Приговорённые к счастью

Размер шрифта: 13

Глава 1. Повезло с заказом

«…И если Бог – это Слово, то Слово это непременно молчаливое и надменное, – лениво подумал Бальтазар и зевнул. – Зато Господь наш многотерпелив в своём молчании, раз попускает нам миллиарды лет. Или сколько там минуло со дня Сотворения? Полтора миллиарда с тех пор, как сам Бальтазар испустил последний вздох земной жизни, и ещё какое-то время до этого. Но, – отметил он себе, – воскресили его работники Института Времени, а не Боженька. А оплатила заказ любимая доченька Мари, спасибо ей, ненаглядной. Так что, может, и нет нашего Господа… Так, одно досужее умствование…» Горькая мыслишка. Лучше об этом и не думать, всё одно пустая схоластика.

Уже пятьсот лет прошло, как он – бывший испанский инквизитор – здесь объявился, а нет-нет да и порассуждает на сей счёт. Когда он в дальнем космосе сотни лет каменюки ледяные ковырял, о глупостях думать, слава богу, было некогда – хотелось поскорее накопить деньжат на свою несравненную Елизавету. А как устроился на тёплое конторское место на Луне – отсеивать ненадёжных претендентов на воскрешение (так сказать, уподобился архангелу Гавриилу), – так и потянуло на философию.

Это всё от скуки, решил Бальтазар. Зря он на Землю припёрся: ничего нового о таинственных самоубийствах и неведомом наркотике «смерть под кайфом» не услышал и вряд ли услышит.

Лучше бы Дмитрий вместо него Альберта в командировку отправил с его «прорывной статьёй» оценки качества душ усопших. Но Дмитрий упёрся: «Нет, позвали тебя. Ты к людям подход имеешь и всё правильно доложишь. Может, и новый заказ ухватишь». Как же, ухватит! Среди сонма конкурентов? Сидит здесь на совершенно бесполезном совещании и теряет время.

Подавив вздох разочарования, Бальтазар снова взялся слушать докладчика. Речь держал ведущий следователь Всепланетной службы досмертных расследований. Большой человек с громкими делами. И, кажется, к своему неудовольствию, Бальтазар понял, куда тот клонит.

Землянин часто откашливался и вообще выглядел простуженным – бедный живой органик.

– Трупы по всей Земле, шесть вопиющих случаев кровожадных расправ над собой. То, что они делают, не вписывается ни в какие рамки! Чудовищные смерти в наркотическом опьянении. Средневековая инквизиция была милосерднее к своим жертвам, чем они к себе…

«Много ты знаешь, – поморщился Бальтазар. – Нахватаются по верхам… А-а, видимо, переводчик постарался, подыскал эквивалент, недоумок».

Тем временем Емельян Сергеевич – ведущий следователь – продолжал запугивать аудиторию, рассказывая о том, что все и так уже знали.

– У нас есть определённые сомнения, что это наркотик. В смысле, что это нечто вещественное: в крови, тканях тела и мозге пострадавших ничего подозрительного не выявлено. Но! Слушайте внимательно: в желудке у каждой жертвы обнаружена не успевшая раствориться до конца желатиновая оболочка какой-то капсулы – пустышка.

Бальтазар хмыкнул: «А сейчас он начнёт намекать на эффект плацебо от мемонаркотика».

– Поэтому есть все основания полагать, что основные усилия следует направить на поиски мемовирусов, циркулирующих по неизвестным нам каналам общения Земли, и самих таких каналов. Скорее всего, используют примитивное оптоволокно, проложенное в обход государственных магистралей. Как сотни лет назад вскрытая сеть вербовки одной уж очень беспокойной и амбициозной религиозной организации.

«Знай наших», – не без удовольствия кивнул себе Бальтазар.

– Вопросы, уважаемые слушатели? – докладчик оглядел присутствующих.

Бальтазар поднял руку.

– Я вас слушаю, о мудрейший из мудрейших лунян, носящий достойнейшее из всех достойных имён, – обратился к нему Емельян Сергеевич и застыл. В раздражении крякнув, он прибавил: – Прошу, проявите серьёзность. Немедленно отключите эти ваши шуточки. Я ведь слышу, что вы там себе переводите, у меня же доступ. Скажу честно: мне такое шутовство не нравится. Отключайте! На совещание пришли, а не с дружками чаи распивать.

Раздались смешки. Бальтазар вспыхнул и забормотал извинения, что, мол, забыл вернуть переводчик в рабочий режим. На самом деле это были проделки его супруги – драгоценнейшей Елизаветы, а точнее, её личного помощника Бенедикта. Бальтазар сразу догадался, как услышал про «мудрейшего из мудрейших», и теперь жалел, что не понял этого ещё на страстях про инквизицию.

Разволновавшись, он принялся откашливаться (а вот это было лишнее – уж очень походило на издёвку над не вполне здоровым Емельяном Сергеевичем), спешно сбросил все настройки переводчика и поднялся.

– Емельян Сергеевич, правильно ли я вас понял: вы утверждаете, что найденные таблетки – плацебо? – спросил он и прикусил язык, осознав, что назвал того привычным образом, забыв, что переводчик с отключенными настройками выдаст имя как есть.

– «Е-мель-ян Сер-ге-е-вич», – по слогам повторил тот и усмехнулся, – забавное имя. Так вы меня называете? Надеюсь, ничего обидного? Но созвучно моему имени, надо признать.

Бальтазар покраснел – не из-за подозрений насчёт, возможно, неподобающего прозвища, а потому, что слишком много внимания к себе привлёк. Вокруг уже смеялись, особенно усердствовал представитель фирмы-конкурента. Емельян Сергеевич, прищурившись, внимательно смотрел на Бальтазара и наверняка заметил предательскую красноту его пластиковых щёк.

– Обычное имя, – помялся тот. – Для удобства произношения. Подобрал пару схожих имён на латыни – это мой второй родной язык, для официальных речей, так сказать. И видоизменил на русский лад – ещё один неизвестный вам язык. Мой приятель на нём говорит.

– Дмитрий?

Бальтазар кивнул.

– Да, вы всё верно поняли, – строго сказал докладчик. – Именно плацебо! Хорошее слово подобрали, спасибо. Включу в отчёт.

– Да, но…

– Возражения не принимаются. Здесь не дискуссионный клуб, здесь вышестоящему руководству докладывают о проделанной работе. Если, конечно, есть что. Вольно, садитесь.

Бальтазару было что докладывать, но он не стал перечить – с него довольно. Он сел, сгорая от стыда, – неплохо выступил, неплохо. Как бы не попасть в какой анекдот с таким-то выходом.

Пошли другие вопросы, но всё больше в заданном Емельяном Сергеевичем русле. Обсуждали мероприятия по поиску тайного подземного кабеля связи. Коснулись негласных опросов для изучения необъяснимых искажений в общественных мнениях или для выявления новых – любых иррациональных идей, не вписывающихся во все известные повестки. Не отклоняясь от заданной линии, дошли и до такой ерунды, как привлечение к поискам искусственных мозгов. Все знают, как важно дать им чёткое направление и затем следить, чтобы не выдумывали обоснований случайным совпадениям. Говорили много: не покажешь себя – не продашь.

Бальтазар слушал вполуха: его глодала обида. Да и что они скажут, подпевалы? А ему пока лучше не лезть с предложениями. Пусть его выступление подзабудут, к тому же было опасение, что повреждённое устройство снова засбоит. Он вычистил последние обновления переводчика – так и есть, Бенедикт влез туда своими лапами. Работа грубая, зато какая эффектная.

Просмотрев расписание ближайших рейсов, Бальтазар прикинул, успеет ли заскочить в магазинчик за сувениром с Земли для Елизаветы – чем-нибудь небьющимся, вернее, принципиально неуничтожимым.

Он глянул через щёлку занавески в окно – солнце уже поднялось, перестав бить в глаза и слепить. Лучи оранжевого, непривычного и потому чужого солнца падали на подоконник почти отвесно. Середина дня, ждать осталось недолго.

На окне рядом с ним сидела бабочка, она медленно закрывала и открывала красные, как огонь, крылья. Видимо, залетела через приоткрытую створку. Это луняне здесь могут электрическими накопителями обойтись, а людям-органикам нужен кислород, их сюда немало набилось про ужасные страсти послушать.

«Милая земная бабочка… – думал Бальтазар, глядя на неё. Его душу заполонили нежные чувства. – Прошли эпохи, а бабочки всё те же. Сидит себе и радует старого инквизитора своей красотой, напоминает о былом. Настоящее живое существо, а не анимированная картинка! Вот бы тебя подарить Елизаветушке…»

Сыщики по одному получали короткий инструктаж от Емельяна Сергеевича и покидали аудиторию. Пошептавшись с ним, поднялся главный конкурент, с победным видом глянул на Бальтазара и ехидно улыбнулся. Тот махнул ему рукой на прощание. Да, моделька у конкурента что надо, от человека с первого взгляда не отличишь, да и со второго тоже. Умеют же некоторые делами ворочать и деньги заколачивать. Бальтазар оглядел себя – пластиковое чучело, только цивильная одежда и выручает.

Он повернулся к бабочке. Ну, предположим, поймает её, привезёт на Луну и оформит в какой-нибудь террариум с доступом на просмотр для Елизаветы? Дальше что? Сколько насекомое проживёт-то? От силы месяц, пока длится лето. И крылья цвета пламени Бальтазара уже не пленяли, а всё более смущали. Его супруга – такая привереда… Не так ведь поймёт – обвинит, что нарочно выбрал такую огненную, что она сама точь-в-точь как эта бабочка, запертая им на погибель для его развлечения. Нет, определённо дурацкая затея…

– Бальтазар, вы всё бабочек ловите? – пророкотал над его ухом хриплый голос.

Тот вздрогнул. Над ним высился Емельян Сергеевич. Специально, что ли, подкрался?

– Нет, что вы! – «Как он догадался?!» – Зачем она мне? У нас своих хватает, пусть и рисованных.

Ведущий следователь почесал затылок в недоумении.

– Смотрю, опять ваш переводчик барахлит. Вы сидите отстранённый, весь в глубокой задумчивости, ничего не замечаете. Вот я и говорю: вы всё ворон считаете? У меня к вам серьёзный разговор, а вы будто обиделись на весь мир. Или, может, на меня? Нет?

Бальтазар помотал головой:

– Никаких обид. Не надо было мне выступать, это верно.

– Верно. – Емельян Сергеевич нагнулся и шепнул: – Я вас пока обойду, никуда не уходите. Продолжайте бабочек считать.

Усмехнувшись, он отправился к последнему, не считая Бальтазара, оставшемуся участнику совещания.

Бальтазар тихо вздохнул, – видимо, его ждут нравоучения и выволочка. Не задался день.

Он снова забрался в настройки переводчика. Да, Бенедикт, чёртово отродье, хорошо тут пошуровал. То работает, то не работает. Вот же понакрутил! И ведь не пожалуешься на него хозяйке. Ни в коем случае! Развеселится и станет нахваливать ловкача. А тот, ободрённый, опять что-нибудь затеет.

Ещё раз внимательно всё проверив, Бальтазар вычистил следы недавних чужих вмешательств, затем поменял пароль доступа с «МояПрекраснаяЕлизавета» на «БенедиктОсёл ЕлизаветаВедьма».

Емельян Сергеевич тем временем выпроводил последнего слушателя. Плотно закрыв за собой дверь, ведущий следователь сразу посерьёзнел и посмотрел на Бальтазара почти хмуро.

Тот поднялся.

– Не против, если я закрою окно? – подойдя к столу Бальтазара, спросил Емельян Сергеевич. – А то здесь слишком свежо.

Бальтазар пожал плечами, хотя в помещении изрядно попахивало по́том – впору было морщить нос.

– Хорошо, что вас не заражу, вы-то пластиковый, – усмехнулся Емельян Сергеевич.

«И мёртвый», – додумал за него Бальтазар.

Емельян Сергеевич закашлялся.

– Боюсь, совсем расклеюсь и слягу. А я, знаете ли, к вам не тороплюсь.

– Я закрою, – буркнул Бальтазар.

Он встал, подошёл к окну, выгнал бабочку наружу и захлопнул створку.

– Я знаю, что вы нам всем хотели сообщить, Бальтазар, – сказал Емельян Сергеевич, усаживаясь за стол. – О результатах проведённого вами моделирования по скану мозга одной из наших жертв, двухсотлетнего деда.

Бальтазар сел напротив и внимательно посмотрел на собеседника – похоже, выволочка и нравоучения отменяются.

– Верно, об этом, – подтвердил Бальтазар. – Мы его взяли из-за возраста: если он столько прожил – биография-то у него почтенная, – то, воскрешённый, он вероятнее других заживёт обычным человеком – лунянином, а не впадёт снова в экстатическую кому, которой жизнь кончил. То есть негативные последствия под вопросом и моделирование помогло бы уточнить риски воскрешения. И ещё: он дешевле всех выходи́л, тоже немаловажно…

– Я и про это знаю, – улыбнулся землянин. – Ваш Альберт прислал в один престижный научный журнал статью, где подробно изложил эти вводные, в том числе оценку стоимости эксперимента. Кстати, мастерски по Институту Времени прошёлся, по-академичному.

– Это он зря… – Бальтазар нахмурился. – Он хотел ещё острее написать про жадность Института и повальную некомпетентность историков, но мы с Димой не одобрили.

Емельян Сергеевич хмыкнул.

– Так вот, статейку мы пока задержали, – сказал он. – Дело чрезвычайное. Никаких подсказок врагу, что мы знаем, а чего не знаем. Ваша дочь указана в соавторах, и позавчера с ней связались наши специалисты прояснить некоторые моменты якобы для печати. Ведь это она подготовила модель души для анализа?

Бальтазар кивнул и зарделся. Если речь про тонкости исследования, то он, пожалуй, не вытянет. Вклад Маришечки ему очевиден, но не вполне ясен. Это Альберта надо спрашивать. Говорит, ничего сложного там нет, а сам сыплет тяжёлыми учёными словесами.

– Честно скажу, сам я далёк от этой научной магии, – усмехнулся Емельян Сергеевич. – Но спецы вашу Мари нахваливали: по полочкам им всё разложила. Говорят, выводам статьи можно доверять. Дедуля вряд ли захочет жить «обычным лунянином». Как это?.. Как у вас такого называют, э-э…

– Отказник. Объявится у нас, поживёт недолго да и окуклится. Ну то есть впадёт в пограничный с жизнью транс, приятное забытьё. По-простому – почти что овощ на подпитке.

– Если объявится! – заметил Емельян Сергеевич.

– Верно. Если! На Луне таких не любят: оно сидит себе или лежит, а ты его содержи, раз вытащил. Живой же, хоть и не совсем: то ли спит, то ли не спит. Кайфует себе. Но оговорюсь: его родственникам, лунным или земным, я не стал бы так однозначно обрисовывать эти мрачные перспективы. И в статье Альберта формулировки гораздо обтекаемей. Всегда есть надежда, хоть иногда и мизерная.

Ведущий следователь кивнул, и Бальтазар продолжил:

– Вывод про впадение в транс верен лишь в той мере, в какой наша модель отражает душу изучаемого субъекта. Возможно, для более надёжных выводов маловато данных. Мы использовали около тысячи коротеньких временны́х линий длиной тридцать секунд на кубический миллиметр в разных точках мозга. В основном лобные доли и лимбическая система. И то полугодовой бюджет в Институт улетел. – Он вздохнул.

– Спецы сказали, выборка приличная. – Емельян Сергеевич почесал подбородок. – И хотя наши бюджеты тоже не бездонные, ваши траты мы возместим. Не безвозмездно, разумеется.

– Это к Дмитрию, он начальник, – неуверенно пробормотал Бальтазар. – Нам пришлось взять большой заём под обеспечение будущих общественных выплат. И теперь полгода весь наш доход – от одних частных заказов. Потому на ваше «не безвозмездно», боюсь, у меня нет полномочий.

Емельян Сергеевич крякнул от досады.

– Никакого Дмитрия! Никого, кроме вас, я привлекать не собираюсь. «Не безвозмездно» значит, что вы дадите личное обязательство помощи в расследовании. Куда катится ваша Луна? Помешались на деньгах!

– Попадёте к нам, поймёте, – проворчал Бальтазар. – Я согласен. Обязуюсь хранить тайну и работать на вас, но не против интересов моей конторы и друзей.

– Прекрасно! Вы все нас полностью устраиваете. Мы вас хорошенько проверили. Подписывайте допуск к секретным документам.

Емельян Сергеевич вытащил карточку своего телефона и протянул Бальтазару. Проведя ладонью над телефоном, тот взял допуск и, развернув виртуальный документ перед глазами, внимательно прочёл. Условия не кабальные, свобода действий и передвижения не ограничивается, штрафов нет. Подписал. Шикарная сделка.

– Мне ознакомиться сейчас? – спросил Бальтазар, таким же образом забрав электронную папку с документами.

– Так точно. К сожалению, материалов мало. Что неясно – спрашивайте.

Бальтазар положил руки на стол и закрыл глаза. Закрепив позу андроида, отключился от него, вернувшись к себе на орбитальную станцию, где и находился физически (хотя сами апартаменты были виртуальные, то есть обычные рисованные декорации лунян, в которых они живут). Здесь у него была уютная комнатка с видом на Землю. Положив папку на журнальный столик, он уселся в кресло. Поёрзал – слишком мягкое и глубокое, ещё и спинка сильно откинута назад. Он превратил кресло в жёсткий стул, поднял столик повыше и стал листать полученные бумаги. Действительно, негусто.

Из того, что ему и так известно: жертвы на момент смерти находились в экстатическом состоянии, все найдены с блаженной улыбкой, все убивали себя крайне болезненным способом. Так, по наркотику: выявлены следы распада неизвестного психотропного препарата… Ага, под сомнением, – возможно, ошибка аналитического оборудования. Перебор химических веществ-кандидатов, сплошная органическая «алхимия» (даже Дима вряд ли разберётся). И… вывод: препарат неизвестной природы. М-да, захватывающее чтение…

Вдруг его взгляд споткнулся: «„Реактивные зигзаги“… глава компании Вернер…» Бальтазар округлил глаза, сердце его пару раз гулко стукнуло. Так, кажется, понятно, почему именно его выбрали. «Реактивные зигзаги» – его первое и неудачное трудоустройство в дальний космос. Со скандалом тогда уволился. Плохо дело, если из-за этого. Видимо, сами не знают, кому доверять.

На «Реактивные зигзаги» в деле одни косвенные указания. Через вторые руки, третьи. Кто-то когда-то с кем-то работал, встречался или был знаком, но это не точно, м-да… Вернер чист как стёклышко, прямо ангел во плоти. Не вызывает никаких подозрений, кроме единственного: каждый из шести случаев был как-то связан с его компанией. Да, пусть неявная и опосредованная, но всё-таки связь имелась.

Краем уха андроида Бальтазар услышал телефонный вызов и без воплощения, вручную повернул на звук голову андроида (неудобно, зато не надо вставать и в него одеваться). Глянул наружу в окошки глаз. Емельян Сергеевич, вскочив, ходил по комнате, махал руками и неразборчиво – на звуковой секретке – бубнил в телефон. Ведущий следователь, весь в делах и заботах.

Вернув голову в исходное положение, Бальтазар ещё раз пролистал бумаги. Вроде ничего не упустил. Так, какие у него вопросы? Ничего умного в голову не приходило, в документах одни неподтверждённые догадки. Конечно, можно спросить: и что ему делать? Но это как-то непрофессионально.

Стоп! Как же он сразу упустил? Дима ведь переписывался с этим Вернером по поводу теорий мирового эфира. Может, и сейчас переписывается, но молчит из-за вечных подколок Альберта. Какая-то больная для обоих тема. Они – Дмитрий и Альберт – и в дальнем космосе находили время об этом поспорить. Иногда ругались, да так, что приходилось их мирить. Помнится, Дмитрий уже на Луне напечатался по своему любимому эфиру в малоизвестном научном журнале, сослался на статью Вернера, опубликованную там же, а тот, в свою очередь, в новых статьях ссылался на Дмитрия. Альберт, узнав об этом, долго хохотал над таким взаимовыгодным перекрёстным опылением. Вдобавок выяснил, что печатались они в «псевдонаучной помойке» без редактуры и рецензирования. Вот тогда-то Бальтазар и узнал, с кем переписывается и кем восторгается Дмитрий. Вдобавок выяснилось, что и Альберт к Вернеру неравнодушен, но совершенно в противоположном смысле: восторгов Дмитрия о «гениальном инженере» он не разделял. Как и Бальтазар.

