Ковен отверженных

Размер шрифта: 13

Глава 4

THE LOST SENTINEL

Ivy Asher

Awakened and Betrayed

Перевод с английского Е. Заштовт

В коллаже на обложке использована фотография:

Используется по лицензии от Shutterstock.com / FOTODOM

Глава 1

Лес остается позади, и за окном внедорожника вскоре начинают мелькать кирпичные дома центрального района Утешения. Раньше, когда я бывала в сердце города кастеров, он казался мне безмятежным и по-домашнему уютным. Но теперь я чувствую тревогу. Нокс сжимает мои пальцы, поддерживая меня и пытаясь отвлечь от грустных мыслей.

– Что мы будем делать после того, как разберемся со старейшинами? – спрашивает он.

Парни пожимают плечами, а глаза Валена находят мои в зеркале заднего вида. Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга, затем он снова сосредотачивается на дороге, оставив вопрос Нокса без ответа.

Прошло три дня с нападения ламий. Три дня с тех пор, как я потеряла Талона. Все эти три дня я просидела с ребятами в комнате, не желая никого видеть. Кто-то стучал в дверь, но я была равнодушна к стуку. Меня не трогали извинения, выкрикиваемые с улицы. Все, что происходило за пределами моей комнаты, меня не интересовало.

Так было до вчерашнего дня, пока мне под дверь не подсунули приглашение явиться на собрание Совета старейшин. Судя по всему, их терпение наконец-то лопнуло, из-за того что я не дала никаких ответов и отказывалась видеться с кем-либо, кроме ребят. В приглашении не было четкого «явиться, иначе мы примем меры» – написано вежливо и витиевато, но смысл очевиден.

Внедорожник съезжает по рампе, и Вален выруливает на парковочное место. Мы выходим из машины, и по подземному паркингу эхом разносится звук захлопывающихся дверей. Ребята окружают меня, мы идем к лестнице и начинаем подниматься.

Не знаю, осознанно или нет они занимают свои позиции, но от этого мое израненное сердце наполняется нежной любовью. Вален и Бастьен идут позади меня, Райкер – слева, Нокс – справа, а Сабин ведет нас всех за собой. Судя по их лицам и по тому, как они меня окружили, они совершенно точно меня защищают. Все в них кричит: «Чтобы добраться до нее, вам придется столкнуться с нами».

Я активирую руны на груди, позволяя чувствам перетечь в них. Я впервые это делаю с того момента, когда мы выяснили, на что мои руны способны, – с той самой ночи, когда ребята получили метки Избранных. Мне нужно, чтобы ребята почувствовали мою любовь и благодарность за то, что они для меня делают – и все это время делали.

С той самой минуты, когда меня вынесли из машины, перемазанную кровью и пеплом, обо мне заботились, меня терпеливо выслушивали и поддерживали так, как никто и никогда прежде.

Бóльшую часть своей жизни я пыталась подняться на ноги после того, как мир раз за разом обрушивался на меня по полной. Не считая Талона, я полагалась только на себя. Но теперь все меняется. Я начинаю понимать, что могу разделить свою скорбь и душевные страдания еще с кем-то. Мне вовсе не обязательно быть одной против целого мира. Если только я сама этого не захочу.

Дать ребятам почувствовать, что я сама сейчас переживаю, кажется мне в миллионы раз лучше, чем прибегнуть к любым словам, которые все равно не смогут передать, как много они для меня значат. На их лицах проскальзывают признательные улыбки, но мы продолжаем молчать, не теряя бдительности.

Мы доходим до лестничной площадки, и я быстро отключаю руны.

Нас ожидает одинокий кастер. Он едва заметно кивает в знак приветствия и велит следовать за ним. Я делаю глубокий вдох и натягиваю нейтральную мину на лицо. Меня не радует то, что сейчас произойдет. Не хочу, черт возьми, описывать, что там было, как и отвечать на вопросы по этому поводу.

Я и без того проживаю случившееся каждый день.

Уверена, старейшины и так получили подробные отчеты от тех, кто был там в ту ночь. Не понимаю, почему им так необходима моя версия. Что, по их мнению, я могу добавить такого, чего им уже не рассказали?

Обсуждая это, мы с ребятами пришли к выводу, что приглашение не столько связано с моей версией событий, сколько с тем, что Совет старейшин хочет узнать подробнее о моих способностях. И к сожалению, существует огромная вероятность, что они захотят получить больше информации о том, что такое Страж.

Как бы я ни надеялась, что сковывающее заклинание, наложенное на мое прочтение, сохранит мою сущность в тайне, я уверена, что эти чертовы ламии разбили эту надежду в пух и прах. Если Энох и остальные были достаточно внимательны, у них возникнут вопросы. Полагаю, есть ничтожный шанс, что обращение «малышка Страж», которым щедро разбрасывался в подвале Фарон, там и похоронено, но я ни на что не рассчитываю. Учитывая это обращение, предсмертный рассказ Талона о моем происхождении и проявление некоторых моих способностей, сомневаюсь, что хоть чему-то из этого удастся остаться в тени, как бы мне ни хотелось обратного. Энох не станет утаивать от своего дорогого папочки секреты. Досадно только, что по стечению обстоятельств его отец – член Совета, а их отношение ко мне по-прежнему не определено.

Ведущий нас кастер открывает богато украшенные черные двери, и мы вслед за ним входим в помещение, напоминающее залы суда и амфитеатра одновременно. Слева от меня, за расположенным на возвышении партоподобным столом, восседают члены Совета. Я узнаю троих – тех, с кем уже успела повстречаться.

Старейшина Балфур, тучный и лысеющий, смотрит на меня с видом, который так и говорит: «У меня есть дела поважнее». Старейшина Найпан дружелюбно и сияюще улыбается, и от его абсолютно лысой, черной как смоль головы отражается, подмигивая мне, верхний свет. Без шуток, ему бы поговорить со старейшиной Балфуром о том, чтобы тот присоединился к движению «лысина – это красиво». Если старейшина Найпан чем-то похож на певца Сила [1] и ему лысина к лицу, то старейшина Балфур походит на пухлую версию Джорджа Костанзы [2].

Пока мы рассаживаемся, старейшина Клири наблюдает за мной, и его короткие, со вкусом уложенные светлые волосы подчеркивают яркость голубых глаз. Я вижу черты Эноха в его лице, но это лишь легкие штрихи тут и там, и мне становится интересно, как выглядит мать парня. Еще двоих я не знаю, только имена: один – старейшина Ковка, второй – старейшина Альбрехт, но кто из них кто, я сказать не могу.

Отвожу от них взгляд и натыкаюсь на Лахлана. Он и его паладинский ковен сидят на некоем подобии скамьи присяжных чуть в стороне. Я впервые вижу их с момента, когда они толпились вокруг черного внедорожника. Мои глаза встречаются с пристальными взглядами Айдина и Сильвы, но я быстро отвожу их. Энох, Нэш и Каллан сидят на аналогичной скамье присяжных на противоположной стороне зала. Энох кивает мне, и я в ответ легко приподнимаю подбородок.

Нас с ребятами сопровождают до тех пор, пока мы не оказываемся в самом центре. Все здесь пропитано устрашением и властью. Я вынужденно поднимаю взгляд на старейшин, восседающих, словно на троне, на своих креслах, плотно придвинутых к столу. Нисколько не сомневаюсь, что они хотят, чтобы мы почувствовали себя в этой комнате маленькими и менее значимыми. «Попытки манипулировать нами», – говорю я себе, а старейшина Балфур тем временем приказывает парням занять места позади меня.

– Приветствуем, Винна. Мы рады, что ты смогла прийти и что ты выглядишь гораздо лучше, чем в последнюю нашу встречу, – приветствует он меня.

Мгновение мы оценивающе смотрим друг на друга, после чего я решаю, что он ждет от меня какого-то ответа.

– Насколько мне известно, призыв есть призыв. Мне жаль, что кровь и пепел не пришлись вам по вкусу. А я-то думала, что была хороша, – невозмутимо говорю я.

По комнате проносятся смешки, а старейшина Найпан закашливается. Я успеваю заметить улыбку на его лице, прежде чем он прикрывает ее, поднося ко рту кулак. А вот старейшину Балфура это не веселит, если судить по тому, как морщится кожа вокруг его глаз, когда он прищуривается, глядя на меня.

– Винна, твое присутствие здесь было необходимо для того, чтобы решить одну доведенную до нашего сведения проблему.

Он делает драматичную паузу, и я жду, когда он продолжит.

– Не могла бы ты рассказать, почему тебя обнаружили на обочине без обуви, без машины или любого другого средства передвижения и без возможности с кем-либо связаться?

Наклоняю голову набок и непонимающе смотрю на старейшину Балфура, пытаясь сообразить, почему он задает мне этот вопрос. Мой взгляд сам собой переходит на Эноха, и я делаю вывод, что источником этих незначительных подробностей стал или он, или кто-то из его ковена. Энох подозрительно избегает на меня смотреть.

– У меня спустило колесо, а запаска была лишь одна. Я не взяла с собой телефон и поэтому двинулась в сторону города в поисках помощи.

– И как же так получилось, что ты села за руль без обуви и телефона? – спрашивает старейшина Балфур, с чрезмерным нетерпением подаваясь на своем кресле вперед.

– Прошу прощения, а это запрещено? – в замешательстве спрашиваю я. – Какая разница, почему у меня не было обуви и телефона? Как это связано с вами или с тем, что произошло?

– Винна, нам стало известно, что условия, в которых ты сейчас живешь, могут быть для тебя небезопасны. Старейшина Балфур спрашивает об этом, чтобы мы смогли определить, правда это или нет, – спокойно сообщает мне старейшина Найпан.

Он улыбается по-доброму и терпеливо складывает перед собой руки. Я задумываюсь над его словами и смотрю на Лахлана. Не знаю, почему мне это важно, но мне любопытно узнать, что он думает, ведь из уст Найпана фактически прозвучали обвинения в адрес его ковена. Лахлан сидит, весь вытянувшись, не отрывая взгляда от старейшин. Маска на лице скрывает любые его эмоции, но я физически ощущаю, как от него волнами исходит злость. Он наверняка чувствует на себе мой взгляд, но не оборачивается, чтобы его поймать. Не знаю почему, но на долю секунды мне показалось, что он обернется. Может быть, все дело в том проблеске сострадания, которое я увидела в пропитанном смертью внедорожнике? То, как он смотрел на меня в ту ночь – с сочувствием и горьким пониманием, – совершенно не вяжется с категорией «безнадежный», в которую я его записала.

– Связывалась ли ты два дня назад с некоей Люси Бартон с просьбой оказать помощь в поиске и приобретении недвижимости?

На этом вопросе моя голова резко поворачивается к старейшине Клири. Откуда, черт возьми, ему об этом известно? Я чувствую ерзание за своей спиной: готова поспорить, парни задаются тем же вопросом.

– Да, – отвечаю я, не добавляя дополнительных подробностей.

Айдин вскакивает со своего стула.

– Винна, пожалуйста, ты должна выслушать нас!

– Тишина! – ревет на всю комнату старейшина Балфур.

Лицо Айдина искажают боль и мольба, но он повинуется приказу и садится на место. Боль на его лице отзывается во мне, но я стараюсь ее игнорировать и возвожу мощную защиту. Как бы я ни смотрела на происходящее, как бы ни анализировала, ни пыталась заглянуть поглубже в надежде, что просто чего-то не увидела… – правда в том, что я не могу им довериться, а без этого нет и надежды все исправить.

Его полные мольбы глаза ищут трещины в моих доспехах. Какое он имеет право так на меня смотреть? Как будто это я его раню. Да пошел он. Пошли они все.

– Ты несовершеннолетняя, Винна, и до Пробуждения тебе нельзя жить одной, – вежливо говорит старейшина Найпан, вырывая меня из мыслей.

Твою мать, только не снова! Мне двадцать два года, я взрослый человек по меркам страны, в которой мы живем, разве этого недостаточно?

– Я уже давно живу самостоятельно; я могу о себе позаботиться. У меня есть для этого средства и возможности, и я не понимаю, в чем проблема. Ситуация с Лахланом и его ковеном… усложнилась. – Я с мольбой смотрю на каждого из старейшин. – Что бы вы ни сказали, я не собираюсь надолго там задерживаться.

В зале воцаряется тишина. Старейшины устремляют взгляды на Лахлана.

– Откажешься ли ты от своих прав на нее?

В тот самый момент, когда они задают Лахлану этот вопрос, моя надежда на то, что старейшины попытаются взглянуть на ситуацию моими глазами, обращается в ничто. Лахлан отвечает раскатистым «нет», которое сопровождается моим раздраженным вздохом. Почему он не может просто меня отпустить?

Глава 2

– Мы оспариваем право Лахлана Айдина на Винну Айлин и заявляем собственное право взять ответственность за ее жизнь.

Из-за моей спины раздается ровный голос Валена, наполняя собой пространство. Я оглядываюсь через плечо, и по моим губам проскальзывает легкая улыбка в ответ на его слова. Неотрывно наблюдаю за ним, когда он подходит и становится рядом, и от его близости меня охватывают тепло и уют. Словно я лежу в куче чистой одежды, которую только что достали из сушилки.

– Наш ковен хотел бы заявить Право Связи. Нам известно, что Совет предпочитает дожидаться, пока все стороны не достигнут Пробуждения, но в прошлом допускались исключения, и мы просим сделать исключение и сегодня.

Вален мельком смотрит на Сильву и, сделав глубокий, ободряющий вздох, продолжает:

– Наш ковен согласен, что дом Лахлана и его ковена – не лучшее место для Винны.

Вален едва успевает закончить, как Сильва, Лахлан и все остальные вскакивают на ноги и начинают на него кричать. Парни отвечают на их негодование своим, и комната наполняется агрессией. Я наблюдаю за тем, как ребята защищают меня, обвиняя ковен паладинов в преступлениях против меня. Я благодарна им за защиту, но в то же время мне дерьмово от того, что все скатилось к этому.

Я совершенно не понимаю, почему заявление Валена так их обеспокоило. Лахлан и остальные заблуждаются, если думают, что не заслуживают такого. Да, «семейный суд» в присутствии старейшин – это уже крайность, но неужели паладины верили, что я останусь и продолжу мириться с их гребаным поведением?

По комнате эхом летают крики, и требования старейшины Балфура соблюдать тишину не производят никакого эффекта. Врываются другие паладины, пытаясь восстановить хоть какое-то подобие порядка, но их внезапное появление лишь усугубляет хаос.

Крупный старейшина полинезийской наружности, один из двоих, чьи имена мне не известны, вдруг встает и резко вскидывает руку. Из его ладони вырывается магический аркан ослепительно-белого цвета и плотно обвивает шеи Лахлана и его друзей; они моментально замолкают. Старейшина поднимает вторую руку, выпуская еще один аркан, и на сей раз он быстро движется к моим парням.

– Ну уж нет, – бормочу я и вытягиваю руку, чтобы перехватить его. Мысль о том, что кто-то пытается придушить моих Избранных, заставить их подчиниться – а именно это и происходит сейчас с Лахланом и его ковеном, – в одно гребаное мгновение выводит меня из себя.

Дергаю аркан в попытке получше за него ухватиться, и он, к моему удивлению, отделяется от ладони старейшины, а затем, как змея, обвивается вокруг моей руки. Я пялюсь в ожидании, что аркан переместится к моему горлу и начнет душить, но ничего такого не происходит. Встряхиваю рукой, словно пытаясь сбросить какую-то мерзость, но мое крутейшее движение ничего не дает. Поднимаю взгляд на старейшину, сотворившего эту магическую липучку, и уже собираюсь попросить снять ее, но плаксивая просьба застревает у меня в горле, когда я замечаю выражение лиц членов Совета.

Из-за длинного стола на меня устремляются взгляды, выражающие шок разной степени. Затем происходит медленный обмен взглядами, и становится ясно, что между ними происходит молчаливый разговор. Паладины, ввалившиеся в зал в начале заварушки, занимают позицию перед старейшинами. Их защитные движения дают понять, что теперь меня рассматривают как угрозу.

Черт возьми.

Выйдя из ступора, старейшина, похожий на полинезийца, высвобождает Лахлана и остальных из захвата. Он медленно опускается на свое место и прочищает горло. Его взгляд прыгает с украденной у него магии, то есть с аркана на моей руке, на мое лицо.

– Простите, – смущенно говорю я. – Хотите… Вернуть вам его назад?

Надеюсь, он не против, если я оставлю магический аркан себе, потому что не представляю, как, черт возьми, вернуть его, если он ответит «да». Все странности, которые я делаю, обычно происходят инстинктивно. В большинстве случаев это оказывается для меня жуткой неожиданностью, и я никогда не знаю, почему происходит именно так. Просто происходит, и все. Просто в моменте. Позднее, когда я пытаюсь повторить то, чему я сама была свидетелем, у меня не получается. Эта долбаная переменчивая магия.

Но хотя я, как и все остальные, ничего не знаю о своих способностях, я чувствую себя обязанной вернуть магию ее владельцу. Может быть, это из-за того, как он смотрит на прилипший к моей руке аркан, – словно бы магия, которой он владел, каким-то образом его предала. Но прежде чем он успевает ответить, руны на моей руке загораются и начинают поглощать магическую штуку.

Что ж, неловко получилось.

