Генератор страха

Глава 1

Верочке Азаровой едва исполнилось восемнадцать, когда она устроилась на работу в фирму «Мерлин». Все вышло случайно и именно в тот день, когда она с друзьями отмечала свое совершеннолетие в баре «Гудвин», что на Ленинском проспекте.

Этот человек начал флиртовать с ней еще в баре. Он вел себя совершенно по-хозяйски: непринужденно, но абсолютно без всякого хамства – пару раз пригласил ее потанцевать, потом переслал с официанткой бутылку шампанского и в конце концов окончательно переселился за ее столик, забыв о собственной довольно шумной компании.

Андрей Верочке понравился. Не сразу, конечно, в первый момент она несколько испугалась, причем не столько его вида (для мужчины он выглядел совершенно нормально, и даже рваный шрам через левую половину его лица не вызывал отвращения), сколько его возраста – ему было слегка за сорок, он был даже чуть старше ее отца. Но уже через несколько минут общения Верочка перестала замечать эту разницу, а еще через полчаса чувствовала себя с ним почти на равных. Однако вовсе не потому, что за это время он успел опуститься до уровня восемнадцатилетнего пацана. Дело не в интеллекте. Просто Андрей был мальчишкой в душе, и Верочка с некоторым удивлением подумала, что, может быть, и ее отец (естественно, когда его не видит ни она, ни мама) ведет себя с молоденькими девушками точно так же. Впрочем, эти раздумья были скоро развеяны шампанским и шутками Андрея, которые казались ей жутко смешными и остроумными.

Потом они танцевали, снова пили шампанское, опять танцевали. Сначала Верочка думала, что после очередного бокала Андрей захочет ее поцеловать или будет в танце опускать руки ниже допустимого, но вскоре поняла, что ничего подобного он сделать и не пытался. И вовсе не из-за робости. Просто он был совсем не похож на тех мальчишек, с которыми она общалась раньше.

Потом они вдвоем вышли из душного бара и некоторое время курили на крыльце, дружно смеясь над новыми шутками. Андрей предложил показать ей свою новую машину.

– Я купил ее всего несколько дней назад. Обожаю «БМВ». А ты как к ним относишься?

Верочка только пожала плечами. Она мало что понимала в машинах, хотя знала, что «БМВ» – это достаточно круто.

– Прокатимся? – предложил Андрей, когда они уже сидели в салоне и Верочка с наслаждением вдыхала запах новенькой обшивки.

Вообще-то она хорошо знала, что не стоит садиться в машину с малознакомыми людьми, но, пожалуй, в тот момент доверяла Андрею, как не доверяла еще никому за свои восемнадцать лет. Тем более что он предложил сесть за руль ей самой.

– Но я не умею! – испугалась Верочка.

Одновременно с этим она вдруг почувствовала непреодолимое желание управлять этой мощной красивой машиной. И Андрей прекрасно ее понял, словно прочитал мысли.

– Не бойся, я тебя научу. Это просто. На такой машине сможет проехать даже младенец. К тому же я буду рядом…

Это действительно оказалось просто. Верочка обогнула бар, вывела автомобиль на проспект и устремилась вперед, постепенно увеличивая скорость.

– А вот здесь поверни направо, – сказал Андрей некоторое время спустя.

– Зачем? – удивилась Верочка.

– Я кое-что тебе покажу…

Верочка повернула направо, проехала еще сотню метров и остановила машину там, где он сказал, – около четырехэтажного белого здания с черными, непрозрачными снаружи стеклами. Они вышли из машины. Стояла ночь, на улице было прохладно, и Андрей, сняв с себя пиджак, заботливо набросил его Верочке на плечи. Подобной заботы о ней никогда никто не проявлял, и это подняло его в ее глазах еще на одну ступеньку.

– Вот, – сказал Андрей, указав рукой на верхний этаж белого здания. – Как тебе это нравится?

– А что это? – недоуменно спросила Верочка.

– Это мой офис, девочка! Фирма «Мерлин» – мой первый и пока единственный ребенок. Кажется, ты говорила, что не отказалась бы немного подработать? Так вот – у меня вакантно место секретаря-референта. Что ты на это скажешь?

Честно говоря, Верочка не знала, что сказать. Она открыла рот, не нашла подходящих слов и снова закрыла. Так повторилось несколько раз, и Верочка подумала, что со стороны, наверное, похожа на рыбу.

– Но-о… Я даже не знаю… А что нужно будет делать?

– Секретарь-референт – по-моему, этим все сказано. Ты умеешь пользоваться компьютером?

– Только в качестве простого пользователя. Стучать по кнопкам, раскладывать пасьянс, копировать файлы…

– Большего и не понадобится. Я буду платить тебе триста долларов в месяц, а уж что потом – будет видно. Договорились?

В ту ночь Верочка не дала ему окончательного ответа, однако уже через неделю вышла на работу в офис. Семья Азаровых не могла похвастаться особым достатком, и триста долларов в месяц казались Верочке зарплатой более чем приличной. Это было даже больше, чем зарабатывал ее отец.

Она была достаточно взрослой, чтобы понимать – подобные предложения не делаются бескорыстно, и ей придется не только приносить кофе и щелкать кнопками компьютерной мыши, раскладывая пасьянс. Именно для того, чтобы подготовить себя к этой мысли, ей и понадобилась неделя срока. Она не была распущенной девицей, одной из тех, кто ради своей карьеры готов на все, что угодно, но Андрей ей нравился, даже несмотря на возраст и страшный шрам на щеке. И она решилась.

Однако, хотя она была готова к связи более тесной, нежели чисто рабочие отношения, Андрей не спешил форсировать события. Он требовал от нее лишь то, что обычно начальство требует от секретаря, – отвечать на звонки, приносить кофе, составлять график встреч и прочие вещи, которые не имеют к чувствам никакого отношения.

Сначала Верочку это устраивало. Потом несколько озадачило, а вскоре она и сама стала принимать меры, чтобы их отношения с Андреем вошли в новую фазу. Особого опыта общения с мужчинами у нее не было, но она довольно быстро вошла во вкус. Научилась кокетничать, не так, как принято в барах или на дискотеках, а разработала свою собственную методику – рабочую. Особые взгляды, особая улыбка, часами отработанная дома перед зеркалом, особая походка. Даже сидеть за столом ей пришлось научиться по-новому. Юбка стала короче, а вырез блузки глубже.

И однажды она добилась своего.

Тот день ей запомнился не только по причине того, что отношения между ними в конце концов сдвинулись с мертвой точки. В тот день случилось ЭТО.

Особенно страшным ЭТО было для Верочки потому, что случилось неожиданно, в тот самый момент, когда она меньше всего этого ждала, когда все было светлым и ярким, и казалось, так будет продолжаться вечно.

Но в этот раз вечности хватило менее чем на час. Верочка занесла Андрею в кабинет документы, но вместо того чтобы сразу подписать их, он вдруг вышел из-за стола, подошел к двери и закрыл ее на ключ. В тот момент Верочка еще ничего не понимала. Она удивленно наблюдала за Андреем и никак не могла осмыслить его действия. Зачем он встал? Зачем закрывает двери?

Но уже буквально через полминуты она получила ответ на свои вопросы.

Андрей подошел к ней, забрал бумаги и бросил их на стол. Взял ее за руки. «Наконец-то! – молнией мелькнула у нее в голове волнующая мысль. – Наконец-то!..»

Андрей поцеловал ей пальцы, как-то очень уж несмело дотронулся губами до ее губ. И тут Верочка не выдержала. Она прильнула к нему всем телом, обвила руками его шею. Андрей словно взорвался: Он целовал ее везде – лишь бы касаться губами ее тела; потом с легкостью подхватил на руки и усадил на стол. Продолжая целовать, стал торопливо расстегивать на ней блузку. Ей было немножко страшно, но она не собиралась его останавливать и не хотела, чтобы им что-то сейчас помешало…

Но вдруг запиликал телефон. Пронзительно и громко. Выругавшись, Андрей схватил с аппарата трубку.

– Слушаю!

И вдруг лицо его изменилось. Верочка с удивлением заметила, как он побледнел, а шрам на щеке, наоборот, налился кровью. На лбу появились капельки пота. Он спиной попятился от нее и замер. Взгляд его застыл.

– Андрей… – встревоженно позвала Верочка. – Что случилось?

Андрей не отвечал, он даже не взглянул на нее. Капельки пота увеличились и медленно потекли со лба вниз.

Верочка поняла – того, на что она так рассчитывала, не произойдет. Во всяком случае, не сейчас. Она застегнула пуговицы на блузке и спрыгнула со стола.

Андрей отшатнулся и выронил трубку. Теперь уже Верочка встревожилась не на шутку. Определенно, Андрей получил какое-то нехорошее известие. Может быть, даже страшное.

Верочка хотела взять его за руку, чтобы попытаться хоть как-то успокоить, но Андрей резко отдернул руку и отскочил. Лицо его исказилось.

– Андрей… Андрюша, что с тобой? Что случилось?

Он схватился за голову и что-то тихо простонал.

– Что тебе сказали, Андрей? Плохие новости?!

По-прежнему не отвечая, он отошел к стене и уперся в нее лбом. Мерно покачался из стороны в сторону, что-то негромко, но быстро бормоча. Это выглядело так странно и дико, что Верочке стало по-настоящему страшно.

– Что происходит, Андрюша? – спросила она почти жалобно, – Ты меня пугаешь…

– Замолчи! – вдруг закричал Андрей. – Заткнись, дура!

Он оттолкнулся от стены и подбежал к окну. Распахнул пластиковую раму таким мощным рывком, что та едва не осталась у него в руке. Легко запрыгнул на подоконник.

– Андрей, что ты делаешь?!

Не обращая на нее никакого внимания, он качнулся вперед, отпустил раму и беззвучно полетел вниз с высоты четвертого этажа. Глухо простонав, Верочка кинулась к окну. Полным ужаса взглядом посмотрела вниз, на асфальт, где лежал в луже крови ее начальник. Ноги у него были неестественно вывернуты, а голова, угодившая прямо на бетонный поребрик, превратилась в кровавую кашу.

Отпрянув от окна, Верочка зажала себе рот руками, но уже через мгновение сквозь пальцы прорвался пронзительный крик…

Глава 2

Фенимор заказал себе фирменный мясной рулет, медленно истекающий ароматным соком, – большой, старательно отбитый пласт нежной телятины был смазан слоем куриного фарша, утыкан кусочками копченого шпика и обильно усыпан всевозможной крупно нарубленной зеленью, а затем завернут в плотный рулон. При жарке он был скручен нитками, чтобы не нарушилась форма, но потом нитки срезали, и сейчас были видны тонкие спиральные следы от них.

На второй тарелке, в элегантно приподнявшем края листе салата, лежала небольшая порция оливье, а в бокале искрилось красное вино.