Значит, есть возможность что-нибудь вынюхать про Вернера через Дмитрия. Ясненько: ещё довод, чтобы выбрать Бальтазара. Осталось придумать хороший вопрос, и можно выходить.

Вдруг Бальтазар понял, что его андроида сильно трясут.

– Очнитесь! – донёсся до него издалека крик Емельяна Сергеевича.

– Что случилось? – похлопал Бальтазар глазами, взяв андроида под управление.

– Беда! Ещё одна жертва! – воскликнул Емельян Сергеевич, перестав трясти его за плечо. – Юноша, почти мальчик. На другом конце Земли. Самоубийство, и по всем признакам наш случай. Изувеченное тело в морге, желатиновая оболочка – на столике у патологоанатома.

– И что мне делать?

– Как что?! Забираете на себя посмертно-предвоскресное обследование души́ самоубийцы, это легенда прикрытия. Родственники уже оплатили ваш визит. Институт дал им хорошую скидку, за наш счёт, так что жду от вас ценных све́дений, которые не стыдно будет подшить к делу.

– Я, кажется, знаю это местечко, – удивился Бальтазар, посмотрев на адрес. – Неподалёку от них крупный филиал Института. Я там бывал.

– Может, и с убитым пересекались. Он работал в Институте Времени.

Бальтазар присвистнул.

– Уборщиком, за полотёрами приглядывал, – пояснил Емельян Сергеевич.

– А, ясно. Как я получу задание? Не от вас ведь?

Емельян Сергеевич помотал головой:

– Нет. Обычным образом, через страховой отдел Института. До вашей конторы заявка дойдёт сразу. Остальным – с задержкой: произойдёт сбой на узлах связи. Десять минут, не больше, иначе подозрительно. Надеюсь, ваши не проворонят. Со всеми этими нелепыми смертями Институт задрал барьерную страховку, так что родственникам, точнее нам, пришлось раскошелиться. Цена заоблачная, ваши должны клюнуть.

Бальтазар кивнул: обязательно клюнут. «Мы своего не упустим». У него тренькнуло входящее – ага, вот и оно.

Телефон в руке Емельяна Сергеевича тоже пискнул.

– Готово! – Тот глянул в экран: – Ничего себе, чуть дольше трёх секунд прошло, как вам отправили! Полторы туда, полторы сюда.

– На автомате заказ приняли, раз цена хорошая.

– Прекрасно! Ждём вводные от вашего босса?

– Я уже получил задание срочно выезжать на место вместе с пересылкой заявки. – Бальтазар показал свой телефон, выведенный на ладонь андроида. – Адрес знаю, обстоятельства дела знаю. Могу отправляться. – Он встал из-за стола.

Емельян Сергеевич поднялся следом.

– С богом! – махнул он рукой.

Неожиданно телефон Бальтазара требовательно запищал, мигая картинкой полученного видеосообщения.

– Дмитрий, – после заминки сказал Бальтазар, поспешно убрав телефон (уже глянул мельком). Послушает начальство наедине.

– Выведите на экран, – приказал Емельян Сергеевич. – И автоперевод включите.

Незаметно вздохнув (видеозапись ничего хорошего не обещала), Бальтазар подчинился. Перед ними на экранной стене отобразилась голова звонившего. Картинка, как назло, выхватила миг энергичный и выразительный: округлённые глаза, губы, с усилием выдувавшие букву У, и топорщащаяся борода, загораживавшая обзор и вылезавшая за кадр.

Ну, ничего не поделаешь. Бальтазар запустил воспроизведение, и Дмитрий ожил.

– Бальтазарушка, родненький! – воскликнул он с воодушевлением, разглаживая бороду. – Свезло нам хороший заказ ухватить! Всё бросай и дуй на адрес, он у тебя в почте. Отобьём часть деньжат, что вы угробили на гальванизацию трупа. Кричали мне, мол, заявим о себе, прославимся! А вот завернули статейку Альберта! – он размашисто сунул огромную дулю под зрачок видеокамеры. – Слышал? Мол, неактуально. Как я и думал! Так что продолжаем по старинке. Ну да ладно, к делу. Работёнка плёвая, так считаю, случай-то очевидный. Старый добрый задушевный разговор – заболтать и выведать. Но смотри у меня, на родных не дави, – потряс он указательным пальцем, чуть ли не высунувшись из экрана. – С ходу бедолагу в самоубийцы не записывай. Разберись, выясни, то да сё. А то знаю я тебя: как начнёшь обличать – что ни слово, то намёк на грех, и что ни грех, то смертный. Дай людям надежду. Тем более человек-то непростой – институтский работник. Ясно? Но не усугубляй! Зачем нам с отказником возиться? Посадить этакое растение себе на шею? Нет! И родственникам это не надо, а то находятся ушлые: «Вы риски оценивали, вы и отвечайте!» Не дай бог! Ну ты сам знаешь, что к чему, не мне тебя учить. Заказ жирный, в накладе не останемся. Всё, с богом! – Дмитрий махнул рукой и пропал.

Емельян Сергеевич смотрел на экран, плотно сжав губы. Бальтазар пожал плечами.

– Я могу отправляться? – спросил он.

Следователь по особо важным делам, весь пунцовый, кивнул.

– Тогда я пошёл, – зачем-то добавил Бальтазар. Он отпустил андроида и перескочил к себе на орбитальный спутник.

Нехорошо получилось. Вернуться бы и сказать пару слов в оправдание, что, мол, разговор подразумевался конфиденциальным, потому Дмитрий позволил в речи немного жаргонизмов. На самом деле все так говорят. А жаргонизмы удобны для быстрой передачи сути дела. Поэтому не стоит думать, что они непрофессионалы. Другие не лучше.

Недолго поколебавшись, он вернулся на Землю. Андроид, отправленный на посадочную станцию, уже затворял за собой дверь. Придержав её, Бальтазар заглянул внутрь и увидел, что Емельян Сергеевич, упав грудью на стол, покатывается со смеху, утирает слёзы и бормочет: «Гальванизация трупа… Заболтать и выведать…»

«Вот и славно», – с облегчением выдохнул Бальтазар, тихо закрыл дверь и вернулся к себе.

Открыв досье дела о самоубийстве, он бегло пролистал, рассматривая приложенные фотографии родственников и жертвы. Ничем не примечательные лица землян, довольно красивые, если к ним привыкнуть. Посмотрел на снимки с места преступления: повсюду кровь; убитый, полусидя на скрещённых ногах, висит в петле, накинутой на ручку двери, и держится за торчащий из живота нож; на лице застыла гримасничающая улыбка. М-да, из тех самых, седьмой.

Жертва преступления – он же самоубийца с трудным именем Пельозуемесья. Имя чаще женское, как мужское используется редко, – хм… Тридцать пять лет. Верно, по земным меркам юноша, вчерашний ребёнок. За толщину щёк и необъятный живот Бальтазар окрестил его Фомой. И с именем немного сходно: Ф и П, будем считать, схожи; М и О тоже в наличии. Фамилию Кувенкласе переиначивать не стал – запомнил, это он сумеет выговорить.

В кармане штанов жертвы найдена предсмертная записка: «Я пошёл, вы не волнуйтесь, всё будет хорошо, и даже лучше». Написана от руки почерком убитого, залита его же кровью.

Причина смерти – удушение верёвочной петлёй, накинутой на дверную ручку межкомнатной двери. Перед этим кухонным ножом нанесена глубокая рваная рана брюшной полости.

В желудке убитого обнаружена лопнувшая непереваренная желатиновая оболочка чёрного цвета. Психотропные препараты не выявлены. При этом уровень дофамина и серотонина в тканях головного мозга существенно превышает физиологическую норму. Экспресс-анализ межнейронных путей показал сверхактивный контур возбуждения в коре мозга и петлю обратной связи с базальными ядрами. Характерно для крайне экзальтированного состояния.

Дальше шёл генетический анализ пыли помещения. Бальтазар быстро пролистнул списки людей, посещавших Кувенкласе за последний месяц: бабушки, дедушки, тёти, дяди, их дети. Неделю назад заходила соседка с верхнего этажа, посетила комнату брата жертвы. Заканчивалась экспертиза отчётом о питомцах: свежие следы ДНК обычной собаки семи лет и двухлетней давности – старой кошки. Бальтазар хмыкнул – особенно про кошку очень важно знать.

Он открыл отдельное досье на ближайших родственников, проживавших с убитым: мать, отец и брат. Во время преступления дома отсутствовали. Жертву обнаружил отец ориентировочно через десять минут после смерти.

Мать Фомы звали Пэйлиэзеивэлья, отца – Ахшмузь. Для простоты Бальтазар нарёк их Паскуэла и Ахилл. Имя брата-близнеца Фомы было Вуквопел. Внешне он отличался от брата до неузнаваемости: красавчик, телосложение атлета. Вот кого надо было называть Ахиллом. Но переводчик недовольно крякнул и отказался менять сохранённую настройку (снова привет Бенедикту?), пришлось наречь Вуквопела Валерием – тот и впрямь светился здоровьем и мощью. Бальтазар подумал и сократил до «Валера» – как раз для юноши.

Закончив изучать материалы, Бальтазар отправил семье Кувенкласе запрос на визит и в ожидании приглашения рассеянно глядел в окно. Перед ним во мраке космоса медленно поворачивался тёмный шар Земли весь в ярких пятнах ночных городов – спутник на низкой орбите пролетал через ночь. Всегда занимательное зрелище. Сколько раз видел, а не надоедает.

Привезти бы сюда Елизавету и покатать на спутнике – вот, мол, дорогая, это тебе не на метле летать. Шутка, конечно, на грани… Но если между близкими людьми – то почему бы и нет. Бальтазар вздохнул: эх… Затем спуститься на Землю и погулять рука об руку у настоящего моря или в парке. Можно, как он сейчас, «по проводам» на удалёнке, но лучше в переносных капсулах эссентариума. Обязательно одеться в дорогих и приличествующих случаю андроидов – в мужского и женского, с хорошей чувствительностью и подвижностью, каждый со своей капсулой. А не в болванчиков на управлении с орбиты вроде того, в котором он ходил сегодня. Ах, как бы это было здорово!

Помечтав с минуту, Бальтазар пригорюнился. Во-первых, никуда она, домоседка, не полетит, во-вторых… Во-вторых, не время думать о семейных дрязгах. Но кем бы Елизавета его ни считала, для него она часть семьи. Он уже скучал по ней.

Бальтазар проверил обратные рейсы домой. Как нарочно, ближайший на Луну с его станции был через два часа, а следующий – аж через восемь. Вздохнув, он зарегистрировался на ближайший, выкупив последний билет. Конечно, была небольшая вероятность, что он не уложится к посадке на рейс. Но это ничего, как-нибудь обоснует Кувенкласе свой досрочный уход. С Луны им перезвонит, если потребуется что-нибудь уточнить. Общаться неудобно, но для недолгой беседы сойдёт.

Он отметил на билете «Забрать в любом случае» – вдруг за разговором сам забудет. Самое страшное, что случится: без предупреждения пропадёт его голограмма и отработает отбивка потери связи. Это же не андроида посередине дороги бросить.

Бальтазар глянул на часы – время не терпит, а прошло уже пять минут, как он отправил запрос на посещение. Ещё одна тягучая минута… Но вот пискнуло входящее, и он подскочил на стуле. Наконец-то! Кувенкласе дали добро и открыли именной – на него – переход. Он поглядел на своё отражение в тёмном окне и поправил галстук. Перекрестившись, открыл дверь со своей стороны и шагнул навстречу ждавшим его землянам.

Глава 2. Задушевный разговор

– Добрый день, – вежливо произнёс Бальтазар и сошёл со стены, словно призрак.

По другую сторону от стены-проектора стоял диван, на самом краешке которого расположилась Паскуэла за руку с Ахиллом, а по правую сторону – пара кресел. На одном в неудобной позе замер Валера, на другом сидела собака. Все внимательно смотрели на гостя. А он на них.

Лица встревоженные, в слезах. Измучены болью. Близкие Фомы были будто слегка не в себе, будто они немного умом двинулись. Хороший знак – нет скрытого пренебрежения или тайной зависти к чужой смерти. Он и такое наблюдал.

– Добрый день, – нестройно ответили ему, поднимаясь навстречу.

Пёс гавкнул и соскочил на пол.

С удивлением посмотрев на собаку – ему почудилось «бывай здоров» на корявой интерлингве, – Бальтазар прошёл до едва видимой прозрачной стены на середине комнаты, где заканчивалась отображаемая для землян голографическая картинка.

Они со своей стороны подошли к виртуальной гостиной. Кивнули Бальтазару. Он представился – посмертный следователь, – показал удостоверение.

– Вы знаете, я здесь за… – начал он.

– Знаем зачем! Институт послал вас разнюхать, не убил ли себя Фома, – выпалил Ахилл. – Чтобы выставить за его воскрешение неподъёмную цену! Мы за ваш визит последние штаны заложили! Вы на наши деньги оценки свои Фоме выставляете! А мы возьмём и наплюём на них! Сами решим. Мы его воскресим, а он – нас, когда наше время придёт…

Ахилл потряс кулаком перед носом посмертного следователя. Женщина заплакала и запричитала, успокаивая мужа. Валера выглядел смущённым. Пёс вёл себя смирно, поглядывал на Валеру и внимательно следил за гостем. Умная собачка.

Бальтазар вздохнул:

– У вас неверные представления об Институте и моих обязанностях. Давайте присядем и спокойно поговорим. – Он из ниоткуда достал нарисованный стул и уселся у барьера. – Прошу, садитесь, – указал он на диван и кресла за их спинами.

Все расселись, пёс занял место у ног Валеры, не спуская настороженного взгляда с гостя.

– Извините, – пробормотал Ахилл, смахивая слезу. – На нервах. Слегка выпил. Как глупо! Всё я знаю, уже сто лет как небо копчу, давно всё выяснил, как и что. Не попасть к вам…

– Ну, случилось то, что случилось. Вам какое дело?! – спросил у Бальтазара Валера, с жалостью поглядев на отца.

– Никакого! – Бальтазар поднял руки. – Но для Фомы с вас затребуют мой подробный отчёт о душе́ усопшего. Для оценки финансовых рисков Луны, которые будут учтены в сумме платежа Институту Времени. Страховка от возможного ущерба, когда воскрешённый впадает в благостное оцепенение, перекладывая обязанности поддержания в нём жизни на плечи общества. У нас их называют отказниками и другими словами, которые я не хочу озвучивать. Если такое случится, то страховые покроют часть общественных трат на содержание души отказника. Не каждого можно уговорить или даже заставить поработать на благо себя и общества, а избавляться от этих безвольных персон негуманно. При самых неблагоприятных оценках, например без такового отчёта, страховая переплата может в несколько раз превысить стоимость воскрешения. – Он развёл руками. – Никто не вправе вам запрещать. Но возможно, вы разумнее поступите с вложением, замечу, немалых сумм. Механизм оценок «качества души» и взвешенных выводов давно отработан. Поэтому я здесь.

– А если мы наврём с три короба? – не сдавался Валера, отмахнувшись от матери.

– Во-первых, я наверняка замечу подвох. Крайне неблагоприятный показатель! Во-вторых, это невыгодно вам. При вероятном негативном сценарии общество постарается переложить свои расходы на ваши плечи. Снова привлекут меня – того, кто прошляпил страховой случай. Последуют разбирательства, и правда всё равно вылезет наружу. Зачем вам начинать жизнь у нас обманщиками? Или ещё хуже – растратить огромные средства и, вероятнее всего, остаться ни с чем? Передать по наследству долги и единственно уповать на следующие поколения? Всё это может показаться страшной бесчеловечностью – так скрупулёзно оценивать людские жизни, тем более близкого вам человека, – но нам приходится. Другой Луны у нас для вас нет.

– Всё так, – печально подтвердил Ахилл. – Валерка, вырастешь и поймёшь, что деньги на деревьях давно уже не растут. Если бы я знал, где достать нужную сумму, да хоть маленькую долю… – Он махнул рукой. – С вами-то в долги влезли, – добавил он Бальтазару.

Тот поморгал.

– Валера, – обратился Бальтазар к насупленному юноше. – У вас замечательный пёс и, кажется, э-э… очеловеченный. Мне показалось, он со мной поздоровался на интерлингве…

Пёс склонил голову набок, оценивающе оглядывая Бальтазара, посмотрел на Валеру и пару раз тявкнул – на этот раз что-то невразумительное.

– Нет, Клык – обычная собака. Знает сотню слов, десяток на интерлингве. Вы чужак, поэтому интерлингва. Сейчас спросил: «Можно вас укусить?» – Валера почесал пса за ухом. – Клык, сидеть. Нельзя кусать!

– Прекрасно! Спрашивает разрешения. В моё время таких умных собак не водилось. Ну так вот, я вижу, вы любите пса. И все любят, и мне он нравится… – Бальтазар замолчал.

– Но… – проговорил за него Валера.

– Но по роду занятий я знаком со статистикой Института. Открою секрет, наверное, для вас неприятный: настоящих домашних животных у нас почти нет. Редкая причуда экстравагантных богатеев. И отношение окружающих к этим чудакам, скажу прямо, не лучшее…

– Я понял! – перебил его Валера. – Вы намекаете, что, «воскреснув», – показал он пальцами кавычки, – я перестану любить животных? Людей? Как-нибудь обойдусь без вашего «рая»! Слышите? – бросил он родителям.

– Наплодили дураков, – недовольно пробормотал жене Ахилл и вышел из комнаты.

– Валера, выводы неправильные, – мягко возразил посмертный следователь. – Наш мир – это мир людей, созданный людьми для людей. Наш человек – это рафинированная часть человека, самая суть. И, конечно, мы любим других людей, а прежде всего – своих близких. И питомцы у нас есть, но искусственные: электронные копии. У меня самого дома такой бандит живёт – котик. Они дешёвые, а люди дорогие – во всех смыслах.

Валера, раздражённый, заелозил на месте и, не говоря больше ни слова, принялся гладить пса. Тот добродушно рычал, прижимал уши и махал хвостом. На следователя пёс глядел, как тому показалось, с презрением.

Бальтазар решил не терять времени в отсутствие Ахилла и попросил у Паскуэлы доступ к цифровому архиву Фомы с перепиской, связями, новостными подписками, выставленными там и сям сердечками, смайликами и прочими электронными отпечатками. Конечно, строго следуя букве закона, правильно было получить разрешение и матери, и отца. Но дух закона подсказал Бальтазару не принимать во внимание не вполне трезвого Ахилла.

– Большой Отец неусыпно следит за тобой, – хмыкнул Валера. – И всё записывает.

– Ради блага чад своих, потому что любит их, – поддержал его фронду Бальтазар с ироничной улыбкой.

– Думаю, муж не будет против, – после недолгого колебания согласилась Паскуэла и выдала ему разрешение.

Немедленно сломав личную печать Фомы, Бальтазар выкачал к себе архивы и запустил обученного мозговичка, чтобы разбирал тексты, реакции, искал смыслы и строил догадки, а главное – чтобы вытащил на свет любой намёк на связь с «Реактивными зигзагами». Данных оказалось неожиданно мало, поэтому почти сразу пришли скучные ответы: обычный человек в обычном окружении – родственники, сверстники, знакомцы с работы.

Бальтазар пробежался по списку контактов, отсортированному по их весомости. Ого! На предпоследней строчке – Иван Иваныч, хорошо знакомый ему историк-лаборант из местного филиала Института Времени. Фома отправил тому единственное сообщение: «Ты как?», оставшееся без ответа. Похоже, по ошибке: тот у него в рабочих контактах вместе с полусотней других сотрудников Института. На всякий случай Бальтазар добавил к разбору свою переписку с Иваном Иванычем. Мозговичок перелопатил весь объём заново, но выводов не поменял, только спустил лаборанта на последнее место. Случайный здесь человек, как и вся нижняя половина списка.

Никаких причин для самоубийства – наихудший из признаков, хороший повод для Института задрать ценник. И никаких связей с ракетной корпорацией, – даже через пятые руки, ни единой зацепки. Плохо.

В дверях появился Ахилл с бутылкой и со стаканом.

– Я ничего не пропустил? – спросил он.

– Лунянин выманил у мамы доступ к электронке брата, – доложил ему Валера.

– А чего меня не дождались? Я, может, против! – нетвёрдо сказал Ахилл. Вздохнул и махнул рукой: – Забирайте, раз влезли.

– Есть что? – спросил Валера, глядя, как посмертный следователь озабоченно листает бумаги в своём планшете.

