Удивительные изобретения

Видимость нулевая

Со мной случается всякое. Я только что водрузил свои ноги в туфлях двенадцатого размера на поверхность письменного стола, уставленного сигаретами, откинулся на спинку кресла-качалки и устроился так, чтобы сорок раз спокойно подремать в «Таймс-Стар», когда беда, замаскированная под Джо Малдуна, вторглась в мое уединение.

– Сэм, – засуетился демон-оператор нашей ежедневной рубрики «Новости и скандалы», – кое-что здесь этим утром.

– Слушай, приятель, – ответил я, – давай поиграем. Ты притворишься, что ты мастер по чистке волос, а я прикинусь домохозяйкой. Ты выйдешь, постучишь в дверь и скажешь, что меня нет дома. Конечно, что-то происходит по всему миру, так рождается наша статистика.

– Не такие странные вещи как эти. – Раздраженно настаивал Малдун. – В лифте мне наступили на ногу, но я был там совсем один. Кто-то спросил Боба Браньяна, где находится офис редактора, и когда он поднял глаза, то никого не увидел. Я видел, как газета сама по себе поднялась и перевернула пару страниц…

– Бром, – сказал я ему, – и стакан томатного сока. Это то, что тебе нужно. Тебе не следует пить эту гадость, сынок. Скоро ты увидишь фиолетовых кенгуру. Что это?

Раздался робкий, прерывистый стук в мою дверь и она нерешительно открылась на несколько дюймов, поколебалась, словно не зная, открывать или закрывать, затем снова закрылась. Я вопросительно посмотрел на Малдуна. Он покачал головой.

– Видишь о чем я? Ну и дела!

Я подошел к двери, распахнул ее, никого не было видно. Городская комната была пуста, как кошелек школьной учительницы. Я снова сердито хлопнул дверью и сказал:

– Послушай, Малдун, если это, по-твоему, смешно…

– Я не шучу, мистер Гордон, – произнес нежный голосок почти у моего уха. – О, вовсе нет! Это все очень, очень серьезно!

Я резко обернулся:

– Кто сказал это?!

Джо Малдун обессиленно рухнул в мое кресло.

– Не я! – прохрипел он. – Не смотри на меня. Я тоже это слышал. Но я этого не говорил.

– Все верно, – произнес тихий голос у меня за плечом, – это говорил не ваш друг, мистер Гордон. Это был я.

На этот раз, развернувшись, я ухватился за что-то, на мгновение мои пальцы соприкоснулись, но, как мне показалось, не сразу. Затем ощущение исчезло, и я уже сжимал в руке горсть воздуха, а голос с упреком пропищал:

– О, ну в самом деле! Как вы думаете, мистер Гордон, это было приятно?

"Джо Темнистый, увядший, как лист вчерашнего салата, это он наложил гипнотические чары на наши умы, ослепил нас…

– Чушь, – огрызнулся наш невидимый гость, – Я доктор Уиллоуби Ти-Смерк, профессор абстрактной математики Восточного университета. Я пришел сюда исключительно для того, чтобы предложить вам практическую демонстрацию моего последнего открытия, долгожданного феномена невидимости.

– Неви.. – выдохнул я, – неви…

– Очевидно, – огрызнулся невидимый профессор Смерк, – вас смущает, что при разговоре возникает оптическая иллюзия? Вот! Наденьте это!"

Передо мной, словно из ниоткуда, появились очки, выглядевшие вполне заурядно. В изумлении я нацепил их и в тот же миг уставился на плотную фигуру моего визитера.

Он был странным коротышкой. Ростом чуть больше пяти футов четырех дюймов, бесцветный, невзрачный человечек со светлыми глазами и пучками волос соломенного цвета, обрамлявшими лысину по центру, как пушистые горы над пустыней. Но будьте осторожны! Вы в жизни не видели такого непоседу! Его длинные тонкие руки и крошечные ступни постоянно находились в движении; он переминался с ноги на ногу, как белая кошка на раскаленных углях. Его руки вечно раздраженно теребили лацканы пиджака, ерошили копну волос, метались от кармана к карману, как встревоженные колибри.

Я снял очки, и тотчас доктор Смерк исчез. Все, что я мог видеть, – это большой кусок пустоты посреди комнаты.

Джо уставился на меня, его глаза выпучились:

– Ты… ты видел его, Сэм? – хрипло прошептал он. Я кивнул и протянул ему очки.

Пока он поправлял их на носу, я обратился к доктору:

– Я не понимаю, сэр, и не буду притворяться, что понимаю. Но вы же невидимка. Как вам это удалось?

Какое выражение отразилось на лице маленького человечка, я бы не понял, поскольку Джо был в очках, но в его голосе звучали мольба и удовлетворение, когда он отвечал.

– Поглощение, конечно! Поглощение всех световых волн. Вы, естественно, понимаете, что объекты видны благодаря их цвету, который, в свою очередь, является результатом отражения света? Например, когда вы видите желтый лист, какого цвета этот лист?

– Почему… почему, желтый, – пробормотал я.

– О, нет! Совсем наоборот! Он любого цвета, кроме желтого! Лист, благодаря некоему фотокинетическому свойству, присущему его природе, впитывает синие, красные, фиалковые оттенки, все падающие на него световые волны, за исключением тех, которые вызывают цвет, известный нам как «желтый».

Этот желтый цвет отталкивается, не впитывается, не отражается в нас – и мы воспринимаем его как естественный цвет листьев. Как вы можете ясно видеть, поэт сказал больше правды, чем сам понимал, когда писал: «Вещи, на самом деле, не такие, какими кажутся.

Джо снял очки, чтобы вытереть лоб, с минуту недоверчиво смотрел в пространство для разговоров и надел их снова:

– Вы хотите сказать, какого бы цвета ни была вещь, это не так?

– В научном смысле, да! – кивнул доктор Смерк, – С этой отправной точки я и начал свои эксперименты. Не буду утомлять вас рассказом о годах моего упорного труда. Вы также не смогли бы понять логическую цепочку, от которой зависели мои усилия.

Должен сказать, что несколько дней назад мой труд был вознагражден. У меня получилось создать химическое соединение, смесь в виде порошка, – которое делает невидимым для человеческого глаза все, на что оно было нанесено. Таким образом, я и моя одежда, обработанные этим раствором, не видны окружающим.

Я облизнул губы, которым требовалось больше влаги, чем мог обеспечить мой язык и спросил:

– Но зачем вы пришли сюда, профессор?

– Это ведь офис газетной редакции, не так ли? Определенно это открытие заинтересует ваших читателей.

– Это бы поразило их! Эта новость на миллион баксов, плюс налог с продаж. Но вы ничего не забыли, док? В этой стране идет война. И это ваше изобретение представляет собой оружие, за обладание которым каждая нация на земле отдала бы все свои договоры! Я думаю, что подходящим местом для демонстрации вашего призрачного образа будет официальная резиденция Дяди Сэма в Вашингтоне, округа Колумбия.

