дело не представлялось таким уж сложным: достаточно было лишь установить контроль за последними тремя-пятью буфетчицами – и клубочек наверняка бы развязался.

Впрочем, такое отношение к преступным действиям на судах, которые сегодня бы назвали террористическими, были не такой уж редкостью. Известен случай, когда радиоактивный элемент, применяемый для калибровки штатных дозиметрических приборов, хранящийся на баке в специальном футляре с маркировкой, подальше от жилых кают, был обнаружен у начальника радиостанции под кроватью, и сколько доз он успел схватить, тоже неизвестно. Рядовые случаи воровства или же ножевых ранений и даже исключительный случай исчезновения члена экипажа во время рейса также не получили должного расследования. Отделывались лишь совсем несуразными отписками, которые почему-то принимали правоохранительные органы. Они всех устраивали, и никаких дальнейших вопросов не поступало. Наверное, договориться бывшим и настоящим правоохранителям между собой не составляло труда: дело сделано, закрыто и отправлено в архив.

Нет смысла повторять уже известные читателю многочисленные случаи самых настоящих преступлений на судах пароходства, на виновников которых даже уголовные дела не заводились. Основываясь на многочисленных случаях, представляется, что руководство компании не интересовало выявление настоящих виновников, подлежащих судебному преследованию, и желание «не выносить сор из избы» являлось решающим, об установлении справедливости и речи не было. К тому же кто, как не компания, больше всех заинтересован в розыске таких лиц и скорейшем избавлении от них, дабы они не могли и в дальнейшем отравлять жизнь людям, по их собственному разумению судить и наказывать; известно, что аппетит приходит и растет во время еды. Такое отношение лишь потворствовало распространению преступности. Очевидно, что отсутствие наказания и является непаханым полем, на котором буйно расцветают сорняки. И если бы только они.

А что же на дизель-электроходе «Капитан Мышевский»? Случай получил широкую огласку, и нужно было принимать действенные меры по «демеркуризации» паров ртути. Прибыли химические разведчики и после тщательного обследования каюты выяснили, что уровень паров жидкого металла в несколько раз превышает допустимый порог. После чего сняли всю обшивку каюты, обнажив до самого металла, но и после этого улучшения не произошло – глубоко в невидимые поры и шероховатости стального корпуса надстройки проникли мельчайшие частицы вредоносного жидкого металла. Тогда зачистили все металлические поверхности до первозданного блеска, но и в этом случае результат оказался нулевым. Операцию по «демеркуризации» проделывали еще несколько раз, стараясь придумывать самые разные ухищрения, но тщетно: пары ртути вели себя словно скорпионы после ядерного взрыва, оставаясь целыми и невредимыми.

В итоге было принято решение законсервировать каюту, изолировав ее от экипажа и проникновения пришлых людей. Не отправлять же пароход с усиленным ледовым поясом на какие-то гвозди – еще послужит, один лишь особый сорт стали многого стоит. А для штрафников он и таким годится. Дверь в каюту намертво заварили, исключив даже мало-мальские щели. Таким «одноглазым» он и продолжал работать еще долгое время, не вылезая из каботажно-арктических углов, для которых и был создан.

Снова приходит мысль о таможенниках, которых явно бы не удовлетворила заваренная дверь, очень уж они любопытные и никакому объяснению на слово не верят. Но на каботажных пароходах они не появляются – контрабандой там не пахнет, неоткуда взяться.

Тем временем новый старпом Владимир Рогулин освоился на новом поприще, прижился в помполитовской каюте и по вечерам уже с удовольствием вдвоем с капитаном слушал токкаты и фуги Баха, сюиты Моцарта, вальсы Штрауса, симфонии и сонаты Бетховена, арии из опер Бизе. Чиф оказался хорошим учеником, много лет тому назад познавшим азы классических произведений от того же наставника, и спустя более десятка лет музыкальный вкус развивался не по дням, а по часам.

Впрочем, Владимир ненадолго задержался на «броненосце», ему обещали предоставить замену через рейс, что в итоге и произошло, хотя и выглядело необычным для службы кадров. Главным было «в рощу заманить» – в смысле, на каботажник – и пообещать едва ли не райские кущи, а с заменой выходило намного сложнее, но это уже совсем другие истории.

Декабрь 2023

Новогодние фейерверки в приграничье

«Новогодний фейерверк вверх взлетает,

Небо яркими огнями расцветает,

Зажигается вокруг все весельем,

Полыхает разноцветным настроеньем».

Татьяна Подцветова

Хотя эту короткую историю рассказал совсем не Шурик из «Кавказской пленницы», но она не менее интересна и случилась в тысячах километрах от предгорий Северного Кавказа, совсем не там, где развивались события самой знаменитой гайдаевской кинокомедии, а на другом, дальневосточном конце России.

Произошедшая уникальная и неповторимая по исполнению, продолжительности и человеческим моральным качествам история вспоминается в связи с темой пограничных территорий.

В Приморье находится ничем не примечательное озеро Хасан, совсем небольшое и неглубокое, с площадью водной поверхности чуть более двух квадратных километров, в прибрежных плавнях которого гнездятся несметные косяки перелетных птиц, которых никто не трогает. Но все-таки у него имеются особенности, присущие лишь ему. Здесь встречается реликтовый лотос – цветок чистоты и главный символ буддизма, как раз к месту, где буддистов хватает, да и расположено озеро на границе трех стран: России, Китая и Северной Кореи. Название уходит в глубокую древность. Согласно легенде, в незапамятные времена в этих краях проживало оседлое племя, а вторгшиеся с севера кочевники пытались захватить, разорить и ограбить – обычное до сих пор дело. Но племя оказалось захватчикам не по зубам, и, понеся большие потери, тогдашние «джентльмены удачи» вынуждены были отступить. Тяжело ранен был их предводитель по имени Хасан. Неудачливые захватчики бежали, унося тяжело раненного вождя, а когда остановились на берегу неизвестного озера, дабы передохнуть и оправиться от поражения, их предводитель испустил дух. На берегу озера его и похоронили, тем самым дав название естественному водоему. Но широкую известность озеро приобрело после событий 1938 года, когда войска Красной армии, тогда РККА – Рабоче-крестьянской Красной армии, вытеснили вторгшихся с территории марионеточного государства Маньчжоу-Го, образованного на современной территории Китая – Манчжурии, японских захватчиков. Бои были жаркие и ожесточенные, а за относительный неуспех пришлось расплачиваться маршалу Блюхеру, командующему Дальневосточной особой армией, своей головой. Ему вменили нерешительные действия и затягивание операции.

Нападение японцев, как и в следующем году на реке Халхин-Гол, было всего лишь увертюрой к будущей большой войне, и, слава богу, обе авантюры потерпели полное фиаско. В противном случае Советскому Союзу вряд ли удалось бы избежать войны на два фронта. С Халхин-Гола и началась стремительная военная карьера малоизвестного комдива Жукова, первого маршала будущей войны и Победы, на которого не один ушат помоев выплеснули поздние аналитики и вершители судеб задним числом. Кстати, соотношение потерь на Халхин-Голе составило около 1,4 к 1 в пользу Жукова, хотя его войска были нападающими. По сути дела, исход Великой Отечественной войны, даже при астрономических потерях Красной армии, был решен на Халхин-Голе, как бы ни уворачивались эксперты на потребу дня.

На сопках Безымянной и Заозерной, как и на берегах реки Туманной, близ озера Хасан, до сих пор находят следы давних ожесточенных боев: изъеденные временем продырявленные каски, гильзы от патронов, пулеметные ленты и остатки амуниции. Миноискатель звенит не умолкая, обшаривая поверхность земли в этих местах.

В зимнее время озеро полностью замерзает, и ледовый саван, запорошенный снегом, напоминает просторную равнину, со всех сторон окруженную возвышенностями, заросшими широколиственными и хвойными лесами. Населенные пункты на российской стороне отсутствуют, кроме пограничных патрулей, никого не встретишь, что само по себе раздолье для дикого зверья, которое здесь в избытке, тем более рядом находится пограничная полоса и охота в приграничье запрещена. В летнее время и вовсе непроходимая пуща, в смысле непролазные кущи, далеко не райские, а в мелководном, хорошо прогреваемом солнцем озере в изобилии водятся разные виды рыбьего поголовья. Вспоминается давно виденная картина, когда, будучи на границе двух Корей пришлось наблюдать в четырехкилометровой демилитаризованной зоне тысячи взлетающих диких гусей и журавлей, плотным облаком затмевающих солнце. Со стороны Южной Кореи имеется оборудованная видовая площадка, куда возят туристов, чтобы те могли посмотреть на теряющуюся в дымке за демилитаризованной зоной чужую страну, бывшую когда-то частью одного государства. Гуси и журавли, зверья там тоже в изобилии, то есть происходит установленная природой регуляция видов и количества, их оптимальный баланс. Животные и птицы не ведают, что находятся внутри нейтральной полосы c девственной, нетронутой природой, сохранившейся лишь потому, что любая человеческая деятельность строго запрещена, и многим видам птиц и животных никто не мешает. Вот они и расплодились во множестве по всей длине 241-километровой зоны, не задумываясь, что когда-то и она не спасет их будущие потомства. Правильно делают: жить нужно сегодня, ибо прошлое уже прошло, а будущее неясно, неведомо и неопределенно.

С вершин находящихся по соседству военных сопок в хорошую погоду хорошо просматривается территория сопредельных Китая и Северной Кореи. Китайская приграничная деревня залита множеством огней, а в северокорейской лишь мерцает желтоватый огонек, будто она затемнена светомаскировкой. Китай, воспользовавшись открывшимися возможностями, совершил индустриальную и технологическую революции, а Пхеньян остался в плену старых иллюзорных архаичных догм, являясь островком отживших свой век убеждений и нравов, своего рода музеем ушедшего времени. Хотя общеизвестно: страна постоянно испытывает трудности во всем. Содержание лишь одних вооруженных сил в количестве, превышающем миллион человек, при 24-миллионном населении в мирное время способно обескровить кого угодно. Пусть живут как хотят, вернее, как того пожелает правящая династия Кимов, лишь бы соседей не трогали, которые ежегодно отправляют им совершенно бесплатно более 100 тысяч тонн риса для поддержки голодного населения. Не верится, что до собственного народа доходит его значительная часть – все идет на содержание многочисленной армии. А как же с крылатым выражением: «Не кусай руку дающего, а то исчезнет источник»? Похоже, северным оппонентам оно вовсе незнакомо, и оказываемую им соседями, как и по линии ООН, помощь принимают, будто делают одолжение. Не до хороших манер и дипломатии, безграмотный и угнетенный народ, воспитанный на «сказках», понимает лишь примитивную, простую и прямую, как металлический лом, речь. Некоторые шутники с очевидной долей сарказма говорят: «Когда в наследственной монархии Кимов заканчивается рис, они начинают бряцать оружием, запуская ракеты в направлении морских просторов, или обстреливать маленький безлюдный остров на границе двух Корей. Получив часть причитающегося им ежегодного бесплатного „пайка“, на время утихают, а потом все снова повторяется!» Такое вот современное воплощение крыловской басни о волке и журавле. Впрочем, у северян даже летоисчисление особое: отсчитывается со дня рождения основателя династии – Ким Ир Сена, с 15 апреля 1912 года, и сегодня там идет 113 год чучхе.

Когда материки земного шара обрели свое современное положение и состояние, никаких границ не существовало, как и людей с созданными ими государственными объединениями. Прошли миллионы лет, и все изменилось, человечество присвоило себе право разделять и властвовать, но земные просторы не являлись беспредельными. Тогда люди начали уничтожать себе подобных, стараясь отвоевать «жизненное пространство» у своих соседей. Процесс, который длится многие тысячи лет, и хотя с чисто человеческой точки зрения бесконечно долго, но по космическим меркам всего лишь какие-то мгновения. На протяжении многих веков территории государств и их границы менялись бесконечное количество раз, многие из них и вовсе исчезали навсегда.

Но сегодня имеем то, что имеем, и нет никаких гарантий и уверенности, что современные границы останутся таковыми даже в ближайшие 50—100 лет. Они могут измениться в ту или иную сторону или вовсе исчезнуть, что представляется единственным выходом, для того чтобы люди не уничтожили себя вместе со своей праматерью – планетой Земля. По мере развития технического прогресса возрастает и цена ошибки, которая может привести к непоправимым последствиям. А может найтись самоубийца-диктатор во главе какой-либо страны и утащить за собой в Тартар все человечество. Герострат, сжегший храм Артемиды почти 2400 лет тому назад, яркий тому пример. Мотив очень похожий, и лишь масштаб другой. Галактика не заметит исчезновения какой-то песчинки в своем большом хозяйстве, а к соболезнованиям и переживаниям космос глух, ибо беспощаден и ничуть не сентиментален.