На человека, который сидел по другую сторону стола, Фенимор, казалось, не обращал никакого внимания. Человек был невысок ростом и уже лысоват, хотя лет ему совсем немного – около тридцати пяти. Лицо у него было круглое, и все на нем тоже круглое – испуганные глазки, поросячий нос, маленький белесый рот. Даже уши у него были маленькими и круглыми, и этот эффект усиливался некоторой их оттопыренностью. На белой рубашке с короткими рукавами были видны какие-то застарелые темные пятна – видимо, рубашку человек не менял уже довольно давно. Галстук тоже выглядел несколько засалено, и его тон совсем не подходил к рубашке.

Человек не ел, по его виду можно было сразу понять – сейчас ему кусок в горло не полезет. Зато он много пил. Первый бокал вина он проглотил залпом, так же поступил и со вторым и лишь от третьего отпил самую малость и отставил в сторону, продолжая удерживать за ножку.

– Между прочим, ты совершенно напрасно отказался от завтрака, – сказал Фенимор.

Он вилкой прижал рулет к тарелке и отрезал ножом тоненький пластик. Из-под лезвия потек густой сок. Фенимор нацепил пластик на вилку, тщательно обмакнул его в лужицу горячего сока и отправил в рот. Умиротворенно зажмурился.

– К черту завтрак! – раздраженно сказал человек и сделал из бокала солидный глоток. – Мне сейчас не до еды…

– Ну и зря.

Фенимор взял тарелку с оливье, поставил ее на пальцы, как пиалу, и зачерпнул немного вилкой. Запил вином и снова зажмурился.

– Не напрасно говорят, что завтрак – самая важная трапеза за день. «Завтрак съешь сам, обед подели с другом, а ужин отдай врагу»… К сожалению, слишком мало людей следует этому золотому правилу. Большинство людей на завтрак обходятся лишь чашкой кофе с бутербродом, а зачастую даже и без него, зато на обед и ужин наедаются так, словно это их последняя трапеза в жизни. Отсюда и проблемы со здоровьем, лишним весом и прочими напастями. Тебе есть смысл подумать над этим, дорогой Альберт. Ты в курсе, что ты дерьмово выглядишь?

– Да плевать, как я выгляжу! – Альберт стукнул кулаками по столу. – Я пригласил тебя в этот ресторан совсем не для того, чтобы жрать рулет!

– Пожалуйста, не надо так кричать. – Фенимор поднял бокал. – Здесь люди, и они начнут обращать на нас внимание. Нам с тобой это ни к чему, верно?

Пригнувшись, Альберт закрутил головой по сторонам:

– Черт с ними! И перестань жрать – нам надо серьезно поговорить!

Фенимор невозмутимо кивнул.

– Я уже полчаса жду именно этого, а ты только пыхтишь и морочишь мне голову важностью своей проблемы. Однако ничего вразумительного я пока не услышал… Пойми, Альбертик: клиенты не выбирают меня – я сам выбираю своих клиентов. И среди них еще не было ни одного случайного. Я всегда проверяю и перепроверяю людей, с которыми встречаюсь, и если ты сейчас сидишь напротив меня, то лишь потому, что я тебе это позволил. Я готов взяться за работу. Но пока не услышал конкретного предложения.

Альберт жадно прильнул к бокалу и с бульканьем его опустошил. Утер кулаками губы.

– Дело в том, Фенимор, что мое предложение может показаться тебе несколько необычным. Это не совсем то, к чему ты привык.

Фенимор положил вилку на край тарелки и уставился на Альберта чуть набычась:

– Знаешь, Альбертик, я не очень-то люблю, когда мои клиенты ходят вокруг да около. Я претендую на самые простые отношения: заказ – исполнение. Достойная оплата. И все! Никаких проблем.

– Я все понимаю… У меня есть для тебя заказ, Фенимор, и достойную оплату я могу тебе гарантировать.

– Но? – спросил Фенимор.

– Все верно, определенное «но» здесь имеется… – Альберт снова осмотрелся. – Видишь ли, вся проблема в том, что я не могу тебе назвать имени человека, на которого у меня есть заказ.

Фенимор нахмурил правую бровь, левая при этом поползла вверх и выгнулась дугой.

– Что-то я плохо понимаю, Альбертик… Это что – какая-то тайна? Если честно, то его имя мне совершенно неинтересно. Но чтобы выполнить заказ, я должен получить некоторую информацию на этого человека. Его внешность, адрес – в общем, те нюансы, которые позволят мне на него выйти. Не собираешься же ты заказать мне человека, о котором тебе ничего не известно?

– Может быть, тебе это и покажется странным, но именно так я и собираюсь поступить…

Странно, но Фенимор совершенно не казался удивленным. Он просто терпеливо ждал объяснений. Заметно было, что на своем веку ему доводилось слышать от своих клиентов разные требования, и ни одно из них, даже самое причудливое, не могло выбить его из седла.

– Ты не задаешь вопросы? – спросил Альберт, когда понял, что молчание несколько затягивается.

– Я жду, пока ты сам все объяснишь. Не забывай, Альбертик, ты сам обратился ко мне, а значит, для тебя это дело важнее, чем для меня. Собственно, я мог бы и не являться на эту встречу, если бы не финансовые затруднения. Не то чтобы я не мог себе позволить бутерброд с икрой и французское вино, но мне нужно большее. Я вообще человек с претензиями, потому мне и приходится время от времени браться за свое не слишком благодарное ремесло. Слава богу, что работы на этом фронте хватает, а хороших исполнителей раз, два и обчелся… Если я не получу заказ у тебя, я получу его у кого-нибудь другого.

– Да, но другой не заплатит тебе столько, сколько собираюсь заплатить я!

Фенимор сразу прищурился и поднял бокал. Смакуя, отпил самую капельку и вернул бокал на место. Неторопливо достал из кармана пачку сигарет, закурил. Откинулся на стуле и скрестил руки на груди. При этом взгляда не отводил.

Альберт нервно забарабанил пальцами по столу. Глаза его бегали, словно выискивали кого-то в полупустом зале ресторана.

– Я не из тех людей, Фенимор, – сказал он, – кто бросает слова на ветер. Твои расценки мне хорошо известны. И я готов заплатить больше.

– Больше или гораздо больше?

– Я не могу играть словами, как ты, Фенимор. Я бизнесмен, и привык иметь дело с цифрами. За эту работу ты получишь пятьдесят тонн, но взамен я хочу, чтобы ты полностью отдался этой работе.

Фенимор выдохнул дым перед собой, и тот повис над столиком круглым облаком.

– Я всегда отдаюсь работе полностью, Альбертик. Но позволь уточнить – речь идет об американских долларах?

– Нет! – бросил Альберт раздраженно. – О китайских юанях… Ну, конечно, о баксах! Не забивай голову и скажи мне прямо: ты готов взяться за эту работу?

– Мишень стоимостью пятьдесят кусков, имя которой неизвестно… – задумчиво повторил Фенимор. – Боюсь, это сделать почти невозможно.

– Я плачу деньги! – сказал Альберт сквозь зубы.

– Я сказал «почти», – заметил Фенимор хладнокровно. – Надеюсь, кое-какая информация о мишени у тебя все-таки имеется.

– Зря надеешься. Никакой информации касательно мишени у меня нет. Об этом тебе придется позаботиться самому. Собственно, потому я к тебе и обратился, что и сам хотел бы узнать его имя. И надеюсь, ты его для меня выяснишь. А выяснив, отправишь этого парня на тот свет, чтобы он уже никогда не смог появиться у меня на пути.

Фенимор задумчиво помял подбородок.

– Я вижу, дело действительно серьезное, – сказал он немного погодя. – То есть как раз для меня. Конечно, это несколько непривычно: «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», но, с другой стороны, в этом есть своя прелесть…

– Короче, ты за него берешься?

– Короче, я за него так берусь, что меня за уши не оттянешь. Но ты должен знать о моих правилах.

– Ты имеешь в виду аванс?

– Аванс – это само собой разумеется. Пятьдесят процентов я должен получить сразу, еще до того, как начну эту работу. Это составит двадцать пять тысяч долларов, и я очень надеюсь, что с наличными деньгами у тебя затруднений не возникнет.

Альберт в очередной раз затравленно покрутил головой по сторонам и поставил на стол солидных размеров барсетку. Набрал нужный номер на кодовом замке и открыл крышку. Достал две пухлые пачки стодолларовых банкнот и одну потоньше. Продолжая озираться, накрыл их салфеткой и подвинул Фенимору через стол.

– Вот, здесь двадцать пять кусков, – выдохнул он.

Фенимор убрал деньги в карман пиджака.

– Дальше, – сказал он. – Теперь, если хочешь, чтобы я эти деньги отработал, ты должен быть со мной откровенным, как на исповеди. И даже больше, потому что на исповеди принято говорить о грехах, а со мной ты будешь говорить абсолютно обо всем, даже о том, что, на твой взгляд, не имеет к этому делу никакого отношения. Чем откровеннее ты будешь, Альбертик, тем больше вероятности, что я успешно справлюсь с задачей. Обычно я не позволяю себе говорить такие вещи своим клиентам – клиент изначально должен быть уверен на сто процентов, что дело будет сделано. Но у нас другой случай, и ты понимаешь это лучше меня. Откровенность – вот что от тебя требуется.

– Хорошо-хорошо, я все понимаю… Я не собираюсь ничего скрывать, но даже и не знаю, с чего следует начать.

– Желательно сначала, – посоветовал Фенимор. – Я хочу знать, чем этот человек тебе так досадил, что ты хочешь его убрать, даже не зная его имени.

Альберт схватился за свою барсетку и извлек из нее пухлый блокнот с кожаными корками. Блокнот закрывался широким ремешком на медной кнопке, Альберт поторопился его расстегнуть и вытряс на стол какие-то бумаги. Приглядевшись, Фенимор понял, что это газетные вырезки. Альберт собрал их в небольшую стопку и бегло просмотрел самую верхнюю, словно пытаясь что– то вспомнить. Наконец он протянул вырезки Фенимору:

– Вот, ознакомься. Это может оказаться интересным.

Фенимор взял верхнюю вырезку и внимательно ее прочитал. Удивленно посмотрел на Альберта и прочитал еще раз.

