Лисёнок Ян и Кристалл Судьбы
Моей любимой дочке Дашеньке:
пусть эта книга вдохновляет тебя!
ЧАСТЬ 1. ЛИСЁНОК ЯН
Глава 1. Странные странности
Ян открыл глаза. Яркий, слепящий солнечный свет заставил его зажмуриться. Он попытался осмотреться – картинка расплывалась, как в кривом зеркале, звуки доносились откуда-то издалека, как будто он их слышал через толстый слой ваты.
– Ага, – подумал он. – Видимо, глаза слезятся от мороза, поэтому всё плывет. К тому же через меховую шапку не слышно ничего, – успокаивал он себя.
Он потёр глаза и провёл рукой по голове. Вот странно… Шапки на нём не было.
– Да ладно! В минус двадцать пять?
Зимой надо носить шапку – это знают все. Как говорил школьный физрук по кличке Костыль, если дети гуляют без шапки, то они болеют менингитом! Он отчётливо вспомнил слова физрука.
– Если ты болеешь менингитом, то у тебя всего два пути: или ты умрёшь, или останешься дурачком навсегда! – говорил он, тараща глаза на ребят. – Вот мы с другом болели менингитом…
– И что? – обычно спрашивал кто-то из учеников в этот момент.
– Мой друг умер, – многозначительно говорил Костыль с непередаваемым трагизмом в голосе.
Всё! Абзац. Весь класс хватался за животы, ведь если от менингита всего 2 пути, а друг умер, то очевидно, что Костылю выпал второй вариант – он стал дурачком.
Все смеялись над физруком, но шапки носили. Как же он оказался вдруг зимой, да и без шапки? Почему так странно звенит в ушах и почему в глазах всё расплывается? С ним что-то случилось, но что? Не менингит же…
Он точно знал, что находится на своей родной Яблоневой улице, но при этом не узнавал её. Всё вокруг было каким-то странным и чужим. Напряжённо озираясь, принюхиваясь к новым запахам, прислушиваясь к непонятным шорохам и звукам, он пытался осознать, что же всё-таки произошло. Он закрыл глаза и постарался вспомнить всё с самого начала…
С утра всё шло как обычно: чай и бутерброд с сыром на завтрак, дорога до школы. Уроки тянулись бесконечно долго. У него странно тяжелели веки, всё тело ломило, словно в лихорадке. В какие-то моменты он даже опускал голову на парту и закрывал глаза, а в голове пульсировала только одна мысль: спать! Звуки доносились как будто издалека, хотелось замереть в одной позе и не шевелиться, остаться в ней навсегда, и будь, что будет…
Что же потом? Уроки наконец закончились. Школьная раздевалка, духота, все толкаются, галдят, суетятся, – всем хочется скорее выбежать из школы, вырваться в прозрачный морозный день, чтобы насладиться свободой и ледяным воздухом, счастьем, которое наступает, когда сбросил с себя тяжкую ношу муштры и уроков.
А эти два рептилоида из его класса, Мартин и Фред, его «закадычные враги», в который раз отобрали у него шапку и теперь играли ею в футбол на снегу, выкрикивая: «шайбу-шайбу». Презренные шакалы! Один – угловатый маленький гоблин с головой, как вытянутое яйцо, второй – похожий скорее на тролля, вечно что-то жующий, любитель отобрать завтраки у первоклашек…
А ведь он даже умудрился не подраться с ними сегодня, что, надо признать, удавалось не часто. Вечно они цеплялись к его новой шапке, у которой по какому-то невероятному стечению обстоятельств было две макушки.
– У верблюда два горба, потому что жизнь – борьба, – начинали отрабатывать свой репертуар они.
Обычно всё это заканчивалось потасовкой, но не сегодня. В этот раз ему было всё равно, хотелось просто уйти домой, как можно быстрее, пусть даже и без шапки. Совсем не похоже на него. Странно всё это, но хотя бы тайна исчезновения шапки прояснилась. Что же дальше?
Он поплотнее застёгивает куртку, натягивает капюшон, на ходу заматывает шарф, закрывает глаза и почти до боли в груди, насколько хватает лёгких, вдыхает морозный, заиндевевший, колючий воздух. С выдохом он собирает все свои силы и бегом бежит через дворы, домой. Всего-то надо – пересечь по диагонали два квартала. И вот, он уже на своей родной Эпл-блум, уже видит свой дом. «Самый жёлтый на всей улице», – любил повторять он, – «второй справа».
– Мама, конечно, будет ругать за шапку, – с тоской думает он.
Но вдруг, происходит что-то неожиданное. Словно в замедленной съёмке он видит, как искрится на солнце снег, переливается всеми цветами радуги – от ярко красного до небесно-голубого и даже ультрафиолетового – играет всеми частями спектра. На одно лишь мгновение он отвлёкся, залюбовавшись горящими на солнце искрами, и, должно быть, поскользнулся и упал, а, может быть, даже ударился головой, потому что всё вдруг как-то резко переменилось.
Тело стало намного легче, его распирала энергия. Всё стало казаться гораздо ярче, чем обычно, он даже как будто стал различать больше цветов и оттенков, чем раньше. Он прислушался: на самом дальнем конце улицы, метрах в ста от него, кто-то еле слышно вздохнул! И он это услышал!
Его нос теперь различал тысячи неуловимых ранее запахов: льда с песком на дорожках, промёрзших железных качелей, сухой коры на соснах, хвои и даже того вздыхающего незнакомца – ветер донёс его запах, тёплый, смешанный с запахом… пирогов… с капустой…? О да, он вполне уверен, что это капуста… Фу!
Он перевёл взгляд с незнакомца вниз, себе под ноги, и буквально подскочил от неожиданности! Этого просто не может быть, у него должно быть галлюцинации! Вместо рук у него… лапы?! Он резко обернулся – что-то большое и пушистое пронеслось мимо. Это что, хвост? Рыжий, с белым кончиком, невероятно красивый… лисий хвост? Этого не может быть!
Из оцепенения его вывел чей-то глухой низкий голос, а точнее – замедленный бас, который вдруг стал набирать темп и превратился в звонкий, настойчивый писк какой-то девчонки.
– Люу-у-у-у-у-у-у-у-уди-и-и-и-и-и-и, АУ-У-У-У-У-У-У-У! Е-е-е-е-енсен! Ян!!! Себастьян Енсен! Что с тобой?
Он весь встряхнулся, как щенок, которого вытащили из воды, и наконец пришёл в себя. Он словно очнулся от тяжёлого сна. Прямо над своей головой он увидел девчонку из параллельного класса, Софию Саливан. Странно, он даже не сразу узнал её! Прошла всего-то лишь какая-то секунда, но ему казалось, что это была бесконечно тянущаяся секунда, во время которой он превратился… в лису? Бред какой-то. Видимо, он крепко ударился головой.
По-прежнему нестерпимо ярко светило солнце, от его отблесков на белом снегу резало глаза. Всё ещё не понимая, что с ним случилось, он сел, провёл колючей варежкой по лицу, зубами схватил несколько примёрзших к рукавичке комочков снега – они растаяли у него во рту, оставив привкус мокрой шерсти.
– Я, наверное, упал… – пробормотал Ян, – может головой ударился, мне даже показалось… – он сам не знал, как объяснить то, что с ним случилось.
– Я зову тебя, зову, а ты лежишь, смотришь на меня невидящим взглядом и не говоришь ни слова! Это же просто страшно, в конце концов, зачем так людей пугать! – девочка лет двенадцати в серой пуховой шапке с помпоном, красной шубке и чёрных варежках с вышитыми на них разноцветными снежинками озабоченно смотрела на него. Глаза у неё были зелёные, озорные и лучистые, в обрамлении пушистых ресниц. Щёки горели морозным румянцем.
– Соф, ну не знаю, как так вышло, – ответил Ян, потирая голову. – А ты домой?
– Да, домой, давай вставай уже, а то ишь, расселся, – сказала она, подавая ему руку и с силой стараясь оторвать его от земли. – Вам по английскому что задали? Нам – стихотворение перевести Роберта Бёрнса. «Любовь, как роза алая, нежною весной» … на этом пока всё, мозг отказывается дальше работать.
С Софией Саливан они дружили уже давно, с того самого момента, как их семья переехала на Эпл-блум, то есть с самого первого класса. Жили они в одном доме, и даже в одном подъезде, правда, на разных этажах, она на первом, а он – на третьем. Им было по двенадцать лет, и учились они в шестом классе самой обычной средней школы города Сноутон, в одной параллели, только она в «А», а он в «Б» классе.
– Слушай, я тебе сейчас что расскажу – не поверишь! Короче, помнишь, мы говорили про домовых там всяких? Так вот, я решила проверить, есть ли у меня домовой в квартире. Рано утром, когда все ушли на работу, а братика увели в детский сад, взяла я, значит, конфету из коробочки. Маме на работе подарили большую такую коробку конфет, – она развела руки на добрых полтора метра, – И вот, я одну взяла, положила на детский стульчик моего брата и в середину комнаты его поставила. Накрыла всё полотенцем, не знаю зачем, и говорю: «Домовой-домовой, приходи, угощайся конфетой»! И в школу пошла. А потом прихожу из школы, уже и думать забыла про конфету эту, а тут смотрю, стул посреди комнаты стоит… ой, ты сейчас рухнешь! Короче, заглянула под полотенце – нет конфеты! Я обалдела просто, ты представляешь! Её нет!!! Я стала думать, подошла к серванту и смотрю на коробку конфетную, так вот, держись, сейчас самое интересное будет: конфета лежит сверху, на закрытой коробке! Прикинь!!! Дескать, домовой говорит: не ем я ваших конфет, или мол: ты её без спроса взяла, вот я и не стал её есть! Вернул конфету! Ну как тебе? Грандиозно, скажи?!
– Ну, ты даешь – Ян смеялся, глядя на Софию, – твои родители наверняка приходили домой и убрали конфету со стула, зачем на стулья конфеты раскладывать?
– А салфетку не убрали? А в коробку не положили внутрь? Нет, Ян! Я позвонила и маме, и папе на работу тогда. Они домой не приходили, а про то, что это мой младший брат сам пришёл из детского сада и убрал конфету в сервант, куда он и не достанет, кстати, ну, в общем, ты понимаешь – это тоже исключено!
– Ой, ну насмешила!
– Ты, конечно, можешь мне не верить, – сказала она с обидой в голосе, – но говорю тебе на полном серьёзе: у меня точно живёт домовой! Мне, если честно, даже жутко стало! Он где-то рядом с тобой живёт, ты его не видишь и не можешь видеть, а он – есть!
– А может ты сама и взяла эту конфету? Ты слышала про параллельные миры? Говорят, что есть мир, он вот точно такой как наш, и там всё точно такое, как у нас, но по-другому. Ну, например, есть такой же я, и такая же ты… и вот они живут какой-то там своей жизнью, может быть, всё также у них, как у нас, а может и нет. Вот ты английский учишь, а другая ты, может, китайский…
– Ага, и не на балет ходит, а на кун-фу, – они оба засмеялись.
– А что, я вот иногда в зеркало смотрю и представляю, что вон он там, этот параллельный мир. И мы видим только одну его комнату, а то, что за ней – не знаем. И там может твориться ведь всё, что угодно! Только представь, выходит из зеркала другая ты и берёт конфету эту.
– Ужас какой! – сказала София, – Я теперь в зеркало смотреться спокойно не смогу, зачем ты мне такие вещи рассказываешь?
За разговором они уже дошли до своего подъезда в самом жёлтом доме на Яблоневой улице, втором справа. Им было весело вдвоём, они любили разговаривать о всякой сверхъестественной чепухе: о русалках, леших, домовых и прочей нечисти.
София утверждала, что и Баба-яга когда-то взаправду жила на свете, Ян смеялся над ней. Ему было интересно её слушать, но сам он, разумеется, не верил ни во что эдакое. Ему просто нравилась болтать с Софией, и он не возражал против её маленьких чудачеств.
– А вот ты знаешь, что если правильно загадать желание, то оно непременно сбудется! – говорила София.
– Конечно, знаю, надо только очень сильно этого хотеть и верить, что это возможно. Потому что если есть хоть малейшая вероятность, что что-то может произойти, то оно непременно произойдёт, – козырнул своими знаниями Ян.
– Ну да, ну да, закон Мёрфи, – срезала его София. – Но я не про это тебе говорю. Я удивляюсь, насколько точно иной раз сбываются желания, буквально слово в слово. И потом ты сидишь и не знаешь, правильно ли ты сделал, что пожелал такую дурь.
– Да уж, последствия бывают непредсказуемы. Но сама подумай, зачем Вселенной заморачиваться? Просила – получи. Там наверху, – Ян многозначительно поднял вверх палец, – любят ткнуть нас носом в наши ошибки, надо хорошо подумать, прежде чем просить что-то.
– Вот именно. Я вот на балете один раз попала между двумя Хельгами. Мне говорят, вот если встать между двумя людьми с одинаковыми именами и загадать желание, то оно непременно сбудется. Ты же знаешь, как я хочу кота! Так вот, встала я между ними и загадала: пусть у меня будет котик, хоть на две недели!
– И что?
– А то, что мама действительно принесла откуда-то кота, без каких-либо просьб и намёков, но он оказался больным и прожил у нас всего две недели, и потом мама его унесла обратно хозяевам.
– А что не так-то было?
– У него были глисты, понос, плюс его всё время рвало под ванной, а маме надоело за ним убирать. Она замучалась и унесла его обратно.
– Печально, конечно.
– Это да. Но кот у нас жил! Ровно две недели жил! Вот это поразительно! Ну ладно, побегу я, а то мне ещё на балет идти сегодня, как бы не опоздать, я ведь там главного гномика танцую в «Белоснежке». Будут детские ёлки на Новый год, и нам даже заплатят за наши выступления, представляешь? Мои первые лично заработанные деньги!
– О, поздравляю! Это тебе не сбор металлолома – труда много, а выхлоп нулевой.
– Ну, это другое дело – это общественная нагрузка, тут и сравнивать нечего. Хотя ваш класс в этот раз отличился, – засмеялась София, – и кто же вас надоумил люки металлические с колодцев поснимать?
– Очень смешно тебе, – смеялся в ответ Ян, – думаешь легко его переть было? Он же целую тонну весит!
– Причем сначала в школу его тащить, а потом обратно. Как вас только угораздило! Эйнштейны просто!
– Да ладно уж, и, кстати, мы его не снимали с люка. Он на газоне валялся. А те девчонки балетные уже отстали от тебя, которые тебя обзывали «лысым бобиком»? – спросил Ян, чтобы сменить тему.
– К счастью, да.
– Ну вот, я тебе говорил, самое главное – не реагируй, и помни: на дураков не обижаются! Ведь чем сильнее ты расстраиваешься, тем интереснее им над тобой издеваться. А если человеку вообще всё по барабану, то и смысла приставать к нему нет никакого. Неинтересно. Ладно, пока, и не забудь на спектакль пригласить! – И Ян стал подниматься к себе на третий этаж, а София исчезла за дверью квартиры номер один на первом этаже самого жёлтого дома на всей Яблоневой улице.
Глава 2. Чудеса продолжаются
– И куда мог деться этот ключ? – Ян провёл рукой по непослушным цвета спелой соломы волосам, его ясные, голубые, как бездонное небо, глаза смотрели перед собой, стараясь что-то припомнить, веснушчатый нос ушёл в недовольную гримасу. – Вот я открываю сумку, он был здесь, на красном шнурке, привязанный к ручке…
Он ещё раз перетряхнул портфель, вывалив прямо на пол всё его содержимое. Нет ключа! Может, в школе забыл? Но тут, к его великой радости, раздались шаги на лестнице – это шёл из школы его старший брат Лэсли Енсен, очень красивый, высокий, темноволосый парень семнадцати лет. Лэсли поднимался по лестнице, держа в руках меховую шапку и стряхивая с неё стремительно таявший снег.
– Что сидишь? Опять двойку получил, домой идти боишься? Никто тебя за двойки не съест. Давай поднимайся, рабочий народ, а то и так все штаны просидел уже.
– Я, кажется, ключ потерял. Ой, погоди, как ты сказал? У меня сейчас было такое странное чувство, как будто всё это было уже. Ты сказал эту фразу, а потом я сунул руку в карман и…
Он сунул руку в карман и вытянул оттуда тонкий, длинный медный КЛЮЧ на красном шнурке.
– А говорил, что потерял. – Брат насмешливо улыбнулся и потрепал Яна по золотистым вихрам на голове.
– Лэсли! Чем хочешь, клянусь, его там не было.
– Да-да, а я Дед Мороз. И где, кстати, твоя шапка? Ну ладно, давай шлёпай по ступенькам, как там в песне поется: «Всё выше, и выше, и выше»… – И он при каждом шаге стал подталкивать младшего брата чуть ниже спины коленом для придания скорости и вектора движению.