Одна лишь отмена государственности в пределах всей планеты и передача верховной власти, как и охраны внутреннего порядка, избираемому по многоуровневой системе высшему совету, который первым делом уничтожит гигантские запасы оружия, накопившиеся за много лет, чтобы никому в голову не пришло ими воспользоваться, – возможно, это единственный шанс спасти человечество. Сменяемость и конкуренция на всех уровнях власти обязательны и не обсуждаются. В ведении совета должны быть и силы для поддержания общественного порядка. Тогда и высвободятся многие триллионы долларов, используемые во вред самому существованию разумных существ в Солнечной системе, а может быть, и в галактике Млечного Пути, положив конец бесчисленному количеству вечных вооруженных конфликтов и противостояний по принципу «Кто в доме хозяин?». Высвободившиеся неисчислимые финансовые средства помогут изжить голод, болезни и прочие несчастья, освоить другие планеты Солнечной системы, подготовив запасные аэродромы для цивилизации землян. Может быть, это утопия и подавляющее большинство покрутит пальцем у виска, но кто предложит лучший вариант?

Перейдем к нашим сегодняшним, приземленным делам, далеким от глобальных устремлений. Часовые пояса Земли существовали всегда, с того времени, когда она начала вращаться вокруг своей оси, просто о них люди до поры до времени не знали. А сколько их планета накрутила за время существования – вряд ли хватило бы времени для подсчета самому Мафусаилу. Лишь две точки на поверхности планеты не подвержены часовым изменениям – это оба полюса, где часовые пояса не определяются, то есть можно осознавать, что одновременно находишься в любом времени суток, в зависимости от собственного желания, и всегда будешь прав, ибо оспорить или доказать обратное невозможно. На чисто ментальном уровне человеку представить таковое довольно трудно, но факты – упрямая вещь.

Пришли другие эпохи в бесконечном вращении планеты вокруг своего светила, и с появлением современных государств каждая страна распоряжалась временем по собственному усмотрению, вертя часовыми поясами как заблагорассудится, хотя в большинстве своем правительства стран ориентируются на экономию электрической энергии, чтобы человеческий биоцикл был наиболее подходящим для бодрствования в светлое время суток. Электроэнергия также не должна расходоваться без учета сезонных колебаний продолжительности темного и светлого времени суток. Проще говоря, днем нужно работать, а ночью спать. Но далеко не везде маневрирование с часовыми поясами соблюдается в соответствии с человеческим биологическим ритмом. Более яркого примера, чем Китай, найти невозможно, он уникален по своему своеобразию, будто бросает вызов вечному вращению Земли. Срединная империя раскинулась по долготе более чем на 60 градусов, что соответствует четырем часовым поясам. Но, как ни странно, на всей территории Китая действует одно время, ориентированное по пекинскому меридиану, отчего в первую очередь приходится страдать западным районам страны. У них время сдвинуто минимум на три часа от географического, то есть от биологического. Такое может быть возможно только в жестко авторитарной стране, не учитывающей интересы многих десятков и даже сотен миллионов собственных граждан в угоду управляемости и пристрастий верховной власти. Создается впечатление, что руководство страны чем-то напоминает средневековых императоров, мнящих себя повелителями Вселенной, потому и демонстрирует собственным гражданам всесилие и бесконечную власть над ними. Подобные эксперименты над своим народом невозможны в любой мало-мальски демократической стране, недолго бы продержалось у власти правительство, попытавшееся установить такое.

Таким образом, у всех трех смежных стран в точке соприкосновения их границ появилось разное время: у Китая +8 часов к среднеевропейскому, которое начинает свой отсчет от Гринвичского нулевого меридиана вблизи Лондона, у Северной Кореи +9 часов и в российском Приморском крае +10 часов. Поэтому совместить какие-либо события, главным из которых является встреча Нового года, не представляется возможным. Каждая страна и ее жители считают свое время самым верным и правильным, хотя если взглянуть шире, то все эти часы и даты чисто условны и придуманы человеком, чтобы установить свою систему координат, которая со временем становится привычной и естественной, словно так было всегда и по-иному быть не может никогда. Ничего бы не изменилось, если бы в свое время нулевой меридиан, от которого берет начало долгота, приняли бы проходящим не через Гринвичскую обсерваторию близ Лондона, а где-нибудь в другом месте, даже начинающим отсчет от высочайшей горной вершины мира – Эвереста (Джомолунгмы). Люди быстро приспосабливаются к меняющимся условиям жизни, когда у них нет выбора, а жить нужно сегодня и сейчас. Проще всего таковое удается тем, кого и ранее судьба не баловала. «Не жили хорошо – нечего и начинать!» – гласит старая как мир пословица, старающаяся примирить с очередными предстоящими невзгодами. «Смирись и не жди ничего хорошего!» – наверное, в этом ее мрачный смысл.

Но человеческий разум так уж устроен, что каждый все же старается найти хотя бы какую-либо искру радости и удовлетворения в собственном бытии, позволяющую уйти от бренности существования и безнадеги. Но интересы людей разнятся, и немало таких, которые, не страдая от качества жизни, остаются недовольными ее однообразием и монотонностью, пытаясь всячески разнообразить земное бытие, получить новые ощущения и эмоциональные впечатления. Кому-то это удается, и такие становятся вечными любопытствующими искателями, стараясь открывать неизвестное и непознанное, до которого никто до них не додумывался. Исключительность первооткрывателя существовала всегда, и даже в нынешнее время, когда кажется, что на Земле не осталось ничего непознанного, она ничуть не уменьшилась. О чем можно говорить, если человечество, гордящееся успехами науки и своими достижениями во всех областях, до сих пор не знает, что находится у него под ногами, в какой-то сотне километров, не говоря уже о тысячах. Можно по-иному истолковать слова Осипа Мандельштама: «Мы живем, под собою не чуя страны!» – каким бы кощунством над памятью поэта они ни казались. Но вырванная из контекста строка приобретает другое значение, и к ней можно добавить: «…не только страны, но и всей поверхности земного шара».

О невозможности совместить встречу Нового года на стыке трех государств уже упоминалось выше, хотя это чисто условное ограничение.

Традиции вырастают из, казалось бы, незначительных событий прошлого, когда никому и в голову не придет мысль об их будущей преемственности и повторяемости из года в год. В нашем случае так и произошло – много лет тому назад, когда «русский с китайцем были братья навек», как в бравурной, в темпе марша песне «Москва – Пекин», а Северной Кореи как государства еще не было и советские оккупационные войска находились не ее территории. В действительности песенный век оказался намного более коротким, сжавшись до каких-то жалких 20 лет, после которых провозглашенные «братья» стали на следующие 20 лет врагами. В продолжающейся тогдашней всеобщей эйфории от наконец-то закончившейся казавшейся бесконечной войны будущее воспринималось как нечто большое и бесконечно счастливое.

Вот тогда, накануне вывода советских войск из Северной Кореи после передачи власти в только что образовавшейся республике в руки самих корейцев, один из советских офицеров, крепко сдружившийся со своими «братьями по оружию», предложил двум самым близким друзьям нечто необыкновенное. Один из них был корейцем, а второй – китайцем, и проживали они в своих странах. Все прекрасно сознавали, что едва ли им суждено будет когда-либо еще встретиться, тем более что уже тогда находящиеся у власти близкие по духу коммунистические партии начинали закручивать гайки своим согражданам. Никому и в кошмарных снах не могло присниться, чем станет Северная Корея через десятки лет, совсем недавно молодой, 35-летний Ким Ир Сен с погонами капитана Советской армии был доставлен самолетом из Хабаровска в Пхеньян, чтобы возглавить тогдашнюю еще свободную, вновь образовавшуюся республику. Тогда никто не предполагал, что привозят «кота в мешке», который дестабилизирует обстановку в Юго-Восточной Азии, превратившись в пугало для своих соседей и отчасти даже для остального мира. Знали бы его соотечественники, что будущий «солнцеликий» не только возглавит страну, но и станет основателем династии с собственным летоисчислением, наверняка разорвали бы его на части. Хотя это тоже не выход – нашли бы другого с такими же замашками, «старшие братья» позволяли.

Трое друзей тогда и договорились, где бы они ни находились, ежегодно в пять часов утра первого января в переводе на приморское время одновременно давать залп из ракетниц или сигнальных ракет – что будет в наличии – с высоких сопок, недалеких от границ их государств, тем самым поздравляя друг друга и убеждаясь, что они все живы и помнят прежнюю дружбу.

Советский офицер поселился во Владивостоке, и добираться почти 300 километров до озера Хасан было для него совсем не просто, но он ни разу не нарушил данное им слово, несмотря на многочисленные трудности в зимнее время года. Друзья и знакомые понять не могли, почему он отказывался от совместных новогодних встреч, но тот тайну никому не выдал, поплатиться можно было за нарушение пограничного контроля, да и мало ли чего иного вызвал бы на свою голову. На границах уже давно нет самураев, но от этого они ни стали более прозрачными и доступными, установившийся за многие десятилетия порядок только совершенствовался, особенно в эпоху «железного занавеса». Одна лишь жена была в курсе его ежегодных новогодних отлучек, и хотя она сначала бурно протестовала, но в итоге смирилась и приняла как что-то неизбежное. Не посвятить ее в тайну означало прекращение отношений с разводом и возвращением девичей фамилии, ибо ни одна женщина не поверит в самую правдивую историю с регулярными отлучками за несколько часов до самого большого праздника.

Каждый раз, в одиночестве поднимаясь на заснеженную сопку, отставной офицер вспоминал давно ушедшие дни, забывая трудности и опасности военного времени, когда из-за каждого угла поджидала смерть. Прошлая жизнь обострялась в своих деталях до мелочей, с каждым годом представляясь в совершенно ином, далеком от суровой действительности качестве. Она манила своей идеализированной неотразимостью, как самое лучшее, что у него было. Наедине с собой он решил, что прекрасные мгновения будут продолжаться до тех пор, пока он будет салютовать своим друзьям и получать от них ответные сполохи запускаемых ракет. За годы ежегодных салютов никто из участников ничего не знал о судьбе других: как сложились судьбы, и не навлекли ли на них выстрелы из ракетниц в пограничной зоне карательные меры со стороны властей. Попадись кто-либо из всей тройки с поличным – и несдобровать, шпионские действия налицо, поверить в россказни о боевом братстве, воплотившемся в ежегодные новогодние салюты, может только сумасшедший.

Шли годы, и ночные путешествия становились все утомительнее и тяжелее, с каждым из них уходила часть жизни. Наконец пришло осознание, что «последний рейс – он трудный самый». И тогда навалилось отчаяние, словно ушла жизнь: и что подумают его старые друзья? Мучительные мысли не переставали угнетать, исчез смысл самого существования. И тогда, скорее от отчаяния, он все рассказал сыну, который в первый раз услышал так долго скрываемую от него отцовскую тайну. Но тот недолго думал и вскоре сказал оторопевшему отцу, что наступает его очередь и отец может не волноваться, эстафету примут надежные руки.

Слова сына вдохнули свежие силы, и он с нетерпением ждал возвращения своего отпрыска с первого фейерверка. Как сложится у него? Ответят ли с сопряженных территорий? Живы ли его друзья из прежней жизни, или они тоже последуют его примеру? Так и не заснул в ту ночь, в уме отсчитывая километры, оставшиеся сыну до возвращения. А когда тот, живой и невредимый, усталый, но довольный, улыбнулся, едва открыв дверь, у отца отлегло от сердца. Эстафета в надежных руках. С сопредельных территорий также в давно обусловленное время в небе расцвели гроздья фейерверков. Все в порядке! Друзья живы и продолжают выполнять добровольно взятые на себя обязательства, хотя, может быть, и у них наступило время передачи эстафеты.

И снова все пошло своим чередом, сменяя год за годом! Не стало деда и, конечно же, его старых друзей, но пограничные встречи продолжались как уже укоренившаяся традиция, и никто не желал ее нарушать, хотя на протяжении десятков лет несколько раз случались пропуски с одной из сторон, но, слава богу, на следующий год все действо опять возобновлялось.

Сегодня уже внук перенял эстафету у своего отца и исправно ее несет, ежегодно выезжая навстречу Новому году, за три часа до его наступления и за восемь до обусловленных пяти утра, чтобы иметь запас времени для прибытия в определенное еще его дедом место и приготовления к очередному салютованию!