Это был некролог. Самый обычный некролог, какие обычно размещают на последних страницах газет. Текст стандартный для подобной заметки: «Коллектив компании «Мерлин» глубоко скорбит по поводу безвременной кончины своего бессменного директора Ветрова Андрея Михайловича и выражает глубокое соболезнование родным и близким покойного…» Вторая вырезка тоже была некрологом, и текст ее оказался почти идентичен первому: «Коллектив компании «Омега» глубоко скорбит по поводу трагической гибели Жаркова Антона Валерьевича и выражает глубокое соболезнование жене Катерине, сыновьям Валерию и Александру, а также близким и друзьям покойного. Антон, мы тебя помним…»

Третьим листом была не газетная вырезка, а полароидная фотография, на которой крупным планом был снят… Собственно, Фенимор не сразу понял, что именно изображено на снимке – кусок некоего камня, часть барельефа в виде нижней части человеческого лица и какая-то белая надпись. Но, только прочитав ее, Фенимор понял – на снимке изображена часть могильной плиты. Надпись гласила: «Фадеев Алексей Николаевич, 3 марта 1966 – 2 мая 2001. Ты ушел молодым, дорогой наш друг, и таким навсегда останешься в нашей памяти»…

Глава 3

– Это что – какая-то особая форма некрофилии? – озадаченно спросил Фенимор. – Ты коллекционируешь некрологи и снимки могильных памятников?

Альберт двумя руками схватил со стола бутылку и выплеснул из нее остатки вина в бокал. Взяв бокал сразу двумя руками, опорожнил его, вытряс в рот последние капли. Помотал головой.

– Ты не понимаешь, Фенимор… Все это не случайные вырезки, в каждой из них речь идет о моих хороших знакомых, даже можно сказать – друзьях, во всяком случае, некоторое время назад нас связывали довольно тесные отношения.

– Какого плана?

– Поначалу – чисто делового. Постепенно это переросло в дружбу, если подобные слова для тебя что-то значат. Мы работали в одной фирме, она называлась «Фаст Электронике» – это была довольно крупная компания, множество отечественных и западных партнеров, миллионные сделки… Не думаю, что стоит вдаваться в подробности, особенно если у тебя нет высшего технического образования. Просто поверь мне – мы занимались серьезным и чертовски перспективным делом, которое приносило солидные прибыли. Но в этом бизнесе, помимо огромных прибылей, есть и огромная конкуренция. К тому же в ход были пущены грязные технологии, от подкупа сотрудников до прослушивания офисов, в общем, все, что принято называть промышленным шпионажем. И все полетело в тартарары.

Сначала в компании появились парни с автоматами и в темных масках – они опечатали бухгалтерию и выставили у входа охрану, чтобы никто из сотрудников не мог ни покинуть офис, ни войти в него. Мы не понимали, что происходит, вплоть до того момента, пока во второй половине дня в офис не явились новые владельцы фирмы. Они заперлись в комнате для совещаний и что-то обсуждали там около часа. Главным у них был такой мордастый, похож на бульдога, и фамилия у него соответственная – Собакевич. А потом вышли к нам и объявили, что являются новыми владельцами фирмы и все сотрудники обязаны приступить к выполнению своих обязанностей. Надо сказать, большинство именно так и поступили – пожали плечами, поворчали и отправились на свои места. Но были и такие, кто предпочел уйти. По разным причинам – кто-то был не согласен с новой политикой фирмы, кто-то потерпел от смены власти убытки, а кто-то ушел из чувства солидарности.

Что касается меня, то у меня было несколько причин, чтобы уйти. Работа, которой я занимался непрерывно на протяжении двух лет, была закрыта, не доведенная до финала, а в ответ на мои возмущения мне попросту предложили заткнуться. «Мы здесь никого не держим, – сказали мне. – Ты можешь уйти хоть сейчас, на твое место, Альберт, найдется немало желающих…» Ну и, наконец, к тому моменту компанию покинуло уже большинство моих друзей, я и сам подумывал об уходе. И я ушел. Вместе с одним из моих друзей, тоже бывшим сотрудником компании Борей Лисянским, мы основали собственную фирму, где и продолжили работу уже под собственной маркой. Не могу сказать, что мы развернулись на такую же широкую ногу, как раньше, но дела шли неплохо. Сначала мы работали вдвоем, потом приняли еще троих сотрудников, расширили офис, взяли секретаршу… А в апреле этого года мы узнали, что один из наших парней, который тогда ушел вместе с нами, трагически погиб…

– Ты хочешь сказать – его убили? – уточнил Фенимор.

На собеседника это подействовало странно – он вдруг дернулся, стул брякнул ножками по мраморному полу, а руки у Альберта описали в воздухе затейливую фигуру.

– Я говорю то, что мне известно! А мне известно, что смерть Андрюхи Ветрова была признана самоубийством…

– Но на это были основания?

– Да, и очень веские. Вообще-то у ментов не было на этот счет ни капли сомнения. У Андрея была собственная фирма, она называлась «Мерлин», и он покончил с собой прямо на глазах у собственной секретарши – выбросился из окна в своем кабинете. С четвертого этажа. Голова – всмятку.

– А секретарша не могла ему в этом помочь? Бывают, знаешь ли, такие секретарши…

– Нет, вряд ли. Я видел эту секретаршу, даже разговаривал с ней. Азарова Верочка. Не Вера, а именно Верочка – она сама себя так назвала. Обычная девчонка, ей только-только восемнадцать исполнилось. Андрюха любил таких, малолеточек, у него были свои методы их окручивать.

– Так, может, на этот раз метод дал сбой? В наше время, знаешь ли, эти восемнадцатилетние красоточки на такое способны – тебе, Альбертик, и в кошмарном сне не снилось.

– Да нет же, девчонка тут совершенно ни при чем – я в этом уверен на сто процентов… Как я понял, она была влюблена в Андрюху и утверждает, что это было взаимно. Впрочем, в этом я нисколько не сомневаюсь. Это на него похоже. К тому же девчонка работала у него совсем немного – пару недель. За такое короткое время вряд ли секретарша может настолько возненавидеть своего начальника, что придумает план, как выбросить его с четвертого этажа. Да и слишком уж она хрупкая для этого, косточки так и торчат во все стороны, а Андрюха все-таки взрослый мужик, в нем килограммов восемьдесят живого веса. Его и мне было бы непросто выбросить из окна, а тут какая-то девчонка… Она утверждает, что все произошло прямо у нее на глазах. Вроде как они целовались около его стола, а потом вдруг зазвонил телефон. Андрей сначала не хотел снимать трубку. мол: «Позвонят и перестанут», но телефон все звонил, и он не выдержал. Взял трубку. И, по словам Верочки, сразу же изменился в лице. Она не слышала, что ему говорил звонивший, но реакция на эти слова была мгновенной и ошеломляющей. Андрей выглядел потрясенным. И уже буквально через пару минут распахнул окно и прыгнул головой вниз… Кстати, я проверял – там довольно высокие подоконники, выбросить его силой было бы непросто даже крепкому мужику…

Альберт замолчал и вдруг снова схватился за барсетку, принялся что-то в ней искать. Нашел сигареты, вытащил одну, сломал, бросил в пепельницу, вытащил вторую, снова принялся ковыряться – видимо, в поисках зажигалки. Фенимор, сжалившись, предложил ему свою. Альберт прикурил; руки у него тряслись.

– И что ты насчет этого думаешь? – спросил Фенимор. – Похоже, это действительно было самоубийство.

Причем, если твой друг решил свести с жизнью счеты так внезапно, он уже давно ждал этого звонка, и проблема висела на его шее не первый день. Вероятно, ему в голову уже приходили мысли о том, что подобное решение для него единственный выход, но оставались сомнения, пока все не выяснилось окончательно. А после этого звонка все сомнения исчезли. Только так я могу объяснить столь быстрое решение покончить с собой.

Столбик пепла с сигареты Альберта сорвался и рассыпался серой трухой. Но тот не обратил на это внимания, потирая лоб.

– Поначалу я рассуждал точно так же, как ты, – сказал он. – Все так думали, хотя раньше я за Андрюхой не замечал особой нервозности или склонности к самоубийству. Но факты говорили сами за себя, и нам не оставалось ничего, кроме как посочувствовать и помянуть… Однако уже через несколько дней мы с Лисянским узнали, что погиб еще один наш старый друг, Тошка Жарков. Его сбил грузовик, и это было похоже просто на несчастный случай, если бы водитель грузовика не утверждал, что Антон сам бросился ему под колеса. Другие свидетели говорили, что Антон вышел из подъезда своего дома очень поспешно, словно куда-то торопился. Видимо, он хотел перебежать дорогу в неположенном месте, хотя до подземного перехода там всего метров пятьдесят, и немного не рассчитал скорость идущего по дороге грузовика. Сила удара была такой, что Тошку буквально сломало пополам и отбросило на несколько метров, но даже после этого водитель не смог остановиться сразу, и грузовик проехал по нему правыми передними и задними колесами…

– И ты считаешь, что это похоже на убийство? – удивленно спросил Фенимор. – По-моему, Альбертик, у тебя просто мания преследования. Пойми, люди иногда гибнут просто потому, что у них так написано на роду. Судьба, Альбертик, судьба. Ко всему еще и неудачное стечение обстоятельств. Человек очень торопился, в спешке выскочил на дорогу, и его размазало по асфальту. Не думаю, что ему было больно. Скорее всего, он даже не успел испугаться.

Альберт резким тычком воткнул сигарету в пепельницу и с глухим рычанием растер ладонями лицо.

– Возможно! – нервно воскликнул он. – Возможно, именно так все и было! Но третьего мая последовала еще одна смерть… Леша Фадеев… Его нашли в собственной квартире. Он висел в ванной на змеевике полотенцесушителя, на бельевой веревке. Дверь в квартиру была закрыта изнутри… Леху нашли в ванной… Менты не обнаружили в квартире никаких посторонних следов, все ценные вещи – деньги, кое-какое золотишко – лежали на месте, ничего не пропало. Мне так и сказали: «Если это и было убийство, то его обставили настолько чисто, что нам просто не за что зацепиться… У парня явно были какие-то личные проблемы, в какой-то момент у него сдали нервы, и он подвесил себя сушиться вместо полотенца»… Именно так мне и сказали, гады, прямо в лицо. Впрочем, они разрешили мне самому осмотреть квартиру, не доверял я ментам – хотя в тот момент не доверял уже никому… Но я тоже не обнаружил в квартире ничего подозрительного – никаких следов обыска или драки, но разве это о чем-то говорит? К нему могли заявиться те, встреча с кем не могла показаться ему неожиданностью. Долги или еще что-нибудь в этом роде. Его могли просто прижать к стене и накинуть на шею петлю, а человек, как правило, с большим трудом верит, что может умереть прямо сейчас, в это самое мгновение. Леша мог решить, что его просто пытаются запугать, и потому не особо сопротивлялся. Потому и не осталось никаких следов драки. И его задушили. А потом взяли за руки-ноги, перенесли в ванную и там уже привязали к змеевику… Я понимаю, Фенимор, эта версия слишком условна, но и она имеет право на существование! Потому что я хорошо знаю своих друзей – никто из них не был способен на самоубийство! Я почти уверен: это было убийство! Тщательно подготовленное и представленное как суицид, но все-таки убийство… Впрочем, это не все. Сомнения у меня, конечно, были, но не настолько сильные, чтобы довести меня до такого состояния, в каком я нахожусь. Ты думаешь, я так легко пришел к мысли, что мне необходимы услуги наемного убийцы? Ты думаешь, я каждый день нанимаю киллеров? Нет, Фенимор, решиться на это мне было очень сложно, и я прекрасно понимаю, что переступаю роковую грань, и от прежнего Альберта вместе с этим решением откалывается какой-то кусок – пусть небольшой, но очень важный. Но иного выхода у меня не было. Потому что три дня назад погиб Боря Лисянский…

Альберт с шумом поставил локти на стол и снова растер лицо. Так и сидел, прикрыв его ладонями, как будто не хотел, чтобы кто-то в этот момент мог его видеть. Свои последние слова он произнес на очень высокой ноте, и было понятно, что он на грани срыва.

