Он и она

Глава 1

 В конце тридцатых годов авиацией бредили все мальчишки. В газетах, по радио только и было слышно о подвигах лётчиков-героев: о Чкалове, о Громове, о Водопьянове… Лёша Серов вырезал из газет статьи и заметки, где упоминалось о пилотах. Он питался слухами об авиации. И, конечно, ему хотелось летать. Им овладело увлечение, которое и определило его будущее.

После окончания школы путь его был один – в авиационное училище. Но на вступительных экзаменах он срезался – не добрал одного балла, и все его мечты рухнули. Потерянно, с опущенной головой он стоял в шумном коридоре училища и не знал, что ему делать. Проходивший мимо него председатель врачебно-лётной экспертной комиссии Новиков обратил на него внимание и коротко, но по-доброму спросил.

– Не сдал?

– Не повезло, – стыдливо буркнул Алексей, покраснев.

– Ну ничего. Не отчаивайся парень, споткнуться может любой. Приходи на следующий год. Такие, как ты, в авиации нужны, – с напускной строгостью, по-военному, поддержал его председатель.

К неудачному поступлению в училище с сочувствием отнесся его друг, одноклассник Пётр и, конечно, мама, Ольга Филипповна. Одна Лизавета, соседка по коммунальной квартире, не скрывала своего удовлетворения. Пухленькая, бойкая, она была на год моложе Алёшки, не стесняясь жеманилась, заигрывала с ним и была говорливая до надоедливости. Она боялась, что сосед уедет навсегда. А ей этого не хотелось. Но Алёшка был равнодушен ко всем её усилиям.

Чтобы не болтаться впустую целый год, он решил устроиться на работу подручным кочегаром в железнодорожное депо. Скромного парня там всё устроило: посменная работа, значит, будет время готовиться к поступлению в училище. Всё-таки, мечта об авиации прочно сидела в его голове. Досадная осечка не изменила желания, а только разозлила.

В депо опытный машинист Конрад Петрович Ларченко, с виду суровый, пропахший паровозной гарью, но с мягким характером человек, охотно принял назначенного ему ученика, молодого крепкого парня. Он объяснил задачу Алексею: надо постоянно следить за манометром и поддерживать температуру в топке паровоза. Для этого есть лопата и уголёк.

И вот почти год, как Алёшка трудится у паровозного огня. Дорогу от своего провинциального города до Узловой он выучил наизусть. Все поля, перелески, мосты через речки были ему уже знакомы. А когда точно по времени скорый поезд подъезжал к девяносто пятому километру, у будки обходчика встречал его старый путеец с желтым флажком, показывая, что путь свободен.

Однажды, из окна кабины паровоза он увидел, что вместо обходчика стоит стройная блондинка в лёгком розовом платье. В вытянутой руке она держала желтый флажок. Алексей удивился и подумал, что обходчик, наверное, заболел и его заменила сменщица.

В следующую поездку помощник машиниста на скором поезде, приближаясь к будке обходчика, увидел, что на том же месте стояла опять она. Алексей с мчащегося поезда махнул ей рукой. Обходчица, как ему показалось, улыбнулась, но взглядом его не проводила. Тогда он решил, озорства ради, заготовить бумажку с надписью: «Как вас зовут?» А чтобы бумажка не улетела в пространство, он приложил её к короткой палке, привязал подвернувшейся бечёвкой и стал ждать, когда поезд приблизится к девяносто пятому километру.

В кабине Конрад Петрович с удивлением следил за суетой своего помощника, не понимая, чего он так часто выглядывает из окна.

И вот, наконец, появилась знакомая будка, а рядом обходчица с флажком. Алёшка ещё издали приветливо помахал ей рукой, а затем бросил палку с запиской. Она упала аккурат у ног девушки. А поезд проскочил мимо и умчался в сторону города.

Между сменами руководство депо объявило, что по производственной необходимости Серова надо перевести на другое направление дороги. Но суровый Ларченко встал горой за своего помощника и настоял, чтобы Алексея не трогали. Он убедил начальство, что парень хорошо работает, не отлынивает, аккуратно следит за приборами, за топкой, ему в пути с ним спокойно. И начальники пошли навстречу старому машинисту.

В пути, не отрывая взгляд от дороги, Конрад Петрович по-отечески поинтересовался у своего помощника:

– Алёшка, ты не передумал на лётчика-то учиться?

Подбрасывая в топку антрацит, Алексей с юношеской горячностью категорически ответил:

– Не передумал, пойду обязательно!

– Молодец! Это по-нашему, – одобрительно отозвался машинист. – Если человек будет отступать, сдавать свои позиции, то он – гроша ломаного не стоит. Судьбу надо крепко держать за хвост. А то она будет вилять и капризничать, как непослушная девка.

Когда не стало отца, Лёше исполнилось четырнадцать лет. Его мать, школьная учительница Ольга Филипповна, потерю мужа сильно переживала. Набожная соседка посоветовала сходить в церковь, уверяя, что это облегчит и успокоит её душу. Она так и сделала. С тех пор регулярно стала посещать храм, потихоньку от всех отмечать церковные праздники. Она молилась за себя и за сына, чтобы обжигающее слово «безотцовщина» не коснулось его. Слава богу, мальчик рос спокойным, трудолюбивым, учился хорошо без лишних замечаний. К окончанию школы у него появилась, как и у многих мальчишек, неудержимая страсть к лётному делу. И даже неудачное поступление в училище не подкосило его. Всю зиму он готовился повторно сдавать экзамены.