В ответ я услышал задумчивый вздох, печальный и призрачный:

– Я уже был в Вашингтоне, мистер Гордон. – Я не смог обратить на себя внимание хоть кого-нибудь. Боюсь, что я недостаточно напорист… В любом случае, я не смог разъяснить слушателям природу моего открытия. Будучи абсолютно невидимым, я не смог поймать чьего-либо внимания. Сначала они подумали, что я говорю по громкой связи. Когда я обратился к ним лично, меня перевели из Военного министерства в Патентное бюро, из Патентного бюро в Федеральное управление связи, а оттуда…

– Что ж, даже в мирное время вам нужна газонокосилка, чтобы пробиться сквозь толпу вашингтонских бюрократов. Но мы должны как-то убедить их, док. – Сказал я. – Это слишком серьезное дело – О, привет, босс!

Мой шеф, городской редактор "старого доброго «Таймс-Стар» ввалился в комнату с хмурым выражением лица, которое выглядело так, словно его он с ним родился. Теперь он смотрел на меня так, как Джо Луис смотрит на очередного бездельника месяца.

– Ну, Гордон! – прохрипел он, – Что с тобой? Опять обчистил все местные пивные? С кем ты разговариваешь?

– Слушай, босс, – сказал я, – это может звучать ужасно… Доктор Смерк здесь…

– Доктор кто? Где? – Он уставился на комнату, затем свирепо посмотрел на меня. – Значит я был прав? Что ж, похмелье это или нет, но у нас газета и у нас есть работа. Я хочу, чтобы вы с Малдуном отправились в Вестчестер. Там сегодня днем намечаются важные события. Армия демонстрирует какое-то новое устройство для обороны, и…

– Кто, я? Минуточку! Я всего лишь помощник главного редактора этой газетенки!

Огромное Каменное Сердце пронзило меня своим свирепым взглядом:

– В каком смысле?! – требовательно спросил он.

– В том смысле, – взвизгнул я, – что вы не можете направить меня на эту работу. Мало того, что мне каждую неделю недоплачивают за мою обычную работу, так я еще должен помогать полевым журналистам. Я не репортер, я…

– Ты пропал, – сообщил босс, – если не приступишь к выполнению этого задания, и как можно скорее! Я взял от тебя все, что мог, Гордон. У нас не хватает рабочих рук, дорогой. И сейчас самое время всем добрым людям прийти на помощь своей газете, иначе! Вот! – Он достал из кармана клочок бумаги и швырнул его в мою сторону.– Этот пропуск позволит вам с Малдуном попасть в Форт Слокум. Узнайте всю подноготную этой новой штуковины, что бы это ни было. И разыграйте ее по-крупному. Общественность просто сходит с ума от более масштабных и качественных новостей о войне.

Мне это совсем не понравилось, я уже приготовился подставить шею под удар топора, когда тихий шепот у моего уха заставил меня замолчать: «Мистер Гордон, вы сказали, что поможете мне. Возможно, это тот шанс, которого мы так долго ждали».

И я заткнулся, как новобранец. Конечно, маленький человечек был прав. Если бы мы могли позволить ему продемонстрировать свое открытие настоящим, практичным, трезвомыслящим армейским офицерам из штаба, а не тупоголовым теоретикам, из этого могло бы что-то получиться. И все же я не был уверен, как долго продлится невидимость доктора Смерка. Лучше всего, было бы подготовиться.

– Что ж, хорошо, шеф. – сказал я. – Но у меня есть друг, доктор Смерк, который хотел бы поехать с нами. Не могли бы вы оформить пропуск на троих вместо двух?

Босс с отвращением посмотрел на меня:

– Я не могу! Это все очень важно, Гордон, и ты больше не сможешь выманивать пропуска для своих чокнутых приятелей. Этот пропуск дает право на двоих, и только двое из вас смогут попасть в Форт Слокум сегодня днем!

Джо Малдун, ухмыляясь, как горгулья, молча снял с Доктора очки.

– Вы бы не хотели, – с интересом спросил он, – написать об этом книгу, шеф?

Что ж, босс был прав в одном. Вечеринка в Форт-Слокуме в тот день была грандиозной. На самом деле, они так тщательно скрывали все происходящее, что ворота были набиты газетчиками, как рождественская индейка, и у всех на лицах застыло выражение растерянного отчаяния.

Мы начали проталкиваться сквозь толпу, и я наткнулся на Банни О'Дула, одного из самых проницательных газетчиков, которые когда-либо вели репортажи. Банни бросил на меня взгляд, от которого и масло скисло бы.

–  Привет, Сэм. Ты тоже потратил день впустую?

–  Придешь еще? – Спросил я.

Он обескураженно покачал головой:

– С таким же успехом ты мог бы вернуться в Нью-Йорк с нами. В этом лагере разбиться так же сложно, как на гироплане.

Я одарила его своей высокомерной улыбкой класса А:

– Для некоторых из вас, придурков, возможно. Но у меня есть пропуск.

– Отлично! – фыркнул Банни. – А ты думал, чем остальные пытались пробиться внутрь: старыми знакомыми корешками от чеков? Пропусков здесь пруд пруди, приятель? В этой толпе их столько, что можно стену оклеить. И это все, на что они годятся.

Я понял, что он имел в виду. Все собрались у ворот, никто не мог пройти. Я заметил человека из "Лайф" и Боба Дауни из "Геральд Трибюн", ребят из СИН, НАНА, АП – всех крупных синдикатов.

Там были радисты из всех крупных сетей, загруженные до отказа пакетными передатчиками, но они тоже не смогли подключиться. Дело выглядело безнадежным

Тем не менее, мы не могли вернуться, не попробовав, поэтому я протолкался к часовому и протянул ему свой листок бумаги. Он покачал головой:

– Извини, друг, сегодня этот билет недействителен.

– Вы хотите сказать, – спросил я, – что никто не сможет войти?

– Во всяком случае, без пароля. Это предварительный просмотр. Публичный показ состоится только через пару месяцев, или пока мистер Шикльгрубер не увидит его. У вас ведь нет подходящего слова, не так ли? Что ж, в таком случае…

Его штык протянулся к третьей по счету пуговице моего жилета, и я отступил. Но в тот момент, как я собрался подать сигнал к отступлению, прямо мне в ухо раздался тихий, знакомый шепот: «Помните Перл-Харбор! Мистер Гордон!»

«А? Какое это имеет отношение к… – Затем, когда часовой подозрительно посмотрел на меня, я сообразил, наклонился вперед и передал ему призывный пароль. Охранник внезапно выпрямился и взял винтовку в почтительно подтянутой форме.

– Очень хорошо, сэр! Уж простите мою мою осторожность. Мы должны быть очень осторожны. Вы можете войти.

Малдун выглядел озадаченным: «Что происходит, Сэм? Где, черт возьми, вы взяли пропуск?»

Но тут я заглушил его вопрос громким ревом: «О, да, солдат! Я все понимаю! Спасибо за службу!» Затем, когда мы проходили через ворота, провожаемые сердитыми взглядами наших расстроенных коллег: «Отличная работа, Смэрки, старина! А ты, Джо, заткни свой капкан. Док дал нам совет».

