Вторая попытка

Глава 1

– Славик… Эй, Славик, ты как? – кто-то осторожно тряс меня за левое плечо.Славик – это я. Правда меня никто так не называл уже лет пятнадцать. Нет, найдутся, конечно, в мире люди, которые могут меня так называть, но не ближе, чем в радиусе тысячи километров.

Как я? Затылок болит и спина. И сижу, почему-то на земле с кустиками травы. И руками чувствую тоже самое. Явно на улице, тепло, ну так последние дни мая, считай лето. Спиной опираюсь о какое-то дерево.

– Кошак, ты вообще поляну не освещаешь!? – кто-то толкнул меня в правое, для разнообразия, плечо. О, а это уже интересно. Кошаком меня называл только один человек, и было это последний раз лет тридцать пять назад.

Попытался приоткрыть глаза. Свет не режет зрение, уже хорошо. Сквозь ресницы вижу перед собой пять неясных пока силуэтов. Пробую осторожно помотать головой. Боль остаётся в затылке, не перекатывается под черепной коробкой. Значит, видимо, приложился о дерево, возле которого и сижу. Пошевелил плечами и корпусом – всё движется, всё реагирует. Хорошо. Открываю глаза…

Видимо, та гамма эмоций, которую я испытываю, легко читается на моей физиономии. Поэтому парень, стоящий передо мной опираясь ладонями о свои колени, спрашивает:

– Кисыч, ты меня узнаёшь?

Конечно узнаю, причём всех пятерых, поэтому и медленно превращаюсь сейчас в мужской половой орган. Ты-же Игорь Ерёмин, по прозвищу (вот неожиданность) Гоша. Спортсмен-баскетболист, и нас всех на баскетбол подсадил. А ещё любитель попеть под гитару, и очень хорошо ей владеющий.

Слева от меня Валерка Перепёлкин, по прозвищу Молодой. Пловец с высоким разрядом, качок, комсорг нашей группы, ни разу никого не назвал по кличке за всё время учёбы. Тоже бегает в баскет вместе со мной и Гошей.

Справа сидит на корточках Тоха Мамонин по кличке Понс. Тоже ходит с нами в баскет, но не активно. В прошлом боксёр. Заядлый футбольный болельщик, и кликуху свою получил от имени игрока грузинской сборной Мамуки Понсулайя. Весёлый парень, мы с ним с первого курса сдружились, благо, сидим за соседними партами. Кошаком меня называет только он.

Позади этой троицы стоят двое Серёг.

Правее – Сега Ветров, по прозвищу Сквозняк, высокий, худой и кучерявый, любитель баб и пострелять. Левее – Сега Гаранин, единственный из группы, кому так и не придумали кликухи. Попыток было много, но ни одна не отражала его богатого внутреннего мира. Амбал, лыжник, рост под два метра, любитель радиоконструирования, постоянно находящийся в поисках каких-нибудь радиодеталей. Отличник, сегодня получил красный диплом об окончании технаря.

Как сегодня? Это-же было в приснопамятном 1983-м, в мае, как помнится. Было торжественное вручение дипломов об окончании, для которого администрация технаря арендовала здание клуба всесоюзного общества глухих.

«Да чё за херня происходит?! Мне-же под семьдесят. Последнее, что помню – ложусь спать, пока есть желание. Жена гремит на кухне какими-то кастрюлями. А я решил её не дожидаться и лечь потому, что всю жизнь, сколько себя помню, очень тяжело засыпаю. Чтобы быстро уснуть мне надо или умотаться так, что руки не поднять, или быть в стельку. И если сейчас не засну, то буду полночи колобродить. А тут выдача дипломов. Снится что-ли? Но почему всё такое яркое и осязаемое?»

И тут вдруг я вспомнил этот день. В деталях. Каким-то плавным рывком, как файл загрузился. День, который, как я когда-то считал, разделил мою жизнь на «до» и «после».

Да, это день выдачи дипломов, с которого, после торжественной части, я хотел слинять, потому что меня ждала Катька, а я обещал. И тогда я вышел из здания клуба, дошел до края крыльца и обернулся к парням, вышедшим меня проводить. Хотел с ними попрощаться, но оступился, сделав ещё один лишний шаг назад, и не найдя ногой опоры полетел спиной вперед через тротуар, размахивая руками и пытаясь восстановить равновесие, запнулся пяткой о бордюр на противоположной стороне тротуара и впечатался спиной и башкой в дерево. И вот теперь сижу и смотрю на своих друзей с удивлённой мордой лица. Смотрю с какой-то двойной позиции. С одной стороны, мы только-что получили дипломы, дальше – распределение и взрослая жизнь. С другой стороны, я знаю, что произойдет с каждым из них, примерно на десятилетие вперёд.

«Ля, мне-же к Катьке нужно, чего сижу-то?» И вдруг понимаю, что знаю всё, что будет дальше. Сначала буду долго добираться до неё. Долго потому, что случится какая-то авария на тяговой подстанции и весь городской электротранспорт встанет намертво, примерно часа на три. А автобусы будут ехать набитые людьми как банка шпрот. А когда доберусь и поднимусь к ней, увижу, как она сосётся с каким-то парнем в десантной парадке, а его правая рука свободно путешествует по Катькиному телу, как по Европе с шенгеном, посещая все достопримечательности и не встречая сопротивления. Потом будут разборки, болезненное расставание, душевные терзания и вся вот эта хрень, и как итог – переезд в другой город.

Из-за вот этой раздвоенности сознания меня вдруг замутило, и оттолкнув Понса я извернулся вправо и блеванул. Тут же почувствовал, как в руку мне кто-то сунул чистый носовой платок. Когда рвотные позывы закончились выпрямился, обтер рот.

– Киса, тебе-бы врачу показаться, сотряс – не шутки. – сказал Сега Гаранин. Кисой меня прозвали ещё на первом курсе. Не знаю почему, возможно из-за созвучия с фамилией Мисин, но прилипло намертво. И даже спустя десятилетия, изредка встречая парней я слышал это прозвище.

Я обвёл всех взглядом. Повторять то, что уже было, казалось, с высоты моих лет глупостью. К тому-же я ещё не понимал до конца, что происходит, может сон такой реалистичный. А может я в больняке под препаратами. В любом случае надо попробовать оттянуться. Тем более это последний раз в моей жизни, когда мы собрались вот так, все вместе. Сон-так сон, зато потом не будет обидно за упущенную возможность почувствовать себя молодым.

– А знаете, что, парни. Чёт передумал я уходить. Пошли в буфет, пока там всё не сожрали и не выпили.

– Вот что тополь, животворящий делает! – Сквозняк протянул мне руку, помогая встать, – Там уже девки плачут, что Киса свалил. Пошли.

Глава 2

Парни помогли мне отряхнуть костюм, и мы пошли обратно в клуб. Охлопал свои карманы. В правом кармане пиджака оказался только-что полученный диплом техника-электрика с вкладышем оценок. В левом кармане неожиданно обнаружил полпачки сигарет «Космос» и спички. «А, ну да, я-ж курил с первого курса. Или сейчас курю? Так я-же бросил. В сорок пять лет, когда дочка родилась. Блин, сложно всё.В любом случае, опять курить не собираюсь. Психологическую зависимость я преодолел, а с физической уж как-нибудь справлюсь». Во внутреннем кармане пиджака нашлась купюра в пять рублей. Удивительно маленькая, по сравнению с теми, к которым я привык. Отсутствие смартфона стало обескураживающим открытием. Ладно, пока не надо, а там посмотрим. Может ненадолго.

Из вестибюля уже слышались Битлы и гомон толпы. И даже девичьи голоса. Автомех – не чисто мужское заведение, но девчонок там учится процента два, и до выпуска, обычно, доживают считанные единицы. Народу, в процессе обучения, отсеивалось процентов пятьдесят – шестьдесят. В нашей группе от первоначального состава в тридцать два человека, до выпуска дожило тринадцать, плюс добавились двое, отгулявшие академ (считай, из армии). Но девчонки на вечеринку пришли. Видимо, из ПТУ №31, в народе называемого триперягой. Территориально оно находилось буквально метрах в ста от нашего технаря. Там гендерный состав отличался от автомеха с точностью до наоборот.В нем учили на парикмахеров, гостиничный персонал, всяких художников – оформителей и часовщиков. Соответственно и учились там в основном девушки. А так как заведение было не очень престижным, то училось много девчонок с области.

Администрации обоих учебных заведений пробовали объединять торжественные мероприятия, чтобы на танцах на каждого мальчика нашлась девочка. Но девочки взяли моду приходить на выдачу дипломов со своими оленями. Соответственно, случались инциденты. В итоге, администрации пришли к Соломонову решению. В триперяге объявляли, когда и где у автомеха выдача дипломов, и все свободные и имеющие желание девочки могли посетить мероприятие.

Дискотека шла своим чередом. Битлов сменяли Абба и Крис Норман, с редкими вкраплениями отечественной эстрады и уходящими, но ещё не умершими твистами и рок-н-ролом. В буфете продавали пирожки, бутерброды, морсы и даже шампанское на разлив. Буфет был обустроен здесь-же, в вестибюле, просто столами отгородили закуток, у стены поставили несколько стульев, дабы уставшие от танцев смогли отдохнуть.

Запыхавшись после очередного твиста, я подошёл к буфету и взяв стакан морса, уселся на ближайший стул, отхлебнул из стакана. Через несколько секунд через два стула от меня плюхнулась раскрасневшаяся девчонка и стала обмахиваться руками. Красивой не назовёшь, но вполне симпатичная. Рыжеватые, чуть вьющиеся волосы до середины лопаток забраны в простой хвост. Одета в светло зелёное платье в мелкую клетку. Юбка солнце-клёш на полторы ладони выше колен. На груди завлекательный вырез. Грудь примерно двоечка.

– Испей со мной из моего кубка, боярыня – я протянул ей стакан. Она посмотрела на меня, улыбнулась. На щёчках появились ямочки.

– Давай – она взяла стакан и отпила примерно треть. Пока пила, я разглядывал её. Мне всегда нравились рыженькие девчонки. Они мне казались какими-то нестандартными, каждая со своей особенностью, изюминкой. И мне нравилось находить эти особенности. И после того, как я их находил, девушка не переставала быть для меня интересной, наоборот, нравилась ещё больше.

– Спасибо. Я – Лена, можно – Ленка. Мне понравилось, как ты сегодня пел.

Я пел? А, ну да, после торжественной части состоялся импровизированный концерт. Каждый мог выйти на сцену и сказать несколько слов, стих прочитать, или спеть под гитару. У нас половина потока гитарой баловались, и в концерте поучаствовали. Вот и мы с Гошей вышли. И в две гитары слабали «Мой друг, художник и поэт», «Слепую судьбу» и «Вальс – бостон». Гоша играл на две головы лучше меня. Я владел гитарой лишь на хорошем дворовом уровне. Зато вокальная партия была моя. Ещё-бы, пять лет занимался в музыкалке профессионально. Вокал, сольфеджио, аккордеон… как-же я всё это ненавидел.

– Спасибо за комплимент. Я старался.

Мы поболтали ещё немного, а потом пошли на медляк. Я обнял Ленку за талию и почувствовал упругое и гибкое, налитое тело. Явно какой-то спорт. Ростом она была с меня, но у неё ещё каблук сантиметра три – четыре.

– Чем занимаешься?.. Какой спорт? – уточнил я, когда она вопросительно посмотрела на меня после первого вопроса.

– Никакой. Просто поддерживаю форму. Бегаю, отжимаюсь. Ещё танцевать люблю, особенно твисты и рок-н-рол.

– О! В этом мы с тобой похожи. Тоже люблю тряхнуть стариной.

– Не оторвется?.. Старина твоя, если сильно потрясёшь?

– Насмешила, ага… За своей стариной следи.