Многие не поймут, в чем же заключается суть, казалось бы, бесполезного, трудоемкого и опасного ритуала, ведь развлечением его никак не назовешь, да и толку с него никакого. А все просто и понятно: настоящие люди всегда остаются людьми, независимо от национальности и страны проживания, отдают дань своим дедам, прошедшим ужасы войны и оставшимся верными единожды данному слову. Такова и преемственность поколений, принятие однажды провозглашенных приоритетов, стойкость человеческого духа и свершений, не позволяющая бросаться из стороны в сторону в угоду сиюминутной выгоде. Ежегодный фейерверк на сопредельных территориях трех стран является символом, подтверждающим вышесказанные утверждения!

Эстафета в надежных руках, какие бы катаклизмы ни происходили и как бы ни старались изуродовать сознание народов правители-временщики.

Действительно: «Безумству храбрых поем мы песню!»

Январь 2024

Все течет – все меняется

«Ветер жизни иногда свиреп.

В целом жизнь, однако, хороша.

И не страшно, когда черный хлеб,

Страшно, когда черная душа…»

Омар Хайям

Древнему античному фразеологизму «Все течетвсе меняется» уже более двух с половиной тысяч лет, и до сих пор никто не поставил под сомнение изречение древнегреческого философа Гераклита, суть которого навсегда останется неизменной и означает всего лишь известную всем прописную истину: «Все движется». Но, как говорится, возможны варианты, основным из которых является вектор движения. Ведь ни для кого не секрет, что случаются периоды, когда время не только останавливает свой бег, но и поворачивает вспять. В повседневной короткой человеческой жизни такие изменения по большей части не замечаются, и к ним быстро привыкают, не видя каких-либо существенных изменений в сиюминутных заботах бренной жизни. И лишь в сравнении с давно прошедшими десятилетиями и столетиями изменения становятся очевидными и осязаемыми. Оценивать и определять качество таких перемен приходится лишь потомкам нынешних современников, ибо только время способно дать реальную и беспристрастную оценку кажущимся противоречивыми событиям, у которых всегда находится множество адептов и противников по свежим следам.

Но бывают времена, когда стремительные изменения совершаются словно взрыв сверхновой звезды, обстановка и приоритеты меняются в течение недель или даже дней. Наиболее характерен пример распада Советского Союза, когда на поверхность вылез криминал во всех его проявлениях. Преступные мошеннические группы росли как грибы после дождя, и стоило только удивляться их главарям, которыми оказывались еще недавно безупречные люди с партийными билетами и наградами за самоотверженный труд на благо социалистической Родины, преданные коммунистической партии и ее политбюро во главе с очередным генсеком. Тем более странно и непривычно было наблюдать за их стремительным перерождением, будто выставляемые совсем недавно напоказ моральные ценности враз потеряли свое значение, переродившись в противоположность, словно их блюстителей поразила Каинова печать, хотя, как известно с библейских времен, такое оружие единичное, уникальное и применимо только к конкретным преступникам, но никак ни к организованным группам. Но обо всем по порядку, не стоит забегать вперед.

Случаются эпизоды, которые в корне могли бы изменить всю жизнь или вовсе ее оборвать, поставив точку на будущем, которое просто никогда не наступит. И лишь какой-то необъяснимый случай, словно божье откровение или неизвестная благая сила, спасает от, казалось бы, неминуемого безжалостного рока, который вначале разочаровывает, в потом оказывается единственным шансом, сохранившим тебе жизнь, сродни спасательному кругу в морских просторах. Но в предшествующее время об этом ничего не было известно, и оставалось лишь следовать в стремнине текущих событий.

Казалось бы, давно понятные, все объясняющие строки почти забытого ныне, малоизвестного поэта Соколова написаны и опубликованы еще в 1859 году, но до сих пор поражают неприкрытым откровением, звучащим как предупреждение всем живущим! Задумайтесь о своем существовании сегодня, ибо завтра может быть поздно. Спустя десятки лет в памяти Владимира Рогулина осталось немало эпизодов во всей их хронологической последовательности, которые во многом изменили жизнь, и невозможно представить, какой бы она стала, не случись многих знаковых событий, и ниже приведем лишь некоторые из них.

С окончанием новогодних празднеств наступившего 1974 года у второго помощника капитана Рогулина закончился и отпуск, пора и честь знать, работа ждет, да и отпуск не резиновый, и к тому же зима не прельщает. Безразмерные новогодние праздники тоже надоедают, от них устают, и наступает время, когда в самый раз пора сменить праздную обстановку на трудовые будни, которыми и будет определяться наступивший год. Старший кадровый инспектор по группе штурманов Геннадий Орлов сразу же, будто от новогодних щедрот, предложил теплоход «Тикси», крупнотоннажное по тем временам судно с интересными рейсами, в основном с грузами иностранных фрахтователей, да и из заграницы пароход не вылазил. В зимнее время такие подарки часто не случаются, и нужно ловить удачу за хвост, пока она не пролетела мимо. Владимир согласился долго не раздумывая, тем более что судно стояло на рейде Владивостока и отпадала надобность добираться до него на перекладных в какой-нибудь другой порт или, того хуже, в иностранный.

Прибыв на пароход, представился капитану, который, ознакомившись с направлением, одобрительно кивнул, но сразу же добавил, что они сдают «дредноут» подменному плавающему экипажу, в котором имеется собственный «ревизор». Поэтому придется возвращаться в кадры, не ждать же несколько месяцев, когда подменный экипаж вновь передаст судно штатному. С некоторой долей разочарования Рогулин вернулся в службу кадров и объяснил инспектору создавшуюся ситуацию. Орлов, видя тень сожаления на лице Владимира от неудачной попытки оказаться в штате на престижном большом пароходе, отчасти почувствовал и себя виновным в этом. Он тут же с лихвой компенсировал незасчитанную первую попытку, предложив пойти на теплоход «Осип Пятницкий», головное судно из серии многоцелевых пароходов среднего тоннажа типа «Ленинская гвардия», которые обслуживали самую престижную линию компании Feso India Line с заходами в Сингапур, Гонконг и Японию. К тому же на линейном судне наличествовал в штате грузовой помощник капитана, что избавляло от множества забот, связанных с приемом, перевозкой и сдачей грузов десятков наименований и бумажного моря документации, иными словами – мечта любого второго помощника.

Кто же от такого предложения откажется, и Владимир, забыв недавнее разочарование, погрузился в открывшиеся перспективы, тут же согласившись.

Капитаном парохода оказался один из немногих оставшихся ветеранов предшествующих поколений, повидавший много на своем веку, что сразу же угадывалось из его манеры общения, а богатейший лексикон, произраставший с тридцатых годов, не ограничивало ничье присутствие, словарный запас ненормативного русского языка у него был богатейший. Несколько настораживало наличие на борту капитана-наставника Ивана Архиповича Бойко, совсем недавно командовавшего теплоходом «Тикси». Известно, что капитан-наставник в рейсе не позволяет расслабляться и постоянно нужно ощущать его пребывание, будто тот всегда стоит за спиной и только ожидает малейшей твоей оплошности.

Но опасения оказались напрасными, а Иван Архипович оказался умным, проницательным, несколько ироничным собеседником с обширным кругозором. Ему было где-то около пятидесяти пяти, рост выше среднего, плотного сложения, но без живота, простое крестьянское лицо с носом, который часто величают «картошкой», изрядно лысоватый, с хитроватой прищуренной улыбкой и немного картавой речью. Вскоре его уже не опасались, более того – с ним было интересно. Вскоре он перешел на какое-то другое судно, а расставание вызвало неподдельное сожаление, но его еще долго вспоминали на пароходе добрыми словами.

Уже в марте, закончив грузовые операции в нескольких портах Индии и устав от бесконечной суеты толпы голосистых индусов с их неослабевающими криками «аря-а-а», последовали в обратном направлении: Малайзия, Сингапур, японские порты, где трех-четырехмесячный круг должен замкнуться. Тогда и получили весть о гибели теплохода «Тикси» со всем экипажем в «море Дьявола», как иногда величают океанский район в нескольких сотнях миль южнее Хонсю, главного острова Страны восходящего солнца, чем-то схожий с Бермудским треугольником. В составе экипажа был второй помощник Алексей Бойко – сын Ивана Архиповича.

Владимиру оставалось только благодарить судьбу и Бога, что не оказался в составе экипажа, фортуна будто всего лишь погрозила ему пальчиком, сохранив жизнь.

В 1976 году уже старший помощник капитана Рогулин получил назначение на настоящий белый теплоход «Полина Осипенко», названный в честь героини-летчицы, установившей ряд мировых рекордов на самолетах довоенного времени. Тогда ее имя гремело по всей стране наравне с летчиками-челюскинцами и Валерием Чкаловым, что послужило мощнейшей мотивацией и воплощением кричащего призыва: «Комсомолец, на самолет!»

Теплоход и в самом деле был выкрашен белой краской от самой ватерлинии до клотика на конце самой высокой мачты. Судно относилось к рефрижераторным, которых в пароходстве насчитывалось порядка десятка, и на доступном языке их называли «банановозами». Они отличались приличной, 18-узловой скоростью, недоступной почти всему сухогрузному флоту компании для массовых грузов. Чем выше скорость рефрижераторных судов, тем меньше время доставки скоропортящихся продуктов получателю, что, в свою очередь, сокращает вероятность их порчи в течение перехода. Отсутствие ледовых подкреплений гарантировало белым пароходам плавание в комфортных водах, свободных ото льдов и арктических приключений. Приставшее к ним прозвище «банановозы» возникло не на пустом месте, оно вытекало из их деятельности.

Капитаном судна был Анатолий Николаевич Назаров, с которым у нового старпома сложились добрые, дружеские отношения. Судьбе было угодно, чтобы они еще раз встретились более через чем сорок лет. Работая лоцманом, Владимир пришвартовал научно-исследовательское судно «Академик Лаврентьев» к причалу флота академии наук. Вахтенный помощник, провожающий лоцмана, едва успел ступить на трап, как навстречу показалась фигура Назарова, который хотя и постарел на сорок с лишним лет, но выглядел бодрячком. Оба мгновенно узнали друг друга и тут же обнялись, смеясь и похлопывая по спинам, на удивление экипажа «Академика», высыпавшего на палубу. Отошли в сторону и долго беседовали, вспоминая давно прошедшие дни, после чего и расстались довольные друг другом. Оказалось, что Анатолий Николаевич работает замом по безопасности мореплавания научного флота Дальневосточного отделения РАН.

Только что закончилась последняя вьетнамская война из долгой серии боевых действий за независимость, и несколько месяцев тому назад северяне объединились с южной частью страны после захвата столицы – Сайгона, позднее переименованного в Хошимин. Впервые за много лет Вьетнам стал независимым и цельным государством, к чему стремились многие предыдущие поколения. Советский Союз, поддерживающий Северный Вьетнам на протяжении всей войны оружием и амуницией, с объединением страны переориентировался на товары мирного времени: продовольственные грузы, топливо, промышленное оборудование, удобрения и все необходимое, в чем нуждалась молодая республика, а нуждалась она во всем спектре промышленных и продовольственных грузов. Об обоюдовыгодной торговле речи быть не могло, слишком разные категории, да и у Вьетнама не было никакой возможности чем-то компенсировать стоимость громадного импорта. Тогда и пригодились рефрижераторные белые пароходы, создавая хотя бы какую-то иллюзию взаимовыгодной торговли, сконцентрировавшиеся на перевозке фруктов, овощей и ягод: бананы, апельсины, арбузы, ананасы и прочие тропические вкусняшки. Оттого и произошло их прозвище «банановозы». Помимо фруктов и овощей, немалое место среди грузов занимало пиво «33» в бутылках желтого стекла, как и изделия легкой промышленности, в которых Страна Советов нуждалась всегда. Почетное место среди перевозимых импортных товаров занимала вьетнамская водка «Ла мой», которую соотечественники переиначили на свой лад, называя «лямойкой». Вопросами фиксирования грузов на рейс и прочей бумажной волокитой занималось совместное советско-вьетнамское предприятие «Вежетеско».