– Лисянский… – повторил Фенимор. – Ты говоришь о том парне, с которым вы основали собственную фирму после ухода из «Фаст Электронике»?

Альберт затряс головой и отнял руки от лица; ладони шлепнули по столу.

– Да, – сказал он обреченно. – Борька Лисянский, мой компаньон по бизнесу… Вечером после рабочего дня он остался в офисе – поработать. Он частенько так делал. Семьи у него не было – уже три года, как он развелся с женой, – дома его никто не ждал, и он предпочитал проводить время в офисе. Иногда даже ночевал там, чтобы утром снова не тащиться на работу. Так было

и в этот раз. Все сотрудники разошлись, я задержался еще минут на тридцать – мы с Борькой выпили по бутылке пива, покурили, и я ушел.

А утром, когда подъехал к офису, то увидел, что Борькина машина стоит там до сих пор. Капот был холодный, и я подумал, что опять он ночевал в кабинете, была же охота… Чуть в стороне стоял милицейский «уазик», но я почему-то не придал этому значения – мало ли зачем он там стоит… А когда вошел в офис, то почувствовал, что случилось нечто страшное. Секретарша Алена и один из сотрудников уже пришли, я увидел, что дверь в наш с Борькой кабинет распахнута и там находятся какие-то посторонние люди. Двое из них были в бронежилетах и с автоматами… Я сразу понял: что-то с Борькой. А когда Алена с плачем взяла меня за руку и сказала: «Борис Иванович умер», меня охватил такой страх, что некоторое время я не мог даже пошевельнуться. Я вспомнил о всех смертях, что произошли до этого, и страх превратился в ужас – пещерный, мистический, наверное, от такого ужаса легко можно сойти с ума. Потом я все-таки заставил себя войти в кабинет и увидел Борьку. Он сидел в кресле за своим столом, монитор компьютера перед ним был включен, и на нем кувыркались зигзаги гасилки экрана… Голова у Борьки была запрокинута назад, а вся шея изрезана в клочья. Весь пол под ним и вся его грудь были залиты кровью, она уже запеклась. В правой руке он сжимал иззубренное бутылочное горлышко, которое тоже было все в крови. Под столом валялось битое стекло…

Мне сказали, что, предположительно, Борис сам себе изрезал горло и истек кровью. Конечно, есть вероятность, что все было просто обставлено таким образом, чтобы создать видимость самоубийства – разбить бутылку, перерезать человеку горло, а затем вложить горлышко ему в руку. Но ничто в офисе не говорило о визите туда посторонних! Либо эти люди после себя навели идеальный порядок и покинули офис через окно, потому что входные двери были закрыты, либо это был очень сильный человек, сопротивляться которому Борис попросту не смог. К тому же убийца являлся сотрудником фирмы и имел ключ от офиса. Ключи были только у меня, Борьки и секретарши Алены. На подозрении мог быть только я, но эта версия даже не рассматривалась серьезно, поскольку я сразу назвал человек пять свидетелей – жену, детей, соседей, которые могли поручиться, что я вернулся домой около шести вечера, поставил машину на стоянку напротив дома и не выезжал до самого утра. Это подтвердил и охранник на стоянке. Меня пытались убедить, что это чистой воды самоубийство, что на своем веку они повидали и более причудливые способы умерщвления самих себя… Но я-то знаю, что это дело нечистое!

Альберт резко придвинулся к Фенимору и навис над столом, уперевшись кулаками в его края. Зашипел, не разжимая зубов:

– Фенимор, я уверен, что все это звенья одной цепи! Кто-то очень тщательно продумал эту затею, и это были не просто самоубийства. Я уверен, что всех их убили! Я это знаю! Все было продумано настолько тонко, что во всех случаях это выглядело однозначно – самоубийство. Но только для посторонних, ты понимаешь? Только для посторонних! Уж я-то знаю, что все это подстроено!

Фенимор положил руку ему на плечо и толкнул, Альберт рухнул обратно на стул.

– Конечно, ради тех денег, что ты мне заплатил, – сказал он, – я мог бы сказать, что полностью разделяю твое мнение, даже учитывая то состояние, в котором ты сейчас находишься. Но я рассчитываю в самом скором времени получить и вторую часть гонорара, а это невозможно без полной откровенности. Поэтому я скажу тебе, что твоя уверенность в серии убийств – полная чушь. То есть некоторые факты могут вызвать определенные сомнения, но на каждое из них я мог бы найти десяток объяснений.

– В ответ я мог бы найти столько же собственных, – резко возразил Альберт. – Но они не нужны, потому что вчера случилось еще кое-что, что окончательно убедило меня в своей правоте.

Фенимор сел на стуле поудобнее.

– А вот это важнее всего, Альбертик, – сказал он. – На этом сосредоточься и постарайся высказать свою мысль без лишних эмоций… Так что случилось вчера?

Альберт кивнул на газетные листки, лежащие на столе:

– Ты не все просмотрел. Взгляни на последний лист – это тебя заинтересует.

Фенимор снова взял в руки вырезки и сразу вытащил последний листок. Это была аккуратно вырезанная ножницами четверть тетрадного листа в клеточку, где на пишущей машинке было отпечатано: «Надеюсь, ты испугался. Но еще больше испугаешься, когда узнаешь, что ты следующий. Жди вестей, Альбертик…»

Заглавная буква Н имела выщербинку на перекладине, а мягкий знак пропечатывался тусклее остальных букв. Впрочем, этот факт Фенимор отметил чисто автоматически – вообще ему казалось странным, что кто-то решил воспользоваться для написания подобного послания пишущей машинкой. Сейчас, как правило, пользуются компьютерами. Или уж в крайнем случае могли бы вырезать буквы из газет.

– Да, – сказал Фенимор, – это уже серьезно. По крайней мере, это похоже на открытую угрозу. Тебя называют Альбертик и на «ты», а значит, подразумевается, что этот человек с тобой мало-мальски знаком. Не могу судить, насколько это связано с предыдущими смертями, но угроза остается угрозой. Ты кого-то подозреваешь?

– О-о, если бы ты знал, сколько я уже думал над этим вопросом! Днем и ночью, Фенимор! Я с тех пор не спал ни минуты, хотя почти непрерывно пью всякое дерьмо!.. – Он отпихнул от себя бокал, и тот лишь чудом не упал на пол. – Но сколько бы я ни думал об этом, я не могу представить того, кому выгодно нас всех убивать. Некоторых из нас уже давно ничто не связывает с остальными, мы никому не задолжали и никому не делали зла. Конечно, в последнем случае я могу отвечать только за себя, но тут уж я уверен: никто не может иметь ко мне таких претензий, за которые стоило бы убивать. То же самое я могу сказать и про Лисянского. Никаких финансовых отношений, помимо нашей фирмы, у него не было, и точить на него зуб просто некому. Но все же я уверен: его убили. И то же самое в скором времени попытаются сделать и со мной. Могу гарантировать – они вновь обставят все как простой суицид. Я выброшусь из окна, кинусь под колеса грузовика или вскрою себе вены… Мне страшно, Фенимор! Мне так страшно, что у меня коленки трясутся, и я ничего не могу с этим поделать. Я даже купил себе пистолет и повсюду таскаю его с собой, но с той минуты я стал бояться, что могу убить совершенно невинного человека. Я подозреваю всех и каждого встречного-поперечного. Я боюсь выстрелить не в того, но и боюсь пощадить того, кого не следует!

Фенимор скривил губы:

– Альбертик, ты хоть раз в жизни стрелял из пистолета?

– Нет! Но я не сомневаюсь, что, когда это нужно будет сделать, я не промахнусь!

– Вот как… Ну что ж, могу сказать одно: будь осторожнее. Смотри, как бы пуля действительно не полетела куда не следует. Так будет только хуже.

– Я знаю! И я хочу, чтобы ты нашел этого человека до того, как пистолет выстрелит! Нашел и пристрелил, как бешеную собаку. И сделать это надо быстрее, потому что он всегда действует быстро. У тебя мало времени, Фенимор. Парадней, не больше.

– Этого слишком мало, – сказал Фенимор.

– Я знаю! Но если за это время ты не успеешь найти его, то он найдет меня! Я подготовил кое-какие сведения, которые могут пригодиться тебе в этом деле… – Альберт достал из барсетки несколько сложенных пополам бумажных листов. – Здесь списки сотрудников фирм, в которых работали убитые. Список сотрудников моей собственной фирмы, хотя я не думаю, что кто-то из них может быть к этому причастен. Не знаю, насколько это может тебе пригодиться, но это единственное, что я могу сделать… Итак, ты взял деньги, Фенимор. А потому – принимайся за дело. Я жду результата. Иначе мне конец, и тогда про вторую половину денег можешь забыть…

Глава 4

Выйдя из ресторана, Фенимор бросил окурок в стоящую подле высокого крыльца чугунную урну и направился к парковке, где оставил свой джип. Сев за руль, он не торопился уезжать – достал из внутреннего кармана пиджака списки, которые дал ему Альберт, и развернул их.

Ага… Имен здесь хватает, но что самое примечательное – в самом верху списка Альберт поставил свое собственное имя.

Цыбенко Альберт. Игоревич, между прочим. Шестьдесят пятого года рождения. Указан номер сотового телефона. Это весьма кстати, может, и пригодится.

Следом тоже стоят уже известные имена. Лисянский

Борис Иванович, шестьдесят седьмого года рождения, совладелец компании «Ария». Ветров Андрей Михайлович, пятьдесят девятого года рождения, генеральный директор компании «Мерлин», офис находится на Ленинском проспекте. Жарков Антон Валерьевич, шестьдесят седьмой год, компания «Омега», офис на Кутузовском. Фадеев Алексей Николаевич, шестьдесят шестой год. О месте работы почему-то ничего не сказано. Против каждого имени проставлен домашний адрес. Вероятно, если появится необходимость переговорить с близкими или соседями. Молодец, Альбертик, предусмотрел.