– Проводишь меня сегодня?

– Запросто.

В таком трёпе ни о чём танец и прошёл. Я глянул на часы на стене. Без восьми девять. Скоро будут закругляться. Начнутся просьбы о последнем танце, потом о последнем медляке, вобщем ничего интересного уже не будет.

– Может пойдём уже? – спросил я Ленку.

– Пошли – она тоже взглянула на часы, и видимо подумала о том-же самом.

Мы направились к выходу, я только успокаивающе махнул Сквозняку, обнимавшему уже третью за вечер девушку, и обеспокоенно посмотревшему на меня.

Глава 3

Выйдя из клуба Ленка, сразу ухватилась за мой локоть, прижалась к левому боку и ткнулась грудью мне в плечо. На улице начинались сумерки.

– Я недалеко живу. Минут пять идти.

Я согнул руку в локте.

– Показывайте дорогу, барышня. Я весь в вашем распоряжении.

Идти было и впрямь недалеко. Ленка всю дорогу болтала. Из её болтовни я узнал, что она приехала учиться из одного из областных городов, что она с двумя подружками снимает однокомнатную квартиру у её тетки, которая переехала жить к своему хахалю. Что в её городишке ловить совсем нечего, а она мечтает стать директором гостиницы и поэтому поступила в ПТУ 31. Что подружки у неё в родном городе такие скромницы, а здесь ведут себя как шлюхи, бросаются на каждого мужика. Что саму Ленку в её городке считают распутницей, уводящей мужей из семей, хотя сама она ничего подобного даже не мыслила, и ни замуж, ни детей заводить в ближайшие лет пять-семь не собирается. Да и кого там уводить – алкаши одни.

Я слушал Ленкин трёп, а сам глазел по сторонам. По центральным улицам мы, конечно, не шли, но в современном мире любые улицы областного центра полны машин, движение не прекращается даже ночью. А дворы заставлены автомобилями. Здесь-же на улицах было пустынно, а во дворах ютилось по одному – двум автомобилям отечественных марок, к тому-же древних.

«Если даже это сон, то он уж больно детальный. Во сне второй план обычно размывается и деталей не видно, либо их сам придумываешь. А здесь… Хотя, кто знает, как влияют на сон препараты.»

Внезапно мы остановились у одного из подъездов стандартной пятиэтажки.

– Ну вот мы и пришли. Зайдёшь?

Это «Зайдешь?» было сказано тоном, не оставляющим сомнений в истинной цели приглашения. «Ну а чё терять-то? Сон или не сон со мной сейчас происходит, но глупо отказываться от недвусмысленного предложения потискать симпатичную девушку».

– А как-же подружки – шлюшки? – спросил я.

– Да они ещё вчера уехали домой на выходные. В понедельник приедут, им сессию сдавать. А я завтра утром ехать собираюсь. У меня за сессию всё автоматом проставили. Так что не бойся за свою добродетель, никто на тебе не повиснет.

Она пошла к подъезду, я двинулся за ней. Вот же времена. Никаких железных дверей, никаких кодовых замков и магнитных ключей. Даже квартирные двери в основном деревянные, некоторые обиты кожей молодого дермантина. Мы поднялись на третий этаж, Ленка открыла дверь и вошла. Я вошёл за ней, закрыл дверь и щёлкнул замком. Мне показалось, что Ленка при этом чуть вздрогнула. Она возилась с застёжками своих туфель. Я быстро скинул свои ботинки, Ленка как раз справилась со своей обувью и выпрямилась. Я подошёл к ней сзади, обнял за талию и поцеловал в шею. Она мелко задрожала, положила свои руки на мои. Я почувствовал, что кожа её предплечий покрылась мурашками. Тогда правую руку я перенёс ей на живот, а левую передвинул на грудь. «Да, не ошибся, твердая двоечка». Твёрдая во всех смыслах. Грудь радовала своей упругостью, а твёрдость соска я ощутил даже через бронированный лифчик отечественного производства.

– М-м-м.. – от поцелуя в мочку уха Ленка застонала и задрожала ещё сильнее. Потом резко развернулась и обхватив мою шею руками стала целовать меня в губы, тесно прижимаясь всем телом. Я тоже прижал её к себе одной рукой, вторую опустил вниз, на попку. Она оторвалась от меня, шепнула «Не вздумай кончить в меня! Пошли!» и ухватив за руку потащила в комнату.

В комнате стоял простой двустворчатый шифоньер и три панцирных кровати, одна отдельно и две сдвинутые вместе. Вот к ним она меня и тащила. Остановилась возле кроватей повернувшись ко мне, и мы снова стали целоваться. «Даже если это сон – то это самый крутой сон в моей жизни», подумал я, стягивая с Ленки платье. Она возилась с моим ремнём и брюками. Пиджак я скинул ещё в прихожей.

Целуясь, мы постепенно избавляли друг друга от одежды и переходили в горизонтальную плоскость. Сунул руку в трусики, там – теплое болото. Сдёрнул их с неё, долго не мог совладать с застёжкой лифчика, в итоге просто дёрнув сломал её.

– Ничего, что сломал? – шёпотом спросил я у Ленки.

– Да плевать, войди уже, год никого не было… – это было сказано таким голосом, что встал-бы даже у трупа. Я быстро сбросил свои семейники и опираясь на руки вошёл в неё.

– А-ах…– вырвалось у Ленки. Она запрокинула голову и прикрыв глаза на мгновение замерла. Затем, схватив меня за плечи начала активно двигать попкой вверх-вниз, подстраиваясь под мои движения. Но надолго её не хватило. Буквально через пару десятков взмахов она вдруг сильно вцепилась мне в шею и спину, прижимая к себе и я почувствовал конвульсивные сокращения мышц влагалища, кольцами охватывающие мой член внутри неё. Ленка кончала. Это длилось секунды четыре– пять. Потом она расслабилась и выпустила меня из своей хватки.

«Ну нет, не так скоро, я ведь ещё не кончил, даже можно сказать, не начинал» – подумал я. Выпрямился, вставая на колени и раздвигая их как можно шире, правую Ленкину ногу положил себе на плечо, а левую отвел в сторону. Это была моя любимая поза, именно в ней я получал максимум ощущений и эмоций. Ленка лежала передо мной распахнутая как врата удовольствий, и я вошёл в эти врата.

Для неё эта поза, видимо, была незнакома, она смотрела на меня с интересом, а когда я вошел, как-то преисполнилась энтузиазма, и начала мне активно помогать. Вскоре она стала постанывать, закрыв глаза. До груди мне было не дотянуться. Но вот нижняя часть Ленки была буквально под руками. Я провел рукой по Ленкиному бедру, положил ладонь на лобок, а большим пальцем нашёл клитор, и стал стимулировать. На лобке у Ленки были такие-же рыжеватые волосы, но не большой разросшийся куст. Она, по всей видимости, как-то интуитивно следила за эстетикой своей интимной зоны и подстригала, и подбривала лишнюю растительность. Ленка засопела и задвигалась активнее, подстёгивая тем самым и меня. Вскоре я увидел знакомые мурашки на коже рук, Ленка подходила ко второму оргазму. Тогда я сжал волосы лобка Ленки в кулак и стал имитировать движения, как будто натягиваю её на свой член за волосы. Ленка распахнула глазищи. В них дикая смесь изумления, боли, восторга и похоти. Она схватила себя за грудь обеими ладонями и сжала пальцами соски. Я почувствовал знакомые кольцевые сокращения мышц влагалища. Но и мне была пора разряжаться. Я выдернул член из Ленки и выстрелил ей на живот. Она как будто только этого ждала. Схватила мой член одной рукой и стала буквально выдаивать меня. Второй рукой она размазывала то, что из меня вытекло по своему животу и груди. Наконец наш совместный оргазм закончился, и я упал рядом с ней на кровать, тяжело дышащий и вспотевший, но довольный. «Ну вот, теперь не обидно будет, если даже и сон» – подумал я, хотя знал, что согласно толкованиям сновидений, трахаться во сне – значит прое%ать что-то в реальности. «Ну и ладно, что мне уже терять в мои-то почти семьдесят?».

Ленка смотрела на меня с удивлением.

– Я думала, ты – мальчик без особого опыта и придётся тебя учить. А оказалось – мальчик сам меня научил кое-чему. Много практики?

– Вы грубо льстите мне, барышня. Я парень скромный, почти не целованный.

– Ну-да, ниже пояса.

– Экие непотребства вы здесь глаголете, сударыня. У меня уши полыхают.

– У меня знаешь, что полыхает? И-то молчу.

Так мы перебрасывались шуточками и остротами, отдыхая от эмоциональной встряски. Ленка лежала на животе, оперившись на локти, и напоминала кошку. Я протянул руку и погладил её по спине между лопаток.

– М-р-р.. – промурлыкала она и придвинулась ко мне. А у меня возникло ещё одно желание.

Когда я впервые услышал о женской эякуляции, я потратил довольно много времени для выяснения вопроса. Было начало девяностых, мне было уже за двадцать пять. Интернета ещё не было, но индустрия порно уже снабжала страну кассетами VHS с фильмами для взрослых. Я заморочился на поиски профильной литературы, консультации у знакомых врачей, и выяснил, что никто толком ничего не знает. Даже между врачами, за бутылкой «чая» возникали споры относительно явления. Вынес я из этого только одно – можно заставить женщину потерять контроль над телом на столько, что она кончит струёй. С тех пор это стало целью всех моих интимных встреч. Получалось не всегда, в среднем – с одной женщиной из трёх. Но именно на таких встречах я максимально расслаблялся эмоционально и сбрасывал стресс от работы. Работа у меня была нервная.

– Ты сейчас, пожалуйста, не мешай мне, ладно? – сказал я Ленке.

В СССР образца 1983 года никто не то, что не слышал слова «куннилингус», никто даже не подозревал, что так – можно. Я перевернул Ленку на спину и начал целовать её грудь, уделил внимание вновь затвердевшим соскам. Постепенно стал спускаться ниже. Когда я достиг лобка, Ленка как-то занервничала, а когда я развёл её ноги в стороны и коснулся губами её нижних губ, задергалась и попыталась от меня отстраниться.

– Лен, не мешай, пожалуйста, я же просил. Лучше помогай.

– Как помогать?

Я взял её руки и положил себе на голову – Руководи и направляй, как партия. И получай удовольствие.

Ленка довольно быстро поняла смысл игры, движения сделались уверенными, плавными, иногда требовательными, она активно помогала тазом и постанывала. Я ввёл в неё два пальца, не глубоко, на две фаланги, и стал стимулировать переднюю стенку влагалища. Через некоторое время движения Ленки участились, дыхание сделалось прерывистым. Она постанывала всё громче и на всё более высокой ноте. Вдруг она сильно сжала мою голову бёдрами и сверху придавила руками, вдавливая меня лицом в свой пах, живот её стал конвульсивно сокращаться, и я почувствовал на лице несколько коротких тугих струй. Не совсем то, чего я хотел, но «Ха, получилось, я – гигант секса, все девки – мои!»

Ленка подержала мою голову пока не закончился её оргазм, затем выпустила из своих тисков и как-то виновато посмотрела на меня. Я-же перевернул её на живот, поставил в коленно-локтевую, и просто отодрал сзади, без особых затей, по рабоче-крестьянски. Кончил ей на попку и лёг рядом. Ленка лежала на животе отвернувшись от меня и молчала, лишь как-то виновато сопела.

«А она ведь и правда переживает» – подумал я. Протянув руку погладил её по спине. Она как-то напряглась и замерла, затем робко повернулась в мою сторону.

– Прости, я не хотела. Сама не знаю, как вышло. Я просто не могла остановиться… – я строго смотрел на неё, внутри разрастался смех, который мне всё трудней было сдерживать. Она, глядя на меня, что-то заподозрила. Я уже не мог сдерживать лыбу и засмеялся.

