Дама с красной лилией

Я ожидал страшного явления. Но он оказался не таким уж и ужасным. Ну да, уши торчком, как у бонобо, зубы лошадиные желтого цвета в разные стороны и взгляд дикий, сосредоточенный, хищный, словно у крокодила, притаившегося на мелководье в ожидании жертвы. И еще губы мясистые, широкие, подвижные. Он их часто облизывает, будто съел кого-то только что. А так, обычный человек этот Коля Мигренев: небольшого роста, широкоплечий, с шахтерскими кулаками на жилистых руках.

Напрасно Слава Сверлицин, мой университетский друг, окрестил его аллозавром, Вернее, не он, а коллеги бывшего опера Мигренева, с которыми он служил в районной ментовке полтора десятка лет. За кипучую, неугомонную натуру его даже прозвали Мигренем.

Колю с рук на руки, что называется, сдал мне именно Слава. Сам он в середине третьего курса журфака уехал по обмену учиться в Германию. А до этого дружил с Колей, который после ухода из МВД (это отдельная история), организовал частное сыскное агентство. Сверлицин тоже неугомонный и кипучий, поэтому, вероятно, они и сошлись с Мигренем. Коля прозвал его Сверлом.

Слава участвовал почти во всех его расследованиях и сбрасывал криминальные истории в сеть. Его заметки набирали большое количество подписчиков, лайков и откликов. На этом он неплохо заработал и по его словам, отправился в Европу «не с пустыми руками, будет на что оторваться». Свой же раскрученный блог под названием «Мигрень навсегда», он по-дружески передал мне: мол продолжай интересное и прибыльное дело. Но не подкачай, не опозорь, не снизь рейтинг интернет-журнала.

Именно боясь «подкачать», я и опасался сразу после отъезда Славы, зайти к Мигреню. Друг не успел меня с ним заранее познакомить, так как Коля уезжал к своим родственникам куда-то под Псков, а поездка Славы в Европу «нарисовалась» чуть ли не накануне вылета. Сынок одного генерала, который должен был отправиться на учебу в Берлин, попался на дури (курил, идиот, анашу в университетском туалете) и ему срочно нашли замену в лице Славы, так как Сверло неплохо «шпрехал» по-немецки.

И вот, в дни глубокой пандемии, когда очные занятия на факультете прекратились, а с дистанционными творилась чехарда, в это самое свободное «окошко», я отправился в офис Коли Мигренева.

Агентство «Добрый Тоби» ( надеюсь, не Слава придумал это дурацкое название по аналогии с собакой Шерлока Холмса), находилось в полуподвале жилой 22- х этажки, рядом с парикмахерской «Красота и удовольствие» у метро Алтуфьево. Как выяснилось позже, это соседство имело некоторую положительную сторону: дамы, приходившие в «Красоту» навести красоту ( извините за тавтологию), порой заглядывали на огонек к Коле. В прямом смысле на огонек: перед входом в детективную контору висел зеленый фонарь – если он горел, значит она функционирует. Как правило, заглядывали, чтобы сыщик выследил их «загулявших», а иногда и сбежавших мужей.

Офис оказался размером с прихожую в хрущёвке. Тем не менее, здесь умещалось два стола, три тумбочки, несколько стульев. За ближним ко входу столом сидел Коля, положив ноги на видавший виды «австрийский» стул. За другим глыбой возвышалась «пышная» дама, которая своим мощным телом «съедала» большую часть пространства. Она жадно курила папиросу в мундштуке. Весь дым шел на шефа, но он, казалось, этого не замечал. Перед дамой, рядом с открытым ноутбуком, стояла табличка «секретарь».

Вот это да, пробормотал я мысленно, увидев «секретаря». Признаюсь, с детства я боялся лошадей и толстых баб. Тут же не баба, а Везувий. Неужели Коля не мог подобрать себе кого-то поприличнее или…если мужикам нравятся такие «оковалки», значит, у них что-то не в порядке с психикой.

Ко всему прочему, в офисе жутко пахло рыбой, будто эта парочка несколько минут назад разделывала бочковую селедку.

Мне стало как-то не по себе. Я уж собирался сказать, что ошибся адресом и ретироваться, но Коля уставился на меня своим диким взглядом, спросил:

–Ты что ли Феликс? – И не дожидаясь ответа задал другой вопрос: – И где столько времени пропадал? Сверло говорил, что сразу его заменишь.

Я хотел чего-нибудь ответить, но язык присох к небу, а слова в голове склеились стальным клеем.

–Пандемия, – выдавил я.

Дама заколыхалась огромным телом, из её горла вышло что-то наподобие бульканья. Я не сразу понял, что это она смеется.

–Для дураков, это ваша пандемия, – наконец произнесла она. – Царьки передышку себе взяли, чтоб оглядеться. Отношения накалились, как масло в сковородке, хоть блины жарь. Вот и выдумали страшный вирус.

Секретарша засунула в рот шоколадную конфету:

–Сказки нам рассказывают, будто кто-то летучую мышь сожрал. Какой нормальный человек будет мышей жрать, а?