Вот так мы и попали в Форт Слокум. Мы добрались до испытательного полигона, где должен был быть представлен новый секретный гаджет. Нам не понадобился гид, мы нашли это место по его блеску. С первого взгляда мы поняли, кто из правительственных гостей присутствовал на этом торжественном мероприятии. Это были высокопоставленные военные, представители братских американских республик. Латиноамериканцы приехали на Манхэттен из Мексики, Аргентины, Бразилии, Перу и Чили – со всей Центральной и Южной Америки, а также с независимых островов.

И что за зрелище они собой представляли, разодетые в боевые наряды! Такого великолепия в одежде не было с тех пор, как Эрл Кэрролл разрабатывал форму для полицейских штата Нью-Джерси. Белые и синие, ярко-зеленые и ультрамариновые мундиры, золотые медали, сверкающие на солнце. Каждый из присутствующих, казалось, был по меньшей мере бригадным генералом. На плечах было больше звезд, чем на «Хеннесси». В этой толпе я чувствовал себя таким же невзрачным, как крапивник в павлиньем саду. Из всего собравшегося только один человек, кроме нас, был одет в гражданскую одежду, – официальный переводчик. Через него представитель армии Соединенных Штатов обратился к собравшимся.

Это было довольно утомительное занятие. Все приходилось излагать бегло на трех языках – английском, испанском и португальском. Но, чтобы закончить длинную историю, армейский офицер по снабжению рассказал им следующее:

Они были приглашены, чтобы присутствовать при испытании нового вещества под названием «Пиродин». Это было самое разрушительное взрывчатое вещество, открытое на сегодняшний день наукой. Соединенные Штаты были намерены хранить его формулу в секрете, но все присутствующие были уверены, что при необходимости поставки будут немедленно налажены всем друзьям и союзникам в Западном полушарии.

Затем оратор сорвал крышку с небольшой подставки рядом с собой, и в крошечном, плотно набитом контейнере оказалось около дюжины пузырьков размером с пробирку, наполненных серовато-голубым порошком. По его словам, в этих пузырьках содержался «Пиродин», чтобы продемонстрировать его эффективность по сравнению с тротилом.

Двое вспотевших солдат выволокли ящик с тринитротолуолом в центр расчищенного испытательного полигона. Там он и был взорван. Взрыв, конечно же, был оглушительным. Земля взметнулась вверх, и все с серьезным видом кивнули. Доктор Смерк нервно прошептал мне на ухо: «О боже, разве это не ужасно, мистер Гордон?»

Но я с большим интересом наблюдал за вторым актом этой драмы, пока, по команде офицера армии США, один из солдат осторожно выносил на поле боя единственный контейнер с новым составом. Затем нас всех попросили отойти на расстояние, более чем в два раза большее, чем мы находились до этого. Отобранный снайпер прицелился в дальний пузырек и нажал на спусковой крючок.

Несмотря на то, что нас предупредили, это произошло как удар кувалды. Ужасный взрыв, который с силой выдолбил кратер на лике Матушки-Земли. Грязь, камни, глинистый сланец взметнулись к небу с оглушительным грохотом. Земля задрожала. Я присел и был не единственным свидетелем того, как нырял носом вниз. Оливковые лица изумленно ахнули. Черные глаза уставились на огромную пропасть, разверзшуюся перед нами.

И тут начался настоящий бедлам. Ребята с южной границы увидели и были покорены. Латиноамериканцы – народ эмоциональный и от волнения они разразились многословной речью. Сквозь клубы пыли, все еще окутывавшие нас, они бросились к армейскому офицеру, пожали ему руку, хлопали по плечу, обнимали его, оживленно жестикулируя. Это был настоящий праздник любви в духе солидарности всего земного полушария. Малдун, наконец-то оказавшийся в своей стихии, радостно фотографировал для завтрашней первой полосы. А затем…

И тут чья-то невидимая рука тревожно дернула меня за рукав и доктор Смерк пропищал:

– Мистер Гордон! Я…

– Отстаньте! – рявкнул я на него. – Оставьте меня в покое, Смерк! Это потрясающе! Я позабочусь о вас позже, а сейчас я должен поговорить с этим офицером.

– Но, мистер Гордон…, это важно! Я видел…

– Конечно-конечно, – раздраженно сказал я ему, – вы видели этот фейерверк?! Пожалуйста, уйдите куда-нибудь и скройте на минутку свою невидимую голову.

Маленькая, напряженная, невидимая рука повернула меня и пронзительный голос с явным раздражением выкрикнул:

– Мистер Гордон! Вы должны меня выслушать! Это ужасно. Только что в суматохе шпион враждебной державы украл один из флаконов с пиродином!

– Ладно, – сказал я. – Хорошо. Это очень мило, не так ли? А теперь идите…

И тут меня осенило! Я выпучила глаза, как леди-котелок в брюках. – Что?! Вы сказали, кто-то украл?

– Тише, мистер Гордон! – Нервно предупредил Смерк. – Будьте осторожны! Вас могут услышать!

– Черт возьми! – внезапно воскликнул Джо Малдун. – Будь проклята моя неуклюжесть. Посмотри, что я только что сделал, Сэм.

– Позже! – Воскликнул я, схватил Смерка за плечо и чудом удержал его. Потом я лихорадочно оттолкнул его в сторону и сказал:

– А теперь повторите это еще раз, в односложных словах. И побыстрее!

– Конечно, мистер Гордон, – послушно пробормотал маленький человечек, – я… я просто случайно его увидел. Один из этих людей не тот, за кого себя выдает. Он мошенник, шпион! Он пришел сюда сегодня, чтобы узнать, что это за новое американское оружие, и он воспользовался суматохой, чтобы украсть пузырек с Пиродином.

Я ахнул:

– Боже мой! Интересно, знают ли об этом аплодирующие?

Очевидно, узнали. Среди американских штабных офицеров царило невероятное волнение. Лейтенант подбежал к офицеру, окруженному иностранцами, и что-то прошептал ему. Загорелое лицо генерала побледнело. Он быстро пробормотал извинения и поспешил присоединиться к своим коллегам.

– Превосходные огневые шары, вот это история! Док, вы видели того парня? Кто это был?

Он не ответил. Мой ответ пришел из менее приятного источника. Рядом со мной появились люди в форме, и один из солдат потребовал:

– Вы, мистер, что вы здесь делаете? Пройдемте со мной. Генерал хочет вас видеть! И вы тоже! – Последнее было обращено к сильно напуганному Малдуну. Само собой разумеется, мы пошли.

Следующие несколько минут были определенно невеселыми. Нас с Джо отвели в палатку, расположенную вне пределов слышимости приглашенных гостей. Нас довольно сурово спросили о том, кто мы такие, что мы здесь делали и, самое главное, как нас впустили.