А пока у Алёшки не выходила из головы эта блондинка-обходчица. С некоторым интересом он думал: «Как же она может назвать своё имя? Крикнуть? Но паровоз не перекричать. А как ещё? Да захочет ли она это делать?» Поезд мчался к знакомому месту. Алёшка стеснительно обратился к машинисту:

– Конрад Петрович, давайте посигналим обходчице на девяносто пятом.

Ларченко понял, почему суетился его помощник. Дело молодое, возражать не стал. Километра за полтора дал два коротких гудка и один длинный. Алёшка отложил лопату в сторону, выглянул из окна, увидел обходчицу с желтым флажком, а на зелёной траве, перед ней, были написаны крупные три белые буквы – АНЯ. Он радостно помахал ей рукой, а она улыбнулась ему в ответ.

В следующую смену он, надеясь на удачу сделал тот же трюк, к палке привязал бумажку с надписью: «А меня Алексей». Но, подъезжая к будке, увидел не Аню в розовом платье, а старого обходчика в форменной фуражке.

Алёшка расстроился, покрутил в руках палку с привязанной запиской, открыл дверцу топки и бросил её туда. Жадный огонь охотно поглотил бумажку, и через мгновение она сгорела. «Фокус не удался», – подумал он.

Глава 2

Своему другу, Петьке Краснову, он, конечно, рассказал о незнакомке с флажком. Но тот, со свойственной ему беспечностью, не придал этому какого-либо значения, легко отмахнулся:

– Да ладно тебе, не парься.

Вообще, жизнь Петьки – балагура казалась простой. У него были две страсти – голуби и гитара. На другое времени не хватало. Школу он окончил средне, только немецкий язык ему давался легко, чем он очень гордился.       Однажды в солнечный выходной день, лёжа кверху голыми животами на крыше сарая возле голубятни, друзья с восхищением наблюдали, как в шелковой голубой выси белыми пёрышками кружили любимые голуби Петра.

– Лёш, всё спросить хочу, как же ты мог лопухнуться на экзамене в училище? – размышляя, спросил Петя. – Я ума не приложу, ведь ты математику знаешь лучше меня.

– Мне самому обидно.

– Я к экзаменам буду готовиться серьёзно, – выходя из раздумья, проговорил Петя. – Немецкий язык – дело нешуточное. А то вызовут меня, а я ни бе, ни ме – кому нужен такой студент?

– Я так на себя разозлился, когда засыпался.

– А если бы не засыпался, то, наверное, уже летал бы, как мои голубки, – Пётр, глядя в небо, неожиданно слегка приподнялся на локте. – Ты смотри, смотри! Пермский высоколётный приучает Кофейного турмана летать высоко. Во как он его! Во как! Голуби умные.

Алёшка, конечно, в этой стае голубей не мог распознать, где Кофейный, а где Пермский. А Петя думал, что это и есть его лучшая жизнь. Он не боялся потерять себя, любил рисковать, был верен дружбе с Алёшкой. В нём угадывалась какая-то бесшабашная мечтательность. Сдвинув тюбетейку на затылок, с убеждением говорил другу.

– Вот кому небо нужно – голубям! Там они чувствуют свободу своим крыльям. Без голубей небо – пустое, глазу не за что зацепиться.

Алексей проявлял уважительное отношение к увлечению друга, не возражал, но его воображение рисовало другую картину.

– А я думаю, что небо не может без меня, а я без неба.

– Вот ты, Лёшка, упрямый, один раз лопухнулся, мало тебе?..

– Я своё возьму, – упрямо проговорил Алексей. В его словах чувствовалась какая-то внутренняя уверенность.

Тающим от счастья голосом, натягивая брюки, Петя сообщил.

– Лёшка, по всему городу развесили афиши, что скоро в театре состоится выступление Леонида Утёсова. Я уже заказал у знакомой кассирши два билета, пойдешь?

Алексей был рад такому случаю. Он любил слушать песни любимого артиста и часто крутил его пластинки на патефоне.

– Конечно, пойду!

Дома мама не напрягала сына по поводу подготовки к училищу. Он сам, без напоминаний, всё свободное время направлял на зубрёжку общеобразовательных предметов. В этом смысле в нём замечалась скрытые воля и упрямство. «Вылитый отец», – глядя на сына, говорила мать.

Накануне похода в театр Петька серьёзно подрался с голубятником Тимохой с соседней улицы. Тимоха – это его уличная кликуха – долговязый крепкий парень, на два года старше Петьки, нигде не работал и занимался только голубями. Его отец, тоже когда-то увлекавшийся этим делом, а теперь ставший уважаемым человеком – директором овощного магазина, любил своего сына и поощрял его занятие. У Тимохи была приличная партия голубей. Он умело, с помощью своей стаи, заманивал чужих голубей к себе, в свою голубятню, а когда приходили к нему хозяева и просили отдать заблудившихся голубей, требовал от пострадавших выкуп деньгами.

Подрался с ним Петька, конечно, из-за голубей. Но драку остановил участковый Дерюга и отвел драчунов в милицию. В милиции краснощекий дежурный сержант открыл бухгалтерскую книгу учётов, коротко и сурово спросил:

– Фамилия, имя, отчество?

Первым ответил Тимоха.

– Копырин, Тимофей Потапович.