Я закашлялся, опять же не зная, что на эти обывательские глупости ответить. Ну и уровень сознания, подумал я. Неужели и Мигрень того же поля ягода? И как с ним Сверло работал? А такие славные криминальные рассказы с участием бывшего опера писал. Всё выдумывал?

Желание ретироваться появилось еще острее. Но отступать было поздно. Коля сходу понял кто я. Профессиональная интуиция. Хотя, Слава, наверняка описал мою внешность: светловолосый, голубоглазый, со шрамом на верхней губе – это я однажды в аварию попал. Ездили с девчонками в баню, а после я выпивший сел за руль. На Кольце ночью въехал в зад «каблуку», слетел с дороги и в дерево. Хорошо никто не пострадал, только я лицо об руль расквасил. С тех пор даже после «вечернего» пива утром за руль не сажусь.

–Ну что встал? – снова не ласково обратился ко мне Мигрень. – Садись.

Он кивнул на стул, с которого нехотя убрал ноги.

Я снова откашлялся, зачем-то представился:

–Феликс Бабочкин, студент третьего курса, друг Сверла, то есть Славы.

–Это я уже знаю, – поморщился Коля. Подумал и тоже назвал себя: – Николай Карлович Мигренев, бывший оперуполномоченный ОВД «Нижегородский», шеф этого заведения. А это Людмила Карловна, секретарь, она же моя родная сестра. Выписал из Пскова. Прошу, так сказать, не обижать.

–Что вы, – смутился я, представляя кто бы мог рискнуть обидеть такую «бомбу».

–Мы псковские! – Людмила Карловна вновь заколыхалась необъятным телом, видимо, посчитав свою реплику остроумной шуткой. – Можно просто – Людочка.

Когда стены перестали вибрировать, в полуподвале повисла тишина, только изредка скрипел стул подо мной.

–Надо мебель менять, – сказал Мигрень. – Да вот средств не хватает, заказов нынче из-за вируса немного. Да. А, тебе нравится название моего агентства? – задал он неожиданный вопрос.

Прежде чем подумать, я брякнул:

–Нет, конечно, вы ассоциируете себя с собакой.

Коля пожевал губами, по ним я понял, что он словно пробует на вкус слово «ассоциируете». Видно, в его лексиконе оно не присутствовало. Но я ошибся, как выяснилось потом. Мигрень был очень образованным для мента человеком. Это манера у него была такая: «обсасывать» звучные слова в момент задумчивости.

–А чем тебе собаки не нравятся? – задал он вопрос и взглянул на меня доисторической рептилией.

–Да нет, – пожал я плечами. – Собак я очень даже люблю, у меня самого был самоед…

–Вот и не подкалывай. Собака я, видите ли.

–Нет, что вы…

Коля вдруг моментально остыл, улыбнулся, оскалив зубы, отчего с непривычки у меня по спине побежали мурашки – действительно аллозавр.

–Да, мы, сыщики, словно псы, идущие по следу. И у кого тоньше нюх, тот лучше ловит добычу.

Я хотел сказать, что судя по тому, что у него нет денег даже на новые стулья, его нюх не очень-то ему помогает, но сдержался. Однако Мигрень понял меня без слов.

–Мебель – материальный стимул, но важнее моральный.

Он изобразил кислую гримасу и я понял, что Мигрень сидит без дела. А ведь необъятную сестрицу надо кормить. Одних шоколадных конфет, поди, тоннами за день поглощает. И дымит вон как паровоз.

Закашлявшись, я вытер нос платком. Я бросил курить год назад, но табачный дым люблю, правда, не в таких количествах и не от дешевых папирос.

Словно назло мне Коля достал пачку папирос «ПУТИНА» и тоже задымил. Я мысленно ухмыльнулся: ударение, конечно, в «ПУТИНЕ» на «И», но понятна же двойственность названия. Неужели Коля любит эпатаж?

Вопрос пока остался без ответа, а Мигрень снова задал неожиданный для меня вопрос:

–Писать-то умеешь? Сверло, вон за ночь эпосы про меня крапал.

–Эпос – это героическое повествование о прошлом, – уточнил я, – а вы…

–Не умничай, – оборвал меня Коля. – Ты на третьем курсе, а я уже десятки жизненных университетов окончил.

Я отметил, что в данном контексте он употребил правильный глагол «окончил», а не «закончил», что является распространенной ошибкой.

–Писать? – Я сделал удивленный вид. – Конечно. Сотрудничаю со многими печатными и сетевыми изданиями, никто пока не жаловался. Вообще же, хочу устроиться на телевидение и перейти на заочный, у моего друга отец в отделе кадров новостного канала…

–Что ж, посмотрим, – снова перебил меня Коля.

–А ничего, мордашка симпатичная, – произнесла с приторной улыбкой Людмила Карловна, отправляя в рот очередную конфету.

Эта ее реплика почему-то не понравилась не только мне, но и Коле.

–Людочка, поставь, пожалуйста, чайник, – попросил он сестру.