Дверь открывали тем самым медным ключом, похожим скорее на отвертку, чем на нормальный ключ. Ян всегда удивлялся, зачем он нужен – такой длинный… ведь бывают же нормальные, маленькие ключи… железные. В очередной раз, проворачивая ключ в замке, он задумался над тем, как не похожа его семья на остальных людей, буквально на всех, кого он знает, и ключи вот странные какие-то. И тут же мысли его вновь разбежались, он не мог долго размышлять об одном и том же, его мысли были в вечном движении.
Они прошли в маленькую, уютную прихожую. Скинули валенки на соломенный коврик, повесили куртки на красные крючки, шапка Лэсли и шарфы полетели на полку.
– А твоя шапка где, герой? – спросил старший брат.
– Да всё там же, где и предыдущие, – со вздохом ответил Ян.
– Ну, слушай, ты им это с рук не спускай! А то почувствуют слабину и начнут долбить в одну точку. Главное – должна быть внутренняя уверенность…
– Да знаю я, знаю, – перебил Ян, – всё как у собак, собака всегда чувствует…
– Кто её боится, – сказал с ним хором Лэсли.
Они пошли на кухню.
– Та-а-ак, – растягивая слова и потирая замёрзшие руки, сказал он, – чем нас сегодня кормят? – Лэсли заглянул в холодильник и зазвенел крышками кастрюль. – Суп. Рассольник. Твой любимый, а?
– Га-а-а-адость… если хочешь, можешь съесть мою порцию, а я за тебя второе съем.
– Держи карман шире. На второе у нас … курочка… да с картошечкой, мм…
– Ну и ладно, всё равно суп не буду. Но маме скажи, что я ел.
– Заметано.
Старший брат возился на кухне. Ян услышал, как затрещала зажигалка, разбрызгивая голубые искры, взметнулось пламя над газовой конфоркой, звякнули на плите кастрюльки.
Лэсли разогрел суп и второе, позвал брата:
– Кушать, как говорится, подано! Приятного аппетита всем нам, собравшимся здесь в этот благословенный час обеда!
Ян очень проголодался. Они сидели на малюсенькой кухне старенькой, но очень уютной квартирки, их головы почти упирались в нависавшие над ними шкафчики, а за крохотным столом едва могло поместиться, упёршись друг в друга коленками, два человека.
– Посуду помоешь? – спросил Лэсли.
Но это скорее был не вопрос, а утверждение: «кто готовит, тот не моет» – негласное правило, а он ведь разогревал… значит, посуда оставалась за Яном. Какие уж тут вопросы…
Ян не любил мыть посуду, но каждый раз удивлялся, как приятно бывает засунуть руки под тёплую воду, льющуюся из длинного, как журавль, крана: такое ощущение, что вода смывает и уносит с собой все твои заботы и трудности, и как-то так легко становится на душе. Так что и в мытье посуды тоже есть своя прелесть: настраивает на миролюбивый лад, успокаивает и делает все проблемы чуточку меньше – так любила говорить мама.
Вытерев руки о висящее на крючке вышитое мелким крестиком полотенце, он пошёл в свою комнату, которую делил со старшим братом, и сел за уроки. В соседней комнате тихо и монотонно стучали ходики, толкая маятник из стороны в сторону, вот ещё минута-другая и кукушка оповестит всех о том, что уже три часа дня. Тик-так, тик-так… «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку».
Он обернулся, покачиваясь на стуле. После сытного обеда по закону Архимеда полагалось, конечно, поспать, и так не хотелось доставать все эти тетрадки и учебники, но что делать. «Надо – значит, надо!» – так обычно говорил отец.
Солнечный луч прорезал пространство сквозь тюлевую занавеску и остановился на завитках ковра на стене за двухъярусной кроватью. Было так уютно сидеть за письменным столом и смотреть в окно, на силуэты крыш, на клонящееся к раннему закату ярко-розовое, даже, пожалуй, малиновое зимнее солнце.
Крыши соседних домов были старинные, двускатные, обитые жестью, на каждой – по четыре треугольных домика-чердачка. Ему всегда нравилось представлять, что в одном из них живёт Карлсон, варит там себе какао на маленькой электрической плитке, ведь раз нет дымохода, значит, и камина у него быть не может. В конце концов, какие на крыше камины… глупость какая-то…
Яну было слышно, как брат о чём-то разговаривает по телефону в соседней комнате, а он смотрел в окно, на покрытые инеем ветви берёзы, что росла прямо под окном его комнаты. Как там у поэта: «Белая берёза под моим окном принакрылась снегом, точно серебром».
Берёза росла так близко, что летом, если открыть окно, можно было дотянуться до её низко свисающих ветвей. Они, как девичьи косы, спускались прямо к Яну в руки и тихим шелестом листьев нашёптывали ему чудесные истории, одна интереснее другой, а иногда к мелодии ветра в зелёных ветвях добавлялись и трели соловья… Но это летом, а пока … подлетела к дереву и приземлилась в его ветвях стайка снегирей. «Какие они красивые», – подумал Ян. Ему всегда нравились эти милые розовые комочки, ярким пятном выделяющиеся на бледном фоне зимнего пейзажа.
Вдруг за стенкой часы снова пробили три раза. «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку». «Бом-ку-ку». Кукушка трижды выглянула и снова спряталось в свой маленький домик. Он перевёл глаза на письменный стол и вздохнул, перед ним лежали его тетрадки, как же не хотелось их открывать.
Он посмотрел в окно. На берёзу снова села стая снегирей. Странно всё это. «Дежавю», – подумал Ян. Но что-то было во всём этом, пожалуй, даже ещё более странное. И тут его осенило: часы – они снова пробили три раза! Ян вскочил со стула и кинулся в соседнюю комнату. Его поразила тишина в квартире, абсолютная, глухая, как если бы кроме него в доме никого не было. Постойте, что же это такое происходит? Он обернулся и ещё раз прислушался.
В квартире царило полнейшее безмолвие, только кукушкин домик тихо постукивал: «Так-так, тик-так, тик-так» – да компрессор работал в аквариуме, булькая маленькими пузырьками воздуха: «Бр-р-р-р-р-р-р-р-р-р…». Где-то далеко, у соседей, играло радио, передавали последние известия к этому часу.
Ян обошёл маленькую квартирку меньше чем за минуту. Лэсли дома не было. Стоп! Как такое возможно? Куда, позвольте спросить, он делся? Он же не мог просто взять и исчезнуть… вот только что, секунду назад, он говорил по телефону… Да-а-а, как у Алисы в Стране чудес: «Всё чудесатее и чудесатее».
Вдруг в замочной скважине повернули ключ. Ян пошёл к двери. В квартиру входил Лэсли, отряхивая капельки растаявшего снега с меховой шапки! Но как? Они же вместе пришли домой час назад! Как такое вообще возможно? Он ничего не понимал. Было очевидно, что брат не разыгрывает его, щёки у него были ярко-красного цвета, с мороза, такие ни с чем не спутаешь… и на валенках снег!
– Привет! – сказал Лэсли, привычным жестом закидывая шапку на полку.
– Привет,– прошептал Ян и сглотнул неожиданный ком в горле.
Он ничего не понимал. Что происходит? Сегодня явно какой-то сумасшедший день. А может он просто ударился головой тогда на улице? Может, у него провалы в памяти? Слишком много странностей за последнее время, да какое там, за последний час…
Он вернулся в комнату и, не зажигая света, просидел до темноты, раздумывая над всем произошедшим. Стало смеркаться. Ян сидел в сумерках, слушал, как на кухне звенит посудой в раковине Лэсли, и смотрел в окно. На фоне потемневшего предзакатного неба виднелись чёрные силуэты крыш с маленькими чердачными окошками. Где-то там живёт и варит на маленькой плитке какао Карлсон. И действительно, почему бы ему там не жить?
Стемнело, на фиолетово-тёмном небе стали появляться первые звёзды, Ян всегда удивлялся тому, какие яркие и крупные они бывают зимой, как мерцающие алмазы в чёрном небе, поблескивают, каждая своим оттенком, то жёлтым, то зелёным, то оранжевым, а то ледяным оттенком голубого, почти белого цвета. Большие, загадочные, такие, что можно часами смотреть, не отрываясь!
Зажигались фонари, и над городом выплывала из-за почерневших крыш жёлтая, пузатая луна, сегодня она была каких-то невероятных размеров. С улицы доносился скрип шагов на снегу, люди спешили с работы домой. Часы пробили пять. Ровно пять раз выскочила и опять скрылась в своём домике неугомонная кукушка.
– Он опять чуть ключи не потерял, – услышал он слова брата.
В комнату вошла мама, в очках, с волнистыми, цвета спелой пшеницы волосами, в зелёном свитере крупной вязки и пальто с песцовым воротником в руках. Она повесила пальто на вешалку. На меховом воротнике, как бриллианты, блестели капельки только что растаявшего снега. Ян вдохнул запах маминого пальто. Как он любил его, как ему нравилось зарываться лицом в этот мягкий, пушистый мех.
– А ты что в темноте сидишь, сынок? – спросила мама, поцеловала его в макушку и пошла на кухню готовить ужин, а он остался гадать, что же всё это всё-таки значило: странное видение, будто он превратился в лису, Лэсли, который то появляется, то исчезает… ключи, снегири, кукушки…
Глава 3. Лэсли приоткрывает завесу тайны
– Лэсли, ты не спишь…? – Ян свесился с верхнего этажа двухъярусной кровати и посмотрел вниз, ему показалось, что брат, укрытый с головой толстым лоскутным одеялом, ещё не спал. – Лэсли…– второй раз позвал он.
– Чего тебе? Опять страшный сон про мумию в белых тапочках приснился? – пробормотал сквозь сон Лэсли.
– И не смешно, вспомнил тоже, – с досадой сказал Ян. – Я ведь реально очень испугался тогда. Всё бы тебе надо мной поиздеваться. Мне сколько лет тогда было? Пять? Шесть? Зачем ты мне вообще про мумию в белых тапочках рассказал, да ещё на ночь?
– Да, помню, – засмеялся Лэсли и с подвыванием заговорил: – Она ходит по городу и заглядывает в лица спящих детей. И если ты откроешь глаза, то она посмотрит в них своим мёртвым взглядом, и ты сам станешь мумией. А самое главное, что если ты не открываешь глаза, то она начинает тебя звать голосом знакомых тебе людей, например маминым голосом.
– Да, никогда тебе этого не прощу! Мама подходит ко мне ночью, я плачу от страха, а она меня зовет тихим голосом: «Ян, сыночек, открой глазки». А я глаза зажмурил и кричу на неё: «Уходи мумия! Уходи»! Какой же ты был всё-таки!
– Ну, слушай, я сам был ещё маленький. Ты уж прости меня. А сейчас-то что? Уж точно не мумия? Или как?
– Нет, представь себе! Ты знаешь, я хотел тебя спросить… У тебя было когда-нибудь, что ты, ну… как будто… что-то происходит, что уже было… или тебе кажется, что реально что-то случается дважды?
– Дежавю, это у всех иногда бывает, – сказал Лэсли.
– То есть с ума я ещё не спятил, это хорошо. А что всё-таки это дежавю значит?
– Ну, как бы это сказать… Это сложно объяснить, это как несуществующие воспоминания, есть даже версия, что это связано с пересечением параллельного мира с нашим в какой-то момент. Хм, как сказать, чтобы ты понял…
– Я знаю, что такое параллельные миры, это можешь не разжёвывать.
– Хорошо. Ну, вот смотри, предположим, существует параллельный нашему мир, где всё такое же, но только с маленькими нюансами. Живёт там такой же, как ты, мальчик, Себастьян Енсен-2, который, ну например, в отличие от тебя учится только на пятёрки…
– Ну, это маловероятно, – обиженно буркнул Ян.
– Ха, маловероятно, что живёт или что на пятёрки? – смеялся Лэсли. – Так вот, этот мир, допустим, опережает наш всего на пару секунд во времени, и некоторые события, которые случились там, если повторяются в нашем мире, то мы их как будто вспоминаем… только воспоминания эти идут не из прошлого, а из будущего… поэтому, по сути, это и не воспоминания вовсе, а узнавание событий. Ты прожил это и узнал, ведь оно уже случалось с тобой… в параллельном мире, в будущем…
– Ну, ты и фантазер, тебе бы книжки писать, – сказал Ян.
– При чём тут это, ты что же думаешь, фантасты могут выдумать что-то, чего никогда нигде в мире не существовало? Эн нет, братец! Человеческий мозг так устроен, что если он что-то и придумал, то ЭТО уже где-то было или есть, и даже если в нашем мире такого ещё нет, то где-то в ином измерении уж точно есть, поверь мне. Это же просто, как бублегум!
– То есть все изобретатели никогда ничего не изобрели на самом деле?
– Ну почему же? Изобретали, конечно, но подтягивая свои знания к воображаемой картинке, которую они просто увидели где-то в параллельном мире, или им кто-то её показал или подсказал. Ну, например, Менделеев – это все знают – увидел свою периодическую таблицу во сне…
– И что, ты хочешь сказать, что ему её показали инопланетяне? Я помню к нам в школу приходил профессор какой-то и рассказывал про летающие тарелочки. Ему девчонки напекли печенье тогда, энэлошки. Надеюсь, его не хватил трёхдневный понос, потому что девчонки наши готовить совершенно не умеют. Зря только на трудах продукты переводят. Так вот он говорил, что инопланетяне существуют. И что, ты хочешь сказать, что вот прям на полном серьёзе в это всё веришь?
– Мне не надо в это верить, малыш, я знаю, что это правда. – Лэсли зевнул. – Если человек додумался до чего-то, то, значит, это может существовать на самом деле, если уже не существует где-то. Ну, раньше же были сказки о коврах-самолётах, а теперь мы реально летаем на них, не на коврах, конечно. А где-то людям вовсе самолёты не нужны. Есть порталы, и можно перемещаться в любую точку мира, а может, и параллельного мира…
Ян спрыгнул вниз со второго этажа кровати и стоял, нависая, над старшим братом, глядя ему прямо в глаза.
– Вот это уж точно сказки! Такого не бывает! И нигде про это никто не слышал никогда!
– Ха! Если задуматься, то почти все детские сказки об этом. Вот хоть вспомни на минутку сказку «Матушка-метелица».
– Это где Машенька… или как там её звали… за веретеном в колодец сиганула, но не утонула при этом, а на зелёный лужок попала, и у Матушки-метелицы потом работала?
– Ну, типа того. Так вот колодец этот – портал, а веретено – ну тоже что-то вроде проводника.
– Ты что, совсем с дуба рухнул?
– А что? Не похоже на правду?
– Это же сказка! – изумлялся Ян, не понимая, говорит ли старший брат серьёзно или разыгрывает его по своему обыкновению.
– Сказка ложь, да в ней намёк. Я потом тебе расскажу, когда подрастёшь.
– Что расскажешь?
– Много будешь знать, скоро состаришься. Залезай обратно и спи давай, у меня завтра контрольная.
– Подожди, Лэсли, у меня последний вопрос, – сказал Ян, забираясь снова на верхний ярус кровати. – А может человек превратиться, скажем, в лису?
Лэсли рывком сел на кровати и уставился на брата. Глаза его сузились и превратились в маленькие щёлочки. Он пристально посмотрел на него, как бы стараясь понять, врёт тот или нет.
– С этого момента поподробнее, пожалуйста, – изменившимся и очень серьёзным тоном сказал он.
Ян забрался на второй этаж и укутался тёплым одеялом.
– Вот, допустим, идёшь ты по улице, – сказал он, сладко зевая, – И вдруг бац! Смотришь, а ты – уже не ты, а лиса какая-то, и сразу видишь всё чётко, запахи чувствуешь, о каких раньше и не догадывался, холодного песка или железа, например, звуки далёкие слышишь, когда человек ну реально на другом конце улицы стоит, а потом вдруг…
– Возвращаешься обратно в своё тело? – Лэсли встал с кровати, так что его глаза оказались прямо напротив глаз брата. Он прищурился и, не мигая, как удав, смотрел на него.
– Да, – испуганно ответил Ян, – Как будто ты прям на секунду или даже меньше остановился – пока ты лисой был, – но секунда эта длилась долго…
Лэсли отошёл на два шага в темноту комнаты:
– Обещай, что не закричишь.
– Обещаю. – Ян весь напрягся и сел на кровати. Ему стало страшно, что же сейчас произойдёт? И вдруг Лэсли не стало! В полутьме комнаты, освещаемой только толстопузой жёлтой луной из окна спальни, человек – его брат – исчез. Ян пригляделся, но, сколько ни всматривался во мрак, ничего не видел.
– Смотри ниже – услышал он у себя в голове голос брата.