Далее следовало две пустых строки и вновь начинались имена и фамилии – уже незнакомые. Те самые сотрудники, а заодно родственники и знакомые погибших. Довольно солидный список. Кажется, тут Альберт немного перестарался, особенно если учесть, что сроку он выделил всего пару дней. Даже чтобы собрать всех этих людей вместе и принимать их в порядке очередности, выделяя не больше десяти минут на каждого, это займет уйму времени. А ведь надо еще выделить «пустышки»…

С чего же следует начать? По алфавиту? По возрасту? Ну и задал ты работенку, Альбертик…

Для начала следует разбить имена в списке по их отношению к убитым. Альберт умно поступил, что к каждому имени добавил собственный комментарий – так проще будет все систематизировать.

Фенимор выудил из «бардачка» ежедневник, нашел чистую страницу и открыл свое драгоценное золотое перо. Нарисовал четыре кружочка, в каждом написал имя одного убитого. Подумав, добавил еще один кружок и написал в нем: «Альбертик». От каждого кружочка отвел стрелку, под которыми в столбик выписал имена родственников и сотрудников. Странно, но в двух колонках одно имя пересеклось. Некто Кускова Анна, лет двадцати от роду (в списке Альберта так и значилось: «лет 20»), она была какой-то родственницей покойного Фадеева (было написано: «Какая-то родственница») и одновременно состояла в штате компании «Омега». Кстати, на должности секретаря.

«Что-то с секретарями у них нелады, – подумал Фенимор, отметив Кускову галочкой. – Одна была единственным свидетелем смерти, вторая обнаружила труп, а третья еще и «какая-то родственница» одного из погибших… Ох уж мне эти секретарши. Вот с них, пожалуй, и начну. По алфавиту…»

Он сложил бумаги в ежедневник и убрал его в «бардачок». Достал телефон. В офисе компании «Мерлин» ему никто не ответил. Сработал автоответчик, женский голос предложил оставить сообщение после сигнала, и Фенимор отключил трубку. Как видно, после смерти генерального директора компания все еще не могла прийти в себя.

Фенимор вывел джип с парковки, выехал на улицу и неспешно покатил, пристроившись в левый ряд за красным минивэном. На первом перекрестке минивэн повернул направо, и Фенимор прибавил скорость. Верочка Азарова проживала совсем недалеко от офиса «Мерлин», на Ленинском, но добираться туда предстояло через полгорода. А если пробки? Нет, надо поторопиться. С такими сроками не на машине следует передвигаться – на вертолете…

К дому на Ленинском он подъехал, когда стрелки на его «Ролексе» показывали начало двенадцатого. Еще раз сверил по списку адрес и вошел в подъезд. Лифт, естественно, не работал, о чем и сообщала табличка, висящая на кнопке вызова. Висела она, видимо, уже давно – по крайней мере, ее успели порядком исписать матерщинными письменами.

Пришлось топать на седьмой этаж пешком.

Верочка была дома. Она приоткрыла дверь на ширину дверной цепочки и некоторое время разглядывала незнакомца одним глазом. Потом спросила:

– Вам кого?

– Видимо, вас, – сказал Фенимор, – если вы и есть Азарова Вера Николаевна.

– Это я, – сказала Верочка растерянно. – А что вы хотели?

– Мне надо поговорить с вами по поводу гибели Андрея Ветрова, вашего бывшего начальника… Я понимаю, Вера Николаевна, что вам пришлось уже не раз говорить на эту тему, и поднимать ее снова у вас мало желания. Но, к сожалению, это необходимо. Все-таки погиб человек, и обстоятельства его гибели довольно загадочны, уж с этим вы не можете не согласиться…

Он говорил тихо и мягко и сам себе казался похожим на кота, который подкрадывается к глупой синице. Или скорее на тигра, крадущегося к антилопе. И он боялся вспугнуть свою «жертву».

Верочка могла бы и не открыть. Или могла потребовать документы. Но она этого не сделала. Цепочка звякнула, дверь открылась. Фенимор переступил через порог и сразу осмотрелся, прислушиваясь. В квартире стояла полная тишина, даже радио не бормотало.

– Вы одна? – спросил он.

С высоты своих тридцати семи лет он мог бы обращаться к девчонке и на «ты», но столь резкая перемена в поведении могла вызвать у нее ненужные подозрения. Следовало придерживаться однажды выбранной линии.

– Мама с папой на работе, – сказала Верочка.

Фенимор кивнул, продолжая осматриваться. Все было ясно. Девчонка до сих пор находилась в трансе после всего происшедшего и медленно приходила в себя, заперевшись дома в полной тишине. Сидит, наверное, целыми днями на диване, поджав ноги, и раз за разом прокручивает в голове события того дня, когда жаркие поцелуи вдруг сменились жутким кошмаром. Так и свихнуться можно, дорогуша. Так что этому визиту ты должна быть неслыханно рада…

– Это даже к лучшему, – сказал Фенимор. – Значит, нам никто не помешает.

– Ой, вы проходите! – встрепенулась Верочка. – Обувь снимать не надо.

– И слава богу, – обрадовался Фенимор. – Тем более, что она у меня чистая. Я, знаете ли, все больше на машине, по лужам топать приходится крайне редко. Мои друзья говорят, что когда-нибудь такой образ жизни обязательно скажется на моем здоровье, и, видимо, они правы, но… – Причмокнув, он развел руками. – Ничего не могу с собой поделать. Можно сказать, я сросся со своим джипом. Чувствую себя кентавром. Только вместо копыт колеса…

Верочка слабо улыбнулась, давая гостю понять, что шутка принята. Фенимор мысленно кивнул, удовлетворенный таким положением вещей, и прошел в гостиную. Там было сумрачно. Тяжелые плотные шторы на окне были сдвинуты, свет в комнату поступал лишь через узкую щель между ними и ложился на темный мягкий ковер на полу длинной тонкой полоской. Изящная горка у стены была уставлена цветами в одинаковых керамических горшках. В комнате было довольно душно.

– Садитесь на диван, – сказала Верочка, приглашающе взмахнув рукой. – Может быть, вы хотите кофе?

– Благодарю. – Прижав руку к груди, Фенимор покачал головой. – Я только что позавтракал. Перейдем сразу к делу, я не займу у вас много времени.

Фенимор сел на диван, уперся локтями в растопыренные колени и потер ладони, словно намыливая их.

– Я хочу, чтобы вы еще раз хорошенько все вспомнили и рассказали мне о событиях того дня, когда погиб Андрей Ветров. А заодно объясните мне – только не подумайте, что я поставил себе целью залезть к вам в душу, – какие отношения у вас были с Ветровым?

Верочка потопталась и как-то очень уж неуверенно повела плечом. Одета она была в синий сарафан до колен, плечи у нее были голые и усыпанные веснушками, а под коленками поигрывали темные ямочки. Фенимор неприметно встряхнул головой, чтобы все игривые мысли отлетели прочь. Выжидательно уставился на Верочку.

– А что – отношения? – сказала она и повела вторым плечиком. – Нормальные отношения…

– Я понимаю, – усмехнулся Фенимор. – Нормальные, как у начальника с секретарем, или нормальные, как у мужчины с женщиной?

– А разве это имеет какое-то значение?

– Имеет. Причем мне хотелось бы, чтобы вы выбрали второй вариант, потому что тогда вы могли бы рассказать мне несколько больше.

– Знаете, в тот день наши отношения могли перейти в новое качество, но именно в тот момент, когда все должно было произойти, и раздался этот проклятый звонок.

– Звонок… – повторил Фенимор. – Знаете, Вера Николаевна, именно этот момент меня интересует больше всего.

– Я знаю, – понимающе кивнула Верочка. – Это всех интересует больше всего. Но я уже говорила следователю, что не слышала, что ему говорили. Да и сам Андрей почти ничего не говорил, только один раз сказал: «Слушаю», и все. Потом он и правда только слушал.

– И долго это продолжалось?

– Нет, совсем немного. Меньше минуты, наверное…

– Наверняка в тот момент вы смотрели ему в лицо. Что-нибудь необычное вы в нем заметили?

– Конечно, заметила. Я сразу почувствовала – что– то не так. Сначала он просто растерялся, у него лицо стало даже каким-то обиженным. А потом я поняла, что он испугался. Наверное, ему угрожали… То есть в тот момент я этого еще не поняла – я тоже растерялась. Это уже после, когда я думала об этом, то поняла, что ему угрожали. Но даю вам честное слово – я ничего не знаю о его делах. Меня много раз об этом спрашивали, да и не только меня – всех.

– Но вы можете поручиться, что это было именно самоубийство, а не просто несчастный случай?

– А разве это можно спутать?

Фенимор нарочито громко кашлянул в кулак, как бы говоря: «Девочка, уж я-то повидал на своем веку такое, что тебе и не снилось!..»

– Вера Николаевна, однажды я собственными глазами видел человека, который спрыгнул с речного парома в воду, вместо того чтобы сойти на причал по аппарели. Когда его вытащили из воды, оказалось, что он попросту не заметил, как паром во время движения развернулся, и он пошел в ту сторону, где, по его мнению, должен был находиться причал. А на вопрос, где были его глаза, ответил просто: «Задумался». Такой вот задумчивый был человек. А ведь мог бы и не всплыть… Вот и я хочу знать ваше мнение: может быть, трагедия с Ветровым была просто случайностью? Захотел человек поправить шторы, или срочно понадобилось рассмотреть на улице что-то, что в обычном положении рассмотреть невозможно, но вдруг оступился и сорвался вниз… Такое возможно, как вы думаете?

Верочка зашарила глазами по ковру под ногами, словно там мог быть ответ на поставленный вопрос. Она по-прежнему стояла у входа в гостиную и неуверенно переминалась с ноги на ногу. Ее домашние тапочки на носках протерлись, и были видны пальцы с накрашенными красными ногтями.

– Я даже не знаю, – сказала она наконец. – Честное слово… Раньше я была уверена, что Андрей прыгнул в окно нарочно, но сейчас, после того, как вы рассказали про этого человека на пароме, я не знаю, что думать… Он же мне ничего не захотел объяснять! Он вдруг стал грубым, я даже обиделась немного и подумала еще, что теперь ему придется просить у меня прощения за такие слова…

– Такие слова? А что именно он вам сказал?

– Я спросила, что случилось, а он предложил мне заткнуться, хотя всего минуту назад мы с ним целовались…

– Да, это действительно обидно, – согласился Фенимор. – Мог бы вести себя и повежливее, хотя бы перед смертью. Тем более если знал, что собирается нырнуть вниз головой с четвертого этажа… Скажите, Вера Николаевна, этот звонок был на сотовый телефон Ветрова или на городской?

– Нет, на обычный, настольный. «Панасоник», кажется…

– Обычно современные телефоны способны определять номера, с которых поступил звонок, и сохранять их в памяти. И я хотел бы в этой памяти покопаться. У вас есть ключ от офиса, Вера Николаевна?