Раньше, когда меня атаковали Боевой магией, на помощь мне приходили один или несколько щитов, и теперь я не вполне понимаю, что мне думать о новом желании моих рун поглощать магию.

Я стараюсь выглядеть равнодушной и невозмутимой в отношении того, что только что произошло, – чем бы оно, мать вашу, ни было.

Ситуация, в которой старейшины могут наблюдать мои уникальные способности, что называется, своими глазами, не слишком меня радует. Не хочу, чтобы меня воспринимали как еще бóльшую угрозу, и в то же время не хочу, чтобы их интерес ко мне вдруг еще больше усилился.

«Ты серьезно?» – ругаюсь я на магию, а затем мысленно похлопываю ее по несуществующему плечу. В конце концов, она не позволила придушить ребят, и злиться на полную катушку я не могу.

Старейшина Балфур прерывает тяжелую тишину и призывает всех к порядку, осуждая ковен Лахлана и моих парней за их нежелательное вмешательство. Внезапная вспышка боли отвлекает меня от происходящего. Я пытаюсь отдышаться, незаметно перетерпеть жгучий приступ, и, к счастью, он заканчивается секунд через десять – самое быстрое время, за которое я получала новые руны.

Радуясь, что никто не заметил того, что я внезапно отвлеклась на боль, опускаю взгляд и обнаруживаю новую руну на боковой стороне ладони. «Только не говори, что я как-то неосознанно связала себя с этим чертовым старейшиной…» – беззвучно молю я свою магию.

Разглядываю руки загадочного старейшины, но не замечаю на них никаких меток. То, что он не заорал от внезапного приступа боли, подтверждает мои надежды, что новая руна появилась только у меня.

Из самокопаний меня вырывает чей-то тяжелый пристальный взгляд, и я замечаю, что за мной внимательно наблюдает старейшина Клири.

«Не на что здесь смотреть», – как заведенная повторяю про себя я, а потом решаю попробовать не обращать на него внимания и вновь сосредотачиваюсь на том, что происходит вокруг меня.

– Новобранец Фьерро, благодарим за твою откровенность. Мы принимаем ваше прошение о Праве Связи и рассмотрим его по существу.

Я радостно оборачиваюсь к Валену, но выражение его лица говорит мне о том, что я что-то упустила. Моя улыбка исчезает, а произнесенное имя привлекает внимание обратно к старейшинам.

– Паладин Айдин, настоящим ваше право на Винну Айлин считается аннулированным. До тех пор, пока Совет не примет решение в отношении Права Связи, запрошенного новобранцем Фьерро от имени его ковена, будет назначено временное право. Братья, прошу высказать свои рекомендации.

Я нервно жду, что старейшины начнут обсуждать, как им со мной поступить, но очень быстро понимаю, что этот разговор снова происходит в их головах. Комнату окутывает тяжелая тишина, и я окидываю Валена полным паники взглядом. Он незаметно проводит пальцем по рунам за своим ухом.

«Не волнуйся, Винна. Скорее всего, это продлится несколько недель. Обычно решение о Праве Связи принимается достаточно быстро. Ты скоро к нам вернешься».

Его слова никак не снимают уровень паники, нарастающей внутри меня. По моим ладоням пробегают разряды оранжевой магии, и я сжимаю кулаки, пытаясь их скрыть. Две недели жить черт знает с кем, и это – если старейшины одобрят Право Связи. А могут ведь и отклонить. Что мне делать тогда?

Прежде чем я успеваю мысленно проорать Валену все это, голос старейшины Найпана разрезает тишину:

– Было решено: временное право будет передано старейшине Клири до тех пор, пока не будет принято решение о прошении о Праве Связи.

– Какого хера?! – громко восклицаю я.

Мое возмущение тонет в суматохе, с которой старейшины поспешно вскакивают со своих тронов и выбегают через дверь позади них. Бегите, гребаные трусы. Когда последний старейшина выбирается из комнаты, я поворачиваюсь к своим Избранным. Меня окружает большая группа странных паладинов, преграждая путь. Какого черта? Из-за плеч двух стоящих прямо передо мной паладинов я замечаю Райкера и вижу, что еще одна группа паладинов отгоняет его и всех остальных в другую сторону.

Меня охватывает паника, и на это реагирует моя магия. По коже проносятся оранжевые, розовые и фиолетовые вспышки, и я, словно загнанная в угол собака, спешно прикидываю варианты побега.

– Стойте! – кричит Райкер, но его игнорируют и отталкивают. – Она сейчас сорвется, лунопроклятые засранцы, просто дайте мне с ней поговорить, и я уйду!

Я активирую магию в рунах, призывающих короткие мечи. Парень слева от меня примерно моего роста и выглядит как самое слабое звено. Пытаюсь продумать, как вывести его первым.

– Пищалочка, стой!

Голос Райкера раздается ближе, чем прежде, и я отвожу взгляд от первой намеченной цели. Оказывается, я уже приближалась к нему, даже не осознавая этого. Останавливаюсь и нахожу глазами Райкера. Окружившие его паладины не позволяют ему приблизиться, но хотя бы больше не пытаются вывести его из комнаты.

– Все в порядке. Не сопротивляйся. Если ты начнешь убивать, станет только хуже.

Кто-то скептически фыркает, но я не отрываюсь от пристального взгляда небесно-голубых глаз Райкера, чтобы сердито посмотреть на этого человека.

– Просто иди с ними, Пищалочка. Свяжись с нами, когда обустроишься.

Он ободряюще кивает, и я отвечаю ему тем же, хотя едва ли меня сейчас можно назвать ободренной. Раз он говорит мне не сопротивляться, я послушаюсь – пока что.

– Все будет хорошо.

Райкер грустно улыбается и постукивает двумя пальцами по своей груди, прямо поверх рун, расположенных между его мышцами. Затем он разворачивается, и окружившие его паладины выводят его из комнаты.

Глава 3

Я стою на месте, неотрывно глядя на дверь, через которую только что вышел Райкер. Образы того, как от меня оторвали моих Избранных, начинают сливаться с воспоминаниями и ощущением беспомощности от потери Талона и Лайкен. Мне требуется несколько минут, чтобы собраться с духом и обуздать охватившее меня, словно цунами, чувство потери. Один из окруживших меня паладинов начинает терять терпение из-за того, что я не двигаюсь, и мою спину накрывает ладонь, как будто ее обладатель думает, что сможет вывести меня из зала одним задающим направление прикосновением.

Резко разворачиваюсь, чтобы ударить дотронувшегося до меня ублюдка, но он отскакивает в сторону, уклоняясь от мощи моего удара. Но мне все же удается его зацепить, и он, врезавшись в паладина справа от себя, вызывает эффект домино из пошатнувшихся тел.

– Пятерка за быстрые рефлексы, но, если ты еще хоть раз ко мне прикоснешься, я тебя уничтожу.

Прожигаю взглядом светловолосого парня, внешне ненамного меня старше. Он наклоняет голову набок и преувеличенно замедленно сцепляет за спиной руки. Затем вскидывает брови и взглядом спрашивает: «Довольна?» На его лице расползается наглая улыбка.

– Поосторожнее, Рок. Ты слышал, что о ней говорил Айдин, – предостерегает приземистый паладин слева от меня.

– Это еще не говоря о том, что случилось со старейшиной Ковкой, – предупреждает нахального блондинистого засранца еще один паладин, на что тот отвечает веселой усмешкой.

Что ж, одна тайна разгадана. Старейшина, чью магию я только что украла, это старейшина Ковка.

Пристально смотрю на нахального светловолосого идиота.

– Лучше послушай своего дружка, Сурок, у него здравого смысла явно побольше будет.

Усмехнувшись, стоящий передо мной паладин начинает шагать к выходу, и я иду следом, притворяясь послушной девочкой. Окружающие меня воины шагают в ногу, и через несколько разных коридоров меня выводят на подземную парковку. Она отличается от той, где сегодня утром парковались мы с ребятами, и мне не удается сориентироваться и определить, где именно я нахожусь. Забираюсь в черный «Рендж Ровер», стараясь не содрогнуться от нахлынувших воспоминаний.

Хватит с меня черных внедорожников.

Паладин-водитель вывозит нас с парковки и выезжает на улицы города. Затем разгоняется до такой степени, будто нас кто-то преследует. Я несколько раз оглядываюсь, чтобы убедиться, нет ли у нас кого на хвосте, но там пусто. Окидываю взглядом лица остальных, но их явно не заботит эта пародия на GTA [3] в реальной жизни.

Через полчаса и большее количество петляющих дорог и поворотов, чем я могу сосчитать, внедорожник проезжает через ворота и останавливается у дома, который выглядит изящнее и современнее всего, что я видела до того. Открывается огромная деревянная дверь, размером в два раза больше любой другой, которую мне приходилось когда-либо видеть, и из нее выходят старейшина Клири, Энох, Нэш, Каллан и еще один молодой кастер, которого я не знаю.

Раздраженно вздыхаю и бормочу себе под нос ряд красочных ругательств. Да начнется гребаное шоу! Выползаю с заднего сиденья и захлопываю за собой дверь, обрывая нарастающий смех в салоне. Видимо, я выразила свое неудовольствие сложившейся ситуацией громче, чем думала.

При виде расчетливой улыбки старейшины Клири я автоматически прищуриваюсь, и мой злобный взгляд скользит по выстроившимся в ряд кастерам, ожидающим меня у входной двери. Под моими ногами похрустывает гравий, пока я нехотя плетусь к своим новым арендодателям. Сопровождающий меня паладин догоняет меня и идет со мной в ногу. Я даже не заметила, что из машины вышел кто-то еще.

– Винна, мы рады тебя здесь приветствовать, – доносится до меня чересчур дружелюбный голос старейшины Клири.

Его голубые глаза поблескивают. Я останавливаюсь в нескольких шагах от него и ничего не говорю. Смотрю на него без всяких эмоций, пока он не съеживается от того, что ответа так и не прозвучало. Я не вполне понимаю, что происходит, но ни на секунду не верю, что все это вызвано его искренним беспокойством о моей безопасности.

– Что ж, давай мы всё тебе покажем и поможем устроиться. Я уже позаботился о перевозе твоих вещей. Думаю, первые коробки доставят уже к обеду, – объявляет старейшина Клири и поворачивается, скрываясь за громадной дверью.

Я рассеянно прохожу за всеми остальными в дом, игнорируя тот факт, что по-прежнему окружена. Внутренняя отделка очень отличается от мегаособняка Лахлана или любого другого места, в котором я бывала, и я не вполне понимаю, как мне к этому относиться. Полы выложены полированным бетоном, в самом помещении просторно и повсюду – огромные окна. Деревянные покрытия теплых оттенков и текстурные ковры разбавляют холод бетона и белых стен, но во всем этом все равно чувствуется мужское присутствие.

Сам дом не такой уж и огромный, и это меня удивляет. Я не слишком близко знакома со старейшиной Клири, но мне казалось, что его дом будет более броским и помпезным. В ходе экскурсии меня приводят в так называемую мою комнату. В центре комнаты, у стены, стоит большая кровать с мягким серым изголовьем, венчающим ее, словно корона, и оттоманкой такого же цвета у изножья. Постельное белье и остальной декор в комнате выполнены в фиолетовом и шалфейном цветах. На стене напротив кровати висит огромный телевизор.

Выглядит чисто и уютно: я бывала и не в таких местах. Тревожиться я начинаю, когда замечаю в декоре нечто женское. Либо это комната другой женщины, либо они готовились дольше, чем полчаса, которые мы сюда ехали.

– Не буду мешать обустраиваться, Винна. Пожалуйста, если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся сообщить об этом Эноху.

Игнорирую старейшину Клири и продолжаю осматриваться, но мое молчание и безразличие больше не задевают его, и он разворачивается.

– Энох, увидимся в воскресенье за ужином. Не забудь сообщить Стратену, если у Винны есть какие-то предпочтения в еде.

– Пап, она же здесь, спроси сам, – ворчит Энох, прислоняясь к косяку двери моей новой – надеюсь, временной – комнаты.

Старейшина Клири снова поворачивается ко мне.

– Винна, каждое воскресенье мы устраиваем семейный ужин в моем доме. Есть ли что-то, что ты не ешь?

Я в замешательстве смотрю на него.

– Погодите, вы здесь не живете?

Старейшина Клири оглядывается и смеется.

– Конечно же нет, это дом Эноха и его ковена. Я подумал, здесь тебе будет комфортнее, – невинно заявляет он, словно мой комфорт – главная его забота, но для меня кусочки пазла складываются воедино.

– Хрупкие цветочки и племенные кобылы, – тихо бормочу я, с отвращением качая головой.

Ребята рассказывали мне о старейшинах и том, как они содействуют в подборе подходящих, по их мнению, пар. Эти ублюдки пытаются свести меня с Энохом и его кланом.

Окидываю Эноха обжигающим взглядом.

– Ты знал, что они задумали?

Энох недоумевающе смотрит на меня.

– Кто задумал что?

Указываю подбородком на его отца.

– Твой папочка. Остальные старейшины. – Я с недоверием фыркаю. – Ты тоже в этом участвуешь?

Не даю Эноху времени ответить и переключаюсь на старейшину Клири.

– Другие женщины-кастеры что, спускают вам эту херню с рук? Пофиг, мне все равно. Вы не можете просто ткнуть пальцем в сторону мужчин, которых мне стоит выбрать, по вашему мнению. Напрасно вы ожидаете, что я, как послушный щеночек, рухну на спинку и подставлю пузико.

– Винна, все не так, как… – начинает Энох.

Старейшина Клири перебивает его:

– Что бы я или мои коллеги-старейшины ни решили сделать, это всегда будет в твоих интересах. Тебе предстоит многое узнать о том, что значит быть кастером, – со всем из этого вытекающим. Здесь твоей сильной магии будет лучше всего.

– Я живу не для того, чтобы по вашему гребаному приказу рожать магических детишек, – рычу я.

– Одно только это заявление показывает, как мало ты знаешь о том, что значит быть кастером, и о том, кто мы такие.

Мне кажется, что в реакции и словах старейшины Клири есть какое-то второе дно, и это приводит меня в замешательство. Я не понимаю, что он пытается таким образом мне сказать. Что я ошибаюсь, думая, будто нужна им только как племенная кобыла? Что мое ошибочное предположение лишь показывает, как мало я знаю о том, каково это – быть кастером? Или же – что единственная моя ценность заключается в детях, которых я могу им дать, и ошибаюсь я, думая, будто у меня есть другой выбор?

Прежде чем я успеваю выкарабкаться из лабиринта его слов и моих мыслей, не говоря уж о том, чтобы выудить у него какие-то разъяснения, старейшина Клири уходит. Пялюсь на опустевший дверной проем, не понимая, что, черт подери, мне со всем этим делать.

Меня жутко раздражают эти бесконечные люди, пытающиеся что-то решать за меня. Они перекидывают меня из одного места в другое и располагают там, где им вздумается, словно пешку в шахматах. Что ж, больше я не буду раздумывать над тем, что делать дальше. Я просто буду тихонько сидеть на месте и ждать финала. А затем – переверну доску и сброшу к херам собачьим все фигуры. Быть пешкой меня не устраивает.

Глава 4

Достаю из заднего кармана телефон и пробую дозвониться ребятам. Спустя несколько попыток вращения гаджета под каждым возможным углом – и в каждом уголке комнаты – я делаю вывод, что надпись «Нет сети» действительно не врет.

Падаю на чужую кровать и провожу пальцами по рунам за ухом. Остается надеяться, что у магии моих рун сигнал лучше, чем у телефона.

– Страж вызывает Избранных, ответьте, прием, кххххххххххххх…

– Киллерша, ты в порядке? – слышу первый голос.

– Боксерша, это не рация: нам не нужны позывные, да и этот твой статический шум тоже, — слышу второй и отвечаю:

– Бастьен, ты зачем портишь мне веселье? Ты что, не знаешь, что у меня был дерьмовый день… прием.

Я вздыхаю, чувствуя, как спадает часть напряжения, когда их голоса заполняют мой разум.

– Киллерша, Нокс? Серьезно?

Он смеется, еще больше освобождая меня от пережитой сегодня травмы, оказавшейся куда сильнее, чем я могла представить.

– А что? Мне нравится. Сурово, но очаровательно. И технически точно – а это, я думал, ты оценишь.

– Да уж, это даже круче, чем Пищалочка, – ворчу я, и Райкер усмехается:

– Да ладно, признайся, что на самом деле тебе нравится, Пищалочка.

Я издаю игривый раздраженный стон и удивляюсь тому, как быстро им удается вытащить меня из ужасного настроения, момента или простого воспоминания, просто будучи самими собой.

– Что за хрень сегодня произошла? – спрашиваю я. – Я думала, что буду отвечать на вопросы касательно ламий и Стражей, а не участвовать в идиотском слушании по делу об опеке над детьми с последующим принудительным переездом в дом Эноха.

– Что за херня?! Они поселили тебя в доме у Эноха? – кричит в моей голове Сабин, и я морщусь.

Должно быть, парни что-то ему сказали, потому что он тут же извиняется за громкость. Меня раздражает, что они сейчас все вместе, а мне с ними быть нельзя.

– Да это просто смешно! Какого черта они относятся к кастерам как к детям, – до момента Пробуждения? – спрашиваю я.