– Знакомое лицо, – пробурчал дежурный, аккуратно записывая его в журнал. – А тебя как?

– Краснов, Пётр Михайлович.

Дежурный, закончив писать, также сурово спросил:

– Почему дрались?

Первым опять обидчиво затараторил Тимоха.

– Да я ему говорил, что нет у меня его турмана!.. А он, настырный такой, настаивает, что я заманил его голубя, да ещё и продал.

Милиционер, устало и сонно зевая, без всякого интереса спросил у Копырина:

– Зачем ты продал? Тебе деньги нужны?

– Деньги, как говорит мой отец, – это движущая сила. Без денег и трамвай не поедет. Только голубя я не продавал.

– У тебя отец-то, кто?

– Директор.

– Тебе он не говорил: снимай штаны.

– Зачем? – удивился Тимофей.

Вопрос белозубого милиционера даже рассмешил.

– Чтобы ремнём разукрасить твою задницу, – разговаривать с задержанными желания у него не было. – Ладно! – он с шумом захлопнул толстый журнал учета, – пусть с вами, дураками, разбирается начальник.

Сидя в обезьяннике, Петька понял, что дела плохи, вечером Утёсова не видать ему, как своих ушей, да ещё и Лёшка обидится на него. И он, как сильно пострадавший, с фонарём под глазом, стал канючить у дежурного, чтобы тот на вечер выпустил его, и побожился, что после театра вернётся в участок для дальнейшего пребывания в обезьяннике. Для убедительности он тряс билетами перед лицом милиционера. Представитель власти с завистью смотрел на розовые бумажки в Петькиных руках и думал: «В городе такое событие – выступление Утёсова, а у меня, как на зло, дежурство». И, чтобы успокоить нарушителя, он насмешливо произнёс:

– Ты посмотри на себя в зеркало. Тебя и в театр-то не пустят, чтобы зрителей не пугать.

– Пустят! – умоляюще заговорил Пётр. – Я с другом должен пойти, подводить его никак не могу.

Дежурный, слушая Петькино бормотание, сидя за столом напротив клетки, замурлыкал себе под нос:

– Раскинулось море широко и волны бушуют вдали… – но его прервал звонок телефона. Он снял трубку и казённо проговорил:

– Сержант Копылов слушает, – и тут же сменил дежурный тон на уважительный. – Да всё в порядке, товарищ капитан… Два придурка сидят в клетке, а так всё спокойно… Да подрались они, а участковый Дерюга притащил их сюда зачем-то… У одного, правда, фонарь под глазом, а так всё нормально…– внимательно прислушался к голосу начальника. – Да-а? Повезло вам, товарищ капитан. – Охотно закивал головой на приказ капитана: – Есть до утра, – он положил трубку и сообщил нарушителям, – начальник приказал до утра вас держать, хулиганов, завтра будет разбираться. А сегодня ему некогда, он на Утёсова идет.

– У-у-у! – за решеткой раздался тоскливый вой. Это завыл буйный Петька, сидя на деревянной лавке.

Тимоха сидел тихо, поджав под себя ноги. Лавка ему была знакома, он здесь не первый раз. На Утёсова идти не собирался, поэтому был спокоен. Он знал – придет отец и всё уладит. Глядя на Петьку, даже пытался успокоить его:

– Не переживай ты так. Первый раз всегда страшно. Отпустят – куда они денутся-то?

А Петька не находил себе места.

– Ну товарищ милиционер, выпустите меня! Я обещаю, что вернусь, честное слово, – не переставая слёзно просил он. – Я вот вам часы под залог оставлю, – он снял с руки часы с кожаным ремешком и протянул их через решетку.

Милиционер подошел поближе, стал внимательно рассматривать часы на протянутой руке и ласково спросил:

– Хорошо ходят?

– Отлично! Фирма Мозер! Швейцарские, – поспешно подтвердил Петя.

– Ого! – сержант подозрительно уточнил: – Это точно?

– Ну что я врать вам буду, эти часы деда. А после театра я вернусь, как часы, – гнул свою линию Пётр.

Находясь в замешательстве, милиционер не давал ответа, а продолжал с интересом разглядывать часы. «А что парень-то, вроде, не врун. Не пропадать же билетам, пусть послушает Утёсова, – подумал сержант, – что мне за это будет? Ничего. Начальник придёт только утром, не узнает».

– Ладно! – строго сказал сержант, взял часы и, открывая дверь, громыхнул железным засовом. – Выходи!

Петя быстро шмыгнул за дверь. Но тут, не ожидая такого счастья, с лавки вскочил Тимоха.

– Меня тоже надо выпустить! – простонал он. Но перед его носом железная дверь закрылась.

– А ты сиди. У тебя билета нет, – важно приказал дежурный.

Петя с быстротой вспугнутого зайца помчался к другу.

Алексей, нарядный, в модных полотняных брюках и парусиновых ботинках, заждался Петра. Они трусцой двинулись в театр, боясь опоздать на представление. По дороге Петя рассказал о случившемся: о драке, о Тимохе, о милиции, о том, что после театра должен вернуться в участок.

В театре люди в приятном ожидании концерта заполняли зрительный зал. Вот-вот откроется занавес, и сам Утёсов будет петь, а оркестр, в свете ярких лучей, завораживающе играть.

Алексей, сдерживая остроту ощущений от восторженной атмосферы, улыбаясь, занимая своё место, похвалил друга:

– Петька, скажи спасибо своей знакомой за хорошие места.