– Но… – Верочка уставилась на него в упор. Взгляд ее уже не был таким рассеянным – он стал вдруг острым, пронзительным, к тому же этот эффект усиливался едким прищуром. – По-моему, милиция уже выяснила этот вопрос… Кто вы такой?

«Началось… – подумал Фенимор. – Конечно, милиция этот вопрос уже выяснила. Но вот беда, детка, – еще не выяснил я!»

Он поднялся с дивана:

– Вера Николаевна, вы не будете возражать, если я закурю?

– Нет, курите, пожалуйста, пепельница на журнальном столике… Но все же – вы не из милиции?

Фенимор достал сигареты, прикурил одну и протянул Верочке. Она охотно взяла. Фенимор прикурил вторую – для себя.

– Вы совершенно правы, – сказал он, – я не из милиции. У них, знаете ли, слишком много забот, чтобы они могли заниматься этим делом с должным рвением. А есть люди, которые хотят, чтобы ситуация прояснилась раз и навсегда. Вам не о чем беспокоиться – они друзья Андрея, а я на них работаю и свое дело знаю туго. В этом можете не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь… – Верочка сделала очень глубокую, мужскую, затяжку и сразу потерялась в полосах белого дыма. – Я даже рада, что вы не из милиции.

– Это почему?

– Потому что я тоже не уверена, что они найдут того, кто толкнул Андрея на этот шаг… То есть в том случае, конечно, если все это не было тем трагическим стечением обстоятельств, о котором вы говорили.

– А во мне вы, значит, уверены, Вера Николаевна?

– Не надо называть меня Верой Николаевной, хорошо? Меня никто так не называет. Обычно все называют меня Верочкой, даже учителя в школе так называли… А как мне называть вас?

– Мне не очень нравится имя, которое дали мне родители, и поэтому я называю его крайне редко, лишь в случае жесткой необходимости. Но люди, которые меня знают, зовут меня Фенимором. Я буду благодарен, если также будете называть меня и вы, Верочка.

– Верочка – не «вы», – поправила его девушка. – Верочка – «ты».

– То же самое я могу сказать и про Фенимора… – Он улыбнулся. – Так как насчет ключа от офиса, Верочка? Он у тебя есть?

– Ключа у меня нет, но он бы вам… то есть тебе, и не помог. Кабинет Андрея сейчас опечатан, да вы… Да ты бы там ничего и не нашел. Но что касается номера, с которого звонили Андрею, на этот счет мне кое-что известно…

Фенимор подошел к Верочке и взял ее за плечи.

– Что же ты мне сразу этого не сказала, милая… Что это был за номер?

– Я не могу говорить точно, потому что знаю об этом по слухам, но… Я слышала это от одного из наших сотрудников – Вадика Кувшинова, начальник охраны, – и у меня есть все основания ему доверять. Он сам бывший милиционер, у него остались еще какие-то связи, он всегда старается быть в курсе всех дел. Так вот, он нам рассказывал, что следователь выяснил номер, с которого поступил звонок, после чего Андрей выбросился из окна. Звонок поступил с квартирного телефона одного из домов где-то в районе Октябрьского Поля. Точный адрес мне неизвестен, но следователь его выяснил и навестил эту квартиру…

– Надо же, как быстро у нас работают следователи! – сказал Фенимор с восхищением. – Может быть, ты еще скажешь мне, что подозреваемый уже арестован?

– В том-то и дело, что никакого подозреваемого нет! Кувшинов сказал, что в этой квартирке живет лишь одинокая бабушка лет восьмидесяти, и она редко появляется на людях, целыми днями лежит на диване, смотрит телесериалы и таблетки пьет чаще, чем воду… У нее есть сын, которому самому уже под шестьдесят, но он появляется так редко, что соседи не всегда узнают его в лицо. Он живет где-то на Севере, в последний раз приезжал два года назад, на похороны отца. С тех пор больше не объявлялся. Про других родственников ничего не известно. К тому же квартира у бабки на первом этаже, на виду у всех, и никто из соседей не видел, чтобы к ней кто-нибудь приходил. Бабулька поначалу даже не могла понять, что хочет от нес следователь. Она отрицала, что кто-то пользовался ее телефоном, и, естественно, ничего не слышала ни про Андрея, ни про «Мерлин»…

Верочка замолчала, а Фенимор, погоняв сигарету из одного уголка рта в другой, отошел от нее, потирая щетину на подбородке. В задумчивости постоял у столика, в последний раз затянулся дымом и отправил сигарету в пепельницу.

– И что же дальше? – спросил он.

Верочка пожала плечами:

– Ничего. Говорят, что, скорее всего, следствие ничего не даст. Думаю, этот странный звонок признают просто случайным стечением обстоятельств, никак не связанным со смертью Андрея. Так говорит Кувшинов, и я с ним согласна. Потому что, если это не так, тут начинает попахивать мистикой, а я не очень-то верю в мистику. Точнее, раньше не очень-то верила.

– А сейчас, значит, поверила? – Скрестив на груди руки, Фенимор прошелся от столика к окну и обратно.

– А сейчас я уже и не знаю, во что верить. Собственно, мне больше добавить нечего. Ты уверен, что не хочешь кофе?

– Нет-нет, спасибо, у меня чертовски много дел. Люди, которые меня наняли, требуют закончить дело в самый короткий срок, и я боюсь не успеть… – Он достал перо, взял Верочку за руку и написал на ее ладони семизначный номер. – Вот, это номер моей трубки. Если ты вдруг что-то вспомнишь или какой-нибудь Вадик Кувшинов тебе расскажет еще что-нибудь важное – позвони мне, хорошо?

– Хорошо, обязательно… Фенимор.

– Что ж, Верочка, тогда до свидания. И прошу тебя – не впускай в дом незнакомых людей. Даже днем. Очень часто это заканчивается довольно плачевно. Договорились?

Верочка глянула на него с недоумением. И ничего не сказала. Даже вслед, когда он уже вышел из квартиры.

Глава 5

Итог визита был простым – все стало еще туманнее. Сомнительно, чтобы Верочка что-то от него скрывала, вряд ли она была такой хорошей актрисой. Скорее всего, действительно выложила все, что знала и уже неоднократно повторяла следователю. Правда, вероятным было то, что она просто неверно оценивала факты. Например, влюбленная в своего начальника, могла неправильно понять их поцелуи перед самой гибелью Ветрова. Она восприняла их как прелюдию к дальнейшим, более тесным отношениям, но для самого Ветрова это могло быть чем-то вроде прощания. Вроде как последнее маленькое удовольствие перед смертью. И звонок, конечно, мог быть просто случайностью. Бабке под восемьдесят, наверняка она уже плохо соображает, случаются и провалы в памяти – могла куда-нибудь позвонить да неправильно набрать номер, и тут же об этом позабыть. Кстати, позже она могла бы это и вспомнить, и даже сообщить следователю, вот только Верочка вряд ли это знает.

А столь удручающе повлиять на Ветрова этот звонок мог по самой простой причине: Ветров по-своему попрощался с Верочкой и успел приготовиться к встрече с костлявой, как вдруг раздается звонок и голос восьмидесятилетней старухи начинает ему что-то объяснять…

Вроде бы как пообщался со. смертью. И бросился ей навстречу, головой вниз.

Вероятно, так все и было… А может быть, и нет.

Фенимор достал свой ежедневник и вычеркнул из него имя Верочки Азаровой. Первая из трех секретарш. Теперь можно было встретиться и с Кусковой Анной. Конечно, он вряд ли ожидал, что встреча с ней прольет хоть немного света на события, но хотел раз и навсегда выяснить причину этого странного пересечения ее имени в двух колонках списка. Любое пересечение – ненормальность, от которой следовало немедленно избавляться…

Был разгар рабочего дня, и Анна Кускова наверняка была сейчас на работе в «Омеге», что на Кутузовском.

Фенимор выехал на Крымский вал, на Новом Арбате свернул налево и, пристроившись в хвост троллейбуса, выбрался на Кутузовский проспект.

Офис компании «Омега» располагался в двухэтажном здании, похожем на куб, на который нацепили красную остроконечную шляпу. Двери были стеклянные, и сквозь них хорошо был виден сидящий у входа охранник в черном бронежилете. Кажется, он дремал.

Фенимор пристроил джип у металлической оградки в трех метрах от дверей офиса, между черным «Мерседесом»-кабриолетом и крошечным японским микроавтобусом.

Прямо над входными дверями висела большая вывеска с рельефными бронзовыми буквами «Омега». В правом верхнем углу красовался фирменный логотип в виде буквы греческого алфавита, которая и являлась первой частью названия фирмы. По краям вывески висели изящные фонари под старину.

Как только Фенимор оказался перед дверями, охранник встрепенулся. Подняв голову, он заспанно взглянул гостю в глаза и поерзал на стуле. Он напоминал перепуганного ежика, даже нос морщил очень похоже.

– Добрый день. – Фенимор скользнул взглядом вокруг. – Где я мог бы найти Кускову Анну?

Охранник рассеянно взмахнул ресницами.

– Кускову? Ах да-да… – Он хлопнул себя по лбу. – Извините, я недавно работаю, еще не всех запомнил.

– Она секретарь, – напомнил Фенимор.

– Да, я уже вспомнил. Поднимитесь на второй этаж, она должна быть в приемной. Но у нас скоро обеденный перерыв.

– Ничего, я быстро…

Фенимор пересек небольшой светлый холл, отделанный белыми в крапинку пластиковыми панелями, и ступил на лестницу. Она была узкая и шла наверх по спирали, постепенно расширяясь, а на самом верху, на пузатой колонке, к которой крепились перила, стоял тяжелый горшок. Из него свешивала свои несимметричные листья пятнистая бегония.

Навстречу ему попались две женщины, о чем-то весело щебечущие. На Фенимора они не обратили никакого внимания, пока он их не окликнул:

– Дамы, можно вас на минутку… Вы здесь работаете?

– Да, – отозвалась та, что была повыше и постарше, с прической времен нэпа. – Я могу вам чем-то помочь?

– Я ищу Анну Кускову – вы не подскажете, где я мог бы ее найти?

– Вам повезло, она еще не успела уйти… Анюта! – крикнула дама куда-то в глубь коридора. – Аня! К тебе мужчина!

– Очень симпатичный! – так же громко добавила ее спутница.

Довольная собственным комментарием, она широко улыбнулась, и сразу же стал виден ее неправильный прикус – зубы росли вперед под таким солидным углом, что невольно возникал вопрос: как ей удается пережевывать пищу?

Впрочем, это Фенимор отметил мимоходом, а весь его внешний вид выражал любезность и галантность.

– Я здесь! – послышался голос из глубины коридора, и из-за увешанной картинами в золоченых багетах стены выглянула рослая девица с длинными рыжими патлами. Лицо у нее было круглое, с пухлыми щечками и курносым носиком. Короткая трикотажная кофточка обтягивала солидных размеров грудь так же плотно, как голубые джинсы обтягивали солидных размеров зад.