– До Пробуждения кастеры не могут в полной мере контролировать свою магию. Им опасно жить самостоятельно до обретения полного контроля над своими способностями. После Пробуждения магические инциденты происходят гораздо реже. Вот почему, получив полный доступ к своей магии и контроль над ней, кастеры получают право на независимость и принятие собственных решений. Нам это не нравится так же, как и тебе, но, как я и сказал ранее, все это должно продлиться не дольше пары недель, – заверяет меня Вален.

Я хотела бы возразить и сказать, что вполне себе контролирую свою магию и заслуживаю того, чтобы жить самостоятельно, но похищение магии у старейшины, пожалуй, было не лучшим тому примером. Может быть, если бы я не выглядела столь же шокированно, как и старейшины, то могла бы сделать вид, что это было намеренно.

Концентрируюсь на заверениях Валена, что все это только временно. Так или иначе, я об этом позабочусь.

– Боксерша, если тебе что-нибудь понадобится, просто воспользуйся недавно обнаруженной нами штучкой, и мы появимся так быстро, как сможем.

При напоминании Бастьена я опускаю взгляд на руны на безымянном пальце. Мне тут же становится лучше от осознания, что, если ребята мне понадобятся, я смогу активировать эти руны и они это почувствуют.

– Мои вещи перевезут сюда… Ребята, можете забрать Лайкен и Талона к себе? Не хочу, чтобы с ними что-нибудь случилось.

– Уже забрали. А еще планшет и папку, которые оставили тебе Чтецы. Решили, что так будет безопаснее.

– Спасибо, Сабин…

Гулкий стук в дверь вырывает меня из мысленного разговора.

– Ребята, Энох стучится. Я поговорю с вами позже… прием.

Бастьен усмехается, и в моей голове звучат раздраженные прощания и обещания, что мы скоро увидимся. Провожу пальцем по рунам за ухом, отключая их, и сажусь. Энох упирается ладонями по обе стороны дверного проема; его загорелая кожа и мышцы напрягаются. Серо-голубые глаза пробегаются по мне; он явно нервничает.

– Хочу познакомить тебя с Бэкетом. Вы раньше не встречались. – Энох кивает подбородком в сторону коридора, и солнце, льющееся из окна, подчеркивает белоснежные переливы в его льняных волосах.

Он на шаг отступает от моей двери, и я прохожу за ним в гостиную, где уже развалились на диване Нэш и Каллан. Мы обмениваемся неловкими взмахами рукой, и меня представляют единственному незнакомому мне парню. Бэкет – типичный «мальчик по соседству». У него короткие пепельно-каштановые волосы, прямые брови над темно-карими глазами и высокие скулы с россыпью веснушек. Он хорош собой, но не в ошеломляющем – «он посмотрел на меня, и мой мозг перестал работать» – смысле.

– Бэк – четвертый член нашего ковена, – объясняет Энох.

Я непонимающе смотрю на него.

– Я думала, Паркер член твоего ковена?

Энох садится на диване рядом с Калланом и взмахом руки приглашает меня тоже присесть. Я не двигаюсь с места.

– Нет, он просто друг, с которым мы иногда занимаемся скалолазанием. Оттуда мы как раз и возвращались, когда в тот день наткнулись на тебя.

В комнате повисает тишина, словно никто из нас не знает, как вести себя, когда речь заходит о произошедшем в тот день. В момент, когда тишина уже почти становится неловкой, Нэш нарушает ее, и его жизнерадостный голос с лихвой перекрывает мрачность мыслей, связанных с похищением ламиями.

– Считай это предупреждением, – подтрунивает он. – На следующий день, когда Паркер очнулся и рассказал нам о том, что ты сделала, у него включился режим агрессивного поклонения. – Нэш хихикает, и его глаза загораются весельем. По выражению его лица видно, что он так любит сплетни, что мог бы посоперничать в этом с любой старушкой-южанкой, сидящей в своем кресле-качалке с чашкой сладкого чая в руках.

Его темные волосы влажные, и я задумываюсь, когда он успел принять душ или поплавать до моего приезда. Сейчас Нэш щеголяет в щетине, которой не было, когда мы впервые встретились. Он выглядит уставшим, и я впервые задумываюсь о том, как на них повлияло все это. Я настолько растворилась в том, что случилось с Талоном, и в том, что он мне рассказал, что даже не удосужилась вылезти из собственного дерьма и поинтересоваться шрамами, которые наверняка у них появились.

– На самом деле я особо ничего не сделала, – пренебрежительно говорю я, отмахиваясь от подтрунивания Нэша. – Уверена, как только Паркер это осознает, он быстро придет в себя.

Оглядываю гостиную и замечаю, что за окном мелькает чья-то тень. С любопытством подхожу к окну, но меня отвлекает Каллан.

– Эм… нас точно вместе похитили? Потому что как по мне, то, что ты сделала, сложно назвать «ничем», – говорит он со скепсисом в голосе и взгляде.

Я пожимаю плечами, не зная, что еще сказать. Мне хочется напомнить, что, если бы не я, никто из них там не оказался, но это – скользкая дорожка, и прямо сейчас я не готова на нее ступать.

Ищу глазами того, кто только что прошел мимо окна, но тут входная дверь открывается и кто-то входит в дом. На пороге гостиной появляется уже знакомый мне светловолосый парень. Улыбнувшись мне, он садится в кресло. Я перевожу взгляд с него на Эноха.

– Что здесь делает Сурок?

– Меня зовут Элиас Рок, меня назначили твоим охранником.

Мое лицо тут же кривится, как будто вдруг запахло чем-то мерзким. Совет назначил мне долбаного няньку? Смотрю на его самоуверенную ухмылку и, покачав головой, вздыхаю. Вся эта ситуация вызывает у меня приступ клаустрофобии.

– Пойду прогуляюсь.

Шагаю в сторону двери, но Нэш преграждает мне дорогу, и я останавливаюсь.

– Что-то не так? – раздраженно прожигаю его взглядом.

Он не двигается с места и не отвечает, бросая быстрый взгляд на остальных. Все уже вскочили на ноги, будто готовясь в любой момент перейти к действиям.

– Я здесь что, мать твою, – пленница?

Энох делает шаг ко мне, и я автоматически напрягаюсь.

– Не то чтобы, но, пожалуй, с учетом того, что случилось в прошлый раз, блуждать в одиночку будет не лучшим решением.

– А кто дал тебе власть над моими решениями и действиями? Я уж точно не давала.

Энох делает еще шаг вперед: в его глазах кипит досада.

– Во имя луны, Винна, неужели среди твоих многочисленных способностей нет чувства самосохранения?

Мои глаза быстро пробегаются по комнате, а затем снова встречаются с сердитым взглядом Эноха.

– Видимо, нет, – с непроницаемым лицом отвечаю я и отпихиваю Нэша с пути.

Он удивленно вскрикивает, а я тем временем бегу к двери. Распахиваю ее и выскакиваю на густой теплый воздух. Из-за моей спины раздаются ругательства и крики, но мне насрать. Быстро отталкиваюсь от земли ногами, переходя на бег. Я не успеваю оценить окружающую обстановку и придумать надежный план бегства, потому что позади меня раздается громкий и зловещий топот. Придется импровизировать.

Метрах в пяти от меня вырастает мерцающая стена зеленой магии, не оставляя ни единой возможности ее избежать – только если остановиться. Но я не собираюсь так просто сдаваться. Им придется приложить гораздо больше усилий, чем просто возвести сияющую магическую стену и надеяться, что этого окажется достаточно. Ну же, руны, не подведите меня. Я отклоняю тело, чтобы сперва удариться о барьер плечом, и продолжаю нестись вперед, словно разъяренный бык.

Врезаюсь в зеленоватую магию, и меня захлестывает знакомое покалывание. Сопротивление барьера достаточно сильно, чтобы при соприкосновении с ним мое плечо начало жечь – наверняка останется ссадина. Но это не особо замедляет меня, и в итоге барьер разбивается на осколки, и я пробираюсь сквозь него. Бегу к каменной стене, окружающей владения Эноха. Активирую руны на ногах, призывая дополнительную силу, чтобы перепрыгнуть через трехметровую ограду. Но следующий шаг – и внезапно земля под моими ногами перестает быть твердой. Появившаяся передо мной яма выводит меня из равновесия, я спотыкаюсь и со всего размаху впечатываюсь в землю.

Инерция тянет меня вперед по траве, но что-то крепко держит меня за ногу. Я дергаюсь и, вытянувшись, замираю. Это охренеть как больно. Пытаюсь нащупать, что именно обхватило мою голень. Оборачиваюсь и вижу, что ее обвивает трава и земля. Какого черта? Выглядит так, будто я буквально расту из земли, словно гребаный цветок, что вот-вот расцветет.

Не помню, кто именно из этих засранцев владеет Элементальной магией, но знаю точно, что за это мне стоит благодарить именно их. Скотина, я же могла и лодыжку сломать. Я знаю, что технически Нэш легко бы ее излечил, но до этого, уверена, было бы еще больней. Дергаю ногой, но она будто и вправду вросла в землю. В то же мгновение я понимаю, что они продолжают бежать ко мне. Мое преимущество утекает, словно песок сквозь пальцы.

Вспоминаю обо всем, что уже успела прочитать об Элементальной магии, и взываю к своей собственной, вытягивая ладонь к окружившей мою ногу земле. Ничего не происходит. Пробую еще раз, но мои безуспешные попытки высвободиться просто смехотворны. Я раздраженно рычу. И как получается, что я способна сделать кучу всего, но при этом не могу заставить землю добровольно отпустить мою ногу, когда мне это нужно?

Бросаю попытки силой заставить мою переменчивую магию помогать и вместо этого сосредотачиваюсь на том, чтобы освободиться с помощью мышц. Методично тяну ногу и, вырвавшись из ловушки, показываю средний палец яме в траве.

Встаю и собираюсь с духом. У меня есть секунд десять, прежде чем меня окружат недовольные, любящие покомандовать парни-кастеры, и я твердо намерена хотя бы вполсилы оказать им сопротивление. Вопреки тому, как это выглядит, на самом деле я не пытаюсь сбежать. Гребаная правда в том, что мне некуда идти. Но когда они возбудились, намереваясь остановить меня, глубоко уверенные в том, что мне не останется иного выбора, кроме как подчиниться, я просто не смогла воспротивиться непреодолимой потребности послать их вместе с дурацкой попыткой взять меня под контроль куда подальше.

Кастеры окружают меня, готовые воспользоваться магией, чтобы удержать. Отсутствие у меня таких же способностей явно ставит меня в очень невыгодное положение. Тот факт, что земля только что зажевала мою ногу, а я ничего не смогла с этим сделать, служит жестоким напоминанием, в какой жопе я оказываюсь, когда приходится сражаться с колдовством.

Мои обычные клинки тоже не вариант, потому что я не собираюсь никого убивать или калечить, поэтому я быстро перебираю в уме, что еще из моего арсенала поможет мне выбесить их, не заставив при этом истечь кровью… слишком сильно.

Глава 5

Мои новые тюремщики обходят меня полукругом, оценивающе оглядывая меня и мою защитную стойку. С посохом в руке я жду, кто из них сделает первый шаг. Меня встречают прищуренные глаза и раздраженные лица. Желая добавить чутка устрашения, я ловко проворачиваю вокруг себя посох так, что Донателло [4] мне бы позавидовал.

Сурок делает шаг вперед, но резко замирает, когда Энох и Каллан начинают на него кричать.

– Подойдешь к ней, когда у нее в руках оружие, и тут же вылетишь из схватки, – предупреждает его Энох.

Сурок снова смотрит на меня, и я вижу, как он, явно сомневаясь, мысленно спорит сам с собой.

– Поверь нам, бро: в этой битве тебе не победить. Воспользуйся магией, это лучший вариант, – говорит Каллан.

Я призываю метательный нож и усмехаюсь, глядя на него. Кидаю нож так, чтобы задеть только рукояткой, но делаю это с такой силой, что гарантированно останется неприятный синяк. Рукоять с глухим звуком врезается в плечо парня, и нож падает. Я выпускаю магию, поддерживавшую форму маленького клинка, и он исчезает прежде, чем успевает коснуться земли.

– Что за херня?! – кричит Каллан.

Он отзывает магию, что была в его руках, и, кривясь, потирает плечо.

– Ты вот так вот просто сдаешь меня Сурку? – обвиняюще говорю я, сдерживая ухмылку. – Подумаешь, чутка бы его попинала. Ровно столько, чтобы стереть эту дерзкую ухмылочку с его рожи.

Словно по сигналу, все смотрят на паладина, на лице которого – какой сюрприз! – растянулась самоуверенная, нахальная улыбка.

– Это мы еще посмотрим, лапушка, – с вызовом отвечает он, и в его голосе сквозит заносчивость, отлично сочетающаяся с заносчивостью ухмылки.

Я закатываю глаза.

– Умоляю, да мне и пяти секунд хватит, чтобы тебя уложить.

– Если хорошо попросишь, я с радостью уложусь и за три секунды – мне нравится, когда женщина сверху.

Я оценивающе наклоняю голову набок.

– Да, по тебе видно, что ты довольно ленивый.

Каллан негодующе указывает рукой на Эноха.

– Он тоже его предупредил, но что-то я не вижу, чтобы ты кидалась в него ножами!

– Энох просто сказал, что я надеру ему зад. Он не выкладывал мои слабости совершенно незнакомому человеку. Я-то думала, мы закаленные в бою товарищи, но, видимо, нет, – заканчиваю я, пытаясь сдержать ухмылку.

– Она ведь промахнулась, так чего ты ноешь? – самодовольно комментирует Сурок.

Из моей ладони вылетает еще один нож и направляется в сторону Сурка прежде, чем кто-либо успевает повернуться и заметить это движение. Лезвие вонзается прямо в мясистую часть его бедра. Он вскрикивает и смотрит сначала вниз, на нож, а затем на меня. Выражение удивления на его лице медленно сменяется злостью.

– Я не промахиваюсь. И я буду рада доказывать это столько, сколько ты будешь доказывать, что ты самодовольный придурок.

Возвращаю свое внимание к смеющемуся Каллану. Нэш усмехается и медленно подходит к Сурку, чтобы исцелить его рану. Энох фыркает и, проводя ладонью по лицу, явно расслабляется, когда понимает, что я не пытаюсь сбежать по-настоящему.

– Я думал, папа убьет меня, – бормочет он, в очевидном раздражении взъерошивая волосы.

– Не волнуйся, времени еще полно, – миленько отвечаю я.

Посох в моей руке исчезает, и я смахиваю случайные травинки с футболки и штанов.

Шагаю обратно по направлению к своей новой роскошной тюрьме, игнорируя боль в теле от падения.

– Да уж, Винна, очевидно, что легко с тобой не будет, – говорит мне Энох, и блеск его глаз ясно дает мне понять, что ему это, может быть, даже нравится. – Но мы в ответе за твою безопасность. Ты не можешь просто сбежать. – В его голосе слышится мольба, но также я чувствую, что в нем скрывается нечто более глубокое, что-то, что я не могу определить.

– За мою безопасность отвечаю я. Ну и давай начистоту: благодаря этому ебучему магическому миру мне некуда бежать. Но это не значит, что ты, твой ковен, твой дорогой папаша или его приятели-старейшины – мои хозяева и командиры. Да, мы вместе выкарабкались из полнейшей жопы, но правда в том, что вы не знаете меня, а я не знаю вас. Если вы ждете, что я пообещаю хорошо себя вести или слепо поверю вам и буду повиноваться, – ждите этого от кого-нибудь другого. Никто из вас не заслужил моего уважения и послушания. Поэтому, мать вашу, я буду делать все, что захочу.

Мы подходим к излишне большой входной двери, и он быстрее меня хватается за бронзовую ручку, чтобы открыть ее. Я знаю, что мне не стоит видеть в этом жесте что-то большее, чем просто проявление манер, но все равно чувствую раздражение. В любой другой день я бы не моргнув глазом спокойно прошла в дом, но из-за этих гребаных кастеров я во всем вижу какой-то тайный смысл и подтекст.

Иду прямиком в выделенную мне комнату. Закрываюсь на замок и отдаюсь злости. Если бы пол не был выложен полированным бетоном, я бы уже протерла в нем дыру от бесконечного хождения. Мне нужно позаниматься и выплеснуть эту злобную, безудержную энергию, но будь я проклята, если пойду спрашивать, где у них тут спортзал. Разумеется, это единственное, что мне не показали во время экскурсии.

Мои мысли возвращаются к моим ребятам, и я гадаю, что сейчас происходит в мегаособняке. Как их встретили дома после слушания со старейшинами? Если бы я собственноручно не стала свидетельницей перепалки, которая случилась после заявления Валена, то решила бы, что Лахлан и остальные будут только счастливы от меня избавиться. Но почему тогда Лахлан просто не отказался от своих притязаний, когда его об этом спросили? Зачем это вообще было? К чему удерживать, если ненавидишь? Очередная загадка в духе Бет. Хотя теперь я знаю, что Бет никогда меня не желала, – ее к этому принуждал Талон.