Превесёлым голосом Петя воскликнул:

– Ой ты! Моя знакомая, она и твоя знакомая! Это Танька Соболева из параллельного класса.

– Да-а? Это такая высокая? В волейбол хорошо играла?

– Во-во. После окончания школы она устроилась кассиршей в театр.

Друзья заняли свои места. Алексей поинтересовался:

– Тебе хорошо видно?

Петька, оглядывая зал одним глазом, весело откликнулся:

– Отлично!

Рядом с ним, со стороны отёчного глаза, сел мужчина с женой. У Петьки короткая радость сменилась тревогой. Он вдруг отвернулся от мужчины и лихорадочно забормотал другу в самое ухо.

– Лёшка, давай быстро поменяемся местами.

– А что, тебе плохо видно сцену?

– Да нет, так надо, – тихо сказал он, – потом скажу.

Они поменялись местами, и он заговорщицки, полушепотом выдавил другу причину пересадки:

– Рядом с тобой сел начальник милиции, он меня знает, приходил голубятню закрывать. Злой как чёрт. Я боюсь, что он меня вспомнит…

Но Алексей уже не слышал его, он прицелился на девушку, которая сидела на три ряда ближе к сцене. Ему был виден только её затылок и нос, когда она поворачивалась и разговаривала с подругой. Получше разглядеть ему мешали головы зрителей. Но что-то подсказывало, что это она. Он не поверил своим глазам: «Неужели это обходчица?» Алексей легонько локтем толкнул друга.

– Петька, по-моему, я ее вижу.

– Кого?

– Помнишь, я рассказывал тебе о блондинке обходчице?

– Ну-у?

– Так вот, вроде, это она, – он кивком головы показал на девушку.

Петька стал озираться, завертел головой, заскользил глазами по женским причёскам и равнодушно произнёс:

– С моего места никаких обходчиц не видно.

Алексей облегчённо вздохнул.

– Хорошо, что мы поменялись местами, с моего видно.

Во время концерта в сумерках зрительного зала, он нет-нет да искоса бросал взгляд на впереди сидящую блондинку и с удивлением поймал себя на мысли, что с нетерпением ждёт его окончания.

После прощальной песни зрители долго не отпускали артистов, аплодировали стоя. Перед Алёшкой, хлопая в ладоши, поднялся крупный мужчина и перекрыл наблюдение за обходчицей. Тогда он решил быстрее покинуть зрительный зал и встретить её у выхода. В театре был аншлаг и сразу пройти к выходу было трудно. Алёшкин сосед – начальник милиции – пропуская вперёд себя жену, стал медленно, с важным достоинством продвигаться между кресел к выходу. За ним, волнуясь, что знакомая выйдет из зала первой, двигался Алексей, а за спиной у него, пряча лицо, Петя.

Наконец друзья достигли выхода, отошли в сторону, пропуская медленный ход разноцветных довольных зрителей, и стали высматривать девушку, похожую на Аню. Вдруг в толпе мелькнула белокурая причёска рядом с подругой. Алёшка, протискиваясь и задевая плечом выходящих из театра зрителей, устремился к ним. Петька, пыхтя как паровоз, не отставал. Когда они догнали девушек, то он, за спиной, робким далёким голосом позвал:

– Аня.

Но реакции никакой не последовало. Его голос будто не долетел до неё и утонул в оживлённой толпе. Алёшка разочарованно подумал: «Я, наверное, ошибся». А за его спиной Петька со знанием дела настойчиво забубнил:

– Лёха, ты как будто вчера с неба свалился, тебе показалось, что это обходчица. Это не она. Уж больно она красивая, ты обознался. Пошли домой.

Но Алексей не хотел оставаться с носом, ведь кашу с обходчицей заварил он. Тогда он упрямо и решительно ещё раз громко произнёс:

– Аня!

Девушки обернулись, и тут все сомнения у него улетучились. Перед ним в полный рост, только в другом платье и без флажка, стояла Аня. Алексей, преодолевая волнительное смущение, спросил.

– Вы меня не помните?

Аня в недоумении пожала плечами, как бы говоря: «Вы ошиблись». А уверенная в себе подруга, желая охладить ребячий пыл, смело взяла ее под руку, чтобы уйти от нежелательных приставаний. Но Алёшка решил не отступать.

– Ну вы мне писали на траве, на девяносто пятом километре, что вас зовут Аня. Помните? А я не успел ответить, что меня зовут Алексей, вы куда-то пропали…

Распахнутые глаза девушки с удивлением, трогательно смотрели на Алексея. С трудом вспоминая дорожную историю, лицо ее от смущения порозовело.

– Аа-а, да-да, помню, – она сказала это естественно, без какого-либо кокетства. – Чумазый такой из окошка паровоза выглядывал. Это вы? Вы машинист? Вас не узнать, – искренне удивилась она.

Алёшка смутился ещё больше, замялся, не находя ответа. Но тут, спасая ситуацию, в разговор вмешался резвый и находчивый Пётр. Он никогда не тушевался, любил быть в центре внимания, тем более перед симпатичными девчатами. Сделав шаг вперёд и придавая голосу серьёзность, произнёс:

– У моего друга есть нехорошая привычка – умываться после смены, – и шаловливо, будто по секрету, добавил: – Даже я иногда его чистенького не узнаю.

