Вероятность невероятности

Размер шрифта:   13
Вероятность невероятности

Глава 1

Автор от всей души благодарит за подаренное вдохновение Анну Трофимову и Руслана Хамидуллина.

Уносит жизни круговерть

Твои мечты, надежды, грезы.

Работа-Дом-Работа-Смерть –

Пустые для прохожих слёзы.

Цикличности упрямая спираль

Закрутит душ пропащих вереницу.

И серой вечности унылая мораль

Сотрёт невероятности границу.

Живи. Умри. И повтори –

Всё закольцовано в моменте.

И значимость свою пойми

В веках блужданий по планете.

Ярослав

Раннее утро – лучшее время для прогулок, кто бы что ни говорил. Совсем раннее, до того времени, когда город просыпается и его жители начинают мельтешить всюду в своём броуновском движении.

Прошлёпав кедами по лужам, я остановился на высоком мосту, перекинутом через небольшую речушку. Да, мог и переступать, боясь запачкаться, как холёные, спешащие на работу первые прохожие. Но – зачем? Это же забавно. А звук какой, слышали? Шлёп! Мой шаг. Значит, живу. Привношу в этот мир свой вклад.

Проходящий мимо мужчина одарил меня хмурым недовольным взглядом. Подумал, что я – сумасшедший, как пить дать. А всё потому, что улыбаться в пять утра человек со здоровой психикой не может. Об этом никто не говорит, но все так думают – какое общество, такие и аксиомы его устройства.

Я перестал улыбаться. Не на всякий случай. Просто расстроился. По дороге забыл подыскать себе камешек, чтобы запустить им в мутноватую речушку. Все, что были когда-либо на этом мосту, уже покоились на её дне. Не будет коронного «шлёп! бульк!». Плохо.

Всё в мире важно. Каждый звук, каждый вкус, каждое ощущение. Как иначе поймёшь, что ты живой, если ничего не чувствуешь?

Обычно никто не понимает. Живут привычкой. Глаз замыливается, рефлексы переходят в безусловные, всё теряет свои краски. А потом мне говорят, что я – гений. Мои работы – шедевры. Ну, конечно. Я просто добавил красок в монохромное полотно, а меня возносят, как божество. Странные люди… или я?

Панораму города окрасили рассветные лучи. Поблёскивающие на вершинах высоток панели встретили их, бликуя и возвещая о начале нового дня. И как в этой тишине не услышать завораживающую музыку?

Я странный. Не каюсь. Принимаю, как факт. Хотя понятие это относительное. Субъективное. По этой причине, я стараюсь снизить любые контакты с людьми до минимума. Многие говорят, мол, гений и творец всегда один, он так видит… Конечно, вижу – плоское и скучное порождает аналогичное. Без обид, но мой домашний андроид, ПАР-18-12-ИК-66, или просто Парлик, в иронии смыслит больше, чем все мои соседи, вместе взятые. Вот с ним и общаюсь.

Мне часто записывают и присылают голосовые сообщения –поклонники моего творчества в разных форматах. Когда я был совсем юным, я слушал. Иногда там было что-то приятное, иногда не очень, а теперь «иногда» перешло в «никогда». Даже не открываю. Нет, я не зазнался. Я устал. И от дифирамбов, и от ненависти, от всего. Да и какое мне дело до чужого мнения? Не нравится – найдите другого.

Ведь не будут искать. Не найдут. Среди бесконечного многоголосья нейросетевой монотонности и однотипности, всегда тянутся, как детишки, к чему-то живому. Яркому. Настоящему. К тому, в чём есть… Пресловутая душа, пожалуй?

Сложно поверить, что такой циник, как я, создаёт что-то подобное. А вот в том-то и суть! В сломе восприятия опостыливших закономерностей. Вот поэтому – шлёп! И тишина заполнилась мириадами звуков в моей голове. Благодать.

Сунув руки в карманы куртки, я побрёл дальше по улице. Мне нравится именно эта, всегда хожу по ней, как бы не менял свои запутанные утренние маршруты. И причин на то несколько.

Деревьев в городе мало. Да что уж тут говорить – таких, чтобы прямо из земли росли, вообще почти нигде нет. Только в огромных крытых кадках и – карликовые. Парлик долго обрабатывал мой запрос на этот счёт, затратил уйму ресурсов, но всё же ответ отыскал. Относительно логичный.

– После катастрофы территория Оскамвы не была заражена. Но, дожди и ветра заносят опасные элементы на территорию города. Они осаждаются в почве, так как улицы от подобного промывают аппаратами очистки. Следствие. Открытых участков без покрытия стараются избегать. Ярослав, настоятельно рекомендую в целях безопасности и вам находиться как можно дальше от таковых.

Рекомендует он. Такие попробуй найди в переплетающемся коконе стёкол, бетона и асфальта. Я отвечать ничего не стал. Несмотря на то, что обращение ко мне только в полной форме моего имени зашито в его программу, я всё равно каждый раз ловлю слуховой экстаз.

Люди старательно всё упрощали. Слова больше не были музыкой для слуха – они только несли информацию. Ясную, чёткую и – самое важное – короткую. Я часто сталкивался с тем, что о полной форме моего имени никогда и не слышали. Яр и Яр, зачем что-то ещё? Парлик с каждым днём радовал меня своим существованием всё больше…

Только не тогда, когда нудит о безопасности. И вообще нудит. Это, при должном настроении, и я умею. А, вот и она – моя любимица. Огороженная забором по пояс высотой, но не сломленная – высокая и раскидистая берёза.

Я перемахнул через оградку и приложил ухо к стволу. Пусть думают, что хотят. Всё живое дышит, в стволе текут соки, кипит жизнь. А всё, что вокруг – лишь её пародия. Кора шершавая на ощупь, её узор – неповторимый и разный, не сгенерённый из тысяч других, а уникальный в природном невообразимом разнообразии.

Краем глаза я заметил, как за мной с другой стороны улицы наблюдает маленькая девочка, ведомая мамой за руку в школу или детский сад. Я хитро улыбнулся ей и приложил палец к губам. Девчушка также воровато улыбнулась мне в ответ открытой детской улыбкой. Улыбайся, милая. Взрослые так не умеют. Чем дольше ты это сохранишь в себе, тем ярче и наполненней будет твоя жизнь.

По кроне над головой пробежал порыв ветра, шелестя трущимися друг о друга листьями. Я прикрыл глаза, слушая этот приятный шёпот. Вот она, мелодия. На сегодня я её нашёл.

Надо успеть добраться до дома, пока всё не растерял по дороге. Я перебрался обратно на мостовую и бесцеремонно пошерудил кедами в ближайшей луже, смывая с них грязь. Парлик не заслуживает лишней работы, даже если он для неё и был создан. Как только все мы, люди, станем лишь потребителями всего вокруг, неважно, живого или нет, миру придёт… каюк. Вот помяните моё слово. Я же гений.

Усмехнувшись, я поспешил в сторону входа на станцию метро. Можно было бы и на такси доехать, но – зачем? Утром пробки. И многие спешат на работу, а я – нет. Океан начинается с капли, так сказать. Моя и на метро доедет.

На первом этаже высотки, мимо которой я проходил, располагалось кафе с едой быстрого приготовления. Сколько тут ни проходил, в любое время дня и ночи – всегда оно битком. Быстрая еда. Быстрые калории. Быстрая жизнь. Быстрая смерть… Венец потребительского общества. Не люблю это место.

Поморщившись, я остановился в медленно втекающей на станцию толпе. Сколько бы ни строили, каждое утро одно и то же. С одной целью бредём в одну и ту же сторону. Понуро, устало, хотя ещё только утро. Я стараюсь не улыбаться. В такое время есть не иллюзорная возможность нарваться на что-то неприятное, будь ты хотя бы чуть счастливее, чем ближний твой. А ближних в толпе много, знаете ли.

С неба мелкой моросью стал накрапывать дождь. Я подставил под него лицо, ловя каждое прикосновение капель к коже. Холодное и приятное. К шелесту листвы добавилась симфония капель. Сегодня будет чудесная мелодия.

Меня кто-то тихонько пнул в спину, и я услышал недовольное бурчание за спиной:

– Молодой человек, вы там уснули, что ли? Не задерживайте окружающих!

– А нечего было меня окружать, – еле слышно пробормотал я себе под нос, но натянул на голову капюшон и поспешил продвинуться вперёд.