Ян перевёл взгляд вниз, к полу. Там, в лунной дорожке, на узорчатом ковре сидела рыжая лиса и пристально смотрела прямо на него. Ему даже показалось, что лиса улыбается. Так значит, он не сошёл с ума! Так значит, всё это правда!
– Примерно так? – спрашивал у него в голове голос Лэсли.
Ян кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
– Поздравляю тебя братик, ты вырос, и, значит, настала пора тебе обо всём узнать.
Глава 4. Удивительная семейка
На следующий день Ян едва мог дождаться вечера. Лэсли ничего не стал объяснять. «Завтра, всё завтра», – только и повторял он.
– Когда завтра?
– Давай вечером. Это всё надо делать в торжественной обстановке, – говорил брат.
Время тянулось бесконечно долго, как перед Рождеством или днём рождения, когда ждёшь, что вот-вот должны прийти гости, а стрелки часов словно прилипли к циферблату.
После школы, когда кончились уроки, он мчался домой как на крыльях, но и тогда оказалось, что «ещё не вечер» …
Лэсли ходил по дому с важным видом и загадочно улыбался. Это сводило Яна с ума. Когда же? Он сделал уроки, покормил рыбок, даже полил цветы и вынес мусор, всё стараясь найти себе дело, чтобы хоть как-то убить время. И вот наконец вечером, когда вся семья собралась за празднично убранным столом, это случилось. Все сидели с торжественным видом и смотрели на Яна как на именинника. Когда наконец с основными блюдами было покончено, семья перешла к десерту.
Мама разрезала сказочно красивый торт, Лэсли шумно отхлебывал чай из синей расписной чашки с блюдцем. Это был любимый мамин сервиз, праздничный, который доставали из серванта только по особым случаям… Отец Яна, темноволосый, голубоглазый мужчина в очках, откашлялся и произнёс:
– Мы, наша семья: я, Джон Енсен, твоя мама, Анна Енсен, Лэсли, – все мы принадлежим к очень древнему роду, который живёт на Земле с незапамятных времён. Сразу оговорюсь, мы не герцоги и не князья, здесь речь о другом. Мы все – из другого мира. Очень давно наши предки были посланы на Землю с определённой миссией, которую мы выполняем и по сей день.
Ян всегда знал, что его отец – большой учёный, что в особом закрытом институте он разрабатывает прибор, который даст человечеству управляемую термоядерную энергию, равную по силе энергии Солнца, но вот про старинный род, про особую миссию Ян никогда прежде не слышал. Они что же, реально с другой планеты?
– Наш род очень непростой, я бы сказал даже – особенный. Хм… и мы действительно с другой планеты, как ты только что подумал.
Он улыбнулся, увидев, как у Яна от удивления округлились глаза: оказывается, его родители всегда могли читать его мысли, вот он попал!
– Да нет, Ян, не всегда, – ответил отец с улыбкой, – просто сейчас ты стал другим. Давай так, чтобы не запутать тебя, я буду рассказывать медленно, если вдруг ты чего-то не поймёшь, просто скажи, и мы остановимся. Ладно?
– Хорошо, пап… – Ян был просто ошеломлён.
– Хорошо. Итак, Мы – сенмиры, – продолжил Джон, – люди, обладающие особыми сенсорными способностями, способные чувствовать другие миры.
– Экстрасенсы, что ли? – уточнил Ян.
Джон рассмеялся:
– Не совсем и не только. Мы можем путешествовать между мирами, общаться с их обитателями. Когда это необходимо, мы можем перевоплощаться в животных, например в лис, так это происходит у нашей семьи. Есть и другие семьи, а значит, и другие животные. Пока всё понятно?
– Да. Мы инопланетяне, которых давным-давно забросили как межпланетный десант на Землю, но для чего?
– Наша главная задача – следить, чтобы границы смежных с Землёй миров оставались закрытыми, замкнутыми, чтобы никто и ничто чужеродное не проникло в мир людей. Мы, лисы, защита человеческой цивилизации, служба охраны, если хочешь. Мы обнаруживаем нарушителей и выдворяем их обратно.
– Как пограничники? – уточнил Ян.
– Ага, только те ходят с собакой, чтобы лучше всё выслеживать, а мы сами становимся чем-то вроде этой собаки, – пояснил Лэсли. – У лисицы знаешь какое чутье! Ого-го! Мы чувствуем нарушителей за версту!
– Мы такие не одни, таких, как мы, много, и миссия у всех разная, – продолжал отец, – Мы служим развитию человечества, но при этом, мы лишь наблюдатели. Мы не имеем права вмешиваться в жизнь земных обитателей и нарушать ход человеческой истории.
– А что значит «другие миры»? Их много? – спросил Ян.
– Очень и очень много, ведь каждый человек способен создать новый мир, всего лишь совершив выбор. Вариантов великое множество, как разбегающихся тропинок в лесу. Представь, что ты идёшь по лесу, и вдруг твоя дорожка упирается в развилку, тебе нужно выбрать, по какой из них идти. И не важно, свернёшь ты налево или направо, другая тропинка от этого не перестанет существовать. Но твой мир будет на той дорожке, по которой идёшь ты. А тропинок в лесу бессчётное число. Понимаешь?
– Значит, выбор, – чтобы лучше запомнить, повторил Ян.
– Не только. «Выбор» – лишь одно из измерений, есть ещё «Время», переменные – «Жизнь-смерть» и другие, но ты пока не забивай себе голову этим.
– Жизнь и смерть?
– Видишь ли, если человек умер в одном мире – он умрёт и в других… – вставил свои пять копеек Лэсли.
– Ну, хватит с тебя сложностей на сегодня, – сказала мама. – Давайте пить чай, тем более что кое-кто уже ест третий кусок торта, хотя мы конечно же не считаем.
– Очень вкусный торт, мам, честное слово. – Лэсли с улыбкой облизал ложку.
– С тобой начало всё это происходить, потому что ты вырос, сынок, и в тебе проснулись силы нашего рода – сказала Анна. – Ты привыкнешь, научишься этим пользоваться, всё будет хорошо, поверь мне. Сейчас всё происходит для тебя неожиданно, но потом ты сможешь контролировать себя, делать это осознанно, усилием воли. А вообще, рановато как-то у тебя всё это началось…
– У меня трансформации начались, когда мне пятнадцать исполнилось, но раньше тринадцати лет чтобы такое было… я не знаю таких, вот честно. – Лэсли шумно отхлебнул из чашки и потянулся ещё за одним куском торта.
– Ничего, он смышлёный, – сказал отец, – ну а теперь самое главное – подарок!
Он встал и достал из серванта небольшую коробочку, перехваченную алой лентой. Вся семья замерла, глядя, как Ян развязывает ленту, открывает коробочку. В ней на мягкой атласной подложке поблескивали прозрачными стёклами очки и небольшое кольцо в виде змеи, кусающей свой хвост, – символ бесконечности. Он недоумённо посмотрел на маму и папу. Очки? Что за ерунда… У него же хорошее зрение!
– Надень кольцо, – сказал отец.
Ян взял из коробки кольцо, оно казалось большим, по руке взрослого мужчины, но, когда он надел его на палец, оно как будто уменьшилось, и оказалось, что оно подходит точно по размеру.
– Никогда не снимай его, оно будет расти вместе с тобой, – посоветовал Джон.
– А теперь очки, только не пугайся, они несколько необычны… – сказала Анна.
Ян взял очки из коробочки, на вид это были самые простые очки. Стёкла слегка отливали фиолетовым. Он надел очки и чуть не подскочил, его коленки стукнулись снизу о крышку стола, и чашки зазвенели и заплясали на блюдцах – он почувствовал, как по его голове, под волосами, поползли тонкие, гибкие, но прочные нити, опутав его голову чем-то вроде паутины.
– Ха-ха-ха! Ой, видел бы ты своё лицо! – Лэсли от смеха просто сполз со стула, – Это сенсорный шлем! Незабываемое впечатление, правда?
– Сенсорный шлем абсолютно незаметен на голове, – стал объяснять Джон. – Это хитроумный нейромодулятор, а кольцо – нанорепликатор, когда они работают вместе, они могут собирать из атомов и молекул сколь угодно сложные конструкции путем синхронизации импульсов мозга и…
Но договорить ему не удалось.
– Ну, папа, – Лэсли перебил его на полуслове, – ты, конечно, большой учёный, но объяснять совсем не умеешь. Так, Ян, слушай сюда. Ты воображаешь что-то в своей голове, импульсы в мозге пошли, пошли импульсы, так, а шлем их считал и дал программу кольцу, которое – вуаля! – быстренько материализовало из пространства и выдало тебе то, что ты просил. Вот. Супертехнология, очень, понимаешь, полезная во всех отношениях штука.
В разговор вмешалась Анна:
– Подождите вы тараторить, пусть он сам попробует. Ян, сынок… представь, что ты хочешь, ну, например, ещё чашку чая, так? Представь её в своём воображении. Представь так подробно, насколько это возможно. Цвет, форма, запах, температура, материал… Представил? А теперь сосредоточься, протяни руку и… возьми её!
Ян протянул руку над столом, прямо перед ней из прозрачной дымки стала появляться чашка. Сначала она была скорее бесформенной дымящейся массой, дрожащей в воздухе, но потом стали отчетливо прорисовываться очертания формы, цвет, рисунок, наконец над чашкой стал подниматься пар, и все увидели, что в ней налит чай, да ещё и с лимоном.
– О! Янчик, ты прав, а ведь не хватало лимончика, – сказал Лэсли, и тут же в его чашке тоже появился жёлтый, аппетитный ломтик лимона.
– Браво! Я знала, что у тебя получится! – Анна захлопала в ладоши.
– Мама! А я-то всё думал, как ты умудрилась торт испечь так, что я и не заметил?! – Ян был искренне удивлён и даже несколько раздосадован, столько вещей проходило за его спиной, а он ничего не понимал раньше!
– Ну вот, как-то так оно работает, – сказал Джон, – Но ты должен помнить, что это серьёзная техника, и мы не используем её для бытовых нужд, так сказать. – Он многозначительно посмотрел на Анну и Лэсли. – Очки могут преобразовывать энергию мысли в энергию формы, но речь не о тортах и чашках чая с лимоном, а о более серьёзных материях, но для этого надо в совершенстве знать, как устроено то, что ты хочешь воплотить, иначе у тебя ничего не выйдет. Самолёт, к примеру, ты собрать не сможешь, если ты не авиаконструктор, а я не смогу, как ты выразился, «испечь» торт, как мама, потому что понятия не имею, как пекутся торты…
И Джон стал рассказывать, как применять эту сложнейшую технику – очки и кольцо.
Беседа затянулась далеко за полночь, благо на другой день не надо было идти в школу. Столько всего обрушилось на голову Яна. Он сидел за столом, пил чай, ел вкуснейший медовый торт с орешками, который «испекла» мама, рядом была вся его семья.
Он всегда считал, что он самый обычный мальчишка, каких тысячи, что он так же, как все, ходит в самую обычную школу, дерется с Фредом и Мартином, мечтает о чём-то невероятном, чтобы оно произошло в его жизни, какое-то настоящее приключение, как у героев из его любимых книг, а тут всё оказывается ещё круче, чем он вообще мог себе представить, гораздо круче…
Понятное дело, что пройдет ещё много времени, прежде чем он сможет делать всё то, о чём говорил отец, и для этого надо много и упорно тренироваться, но какие-то простые вещи Лэсли обещал показать ему уже этим летом. «Вот только сдам выпускные экзамены», – говорил он. Да Ян и сам будет пробовать, на что способны новые суперустройства, и кто знает, может, уже за порогом дома, самого жёлтого на всей Яблоневой улице, его ждут самые настоящие чудеса и невероятные приключения!
Глава 5. Весна на Яблоневой улице
Прошла зима, как всё проходит в этом мире, в заботах, уроках, захватывающих беседах по вечерам. Но вот темнеть стало позже обычного, а в воздухе появился неуловимый запах приближающейся весны. Снег стал рыхлым и грязным, солнышко начало припекать, и вот весна во всей своей неотвратимости обрушилась на город.
Она захлестнула Сноутон, как девятый вал, не оставив сугробам и шанса на спасение. Уже в марте Ян на законных основаниях ходил в школу без шапки, оставив Мартина и Фреда без их любимого развлечения. А ещё в те же самые дни произошёл интереснейший случай, навсегда сделавший их не просто друзьями, а друзьями с большой буквы «Д», после чего они навсегда прониклись уважением к Яну Енсену и никогда и никому не позволяли не то что обижать его, а вообще косо смотреть в его сторону. Вместо врагов они стали настоящими защитниками Яна.
Дело было в зубнушке. Весь класс отправили в поликлинику на осмотр и, конечно, если нужно, на срочное принудительное лечение. Ясное дело, приятного мало, но пройти через это предстояло поголовно всем. Ян спокойно ждал своей очереди, как вдруг заметил, что Фред и Мартин просто дрожат от страха. Как! И у этих птеродактилей есть ахиллесова пята – слабое место?
Зубы! Ян был просто ошеломлён. Конечно, он слыхал, как они хвастались в классе, что никогда не чистят зубы, но он был уверен, что это тупая бравада, ничего больше! Вот он! Час расплаты! Ха-ха! Сейчас-то он вспомнит им все нанесённые обиды.
Он посмотрел на них, они сидели в углу жалкие, беспомощные. Ян вдруг проникся к ним неожиданным сочувствием. Визг бормашины и стоны истязаемых детей расшатали и без того напряжённые нервы хулиганов. Ещё бы, даже Яну было не по себе от этих ноющих, противных, пробирающих до костей звуков. Ребята, исчезающие в недрах зубных кабинетов, выходили оттуда мрачные и подавленные, у некоторых изо рта торчали куски окровавленной ваты.
Мартин и Фред тихо сжались в углу и мечтали только об одном, чтобы их очередь не наступила никогда. Но учительница, как надзиратель гестапо, строго следившая, чтобы все дети по списку вылечили свои зубки, не спускала глаз с ребят. Ян видел, что Фред и Мартин готовы были пожертвовать чем угодно, лишь бы никогда не переступать порог зубоврачебного кабинета. И тогда ему в голову пришла гениальная мысль!
– Хотите удрать отсюда? – спросил он.
– А, это ты, Енсен? – неожиданно по-человечески просто сказал Фред, – Увы, миссия невыполнима, братан! От неё никто не скроется – настоящее гестапо.
И он замотал склоненной вниз головой, тяжело вздыхая.
– Хуже, – сказал Мартин, – это инквизиция во плоти! Ты только взгляни на неё – чисто Цербер, сторожит вход в царство мёртвых.
– Лучше скажи выход в царство живых, – поправил его Фред.
Он показал пальцем на крепкого телосложения учительницу с затянутыми в маленький строгий пучок сальными волосами, от чего глаза её казались выпученными. Она носила туфли на огромных квадратных каблуках, а при ходьбе у неё была манера слегка наклоняться вперёд, отчего казалось, что она кавалерист, мчащийся в атаку. Все ученики, не сговариваясь, звали её «Тётя Лошадь». Было в ней что-то зловещее, от одного её вида у всех ребят начинали дрожать колени и путаться слова.
Было видно, что Тётя Лошадь очень ответственно подходит к своему заданию. Как боевой конь, услыхавший звук горна, она будет держать оборону в зубнушке до своего последнего иго-го. Ни один злоумышленник не ускользнет от её взора, никто не покинет застенков пыточной камеры, не испытав предварительно все муки зубоврачебного ада. Подавшись корпусом вперёд, она с приторно сладкой улыбкой оглядывала всех ребят поверх очков. В руках у неё был длинный список, в котором она отмечала тех, кто уже прошёл экзекуцию.
– Ни за что не выпустит она отсюда никого без галочки в своём списке, – сказал Фред.
– А если я проставлю ваши галочки так, что она и не заметит? – сказал Ян.
– Она держит список в руках и не выпускает его. Не знаю, что должно случиться, чтобы она его хоть на секунду оставила без присмотра. И потом, надо чтобы ещё и цвет пасты совпал, а у неё вон какая ручка. Ни у кого таких нет. Ты фокусник, что ли? – спросил Мартин.
– Это уже моё дело, – ответил Ян.
Ему стало жаль двух дуралеев, смотреть на их постные лица было выше его сил.
– Ну, Енсен, если у тебя получится, то считай, что у тебя есть вечный должник, и зовут его Дартаньян, тьфу, то есть Фред, – сказал Фред.
– И Мартин, – закивал головой Мартин.
Ян достал из портфеля очки. Затея казалась невыполнимой, но…
– Ты что же, ещё и очкарик, что ли? – с сомнением в голосе спросил Фред.
– Это чтобы лучше тебя видеть, дитя моё, – сказал Ян. – Отвлеките её чем-нибудь. Остальное я беру на себя.
Мартин и Фред, конечно, ничего не придумали лучше, чем устроить в зубной поликлинике потасовку.
– Что ты сказал?
– Что слышал!
– А ну повтори!