Все заулыбались, и неловкость сама собой стала растворяться. Пользуясь моментом, он громко, с придыханием, но непринуждённо представился:

– Меня зовут Пётр. Как зовут моего друга, вы знаете. А как вас зовут? – этот вопрос он адресовал Аниной подруге и, протянув руку, уставился на неё.       От такого неожиданного напора она слегка растерялась, словно под гипнозом сунула свою ладошку в его горячую руку, ответила:

– Вера, – и остановила свой взгляд на его лице: – Ой, что это у вас под глазом, синяк?

Петя, мягко пожимая Верину руку, другой рукой нежно трогая свой фингал, с ироничным тоном объяснил.

– Не беспокойтесь, это случайная встреча с правым кулаком.

Вера, глядя на него во все глаза, на всякий случай вяло освободила свою руку. Петя у неё поинтересовался:

– Вы тоже железнодорожница?

– Нет. Я работаю в аптеке.

– Оо-о! Значит, если заболит голова или живот, за таблетками приходить к вам на Октябрьскую улицу?

– Нет. Моя аптека на Куйбышева.

Петя радостно воскликнул:

– Знаю! Угловая.

Вера улыбаясь согласилась. Петя, не сводя с неё глаз, неохотно сказал.

– К сожалению, я должен вас покинуть. Меня ждут неотложные дела в одном учреждении, -и уже на ходу игриво попросил: – Не обижайте моего друга.

Он быстрой походкой свернул в ближайший переулок и растворился в его темноте. Девушки молча проводили его взглядом. Вера с удивлением спросила:

– Ваш товарищ всегда такой прыткий?

Алексей почувствовал неловкость за Петра, невнятно объясняя, забормотал:

– Он, вообще-то, хороший парень. Но сегодня у него действительно неотложное дело. Он вынужден уйти.

Алексей, конечно, знал, куда торопливо ушел Пётр, но не сказал – не хотел, чтобы о его друге плохо думали девчата. Ему очень хотелось о чём-нибудь поговорить с ними и, мучаясь, он не мог придумать интересную тему. Парень чувствовал, что краснеет, и это мешало ему в разговоре. И вдруг он, заметно волнуясь, осведомился:

– Вам понравился концерт?

– Конечно! – сразу вдвоём ответили девушки.

– И мне понравился, – на него накатилась какая-то робость, ему вдруг стало жарко.

Молча, не разговаривая, они немного прошли по опустевшей улице, оказались на остановке, и тут подъехал автобус. Вера засуетилась, быстро заговорила.

– Ой, мой автобус пришел. До свидания, увидимся! – поспешно распрощалась и юркнула в открытую дверь.

Аня и Лёша остались одни. Алексей даже был рад, что тень третьего лишнего не будет мешать их общению.

– А вам автобус не нужен? – они встретились взглядом.

– Нет. Я тут недалеко живу.

Они пошли по улице, освещённой зыбкими пятнами фонарей. Он чувствовал, как дуновение тёплого ласкового ветерка, напоенного тополиным цветением, подталкивало его в спину, словно заставляя продолжать разговор, не молчать. Наконец он спросил, как она оказалась у будки обходчика. Аня, ничего не скрывая, рассказала, что после окончания медицинского училища приезжала к дедушке пенсионеру погостить. Он живёт там постоянно, следит за своим участком дороги. По внучке скучает, а в город приезжать отказывается, потому что здесь ему всё напоминает о единственной дочери – Аниной маме, которой нет уже десять лет. По просьбе дедушки она выходила к пассажирскому поезду с флажком. А теперь вернулась в город домой и работает медсестрой на скорой помощи.

Подождав, не скажет ли она ещё чего, кроме своей истории появления у будки обходчика, Алексей хотел поделиться тем, как провалился на экзаменах, но подумал: «Это ей не интересно». И рассказать, вроде, нечего… Незаметно они подошли к двухэтажному деревянному дому, Аня остановилась и с улыбкой проговорила:

– Вот моя деревня, вот мой дом родной…

У Алексея невольно вылетело продолжение.

– Вот качусь я в санках по горе крутой…

И оба рассмеялись. Напряжение от первого знакомства слегка ослабло.

– Спасибо, что проводили, – продолжая улыбаться, сказала она и с бодрым блеском в глазах добавила: – Машинист.

Алексей смутился, ощутил легкое замешательство и быстро заговорил:

– Да не машинист я… И вообще железная дорога – это временно, пока не поступлю в лётное училище, – он так разволновался, что стал говорить на повышенных тонах. – В небо – вот моя дорога! Только там, за облаками, человек чувствует свободу, как птица!

Аня с интересом слушала его, потом тихо проговорила:

– Сейчас чересчур многие хотят быть лётчиками, – она замолчала, размышляя о чём-то своём. – Но, наверно, это здорово… – и через паузу сказала, словно дала добро: – Поступайте… А мне пора идти, уже поздно.

Алексей заметил, что в её взгляде таилось что-то неодолимо влекущее, в его сознании произошла какая-то вспышка, и он настойчиво спросил:

– Когда же я ещё вас увижу?.. В городе… Не из окна паровоза.

Аня, опустив глаза, негромко произнесла:

– Наверное, никогда, – в её словах послышалось скрытое сожаление.       Это слово «никогда» врезалось в него по самую рукоятку. Аня хотела наскоро попрощаться и уйти, но он остановил её.

– Почему, никогда? – растерянно проговорил он, а сам подумал: «Может, я её чем-то обидел?»