Неутихающая боль в душе при мысли о Талоне вытесняет собой все остальные мысли. Только я начинаю думать, что научилась держаться на плаву в бассейне своего горя, как вдруг происходит что-то еще, и меня вновь утягивает на дно, желая потопить в безысходности. Я снова и снова прокручиваю в голове предсмертные слова Талона. Я проанализировала каждую деталь и досконально изучила каждое откровение. За последний месяц со мной произошло множество безумных вещей, но я и представить не могла того, в чем признался мне Талон. Его слова потрясли меня до глубины души, и я не понимаю, как ко всему этому относиться. С одной стороны, я обязана Талону и безмерно благодарна ему за то, что он присматривал за мной. Без него, его влияния и наставничества я бы не стала тем, кем являюсь сейчас. Но с другой стороны, я просто в бешенстве. Не могу избавиться от ощущения, что мной манипулировали, и злюсь, что он держал меня в неведении.

Я могу смириться с тем, что у него не было возможности обо всем рассказать, когда я жила под крышей у Бет, но почему, черт возьми, он ничего не сказал, когда нашел меня на улице? С того самого момента, как Талон представился, он должен был, мать твою, признаться мне, кто я и что я такое. Сколько недоразумений и одиночества можно было бы избежать, если бы он поступил правильно. Не говоря уже о том, что он знал моих родителей, о том, что теперь утеряно навсегда.

Голоса в доме постепенно становятся громче, и это отвлекает меня от тревожных мыслей. Кто, черт возьми, там кричит? Я выхожу из комнаты и, следуя за громкими злыми голосами, иду к их источнику.

– Вас здесь быть не должно. Уважайте решение Совета и отступите.

– Оставьте все там, потому что в дом вы точно не пройдете.

Выворачиваю из-за угла, готовая наброситься на Эноха и Нэша за то, что они кричат на ребят. И замираю, когда у двери оказываются не мои Избранные, а Айдин. Он стоит посреди горы коробок, и стоит ему только заметить меня, как становится очевидно, что он больше не слушает ничего из того, что говорят ему Энох и Нэш. Скрещиваю руки на груди, и мы пристально смотрим друг на друга.

– Я принес твои вещи.

– Вижу. Вопрос в том, почему ты еще здесь.

Айдин вздрагивает, как будто мои слова физически ранят его, и я изо всех сил стараюсь задавить ту часть меня, которой становится от этого плохо. Я знала, что Лахлан ненавидит меня, а Сильва не доверяет. Киган скорее был поглощен тем, чтобы во что бы то ни стало поддержать Лахлана, вместо того чтобы составить собственное мнение обо мне, а Эврин относился ко мне хорошо, но по большей части был равнодушен к моему присутствию.

Айдин же был тем, чье присутствие помогало мне переносить их. Он был тем, кто давал мне надежду. Тем, из-за кого я думала, что, быть может, однажды и остальные начнут относиться ко мне иначе. Он был моим другом – по крайней мере, я думала, что он может им стать. Но сейчас, когда я стою здесь и смотрю на этого рыжего гиганта, единственная мысль в моей голове – это… лжец.

– Я не уйду, пока ты не поговоришь со мной, – говорит Айдин.

– Ну, тогда не стесняйся стоять здесь всю оставшуюся жизнь.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, одновременно пытаясь обуздать нестабильные эмоции, захватившие меня, когда я его увидела.

– Винна, мне жаль!

Громкий возглас Айдина многократно усиливает боль, что слышится в его словах и голосе. Возможно, из-за моей скорби или же из-за стресса, который принес мне этот дерьмовый день, что-то во мне ломается и я несусь в его сторону.

– Еще бы тебе, твою мать, не было жаль! Ты притворялся моим другом. Ты знал, через что я прошла. Ты знал это, потому что я открылась тебе, позволила увидеть себя настоящую, но тебе было мало. Ты раз за разом отступал в сторону и молча позволял им высасывать из меня всю кровь. Ты гребаный трус и лжец. Тебе не просто должно быть жаль. Тебе должно быть чертовски стыдно.

Я яростно вытираю стекающие по лицу сердитые слезы. Энох и его ковен стоят у двери, не давая Айдину войти. Они молча наблюдают за нашим разговором, не отрывая глаз от пола, пока я выплескиваю боль и ярость на стоящего рядом Айдина. Меня бесит, что меня эмоционально распирает на глазах очередных людей, которым я, скорее всего, не могу доверять.

– Я ушел из ковена. Попросил, чтобы меня перевели. И Эврин тоже.

Из всего, что, как мне казалось, Айдин может сказать, вот этого я не предвидела. Твою мать… Айдин смотрит на меня с болью и мольбой в глазах. Я бегу от натиска вопросов, что вижу в них, и отвожу взгляд, зарываясь пальцами в волосы. Натягиваю пряди, словно пытаясь за что-то ухватиться и немного заземлиться, и внезапно ощущаю предельную опустошенность. Закрываю глаза и прерывисто вздыхаю. По моим щекам все еще текут слезы, которые я не смогла бы остановить, даже если б попыталась.

– Чего ты хочешь, Айдин?

С моих губ срывается глухой вопрос, и я открываю глаза и смотрю на него. Он переносит вес своего тела с одной ноги на другую, и мы встречаемся взглядами, пытаемся друг друга прочесть, предугадать, что из всего этого выйдет.

– Ты была права: я бросил тебя под грузом боли Лахлана. Я позволил сомнениям и прошлому замарать мое собственное впечатление о тебе. Я знаю, что подвел тебя.

Голос Айдина срывается, глаза становятся влажными, но он не позволяет слезам пролиться. Хотела бы я научиться этому трюку – устала уже от внезапных рыданий. Но придется добавить это в список того, чему Айдин никогда меня не научит. Запишу в строчку с сотворением огня с помощью магии и верностью.

– Я просто хочу, чтобы ты знала: я всегда буду рядом. Я не могу отменить всего того, что натворил, или забрать боль, которую причинил, хотя я бы все ради этого отдал. Я не могу все исправить, но могу показать, что всегда буду готов тебе помочь – так, как ты этого заслуживаешь. Так, как должен был изначально.

Его слова пытаются пробиться через мою защиту, но все же им не удается проломить чувство боли и предательства. Я качаю головой и смотрю мимо него в сгустившуюся темноту.

– Не думаю, что когда-нибудь смогу тебе довериться. Я просто не создана для прощения.

Мгновение мы смотрим друг на друга, затем Айдин грустно кивает, сдерживая слезы. Мои же продолжаются свободно катиться, потому что мое признание уничтожает нас обоих.

– Ничего страшного, – говорит он голосом, сдавленным от боли и извинений. – Но я все равно буду рядом. Я заслужу твое доверие, сможешь ты его дать или нет.

Мы с Айдином продолжаем стоять на месте, и ни один из нас не понимает, что теперь делать. В конце концов я едва заметно киваю. Не знаю, что еще мне сейчас сказать или как поступить. Он еще мгновение наблюдает за мной, затем разворачивается и уходит. Я невидящим взглядом смотрю в открытую дверь. Энох и остальные проносят мимо меня коробки, а я тем временем пытаюсь распутать беспорядочный клубок чувств внутри себя.

Не знаю, как долго я, словно статуя, стою на одном месте, после чего оставляю попытки отыскать смысл его слов в пустом проеме, обрамляющем такую же пустую ночь.

Глава 6

Сквозь окна льется солнечный свет, слишком яркий и радостный для того, как я чувствую себя этим утром. Приборы шкрябают по тарелкам, пока мы завтракаем, задыхаясь в неловком молчании. По всей видимости, моя вчерашняя эмоциональная сцена с Айдином лишь добавила неловкости, и никто из парней не понимает, что теперь со мной делать. Или же они просто осознали реальность этой гребаной ситуации и поняли, что им нечего сказать.

С моей ложки падает капля молока, когда я снова зачерпываю и подношу ко рту очередную порцию хлопьев. Я молча разрабатываю план о том, как убедить сестер переехать жить со мной. Я и так уже разрушила ковен Лахлана, так почему бы не пойти ва-банк и не украсть еще и их? Не знаю, как долго я пробуду в этом доме, но, когда я отсюда выберусь, мне точно понадобятся сестрички, их любовь, забота и их восхитительная еда, чтобы прийти в себя.

– Пожалуй, нам стоит обсудить план на сегодня.

В моем направлении поворачиваются головы, и я, лишь подняв взгляд, понимаю, что Энох обращается ко мне. Сегодня его глаза выглядят чуть более голубыми и чуть менее серыми, и я задумываюсь, как часто меняется их оттенок и от чего это зависит.

– Утром придут старейшины и определят, что тебе нужно будет наверстать, – объясняет Энох. Его взгляд на мгновение замирает на моих губах, а затем прыгает в сторону.

Я вытираю рот и подбородок, проверяя, не осталось ли на них молока или чего-то еще.

– Ставлю сотню, что она будет паладином, – объявляет Каллан.

– Принимаю ставку, – парирует Бэкет. – Я знаю, вы говорили, что она хороша в оружии, но, если ее магия действительно настолько слаба, как это выглядело вчера, она им не подойдет.

– Она точно целительница. Она исцелила мои раны, даже не прикоснувшись к ним напрямую. Бесспорно, это ее сильнейшая ветвь. И она умеет сражаться, так что я тоже ставлю на паладина, – возражает Нэш.

Они смотрят на Эноха и ждут, что он тоже выскажется. Он оценивающе смотрит на меня и достает кошелек.

– Держу пари, что она станет паладином. А ты что думаешь, Сурок?

Сурок закатывает глаза и прожигает меня взглядом. Судя по всему, его прозвище успело закрепиться, и меня очень забавляет наблюдать, как его это раздражает.

– Она слишком красивая, чтобы быть настоящим воином. Думаю, Айдин давал ей поблажки – подкармливал ее хрупкую самооценку. Не может быть, чтобы она была так же хороша, как он говорил. Я на стороне Бэкета.

– Осторожнее, Сурок, твоя внутренняя сексистская свинья вырвалась на свободу, – говорю я, запихивая в рот очередную ложку хлопьев.

На самом деле мне плевать, что они обо мне думают, и у меня нет сил оскорбляться или придавать этому глупому спору больше значения, чем он заслуживает. В дверь звонят, и мои глаза сужаются, когда Энох встает из-за стола, чтобы ее открыть. Думаю, это старейшины – пришли, чтобы еще немного мне поднасрать. Я мысленно ворчу и полсекунды размышляю, не стоит ли мне приодеться. Опускаю взгляд на спортивные штаны и майку и решаю, что мне плевать.

Я доедаю остатки завтрака, и в этот момент внутрь вваливается большая группа. Парни встают и подходят к новоприбывшим. Шум приветствий и похлопываний по спине, полных зашкаливающей фамильярности, сопровождают меня на пути к раковине, где я мою и вытираю тарелки из-под завтрака. Меня пронзает укол боли: я скучаю по сестрам. Не только по их готовке, но и по их теплоте и игривости. Я уверяюсь в своем плане «уговорить-тире-украсть» сестер.

Оборачиваюсь и натыкаюсь на тех, кто ответственен за нынешний бардак, происходящий в моей жизни.

– Рад снова тебя видеть, Винна. Как ты, обустроилась? – спрашивает старейшина Клири – как по мне, излишне жизнерадостно.

Как и вчера, я прожигаю его взглядом, но молчу. Он улыбается, не обращая внимания на мою враждебность.

– Надеюсь, Энох сообщил тебе о планах на сегодня. Мы приехали в качестве наблюдателей и чтобы помочь всем, чем только сможем, чтобы как можно быстрее ввести тебя в курс дела.

Старейшина Клири поворачивается к остальным своим спутникам и начинает представлять тех из них, чьих имен я не знала, а кого-то и не видела раньше.

– К сожалению, вчера мы так и не дошли до знакомств, но это старейшина Ковка, – говорит он.

Старейшина-полинезиец, чью магию я вчера случайно украла, кивает, и его темные с проседью кудри средней длины колышутся. У него не самый выдающийся рост, но ноги толщиной со ствол дерева, а руки лишь немногим меньше. Хотя его сложно назвать бодибилдером, под его кофейной кожей совершенно точно скрываются крепкие мышцы.

– А это старейшина Альбрехт.

Старейшина Клири указывает на мужчину, который очевидно связан кровью с Бэкетом, четвертым членом ковена Эноха. Я словно заглядываю в будущее и вижу, как будет выглядеть Бэкет в среднем возрасте. У старейшины Альбрехта такие же аккуратные пепельно-каштановые волосы и карие глаза. На его лице сильнее отпечаталось время, но у него такие же прямые брови и высокие скулы. Его рука лежит на плечах Бэкета; судя по всему, их отношения проще, чем у еще одного отцовского-сыновьего дуэта в лице Эноха и старейшины Клири.

Старейшина Клири кивает мускулистому мужчине в шрамах, и тот делает шаг вперед. У него густые волосы и стильная прическа, но белоснежная проседь выдает его возраст. У мужчины грубая загорелая кожа с бледными шрамами, проходящими через бровь, щеку и губы с левой стороны лица. Это не один длинный шрам, а множество тонких линий, которые сливаются в одну. Мне тут же хочется сесть и послушать его истории с поля битвы: уверена, это было бы грандиозно.

– Здравствуй, Винна. Меня зовут Гидеон Эндер. Я лидер паладинов.

Мы крепко пожимаем друг другу руки, и я замечаю очередную сетку маленьких шрамов на обоих его предплечьях. Он сантиметров на десять выше меня, подтянутый и опрятный. Продолжая хранить обет молчания, я ничего не говорю в ответ на его приветствие, и он едва ли не одобрительно кивает, после чего возвращается к остальной группе.

Последний человек, которого мне представляют, выглядит точь-в-точь как Мэрилин Мэнсон. Белое припудренное лицо, подведенные черным ореховые глаза, темные губы и тонкие волосы цвета черного дерева: он словно собирается выйти на сцену. Я упускаю, как его зовут по-настоящему – настолько меня завораживает это сходство, – но он дружелюбно кивает мне в знак приветствия, и я едва сдерживаюсь, чтобы не прошептать ему: «The beautiful people, the beautiful people» [5]. До моих ушей все же долетает, что он – очень известный преподаватель в Академии, местной школе для кастеров, но это меня не удивляет: Мэрилин Мэнсон всегда был чертовски умным.

– Сегодня чудесная погода. Быть может, перейдем во двор и начнем? У новобранцев там тренировочная база, оборудованная по последнему слову техники, – объясняет старейшина Клири и, не дожидаясь ответа, проходит к большим раздвижным стеклянным дверям.

Все остальные выходят из дома и следуют за ним мимо террасы по искусно постриженной траве к небольшой каменной арене.

– Ну и что говорит о тебе и твоем ковене тот факт, что у вас во дворе находится гладиаторская яма? – спрашиваю я у идущего рядом Эноха, когда мы шагаем позади посетителей.

– Только то, что у трехсот спартанцев нет против нас и шанса, – шутит он и потирает свой пресс. – Гладиаторские ямы – последний писк моды. Мы идем в ногу со временем.

Я усмехаюсь и, взглядом сказав «Ага, ладно», наблюдаю за тем, как остальные с комфортом располагаются на каменных скамьях, протянувшихся по одному краю арены. Огороженная площадка усыпана какой-то песчаной смесью. Плетусь в ее центр: уверена, именно там они и хотели бы меня видеть, учитывая тот факт, что я – их сегодняшнее развлечение.

Мэрилин Мэнсон спокойно подходит ко мне и поворачивается лицом к старейшинам, покорно ожидая приказаний. Стоя напротив могущественных кастеров, я чувствую себя так, будто меня привели на расстрел. Я не имею ни малейшей догадки о том, что сейчас произойдет, и ни малейшего представления о том, каким окажется этот день: одним из тех, когда моя магия решит со мной сотрудничать, или же когда она станет занозой в заднице.

– Ладно, Винна, пробежимся по тому, что нам уже известно о твоей магии на основе отчета, предоставленного чтецом Тирсоном. Так мы поймем, с чего лучше начать. Затем кастер Сойер предложит тебе несколько упражнений, чтобы проверить, как хорошо ты понимаешь свою магию и владеешь ею, – говорит мне старейшина Найпан, дружелюбно сверкая темными глазами и широко улыбаясь.

Я киваю, но тут же начинаю нервничать из-за отчета чтеца Тирсона. Мог ли он соврать, когда сказал, что сохранит мой секрет о том, что я Страж? Он казался таким искренним и достойным доверия, но что я вообще теперь знаю?

– Здесь говорится, что ты владеешь несколькими магическими ветвями. Если быть точнее, ты крайне сильна в Боевой, Защитной и Элементальной магии и просто сильна в Целительной. Отмечено также, что ты проявила некоторую способность к Заклинательной магии, но ее оценили как слабую. Все верно?

Я киваю и открываю рот, чтобы подтвердить это вслух.

– Я думал, она соврала, – бормочет Каллан прежде, чем я успеваю ответить старейшине Найпану.

Остальные обмениваются шокированными взглядами и ропотом, после чего замолкают и смотрят на меня широко распахнутыми глазами.

– Нет, новобранец Файф, это правда.

– Но как это возможно? Никто не владеет более чем двумя ветвями магии, и если такое и происходит, то случаи, когда человек крайне силен в обеих, невероятно редки, – выпаливает Сурок.

– Паладин Рок, следите за языком. Вы здесь по долгу службы, а не как частное лицо, – рявкает паладин Эндер.

Сурок тут же весь напрягается, и на его лице появляется отрешенное выражение.