Наши ответы, должно быть, прозвучали довольно вяло, но звонок в офис Таймс-Стар, по крайней мере, подтвердил наш рассказ. А потом началось самое неприятное. Нас схватила пара хаски в форме цвета хаки и тщательно обыскали. Только когда они убедились, что пропавшего пиродина при нас не было, нас отпустили. Но меч военного гнева все еще висел над нашими головами и командир сказал:

– Очевидно, джентльмены, вы не виновны в преступлении, которое мы расследуем. Но вы совершили серьезное правонарушение, проникнув на государственную собственность под надуманным предлогом, и предстанете перед военным судом. Уведите их, сержант!"

И тут я взмолился:

– Минутку, генерал! Я признаю, что мы не имели права приходить сюда, но у нас была причина, и очень веская. И клянусь вам, мы не имеем никакого отношения к краже Пиродина.

– Тааак! – Глаза коменданта свирепо сверкнули. – Вы знали, что был украден пузырек с пиридином!

– Я не знал, – отрицал я. – Он знал!

– Он? Кто такой "он"?

– Доктор Смерк. Док, – взмолился я, – Скажите громче, приятель! Ради всего святого! – Ответа не последовало. Но меня осенила внезапная мысль. Маленький человечек должен быть где-то поблизости. – Джо, очки! – Крикнул я. – Дай их мне, быстро!

Малдун выглядел как несчастный случай, который только и ждет, когда что-нибудь случится. – Это-то я и пытался тебе сказать, Сэм, – дрожащим голосом произнес он. Очки разбились во время взрыва!

– Очки? Доктор Смерк? – Замешательство генерала внезапно покинуло его. – Я не понимаю вашей чепухи, сэр и даже не буду пытаться! Давайте больше не будем об этом…

Но я его не слушал. Потому что в последний момент к нему вернулся тот тихий голос, к которому я тщетно взывал. Доктор Смерк быстро нашептывал мне на ухо вопросы. Первый из них я передал генералу.

"Простите, сэр, но нельзя ли задержать каждого из ваших посетителей по отдельности, обыскать каждого, прежде чем у виновного появится шанс избавиться от пиродина?"

Генерал уставился на меня как на сумасшедшего.

– Это абсолютно невозможно, мистер Гордон! Боже, неужели вы не понимаете, что эти джентльмены – гости нашего правительства? Мы были главным выразителем солидарности Западного полушария. Если бы мы нарушили нашу политику "добрососедства" в этот трудный час, последствия пошатнули бы саму структуру, на которой основаны наши международные отношения! – Более того, – он мрачно покачал головой, – если мы попытаемся применить насилие к преступнику, он может принести себя в жертву за наш счет, – бросить взрывчатку на землю и уничтожьте не только нас, но и всех наших гостей. Нет, мистер Гордон, ваше предложение бессмысленно. Я склонен полагать, что вы просто тянете время. Вы и ваш друг—фотограф…

Доктор Смерк продолжал что-то шептать. Я в отчаянии прервал его.

– Генерал, я думаю, что есть выход. У вас есть бомбардировщик на этом поле? Достаточно большой, чтобы вместить всех иностранных гостей?

– Да, а зачем? – сказал генерал, – я не понимаю…

– Тогда, пожалуйста, дайте нам шанс оправдать себя? – взмолился я. – Это звучит безумно, я знаю, но мы не крали Пиродин, вы сами в этом убеждены. Мы должны попытаться найти того, кто это сделал. Думаю, я знаю способ. Если вы просто согласитесь сотрудничать со мной…

Генерал задумчиво посмотрел на меня.

– Все это крайне необычно, – колебался он. – Но в том, что вы говорите, есть определенный смысл. Это критический тупик и нам нечего терять, если мы дадим вам шанс. Так чего же вы хотите?

– Большой бомбардировщик… – сказал я, затаив дыхание, повторяя инструкции, которые доктор Смерк вдалбливал мне в ухо. – Затем человек с портативным радиопередатчиком, который должен быть установлен на плацу. Вы сказали, док, пилот с парашютом? О, да, я понял, пилот, оснащенный парашютом, и…

Я быстро изложил свои требования. Они были дикими, причудливыми, фантастическими, но генерал, согласившись сотрудничать, не отказался от своего обещания. Он отдал необходимые приказы, делегировал мне полномочия, о которых я просил, и через несколько минут, внешне свободные люди, хотя на самом деле мы все еще находились под пристальным наблюдением, Джо и я вышли вперед, чтобы снова пообщаться с посланниками латиноамериканских стран.

Американский комендант великолепно исполнил отведенную ему роль в таинственной драме доктора Смерка. Его грубоватая улыбка, его сердечные манеры не давали и намека о том, что что-то не так. Через переводчика он обратился к своим гостям: «Джентльмены, вы только что увидели новое оборонительное оружие Соединенных Штатов. А теперь у меня для вас еще один сюрприз. Джентльмен рядом со мной – мистер Сайтиуэл Гордон, один из ведущих ученых нашей страны. Его гению мы обязаны столь впечатляющим изобретением, что я не стану портить сюрприз, описывая его заранее.

Нас с вами ждет одна из лучших летающих крепостей нашей армии. Если вы все пройдете в самолет, мистер Гордон продемонстрирует свое новое изобретение».

Они толпились вокруг, с широко раскрытыми от нетерпения глазами и если бы у меня было время, я бы спел несколько рапсодий об этом бомбардировщике. Вот это работа! Нас было больше сорока человек, но он был таким огромным, что мы просто тряслись в нем. Пилот включил двигатели. В общей суматохе я улучил минутку, чтобы прошептать: «У вас все готово, док? Вы уверены, что справитесь?»

Тихий голос прошептал в ответ: «Я уверен в этом, мистер Гордон». «О, помилуйте, я очень надеюсь на это!» И наконец, когда мои нервы были готовы взорваться, как раскаленный вулкан, эти мощные двигатели взревели, мы пронеслись по полю навстречу ветру и взлетели.

Именно тогда я взял на себя свою долю ответственности. С притворной уверенностью и апломбом, которых я, конечно же, не испытывал, я выступил вперед и обратился к группе: «Джентльмены, – сказал я, – сейчас вы станете свидетелями демонстрации новейшей и величайшей военной техники Соединенных Штатов. То, о чем наука мечтала годами, но так и не смогла достичь. – Я драматично приостановил речь и сказал. – Автоматический самолет, управляемый роботом!» Минута театральной паузы повисла в воздухе после последних слов переводчика. Затем десятки голосов разразились бурной речью и я остановил их взмахом руки: «Если вы посмотрите на поле внизу, – предложил я, – вы увидите одинокого оператора, сидящего перед чем-то похожим на портативный радиопередатчик – на самом деле, это приборы управления полетом этого корабля.