– И повторю! – кричали они.
Разумеется, всё внимание окружающих тут же было приковано к вспыхнувшей ссоре. А тем временем Ян подошёл со спины учителя и заглянул через её плечо на список, который надёжной хваткой сжимали железные пальцы. Всё, что было нужно, – две малюсенькие галочки, проставленные чернилами цвета синей сажи напротив нужных имён.
Ян сосредоточился и мысленно представил, как невидимое перо выводит на бумаге две закорючки. Медленно, но верно в клеточках напротив имён Фреда и Мартина стали проявляться синие «птички».
«Вот так очки, прекрасные очки», – подумал Ян.
У него всё получилось! А главное, вовремя, потому что ровно через секунду учительница сорвалась с места и ломанулась в гущу галдящих ребят, столпившихся вокруг сцепившихся Фреда и Мартина.
– Что вы тут устраиваете! – гневно закричала она, раздвигая толпу локтями и мощным корпусом. – Прекратите сейчас же, а то я вас…
Она хотела сказать «выведу из класса», но вовремя вспомнила, что они находятся не в школе и что сидеть этим двоим в очереди к врачу ещё ой как долго. Она взглянула в свой список, и… О чудо! Как такое случилось? Напротив имён Фреда и Мартина уже стояли жирные галочки! Значит, они уже полечили свои зубки, и её долг – выпроводить этих двоих на улицу.
– А ну-ка, Фред, Мартин, – сказала она, – Нечего вам здесь околачиваться! Полечили зубы, так идите домой!
Фред и Марин не заставили себя просить дважды. Они были благодарны Яну за спасение и, дождавшись его на улице после зубнушки, крепко и от души пожали ему руку. С тех самых пор они прониклись к нему неизбывным уважением и уже больше никогда не издевались над его шапкой.
А школьная жизнь шла своим чередом. У Яна была четкая система: если тебя не спрашивали уже две недели, надо просто выучить параграф и поднять руку – это гарантировало ещё пару недель спокойной жизни. Сложнее было с письменными уроками и контрольными работами, за которые он систематически получал тройки, если не получалось списать у сидевшей перед ним отличницы Марины Грасс. Уроки, контрольные, домашние задания. И так день за днём, день за днём.
Но сколь долго ни длится школьный год, мало-помалу дни становятся длиннее, и вечерами уже совсем не тянет домой, в тепло и уют квартир, а хочется бродить по улицам, вдыхать запахи цветущих вишен и сирени, нагретой солнцем сосны, тумана и вечерней росы. Хочется выйти с ребятами во двор и гонять в футбол, до ушей перемазаться в ещё непросохшей земле и с диким криком «Штанга!» поднять с насиженных мест всех воробьёв в округе.
Вот уже подходит к концу и четвёртая четверть, практически не замеченная на фоне ярких футбольных баталий во дворе…
Ян пропадал на улице все дни напролёт. Двор у них – всего на один дом, и в этом было громадное преимущество. Все дома справа развернуты фасадами внутрь соседнего двора, именно там были детские площадки, качели-карусели и песочницы. Слева были выстроены один за другим два детских сада, они уходили по левому борту глубоко за горизонт. Двор же Яна, насколько хватало глаз, порос вековыми соснами – ну чистый лес! И именно там – среди крепких стволов, которые, как надёжные «защитники», отражали любые, попадавшие в них мячи, – проходили самые ожесточенные бои за звание чемпиона Яблоневой улицы.
Играли всегда одни и те же: Ян, рослый и крепкий парень Винс, неразлучный со своей собакой-боксёром, весёлый, коротко стриженный старшеклассник Тим, близнецы Вильям и Стивен. Этой неразлучной пятёрке удавалось разгромить любых пришлых, подчас с громадным перевесом. Винс с собакой стоял на воротах – непрошибаемый голкипер, близнецы в защите, а шустрый Ян и умелый Тим играли нападение.
Тим занимался в футбольной секции на стадионе «Труд» и иногда показывал Яну профессиональные подкаты и финты, объяснял, как делать удачные передачи. За пару месяцев Ян вполне освоился и почти не уступал Тиму, который только диву давался: откуда это вдруг у парня проснулись такие способности в последнее время? А что самое интересное, команда, в которой играл Ян, никогда не проигрывала! Тим готов был поклясться чем угодно, что дворовые сосны подыгрывают Яну!
Всё чаще и чаще к ним стали захаживать друзья Тима по секции, матчи становились всё интереснее и порой продолжались даже с наступлением сумерек, когда приходилось петлять в темноте среди стволов деревьев, освещаемых только тусклым светом окон соседних домов, и уже почти не было видно и самого мяча. Так незаметно пролетела весна…
Яблони на Эпл-блум были в цвету. Цвело всё, что только могло цвести и распускаться, источая тончайшие запахи и ароматы. Прозрачное, почти перламутровое небо как будто светилось изнутри, словно кто-то нарочно перепачкал его пастелью всех оттенков розового. И, как назло, именно сейчас, когда всё было так легко и прекрасно, в твою жизнь врываются они – экзамены. Приходится браться за учебники и зубрить, зубрить, не вылезая из душных комнат. Как это несправедливо!
Ян и София готовились к экзаменам. Они учились в параллельных классах, и хотя программа у них была одна и та же, но методы подготовки абсолютно разные. Ян считал, что само написание шпаргалок уже помогает в изучении предмета. А уж если ещё и получится ими воспользоваться: «Вот она – сила!» – говорил он, чеканя мяч на прогретой уже по-летнему жарким солнцем площадке перед домом.
София Саливан подходила к изучению предмета очень серьёзно и ответственно. Она читала все свои конспекты от начала до конца, затем старалась подчеркнуть карандашом всё самое важное и необходимое, ну а в самом конце читала только подчеркнутое. В принципе, три раза прочесть материал было для неё синонимом успеха.
Экзамены в параллели шли в разные дни, и обсудить все детали друзья собирались на скамейке у подъезда.
– Линда ничего так тётка, даже помогает, – делился впечатлениями Ян. – Когда отвечаешь, смотри ей в глаза, она сидит и головой кивает, когда ты говоришь правильно. А когда забудешь, может даже фразу за тебя закончить, ты, главное, хотя бы начни говорить. Дополнительных вопросов и вовсе не задаёт.
– А у нас на истории что было… Грымза Миллоу, вот ведь людоедка, двоих со шпорами поймала, всё отобрала, пересадила на первые парты. Понятное дело, что ничего они не написали толком. Ну, хоть трояки поставила. Ты б не брал шпоры, мало ли… уж лучше сам хоть что-нибудь да вспомнишь, – говорила София.
– Чур меня… Нормально всё будет, не каркай… Ты это… у тебя записи твои остались? Может, дашь? – Ян вытер нос рукавом, но только размазал грязь по лицу.
– Один день тебе остался, а ты только спохватился? Я на твоём месте уже давно сидела бы и учила. Вот, держи, там страница исчёркана вся, ты не обращай внимания, а ещё вот тут я писала сначала на этой странице, а потом… продолжение… вот тут…
– Ага, понял. Разберусь.
– У тебя история – последний экзамен?
– Да.
– Ну, тогда удачи!
София поспешила домой, ей тоже надо было готовиться.
Глава 6. История с историей
История не оставляла возможности думать ни о чём другом, кроме как о датах и событиях Средних веков. Напряжение достигало предела. Это ж надо всё это запомнить и выучить… Немыслимо! Да ещё за один день…
«Никогда в жизни мне с этим не справиться, – думал Ян, – вот останусь на переэкзаменовку… тогда посмотрим, нужны были шпоры или нет».
Чтобы опробовать новую систему камуфляжа, он тщательным образом распихивал маленькие бумажки по самым невероятным местам – всего двадцать восемь вопросов.
Под стельки ботинок были упрятаны германцы и королевство франков; в носки – империя Карла великого и Византийская империя; в колпачок ручки скручена феодальная раздробленность; вокруг ремня были упакованы вопросы о средневековых городах и замках, Крестовые походы. На резинках к внутренней поверхности штанины левой ноги были приколоты вопросы о культуре Средневековья, к правой – Возрождения. Оставались ещё карманы брюк, и туда тоже попала изрядная порция мелко исписанных бумажек. «Нет, всё это не то», – думал Ян. Он попрыгал на одной ноге, затем на двух – на пол посыпались белые «фантики», испещрённые синими буквами.
– Эх… Лучше всего, конечно, знать заранее, какой вопрос тебе попадётся в билете… – говорил он вчера Тиму, когда они беззаботно отрабатывали удар по воротам во дворе. – Но как это сделать?
– Ну, ты даешь! – отвечал тогда Тим. – Кто ж может в будущее заглянуть?
М-да… Тим прав. Заглянуть в будущее невозможно… Однако… Ян задумался. Вот есть у него в классе дружок, Чарли Мейсон, хороший такой, рыжеволосый парень с веснушками на носу, он всегда учит только один билет и всегда именно его и вытаскивает. Хотя, чем больше Ян знал Чарли, тем больше убеждался в том, что тот отчаянный врун, но добрый малый, отчего Ян ему многое прощал.
И всё же идея учить только один вопрос никак не выходила у него из головы. Должен быть какой-то способ… Интересно, а можно ли как-то упростить себе задачу с помощью… Конечно, отец будет не в восторге… Нельзя использовать очки и кольцо для таких целей, но никто ж не узнает… и Ян стал думать.
Угадать, какой билет попадётся, это слишком сложная задача, а вот вытянуть подходящий билетик весьма реально. Лэсли уже научил его, как притягивать к себе события и предметы, и, надо признаться, на футболе это не раз спасало его команду, когда мяч вдруг – ну совершенно случайно! – попадал в штангу вместо ворот, но опробовать это для серьёзных дел ему ещё не доводилось.
– Так-так-так, посмотрим, что для этого надо, – размышлял он вслух, – Хм, как минимум, знать хоть один вопрос из двадцати восьми. Так-так-так… А какой вопрос я знаю лучше всего?
Ян оживился, допрыгал на одной ноге до письменного стола, открыл лежавший перед ним учебник и принялся листать страницы.
– Распад Золотой орды не знаю. Падение Византии не помню. Государство Московия… О нет! Как же так, куда улетучились все знания по истории?!
Ян открыл свою рабочую тетрадь в надежде, что найдёт там хоть крупицу так нужного ему сейчас знания, но, увы, кроме рисунков и глупой переписки с соседом по парте: «А зразы в столовке я засунул в батарею, надеюсь, они не будут вонять, когда протухнут», – ничего не нашёл.
«Может, в Софийкиной тетрадке есть хоть что-нибудь полезное?» – подумал он, но, увы, разбирать чужой почерк оказалось делом весьма непростым, да и сама тетрадь мало чем отличалась от учебника. Текста много – толку мало.
Ян ходил по комнате взад и вперёд и думал, думал, думал. А что, если… Он надел очки, под волосами зашевелились ниточки-щупальца, сел за рабочий стол и положил учебник перед собой. «ПАМЯТЬ», – сказал он и зачем-то прижал кольцо ко лбу (вдруг поможет?).
Он начал читать:
– Смутное время – это эпоха, которая началась с прекращения династии Рюриковичей в 1598 году. Тогда под угрозой оказалось само существование государства. – Он читал, переворачивая страницы одну за другой. – После смерти старшего сына Ивана Грозного, убитого им в порыве необузданного гнева, наследниками престола стали его сыновья: Фёдор и малолетний Дмитрий. Фёдора венчали на царство 31 мая 1584 года, и скоро в результате дворцовых интриг править, по сути, стал его опекун – Борис Годунов. Угрозой его власти был царевич Дмитрий, который был выслан в Углич. При невыясненных обстоятельствах он умер 15 мая 1591 года от удара ножом в горло. В 1598 году умер царь Фёдор, престол занял Борис Годунов.
«Видал миндал, – подумал Ян, – всю династию Рюриковичей извел! Ну, надо же! А что же было дальше?»
Заинтригованный, он стал читать о страшном голоде, обрушившемся на страну в 1601 году, о народных волнениях и бунтах, об ужасах Смутного времени.
Он удивился, насколько история оказалась интересным предметом, и почему он раньше этого не знал? Вот сейчас сесть бы и почитать всё внимательно, подробности узнать, так времени ж нет на это…
Прочитав параграф, он снял очки и кольцо. «А теперь самое интересное, что из этого всего вышло?» – подумал он, сконцентрировался и слово в слово повторил весь параграф, даже номер страницы назвал правильно.
Ничего себе! И как он раньше об этом не додумался! Истину говорят: лень – двигатель прогресса. Теперь дело за малым – осталось только вытащить нужный билет.
Ну, это-то вообще пара пустяков, подумал Ян и, застёгивая на ходу рубашку, побежал в прихожую, где в углу пылился, ожидая своего владельца, потрёпанный, видавший виды футбольный мяч. В тот день ему впервые удалось отчеканить мяч ровно 28 раз – столько, сколько было билетов на экзамене…
Глава 7. Гусеница ползёт вверх
«Видеть цель и не замечать препятствий, – звучало у него в голове, – сосредоточиться на желаемом, представить всё так, как будто ты уже обладаешь этим, поверить, прожить это…» – внушал себе Ян.
Он стоял под дверью кабинета истории и мысленно представлял, как он входит в класс. Представлял всё до мелочей. Вот муха жужжит и бьётся в окно, пахнет пылью и чем-то сладким, должно быть сиренью. Солнечный луч лёг на стол перед сонным преподавателем, как раз на стопку разложенных билетов. Маленькие пылинки кружатся в этом луче. Он протягивает руку: «Третий слева – мой». И… бинго! Ян идёт готовиться.
На парте перед ним сидит рыжеволосый Чарли Мейсон, справа – невысокого росточка девчушка с двумя косичками – Хайди Фишер. Отличница Марина Грасс – темноволосая, серьёзная девушка – слева, что ж, неплохая компания. Ян достает ручку и быстро начинает писать ответ на свой вопрос.
Хайди уже всё написала и сидит, накручивая на палец конец косички, повторяет, видимо, сейчас пойдёт отвечать. Марина – ну, она ж отличница – тщательно что-то выводит на бумаге. А вот бедняге Чарли явно не повезло. Ян всегда догадывался, что Чарли всего лишь хвастун и выдумщик, и, естественно, никакой счастливый билет он не вытянул в отличие от него, Яна. У доски тихо стонал щуплого вида парнишка с мышиного цвета волосами – Олли Смоллет:
– Крестьянские восстания в Англии и Франции происходили потому… что было тяжёлое положение крестьянства и… рост крестьянского недовольства…
– Может быть, вы расскажете, что такое Жакерия? – медленно цедила слова учительница в седых буклях – грымза-людоедка Миллоу.
– Э-э-э… Французская революция? – неуверенно, вопросом на вопрос ответил Олли.
– А кто такой Уот Тайлер? Или, может быть, вы хотя бы знаете, где он жил? – Она приподняла брови так, что её очки, казалось, сами ползут на лоб.
– В Англии, – облегчённо выпалил Олли, уж английское имя он точно может отличить от французского.
Ян сочувственно посмотрел на Олли, больше тройки ему никак не светит. Его взгляд падает на Чарли Мейсона, тот делает страдальческое лицо и показывает ему свой листок, на котором ничего, кроме заголовка, не написано: «Научные открытия и изобретения Средневековья». В глазах Чарли читается отчаяние.
Бедняга, Ян хотел бы помочь другу, но в голове у него только свой билет и ничего больше. Очень жаль. Ян вздыхает и разводит руками, давая понять, что ничем не сможет помочь. И тут он вспоминает про шпаргалки, которые всё-таки предусмотрительно рассовал куда попало, так, на всякий случай.
Рисковать он не собирался. Попадаться со шпаргалкой, да ещё так глупо, он не планировал. И всё-таки ему стало ужасно любопытно, можно ли сделать так, чтобы нужный листочек сам оказался у него в руке. Он сосредоточился, ему нужна была шпаргалка номер шестнадцать, левый носок. Главное, всё сделать незаметно. Итак, она лежит в носке, маленький сложенный вдесятеро листочек, нежно и любовно припрятанный рядом с пяткой, и терпеливо ждёт своего часа…
Ян напряг все силы своего сознания и представил, как нужная шпаргалка сама выбирается из его носка, при этом что-то ужасно защекотало его ногу, как будто по нему ползла жирная гусеница. Было и смешно, и ужасно противно одновременно. Гусеница-шпаргалка двигалась медленно, то складываясь вдвое, то распрямляясь во всю длину. С горем пополам выбралась она из носка и поползла вверх по ноге – о боги! – внутрь штанины!
На лбу Яна выступили крупные, как градины, капли пота, взгляд был напряжённый. Его глаза расширились от ужаса, как только он понял, что шпаргалка ползёт не туда, куда нужно (как он её вынет из штанов, когда она доползёт до колена или выше – вот интересно!), на его лице изобразилась целая гамма чувств, и он стал дрыгать ногой, чтобы заставить гусеницу ползти в другом направлении.