– Нет, – буркнул тот, не поднимая головы.

– А это хороший признак? – спросила у него Паскуэла.

Бальтазар оторвался от выверки аналитических выкладок и посмотрел на неё.

– Очень может быть, но судить пока рано, – уклончиво ответил он и вернулся к работе.

– Вы не замечали странностей в поведении Фомы? – спросил Бальтазар через минуту, когда закончил.

– Знаете, в последнее время он и в самом деле от всех отстранился. Говорил не пойми что: «Отрицаю бытие – его нет, всё фикция вроде голограммы», – призналась Паскуэла после заминки. – И друзей всех растерял.

– Возраст у него такой, отрицающий, – сказал Ахилл о сыне так, будто тот жив-здоров и просто отлучился.

Ахилл плеснул в стакан янтарной жидкости и выпил в один глоток.

– Я уверен: мой сын не самоубийца! Его убили! Проникли в дом, зарезали и повесили на двери. Лучше бы убийц искали, чем нервы нам выматывать, – добавил он с раздражением и приложился к бутылке, обойдясь уже без стакана.

Порядком рассерженная Паскуэла выхватила бутылку из рук мужа и поставила подальше на пол за диван.

– Вы уж извините. – Ахилл тяжело вздохнул. – Может, кто из сослуживцев на него повлиял? Мы их совсем не знаем.

Бальтазар покачал головой:

– Фома действительно мало с кем общался. И круг общения ничем не примечателен: никто из них не тянет на зловещую роль вдохновителя к самоубийству.

Все переглянулись и помрачнели.

– Не верю, не верю, – забормотал Ахилл, замотав головой.

Бальтазар с досадой отметил свой промах: вслух никаких «острых» выводов, тем более предварительных! Ещё не хватало, чтобы они замкнулись или принялись выдумывать.

– Вы хорошая, цельная семья. Уверен, вы и сами это чувствуете и понимаете, – успокаивающе произнёс он. – Это прекрасный, обнадёживающий показатель! Но пока личность Фомы для меня загадка. Упущено что-то важное – что плохо.

– Может, из-за несчастной любви? – вздохнула Паскуэла, видимо, смирившись с мыслью, что её сын ушёл из жизни добровольно.

– Так-так, – подбодрил её Бальтазар.

– Примерно год назад он мне сболтнул, что влюбился, – поделилась Паскуэла. – Я потихоньку выведала, что он переписывается с одной особой. Такой воодушевлённый был, сказал, что нашёл свою единственную, свою половинку. Но вдруг захандрил. Я спросила, как у неё дела, а он буркнул, что, мол, в порядке. Не поверила, но решила нос не совать. А недавно расспросила. Так он насупился, рукой махнул: «Любовь эта – пустое, одно наваждение. Биологическая обманка эволюции, чтобы вид не вымер. Гормоны в голове полощутся, вот и всё. А перестанут, так и прошла любовь. Лучше бы перестали». Так и сказал.

– Несчастная любовь? Хорошо! – воскликнул Бальтазар, намеренно проигнорировав опасные признаки демистификации чувств. – Это внушает осторожный оптимизм. Подскажете, кто эта девушка? В его переписке нет ничего похожего.

– Удалил? – предположила Паскуэла.

– В госкорзине тоже ничего, – помотал головой Бальтазар, проверив недоступное обывателям хранилище всех «стёртых данных» (откуда никогда и ничего не удалялось).

Паскуэла посмотрела с недоумением, обернулась к мужу.

– Выдумал? – пожал тот плечами.

Стало тихо. Воображаемая подруга – это ещё куда ни шло. Но убеждать окружающих в реальности вымышленных отношений – это странно. Бальтазар надеялся избежать расспросов о том, повлияет ли это на оценку рисков воскрешения, – тема была сложная (хотя он был уверен, что институтские психологи этот выверт фантазии Фомы оценят по достоинству).

Валера поёрзал, поглядел на обеспокоенную мать, угрюмого отца и задумавшегося следователя.

– Фома с моего телефона переписывался, – с неохотой проговорил он. – По ночам, когда я спал. Его отпечатки не срабатывали, так он моими пользовался. Сам во всём признался, когда я у себя неизвестную переписку обнаружил, а затем подстерёг его. – Валера вздохнул.

– Хороший признак, – сказал Бальтазар на всякий случай. – Валера, ты…

– И что же хорошего?! – перебила его возмущённая Паскуэла.

– Э-э… Изворотливость, изобретательность ради естественной потребности продолжения рода, – туманно пояснил Бальтазар и быстро спросил: – Валера, дашь доступ к этой беседе?

– Да там ничего особого. Слал ей мои фотки, видео смастерил, хохмил почём зря. Очень остроумно к девчонке подкатывал. Хороший признак, как вы, наверное, скажете. Она всё хи-хи да ха-ха, «какой ты умный, какой молодец». Когда я его за руку поймал, он согласился, что нехорошо поступил. От меня выслал ей свою страничку с извинениями, что, мол, это всё тот же я, но есть маленькое но…

Валера затих, роясь в телефоне.

– Нашёл! Открыл вам доступ. Фома вначале хотел забрать переписку себе, но увидел, что она со мной стала кокетничать, и попросил удалить – полностью, без возможности восстановления. Я всё потёр, а девчонку заблокировал. При нём. Зачем мне эта пошлая интрижка – брата изводить? Но это давно было, девушка тут ни при чём. Брат из-за другого куксился, не знаю из-за чего… – задумчиво проговорил Валера.

Слушая и кивая, Бальтазар вытряхнул из госкорзины переписку, просмотрел – всё так, девушка эта тоже пустой след. Да, один раз зашла к Фоме (видимо, после его «разоблачения») и больше не объявлялась. Общение Фомы с ней, надо отметить, характеризовало его как человека разностороннего и неглупого, а вот девушка хоть и красавица по земным меркам, но именно что «хи-хи да ха-ха» – правильно Валера её описал. Бальтазар отправил мозговичку новый материал, но тот сразу ответил, что это полная ерунда, ни с чем не связана и ни на что не влияет.

«Прав Валера, дело не в этом мимолётном увлечении. Ещё один след в никуда, как и прочие, – вообще ни намёка на давление, травлю или внедрение ложных идей. Можно и закругляться… Бедный дурачок Фома, кто же тебе подсунул этот наркотик? Ещё и „отрицаю бытие“… Не сам же ты до такого додумался? – размышлял Бальтазар. – Подытожим выводы. Для институтского отчёта: крайне вероятно, что Фома – будущий отказник. А для порученного задания: плохо, очень плохо…»

– Кажется, есть кое-что ещё, – неуверенно произнёс Валера, вставая с кресла. – Не хотел об этом говорить, но раз правда в наших интересах, наверное, не стоит скрывать.

– Ни в коем случае! И прежде всего ради Фомы! – встрепенулся Бальтазар. – Пускай, предположим на одну лишь секундочку, Институт оценит риски по максимуму. Но вы, крепкая и сплочённая семья, пусть не сразу, но через сотню-другую лет сможете накопить нужную сумму и привести Фому в дом. Верьте, много раз слышал о таком! – с жаром добавил он. – Не думайте, что я предвзят и уже записал Фому в отказники, вовсе нет! Главное в моём деле – доискаться правды. Валера, что там у тебя?

– Лучше я покажу, – сказал тот и вышел.

Пёс оглянулся на дверь и тявкнул на гостя. Пса никто не одёрнул, и он зарычал на Бальтазара в своё удовольствие.

А тот в нетерпении поднялся и заходил вдоль линии барьера туда и обратно. Присмиревшие Паскуэла и Ахилл переглянулись и молча глядели, как он мерит шагами доступную ему половину комнаты.

– Всё будет хорошо, – кивнул им Бальтазар.

Он посмотрел на часы – времени до отлёта достаточно.

Через минуту появился Валера и показал всем тетрадку:

– Вот.

Валера подошёл к следователю, стоявшему у разграничительной линии, и развернул перед ним тетрадь. Бальтазар с любопытством посмотрел, но вдруг изменился в лице и отпрянул.

– Что там?! – воскликнула Паскуэла, бросившись к сыну.

Ахилл невнятно ругнулся и присоединился к жене.

Валера заглянул в открытый разворот.

– Голый толстяк на костре. – Он в удивлении похлопал глазами, глядя на смутившегося Бальтазара, и показал тетрадь родителям. – Это рисунки Фомы про лунных грешников. Все красочные и страшные. Смотрите, огонь как настоящий, пламя так и лижет беднягу, а тот рыдает и кричит. Я прямо слышу эти вопли… Здесь все картинки такие: истязания, кишки наружу. Я как-то глянул и ужаснулся. Бальтазар, как вы считаете, это хороший признак?

Тот помялся:

– Э-э… неопределённый. Паскуэла, Ахилл, извините. Почудилось… Валера, пожалуйста, покажи другие рисунки. Хочу все их переснять.

Юноша листал страницы и подносил тетрадь к самому лицу Бальтазара, стараясь не пересекать мерцающую границу проецируемой голограммы, чтобы проектор не сдвигал голову лунянина с его плеч, сводя два мира в один.

– Так, следующую, – повторял Бальтазар, сделав снимок очередной жестокой расправы.

Рисунков было много, каждый выразительный и пугающий. Суды возмездия – воздаяние преступникам от их жертв. Неужто Фома посещал места проведения казней? Или, может, богатое юношеское воображение дорисовало за слухами? Нет, невозможно – изображения почти фотографической точности. Например, та поленница под ногами у привязанного к столбу, умело разложенный хворост. А характерный крест на шее? Узнаваемый. Хоть и воспроизвёл его Фома неточно, по памяти. Нет, он рисовал то, что сам видел. Репортажи из этих мрачных мест не ведут и документальные фильмы об этом не снимают.

Но просто так туда не попадёшь. Мероприятия конфиденциальные, о них повсюду не трубят, участвуют только вовлечённые стороны. Но не подрабатывал же Фома помощником правосудия, иными словами, палачом? Невозможно для юнца. А вот одна из сторон могла пригласить, например обвиняемые. Иные из них проходят подобные судилища по множеству раз сообразно своим преступлениям. Фома ведь уборщик, вхож в Институте в разные места. Пересёкся с кем-нибудь один раз, другой. Познакомился. Или подслушал, где и когда состоится казнь. Можно зайти по-тихому, строгого контроля на вход там нет; но если не знаешь адреса – никогда не найдёшь, даже случайно не набредёшь. Заявиться в наш мир с визитом землянину не проблема – есть обзорные панорамы и соединительные мосты. Подключайся через очки виртуальной реальности и смотри, а при желании – заходи в любимом обличье. Можно даже из дома.

Наблюдение этих отвратительных сцен запросто могло расшатать юную психику Фомы, привести к мыслям о смерти и таинственному наркотику.

Хм, эти несчастные – новый, неизвестный пласт связей. Среди них полно всяких, встречаются откровенные монстры. Предстоит вычислить, кто изображён на картинках. Может, сильно повезёт и кто-то снова у нас объявился – ждёт очередного приговора или, пройдя свои круги ада, мирно живёт. Шанс невелик: после совершения мести они обычно никому не нужны – казнили и забыли. И бывают недолго: воскресили, дали погулять, осудили. Но это лучше, чем ничего. На приятное и полезное общение с этой публикой рассчитывать не стоит, хотя есть методы разговорить и таких людей. Прекрасно! Бальтазара озарило: а что, если наркотик разработан именно для облегчения их страданий? Но кем и зачем? Они же никто, появляются и быстро исчезают, обычно с концами. Тайный благодетель ради человеколюбия? Версия интересная…

«А вдруг наши самоубийцы – всего лишь подопытные? А наркотик изобрели в земной химической лаборатории? Ведь требуются оборудование, реактивы – всё настоящее, из материального вещества, и оно здесь дёшево, фактически бесплатно, орудуй хоть тоннами. А мир лунян по большей части нарисован, даже моё тело… – Бальтазар украдкой оглядел себя: руки, грудь, ноги. – Конечно, можно и у нас построить настоящую лабораторию, но материя эссентариума дорога́ и используется в основном для создания вместилища души, иными словами, мозга. И синтезаторы нашей материи на строгом учёте из-за дороговизны производства овеществлённой энергии, запираемой в специальные ёмкости. „Чтобы не рвануло“, как говорит Альберт. Всё под контролем немногочисленной учёной братии Земли и Луны. В основном получают элементы для органики: углерод, кислород, водород, азот… Вернее, их аналоги: какие-то волны возбуждений полевых состояний, которые ведут себя как обычные атомы, но в исключительно маленьком масштабе. Забавно, как вдруг помогли заумные разговоры Альберта и Дмитрия про особенности химии и физики родного мира. Головоломка сложилась?..»

Бальтазар решил, что про эти рисунки следует вызнать как можно больше.

– Вы с Фомой это обсуждали? – доброжелательно спросил он у Валеры и ткнул в разворот тетради, где косматый человек лютого вида – судя по всему, помощник правосудия, – обликом напоминавший гориллу, обрушивал огромную дубину на голову распростёртого перед ним искалеченного мужчины. Несчастный прикрывался изуродованной рукой, его лицо было перекошено страхом, а на губах застыл вопль ужаса. Верно, рисовано до чрезвычайности живо – в ушах так и звенел его отчаянный крик.

Бальтазар отвёл глаза. Но он не вправе осуждать, напомнил он себе. Око за око.

– Обсуждали, – ответил Валера. – Он ругал наш мир. Не в частностях, а вообще: мол, мир есть боль, но его как бы нет, хотя лучше бы и вовсе не было… – Валера махнул рукой.

– Очень любопытно. Продолжай, пожалуйста, – вкрадчиво попросил Бальтазар.

– Больше нечего добавить, – пожал плечами Валера. – «Мир есть боль, прикрытая выдуманными иллюзиями, чтобы отвести от неё внимание и тем унять. Когда разоблачишь эту грандиозную мистификацию, увидишь, что и боль тоже иллюзия, её нет, ничего нет. Поймёшь, что всё обман, тогда излечишься…» Знаете, у нас с ним философские разногласия. Он в Бога не верит.

– Так-так, – поднял брови Бальтазар, заметив, что и Валера упоминает брата в настоящем времени.

– Смеялся над божественностью Христа.

Бальтазар поперхнулся, поёрзал на стуле, но ничего не сказал.

– Вы знаете о Христе? – спросил у него Валера.

– Наслышан… – нехотя ответил тот.

– Валера, уймись! – воскликнула Паскуэла.

– Какие фантазёры! – Ахилл схватился за голову. – Один ни во что не верит, другой верит в сказки. В науку надо верить, в технический прогресс! И как нам спастись с такими-то сыновьями?

– Пусть продолжает, – мягко унял родителей бывший инквизитор и осторожно заметил: – Да, Христос живёт у нас. И он человек.

– Фома говорил, это глупости, что он когда-то был Богом. Отговорки, что наши машины времени не способны ухватить Его божественную вневременную сущность, потому извлекли лишь Его человеческую оболочку…

– Угу, – поддакнул Бальтазар, прекрасно осведомлённый о правильном церковном толковании и о мнении самого Христа.

Валера продолжил:

– Говорил: «И тогда человек, и сейчас. Не выдумали человечка, и то хорошо, хе-хе. А тот молодец: наврал от души – и дурачьё поверило в его сказки». Мол, уважаю! И вообще, вашего лунного рая, вернее чистилища, нет, как и нашего мира. «Одна сплошная иллюзия, и у каждого свой самообман!» Какая чушь! Ересь! Каюсь, хотел его хорошенько вздуть, а потом понял, что ему того и надо для своих аргументов.

– Ты описал типичный солипсизм, мнение-вирус, изолирующее человека от общества, – разъяснил Бальтазар. – Так оно создаёт себе стерильные условия для роста и укрепления. Взамен подсовывает приманку, «некое тайное от всех знание». К счастью, мешает своему же распространению, отгораживая человека даже от собственного здравого смысла. А драться не надо, – тихо пожурил он, глядя на неспокойного Валеру, явно чего-то недосказавшего. – Разве христиане не решают ссоры полюбовно?

Тот чего-то буркнул, покраснел и кивнул.

– Эх, братик, братик, наворотил ты дел… – Валера уронил тетрадку на пол и стал размазывать по щекам тёкшие слёзы, потом не сдержался и зарыдал в голос.

Паскуэла тоже разрыдалась, подошла и обняла сына. Ахилл довёл их до дивана, присел рядом, не выдержал и сам горько заплакал.

Бальтазар поглядел на них и вздохнул. Нет, он решительно против воскрешения Фомы. Семья небогатая. Конечно, накопят, займут и вытянут его. Но вот оценит ли он их усилия, отплатит ли родителям, брату тем же? Ладно бы у Фомы были смягчающие обстоятельства: мучительная душевная или телесная болезнь… «Всё это у нас поправимо, и то… по-всякому бывает, – размышлял Бальтазар. – Кувенкласе влезут в неподъёмные долги, и на воскрешении будущего отказника Фомы их лунная одиссея закончится или отложится на неопределённо долгий срок. Ниточка тонкая – постоянно рвётся. Нет! Потом, когда-нибудь, в лучшие для них времена пусть попытают счастья. Эх, Фома, не все ошибки можно исправить».

Бальтазар решил перед уходом обязательно утешить их добрым словом. Скажет им, что они совсем не похожи на семьи, с которыми он до этого имел дело, а это очень хороший признак. И это ни в коем случае не сомнительная ложь для успокоения совести. Действительно, люди они славные, а по его опыту это кое-что да значит для верной оценки страховки. К тому же нечего их сейчас лишний раз беспокоить. Через год-другой Институт вышлет им экспертное заключение, и семья примет взвешенное решение насчёт Фомы. Может, тот заживёт обычной жизнью, а может, и не заживёт – что вероятнее всего.

Отсев к стене, Бальтазар взялся за переснятую тетрадку. Хм, в конце выдран один лист, любопытно. Неудачная зарисовка? К счастью, Фома пользовался обычными карандашами и бумагой, поэтому на другой странице могли остаться следы от вдавливания. Бальтазар дал мозговичку задание найти их и отобразить. Жутковатый рисунок – окровавленная плаха, палач с намалёванной на щеке чёрной слезой, который держит за волосы отрубленную голову, выставив её напоказ, – поблёк и исчез. На его месте проступило нечёткое изображение лица – если это нос и ниже усы, а не утиный клюв и затёртая помарка, к примеру. Или вообще фривольный набросок округлостей, что пониже спины. Хотя нет, определённо мужское лицо. Сзади вроде бы какие-то горы. Языки пламени? Интересно, почему Фома вырвал эту страничку? Кстати, это единственный здесь портрет. Надо бы расспросить о нём. Может, кто-то узнает в этих пятнах, кого рисовал Фома.

Раздался дверной звонок, и все встрепенулись. Клык зарычал, подняв голову с коленей Валеры, соскочил с дивана и бросился вон из гостиной. Ахилл тоже поднялся, буркнув, что откроет.

– Вы кого-то ждёте? – спросил Бальтазар.

– Никого, – отозвалась Паскуэла. – Даже родственникам пока не сообщили.

Было слышно, как Ахилл открыл дверь и с кем-то разговаривает. Вдруг он издал испуганный возглас. Залаял Клык, Ахилл что-то выкрикивал. Все вскочили.

Створчатые двери с грохотом распахнулись, и в комнату задом ввалился пёс. Пятясь и приглушённо рыча, он тащил за собой кого-то, вцепившись зубами в механическую руку-манипулятор. Это была туристическая тележка лунян: низенькая коробка на вездеходных колёсах, по бокам – руки-манипуляторы, а сверху – стеклянная полусфера, отображающая лицо пассажира. Дешёвая и потому распространённая замена человекоподобным устройствам для прогулок по Земле.

Неизвестный покорно следовал за яростно дёргавшей его собакой, впрочем, не оставляя слабых попыток вырваться. Свободной рукой он прикрывал полусферу (в просторечии – банку), пытаясь загородить лицо, и оглядывался назад. За ним в комнату просеменил андроид. Последним показался изумлённый Ахилл.

– Фу, Клык! Фу! – крикнул Валера, и пёс сразу отпустил руку туриста, негодующе на него тявкнул и отбежал к хозяину.

Гость потряс механической рукой и обтёр её о борт своей тележки. Он оглянулся на Ахилла, оставшегося в дверях, затем оглядел других, задержавшись взглядом на Бальтазаре. Тот подался вперёд: лицо в банке напоминало восстановленный портрет – усики, прилепленные чёрной заплаткой под утиным носом.