– Кто меня ищет? – поинтересовалась Анюта, с интересом разглядывая Фенимора.

Тот размашисто направился к ней.

– У меня к вам личная беседа, Аня. – На ходу он протянул ей руку и, когда она подала свою узкую ладонь, накрыл ее второй рукой. Покачал. – Это не займет много времени. Несколько минут у вас найдется?

– Для такого парня у нее найдется и побольше времени! – крикнула сзади дамочка с неправильным прикусом. Видимо, присутствие такого крупного мужчины никак не давало ей покоя.

Анюта зыркнула на нее, сдвинув брови. Фенимор подумал, что сейчас последует колкость, но, к его удивлению, Анюта только показала женщине язык и потянула Фенимора за собой.

Они оказались в небольшой приемной перед кабинетом с широкой деревянной дверью, которая никак не сочеталась с тем «хай-теком», в который был погружен весь офис.

– Как я понимаю, это кабинет вашего директора? – поинтересовался Фенимор, указав на дверь.

– Президента, – поправила его Анюта. – У нас есть президент, но он сейчас на обеденном перерыве.

– А Жарков Антон Валерьевич кем был в вашей фирме? – спросил гость.

Взгляд у Анны сразу потух, и даже волосы стали не такими яркими. Выкатив из-под стола кресло, она села и забросила ногу на ногу.

– Вы из милиции? – спросила она.

– Не совсем… Меня наняли друзья Антона Валерьевича, они считают, что его смерть была не такой уж случайностью, как может показаться на первый взгляд. У них есть основания полагать, что его смерть как-то связана с гибелью одного из ваших родственников, Аня.

Глянув в сторону, Анюта качнула головой, мол: «Черт, так я и думала…»

– Вы имеете в виду дядю Лешу?

– Да, Фадеева Алексея Николаевича, покончившего с собой не далее как третьего мая этого года… Значит, он вам приходится… приходился дядей?

– Он мамин брат. Именно он и устроил меня на эту работу. Они с Жарковым когда-то были друзьями, и он попросил за меня. Вы же понимаете – на такие места с улицы не принимают. Антон Валерьевич был у нас вице-президентом, и они как раз подыскивали нового секретаря…

«Вот все и прояснилось, – подумал Фенимор. – Собственно, нечто подобное я и предполагал. Вот тебе и загадочное пересечение по двум колонкам…»

– Разрешите спросить, Анюта?

– Что уж там, спрашивайте. – Она махнула рукой. – Я же понимаю – вы делаете это не для собственного удовольствия. Тем более тут действительно много загадочного, что бы там ни говорили следователи…

– А что именно говорят следователи? – заинтересовался Фенимор.

– А вы сами не знаете? Несчастный случай – что же еще? Конечно, это в случае с Антоном Валерьевичем. Но я уверена: если бы у дяди Леши не было на шее веревки, они сказали бы то же самое.

– Хм… – Фенимор поискал глазами стул, подвинул его за спинку и сел напротив. – Знаете, Анюта, я уверен, что у вас на этот счет есть свое собственное мнение. Ходят же по этому поводу в вашей фирме какие-то слухи, домыслы, сплетни… Следователь есть следователь – он оперирует фактами, составляя собственное суждение о человеке, которого никогда не знал и видел только мертвым. А вы знали его довольно продолжительное время и можете заметить нечто такое, что никак не стыкуется с самой личностью погибшего… Вы уж извините меня, Аня, что я говорю таким официальным тоном. Но все-таки: что вы сами думаете по этому поводу?

Анюта вздохнула и возвела глаза к потолку:

– Что я думаю… У нас тут было много разговоров на эту тему, но к какому-то единому мнению мы так и не пришли. То есть никто не сомневается, что это в самом деле был несчастный случай, да и смешно представить, будто кто-то нанял водителя грузовика, чтобы тот сбил Жаркова. Если у Антона Валерьевича и были враги, то не настолько жалкие, чтобы не быть в состоянии нанять нормального киллера… Думаю, вы понимаете, что я говорю в шутку. На самом деле о настоящих врагах Жаркова мне ничего не известно. Может быть, о них что-нибудь знает Гогенштауф, но со мной он своими мыслями не делится.

Фенимор поднял вверх указательный палец.

– А кто у нас Гогенштауф?

– Что вы… – Анюта махнула рукой. – Гогенштауф Виктор Абрамович – наш президент. Они с Жарковым основали «Омегу» с нуля, долгое время вкалывали вдвоем днями и ночами. У них даже денег на раскрутку не было, работали на голом энтузиазме. Это уже потом расширяться начали, когда получили первую прибыль, заключили первые контракты.

– Хорошо, пока оставим вашего президента в покое… Так какие разговоры о гибели Жаркова ходили в вашей фирме? Вам эта смерть не показалась странной?

– Да она показалась бы странной любому!.. Послушайте, у вас есть сигарета?

Фенимор поспешно угостил девушку сигаретой, дал прикурить. Анюта трижды коротко затянулась и вдруг закашлялась. Курить, как видно, ей доводилось нечасто.

– И что же в этом было странного? – напомнил Фенимор.

– А вы сами-то знали Жаркова?

– Не имел чести.

– Потому и спрашиваете… Понимаете, он попал под машину метров за триста от своего дома, и никто не знает, куда он направлялся. Даже жена не может предположить. Конечно, были всякие варианты – может, ему срочно в магазин понадобилось или в аптеку. Но дело в том, что у подъезда Жарков оставил свою машину и дверь в квартиру была незапертой. Это сказала его жена, Елена Викторовна. Она обо всем узнала, только когда вернулась через два часа с работы – у нее салон красоты на Ленинградском. Создавалось такое впечатление, что он забежал в квартиру на несколько минут – даже не выключил магнитофон в машине, но потом случилось что-то, что заставило его пойти туда, где он и нашел свою смерть… Я не знаю, что это могло быть. Ии кто не знает. Если ему действительно так срочно понадобилось в магазин – хотя я в этом очень сомневаюсь, потому что он ненавидел ходить по магазинам, – то почему пошел пешком, а не воспользовался машиной? И почему не закрыл за собой дверь квартиры? Может быть, его кто-то силой заставил покинуть квартиру и бросил под машину? Но почему тогда свидетели не видели никого, кто мог бы это сделать, – они все утверждают, что Антон Валерьевич был один. Во всяком случае, в тот момент, когда он выбежал на дорогу, рядом с ним никого не было…

Анюта снова трижды торопливо затянулась и снова закашлялась. Дергая плечами, протянула Фенимору наполовину истлевшую сигарету; тот послушно взял ее, затушил огонек, предварительно плюнув на пальцы, и забросил окурок в урну в углу приемной.

– Скажите, Аня, как давно вы работаете в «Омеге»?

– Уже почти год… – Голос у Анны стал сиплый; морщась, она потирала горло.

– Вы говорили, что ваш дядя был другом Жаркова, именно поэтому вас и взяли на работу. Вы можете сказать, в чем именно проявлялась эта дружба? Они часто общались? Может быть, встречались время от времени? Вообще – какие у них были отношения?

– Я же сказала – дружеские. Но они были не из тех, кто дружит, только работая вместе и живя по соседству. Точнее, сдружились, именно работая вместе, но потом пути-дорожки разошлись, а дружеские отношения остались. Виделись они редко, может быть, раз или два в год, но по телефону общались чаще. Я сама слышала, как Жарков звал дядю Лешу работать в нашу фирму. Дядя Леша был очень хороший инженер, Жарков называл его «почти гением, которому не хватает самой малости», но дядя Леша так и не пошел в «Омегу». Хотел всего добиться самостоятельно. И Жаркова это расстраивало. Он говорил, что у дяди Леши есть очень интересные разработки, которые могли бы сделать его богатым человеком, но без «Омеги» он ничего не сможет добиться…

– Из-за той самой «малости», которой ему не хватало? И что же Жарков подразумевал под этой «малостью»?

– В первую очередь – невезучесть. Это за дядей Лешей водилось, причем с детства. Ему постоянно не везло. Даже когда, казалось бы, все складывалось самым наилучшим образом, обязательно случалось нечто, что непременно омрачало всю радость. Он даже ходил к бабке-колдунье, чтобы снять с себя порчу, но это не помогло. Бабка сказала: это вес оттого, что в нем сидит черт. И невезение будет его преследовать до тех пор, пока он не избавится от него… Но для этого требовалась какая-то долгая и не очень приятная процедура, и дядя Леша просто махнул рукой. «Не верю я всем этим колдуньям, – сказал он. – Только время терять…» А я вот сейчас думаю: может, зря он так сказал? Если бы сделал все, что советовала ему колдунья, то не оказался бы в итоге в петле…

Анюта вместе с креслом откатилась в угол приемной, где стоял ‘маленький холодильник, и достала бутылку минеральной с надетым на горлышко пластиковым стаканом. С бульканьем вода плеснулась в стакан, Анюта жадно выпила. Предложила Фенимору, но тот предпочел отказаться.

– Вы думаете, что ваш дядя решил свои проблемы с помощью веревки из-за собственного невезения? – спросил он, когда Анюта вернула бутылку в холодильник и вновь подкатилась к столу.

– А что по этому поводу думают люди, на которых вы работаете? – поинтересовалась она не очень уж приветливо.

Фенимор сразу приставил к груди кончики всех десяти пальцев.

– Аня, ради бога, не стоит относиться ко мне с неприязнью! Люди, на которых я работаю, были друзьями не только Антона Жаркова, но и вашего дяди, и хотят, чтобы я выяснил все… Более того, я могу вам сказать: они не считают смерть вашего дяди самоубийством.

– Вот как? – Анюта приподняла брови. – А у них есть для этого основания?

– Пока только домыслы, но для того они и наняли меня, чтобы домыслы превратились в факты, а мои услуги стоят недешево. Они знали вашего дядю и теперь хотят, чтобы я нашел убийцу… Вы ведь тоже этого хотите, верно?

– Нет, – сказала Анюта. – То есть я не думаю, что его убили. На это совершенно ничто не указывало. Конечно, странности были, но…

– Какие странности?

– Понимаете, дядя Леша был не из тех, кто решает свои проблемы таким способом. Он никогда не замыкался в себе, не копил дурацких мыслей, а к собственному невезению всегда относился с юмором. Он так и говорил: «Ко всему нужно относиться с юмором, даже к неприятностям, иначе жизнь покажется дерьмом, а от этого недалеко и до веревки…» Уж лучше бы он молчал про веревку! Говорят, с такими вещами шутить опасно. Даже упоминать их опасно, потому что они хорошо это чувствуют и начинают сами к тебе притягиваться. Вот и притянулись…

– Но ты уверена, что у твоего дяди не было никаких долгов?