Пилот, который сейчас сидит в нашей кабине, выполняет только одну функцию: отрывает корабль от земли. Выполнив эту задачу, он выпрыгивает из бомбардировщика, а радист берет на себя управление, направляя корабль и его смертоносный груз к цели. Капитан, не могли бы вы продемонстрировать…

Пилот слегка сомневающийся, но по-прежнему беспрекословно подчиняющийся приказам, поднялся, отдал честь и выпрыгнул из корабля. Через несколько секунд его парашют раскрылся, и он, похожий на огромный серебристый гриб, лениво опустился на поле внизу. Кабина пилота была абсолютно пуста!

Из сорока человек на борту только я догадался о значении загадочного шепота Малдуна: «Осторожно, док! Прыгающие змеи – осторожно!» Но это замечание осталось незамеченным, ибо после мгновенного пожатия плечами огромная машина вновь обрела мощность, описала широкую дугу на восток и взмыла над океаном.

Жители Южной и Центральной Америки были просто поражены. Они заглядывали в пустую кабину пилотов, с благоговейным трепетом выглядывали из окон, выкрикивали настоящие слова восхищения этим чудом. Самое смешное, что никому из них, похоже, и в голову не приходило испугаться того, что их назначили подопытными кроликами в полете, управляемом роботом. Единственными встревоженными были Малдун и ваш покорный слуга. Джо с тревогой подошел ко мне.

– Сэм, – прохрипел он, – как ты думаешь, этот маленький наглец знает, что делает?

– Похоже, что знает, – прошептал я в ответ. Это была его идея.

– Что ж, лучше бы ему так и сделать, – сглотнул Джо, – иначе все будет совсем плохо.

Его предсказание оборвалось испуганным криком. В этот момент один из огромных двигателей с шипением умолк. Затем другой отключился. Корабль накренился, закачался, задергался, как однокрылая утка а затем с ужасающей легкостью перевернулся и перешел в медленное, сужающееся спиральное скольжение вниз! Лицо Малдуна приобрело четырнадцать оттенков зеленого:

– Я так и знал! – завопил он. – Мы падаем! Мы потеряли контроль!

Я скажу кое-что в поддержку солидарности всего полушария. Дядя Сэм собрал себе компанию соседей для игры. Это был момент для паники, но армейские возгласы "ура" вызвали панику не больше, чем у такого же количества деревянных индейцев. Все, как один, оставались на своих местах, ожидая распоряжений представителя армии Соединенных Штатов.

И он не подвел их. Он быстро шагнул вперед, разделил их на две группы и указал на выходы: «Парашюты есть у каждого? Ладно, теперь полегче. По одному за раз. – Переводчик перевел.

Специалист по подбору слов бормотал свои инструкции. Он придал этому большое значение, поскольку, будучи таким же гражданским лицом, как и мы, был не в восторге от этого дела.

«Все будет в порядке». – Провозгласил генерал. – «У нас много возможностей, много времени. И, к счастью, мы над водой».

Я посмотрел вниз. Он был прав. Наше путешествие на восток привело нас к проливу Саунд. Его волны сверкали и рябили на солнце.

– Там внизу полно кораблей, – продолжил армейский офицер. – Они подберут нас, как только мы коснемся поверхности воды. – Он позволил себе слегка улыбнуться. – Жаль, что этот несчастный случай произошел, джентльмены, но я очень рад одной вещи, – что у нас на борту не было этого Пиродина. Я не упоминал об этом раньше, но это новое взрывчатое вещество действует с удвоенной силой, когда попадает в жидкую среду. Если мы когда-нибудь столкнемся с водой, неся это вещество, от нас не останется ничего, чтобы… Вот он! Хватай его, Гордон!

– Я? Мне хватать? Я был слишком ошеломлен, чтобы пошевелиться. Все произошло одновременно и быстро, и я ничего не успел понять.

Услышав слова генерала, какая-то фигура внезапно пришла в движение. Человек в штатском, с посеревшими губами, подскочил к окну, распахнул его и швырнул что-то из кармана!

Затем, поняв, что он сам себя выдал, переводчик попытался выброситься из окна вслед за Пиродином, который он украл.

Таким образом, Малдуну досталась заслуга на подхвате, а я, может быть, хоть и не так молод, как раньше, но все еще достаточно американец, чтобы знать, что делать, когда челюсть противника призывно выпячивается на расстоянии шести дюймов. И где-то на задворках своего сознания я понял, что "падающий" корабль снова выровнялся, что пассажиры возвращаются на свои места, а из предположительно пустой кабины пилотов доносится радостный голосок: «О-о, отличная работа, мистер Гордон!»

Вот как все было. И, конечно, после поимки настоящего шпиона генерал просто не смог отправить нас в тюрьму. Нас отпустили, похлопав по спине, одарив добродушными улыбками и получив в камеру эксклюзивный снимок, достойный премии в любой газете. Не говоря уже об обещании генерала, что некоему Сэму Гордону из "Таймс Стар" отныне будет предоставляться приоритет в любых горячих новостях, поступающих из Форт-Слокума.

Что еще более важно, у нас появилась возможность объяснить, как получилось, что мы удерживали беспилотную летающую крепость в воздухе более двадцати минут. Наше объяснение стало самым серьезным ударом, нанесенным армии с тех пор, как гитлеровская армия была разгромлена в ледяных степях России. Генералу пришлось принять наши слова на веру. Поскольку поляризованные очки доктора Смерка были разбиты, он не мог играть в пип-шоу, но он говорил, и он двигал события, и он доказал свои утверждения без тени сомнения, а потом он сказал:

– Очень хорошо. Я увидел достаточно, доктор Смерк. Я торжественно заверяю вас, что правительство Соединенных Штатов примет это ваше изобретение немедленно, если не раньше! Идите домой, и соберите свои формулы. Завтра мы с вами вылетаем в Вашингтон.

Все закончилось довольно хорошо. Все, кроме одного. Когда мы ехали обратно в Нью-Йорк, я спросил Доктора:

– Послушайте, я не понимаю! Вы все время знали, кто этот шпион, док? Почему вы нам не сказали, чтобы мы могли его просто схватить?

– О, боже, это было бы слишком опасно! Он мог сбросить Пиродин и убить нас всех.

– Чепуха! Вы ведь невидимы, Смерки. Вы могли бы подкрасться к нему и стащить его у него из кармана. А теперь давай начистоту! Зачем вы заставили нас копаться во всей этой истории со взрывником?

– Ну, – признался Смерк, – во-первых, я подумал, что это лучший способ доказать свою невидимость…

– И? – Мрачно подтолкнул я его.

– А во-вторых, – сказал он мечтательным голосом, – я всегда хотел стать пилотом бомбардировщика. Я люблю бомбардировщики, мистер Гордон.

Ну вот что бы вы сделали с парнем, который не только гений, но и чокнутый? В любом случае, я должен был догадаться, что из-за него у нас будут неприятности.

Вниз, по измерениям

В какой-то «точке» в нем самом находилось его телесное «я», начиная путешествие внутрь себя самого такого, каким он был сейчас, и такого, каким он будет бесконечно.

Би усмехнулся. Даже такой ученый, известный среди своих коллег как «Осторожный старина», не был лишен чувства юмора. И в этом путешествии, наряду с славой, был юмор. Всего за несколько недель до этого Брэднер увидел псевдонаучный фильм в кинотеатре по соседству.