– Да он весь в крови! – воскликнула Паскуэла, рассмотрев вошедшего андроида.

– Он сказал, – кивнул Ахилл на тележку, – что это оно́ убило Фому. – Ахилл ткнул в андроида пальцем. – Покажи ладони!

Тот послушно выставил их перед собой. На рукавах его рубашки и пиджака виднелись засохшие красновато-бурые пятна.

Бальтазар тем временем вернулся к себе на орбитальную станцию и обследовал железяку, которую привёл незваный гость. Ага, полуавтономный андроид, после убийства мог сам уйти. Доступ открыт – бесхозный. Странно, очень странно – похоже, его покидали в спешке. Или к нему подключался Фома? Орудие самоубийства?

Забрав себе этого андроида, Бальтазар появился у Кувенкласе уже в его пластиковом обличье. Он незаметно повернул голову на лунянина в банке, стараясь получше его рассмотреть.

– Бальтазар, он нашёл его недалеко от дома! – воскликнул Ахилл, повернувшись к виртуальной гостиной. – А где наш следователь? – недоуменно произнёс он, не обнаружив того на прежнем месте.

– Кто?! Какой ещё Вальзесорогоро? – вдруг пискнула банка, переврав и оставив без перевода имя следователя, назначенное ему семьёй Кувенкласе. Платформа тележки приподнялась, и турист в банке закрутил головой: – Куда он пропал?

– Я здесь, – произнёс Бальтазар в теле андроида и помахал всем рукой.

Неизвестный охнул и осел брюхом тележки на пол.

– Мне неприятностей не надо… – забормотал он, медленно откатываясь.

Неожиданно гость стремительно развернулся на колёсах, обогнул Бальтазара и, оттолкнув Ахилла, пулей вылетел из комнаты. Все только рты разинули, один Клык не сплоховал, с неистовым лаем рванув за ним. Хлопнула входная дверь.

Бальтазар бросился следом, но на первом же шаге споткнулся и грохнулся на пол – эта модель андроида была ему в новинку. Вскочив, Бальтазар потоптался на месте, подпрыгнул – порядок, теперь, кажется, освоился в новом теле – и кинулся за сбежавшим гостем, чуть не сбив с ног вернувшегося Клыка.

– Я открою! – крикнул Валера, кинувшись помочь, а Клык после непродолжительного раздумья с лаем присоединился.

В прихожей Бальтазар безуспешно боролся с дверной ручкой. Валера его оттеснил.

– Надо плавно нажимать! – выпалил он, распахивая дверь.

Бальтазар выскочил на лестничную площадку.

– За мной не ходи. Держи Клыка, – развернулся он к юноше и кивнул подошедшим Ахиллу и Паскуэле.

– Да он трус, чего его держать, – недовольно пробубнил Валера, ухватив Клыка за ошейник. Пёс немедленно зарычал, стал вырываться и кидаться на пластиковое воплощение Бальтазара. Валера хмыкнул под нос: – Герой. Теперь неделю будет хвастать, как прогнал чужаков.

Но Бальтазар, не слушая, уже бежал вниз по лестнице, держась за перила и быстро-быстро перебирая по ступенькам непослушными ногами. Эх, ему бы гибкие колёса, как у того, за кем он гнался.

Выбежав на улицу, он в последний миг заметил, что туристическая тележка скрылась за углом дома. Бальтазар бросился туда, завернул за угол и остановился: пешеходная дорожка выводила на широкий проспект, заполненный толпами лунных туристов разных форм и размеров.

Глава 3. Роковая прогулка

Присвистнув, Бальтазар огляделся. От обилия гуляющих по проспекту разбегались глаза. Не зная, куда свернул беглец, Бальтазар вертел головой, высматривая среди схожих колёсных коробок своего туриста. Но того и след простыл.

Повернув направо, Бальтазар сделал пару шагов и резко обернулся. Вдали в банке одной неторопливо едущей тележки от него сразу отвернулось лицо с заплаткой усиков. Попался! Лунянин, поняв, что замечен, припустил от преследователя во все колёса. Прыткий какой.

Не отрывая взгляда от засуетившегося туриста, Бальтазар кинулся следом. На него смотрели круглыми глазами, расступались и оборачивались. На ходу он снял заляпанный кровью пиджак, вывернул и надел наизнанку (пусть странновато, зато меньше ненужного внимания) и… столкнулся с оторопевшим землянином, пытавшимся уступить дорогу летевшему на него андроиду с пиджаком за спиной вместо крыльев.

– Лунатик, – сердито буркнул прохожий себе под нос. – Понаспускались. Скоро прохода от них не будет.

«Эка раззадорился», – глянул на него Бальтазар.

Во время этой суматошной заминки беглец сбавил скорость и, смешавшись с толпой, снова затерялся среди однообразных механизмов.

«Ничего, не уйдёшь, и не таких ловили…» Бальтазар увидел, как одна гусеничная тележка впереди свернула на боковую дорожку, ведущую в рощу. За первой с задержкой, будто нехотя, последовала другая – на колёсах. Лица не видно – отвернулся. Решил выдать себя за гуляющего в паре? Добежав до развилки, Бальтазар остановился, подождав, не обернётся ли беглец снова. Но тот не совершил прошлой ошибки. Всё-таки повернул? Бальтазар кинулся в рощу.

Свернув с узкой лесной тропинки, он побежал в обход. Кое-как продравшись через заросли, обогнал туристов и высунулся из густых кустов. Обманулся! Первый, гусеничный, транспорт вёл неимоверно усатый гражданин, а вторым вообще управляла женщина, громко высказывавшая своему спутнику, что если они опять заплутают, то она…

Бальтазар попытался выбраться на дорожку, чтобы вернуться по ней и сберечь время.

– Что вы делаете? – испуганно вскрикнула женщина. Мужчина растопырил руки, загораживая её от лезущего к ним психа в вывернутом наизнанку пиджаке, и разразился отборной руганью на интерлингве.

– Извините! – крикнул им Бальтазар, оставив непролазные кусты, и бросился обратно старым путём.

Выскочив на дорогу, Бальтазар понял, что упустил усатенького, и присел на свободную лавку перевести дух. Носиться дальше по парку, наудачу гоняясь за колёсными тележками, бессмысленно, а в таком виде ещё и чревато задержанием с доставкой в полицейский участок. Кстати…

Он вызвонил следователя, который вёл дело Фомы Кувенкласе, всё рассказал, и тот грустным голосом попросил доставить улику в отделение: «Идти вам недолго, полчаса». Бальтазар, чувствовавший вину за то, что упустил неизвестного, согласился.

Сориентировавшись на местности, он скорым шагом отправился в участок. Путь пролегал мимо дома Кувенкласе.

Бальтазар проверил время и неприятно удивился: он мог запросто опоздать на посадку.

С одной стороны, непрофессионально отправлять андроида, чтобы тот сам дошёл до участка. С другой – если Бальтазар опоздает на посадку, то придётся шесть часов ждать на орбите следующий рейс. Думать об этом было невыносимо. И тогда ему в голову пришла идея, показавшаяся замечательной: а не попросить ли Валеру его проводить? Он и доведёт потом андроида до участка! Паренёк уже год как формально вышел из-под опеки родителей, то есть взрослый. Делов-то, справится! Заодно поговорят наедине. Бальтазару показалось, что Валера о чём-то умолчал. Его родители рассказали всё, что знали, – Бальтазар был уверен – и теперь скорее помешали бы откровенному разговору.

Может быть, Валера что-нибудь вспомнит о загадочном визитёре. Судя по тому, как тот справился с дверью, он бывал у них дома. И восстановленный портрет – пусть и неразборчивый – похож на него.

В общем, казалось, что всё складывается не так уж и плохо: и андроида доставит (если повезёт, то лично), и с Валерой побеседует, и на корабль не опоздает.

Подойдя к дому Кувенкласе, он усадил андроида на лавочку, а сам через орбитальную станцию зашёл к ним в гостиную, одним глазком присматривая за оставленным внизу механизмом. Коротко попрощался с Ахиллом и Паскуэлой, уверяя их, что обнаруженная улика оставляет куда меньше места для сомнений (в подробности он благоразумно вдаваться не стал), ибо всё, что он увидел здесь, в их семье, свидетельствовало о самом благоприятном и прочая и прочая…

Наскоро покончив с неприятной витиеватой частью, полной недоговорок и, откровенно говоря, насквозь лживой и оттого тяжеловесной, он с облегчением выдохнул и попросил Валеру сопроводить его до полицейского участка. Перепуганная мать стала выспрашивать, зачем это её сына поведут в полицию. Бальтазар успокоил её и объяснил, что они вместе – он и Валера – доставят туда того самого андроида. И если Бальтазара выдернут с Земли по срочным делам, то помощь Валеры будет очень кстати. Конечно, если сам Валера не против, а тот был не против.

Возражения растревоженной Паскуэлы, не пожелавшей, чтобы её сын отправился «неведомо куда и неизвестно зачем», прервал сам Валера, заявивший, что ему под сорок, уже не маленький и он сам решит, как ему поступить. А сорокалетние дети-недоумки бывают только в глупых подростковых комедиях и обожаемых мамой мелодрамах для домохозяек. Рассерженный Валера выскочил из гостиной.

– Обычная прогулка, – сказал Бальтазар недовольным родителям. – Вы добрая, хорошая семья. Не надо вам ссориться. – Он отключился, ожидая Валеру уже на лавке.

В душу вползло неприятное сомнение, что, может быть, не стоило привлекать, возможно, к опасному делу стороннего человека, да ещё юнца. Но, здраво рассудив, Бальтазар успокоился: самоубийца Фома, похоже, единолично управлял андроидом, поэтому эта улика свидетельствовала единственно против самого Фомы. Удравший от него лунянин сам привёл андроида, чтобы теперь пытаться уничтожить улику. Если бы не этот рейс, будь он неладен… Нет, ерунда, ничего страшного не случится.

Как же он винил себя впоследствии за эту наивность.

Когда Валера вышел с Клыком на поводке, Бальтазар почувствовал себя определённо спокойнее.

– Не догнали? – спросил Валера, быстро шагая за спешащим андроидом.

Бальтазар покачал головой.

– У нас мало времени. Если решу, что всё спокойно, то ты доведёшь этого андроида до места. А сам я отбуду… по срочным делам.

– Не переживайте, я знаю, где полицейский участок, – беспечно бросил Валера. – Там одна дорога.

– Валера, прошу отнестись к этому делу серьёзно! Если мне понадобится тебя оставить, я обязательно предупрежу. Тогда ты веди его прямиком туда, никуда не сворачивай и нигде не задерживайся. Я уже предупредил следователя, ты его, должно быть, видел. Он встретит нас на полпути. Надеюсь, ничего страшного не случится.

– Со мной Клык. Чего мне бояться? – рассмеялся Валера.

– Это очень хорошо! Но проявляй осторожность, когда останешься один. Смотри по сторонам. Ни во что не вмешивайся, андроида не защищай. Если что не так, бросай его и убегай. Договорились?

– Договорились, – с удивлением протянул Валера. – Кстати, тот, в тележке, сказал папе, что он старый приятель Фомы. Они должны были встретиться. Он пришёл, Фомы на месте нет, а в кустах брошенный андроид. Подключился к домовым новостным сплетням и всё узнал, поэтому и привёл к нам. А когда захотел убраться, Клык его схватил и затащил внутрь, – продолжал запыхавшийся Валера, который старался не отставать от быстро шагавшего Бальтазара.

– Да! – гавкнул бежавший рядом пёс.

Бальтазар обрадовался, что его догадка о том, что на портрете был изображён неизвестный гость, должно быть, верна, и попросил Валеру достать планшет, чтобы перебросить туда восстановленное изображение вырванной страницы. Пусть тоже посмотрит на размытое пятно, вдруг что-нибудь вспомнит. Но Валера беззаботно ответил, что забыл захватить телефон, когда в спешке линял из дома.

– Что?! – чуть не споткнулся Бальтазар. Он остановился. – Ты без связи? Так не годится! Возвращайся домой! Я сам доставлю андроида.

– Тогда я сам по себе пойду. Буду вас сопровождать по своей воле, – заявил Валера. – Гуляю где хочу.

Вздохнув, Бальтазар посмотрел на часы и не стал перечить мальчишке, разменявшему четвёртый десяток.

Валера поравнялся с ним и поглядывал на следователя с довольной улыбкой.

– Отправляйте сюда, – Валера подбежал к доске объявлений и раздвинул окошко на свободном месте.

– По-вашему, это лицо? – разочарованно протянул он после того, как Бальтазар переправил туда картинку и рассказал о вырванной страничке.

– Не похож? Вот, смотри: это нос, ниже, скорее всего, усики. Глаза толком не разберёшь, но шапка волос на месте. Фома не упоминал про этот портрет?

– Или это облако, а посередине пятнышко, – проговорил юноша задумчиво. – Конечно, если присмотреться…

– Так-так! – оживился посмертный следователь.

– Похоже на утку! – со смехом выдал Валера. – Любое облако на что-нибудь да похоже. Думаю, мой брат решил попробовать себя в абстракционизме. Накидал бесформенных пятен, но вышло не слишком безыскусно, ему это не понравилось, вот и выдрал листок. Ничего он мне про это не говорил.

– Ясно, – хмуро проронил Бальтазар и забрал картинку с доски.

Какое-то время они шли молча. Бальтазар надеялся, что тишина чуть уймёт игривость его спутника, и намеренно не обращал на него внимания. Он поглядел на часы – уложатся до окончания посадки, даже если их не встретят. Славно, очень славно! Валера к тому времени немного соскучился и посерьёзнел.

– Мне показалось, что у тебя были непростые отношения с братом, верно? – как бы невзначай спросил Бальтазар, прерывая слишком уж затянувшуюся тишину.

Тот неопределённо хмыкнул и пожал плечами.

– В чём разногласия? Вопросы веры? – не отступил Бальтазар.

– Какая там вера… Одна ирония. Мы с ним даже дрались из-за этого. Не совсем дрались… Надавал я ему разок тумаков. А он всё улыбался, жалостливо так. Выходит, я гад, а он святой. Говорит: «Я себя познал, поэтому на тебя не злюсь. Ты просто ветер бушующий, гроза гремящая. Это даже и не ты, это дикие желания сами собой в тебе толкутся, а ты думаешь, что это ты. А тебя и нет на свете…» То есть меня. И его, Фомы, тоже нет. Мол, одна выдумка бьёт другую какой-то выдумкой. Стоит молчит с победным видом. Я, в свою очередь, говорю: «Нет смысла слушать выдумку. Ты, выдумка, держи при себе эти выдуманные мудрости. А будешь дальше чушь нести, ещё раз отделаю». Сильно поссорились… я поссорился. Ему-то, кажется, всё равно. Полгода назад это было. Жалею об этом…

– Речи Фомы – это обычное, оторванное от жизни словоблудие. А в тебе взыграла гордыня за свою веру. Это нехорошо, а ещё хуже – драться. Кулаками веру в людей не вбивают и глупости из них не выбивают. А вот поддел ты его правильно. Скажи ему это миролюбиво, то вышел бы победителем в вашем, так сказать, духовном споре.

– Вышел бы, но только для себя, – горько усмехнулся Валера. – Вы сами-то в Бога веруете?

Бальтазар пробормотал что-то неразборчиво и посмотрел на часы – однозначно успевает к отлёту. Хорошо! Он собрался с мыслями.

– Верую или не верую – дело десятое. Но по большому жизненному опыту могу кое-что дельное присоветовать. В следующий раз, если кто тебе перечит, пусть даже святотатствует, кулаки в ход не пускай. Это наихудшее. Бог есть любовь. Верно?

– Ну верно, – нехотя подтвердил Валера.

– А кулаками и обидными словами вызывается одна ненависть, которая прямо противоположна любви, а стало быть, Богу… Вот так-то. Ты с чего драку-то затеял? Чем он тебя задел?

– А вот этим! – Валера остановился и показал в сторону. – Если бы вы первый разговор не начали, я бы сам вам сейчас нажаловался. Думал, пройдём мимо этого дракона – обязательно расскажу!

Бальтазар всмотрелся, куда указал его спутник. Недалеко от дороги за разлапистым деревом, похожим на дуб с хвоей вместо листвы и одновременно из-за множества соцветий на раскрытый павлиний хвост, пряталось странное сооружение. Памятник какому-то космическому кораблю: каменное основание, над ним трёхметровый прозрачный купол, а внутри какая-то космическая бочка с несуразными поворотными соплами по бокам. Дракон?

– Там я его и поколотил! – указал на памятник Валера.

Он сошёл на тропинку и поманил Бальтазара за собой. Тот вздохнул, проверил время и пошёл смотреть на космическую древность.

Подойдя поближе, он вздрогнул. Это же тот самый «Разрушитель миров» эпохи великих сражений и массовых утрат. Поворотная веха человечества. То, что он принял за сопла ориентации, было орудийными выходами для нейтринного пучкового оружия.

Слышал он про это чудо военной мысли, даже хотел посетить и ознакомиться с этим «исчадием ада». Но, как водится, замотался и забыл.

Бальтазар показал на боевой космолёт:

– Знаменитый памятник! Повезло тебе жить рядом с ним. А где же толпы туристов?

– Это копия. – Валера махнул рукой. – Их повсюду понатыкали. А туристы валят на оригинал смотреть, хотя разницы никакой.

– А, копия… – несколько разочарованно протянул Бальтазар. – И что же здесь случилось?

– Драка… – ответил Валера и добавил: – Вернее, избиение младенца.

Его спутник молчал, и смутившийся Валера спросил:

– Вы же знаете, как эта штука работает?

– В общих чертах, – кивнул Бальтазар.

– Брат мой говорил, что завидует попавшим под пучок. Смеялся! Сказал, они даже не заметили. Две трети колоний, треть населения Земли, миллиарды жизней стёрты за секунду… Ну, я это стерпел. А потом он говорит: «Не надо было их возвращать». Мол, зря изобрели эту машину времени… Она же как следствие этого оружия появилась? Принцип тот же.

Кое-что из разговоров Альберта и Дмитрия осело Бальтазару в память, а некоторые вещи он вроде как даже понимал.

– Верно. И в пучковом оружии, и в машине времени используют феномен нейтринных осцилляций, – важно произнёс он. – Фазовые переходы нейтрино в другие частицы и мнимый сдвиг оси времени назад при их переходе в тахионы.

– Как бы сдвиг в как бы тахионы. Нам в школе так объясняли: если речь о тахионах, то нужно вставлять «как бы». Какая разница, есть они, нету их… – добавил Валера и, отмахнувшись, продолжил: – Так вот… Фома мне говорит: у этих погибших нет прав мучить главарей, отдавших приказ, и исполнителей при кнопках. Мол, все во всём виноваты и ни за кем правды нет. Я ему: их и не мучают – оглашают приговор и в непредсказуемый миг распыляют на атомы. Он мне: они в страхе ожидают казни и потому страдают куда больше тех, кого испарили. И ещё: мол, жертвы, напротив, должны быть им благодарны, ведь их никчёмная жизнь закончилась так легко и незаметно для них, будто её и не было вовсе. Говорит: они не палачи, они избавили от страданий множество людей и теперь страдают сами из-за своей доброты. «Они святые!» – сказал и засмеялся. Вот тут-то мы с ним и сцепились. Ну, то есть я в него вцепился… – Валера развёл руками: – Всё.

– Спасибо, что поделился! Это важные сведения, – с жаром соврал Бальтазар, потрепав расстроенного юнца по плечу.

– Как видите, он тот ещё подлец был! Или дурак. Не знаю, кем его записать. А я и не лучше, так перед ним виноват! Эх, братик, просил бы у тебя сейчас прощения! – не мог остановиться разошедшийся не на шутку Валера.

– Даст бог, свидитесь, – успокоил его Бальтазар.

Сбивчивый рассказ Валеры ничего не добавил к сложившемуся портрету Фомы – те же самые странные завихрения в голове у запутавшегося, вернее, сбрендившего подростка.

Они вышли обратно на дорогу. Валера хмурился, удивлённый тому, с какой лёгкостью выболтал сокровенную для него тайну, в общем-то, незнакомому человеку.

– Не переживай, – подбодрил его бывший инквизитор. – Всё образуется. Время – лучший лекарь. Живые живут, а мёртвые ждут. Ничего же с ними не станет, верно?

Валера неопределённо пожал плечами. Бальтазар ободряюще кивнул ему и снова глянул на часы – а вот теперь они слегка опаздывали. Надо бы поторопиться.