Парлик говорил, что дождь вредный. Опасный. Или что-то в этом духе. Я же не химик. Понял только, что дождь приносит какую-то гадость, и вот такие перфомансы могут мне дорого обойтись. Зануда шестерёнковая…

Турникет на станцию меня пропускать не захотел. Я крутился перед считывающей лицо камерой и так, и эдак, снял капюшон, сдул со лба чёлку… Ну вот не нравлюсь ему и всё тут. А стою на нужном месте, вон, под ногами чёрный круг. Треклятая жестянка, ну что тебе опять не так?

– Молодой человек, у вас оплата не прошла или счёт заблокировался, – грузная женщина оттеснила меня с прохода, – Идите разбирайтесь в автоматы, не задерживайте очередь.

Ха! В автоматы, сейчас. Разбегусь только. Как будто эти жестянки мне помогут. Они все меня не любят. Кроме Парлика, но он – не в счёт.

За рядами одинаковых сине-красных колонн автоматов располагалось маленькое окошко. Всего одно, даже какое-то сиротливое. Я подошёл к нему, и скучающая миловидная девушка в форме работника метрополитена удивлённо посмотрела на меня. Да, дорогая, я к тебе. Я понимаю, что коммуникации ныне не в моде, но, если исчезнут такие как я – ты лишишься работы.

Да и вообще… всё это техногенное обезличивание меня раздражало уже давно. Не всё могут разрешить автоматы, ой, не всё. Так и будешь танцевать с бубном рядом с шайтан-машиной, у которой только определённый набор функций. И – внезапно, да? – понимание человеческих хотелок в них не входит. Моих, так точно.

– Простите, у меня возникла проблема, – обратился я к работнице в окошке. – Уверен, что с моим счётом всё в порядке, но турникет не пропускает. Можете помочь?

– Конечно. Позволите, я проверю?

Это она про документы. Ох, не разочаровывай меня, прошу, ты же – не автомат. Ладно, предположу, что регламент – есть регламент. Я закатал рукав и сунул руку в небольшое углубление рядом с окошком. По запястью пробежал луч сканера, считывающий всю информацию обо мне. Неприятно. Не физически. Тонкой натуре моего внутреннего сумасшедшего гения. Иронизирую, если что, а то мало ли…

– Документы в порядке, Яр…о…слав, – она смущённо улыбнулась. Читать умеет, золотко. Ныне это большая редкость. Я не заметил, как широко улыбнулся в ответ, и девушка зарделась, поджав губы. – Я попробую вам помочь. Вы только… не распространяйтесь на этот счёт. Камеры, инструкции…

– …лишение премии, – понимающе продолжил я за неё и, судя по тому, что она раскраснелась ещё сильнее – угадал. – У вас сохранится в компьютере мой телефон. Если возникнут проблемы – не стесняйтесь, звоните. Я разберусь.

– Спасибо, – моя собеседница поднялась и вышла ко мне из расположенной рядом двери. – Идёмте.

Она подвела меня к турникету и показала пальцем на начертанный на полу круг. Я послушно встал в него, уставившись в смотрящую на меня чёрным беспринципным глазом камеру. Ноль реакции. Девушка подошла ко мне впритык и еле слышно спросила:

– Позволите?

Я окинул её взглядом, прикидывая, что я мог бы ей позволить. Да, пожалуй, что угодно. Даже не в рамках приличия. Пожав плечами, я кивнул.

Вытянув руку, она убрала с моего лба непослушную чёлку и указала пальцем на камеру. Я вновь уставился в глазок. Аллилуйя! Створки приветливо открылись, и я шустро прошмыгнул через них. Не заменят людей автоматы! Ну не заменят, как ни крути!

– Поменяйте фотографию в базах! – стараясь перекричать стоящий вокруг гул, крикнула мне моя спасительница. – Удачного дня!

Улыбнувшись ей на прощанье, я поспешил к лестнице. Спускаясь вниз, решил, что сегодня буду отвечать на звонки и голосовые сообщения. Ну, а вдруг?

Бредя по платформе в другой её конец, я передумал. Не нужно мне ничего и никого. Одна мадам пару лет назад заявила мне, что я – «неправильный и сломанный мужчина». Мол, слишком всё «не так» чувствую. И чувствую вообще. А потом демонстративно затолкала в уши наушники и включила в них музыку на полную громкость. Написанную мной, разумеется. Она не знала. Я редко кому открываюсь. Иначе всё – настоящее отношение как ветром сдувает.

Штампы. Всюду штампы. Ты должен, вот так нужно, обязан так, а не так, не возмущайся – это нытьё, мужчине не пристало… Тьфу. Я тряхнул головой. Нет уж, мне нельзя терять мою мелодию. Просто потому, что я так решил. И я не потеряю.

Вытянутый обтекаемый поезд остановился, приветливо открыв двери. Толпа нерадостно внесла меня внутрь, пригвоздив к противоположным дверям. Ту-тук… ту-тук… ту-тук… Тихое и отдалённое, но отбивающее ритм среди вихря кружащихся капель и шелестящей многоголосьем ветра листвы.

Увидел в отражении стекла в двери, что опять улыбаюсь. Не будь я тем, кем являюсь, точно нашли бы мне место в специальном хлеву для таких счастливцев, как я. Нет. Надо записать то, что звучало в голове. И Парлик расстроится, если я не приду. Андроид. Расстроится. И меня в этом не переубедить.

Продираться обратно к выходу пришлось с самым «продающим» выражением лица. Злым и недовольным. А ведь никто и не догадается, что это – наигранно. Актёров давно не осталось, театры закрылись из-за малой посещаемости, а кино создают нейросети. Вот никто и не знает про актёрскую игру. Всё, что видят, принимают за чистую монету. Такие наивные…

Продравшись к выходу, я выпал на нужную мне станцию. Повезло, однако. Случалось и проехать. Поезд отправился дальше, и я завис, рассматривая его перспективу, утекающую блестящей полосой в тоннель. Ту-тук…

До дома я практически бежал. Такой шедевр никак нельзя растерять! И не сметь думать, что его вновь «облагородят» в несметных нейронках! У меня будет свой вариант. Живой. А дальше – хоть трава не расти.

А ведь не растёт. Я споткнулся об это простое понимание, как будто на стену налетел. Дверь перед моим лицом открылась, и Парлик поинтересовался:

– Ярослав, мне включить все записывающие и создающие системы?

– Ты ж моя радость, – выдохнул я, забегая в свою квартиру и скидывая на ходу кеды и куртку. – Быстрее. Всю студию включай, вообще всё, что есть.

– Выполнено, – спустя полминуты сообщил мне мой механический друг и я ворвался в свою нескромную – что уж тут кривить душой – обитель творца, надевая огромные наушники. И…

Парлик беззвучно навис надо мной. Обычно он так не делает, особенно, когда я занят делом.

– Что? – раздражённо поинтересовался я, сдвинув одно «ухо» и настраивая необходимую мне аппаратуру.

– Ярослав, вам пришло уведомление от Верховного управляющего Оскамвы, – возвестил андроид.

– Хотя бы час, Парлик, умоляю, – взмолился я, – хоть конец света там у них. Подождут.

– Принято, – андроид сложил руки на груди и сел на стул возле моего рабочего стола. Он не следил за моими действиями и поэтому не раздражал.

Я управился быстрее, чем ожидал, но совсем забыл о сказанном моим верным помощником. Покачиваясь в раздумьях в своём широком мягком кресле, я чуть было из него не вывалился, когда Парлик возвестил:

– Будильник на час. Вы готовы выслушать уведомление, Ярослав?

– Да, что там у тебя, – пробурчал я, забираясь на кресло с ногами и упираясь локтями в колени. Не люблю, когда мне что-то велят. А тут как пить дать – повелят…

– Вам предписана настройка рояля, – начал было Парлик, но я не сдержался:

– В кустах?

– Нет, – не оценил он моей иронии, смотря равнодушным взглядом больших округлых глаз. Надо молчать, а то зависнет. Не повезло ему со мной, ой, не повезло… Да ну как тут промолчишь?

– Хорошо, а психов изолируют от меня? – опять не сдержался я.

– Каких? – мне показалось, что он вполне натурально жалостливо-непонимающе посмотрел на меня.

– Как каких? А у кого, по-твоему, в наше время может быть рояль?

– У богини, – ответил Парлик, – В Храме.