Со стороны рейсы этих пароходов не представлялись такими уж привлекательными, но это всего лишь на первый взгляд. Притягивала их линейная предсказуемость: двадцатисуточная продолжительность с пятидневными переходами до Хайфона, погрузкой в течение таких же пяти дней и стоянка во Владивостоке у морского вокзала под выгрузкой, опять же пять дней. Предсказуемость и определенность превращали их в почти домашние, что по всем статьям удовлетворяло семейных мореходов в возрасте. С зарплатой тоже было все в порядке: в дополнение к должностным окладам немалые суммы добавлялись за подготовку рефрижераторных помещений к приему очередного деликатного груза. Правда, иностранная валюта не выплачивалась, ибо судовой люд, который вьетнамские донги не прельщали, предпочитал получать чеки ВТБ, используемые в специализированных магазинах «Альбатрос» – по аналогии с «Березками», с той лишь разницей, что морские чеки были намного увесистей и котировались к «деревянному» 1:10. Официально их продажа была под запретом, но чисто формальным. Таким образом, на общий заработок грех было жаловаться, тем более в совсем не простые времена, которые, по правде говоря, никогда простыми и не были. Жилые и бытовые условия на судах также комфортабельны, к тому же на борту имелся стационарный бассейн, наполнявшийся морской водой в тропической зоне с подходящей температурой. Во Вьетнаме того времени продукция легкой промышленности хорошего качества стоила сущие пустяки, и семейные мореходы выполняли самые изысканные заказы жен: постельное и нижнее белье, полотенца, рубашки, циновки и так далее по списку.

Отношение вьетнамцев к советским мореходам было более чем дружеским, тогда еще были свежи воспоминания об оказанной практически неограниченной помощи во время войны, без которой победа Севера над Югом едва ли бы стала возможной. Фрукты, овощи, из которых выделялись ананасы, как цельные, так и консервированные, пиво, «лямойка» в изобилии были в каждой каюте, их отправители с нечасто встречающейся гостеприимностью одаривали весь экипаж. После первого рейса пароход без задержки ошвартовали к причалу морского вокзала, в настоящее время нумерация причалов торгового морского порта начинается с него, где он выступает под первым номером.

В обычное время на проходной порта дежурили возрастные бабушки, которые, несмотря на кажущуюся медлительность, строго выполняли свой долг, проверяя каждого выходящего и входящего на территорию порта, обращая особое внимание на проносимую ручную кладь, среди которой могут находиться перевозимые на судах импортные диковинки. Учитывая особый характер перевозимых на «банановозах» фруктов и спиртных напитков, которые привлекали внимание грузчиков и слоняющихся береговых работников из различных подразделений пароходства, для усиления пропускного режима на время выгрузки рефрижераторного судна выставляли дополнительного охранника из линейного отдела милиции. Каждый член экипажа желал вынести немного фруктов для своих домашних в качестве вьетнамского подарка, но запрет – дело серьезное, и оказаться в роли «несуна» никому не хотелось, а легальных путей не было. Доказывать, что фрукты подарены, было бесполезно, и справок на этот счет не давали, да и они ничем не отличались от перевозимых в трюмах. Риск был слишком велик, и в случае обнаружения на проходной раздуют такое кадило, что мало не покажется. Пусть приходят всей семьей на судно и едят сколько влезет, никто и слова не скажет.

Поневоле вспоминается хороший знакомый, у которого дома большой выбор коньяков и водки, а приходящих гостей он встречает напутствием: «Пейте, гости дорогие, что хотите, но на вынос не отпускаем». Вроде бы юмор, но через него просачивается и условие, которое, несмотря на кажущуюся нелепость, имеет право на существование, ибо с такими случаями приходилось встречаться.

Старпом после окончания приходных формальностей спустился по трапу и направился к проходной встретить жену. И надо же было такому случиться, что по дороге он встретил одного из своих детских друзей, с которым тесно общался в школьные годы, играл в футбол, ловил рыбу, катался на санках. После окончания школы дороги разошлись, и они не встречались. Школьный друг был в форме лейтенанта МВД и тоже сразу же узнал давнего товарища из детства. Они обнялись и искренне были рады встрече, тогда Владимир пригласил его на судно угостить чем бог послал. Размягченный угощением Коля – так звали товарища, фамилия в памяти не сохранилась – сказал, что в случае надобности или каких-либо проблем пусть старпом без стеснения обращается к нему. Вот и получилось как в той пословице: «На ловца и зверь бежит!» Старпом тут же сообщил ему о проблеме с выносом небольшого количества фруктов для угощения домашних. Коля отмахнулся – мол, пустячное дело: «Набирай в сумку и по дороге заходи ко мне. Пройду с тобой проходную, и никто не остановит». Казавшийся неразрешимым вопрос решился с первого предъявления, и в дальнейшем Владимир уже не задумывался о возникшем препятствии, после чего совершил еще несколько рейсов на тропическом «банановозе».

Времена меняются, а вместе с ними и люди, устанавливаются новые порядки, к сожалению, в своем большинстве лишь усложняющие бюрократическую казуистику и порождающие дополнительные, ни к чему по-настоящему не привязанные должности береговых работников.

Уже в конце восьмидесятых – начале девяностых годов дважды пришлось заходить во Владивосток с полным грузом подержанных изделий японского автопрома. На причале пароход уже встречали десятки молодых людей в черных кожаных куртках, которые вели себя независимо, не обращая внимания на пограничников с таможенниками, оформляющих приход судна. Их взгляды были сосредоточены на стоящих на верхней палубе автомобилях, будто присматривали и распределяли, кому какой достанется, не спрашивая разрешения у хозяина. Да и вели они себя как настоящие хозяева строго охраняемого режимного объекта – морского порта, который к тому же являлся пограничной зоной.

Каким образом они проникли на строго охраняемую территорию, не скрывая своего настоящего занятия, которое было очевидно даже ученику младших классов, тем более что они не только не скрывали, но, очень похоже, выставляли напоказ свою исключительность. Никто из прошедших мимо них пограничников, официальных стражей границы, и таможенников не удосужился даже полюбопытствовать, кто они такие, и не попытался проверить законность появления на режимном объекте, хотя это и относилось к их прямым обязанностям. Даже пограничная собака, натасканная на посторонних людей, не обращает на них никакого внимания – наверное, прошла дополнительные курсы повышения квалификации. Такова разница в пропускном режиме, хотя прошло совсем немного лет.

В те времена тотального беззакония редко кому удавалось избежать откровенного, ничем не прикрытого вымогательства, по сути дела – грабежа. Не миновала сия чаша и Владимира, ему пришлось испытать все прелести вопиющей безнаказанности на собственном опыте. В одном рейсе из Японии он привез понравившийся ему редкий автомобиль спортивного типа с двумя дверями Toyota Soarer, в английском переводе «парящая Тойота», что само по себе говорило о его недюжинных возможностях и спортивной направленности; авто, которое котировалось у «джентльменов удачи» по самой высокой ставке и являлось одной из самых престижных моделей с форсированным мощным двигателем.

Перевозка на чем попало и как попало!

⠀

Выгрузка японских «бэушек» на морском вокзале

Для Рогулина не был секретом повышенный интерес бандитов к подобным маркам автомобилей, но он надеялся каким-то образом преодолеть этот барьер, тем более что такой доступный Soarer, белый, как первый снег, с идеальными стремительными обводами, на какое-то время лишил его здравомыслия, привлек своими идеальными формами прирожденного стайера и спринтера. Слишком велик был соблазн, чтобы в те короткие минуты думать о будущих последствиях. Он и в самом деле оказался в роли «очарованного странника», уподобившись образу Николая Лескова. Сомнения в правильности покупки стали приходить позднее, с выходом из Японии, усиливаясь по мере приближения к конечному порту выгрузки.

С приходом в Находку редкий автомобиль сразу же привлек внимание «кожаных», коротко стриженных парней. Едва машина оказалась на причале, к нему сразу же подошли несколько любителей удачи. Безо всяких вступлений сразу же перешли к делу: «Мужик, ты на этой машине до Владивостока не доедешь! Останешься посреди дороги без машины и в лучшем случае с синяками на лице. Да и отступные никто платить не будет. Давай договоримся по-хорошему: мы перегоняем авто, а через несколько дней ты подходишь в указанное место на площади Луговой, там и порешаем!»

Что оставалось делать? Понимая всю шаткость своего положения и фактический грабеж среди ясного дня, прикрытый «фиговым листком» ничего не значащего неопределенного обещания договориться, Рогулину ничего другого, как согласиться, не оставалось. Немалых трудов стоило сохранить внешнее спокойствие, хотя внутри все бурлило и душа протестовала против очевидного беспредела, от которого невозможно спастись. «Что делать, что делать?» – стучало в висках. Через пару дней, уже будучи во Владивостоке, осознавая, что Soarer ему больше не видать как собственных ушей, когда эмоции утратили свою первоначальную остроту, начал прокручивать возможные варианты возврата хотя бы затраченной на покупку немалой суммы.

Поначалу и такие мысли казались лишь неосуществимой фантазией, но, перебирая в уме всех своих многочисленных знакомых, Рогулин вспомнил о своем давнем друге, которого хорошо знал и сохранял прежние добрые отношения в течение 30 лет. К тому же тот стал совсем иным, отличным от юношеских лет, занимая одно из заметных мест в сложившейся иерархии, хотя и неофициальной. Встретившись с другом, объяснил тому ситуацию, в которую угодил по собственному разумению, что не обрадовало и его единственную надежду. Но друг лишь недовольно, скорее, чисто механически промолвил: «Вечно ты попадаешь в какие-то курьезы и тебя приходится отмазывать!» Но, немного поворчав и подумав, добавил, чтобы Владимир подошел к зданию ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту), которое скорее по традиции носило прежнее название, хотя фактически уже несколько лет эта организация перестала существовать.

Девятиэтажное здание находилось на проспекте 100 лет Владивостоку, в глубине от магистрали, ближе к Амурскому заливу, и его многочисленные помещения и кабинеты сдавались в аренду различным фирмам и фирмочкам, неизвестно чем занимавшимся. Одной из таких компаний являлся спортивный клуб, лишь упоминание которого навевало определенные мысли. Еще свежи были в памяти самоорганизованные сообщества, состоящие из бывших и действующих спортсменов, когда они самоорганизовывались для отъема чужой собственности. Там-то Рогулин должен был спросить тренера по борьбе, который и являлся главой всего чернокожаного сообщества. Его фамилию и имя друг тут же сообщил своему протеже.

В тот же день Владимир разыскал «верховного правителя» и главного специалиста по изделиям японского автопрома, внешний вид которого никак не напоминал о его основной деятельности «крестного отца». Рогулин устно выложил «рекомендательное письмо», ибо просто так попасть на прием к такому мэтру по делу едва ли возможно. В результате спортивный тренер назвал день и время, когда и куда он должен подойти и к кому обратиться на уже упомянутой площади, где раньше располагался банный комплекс.

К назначенному времени Владимир подходил к указанному месту встречи на площади Луговой. Еще издали он заметил множество крепких парней в кожаных курках, о чем-то рассуждающих между собой. При приближении оценил их количество – никак не менее сорока, впоследствии выяснил, что их штаб-квартира находилась там же. При этом существовали и филиалы в разных районах города. Увидев его, от группы отделился один из участников сборища, по-видимому старший, и подошел у Рогулину. Лицо и поведение отнюдь не свидетельствовали о его истинном занятии, как упоминают стереотипные досужие рассуждения обывателей, разве что черная кожаная куртка. Подошедший сразу же взял быка за рога: «Ты не должен ездить на такой машине, она не по твоему статусу, да и нам очень нужна!» – сразу же обозначив свои намерения. Немного помягчел, спросил о ее стоимости в Японии, добавив, чтобы не вздумал врать, так как цены в Стране восходящего солнца им хорошо известны. К тому же он потребовал написать доверенность на машину, тем самым удостоверив ее законную передачу. В конце подвел Владимира к теоретическому обоснованию своего занятия, спросив, зачем тот привез эту машину. «Для продажи, – последовал ожидаемый ответ, – чтобы заработать какие-то деньги, ведь у меня жена и ребенок». – «А ты не думал, что и у них есть семьи и дети, которых тоже нужно кормить?» – огорошил он Владимира, тем самым постаравшись уравнять их занятия: чисто предпринимательское и преступное с откровенным грабежом. «Каждый зарабатывает как может!» – подытожил он теоретическое обоснование организованной преступной группы. «Значит, они тоже заботятся об оправдании своего „бизнеса“, стараясь придать ему хотя бы какую-то легитимность в собственных глазах, да еще определяют статусность автомобилей, кому какая машина соответствует, будто в недавней партийной иерархии», – промелькнуло у Рогулина.

В итоге деньги они ему вернули, но без многих побочных расходов и стоимости дополнительных забот, без которых покупка авто была бы неосуществима. Командировочных тоже не выплатили. Но и в этом случае, считай, повезло: если бы не столь нужное знакомство, ни о какой компенсации и речи бы не было. А так все же удалось вернуть приличную сумму, оставленную в Японии. Но описанный случай едва ли не единственный среди сотен подобных, когда законные владельцы автомашин оказывались у разбитого корыта и ни о какой компенсации и речи не было. Зачастую ограбленные, еще минуты тому назад ощущавшие себя счастливыми и окрыленными, в считаные мгновения лишались собственности, оставаясь наедине с долгами, которые и взяты для приобретения личного авто.