– Способности кастера Айлин уникальны. Она удачная, если не сказать загадочная, находка, – заявляет старейшина Альбрехт, и в его голосе проскальзывает нотка подозрения, когда он разглаживает несуществующие складки на своей рубашке с воротником.

Не в силах сдержаться, я раздраженно фыркаю, замечая упрек в его глазах. Похоже, я сделала полный круг и снова вернулась к тому, с чего все и начиналось, – к бреду про «угрозу». Мэрилин Мэнсон, или же кастер Сойер, как его, судя по всему, зовут, понимающе улыбается, услышав мое недовольство. Я пожимаю плечами, словно говоря: «вот такие дела», – и он усмехается.

– Пускай сколько угодно думают, что я вся такая страшная и могущественная, но сейчас они поймут, что на самом деле я ни хрена не умею управлять своей магией. Она меня не слушает. У нее сейчас «переходный возраст» – она делает только то, что ей хочется, и только тогда, когда ей хочется, – шепчу я Мэрилину.

Его смешок перерастает в более откровенный смех, а в глазах появляется дружелюбное понимание.

– Как раз для этого я и здесь. Сейчас мы со всем разберемся, и уже совсем скоро ты захватишь власть в мире кастеров, – говорит он, заговорщически подмигивая подведенным глазом.

– Кастер Сойер, можете начинать аттестацию, – объявляет старейшина Балфур.

Тихий ропот многочисленных разговоров, окружавших старейшин, затихает, и все взгляды устремляются на нас с кастером Сойером.

– Я понимаю, что публика может смущать, но придется постараться от нее абстрагироваться, – говорит мне Мэрилин, и его крашеные черные губы приподнимаются в улыбке. – Ладно, Винна, сейчас я объясню тебе, как работают некоторые визуализации и трюки, которые помогут мне оценить уровень твоего контроля и владения силой. Начнем с того, что проверим твою связь с разными ветвями твоей магии. Ты опознаешь полутона каждой из ветвей и ощущения, которые они в тебе вызывают?

– Я читала об этом перед прочтением – пыталась понять, какие у меня могут быть ветви…

– И, могу поспорить, лишь сильнее запуталась, – усмехнувшись, говорит Мэрилин.

– Да, это еще слабо сказано. Ничего из того, что я чувствовала, не соотносилось с тем, что описывалось в книгах. Теперь я понимаю, что это, вероятно, было из-за того, что я владею более чем одной ветвью.

Мэрилин в знак согласия кивает и обходит меня по кругу, критически разглядывая.

– Закрой, пожалуйста, глаза, Винна. Прежде чем проводить аттестацию, нам необходимо, чтобы ты научилась призывать каждую ветвь по отдельности. Полагаю, на данный момент тебе не особо удается управлять своими силами, потому что ты пытаешься напитать свой запрос магией нескольких ветвей, но не все из них способны на то, чего ты от них ожидаешь.

Я обдумываю его слова и, как ни странно, понимаю, что в них есть смысл. Вспоминаю о тех случаях, когда безуспешно пыталась задействовать магию. Он прав. Когда я пробую сделать что-то помимо активации рун, я призываю все, что у меня есть, и пытаюсь силой получить необходимый мне результат. Закрываю глаза и прежде, чем он успевает отдать мне соответствующее указание, подключаюсь к внутреннему источнику магии.

– Отлично, ты все делаешь правильно, – говорит мне Мэрилин, словно находясь в моем теле и наблюдая за тем, что я делаю. – Теперь, когда ты дала себе доступ, давай выявим, чем ветви различаются. Начнем с Боевой магии. Я перечислю то, как ее описывали носители, а ты скажешь, какое из описаний сильнее всего откликается в тебе, хорошо?

Я киваю.

– Хорошо.

– Боевую, или же Вооруженную, магию опознать проще всего. Она агрессивна, стремительна и требовательна. Обычно кастеры видят ее в оттенках красного или розового. В ней чувствуется прохлада, но не ледяная, а скорее прохлада осеннего дня. Она охотно отзывается на призыв, но ее сложнее всего обуздать и взять под контроль.

Я представляю магию в своей груди, и мне на ум приходит образ клубка извивающейся и спутанной пряжи. Параллельно с тем, как Мэрилин описывает, что мне нужно отыскать, я просматриваю беспорядочно сплетенные нити в поисках тех из них, что соответствуют его описаниям. Моя Боевая магия – пурпурного цвета, и в ее насыщенно-розовых нитях чувствуется нетерпение. Взываю к ней, и меня наполняет уютная, успокаивающая прохлада. Я волей-неволей чувствую, как меня охватывает волнение, когда подергивающиеся пурпурные усики послушно выходят на первый план. По моему телу проносится беспорядочная дрожь, и я ощущаю, как загораются полосы и вспышки на моем теле.

– Просто чудесно, Винна. А теперь я хочу, чтобы ты воспользовалась этой магией и лишила меня зрения.

Мои глаза широко распахиваются, но мне удается удержать контроль над магией.

– Все хорошо. Здесь нет правильного или неправильного способа. Решать эту головоломку тебе, и что бы ты ни сделала, эффект будет не навсегда, – заверяет меня Мэрилин.

На секунду я задумываюсь, насколько это разумно, но решаю: раз он сам этого просит, то какая разница? Фокусируюсь на его угольно-черных подведенных глазах и радужках глубокого орехового цвета. Воображаю, как их, словно облаками, затягивает белая пелена, не позволяя свету проникнуть в зрачок. Я показываю магии, над которой властвую, чего хочу, и, когда она наполняется нетерпением, выпускаю ее, в ошеломлении наблюдая, как глаза Мэрилина, мгновение назад ореховые, становятся белыми и ничего не видящими.

– Твою мать, я сделала это, – в полном шоке говорю я.

Вместо того чтобы испугаться, чему бы я совершенно не удивилась, Мэрилин улыбается и одобрительно хлопает в ладоши.

– Отлично! А теперь нащупай ставшие частью меня следы своей магии. И как только найдешь, призови их обратно к себе – и тогда твое заклинание спадет.

Неспешно следую его инструкциям и соображаю, как сделать то, что он только что объяснил. Его белые незрячие глаза темнеют до тех пор, пока не становится карими.

Я поглаживаю насыщенно-розовую магию, вновь оказавшуюся у меня в руках, и возвращаю ее обратно в центр себя, к остальным. Мэрилин Мэнсон одаривает меня гордой улыбкой, и я, не в силах сдержаться, отвечаю ему тем же. Даешь уроки магии!

Глава 7

Следующие три часа мы с Мэрилином Мэнсоном проводим за тем, что опознаём разные ветви моей магии, учась тому, как управлять ими при призыве. Моя Защитная магия, оранжевая и покровительственно-теплая, вызывается так же легко, как Боевая. Целительную, пастельно-бирюзовую, отыскать и удержать в спутанном клубке магических усиков сложнее. То, что моя Целительная магия оказалась той еще занозой, меня удивляет. Она довольно легко сотрудничала, когда я призвала ее в погребе, чтобы исцелить Нэша и остальных, пока мы планировали наш побег от ламий. Сейчас же магия кажется густой, но так быстро и ловко выскальзывает из моих пальцев, что я понимаю: мне предстоит серьезная работа, если я хочу ей овладеть.

И все-таки награду «самая упрямая магическая ветвь» получает Элементальная магия. Ее уговорить сотрудничать оказывается труднее всего. Она милого ярко-зеленого с желтым отливом цвета, который напоминает мне о лесных растениях после проливного дождя. Но вот ведет она себя скорее как пронырливый лепрекон: дразнится и ускользает ровно в тот момент, когда мне кажется, что я смогла ее ухватить.

– Держи! Представь, что магия обвивается вокруг твоего кулака, и удерживай ее в нужном для тебя месте! – восторженно объясняет Мэрилин. – Чем больше ты будешь практиковаться, тем проще тебе будет, но Элементальная магия сама по себе дикая, и ее носителям всегда было сложнее в совершенстве ею овладеть. А теперь попробуй еще раз нащупать влагу в воздухе и, используя ее, создать водяную сферу.

Я в четвертый раз пробую сотворить водяной шар, но мне никак не удается удержать извилистую нить, не дав ей сбежать, и одновременно сосредоточиться на том, чего я от нее хочу.

Раздраженно открываю глаза.

– Не получается. Я не могу достаточно быстро сплести свое желание и саму магию. Она не хочет создавать водяную сферу, – признаюсь я, стараясь не слишком отвлекаться на зрителей и их неустанное ерзание. Должно быть, им до безумия скучно, и я уверена, что они отсидели задницы на каменных скамьях. От этой мысли мне становится лучше: надеюсь, их задницы онемеют и будут оставаться таковыми до конца дня.

– А чего она хочет? – спрашивает Мэрилин.

Я фокусируюсь на нетерпеливой зеленой магии внутри меня и вместо того, чтобы пытаться заставить ее сделать то, что мне велят, нащупываю направление, в котором она сама хочет пойти. В моей голове всплывает образ Айдина, создающего фаерболы, и уже через мгновение над моей ладонью появляется, согревая, маленький огненный шар. Я не вполне понимаю, что сейчас произошло, и стараюсь не искать какой-то потенциальный скрытый смысл в том, что я только что сделала.

– Что заставило тебя призвать огонь вместо воды?

– Не знаю. Я уже несколько раз видела, как это происходит, но сама никогда не делала. Кажется, этого захотела магия, – объясняю я, опуская историю, которая могла бы придать этому маленькому огненному шару больше значения, чем мне бы хотелось.

Мэрилин оценивающе разглядывает меня. Он поджимает губы и рассеянно щелкает языком. По всей видимости, он погружается в раздумья, и я не отвлекаю его, вместо этого разглядывая крошечную сферу из языков пламени, парящую у меня над рукой. Вожу ладонью из стороны в сторону и наблюдаю за тем, как этот пылающий шар, словно послушный питомец, следует за моими движениями. Это чертовски захватывающе – иметь такой контроль над чем-то столь разрушительным.

Внезапно я чувствую тяжелое и болезненное давление, и мой маленький огненный шар гаснет. Атакующая сила сильна и беспощадна, и я пытаюсь справиться с паникой и понять, что сделала не так. Моя магия сошла с ума, но я слишком растеряна, чтобы понять, как и куда мне ее направить. Какого хера происходит? По мере того как этот вопрос обосновывается в моей голове, я осознаю, что причиной этому являюсь не я. Не знаю, как это объяснить, но я понимаю, что это – действие Боевой магии, но не моей.

Напавшая магия яростно стискивает меня, не давая двигаться, и начинает сжиматься на моей шее. Стараюсь не паниковать, когда давление перекрывает мне кислород, а ноги отрываются от земли. Меня словно держит за горло невидимый великан; лениво поднимая меня на уровень своих глаз, он хочет видеть, как я умираю. В моем сознании появляется образ Лайкен, но я отказываюсь слишком долго думать о том, почему она появилась именно сейчас. Давление на горло нарастает, а крики, раздающиеся вокруг, словно исчезают, и им на смену приходит громкий звон в ушах. Мой первый инстинкт – дотянуться до своего оружия, но мне не удается, и я знаю, что, если в ближайшее время что-нибудь не придумаю, – чем бы ни было то, что я ощущаю, оно меня убьет.

Использую всю свою магию, чтобы попытаться нащупать другую – ту, которая душит меня. Моя Боевая магия реагирует на то, что стянуло мне горло и тело, поэтому я призываю именно ее и следую ее указаниям. Она улавливает странный гул, но у меня нет времени долго об этом думать, потому что перед глазами все начинает заплывать черными пятнами. Гул становится отчетливее, и прежде чем я успеваю осознать, что происходит, моя магия куда-то исчезает и на смену ей приходит огромный всплеск силы – моей. Моя Боевая магия с чем-то соединяется, и в этот же момент стискивающие меня путы лопаются, словно пузырь, и рассеиваются. Зависшая как минимум в полутора метрах над землей, я, как мешок картошки, падаю на усыпанную песком землю арены. Смаргивая слезы, кашляю, плююсь и пытаюсь заполнить легкие воздухом. Хвастаюсь за шею, чтобы защитить ее от дальнейших атак.

Все это время я продолжаю держать под строгим контролем свою магию и чувствую, как она сжимается вокруг того, кто на меня напал. Звон в ушах затихает, я оборачиваюсь и вижу, что арену окружает голубое сияние барьера. Энох и остальные со смесью беспокойства и ярости на лицах беспомощно колотят по нему и безуспешно швыряют в рябящую магическую поверхность разноцветные сферы. Старейшины же с головой ушли в горячий спор, и никто из них даже не пытается до меня добраться.

Я осматриваю возведенный барьер в поисках того, кто меня атаковал, и замираю, когда замечаю лицо напавшего на меня человека, теперь парящего в воздухе. Мэрилин Мэнсон. Он находится в полутора метрах над землей и потихоньку синеет.

Этот ублюдок напал на меня, но почему?

Потрясенная от осознания, что это он пытался меня убить, чувствую, как ослабевает мой контроль над магией, и Мэрилин падает на землю точно так же, как недавно упала я.

Призываю руны на ребрах, и в моих руках появляются короткие мечи. Встаю с земли и шагаю по направлению к своему заходящемуся в кашле и хрипе чудовищному наставнику.

– Вставай, ты, кусок дерьма! – приказываю я скрипучим голосом, чувствуя боль из-за того, что он только что сделал с моей шеей.

Мэрилин с мольбой во взгляде смотрит на меня, одной рукой держась за горло, а другую поднимая в воздух ладонью вверх, как бы прося о пощаде. Он пытается что-то сказать, но я касаюсь его подбородка кончиком своего меча, нисколько не заинтересованная в том, чтобы выслушивать его оправдания и извинения.

– Кто приказал тебе убить меня? И даже не думай, что я поверю, будто это была твоя идея.

Он лихорадочно трясет головой, царапаясь о кончик лезвия, и пытается прохрипеть что-то в ответ. Кто-то подходит ко мне сбоку и сбивает меня с ног. Сильные руки обвивают меня за талию, намереваясь удержать на земле, но я еще в воздухе начинаю бить напавшего по голове рукоятью одного из своих мечей. Выпускаю из оружия магию прежде, чем приземляюсь на песок, после чего перекатываюсь и сбрасываю с себя тяжелое тело. Вскакиваю на ноги и наблюдаю за тем, как поднимается Сурок. Ну давай, чертов предатель. Мы начинаем хищно кружить друг вокруг друга, затем Сурок снова бросается в мою сторону.

По всей видимости, он думает, что превосходство в размерах и грубая сила помогут ему победить в этой драке. Но то, что этот придурок не потрудился прислушаться к предупреждениям Эноха и Каллана, работает мне только на руку. Бросаюсь навстречу, зеркально копируя его рывок. Мы сталкиваемся, и я прогибаюсь назад, чтобы поглотить импульс удара и перехватить контроль над падением. Он больше и тяжелее меня, поэтому я прикасаюсь к своим рунам, отвечающим за дополнительную силу, и перекидываю его вверх и через себя так, что он жестко приземляется на землю. Это выбивает из него воздух, и судя по тому, как отскакивает от земли его голова, готова поспорить, из глаз у него сыплются искры.

Перекатываюсь со спины на живот и сажусь к нему на грудь, обрушивая череду яростных ударов по лицу. Во мне кипит злость от того, что меня атаковал сперва мой наставник, а затем и так называемый охранник, и я без единой капли жалости избиваю Сурка. Его кожа багровеет, из носа, рта и ссадины на брови идет кровь, но моя жажда требует большего. Меня грубо стаскивают с него и что-то кричат, но я даже не пытаюсь разобрать, что именно. Я полностью перешла в режим киборга-убийцы, и единственное, что мне сейчас хочется, – чтобы им всем было плохо.

Призываю маленький метательный нож и безжалостно вонзаю его в того, кто пытается со спины меня удержать. В жопу всех, кто встанет у меня на пути. До моих ушей доносится крик боли, и хватка на моем теле ослабевает. Пробую вывернуться и кинуться на этого мудака, но вдруг сквозь мои полные ярости мысли пробивается голос Эноха.

– Винна, остановись! Ты должна остановиться. Все не так, как ты думаешь. Он просто пытался не дать тебе убить Сойера.

Энох и остальные стоят метрах в трех от меня, и их взгляд мечется между Сурком, лежащим на земле, тем, кто стоит за моей спиной, и мной.

– Ты в безопасности, Винна. Все закончилось. Никто больше не попытается тебе навредить.

Энох делает шаг вперед, отделяясь от группы, но, сделав еще несколько шагов, замирает. Очевидно, он хочет, чтобы я сконцентрировалась на нем и осознала, что он не представляет для меня угрозы. Я внимательно за ним наблюдаю. Больше никто не двигается с места. Энох тоже не пытается форсировать события. Должно быть, он понимает, что мне нужно пространство, чтобы оценить ситуацию и успокоиться. Взгляд его серо-голубых глаз полон уверенности и спокойствия, и это помогает мне вернуться в реальность.

Сурок лежит в отключке на земле, весь в синяках и истекая кровью. Старейшины окружают Мэрилина Мэнсона, старейшина Найпан накрывает его своими эбеновыми руками, исцеляя. Я раздраженно ворчу, потому что мне хочется добраться до Мэрилина. Я хочу пустить ему кровь и заставить мучиться так же, как сейчас мучается Сурок.