– О как, – обомлел я. – Это той девчонки, что в центре живёт?

– Богини. Избранной. Ярослав, ваши изречения не соответствуют моим данным, – мне показалось, что Парлик снова был готов отправить меня куда подальше и зависнуть.

– Да-да, не гунди, – фыркнул я. – Когда идти-то?

– Завтра к полудню, – ответил андроид. – В уведомлении сноска.

– Выдавай.

– Вам предписано не разговаривать с богиней. Только настроить рояль для её занятия.

– Ещё бы, – хмыкнул я, – они бы с радостью меня заткнули чем угодно, предварительно промыв рот. А я ведь за всю жизнь ни одного ругательного слова не сказал. Вслух.

– Всё когда-то бывает впервые, – неожиданно философски заключил Парлик.

– Что? – изумился я.

– Что? – передразнил он и отправился по своим делам.

Вот, нельзя мне общаться с богинями. Я даже на андроидов плохо влияю – они думать начинают. Философствовать. Ой, да и не больно-то и хотелось. Лишь бы счёт в банке не отключали, а так – хоть с кляпом во рту. Как будто мне есть дело до каких-то там богинь…

Глава 2

Сигизмунд

Растерев замерзающие руки, я сунул их в карманы и побрёл по улице в сторону дома. Надеюсь, что сегодня он цел и невредим. После тяжёлого рабочего дня на заводе не очень-то хочется увидеть, что ночевать уже негде. И такое бывало.

В странном мире живём. Вроде бы и цифровизация, и роботизация, и нейросетивизация, и ещё какие-то там «зации»… Машины и искусственный интеллект заменили людей почти во всём – что, кстати, удобно, если людской ресурс довольно беден и частенько сокращается. Почти. Ключевое слово. Не могут треклятые машинки думать и развиваться сами. Только если учить тому, что уже знает человек.

Оно и к лучшему. Иначе не было бы у меня работы. Без неё, как я буду выплачивать бесконечные кредиты? Все мы живём в долг, а как иначе? Яма долговая – похуже библейского ада, вот откуда уже и не вернёшься, достигнув дна.

Иначе… Сами люди во всём виноваты. Не смогли договорится, и вот… Мы, потомки, расхлёбываем последствия амбиций предков. Это же как нужно друг друга ненавидеть, чтобы ракеты создать, способные шар земной обогнуть? Ещё и планета наша теперь от этого больна – я в кино видел.

Раньше предполагали, что от массовой атаки ядерная зима наступит. Дудки. Амплитуда температур, может, и увеличилась – зимой стало холоднее, но и летом – жарче. А всё потому, что атмосфера пострадала. Дыры там какие-то… Опять же, в кино видел, хотя там не показывали – рассказывали только. Рассказать, конечно, и я могу, особенно после встреч в выходной с огненной водой.

Интуитивно покосился на небо. Свинцово-серое, как и большую часть года. Никаких дыр не видать. Да и дело ли до них, когда с неба может кое-что и опаснее прилететь.

А ещё вспышки бывают, такие, что всё – пишите письма. До войны, говорят, они были не так опасны, а сейчас… Вот я солнца почти не вижу, а оно есть, и вполне способно нас всех здесь поубивать. Как повезёт, каким боком наш шарик к нему повернётся, тот и будет отдуваться…

Про то, что с другой стороны нашей многострадальной планеты, в кино не говорят. Только слухи ходят. Мол, на другой стороне лучше. Там боги среди людей живут, города под защитным заслоном, тишь да благодать, никакой войны… Но это совсем далеко, за теми, кто нас каждодневно засыпает треклятыми баллистическими ракетами неимоверной дальности.

Вот ведь не уймутся же никак. Ресурсов не хватает, в большой войне пол мира полегло, если не больше, а им всё мало. Всё производят, направляют, обстреливают… чтобы что? Они же чуть полезнее в этом плане, чем фейерверк… Купол противовоздушной обороны почти всегда справляется со всеми атаками. И тут это «почти»…

Пару лет назад крышу моего дома пробило осколком. Да-да, именно осколком. В три метра величиной. Никто не пострадал, но осадочек, как говорится, остался. Угораздило же купить квартиру на верхнем этаже. Юн был, глуп и зелен. Не задумался, чего это она настолько дешевле остальных стоит.

А где-то, за горизонтом, об этом даже не задумываются… Я машинально поднял взгляд. Он уткнулся в однотонную серую стену, перетекающую в асфальт. Никакого горизонта не увидишь тут. Выхода нет, как у мухи в банке.

И тротуаров нет. Говорят, раньше были такие дорожки, чтобы люди могли не по проезжей части ходить. Но – исчезли, за ненадобностью – всё равно каждый миллиметр свободного пространства занят припаркованным транспортом всех мастей. Тротуары тоже им занимали, вот их и перестали отделять – бестолку. Ввели бы штрафы – проблема бы ушла, но как же… У тех, кто мог бы их ввести, транспорт есть, они о проблемах пешеходов даже не задумываются. Ибо, что? Не пешеходят.

Да ну вот опять… Я грязно выругался себе под нос и бесцеремонно запрыгнул на капот припаркованной машины, прошёлся по нему и спрыгнул у своего подъезда. Поделом. Хорошо хоть, дверь в подъезд вовнутрь открывается.

Свет в тёмном подъезде включается внизу. Тёмном – в любое время суток, потому что окон в нём нет. Лестничные марши – самое защищённое место в любом здании, вроде как, из какого-то специального бетона их делают. Это я не сведущ. Я – инженер другого направления. Занятно слышать, когда чего-то такого не знаешь, потому что профиль не твой, а на тебя смотрят и говорят: «Ты не знаешь?! Как?! Ты же – инженер!» Ну да, ну да. За компьютерами тоже инженеры сидят.

Ну вот, задумался и не успел. Свет погас по таймеру. Экономия. Придётся последний пролёт подниматься на ощупь. На каждом этаже есть включатель, но я-то между. Кстати, слышал забавный факт, что в стране богов не включатели, как у нас, а выключатели. Это, наверное, потому что каждый нормальный человек хочет выключить и не работать, а не наоборот.

Включил свет у двери, спасибо, что он тут есть. Ну вот, кто-то опять ковырялся в замке. Наивный. Я хмыкнул и зашёл в квартиру. Тащить из моей конуры было нечего. Бетонная однокомнатная коробка, в которой из ценного разве что холодильник, но кто его в здравом уме потащит? Видимо, обескураженный вор подумал также и ушёл ни с чем.

О, даже на старый чайник не покусился. Скинув ботинки, я поплёлся в угол, где располагалась кухня, и щёлкнул включателем. Работай, дружище, моему нутру нужен спасительный кипяток. Ещё восемь месяцев промозглой пакости на улице. Только ты меня и спасаешь.

На всякий случай я ещё раз огляделся, пока закипал чайник. Стол и единственный сиротливый стул около него, незастеленная железная кушетка, ворох чистой одежды в одном углу, грязной – в другом. Вроде ничего не изменилось. Мне как-то говорили, что моему обиталищу закостенелого бобыля не хватает женщины. Как же…

За более чем три десятка лет своей жизни, я кое-что понял, ребята. Женщины постоянно что-то хотят. Детей, семью, цветов, ухаживаний, времени… и так до бесконечности. А я вот ничего не хочу. По крайней мере, точно не здесь. Да и дело ли, своих потомков обрекать на жизнь в этом замшелом городишке? Я же не чудовище.

Такое часто в голове крутится, особенно, когда наливаю себе чай. Это потому, что думать себе позволяю. На работе-то не задумаешься, там другие задачи совсем.

Я посмотрел в закрытое железными ставнями единственное в квартире окно. Стекло в нём слегка завибрировало, и я выругался, ставя кружку с только что налитым чаем на столешницу. Словно в ответ на мои ругательства оголтело завыли сирены на улице.

Надев в прихожей специально для такого дела купленные боты без шнуровки, я выбежал на лестницу и помчался вниз. На зиму у меня на такой случай, спрятанные в специальной нише, хранились валенки, купленные за баснословные деньги у челноков. И ни разу не жалел. Иногда атаки затягиваются, и надо перебираться в центральное общественное бомбоубежище. Кто быстрее всех там оказывается, не отморозив ноги? Вот-вот. А говорят, нанотехнологии… Ну-ну.