Не поднимая глаз, она поспешно ответила:

– Потому что наши графики работы могут не совпадать.

Алексей с облегчением вздохнул.

– Аа-а, поэтому?

Уязвлённое положение его не устраивало. Ему не хотелось расстаться не солоно хлебавши. И он упорно стал предлагать любой свободный день из своих железнодорожных смен. Аня слушала его и говорила, что на скорой помощи тоже суточные смены. И в результате несложного подсчёта свободный день у них оказался в ближайшее воскресенье.

Глава 3

Они стали встречаться, но не так часто, как хотелось. Этому мешали разные обстоятельства, независящие от них. Встречаясь, они часто ходили в кино, с интересом смотрели фильмы о лётчиках: «Истребители», «Пятый океан», – затем горячо их обсуждали. Особенно любили гулять в парке, где, наслаждаясь вкусным мороженым, беспричинно смеялись, где на эстраде с начищенными до блеска трубами играл духовой оркестр пожарников, а мелодии в мягком тёплом вечернем воздухе разносились по тенистым аллеям. В тире азартно стрелял только Алексей, а Аня, весело смеясь, категорически отказывалась, говорила, что не умеет и не хочет. Вообще, молодость влекла к молодости, и в откровенных беседах они находили друг у друга много интересного. Это были радостные и одурманивающие минуты встреч, от которых оба получали удовольствие. В такие вечера им казалось, что этот праздник у них будет продолжаться вечно, а мир, с верой и надеждой, принадлежит только им двоим.

Алексею нравился характер Анны – загадочно-улыбчивый, нежно порхающий беззаботной бабочкой, на первый взгляд даже легкомысленный. Но при каждой встрече со смутным наслаждением чувствовал, что у неё какой-то свой омут притяжения, а он стоит на краю этого омута. В Анне горел огонёк, который потихоньку разгорался в яркое пламя. Обладая живым умом и лёгкой восприимчивостью, она намёками делилась с ним некоторыми соображениями о том, о чём скрытно говорили врачи на скорой помощи, где она работала. В её голосе слышалось смятение и тревога, когда речь заходила о войне. Но Алексей не разделял её, как ему казалось, необоснованного мнения. И всё же немного поколебавшись, со спокойной иронией не возражал.

Время шло незаметно и быстро. День проходил один за другим. Алексей в свободное время продолжал готовиться к экзаменам. В назначенный срок, перед отъездом в училище, Ольга Филипповна обняла сына, а он почувствовал родной запах материнского хлеба. Она незаметно перекрестила его и тихо сказала:

– С богом, сынок, – и промокнула мокрые глаза кончиком фартука.

Он уехал сдавать документы в Армавирское лётное училище, не успев предупредить об этом Аню.

Экзамены и нормативы в этот раз он сдал на отлично и увидел свою фамилию в списке принятых. Его просто распирало изнутри от гордости и счастья от того, что Серов Алексей Иванович красуется в общем списке на доске объявлений. Наконец-то мечта его начинает осуществляться. Год упорной подготовки не прошел зря. Он будет лётчиком.

В гулком коридоре училища случайно встретился с Новиковым – председателем врачебно-лётной экспертной комиссии. Узнав Серова в общей толкотне курсантов, он строго и невозмутимо поздравил его с поступлением.

– Ты, Серов, молодец! Проявил характер, – одобрительно сказал председатель. – На протяжении всех экзаменов я следил за тобой, как ты сдаёшь. Теперь тебе надо хорошо учиться, чтобы стать отличным лётчиком.

Он залился краской и неуклюже ответил:

– Буду стараться.

Общежитие Серову предоставили сразу. Но у него было ещё десять дней до начала занятий. Он решил побывать дома, чтобы увидеться с мамой, и, конечно, повидать Анну, которую часто вспоминал даже во время экзаменов. А когда он с праздничным настроением вернулся домой, то оба были неслыханно рады встрече.

В депо Алексей пришел увольняться на другой день после приезда. Там отнеслись к поступлению в училище прохладно. Один Конрад Петрович горячо поздравил его, обнял как сына и хрипло сказал:

– Правильно сделал, сынок, что не дал слабину! Держи, Алёшка, крепко свою судьбу за хвост.

Аня искренне была рада за Алёшку и одновременно огорчена предстоящей скорой разлукой. Но не желая расстраивать себя и его, вида не показывала. При каждой встрече они наслаждались простотой отношений. Он взахлёб рассказывал, как проходили экзамены в училище, как волновался, как вспоминал её – Аню. В ответ её глаза говорили то же самое. И неосознанно обоих охватило трепетное предчувствие чего-то счастливого и большого. Такие чувства, наверное, дремлют в сердце каждого человека. Она улыбалась, слушала его со святой доверчивостью, верила каждому его слову. Глаза её были распахнуты и блестели. Ничего не мешало им верить в то, что впереди у них счастливая, бесконечная жизнь.

