Ягодная книга

1

За дремучими лесами, за лесными реками и озёрами, там, где, пожалуй, не ступала нога человека – расположилось старое болото. Название у него было светлое и приветливое – болото Ягодное.

На высоких, крепко сбитых подушках, полусидя лежала старая лягушка Лукерья. Она заболела и почти не вставала со своей белоснежной постели. Лукерья смотрела в оконце на молодой месяц, вспоминала что-то. То свою прошедшую молодость, то воспитание детей, внуков.

Уже давно затихла на кухне сорока Дуня. Она бесконечно бренчала кастрюльками у плиты, готовила бульон и отвары больной. «Умаялась, – подумала Лукерья про сороку – у печки, наверное, и заснула». Сорока Дуня была ближайшей подругой Лукерьи. Они обе уже не помнили, как началась их дружба. Было это очень давно. Дуня жила неподалеку, в болотном лесу. А в последние дни оставалась ночевать с Лукерьей.

Лукерьины воспоминания нарушил тихий плач. Лягушка выглянула в окно, месяц освещал всё вокруг: и болото, и, казалось, весь мир. Лукерья даже подтянулась ближе к стеклу – разглядеть кто же там плачет. Под окном лягушачьей кочки стояла низкорослая сосенка. На ней сидела белочка и тихо плакала. Лукерья заёрзала на подушках, приоткрыла окно.

– Да ты что, милушка, плачешь то в ночи? – спросила Лукерья.

– Заблудилась я немного – ответила белочка.

– Иди в дом, завтра дорогу домой найдешь. Иди, иди – звала Лукерья.

Белочка неуверенно потянулась к Лукерьиной кочке.

– Дуня, откинь крючок на двери – закричала Лукерья сороке на кухню.

– А…Ась? – Дуня со сна ничего не поняла и не расслышала.

– Двери открой, белочка у нас ночевать будет – отозвалась Лукерья.

Старая лягушка слышала, как сорока открывала двери, как они с белкой переговаривались. Белочка села на табурет рядом с Лукерьей. Дуня пошла кипятить самовар.

– Ну давай знакомиться, белочка. Я бабка Лукерья. С Дуняшей моей познакомилась – заговорила Лукерья. – Тебя как звать – величать?

– Горошина я – заговорила белочка.

– Не болотная, не наша смотрю…

– Я с реки – пробормотала белочка.

Из болота Ягодное брала своё начало река Вотчица. Истоки ее трудно было назвать рекой. Река была шириной с ручей, бежала без явного течения, образовывала на несколько километров параллельные зигзаги и имела топкие берега. Речка только зарождалась, неуверенно убегая от матушки – болота. Наверное, река ещё не совсем понимала своего нового естества – реки!, а не стоячего болота.

Ниже по течению река набирала силу – была красива, горделива и шумна. Но про такую Вотчицу никто из жителей болота и речного приболота не знали, не видели, только слышали.

Все жители приболотной Вотчицы называли себя горделиво – речными. А жители болота упорно речных называли – приболотными. Когда – то из-за этого разгорелся конфликт. Речные жители даже повалили дерево на смыкание болота и реки. Но граница была условной. Дерево уже давно сгнило в воде. А болотные и речные жители так же крепко дружили друг с другом, как до сваленного дерева, так и после. Но речные жители, по-прежнему, не хотели признавать себя приболотными.

– Что-то я тебя не знаю! Ты не с самой ли Вотчицы? – спросила лягушка.

Вотчицей называли реку где – то – далеко вниз по течению.

– Нет, нет, я с приболота. А про тебя, бабушка, я слышала – ответила Горошина.

– Ну так меня кто только не знает – отмахнулась Лукерья. – Ты как здесь оказалась, месяц то какой сегодня и заплутать трудно.

– Да, ты права, бабушка…Меня выгнали из дома. Мы ходили с ежом Макаркой помогать зайчихе. Не было нас сутки. Пришла я домой, а там кукша моё гнездо заняла. Говорит, надо было замком запирать жилище, а без замка – заброшенное гнездо числится. И не пустила меня домой. Я вот и плачу, скитаюсь хожу, не поняла, как и на болоте оказалась – ответила Горошина.

Дуня, принесла тем временем чай, заохала, запричитала.

– Дуня, что ты, успокойся! Утром что-нибудь придумаем – сказала Лукерья.

– А тут и придумывать нечего, к Миропии нужно. Она разберется – сказала Дуня.

– Ладно, ладно, всё завтра – успокаивала Дуню Лукерья.

– А что же ты к Макарке не пошла? – спросила Дуня.

– У него семейство большое. Иной раз спит и пятки торчат из норки, так у них тесно – ответила Горошина.

– Всё – спать. Все разговоры с утра! – скомандовала Лукерья.