Оглядываюсь, пытаясь заметить какую-нибудь брешь или новые угрозы, и обнаруживаю, что рядом со мной сидит паладин Эндер. Он пытается вытащить из своего плеча нож, но каждый раз, когда пробует схватиться за магическое оружие, его пальцы проходят сквозь рукоятку. Я выпускаю свою магию, и нож исчезает, оставляя кровоточащую рану. Эндер втягивает ртом воздух и смотрит на меня.

– Не помню, когда меня в последний раз заставали врасплох. Неплохая у тебя способность. Ты умеешь призывать только кинжалы и мечи? – спрашивает меня лидер паладинов, и его голос и вопросительный взгляд полны интереса и уважения. Он чем-то напоминает мне Айдина, но я отгоняю это воспоминание.

Меня слегка сбивает с толку его странная реакция на тот факт, что он получил ранение. Кажется, его это совсем не волнует. Может быть, он привык? Сомневаюсь, что можно привыкнуть к тому, что твоя жизнь подвергается риску. Судя по хитросплетению шрамов на его коже, «привык» – это мягко сказано. Он не сводит с меня взгляда и ждет, когда я отвечу на его вопрос.

– Нет, – хрипло квакаю я, сглатывая боль в горле после нападения.

Мой ответ – не дружеский обмен информацией и не проявление товарищества. Это прямое предупреждение, и он кивает, давая знать, что понял это.

Движение на периферии моего зрения заставляет меня насторожиться, но я снова расслабляюсь, когда понимаю, что это всего лишь Нэш идет по направлению к паладину Эндеру. Взгляд Нэша в каком-то молчаливом споре мечется между его лидером и мной, после чего наконец замирает на паладине.

– Позволите, сэр? – спрашивает он, протягивая руки к сочащейся ране на его плече.

Паладин Эндер кивает, и менее чем за минуту смуглая кожа под руками Нэша зарастает. Подтянутый седовласый мужчина несколько раз вращает плечом и, убедившись, что все хорошо, с благодарностью кивает парню. Нэш делает движение в мою сторону, но я вздрагиваю и автоматически отступаю назад.

– Все хорошо, Винна. Он просто тебя исцелит, – обращается ко мне старейшина Клири.

Он говорит так, будто я слишком глупа, чтобы понять, что происходит. Снисходительность его голоса лишает меня всякого спокойствия, обретенного усилиями Эноха, и я набрасываюсь на старейшину:

– Да пошли вы. Если вы думаете, что после этого я позволю хоть кому-нибудь из вас приблизиться ко мне…

Мой голос звучит хрипло, но твердо. Я знаю, что мне требуется исцеление, но я ни за что ни позволю этим мудакам подойти ближе. Обмануться однажды – не преступление, но дважды на те же грабли я не наступлю.

Маскируя движение под обычное, провожу по рунам на безымянном пальце, надеясь, что ребята прибудут сюда как можно быстрее. Если эти ублюдки-старейшины думают, что я вменяю в вину за это нападение одному только Мэрилину Мэнсону, то они еще большие идиоты, чем я представляю.

– Винна, пожалуйста. У нас не было другого способа узнать все наверняка. Чтобы спровоцировать то, о чем я подозревал, лучше всего было поместить тебя в опасную для жизни обстановку, – с мольбой в голосе говорит Мэрилин Мэнсон, пытаясь обойти кольцо столпившихся вокруг него старейшин и приблизиться ко мне. Какая-то часть меня надеется, что они позволят ему это сделать, – тогда у меня появится возможность попробовать оторвать его голову.

– Получили ли вы ответы, которые искали? – спрашивает кастера старейшина Ковка.

– Да. Вне всяких сомнений, она – мимик.

– Что это, черт возьми, значит? – кричит Энох и становится рядом со мной.

Я отхожу от него, успевая заметить проскользнувшее в его взгляде разочарованное смирение, прежде чем он отворачивается и, прищурившись, смотрит на своего отца.

– Я наблюдал случаи более слабой мимикрии среди отдельных кастеров, но подобный уровень – никогда, разве что читал о таком в книгах, написанных много веков назад, – с энтузиазмом отвечает Мэрилин.

Наверное, я могла бы утопить кинжал в его горле прямо сейчас, но я не хочу, чтобы этот кусок говна умер так быстро.

Мэрилин Мэнсон продолжает свои объяснения, совершенно не смущаясь моей ярости.

– Мимики обладают невероятно редкой способностью видеть или чувствовать магию любого типа, а затем повторять ее. Чтец Тирсон упоминал, что у нее слабо развита Заклинательная магия. Но я рискну предположить, что, если бы Винна поработала над ней вместе с опытным кастером, она смогла бы скопировать его способности и впитать более сильное сродство и с этой ветвью тоже.

– И как же то, что ты попытался меня убить, ответило на твой вопрос? – шиплю я.

– Я не пытался тебя убить. Я пытался понять, сможешь ли ты скопировать направленный против тебя уровень магии.

– Мог бы просто спросить, гребаный псих. И я бы ответила, что умею повторять то, что когда-то увидела. Это не коммерческая тайна или что-то, что я унесла бы с собой в могилу. Но опять же: ты бы узнал об этом, если бы спросил. – Тычу пальцем в сторону Мэрилина. – Лучше бы тебе быть начеку. Если ты еще хоть раз ко мне приблизишься, тебе не понравится то, что случится, и лучше бы тебе молиться, чтобы мне не довелось застать тебя одного.

На его лице тут же появляется сожаление, но он узнáет, что такое истинное сожаление, если не прислушается к моему предупреждению.

– Мы выбрали кастера Сойера в качестве твоего наставника, – вытирая пот с наполовину лысой головы, объявляет старейшина Балфур, словно его слова перечеркивают все то, чему они позволили случиться.

– Ага, придумайте что-нибудь еще, потому что этому не бывать.

– У тебя нет причин бояться. Тебе не грозила реальная опасность. Можешь быть уверена, что ты в безопасности, – самозабвенно и снисходительно продолжает старейшина Балфур.

Безо всякого предупреждения я посылаю в его направлении всплеск Боевой магии. Я связываю магию с тем же заклинанием, которое использовал на мне Мэрилин Мэнсон. Старейшина Балфур начинает брызгать слюной, а затем перестает издавать какие-либо звуки, начиная краснеть. Его руки вытягиваются вдоль тела, а пальцы беспомощно хватаются за бедра. Старейшина Альбрехт единственный, кто реагирует мгновенно и отправляет в мою сторону вспышку чего-то бордового. В ту же секунду, когда его магия соприкасается со мной, появляются мои щиты, и она угасает, не причинив вреда. Я отпускаю магию, которая душит старейшину Балфура, и он тут же склоняется, хрипя и пытаясь снова наполнить свои легкие воздухом.

– Наглая соплячка, как ты смеешь нападать на старейшину! Я мог бы казнить тебя за это! – выплевывает старейшина Балфур между хриплым кашлем.

– Что? Неужели вы не чувствовали себя в безопасности? – снисходительно восклицаю я, обращаясь к старейшине Балфуру тем же тоном, каким он до этого говорил со мной. Высокомерный мудак. – Уверяю вас, вам не грозила опасность, вы в полной безопасности.

Он прожигает меня убийственным взглядом, но переадресует свой гнев, когда старейшина Найпан начинает смеяться.

– Тут она права, Филипп, – говорит он старейшине Балфуру и снова поворачивается ко мне. – Ты можешь доверять нам, Винна. В конце концов, мы твои старейшины.

– И что же вы сделали, чтобы заслужить мое доверие? Вы перевезли меня сюда, словно шахматную фигурку, не заботясь о том, что я по этому поводу чувствую и чего бы я хотела. Вы смотрите на меня так, словно я эксперимент, который непонятно, идет ли неправильно или как надо, а еще вы просто сидели и наблюдали за тем, как кто-то, кого вы сами привели, нападает на меня.

– Мы не знали, что так случится, – защищаясь, встревает старейшина Клири.

– Ой, да черта с два. Думаете, я настолько идиотка, что не видела, как вы мысленно переговариваетесь? – По очереди прожигаю каждого из старейшин взглядом. – Как он мысленно общался с вами на протяжении последних трех часов? И то же самое он сделал перед тем, как попытался меня придушить. Как-то хреново вы демонстрируете свою культуру почитания женщин!

Улавливаю тихий хруст гравия под колесами автомобиля и быстро окидываю взглядом окружающее пространство, пытаясь понять, насколько трудно будет отсюда выбраться. Сурок по-прежнему лежит в отключке, и в моей голове проносится мысль, что кому-то стоит его проверить. Старейшины снова углубляются в очередную мысленную беседу, а Нэш, Каллан, Бэкет и Энох стоят в паре метров от меня. Паладин Эндер замечает мои расчеты и едва заметно улыбается, без единого звука произнося: «Вперед».

Я не раздумываю над его указаниями и ни секунды не колеблюсь. Срываюсь с места и бегу к дому, не обращая внимания на переполох, сразу же начавшийся за моей спиной. Провожу пальцем по рунам за ухом, командую:

«Освободите мне место и будьте готовы отсюда свалить».

Пробегаю через весь дом к входной двери и вылетаю наружу, не утруждая себя тем, чтобы ее закрыть. Белый внедорожник Райкера уже заведен, задняя дверь открыта и готова к моему появлению. Я влетаю внутрь, и Бастьен тут же притягивает меня на колени. За мной захлопывается дверь, и машина срывается с круговой дороги обратно по направлению к воротам.

Обвиваю Бастьена за шею и сворачиваюсь калачиком, и мне тут же становится спокойнее, чем когда-либо за последние сутки.

– Я жутко по вам скучала, ребята.

Глава 8

Я прижимаюсь к шее Бастьена и вдыхаю его запах. Теперь, рядом с ними, ощущение умиротворенности и безопасности притупляет бурлящие во мне панику и злость. Сабин и Вален ободряюще поглаживают меня по ногам, а Бастьен убирает с моего лица выпавшие из небрежного пучка пряди. Его рука замирает, и я понимаю, что он заметил следы на моей шее, которые оставила магия Мэрилина.

– Какого черта, Боксерша? Кто это сделал?

Бастьен легонько надавливает на мои плечи, заставляя отодвинуться, и осматривает меня. Вален осторожно проводит пальцем по моей шее, и я замечаю, как по его руке пробегает вспышка желтой магии. Я впервые вижу, как кто-то из них теряет контроль над своей магией, и смотрю в замешательстве. Вален делает несколько глубоких, размеренных вдохов, и его струящаяся магия исчезает.

– Райкер, остановись, когда будет безопасно. Ты ей нужен, – произносит Вален, нежно касаясь большим пальцем моей щеки.

Я не ищу глаза Райкера в зеркале заднего вида, но чувствую на себе его взгляд. От этого, а также от близости ко всем ним я испытываю такую легкость, какой не испытывала с тех самых пор, как паладины силой увели ребят от меня. Накручиваю на палец прядь волос Бастьена, наслаждаясь тем, что его волосы распущены. Смотрю на насыщенно-шоколадный локон, обвивающий мой палец, и со смирением вздыхаю.

– Сегодня приходили старейшины, чтобы испытать мою магию.

Сабин смотрит на меня своими зелеными глазами, и его ожесточенный взгляд смягчается.

– Сначала все было хорошо. Они привели с собой учителя из Академии, и с его помощью я смогла понять, как отделить друг от друга и опознать разные магические ветви. Через пару часов я уже могла делать то, что до этого не умела. Я наконец-то начала понимать, как работает моя магия, и это было просто невероятно. Впервые я не чувствовала себя неудачницей и неумехой в магии. А затем этот наставник взял и напал на меня.

Вален стягивает меня с коленей Бастьена и сажает на свои. Он проводит ладонями по моим рукам, а Сабин и Бастьен сплетают свои пальцы с моими.

– Плевать мне, что они старейшины. Это полная хрень. Они забрали ее из дома Лахлана, потому что там небезопасно, но при этом позволили случиться чему-то подобному! – рычит с переднего сиденья Нокс.

Каждый из них источает напряжение, и каким-то образом этот факт позволяет мне сбросить часть собственного: я выпускаю его на длинном выдохе.

– Ну, я ранила паладина Эндера, послала старейшин и в доказательство своих слов придушила магией одного из них.

Наступает тишина, и только у гула колес по асфальту находится достаточно храбрости, чтобы наполнить собой машину. Неожиданно Сабин нарушает молчание, начиная смеяться. Потихоньку смех подхватывают остальные, и прежде чем я успеваю это осознать, все заходятся в хохоте. Лично мне это не кажется настолько смешным, но их веселье столь заразительно, что и с моих собственных губ срывается несколько своенравных смешков.

– Клянусь звездами, Боксерша, с тобой происходят самые безумные вещи! И что сделал паладин Эндер, когда ты его ранила? – спрашивает Бастьен, приподняв в улыбке уголок рта.

– Удивительно, но он скорее был восхищен, нежели злился. Помог мне расчистить путь для побега, так что не думаю, что он затаил обиду. Сомневаюсь, впрочем, что старейшина Балфур будет столь же великодушен. Уверена, теперь я у него в черном списке.

– Это его ты придушила? – спрашивает Сабин, и я киваю.

– Ты сделала то, о чем многие из нас мечтали долгие годы. Он тот еще урод, – признается Нокс и снова испускает смешок. – Жаль только, что меня там не было: хотелось бы увидеть его лицо, когда он понял, что не надо связываться с нашей девочкой.

Машина замедляется, и Райкер сворачивает на едва заметную проселочную дорогу. Нас начинает подкидывать на ухабах. Райкер пересекает небольшую полянку и останавливается у островка деревьев. Как только я выползаю с заднего сиденья, он хватает меня и начинает внимательно изучать на предмет ранений. Он прижимает ладони к моей шее, и я чувствую, как они нагреваются, когда его магия начинает изгонять боль и залечивать травму.

Закончив, он мягко целует каждое пострадавшее местечко, теперь целое и невредимое. Я закрываю глаза и льну к нему.

– Я скучал, Пищалочка, – шепчет он мне на ухо.

От его дыхания по моей коже пробегает дрожь, я обхватываю его за талию, чтобы прижаться еще сильней. Кто-то поглаживает меня по плечу, и я перевожу взгляд на Нокса.

– Ты в порядке?

Он делает шаг ко мне, и я заглядываю в темно-серые глаза, полные беспокойства. Затем отрицательно качаю головой.

– Это было ужасно… Только-только мы все вместе, и тут вас силой выставляют за дверь. Что нам делать, если они не признают ваше право? Я уверена, что они крайне надеются на то, что между мной и ковеном Эноха что-то произойдет. Хотя сейчас уже кто знает – учитывая, что я напала на одного из них и, никого не спросив, свалила. Проклятье, они могут попытаться сковать мою магию?

Нокс притягивает меня в крепкие объятия и не выпускает из них несколько сладких минут. Паника во мне затихает: ее изгоняет эта обнадеживающая близость. Отстранившись, он накрывает мои щеки руками и нежно целует. Когда его губы покидают мои, я вдруг осознаю, что тянусь за ними, не желая, чтобы поцелуй кончался. Его грудь, все еще прижимающаяся к моей, дрожит от смеха.

– Киллерша, ты серьезно думаешь, что мы позволим этому случиться?

Меня отрывают от него и обвивают еще одни сильные руки. Каждый мой Избранный по очереди обнимает меня: нам всем необходимо физическое напоминание о том, что мы вместе и у нас все хорошо. Мне становится комфортно: я чувствую себя защищенной, я снова и снова мысленно благодарю ребят за то, что во всей этой чехарде у меня по крайней мере есть они.

Слова Нокса эхом отдаются у меня в голове, но я не могу полностью раствориться в умиротворении, которым он пытается меня окутать. Что, если ребята не смогут помешать старейшинам свершить то, что взбредет им в голову? Нас то и дело дергают из стороны в сторону по чужой указке, заставляя плыть по этому идиотскому течению, но когда это уже закончится? В какой момент мы проведем черту и скажем «хватит»?

Я отмахиваюсь от этих мелочей и сосредотачиваюсь на том, с чем нам нужно разобраться, чтобы снова быть вместе. Самым сложным кажется найти место, где мы сможем жить, – в безопасности и ни от кого не завися. Я пытаюсь представить, каково это – иметь наш собственный дом, но не позволяю себе сильно заплутаться в грезах. Суровая правда в том, что ничего подобного у меня не будет до тех пор, пока я не освобожусь от власти старейшин.

Как мне пережить еще три года до Пробуждения? Три года запретов, правил и манипулирования с целью удержать меня подальше от моих Избранных. Мне и три дня-то трудно представить без возможности получить от них то, чего я жажду. Я осознаю, что мое внезапное желание более глубокого физического контакта – неоспоримый побочный эффект того, как прижимаются наши тела, когда мы пытаемся друг друга успокоить. Один только факт того, что они здесь, со мной, заставляет меня пересмотреть свое отношение к вопросу о групповом сексе…

Тише, девочка! Сейчас не время и не место!

Мне приходится силой остановить себя от изучения окрестностей в поисках места, где можно было бы зайти дальше. Меня с самого начала влекло к ним, но, судя по всему, после того как я их пометила, во всем этом появилась дополнительная доза острого желания. Если бы только со мной не происходила вся эта безумная жесть, я бы гораздо активнее способствовала тому, чтобы мое тело познакомилось с их телами.