Но последний день перед отъездом Алексея в училище выдался грустным. Поздним вечером они прощались у дома, где жила Аня. Их окружало тёмно-сиреневое пространство двора, теплая тишина, звёзды скатывались за крыши домов, и только любопытная луна лукаво подглядывала за ними – единственная свидетельница их прощания. Она то пряталась за прозрачное облачко, то выглядывала. Алёшке почудилось, что перед ним, окутанная лунным бледно-голубым светом, стоит не белокурая Аня с вьющимися на висках кудряшками, с фарфоровой нежной кожей лица, со вздернутым носиком, а сказочная фея, от которой пахло душистой земляникой. Он с восхищением смотрел на неё и ощущал какое-то смутное беспокойство. У него сильно забилось сердце, наполненное ожиданием чего-то неизвестного. Тёплая волна нежности захлестнула его. Он невольно, словно на него нашло наваждение, мягко взял ее за плечи с чувственным возбуждением привлёк к себе, приблизился и… потянулся к ней. Аня вспыхнула, стыдливо легким движением, не сердясь, освободилась из его рук, отстранилась, а лицо ее покрылось румянцем.

После этого они оба притихли одинаково смущённые. Алексей испытывал непривычную виноватость, им овладело неловкое волнение, мысли разбежались куда-то, спутались. Он с трудом прятал чувство нежного естественного порыва. Так они, некоторое время не роняя слов, неподвижно продолжали стоять, не глядя друг на друга. У него не хватало духу посмотреть ей в глаза. Затем он упавшим голосом, опустив голову, примирительно произнёс:

– До свидания, – ему показалось, что он не слышит своих слов.

Ответом был слабый укоризненный вздох.

Глава 4

В комнату общежития училища были заселены, кроме Серова, ещё три курсанта: Грачик Саакян из Армении, Олег Цветков из Саратова и Коля Плужник из Белоруссии. Парни быстро подружились и нашли удовольствие в общении друг с другом. Все ребята были жадные до смеха, шуток и до учёбы. Алексей, конечно, первое время скучал по дому, беспокоился о маме, писал ей успокаивающие письма о своей жизни. Ане писал, пожалуй, почаще, чем маме. Его не покидало чувство неловкости, вызванное последним днём перед отъездом в училище, поэтому в письмах он употреблял мягкие слова, чтобы не обидеть её.

Аня за время встреч, а затем в переписке сама не заметила, как особое отношение к Алексею постепенно заполнило всё ее существование. Но свои нежные чувства она, конечно, ото всех держала в тайне.

В училище Алёша с большим интересом погрузился в учебный процесс, быстро осваивал предметы, которые были в программе, часто допоздна засиживался в библиотеке.

Как-то в тёплый погожий день он сидел на лавочке около учебного корпуса, дожидаясь своих товарищей, чтобы вместе идти на занятия. Над ним голубое небо лихо разрезали ласточки, и у него появилось жгучее желание пуститься за ними вслед. Душа его нетерпеливо рвалась туда, к ласточкам, в небо.

К концу года, в декабре, в училище пришел приказ: срок обучения курсантов сократить. Вводились новые программы подготовки. Распоряжение появилось, потому что обнаружилась нехватка лётного состава в армии. В связи с этим были отменены зимние отпуска.

В апреле 1941 года в училище был утверждён новый курс лётной подготовки. Наряду с теорией, изучением аэродинамики самолёта, двигателя внутреннего сгорания и другими дисциплинами, ежедневно начались учебно-тренировочные полёты.

Алексею Серову навсегда врезался в память первый полёт. Сидя в кабине за спиной инструктора, он ощутил, как самолёт тронулся с места, покачиваясь и подпрыгивая на неровностях аэродрома, покатился по траве и легко оторвался от земли. Машина поднималась всё выше и выше. Распластав крылья, самолёт кружил в высоте, как огромная птица. Глядя на землю, Алёша видел, как черной змеёй ползёт состав поезда, видел поля, луга, леса, напоминающие красивое лоскутное одеяло. Он задыхался от счастья. Полёты были для него полны романтики.

После очередного занятия инструктор, жизнерадостный лейтенант Малов, прямо у взлётной полосы, не отходя от учебного самолёта УТ-2, строго и горячо стал обсуждать ошибки в самостоятельном пилотировании курсанта Серова. Все действия он определил как правильные, но не до конца уверенные. «Лётчик должен быть уверен в полёте». А в конце с одобряющей улыбкой твёрдо сказал:

– Будешь летать, курсант!

Алёшке такая оценка льстила. Он страстно мечтал об этом, получая такое одобрение от инструктора Малова.

В это время по юному зелёному травяному ковру лётного поля к ним бежал дежурный по училищу Грачик Саакян.

– Серов, Лёшка! – кричал он на ходу. – Тебя начальник требует к себе!

Алексей удивился и спросил:

– А зачем?

Не успев отдышаться, Грачик крикнул:

– Откуда я знаю!.. Начальник приказал и всё… Да иди же скорей!

В кабинете начальника училища Романова было тихо. Когда туда вошел Серов и по форме доложил о своём прибытии, полковник указал на телеграмму, лежащую на столе, и негромко сказал:

– Вот, Серов, известие пришло из дома. Твоя мать в тяжелом состоянии, попала в больницу. Эту телеграмму заверили врачи. Они требуют, чтобы сын приехал к ней на случай критической ситуации. Положение серьёзное. Я тебя отпускаю на три дня повидаться с матерью. Двадцать третьего июня, в понедельник, ты должен быть в училище. Понял?

Курсант Серов в растерянности не до конца понимая, что произошло, коротко ответил:

– Так точно!

Полковник, почувствовав неосознанную тревогу курсанта, сменил тон разговора и мягко спросил:

– Как учёба, Серов? Есть трудности?

– Нет. Всё хорошо.