– Видела-бы ты своё лицо…

– Ты что, не обижаешься? – удивилась она.

– На что?

– Ну… Я-же… Это…Тебя…Ну, описила…

– Лен, я именно этого и добивался. Чтобы ты потеряла контроль над телом. Это очень поднимает мне самооценку.

Она смотрела на меня, сначала удивлённо, потом в глазах её стало нарастать возмущение.

– Ах ты… – она стала стучать в меня кулачками – гад такой! Самооценка у него! Я тут переживаю, а он собою гордится!

– Ну всё, всё! – я защищался от сыпавшихся на меня куда попало шлепков, потом сграбастал её и прижал к себе – Это мне извиняться надо. Старый развратник. Развратил девчонку – я перевернулся на спину заваливая Ленку на себя. Она упёрлась мне в грудь своими локтями, смотрела на меня каким-то неопределённым взглядом.

– Ну и как мне после этого к тебе относиться? – спросила она, – должна вроде-бы ненавидеть – не получается. Любить?.. Дружить?.. Не знаю…

– Просто не заморачивайся. Это был лишь секс-эпизод из твоей жизни. Проще относись. Без сильных эмоций.

– Уже не могу. По крайней мере, до того момента, пока не испытаю что-то, что перекроет по накалу сегодняшнее событие.

– Всё равно, постарайся эмоционально не привязываться. Ты-же семью ближайшее время не планируешь, вот и я не планирую. Поэтому, было – и ладно. Хороший опыт. Ты в душ идёшь?

– Иду. И, что-то проголодалась я.

– О, я тоже зверский аппетит чувствую. Может бутерброды есть какие-нибудь?

– После душа гляну – она гибко поднялась с меня и, виляя попкой пошла к выходу из комнаты. В дверях обернулась, окинула меня взглядом, неопределённо хмыкнула и скрылась. Я услышал, как открылась дверь в санузел.

– Лен, постой – крикнул я, вскакивая с кровати. Надо в туалет сходить, иначе обоссусь, пока она моется. Метнулся к санузлу, открыл дверь и застал её сидящей на унитазе.

– Ну вот после этого ты просто обязан, как приличный человек, на мне жениться. А ты мне даже имени своего ещё не сказал.

Глава 4

В санузле шумел душ, а я валялся на простынях, скинув на пол покрывало. Мы с Ленкой не озаботились расстиланием постели. Не до того было. Мыслями вернулся всё к тому-же вопросу – что со мной происходит? Я люблю фантастику, а про попадание в прошлое, кажется, писали все мировые авторы – фантасты. Чего уж говорить о современных графоманских сайтах. Вернее, не современных, а тех, которые в будущем. Блин, сложно всё. Но относился я к такой литературе именно как к фантастической, никогда не думал, что такое может случиться наяву. Хотя-бы из-за отсутствия причинно-следственной связи. Поэтому и воспринимал всё как сон, который, честно говоря, что-то затянулся. А может я и впрямь под препаратами. Или в коме. Кто-бы подсказал.

Я услышал, как открылась дверь санузла. Так и не придя ни к какому выводу я отправился в душ. Ленка уже шуршала по кухне, одетая в короткий халатик, который возбуждал воображение.

В санузле, наконец, посмотрел на себя в зеркало. Ну, да. Физиономия меня восемнадцатилетнего. Патлы до лопаток. Надо с ними что-нибудь сделать. Отвык я от длинных волос, остриг их ещё в двадцать лет, причём налысо. Вот и сейчас надо так-же. Тело худое, даже можно сказать, костлявое. Рёбра выпирают. Ни о каком рельефе мышц речи не идёт, хотя занимаюсь в двух спортивных секциях. Но в обеих секциях упор делают на выносливость, скорость, прыгучесть и прочее, что росту мышц не способствует. «Если это не сон, то надо постараться сохранить тело в таком вот состоянии как можно дольше», подумал я.

Выйдя из душа, не отягощённый никакой одеждой, я заявился на кухню. На столе уже стояли тарелки с яичницей, несколько бутербродов с маслом лежали на ещё одной тарелке посередине стола. Также наготове стояли две кружки с чаем. Ленка окинула меня взглядом, задержавшись на некоторых деталях экстерьера.

– Хм. И ничего особенного. Прикрылись – бы чем-нибудь, молодой человек.

– Что естественно – не безобразно. И вообще, в здоровом теле – здоровый ху… дух, я хотел сказать – я уселся на табуретку. – Лен, здесь телефон есть? Домой-бы позвонить. Волнуются, наверное.

– Нет в квартире телефона. На углу дома есть телефон-автомат. Сутра, вроде целый был. И трубка не оторванная.

– Сейчас поем и позвоню схожу. Ты-же меня ещё не выгоняешь? А-то мне сейчас и добираться нечем.

– Ладно, пользуйся моей добротой, охальник.

– Лен, и там я покрывало с кровати снял, оно мокрое. Надо-бы постирать.

– Да я видела – она чуть покраснела, – ты уйдёшь звонить, я замочу, утром постираю и сушиться вывешу.

– Да ладно, не красней, подумаешь, чуть-чуть пи-пи.

– Вот-же засранец! – она замахнулась на меня полотенцем и покраснела ещё гуще.

После перекуса я быстро оделся, и уточнив у Ленки, где конкретно находятся телефоны, отправился звонить. Телефоны я нашёл быстро, но тут вспомнил, что для звонка нужно две копейки. Тряхнул пиджак – где-то звенела мелочь. Выгреб из кармана небольшую кучку монет, двушки среди них не было. Зато была десятикопеечная монетка, на неё тоже можно было позвонить, по размеру она с двушкой совпадала. Она была одна. «Ладно, позвонить хватит», ссыпал все остальные монеты обратно в карман. Сунул монету в монетоприёмник, снял трубку и набрал номер. Странно, этот номер я помнил всегда, даже когда о домашних стационарных телефонах уже давно забыли. В трубке раздались длинные гудки. «Вроде ещё не очень поздно, спать не должны» – подумал я. После четвёртого гудка трубку сняли.

– Алло – услышал я мамин голос. К горлу подкатил ком, мешая говорить. Мама… Мамочка… Ты ещё жива. Да что там, они-же все ещё живы и даже молоды. Чуть за сорок – это не возраст. А бабушке даже семидесяти нет ещё.

– Алло! Вас не слышно! – говорил мамин голос в трубке. А я всё никак не мог проглотить этот чёртов комок, застрявший в горле.

Вдруг из-за угла показалась троица нетрезвых типов. Они держались на ногах, но было видно, что с координацией у них всё не очень. И ещё было видно, что им очень хочется приключений.

– Опа! А кто это здесь в наш телефон звонит?! Кто разрешил?! Э! Ты, разрешение есть?!

– Алло! Слава, это ты? – сказала трубка маминым голосом. Ком в горле вырос в размерах и стал колючим, мешая дышать. Типы остановились поодаль и закурили, видимо решив, что пусть поговорит, никуда он не денется.

– Алло! Вас не слышно! Слава, это ты?.. Вас не слышно, перезвоните – трубка запикала короткими гудками. Я тоже повесил трубку и опёрся руками о колени, а задницей о стену. Ком в горле начал распадаться на фрагменты, появилась возможность дышать.

– Ну всё? Напи%делся? Подошёл сюда!

Я поднял голову. Трое. Построение классическое: в середине главный, торпеда, справа от него, ну, для меня – слева, основной помощник, правая рука, так сказать. Слева, для меня – справа – просто подпевала, смелый только если жертва не сопротивляется. Все правши. Значит, удара следует опасаться от левого, когда центрового вырублю. Ну ему и удобней правой рукой.

– Парни, двушка есть? Позвонить очень нужно.

– Чего-о?! Да ты ох%ел! Гусиски у нас стрелять будешь?! Сюда подбежал!

– Ну, вы сами просили… – я оттолкнулся от стены и быстро пошёл к ним, подстраивая шаг так, чтоб выйти на дистанцию удара в правосторонней стойке.

Войдя на дистанцию удара, я сразу, без лишних дерибасов пробил центровому носком левого ботинка по надкостнице передней ноги и следом, пригнувшись, в солнышко. Тут-же шагнул влево и, пропуская кулак левого над собой, и уходя влево пробил ему в гостеприимно открывшуюся печень. Выпрямился, вставая слева от них и выстраивая их перед собой в одну линию, чтоб мешали друг-другу при нападении. Полсекунды на оценку ситуации, и сильным толчком ноги пихаю ближнего ко мне в тазобедренный сгиб, на остальных, чтобы повалить их как кегли. Как здорово быть молодым! Чувствую себя в боевом азарте и готов продолжать эти танцы. Однако танцы заканчиваются. Так скоро, даже обидно немного.

В тот момент, когда я толкнул ближнего ногой, центровой решил присесть, ему тоже прилетело в солнышко хорошо. Поэтому правый просто перевалился через него и своей ногой съездил дальнему по хохотальнику. Не сильно, скорее вскользь. Но это деморализовало его ещё сильнее, чем осознание того, что в какие-то две-три секунды они из боевого клина перешли в состояние терпил.

– Две копейки – Я смотрел на него в упор и подходил. В нём боролись страх и остатки гордости. – Две копейки! Ну! – и он сломался. Зашарил по карманам, зазвенела мелочь. Я контролировал основную ударную силу, шевелящуюся на земле в попытках встать. Краем глаза фиксировал и его – вдруг в себя поверит.

– Вот – он протянул мне двушку.

– Всё, забирай этих и валите – я пошёл обратно к телефон-автомату.

– Ну, козёл, мы тебя запомнили, понял!? Лучше нам не попадайся! – но я уже набирал номер, встав так, чтобы контролировать эту троицу. Трубку сняли с третьего гудка.

– Слава, это ты? – опять мама, – Ты где? Домой когда придёшь?

– Мам, да, это я – в этот раз мне удалось справиться с эмоциями и комком в горле – Я сегодня не приду, не ждите. Я к парням в гости пойду, меня пригласили. Завтра приеду. Не беспокойтесь.

– До этого, минут пять назад ты звонил?

– Да, мам, я. Со связью были какие-то неполадки. Я – алё-алё, а ты не слышишь.

– Я в трубке какие-то крики слышала. Как будто хулиганы какие-то кричали.

– Да, мам, я тоже слышал. Говорю-же, со связью что-то. А у меня всего одна монетка была. Хорошо, хоть парни мимо проходили, монетку дали. А-то бы не знаю, что и делать.

– Смотри, осторожней там, не ввязывайся ни во что.

– Да-ну, мам, кому я нужен-то.

– Мне нужен. Да хоть вот Кате твоей. Чего к ней сегодня не пошёл?

– Да мам, с парнями, может, в последний раз видимся, сейчас все по армиям разбегутся, а два года – это долго. Кто знает, удастся ещё вот так встретиться или нет. А Катьке – не знаю, нужен я или нет. Подозреваю, что скорее – нет.

– Поссорились?

– Нет, мам, когда-бы я успел? Просто, общее направление отношений, похоже, катится не в ту сторону.

– Да ладно, помиритесь ещё.

– Может и помиримся. Ладно, мам, мне пора, вон ребята машут уже.

– Ну, беги, будь осторожен.

– Пока, мам, – и, не удержавшись, добавил – люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю – в голосе подозрение и сомнение, – у тебя всё в порядке?

«Ля, вот-же дурак! Она теперь волноваться будет. Это-же МАМА!» – Да, всё хорошо.