Несколько лет тому назад в порту ввели положение о транспортной безопасности, хотя древняя пословица гласит: «Хоть горшком назови – только в печь не ставь!» Или же более современная ирония: «От перестановки выпитых бутылок число пьяных не меняется!» На проходных в порт выставили ведомственную охрану, чтобы муха не пролетела и чужой человек ползком не пробрался. Как ни странно, но даже сегодня, несмотря на открытость границ и свободный выезд за границу при соблюдении норм, обвехованных красными флажками, иногда встречаются любители острых ощущений, мечтающих выбраться за рубеж, спрятавшись в недрах парохода, среди отправляемых грузов. При этом они слабо представляют структуру отечественного экспорта: в основном это хвойные породы леса и уголь навалом. Оба варианта выглядят малопривлекательными: закопаться в кучу угля и затем показаться в порту выгрузки – зрелище не для слабонервных, сродни обнаружению снежного человека. Если же укрыться среди лесин, то даже на небольшом волнении возможна незначительная подвижка – и от «зайца», придавленного бревнами, мало что останется. Да и в Японии, не говоря о Китае, едва ли обрадуются незваному гостю, претендующему на что-то большее, – своих некуда девать, депортация обеспечена, а вместе с ней и уголовное дело в России за незаконный переход границы с очень даже приличным сроком. Тогда окажется перебежчик вместо заграничных кущ, где тебя ожидают с раcпростертыми объятиями, где-нибудь на лесоповале в совсем не комфортных условиях вечной мерзлоты. Но это будет потом, а пока адреналин разгоняет кровь и заставляет надеяться на лучшее, хотя, как говорят, «все варианты – левые».

Запомнился случай, когда Владимир должен был заступить на свою лоцманскую вахту и, уже доехав на служебном автобусе до проходной порта, не нашел пропуска в порт – забыл его дома. Вахтенные на проходной несли свое дежурство, в точности совпадающее по времени с лоцманским, те и другие хорошо знали друг друга. Обменявшись приветствиями с охранником, Рогулин попытался пройти, но был остановлен с требованием предъявить пропуск. Никакие уговоры не помогли, пришлось возвращаться домой за пропуском, и только тогда его пропустили. Граница на замке, по крайней мере с чисто формальной стороны, но, как показывают приводимые примеры, не для всех. Как же без исключений!

В следующий раз Владимир прибыл на пароход, готовый к отшвартовке и выходу в рейс. Оформление вроде бы закончилось, но пограничники не спешили уходить. Подошли два буксира, находясь в готовности у бака и кормы, на причале также дежурили швартовщики для отдачи швартовых, но по непонятной причине отход задерживался на неопределенное время. Наконец, не выдержав бесполезного времяпровождения, лоцман спросил, в чем дело, тем более что каждый час работы буксира стоит немалых денег и судовладельца явно не обрадует предъявленный счет. Причина оказалась наивной и не поддающейся здравому смыслу: у женщины-повара выявили невозвращенный кредит, превышающий установленную тогда сумму лимита в 10 тысяч рублей, и за границу стражи законности и границ ее не выпускают – а вдруг сбежит и кредит останется непогашенным, такой ущерб будет нанесен банку и, следовательно, всей стране. А между тем одна лишь стоимость непланируемого времени бездействия буксиров в десятки раз превосходила несчастный кредит, но это никого не волновало – есть инструкция, и ее нужно исполнять. Капитан спросил: «А где же она возьмет деньги для погашения кредита? Вот и идет их заработать». Но его логическая ремарка для пограничников все равно что слону дробина. «А как же я в рейс пойду без повара?» – продолжал настаивать капитан, но вопрос также остался без ответа, повиснув в воздухе, хотя могли и съерничать: «Питайтесь сухим пайком!» Видимо, хватило ума не хамить столь откровенно.

Неизвестно чем закончилась возникшая абсурдная ситуация, но то, что портовые расходы во много раз превысили все допустимые нормы, не говоря уже о ничтожном кредите, не вызывает сомнения. К тому же каждый лишний час простоя тоже обходится в круглую сумму. Напрашивается вопрос: кто выиграл от искусственно созданного на пустом месте представления из репертуара театра абсурда? Да никто, все проиграли, а больше всех – государство со своими неуклюжими попытками любой ценой взыскать недоимки. О какой гибкости можно говорить, если все неумелые попытки напоминают слона в посудной лавке. К тому же все контролирующие организации не имеют ни с кем обратной связи и заботятся только о своих ведомственных интересах, а государство им по боку, будто находятся на содержании у самого Господа. Вот и действуют многочисленные контролеры по принципу «кто в лес, кто по дрова», формально ничего не нарушая, а по сути зачастую являются настоящими «иностранными агентами».

Капитан отечественного контейнеровоза рассказал лоцману о произошедшем с ним сегодняшним утром казусе, сильно смахивающем на розыгрыш, но, к сожалению, таковым не являющемся. Возвращается он утром из дома на свое судно, ошвартованное у контейнерного терминала, и едва успел пройти проходную, как его остановила охрана: «Вы нарушаете правила нахождения в зоне транспортной безопасности!», Впрочем, «зона» она и есть зона, для того чтобы ловить предполагаемых и изолировать явных нарушителей. Оказалось, что капитан был без каски, но об обязательном ее ношении на территории порта ранее слышать не приходилось, ибо прежние требования касались лишь лиц, занятых на грузовых операциях, проще говоря – докеров, ну и конечно, делегаций, посещающих порт.

Капитан обратился к охране с вопросом, как они представляют себе подобное; получается, что он должен сойти с трапа своего судна, надеть каску и, пройдя портовую территорию и проходную, снять каску, попробовать поместить в портфель, в который она вряд ли втиснется. В таком случае ничего другого не остается, как нести ее на согнутой левой руке, словно офицеру во время представления начальству или в момент возложения венка к вечному огню неизвестного солдата, но тогда и идти придется строевым шагом, что вызовет неподдельный интерес всех прохожих. Самые сердобольные могут и санитарную карету вызвать с прямым назначением в психушку. А как же тогда государственный интерес? Ведь в случае такого развития событий пароход обречен на простой, пока будут искать нового капитана. А если все же такое представление пройдет безнаказанным, то обратная дорога поутру из дома на контейнеровоз до проходной порта будет не менее опасна, с увеличенными шансами попасть в поле зрения полиции или опять же таких чутких к чужому горю соотечественников. На такую капитанскую эскападу никто из патрульных охранников не нашел что сказать, и они, не говоря ни слова, поспешили удалиться, видимо решив не связываться с разговорчивым капитаном, а то он еще какой-нибудь номер отмочит.

Самому Рогулину тоже не удалось избежать бдительности охранников зоны. Его также остановили на территории порта, когда он направлялся к отходящему пароходу, и спросили, кто он такой. «Лоцман», – последовал естественный ответ. И сразу же о зоне и безопасности в ней, обязывающей всех находящихся передвигаться только в касках. Но Владимир ответил вопросом на вопрос, как обычно парируют удары умудренные одесситы: «Вы когда-нибудь видели лоцмана в каске?» – чем сильно озадачил неподкупных стоиков, пунктуальных исполнителей незыблемых, как ветхозаветные еврейские каноны, правил. В продолжение своего монолога он задал еще один вопрос: «Почему пограничники не носят касок и всегда на их головах фуражки? Разве правила не одинаковы для всех?» Но и этот вопрос также остался без ответа. С такими вопросами им встречаться еще не приходилось, да и кто такой лоцман с его непонятными обязанностями, они тоже не знали. Поумерив свой пыл и бросив дежурное, ни к чему не обязывающее напутствие: «Вы все же в следующий раз не забудьте каску надеть», – быстро удалились.

Но руководство лоцманской компании, стремясь избежать возможного скандала, решило задавить его в самом начале, приобретя для всех лоцманов облегченные каски – каскетки и поставив крест на дальнейших бесполезных словопрениях. Можно еще привести множество примеров, ставящих в тупик здравый смысл, но все они лишь сотрясают воздух, а пользы ни на грош, ибо их не хотят слышать. А ведь создавшуюся ситуацию нужно рассматривать во всей причинно-следственной связи, не вырывая лишь выгодные для внедрения во все усложняющуюся систему куски, полностью искажающие очередное начинание. Дальнейшее забюрокрачивание стоянок судов в портах, все нарастающий вал отчетности лишь ухудшают качество пребывания пароходов в порту, изматывая экипажи, удлиняя на ненужные деяния, приносящие судоходным компаниям только один вред и растущие убытки. Слава богу, в ночное время, в отличие от советского времени, власти оформляют приходы-отходы судов, а то судовладельцам пришлось бы совсем тяжко за «бесцельно прожитые», но не годы, как у Николая Островского, автора самого популярного романа в жизни нескольких поколений «Как закалялась сталь», а всего лишь за очень дорогие часы непроизводительных простоев. При появлении даже вполне преодолимого волнения на рейд власти не выгонишь – мотивируют безопасностью, что странно выглядит на фоне пожилых мореходов, ведь молодцы в форме все молоды и здоровы, пригодные к государственной и военной службе, да и все стараются делать не спеша, упиваясь собственной важностью. В результате несут убытки лишь судоходные компании, ибо о цене каждого часа простоя уже упоминали, уменьшается их доход, не говоря уже о прибыли, и государство получает меньше налогов, на которые и существует сонм важных контролеров и охранников. Судовладельцы вынуждены повышать ставки фрахта, дабы каким-то образом компенсировать возникающие из-за непроизводственных простоев убытки. Стоимость перевозок возрастает, а вслед за ней и стоимость грузов, из-за чего падает покупательная способность денег, те есть растет инфляция. А контролеры продолжают гнуть свою линию, «ничтоже не сумняшеся» в своей правоте. Круг замкнулся. Неужели государство не понимает, что рубит сук, на котором сидит?

Так что и в самом деле все течет, все изменяется, только в нужную ли сторону? Вопрос непростой, и ответ на него может дать лишь время, которое оценивает принимаемые решения по иным параметрам, не подверженным сиюминутным веяниям, какими бы доводами они ни обосновывались. За них придется расплачиваться будущим поколениям, что уже неоднократно имело место в непростой истории нашей страны; каждое ее переписывание на потребу дня лишь усугубляет проблемы, вызывая сомнения и недоверие собственного народа. Еще древние мыслители утверждали, что история наряду с философией являются матерями всех наук. «Тот, кто не знает прошлого, не знает ни настоящего, ни будущего, ни самого себя», – утверждал великий мыслитель Вольтер в начале восемнадцатого века.

Апрель 2024

P. S. Владимир Рогулин на 78-м году жизни простился со своей нелегкой даже для молодых профессией лоцмана и ушел на заслуженный отдых, правда, пенсия, хотя и хорошая, но под мировые стандарты никак не подходящая, не говоря уже о депутатской, вынудила умерить прежние аппетиты, благо на лекарства пока хватает, а как будет в будущем – время покажет.

В последние годы он вспомнил о своем прежнем стихотворном увлечении, и наградой ему стала не какая-то брошюра или даже малоформатный «томик», а самый настоящий том под 400 страниц нормального книжного формата его лирических стихов. Хотя они и малоизвестны большой публике и-за недостатка финансирования, но в родном городе получили широкую известность, радуя давних и современных коллег по цеху. Благодаря интернету и электронной почте пробивают дорогу в публичное пространство, распространяясь по всей стране.

Подложенная себе свинья, или убиенный бобр

«Качаясь всем корпусом, судно скрипит,

Охотское море ревет и гудит».

Наталия Урусова

Охотское море не только ревет и гудит, когда ему неймется, а неймется ему всегда из-за неуемного характера. Оно бы таким и оставалось на протяжении всего года, если бы не арктические сезонные холода, волнами распространяющиеся от сформировавшегося зимнего сибирского антициклона, который, как бы оно ни упиралось, покроет всю водную поверхность надежным ледовым саваном на целых полгода, поделив поровну время несостоявшегося стихийного разгула беспредельной ярости. Не замерзает лишь юго-восточная часть моря, через Курильские проливы связанная с океаном. Там все-таки потеплее, да и океанская вода вносит свою лепту, подстилающая поверхность моря тоже значительно ослабляет действие сибирского антициклона, а сибирские колючие, как пчелиные рои, циклоны пролетают севернее.