– Не такие, из-за которых можно лезть в петлю. Но даже если и были, он нашел бы способ расплатиться. У него были друзья, которые могли дать ему в долг, у него была хорошая машина, трехуровневый гараж, двухкомнатная квартира. Выход всегда можно найти… Но вообще-то мы с ним никогда не говорили на эту тему. Если кто-то и был в курсе его дел, то это Гогенштауф. На эту тему вам лучше поговорить напрямую с ним.

Заметив, что Фенимор повернулся к деревянной двери президентского кабинета, Анюта поторопилась помотать головой:

– Нет, сегодня вы его вряд ли застанете. Разве что вечером – он иногда забегает в офис после того, как уже все уйдут. Но не всегда. Порой он пропадает на несколько дней, и никто не может сказать, где он, а потом оказывается, что он успел побывать где-нибудь в Швейцарии или Финляндии. Но я могу для вас кое-что сделать. Я скажу вам номер его мобильного телефона, хотя от посторонних он обычно держит его в тайне. Но коль уж дело такое серьезное… Впрочем, на всякий случай не говорите ему, что это я дала вам номер. Не могу сказать, как быстро вам удастся с ним соединиться – иногда он отключает трубку, но от меня это уже не зависит.

Он взяла из подставки квадратный листочек бумаги для заметок и черкнула на нем номер.

– Вот, возьмите. Гогенштауф Виктор Абрамович – смотрите, произнесите правильно его фамилию, он терпеть не может, когда ее коверкают. Он любит повторять: «Нам, евреям, и без того приходится много терпеть, чтобы допустить издевательства над собственной фамилией…» Но и такие шуточки он позволяет отпускать только самому себе, а если услышит что-то подобное от других – шею свернет.

– Постараюсь сохранить свою шею, – сказал Фени– мор, спрятав листок с номером телефона в карман. И поднялся со стула. – Что ж, Анюта, не смею больше отнимать у вас время. Я на машине, если хотите, я подброшу вас до ближайшего кафе…

Глава 6

Высадив Анну около небольшого кафе недалеко от офиса «Омеги», Фенимор сразу позвонил Гогенштауфу. Абонент не отвечал либо находился вне зоны досягаемости. Фенимор выругался – ожидание не входило в его планы.

Ладно… Он в очередной раз достал ежедневник. Из секретарш осталась последняя – Алена Нехорошева, двадцати пяти лет, фирма «Ария». Та самая девица, которая обнаружила Бориса Лисянского с бутылочным горлышком в руке и перерезанной глоткой. Если она не имеет к этому никакого отношения, то вряд ли что-то сможет добавить к тому, что уже известно. Но если знает нечто сверх этого…

Фенимор дернул рычаг скоростей и покатил прочь от кафе. Была уже середина дня, а значит, отведенное ему на работу время катастрофически убегало. Особенно если учесть, что из того списка, который ему предоставил Альберт, он встретился пока только с двумя секретаршами. Но встречи пока мало что прояснили. Кроме уверенности, что все эти самоубийства и несчастные случаи выглядят действительно странно. Надо сказать, у Альбертика были все основания для волнения. Дело нечисто – ничего не попишешь, это приходится признать.

Фирму «Ария» удалось отыскать с трудом. Здание находилось в глубине глухого дворика, окруженного старыми кирпичными девятиэтажками. Проезд к нему, впрочем, был неплохой – сразу видно, что дорогу проложили совсем недавно, асфальт был темный и ровный, а бордюры высокими, аккуратными и окрашены в ярко-красный цвет. Вокруг здания разбит газон, оранжевые бархатцы образовывали на нем сложный геометрический узор. Стоянка перед зданием просторная, на ней запросто поместилась бы пара десятков автомобилей. Там и сейчас стояло штук семь.

Припарковав машину, Фенимор прошел в офис. Мимо него тут же пробежала белобрысая дамочка, толкнула его плечом, не глядя бросила «извините» и исчезла за дверями. Чем-то жутко озадаченный парнишка в строгом костюме куда-то потащил кипу бумаг. Под ногами шмыгнул коротышка невероятно злого вида. Было слышно, что где-то наверху кто-то зовет кого-то во весь голос, кто-то безрезультатно кричит «алло», а у самой лестницы, ведущей наверх, два прилизанных очкарика что– то друг другу с жаром объясняли, размахивая руками.

Похоже, деловая жизнь кипела вовсю.

На лестнице Фенимор нос к носу столкнулся с Альбертиком. Поначалу тот едва не пробежал мимо, глядя себе под ноги, но потом вдруг вскинул голову и уставился на гостя ничего не понимающим взглядом.

– Фенимор – ты? Какого черта? Что ты здесь делаешь?

– Выполняю свою работу, – ответил Фенимор невозмутимо. – Ты сам вручил мне конкретный список с конкретными именами, и кое с кем из этих людей я хотел бы поговорить…

– С моими людьми? – Альбертик даже фыркнул, лицо его перекосилось. – Ты не тем занимаешься, Фенимор! Ты понапрасну теряешь время, а его у тебя и без того не слишком много. Будь добр, не трать его на моих сотрудников. Все, что знают они, знаю и я, а это я тебе уже рассказал. Так что примись за кого-нибудь другого – от этого будет больше пользы!

Выкрикивая последнюю фразу, Альбертик пихнул Фенимора в грудь растопыренными пальцами. Это было совсем не больно, гость даже не покачнулся, а вот Альбертика слегка отбросило назад, но терпеть подобное обращение Фенимор не собирался. Он сгреб Альбертика за грудки, приподнял над полом и приложил о стену.

– Запомни, поросенок, я никому не позволяю разговаривать со мной в таком тоне… Ты заплатил мне деньги, чтобы я делал работу так, как могу ее делать только я. Если бы тебя устроил другой человек, ты мог бы платить ему и не морочить мне голову. Но поскольку я уже взялся за это дело, то буду делать его так, как сочту нужным. И помешать мне не сможет никто, даже ты. Уяснил, поросенок?      .

Он снова шмякнул Альбертика о стену. Тот вяло шлепнул губами и через силу кивнул:

– Отпусти… Отпусти, больно…

Фенимор отпустил. Бегло озираясь, Альбертик оправил костюм. Очкарики у лестницы притихли и смотрели на них с удивлением.

– Ладно, извини… – пробурчал Альбертик. – Извини, Фенимор, я сорвался. Работай как привык и говори с кем сочтешь нужным. Мне пора, я уезжаю.

Поправив узел галстука, Альбертик торопливо пошел вниз; каблуки его сверкающих штиблет звонко стучали – по ступеням и, казалось, высекали искры.

Фенимор проводил его взглядом до дверей и пошел наверх.

Алена Нехорошева, как и положено добропорядочной секретарше, сидела в приемной и быстро стучала по клавишам компьютера, высунув от напряжения кончик языка. Она поочередно смотрела то на клавиатуру, то на экран, и со стороны могло показаться, что секретарша просто кивает своим собственным мыслям. Хотя она сидела, было понятно, что это очень рослая девица и с – пропорциями, кажется, у нее был полный порядок. Лицо смуглое от загара – свободное время она, видимо, предпочитала проводить на пляже; глаза ее были большими, и белки на фоне общего загара, казалось, светятся ровным матовым блеском. Губы у нее непрерывно шевелились – Алена нашептывала текст, который заносила в компьютер.

Пройдя в приемную, Фенимор закрыл за собой дверь и, остановившись, громко прочистил горло. Стук клавиш стих – девица уставилась на него с вопросом.

– Алена? – поинтересовался Фенимор, медленно приближаясь к столу.

Девушка кивнула:

– Да. Я могу вам чем-то помочь? Если вы к Альберту Игоревичу, то он ушел пару минут назад…

– Знаю, я только что говорил с ним на лестнице. Собственно, именно он и просил меня поговорить с вами.

– Со мной? – Алена с удивлением втянула голову в плечи. – О чем?

– О том, что произошло с Борисом Ивановичем. Я имею в виду Лисянского, естественно.

– А-а… – протянула Алена, и шея ее медленно распрямилась. – Ну, пожалуйста… Только я мало смогу добавить к тому, что говорят все.

– Вот я и хочу послушать, что говорят все.

– Хорошо, садитесь.

Фенимор сел.

– Спрашивайте. Что вы хотели узнать?

– В первую очередь – что вы сами думаете по этому поводу?

Пару раз щелкнув компьютерной мышкой, Алена закрыла окно программы и отодвинула клавиатуру.

– Все это выглядит каким-то жутким сном. Я до сих пор до конца не могу поверить в случившееся. Кажется, сейчас войду в кабинет, а он сидит за своим столом, весь обложенный бумагами, или ковыряется в компьютере, едва не сунув нос в экран. Была у него такая привычка… Работу он обожал, работать мог и днем, и ночью. А тут вдруг… Прямо за своим рабочим столом да еще таким диким способом – бутылочным горлышком. Бр-р!.. – Алену передернуло, и она поежилась. – Мне даже вспоминать страшно. Я до сих пор побаиваюсь заходить в кабинет. Хотя кровь на полу уже отмыли, но пятна все равно видно, поэтому к столу Бориса Ивановича никто и не подходит – все боятся наступить на кровь. Вы меня понимаете?

– Прекрасно. Вы не будете возражать, если я загляну г в кабинет? Обещаю – ничего трогать не стану.

– Пожалуйста, пожалуйста…

Алена выдвинула ящик стола, достала связку ключей и резво подскочила с кресла. Фенимор тоже встал, с удивлением отметив, что девушка ростом почти с него. Вообще-то он сразу заметил, что она высокая, но чтобы настолько… Не совсем вровень – на пол головы пониже – но для девушки это чересчур. Непросто ей будет найти подходящего парня. Впрочем… Фенимор скосил глаза вниз. Она еще и на каблуках, а это лишние сантиметры. Выходит, никакого комплекса по поводу собственного роста у нее нет. Те, кто этого стесняется, предпочитают носить обувь на плоской подошве…

Открыв дверь кабинета, Алена указала рукой внутрь.

– Прошу вас. Я даже могу включить кондиционер – здесь душно.

Фенимор успел поймать ее за локоть.

– В этом нет никакой необходимости. Я всего на минуту, только взглянуть.

Он прошелся по кабинету. Здесь было два стола – один по одну сторону широкого окна, второй – по другую. Заваленный бумагами стол принадлежал, видимо, Альбертику, а соседний, на котором стоял стакан с водкой, накрытый куском хлеба, – Лисянскому. Кресло с изогнутой спинкой было задвинуто под стол, на полу действительно виднелись затертые темные пятна. У ножки стола Фенимор заметил неубранный маленький осколок бутылочного стекла.

– Тут он и сидел, – сказала из-за спины Алена. – Только кресло стояло вот здесь. – Она кивком головы указала, где именно стояло кресло – почти у самой стены.