Мамы носят нас внутри себя девять месяцев. В это время с их телами происходят всякие метаморфозы, не всегда хорошие. Потом они нас рожают. В муках, по-библейски. Бывает, что по несколько часов. Потом они нас кормят соками своего тела, таскают нас на руках, укачивают, играют с нами, болтают с нами, рассказывают нам сказки. Мамы знают нас гораздо дольше, чем мы знаем себя, и знают гораздо больше о нас, чем мы знаем о себе. Они нас насквозь видят. Буквально. И если кому-то кажется, что он обманул свою маму – не обольщайтесь, это ваша мама позволила вам думать, что вы её обманули.

С отцами всё по-другому. Отцы считают, что главная их задача – притащить свежеубитого мамонта в пещеру, бросить его на пороге и, издав победный рык, завалиться на диван с пультом от телевизора. А мама идёт к туше мамонта, сдирает с него кожу, срезает мясо, крутит фарш, делает котлеты, варит борщ и прочее. При этом не важно, устала она или нет, работала она или отдыхала весь день.

– Ты выпил что-ли?

– Ну чуть-чуть шампанского с ребятами. По бокальчику. – шампанское мы и правда пили. Я – из чисто спортивного интереса. Сравнить вкус советского шампанского из СССР со вкусом шампанского, который я помнил. Никакой разницы, скажу я вам.

– Ладно, иди, веселись. Сильно не наклюкайся.

– Пока – я повесил трубку.

Боже, как я скучал по ней! Вот так-бы говорил и говорил. Мама умерла, когда мне было тридцать восемь. А я даже не знал и на похороны не приехал. А узнал в новогоднюю ночь, когда позвонил поздравить, от брата с сестрой. И позже, когда приезжал в родной город, всеми силами избегал ходить на кладбище. Так сохранялась иллюзия, что она ещё жива, просто мы не видимся, потому что мне некогда.

Я вернулся к Ленке.

– Чёт долго ты.

– Да, понимаешь, девушку встретил на улице. Симпатичную и одинокую. Пока до дома проводил, пока до квартиры, пока до кровати, так время и пролетело.

– Да вы – ходок, молодой человек. Ко мне только со справкой из вендиспансера теперь.

– Да ладно, я же осторожно. Всего на полшишки.

– Ладно. Что-то вымотал ты меня сегодня. Может спать пошли?

– Пойдём. Давненько я тебя голую не видел.

– Нет, Слав, просто спать. Завтра вставать рано. Надо покрывало постирать, вещи собрать, на поезд успеть.

– Всё-всё, обещаю не трогать. Но хоть смотреть-то можно?

Ленка уснула, кажется, ещё не коснувшись головой подушки. Лежала рядом со мной голая и сопела в две дырки. А я смотрел на неё и всё перебирал прошедший день с момента, как очнулся возле дерева. Пытался понять, что-же это – сон, похожий на явь? Или сном была вся предыдущая жизнь. А как-же моя жена, мои дети. Я ведь их люблю. Получается, их ещё нет? А как-же нет, когда я их знаю, помню. Помню с момента их рождения, помню все глупости, которые они совершили, все несчастья, которые они нам с женой принесли. Женился я когда мне было уже тридцать пять, и жена была на пятнадцать лет моложе меня. Вот такая вот причуда жизни. Она родила мне троих замечательных детей. И теперь вот, получается, всего этого не было?

Так и не придя ни к какому выводу, я повернулся к Ленке лицом и, закрывая глаза, подумал: «Если завтра проснусь с ломотой в пояснице – значит всё сон».

Глава 5

Первое, что я почувствовал проснувшись, была ломота в пояснице. «Ну вот и сказочке конец. Эх, жаль. Но всё равно, оттянулся, пусть даже во сне. Девчонку интересную повалял, молодым себя почувствовал. Будет что на свалке вспомнить, как говаривал один киногерой. Хорошо, но мало». Открыл глаза и взглядом упёрся в Ленкино спящее лицо. «Не понял». Я аккуратно, не шевелясь, попытался оглядеться. Ну, да, Ленкина квартира, какой я её запомнил. Никаких стоек для капельницы, никакого больничного интерьера. «Так чего-же спину ломит? А, ну-да, длительная нетипичная нагрузка. Мы с Ленкой вчера не меньше часа активно пёхались. Ну, что решаем? Получается, что это – самая настоящая, неподдельная явь, ни о каком сне речи не идёт. Или идёт? Короче, чтобы не терзаться, буду относиться к тому, что происходит, как к настоящей жизни. По крайней мере до тех пор, пока кто-то или что-то не докажет мне обратное».

Придя к такому решению, стал аккуратно переворачиваться, стараясь, не разбудить при этом Ленку. О, а вот и вторая причина моего пробуждения – железобетонный стояк, ранее замаскированный болью в пояснице. Ленка почувствовала моё шевеление и открыла глаза. Увидев меня улыбнулась.

–Привет, охальник. Что ты вчера со мной сделал, что я спала как в детстве – крепко и сладко – она зевнула и потянулась, – А я смотрю, ты снова рад меня видеть – сказала она, косясь на мой стояк.

– Это – утро, Лен. По утрам все мужики так радуются, не важно чему. Даже кирпичу или гвоздю. Хотя, то, что я сейчас вижу радует взгляд гораздо сильнее, чем кирпич. Я в туалет.

– Смотри, на потолок не наделай.

– Я на руки встану специально.

Да, ссать с утренней эрекцией – то ещё испытание. Однако справился. Просто поссал, стоя в ванне, а затем смыл все следы. На выходе встретил голую Ленку, которая сменила меня в санузле. Войдя в комнату заозирался в поисках смартфона. Я и переворачиваться стал, когда проснулся, чтобы время посмотреть на экране. Потом до меня дошло, где я и кто я. Вот-же привычка – вторая натура. Как без мобильника неудобно. Даже время посмотреть негде.

– Лен, где у тебя часы – спросил я у вошедшей в комнату Ленки.

– Да вон будильник на комоде.

– Что, только без пятнадцати шесть?

– Ну-да. И мы ещё кое-что успеем – сказала Ленка подходя ко мне и оттесняя меня к кровати.

После секса, в котором Ленка обкатала позу наездницы, мы сидели на кухне и пили пустой чай. Весь хлеб и яйца мы сожрали ещё вчера, потому сейчас довольствовались лишь сладким, но пустым чаем.

– Во сколько у тебя поезд? – спросил я.

– В девять – сорок.

– Я провожу, хорошо?

– Попробовал-бы не проводить.

– Угрозы?

– А ты как думал.

– Лен, а почему у нас так всё вчера легко вышло?.. Не притворяйся, что не поняла вопроса.

– Ну, во-первых – ты мне понравился, когда пел. И я загадала себе, что если удастся с тобой познакомиться, то у нас обязательно будет… Во-вторых, как я уже говорила, у меня год никого не было. Ну и в-третьих – квартира свободная, ну не пропадать же вечеру.

– А ты давно уже… Ну, не девочка?

– С шестнадцати лет. Как раз в день рождения и произошло первый раз. С парнем на год старше.

– И что? Так сразу понравилось?

– Да-нет. Первый опыт был так-себе. У него, наверное, когда-то что-то было до меня. А я толком и понять ничего не успела. Потом только и думала, как-бы не забеременеть. Слава богу, месячные вовремя пришли, через три дня.

– И всё? Это весь твой опыт?

– Нет, конечно. Потом долго боялась этого. Он, видимо, дружкам разболтал про нас, ко мне начали подкатывать парни. Город маленький, слухи расходятся быстро. Я никого не подпускала. А потом к нам из областного центра приехали строители школу новую строить. По каким-то новым технологиям. Там прораб был. Красивый, высокий, непьющий, с большими красивыми мускулами. Мне он тогда казался взрослым умудрённым человеком, хотя ему было-то всего двадцать девять. Вот с ним я и получила основной опыт. Он не чужд был экспериментам, и мне казалось, что он такой передовой и прогрессивный в этом плане. С ним я и распробовала всю прелесть интима. А потом он уехал. Я знала, что он женат, он этого не скрывал. Да и я замуж не собиралась.

Вот после него я и решила, что теперь если и буду с кем-то спать, то только со взрослыми мужиками, которые позаботятся о том, чтобы я и кончила, и не забеременела. Но всё оказалось не так однозначно. Следующий взрослый хоть и выглядел вроде солидно, но оказался скорострелом. Ладно, хоть не в меня.

Потом про меня слухи пошли. Какие-то доброхоты родителям рассказали. Скандал вышел грандиозный. Нет, ты не думай, родители у меня хорошие, умные. Просто среда вынуждает реагировать определённым образом. Как говорится, жить в обществе и быть свободным от общества нельзя.

Вобщем, пришлось забрать документы после девятого класса, и я уехала учиться. С ещё двумя подружками. Приезжаю к родителям только на каникулы. Парни всё так же пытаются подкатить. Но они стесняются. А для преодоления стеснения принимают на грудь. А поскольку меры они не знают, то подкатывают, будучи уже в хлам. А в хлам у них и не встаёт даже. Дебилы.

Глава 6

Ленку я проводил до поезда. Постояли, поболтали, я дал ей номер домашнего телефона. Сказал, чтоб звонила, если соскучится. Поезд ушёл, а я пошёл на остановку, надо ехать домой. Маму увижу, сегодня воскресенье, она должна быть дома. Блин, по воскресеньям у меня ведь было ОФП. А по случаю наступления лета, тренировки проходили на лоне природы. Да, точно, ко мне вдруг вернулась старая память. Сегодня, сбор на трамвайном кольце на нашей окраине города, в два часа дня. Нормально, успеваю. Бросать занятия спортом я не собирался, по крайней мере пока. С баскетболом всё понятно, я больше не учащийся техникума, а вот ОФП бросать не стоит. Всё, пора ехать домой. А вот и автобус.

Войдя в нашу квартиру, я чуть слюной не захлебнулся. Мама и бабушка как обычно по воскресеньям что-то стряпали на кухне. Отец сидел в кресле возле журнального столика и читал газету. Вид у него был хмурый. «С похмелья, как обычно», подумал я.

– Привет пап, как дела? – он хмуро взглянул на меня поверх газеты, ничего не сказав уткнулся обратно. Да, как этот его алкоголизм побороть – даже не знаю. И мама давно рукой махнула. Не интересуется он ничем, ничем не увлекается. Да и чем можно было увлекаться, живя в совке взрослому мужику за сороковник, да ещё и инвалиду. В двухтысячных годах совок принято было почему-то хвалить. Причём хвалили его те, кто понятия не имел о том периоде времени, и составил своё мнение из каких-то благостных интернет-рассказов. А государство нимало не заботилось о том, чем гражданам заниматься в свободное время. Водка в магазинах есть – всё в порядке. Заодно и деньги в бюджет.

Я прошёл на кухню. Мама… Бабушка… К горлу начал снова подкатывать комок.

– Прив… Кхм-кхм… Привет мам. – Я шагнул и обнял её. Поцеловал в щёку. Глаза щипало, и я постарался скрыть свой взгляд от них обоих.

– Привет – мама оторвалась от меня и подозрительно посмотрела мне в лицо – С тобой всё хорошо?

– Всё в порядке, мам – я улыбнулся – всё просто замечательно. Я повернулся к бабушке.

– Бабуля, привет – я обнял и её и тоже поцеловал. В прошлом я, бывало, вёл себя по отношению к ней так, что мне было потом стыдно даже спустя десятилетия. Но вот исправить свои ошибки было уже невозможно.

– А что это вы, такое вкусное, готовите? – запахи снова заняли лидирующую роль в моём мировосприятии. Я увидел на столе на противне преснуху. Это такой большой капустный пирог.

– Славка, не мешай, иди руки вымой и умойся, скоро обедать будем – Ну-да, кухни в совковских квартирах не располагали к дружескому общению. Двоим взрослым людям уже тесно. Я глянул на часы, стоящие на холодильнике – одиннадцать сорок семь. Если до полпервого пообедаем – норм, до трени всё утрясётся и можно нормально заниматься.