Пока что атака только началась, так что с моими дражайшими соседями катимся по лестнице в защищённую комнату в подвале. Дражайшими настолько, что глаза б мои их не видели. Уверен, у них насчёт моей физиономии мнение аналогичное, но ничего не попишешь.

Забились в подвал. Сидим, ждём, локтями трёмся. Вжжжжиииууу… и ещё, и ещё… Бабах! Ура, значит одну сбили. Бабах! Вторая пошла, уже хорошо… Тишина. Сидим переглядываемся. Бабах!!! Ох, прямо над головой как будто. Лишь бы не в квартиру, вторую ипотеку я точно не потяну.

Сидим по стеночке, как выдрессированные обезьянки. Тишина. Выходить нельзя – сбить, может, всё сбили, но осколки бывают огромные, а пока они все на землю попадают… Ох, лишь бы не на крышу… Я понуро потёр переносицу. На кухне чай точно остынет. Печально. Придётся ещё один пакетик тратить, а он здесь не дешёвый. Бабах! Этот уже далеко где-то.

Придётся допивать холодный чай. И ни о чём не думать. А ведь там, за горизонтом, жизнь совсем другая. Может, врут. Но здесь уж лучше мечтой обмануться, чем безвылазно жить в дне сурка. Я вот всё живу, цепляюсь за свою нормальную, устроенную, комфортную жизнь.

Голос из транслятора разрешил нам возвращаться в свои халупы. Спасибо уж. Соседи, недовольно толкаясь, выползают наружу, а я сижу. Пусть рассосутся. Мне всё равно выше всех идти. Если, конечно, есть куда идти. И каждый день так.

Иногда я задумываюсь, что прилёт в мою хибарку был бы неплохим мотиватором к действиям. Поднял бы пятую точку и уехал отсюда на другой край света. Бы… Всегда это «бы» – самообман для внутреннего утешения. Если «это» случится – то «то» случится. Ага. Как же.

Опять дополз до своей норы, обрюзгший недовольный червяк. Ну вот, всё цело, даже стекло не вылетело. Буду сидеть дальше и ничего не менять. А то, поди, мечтаешь о лучшем, а там-то оно и хуже окажется. Я повалился на кушетку и завернулся в одеяло. Выхода нет оттуда, откуда сам не хочешь выходить…

Хильда

Сегодня я вновь проснулась за пять минут до будильника. Чудесно, когда организм привыкает к режиму. Вообще, любой режим – это чудесно, правильно, выверенно. Хаос порождает ещё больший хаос. Однажды общество дало слабину, подверглось хаосу – и последствия теперь можно лицезреть за моим окном. Если его открывать, конечно… А иногда – слышать.

Мой бывший кавалер, Герберт, часто рассказывал мне, мол, всё творящееся вокруг – заговоры и провокации, дабы держать нас всех в узде. Мол, перед лицом страха, опасности и общего врага мы будем более послушными и сплочёнными, так будет легче нами управлять. Чушь собачья. Недавно Герберт исчез. Может, сбежал к новой любовнице, но скорее – не с тем поделился своей паранойей. Надеюсь, его вылечат. При любом раскладе.

Взбодрившись чёрным кофе, я стала собираться на работу. Крашусь всегда по минимуму – так положено по уставу, в котором прописано всё до мелочей, вплоть до наличия украшений и возможной гаммы в макияже. В моём гардеробе всегда царит порядок – как и везде в моей жизни. Поэтому в голове и не возникает глупых мыслей, как у Герберта и подобных. Хаоса нет. Всё упорядоченно.

Со школьной скамьи люблю носить форму. Не приходится принаряжаться, каждый раз задумываться, что надеть. А выглядит как? Ммм, у её создателей точно есть вкус.

Поверх высоких чулок я натянула строгую чёрную юбку-«карандаш», последовательно застегнула каждую миниатюрную пуговицу на белоснежной рубашке. Поправила её накрахмаленный ворот, завязала чёрный галстук. Накинула на плечи длинный чёрный китель, застегнув его и подпоясавшись широким кожаным ремнём. Сунув ноги в высокие, по колено, ботинки, я в который раз засмотрелась на себя в зеркале. Умеют же делать что-то красивое, даже в такие нелёгкие времена.

Только вот причёска не соответствует. Я собрала свои пышные, пшеничного цвета, волосы в низкий пучок. Так-то лучше. Регламенты существуют, чтобы их исполнять. Как и все инструкции. Как принято говорить на службе – все они «написаны кровью». Раз кто-то умный решил, что мне по чину носить такую красоту, я-то уж точно ни за что противиться не стану.

Открыв дверь, я чуть было не совершила ужасную ошибку, но вовремя спохватилась и сняла с вешалки свою фуражку. Вот стыда-то было бы, забудь я её дома. Ругая себя, надела её и спустилась вниз по узкой лестнице. Хорошо, что в моём доме всего пара этажей – не люблю многоэтажки, не по статусу они мне.

Статус… Волшебное слово. Мне ещё с пелёнок внушали, что оно – самое важное, особенно в жизни женщины. Вот Герберт мне по статусу не подходил, и чего только нашла? А, былое. Неровен час, ещё и вместе с ним угодила бы куда попадать не стоит. Судьба миловала.

Усаживаясь в свою шикарную машину, идеально чистую и поблёскивающую алым боком на солнце, я задумалась вот о чём. Насколько на статус влияют грязные слухи? Особенно – правдивые? Я недовольно закусила губу, поворачивая ключ и заводя мотор.

Подружек у меня не осталось. Сразу после школы вектор сменился. Если там со мной пытались подружиться, чтобы побыть в тени моей популярности, то позже девушки в основном мне завидовали и не хотели меркнуть на моём фоне. Да и не очень-то нужны они мне… Разве что, вот за слухами следить. Так, я лишь раз слышала, как за спиной перешёптывались – мол, офицерскую форму носит, а сама – «штабная».

Ох, как меня тогда это задело! Я резко обернулась, а сплетниц и след простыл – бояться меня, разумеется. А в лицо такое говорить – и подавно. Но сплетен за спиной этот страх никак не отменяет. Внутри всё полыхало целую неделю. Да и сейчас я злобно оскалилась и вцепилась руками в руль так, что аж пальцы побелели.

Было бы не так обидно, будь это грязной ложью. Но, увы, сплетники были правы. Табельным оружием я владела так себе, ещё и никогда не использовала его в бою. Вот прям совсем никогда – стреляла только на стрельбищах, когда проходила подготовку. Да и подготовка эта, мягко скажем, была такой… Проплаченной. Как и то, какую должность я занимаю сейчас. Вот, признаю. Папенька денег не пожалел, да будет благословенна его память.

Штабная… Может, не стоит обижаться на такое клише? Откуда им-то знать? Кому – им? Да, чёрт побери, всем… Оттого и обидно. Бурча под нос проклятья, я натянула на руки чёрные кожаные перчатки и вышла из машины. Проходящие мимо рядовые отдали мне честь и вытянулись по стойке «смирно», немного гася пылающее внутри огнём задетое эго. А что? Приятно. Ничего не скажешь.

Коротко кивнув, я прошла мимо, направляясь ко входу монументального здания Министерства Защиты Населения. Армия и полиция давно слились воедино, выполняя примерно одинаковые задачи. Наземных операций не было уж больше века, хотя по телеканалам частенько вещают – вот-вот и будет.

Конечно, «вот-вот» не наступит ещё долго, а может быть, никогда. Я не шибко сильна в экономических вопросах, но что-то мне подсказывает, что ресурсов на всякие там корабли, подводные лодки и самолёты у Коалиции просто нет, и в ближайшее время точно не возникнет. Я могу ошибаться. Но, разумеется, никогда не признаю этого вслух. Ни перед кем.

Навстречу мне из дверей Министерства вышел Вахид. Смерив меня привычно злачным взглядом, он поймал меня под локоть и негромко произнёс:

– Хильда, свет моих очей, не подумала насчёт моего предложения?

«Не подумала и не собираюсь,» – очень хотела ляпнуть я, но – не положено. Это он про приглашение моей персоны в ресторан. Снизошёл, так сказать, а я всё выкручиваюсь, чтобы и не отказать, и не пойти. Ненавижу, когда рядом со мной кто-то выше по званию. Некомфортно. Вот и сейчас приходится наигранно улыбаться натянутой улыбкой.