Охотское море относительно недавно, всего лишь десять лет тому назад, значительно «приблизилось» к России, долго добивавшейся ликвидации «чертова» международного треугольника в центре моря, крота в собственном огороде, площадью всего-то немногим более пятидесяти тысяч квадратных километров, позволяющего беспрепятственно вычерпывать не такие уж беспредельные рыбные запасы, такими лишь казавшиеся, кому только захочется. Для образного сравнения: его поверхность немногим меньше Московской области или чуть больше трех процентов площади всего моря. Казалось бы, плюнуть, растоптать и забыть – какая мелочь, но все уперлось в международное морское право. Но и по закону пакости центральный участок очень богат биоресурсами, поэтому сражаться было за что. Наблюдать, как в твоем почти внутреннем море законным образом набивают трюмы сотнями тонн серебристых рыбьих тушек ловцы удачи со всего мира, – большей разрывающей душу обиды у отечественных рыболовов быть не могло.

Многие не поймут причины создавшейся коллизии, и опять упираемся в морское право. По определению комиссии ООН, экономическая граница вслед за территориальными водами распространяется на 200 морских миль, отсчитываются эти мили радиусами от выдающихся мысов. Море оказалось немногим больше, и 200-мильные границы вод не покрыли всей поверхности, оставив этот самый «рыбный садок».

Но усилия не оказались бесплодными, выстраданное десятилетиями признание центральной части моря со злополучным треугольником континентальным шельфом страны, являющимся самыми настоящими рыбными закромами России, вместо окраинного, международного, ничуть не умалило размеры и значение одного из самых рыбных морей мира, площадь которого равна трем территориям Франции, страны с наибольшей площадью в Западной Европе. Кто только не промышлял в центре моря, бывшем до этого международным садком с рыбой: китайцы, японцы, корейцы, вьетнамцы и даже поляки – далековато их занесло с Балтики, видимо, килька не устраивала, а следовательно, «игра стоила свеч».

Но бесконтрольная раздача подарков по поводу и без повода наконец-то прекратилась, во внутренние воды не полезешь, можно на законных основаниях лишиться судна, орудий лова, да и рыболовам угодить под уголовную статью с возмещением нанесенного ущерба и в реальную отсидку в не самых комфортных условиях российской пенитенциарной системы. Комиссия ООН признала центральную часть Охотского моря континентальным шельфом России, тем самым узаконив исключительное право на добычу биоресурсов и полезных ископаемых. Долго ожидаемое событие произошло в 2014 году, можно сказать, успели прекратить бесконтрольное вычерпывание сотен тысяч тонн биоресурсов и вскочить на подножку уходящего поезда. Опоздай решение на считаные месяцы, и в свете настоящих событий не видать бы крабов, красной рыбы с икрой как собственных ушей, да и не до этого бы было. Лишний раз убеждаешься, что дорога ложка к обеду.

Основным портом моря является всем известный Магадан, он же по совместительству столица Колымского края. Расположен на самом севере моря, в бухте Нагаева, что совсем не с руки караванам пароходов, снабжающим город и всю зависимую от него вечно замороженную империю. В отличие от солнечной столицы края, на юге моря, по сути на границе северной части Японского моря, расположен еще один порт – Ванино, тесно сплетенный общей историей прошлых десятилетий в крепкий узел с Магаданом, их даже связывают две очень известные песни на одну и ту же тему. Чтобы добраться из южного Приморья, откуда поступал почти весь поток грузов на Магадан, необходимо пересечь все Охотское море по самому длинному пути, который при условии хорошей погоды занимает суток трое. А если же задует, не уложишься и во вдвое большее время. Стоит только выйти из-под прикрытия северной оконечности Сахалина, как северо-западные господствующие ветры к вашим услугам, берут голыми руками, то есть разбушевавшимися волнами и порывами ветра 20—25 метров в секунду. А если в трюмах тяжелый груз, то хватайся за что сможешь, начинается свистопляска «голова-ноги»: ни поспать, ни поесть, ни по палубе пройтись, а спрятаться или переждать опасное волнение негде, акватория моря – словно большущая тарелка, до всех сторон которой расстояние примерно одинаково.

В зимнее время донимала другая докука: по мере наступления осенне-зимнего периода начинался ледостав, постепенно распространяясь с западного побережья в направлении западного берега Камчатки. И это время являлось самым сложным в плавании по Охотскому морю, при падающих отрицательных температурах, когда волны и производимые ими брызги накатывают на палубу, погружая ее вровень с поверхностью штормового моря, и не успевшие сбежать в родную стихию ручейки превращаются в корочку льда, быстро нарастающую на надпалубных устройствах и механизмах. Проходит всего лишь несколько часов, и пароход становится неузнаваемым, превращаясь прямо на глазах в какое-то феерическое бледно-синеватое округлое существо.

Главная опасность заключена не в самом льде, а в его массе, скопившейся выше прежнего центра тяжести, тем самым поднимая его все выше и выше, отчего пароход начинает терять остойчивость и грозит опасность перевернуться. Скалывать лед в штормовых условиях невозможно, очень велик риск оказаться за бортом, да и нарастает он гораздо быстрее, чем от него освобождаются. Остается лишь уменьшать скорость или приводить курс кормой к волне для меньшей заливаемости и прогрессирующего обледенения, дожидаясь улучшения погодных условий.

При появлении льдов, наступающих с Шантарских островов, появляется возможность при наступлении обледенения зайти в лед, где волны не заливают палубу и отсутствуют брызги, переждать непогоду, а потом вперед – на Магадан. Но в этом состоянии нужно смотреть и смотреть, дабы не проворонить время выхода из создавшейся снежуры со льдом, иначе мышеловка захлопнется – и без ледокола не обойдешься. Еще более осложняют гидрологию моря выносимые в течение всего года из залива Шелихова морские льды.

Но по мере укутывания моря ледовым покрывалом курсы следования смещались все ближе к западному берегу Камчатки, пока лед не сковывал все море вплоть до западного побережья полуострова.

Снабжение всего заполярного края не прерывалось в течение всего года, и полностью груженные суда следовали давно наезженным маршрутом днями и ночами. Бывали годы с мягкими зимами, и тогда пароходы с самыми незначительными ледовыми подкреплениями самостоятельно достигали Магадана и, даже будучи в балласте, без затруднений возвращались назад. Но таковое бывало нечасто, а случалось, что льды наслаивались, создавая торосы и ропаки, намертво блокируя известный маршрут. Тогда наступал черед ледоколов, без которых движение надолго стопорилось, а ожидать наступления весенних дней никто позволить не мог: многочисленные прииски, рудники, стойбища оленеводов и поселения ждали необходимые позарез грузы. Толщина ледового покрова и господствующие ветры позволяли определять необходимость в том или ином ледоколе, в зависимости от его мощности и проходимости. Торошение и меняющие направления ветры не давали смерзаться ледовому бездорожью на всем протяжении следования до Магадана – в таких случаях хватало самого маломощного ледокола, названного в честь знаменитого города «Магаданом», с его десятью тысячами лошадиных сил главного двигателя. Но стоило установиться безветренной погоде всего лишь на несколько дней – и вчерашняя ледообразующая поверхностная каша намертво смерзалась, становясь непреодолимой для ледокола, несмотря на яркое солнце, которое светит, но не греет. Тогда в дело вступал один из линейных ледоколов, а «Магадан» оставался у него в подмастерьях.

В нашем случае как раз он и осуществлял проводку караванов судов от южной кромки льдов до Магадана. Ранней весной 1985 года теплоход «Иван Сырых» из серии польских лесовозов-пакетовозов направлялся в Магадан с полным грузом угля. Едва приметное дыхание весны все же ощущалось: ветры северных направлений несколько поумерили свою зимнюю ярость, голубое, без облачка небо и яркое солнце, потоки света которого, отражаясь от бледно-серых ропаков и перепаханных ледовых полей с наслоениями более раннего льда, отражались бесчисленными бликами, слепя вахтенных на мостиках пароходов. Ледовая обстановка не представляла собой чего-то исключительного и была обычной и проходимой для конца зимы – начала весны с большими разводьями чистой воды. Некоторые затруднения могли вызвать лишь отдельные перемычки сплоченного льда, которые ледокол форсировал с трудом, напрягаясь всей своей десятитысячесильной лошадиной мощью. Очередной караван под проводкой ледокола «Магадан» направлялся в сторону Нагаевской бухты. Вслед за торящим тропу «Магаданом» следовал теплоход «Пионер Чукотки» из серии «Пионер Москвы» с грузом контейнеров, а за ним «Иван Сырых» с 13 тысячами тонн энергетического угля для электростанций и котельных Колымского края.

Старший помощник капитана Владимир Рогулин принял свою дневную вахту у «ревизора» и любовался лучами заходящего солнца, не забывая следить за впередиидущим контейнеровозом. Видимость прекрасная, и ледокол для скорейшего преодоления ледовых барьеров указал минимальное расстояние между судами каравана, чтобы исключить саму возможность застревания в пробитом канале, да и скорость полного маневренного хода назначил. На судне время ужина, и с камбуза тянуло ароматными запахами приготовленных блюд, отчего у вахтенных только слюнки текли. Спустя недолгое время на мостик поднялся капитан, уже плотно поужинавший и пожелавший взглянуть на окружающую необременительную обстановку. В этом уже наблюдалась сама собой сформировавшаяся на судах традиция: после обеда и ужина капитан, стармех, судовой врач и еще кое-кто из командного состава поднимались на мостик, словно в курилку, поговорить о делах насущных и обсудить новости после сытного ужина.

Капитан, умиротворенный ужином, благодушно улыбаясь, обратился к старпому: «Чиф, сходи поужинай, я на мостике побуду!» Владимир не заставил себя долго ждать и вскоре, едва оказавшись в своем, определенном ему кресле в кают-компании и держа в руках поварешку, наполненную наваристым борщом, неожиданно услышал перезвон машинного телеграфа, свидетельствовавший о срочном изменении переднего хода на полный задний. После чего корпус судна затрясся как в лихорадке, вибрируя всеми фибрами своей механической души. Ничего хорошего столь срочное реверсирование не предвещало, и Владимир, недолго думая, бросился по трапам на мостик. В самом начале стремительного броска ощутил тупой несильный удар, будто пароход столкнулся с каким-то препятствием, после чего наступила тишина.

Оказавшись на мостике и увидев возбужденного капитана, старпому стала понятна возникшая ситуация: ледокол, следуя в направлении Магадана, неожиданно наткнулся на перемычку ледового барьера, потеряв движение вперед. Шедший за ним «Пионер Чукотки» незамедлительно дал задний ход и успел погасить инерцию переднего хода, остановившись в нескольких десятках метров от кормы ледокола. Пароход был небольшим и относительно легким, что очень даже ему помогло вовремя остановиться. В то же время шедший за ним гораздо более габаритный и массивный, по жвак загруженный «Иван Сырых», имевший намного большую инерцию переднего хода, не успел затормозить и уже на последнем издыхании навалился своим хищным штевнем на корму контейнеровоза сверху, как орел-стервятник на свою жертву, и бронебойный форштевень пакетовоза смял, как картонную коробку, верхнюю часть кормовой палубы и обшивки «чукотского пионера».

К счастью, навал пришелся на верхнюю часть кормы «Пионера», вследствие чего образовалась дыра в кормовой палубе и верхней части обшивки, через которую можно было пролезть в помещение рулевой машины. Водотечности в корпусе не обнаружилось, все-таки пробоина оказалась намного выше действующей ватерлинии и забортная вода не могла проникнуть внутрь. В общем-то, произошло обыденное аварийное происшествие, каких хватало на трассе Северного морского пути.

Позднее пробоину заделали и аккуратно заварили, и после покраски ничто не напоминало о бывшем повреждении. Последующее расследование, разобравшись в деталях произошедшего, отнесло случай к ледовым повреждениям, и никто не пострадал. Ледовые повреждения, и не такого масштаба, не то чтобы планировались заранее, но считались неизбежными, соответственно к ним и относились.

Спустя три года, будучи в капитанской должности, Владимир Рогулин принимал под свое командование теплоход «Пионер Чукотки», напомнивший ему о навале трехлетней давности, о чем поведал сдающему дела капитану с долей иронии, будто заранее «пометил» «чукотского пионера». По чистой ли случайности или неизвестной закономерности, все, что успел сделать ранее, возвращается в той или иной форме рано или поздно и заставляет взглянуть на многие события совершенно по-иному, вне зависимости от результатов, добавляя почву для размышлений и раздумий. Хотя в нашем случае старпом и не являлся прямым участником произошедшего навала, а его участие, в общем-то, притянуто за уши, но случай имел место на его вахте, что вполне достаточно для разнообразных спекуляций. Дальнейшее мало кого интересует, в документах по расследованию «преступлений и наказаний» его вахта останется навсегда.