– Винна, я понимаю, что после случившегося в это еще труднее поверить, но все будет хорошо. У нас есть все полномочия заявить свое право, и старейшины должны отнестись к этому серьезно. Но если вдруг по какой-то причине они решат повыделываться, перейдем к плану Б, – уверенно говорит Вален и нежно улыбается.

– Что за план Б?

– Сбежать. До твоего Пробуждения. А затем они уже никак не смогут заставить тебя сделать что-то, чего ты не хочешь, – объясняет Сабин.

Я в усталом разочаровании провожу руками по лицу.

– Твою мать…

Вален целует меня в макушку.

– Не думаю, что до этого дойдет. Но хочу, чтобы ты знала: мы рассматриваем разные варианты.

– Да разве это вариант? Через две недели у вас начинается последний год в качестве новобранцев. Вы не можете просто забить на это. Вы бóльшую часть жизни положили на то, чтобы стать паладинами.

– Никто не говорит, что это будет легкое решение, но мы обсудили этот вопрос, и если до этого дойдет, значит, так тому и быть, – объявляет Райкер, чуть улыбаясь мне.

Я по очереди смотрю на каждого из них. Темно-шоколадные волнистые волосы близнецов сегодня распущены, мягко очерченные губы и ореховые глаза в обрамлении черных ресниц полны чувственности. Райкер нежно, ласково улыбается, и от этого его глаза цвета голубого неба в солнечный день становятся еще прекраснее. Нокс стоит точно Страж, которым вскоре им станет. Его длинное точеное тело готово ко всему, а дождливо-серые глаза излучают беззаботность. Сабин же, с татуировками, растянувшимися по руке, идеально уложенными волосами и глазами цвета леса, открывающими дверь в его древнюю душу с нежным сердцем, с теплотой смотрит на меня. В глазах каждого нет ни доли сомнения. В них только готовность и тихая решимость.

– Не знаю, стою ли я того. Я говорю это не для того, чтобы вы бросились уверять меня в обратном и тешить мое эго: я просто не уверена, достаточно ли хорошо вы все обдумали. Ну, в смысле, начнем с того, что я уже сотворила с вашей семьей. – Я смотрю на близнецов. – Чуть больше чем за месяц я разрушила все, с чем вы росли. Если однажды между нами произойдет связывание, это будет равносильно вынесению смертного приговора. В моем мире происходит полный трындец, и то же случится с вашим, если мы останемся вместе. Это уже начало происходить, вы и сами видите: игры власти со стороны кастеров, нападения ламий. Вот на это я обреку вас на веки вечные!

– Винна, перестань. Сейчас же перестань. – Сабин делает шаг в мою сторону, и Вален отходит, освобождая ему путь. – Ты ничего не разрушила и не испортила. Это сделали Лахлан и его ковен. Это они все просрали из-за своих эгоистичных, надуманных причин. Не ты. Ты не имеешь никакой власти над действиями и решениями других людей, какими бы они ни были – во благо или во вред.

Темно-зеленые глаза Сабина полны мольбы. Они умоляют меня увидеть мир таким, каким его видит он, но я не знаю, смогу ли.

– Я убила Талона, Сабин. Если бы не я, мои мама и папа, мама и папа Бастьена и Валена, весь их ковен, Талон и хрен знает сколько еще людей остались бы живы.

Сабин усмехается, и от этого я замолкаю.

– Ну, тут ты возомнила о себе чуть больше, чем следует, Винна. Я знал, что ты высокого о себе мнения, и вполне заслуженно. Все мы верим, что солнце и луна восходят и заходят одновременно с тобой. Но это уже комплекс бога! Ух, впечатляет. Подумать только, а ведь когда-то ты обвиняла меня в том, что у меня слишком большое эго. Что ж, теперь я могу списать это на проецирование собственных проблем.

Выражение лица Сабина по-прежнему серьезно, но в глазах появляется едва заметный блеск. Я издаю смешок и качаю головой. Он накрывает пальцами мою шею и притягивает к себе, его губы так близко к моим, что могли бы коснуться их, если бы я только приподнялась на носочки.

– Дерьмо случается. Это не твоя вина и не твоя зона ответственности. Ты отвечаешь только за свои мысли и действия. Ты не имеешь права отвечать за других. – Он указывает рукой на остальных. – Ты можешь заявлять свои права на нас, поскольку мы готовы отдаться добровольно, но наши мысли и действия все равно останутся нашими, как и твои – твоими.

Он приподнимает брови; в его глазах виднеется очевидный вопрос. Я понимающе киваю, давая его словам напитать меня.

– Если ты еще хоть раз попытаешься убедить нас в том, что ты этого не стоишь, у тебя будут проблемы. Помни об этом в следующий раз, когда все полетит к чертям, а оно обязательно полетит, потому что такова жизнь. И все мы более чем согласны на это.

Сабин наклоняется ко мне и захватывает мои губы. Его поцелуй требователен и настойчив, и он – единственное, что мне нужно в эту секунду. Его губы говорят мне то, что душа в силах понять только таким путем. Всех слов мира о согласии, желании и сопричастности не будет достаточно, чтобы передать эти чувства мне так, как это удается губам Сабина. Я считываю это в том, как сплетается его язык с моим, как он дает и в то же время забирает то, что так необходимо нам обоим. Он поглощает меня и позволяет поглотить себя, и я не хочу ни прерывать, ни когда-либо забыть этот поцелуй. В этот самый момент все мои сомнения о наших с Сабином отношениях и о том, как нам двигаться дальше, сгорают дотла, обращаясь в ничто.

Глава 9

Наш поцелуй замедляется, но ни он, ни я не торопимся прерывать эту романтическую сцену посреди леса, происходящую на глазах у всех остальных ребят. Когда мы наконец отстраняемся, взгляд Сабина мечется по моему лицу. Он находит то, что искал, и едва заметно кивает, после чего убирает пальцы с моей шеи и делает шаг назад.

Подобная демонстрация чувств друг перед другом по-прежнему в новинку для меня. Поэтому я не вполне понимаю, чего ожидать, когда Сабин выходит из моего непосредственного поля зрения и я вновь вижу остальных. Никто из них не выглядит так, будто случившееся стало для них чем-то из ряда вон выходящим. На меня направлены улыбки и несколько возбужденных взглядов, и я еще раз мысленно разрываю свое же правило «никакого группового секса» на мелкие кусочки и сжигаю. Я знатно повеселюсь, разбираясь, как это все организовать, но уверена, что мое извращенное сознание с этим справится.

– Так, эм… что там с поисками дома? – спрашиваю я, пытаясь сместись фокус своего внимания с фантазий о том, как мы все, голые, трахаемся под кронами деревьев слева от меня, на что-то другое. – Надеюсь, что вы уволили Люси Бартон.

– Да. Она клялась и божилась, что ни слова не сказала старейшинам о том, что мы ищем дом, но это сделал кто-то из ее работников. Сегодня утром мы наняли нового человека, и он уже отправил нам парочку вариантов, – говорит мне Райкер, передавая свой телефон.

Я начинаю изучать объявления о продаже домов, открывшиеся на экране.

– Твоя машина сейчас в сервисе. Сегодня с ней должны закончить. Я прослежу, чтобы ее подогнали к дому Эноха, – говорит мне Сабин с милой улыбочкой, за которой успешно скрывается горячий кастер.

– Я так надеялась, что мне не придется туда возвращаться, – хнычу я, разочарованно роняя подбородок на грудь.

Моим ужимкам вторят вздохи и смешки. Бастьен игриво щелкает меня по носу, и я поднимаю взгляд.

Его ореховые глаза искрятся нежностью, а сдвинутые брови придают серьезность красивому лицу.

– Поверь мне, мы все не хотим тебя отпускать. Но мы еще не купили дом, а возвращаться к Лахлану тебе нельзя, – напоминает Бастьен.

– Мы бы с радостью спрятали тебя у наших семей, но старейшины это предусмотрели. Старейшина Найпан и старейшина Альбрехт обошли все наши родные ковены и со всеми переговорили. Наши семьи в курсе того, что происходит, и не станут помогать или игнорировать наше неповиновение приказам старейшин, – говорит Нокс, указывая на Райкера и Сабина.

Твою мать. Что обо мне и обо всей этой идиотской ситуации подумали их семьи? Я так привыкла, что всем плевать, чем я занимаюсь, что совсем забыла: для ребят все иначе. Сильва был очень расслаблен и снисходителен по отношению к близнецам, но я знаю, что Сабин близок со своей семьей. Я вдруг осознаю, что никогда не спрашивала Райкера и Нокса об их семьях или о ситуации дома. Я жестко лажаю в этих отношениях.

– Я видела Айдина, – внезапно выпаливаю я.

– И чего этот засранец хотел? – возмущается Нокс.

– Извиниться. Снова. Сказал, что они с Эврином ушли из ковена. Это правда?

Они отводят от меня взгляд, и кое-кто потирает виски или затылок. Мне вновь становится дурно из-за того, что я вторглась в их счастливые жизни и разрушила их.

– Извините, – шепчу я.

– Не нужно, Винна: тебе не за что извиняться, – тоном, не терпящим возражений, говорит Вален.

– Ты не виновата. Лахлан, которого мы видели на протяжении последнего месяца, сильно отличается от того кастера, с которым мы росли. Конечно, мы знали, что исчезновение Вона сильно на нем сказалось. Я знаю, что в жизни бы не оправился, если бы потерял Валена, но в том, как он поступает с тобой, нет никакого смысла. Но, судя по всему, никому не удается это до него донести. Хер поймешь, что с ним не так.

Глаза Бастьена полны такой глубокой печали и растерянности, что я обвиваю его руками в надежде, что каким-то образом смогу прогнать эти чувства.

– Думаю, каждый раз, когда он смотрит на меня, он видит только то, что потерял, а не то, что мог бы приобрести. Возможно, из-за того, что я рядом, его раны открываются снова и снова. Не знаю.

Мне становится тошно, когда Бастьен говорит о том, как ужасно для него было бы потерять Валена. Даже представить не могу, насколько это было бы мучительно. Пытаюсь поставить себя на место Лахлана: что бы сделала я? Как бы я себя чувствовала и вела? Хочется верить, что я смогла бы довериться и не быть холодной, но я не могу быть в этом уверена. Стремная ситуация, и, к сожалению, с этим ничего не поделать.

Вален скользит ладонью по моей руке и сплетает наши пальцы.

– Дома сейчас довольно напряженная атмосфера. Когда все вернулись с собрания со старейшинами, случился жуткий скандал. Мы наговорили друг другу много неприятных вещей и теперь просто тихо стараемся друг друга избегать. Айдин и Эврин съехали. Сильва замкнулся в себе, а Лахлан и Киган с новой силой загорелись желанием выяснить, что случилось с Воном и остальными паладинами, – объясняет он.

– Лахлану теперь известно все то же, что известно и нам из того, что рассказал тебе Талон, и он ищет новые потенциальные зацепки. Мы держимся на расстоянии и от него, и от всего этого. Пока мы не найдем что-то более постоянное, обретаемся то у Сабина, то у Нокса и Райкера, – добавляет Бастьен. – Что-нибудь нравится?

Я снова опускаю взгляд на по-прежнему стиснутый в моей руке телефон Райкера с открытыми объявлениями.

– Вот эти два, кажется, неплохие. Тут хорошие гостиные и большие ванны.

Сабин начинает смеяться.

– А еще на что-нибудь ты смотрела?

Я пожимаю плечами.

– На что? У меня запросов меньше, чем у большинства из вас. В вопросах жилья я наименее придирчивая, ребята. Вот этот, с кирпичными стенами и плющом, миленький. Если честно, я просто хочу что-то, где будет безопасно и где мы сможем быть вместе. Я более чем готова уединиться.

Последнюю фразу бормочу себе под нос, но Нокс прыскает со смеху, давая понять, что я была громче, чем думала.

– Что-что, милая Винна? Ты чего-то хочешь, но не получаешь? – со смешком подтрунивает он, незаметно подкрадываясь ко мне. Проводит тыльной стороной костяшек по моей щеке, прикасаясь своей грудью к моей, и я вдруг осознаю каждую частичку моего тела, оказавшегося в столь восхитительной близости к нему.

Медленно облизываю губы, затем невинно распахиваю глаза и, глядя на него, моргаю.

– Да. Секса.

В этот момент Сабин закашливается, а Нокс начинает смеяться пуще прежнего. Бастьен с силой несколько раз постукивает Сабина по плечу, пытаясь спрятать улыбку при виде того, как отреагировал его друг. Я смотрю на Сабина.

– Что? Ты спокойно целуешь меня на глазах у всех остальных, но пугаешься слова «секс»? Капитан, ты ведь понимал, что в какой-то момент это все же произойдет.

Его губы изгибаются в слабой улыбке, прежде чем он успевает ее спрятать. Я быстро стискиваю ладонь Валена и по очереди смотрю на остальных.

– Я не стану ни к чему вас принуждать, если вы сами этого не захотите. Просто с момента, как появились ваши руны, меня, ребята, стало тянуть к вам в тысячу раз сильнее. А еще вы просто нереально горячие. Захлебнуться в слюнях, перестать соображать, – вот настолько горячие.

Они усмехаются, но по мере того как становятся серьезнее мои мысли, улыбка исчезает с моего лица.

– Вы просто невероятные. Вся эта жесть с Лахланом, ламии, смерть Талона… Я никогда ни с кем не чувствовала такой связи, как с вами, ребята. Я готова. Я хочу вас – всех вас. Если вдруг кто-то из вас не захочет так торопиться, я пойму. Просто хотела, чтобы вы знали, что об этом думаю я.

Ладонь Валена выскальзывает из моих пальцев, и в следующую секунду я уже свешиваюсь с чьего-то плеча.

– Нокс, что ты делаешь? – кричит нам вслед Вален.

– А что? Она готова. Я готов. Carpe diem [6], мать вашу!

Смеюсь и призывно шлепаю Нокса по заднице.

– Нокс, верни нам нашу женщину. Дождись дома и нормальной кровати.

Упираюсь рукой в районе поясницы Нокса и, приподнявшись, игриво прожигаю Сабина взглядом.

– Капитан, не лезьте не в свое дело! Вперед к деревьям, Нокс: я приметила там мягкую травку.

Нокс усмехается, но затем начинает что-то бурчать себе под нос. Твою ж мать. Кажется, назидания Сабина попали ровно в цель. Проходит еще минута, и он, фыркнув, разворачивается и шагает обратно к ребятам.

– Нокс, трава в другой стороне. – Я указываю пальцем ему за спину и дергаю за футболку, пытаясь управлять им, как управляла Дарси с помощью поводьев.

– Капитан прав: ты заслуживаешь того, чтобы твой первый раз случился в кровати, – нехотя признает Нокс. – Но знай, Киллерша: мы всегда за – в любое время, в любом месте. Поняла?

Сжимаю бедра и сдерживаю стон, пытающийся сорваться с моих губ. Да, черт побери, я определенно в деле!

Глава 10

Подхожу к парадной двери. Дом Эноха кажется недружелюбным и зловещим. Нерешительно тянусь к черной дверной ручке, но в последний момент моя рука падает. Делаю шаг назад и смотрю на дверь, словно мой пристальный взгляд изменит то, что находится по ту сторону. До меня доносится шорох тихих шагов за дверью, и я удивляюсь тому, что кто-то не спит так поздно ночью.

Я специально не возвращалась как можно дольше, чтобы избежать встречи со всеми, кто мог бы меня дожидаться. С того самого момента, когда Райкер повернул машину в этом направлении, в моей голове прокручивались образы того, как на меня накинутся старейшины и скуют мою магию, стоит мне только вновь ступить за порог этого дома.

Огромная дверь тихо открывается, являя взору Эноха. Мне не удается распознать, что написано у него на лице. Он молча пропускает меня внутрь. Наши глаза встречаются, и я замечаю в его взгляде облегчение и досаду. Он смотрит на мою шею, и его взгляд смягчается, но эта мягкость пропадает, стоит ему заметить красные огни машины Райкера, исчезающие за воротами.

Окружающий нас воздух пропитан тревогой, и одной части меня плохо от осознания, что я стала этому причиной, в то время как второй наплевать. Мы будто бы целую вечность молча смотрим друг на друга, затем я делаю шаг вперед и прохожу мимо Эноха. Я иду до тех пор, пока не натыкаюсь на остальных ребят из ковена, сидящих в гостиной. Не сомневаюсь, что они ждали меня. Черт. Плакал мой план незаметно пробраться внутрь и пытаться избегать всех до тех пор, пока я не свалю отсюда.

Замечаю сидящего в кресле Сурка. Он в сознании и без следов ранений. Пытаюсь прочитать по нему, как он относится ко мне, моему возвращению и тому факту, что сегодня я почти положила конец его существованию. Его лицо лишено каких-либо эмоций, но глаза загораются какой-то неопознаваемой эмоцией, когда он пробегается взглядом по моему телу с головы до ног и обратно. Я стою, ожидая, что кто-то нарушит тишину. Энох огибает меня, проходит в гостиную и занимает свое место на диване.

– Ты в порядке? – спрашивает Нэш, рассматривая мою шею в поисках ранений.

– Райкер исцелил меня.

Бэкет фыркает и трясет головой.

– Мы так и подумали, что ты сбежала к ним.