Я пошёл в нашу с Лёшкой комнату переодеваться. Лёшка – это мой брат. Он на четыре года младше, сейчас седьмой класс закончил. Уже где-то пропадает. Ну так каникулы – же. Переодевшись в домашнее и умывшись, пошёл раскладывать стол в гостиной и таскать на него еду. На выходных, по возможности, мы старались обедать всей семьёй. Но сейчас сестра вышла замуж и переехала. Мы выросли, и не всегда были дома. Однако, традиция соблюдалась и в неполном составе. Потом мы обедали, перебрасываясь ничего не значащими фразами.

– Катя твоя с утра звонила – мама посмотрела на меня – просила передать, что придёт к трём.

– Я на тренировке буду. Она-же знает моё расписание.

– Спрашивала почему ты вчера не пришёл. Я сказала, что ты у ребят остался, не ночевал – мама вся в этом, патологически не может врать, обманывать, хитрить. Хотя – ну и хорошо. Я ведь знаю, зачем она придёт. Она придёт, чтоб расстаться друзьями, сказать мне, что я очень хороший, но она меня не любит, у неё появился другой, и всё такое. Да и пофиг мне сейчас. Я уже не тот сопляк, психика закалённая, не растекусь лужей.

– Ну, сказала и сказала. Я не в претензии.

– Всё-таки поссорились.

– Да-ну, мам, чего там ссориться-то было. Ну встречаемся, ну гуляем. Планов общих не было, свадьбу не планировали. Молодые ещё, базу надо создать сначала. А то, что полгода уже – да и ладно. Девчонок вокруг – пруд пруди.

– Ну ладно, ваше дело. Преснухи ещё?

– Нет, хорош, а-то бегать тяжело будет.

К назначенному времени я был на месте. Сумка со снаряжением и флягой с водой плотно подогнана на спине, чтоб не болталась при беге и не мешала. Да, всё приходилось колхозить. Специальных спортивных сумок или таких удобных рюкзаков с анатомическими вставками не то, что не было – о них даже не слышали. Сумка считалась спортивной, если её можно было носить через плечо и на ней была какая-нибудь спортивная символика. Всё. Об эргономике, внутреннем органайзере, вместимости, удобности – совковый легпром не заморачивался. К своей самой дешёвой квадратной сумке из кожзама я пришил ещё один текстильный ремень, которым мог притягивать её к телу поперёк корпуса. Сумка хорошо фиксировалась и не болталась при беге.

ОФП – общая физическая подготовка. На неё меня затащил мой дворовый дружбан Вовка Бабаскин. Он учился на класс младше. Я ушёл учиться в технарь после восьмого класса, и закончил второй курс, а он переходил в десятый класс. В начале учебного года в школе, повесили объявление об открытии на базе школы новой спортивной секции и приглашали всех желающих.

ОФП вел один десантный прапорщик, инструктор по рукопашному бою, год провоевавший в Афганистане и уволенный из армии по ранению. Он не скрывал, что готовит нас к войне. Об этом он заявил нам ещё на первой тренировке. Он построил нас всех, семьдесят три человека, пришедших на первую треню, и сказал коротенькую речь. Смысл её сводился к следующему: война идёт уже два года и конца ей не предвидится. И никакой бокс, никакой кёкушин, никакие нунчаку или тройные цепы не помогут нам в этой войне выжить. А помогут нам выносливость, скорость, быстрота реакции, способность быстро забраться на гору или даже на отвесную скалу и столь-же быстро с неё спуститься, способность долго бежать или идти, не уставая и тащить при этом на себе половину собственного веса. Вот этим мы и будем заниматься. Те, кто думал, что их здесь научат драться – могут быть свободны. На вторую треню пришло уже сорок восемь человек, и с каждой тренировкой количество людей неуклонно падало. Тренировки были тяжёлые, круговые. Я приползал домой после них и с трудом себя заставлял в душ сходить. Но не бросал.

К концу учебного года у нас на ОФП сформировался костяк из семнадцати человек. Школы закрывались на каникулы и тогда мы стали собираться и тренироваться на улице. Палыч, так мы звали нашего тренера, нашёл какое-то заброшенное село с полуразрушенной церковью, которое находилось от трамвайного кольца километрах в трёх, если по прямой через лес. Вот туда мы и бегали тренироваться, а на развалинах церкви отрабатывали альпинистскую подготовку и скалолазание.

Вот после одной из таких тренировок, перед уходом, Палыч собрал нас и сказал:

– Парни, у нас, я вижу, выработался костяк. Я говорил, что не буду учить вас драться. Это так. Уличной драке я вас учить не буду. Вероятность рукопашной схватки с противником на современной войне примерно три-пять процентов. Но поскольку такая вероятность всё же существует, я буду вас готовить и к этому. Для того, чтобы проводить такие тренировки нам нужно снаряжение, чтобы друг друга не покалечить. Поэтому, к следующему воскресенью вам надо сшить из какой- нибудь плотной ткани защиту для голеней и предплечий, наколенники, шлем для головы, и найти защитные бинты для кулаков, или снарядные перчатки.

Плотную техническую ткань мне помог найти тот самый дворовый дружбан Вовка, который меня на ОФП и привёл. Он тоже не бросил, хотя и порывался. Потом мы с ним несколько вечеров подряд кроили и шили всё необходимое. Получилось, конечно, то ещё произведение швейного искусства, но всё же лучше, чем ничего. На первой тренировке, посвящённой рукопашному бою, когда все достали то, что наваяли, оказалось, что у нас ещё не самый худший вариант.

Палыч опять произнёс коротенькую речь, смысл которой сводился к следующему: Рукопашная схватка в боевых условиях не может длиться три минуты. Этой роскоши у нас нет. Нам никто не настелет матов, не натянет канаты, рефери не прибежит и не будет нас судить. Противник может оказаться выше нас на две головы и тяжелее в полтора раза. Он может стоять на возвышении, а у нас даже твердой опоры под ногами не будет, и солнце будет слепить в глаза. И вот в таких условиях у нас будет три – четыре секунды на победу или смерть. Поэтому схватка в реальных боевых условиях должна быть скоротечной, поражение противника должно происходить максимально быстро, эффективно и безальтернативно. Ни о каких правилах и честности здесь речи не идёт. Уконтропупил противника – герой, нет – труп. Других вариантов нет.

Несколько воскресений Палыч показывал нам уязвимые области на теле человека и способы воздействия на них. Мы отрабатывали удары друг на друге, проводили вольные бои в четверть силы, и постепенно привыкали держать удар. Потом начались спарринги. Но не в обычном понимании этого слова. Нам нужно было на скорость поразить своего спарринг-партнёра. На поединок выделялось двадцать секунд. Безусловно выигрывал тот, кто сумел взять соперника на удушающий, или сымитировать сворачивание шеи, перелом любой конечности, даже пальца. Либо нокаут. Победы по количеству нанесённых ударов не было.

Первые спарринги были той-ещё комедией. Палыч сам составлял пары и постоянно их тасовал, чтоб мы не привыкали к сопернику.

– Готовы? – Палыч дождался наших кивков, держа в руке секундомер – Внимание! Двадцать секунд -бой! – он нажал на кнопку секундомера –Не-ет! Стоп! Я же сказал! Двадцать секунд! Нет у вас времени ни на раскачку, ни на разведку боем! Атака начинается сразу и на максимальной скорости! Потом, когда привыкнете, будем время сокращать ещё… Все готовы? Внимание! Двадцать секунд -бой!

Глава 7

Идя домой после тренировки, я думал в основном о том, как сейчас залезу в душ. На лавочке возле детской песочницы увидел Катьку. «Блин, красивая она, всё-таки. Не отнять». Ростом Катя была сантиметров на пять ниже меня. Волосы осветлённые, вьющиеся, густая копна. Она никогда не делала никаких причёсок, только фиксировала волосы, чтоб в глаза не лезли и сильно не лохматились от ветра. Фигура стройная. Она всегда одевалась так, чтобы подчеркнуть талию и визуально сделать ноги длиннее. Никогда не видел её в кроссовках. Только туфли, обязательно каблучок, хоть небольшой. Либо, если предполагается длительное нахождение на ногах – мокасины. Но тогда и общий облик другой. Черты лица какие-то тонкие, изящные, таящие загадку, выражение слегка надменное. Косметика на лице – обязательный атрибут. Она из дома не выходила, не нарисовав себе хотя-бы глаза.

Увидела меня, встала, пошла навстречу. Я тоже не стал её избегать – не дети, чай, в прятки играть. Я задумался: «Время примерно шесть доходит. Это она тут с трёх часов сидит? Так припекло поговорить?»

– Привет – я подошёл к ней и потянулся за поцелуем. Она отодвинулась и уперлась мне в грудь ладошкой.

– Слав, нам поговорить надо.

– Ну пошли ко мне. Я душ приму и поговорим – я направился к подъезду.

– Нет, Слав, сейчас – она удержала меня за руку.

– Кать, я спорить не хочу. Я в душ хочу. Я устал и чувствую себя грязным вонючим животным. Я сейчас ничего адекватно не воспринимаю. Пойдём, я схожу в душ, и ты мне выскажешь всё, что накопилось.

Катя удивлённо на меня посмотрела, видимо, поведение, которое я демонстрировал, не укладывалось в её шаблон.

– Ладно, пойдём… – она с каким-то сомнением посмотрела на меня – но недолго, у меня дела – попыталась она снова контролировать ситуацию.

Дома перед отцом уже стояла пара жигулёвского, и ещё две пустые я заметил под журнальным столиком. Лицо его выражало общую удовлетворённость. Бабушка что-то напевала у себя в комнате, и я услышал перестук коклюшек. Из нашей комнаты вышел Лёшка.

– О, Лёха, привет! – я протянул ему руку. Он с удивлением посмотрел на меня, но всё же пожал её. Я его приобнял в момент рукопожатия.

– Но-но! Я попросил-бы! Что за телячьи нежности! – он отстранился от меня – у тебя есть объект для обнимашек, вот и тренируйся на нём – Лёшка недвусмысленно посмотрел на Катьку – А вы, девушка, в следующий раз перед приходом заобнимайте его так, чтоб он со своими непристойностями даже и подходить не думал.

– Всенепременно, милостивый государь, исправлю ситуацию прямо сейчас. Только вы уж не подглядывайте, а-то советами замучите.

У Лешки с Катькой за полгода нашего знакомства сложились вот такие странные отношения. Я чувствовал, что они друг-другу нравятся. В смысле, как люди, не как объекты флирта. Лёшка втихомолку одобрял мой выбор. Катьке Лёшка тоже нравился, но вот обходиться без таких подначек и колкостей они не могли.

– Стоп-стоп-стоп, горячие русские парни. Брейк и разошлись по углам. Кать, подожди меня в гостиной, я сейчас. А ты, Лёх, чаю ей предложи, что-ль.

Мы жили в четырёхкомнатной квартире. Это был результат слияния нашей трёшки и бабушкиной однушки, после смерти деда. В комнате, которую мы называли гостиной до замужества жила сестра. Она была на три года меня старше, закончила медицинский техникум, по распределению отработала два года в деревне на ФАПе. В деревне-же и познакомилась со своим мужем. Сейчас жила в общаге от областной больницы, в которой работала медсестрой.

После душа я зашёл в комнату к Катьке, в домашней одежде и с полотенцем на шее. Налил себе чаю, уставился на Катьку.

– Ну, я слушаю, говори.

– Ты почему вчера не пришёл? – Катька решила начать с наезда, видимо, её напрягало моё изменившееся поведение.

– А кто тебе сказал, что я не приходил?

– Тётя Надя, мама твоя.

– Она тебе сказала, что я дома не ночевал, остался с ребятами. Она не могла сказать тебе приходил я или нет.

– Ну, так ты-же сам говоришь, что остался с ребятами, значит не пришёл – по выражению Катькиного лица я видел, что ей не нравится эта игра, она теряет инициативу.