Что касается капитана, то его благородный порыв дать поужинать старшему помощнику сослужил плохую службу, хотя и был продиктован благим намерением. Неизвестно, случился бы навал, окажись старпом на мостике, возможно, он бы дал задний ход чуть пораньше и успел бы остановиться, но это лишь досужие предположения. Как бы то ни было, но капитан подставился сам, и старпому на судне точно не досталось «на орехи», не считать же таковым бумажное оформление навала, без чего уж точно обойтись нельзя.

Февраль 2014

Мишень для авианосца

«На море шторм, как канонада,

Кипит и пенится вода…

Американский флот армадой

Идет, не зная сам куда!»

Перефразированное четверостишиеАлександра Иванова

Авианосные ударные группы или соединения появились в начале Второй мировой войны и обрели современные черты в период войны на Тихом океане между Японией и США, которая началась с массированного нападения японского воздушного флота, стартовавшего с палуб авианосцев, приблизившихся на дистанцию, достаточную для удара по военно-морской базе Соединенных Штатов в Перл-Харборе на Гавайских островах 7 декабря 1941 года. Американская разведка самым безобразным образом «прозевала» приближение большой группы кораблей, включая шесть авианосцев, с которых взлетели 300 самолетов. Нападение на главную военно-морскую базу США в Тихом океане стоило американцам потери четырех линейных кораблей, крейсера и нескольких эскадренных миноносцев, не считая прочей «мелочи», и окончательно утвердило приоритет авианосцев перед прежними властителями морей – линкорами с их артиллерийским вооружением, главный калибр которых достигал 466 миллиметров: жерла их орудий главного калибра очень даже напоминали трубы торпедных аппаратов. Значительные повреждения получили другие корабли и портовая инфраструктура, как и две сотни уничтоженных самолетов. Потери личного состава составили около 2500 человек. По сути, произошел разгром тихоокеанского флота США. Этим навсегда вошедшим в историю нападением были поставлены последние точки в том, какой тип кораблей на море «главный». В этом отношении очень показательна расправа японских штурмовиков в 1942 году над британскими новейшим линкором и линейным крейсером, охраняющими Сингапур с моря от японских захватчиков. Всего лишь за полчаса оба крупнейших корабля были уничтожены и нашли свое пристанище на дне. Как бы то ни было, но американцам в какой-то степени повезло: в гавани не оказалось авианосцев, которые за два дня до нападения ушли в район Алеутских островов, что вскоре обернулось для японцев непредсказуемыми последствиями. А тогда флот микадо купался в лучах славы, и вся Страна восходящего солнца рукоплескала его успеху.

Современный авианосец слишком дорогостоящий корабль (его стоимость зашкаливает за 10 млрд долларов), чтобы отправлять его в одиночное плавание. Да и собственных средств обороны у такого гиганта явно недостаточно, у него иные задачи. На его борту находятся 5—7 тысяч человек экипажа, летного и технического состава – целый плавающий город. Авиакрыло насчитывает до 90 самолетов и вертолетов, которые и являются его ударным оружием, именно так плавучий аэродром и называется. В состав его охраны входят один-два крейсера, целая свора эскадренных миноносцев или фрегатов, подводные лодки, корабли снабжения и танкеры с топливом. Современные авианосцы в большинстве своем оснащены атомными двигателями. Их громадные размеры поневоле уносят наше воображение на каком-то инстинктивном, не поддающемся разумению уровне, будто мы уже видели каких-то гигантов в нашем далеком биологическом прошлом. Что-то похожее на исполинских пресмыкающихся мезозойской эры, населявших планету многие десятки миллионов лет тому назад. Можно по пальцам на одной руке пересчитать страны, которые могут построить такие корабли; их технологии сродни космическим, а одно лишь содержание монстров не по карману большинству государств, весь флот которых существенно уступает по военной мощи всего только одной авианосной ударной группе. У Соединенных Штатов насчитывается 11 действующих авианосных соединений, распределенных по всем флотам, то есть они присутствуют во всех районах Мирового океана. Помимо действующих, в наличии имеется еще несколько законсервированных авианосцев. Такое количество авиационных маток позволяет контролировать ситуацию во всем мире. При встрече с авианосным соединением встречные суда стараются изменить курс, чтобы безопасно разойтись с вояками. Хотя международные правила распространяются и на них, но штатские «пиджаки» держат в уме известную поговорку «Бойся в море пьяного рыбака и военного моряка!», которая стала таковой не на пустом месте.

О добывающем рыболовном флоте много сказано в ранних новеллах: когда идет рыба, то есть нападают на косяк, тогда и начинается самый настоящий «сенокос», любители удачи забывают обо всем, не только о правилах судовождения, и смотреть за ними нужно в оба глаза. У военморов другие причины: в своем большинстве командиры кораблей не являются профессиональными судоводителями. Минеры, ракетчики, артиллеристы и прочие. Штурман всего лишь один, да и тот не имеет достаточного опыта и знаний. Вот и получается «кто в лес, кто по дрова». Лучше заблаговременно отвернуть в сторону и чисто разойтись с потенциально опасными встречными военморами. А авианосное соединение само по себе вызывает тревогу наличием большого количества военных кораблей вокруг авиаматки.

Какими бы огромными ни казались океаны, но морские пути сродни проложенным дорожным магистралям, по которым спешат пароходы самых различных флагов, типов и назначений. Правда, на всем пути отсутствуют светофоры и дорожные указатели, да и не нужны они ныне, иначе штурманский состав останется без работы. Сезонные погодные препятствия никак не добавляют скорости, разве что воспользуешься попутным течением. В отличие от правил дорожного движения на море существуют международные правила предупреждения столкновения судов, которые каждый судоводитель должен знать как «Отче наш», как говаривали много лет тому назад. Сегодня едва ли удастся отыскать морского штурмана, знающего какую-либо молитву, и казавшееся естественным сравнение совершенно неуместно. Но на открытых водных пространствах и в помине нет постовых регулировщиков, как и засевших в засаде полицейских с радарами. Посему судоводители должны самостоятельно неукоснительно соблюдать предписанные правила, ибо цена ошибки велика. Это вам не столкновение двух автомобилей даже с самыми плачевными результатами. Какое же правило без исключений – таковые существуют и в морских правилах, их наличие обозначается флагами международного свода сигналов в дневное время и соответствующими им фонарями на самой высокой мачте ночью. Казалось бы, океан огромен, в несколько раз превышает земную твердь по площади, а они все-таки сталкиваются. Как выше упоминалось, морские суда движутся по оптимальным маршрутам, а не равномерно рассредоточены по Мировому океану, ну а столкновения в открытом море составляют всего лишь 20% от общего количества, остальные 80 приходятся на подходы к портам и форсирование узкостей: проливов, каналов и стесненных акваторий.

Случившаяся история произошла относительно недавно, в 2018 году, в период работы Сергея Пермякова капитаном танкера «Виктор Конецкий» сегмента «Афрамаксов». Очень даже солидный при своей 100-тысячетонной грузоподъемности пароход трудился не покладая рук в рамках проекта «Сахалин-1», выполняя короткие по продолжительности рейсы, наподобие малотоннажных судов, крутящихся в пределах дальневосточных вод, Северного Китая, Японии и Кореи. Судовладельцы не отпускают их далеко, находя посильную работу в сфере своей доступности. Экономика не работает, если суда малой грузоподъемности направляются в «дальние» плавания, не существует фрахтователей, согласных платить за тонну перевезенного груза в разы дороже настоящего фрахтового рынка, ибо лишь в таких случаях можно достичь рентабельности «малышей». А филантропов и миссионеров в судоходном бизнесе видеть не приходилось, слишком дорогое «удовольствие», совсем не то что медяки на паперти раздавать. Потому и вертятся пароходики в пределах одного региона, зарабатывая на жизнь судовладельцам. Танкер, во много раз превышающий возможности малышей по всем параметрам, выполнял два-три рейса в месяц из порта Де-Кастри в Татарском проливе, в десятке миль на север от которого глубины резко уменьшаются, плавно переходя в устье реки Амур. Сегодня порт расположен на берегу залива Чихачева, но ранее он также назывался Де-Кастри – в честь бывшего когда-то морским министром Франции маркиза Шарля де Кастри.

Казалось бы, какое отношение может иметь к российской восточной окраине французский министр конца XVIII века? Но история остается в именах: залив был открыт в 1787 году кругосветной экспедицией Лаперуза, от которого и получил свое название, а Лаперуз увековечен в названии пролива между японским островом Хоккайдо и российским Сахалином.

Осадка судна в полном грузу свыше 14 метров вызывала уважение и опасения во время плавания по относительно мелководным акваториям. 250-метровый корпус требовал повышенного внимания, ибо каждый поворот нужно было рассчитывать заранее, чтобы с немалым радиусом циркуляции не оказаться на мелководной «обочине». Только по выходе на морские просторы можно почувствовать себя в относительной безопасности: «Большому кораблю – большое плавание!» Но и там не все было просто: как правило, в прибрежных водах, да еще со многими портами мирового значения поблизости, разбросано множество мелких судов и рыбачьего «тюлькиного» флота, как килек в томатном соусе, которые не спешат уступить дорогу солидному «Афрамаксу». Несмотря на кажущиеся короткие «домашние» рейсы, забот на судне хватало, и не только чисто навигационных.

Легкая нефть, добываемая на восточном шельфе Сахалина, накапливается на терминале «Сахалин-1» в порту Де-Кастри, откуда отправляется преимущественно в порты Южной Кореи и Японии. Сахалинская нефть отличается малым содержанием серы и на рынке котируется по более высоким ставкам, чем обычные Urals или даже Brent. Для работы в условиях тяжелой ледовой обстановки в зимнее время спроектировали и построили пять танкеров-близнецов с усиленной конструкцией корпусов, наиболее подходящей для челночных рейсов между терминалом «Сахалин-1» и портами Японии и Южной Кореи. Для терминала также построили специфичное носовое погрузочное устройство, оптимальное и не затратное по сравнению со стандартными в незамерзающих районах. «Виктор Конецкий» в компании остальных четырех близнецов два-три раза в месяц забирал с терминала накопившуюся из дебитных скважин легкую сахалинскую нефть и спешил в определенный порт выгрузки, чтобы вскоре вернуться за следующей партией груза. Отсюда и название всех пяти судов – «танкеры-челноки», правда, очень большие.

Каждый нефтеперегонный завод и терминал имеет свою собственную, характерную лишь для него схему переработки сырой нефти. Они рассчитаны на какой-то конкретный ее вид, в зависимости от наличия серы, извлечение которой процесс непростой, затратный и трудоемкий. Поэтому, как правило, в высокосернистую тяжелую нефть, которую к тому же трудно транспортировать по трубопроводам из-за ее вязкости, добавляют легкие сорта, вследствие чего и получается более-менее приемлемая смесь, почти как в старом кинофильме – пародии на вестерн «Лимонадный Джо» – смесь «номер 3». Хотя киношная смесь совсем иная по своим качествам, чем в той чехословацкой сатирической пародийной комедии почти 60-летней давности. Она легче транспортируется и перерабатывается с меньшими затратами, к тому же цена выше, чем у высокосернистой тяжелой. В силу этих причин на отдельных терминалах нет необходимости в больших объемах легкой нефти, она пригодится там, где ее не хватает. А разовое количество, перевозимое на танкере, составляло около миллиона баррелей; одно лишь слово «миллион» говорит само за себя, повергая человека во что-то неисчислимое. Поневоле приходилось прибегать к перегрузке на другой танкер, чтобы не нарушать установившийся цикл, а танкеру, принявшему в свои танки весь груз, спешить было некуда, и он следовал по указанию фрахтователей, доставляя нефть туда, где в ней нуждались.

Отправной базой для подобных перегрузок являлся южнокорейский порт Йосу, расположенный на южном побережье полуострова, которое, по сути дела, представляет собой многокилометровую портовую зону, включающую множество терминалов для обработки самых разных грузов: навалочных, генеральных, жидких и газообразных. Его географическое положение, климатические условия, близость к крупным портам Юго-Восточной Азии и развитая инфраструктура создали условия для образования самого настоящего хаба горюче-смазочных материалов в регионе. К 2018 году 80% сахалинской нефти направлялось в Йосу.

Осенью того же года «Виктор Конецкий» завершил очередную передачу груза и, как всегда, в соответствии с рейсовым заданием в балласте возвращался в Де-Кастри. Корейский пролив, разделенный на западный и восточный проходы островом Цусима, одно лишь упоминание о котором столь тягостно для русского уха, как о самом мрачном позоре российского флота, с крупнейшими портами Кореи, Японии и северного Китая является одним из самых напряженных районов мирового судоходства. Множество судов самых разных назначений и размеров спешат во всех направлениях, что и немудрено, ибо здесь пересекаются и сходятся пути следования на юг и север, на вход и выход во Внутреннее Японское море и из него, в пролив Каммон, как и пароходы, загибающие дугу большого круга в порты Северной Америки. А если добавить тысячи промышляющих добычей даров моря рыболовецких суденышек, которым все правила судоходства «до фонаря» на самой высокой мачте, то и вовсе похоже на вселенский хаос в первые мгновения после Большого взрыва. Нужно не только смотреть вперед и по бортам, но и оглядываться назад, как сове во время охоты.