– Енсен, вам нехорошо? – обратила на него внимание пожилая учительница.
Ян сидел красный как рак и не знал, что ей ответить. Палитра из всех оттенков красного – от алого до бордового – бушевала на его лице, становясь всё гуще и насыщеннее:
– Всё в порядке, госпожа Миллоу, душно очень.
Зачем он так сказал?! Учительница поднялась и, с трудом переставляя тяжёлые ноги, не спеша пошла прямо мимо него к окну, долго возилась с затвором, но наконец открыла его. В это время гусеница с упорством альпиниста, покоряющего Эверест, ползла вверх по задней поверхности его ноги, добралась до колена, сделала ещё один шаг и упёрлась в подколенную складку. Она начала возиться изо всех сил, прокладывая себе дорогу. Ян согнул ногу и, что было силы, зажал её. Шевеление прекратилось, теперь под коленкой Яна кто-то бился в предсмертных конвульсиях.
А госпожа Миллоу в это время медленно развернулась на каблуках и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, неторопливо зашагала назад по проходу. Парализованный Ян, у которого от напряжения дико свело всё тело, готов был провалиться сквозь землю. Что, если эта проклятая шпаргалка вывалится из штанины прямо ей под ноги? И вот тяжёлая поступь приближается, шевеление гусеницы под коленом окончательно прекратилось. Ян больше не чувствовал не только её, но и вообще всю свою ногу. И вот наконец госпожа Миллоу уже прошла вперёд и не могла видеть, как согнулся под парту и быстро поднял что-то с пола Ян Енсен.
И тут Ян понимает, что не может больше сидеть в этой комнате: в ушах стучало, сердце выпрыгивало из груди, а за окном так отчаянно чирикали воробьи и светило солнце, что ему захотелось покончить со всем этим как можно быстрее.
– А можно отвечать без подготовки? – спрашивает Ян.
Брови госпожи Миллоу поползли наверх с удвоенной силой, она растерянно кивнула. Ян тут же вскочил, опережая протесты маленькой Хайди Фишер (ведь сейчас была её очередь отвечать). Проходя мимо парты Чарли, Ян незаметным движением сунул ему в руку сложенную вдесятеро бумажку и вышел к доске.
Он так быстро выпалил свой ответ, что пожилая учительница даже не задала ему ни одного дополнительного вопроса, настолько она была поражена. Сколько лет она работает в школе, но никогда ещё ученик не отвечал так быстро и так складно, словно читал невидимый учебник. В чём подвох? С каких это пор Енсен стал хорошо учиться и почему он в очках? Все эти вопросы крутились у неё в голове, пока она выводила оценку «отлично» в табели. Может быть, он списал? Но как? Он ведь только пришёл, взял билет и сел за парту. Невозможно успеть списать за две минуты. И потом, он же не читает с листа, а говорит по памяти… Весь остаток дня Ян не выходил у неё из головы.
После экзамена Ян стучит в дверь квартиры номер один самого жёлтого дома на Яблоневой улице, чтобы сообщить Софии, что сдал последний экзамен на отлично. Свобода! Вот она, долгожданная свобода! Долго потом они ещё будут гулять по Эпл-блум, отмечая начало летних каникул.
Улицу не зря назвали Яблоневой. Бело-розовые шапки деревьев текут вдоль неё до самого горизонта. Улица спускается к реке, на которой так хорошо ловить рыбу и купаться летом, а ещё можно кормить уток прямо с моста чуть ниже по реке или просто сидеть на песке и смотреть на другой, высокий берег, поросший вековыми соснами. Они стоят, как корабельные мачты, и качаются в такт ветру.
Экзамены были закончены. Лето вступало в свои права. В высокой траве уже вовсю стрекотали кузнечики. Ещё каких-нибудь пять-шесть ленивых дней (или сколько там нужно Лэсли на его экзамены, всё-таки выпускной класс), и они с братом поедут в деревню к бабушке, где его ждут совершенно новые открытия.
Всё дело в том, что деревня, где живёт бабушка, находится в «аномальной зоне», как называют её люди. Там часто происходят всякие по их понятиям сверхъестественные вещи. Говорят, что там даже видели НЛО, а трава на полях сама закручивается в причудливые узоры. Много чего говорят, во что раньше он не верил. И теперь ему чрезвычайно интересно было узнать, что же там происходит на самом деле.
Глава 8. Поезд в лето
– Ну, вот и всё. Присядем на дорожку. – Анна Енсен в нежно-жёлтом клетчатом плаще опустилась на краешек увесистого чемодана в коричнево-зелёных узорах.
– Мам, а мы не опоздаем?
Ян был в предвкушении этой поездки, но, как всегда, очень волновался. Он так боялся опоздать на поезд, что готов был уже с утра ехать на вокзал, хотя поезд уходил лишь вечером.
Когда Ян был маленький, с ним приключилась одна история, с тех пор он вечно нервничал перед поездками по железной дороге. Это было давно, когда ему было лет пять или шесть. Они отдыхали у бабушки, но папа решил, что непременно надо свозить детей в соседний город в зоопарк.
Ехать надо было четыре часа на электричке, поэтому встали в тот день очень рано. Было лето, но, когда отец разбудил его, было ещё темно. Папа сварил сосиски, к которым Ян даже не притронулся. Бабушка пошла провожать их на поезд. На вокзале она решила во что бы то ни стало сводить Яна в туалет, ведь ехать предстояло очень долго. Сонный Ян не очень понимал, что вокруг происходит. Папа и Лэсли остались почему-то в электричке, а он с бабушкой пошёл в здание вокзала. Они долго стояли в какой-то длинной очереди. Сильно пахло какими-то нечистотами, и очень хотелось как можно скорее уйти оттуда.
Но вот они снова оказались на платформе. Электричка то открывала, то закрывала двери, шумно пыхтя и отдуваясь. Ян не помнит, как так случилось, но в какой-то момент бабушка просто впихнула его в вагон, двери закрылись, и поезд тронулся. Что же было делать? Он оказался совсем один посреди набирающей скорость электрички! Ян вошёл в вагон, надеясь, что увидит там папу и Лэсли, но никого из них там не оказалось. Видимо, бабушка, понимая, что не успевает добежать до нужного вагона, просто впихнула Яна в самый первый, до которого они только успели дойти. А папа и Лэсли подумали, что бабушка с Яном на электричку опоздали, и сидели с невозмутимым видом, читали журнал и жевали пряники. Маленький Ян стоял в крайнем вагоне поезда и не знал, что делать. В конце концов он нашёл какой-то укромный уголок у двери, сел туда и тихонечко заплакал. К нему подошла какая-то женщина, а потом они пошли вместе с ней через весь поезд. Ян помнит, как страшно было переходить из вагона в вагон, как жутко скрежетали колёса электрички, с каким ужасом смотрел он на мчащуюся под ногами землю…
С тех пор он всё время боялся опоздать на поезд. И каждые пять минут посматривал на часы.
– Не волнуйся, Ян, присядь лучше и помолчи минутку. Это традиция. Подумай, всё ли ты взял с собой. Потом уже вернуться будет нельзя. – Джон пододвинул к себе табурет и, взяв за руку сына, усадил его.
Минуту все молчали.
– Ну, поехали! – Анна встала и пошла к двери. – Цветы будет поливать София, она мне обещала, да мы и ненадолго, две недели пролетят, и не заметишь.
– Отпуск – хорошая штука, только уж очень он у вас короткий, мам. Вот наши каникулы куда лучше. – Лэсли толкнул плечом Яна и потрепал его по светлым волосам.
Автобусная остановка была буквально в двух шагах от дома. На ней было многолюдно, по всему видать, автобуса не было уже давно. Джон вышел на дорогу посмотреть, не идёт ли автобус.
– Нет, ничего не видно.
– Ладно, не переживайте, будет вам автобус, – сказала Анна.
– Как это? – Ян удивлённо посмотрел на мать.
– Тихо, не мешай, мама сейчас наколдует нам автобус, – со смешком сказал Лэсли.
Анна отвернулась от дороги и закрыла глаза, затем постояла так минуту, посмотрела на небо, на землю, и, как только она подняла глаза на дорогу, на ней показался автобус.
– Круто! – сказал Лэсли. – Каждый раз поражаюсь, как здорово ты это делаешь, мам!
– И как же это работает? – Ян протискивался внутрь булькающего и клокочущего автобуса.
«Быг-быг-быг…» – постанывал он… «Давай поднажми!» – кричали в задних рядах пассажиры, стараясь утрамбовать впереди стоящих и протиснуться в салон.
Они бросали монетки в прозрачный контейнер и откручивали для себя билеты с катушки, не забыв пробить их компостером. Когда семья Енсен наконец села на свободные места, Джон попытался объяснить:
– Мама сначала отвернулась от дороги, Ян, ты видел? Чтобы выйти из имеющейся реальности, когда автобуса нет, и создать новую вариативность, когда автобус подъедет. Она создала цепь событий, которые должны привести к появлению автобуса: посмотрела наверх, вниз, а потом… Хм… как тебе объяснить…
– Ян, я же тебе это сто раз объяснял уже. Можно загадывать по-разному, – вмешался Лэсли и, понизив голос, заговорил мистическим тоном: – Вот, например, я загадываю: сейчас проехала синяя машина, потом из-за поворота покажется красная, я отвернусь, попрыгаю на левой ноге, а когда повернусь обратно, увижу, как подъезжает нужный мне автобус. Понял? Сначала берёшь какое-нибудь одно реальное событие как отправную точку, потом прогнозируешь второе и загадываешь третье. Надо представить, что автобус приедет, поверив в это, и он таки приедет! Но мне всё равно далеко до мамочки – она профи в этом деле!
– Это не так сложно, как кажется, надо только больше практиковаться, – сказала Анна.
– Я так ищу место для парковки, – вдруг вмешался в разговор дядечка в синей шляпе, сидевший справа от них, – Правда, сейчас мой драндулет не на ходу, но вы правы, это здорово помогает. – И он весело подмигнул всей компании.
Все дружно засмеялась. Ян вопросительно посмотрел на отца.
– Вот видишь, Ян, любой ЧЕЛОВЕК может это сделать, – сказал отец, делая особый акцент на слове «человек», – всё дело в настрое, ну, и в практике, конечно.
На вокзал подъехали вовремя. Выгрузились из автобуса и неспешно пошли к единственной во всём городе платформе. Ян любил ездить на поездах. Запах железной дороги, шпал – это ни с чем не сравнится. Он манит, и ты чувствуешь приближение чего-то интересного, захватывающего. Яну очень нравился этот запах, он и сам не понимал почему.
На перроне суета, Джон достает из нагрудного кармана оранжевые с золотой печатью билеты и протягивает их проводнику.
– А ваш чемодан на полку не встанет, – поджав губы и покосившись на увесистый багаж Енсенов, сказала девушка в синей форме.
– Ничего-ничего, это только так кажется, мы не первый раз с ним путешествуем, – с улыбкой ответил Джон.
Анна прошла в вагон, за ней стали подниматься по крутой, сетчатой, как кружевная паутина, лестнице и ребята. Замыкал шествие Джон, тащивший огромных размеров чемодан.
– Вот и наше купе. – Анна сняла плащ и повесила его на крючок.
Джон поднял сиденье, и огромный чемодан исчез в крохотной нише.
– Всегда полезно немного расширить пространство, – подмигнул он Яну.
Ян никогда раньше даже и не задумывался о том, как такой чемодан вообще может хоть где-то поместиться. Он впервые понял, что есть простые и удивительные вещи, на которые он раньше просто не обращал внимания.
Поезд тронулся плавно, практически незаметно, только поплыли куда-то деревья за окном. В купе вошла проводница:
– Ваши билеты… Постель заказывать будем? Чай пить будем?
– Да, пожалуйста. Четыре постели и четыре чая.
Джон расплатился, и проводница вышла из купе. Анна стала распаковывать маленькую дорожную сумку.
– Мм… запечённая курица в фольге – фирменное блюдо для поезда. – Лэсли уже потирал руки в предвкушении вкусного ужина.
– А я бы не отказался от кофе, – лукаво подмигнул жене Джон.
– Будет вам и кофе, и какао с чаем, – улыбнулась Анна. – Теперь, когда Яну стали доступны кое-какие вещи, я решила добавить в нашу жизнь немного импровизации. Теперь это никого не шокирует и не удивит.
С этими словами она стала разворачивать фольгу, под которой, однако, не было никакой курицы. Под ней была ещё одна упаковка – полупрозрачная, голубоватая, отливающая перламутром. Она была закрыта в виде большого артишока. Один за другим Анна стала разворачивать лепестки, чтобы добраться до сердцевины. Внутри, казалось, что-то светилось и мерцало. Внутренние лепестки были настолько яркого цвета, что казалось, это не цвет, а свет в чистом виде. И вдруг этот «бутон» сам собой раскрылся по часовой стрелке, как сферический веер, и на столике купе оказался круглый золотой поднос, уставленный разными вкусностями.
Здесь была и запечённая курочка, и овощное рагу, и бараньи ребрышки в подливке, рис с шафраном, картофельное пюре, салат, канапе с ветчиной и сыром, тонко нарезанные соленые огурцы и даже мамины фирменные блинчики. Оставалось только гадать, когда она успела всё это «приготовить» и как всё это поместилось в таком маленьком комочке фольги. После того как все насытились, Анна подхватила поднос и свернула его ловким движением руки против часовой стрелки. Он послушно сложился, как веер, в нечто, напоминающее бутон артишока.
– И как это ты всё успеваешь? – с лукавой улыбкой спросил Джон и подмигнул.
– Это потому, что я не жена, а золото! А теперь чай! – сказала она, и в ту же минуту дверь купе съехала в сторону, и появилась улыбающаяся проводница с подносом, на котором, позвякивая чайными ложками, стояло четыре стакана в жестяных подстаканниках. Над каждым из них поднимался густой пар, а на блестящей поверхности плавала долька лимона.
– Но я просил кофе, – в шутку возмутился Джон, когда проводница вышла.
– Ох! Извините! – сказал Лэсли. – Ну-ка, Ян, настало время для практики, изобрази нам превращение чая в кофе!
Дело было сделано с величайшим мастерством, даже Джон оценил качество напитка, сказав, что в жизни не пил такого вкусного кофе, да ещё и… с лимоном.
– Э-э-э… что-то вот про лимон-то я и не подумал, пап, – признался Ян, и все засмеялись.
После ужина ещё долго болтали, играли в шахматы, которые прямо из воздуха материализовал Лэсли, смеялись. Когда за окном стало темнеть, Анна застелила постели, причем Ян готов был поклясться, что одеяла у неё сами вползали в пододеяльники. Наконец все улеглись. Мальчики на верхних полках, Джон и Анна внизу.
За окном в темноте ночи проносились мимо фонари полустанков. Колёса поезда негромко стучали, навевая дрёму. «Как же я люблю поезда», – думал Ян. Он не мог себе объяснить за что, но просто обожал путешествовать поездом: этот запах, мерный стук колёс «чу-чух-чу-чух», какое-то необычайно расслабленное состояние, когда ни о чём не надо думать, никуда не надо спешить…
К бабушке ездили каждое лето, сколько он себя помнил. С детства он любил ходить по вагону, держась за поручни, откидывать приставные креслица в коридоре и сидеть на них, глядя в окно. Ему нравилось всё: и ковёр на полу, и громадный титан с горячей водой и краником, из которого капала вода, и ручки на дверцах купе, смотрящие вверх, и то, что само купе – как маленький уютный домик, который прячет их семью от всего остального, летящего на огромной скорости мира, стоит только закрыть дверь.
Ты сидишь, а за окном искрятся закатным солнцем речушки, проносятся мимо заводи вдоль железнодорожных путей. Создаётся впечатление, что ты расправил крылья и паришь над зеркальной поверхностью блестящей воды, а кругом мелькают камыши, цветы и травы, кусты и деревья или туман стелется над низиной, создавая сказочный мир вокруг. Где-то там, в заводях, живут русалки, леший да кикиморы. На полях гуляют стада, а когда поезд проходит мост над большой рекой – вот уж страх-то! – можно представить, что ты несёшься прямо по воздуху.
Глава 9. Аномальная зона
Перед тем как погасить свет, Анна посмотрела на мужа и шепнула:
– Надо предупредить его, думаю, сейчас самое подходящее время.
Они закрыли дверь купе на задвижку.
– Ян, ты знаешь, что место, где живёт бабушка, люди прозвали аномальной зоной. Это не просто так, – начал Джон.
– Это «ж-ж-ж-ж» неспроста, это уж как пить дать, ведь дыма без огня не бывает, – усмехнулся с верхней полки Лэсли.