Лягушка откинулась на подушки в своей постели, белочке постелили на лавке в гостиной, Дуня же легла на печь в кухне. Все, в уютной и просторной кочке-домике, заснули. А месяц всё также ярко светил над всем болотом.

2

Утром в лягушечьем домике за большим столом с голубой скатертью сидели: сама хозяйка, сорока Дуня, белочка Горошина, ёж Макарка и маленькая молчаливая утка – луток. Ёж и луток узнали про беду Горошины и поспешили её разыскать. Пили чай и решали, что делать Горошине. Дуня склонялась, что нужно обратится к сове Миропии. Ёж звал к себе на постой. Луток молча кивал.

– Горошина, живи у меня! Места у меня много, мне веселее – говорила Лукерья.

Вдруг, где – то, совсем рядом, снаружи домика послышались шаги и шелест травы. Лукерьина кочка будто бы закачалась. Луток залез под стол. Еж молча моргал, а Дуня прижалась к Горошине.

– Да это никак – кум мой пожаловал! – обрадовалась лягушка.

Огромный лось стоял у лягушечьей кочки, мерно пожевывая траву. Больную поднесли к открытому окну. Сорока и еж залезли на крышу домика. Горошина и луток пристроились к Лукерье у окна.

– Здорово, дорогой ты мой! Куда тропу мнёшь? – приветствовала лося Лукерья.

– Здорово, кума! Так к тебе и мну. Слыхал, как барыня лежишь на своих перинах, и вставать не собираешься – здоровался лось.

– А что не лежать? Напрыгалась видимо своё…

– Я тебе ягоду несу из Мшистого леса. «Вороний глаз» называется. Ягоды нужно пить только по рецепту. Они ядовиты! – рассказывал лось.

– Дорогой ты мой! Не забыл старую. Погостишь ли? – растрогалась Лукерья.

Лось заулыбался. Трудно представить лося в гостях в лягушечьей кочке. Но, наверное, лось больше улыбался ласковым словам своему давнишнему другу – лягушке. Он был рад, что видит и слышит Лукерью и, что донес свои ягоды.

– Попробуй только не встань после этой ягоды. Некогда мне гостить, сама знаешь, Пантелеевна, дел много. Корней нужно еще раздобыть для супруги.

Лось говорил про большие болотные коренья, произрастающие в воде. Большое лакомство для лосей.

– Так на Тёмное иди, что ноги мять. Девчата рады будут тебе! Да, смотри не выплесни их, когда в озеро прыгнешь! – Лукерья улыбалась.

– Постараюсь – улыбался также лось.

Лось наклонил большую голову и сорока Дуня взяла с рогов ягоды. Все тепло попрощались. Лукерья долго еще сидела у окна – смотрела вслед удаляющемуся другу. Старый лось шел не спеша, ненароком не раздавить бы чей-нибудь домик или гнездо. Шёл он на близкое болотное озеро Тёмное, где в избытке росли вкусные коренья. Там его встречали девчата – старые утки-кряквы, друзья Лукерьи и самого лося.

За столом опять все зашумели, продолжили разговор.

– Хорошо, сходите к Миропии, может чем и поможет, хотя по мне – оставайся у меня и всё – повторяла Лукерья.

– Да, да. К Миропии надо, пусть посмотрит в своей книге, есть ли у нее кукша. Пристыдит хоть её. Ой, Горошина, тебе нужно в книгу записаться! – трещала сорока. – А мне некогда, мне надо к Акулине лететь за рецептом, да варить отвар из ягод.

– Да, погоди же, Дуняша – пыталась остановить ее Лукерья.

– А что годить? Сама знаешь, пока разыщешь ее, полдня пройдет. Хоть к вечеру приготовить отвар – отзывалась Дуня.

Козодой Акулина была известной врачевательницей на всё болото. Многими травяными настоями поила она Лукерью. Про «вороний глаз» она неоднократно упоминала. Но «вороний глаз» не рос на болоте и в болотном лесу. Спасибо лосю, принес. Дуня спешила за Акулининым рецептом. Акулину, действительно, трудно было разыскать. Она, как и все козодои, днем сидела где-нибудь на суку дерева и благодаря своему оперению – сливалась с ним полностью. Найти ее было невозможно. Охотилась она за насекомыми в сумерках. А в гнезде, расположенном на земле, она только ночевала. Но дневной сороке тяжело было лететь к козодою в сумерках. Дуня решила, будет звать, кричать Акулину в болотном лесу.

Горошина с ежом оправились к Миропии.