Он хотел подбить Валеру на прежний быстрый шаг, но тот с разинутым ртом вытаращил вверх глаза. Бальтазар резко оглянулся и успел зацепить взглядом ударившую в землю чёрную молнию. Сверкнула мощная вспышка.

– Ого, – пробормотал потрясённый Бальтазар.

Под ногами задрожало. Клык заскулил.

– Что это?! – испугался Валера.

– Похоже на аварию грузо… – начал Бальтазар, как их накрыло ударной волной.

Грохот стоял такой, будто рядом с ними рванул пороховой склад.

Валера присел. Клык перепуганно гавкнул и, поскуливая, прижался к ноге хозяина.

– Не может быть! Просто не может быть! – как заведённый твердил Бальтазар. – Невероятно! Космический грузовик. На сверхзвуке пикировал. Ещё и с ускорением.

– Тоже так показалось, – растерянно подтвердил Валера. – Смотрите, вот он! Целый! – воскликнул юноша, указав на корабль, который поднялся над местом аварии, повисел и полетел прочь, скрывшись от них за верхушками деревьев.

– Грузовик тормозил в электростатике. Видел вспышку сброса энергии движения? Видимо, наш, с Луны. Жилая капсула с пилотом переживёт тысячи ваших успов – ускорений свободного падения. Впечатался и смял всё под собой силовым полем. Ничего ему не будет, даже не нагреется. Ох, а если там жилая застройка или детский садик, оживлённая улица? Всё всмятку, – не мог прийти в себя Бальтазар.

Валера в изумлении выпучил глаза.

– Да нет, не может быть, – пробормотал он. – Там пустырь, раньше был незаконный полигон отходов, теперь запретили и хотят благоустроить. Провели трассу, так по ней никто не ездит: до сих пор пованивает. Папа вообще её стёр из карты автоводителя, чтобы тот не выбирал. Думаю, всё в порядке. – Валера стал гладить перепуганного пса. – Правда, Клык? Если корабль взлетел, значит, всё в порядке? – спросил он, глядя на обеспокоенного Бальтазара.

– И то верно! – согласился тот и перекрестился. – Спаси всех и сохрани! Своими глазами такое увидеть! Кому рассказать – не поверят. Каждый подобный случай на курсах пилотирования отдельно изучается, их по пальцам можно перечесть.

– Не так креститесь, – с неодобрением заметил Валера и тоже перекрестился. – Вот как надо.

Бальтазар лишь хмыкнул.

– Валера, пошли, мы уже немного опаздываем, – поторопил он спутника. – Ты не против пробежки? У меня есть подходящий режим.

– Клык, за мной! – сорвался тот с места и насмешливо крикнул через плечо: – Не уроните транспортёр!

Усмехнувшись, Бальтазар побежал следом.

– Пассажир, внимание! Вы заблокировали штатные оповещения… – произнёс звенящий от возмущения женский голос, зазвучавший сразу со всех сторон.

Бальтазар, чуть не подпрыгнув от неожиданности, остановился. Бортпроводница! Вещает напрямую через динамики орбитального отсека!

Та продолжила:

– Вы нарушаете правила взаимодействия пассажира с командой корабля. Использую аварийный канал связи. При недоставке сообщения вся ответственность ляжет на получателя. Надеемся на взаимопонимание.

Закончив отповедь, бортпроводница проворковала:

– Хорошая новость: причина задержки вылета своевременно устранена. Полёт пройдёт в штатном режиме.

«Как? Что? – Бальтазар никак не мог собраться с мыслями. – Какая задержка?»

– Посадка на рейс заканчивается через пять минут. Чтобы попасть на корабль, вам необходимо и достаточно прекратить любую удалённую деятельность. Иначе ваш билет будет аннулирован.

– Давайте через рощу, прилично срежем! – крикнул Валера, сложив ладони рупором, и скрылся за придорожными кустами.

Топнув от злости, Бальтазар бросился вдогонку. Добежав до поворота, куда свернул Валера, он увидел, как тот вовсю сверкает пятками. Глупый юнец! Бальтазар ринулся за ним в рощу. Немного сократив разрыв, он крикнул, чтобы Валера остановился и забрал андроида, но, странное дело, не смог издать ни звука. Это ещё что такое?

Сделав несколько шагов, Бальтазар почувствовал, что транспортёр перестал его слушаться: ноги бежали сами по себе, он их почти не ощущал. Тело андроида отслоилось от души владельца и, неуправляемое, неслось вперёд, быстро догоняя тридцатипятилетнего мальчишку.

Внезапно Бальтазар почувствовал на лице андроида кривую ухмылку, словно кто-то силой растягивал её наперекор его собственной воле. Это не из-за посадки на корабль! Это захват!

– Валера, убегай! – закричал он в испуге, но его крик не вышел дальше отсека орбитальной станции далеко-далеко отсюда.

Андроид первой настиг собаку, бежавшую сзади хозяина. Нагнувшись, схватил Клыка за хвост и провернул в воздухе заверещавшего пса, наотмашь обрушив его на затылок Валеры. Тот полетел на землю. Размахнувшись, андроид кинул собаку в лицо распростёртого юноши, который с ужасом смотрел на похохатывающего, недавно дружелюбного спутника, надвигавшегося на него.

Оскалившись, Клык бросился на андроида и вцепился ему в ногу. Тот, остановившись, вполне дружелюбно посмотрел на собаку, защищавшую хозяина. Ухватив за шкирку, оторвал клацавшего зубами пса, поднял над собой в обеих руках… и с размаху швырнул на подставленное колено, с хрустом сломав хребет. Пинком отбросив хрипевшего Клыка, андроид прыгнул на пытавшегося встать Валеру, вонзив в грудь оголившееся алюминиевое колено с торчащими острыми кусками пластика. Подмигнув искалеченному псу, который всё скулил и тянул морду к хозяину, андроид схватил юношу за горло и стал душить.

Бальтазар в это время метался в тесном прозрачном чулане взбесившегося механизма, пытаясь взять его под контроль. Всё без толку! Чуть придя в себя, Бальтазар сообщил о преступлении на местную горячую линию правопорядка; связался с ближайшим полицейским участком и убедился, что его уже подняли по тревоге, затем вызвонил следователя. Тот начал: «Алло, вы где? Что у вас там творится?..» – «Убийство!» – ответил ему Бальтазар, в сердцах обматерил опоздавшего идиота и разорвал связь.

Бальтазар вдруг почувствовал в ладонях и пальцах хватку на горле Валеры. Онемение прошло – Бальтазар ощущал всё, что делает чужое механическое тело, но мог только смотреть, как из глаз юноши вместе со слезами утекает жизнь. В отчаянии Бальтазар заплакал.

– Зафиксировано надёжное состояние покоя. Согласно опции «Забрать в любом случае», произведена принудительная посадка пассажира. Скорее заканчивайте свои дела! Полётный сон через десять, девять… – весёлыми нотами защебетал голосок бортпроводницы.

– За что? – еле-еле прохрипел Валера, и андроид, не ослабляя хватки, вежливо улыбнулся.

Бальтазар это знал. Он ощущал чужие пальцы и чужое ухмыляющееся лицо, как свои. Отменять посадку было поздно, поэтому он, сжав зубы, смотрел до конца разыгрываемый кем-то жуткий спектакль. Он всё запомнит и ничего не упустит. «Кто бы ты ни был, чудовище, ты за всё ответишь…»

– За всё, – хрипло проворковал андроид, вторя чужой яростной клятве.

– …три, два, один! – радостно закончила отсчёт бортпроводница.

– Нет! – застонал Бальтазар, чувствуя, как головокружительный водоворот гибернации выдёргивает его из андроида и со станции.

«Выгадал время, осёл», – мелькнуло запоздалое раскаяние, и через мгновение Бальтазара засосал чёрный и вязкий, как дёготь, полётный сон. На этот раз – без кошмарных сновидений, вроде как ему повезло.

Глава 4. Забытый сон и кое-что похуже

Бальтазар очнулся и первую секунду не понимал, что с ним и где он. Что это было? Полётный сон? Такой тяжёлый и вязкий, что не стряхнуть? А почему он не помнит, что ему снилось? Это что-то новенькое. Когда это он забывал свои кошмары? К ним он привык. И вообще, у многих это обычное дело на космических перелётах, особенно у кого совесть с душой не в ладах. Ну, или у кого супруга ведьма… Бальтазар усмехнулся.

Он потянулся в кресле – привычное тело. Как хорошо! Глянул в окошко – вот он и дома. Слияние эссентариума полётной капсулы и резервуара Мира уже произошло, и потому за окном виднелись бескрайние, залитые солнцем просторы, заливные луга. Вдали блестела извилистая река, а над головой синело в белых облачках небо. Яркий полдень лета. И солнечный свет тот самый – правильный жёлтый, а не противный оранжевый. Хорошую погоду поставили и с пейзажами не подкачали. На Луне куда как лучше, чем на Земле…

На Земле! Он вдруг вспомнил всё. Подскочив, Бальтазар со страхом поглядел на свои руки. По лицу тенью пробежало воспоминание чужой отвратительной ухмылки, с которой убийца разделывался с юношей. Неизвестное человеческое чудовище словно запачкало Бальтазара своей грязью. Его затрясло. Он растёр лицо, потёр ладони о колени, и впечатавшийся мерзкий образ отступил. Дрожь немного унялась.

От злости на себя Бальтазар закусил губу: «Идиот, из-за тебя погиб Валера…» Но сквозь стенания и сожаления просочилась беспокойная мыслишка: как он мог такое забыть? Невероятно. Слабая тревога, начавшаяся с пропавшего полётного кошмара, разрослась, вцепилась клещом и не отпускала: что-то здесь не так, не может такого быть.

С учётом пятичасового рейса (летели с землянами на одном земном успе) они прибыли четверть часа назад. Бальтазар огляделся – вокруг никого. Забыли высадить пассажира? Подозрительно.

Между рядов пустых кресел он пошёл на выход, где увидел застывший стенд улыбчивой бортпроводницы. Выключена. Да что всё это значит?! Так, пять часов назад множество входящих вызовов: Дима, Альберт, следователь по делу Фомы с непроизносимым именем и Емельян Сергеевич. Это ожидаемо. А после прилёта ни одного сообщения! Что это за молчание такое?

Скорее в контору! Расскажет, что случилось, и попробует объясниться.

Вдруг Бальтазар замер, поражённый неприятной догадкой. Его сон просматривали! Вот почему он его не помнит. И поэтому же не сразу пришёл в себя, когда очнулся. Стыд-то какой! Контора пока отменяется.

Подбежав к закрытому экстренному переходу, Бальтазар открыл его служебным значком и вместо того, чтобы, как обычный пассажир, цивильно покинуть корабль на своих двоих, шагнул в зал ожидания космопорта. Место многолюдное, можно затеряться на некоторое время и обдумать своё положение.

Слоняясь в толпе по огромному залу и коридорам, он взвешивал доводы за и против взломанного сна, и чем больше думал, тем угрюмее становился. Подсмотреть чужой сон несложно. Он и сам такое проделывал по служебной необходимости, было бы разрешение. Делов-то: отслоить, чтобы не мешался, рисованный фальшпокров черепной коробки и рассматривать волны возбуждения мозга. Конечно, действия требуют осторожности – всё же живой о́рган.

Такова особенность глубокой гибернации лунян на время перелётов – сны яркие, пассажиры засыпают и просыпаются не сами, а по приказу корабля. Полётный сон настолько крепкий, что хоть операцию проводи.

Многие луняне, особенно из тех, кто давно уже здесь, лишь глянув на снующие по нервной ткани биоэлектрические импульсы, скажут, что́ видит и ощущает человек. Но для процедурных формальностей используют аппаратуру перекодировки нейронной активности, которую снимают с датчиков электромагнитных полей, что следят за состоянием полётной капсулы. Их на корабле сотни. Подходят идеально.

Душу человека, находящегося в сознании или мирно спящего у себя дома, скрытно оголить не получится. А открыто под чужую черепушку заглядывать особого смысла нет, да и разрешения не получить – это, мол, неэтично. Здесь требуется куда более сложный подход с подстройкой. И там не столько подглядывают, сколько нашёптывают самому признаться. Вот это уже почему-то этично.

Бальтазар вздохнул: лучше об этом даже не думать…

Видимо, канитель с подсматриванием затянули до конца полёта, потому опоздали к общей побудке: ведь надо убрать с мозга датчики, восстановить оболочку головы, а потом вернуть бедолагу в общую ёмкость. Опоздали, а дальше по принципу «сам проснётся». Человек после этого мало того что как сонная муха, так ещё успевает забыть, что ему снилось. Вывод такой: или что-то интересное увидели, раз не могли оторваться, или новички.

Ничего ценного по убийству Валеры они в его кошмарах не обнаружат. «Значит, новички, не наши», – немного отлегло у Бальтазара на сердце.

На всё про всё: переговорить с кораблём, изолировать человека в отдельную, например спасательную, капсулу, погрузить в сон поглубже, снять покров, настроить датчики – уйдёт полчаса-час. Что ж, достаточно времени, чтобы составить мнение о его бессознательном. Это, конечно, не тайный опрос личности с подстройкой, но чего ждать дальше?

Расплата за глупую выходку! Попасть под такое дознание. Какой позор! Будто он крыса какая, шпион или предатель. Да, по его вине погиб человек. Разберитесь, накажите; он сам себя не пощадит – какой камень на душу лёг. Но за снами тайком подглядывать!

«Ох, зря вы туда влезли. Не надо бы вам на них смотреть…»

И что теперь делать? Податься домой, запереться… Пусть силой выковыривают.

Зазвонил входящий от Дмитрия. Его сердитый голос недовольно бурчал, требуя не валять дурака и ответить. Умом Бальтазар понимал, что ничего другого ему не остаётся. Но, боже мой, какой же стыд! Он сбросил звонок, запоздало поняв, что зря, – на это и был расчёт.

– Боря, ты только не сердись, – услышал Бальтазар за спиной знакомый голос.

Ловко сработано! Бальтазар развернулся. Перед ним стоял Альберт и натянуто улыбался.

– Привет, – угрюмо поздоровался Бальтазар.

– И тебе не хворать! Решили встретить тебя лично. Я у выхода из корабля поджидал. Как надоело – заглянул, а тебя и нет. Пришлось на твой след подскочить, – смущённо проговорил Альберт и развёл руками.

– Низко же я пал, – с горечью отозвался Бальтазар. – Розыск по звонку. Что дальше? Круглосуточная слежка, домашний арест?

– Ой, Боря, не ври. Ради тебя откинули эти условности, – с раздражением ответил Альберт, улыбнулся уже по-свойски и протянул ему руку.

С облегчением пожав руку друга, Бальтазар тут же посерьёзнел.

– Ты мой сон видел?

– Молодец, догадался, – хмыкнул Альберт. Он помялся и пожал плечами: – Ну… самую малость… Мимо проходил… Всё это, конечно, жуть, просто жуть.

Бальтазар насупился.

– Я про то, что на Земле произошло, – быстро поправился Альберт. – Боря, пошли. Зачем время тянуть, откладывая неизбежное? Тебя ждут. Сам Емельян Сергеевич пожаловал! Курирует нас и земного следователя по твоему самоубийце – этот землянин тоже здесь. Чего-то наш куратор темнит. Хочет, чтобы мы кое-куда смотались и кое-кого допросили. Так я ему не подхожу! Представь? А оно мне надо? Дима на нервах и, кажется, не вполне понимает, чего от него хотят. А мне сдаётся, главный на тебя намекает.

Он пристально поглядел Бальтазару в глаза.

– Да, вот ещё… Со следователем по этому делу будь поосторожнее. Сдаётся, он дурак упёртый.

Альберт подвёл Бальтазара к ближайшему переходу и первым зашёл внутрь.

Ну, видно, делать нечего. Глубоко вдохнув и резко выдохнув, Бальтазар шагнул по следу приятеля.

Дмитрий, заложив руки за спину, прохаживался вдоль прозрачной переговорной стенки. За ней расположились двое землян – каждый в своём кабинете, отделённые друг от друга виртуальной стеклянной перегородкой. Справа Емельян Сергеевич, а слева – незнакомый человек. Видимо, тот самый следователь по делу Фомы, к которому Бальтазар вёл андроида. Над головой незнакомца на стекле висела табличка: «Арчибальд».

«Забавное имя, – отметил Бальтазар, – верно, Альберт выдумал».

– Встречайте! Доставил Борю в лучшем виде, куда как в лучшем, чем нашёл, – развязно заявил Альберт с порога.

– А-а, наш герой! – воскликнул обернувшийся к ним Дмитрий. – Ну, что скажешь в своё оправдание? Почему сбежал с места преступления? И тем самым вынудил Арчибальда подсматривать за твоими снами! Не повезло бедняге… И нам!

– Дима, не юродствуй, – буркнул Альберт.

Бухнувшись в кресло, он немедленно достал курительную трубку.

– Не могу не заметить, что в большинстве случаев фантасмагории сна совершенно бесполезны, – неспешно произнёс Альберт, указательным пальцем разжигая табак. – Равно как и сейчас. И к делу не подшиваются: досужее развлечение. – Он затянулся из трубки и пустил струю дыма в сторону Арчибальда.

Бальтазар молча поздоровался за руку с Дмитрием и кивнул землянам.

– Объяснитесь! – с раздражением кинул ему незнакомец и зыркнул злым прищуром на Альберта, видимо, заметив, как тот беззастенчиво обкуривает его дымом. – Вам начальник приказал! И поскорее, мы и так заждались, пока вас выловят и под ручки приведут.

«Скандалист», – решил Бальтазар.

Емельян Сергеевич – следователь по особо важным – повернулся к соседу и помахал ему рукой.

– Потише, потише, – мягко сказал он. – Соблюдайте субординацию. Кричать и язвить здесь положено мне как старшему по званию.

Арчибальд буркнул извинения и покраснел.

– И вам, э-э… как вас… Альберт, сделаю замечание. Не надо баловаться. Не мальчик ведь.

Тот радостно кивнул, подмигнул Дмитрию, округлившему на него глаза, и сунул трубку в карман.

– Прекрасно! – продолжил Емельян Сергеевич. – Дальше общаемся по протоколу «Луна – Земля»: не отвлекаться, не перебивать, отвечать на все заданные вопросы, обозначать конец сообщения. Надеюсь, за полчаса уложимся. Луна, приём.

– Вы влезли в мой сон. И как, польза была? Много вызнали? – опередив всех, с вызовом спросил Бальтазар. – Земля, приём!

– Ой, ну надо тебе? Зачем вредничать? Из принципа? – вспылил Дмитрий. – Ничего там такого… Ну влезли без спроса! Учти, при каких обстоятельствах! Хочешь, видосик скину? Земля, сброс.

– Хороший вопрос, – кивнул Емельян Сергеевич. – Снятые образы получились несколько размытыми. Из-за спешки не успели как следует наладить оборудование. Кое-кто решил в один сачок двух бабочек поймать… – Емельян Сергеевич повернул голову на соседа. – И немножко превысил свои полномочия и уровень компетенции.

Арчибальд ничего не ответил, глядя перед собой злым соколиным взором.

Емельян Сергеевич полюбовался на его сердитый профиль и повернулся к Бальтазару.

– Кое-что увидели, – примирительно произнёс он, – но это совершенно не…

– Так, может быть, расскажете? Я как раз всё пропустил, – перебил его Бальтазар, не обращая внимания на сердито бурчавшего Дмитрия и неодобрительно качавшего головой Альберта.

Емельян Сергеевич поморщился:

– Нарушаете протокол! Но если вы так настаиваете… Значит, там была женщина: привязана к столбу, полуголая, босая, стояла на вязанках хвороста. Как я понял из вашего досье, ваша, э-э… скажем так, супруга Елизавета. М-да… Вы харизматичными пассами разожгли под ней костёр. Вот такими, – показал Емельян Сергеевич, перекрестив лунян.

Альберт засмеялся, но, глянув на несчастного Бальтазара, затих.

– Вспыхнуло пламя до небес, повалил дым, искры. Она что-то закричала. Похоже – слова ненависти или магические заклинания. Призна́юсь, я даже испугался. Вы схватились за голову и бросились к ней в огонь, топтали горящий хворост, кричали – похоже, слова любви. От огня путы на ней разорвались, и она накинулась на вас, схватила за горло. Руки у неё дымились, кожа облезла. Пока она вас душила, вы рыдали и твердили: «Нет, нет…» Жуткое зрелище. Потом всё повторилось. И так весь полёт, с небольшими вариациями. Устали смотреть. Пару раз на столбе горели вы…

Пристыженный, Бальтазар сник. Посмешище, решил всех укорить, а ему вместо извинений всё и выложили. Припечатали.