– Ты только это хотела выяснить?

– Нет, не только…

– Так вот, я приходил. И всё видел.

– Что видел? – Катька растерялась.

– Десантника твоего… – дело в том, что Катя жила с родителями в доме новой улучшенной планировки. На этажной площадке по четыре-пять квартир, и если не пользоваться лифтом, то на площадку можно подняться не слышно. Катя жила на третьем этаже, мне всегда было лень ждать лифта, и я поднимался пешком, это было быстрее.

– Ну, что-ж, так даже лучше – я, видимо, поломал ей планы на диалог, и она пыталась в впопыхах выстроить новый – Ты всё видел, всё понимаешь, давай расстанемся без истерик и скандалов.

– Давай расстанемся. Никаких претензий. Всё в порядке. Это -всё?

– … – Катька с недоумением смотрела на меня, не находя слов – Что, вот так просто?

– А чего тянуть? Общих планов нет, общего имущества нет, делить ничего не надо, никакими клятвами и обязательствами не связаны. Свободные люди. Можешь идти к своему десантнику и не переживать. Заунывные серенады под окном петь не буду.

Катя медленно встала, недоверчиво глядя на меня.

– Ну, я тогда пошла… – произнесла она полувопросительно.

– Давай, всего хорошего. Проводить, или десантник где-то рядом?

– Н-ну… Проводи… – блин, я рассчитывал, что не потребуется. Устал после трени, да и пожрать бы пора.

– Ладно, сейчас оденусь.

Когда выходили, мама вышла из комнаты

– Слава, ты придёшь?

– Да, мам, приду, не запирайтесь.

Мы с Катькой вышли на улицу. Она привычно положила мне руку на левый локоть, я привычно согнул руку и подстроил свой шаг под неё. До Катиного дома было километра полтора.

– На трамвай, или пешком пройдёмся?

– Давай пешком.

Мы шли. Я погрузился в свои мысли, было над чем подумать. Постоянно ловил взгляд Катьки. Наконец она не выдержала.

– Что молчишь? Скажи что-нибудь.

– Да так, о своём думаю, о девичьем.

– Я думала, всё будет гораздо хуже – сказала она после паузы – Тебе совсем не жаль? Чувств нету?

– Жаль. Ты – красивая, я в тебя правда влюблён, – я заметил, как с этими словами голова Катьки приподнялась. «Самооценку поправил»– подумал я.

– И всё? – снова спросила Катька.

– А что ты хочешь ещё услышать?

– Наверное ничего, – сказала она, подумав. Мы опять помолчали.

– Знаешь, у меня родителей нет сейчас, зайдёшь?

– Кать, это ты мне прощальный секс предлагаешь? Ну что за пошлости.

Она опять испытующе посмотрела на меня. После некоторой паузы сказала:

– Выходит, я тебя совсем не знаю. Как-же так? Полгода встречались. Думала, что изучила тебя вдоль и поперёк. Шла к тебе, думала, скандал устроишь, боялась. Поэтому и в квартиру к тебе подниматься не хотела… Что-то этой ночью произошло. Встретил кого-то? И что это за шлюшка? Я знаю её? Она лучше меня?

Вот как в ней это уживается? Если она целуется и тискается с кем-то на стороне – это ничего такого. Просто игра такая, прикол. А вот если её основное увлечение целуется и тискается на стороне – это измена и катастрофа, а девка – обязательно шлюха.

– Кать, никого я не встретил, с парнями из технаря посидели, пообщались. Да, забегал к тебе, поднялся на этаж, увидел вас, ушёл обратно. Не стал ничего устраивать. Парни мне сказали, где будут, телефон дали. Позвонил. Они ждут. Ну и уехал обратно к ним.

– И что, ты не хочешь всё вернуть? У нас с ним ещё ничего не было. Просто целовались.

– Вы не просто целовались. Я-же видел.

– Дело только в этом? Я скажу ему, что передумала.

– Не надо, Кать. Дело не только и не столько в физической измене. Дело в том, что я больше никогда не смогу тебе верить. А отношения без доверия обречены на распад, мне кажется. Поэтому, давай не усложнять.

– Ты всё же поменялся за эту ночь. Всё-таки не хочешь зайти?

– Не хочу.

Остальное время до её дома шли молча. Возле её подъезда я остановился. Бабки, сидящие на лавочке, дружно замолчали, уставившись на нас. Но Катька их всегда игнорировала, вот и сейчас не стала делать исключение.

– Знаешь, я, кажется, что-то в тебе пропустила. И теперь буду жалеть об этом.

– Не переживай, это «что-то» ты найдешь в других парнях. Мне кажется, у тебя их будет много.

– А у тебя?

– Что «у меня»? Много-ли будет парней? Надеюсь, что ни одного.

– Сомневаешься? – Катька улыбнулась.

– Да, ты знаешь, вокруг столько красивых парней, а меня всё на девчонок тянет. Наверное, я лесбиянка.

– Я серьёзно, Слав. Ты решил погулять подольше? Я-же знаю, что была у тебя первой, а такое не забывается. По себе знаю. Всегда, где-то занозой торчит.

– Ну нет-же, Кать. Я уже сказал, почему. Доверия нет – нет отношений. А девчонок и правда вокруг – гуева хора. И дают из них – примерно все. И расставаться мне жаль, но дальше в наших отношениях будет тупик. А потому, надо просто разбежаться и не мучить друг друга. Я рад, что у меня была ты, и я, наверное, всю жизнь буду о тебе помнить. Всё, счастливо.

Я развернулся и пошёл обратно, чувствуя спиной взгляд Катьки. Внутри меня, словно сидела какая-то заноза, которую всё время что-то задевало, причиняя неудобство. «Ладно, всё проходит, и это пройдёт», подумал я.

Глава 8

– Вы с Катькой разбежались что-ли? – спросил Лёха

Мы готовились спать. Я лежал на своей панцирной кровати, а Лёха в другом углу комнаты на старом, уже не раскладывающемся диване. Он всегда тонко чувствовал такие вещи, хоть и старался казаться этаким деревенским недотёпой. Ну, потому и срочку он отслужит в разведроте, и обе чеченских пройдет без особых проблем и ранений. И в отставку уйдёт подполковником спецназа, краповиком.

– Ага, разбежались.

– А чего так? Красивая, тебя, вроде любит, родители при положении.

– Да-ну, Лёх. Чувствую, не сойдёмся мы с ней. А продолжать отношения только из-за родителей?.. Да и не настолько они при положении, чтоб цепляться. А ты откуда знаешь про её родителей?

Из Лёхиного угла уже раздавалось мерное сопение. Вот так всегда с ним. Вроде только что разговаривали, глядь – он спит уже. А я вот так не могу.

Надо решать, что дальше делать. Судя по окружающей действительности, сейчас тот самый 1983, что и в моей прошлой жизни. Никакой разницы я не заметил. У власти Андропов, СССР в Афганистане, социалка катится под гору, всё ускоряясь. Андропов протянет ещё около года, затем Черненко, так же как Андропов, полтора года на верхушке. Затем Горбачёв с перестройкой. И сделать ничего нельзя. Да, если честно, я и не собираюсь СССР спасать. Не достойно это государственное образование спасения. Да, будет больно и кроваво, но поди, убеди больших дядек в кремле, что у нас всё сделано через жопу, и в любом случае развалится. Даже если вот прямо сейчас, сию секунду начать масштабные реформы, СССР не выстоит. Почему? Да всё потому же. КПСС. Партия – наш рулевой. Руководящая и направляющая. А поди, попробуй у партии власть отнять, что получится? Всё вокруг пропитано вот этой противоестественной идеологией. Создана огромная армия персонала, обслуживающего КПСС, который привык во всё вмешиваться и ни за что не отвечать, который ничего другого не умеет. Но привык жить красиво, жрать сладко, спать мягко. И власть свою он без крови не отдаст. А все те реформы, которые затевались, что Андроповым, что Черненко, что Горбачёвым – лишь полумеры. Они бы, может, были-бы эффективны, введи их лет пятнадцать-двадцать назад. То-же постановление о кооперативной и предпринимательской деятельности от 1986 года, если ввести его году в шестьдесят пятом – семидесятом, имело-бы смысл и положительные последствия. Но, введенные к концу 80-х годов, эти реформы ничего исправить уже не могли.

Вобщем, экзистенциальный русский вопрос «что делать?» стоял передо мной во всей своей неприкрытой наготе и остроте. Ну да, я знаю, что будет дальше. Но знаю приблизительно, только основные события, даже без привязки к датам. И что мне это даёт? Да нихрена. Ну вот знаю я, что в 1986 году примут закон о предпринимательстве. И что? Да ничего. Чтобы заниматься хоть каким-то предпринимательством нужен, как минимум, начальный капитал. А его нет и не предвидится. Дело в том, что живём мы бедно. Не в нищете, конечно, но бедно, лишней копейки нету. Родители всю жизнь от зарплаты до зарплаты кое как тянули. И то, что так живёт восемьдесят пять процентов населения, меня никак не успокаивает и ничего не меняет. Ну, вот я сейчас по распределению на завод пойду. Станет, конечно, полегче с деньгами, но ненамного. Так что знание моё ничего не меняет.

Ну вот знаю я, что в 1991 вклады заморозят и гиперинфляция раскрутится, и что? Нас это и в той жизни не коснулось, потому что не было у нас никаких накоплений. Мама себе новое пальто позволила в кредит один раз на моей памяти, и то только потому, что перешивать было уже нечего. Значит надо решать финансовый вопрос. И решать радикально. А значит вопрос «Что делать?» превращается в вопрос «Где взять?».

Где взять деньги в СССР? Не так, чтоб лишний четвертачок, а конкретно много денег. Несколько десятков тысяч рублей.

Варианты, на самом деле, есть. Но все варианты, в моём случае, не рабочие. Ну вот, например, артисты получают хорошо. Но в артисты надо ещё выбиться, это очень закрытая тусовка, туда просто так не пролезть. Ну, писатели получают хорошо, если печатаются. Но чтоб тебя напечатали надо сто кругов ада пройти, да и очередь там на публикацию, а таких желающих – море. Криминал даже рассматривать не хочу. Там деньги нормальные только в общаке могут быть. И то сомневаюсь, воры-же, как они могут на деньгах сидеть и не украсть? Так что, по-моему, все эти россказни об общаке сильно преувеличены. Ещё есть цеховики, но эта тусовка ещё более закрыта, чем даже артисты. Оно и понятно, артисты закон не нарушают, а цеховики всегда под страхом ареста.

Клады ещё есть, но я не знаю ни об одном. Все действительно богатые клады, о которых я слышал или читал в интернете, были найдены на территории Европы. Даже в Москве я слышал только об одном кладе, случайно найденном на территории кремля, и состоявшем из посуды. Я одно время увлёкся просмотром видео от копателей. Они ходили с металлоискателями, и в основном, находили мелкую монету, не сильно ценную. Так что на этом состояния не сделаешь. Если они и находили реально ценный клад, то об этом, конечно-же предпочитали молчать.

Получается – опять севера. Да, на северах можно сейчас, в 1983-м, заработать реальные деньги. Но и здоровья там оставляют очень много. Общая неустроенность, спать где попало, жрать что дадут, болезни, даже случаи цинги были не так уж редки. А обморожений – не считано. И попасть туда можно только по приглашению. ЯНАО – одна сплошная зона пропусков, ХМАО – всё, что северней Сургута. Да и приглашение не решало основной проблемы – где жить? Ну, пригласили тебя знакомые или родственники, работы на северах сейчас вагон и тележка, но устроиться – прописка нужна. А пропишут тебя твои знакомые к себе? Сильно сомневаюсь. Никому гемор не нужен. Можно, конечно, вахтой. Но вахта не даёт таких льгот и преимуществ, как постоянное проживание. Конечно, зарплата будет больше, чем в среднем по стране, но, опять-же, ненамного. А вот здоровья вахта отнимает гораздо больше.