Миропия была крупная сова-неясыть и жила в приболотном лесу, откуда была и белочка Горошина и ёж Макарка. Миропия славилась тем, что имела у себя «Оранжевую книгу». Она была не только хозяйкой книги, но и автором её. Все лесные, болотные и речные жители знали, что сова заносит в свою книгу только добрых, хороших птиц и зверей. Кого-то она заносила в свою книгу по своему усмотрению, а некоторые птицы и звери сами приходили к сове – просились в книгу. И опять же, Миропия кого-то вносила, а кому-то и отказывала. На отказ говорила, что нет места в книге. Писала свою книгу Миропия, исключительно, на топком берегу реки. Почему она выбрала это место, вдали от дома, неизвестно. Но, предположительно, у нее всегда был незаменимый слушатель – выхухоль Тихон, который жил у воды. Сова писала книгу, проговаривая слова вслух. Тихон лежал на топком берегу, слушал и жевал сочную травку. Тихон был молчалив. Но иногда начинал болтать.

– Так, так, Миропия! – на этом болтовня Тихона и заканчивалась.

Часто сова закрывала свою книгу со словами:

– Эх, не о том я пишу, Тихон. Да, мои описания животного мира точны и подробны, но, субъективны. Не все жители леса, реки и болота описаны мной. А что я? Судья? Нет… Я обычная сова, мечтающая написать полезный и уникальный труд. Я верю в то, что когда-нибудь это произойдет!

– Так, так, Миропия! – повторял Тихон.

Макарка решил спросить у Миропии – есть ли в её книге место кукше, выгнавшей из дома Горошину. А может и Горошину Миропия внесет в свою книгу. Всем известно, что кто в «Оранжевой книге» – того никто не смеет обидеть или обездолить. Горошина явно тяготилась этим походом. Ёж Макарка тянул ее за лапку.

– Нет, Макар, не пойдем мы к сове!– наконец сказала белочка.

– Почему же? Решили же – удивился ёж.

– Не хорошо это просится в книгу мудрой совы. Да и за какие заслуги? Что я добрый и хороший зверек?

– Ну вот вчера же помогла зайчихе?

– Помогли мы оба, а не мы так другие звери или птицы не прошли, не пролетели бы мимо заячьей беды.

– Тут можно поспорить.

– И спорить нечего. У меня отобрали домик. Возможно, я в этом и виновата. Но это не повод записываться в «Оранжевую книгу» рядом с порядочными зверями и птицами.

– Наверное, ты права. А что же мы будем делать?

– Мне нужно строить новое гнездо. Но я не умею. Мой дом был родительский, не успели они меня научить строить гнездо.

– И я не умею. Я могу вырыть тебе норку!

– В норах белки не живут, ты же знаешь…

Так с ничем друзья отправились обратно на болото. По пути они насобирали хвороста для печи. Лукерья спала в своей постели. Дуня хлопотала у печи – готовила отвар по рецепту Акулины.

– Ох, набегалась и налеталась я за Акулиной. Спасибо, её же птенцы и выдали её – трещала сорока.

Горошина сидела за столом, перебирала травы. Сорока трещала без умолку. И даже не спросила, как они сходили к Миропии. Будто бы это естественно, что Горошина вернулась, как к себе домой. Горошина тихонько утирала слезы. «Какие же они добрые и отзывчивые – Дуня и Лукерья» – думала белка.

– Теперь то Лукерья точно встанет на лапы – трещала сорока, помешивая отвар деревянной ложкой.

– Бабушка Дуня, а бабушка Лукерья давно заболела?

– Давно, деточка. Что за хворь ее одолела – не знает никто. Сама она говорит, что старость пришла. Да не верю я ей! Мы погодки с ней. Она и всех болотных два раза уже собирала у себя – прощаться! Тут такой рёв стоял – хоть святых выноси – сорока присела на табурет, заплакала, утирая глаза краешком фартука. – На кого болото оставляешь, сердешная? Это я ей говорю. Кто только не лечил её. И барсук приходил с низов, и Акулина всегда с рецептами. Даже добрый Нюч поднимался из глубин, примочки делал Лукерье.

– А как дедушка Нюч мог прийти? Он же рыба – спросила Горошина.

– Так выпь озёрная принесла его в сеточке. А сеточку пауки водяные сплели. Они озёрные – народ дружный!

– Так и вы, болотные, дружнее не представишь!

– Что есть – то есть! Это все Лукерью любят и уважают. Ни одна живая душа не прошла мимо беды нашей…А вот и вру, деточка. Внучка Лукерьи забыла про бабку. Несколько лет ее не проведывает. А ведь вынянчила ее Лукерья. Сама ее теперь часто вспоминает, говорит: «Посмотреть бы хоть на мою Агнейку».

– Да где же она живет? – спросила Горошина.

– На Мокром болоте. Даже не знаю где это. Да и Лукерья, наверное, не знает. Где-то далеко – ответила сорока.

Вечером опять собралась дружная компания за чаем: лягушка, белочка, сорока и ёж с лунком. Ёж был обеспокоен бездомностью Горошины. Предлагал варианты постройки жилья. Горошина была обеспокоена здоровьем Лукерьи. Сорока задремала за столом, уставшая от дневных хлопот. Лунок молча кивал.