– Подумала, но нет ни одной свободной минутки. Пока что, – я осторожно высвободила руку из его цепкого захвата, – Как появится, непременно тебе сообщу.

Он одарил меня недовольным взглядом, но говорить ничего не стал. Непривычно, что отказывают. Сам виноват. Статус, конечно, хорошо, но он физиономию-то свою видел? Я не из отчаявшихся, так-то. И вообще, даже если закрыть глаза… служебные романы чреваты. А я – девочка неглупая.

Продолжая мило улыбаться, я поспешила скрыться за дверью. Фух. Надеюсь, однажды ему надоест такое моё поведение, и он оставит меня в покое.

Стараясь подниматься по помпезному лестничному маршу как можно быстрее, я машинально сняла перчатки и убрала их в карманы. Вообще, их полагается носить везде, но этому распоряжению никто не следует. Обычно. Я следую. Само как-то получилось…

Поднявшись, я направилась по коридору с высоким потолком, устланным тёмно-алым ковром. Шаги сразу стали менее гулкими. Сфокусировавшись на звуке, я не заметила, что одна из дверей на моём пути открылась. Из неё показался генерал Гренц и поймал меня за локоть. Откуда у всех эта привычка – за локти меня хватать? Я им что, кукла? Он воровато улыбнулся и вполголоса произнёс:

– Звук твоих шагов я узнаю из тысячи, милая моя. Зайди-ка, есть дело для тебя.

Седовласый статный мужчина был моим дядей – старшим братом моего покойного отца. Относился он ко мне соответственно, чем порой меня злил. Впрочем, я прекрасно понимала – если бы не это родство и богатство моей семьи – чёрта с два я занимала бы свою должность. Да и ниже тоже.

– Присядь, – велел мне дядюшка Гренц, убирая в ящик массивного деревянного стола настоящую реликвию – бумажную книгу. Я не успела разглядеть, что было написано на обложке, но, не сомневаюсь – авторство было за каким-нибудь любимым Вольфгангом Гренцем мыслителем древности, вроде Ницше, Фрейда или Канта. Меня заставляли в подростковом возрасте их читать, но я слишком быстро засыпала от прочтения даже пары абзацев. Кому нужны книги, когда есть фильмы и сериалы? Всё же посмотреть можно, а не тратить столько времени и… зрения?

Я разместилась в высоком резном кресле по другую сторону от стола и деловито закинула ногу на ногу, разместив руки на подлокотниках. Потому, что могу. Любимой племяннице можно и нарушение субординации простить. Так-то.

– Ты, помнится, хотела какое-то полевое задание? – Гренц смерил меня недовольным взглядом, но делать замечание не стал. Я кивнула, и генерал продолжил: – Сама знаешь, с этим всегда туго. На шпионскую миссию тебя отправить не могу – с твоим акцентом тебя рассекретят ещё с порога. Да и навыков у тебя соответствующих нет, – он тепло улыбнулся, видя, как я поникла. – На это есть другие. Тебе доверю кое-что поважней.

– С… самолёт? – заикнувшись, с нескрываемой надеждой спросила я.

– Да, умница, – генерал расплылся в улыбке, видимо, глаза меня выдали. – Прошлый прилетал вчера, о следующем пока уговора не было. Когда будет – тебе сообщат. Если, конечно, хочешь поучаствовать.

– Хочу! – выпалила я. – Кто же не хочет! А вдруг, там шпионы? Хоть раз пистолетом воспользуюсь, а то всё в кобуре пылится!

– Ну… не будь столь радикальна, – Гренц продолжал улыбаться, словно он дал конфету младенцу. – Шпионы куда ценнее живыми. Во-первых, у них можно узнать о каких-то планах врага, если вовремя извлечь из них фальш-зуб с цианидом. Во-вторых, кто знает, насколько ценная птица может угодить к нам в сети. Обмен заложниками никто не отменял. Так что, прошу тебя быть посдержаннее. Тем более, груз ценный. Вряд ли ему навредят пули, но всё ж.

– Не понимаю, почему мы с ними вообще хоть какие-то дела имеем, – фыркнула я.

– Потому что война – войной, но вымирать никто не хочет, – Гренц перестал улыбаться. – Месторождений хагацида у нас нет нигде. Оно вообще единственное в мире, вроде как. Нам несказанно повезло, что у наших врагов нет технологий по созданию из него плат для андроидов, поэтому они делятся с нами частью добытого взамен на готовый продукт. Только представь, в какой хаос и мрак погрузится наш мир, если в нём перестанут производить андроидов? Никто в поле работать не пойдёт, даже если от голода будут умирать. Пока этот натуральный обмен – единственный выход. И то, мы не в самом лучшем положении – кто знает, когда их разведка украдёт данные о схеме производства и в обмене пропадёт надобность. Так что, важность поимки шпионов – первостепенная.

– Я понимаю, – поморщилась я. – Но, зачем вести такие игры с западом, если можно обратиться на восток? Ходят слухи, у них андроиды есть. Может, есть и хагацидовое месторождение? Или технология какая-то другая для производства этих самых плат?

– Моя милая Хильда… – Гренц грустно вздохнул. – Как показала вековая история, любые походы на восток – весьма чреваты. Либо ходоки не возвращались, либо приносили беду сюда. А нам вот только врагов с востока не хватало, мало нам на западе! Так ведь тисками зажмут и уничтожат. Если на востоке и правда хотя бы кто-то живёт. Там же всё ядерными боеголовками в последнюю войну всё засыпали. Туда пойдёт только сумасшедший.

– Хорошо, дядя Вольфганг, – сдалась я. – Такие философские вопросы оставлю командованию. Я готова приступить к заданию, как только потребуется.

– Отлично, – он кивнул, но нахмурился – не любил, когда я упоминаю о нашем родстве на службе. – Тебе сообщат, когда станет известна точная дата вылета. Ступай.

Глава 3

Исида

Сколько себя помню, мне всегда говорили, что я – избранная. Для чего? Не знаю. Для чего-то. Хотя, всё я знаю. Я – богиня. Мои жрецы говорят – звёзды так сказали. А услышали их астрологи.

Звёзды сказали! Газовые шары на невероятных расстояниях от нашей планеты посмотрели на Землю, где родилась я, и сказали! У них глаза есть, рот, ага. Как на моих детских рисунках, сделанных на обложках раскрасок, так как внутри, по линиям, мне рисовать было неинтересно.

Ладно, это я утрирую. Сказали – это сложились как-то необычно на небосводе. И повлияли на мою судьбу. А почему? Потому что люди так решили. Вот и вся астрология.

Меня учили точным наукам, а потому в программе был предмет со словом «астро». «Астрономия». Но, учить меня ему стали совсем недавно. И вот, даже знаю, почему. Психику мою чтобы не тревожить. Я же сама не догадаюсь, что звёзды – это не предсказатели какие-то. Вот ведь чушь.

Хорошо, что от родителей не отлучали из-за этого. Решили, что мне полезно будет с ними общаться и поддерживать связь. И на этом спасибо. Социализацией больше не заботились. В шесть лет меня поселили в Храме под надзором жрецов и начали учить всем наукам, в особенности математике, физике и химии. Прочие предметы тоже были, но не так много.

Жрецы говорили мне, что я – избранная хранительница знаний и у меня есть своя миссия. Какая – ни разу не уточняли, но я так и решила – хранить знания. Мы же в каменном веке живём. Иронизирую, если что.

Впрочем, на вопрос, почему знания должны храниться именно во мне, я всегда получала короткое – так принято. Ладно, принято – так принято. Примем.

Однажды, когда мне было двенадцать, я поставила под сомнение эти вкладываемые с детства в голову аксиомы. Жрецу математики. Он потёр лысину, посмотрел на меня как-то умоляюще… И что? И мне на следующее занятие, вместо положенной физики, привели жреца-психолога.

Помню, как меня тогда поразило, что у него на голове волосы росли. Все мои жрецы были лысыми, и я считала, что все мужчины такие. А психолог был совсем другим! Высокий, в очках, с седыми волосами аж по плечи, которые он убирал в хвост. Я минут пять его только разглядывала, а он улыбался. И молчал.

Беседы с ним были настоящей отдушиной. А ещё я тогда поняла вот что: где-то в Храме был какой-то гипнабельный механизм. Моих жрецов сначала засовывали туда, чтобы вложить в них знания на определённый предмет, а после занятия – чтобы они обо всём забыли.