– Согласитесь, негусто для обвинений, – обернулся Емельян Сергеевич к хмурому соседу. – Только удушение хоть как-то соотносится с нашим делом, да и то противоположным образом.

– Я приношу извинения, – без тени раскаяния произнёс Арчибальд, приподнявшись. Вид его был недовольный и несогласный. – Вышла ошибка, – добавил он ещё слов к месту.

Емельян Сергеевич холодно кивнул и повернулся к Бальтазару:

– Мой вам совет старого женатика. Разводитесь, пока не поздно… И давайте больше не отвлекаться! – Он поглядел на Дмитрия: – Маленькое замечание: «сброс» работает только для коротких фраз. Следовало сказать: «Ой, ну надо тебе? Земля, сброс. Зачем вредничать? Земля, сброс» – и так далее. Давайте не засорять эфир.

На этих словах Дмитрий, поморщившись, дёрнул себя за бороду, как он думал – незаметно. Альберт прыснул со смеху в кулак, а Бальтазар криво улыбнулся: про «эфир» тоже смешно вышло.

– Идём дальше, – продолжил Емельян Сергеевич. – Итак, что нам известно? Убийство юноши, Валеры, совершил андроид. Пока неясно: через удалённое управление или отработала заложенная программа. Этот же андроид за час до этого убил Фому. Он самоубийца, факт установленный. В принципе, Фома мог взломать аппарат и перепрограммировать, чтобы тот его «на Луну отправил», а брат попал под раздачу. Эту версию подтверждает авария космического грузовика рядом с вами, Бальтазар. Вы, должно быть, видели. Мощный электромагнитный импульс от торможения в электростатике мог переключить андроида на самоходный режим и активировать программный код Фомы. Правда, и к само́й аварии есть вопросы…

Бальтазар недоверчиво покачал головой. Он помнил на своём лице чужую ярость и злорадство. Такое не запрограммируешь… Да и к чему самоубийце смотреть на лицо-болванку? И андроиду удобнее всего было бы орудовать ножом и петлёй со спины Фомы. Не стал бы тот с эмоциями возиться. Валеру убил человек, перехватив управление. Однозначно. Выходит, и Фоме кто-то помог.

– К сожалению, это только гипотеза… – вздохнул Емельян Сергеевич. – Андроид бросился под электричку в квартале от места преступления. Самоуничтожился. Не успели перехватить. Кто-то очень занятой нарушил обещание встретить сопровождавших важнейшую улику. Поздно спохватился и предпринял, очевидно, неверные шаги… – сказал он ровно, старательно скрывая клокочущую злость.

Его сосед ещё сильнее надулся.

– По поводу вашей, Бальтазар, возможной причастности… – осторожно произнёс Емельян Сергеевич и ободряюще ему улыбнулся. – Надёжно установлено, что в это время вы с орбитальной станции звонили в полицию. Но, к сожалению, общедоступных данных недостаточно, чтобы снять все подозрения. Есть ещё кое-что…

Емельян Сергеевич обернулся к землянину. Бальтазар насторожился.

Арчибальд поднялся и подался вперёд, глядя на того с тяжёлым прищуром.

– Есть подозрение, что незадолго до трагедии вы с определённой целью звонили Кувенкласе! – зычно зарокотал он.

«Тоже мне злой полицейский», – хмыкнул про себя Бальтазар.

– Будьте любезны, предоставьте доступ к архиву ваших действий с орбитальной станции, – продолжал басить Арчибальд. – Надеюсь, это снимет с вас часть подозрений. Луна…

– Стоп! – Емельян Сергеевич вскинул руку. – Дайте нам полный доступ со времени, как вы появились у Кувенкласе. Но без расшифровки разговоров! Мимику тоже не надо. – Он пояснил соседу за перегородкой: – У них своё следствие по Фоме. Не будем вмешиваться в чужие дела.

Арчибальд пожал плечами.

– Прекрасно! – подытожил Емельян Сергеевич. – Луна, приём.

Озадаченный Бальтазар набросал разрешение в записную книжку, подписал, вырвал листок и через перегородку отправил его на стол Емельяна Сергеевича. Тот глянул в свой телефон, что-то черканул пальцем на экране, и листок перелетел его соседу.

– Цирк, конечно! Земля, сброс, – заметил Альберт. – Сейчас хоть весёлый. Земля, сброс. Ладно он в сон влез, но негласный допрос затевать! Земля, сброс. Вот это уже не смешно! Земля, сброс.

– Как? Через мою голову?! – ахнул Дмитрий. – Земля, сброс.

Он встал, с приклеенной улыбкой вывесил на стекло табличку «Перерыв на чай. Пять минут» и отключил связь.

– Альберт, будь любезен, доложи! – потребовал Дмитрий.

Помрачневший Бальтазар неотрывно глядел на Альберта. Тот вскочил и заходил по комнате.

– Дима, Боря, вы, главное, успокойтесь, в самом деле! А то я тоже стану нервничать. – Альберт замахал руками и выронил трубку. – Ну вот, я же говорил!

Чтобы не нагибаться, он извлёк из кармана другую такую же. Прежняя при этом исчезла.

Альберт показал трубкой на застывшее за голографической стеной напряжённое лицо следователя по делу Фомы, разглядывавшего в своём телефоне разрешение Бальтазара.

– Арчибальд этот позвонил, представился. «Вы, – говорит, – высококлассный специалист…» – Альберт раскурил трубку и пустил дым вверх. – Ну, допустим, имею некоторый опыт. «Хочу, – говорит, – убедить вас немножечко поработать». Я ничего не обещаю, вежливо общаюсь: выясняю дело. И оказывается, ему очень как нужно уже через пять часов! А подготовиться?! Досье с биографией почитать, аппаратуру настроить?! Её ещё выбить надо! Он с Институтом когда-нибудь работал, с нашим лунным филиалом? Не вам говорить про их ценник и бюрократию! Спрашиваю: а кто будет платить? Обещает покрыть все расходы. Только Институт обещания не принимает! Сомнительное удовольствие общаться с ними на таких условиях… Ребята, скажите, может, я похож на банкира Ротшильда? У меня изо рта векселя вместо слов не выскакивают?

Те потрясли головами.

– Вот! – удовлетворился Альберт. – Я не за золотом в отхожее место хожу… ходил. Говорю ему: нужны веские основания, официальный запрос с несколькими печатями, а у вас одна ваша подпись и печать ваша же, тоже одна. И зачем так спешить? Чертовски опасно в такой суматохе! Оно мне надо?

Дмитрий сурово помотал головой.

Альберт пустил пару колечек дыма, отправив одно сквозь другое, полюбовался на них и продолжил:

– Спрашиваю: где веские основания? Кто этот злодей, которого надо срочно расковырять? Он сообщает, кто и за что. Я в изумлении. Говорю: отказываюсь. Во-первых, не верю. Во-вторых, боюсь вывихнуть своему другу рассудок. «Как другу? Ему ни слова!» Боря, ты это слышишь? Вижу, что нет, – хорошо! Говорю ему: «Считаю, что вы так пошутили, вернее, обозначили всю серьёзность дела. С нетерпением жду от вас какой-нибудь детективный фокус: неожиданным вопросом собьёте с толку, на оговорке ухватите за язык и разоблачите». Он хлоп телефоном по столу – отбой связи. Ну и пожалуйста! Дима, а дальше ты сам знаешь: явился Емельян Сергеевич, и мы пошли Борино кино досматривать… – Альберт развёл руками.

Бальтазар сидел напряжённый, окутанный роем тревожных мыслей. Что-то случилось, что-то очень скверное. Альберт, конечно, друг, но… Бальтазар прислушался к себе – нет, вроде тихо: никто, незримый, не смотрит совестливым взглядом, никто, неслышимый, не подначивает поделиться сокровенным или признаться в чём-либо. Вздохнув, он покосился на Альберта. Тот будто ждал и подмигнул. Бальтазар смутился.

– Какие там детективные фокусы! – засмеялся Дмитрий. – Что им электронный помощник насоветует, то и делают. Боря подходит по месту и времени? Ну и всё, вот вам главный подозреваемый. Не выгорит дело, так электронный болванчик ещё идей накидает! Но умолкаю. И ты, Альбертушка, тоже молчи, сказал предостаточно. Включаю связь.

Переговорная стена помутнела, мигнула и через несколько секунд отобразила землян.

– Попили чаёк? – с весёлой злостью спросил Емельян Сергеевич. – Мы тоже время не теряли. У нашего Бальтазара полное алиби. – Он обернулся к мрачному следователю: – Видите, можно и по-человечески вопросы решать.

Повернувшись к лунянам, куратор пояснил:

– Арчибальд признался мне по секрету, что хотел учинить нашему Бальтазару негласный допрос. Согласитесь, это перебор…

– Как?! Через мою голову? Наплевав на прямое руководство? – грозно произнёс Дмитрий, подымаясь. – Решили без меня моему подчинённому мозги выпотрошить? – Он стукнул кулаком по столу. – Земля, приём!

– …осознал свою ошибку и крайне сожалеет, – продолжал Емельян Сергеевич, ещё не услышав показного негодования. – Предлагаю забыть об этом досадном… – сказал он и сбился. Потом усмехнулся. – Дмитрий, я во время перерыва прослушал сброшенные сообщения. Полагаю, Альберт вам уже всё доложил. Ещё раз прошу не нарушать протокол.

Дмитрий поиграл желваками и сел, стараясь не смотреть на развеселившегося Альберта. Бальтазар тоже улыбнулся.

– Арчибальд? – повернулся к соседу Емельян Сергеевич.

– Гм, да… Признаю́, вышло недоразумение… – Пересилив себя, он посмотрел в глаза Бальтазару: – По обстоятельствам происшествия вы стали главным подозреваемым: как под трафарет легли, попали в красную зону риска. Это рабочий регламент, метод «по горячим следам» даёт девяносто и выше процентов раскрытий в первый же час. Надеялся уложиться. Да-да, у меня всё, – кивнул он Емельяну Сергеевичу, который протянул руку за мнимую перегородку и похлопал ладонью по воздуху, призывая того остановиться.

Дмитрий глянул на друзей и подмигнул им с довольной ухмылкой. Те покачали головой.

Емельян Сергеевич обратился к Бальтазару:

– Вам надо кое-что знать. Если ваши коллеги уже рассказали, то прошу сообщить, какие у вас соображения на этот счёт. Луна, приём.

Бальтазар с недоумением посмотрел на вмиг нахмурившихся друзей. Им овладело недоброе предчувствие.

– Мы ему не сообщили, – покачал головой Дмитрий и посмотрел на Альберта. Тот, соглашаясь, кивнул.

– Что мне надо знать? – спросил Бальтазар, вставая из-за стола. – Земля, приём.

– Родители юношей погибли, – ответил Емельян Сергеевич.

Бальтазар сел.

– Их раздавил космический грузовик, – продолжил куратор. – Та самая авария, которую вы видели с Валерой. Мгновенная смерть.

Он передал слово соседу. Арчибальд откашлялся и заглянул в записи.

– Корабль на маневровых двигателях сошёл с орбитальной трассы, закувыркался в стратосфере, включил разгон и с ускорением полетел на город под ним. Прямиком на оживлённую часть. В полёте петлял – похоже на попытки пилота выправить ситуацию. На высоте десяти километров ему удалось отвести корабль на бывший пустырь. Место безлюдное, как есть серое пятно, если сверху смотреть. Не вильни он туда в последнюю секунду, жертв было бы на порядки больше. Похоже, авария неумышленная, хотя и крайне необычная…

Помолчав, он продолжил:

– Ещё из необычного: Паскуэле Кувенкласе звонили с неустановленного номера. После этого оба Кувенкласе, мать и отец юношей, вышли из дома и куда-то поехали на машине. Видимо, из-за спешки мужчина сам сел за руль и отключил свой автоводитель, поэтому конечная точка неизвестна. Их видела соседка: оба оживлённые, смеялись, что, конечно, странно. Не заметили её и сорвались с места. Установить звонившего не удалось. Записи разговора нет: не успела переехать в облако. Телефон Валеры найден у них дома. Мать набирала его, но, к сожалению, не оставила сообщений. Видимо, обнаружила забытый им телефон, торопилась.

Сделав передышку, Арчибальд забубнил дальше:

– Что ещё? Пилот на грузовике покинул место аварии и отправился к вам, на Луну. Запрос о задержании судна проигнорировал, заявил о взрыве в механизме управления как о причине происшествия. Сказал, что головой отвечает за корабль, поэтому ведёт его на площадку своей компании. Приказ руководства? Не сознался, обматерил всех и отключился. Человек… дух лихой, неоднократно судимый, э-э… вашим судом возмездия. Глава компании при нас с ним связался, но тот и его обозвал: мол, он кривой, вернее, кривая… После чего оборвал связь. Сильно задел, у бедняги даже щёки затряслись от злости, хоть он и пытался выглядеть милым…

– Дальше, дальше, – поторопил его Емельян Сергеевич.

– Да, не отвлекаться, хм… На Луне корабль задержали. Залетел в родной ангар, там его спецотряд и принял. Действительно, щит управления сгорел. Время огневого и взрывного воздействия соответствует времени аварии. Говорят, вести корабль в таком состоянии крайне сложно. То, что он отвёл его от домов на пустырь, – это мастерский пилотаж за гранью возможного пополам с невероятной везучестью. Руководитель компании уже поднял вселенский скандал, обвинив конкурентов в намеренном ударе по престижу… Ага, только что сообщили: за отсутствием улик пилота отпустили… – Арчибальд замялся. – Так что вряд ли это относится к нашему делу.

Он вопросительно глянул на куратора, но тот равнодушно пожал плечами.

– Бальтазар, вам есть что добавить? – обратился к нему Емельян Сергеевич. – Вы общались с семьёй, с мальчиком… Луна, приём.

Тот вздрогнул.

– Я не знаю, куда поехали Кувенкласе, – откликнулся Бальтазар. – Но странно, что они выбрали именно эту дорогу. Со слов Валеры, его отец удалил её с карты поездок. Видимо, потому и сел за руль. Вероятно, это был кратчайший путь. Полагаю, они ехали к Фоме, как бы странно это ни прозвучало. Если бы искали Валеру, то наверняка захватили бы его телефон с собой.

Арчибальд с сосредоточенным видом почесал затылок и взялся что-то проверять.

– Есть одна зацепка, – продолжил Бальтазар. – Вы, должно быть, знаете о неизвестном визитёре, который нашёл андроида. Назвался знакомым Фомы. Был крайне взволнован, сказал отцу, что Фому убил андроид. Вёл себя подозрительно: скрывал личность, убежал, когда увидел меня. Задержать не получилось. Этот неизвестный может стоять за гибелью всей семьи.

Бальтазар перевёл дыхание и продолжил:

– Не соглашусь с версией, что Валеру убил сломанный механизм случайно, из-за программного сбоя. Нет, это был человек. Он с показной жестокостью расправился с мальчиком… и собакой. Убийца скалился, таращил глаза и подмигивал жертве. Я ощущал лицо живого человека, а не заранее настроенные механические ужимки…

Помолчав, он решился:

– Я предлагаю воскресить Фому! И добиться от него помощи! Да, есть риск отказа. В крайнем случае допрошу его негласно, – рубанул Бальтазар рукой.

Альберт покачал головой. Дмитрий недовольно заёрзал, что-то пробурчал, но вслух возражать не стал.

– Мы не осилим подобные расходы… – добавил Бальтазар. – Решение за вами, Емельян Сергеевич. Земля, приём.

– Я против, – вздохнул их куратор. – Личность вашего незнакомца нам тоже установить не удалось. Но, судя по всему, он непричастен к самоубийству, раз сам привёл андроида. Воскрешать Фому, выбивать на него деньги по инстанциям, чтобы узнать о таинственном госте? А удастся ли вам разговорить Фому? Ещё и негласный допрос предлагаете… Рискованная во всех смыслах затея. Уж извините, если не угодил.

Емельян Сергеевич обернулся к соседу:

– Арчибальд, вы что-нибудь выяснили?

– Ничего определённого, – пожал тот плечами. – Тело Фомы отвезли в морг при больнице, что в конце Сиреневой улицы. То есть родители знали, где находится их сын, его труп, а поехали на другой конец города? Может, всё же Валеру искали? – предположил скучным голосом Арчибальд, посмотрел на часы и вздохнул.

Емельян Сергеевич, глядя на него, зевнул.

– Не пора ли закругляться? – спросил он через зевоту. – Всем большое спасибо. При необходимости мы с вами свяжемся.

Куратор вяло махнул лунянам рукой и отключил соединение.

Оставшийся с ними землянин неодобрительно покачал головой. Затем вежливо попрощался, сказал: «Луна, отбой» – и только после этого отключил соединение.

Все трое переглянулись.

– Не похоже на него, – задумчиво проговорил Альберт, показав на место, где только что сидел Емельян Сергеевич. – Я не про грубость, а про этакую расслабленность, которую он тут изобразил.

– Самоубийц он воскрешать собрался, – проворчал Дмитрий, с осуждением посмотрев на Бальтазара.

Тот кивнул, не отрываясь от карты города. Проложил предполагаемый маршрут от дома Кувенкласе по дороге через пустырь. Куда же они так спешили?.. Отметил на карте больничный морг, где в ящике холодильника должно было лежать тело Фомы. И верно, другой конец города. Может, из-за спешки перепутали направление? Ну, так что угодно можно объяснить!

На всякий случай он запросил морг о местонахождении трупа Кувенкласе.

– Боря, ты когда отчёт по Фоме подготовишь? – подойдя к нему, спросил Дмитрий. – Я тебя за чем посылал? Не забыл? – напомнил он, с ревнивым любопытством наблюдая за напряжённой работой мысли друга.

– Чуть позже, – механически проговорил тот, ожидая ответ из морга.

Через несколько секунд база данных больницы прислала время поступления трупа Фомы и номер секции в камере хранения.

Бальтазар разочарованно вздохнул, вгляделся… и подскочил: «А где Валера? Я же запросил Кувенкласе».

У него перехватило дыхание – вот оно! С удивлением глянув на Дмитрия, он бросился что-то лихорадочно проверять.

Альберт лениво поглядывал на них, развалившись за своим столом и подперев рукой щёку.

– Дима, что ты у человека над душой стоишь? – не вытерпел он. – Хочешь, поговорим про твой любимый мировой эфир? Скажи, есть он? Решительно заявляю, что нет, одно пустое враньё! Пустота есть, эфира нет.

– Они ехали в другую больницу! – воскликнул Бальтазар и ткнул в карту: – Сюда! Здесь Научный институт реанимации, очень известный. При нём тоже есть патологоанатомическое отделение, там сейчас тело Валерия Кувенкласе. Через пустырь туда ближе всего. Они направлялись к Фоме! Но, выходит, их намеренно затащили под грузовик?..

– Ну-у, эка ты хватил, – разочарованно протянул Дмитрий. – Ещё скажи, им позвонили и сообщили, что их сын жив, потому они и радовались. – Он хмыкнул и замолк в недоумении.

Альберт приподнялся и уставился на них, позабыв про трубку. Изо рта у него валил дым.

Все обменялись удивлёнными взглядами.

– Забавно, – сказал Альберт и закашлялся. – А сколько времени прошло со смерти Фомы до звонка родителям?

– Чуть больше полутора часов, – ответил Бальтазар. – Думаю, им сказали, что Фому перевезли туда и спасли. Они бросились к сыну. Поверить в такое!..

Неожиданно пискнул сигнал связи с Землёй, и перед ними без предупреждения появился Емельян Сергеевич.

– Есть деловое предложение, – бодро начал он, но остановился. – Бальтазар, что у вас с лицом? Что случилось? Луна, приём.

Бальтазар рассказал о своей догадке.

Землянин внимательно выслушал и, кивнув, заметил:

– Не будет лишним ещё раз допросить пилота. Скользкий тип. В деле много неясного, много совпадений. Он ещё вчера прилетел на Землю: ожидание, разгрузка, погрузка, явка в суд на слушания… Ничего особенного. Но у нас нет никаких записей по действиям духа в полётной капсуле. Как думаете, почему? Луна, приём.

Дмитрий и Бальтазар растерянно переглянулись.

– Такое бывает, – пожал плечами Дмитрий.

– Летал на неисправном? – Бальтазар нахмурился. – Опять совпадение?