Но и с северами есть вариант. Туда надо попасть по распределению. Тогда будет проще с жильём, дадут прописку, как минимум, койку-место в общаге, неплохие подъёмные. С работой – это уж как повезёт, однако, сильно, я думаю, обижать не будут. Значит надо завтра навестить родной технарь по поводу распределения. На севера легко попасть после ВУЗа, но у меня столько времени и возможностей нет. Ещё пять лет учиться, сидя на родительской шее мне совесть не позволит. Значит, решено, завтра поеду в технарь, переговорю с директором.

В той жизни я уехал в один из городов ЯНАО уже в 1988 году. Успел, как говорится, в последний вагон заскочить, и ту богатую и сытую жизнь северян ещё застал. Недолго, правда. Все те проблемы, с которыми столкнулась страна в 90-х, не обошли стороной и север. А по людям ударили даже больнее. Северяне, всё же, люди богатые, им было, что откладывать, у огромного большинства людей были отложены крупные суммы на покупку домов у моря, например или кооперативных квартир. И в 1991-м они всё это потеряли. Представьте, каково человеку, у которого на счету лежало денег достаточно на покупку дома, а когда к деньгам появился доступ, он на них даже в ресторан сходить не мог.

А до 1988 я распределился на одно из предприятий нашего города и пять лет работал электромонтёром. И страдал по Катьке.

Познакомился я с ней у моей соседки по этажу Ирки Коршуновой. Ирку я знал с раннего детства, с того момента, как мои родители съехались с бабушкой, объединив наши квартиры. Она была на год младше меня, как и Катя, и они были одноклассницами. К Ирке я заходил запросто, по-соседски, покурить, чаю попить, поболтать. У нас с ней никогда ничего не было, мы просто не воспринимали друг друга как объекты флирта. И вот однажды, зайдя к ней, увидел ЕЁ. Катю. Я вообще-то не очень стеснительный, с противоположным полом не робею, общаюсь нормально, но тут… Я слова из себя не мог выдавить. Посидел минут пять, скомкано попрощался и ушёл. Неделю был под впечатлением. Через неделю набрался решимости и спросил у Ирки, кто была эта девушка. Ирка поняла, что я втюрился, начала надо мной глумиться:

– Слав, а у нас сегодня в столовой сосиски были. Катя свою так кушала эротично.

Или вот моё любимое:

– Слав, а у нас сегодня физкультура была.

– И чего?

– Ну как «чего». Мы переодевались в спортивное. И Катя тоже. Знаешь, какие у неё трусики?

Однако, ещё через неделю сама зашла ко мне и сказала, что Катя хотела-бы познакомиться со мной поближе. Я не знаю, как описать то состояние, в которое меня привели её слова. Смесь ужаса и восторга. Я беден, мне нечего одеть, нечего предложить, даже в кафе не сводить… Это был ужас. Но! Она обратила на меня внимание! Я как-то умудрился ей понравиться! Это восторг!

Вобщем… я отказался. И ещё месяц ходил как в воду опущенный. Тренировался через пень-колоду. У нас как раз была преддипломная практика, с последующим выходом на подготовку дипломной работы. В голову ничего не лезло. Всё пространство внутри меня занимала Катя. А она уже гуляла с одним из моих друзей. Насколько там всё было серьёзно – я не знаю. Но ещё один мой друг уходил в армию и собрал нас всех на проводы. Пришла и Катя. И вот, будучи в уже изрядном подпитии я стоял у окна в пустой тёмной комнате, смотрел на улицу и собирался уже уходить. Толпа шумела в соседней комнате, кто-то терзал гитару.

– Почему? – услышал я за спиной.

– Что «почему»? – не понял я.

– Я что, такая страшная? – Катя подошла и встала рядом со мной возле окна.

– Я этого не говорил.

– Тогда почему ты отказался со мной встречаться?

– Мне нечего тебе предложить. Ты сейчас с Олегом. Он получше и побогаче меня. Да и покрасивей, как мне кажется. Родители у него…

– Мне плевать не его родителей – перебила меня Катя, – я не сними встречаюсь. И с ним я встречаться не хочу. Он меня просто провожает. И всё. Домой я его не приглашаю.

Катя посмотрела на меня, и я понял, что она пьяна.

– А хочу я встречаться с тобой. И я всегда добиваюсь чего хочу.

Вобщем, в тот вечер провожать Катю пошёл я. И в тот-же вечер я впервые целовался с девушкой. А ещё через неделю у меня был первый в жизни секс. Мне было хорошо, на душе воцарилась лёгкость и гармония. Всё у меня получалось, всё ладилось, как будто крылья выросли. И продолжалось это ровно до того злополучного вечера выдачи дипломов.

Вобщем, я страдал. А Катька ходила в гости к Ирке, как ни в чём небывало, здоровалась со мной, приходила со своим долбаным десантником, потом, видимо, они расстались, и она вновь приблизила меня к себе, но ненадолго, до следующего её увлечения. Тогда я снова оказался на вторых ролях. Так продолжалось снова и снова. Я тоже злился, находил подружек на вечер, или на неделю, была и пара длительных увлечений. Но стоило Катьке поманить меня пальчиком, я бросал всё и всех и летел к ней, как придурок.

И вот такие качели продолжались до моего отъезда на север. Возможно, уедь я раньше, всё могло быть и по-другому. Вот сейчас и проверим.

Глава 9

-А, Мисин, заходи. – директор оказался у себя. Понедельник, утро, ещё десяти часов нет. Он по понедельникам, вроде в ГОРОНО на совещании. Хотя хрен их знает, я особо не вдавался в детали расписания небожителей. Но директор у нас всех выпускников знал по имени и фамилии. Вот такая особенность у человека. Я зашёл в кабинет. Секретарша нас всегда пропускала, если знала, что директор не занят.

– Ты по какому вопросу, Вячеслав? Диплом защитил, все документы получил, только распределение и осталось.

– Да, Сергей Валерьевич, по поводу распределения.

– Ну, здесь всё просто. Три предприятия машиностроительного комплекса. Все здесь, в городе. На выбор. Мест хватает.

– Нет, Сергей Валерьевич, у меня другой вопрос. Нельзя-ли распределиться на север? В ЯНАО, например.

– Ну… Нам такие заявки не приходят. К тому-же, наш техникум приписан к машиностроению и финансируется именно этими заводами. И материалами, и оборудованием они нам помогают. Вон, лаборатории какие сделали, сам-же занимался.

– Сергей Валерьевич, может есть хоть какая-то возможность? – на самом деле, я знал, что случалось так, что выпускники с документами приходили на предприятие, и в отделе кадров слышали: «Ну и куда мне вас деть? У меня штат везде укомплектован». Хотя, в трудоустройстве не отказывали. Поэтому, думаю, машиностроительная отрасль не обеднеет, если один выпускник техникума не придёт работать на предприятие.

– Хм… Есть у меня знакомый в политехе, распределениями выпускников занимается… Ладно, позвони мне в конце недели, если смогу – помогу. А что вдруг на север, Слава? Я, насколько знаю, там всё очень неустроенно. Девять месяцев – зима. Летом грязь непролазная, комары, мошка. Отпуск могут и не дать, как новому работнику. Сразу зарплаты большой не будет. Может здесь всё же? Через годик поступишь в энергетический. Сразу на третий курс, как профильный работник с техническим образованием. А там, глядишь, и карьера пойдёт.

– Да думал я об этом. Но тянет северная романтика, покорение неосвоенных просторов. Преодоление трудностей – не буду-же я ему говорить, что скоро наступит жопа, и к ней готовится надо. Да ещё и с девочкой своей расстался. А бюджетные учреждения, включая и этот технарь, будут балансировать на грани выживания.

– Понятно… Хорошо, позвони в пятницу.

Я вышел от директора. Ну и куда идти? Домой не тянет, да там и нет никого, кроме бабушки. Друзья – кто на учёбе, или к сессии готовится, кто на работе, перед армией. Праздношатающихся Андропов не любит. Встряхнул пиджак, где-то зазвенела мелочь. Оказалось, у меня ещё с пятёрки осталось почти два рубля. Ладно, здесь недалеко есть маленькая кафешка, пойду мороженого съем, с кофе. Там и решу, что делать.

Эту кафешку я знал ещё с детсадовского возраста. Мой детсад находился недалеко, во дворах этого микрорайона. В СССР детсады были закреплены за ведомствами, и даже если какой-нибудь детсад находился во дворе вашего дома, это не значит, что ребёнка можно было водить туда. Не знаю, за каким ведомством был закреплен конкретно мой детсад, но каждый день моим родителям приходилось преодолевать сорокаминутную поездку в давке общественного транспорта, а затем ещё примерно километр пешком, чтобы доставить нас с сестрой в садик. Потом сестра пошла в школу, и в садик водили уже меня одного. И каждый раз, когда из садика меня забирал отец, мы заходили в эту кафешку. Он брал мне стакан берёзового за десять копеек, а себе сто грамм и стакан томатного. И только после употребления мы шли на автобус. Или к бабушке. Бабушка до обмена квартир жила в этом районе.

Кофе в СССР? Ха-Ха три раза. Существовали разнообразные заменители, такие как цикорий, ячменный напиток, желудёвый даже, но вот натурального кофе в СССР было не достать. Нет, наверное, люди, которые гораздо равнее всех остальных и имели доступ к дефициту и спецраспределителям, но простой человек мог довольствоваться только тем, что дают. В скудном ассортименте были четыре наименования соков, разнообразные бутерброды, булочки, рогалики, и алкоголь на розлив. Мороженого без кофе не хотелось. Мелькнула мысль взять сто грамм, но я подавил её, как волюнтаристскую. Здоровье надо поберечь в этот раз. Курить точно больше никогда не буду. От алкоголя не откажусь насовсем, но употреблять от нефиг делать – мысль неправильная.

Взяв стакан виноградного и булочку, пошёл за единственный столик, стоящий в помещении. Там уже сидела русоволосая девушка очень приятной наружности. Перед ней стояла вазочка с мороженым.

– Приятного аппетита. Я присяду? Не занято?

– Конечно, садитесь.

– Я – Слава – я отхлебнул сока и посмотрел на девушку. Та со странным выражением лица смотрела на меня.

– Привет, Слава. Я – Света… – и после паузы – Фирсова.

Я пригляделся к девушке. Дело в том, что я знал одну Свету Фирсову. Это была моя детсадовская любовь. И жила она как раз здесь, недалеко. В соседнем доме, от бывшего дома моей бабушки. У нас со Светкой были такие детские незамутнённые чувства к друг другу. Сошлись мы на почве умывания лица с мылом. В СССР не было мыла, которое не щипало глаза. Поэтому добровольно умыться с мылом для ребёнка четырёх – пяти лет было сродни подвигу. Каждый раз, приводя группу с прогулки, воспитатели загоняли нас мыть руки и умываться. Умывальников в санузле было всего три, соответственно, к ним выстраивалась очередь. Мы со Светкой всегда вставали самыми последними, и совершали свой героический поступок.

– До сих пор с мылом умываешься? – улыбнулся я. Светку я не узнал. Ну-так времени прошло сколько. А с учётом того, что мне сейчас восемнадцать только номинально, а на самом деле под семьдесят, то это и не удивительно.

– Узнал? Конечно умываюсь. Тушь с ресниц по-другому не смыть.

– Ну, тебе не привыкать, закалённая. Как ты? Учишься где-нибудь?

– В прошлом году поступила в мед. Первый курс отучилась.

– Сложно, наверное? У меня сестра училась медицинском техникуме. Я помню, как она зубрила.