Думая сейчас о чудесной, почти невероятной лаборатории, которая так ярко фигурировала в этом фильме, он не мог удержаться от улыбки по поводу грубости своей крошечной мастерской. В ней нет лабиринта из загадочных спиралей и решеток, и нет никаких громоздких механизмов, украшенных непонятными клавишами и кнопками, нет ни шипящих дуг, ни прыгающих вспышек, ни блестящих столов, уставленных дымящимися мензурками с химикатами и таинственно пузырящимися пробирками.

Это была тихая, простая комната с верстаком, письменным столом и стулом. И все же Осторожный Старина знал, что Кресло было гораздо большим научным достижением, чем все те безумные чудеса, которые киногений придумал из своего лабиринта фантастического оборудования. Здесь, наконец-то, появилось средоточие знаний – студенческая скамья, с которой можно было прикоснуться к неизведанным тайнам человечества. С ее помощью Брэднер намеревался отправиться в величайший поиск, на который только способен человек.

Брэднер снова усмехнулся и устроился поудобнее в кресле. Ровные пальцы его левой руки оказались рядом с кнопками, управляющими сложным механизмом под сиденьем. Пальцы его правой руки коснулись кнопки, которая могла ускорить, замедлить или даже остановить его бросок в неизвестность. В карманах его просторной куртки лежали блокнот и карандаши, а на поясе было прикреплено оружие. Маловероятно, что он найдет применение этим вещам там, куда направляется, но Брэднер, по прозвищу Осторожный Старина знал, что лучше ничего не оставлять на волю случая.

На столе в другом конце комнаты лежал его дневник с полным отчетом о его расследованиях, а также подробное описание Стула. На карточке, прикрепленной к книге, содержалось указание его квартирной хозяйке переслать ее, если он не вернется в течение разумного срока, профессору университета Халларду Грейсону. Грейсон, из всех своих коллег, скорее всего, понимал абстрактную причину, лежащую в основе вычислений в этой книге. Грейсон тоже был наделен бесценным даром воображения с чувством юмора.

«Мы живем, – писал Брэднер в своем дневнике, – в мире, состоящем из трех измерений: длина, ширина и высота. Теоретики провозгласили и четвертое измерение – время, но об этом у нас нет достоверных сведений, кроме того, что время существует. Существует общая предпосылка, что каждое измерение является продолжением предыдущих. В некотором смысле это верно. Прямая является продолжением точки, а квадрат – угловым продолжением прямой. Куб – это прямоугольное продолжение точки.Таким образом, тессеракт является логическим четырехмерным продолжением куба.

Однако я считаю, что последующие измерения не только расширяют, но и связывают предыдущие измерения. Этот факт, очевидный при размышлении, слишком часто упускается из виду.

От точки punctus линии могут расходиться в бесконечном разнообразии. Однако точка, спроецированная в свое первое, или линейное, измерение, становится линией, простирающейся бесконечно только в одном направлении. Таким образом, точка одновременно расширена и ограничена! Аналогично, линия может быть продолжена в бесконечном количестве плоскостей, но, будучи фактически продолженной в одну, она становится ограниченной своим пространственным продолжением. Она становится плоскостью, или одномерной фигурой!

Плоская фигура, скажем квадрат, при растяжении также превращается в трехмерный куб. Теоретически, этот закон распространяется и на все высшие измерения. Четырехмерная фигура одновременно расширена и ограничена своим четырехмерным источником, и так далее.

Я знаю, что это объяснение излишне. Я привожу его только для того, чтобы представить мое изобретение и объяснить его возможности. Я верю, что где-то внутри того, что мы знаем как одномерное состояние, того состояния, в котором существует ни в ширину, ни в высоту, только в протяженности кроется секрет зарождения жизни.

Давайте сравним жизнь человека с трехмерным графиком координат. В любом заданном пространстве этого графика находится точка – человек. Он является точкой соединения, местом встречи своих элементарных составляющих, части которых были ограничены, отделены от него координацией высших измерений. Таким образом, человек не является полной суммой тех вещей, из которых он произошел. Он – всего лишь пересекающиеся части тех трех бесконечностей, которые были созданы для его существования! Моя цель – проецировать, или, возможно, я сам попытаюсь проникнуть в эти измерения, чтобы разгадать, если это возможно, загадку происхождения человека. Это я могу сделать с помощью своего кресла.

В этом дневнике вы найдете полный механический анализ кресла со схемами тех частей, которые требуют специальной конструкции. Если, как я рассчитываю, я вернусь из своего путешествия, я постараюсь привезти с собой какие-нибудь фактические доказательства из инфра-измерения. Если я не смогу вернуться, то уезжаю, зная, что эта работа в будущем попадет в умелые руки.

А теперь, мои друзья и коллеги, до скорых встреч. Я надеюсь и верю, что иду к одномерному источнику всех знаний».

Брендер на мгновение вздрогнул от дурного предчувствия. А что, если он ошибался? Предположим, его расчеты были ошибочны, и по какой-то странной случайности Кресло превратило его в какой-то странный, искаженный элемент Вселенной? Он слегка покачал головой и снова усмехнулся. Что за чушь! Конечно, он был прав! А что касается опасности… Повинуясь внезапному порыву, он ткнул крючковатым пальцем в кнопку на левом подлокотнике и сиденье задрожало как по нервам, словно звенящая, диссонирующая нота в музыке. Правой рукой он повернул регулятор. Вибрация усилилась. Кресло, казалось, закрутилось под ним. Мерцающая дымка росла перед его глазами, и он кружился, погружался, закручивался в спиральное море небытия! Слабое гудение в ушах переросло в высокий и пронзительный крик – долгая, пронзительная, непрекращающаяся пытка! Что-то ужасно сдавило его тело. Перед его глазами сгустилась тьма, извивающаяся тьма, принимающая немыслимые формы. Затем наступила тишина.

Он почувствовал себя единым целым, но не телом. Все вокруг него представляло собой скользящий калейдоскоп цветов и движений, реальный, осязаемый, но какой-то ограниченный. В окружающем его мире была особая плоскостность. Его собственное тело исчезло, а вместе с ним и органы чувств. У него не было глаз, чтобы видеть, губ, чтобы пробовать на вкус, ушей или пальцев, чтобы исследовать странное измерение, в которое он попал. И вдруг Старина Осторожность с чувством триумфа осознал, что он был побежден! Его разум – сущность, которой был Брэднер, утратил третье измерение, и теперь он находился в стране второго уровня!