– Уже несколько веков, лет примерно четыреста, там происходят разные непонятные события. Даже мы до конца не понимаем всех причин. Аномальная зона очень большая, но нам удалось определить её эпицентр – это Муруджунская Игла, гора, внутри которой есть что-то, что не фиксируется никакими земными приборами, но даёт очень мощное аномальное излучение, которое чувствуют сенмиры. Никто не может понять, что там, возможно, это разлом миров, и поэтому территория эта обнесена зоной контроля. Мы пересечем границу аномальной зоны на поезде, поэтому проходить контроль будем прямо здесь.
– А почему раньше я ничего такого не замечал, хотя мы к бабушке каждое лето ездили? – спросил Ян.
– Зона контроля создана в параллельном измерении, поэтому все остальные люди, едущие в поезде, ничего не заметят, как и ты раньше не замечал. Ты всё это сам сразу поймёшь завтра утром. Зона контроля создана вне временного пространства Земли, то есть на период, пока мы будем проходить контроль, человеческое время остановится. Для этого нам понадобится лишь одна сотая доля земной секунды, которую мы растянем до нужных нам размеров…
– Не волнуйся, это не больно, – свесившись со второй полки и сделав страшные глаза, сказал Лэсли.
– Не о чем волноваться, сынок, это просто меры предосторожности. Мы не можем знать, сколько миров пересекается в зоне Иглы и какие сущности там обитают, поэтому и были приняты эти меры. – Анна улыбнулась, подтыкая одеяло Яну, как будто ему было всё ещё шесть лет. – Ну что, я гашу свет? Спокойной всем ночи.
Утром Ян проснулся под мерный стук колёс и первым делом бросился надевать очки.
– Мама миа! – произнёс он. – Мы что, едем обратно?
И действительно, было чему удивиться! Казалось, поезд ехал в обратном направлении.
– Мы что, назад едем?
– Интересно, да? То ли ещё будет! – Лэсли спрыгнул с верхней полки и сел рядом с братом.
– Надо успеть умыться и позавтракать до КПП, – сказал Джон. – У нас минут сорок.
Вытирая лицо жёстким вафельным полотенцем в туалете поезда, Ян смотрел в окно, в котором в бешеном темпе бежали деревья справа налево. Ян надел очки и посмотрел в окно ещё раз – всё двигалось слева направо! Куда же всё-таки едет поезд? На юг или на север? Во всяком случае, вчера вечером он ехал на юг. Ян решил ничему не удивляться.
После завтрака, когда все попили чаю и проводница собрала посуду, они сложили бельё и скатали матрасы в плотные полосатые рулетики.
– Ну что, мы готовы. Ян, сейчас будет КПП – контрольно-пропускной пункт. Ничего страшного не происходит, просто это займёт какое-то время. Состав поезда большой, и надо набраться терпения, пока всех проверят. А который час? – спросила Анна.
Джон посмотрел на часы.
– Девять тридцать, – сообщил он.
В ту же секунду поезд замедлил своё движение. Ян смотрел в окно: они въезжали в огороженный колючей проволокой туннель, вдоль которого ходили люди в серых шинелях с оружием в руках. Ян не видел никогда такого прежде. Это были полутораметровые бластеры, судя по всему, очень тяжёлые. Он испуганно посмотрел на Анну, она ободряюще улыбнулась:
– Всё хорошо, сынок… для людей это оружие безвредно, как солнечный свет. Можешь думать, что это просто гигантский фонарик.
Поезд остановился, и ворота туннеля закрылись. Ян ждал. Все ждали. Их вагон был пятым. Прошло, наверное, минут пятнадцать, и тамбур вагона хлопнул – в него вошли люди в серых шинелях. Ян видел их, прижавшись к двери купе. Он не рискнул выйти в коридор, даже высунуть голову боялся. Были слышны короткие команды, которым беспрекословно повиновались все сенмиры в поезде: они выходили из своих купе и через какое-то время возвращались обратно. Люди в сером шли дальше.
И вот двое вошли в их купе. В руках одного был сферический сканер. Анна протянула руку с кольцом внутрь сферы, и та загорелась зелёным. Так же сделали Джон и Лэсли. Когда настала очередь Яна, он протянул руку и почувствовал, как тёплый луч пробежал по ней и, встретившись с кольцом, выдал также зелёный свет на приборной панели.
У второго человека в сером сканер был в виде специальных многослойных очков. В них было линз сорок, не меньше. В руке у него был маленький карманный фонарик.
– Прошу выйти из купе, – сказал он.
Все вышли. Человек осмотрел купе, поднял нижние полки, заглянул в углубления для чемоданов и посветил там фонариком.
– Ваш чемодан? Достаньте, пожалуйста.
Джон рывком вытащил чемодан из ниши под сиденьем.
– Откройте, будьте добры.
Несколько мгновений человек в серой шинели рассматривал содержимое чемодана через свои очки.
– Спасибо. Вы можете зайти. – И двое пошли дальше по вагону.
Ещё минут через двадцать поезд тронулся и, набирая скорость, поехал дальше.
На часах Джона по-прежнему было 9:30, и только когда поезд набрал скорость, секундная стрелка дрогнула и побежала дальше по кругу.
Ян смотрел в окно. Мимо на бешеной скорости пролетали станции с торгующими чем-то людьми, обветшалые дома, огороды, вот промелькнули стадо овец, речка, лес и озеро… Солнце блестело в водной глади, было ощущение, что ты летишь над водой, а над заводями поднимается утренний туман, разгоняемый быстрым движением состава.
– Смотри, уже горы видно, скоро приедем, – сказал Джон.
– На вот, Янчик, прими дозу эндорфинов, – сказал Лэсли и протянул ему шоколадку, – гормон счастья в чистом виде!
Ян с благодарностью съел шоколадку, но у него и без этого в животе порхали тысячи бабочек. Он ехал к чему-то совершенно новому, неизвестному, любопытному и захватывающему. Впереди были новые открытия, новые приключения.
Он отломил ещё кусочек шоколада и положил его себе в рот. Он любил, чтобы шоколад полностью растаял, и тогда можно было представить, что ты пьёшь его, как это делали древние индейские племена ацтеков, инков и майя, открывшие миру этот напиток богов четыреста лет назад. Так они и ехали, пока наконец не зашла проводница:
– Подъезжаем. Билеты вам нужны?
Глава 10. Вечерние посиделки
У бабушки Лизы был очень интересный дом, свет в нём всегда был приглушенный, даже в самый жаркий летний полдень в доме, казалось, было сумеречно. Наверное, всё дело было в особых бархатных занавесках с кисточками, всегда думал Ян, но сегодня он посмотрел на это по-другому. Окна бабушкиного дома были не из стекла, они были толще и плотнее, как будто сделаны из слюды, но очень прозрачной. Именно она давала такой эффект – полумрака. Как он потом узнает, эти стёкла защищают дом от проникновения потусторонних сущностей, что было очень важно в аномальной зоне.
Солнце уже стало клониться к горизонту, когда они всей семьёй усаживались за празднично накрытый стол в уютной комнате. В углу горел любимый бабушкин торшер с малиновым абажуром, отбрасывая на пёстрый ковёр причудливые тени. По стенам висели картины, которые, ещё, будучи мальчиком, рисовал отец Яна. Приглушённо стучали ходики. На покрытом тюлевой накидкой транзисторе стояли фигурки слоников разных размеров – от большого папы-слона, до самого маленького малыша. На окнах глоксинии и фиалки распускали свои яркие венчики.
– Мама, а расскажи, как вы с папой познакомились, – попросил Ян.
Он полюбил эту историю, и хотя слышал её, наверное, раз сто, каждый раз она волновала его. Так уютно было пить чай в бабушкиной гостиной, что ему непременно захотелось услышать любимую историю ещё раз.
Анна улыбнулась, ей и самой было приятно унестись в воспоминания юности.
– Он стоял на высоченной крепостной стене старинного замка в Олсборге, – начала свой рассказ она, – Я увидела его, и что-то вдруг заставило меня остановиться, я поняла, что не могу просто так пройти мимо, ничего не сделав. Мне безумно захотелось совершить что-то дерзкое, как будто тысячи бесенят прыгали во мне, как пузырьки в шампанском. И вот тогда я слепила снежок, подышала на него немного, подержала в руках без перчаток – для плотности – и бросила. Я не ожидала, что попаду в цель, я даже не могла представить, что снежок вообще пролетит и половину того расстояния, не то что долетит до него, поэтому и кинула. Наверное, если бы я знала, что попаду прямо ему в лоб, я бы ни за что на это не решилась. Стена была высотой метров десять, а я ведь совсем не умела бросать снежки. У меня даже в школе тройка всегда была за бросание гранаты…
Анна улыбнулась и с нежностью посмотрела на Джона. В руках она держала чашку чая, а взгляд её вновь уносился вдаль.
– Да уж, метнула ты тогда знатно! – с улыбкой подтвердил Джон.
– О, да! Можете представить моё удивление? Я испуганно смотрела на него, как он вытирает мокрое от снега лицо и смотрит по сторонам в поисках того, кто это сделал. И тут он заметил меня. Я была готова провалиться сквозь землю, от страха я не соображала, что делаю, я развернулась и бросилась бежать. Тут-то он и понял, что это я – тот нахал, кто бросил снежок, ведь, если бы я не побежала, он ни за что не догадался бы, что девочка моего роста и комплекции может так ловко попасть, да ещё с такого большого расстояния. И тут он сделал ещё более невероятную вещь – он спрыгнул со стены – с десятиметровой стены! – и бросился меня догонять. Сердце во мне колотилось с бешеной силой, готовое выскочить наружу, дыхания не хватало, снег был глубокий, и бежать было чрезвычайно тяжело. Я чувствовала себя зайцем, удиравшем от лисы…
– Куда уж зайчишке с лисой тягаться, – смеялся Лэсли.
– Да. Сердце в пятки ушло, как говорят. Он догнал меня в какие-то считаные секунды. В какой-то миг я обернулась, чтобы посмотреть, как далеко я смогла убежать, а он просто стоит за моей спиной. Именно стоит – не идёт, не бежит, а просто стоит и внимательно, с удивлением на меня смотрит.
– Ещё бы не с удивлением, ведь это была ты – девушка его мечты! – опять вмешался Лэсли.
– И тут я увидела его глаза… – продолжала Анна, – Весь остальной мир просто перестал существовать. Я узнала его, как узнают близкого друга, родного и самого дорогого на свете человека. Я поскользнулась, или у меня просто подкосились ноги, а он подхватил меня и улыбнулся. Мы стояли так, глядя друг другу в глаза, наверное, целую вечность, и до того нам было хорошо просто так вот стоять и смотреть друг на друга. Нежность, тепло, счастье переполняли меня, и я знала, что он чувствует то же самое. Он медленно провёл пальцем по моему лицу, смахивая какую-то соринку, а я смотрела в его глаза, и мне хотелось и смеяться, и плакать одновременно.
– Как это красиво. – Бабушка Лиза, седовласая старушка с тугим пучком на голове, достала из кармана халата платочек и вытерла набежавшую слезу.
– А потом оказалось, что мы учимся с ней в одном институте, – продолжил рассказ Джон, – но в разных потоках, и на практику в Олсборг мы приехали каким-то чудом одновременно…
– И что день рождения у нас почти в один день. У меня 22, а у него 24 мая.
– И что она – это та самая девушка с фотографии… Девушка мечты, – снова вставил свои пять копеек Лэсли. – Мама, расскажи…
– Это просто эпохальная история, – рассмеялась Анна, – я же с подружкой ходила в фотоателье, мы сфотографировались, я забрала фотографии и забыла про это дело. Но оказалось, что я так понравилась фотографу, что он увеличил моё изображение и поставил в витрину своего салона вместо рекламы.
– А я случайно проходил мимо этой витрины, увидел портрет и с первого взгляда влюбился в эту красавицу, – продолжал Джон. – Я долго ходил потом туда, ноги сами меня приводили к этому фотосалону, в конце концов я всё-таки уговорил фотографа, и он признался, что это фото реальной, живой девушки, его клиентки, которая живёт в нашем городе, только вот ни адреса, ни телефона девушки у него не было. Я его очень упрашивал тогда, и он обещал мне напечатать портрет.
– И напечатал. Когда я пришла в гости к Джону, ещё там, в Олсборге, он достал из своего чемодана какой-то учебник, а там вместо закладки – моя карточка! Вот уж я удивилась! А потом подумала, что не просто так я оказалась в Олсборге, это было какое-то феноменальное стечение обстоятельств. В обычной человеческой жизни такого ну просто не бывает. И моя навязчивая идея – пойти в тот день гулять к замку, странные чувства, когда я увидела его… Мной как будто двигала какая-то неведомая сила…
– Ещё бы, папа же тебя загадал встретить, значит, это должно было случиться – вы же оба сенмиры, – многозначительно подчеркнул Лэсли.
– Так мы и познакомились… и больше никогда не расставались, – сказал Джон.
– А после института нас распределили в Сноутон, и мы туда поехали уже мужем и женой. А потом родился Лэсли, ещё в общежитии, помнишь?
– И когда мы принесли его домой и положили на единственное мягкое, что у нас было, на подушку…
– Он её описал, – засмеялся Ян, который конечно же знал все эти истории наизусть, но только сейчас начал осознавать их смысл и значение.
– Так, давайте не будем уточнять, кто, где и при каких обстоятельствах описался, – возразил было Лэсли.
– О нет, давайте будем, – перебил его Ян.
– Ну, тогда давайте ещё вспомним, – сказал Джон. – Как в первом классе, не помню в каком месяце, но стояла осень и было уже прилично холодно, у Лэсли случился неожиданный порыв братолюбия, и он забрал кое-кого из садика…
– И мы прыгали на кроватях, а потом пошли гулять во двор прямо в домашних тапках, – продолжил было Ян.
– Да уж… мне соседи тогда рассказывали, – перебила его Анна, – двери нараспашку, дома никого нет, а эти двое в тапочках гуляют… в ноябре!
– Это ещё что… – сказал Ян, – однажды мы играли, как будто попали в осаду, враги окружили наш город, продовольствие кончилось, и стало нечего есть, а ты, Лэсли, сделал похлёбку из воды, сухих хлебных корок и растительного масла, да ещё приговаривал, что эта похлёбка для любого жителя осаждённого города просто на вес золота, и заставлял меня её есть…
– Это была игра, и ты умирал с голоду! Ты забыл? Эта похлёбка была манной небесной! Да за неё буквально дрались все жители города, а досталась она тебе, неблагодарный!
Вечер воспоминаний затянулся. Когда разошлись по спальням, уже давно зажглись на небе звёзды, успокоился ветер, стояла глубокая, тихая ночь, время от времени где-то вдали лаял на привязи чей-то пёс, в открытые окна летел треск цикад.
Уже лёжа в кровати, Ян вспоминал мамин рассказ, он любил слушать про их с папой встречу: было в этом что-то невероятно нежное и прекрасное. Хорошо, что мама и папа оказались сенмирами, а то бы они могли никогда и не встретиться.
По мнению Яна, только сила папиного желания познакомиться с незнакомкой с портрета смогла сделать их встречу реальной. «Желания, сильные желания всегда исполняются, – любил повторять Джон. – Так что будь очень осторожен в своих желаниях, сто раз подумай, прежде чем захотеть чего-то всем сердцем, с последствиями этих желаний тебе жить».
Кровать, на которой они лежали вдвоём с Лэсли валетом, была чрезвычайно высокая, столько перин положила на неё бабушка, не признававшая современных ортопедических матрасов. «На воздусьях самый сладкий сон», – говорила она. Ян буквально утонул в облаке, так было мягко и приятно.
Комната, в которой они спали с братом, была малюсенькая, всего-то в ней помещались одна-единственная скрипучая кровать да платяной шкаф. Двери в комнату не было, вместо неё проём закрывала тяжёлая жёлтая бархатная занавеска с кисточками.
Лэсли уже спал под соседним одеялом, из зала доносились приглушенные голоса – это мама с папой укладывались спать на большом раскладном диване. Бабушка занимала самую маленькую комнатку в доме, в которой кроме узкой односпальной кровати вообще ничего не помещалось. На стене её висели ковёр и перехваченная бантом балалайка. Под тихий стук ходиков Ян провалился в сон.
Глава 11. Утренние воспоминания
Утром Яна разбудили отчаянные вопли горластого петуха и блеянье овец, которых выпускали в загон перед домом. Всего овец было пять, а его самая любимая – Ярочка, нежная и ласковая овечка, появилась у бабушки в прошлом году, когда они приезжали на лето. Были ещё Забияка, Мальчик, Малыш, а также огромных размеров баран с окладистыми бакенбардами – Пушкин, так его прозвала мама. У него были крутые рога и не менее крутой нрав. Ян с Лэсли любили дразнить его, зная, что из загона он ничего им не сделает.