Со жрецом-психологом такого явно не делали – он помнил все наши занятия и практически каждое моё слово. Вот это память! А ещё – он умел слушать. Я, конечно, понимаю – профессия такая, но как же это волшебно!

Жаль, что я тогда была маленькой и наивной. Задавала слишком много вопросов. И вскоре стала задавать их не только жрецу-психологу. Вот это стало первой в моей жизни ошибкой. На занятии по культорологии мне стало скучно. Я задумалась, а что, если мои жрецы – андроиды? И ущипнула. Он ойкнул и спросил, чего мне так не понравилось в его словах.

– Ты бесчувственный! Как ты можешь говорить о культуре и искусстве, если сам ничего не чувствуешь?

Пожаловался, видимо. Психолога заменили на другого психолога. Тоже лысого и безэмоционального. Он мне объяснил, мол, прошлый был временным. Пока достойного подбирали.

Достойного! Я тогда заперлась в своей комнате и требовала вернуть недостойного. Услышали? Естественно! Но не так, как того хотелось бы мне. Обманули. Сказали, что помогут, а вместо этого… Стыдно сказать! Поставили мне урок биологии и очередной лысый мужчина рассказывал мне, как устроено женское тело и как работают гормоны! А психолога оставили нового.

С тех пор я больше с ними не разговариваю. Ну, не по делу и не по занятию. Даже вопросы лишний раз не задаю. Если жрец что-то не рассказывает на занятии, значит, он этого просто не знает. Не вложили. Не загипнотизировали. Или как там…

Жрецы мои всё-таки не андроиды. Они тёплые. Это я узнала, когда ущипнула. Механизму-то зачем лишний раз нагреваться? Тем более, на поверхности?

К слову, логике меня тоже учили. Развивали. С рождения. И вот периодически она давала сбой. В моей голове. Но, делиться этим я ни с кем не стала. Только вот начала писать на своём уникальном планшете об этом.

Да-да, именно писать. За пределами моего Храма мало кто может что-то напечатать. Ибо, зачем? Люди сосем обленились. Даже читать не умеют, не то, чтобы писать. Всюду голосовые интерфейсы, голограммы и пиктограммы на крайний случай. Если где-то что-то написано, рядом есть авто-чтец. Обычно нет, разумеется.

Я не заперта в своём Храме. Мне можно покидать его, выходить на улицу. Иногда даже нужно. Верховному управляющему Оскамвы я периодически нужна. Приглашает, чтобы программы совместные снимали с ним и со мной. Интервью всякие. Но это – последние пару лет. Почему до этого было не нужно – не представляю даже.

Так вот, я выхожу. Иду до автомобиля в сопровождении охраны. И до резиденции управляющего также. Просто погулять мне не особо разрешают, говорят, избранным не положено. Когда я спросила, где – то самое положение, в котором это написано, мой служка завис. Андроидам можно. Но ответа так и не дал.

К жрецам обращаться с таким вопросом совершенно бесполезно. Какое там положение, в них знаний на один урок. В итоге, пришлось интересоваться у Верховного управляющего. Вот он как-то интересно ответил:

– Уважаемая богиня, а вам зачем снисходить до народа? Вы уже избраны. Привилегированы. Уникальны. Познание мира за пределами Храма принесёт вам лишь боль, страдания и опустошение. Мы не заинтересованы в том, чтобы хранительница знаний помутилась самым ценным – рассудком. Оставьте эти мысли и учитесь, так вы принесёте очень много пользы всему нашему обществу.

Больше он ничего не сказал. Здесь, впервые в жизни, зависла уже я. Хотя я – точно не андроид. Я бы знала. Или… нет? Кажется, у людей это называется – задуматься. Я часто задумывалась до этого, но не придавала значению названию действия. Я вообще редко о таком думаю… Запуталась в итоге.

Пришлось просто признать, что Верховный управляющий прав. Не потому, что звёзды так «сказали». Не потому, что, судя по краткому курсу физиогномики, он мне не соврал. Я просто не отдавала себе в этом отчёт. А вдруг, и правда, потеряю рассудок?

Вот уж чего-чего, а этого терять никак было нельзя. Да и всё, что я узнавала из научных фильмов меня порой расстраивало. Раньше люди больше общались между собой. Не по телефону, планшету или с помощью компьютера – а вот так, как я на занятиях со жрецами. Сейчас даже это кануло в лету. Разговаривать друг с другом лично стало не модно.

Образование существует как таковое, но оно абсолютно номинальное. Выбираешь кем быть, и тебя научат только тем навыкам, которые нужны для профессии. Если, конечно, ты хочешь работать. Многие уже не хотят. Сидят на пособиях от государства и им хватает. Откуда у государства ресурсы, чтобы всех содержать – вот тут вопрос. И его я, разумеется, никому не задам. На меня гипнабельная машина не действует. Вроде. Проверять не хотелось бы.

Я отложила планшет, на котором печатала, и оглянулась на всякий случай. То, что мои рассуждения кто-то прочтёт – вряд ли. Даже андроидам сейчас уже этого не закладывают. Зачем?

Однако, осторожность не помешает. Планшет мой очень старой модели – отберут, потом не отыскать такой уже. Мне его выдали со скрежетом, я просила так-то тетрадь. Обычную. Где можно было бы писать, как в старом кино. Мне всегда это казалось каким-то чудом. Руки рисуют закорючки, а их потом кто-то может прочесть! Эх… Хорошо, хотя бы планшет дали.

Солнце светило ярко. Его лучи красиво пробивались меж колонн моего Храма. Красиво – интересное слово. Жрец-психолог говорил, что это понятие субъективно. Каждый чувствует и видит так, как хочет сам. У людей есть какие-то особенные вкусы и ощущения. Стоило вспомнить, настроение стало ухудшаться. Про такую вещь, как настроение, тоже он мне рассказывал.

Киснуть точно нельзя. Ещё чего напридумывают, чего мне не нравится и не захочется. И жалеть потом. Неа. Я поднялась со скамьи, установленной средь зелёного газона, покрывавшего весь внутренний двор моего Храма. Дерево посадить мне не разрешили. А мне очень хотелось. Я долго допытывалась, почему. Сказали, мол, нельзя. В городе не разрешено из-за требований какой-то там организации.

– Так мы не в городе. Мы в Храме, – запротестовала я.

– Храм в городе, богиня, – ответил служка. – Лимит. Больше деревьев нельзя.

– Даже мне?! – вскинулась я.

– Даже вам. Простите.

Да чего уж, он-то не виноват. А Верховному управляющему не скажешь. Пришлось смириться. Говорят, когда я доучусь, у меня больше будет свободы. Ну, как говорят. Жрец-психолог говорил. Я всегда ему верила. И сейчас верю. Надеюсь…

Я тряхнула головой, гоня мысли. Верить должны в меня. Так говорят жрецы. А надеяться на что-то – значит, разочароваться. Так Верховный управляющий говорит. Всё равно. Однажды, сама буду решать, слушать кого-то или нет. Мне не говорили о том, сколько именно меня будут учить и что будет потом. Но, знания же конечны? Нельзя же учиться всю жизнь? Или можно?

Меж колонн замелькала фигура андроида-служки. Он подошёл ко мне, привычно кланяясь в пояс. Это так все делают. Дань уважения и всё такое. Хорошая традиция. Мне нравится.

– Надо идти на занятия? – привычно поинтересовалась у него я.

– Надо, – согласился, – у вас замена, богиня.

– А что такое?

– Не могу знать, богиня. Велено оповестить и пригласить вас в аудиторию один.

– Ого, давно там занятий не было, она же большая такая. А что за замена?

– Не велено говорить. Положен стресс-фактор.

– Ух ты! – удивилась я.

Стресс-факторы мне уже устраивали, но не по занятиям. Иногда меня учили всяким полезным вещам – чтобы я не только теоретиком была. Каждый раз разное. Оставляли на неделю жить в убежище, но в потайные комнаты не ходить. Было скучно. Но – необычно. Отключали электричество и интернет. Смотрели, как я буду с этим жить. Ага. Кормить не переставали вот ни разу. Так что жить можно. Отсыпаться и отдыхать от учёбы – благодать.

Прищурившись, я спросила у служки:

– Хорошо, не говори. Раз положено. А что в зале что-то разместили?

– Да, богиня, – легко поддался он. – Рояль.

– Ух ты! Меня будут учить музыке?