Особое восприятие заменило обычные телесные ощущения. Брэднер смутно осознал, что его единство, бесконечно тонкое и бесплотное, простирается в огромную, нескончаемую плоскость, которая пересекает вечность от самой дальней звезды до границ самого времени. Избавившись от своих трехмерных границ, он превратился в единую бесконечную плоскость бытия! Кружащийся хаотический лабиринт цветов и форм вокруг него, конечно же, был сценами, которые просматривались невероятной скоростью. Брэднер обнаружил, что усилием воли он мог контролировать свою скорость, или, лучше сказать, скорость тех констант, которые были в нем, и были частью его двумерного, вездесущего «я». Он сосредоточился на том, чтобы замедлить движение, которое его окружало, чтобы лучше изучить часть сцены. Мелькающие сцены остановились, замедлились и стали осмысленными. Брэднер с изумлением наблюдал, как перед ним или сквозь него движется поток времени. Картинки выстраивались в кинематографическую последовательность, когда его самолет двигался во времени. Огромные дымящиеся джунгли, изобилующие огромными тропическими листьями, медленно сливались воедино в огромные города с высокими зданиями, которые словно издевались над небесами. Здесь вулканическая гора извергала ужасный пепел и огненную смерть на кроваво-красный мир; неподалеку холодно-зеленый ледник медленно и неумолимо надвигался на морщинистый лик мрачного и пустынного мира. Стальное чудовище с жесткими крыльями беззаботно парило над равниной из черного мрамора. Роющие норы черви, раздраженно вгрызались в недра звезды в какой-то далекой забытой вселенной.

Разум Брэднера затуманился от необъятности открывшегося перед ним видения, и, подобно человеку, его мысли устремились к крошечной планете, которая только что открылась ему, и которая заботилась о нем и о его роде – Земля. И эта мысль была сокращением той бесконечно малой части бесконечности, которой был он сам. Быстро, как мысль, сцена переместилась на этот крошечный земной шар.

Но что это был за мир! Не одна, а тысяча безграничных перспектив простиралась перед ним в этом маленьком уголке. Мир, населенный иногда человеком, иногда изменчивой формой растительной жизни, иногда доминирующей гигантской формой ящерицы, высокоинтеллектуальным существом, – слоном с крошечными клыками и огромной блестящей черепной коробкой, а однажды даже силикатной формой жизни, которая росла в потрескивающих разделение на множество угловатых тетраэдров и шпилей. Однако чаще всего это делалось человеком. И все же, даже когда правилом становился самый успешный эксперимент природы, разнообразие было бесконечным.

Брэднер изумленными глазами смотрел на тысячи миров, которые были и в то же время не существовали. Здесь могущественная римская цивилизация гордо господствовала над всем земным шаром, в то время как на другой стороне плоскости могущественная испанская империя отправляла золотые галеоны в обширные порты своих владений.

Карфаген, во всем своем величии, заключил прочный пакт о мире с могущественной империей чернокожих людей с юга, но поблизости не было ни одного никакой расы чернокожих людей. Только один огромный город, живущий в мертвом мире, город под названием Богар, населенный голубоглазыми, крепкокостными детьми викингов.

И внезапно Брэднер понял! Все было так, как он и думал. Освободившись от оков расширяющегося третьего измерения, он бесконечно расширил свой кругозор. Он увидел возможности жизни! Многое, очень многое могло бы случиться с миром, если бы отдельные события, казавшиеся в то время незначительными, не определили ту единственную точку на трехмерном графике, которой жизнь должна была достичь во времена существования Брэднера!

Эти люди-растения, эти ящерицы, эта карфагенская цивилизация – все это могло бы быть! Они были вариантами того уравнения, которое постепенно но, неумолимо эволюционируя, превратилось в жизнь, какой она известна сегодня. В тот же миг Брэднер осознал, что каждая мелочь в прошлом и происходящая сейчас, должна была произойти в будущем, привнесла еще одну неизбежную цифру в уравнение существования. Если бы испанская армада не потерпела поражения, мир достиг бы той цивилизации, которую видел Брэднер. Если бы один крошечный камешек упал в пылающий кратер ныне потухшего вулкана в какой-нибудь смутный, забытый момент истории, вся жизнь, за исключением богарских скандинавов, была бы стерта с лица Земли.

Случай, и только случай, определил, что жизнь должна выбрать одну из этих бесконечных возможностей! И эти фигуры не были фантазиями! Они были реальны – так же реальны, как та, другая жизнь в третьем измерении, которую Брэднер знал раньше. Они существовали на плоской поверхности двумерного состояния почти так же, как Старина Осторожность рассуждал, словно образ человека существует в отражающем стекле зеркала. Это было: оно! Они отражали жизнь такой, какой она могла бы быть, если бы система координат была иной!

Странное волнение сотрясло расширенное «я» Брэднера. Дальше, дальше! До сих пор другое измерение было единственным измерением, ограниченным этой плоскостью возможностей! Переходим к одномерному состоянию, в котором есть только протяженность – и знание всего!

Тело Брэднера не было таким, но сознание, которое управляло им, все еще ощущало прикосновение к креслу с его кнопками управления. Они тоже стали единым целым с плоскостью бесконечной широты, и мотивация полномочий Председателя была скорее мыслительным процессом, чем осязательным.

Брэднер страстно, с нетерпением желал ощутить эту перемену – исчезновение измерения широты. На мгновение Брэднера словно подрезали. Это было так, как если бы его разрезало острой болью, превратив в изнуряюще тонкую линию, которая напрягалась и изо всех сил старалась сохранить свою индивидуальность. И снова этот высокий, пронзительный крик прозвучал в его ушах, это скрежещущее ощущение сжатия, затем внезапный, поющий звук, похожий на смех пламени, и яростное, быстрое – о, ослепительно быстрое! – освобождение.

Ничего не было! Вокруг него царила необъятная, ноющая тишина, которая таилась в неописуемых глубинах. Исчезли цвета и движение. Свет, тепло и импульс были почти забыты, пространство, где он был разумом Брэднера. Он содрогнулся от ошеломляющего предчувствия – там не было пространства! Ни пространства, ни материи! Просто – ничто!

На мгновение ученого охватила тревога. Это было совсем не то, чего он ожидал, это было! Отбросить еще одно измерение, превратиться в единую, бесконечно простирающуюся прямую линию – да! Стать нескоординированной линией на графике существования, бесконечно тянущейся к самым дальним границам вечности. Возможно, даже повернуть там, в бесконечности, таким поворотом, который может знать только бесконечная линия, когда она встречается сама с собой в запредельном. Вот чего он ожидал! Но это…

Он отчаянно боролся с мрачной тайной. Где-то здесь был ответ! Это должно было быть логично! Но логика не могла объяснить эту огромную, пустую, непостижимо безмолвную пустоту, частью которой он стал. Внутри него что-то бурлило, и внезапный цвет начал сгущаться в его собственном существе. Цвет невидимый, но ощущаемый, потому что он принадлежал ему и был его частью. Он внезапно осознал, что цвет тоже имеет движение – беспокойное, растущее, постоянно вторгающееся. Стремительные, пылающие спирали, вихрь движения и несравненная скорость, своего рода расширение, достигающее его безграничных границ.