– Ну, да, сложно. Но я давно хотела, готовилась, много литературы прочитала. Так что в целом – нормально. Главное – не запускать. А ты как?

– Только что автомех закончил. Диплом защитил, теперь вот распределение жду. Нам месяц выходных дали после защиты. В конце месяца направление дадут, и здравствуй, взрослая жизнь.

Мы так заболтались, что не замечали ничего вокруг. Вдруг моё плечо сжала чья-то рука. Другая рука упёрлась в стол. Я поднял взгляд. Возле нашего стола стоял мент с недоброй ухмылочкой на лице.

– Ну, что, волосатик, допрыгался?

– Мы знакомы? – Я глянул на его погоны. Сержант. На самом деле я немного офигел от такого обращения мента ко мне. Избалованный Путинской законностью и правопорядком, я не ожидал, что мелкий госслужащий поведёт себя так неадекватно. – Почему вы себе позволяете такую фамильярность? Удостоверение своё предъявите – я дёрнул плечом, сбрасывая руку мента.

– Что…? – мент, видимо, не ожидал, что я не испугаюсь представителя закона. Он несколько секунд молчал, открыв рот, и видимо подбирая слова – Неповиновение!.. Да я!.. Щас!.. На десять суток!.. – он захлопал себя по правому боку.

– Ну-ну. Пистик сейчас вытащишь? – я видел, что кобуры у него нет.

– Ну-ка встать!!! – заорал мент.

– А-то что? – я понимал, что я нахожусь не в благополучных двадцатых годах двадцать первого века, а в восьмидесятых двадцатого. Но я уже закусился и меня несло.

– Я!.. Щас!.. Наряд!.. – у него, видимо, произошёл разрыв шаблона. Эмоции захлёстывали, он не знал, что делать, хаотично жестикулировал.

– Дима прекрати! – вдруг сказала Света, – Прекрати немедленно, слышишь! Что ты таскаешься за мной?! Что тебе надо от меня?

– Девушка, помолчите! Вас это не касается – сказал он, не глядя на Свету и буравя меня взглядом. Ему, наверное, казалось, что он пронзает меня своим взглядом насквозь. Я-же видел перед собой набыченного пи%дюка. «Знал-бы ты, какие люди и в каких кабинетах пытались на меня взглядом давить».

– Дима! Прекрати! Ты знаешь, что я могу сделать!

И мент вдруг как-то сдулся. Он посмотрел на Свету, потом перевёл взгляд на меня, потом как-то слишком резко развернулся и вышел из кафешки.

О, спасительница! Славлю имя твоё в веках!

Ой! Пойдём, лучше погуляем. Поболтаем о жизни, о планах.

Куда пойдём? – спросил я, выйдя из кафешки.

Пошли в парк.

В парке было малолюдно, по случаю утра понедельника. Пара мамашек катили коляски и разговаривали. Несколько бабулек сидело возле детской песочницы и следили за играющими детьми.

– Ну, так как ты училась? Как школу закончила? Парень есть?

– Да нормально училась, как все. Закончила без троек. Парня нет, да и некогда… Знаешь, я о тебе вспоминала. Иногда.

– Да я тоже как-то о тебе не забывал. Всё время хотелось узнать, как ты выглядишь, что делаешь.

– Ну вот, посмотрел. Впечатления?

– Я помню тебя совсем другой. Таким худеньким гадким утёнком.

– Намекаешь, что я растолстела?

– Ни боже-мой! Ты изменилась. Я даже сравнить тебя не могу с тем образом, который помню. Вообще, я всегда думал, что за такими красотками парни табунами скачут.

– Ну, честно говоря, Дима всех распугал. А ты ничего, не испугался, не сбежал, да ещё и ответить не побоялся.

– Свет, извини, может не в своё дело лезу, но этот Дима, он кто? За исключением того, что мент.

– Да!.. Он в соседнем подъезде живёт. На два года старше. Весной из армии пришёл, сразу в милицию пошёл работать. Я его почти не помнила. А пару недель назад просто поздоровалась, на остановке вместе стояли. Так он, пока стояли, всё бухтел, бухтел о чём-то невнятном. Потом его мамаша меня на улице встретила, и давай в гости зазывать, Димочку расписывать. А он себе что-то надумал, стал за мной таскаться по поводу и без повода. Всех друзей распугал. Задолбал, короче.

– А чем таким ты ему пригрозила, если не секрет?

– Да у меня отец – его начальник. Но Папа рассматривает его, как неплохую партию для меня. Но, если я пожалуюсь, что он меня преследует – ему несдобровать.

– А почему «неплохая партия»?

– А у него родители – партийные работники. Инструкторами работают в райкоме. Им, вроде как, карьера там обеспечена.

– Ясно. Ну и молодец, что отказываешься.

– Я, кстати, не отказывала ему, но и не соглашалась.

– Если хочешь узнать моё мнение – откажись, раз и навсегда.

– Что за ревность в тебе проснулась?

– Ничуть не ревность. Встретились полчаса назад, какая может быть ревность? Просто, такие люди, обычно, когда своего добиваются, становятся деспотами. Он не даст тебе ни нормально жить, ни нормально работать, ни карьеру делать, даже друзей у тебя не будет. Хотя, их уже нет.

– Ну, со мной всё ясно, а у тебя как на личном фронте?

– Да никак. Вчера с девушкой расстался. И остался одинок, аки перст.

– Так значит, ты свободен. А давай встречаться?

– Ого, ты сразу в атаку.

– Ну а что, знаем друг друга давно. Ты мне нравишься. От меня не убегаешь и в обморок не падаешь. Проблем не боишься.

– Эко ты всё по полочкам разложила. Да, ты мне очень даже симпатична. Но есть одно «но». Я ещё не определился со своим будущим. Да и жениться я пока не хочу. Считаю, что рано. Надо сначала базу создать. Ну, банальные вещи.

– Да я, вроде, тоже замуж не собиралась. Мне ещё учиться шесть лет. Можно-же просто ходить друг к другу в гости. Сексом заниматься, без обязательств.

– Тонкий намёк?

– Да куда-уж толще. Этот дурак распугал всех. Я на стену иногда лезу. В прямом смысле. Ты никуда не спешишь?

– А что, есть место и возможность?

– У меня сейчас никого дома. Папа поздно приходит, а мама… Она вообще не приходит. Она ушла от нас. Да не мучься, я не переживаю уже. Это был просто вопрос времени. Она давно кого-то на стороне нашла. Отец тоже чувствовал, но работа у него. А я его оставлять не хотела. А у мамы и так всё хорошо.

– А в каком звании у тебя отец?

– Майор. Он – начальник отдела.

За разговорами мы незаметно повернули в сторону Светиного дома. И сейчас уже подходили к подъезду.

– Так что, зайдёшь?

– Конечно зайду, от такого не отказываются.

Глава 10

– Утро у меня выдалось замечательное – сказал я.

Мы со Светой лежали на разложенном диване голые и удовлетворённые. Света меня не разочаровала. В сексе была раскрепощённой, обладала замечательным телом, с длиннющими ногами и грудью под тройку. Удивила меня тем, что не постеснялась орального секса, даже как-то с энтузиазмом отнеслась. И со струйным окончанием у нас всё сошлось.

– Уже не утро. Обед заканчивается.

– Ну так покорми своего мужчину.

– Вот так… Стоит один раз дать – и всё, кухонная рабыня.

– Женщина должна знать своё место. Киндер, кюхе, кирхе, как говорят немцы.

– И что это обозначает?

– Дети, кухня, церковь. В лучших традициях домостроя.

– Фу, мужики. Вам бы только женщину подавлять и угнетать. А мы, между прочим, тоже человеки. А ты немецкий знаешь?

– Нет, немецкого не знаю. Английский, арабский немного, испанский учу.

– Ну ты заучка. Зачем? За границу сбежать собираешься?

– А чего туда сбегать, скоро все, кому не лень ездить будут. И в отпуска, и по работе, и по прочим причинам. Кстати, тебе тоже рекомендую на английский упор сделать.

– Ну-ну, мечтай.

«Ля! Палюсь на ровном месте» – Ну правда, Свет, давай хоть чаю попьём. Ты разве не проголодалась?

– Ладно, уболтал, чёрт языкатый.

Вскоре мы сидели на кухне и ели бутерброды с колбасой. Я смотрел на Светку. Красивое лицо, красивая фигура, всё при ней, умна, образована. «Почему у меня не возникает влюблённости? Она ведь совсем не хуже Катьки». Света поняла мой взгляд по-своему.

– Эй-эй! Не влюбляться, а то выгоню. Хватит мне одного воздыхателя.

– Свет. Я ведь тебе серьёзно про него сказал. Откажи наотрез, пока не поздно. И с карьерой у его родителей ничего не получится.

– Не ревнуй. А с чего ты взял, что с карьерой у них не заладится, там, как я слышала, всё согласовано.

«Ля! Вот кто за язык тянул! И не говорить-же ей, что КПСС осталось менее десяти лет, как и ВЛКСМ» – Ну, Лен, райком – это даже не горком. У меня тётка родная в горкоме, тоже инструктор, и что ты думаешь? Уже, вот с десяток лет никуда не движется, хотя на хорошем счету. Ну, двинут их на ступеньку, может на две, ну в горком переведут. Там таких же блатных и приблатнённых сколько хочешь. И все наверх хотят, что характерно. А как поженитесь, они все свои обещания забудут, если таковые давали. Так что не ведись. Мой тебе совет, найди, пока учишься, хорошего парня из зуботехов. Ты, кстати, на кого учишься?

– На патанатома.

– Врушка.

– Чего это «врушка»?

– В патанатомы уходят перегоревшие хирурги.

– Ну вот и я перегорю, и стану патанатомом. Кстати, на спине у тебя хирургический шов заметила. Что за операция?

– Это мне в тринадцать лет опухоль удалили. Здесь, в областной. Теперь вечные проблемы с медкомиссиями. Зато в армию не идти.

– Какую опухоль? Где? Кто резал?

– Опухоль, вроде, называлась эпендинома, но я не уверен. В поясничном отделе спинного мозга. Резал Беляйков под контролем Тугаринова.

– И что, ты вот так ходишь, всё у тебя нормально?

– Я тебе больше скажу, я спортом занимаюсь интенсивно. В двух секциях.

Света посмотрела на меня с каким-то восхищением: – Вообще-то, после таких операций люди ходить заново учатся, и далеко не у всех получается.

– Ну вот, у меня получилось.

– Трудно было?

– Да нет, не особо.

– А как… Ну, преодолел?

– Ну, вообще, операция удачно прошла. А ещё… Верил… И не мог представить себе, что не хожу. Это у меня вообще не укладывалось.

– Блин! Я тебя опять хочу – Света переместилась ко мне на колени – пошли в постель.

– Дай хоть чай допить.

– Дам, конечно, а потом ещё дам. А чай оставь в покое. Не последний.

– А зачем в постель? Здесь место не хуже – моя рука поползла по её бедру ей под халатик, и я почувствовал нарастающую эрекцию. У Светы на лобке волосы были какие-то тонкие, почти прозрачные, и это почему-то, здорово заводило. Она наклонилась ко мне за поцелуем, обнимая меня за шею одной рукой. Другую руку она опустила мне на пах. Почувствовала мою эрекцию, полезла в трусы, обхватила член ладошкой и стала водить ею вверх-вниз. Через некоторое время оторвалась от меня, потянула мои семейники вниз, оголяя член, распахнула халатик, и сев на меня верхом, направила член в себя. Затем была всё убыстряющаяся скачка. Её груди с напряжёнными сосками подпрыгивали и опускались перед моим лицом. Светка, стонала всё громче, и в конце, почти закричав, обхватила мою голову и прижала к груди. Бёдра её мелко затряслись. Кончив, она отпустила мою голову и долго и нежно поцеловала в губы.