Зимой, хотя ветры северных направлений приносят холод, когда так и тянет спрятаться от его колючих укусов за стеклами рулевой рубки, яркое солнце будто насмехается над мерзнущими на крыльях ходового мостика вахтенными. Но при всех недостатках холодный сезон несравним с летним: видимость хорошая, горизонт четко очерчен, и водная поверхность просматривается на многие мили. Словно в отместку летняя хмарь затуманивает почти осязаемой дымкой все окружающее пространство, и видимость падает в разы, вот и всматриваются до боли в глазах в окуляры биноклей вахтенные помощники и впередсмотрящие. Не дай бог пропустить ныряющего, как утенок, среди гребней волн едва различимого рыбачка, что при расстоянии до бака в две сотни метров не кажется чем-то сверхъестественным. О чем спрашивать, если даже носовая часть судна не очень-то просматривается. В таких условиях приходилось выставлять впередсмотрящего на баке, с которым поддерживалась УКВ-связь, и если в течение некоторого времени от него не поступало доклада о встречных и болтающихся на волнах рыболовов, то приходилось окликать – а вдруг задремал?

К счастью, проход самого напряженного участка занимал не более двух ходовых вахт, после чего напряг уменьшался, судов становилось меньше, а их движение – более упорядоченным. Только тогда можно было вздохнуть с облегчением, хотя именно в подобное время некоторого расслабления чаще всего и происходят непредсказуемые, ставящие в тупик ситуации.

Побыв еще с полчаса на мостике и видя, что обстановка приходит в состояние обычного морского перехода, капитан решил спуститься вниз и прогуляться по верхней палубе; ее размеры позволяли проводить спринтерские забеги на 100 или даже 200 метров. Вечерняя благоприятная погода располагала к прогулке в лучах заходящего солнца, да и предыдущее напряжение снять перед ужином не помешает. Склонившееся к линии горизонта светило чисто визуально увеличивается в размерах, приобретая красноватый оттенок, отчего небосвод в западной части вместе с подсвеченными высотными облаками становится похожим на сполохи громадного пожара, резко контрастируя с противоположной, восточной полусферой. На какое-то время картина приобретает нереальный, феерический цветовой фон, одновременно вызывая несколько тревожно-бодрящее настроение. Хотя ясно понимаешь физическую подоплеку полыхающего в полнеба пожара, но создается иллюзия оптического обмана, будто планета несется прямо к пылающему светилу, которое поглотит ее, даже не заметив. Несмотря на регулярную повторяемость космического явления на протяжении многих миллионов лет, от этого оно не становится менее интересным, интригующим и притягивающим. На него можно бесконечно долго смотреть, как на пылающее пламя костра и текущую воду. Да и начало дня, когда ярко-оранжевый диск солнца начинает показываться над горизонтом, будто выплывая из морской пучины, возвещая о начале нового дня, также кажется невероятно притягательным, заряжая энергией все живое. Жизнь продолжается!

Тем временем танкер продолжал следовать в северном направлении, а на мостике оставался проинструктированный четвертый помощник капитана Виталий (называть фамилию не стоит по очевидной ниже причине). Был он общителен и коммуникабелен, легко уживался с людьми и никому не отказывал в просьбах – настоящий сангвиник, к тому же мастер на все руки. В совершенстве владел многими ремеслами не хуже любого профессионала; лучше всего ему удавались сварочные работы – без разницы, электро- или газосварочные, – и к нему нередко скрепя сердце, наступив на свое извечное «механическое тщеславие», обращались за помощью судовые механики, когда требовалась какая-либо «ювелирная» работа. Даже выпекаемый на судне хлеб у него получался лучше, чем у повара с буфетчицей, подтверждением чему было единодушное мнение экипажа, словно забывшего, кто есть кто, а штатные кормилицы даже не пытались с ним соревноваться.

Во время продолжительных отпусков Виталий тоже не сидел сложа руки: занимался авторемонтом, как и ремонтом квартир, имея прекрасную репутацию. Можно сказать, что его «рвали на части», стараясь заманить повышенным материальным интересом. Но, как гласит известная поговорка, «хороший человек – еще не профессия». Вот тут и наступал какой-то необъяснимый провал. Создавалось впечатление, что профессию он избрал вопреки здравому рассудку, может быть надеясь на время, которое примирит его с ней и позволит овладеть не хуже, чем остальными навыками. Но пока каких-то осязаемых сдвигов в этом направлении не наблюдалось. Пакет документов, требующийся на каждый приход/отход парохода, в лучшем случае был готов лишь с третьей попытки, настолько много в нем было ошибок. Во время несения ходовых вахт с 16:00 до 20:00 Виталий требовал постоянного контроля, самостоятельность ему была строго противопоказана. Четвертый помощник капитана, как самый неопытный штурман, стоит всего лишь одну ходовую вахту, да и ту под контролем старшего помощника.

В нашем случае на мостике присутствовал капитан, а старпома он отпустил, и четвертый остался полноправным хозяином идущего полным маневренным ходом громадного судна. Но капитан, прогуливаясь по верхней палубе, ни на миг не забывал о своем младшем помощнике и его профессиональных возможностях, внимательно всматриваясь в горизонт и чисто автоматически отмечая появляющиеся вдалеке пароходы и рыболовецкие челны.

И вот вдалеке справа по курсу он увидел скопление военных кораблей – торговые суда в кучу-малу не собираются, им не до учений – деньги нужно зарабатывать, на которые и существуют военно-морские флоты. В это время в Японском море проходили ежегодные совместные учения 7-го флота Соединенных Штатов, штаб-квартира которого расположена в японской Йокосуке, недалеко от входа в Токийский залив, и южнокорейского военно-морского флота. Учения являются своего рода демонстрацией, как напоминание наследникам Ким Ир Сена, чтобы далеко не заходили в своих милитаристских устремлениях. Кстати, столь откровенное проявление силы северокорейцам сильно не нравится, и они каждый раз сильно негодуют, запускают баллистические ракеты в сторону Японского моря, хотя частенько бывает не совсем удачно.

Скопление кораблей находилось далеко и опасности не представляло, но совершенно неожиданно при приближении «Виктора Конецкого» от общего «собрания» отделился авианосец, перепутать который с каким-либо иным кораблем невозможно – очень он велик и имеет характерный лишь для данного класса кораблей силуэт и обводы. Вместе с ним последовала и пара кораблей охранения. По скорости военные корабли не идут ни в какое сравнение с торговыми судами, разве что магистральные контейнеровозы несколько подтягиваются к ним. Скорость – это тоже оружие, тем более что военморы не зацикливаются на расходовании сжигаемого топлива, их оно совершенно не волнует – задачи другие. Почти все современные авианосцы Штатов атомные, и запас ядерного топлива оценивается по иным параметрам.

Капитан, почувствовав неладное, бегом рванулся к ближайшему телефону, чтобы позвонить на мостик и узнать причину столь оживленных действий американского авианосного соединения. Едва услышав объяснение четвертого помощника, уложившееся лишь в несколько слов: «Они нас позвали и что-то спросили, а я сказал: „О’кей!“», – повергло капитана в шоковое состояние. Больше всего тревожил вопрос: «Что спросили?» Вариантов было много, и анализировать не было времени, оставалось бежать на ходовой мостик и разбираться с неопределенной ситуацией.

Судовой радиолокатор работал в режиме САРП (средство автоматической радиолокационной прокладки) и, захватив направляющиеся в сторону танкера цели, вел их сопровождение, показывая время и дистанции кратчайшего сближения. Он четко показывал, что сближение, хотя и стремительное, безопасно, если не последуют непредсказуемые маневры. Авианосец проходил в трех кабельтовых (немногим более полукилометра) по носу, а корабли сопровождения направлялись по корме, пропуская «Виктора Конецкого». В ситуации, когда подтверждение получено, переспрашивать военморов о планируемых действиях – все равно что показывать свою полную безграмотность и непонимание, срамиться ни к чему. Оставалось лишь наблюдать за разворачивающимися событиями, уже по ходу ориентируясь в сути происходящего. Во всяком случае, атаковать на поражение они не будут, что в какой-то степени успокаивало, но неопределенность давила непредсказуемой неизвестностью. Четвертый помощник находился рядом и, будучи сильно озабоченным, несказанно терялся в догадках, на что же он согласился. На всякий случай, как в непредвиденных ситуациях, капитан предупредил вахтенного механика о возможных изменениях скорости, хотя танкер следовал в режиме полного маневренного хода и особых приготовлений для реверсирования главного двигателя не требовалось.

Дальнейшие события развивались стремительно в жанре самого настоящего морского боевика. Авианосец, только что пересекший курс, сразу же резко сбросил скорость, а корабли сопровождения замерли с правого борта в строю кильватера. Палуба авианесущего монстра пришла в движение, и, набирая скорость, по рулежной дорожке один за другим взлетели три истребителя или штурмовика, что в настоящее время не отличает их конкретную специализацию; в крутых виражах изменяя курсы, они нацеливались на танкер. В последний момент стало понятно дежурное «о’кей», произнесенное вахтенным штурманом, оно приобрело реальное, чисто физическое значение. Авианосцу дано согласие на проведение нескольких тренировочных полетов над судном в роли реальной мишени для их атак. Самолеты, выходили на боевой курс и, снижаясь до бреющего полета, почти до высоты ходового мостика «Виктора Конецкого», включали форсаж с резким набором высоты, не долетая какие-то считаные метры до фальшборта. При всем этом стоял невообразимый грохот, особенно усиливающийся при выходе штурмовиков из бреющего пике с дачей форсажа, при котором вибрировали все судовые конструкции. Ничего не понимающие члены экипажа с перепуганными лицами повыскакивали на палубы надстройки, кто куда успел, и с онемелыми лицами, будучи не в состоянии что-либо сказать, взирали на развернувшуюся баталию, будто они оказались в центре какого-либо остросюжетного боевика. Напрочь были забыты ужин и сон. О каком чувстве голода или сонливости можно было вспоминать, все внимание сосредоточилось на чувстве опасности, особенно в первые мгновения, пока до каждого не дошло, что это всего лишь тренировочные атаки. Не исключено, что некоторые испытывали чувства сродни Достоевскому и его товарищам на показательном расстреле по делу о «петрашевцах», замененному каторгой после команды «пли». Помнится, один из приговоренных сошел с ума, не выдержав мощнейшего психологического стресса, когда ты отчетливо сознаешь, что через мгновение будешь мертв, о чем свидетельствуют направленные на тебя стволы винтовок. Но, слава богу, таковых в экипаже не оказалось.

Наконец-то, выполнив по три захода на танкер, звено штурмовиков направилось в сторону корейского берега, а авианосец, взяв «с места в карьер», рванул вслед за ними. Вероятно, он определялся с курсом для приема самолетов на свою летную палубу, стараясь успеть до наступления темноты. На дежурном канале УКВ-радиостанции на чистейшем носовом американском языке, о котором один из героев революции и Гражданской войны Павел Дыбенко, будучи подвергнутым жестоким пыткам из-за подозрений в работе на американскую разведку, в письме Сталину писал, что американского языка не знает, прозвучало: «Victor Konetsky, thanks for your good cooperation. Over and out!» Капитан только и смог с трудом выдавить из себя: «Welcom!» – после чего внимательно с ног до головы оглядел четвертого помощника, не выражая никаких эмоций, на них уже и сил не осталось, и пошел ужинать. Все, что ранее в душе накопилось и готово было сорваться с языка совсем недавно, куда-то испарилось, а новых слов не находилось, все было ясно и без лишних нотаций или разноса младшего помощника, до которого слишком поздно дошел смысл созданной им ситуации, но прыгнуть выше головы ему было не дано.

Интересно, сделал ли Виталий какие-либо выводы после все объясняющего эпизода? Или решил больше не искушать судьбу и распрощался с морским флотом навсегда? А если и остался, то наверняка морской карьеры не сотворил.

Январь 2024

Короткие рассказы из морской практики

«А Камчатка, а Камчатка,

А Камчатка от Москвы далековата,

И сюда почтовый не идет.

И погода, лишь погода виновата

В том, что вовремя не прибыл самолет».

М. Пляцковский