Брэднер ощущал в себе рождение и конец всего сущего. Он был единицей, единой и неотделимой от всего сущего и – от ничего! И внезапное озарение обрушилось на него, как вспышка молнии на крошечный мир, который Брэднер когда-то знал. Старина Осторожность ошибся! Он допустил ошибку! Он достиг первого измерения – да! Но первым измерением было время!

Человек, который с жадной решимостью стремился к четвертому измерению, уже жил в нем! И он, Брэднер, погружался все глубже и глубже в измерения, пока не стал единым целым и его частью самого времени! В нем было все – начало и конец. В нем рождались огненные туманности, которые в конце концов взорвутся и сформируют его собственную вселенную, и он увидит зарождение жизни.

Он был, и все же ему еще предстояло быть, и он уже был! Он был тем, кто вырвался за пределы своих границ на трехмерном графике жизни. Он был частью бесконечного времени! Где-то внутри его существа была крошечная мастерская и маленький черный дневник. В какой-то момент его телесное «я» начало путешествие к самому себе, такому, каким он был сейчас. И так будет вечно – бесконечный Брэднер ищет тайну самого себя в бескрайних, неопределенных просторах времени! Если бы не Огромная серая пустота, казалось, слегка покачивалась в такт танцевальной песне, когда Брэднер усмехнулся. Даже ученый, известный своим коллегам как Старина Осторожность, не лишенный чувства юмора.

Голос из странного куба

Весь Ксатхил кипел от возбуждения. Широкие магистрали, крутящиеся пандусы, ведущие к общественному форуму, буквально ломились от сотен тысяч жителей, в то время как в жилых кварталах столицы миллионы людей, не имеющих возможности сами увидеть это грандиозное зрелище, с тревогой ждали новостей от своих начальников.

Странный куб открылся.

Гигантская мраморная плита с отвесными блестящими стенами возвышалась на сотни футов над головой самого высокого ксатхилианина. Ее огромное квадратное основание было шириной более сотни домов с каждой стороны, но несколько часов назад оно плавно открылось. Как будто смазанный маслом, небольшой квадратный блок скользнул вглубь, открывая зияющую чернотой пропасть в его глубинах.

Группа отважных исследователей, вооруженных до зубов, уже проникла в недра этого странного кубического сооружения. Вскоре они должны были вернуться, чтобы сделать публичный отчет, и именно этого, затаив дыхание, ждал весь Ксатхил.

Никто из жителей не знал назначения, и не осмеливался предположить пугающий возраст этого загадочного куба. Самые ранние архивы в Ксатхилианской библиотеке отмечали его существование, предполагая божественное происхождение или конструкцию. Ибо, конечно, даже самые умелые руки господствующей расы Земли не смогли бы построить такое гигантское сооружение. Это была работа титанов или самого Бога.

Итак, подключив к форуму менавизоры для получения первых мысленных образов, которые будут транслироваться оттуда членами исследовательской группы, Ксатхил нервно ожидал новостей.

Внезапно экраны мониторов залило бледно-зеленое свечение, и по телезрителям пробежал трепет. Исследовательская группа вернулась. Тул, глава всех ксатхилианских ученых со всей своей группой последователей взошел на круглое возвышение. Его широкий умный лоб был напряженно наморщен. Тул подошел к устройству для проецирования изображения и пока он возился с выступлением, среди его наблюдателей начала проявляться сцена сомнений и критики, которая становилась все более ясной и отчетливой по мере укрепления ментального контакта.

Каждый ксатхилианин воображал себя идущим в свете мощного факела по длинному прямому мраморному проходу, по высокому сводчатому коридору из цельного камня. Паутина и пыль веков мягко шевелились у них под ногами, а воздух был пропитан затхлым запахом давно минувших лет. Факел качнулся к потолку коридора, и его луч потерялся в просторах зала наверху.

Затем проход расширился, превратившись в огромный амфитеатр – огромное помещение, которое по сравнению с широким ксатхилианским форумом, казалось совсем крошечным. Телепатически каждый зритель видел как и Тул энергично продвигался вперед, а затем остановился и обвел горящим факелом самое странное зрелище, которое когда-либо видел живой глаз: множество рядов выдвижных ящичков, одни за другими, покрытые бронзой и украшенные фамильными иероглифами. Вот что составляло содержимое любопытного куба. И больше ничего.

Картинка дрогнула и потускнела. Ее сменили мысли Тула, которые общались непосредственно с каждым наблюдателем: «Несомненно, есть какая-то великая тайна, которую еще предстоит разгадать, связанная с этим любопытным кубом. Что находится в этих ящиках, мы не знаем. Возможно, архивы какой-то давно исчезнувшей расы. Но потребуются долгие годы напряженного труда с использованием самого совершенного современного оборудования, чтобы открыть хотя бы одну из огромных полок. Их гигантские размеры и сложная конструкция бросают нам вызов. Если этот любопытный куб построили живые существа, а мы можем предположить, что именно они это сделали, то их строение тела было настолько масштабным, что мы совершенно не в состоянии понять назначение их инструментов. Только одна вещь, найденная в кубе, была хоть как-то сравнима с техникой, которую мы знаем и используем».

Тул повернулся, кивнул двум своим помощникам и они двинулись вперед, пошатываясь под тяжестью огромной каменной плиты круглой формы, вставленной в большой квадрат из какого-то странного фибропластического материала. К этому гигантскому возвышению был прикреплен огромный упругий трос, в ширину вдвое больше тех, кто его нес.

«Кабель, прикрепленный к этой плите, – продолжал Тул, – очень длинный. Он проходит прямо в сердце любопытного куба. Очевидно, он имеет какое-то отношение к тайне, но какое именно, мы не знаем. Нашим инженерам придется разобрать плиту, чтобы разгадать ее значение. Как вы видите, она цельная».

Тул наступил на камень…и когда он нажал на кнопку, из резервуаров, бездействовавших веками, потек постоянный ток, а из темных глубин любопытного куба заговорил магнитофон с электрическим управлением:

«Люди, – произнес человеческий голос, – люди пятидесятого века, мы, ваши братья из двадцать пятого, и мы нуждаемся в вас. Во имя человечества мы взываем к вам о помощи. Пока я говорю, наша солнечная система погружается в огромное облако хлора, из которого она не сможет выбраться в течение сотен лет. Все человечество обречено на уничтожение. В этом специально построенном хранилище десять тысяч величайших умов Земли погружены в искусственный сон вплоть до пятнадцатого века в надежде на то, что опасность к тому времени минует.

Дверь в наше хранилище, наконец, открылась. Если здесь есть живые люди и если воздух чист, потяните за рычаг рядом с вратами нашего хранилища, и мы проснемся.

Если ни один человек не услышит эту мольбу, и ни один человек не останется в живых, тогда прощай, мир. Спящие остатки человеческой расы будут спать вечно».

«Вечно, – повторил Тул. – И все же, как вы видите, она, кажется, немного поддается. – Он с сомнением продолжил, – Граждане Ксатхила, мы так же озадачены этой тайной, как и вы. Но вы можете быть уверены, что ваш совет ученых приложит все усилия, чтобы решить эту проблему».