– Взрыв повредил бортовые самописцы, – равнодушно проронил Альберт, не справившись с лёгкой самодовольной улыбкой. – Или авария. Земля, приём.

– Верно. Молодцы, – похвалил всех землянин. – Один самописец уничтожен взрывом, якобы подстроенным конкурентами. Второй из-за дефекта конструкции грузовика сплющен ударным торможением.

Он обернулся к Дмитрию:

– Требуется ваша помощь в допросе пилота. За этим и пришёл. Я не буду против, если вы поручите дело Бальтазару. По моему мнению, он наиболее подходит: беседовал с Кувенкласе, имеет чёткую версию событий.

Дмитрий кивнул.

– Бальтазар, надеюсь, вы сами не против? – Емельян Сергеевич со значением на него поглядел. – Пилот из «Реактивных зигзагов», довольно известная фирма, может, слышали. Съездите туда, осмо́тритесь, пообщаетесь с главой компании господином Вернером. Он горит желанием с нами сотрудничать. Вы обстоятельно, по душам поговорите с подозреваемым. Я снимаю ограничения на способы дознания. Если понадобится, забирайте его, э-э… на скрытую беседу. Все разрешения получены, оборудование, э-э… для интеграции, надеюсь, выбью. Ордер на задержание и следственные действия вышлю. Дмитрий, что скажете? Луна, приём.

Услышав про «Реактивные зигзаги», Бальтазар вздрогнул: опять они. И здесь вылезли.

– Кто же от работы отказывается? – воскликнул Дмитрий и глянул на Бальтазара: – Возьмёшься?

Тот кивнул. Ловко же Емельян Сергеевич его за нос водит.

– Чудесно! – обрадовался Дмитрий. – Хотя я рассчитывал навестить Вернера вместе с Альбертом. Они из одного века и знакомы друг с другом, – пояснил он Емельяну Сергеевичу.

Тот насторожился.

– Я бы не поехал, – хмуро отозвался Альберт. – Не имею желания общаться с этим «господином». Емельян Сергеевич, замечу, что тайный допрос – мера крайняя и рискованная. Вламываться в чужой мозг… Да и чужая душа – потёмки: иногда, сколько ни подсвечивай, ничего не разглядишь. Но, уверен, Боря справится, – он подмигнул Бальтазару.

– Несомненно, – кивнул тот.

– Не поехал бы он! Поехал бы как миленький! – насупился Дмитрий. – Дело прежде всего! А потом уже личные обиды. Кстати, Вернер ждёт тебя и меня, – заметил он Альберту.

Бальтазар в изумлении посмотрел на Дмитрия и бросил взгляд на Емельяна Сергеевича. Тот, на долю секунды изменившись в лице, весь подобрался.

– Пока мы Борю ждали, я ему телеграфировал, что прибуду вместе с Альбертом… – пояснил всем Дмитрий.

Землянин, услышав новость, подскочил. Все уставились на Дмитрия, но тот не заметил общей нервозности.

– Мол, по аварии есть вопросики к твоему сотруднику, присмотри за ним, – самоуверенно продолжил Дмитрий. – Емельян Сергеевич, вы же сами намекнули, что их пилот – тёмная лошадка и что, наверное, придётся его потрясти. Ещё до прихода этого… Как я его назвал-то? И табличку убрал… А, вспомнил: Арчибальд Арчибальдович! Итак, мы согласны. Земля, приём! – бодро отрапортовал Дмитрий.

Услышав о самоуправстве Димы, Бальтазар понял, что Земля вряд ли такое оценит. Более того, ему показалось, что землянин вот-вот взорвётся негодованием. Но Емельян Сергеевич что-то пробормотал и, сославшись на срочный звонок, отключил связь.

Бальтазар округлил глаза. Неужто тот впервые узнал о знакомстве Дмитрия с Вернером? Вот тебе и следователь по особо важным! Проворонить связи главы нанимаемой конторы с главой подозреваемой конторы! Выходит, доложи Бальтазар об этом ещё на Земле, ничего бы не было. А он-то решил, что это лишний козырь в его пользу. Зря не доложил. Не успел…

– Сорвался заказик? – огласил Альберт то, о чём все подумали. – Очень любопытно. Почему?

Бальтазар пожал плечами. Дмитрий в растерянности хлопал глазами.

– Может, и к лучшему, – заметил Бальтазар, стараясь подбодрить приятеля. – Какие страсти творятся… – Он встал. – Слетаю-ка я домой, проведаю Елизаветушку, узна́ю, что она ещё сломала или выкинула. Дима, отчёт завтра составлю.

Тот рассеянно кивнул.

Но радость Бальтазара длилась недолго. Едва он чинно подошёл к двери, как снова объявился Емельян Сергеевич, и снова без уведомления. С каменным лицом он выждал несколько секунд – увидеть, кто где находится.

– Пришлось отвлечься на срочное дело, – грозно пророкотал он, буравя пойманного у открытой двери Бальтазара колючим взглядом.

Намёк понятен: не предупредил его о знакомстве Димы и Вернера. Бальтазар чертыхнулся про себя, закрыл дверь и вернулся на место.

– Отправил вам ордер на Румана – имя пилота. Проверьте получение, – продолжил чеканить землянин, не сводя с Бальтазара глаз. – Луна, приём.

Тот глянул в почту.

– Получил, – кивнул Бальтазар.

Его друзья напряжённо молчали.

– Земля, приём, – передал Бальтазар очередь.

– «Реактивные зигзаги» о визите я не уведомлял. С этим вы сами справились, – язвительно проговорил Емельян Сергеевич. – Дмитрий, сопровождаете коллегу, раз напросились. Луна, отбой, – обозначил следователь конец общения и отключился.

– Кто что понимает? – спросил Дмитрий расстроенно.

– Земля нами недовольна, но без нас никак, – пояснил Альберт, сгладив очевидное «без Бальтазара никак».

«Или мы теперь за диверсантов, отвлекаем внимание врага», – подумал Бальтазар, но вслух произнёс:

– Дима, надо ехать.

Глава 5. Важная птица Вернер

Бальтазар и Дмитрий сидели в пустом (и единственном) вагоне электрички, следовавшей к головной конторе при производственной площадке фирмы «Реактивные зигзаги», и откровенно скучали.

На Луне редко пользовались подобным способом передвижения. Во-первых, дорого, особенно если сравнивать с бесплатным и мгновенным перемещением в мире рисованных декораций. Во-вторых, томительное ожидание, пока все положенные пейзажи не промотаются за окном поезда, автомобиля, аэроплана или кареты – в зависимости от способа «путешествия». И чем дольше длится это заоконное документальное кино, которое, кажется, нарочно делают невыносимо скучным, тем дороже билет. Поездки были на любителя – недаром вагон пустовал.

Ни Бальтазар, ни Дмитрий (как и большинство вменяемых лунян) не входили в их число. Но некоторых мест можно было достичь, только выдержав подобное путешествие. Например, если солидная контора не хотела служить проходным двором для толп залётных любопытствующих душ, то могла позволить себе статус земель со сложным доступом. А всемирно известная мегакорпорация «Реактивные зигзаги» была солидной конторой.

Вагон убаюкивающе покачивался, мерный стук колёс нарезал время ровными полосками, твердя одно и то же: куда спешить, куда спешить…

За окнами слева слепил глаза краешек заходящего солнца. Здесь на серую пустыню легли длинные чёрные тени, которые отбрасывал каждый бугорок. Справа царили сумерки, будто лунный терминатор лёг ровной линией на железнодорожную колею.

Над ночной стороной Луны висела половинка Земли, подсвечивая изрытую мелкими кратерами поверхность их подземного мира. Путешественники, задрав головы, через прозрачную крышу любовались шаром, состыкованным из двух половинок: одной яркой, голубовато-белой, другой – чёрной, в мириадах светящихся точек и пятен. Наконец и это надоело.

– Хоть бы что путное поставили. – Дмитрий зевнул. – Лесок, речку, зелёные холмы… Нет, воображения хватило на унылую лунную картинку. – Он отвернулся от окна.

– Но шикарно нарисовано, точность до мелочей. – Бальтазар не удержался и тоже зевнул.

– Сдаётся, Землю не в той стороне разместили, – заметил Дмитрий.

Бальтазар глянул на земной шар и пожал плечами.

– А вдруг они и правда в отдельном эссентариуме? – предположил он, продолжив их давешний спор, начавшийся ещё на вокзале. – И мы именно что едем туда в транспортной капсуле?

Дмитрий недоверчиво хмыкнул.

– Если какой камень по нам прилетит и капсула не выдержит… – поёжился Бальтазар, поглядев в опасную темноту космоса над ним. – Один миллиграмм на килограмм, – припомнил он универсальное правило. – Два с половиной на человека, итого пять миллиграммов энерговыделения! Этот фейерверк даже с Земли увидят.

– Ночью в телескоп – да, а так вряд ли, – усомнился Дмитрий. Он ухмыльнулся: – Но точно появится новый лунный кратер с именами Дима и Боря в честь первооткрывателей, точнее, первоотрывателей. Конечно, Вернер – богатый господин, но самому содержать отдельную ёмкость эссентариума? Так что никуда мы не едем.

Некоторое время они обсуждали, как отличить нарисованное путешествие по Луне от настоящего, и согласились, что при качественной отрисовке надёжного способа нет.

Дмитрий глядел в окно и вдруг ахнул. Не успев обернуться, Бальтазар лишь краешком глаза уловил яркую вспышку. Удар метеорита! Рядом с ними! Стекло обдало песком, и на секунду грязно-серый туман полностью застил обзор.

Вагон дёрнулся и встал, коротко взвизгнула сирена. Хорошо знакомая им ещё с дальнего космоса мелодия предупредила об опасности разгерметизации жилой капсулы эссентариума. Мол, готовьтесь стать ослепительным светом.

В повисшей тишине вскочившие Дмитрий и Бальтазар обменялись испуганными взглядами, с замершими сердцами ожидая новых истошных воплей. Но, слава богу, сирена молчала. Поезд неспешно тронулся.

Дмитрий тихо сел.

– Добавили космических приключений, чтобы мы не заскучали, – оживляясь, произнёс он. – Космическая корпорация держит марку.

– Уж очень похоже вышло, – усаживаясь, заметил Бальтазар.

– Сложно, что ли, нарисовать? Глянь, как расстарались: якобы остались царапины на смотровых линзах, – Дмитрий указал на окно. – Назад обычным ходом перенесёмся. Вот увидишь.

– Хорошо бы! – отозвался Бальтазар.

– До них был ещё «Ракетный экспресс», но цена кусается, – буркнул Дмитрий. – Переплата за быструю перерисовку декораций. Кстати, Боря, ты много накопил после дальнего космоса?

Тот помотал головой:

– Откладываешь по копеечке, а словно камешки на гору кидаешь, чтобы та выше стала. Ещё любимая супруга – растратчица немилосердная…

– Иждивенка, – пробурчал Дмитрий. – Давно бы решил с этой… Возишься с ней, по судам таскаетесь…

– Дима! – коротко предупредил Бальтазар.

Дмитрий нахмурился и отвернулся к окну. Бальтазар же, пряча злой и тоскливый взгляд, смотрел в противоположное. Но скоро они стали поглядывать один на другого.

– Жалованье, конечно, не сравнить с жалованьем дальнего космоса, но и работа здесь куда легче, – первым нарушил тягостное молчание Дмитрий. – Помнишь, что там: темень-темень, камни-камни?

– И россыпи холодных звёзд… А ты один в пустоте висишь с утра до́ ночи и своими экскаваторами ворочаешь каменюки эти, пилишь их, сверлишь, складываешь. Как вспомню темень, пустоту и однообразие, так в дрожь бросает…

– Эх, романтика! Годы наши молодые! – воскликнул Дмитрий, воодушевлённый их примирением. – Может, ещё и вернёмся деньжатами разжиться.

Бальтазар замотал головой:

– Не хочу в эту глушь возвращаться. Или, как пели в одной песенке, в «заветные дали».

– Знаешь, у нас говорили: «От сумы́ не зарекайся». Это значит: сегодня ты живёшь под своей крышей, а завтра носишь сумку, набитую остатками скарба, стоишь в очереди за бесплатным супом и котлетами, а ночуешь в общежитии, – назидательно прогудел Дмитрий. – М-да, сколько лет прошло, а ничего не поменялось. Неизвестно, как жизнь повернётся. Может, и Альберту придётся отложить свои книжки и припомнить старые навыки, полученные на курсах прораба строительного роя или курсах ремонтника. Всё равно от его умственных упражнений толку нет. Жалуется, что ни черта не понимает в современной науке. Но он не одинок, – вздохнул Дмитрий. – Видимо, мозгов нам не хватает. И биохимия эта рискованная по их наращиванию не особо помогает.

Было неясно, куда вёл Дмитрий, но Бальтазар решил не поддерживать упадническое настроение приятеля.

– Дима, а помнишь лозунги в конторе по найму? «Даёшь тысячелетние стройки!», «Все как один на окраины мира!»… Что там ещё было? – перехватил Бальтазар разговор, желая повернуть его в приятное русло. – Помню плакат: «Труженики дальних рубежей первыми встретят посланников иных миров!» Круглая ракета, похожая на широкий котёл с зажжённым под ним огнём из дюз. Рядом зелёный чёртик с рожками-антеннами, и второй у него из-за спины выглядывает, а в руках обычный ремонтный щуп-трезубец. Видимо, у художника не хватило фантазии на инопланетные устройства. Но очень меня этот плакат напугал: я его совсем новичком увидел.

– Чушь, что первыми их на дальних рубежах встретят, – отмахнулся Дмитрий. – Там меньше всего вероятность: они ведь могут откуда угодно заявиться. Повальное безумие было с этими пришельцами. Какие-то сигналы пришли, и все ждали, когда прилетят инопланетяне. Потом астрономы объяснили сигналы, и всё поутихло.

Бальтазар стал рассказывать, как хохотала Мари, когда увидела, что её папа чертей с плаката крестит и вопит: «Изыди! Не одолеешь, сатана! Горе мне, грешнику…», но Дмитрий его перебил:

– Кстати, ты же понимаешь, что за человек – Вернер?

– Дима, ты куда клонишь? – насторожился Бальтазар.

– Я к тому, что… – Дмитрий замялся. – Ты же вначале у них стажировался, лёд колол в поясе Койпера?

Бальтазар помрачнел:

– Угу, натуральная кабала: трудовые сутки не нормированы, кормёжка – жидкая каша-размазня из общепитовского крана, а вместо положенного отдыха нирвану нам толкали. А я ещё очень идейный был и постоянно с ними об этой глупости спорил. Всё, помнится, Бога защищал. Не вслух, про себя. Вслух боялся, что выгонят: я на Елизавету копил. Жилая капсула забита такими же, как я, одиночками, а поговорить не с кем, да и не о чем. Однообразие с ума сводит, пустота космоса все чувства из тебя выдавливает. Одни неотвязные мысли, жаркие споры с их воспитателями в голове крутятся… Они твердят: «Успокойся, ничего этого нет; мир – иллюзия, как и твоё к ней отношение». Что там ещё?.. «Измени ум, скажи „ом“, ощути пуп, и твоя скудная доля озарится…» Мерзость еретическая! Но, слава богу, на удачном случае я к вам переметнулся.

– Ты хорошо тогда выступил, заявил о себе на весь дальний космос, – усмехнулся Дмитрий.

Бальтазар виновато улыбнулся.

– Но есть маленькое но! – Дмитрий поднял указательный палец. – Компания, в которую ты к нам от Вернера попал, действительно замечательная. Но ты уверен, что, если приспичит, снова туда устроишься, да на хорошую должность?.. Вот я – нет. А с низов начинать ой как не хочется. В общем, к чему я: такого господина, как Вернер, в хороших знакомцах иметь совсем не помешает…

Дмитрий помолчал, помялся и продолжил наставления:

– Ты на него сильно не наседай. Не то чтобы он мне друг и я за него прошу… Скорее он мне приятель по научной переписке. Считай, что у тебя появилась возможность полезное знакомство завести. Авось пригодится…

– Дима, а как же следствие? – с укором спросил Бальтазар.

– Боря, при чём здесь это?! Мы едем по душу пилота. А Вернер даже на свидетеля не тянет. Я, так сказать, загодя хочу предупредить твой энтузиазм. Ему и так непросто, такая тень на репутацию… Нанимать этих несчастных и бесправных ради экономии. За это я его не осуждаю, но если выяснится, что пилот этот намеренно… набедокурил, это же…

Бальтазар нахмурился, но благоразумно воздержался пояснять приятелю, что его дружок тоже под подозрением, как и вся его компания.

– Вернер – важная птица, полёта высокого. Триллионер, на минуточку, – наседал Дмитрий. – Привык к должному обхождению. А тут мы с повторным допросом. Встань на его место! Капелька сочувствия не помешает. Я это к чему… Если остались прошлые обиды, лучше отбрось. Не будь предвзятым. Все же заметили, как ты насупился, когда наш землянин про Вернера заговорил. Это непрофессионально и может навредить делу!

«И то верно. Сидел бы с непроницаемым лицом», – с досадой согласился про себя Бальтазар.

– Буду сама вежливость, – буркнул он, надеясь, что Дмитрий закончил инструктаж по общению со своим приятелем-богатеем.

Дмитрию было неловко: он понимал, что говорит что-то не то. К тому же не стоило поучать Бальтазара и ограничивать такой его поперечный и неуступчивый характер. Но уж очень он хотел подружить его с Вернером. Первого он любил всей душой, а второго невероятно уважал за инженерную учёность, деловую удачливость и несметные богатства.

– Ловлю на слове! – обрадовался Дмитрий. – А то как начнёшь обличать, так хоть плеть хватай, бей себя и кричи: «Моя вина, более не согрешу». Давай-ка распределим задачи. На тебе пилот, на мне Вернер. Побеседую с ним об этом типе… Предупреждаю: почую неладное, сразу тебя осажу. Таких людей во врагах иметь без всякой пользы нам не надо… – Неразборчиво пробормотав ещё чего-то, он отвернулся к окну, крайне недовольный собой.

Бальтазар проверил время – ехать осталось недолго. Дмитрий, замкнувшийся в невесёлые думы, тоже посмотрел на часы и продолжил с угрюмым видом глядеть на серый лунный пейзаж, всё дальше отодвигаемый от них чёрной линией терминатора.

Они молчали, обособившись друг от друга, и Бальтазару это было не по душе, да и Дмитрию, очевидно, тоже. Бальтазар с огорчением подумал, что оставил за собой последнее, хоть и невысказанное слово. Придавил друга высоконравственным молчанием. Нехорошо.

– Дима, ты же с Вернером по мировому эфиру переписываешься? – как бы невзначай полюбопытствовал Бальтазар.

Дмитрий глянул недоверчиво – искренна ли любознательность? – но добродушие взяло своё, и он решил прекратить на себя дуться.

– Ну, допустим, – сказал он с лёгкой улыбкой.

– Смотрю, замучил тебя Альберт своей критикой. Вы с ним уже лет сто споры ведёте! Помню самые примечательные, которые ещё за Нептуном гремели: эфир кристаллический, желеобразный, атомарный и ещё какой-то…

– Квантованный и не желеобразный, а гелиоподобный, то есть сверхтекучий, – поправил его Дмитрий.

– Немного попутал, в меру понимания, – весело согласился Бальтазар.

– Не прикидывайся! Понимаешь ты куда больше, чем путаешь. Ведь ты меня поддерживаешь, не Альберта? – спросил Дмитрий, хитро прищурившись.

– Его понять тяжелее, – признался Бальтазар.

– Так себе комплимент, но спасибо, – усмехнулся Дмитрий. – Альберт, конечно, голова большая, отдам ему должное, но теоретик. А Вернер мало того что умница, так и человек дельный. Сразу на плоскость применения выводит. Вот скажи, по-твоему, какой эфир позволяет расщепить пространство, да так, чтобы тело, попавшее в разлом абсолютной пустоты, можно было двигать на сверхсветовой скорости?

– Твой любимый: кристаллический, – почти не думая, ответил Бальтазар. – Но ведь такой разлом замкнёт на себя ось времени. Попадёт в неустойчивую временну́ю петлю, та схлопнется, и разлома будто никогда и не было… Даже если сразу не схлопнется, петля изолирует от нас событие. Альберт об этом как-то говорил. А если на оси времени ничего не случилось, то и обсуждать бессмысленно, – стройно вывел он, радуясь тому, как славно, по-учёному, высказался.