Лёжа в постели, Ян вспоминал своё детство, как же им всегда было весело, когда они с Лэсли жили у бабушки летом. Он вспомнил, как один раз они уложили спать в бабушкину постель огромного деревянного коня на колёсиках, укрыли его одеялом, а потом и забыли про него. Коня нашла бабушка, когда ложилась спать. Эх, и смеялась она тогда!
– Что за чудо чудное, диво дивное, – причитала она, – ложусь в постель, а там занято! Лежит энта лошадиная голова и на меня своими глазищами зыркает!
В другой раз они с Лэсли поймали пёструю курицу, прокрались с ней прямо в дом и подбросили очумевшее животное в постель к спящей тётке Люси, сестре Джона. Тётка визжала, как боевая сирена, курица кудахтала изо всех куриных сил и металась по кровати, не находя выхода из этой опасной для её куриной жизни ситуации, а двое сорванцов зажимали рты и носы за занавеской. Эх, и досталось им тогда!
А как они таскали огромные пиленые куски сахару прямо из мешка в погребе? А как нашли старый дедушкин пистолет-пугач с пистонами, и как он громыхнул, «ажно дом затрясся»? А как лазили на крышу по приставной лестнице, на чердак – валяться в сене, а потом до ночи боялись спуститься? А как сладко пахла скошенная трава в дедушкином балаганчике, и как мастерили с ним на верстаке всякие деревянные игрушки, а потом красили их краской из трёхлитровой банки… нежно-голубой, цвета неба! А как учили плавать в вагонетке соседского кота? Слава высшим силам, он удрал от них на крышу, где его уже невозможно было поймать, а то, страшно представить, какой трагедией это могло закончиться!
Но, пожалуй, самое главное воспоминание – это как искали клад… Дедушка Алик был огромный выдумщик. Весь год, пока мальчишки учились в школе, он собирал мелкие монетки в большой глиняный горшок, а как наступало время каникул, ехал в ближайший лес и закапывал горшок в надёжном месте. Разумеется, он рисовал для ребят карту сокровищ, и они увлечённо бегали по лесу в поисках пиратского клада. Сколько восторга было его найти! А уж как нелегко было его поделить, и представить невозможно! А как они дрались за найденные на дороге цветные черепки битых тарелок – непередаваемо! Бабушка Лиза тогда не выдержала смотреть на их баталии, вышла на дорогу и жахнула оземь огромную тарелку. Эх, не понимала бабуля, что жертва её была напрасна, тарелка у неё ведь была белая, а весь смысл был найти именно цветной осколок! Много было воспоминаний. Счастливое было время…
Вместе с дедом они ездили за сеном для овечек, дедушка косил, они оттаскивали траву в кузов их старенького пикапа, а потом сами садились в него, прямо на траву, и дедушка их вез, а они подскакивали на кочках, кто выше, – как было весело. Он показывал им грибы и травы, учил в них разбираться. Он разрешал им всё, любые шалости. Он очень любил своих внуков, хотя иногда Яну всё-таки прилетало хворостинкой пониже спины – дедушка понимал только такой способ воспитания. Потом ему, конечно, объяснили, что он, мягко говоря, не прав, что наказывать надо по-другому, но Яну новые наказания нравились куда меньше. «Дедушка, ну вдарь ты мне хворостинкой, и чтобы я опять бегал и играл, ну не могу я сидеть два часа, как бычок на привязи», – всегда умолял его Ян. Но дедушка был непреклонен: надо – значит, надо… сиди, дорогой! Это, брат, педагогика! С ней не поспоришь…
Иногда он брал их с собой на работу – в спортивную школу – и разрешал делать всё что душе угодно. Ян и Лэсли залезали в кладовки, где хранился спортивный инвентарь по художественной гимнастике, брали всё, что привлекало их внимание, от цветных мячей до пёстрых лент на палочках. Но самое главное было другое – в каждом зале стояло пианино! Совершенно не умея играть, мальчишки с воодушевлением брякали по клавишам, инструмент издавал душераздирающие звуки и отчаянные стоны, а они заливисто смеялись, так им было весело.
А потом дедушки не стало. Он просто исчез, и никто так и не узнал, что с ним сталось. Всё-таки он был сенмиром, дозорным лисом в аномальной зоне. Все это понимали, но в глубине души надеялись, что, может быть, когда-нибудь он вернётся домой.
Ян сладко потянулся и открыл глаза, опустил ноги вниз и нащупал тапочки. Сонно глядя по сторонам, он прошёл в комнату – там никого не было, видимо, все уже встали. Он застал семью на кухне за завтраком. Бабушка напекла блинов, и все с аппетитом уплетали кружевные, ароматные кружочки, щедро политые маслом, обмакивая их в свежесваренное клубничное варенье с пенками, запивая чаем из горных трав. Ян подсел к столу. Бабушка тут же без лишних слов пододвинула ему тарелку.
Бабушкины блины, что может быть вкуснее в этой жизни? Да ещё когда с них стекает душистый и сладкий клубничный сироп. Но больше всего Ян любил пенки – эти розовые ароматные облака… а бабушка суетилась вокруг внуков и подкладывала, и подкладывала добавку.
Глава 12. Дом с секретом
После завтрака Лэсли заговорщицки подмигнул Яну и оттащил его в сторону за рукав рубашки:
– Пойдём, я тебе что-то покажу. Я тут в прошлом году обнаружил одну вещь… Только тс…
Они прошли кухню, и Ян увидел, что обычно запертая на ключ дверь кладовки приоткрыта. Они заглянули внутрь. Дверь вела в узкий коридор с лестницей, которую Ян видел впервые в своей жизни.
– Внизу – подвал, – объяснял Лэсли. – Там стоит какая-то допотопная техника, половины назначения которой я даже не знаю, но вот наверх… если идти вверх по лестнице… попадешь в какой-то отдельный пристрой или флигель, но войти в него у меня не выходит: дверь наглухо закрыта. И, кстати, вся фишка в том, что если смотреть с улицы, этого флигеля просто нет! А, тем не менее наверху ещё целый этаж!
– Как это так – ещё этаж наверху? Дом-то одноэтажный. – Ян непонимающе глядел то на брата, то на лестницу.
– Одноэтажный? Э, брат! Как бы не так. – Лэсли показал на убегающие вверх ступеньки. – Дом-то с секретом!
Ян впервые попал в эту часть дома. Они поднимались по широкой деревянной лестнице, судя по всему, какого-то старинного особняка. Ступеньки тихо поскрипывали под каждым их шагом. Перила были толстые, лакированные, стены обиты ценными породами дерева, в нише лестничного пролёта стояла бархатная банкетка с подушками, высоченные витражные окна эркером обрамляли нишу. И вообще, всё это никак не увязывалось с тем обычным бабушкиным домом, к которому привык Ян. Всё здесь было какое-то богато-торжественное, как будто из другой эпохи или из другого мира.
Поднявшись на второй этаж, они оказались в маленьком кабинете, в углу которого стоял огромный старинный кожаный диван с высокой спинкой, вместо окна в стену был встроен витраж с изображением парящего голубя, отчего на пол и письменный стол падали разноцветные лучи, в комнате царил полумрак.
– А теперь самое интересное… – сказал Лэсли.
Они прошли кабинет насквозь и открыли ещё одну дверь, которая сливалась со стеной и не была заметна стороннему взгляду. За ней была то ли ниша, то ли самый маленький шкаф из всех, которые Ян когда-либо видел. В глубине шкафа, на противоположной стене, скрывалась ещё одна дверь.
– Куда ведёт эта дверь? – спросил Ян.
– Вот! Этого я и не знаю, брат… – сокрушенно вздохнул Лэсли. – Как я над ней ни бился год назад, всё без толку.
Ян нажал ручку двери – та не поддалась. Он присел и посмотрел в замочную скважину:
– Темно, ничего не видно. Может, это ещё одна кладовка или фальшивая дверь, а за ней стена?
– Говорю тебе, там что-то стоящее, не зря нам про это ничего не сказали, да ещё и дверь замуровали так, что не открыть, – сказал Лэсли.
– Тут какая-то загадка… Не может быть, чтобы там глухая стена была, а похоже на то. Может, попробуешь ещё раз? – предложил Ян.
Лэсли встал в открытом дверном проёме и вытянул вперёд руку с кольцом. Минуту он стоял неподвижно с закрытыми глазами и сосредоточенно молчал. Ничего не происходило.
Вдруг они услышали шаги на лестнице и приглушенные голоса. Видимо, родители пошли их искать и, не найдя в доме, увидели, что дверь в пристройку открыта.
«Ой, балбесы, – подумал Ян, – что бы нам стоило прикрыть дверь за собой!»
Шаги приближались.
– …ещё бы, я бы тоже пошёл. Интересно же… – раздавались обрывки фраз Джона.
– Это может быть опасно, надо было их предупредить, что… – услышали они голос Анны.
Недолго думая, ребята залезли в шкаф и прикрыли за собой дверь. Голоса смолкли. Так они сидели минуты три. Ничего не происходило, и казалось, родители давно ушли, не найдя их в кабинете. Во всяком случае, тишина была полная. Наконец Лэсли решился приоткрыть дверь шкафа…
Яркий свет ударил им в глаза. Посидев несколько минут в темноте, они отвыкли от дневного света? Ерунда! Всё это было странно, ведь освещение в кабинете ещё совсем недавно было очень мягким, ведь витраж практически не пропускал света! А тут их глаза резануло, как если бы они вышли в солнечный полдень из кинотеатра.
– Здесь что-то не так, – растерянно пробормотал Лэсли, прикрывая глаза тыльной стороной ладони.
Они вылезли из шкафа и поняли, что попали-таки в ту, другую, закрытую половину дома!
– Куда это мы попали?! – воскликнул Ян.
– Так вот как открывается эта дверка с сюрпризом! – восторгался Лэсли. – Знаешь, как в басне, «а ларчик просто открывался».
Они стали ходить по дому, открывая и закрывая двери в разные комнаты. В доме оказался и ещё один этаж, но он скорее напоминал мансарду под крышей, там было ещё две маленькие комнатки.
Окна всех комнат странным образом выходили на одну и ту же сторону дома, а сами они были расположены так, что можно было проходить сквозь них, как через длинный коридор. Все комнаты были обставлены с большим вкусом. Везде было чисто, как если бы уборку делали только вчера. В вазах стояли свежие цветы, на туалетных столиках тикали изящные часики, которые почему-то показывали разное время.
Проходя по комнатам, они заметили, насколько разным было в них и освещение. Где-то солнце било в глаза, как в полдень, а где-то из окна лились мягкие розовые потоки, как на закате.
– Смотри, часы показывают разное время! – догадался Ян, – И вид из окна… Ты только посмотри!
И действительно, оказалось, что из всех окон открывается абсолютно разный вид, как будто комнаты находились в разных домах. Из одного окна был виден старый, заброшенный сад, в гамаке, казалось, кто-то сидел и читал газету. Из другого окна врывались в дом яркие краски буйно цветущих кустов сирени, вишен, слив и яблонь, ребята увидели девушку в белом платье и соломенной шляпке, она собирала весенние цветы. Из третьего окна открывался вид на заснеженные вершины гор, а из четвёртого – на улицу, где сновали прохожие и гудели машины. Их внимание привлек один маленький мальчик с деревянной лошадкой на палочке, он катал её по асфальту и, судя по всему, заливисто смеялся, но волшебные окна не пропускали звук. Мальчик почему-то показался ребятам знакомым, как будто они уже видели его где-то, но забыли где.
Только пейзаж из окон мансарды, казалось, отвечал реальному положению вещей – ребята увидели свой собственный сад и бабушку с тяпкой на грядках картошки, – но только пейзаж этот был перевернутый, вверх ногами. Они одновременно скосили шеи набок, для того чтобы нормально всё рассмотреть. Ян стал стучать в окно и звать бабушку, но та, казалось, его не слышала.
Какая-то смутная тревога вдруг наполнила душу Яна, он посмотрел на брата и понял – тот чувствует то же самое.
– Мне кажется, нам пора возвращаться… Что-то не нравится мне этот «дом с секретом», – сказал Лэсли; хорошее настроение у него явно куда-то улетучилось.
Ребята, не сговариваясь, бросились через комнаты бегом. Добежав до самой первой из комнат, которая граничила со странным шкафом и кабинетом, они толкнули дверь и остолбенели: никакого шкафа и никакого кабинета там не оказалось, вместо этого там было зеркальное продолжение «дома с секретом», как будто кто-то поставил в дверной проём большое зеркало. Это было неожиданно.
– Упс. – Ян опустился прямо на пол.
Лэсли тоже присел на корточки и обнял его за плечи:
– Ничего, братишка, не кисни, мы обязательно найдём выход. В конце концов, здесь чисто, значит, кто-то приходит сюда убирать. Часы опять же заводить надо…
– Ты видел эти комнаты? Откуда они вообще взялись? У меня такое чувство, что они все не только из разных мест, но и из разного времени! – сказал Ян.
– Пожалуй ты прав, – сказал Лэсли, – это скорее похоже на чьи-то воспоминания, а не на реальные вещи. Разное время на часах опять же. И окна не открываются, как будто это не окна, а какие-то проекции… точно! Я понял, это же бабушкины воспоминания! – догадался он, – Да-да-да, я припоминаю: она же мне рассказывала, как наша тётка любила собирать в саду цветы, когда была маленькой, а этот мальчик с лошадкой – это же наш папа! То-то он показался мне знакомым…
– Как мы отсюда теперь выберемся? Да и кто сюда приходит? Бабушка?
– Не знаю. Знаю только, что паниковать нельзя в любом случае. Пойдём сходим в эту часть дома. Может, там что по-другому?
Они вошли в «зеркальную» половину дома и снова прошли его от начала до мансарды, и снова всё оказалось так же, как и в предыдущий раз. Только, заглянув в последнее окно, Лэсли ободряюще похлопал Яна по спине:
– Гляди, бабушка с тяпкой продвинулась всего на треть грядки! Это значит, что хотя бы время здесь идёт нормально!
– Успокоил. – Ян стоял, склонив голову набок, и смотрел на бабушку.
– Ну а что, ты бы предпочёл, чтобы секунда здесь – десять лет там? Сильно сомневаюсь, братишка.
Прошло часа два, как им казалось. Во всяком случае, бабушка Лиза закончила свои дела в огороде и ушла в дом. Захотелось пить и есть. К счастью, хоть туалеты в этом странном доме имелись. Или они появились тут только сейчас, когда в них возникла необходимость? В любом случае, туда тоже решили идти вместе, мало ли что, на всякий случай.
Туалет был как парадная зала: огромный, с высоченными потолками, нарядный, в белоснежном кафеле и с огромными окнами, в которые было вставлено мутное, молочного цвета непрозрачное стекло. В центре стояли огромная ванная с позолоченным краном, деревянная вешалка с висящими на ней халатами и полотенцами, на мягком ковре – белые тапочки…
– Ничего себе, богатства какие, белые тапочки! – пошутил Лэсли. – Да в этом доме сортир больше нашей с тобой комнаты, Янчик!
Ян припал губами к позолоченному крану и жадно пил воду.
– Хорошо хоть вода льётся настоящая…
Ян не договорил, глаза у него расширились, всё лицо как будто онемело, слова застряли в горле. Вместо них он вытянул руку и показал в сторону окна. Там, на подоконнике, сидело нечто бесформенное, напоминающее то ли невероятных размеров сову, то ли гигантского кота. Это нечто сидело против света и казалось каким-то бесформенным пятном в обрамлении золотящихся на свету шерстинок, поэтому они его не сразу заметили. Существо сидело к ним спиной, и, казалось, его совершенно не волновало присутствие людей.
Глава 13. Мир теней
Минуту-другую ребята стояли, боясь пошевелиться, даже дышать старались через раз, чтобы ненароком не побеспокоить это странное существо. Вдруг у Яна невыносимо засвербело в носу, и он неожиданно и очень громко чихнул. Он зажал себе рот и застыл от ужаса. Существо стало раскачиваться сбоку набок, а затем неуклюже повернулось на скрытых под длинной шерстью лапах. Оно, казалось, не было удивлено присутствием людей и продолжало смотреть на ребят круглыми янтарными глазами.
Первым заговорил Лэсли:
– Добрый день, мы заблудились в доме, мы приехали к бабушке Лизе, мы её внуки.
Существо моргнуло и вновь уставилось на них стеклянным взглядом.
– Вы не могли бы нам помочь найти выход? – Ян почувствовал, как от волнения у него пересохло в горле, язык заплетался и не слушался.
Существо наклонило голову набок, повело носом и два раза медленно втянуло воздух, обнюхивая ребят.
– Он нас рассматривает, – шепнул Лэсли.
– И обнюхивает, – добавил Ян.
Затем оно издало какой-то удовлетворенный утробный звук, выражающий, судя по всему, одобрение, и спрыгнуло с подоконника. Перебирая неуклюжими лапами, оно пошло к двери. Ребята последовали за ним.