Завис. Видимо, догадался, что обманула наивное механическое создание. Андроиды про ложь совсем не знают. Не понимают. Я проверяла ни раз. Я тоже не знала. Пока однажды, лет так в десять, не взяла вместо положенной по рациону одной конфеты две. У меня тогда служка спросил, мол, сколько взяли.

– Одну, – соврала я.

– Принято, – только и ответил он.

И мне вот понравилось. На жрецах я тоже проверяла, но они не такие наивные, как андроиды. Ещё и настучать могут. Это тоже пришлось усвоить и не перебарщивать.

– Простите. Не велено говорить, богиня, – ответил мой нынешний андроид-собеседник.

– Договорились. Пойдём на занятие тогда. Там и узнаем.

Какое-то странное чувство. Необычное. Я шла на занятие и в голове роились самые непривычные мысли. В моей фантазии за чёрным роялем сидел молодой человек. Его руки касались клавиш, и вокруг звучала музыка. Откуда, интересно? Я видела рояль на картинке. Не припоминаю, чтобы в нём были колонки.

Мы со служкой прошли через луг перед Храмом и поднялись по широкой белой лестнице. Андроид учтиво поклонился мне в пояс и исчез в глубинах храмового комплекса. Довольно большого, кстати. Или мне так кажется.

Войдя в зал для занятий, я увидела, что на белом полу стоял рояль. Нет, не чёрный. Белый. А за клавишами сидел… не то, чтобы прямо такой молодой человек, которого я себе представляла. Но и не бритый жрец. Просто человек. Обычный. Такие иногда попадаются мне в Храме, но быстро исчезают из моего поля зрения. Этого я точно никогда не видела. Это мой учитель? Я подошла.

– Ты жрец? – спросила я его. Не поприветствовала. Зачем?

Он поднял голову, сдул светлую чёлку со лба. Вот это умение! Его взгляд сильно отличался от всех, кто на меня когда-либо смотрел. Внимательный, оценивающий. И глаза такие… светлые, янтарно-карие, как будто в них заблудилось солнце. Никогда таких не видела. Смотрел этот странный человек на меня чуть дольше, чем положено по этикету, потом почесал нос и отрицательно помотал головой.

– Ты немой?

Он удивлённо посмотрел на меня и тихо ответил:

– Нет. Мне просто запретили с вами разговаривать.

– Так чего ты говоришь, раз запретили? – я вздёрнула брови.

– Полагаю, невежливо не отвечать на прямой вопрос.

– Так ты жрец музыки?

– Нет, конечно, – он усмехнулся и поднялся из-за рояля.

Вообще у него как-то слишком много движений. Он слишком… живой что ли?

– Так, а кто тогда? Если не жрец?

– Я просто настройщик рояля, – мне показалось, что он говорил с раздражением. Не припоминаю, чтобы кто-то говорил со мной в подобном тоне. Обычно, это могла позволить себе только я. – Это очень редкая специальность по нынешним временам.

– Роботы, что, не могут настраивать инструменты? – я нахмурилась и он снова усмехнулся:

– Не могут. А я могу.

– Настраивать и всё?

– И всё. Сейчас настрою и уйду. А жрец придет сразу, как я закончу, – парень заглянул под огромный деревянный навес рояля, напоминающий крыло. Не знаю, как оно называется. Мне музыку раньше не преподавали и рояль я вижу впервые.

Стукнув пару раз по клавишам, он удовлетворённо кивнул и направился к выходу.

– А, простите великодушно, – парень обернулся у двери остановился. Он как-то необычно улыбнулся, поклонился мне в пояс и поспешил на выход.

Провожая его взглядом, я застыла в замешательстве. Кто он такой? Почему такой странный? Я ещё ни разу не встречала таких… Ой, да и неважно.

Дверь в зал вновь отворилась. Вошёл жрец. Такой же, как и все остальные жрецы. Обычный и неинтересный. Он приставил к роялю стул и услужливо попросил меня присаживаться.

– Сколько занятий по музыке мне поставили в график? – требовательно спросила я, не сводя со жреца взгляда.

– Два занятия в неделю, богиня, – незамедлительно ответил он.

– А как часто нужно настраивать инструмент? – я прищурилась, а он удивлённо посмотрел на меня, не понимая вопроса:

– Простите, я не могу ответить на этот вопрос. Он расстраивается… В процессе… Как бы. Рандомно, – его взгляд показался мне умоляющим. Чего такого сложного в вопросе?

– Ладно, – фыркнула я, – начинай.

Жрец принялся монотонно рассказывать мне какую-то теорию, не касаясь пальцами клавиш. Я заскучала. Настройщик всё никак не шёл у меня из головы. Интересно, у скольких людей сейчас есть рояль? Скольким он помогает с настройкой? А что… если среди них есть красивые девушки?

Тряхнув головой, я погнала от себя какие-то странные глупые мысли. Богине не пристало забивать голову глупостями. Жрец извлёк из своей сумки высокую тетрадь, пояснил, что она «нотная». Ничего мне это слово не сказало. Раскрыв её, он принялся водить пальцами по страницам со странными линиями, точками и закорючками, как будто в них был заложен какой-то смысл. Рассказывал про какие-то ключи и знаки… Кто знал, что музыка такая сложная?

Рассеянно следя за его движениями, я снова подумала о настройщике. Хочу, чтобы он опять пришёл. Не знаю, почему. Хочу, и всё тут. Если что-то нужно настроить, сначала нужно это что-то расстроить – простецкий алгоритм. Это мне поначалу так показалось. Как расстроить эту громоздкую штуковину, за всё занятие я так и не поняла.

На следующем занятии жрец всё-таки соблаговолил коснуться клавиш, которые издавали необычные звуки. Совсем не такие, как нейросетевая музыка вокруг. Я вслушивалась в каждый. Интересно, а настройщик умеет только настраивать или играть тоже? Целая наука по этим закорючкам, вряд ли… Но, что, если…?

К третьему занятию жрец сказал, что на следующий раз закажет настройку. Я поёрзала на стуле, предвкушая, как в этот раз не отпущу настройщика и непременно замучаю его вопросами. Ну, интересно же?

– Ты же говорил, что сегодня нужна была настройка? – нахмурилась я, когда жрец явился на занятие.

– Всё верно, богиня, – кивнул он лысой головой. – она производилась до того, как вы пришли сюда. Я подумал, что вам интересна статистика, поэтому сообщил вам о предстоящей настройке.

Он как-то сжался под моим взглядом и втянул голову в плечи. Наверное, очень слишком красноречиво получилось. Поджав губы, я постаралась взять себя в руки и не выдавать эмоций. Вздохнув, я отрешённо сказала:

– Да. Я – богиня точных наук, поэтому мне интересна эта составляющая. Я редко сталкивалась с музыкой и искусствами. Наверняка они также завязаны на математике, как и всё вокруг. Расскажи мне, как устроен этот инструмент? Технически? Что значит это вот – настроенность? Или расстройство? Как механизм может быть расстроен, у него же нет ни мозга, ни чувств?

Жрец опешил от навалившихся на него вопросов. Так-то лучше. На самом деле, меня волновало только одно – как они посмели пригласить настройщика до моего прихода? Негодяи!

Помассировав переносицу, жрец принялся объяснять мне устройство рояля. Я сунула нос под крышку. Вот это да! Настоящее инженерное чудо! Какие-то натянутые металлические нити, молоточки-колки, стучащие по ним, если нажать на клавишу… Для каждой свой, со своим оригинальным звуком. И вот это создаёт музыку? Потрясающе!

– Я правильно понимаю, что за систему и принцип работы этого инженерного чуда ты особо не понимаешь? – хитро спросила я.

– Правильно, богиня, – поспешил согласится он. – Я могу научить вас лишь нотной грамоте и сольфеджио. Если вам интересен принцип работы рояля или других инструментов, вам следует запросить жреца иного профиля… Если таковой вообще имеется.

– А настройщик? Он знает? – я постаралась сделать совершенно непринуждённый вид, хотя эти вопросы интересовали меня больше всего.

– Скорее всего, да. Однако, общаться с вами могут лишь жрецы, – он вновь стушевался под моим взглядом. – Прошлое ваше столкновение с ним было недоразумением. Больше оно не повторится.

– Как не повторится?! – я всплеснула руками. – Я хочу всё знать про рояль! Пусть разрешат ему прийти и рассказать!