Мне жутко хочется спросить, что случилось со старейшинами после того, как я ушла, но я прикусываю язык и проглатываю все свои вопросы.

– Кастер Сойер, старейшина Балфур и паладин Эндер в порядке, если вдруг тебе было интересно, – говорит Сурок, и его руки сжимаются, когда он хватается за подлокотники своего кресла.

– Не было, – отвечаю я, и мое тело автоматически напрягается, отзеркаливая настроение Сурка.

Мне не удается прочитать, что именно, но я чувствую, что ему до жути хочется что-то сейчас сделать. Моя магия потихоньку начинает растекаться из груди к конечностям, реагируя на потенциальную угрозу. Фокусируюсь на Сурке, отмечая каждое подергивание и напряжение его тела и лица.

– Что ж, сегодня произошел трындец эпического масштаба, – возвещает Каллан.

По комнате проносятся смешки, и на лице Сурка медленно растягивается улыбка. Он смотрит на Каллана, проигрывая в наши с ним гляделки, и это позволяет мне немного расслабиться.

– Паладин Эндер отлично умеет подбирать слова, правда? – признаёт Нэш, весело улыбаясь, но от меня не ускользает тот факт, что в глазах у него никакого очевидного веселья нет. – Это точная цитата того, что он сказал, когда все перестали ругаться после твоего побега. Это и… что еще там было, Сурок?

Все поворачиваются к Сурку. Тот закатывает глаза и усмехается.

– Кажется, там было что-то вроде: «Так держать – взбесили сильнейшего кастера последних столетий».

Не знаю, чего мне хочется: засмеяться над словами паладина Эндера или недовольно застонать. Приятно знать, что он вступился за меня, но я уверена, что в глазах старейшин это будет воспринято не слишком хорошо. С другой стороны, я и сама отлично поспособствовала тому, чтобы уверить их: мое существование представляет из себя угрозу, как и думал Лахлан. Сомневаюсь, что аргумент «они первые начали» будет иметь для них какую-то силу, вне зависимости от того, насколько это правда.

– Как бы там ни было, старейшины глубоко сожалеют о том, что все закончилось именно так. Кастер Сойер был крайне удручен тем, что ты больше не хочешь с ним работать, – сообщает Энох.

Я прыскаю со смеху в ответ на эти слова и прищуриваюсь.

– Ты думаешь, мне есть до этого дело? Они сожалеют? О чем именно? Сожалеют, что позволили кому-то, кого сами привели, напасть на меня? О том, что их поймали на лжи? Или о том, что теперь не осталось ни единого шанса, что я буду делать то, что они хотят, сейчас или когда-либо в будущем?

– Винна, все не так, – настаивает Бэкет. – Они правда пытаются сделать так, как будет для тебя лучше.

– Спасибо за вашу агитку, упс, то есть мнение. И как же это все «лучше для меня»? – Я широко раскидываю руки, как будто хочу обвести парней из ковена, их дом и весь мир в целом. – Мне угрожали, приказывали, на меня нападали и меня перекидывали из одного места в другое, и все это – не спросив моего мнения и не поинтересовавшись моим желанием. Поступить так, как будет для меня лучше, даже второстепенной задачей не являлось.

– Кто тебе угрожал? – спрашивает Энох, придвигаясь к краю своего кресла, словно готовый принять меры против любого, чье имя я назову.

– Для начала Лахлан. Сказал, что, если я не приеду сюда добровольно, старейшины скуют мою магию и заставят меня кооперировать.

Энох усмехается и с отвращением качает головой.

– Не зазнавайся, Энох, – говорю я. – Твой отец и остальные старейшины лишили меня права решать самостоятельно – точно так же, как и Лахлан.

Бэкет открывает рот, чтобы поспорить, но я перебиваю его.

– Неужели вы все собираетесь делать вид, что сегодня на меня напали без одобрения старейшин? Как вы вообще после этого можете по-прежнему верить, что «кастеры заботятся о женщинах больше, чем о чем-либо еще»? Ничего из того, что я до сих пор видела, не убедило меня в том, что женщины для вас – это нечто большее, чем просто гребаный товар, который можно продать, обналичить и уничтожить, когда это станет удобно.

Я в отвращении трясу головой. Эти парни занимают властные позиции в этом городе из-за своих отцов и родственных связей. Как они могут не видеть правды? По выражению их лиц я понимаю, что они по-прежнему искренне верят в то, что у старейшин исключительно благородные побуждения и цели. Мой взгляд прыгает с одного на другого.

– Они позволили наставнику начать меня душить.

Вздрагиваю от этого воспоминания, и мне требуется мгновение, чтобы взять себя в руки.

– Я видела, что вы пытались прорваться через барьер, чтобы добраться до меня. Но видел ли кто-нибудь из вас, чем в этот момент занимались старейшины?

– Они спорили о том, как стоит поступить, – произносит Сурок.

– Спорили. Но кто из них пошевелил хотя бы пальцем, чтобы положить этому конец?

Сурок отводит взгляд от моих глаз.

– Кто возвел барьер? Кастер Сойер или кто-то из них? Родились ли в ваших головах вопросы, попытались ли вы собрать воедино кусочки пазла, или для вас это нормально – молча глотать всю ту хрень, которой они вас пичкают, а затем просить добавки?

Бэкет усмехается.

– Если мой отец сказал, что поступок кастера Сойера был единственным способом убедиться в твоих способностях, то я ему верю. Я в курсе, что у тебя проблемы с дядей, но это не значит, что все кастеры такие же, как он. Ты можешь довериться старейшинам; ты можешь довериться нам.

– Так же, как доверились вам оборотни, – тогда, на скалах, пока вы просто стояли рядом и наблюдали за тем, как над ними издеваются ваши друзья?

– Мы не можем следить за всеми вокруг. У оборотней свои правила и порядки. Мы не можем вмешиваться в то, во что должны были вмешаться их сородичи, – говорит Каллан.

– Я думала, вы – паладины-новобранцы? Разве это не ваша задача – за всеми следить и всех защищать, или это относится только к вашему собственному виду?

Бэкет придвигается к краю своего кресла, и черты его лица окрашиваются раздражением.

– Мы пока еще не паладины, и у нас нет полной свободы действий. Мы следуем правилам, как и все остальные! Ну, видимо, за исключением тебя, поскольку в тебе, судя по всему, нет ни верности, ни уважения к кому-либо.

Я сжимаю кулаки и сдерживаюсь, чтобы не попасться на его уловку.

– Я проявляю уважение там, где оно заслужено.

– Тогда тебе стоит дать людям шанс его заслужить, а не списывать их со счетов при первой же возможности. Мне жаль, что тебя ранили. Всем остальным было от этого не менее плохо. Дай им шанс доказать, что они заботятся о тебе. Что они, быть может, действительно знают, как будет лучше.

Я прищуриваюсь, глядя на Бэкета. Как он может думать, что старейшины или кто-либо еще знают, что для меня будет лучше, если они совсем не знают меня?

– Так убили мою младшую сестру, – говорю я ему ровным, лишенным эмоций голосом.

Бэкет уже был готов возразить, но после моих слов эта воинственность, словно через решето, утекает из него буквально на глазах.

– Ей было тринадцать, когда какая-то мразь сомкнула руки на ее шее и лишила ее жизни. Стоит ли мне прислать старейшинам и кастеру Сойеру благодарственное письмо за то, что благодаря им я теперь смогла четко понять, что чувствовала Лайкен перед смертью? – Я мотаю головой и отвожу взгляд от Бэкета и остальных, фокусируясь на всем сразу и ни на чем конкретном в темноте за окном. – Ну да ладно, я так полагаю, все, что было, было к лучшему, правда? Мне просто следует научиться доверять людям, которые ничего обо мне не знают, и позволить им принимать за меня решения.

Никто ничего не отвечает. Разворачиваюсь и выхожу из комнаты в коридор. Мои риторические вопросы остаются неловко витать в воздухе гостиной. Я слишком устала, чтобы пытаться продолжить этот бессмысленный разговор. Запираюсь в отведенной мне комнате, стягиваю штаны и забираюсь на кровать. Там на меня, словно вор, набрасывается сон, уводя за собой из тяжелых тревожных мыслей и воспоминаний.

Глава 11

В голове ощущается тяжесть, и я со стоном касаюсь висков. Прохладный воздух обдает меня затхлым запахом плесени. Я открываю глаза и замираю. Я нахожусь в том же самом погребе, из которого недавно сбежала. Какого черта происходит? Призываю метательные ножи, но в моих конечностях не чувствуется знакомого тепла и течения магии. Я пробую снова. Ничего. Тянусь к всегда существовавшему во мне светлому месту, пытаясь понять, почему магия не отвечает на мой зов, но в моей груди словно рассыпается пеплом умирающая звезда.

Мною пытается завладеть паника, но я борюсь за право власти.

– Маленькая воительница…

Моего уха касается голос Талона, и я замираю. Закрываю глаза, пытаясь заглушить боль, зарождающуюся внутри. Несмотря на все мои усилия сдержаться, из груди вырывается всхлип.

– Маленькая воительница, что ты здесь делаешь? Я ведь говорил, это небезопасно.

Голос перекатывается из одной стороны на другую, и я судорожно ищу Талона за спиной. В попытке ухватить его взглядом верчу головой, и текущие по моим щекам слезы взметаются в воздух. Талон – как вспышка, которая не задерживается надолго, чтобы я смогла разглядеть его лицо. Увидеть его.

Я злобно рычу и пытаюсь вырваться из оков.

Отчаяние сокрушает меня, и я теряю контроль. Я мечусь и кричу. Мне все равно, что я должна спасаться. Я должна увидеть его. Эта нужда бурлит в моих венах, не давая сосредоточиться ни на чем, кроме того, что мне нужно увидеть лицо Талона. Но что бы я ни делала, все безуспешно. Сколько бы я ни молила, Талон не задерживается на месте настолько, чтобы я успела убедиться, что с ним все в порядке.

Потихоньку силы оставляют меня, и в конце концов мой подбородок беспомощно падает на грудь. Я сотрясаюсь от рыданий, сокрушающих мое тело, я задыхаюсь, пытаясь совладать с чувством безысходности и наполнить легкие воздухом.

– Не плачь, Винна, – говорит тонкий мелодичный голос. Голос, которого я не слышала уже почти восемь лет. Лайкен? От этой мысли каждая клеточка моей кожи покрывается мурашками.

– Лайкен? – спрашиваю я вслух дрожащим голосом.

– Винна, тебе нельзя плакать. Винна? Винна, ты меня слышишь?

С каждым вопросом, не получившим ответа, паника в ее хрупком голосе нарастает все больше.

– Лайкен! Где ты? – беспомощно выкрикиваю я.

У меня не получается вырваться из этих оков. Я не вижу ничего, кроме серых бетонных стен комнаты. Я ничего не могу сделать. Почему, мать твою, я ничего не могу сделать?

– Винна, тебе нельзя плакать. Тебе нужно бежать. Ты слышишь меня? Беги!

Крик Лайкен, от которого стынет кровь, эхом отдается в моих ушах, когда я вскакиваю с кровати. Врезаюсь в угол и прижимаюсь спиной к самому стыку стен. Мое внезапное движение пугает того, кто только что склонялся надо мной, и этот кто-то теперь не сводит с меня взгляда. В моих ладонях появляется шар пурпурной магии еще до того, как я успеваю понять, что шар этот сотворила я. Мягкое сияние розового цвета освещает обеспокоенное лицо Эноха.

Мое внимание обращается к дверному проему, где собрались остальные члены его ковена плюс Сурок; все они уставшие и одинаково озабоченные.

– Ты в порядке? – спрашивает Энох.

Я в растерянности смотрю на него.

– Было похоже, что тебе больно. Мы зашли проверить, как ты, но у меня не получилось тебя разбудить. Ты кричала и плакала. – Энох указывает на мое лицо, и я вытираю следы слез. – Что случилось, Винна?

Я пытаюсь осмыслить его слова. Из-за тяжелого дыхания и громкого сердцебиения мне не удается сосредоточиться ни на чем, кроме бегущего по венам адреналина. Осматриваю комнату, не в силах перестать искать Талона и Лайкен, хотя уже и начинаю понимать, что все это было не по-настоящему. Это был сон, осознаю я, когда последняя капля сонного смятения покидает мое тело.

– Наверное, мне приснился кошмар, – хрипло отвечаю я, и мой голос звучит глубже обычного.

Я не очень понимаю, что мне с этим делать и что думать. Раньше мне никогда не снились кошмары, даже когда я была младше и жила вместе с обожающей пытки Бет. Сон всегда был для меня безопасным местом. Всегда спасением.

Каллан нерешительно заходит в комнату.

– Хочешь поговорить об этом?

Он прислоняется к стене рядом с изголовьем кровати, упираясь руками в штукатурку.

– Зачем? – спрашиваю я, и мой голос весь пронизан подозрением.

– Иногда это помогает справиться с тревогой, – говорит Нэш. Он следом за Калланом проходит в комнату, прислоняется к стене напротив меня и скрещивая на груди руки. – Когда мне снились кошмары, мне всегда помогало.

Меня удивляет его признание.

– О чем они были? – шепотом выпаливаю я и тут же понимаю, насколько неправильно звучит этот вопрос, но я уже задала его, да и Нэш, кажется, не против.

– Мои родители умерли, когда мне было десять. Долгое время мои кошмары были об этом – о них. Когда я вырос, они почти закончились, и так продолжалось долгое время, но неделю назад все изменилось.

– Почему они вернулись? Из-за ламий? – спрашиваю я, не в силах остановиться.

Нэш качает головой, вскидывая темные волосы, и его ледяные синие глаза устремляются на меня.

– Нет. Из-за тебя. Точнее, из-за того, как ты рыдала над своим умершим другом. Отголоски твоих рыданий преследуют меня все эти дни. Я не могу ни забыть этот душераздирающий звук, ни избавиться от чувства глубокой разбитости каждый раз, когда слышу его в своих кошмарах.

Я отвожу взгляд от пристальных глаз Нэша, не зная, что мне сказать.

– Да, я думал, что больше всего мне запомнятся многочисленные убийства, но когда я думаю о случившемся, то вспоминаю о двух вещах. О том, что я почувствовал, когда проснулся в том погребе, привязанным к стулу, и о том, что случилось тогда во внедорожнике, – мягко признается Каллан.

Поднимаю взгляд на Каллана, когда его голос затихает, но он смотрит в пол.

– Когда я закрываю ночью глаза, то вижу пепел и кровь… и тебя, свернувшуюся в маленький клубок, – говорит Энох, не сводя с меня обеспокоенного взгляда.

Шар в моих руках исчезает, и в комнате наступает тишина. Прозвучавшие признания впитывают в себя тяжесть и боль воспоминаний, которые хранят, даже если не хочется.

– Во сне я была привязана к стулу в том же самом погребе, – монотонно произношу я, смотря на руны на своих ладонях. – Но я не могла освободиться. Со мной говорил Талон. Он предупреждал меня. Но я никак не могла его увидеть, как бы ни пыталась. А затем появилась Лайкен.

Я потираю грудь, чувствуя, как внутри начинает болеть.

– Я не смогла до нее добраться. Она кричала и говорила, что мне нужно бежать. Она была в ужасе. – Мой голос затихает и становится шепотом. – И тогда я проснулась.

Мое сердце начинает громко биться, когда я вспоминаю ее голос и звучавший в нем ужас. Оглядываю комнату в поисках кедровой коробочки – мне необходима ее поддержка, – но быстро вспоминаю, что коробочка не здесь. Она у Сабина.

Не знаю, зачем я рассказываю им, что произошло. Возможно, потому что Нэш поделился своими воспоминаниями и я почувствовала, что обязана сделать то же. Или, может быть, потому, что он прав и мне просто нужно выпустить пар, очиститься от эмоций, вызванных этим кошмаром.

– Как ты думаешь, это что-нибудь значит? – спрашивает Бэкет, соскальзывая по косяку до тех пор, пока его зад не встречается с полом из полированного бетона. Он складывает руки на коленях и терпеливо ждет моего ответа.

Я пожимаю плечами. Устало потираю лицо, пытаясь разобраться с тем, что обо всем этом думаю. Здесь небезопасно. Это давящее чувство нарастало и укреплялось все больше и больше с нападения ламий. Но я не могу понять, что именно оно означает. Мне небезопасно в доме Лахлана? Так я чувствовала изначально, но оттуда я уже уехала. Я не чувствую угрозы от Эноха и его ковена; значит ли это, что мне небезопасно находиться в самом Утешении, среди кастеров, или эту тревогу вызывают во мне старейшины?

1 Британский темнокожий певец, выступающий под псевдонимом Seal (наст. имя Генри Олусегун Адеола Сэмюэл, род. 1963). Красная волчанка, перенесенная в детстве, оставила шрамы на его лице, так что внешность у него запоминающаяся. — Здесь и далее примеч. ред.

2 Один из главных персонажей американского телевизионного сериала «Сайнфелд» (1989–1998); роль Костанзы, тоже, кстати, лысого, но еще и толстого, исполнил актер Джейсон Александер.

3 Grand Theft Auto – компьютерная игра.

4 Один из четырех «черепашек-ниндзя».

5 Строчка из песни Мэрилина Мэнсона.

6 Лови мгновение (лат.).

Продолжить чтение