Подобные разговоры Бальтазар относил к разновидности схоластических диспутов его юности о том, был ли пупок у Адама, зачем крылья ангелам, как они перемещаются, сколько их всего на небе, как размножаются черти, и к прочим похожим занимательным вопросам. Забава праздного ума.

Дмитрий ожесточённо замахал рукой:

– Не соглашусь! Вот Вернер сразу уловил идею. Мы с ним нашли теоретическую возможность распознать вид нашего эфира. Но даже его капиталов не хватит, чтобы построить простейший прибор для проверки: размеры выходят далеко за орбиту Нептуна. Формульная выкладка там нехитрая… – сказал он и, радостно потирая руки, достал карандаш и бумагу и подмигнул приятелю. Тот незаметно вздохнул.

Весь остаток пути Дмитрий писал, объяснял, строил графики и махал руками. Бальтазар сосредоточенно следил за полётом его мысли и кивал, хотя перестал понимать уже на середине первого из пяти листов, плотно исписанных закорючками греческого алфавита.

Проехав шлюз, они сошли с поезда на перрон. Оглянулись – хорошо! Серую пустыню сменили синее небо, деревья, зелёные холмы. В кристально прозрачном воздухе виднелись далёкие горы, покрытые шапками белых облаков.

Пока Дмитрий с радостной улыбкой щурился на солнце и вдыхал чистый воздух, Бальтазар подошёл к знаку перехода недалеко от них. Тот вёл в приёмную «Реактивных зигзагов», но был закрыт.

Бальтазар помахал указателю рукой. Мигнул красный огонёк: нет прохода. Тогда Бальтазар достал служебный жетон вместе с выписанным ордером, потом приложил их к поверхности знака. Но тот больше не откликался.

– Связи нет, – объявил подошедший Дмитрий. – Мой телефон нашёл неизвестную сеть и пытается подключиться, вроде как нас действительно в другой аквариум запустили. Что за причуды! Перебор с приключениями.

Бальтазар нетерпеливо забарабанил по указателю костяшками пальцев. Затем постучал по хлипкой табличке кулаком. Не помогло.

– Нарочно, что ли? – забормотал он. – Дима, ты это видел? Это что ещё такое?!

Дмитрий бросил на него сердитый взгляд. Едва он оттеснил друга в сторону, как указатель радостно пискнул и зажёг зелёный огонёк. На табличке отобразилась стрелка, которая провернулась в сторону приоткрывшейся рядом двери.

– Из-за спешки забыл на тебя пропуск запросить, – буркнул Дмитрий.

Распахнув дверь пошире, он подтолкнул вперёд недовольного Бальтазара, чтобы своенравный переход вдруг не закрылся перед ним, и шагнул следом.

Глава 6. «Реактивные зигзаги»

Помещение приёмной обволакивал уютный безламповый свет, лившийся, казалось, из воздуха, приглушённый, но совсем не тусклый – приятный покой для глаз. Стены покрывали замысловатые изломанные и волнистые линии, едва очерченные геометрические фигуры и скользившие вокруг них затейливые змейки, кусавшие свой хвост. Звучала тихая мелодичная музыка, словно сотканная из нежного перезвона серебряных колокольчиков, звеневших то в унисон, то забавной россыпью какофонии.

Иллюзорно подвижные образы завораживали, приманивали взгляд и затягивали вглубь себя: «Позабудь про всё, смотри на меня здесь и сейчас и всё поймёшь…» Что за наваждение?! Бальтазар тряхнул головой.

В довершение к вычурной психоделической отделке стен в дальнем от входа затемнённом углу над полом пари́л человек, сидевший в воздухе со скрещёнными ногами, бритый налысо, в оранжевой накидке или балахоне. Похоже, монах с гор древнего Тибета. Лицо его было обращено к вошедшим, глаза закрыты. Невидимая подушка под ним медленно, едва заметно колыхалась вверх-вниз, отчего казалось, что седок летит через неведомые, скрытые от обычного взора пространства. Одухотворённое лицо хранило уверенное спокойствие философа, причастного к знанию, что единственная надобность человеку – это полная невозмутимость и безмятежность.

Над его головой колесом крутился символ компании – крестообразная вертушка. Восемь изогнутых на концах тонких трубочек выбрасывали реактивные струйки, заставляя конструкцию бешено вращаться.

Всю противоположную стену справа от входа занимал стеклянный стенд, залитый изнутри ярким светом, где рядком стояли странного вида башни. «Макеты старинных космических ракет», – догадался Бальтазар.

Друзья посовещались. Дмитрий сказал, что его телефон уже подключился к местной сети и он наберёт Вернера. Бальтазар же, с неодобрением глянув на монаха с его показной напыщенной духовностью, пошёл к музейным экспонатам.

Ракеты стояли стройным рядом по возрастанию размеров древних космических кораблей. Первая с правого края была не выше колена, а длинный шпиль последней подпирал потолок. Начинала выставку несуразно маленькая фигурка человека в серо-зелёной форме и фуражке, стоявшего рядом с кораблём средних размеров под номером В-2 и махавшего высоко поднятой рукой.

Напротив каждого макета висела латунная рамка с витиеватой гравировкой в заглавии и со вставленной поясняющей запиской. Всё на латинице. Язык – немецкий Альберта – Бальтазар отчасти понимал.

Он с недоумением всмотрелся, а затем, желая убедиться, потрогал рамку и этикетку – настоящие металл и пластик! На всякий случай – вдруг разучился отличать одно от другого – пощупал стекло. Нет, обычное – рисованная прозрачная преграда. Пожав плечами на такую ненужную роскошь, он принялся осматривать выставку.

Даты в описаниях (видимо, годы производства) соответствовали временам Альберта и эпохе самого́ Бальтазара. Какой же древний хлам!

Вскоре Бальтазар понял, что экспонаты выстроены по годам выпуска, а не по росту. Просто каждое следующее изделие было выше и массивнее своего предшественника. Любопытный подход к развитию… Бальтазар в недоумении рассматривал нелепые громоздкие сооружения и читал их характеристики. Высота и вес кораблей приводили его в замешательство.

Он бросил взгляд на Дмитрия, который, убрав телефон, ходил около висящего в воздухе монаха и кхекал.

– Уважаемый! – Дмитрий помахал монаху рукой. – Мы к господину Вернеру. Дело срочное! Вы случаем не секретарь? Позовите сюда кого-нибудь!

Но монах презрел или не услышал его.

– Может, болванчик? – спросил Бальтазар, отвлёкшись от очередного гротескного творения. – В качестве дополнения к прочей восточной мишуре?

– Да нет, живой: дышит, шевелится и поглядывает, что вокруг делается. Почесался пару раз в неприличном месте… Эй, мы же не в гости на чаёк заскочили! – Дмитрий ещё раз махнул рукой равнодушному монаху.

Насупившись, Дмитрий вытащил из кармана золотистую с серебряной каймой карточку.

– Визитка Вернера, – пояснил он. – Эй, уважаемый, – раздражённо произнёс Дмитрий, показав монаху карточку.

Тот ответил ему ленивым прищуром и прикрыл глаза.

– Она что, настоящая? – изумился подошедший Бальтазар.

– Целиком: и пластик, и золотые буквы. По почте прислал. Мол, жду тебя в любое время, – с сарказмом добавил Дмитрий и протянул визитку Бальтазару.

Тот взял, посмотрел, пощупал – м-да, драгоценная вещица. Каприз триллионера: раздавать окружающим материальные предметы, а не их фантомные модели. Видимо, чтобы оценили достаток дарителя.

– Что Вернер, ты ему звонил? – спросил Бальтазар, вернув карточку.

– Линия всё время занята, – вздохнул Дмитрий. – Написал ему, что мы прибыли.

Бальтазар достал чётки и стал их перебирать, задумчиво глядя на возвышавшегося перед ним монаха. Тот, приоткрыв один глаз, покосился на усердно шепчущего человека, перебирающего каменные бусинки с отстранённым лицом, и улыбнулся ему. Бальтазар, ощутив под пальцами крупную разделяющую бусину с подвязанным крестом, замер, поразившись чему-то, и нахмурился. Монах вмиг поскучнел и закрыл глаз. Лицо его вернуло благостное выражение.

– Нужно воскрешать первого близнеца, – не подумав, выдал Бальтазар, удивлённый догадкой о том, что вся та ахинея про «жизнь – иллюзорную боль», которую, со слов Валеры, нёс Фома, могла иметь начало в восточной мистике «Реактивных зигзагов».

– Да-да, конечно… – меланхолично проговорил Дмитрий, запустив руку в карман. – Надо ещё раз звякнуть… Стой! Кого́ воскрешать? – спохватился он. – Суицидника?! Ни за что! Говорили же! И вообще, при посторонних… – шепнул он, показав глазами на неподвижную фигуру.

– Посторонние для начала должны присутствовать, – хмыкнул Бальтазар, не желая признавать оплошность. – А этот, похоже, потусторонний и отсутствует.

Дмитрий, недовольно крякнув, повернулся к Бальтазару.

– Давно не видел тебя с чётками, и лицо вдруг стало необыкновенно одухотворённое. Неужто тибетский монах так благотворно влияет? – язвительно проговорил он.

– Задуматься уже нельзя, – невнятно пробормотал Бальтазар, убрал чётки и попытался сделать лицо попроще.

Повисшую тишину сопровождало сонное сопение монаха.

– Вы уж извините за такое долгое ожидание, – произнёс чей-то смущённый и взволнованный голос.

Они резко обернулись, но никого не увидели.

– Забыл предупредить, отвлекли… Дела, дела! – вещал голос. – Я уже здесь…

Появившаяся в стене дверь распахнулась будто от порыва ветра. В приёмную влетел запыхавшийся человек и скорым шагом направился к ним. Ничем не примечательный шатен с приятным лицом и округлым подбородком, в брюках и белой рубашке – глава корпорации. Бальтазар узнал его.

– Ещё раз прошу прощения, что вам пришлось ждать, – тихо сказал Вернер. – Дима, здравствуй!

– Здравствуй, Вернер! – так же шёпотом поприветствовал его Дмитрий. – Ты знаешь, мы прибыли поговорить насчёт того происшествия…

– Да-да, – горячо зашептал Вернер, горестно всплёскивая руками. – Ужас, какой ужас! Я готов, задавай вопросы.

– Дело ведёт мой сотрудник Бальтазар, – Дмитрий обернулся и похлопал того по плечу. – Я здесь… в качестве дружеской помощи, присмотреть, кхм…

– Господин главный инженер, вопросы я буду задавать вашему пилоту, для чего заберу его на повторный допрос, – отчеканил Бальтазар. – Но если вам, уважаемый, есть что сказать, говорите, мы вас внимательно выслушаем, – добавил он, глянув на скисшего Дмитрия.

Вернер сморщился, как от зубной боли.

– Просто Вернер, и, пожалуйста, тише! – он показал на монаха, заелозившего на невидимой подушке. – Пожалуйста, пройдёмте в мой кабинет. Не будем мешать человеку.

Он с благоговением посмотрел на монаха, который тихонько раскачивался из стороны в сторону, медленно выпрямляясь и ещё медленнее растягивая кончики губ в блаженную, почти невозможную улыбку на совершенно отрешённом лице.

Вернер прошёл до середины стены и мановением руки явил ещё одни двери. Отворил их и пригласил внутрь.

Кабинет Вернера оказался чудовищных размеров ангаром, вдоль правой высоченной стены которого стояли те же самые музейные ракеты, но только монструозного вида. Дмитрий присвистнул. Друзья подняли головы, рассматривая шпиль огромного чудища, стоявшего позади всех.

– Моя святая святых, – произнёс Вернер обычным голосом, мягко прикрыв двери. – Мало кого сюда пускаю. Так сказать, моё личное пространство.

– Оригинальных размеров? – почтительно поинтересовался Дмитрий, показывая на ряд ракет.

– Первые образцы воспроизведены точно, – ответил Вернер. – Остальные пришлось ужать. Последние два – в несколько раз.

Дмитрий с удивлением вытаращился на ракеты вдали и почесал затылок. Затем одёрнул себя.

– Первоклассные рисунки, – вежливо польстил хозяину Бальтазар.

– Это не совсем графические модели, – скромно отозвался Вернер. – Кое-что в них настоящее. Вон, видите, тот кусок обшивки… Ещё сопло того двигателя… Тонн десять материального вещества смог себе позволить.

Бальтазар поперхнулся, и Дмитрий многозначительно на него поглядел.

Вернер остался доволен произведённым эффектом.

– За пилотом я послал, скоро будет, – обернулся он к Бальтазару. – Скажите, а что именно вы расследуете?

Бальтазар промолчал, и за него ответил Дмитрий:

– Обстоятельства гибели новоприбывших современников. Вернер, их показания зачастую чрезвычайно полезны нашим земным коллегам. А также… вернее, в основном… Бальтазар занимается особыми случаями, когда насчёт воскрешения есть некоторые сомнения.

– Я про аварию спросил, – недовольно поморщился Вернер и криво улыбнулся: – Сую нос не в своё дело.

Дмитрий смущённо развёл руками.

– Так вы по самоубийцам? – деловито уточнил Вернер у Бальтазара.

Тот кивнул.

– Почти что должность при Институте, – с уважением заметил Вернер. – Они никогда не преминут включить в договор – следите за руками! – риски возмо́жных общественных затрат на содержание потенциа́льного отказника. Возможных на потенциального! Всё ради общего блага, а не ради своего огромного кармана, – с ехидцей улыбнулся Вернер, пожирая Бальтазара восхищённым взглядом.

Разоблачающие всесильный Институт Времени разговоры всегда находят живой отклик. Бальтазар и сам не раз в них участвовал, но сейчас отмолчался.

Оставив в покое Бальтазара, Вернер обернулся к Дмитрию:

– А я ожидал, что с тобой прибудет наш драгоценнейший Альберт.

– Без объяснений взял самоотвод. Не захотел сюда ехать. Пришлось мне, – немедленно вклинился Бальтазар, опередив открывшего рот приятеля.

– Ах вот как… – удивился Вернер (казалось, он смутился) и картинно сложил руки на груди. – Жаль… Хотел предъявить ему один любопытный эксперимент насчёт субстанции мирового эфира. Знатно бы по носу щёлкнул, – вальяжно проговорил он и подмигнул Дмитрию. – Не хочу хвастать, но это Нобелевка! Или что у них там сейчас? Лабораторная комната рядом. Дима, не заглянешь? Бальтазар, уважаемый, пять минут!.. Дима, как я рад, что ты ко мне заскочил!

Вернер подхватил Дмитрия за локоть и повлёк в сторону от ряда ракет к месту, заставленному широкими ширмами.

Бальтазар глянул на часы. Времени прошло изрядно, а пилота он так и не увидел. Но не станет же глава корпорации укрывать подозреваемого? Кто на такое решится в здравом уме? Может, господин хороший тянет время?

Чтобы занять себя, Бальтазар решил прогуляться вдоль ряда монстров из далёкого прошлого и зашагал прямиком к последнему, самому большому из всех агрегату, который не успел рассмотреть раньше. Как и в приёмной, ряд начинался страшненькими уродцами, довольно небольшими по сравнению с маячившим вдали гигантом, но быстро рос в высоту. Ракеты становились всё выше и несоразмерно тоньше, отчего казались всё более хрупкими и всё менее надёжными.

Бальтазар наконец понял, что́ ему не нравилось в этой исторической выставке: это же просто длинные трубы с реактивными соплами, наставленные друг на друга или собранные в связку. У каждого следующего образца – или трубы потолще и повыше, или их самих больше. Вот и все изменения. Смысл гигантомании был неясен, но напрашивался вывод, что во времена Вернера развитие ракетостроения определялось количеством и размерами запускаемых в космос труб. Какой инженер их больше друг на друга нагромоздил, – но так, чтобы всё это не развалилось от перегрузки, – тот и молодец, новатор.

Бальтазар быстрым шагом дошёл до последней башни невероятных размеров и увидел сзади неё ещё один старинный кораблик, почему-то стоявший опорами на слое песка. Малюсенький, размерами с обычный двухместный челнок землян – гномик среди окружающих его великанов. Собран из каких-то жестяных коробок – словно по прихоти чьего-то бурного воображения. Никакой видимой защиты от радиации. Космический беспилотник? И с аэродинамикой беда – в атмосфере Земли эта хлипкая штуковина, должно быть, летала очень медленно, иначе бы вмиг разрушилась под напором воздуха.

Бальтазару кораблик не понравился. Изломанные в шарнирах посадочные опоры делали его похожим на неуклюжего четырёхногого механического паука. Забавно, а куда убирались эти ножищи? Или так, растопырившись, и летал? Подойдя ближе, Бальтазар с удивлением обнаружил, что к одной из ног приставлена лесенка, которая вела к чему-то, напоминавшему задраенный входной люк. Пилотируемый корабль?! Да какой дурак полезет в эту жестянку?

Бальтазар перегнулся за ограничительную ленту – насыпан настоящий лунный грунт. Драгоценное материальное вещество в таких расточительных количествах его уже не удивляло. У ближней опоры с лесенкой виднелся оттиснутый в реголите ребристый отпечаток огромной калоши. Похоже, след символизировал незримое присутствие древнего космонавта, возможно, самого́ Вернера. Видимо, кто-то с лестницы наступил космическим ботинком и спрыгнул сюда за ограничение.

За махиной последнего исполина Бальтазар заметил ещё один корабль, современный. Эти транспортники землян Бальтазар хорошо знал ещё с дальнего космоса. Решив, что его глазам давно пора отдохнуть на прекрасном, он направился к старому знакомцу. Хм, неужто инженерный гений Вернера и здесь себя проявил? В целом надёжная лошадка, разве что у некоторых последних моделей после выключения дюз вибрировал корпус, издавая звуки от басов до тонкого свиста, за что их называли «музыкальными шкатулками».

Корабль стоял в нескольких метрах от стены ангара, где висел небольшой занавес, похоже скрывавший вход куда-то. Оглядевшись, Бальтазар убедился, что вокруг никого, и отправился к скрытому проёму. Вдруг для расследования пригодится, почему бы и нет? Чуть отодвинув одну из штор, он заглянул внутрь. Небольшая комната – скорее глубокая ниша – с широким торцевым окном во всю стену, перед которым стояло кресло. Судя по всему, место для выхода наружу – на поверхность Луны или в производственные цеха.

Пискнуло сообщение от Дмитрия: «Мы идём! Ничего не делай». Что именно не делать? Бальтазар быстро пересёк комнату и, став сбоку от окна, осторожно выглянул наружу. Какая-то крытая производственная или ремонтная площадка. Сразу за окном спиной к Бальтазару стоял четырёхрукий андроид с погонами мастера цеха на пластиковых плечах, а дальше – странного вида огромное блюдце на не менее странных опорах, отдалённо напоминавших изломанные ноги жестяного кораблика. По территории слонялось несколько андроидов.

Бальтазар всмотрелся. Космический аппарат? Таких или похожих он ни разу не встречал. По боковой поверхности загадочной посудины бежали разноцветные огоньки, а над ними мигала надпись причудливыми буквами неизвестного алфавита. Что это за иллюминация такая? Для чего?

С сомнением глянув на кресло подключения к андроиду, Бальтазар решил, что не успеет. И доступ может быть закрыт, и попытку зайти легко установят. «Летит», – пискнуло новое сообщение. Что?.. Бальтазар бросился обратно на прогулочную дорожку.

Хозяин кабинета, раскинув руки крыльями, нёсся к нему по воздуху огромной птицей. Далеко позади бежал Дмитрий. Он погрозил Бальтазару кулаком.

«Здесь ещё и воздушная трасса проложена. Действительно, с достатком человек», – вздохнул ошарашенный Бальтазар.

Вернер по-птичьи приземлился на ноги, пробежав пару шагов.

– Что вы там вынюхивали? – с перекошенным от злости лицом выпалил он, подступая к Бальтазару.

Глаза навыкате, челюсть трясётся – любопытно… Бальтазар сощурился на неожиданно помешавшегося и не спешил с оправданиями.

Вернер взял себя в руки.

– Будьте любезны, объясните, что вы делали у секретного объекта? – спросил он слегка дрожащим голосом.

– Вы про «музыкальную шкатулку»? – с вежливым недоумением спросил Бальтазар.

– Что за чушь?! Не отнекивайтесь, сработала тревога. Вы заглядывали на секретную площадку! Может, даже заходили – доступ был открыт. Вас заметили!

Бальтазар помотал головой. Никто его не видел, в этом он уверен.

– Не знаю я ни про какую площадку. Осматривал ваших монстров, вот и всё…

Вернер смотрел на него недоверчиво.

Продолжить чтение