Огромный, почти с добрый метр высотой, странный обитатель дома шёл, казалось, не замечая ребят. Он немного помедлил, прежде чем свернуть за угол, видимо поджидая своих гостей, а затем вышел на лестничный пролёт. Спустившись вниз, он подошёл к запертой двери сбоку от лестницы, которую ребята не заметили ранее, а может быть, её и не было вовсе?
Существо порылось в карманах – во всяком случае, именно так это выглядело – и вытащило небольшой ключ. По-прежнему, не говоря ни слова, оно вставило ключ в замочную скважину и повернуло его. Дверь поддалась и открылась.
– Это выход? – спросил Ян. – Мы попадем на улицу?
– Послушай, Янчик, я бы не ходил туда… – Лэсли явно беспокоился. – Нет, спасибо, нам не надо на улицу, нам надо в другую часть дома, Вы понимаете? К бабушке Лизе!
Существо наклонило голову, хитро посмотрело на Лэсли и произнесло, не размыкая губ, его же голосом:
– Понимаете? К Лизе! – И на его морде появилось что-то наподобие улыбки.
– Ян… Не стоит нам туда ходить…
Но огромный Кот уже протягивал лапу в сторону двери:
– Понимаете? К Лизе! Понимаете? – повторил он голосом Лэсли и опять улыбнулся.
– Но нам надо. – Ян, сам не понимая почему, поклонился большому Коту и пошёл к двери. Лэсли простонал и пошёл за ним. Кот вышел следом и закрыл дверь на ключ, который тут же исчез в глубине его кармана.
Они вышли на широкий проспект с оживлённым движением. Ян оглянулся на дом – это был великолепный старинный особняк, наподобие французских отелей эпохи Людовика XIV. Они стояли на посыпанной гравием дорожке посреди зелёного сквера, перед ними гудели и сновали машины. Кот стоял рядом и улыбался.
– Как любезно с вашей стороны, что вы решили проводить нас. Спасибо вам большое. – Ян ещё раз поклонился в знак благодарности.
Кот тоже ответил поклоном и зашагал вдоль шоссе. Ребята пошли за ним следом.
Удивительный город, в котором они оказались, совсем не был похож на бабушкину деревню. Дома здесь были большие, каменные, они скорее напоминали отели или особняки четырёхсотлетней давности, вокруг домов были разбиты сады.
– Смотри, Ян! – Лэсли указал рукой на противоположную сторону улицы.
По ней двигалось нечто, похожее на плотное тёмно-серое облако, по форме напоминающее мужчину во фраке и цилиндре, в руках у него был зонтик тросточкой. Невозможно было разглядеть ни лица, ни глаз человека. Он скорее напоминал тень и прогуливался по улице, не замечая уставившихся на него пришельцев.
– Что это, Лэсли? Кто это? Тень какая-то…
– Да, так и есть… смотри, тут кругом одни только тени, людей нет вообще, одни тени без тел ходят, словно плывут по воздуху… Мы с тобой в какой-то параллельный мир попали, братишка! – с восторгом прошептал Лэсли. – Вот это, я понимаю, приключение!
Город действительно был очень странный. Даже в машинах, мчащихся по шоссе, за рулем сидели тени. Тени гуляли, сидели на лавочках, читали газеты, тени-мамочки катили коляски, тени-дети играли в мяч, прыгали, резвились или просто носились по аллеям парка, мимо которого вёл их Кот. Наконец они подошли к пустой автобусной остановке и сели на лавочку, болтая ногами. Кот тоже сел и уставился перед собой немигающим взглядом.
Кот опять порылся в карманах и извлек оттуда несколько карамелек. Ян и Лэсли приняли конфеты с благодарностью, ещё бы, с бабушкиных блинов прошло уже довольно-таки много времени, и они жутко проголодались. Конфеты были странные, кисло-сладкие на вкус, но, съев их, ребята поняли, что сыты, и удивились, что не испытывают ни голода, ни жажды.
Кот поднял руки над головой и резко опустил их, издав звучное: «МЯОУ!» Казалось, от этого странного звука полетела во все стороны звуковая волна. В тот же миг из-за поворота, слегка заваливаясь на один бок, на огромной скорости выплыл ярко-оранжевый автобус без водителя, точнее сказать, даже без водительской кабины, зато с глазами вместо фар. Автобус резко затормозил. Двери перед ними открылись, и автобус скосил на пассажиров свои глаза, приглашая их войти внутрь. Они вошли и удобно расположились на заднем сиденье. Тут же автобус рванул с бешеной скоростью, их даже вдавило в спинки сиденья. Их мерно качало, как на волнах, а мимо проплывали городские пейзажи, вскоре их сменили поля, и наконец они въехали в густой лес. Ян мог поклясться, что автобус едет, не разбирая дороги, по какой-то ему одному понятной колее, а деревья сами собой расступаются, чтобы пропустить его.
И вдруг на горизонте показался новый город с уходящими ввысь остроконечными шпилями теряющихся в небесах домов. Завороженно смотрели ребята на этот таинственный город, в котором буквально всё выглядело так, как в фантастическом фильме: оживлённое движение десятиполосных магистралей, бесконечные развязки и небоскрёбы, подпирающие небо.
– Слушай, там-таки действительно была деревня! Ты только посмотри на эти небоскрёбы, Ян! Это какой-то удивительный мегаполис из параллельного мира! – сказал Лэсли.
Автобус выехал на круглую площадь и подъехал к ослепительно сверкавшему зданию вокзала с причудливыми зубцами башен. Все трое вышли из автобуса и тот умчался прочь.
Слегка подпрыгивая на толстых лапах, Кот вошёл в здание, и ребята поняли, что это действительно какой-то диковинный вокзал. Вверх и вниз бежали эскалаторы, разноцветными огнями светились, судя по всему, стойки регистрации, подписанные на непонятном языке, по-прежнему не было видно ни одной живой души – только тени. Они спустились в какой-то переход и вышли на платформу, к которой вело несколько тоннелей разной формы и вида: один был закручен по спирали и, казалось, вгрызался в землю, он светился фиолетовым; другой уходил вверх; третий – вниз; был ещё и треугольный тоннель с мерцающими и убегающими вглубь манящими огоньками…
Поезда, приходящие из этих тоннелей, тоже были разные. Из спиралевидного тоннеля примчался крохотный поезд красного цвета с малюсенькими круглыми вагончиками. Дверцы открылись, и из его недр вырвались на волю маленькие галдящие букашки. Они промчались мимо ребят верещащей толпой и скрылись в глубине переходов.
Из треугольного тоннеля приехал серебристый поезд-стрела, в нём не было ни единой двери, тени входили и выходили из поезда прямо сквозь стены.
– Интересно, какого нам надо ждать поезда и как мы его узнаем?
Ян переминался с ноги на ногу, его утомила поездка на автобусе, и хоть от всего увиденного глаза вылезали из орбит, ему не терпелось поскорее очутиться дома.
Вдруг на одном из семафоров загорелся зелёный свет. Кот повернулся спиной к краю платформы, зашипел и ощетинился, а затем широко разинул гигантскую пасть и опять издал этот странный звук: «МЯОУ!» Звук в этот раз не был слышен, но Ян и Лэсли почувствовали его. У ребят зазвенело в ушах и загудело в голове.
Стена, на которую смотрел Кот, стала исчезать, а в открывшемся круглом проёме стал виден какой-то новый тоннель. Из него потянуло холодом, и ребята отчётливо услышали звук стучащих металлических колёс. Мимо них, сбавляя скорость на повороте, катил голубой состав самого обычного городского метро с белой полосой на боку, как у банки сгущёнки. Ян и Лэсли подбежали к растворившейся стене:
– Этот наш! Он точно наш! Метро! Ура!!!
Но поезд и не собирался останавливаться, он сбавил скорость и медленно входил в поворот. В его окнах виднелись люди, живые люди! Они сидели, не поднимая глаз, каждый был занят собственными мыслями, в окна, конечно, никто и не смотрел, да и что можно увидеть в чёрном тоннеле метро – темноту?
– Как же попасть в этот поезд? – спросил Ян у Кота.
И вот мимо них проплыл вагон, в котором, казалось, было меньше всего людей, и тут… Они не поняли, как это произошло, но почувствовали толчок в спину, шагнули вперёд и, пройдя сквозь стену вагона, оказались внутри. Ян успел обернуться и заметить, как огромный Кот улыбается и машет им лапой, а потом провал в стене исчез, как и сам Кот.
Глава 14. Важные наставления
Ян осмотрелся, Лэсли уже подошёл к табличке на стене вагона и деловито читал карту метро.
– Мы в Свиттоне! Ого!
– А на какой станции нам выходить?
– Я был когда-то в Свиттоне на экскурсии с ребятами из школы, где работает бабуля. Там был городской автовокзал, именно оттуда мы уезжали в нашу деревню. Надо узнать какая это станция. Выйдем, сядем на автобус и доедем до дома.
Они подошли к пожилой женщине в фиолетовой кофте:
– Простите, вы не подскажете, на какой станции автовокзал?
– «Центральная», ребятки.
– Спасибо…
– Сколько там осталось до «Центральной»?
И вдруг они услышали механический голос из динамика вагона:
– Внимание, говорит машинист поезда, мальчики Ян и Лэсли, ваши родители ждут вас на станции «Центральная», повторяю, мальчики Ян и Лэсли, ваши родители ждут вас на станции «Центральная».
– Ничего себе… – Ян не поверил своим ушам.
– Ох, и влетит же нам. – Лэсли глубоко вздохнул и почесал затылок.
Поезд неспешно подходил к станции. На платформе они увидели своих родителей.
– Ой, смотри, Лэсли! Это мама!
Ян выбежал из поезда и бросился на шею Анне, никогда в жизни он ещё не был так рад встрече.
Анна выглядела сурово. Неумолимая складка легла меж бровей. Глаза смотрели напряжённо и строго. До машины она не проронила ни слова. Но вот уже Джон заводит старый бабушкин пикап, и они едут домой.
– Мы сразу поехали в Свиттон, как только поняли, что вы попали в бабушкины воспоминания, – сказал Джон, – Хорошо, что хоть пробок не было и мы успели вас перехватить!
– Заставили вы нас поволноваться, ребятки! Ну, что за глупость была лезть туда, о чём вы понятия не имеете, – отчитывала детей Анна.
Когда она волновалась, то незаметно для себя начинала говорить строгим голосом. Как учительница в школе.
– Аня, Аня, не волнуйся, дорогая, – улыбался Джон, – Я же тебе говорил, что То-То проводит ребят на вокзал. Мы и помчались на «Центральную» – встречать, а мама смотрела на все поезда, проходящие мимо, к нам даже полицейский подходил, такой у нас был растерянный вид. Мы объяснили, что ждём детей, что они не знают станции. Он даже любезно предложил дать оповещение по всем поездам.
– Мы слышали объявление! Это вы здорово придумали, мам! – сказал Ян.
– Ещё б не здорово, мамочка – талант. – Джон улыбнулся, глядя в зеркало заднего вида на своих мальчишек, затем взглянул на Анну и подмигнул ей, как будто хотел сказать: «Успокойся, всё хорошо!»
– Папа, а То-То – это кто? Он такой забавный и милый.– Ян вспомнил улыбку гигантского Кота.
– Это, дружочек, дух-хранитель бабушкиных воспоминаний. Она создала весь этот дом, все эти комнаты, чтобы в уединении наслаждаться теми моментами, которые были наиболее значимы в её жизни, и поселила туда То-То. Ведь он так похож на героя какой-то книги из её детства. Был такой персонаж в японских сказках, ей он очень нравился.
– А что это за сказка?
– Сейчас уже не вспомню, надо будет у бабули спросить…
– Жаль, что у нас нет этой книжки…
– Но ведь всегда можно поискать по городским библиотекам.
Непринуждённая беседа, как будто ничего серьёзного не произошло, накалила и без того взвинченные нервы Анны. Как могут они так спокойно разговаривать о каких-то книжках, когда буквально час назад она места себе не находила от волнения.
– И всё-таки, Джон! Ты думаешь, что ничего страшного не произошло, но… мир теней – это не прогулка в саду! – сказала она.
– Так это был мир теней? Ха, я так и думал! – Лэсли даже присвистнул от восторга.
Много раз он слышал об этом мире от отца, ведь по большей части вся его работа – работа дозорного лиса – была сосредоточена именно на пришельцах из мира теней. Только лисы были достаточно хитры и имели тонкий нюх, чтобы обнаружить и выследить зловещие тени, только лисы могли обмануть тень и заставить её убраться из мира людей навсегда.
Лэсли не первый год нёс службу в рядах сенмиров, но ему ещё ни разу в жизни не доводилось встречаться лицом к лицу с тенью.
– Да, вы попали в особенный мир, причем в один из самых враждебных, – уже серьёзно сказал Джон.
– А почему? – удивился Ян.
– Давай по порядку. Каждый раз, когда рождается на Земле человек, в мире теней рождается его тень, по сути, его тёмная сторона. Чем больше негатива испытывает земной человек, тем сильнее, злее и коварнее его двойник в параллельном мире. Чем более радостной жизнью живёт житель Земли, тем спокойнее и легче его тень. Такая тень даже может вести достаточно умиротворённое существование, в каком-то смысле даже обрести покой и гармонию…
– Но чем же они опасны? – Ян не понимал.
– Тени – это средоточие всего самого мерзкого, ужасного и отвратительного, что есть в людях, их тёмная сторона, тёмный попутчик. Пусть даже сам человек себе в этом не признается, но его тень всегда рядом с ним.
– Не каждый злодей признается сам себе в том, что он злодей. А иногда мы и вовсе не осознаем, что сделали что-то нехорошее, и замечаем свои плохие поступки только по их последствиям, – добавила Анна. – Но в отличие от теней мы способны осознать это.
– Да, – сказал Джон. – В этом нам помогает совесть. Но у теней нет совести, нет ни чести, ни морали. Они не умеют любить или сочувствовать. Им всего мало. Они всегда голодны, они, как хищники, всегда ищут – ищут способы получить дополнительную пищу, а что может быть в этом отношении лучше для них, чем энергия негативных эмоций из мира людей? Пробраться к нам, чтобы питаться человеческим страхом, болью, гневом, да для них это как торт с мороженым. Вот почему мы и ведём с ними борьбу, ведь они разжигают войны, провоцируют людей на подлости, на обман и даже на убийства. Это многовековая война, ребятки… и мама права. Тени могут быть опасны.
– Но зачем тогда бабушке выход в мир теней из своего дома? – удивился Лэсли.
– Я предупреждал бабушку, – нахмурившись, ответил Джон, – она слишком легко использует аномальную зону для своих нужд. Но дорога в воспоминания – это билет в один конец, особенно для одинокого пожилого человека. Если жить в воспоминаниях, то даже не заметишь, как сам станешь тусклой тенью. Вот почему ей каждый раз приходится возвращаться через мир теней. Это как напоминание о том, что можно потерять себя, если уйти в иллюзорный мир прошлого. Поэтому бабушке и нужен То-То, надёжный проводник, он создан из самых позитивных детских воспоминаний бабы Лизы. В мире теней, в мире отрицательных эмоций, ему ничто не угрожает. Он как луч света в тёмном царстве, радость жизни в чистом виде. Никакая меланхолия и депрессия к нему не прилипнут, никакое зло его не одолеет. Свет светит во мгле, и тьма не поглотила его.
– Хорошо ещё вы догадались послушаться То-То, а не сбежали погулять, с вас ведь станется! Если вы не будете думать головой, попадёте в большие неприятности! – сказала Анна.
– Мы будем, обещаем, будем, – уверил её Лэсли.
– Да-да! – подхватил Ян. – Обязательно. Вот увидишь, мы больше никуда не полезем.
– Тем более и в саду нам найдётся, чем заняться, надо же поупражняться, мы будем тренироваться дома или в лесу…
– Лучше в лесу. – Анна позволила им увести разговор в другую плоскость. Она не могла долго сердиться на своих детей.
– Ну да, в лесу. Там, у пруда есть отличная полянка, там вообще никогда никого не бывает, да и если кто появится – подумаешь, лису увидят, – сказал Лэсли.
– Ребята, но мама всё-таки права, будьте осторожны. И дело не в том, что вас кто-то заметит. Люди, вообще, склонны сами себе объяснить с точки зрения логики даже самые немыслимые вещи. Так что об этом можно не волноваться.
Вот, например, в прошлом году произошёл «разлив тумана» – это когда какой-то из параллельных миров случайно вливается в наш через какую-то прореху, часто ведь бывает: то тут, то там рвётся… Особенно здесь – всё очень тонко. Так вот, тогда «разлив» был высоко в небе, из другого мира к нам влетел серебряный шар. Он завис на расстоянии пяти километров от земли и висел там несколько часов, пока мы не приняли меры и не залатали дыру.