–Сию секунду, – бодро отозвалась секретарша и с легкостью, удивительной для ее размеров, стала пчелкой летать по тесному полуподвалу, ловко огибая углы столов и пластмассовые урны на полу. Я насчитал их целых пять. Для чего такое количество, непонятно. Из встроенного в стенку шкафа, она выудила электрический чайник, пачку чая, вазочку с овсяным печеньем. Одну печенюшку она тут же скушала.

Вскоре чайник засвистел, будто прокололи шину КАМАЗа. Опять по спине побежали мурашки.

– Может, перейдем к делу? – осмелился я предложить. – Расскажите мне о каком-нибудь интересном расследовании.

–Да какое расследование, – вздохнул Коля и его лицо вмиг стало каким-то беззащитным, детским. Я крайне удивился этому неожиданному, чудесному преображению. – Все интересное Сверло съел. Так что придется тебе обождать.

Я был очень огорчен его словами. Рассчитывал на любопытный криминальный рассказ с неожиданными поворотами, а тут полный пролет. Коля, кажется, сдулся. «Подарок» Славы оказался пустышкой. Зачем только Мигрень спрашивал могу ли я писать?

–Ну что ж, – сказал я, откровенно упавшим голосом. – Тогда я пойду.

–Иди.

–Можно буду вам позванивать, мало ли что?..

–Звони.

Я встал, повернулся лицом к двери, даже не спросив номера Мигреня. Слава мне его не дал, сказал, что Коля очень не любит, когда ему звонят незнакомые. Кивнул на прощание Людочке, разливавшей ароматную заварку по белым китайским кружкам с птичками полулитрового размера. Кружек было три. Не забыла про меня, отметил я.

Руку Коле я протягивать не стал: во-первых, пандемия, во-вторых, вряд ли нужно ему было мое рукопожатие.

Сделал шаг к двери, но тут она распахнулась. В проеме появилась чуть менее полная, чем Людочка, дама с розовым газовым шарфиком на желтой, морщинистой шее. На даме было широкое льняное платье, туго подпоясанное синим ремешком, отчего ее бедра казались шире дверного проема. К платью была приколота изящная матерчатая брошь в виде красной лилии с голубыми тычинками. В руках она держала черную сумку с кисточкой на железной «паутинке». Ее глаза были полны печали и нервной энергии.

Она с легкостью отодвинула меня бедром, ринулась к Коле, словно давно его знала, без приглашения плюхнулась на «мой» стул. То ли заскрипел под ней стул, то ли она издала жалобный звук.

Коля, кажется, тоже был несколько ошарашен. Застыла с чайником и Людочка.

Дама поводила носом, без спросу взяла кружку с заваркой со стола секретарши, сделала большой, жадный глоток.

–Спасибо, – произнесла она. – Сахару только маловато. Но это и хорошо. Врачи мне запрещают, говорят, преддиабетное состояние. А я много сладкого и не ем, разве что тортик раз в неделю, ну иногда два. Однако это редко, когда именины у кого или праздник какой.

–Чем могу, так сказать.., – попытался перебить даму Коля, но она привыкла слушать, вероятно, в основном себя.

Я давно заметил, что полные женщины удивительно самодостаточны и непрошибаемы. Наука это объясняет большим количеством мужского гормона тестостерона в их крови. Но я так же знаю, что они очень активны в сексуальном плане, даже ненасытны, что говорит о переизбытке уже женского полового гормона – эстрогена. То есть, это такие «бочки» наполненные разными гормонами. И как только не лопаются от сего природного противоречия.

Дама взбила белыми кулачками свою «химическую» шевелюру ярко коричневого цвета, глубоко вздохнула грудью не меньше девятого размера. Вынула ажурный носовой платок из сумочки, высморкалась.

–У меня муж пропал, – перешла она, наконец, к делу.

–Вот как. – Коля округлил глаза, будто подобное заявление от клиенток было для него в новость. – Когда же? Простите, как вас?..

Дама назвалась Полиной Петровной Морозкиной и махнула рукой:

–Да черт бы с ним, что пропал. Он перстень с собой унес.

–Перстень? Какой перстень?

–В том то и дело, что непростой. Семейная реликвия, золотая печатка самого Рюрика.

–Кого?

–Великого новгородского князя. Основателя России.

Я был не менее огорошен, чем Коля, а потому так и не переступил порога агентства. Машинально опустился на ступеньки у выхода.

–Основателя Древней, вернее, Новгородской Руси, – поправил я Полину Петровну. Мы как раз в университете проходили тот период истории. – Россией Русь стала называться при Иване Грозном.

–Не умничай, – кинул мне Коля, но не зло, как бы походя, и я это расценил как возможность остаться и послушать. – Продолжайте.

–Продолжаю. Печатка с выбитым на ней трезубом, ну точно таким, как украинцы теперь своим гербом сделали. Князья то наши: новгородские, псковские, ростовские Киев просто оккупировали и сделали своей вотчиной, а свидомые их теперь украинцами называют. Забавно да? Это все равно, что если бы Наполеон в Москве остался, русским бы его назвали. А еще украинцы говорят, что они сами и есть настоящие русские, а мы мол… Поляне они и древляне, сотни лет, сидевшие под хазарами, покуда их наши русские князья у степняков не отбили…