– Простите, богиня, это не в моей компетенции, – он явно воспринимал мой гнев на свой счёт. Да и пусть. Ничего не знаю. С каких пор мне в чём-то смеют отказывать?

– Хорошо, – снизошла я, – я поговорю с кем надо.

Разговор «с кем надо», а именно с посетившим меня управляющим Храмом, должного эффекта не возымел. Да как они смеют! Внутри всё закипело, когда он бросил мне:

– Ваши занятия расписаны на годы вперёд. Вам не стоит тратить своё время на подобные несущественные уроки.

Несущественные уроки! Ещё и сказал, что музыки осталось занятий пять-шесть, а потом меня решили ей не отвлекать! Ну, я им покажу, где инженеры зимуют. Логику тоже полезно развивать.

Перед следующим занятием я сумела проскользнуть мимо дежурившего в коридоре служки – благо, если не шлёпать, босяком можно ходить довольно тихо. Как-то я заметила, что за одной из дверей в соседнем коридоре располагался какой-то чулан со всякими штуковинами. Вроде как их тоже называли инструментами, только обычными, а не музыкальными.

Мой браслет мог открыть любую дверь в Храме. Очень опрометчиво. Впрочем, раньше такие странные идеи, как сейчас, мне в голову не приходили. Стараясь не шуметь, я извлекла среди прочих инструмент, напоминающий ножницы на конце, но с гораздо массивными… м… клешнями? Надо запросить занятие по этим всем штуковинам. Вдруг, пригодится?

Тихонько вернувшись обратно в свои покои, я достала своё самое пышное платье из раздвижного шкафа и надела его. Инструмент я спрятала средь струящихся складок юбки и зажала его рукой. Подошла к высокому, во всю стену, зеркалу. Вроде бы незаметно. Кажется, что я просто юбку придерживаю.

В дверь деликатно постучались – служка звал на очередное занятие по музыке. Хорошо, что я всегда прихожу раньше жрецов. Жрец-психолог мне рассказывал, что это делается для того, чтобы я могла морально подготовиться и настроится к каждому занятию. Чудненько. Сейчас я ещё как настроюсь. Не сомневайтесь.

Кивнув служке, я поспешила на занятие, шелестя пышной юбкой. Очень хотелось побежать, чтобы точно успеть исполнить задуманное, но это вызвало бы подозрения. Бегаю я только на специальных спортивных занятиях. Говорят, они полезные. Не знаю. У меня после них всё тело болит и пить хочется. Полезности не замечала.

Он услужливо открыл передо мной дверь, и я кивнула, отпуская его. Как только дверь за моей спиной закрылась, я подбежала к роялю и сунула голову под крышку, разглядывая металлические нити. Сжав в обеих руках инструмент, я попыталась перекусить ими несколько из них, но сил мне не хватило. Секунды галопом бежали в голове. Нет уж! Кто сдаётся на таком важном этапе? Только не я!

Скрежеща зубами, я-таки смогла оборвать одну из нитей, которая звонко взвизгнула, чудом умудрившись не рассечь мне лоб. Вот тебе на, а могла ведь учесть этот нюанс! Со следующей ниточкой я была поосторожней – к краю они оказались потоньше, поэтому я сдюжила ещё пару штук. За дверью послышались шаги жреца. Девать преступный инструмент было некуда, пришлось «уронить» его под колки.

Услужливо поздоровавшись, жрец принялся раскладывать свои материалы, готовясь к занятию. Я логично рассудила, что клавиши под порванными нитями будут примерно с правой стороны. Как бы невзначай я стала нажимать на них пальцами. Жрец косился на меня недовольным взглядом, но замечание делать не стал.

Оп! Вот одна не работающая! Я посмотрела на жреца – он был занят своим делом. Отлично. Должны быть ещё. Три следующие работали, издавая звуки, а четвёртая – оп! Не работает! Третья нашлась следом.

Жрец сел за инструмент и хотел было начать занятие, но я сразу же показала ему своё «открытие».

– Ничего страшного, – безучастно отозвался он, – эти октавы слишком высоки, они не потребуются нам для занятия…

Он замолчал, вновь натолкнувшись на мой взгляд. Надо будет так в зеркало посмотреть. Интересно, правда так впечатляет?

– Не потребуются?! – возопила я. – Мне нужен полностью настроенный инструмент! Немедленно вызови настройщика! Нет! Никаких возражений! Я хочу полностью настроенный инструмент и полноценный урок!

Мой голос звенел. Казалось, отражённым от стен эхом можно было распилить жреца надвое. Ему, видимо, тоже так показалось. Он часто закивал, набирая кому-то на своём браслете. Судя по ответившему голосу – управляющему, чем сильно меня разочаровал. Нет уж. Сегодня я точно настою на своём во что бы то ни стало. Богиня я – или кто?

Управляющий недовольно отнекивался. До тех пор, пока не услышал, каким недовольным может быть мой голос.

– Хорошо, богиня, – наконец сдался ворчливый голос из браслета жреца. – Я позвоню Ярославу. Вы пока что можете отправиться на занятие по философии. Когда вернётесь, рояль будет настроен.

– Нет уж! – вслух выпалила я. – Мы будем заниматься теорией до его прихода. А после настройки перейдём к практике. Я хочу видеть процесс настройки этого инженерного чуда. Не возражайте, – в последнее я вложила все навыки по психологии. Говорят, это такие фраза и тон, которым невозможно возразить.

Управляющий и не смог. Он пробурчал что-то недовольное и отключился. То-то же. Ярослав… Какое длинное имя. Никогда таких не слышала. У моих жрецов и вовсе не было имён, либо мне их не называли. Да и не важно это. Почему мне так важно имя настройщика? Я фыркнула, и жрец вздрогнул, опасливо покосившись на меня.

Настройщик явился где-то через полчаса после начала занятия. Я приосанилась и только сейчас задумалась – он наверняка поймёт, откуда ноги растут и кто испортил рояль. Ну и пусть. Может, получится уговорить его вести у меня занятия? С управляющим я и сама договорюсь.

Тяжело вздохнув, Ярослав подошёл к инструменту и посмотрел под крышку. Его глаза подозревающе сузились, и он стрельнул взглядом в мою сторону. Ну, догадался! Или нет? Я поджала губы и попросила жреца оставить нас наедине – дальше его присутствие не только не требовалось, но и… Так, а чего он опять смотрит на меня глазами маленького котёнка?

– Иди, – сквозь зубы процедила я и его как ветром сдуло.

Ярослав проводил его взглядом и, обернувшись ко мне, явно укоризненно произнёс:

– Богиня, я не смогу настроить этот инструмент. Как минимум, физически. А как максимум, здесь нужны дополнительные материалы, которые я с собой попросту не взял. Ибо, меня не предупредили о сложности сложившейся ситуации.

– Так они ничего и не понимают в этих сложностях, – незаметно для себя я стала накручивать на палец непослушный вьющийся локон. – Ты совсем ничего сделать не сможешь?

– Совсем, – кивнул он. – Я могу быть свободен? Вам найдут кого-то более… компетентного.

– Нет! – вырвалось против моей воли. – Нет. Не надо. Я… заинтересовалась инструментами с технической точки зрения. Ты… смог бы мне рассказать о них… пожалуйста? – уж и не помню, когда я использовала это слово. Никогда, может?

– Боюсь, это невозможно, – отозвался вредный настройщик, – для этого нужно много всяких там согласований. И потом. Лично мне это совершенно неинтересно.

Я изумлённо выпучила на него глаза. Да как он смеет?! Да кто он такой, чтобы так обращаться к богине?! Неинтересно?! Мне показалось, что он наблюдает за переменами в моём лице с усмешкой. Каков подлец! Я хотела было поставить его на место, но не смогла сказать и слова.

В глазах замелькали светящиеся точки, меня резко стало мутить и заломило шею. Я пошатнулась на стуле, и настройщик подхватил меня под руку. Нахмурившись, он спросил:

– Не думал, что богиня столь чувствительна к отказам.

Нахал. Такие вообще ещё существуют? Вокруг стояла гробовая тишина. Доносившаяся прежде из динамиков в коридоре музыка резко умолкла. Выбрали они себе богиню. С метеозависимостью и повышенным давлением. Лучше бы барометром меня назначили. Продышавшись, я еле слышно выдавила:

– Что-то случилось…

Продолжить чтение