– Знаю, – удовлетворённо кивнул начальник. – Ты, Серов, на взлёте. У тебя вся жизнь в авиации впереди, – он тепло посмотрел на курсанта. – Запомни, лётчик, тем более истребитель, воплощает в себе романтику и героику авиации.

Полковник, как бы между прочим, спросил:

– Ты с кем на гражданке жил? Ну, кроме матери, конечно.

– С мамой… Мы вдвоём жили.

В коротком взгляде начальника, брошенном на курсанта, мелькнул вопрос.

– А где отец?

– Отец погиб в Испании.

У начальника губы дёрнулись и сжались, будто это причинило ему невыносимую боль. Он замолчал, а может что-то вспомнил. Это были молчаливые думы, которые напомнили суровому полковнику свою судьбу. Твердой силой веяло от этого человека. Грузными шагами он подошел к окну.

Алексей не решался даже пошевелиться. Он, втянув голову в плечи, с тревогой уставился на синюю бумажку – телеграмму.

Полковник, нахмурив брови, глядя в окно, вспомнил то, что не ушло из памяти: «Над всей Испанией безоблачное небо», – этот призыв фашистов, был хорошо ему знаком, забыть его нельзя. Романов молчал, затем понизив голос, продолжил свои мысли вслух.

– В нашей жизни всегда не хватает матерей и отцов, – печально кивнул головой начальник и после паузы, размышляя продолжил: – Особенно отцов… С отцами много не договорено, ещё больше не спрошено… Казалось, успеем, поговорим… Ан, нет… – и совсем тихо проговорил: – Царствие им небесное.

Глава 5

Ровно в полдень пассажирский поезд мягко коснулся перрона городского вокзала. Алексей быстро покинул вагон, минуя зал ожидания, вышел на привокзальную площадь и прямиком направился в больницу. Несмотря на жаркую душную погоду, его слегка пробирала дрожь неизвестности. Шагая вдоль узорчатой ограды пятиглавой церкви, старался успокоить себя.

В регистратуре сказали, что Серова Ольга Филипповна сегодня утром выписалась из больницы. Он опрометью помчался домой. Оказалось, всё не так плохо, как Алексей думал вначале. Дома мама рассказала, что действительно у неё сильно заболело сердце, и заботливая соседка, Лиза, вызвала скорую помощь. Гипертонический криз определили врачи ужу в больнице. А смышлёная Лизавета уговорила врачей послать телеграмму в училище и вызвать к больной матери сына.

Ольга Филипповна не могла нарадоваться и налюбоваться своим мальчиком. Уловив его беспокойство, говорила, что чувствует себя нормально, часто улыбалась, показывая, что с ней всё в порядке, по-доброму сокрушалась на паническую инициативу Лизы – вызвать скорую помощь. Мать хотела угостить его чем-нибудь вкусненьким и не могла придумать чем.

– А тут ко мне приходил твой товарищ, Петя Краснов, – вдруг вспомнила она, придавая голосу бодрый тон, – спрашивал о тебе. Я рассказала, что с тобой всё в порядке, учишься и уже начал летать. А он, весельчак эдакий, даже на твоей гитаре мне поиграл.

– Ух ты! Во Петька, молодец, не забывает.

– Он-то молодец, а вот ты… – она ласково обхватила мягкими тёплыми ладонями лицо сына, заглянула ему в глаза и душевно сказала: – Ты так и не научился играть на гитаре.

В ее голосе не было укора, а угадывалась горячая материнская любовь. Она освободила руки, опустилась на стул.

– Лёша, нельзя забывать друзей, написал бы ты письмо своему товарищу, – она с упрёком вздохнула, – и Лизе Шуваловой, чтобы успокоить ее.

Она говорила, а счастье играло поверх ее разговора. Матери хотелось обнять, приласкать, прижать его к своему сердцу, как раньше, но, глядя на серьёзность сына не решалась это сделать, а только с гордостью подумала: «Возмужал он за это время, стал совсем взрослым… храни его, Господь».

Алексей заметил, что мать ещё слабая, но держится перед ним на характере – бодрячком. «Надо бы побыть рядом с ней хоть несколько дней, но нарушать приказ начальника нельзя, надо вернуться в училище вовремя», – думал он про себя.

Конечно, повидать Анну ему тоже очень хотелось, но уйти сейчас из дома он не мог. Не мог оставить слабую больную мать. И он решил встречу с Аней перенести на завтрашнее утро, до отхода дневного поезда. Так что время для свидания у них должно быть. Этим он успокоил себя.

Глава 6

Лиза торопливо переходила улицу, направляясь к своему дому. В одной руке она держала коробку, а в другой книгу. У дома, в подворотне, дорогу ей преградил голубятник Тимофей. Он давно потихоньку наблюдал за этой шустрой девчонкой. Лиза ему нравилась, но он побаивался к ней подходить, наверное, потому что она была резкой и смелой, могла дать сдачу любому обидчику. Тимофей, зная ее характер, стараясь придать голосу приветливый тон, игриво спросил:

– А куда это мы, Лиза, так спешим? Так ведь и спотыкнуться можно.

Лиза остановилась и не мешкая в тон ответила ему:

– А это я у тебя забыла спросить, – и уже строже добавила: – Отойди, Тимофей, дай пройти!

Лиза держалась скромно, но с достоинством.

Тимофей, конечно, не желая замечать ее неприятия, не отступил и полным ласки голосом сказал:

– Ну ты не злись. Я же знал, что тебя здесь увижу.

– Ты что, ждал меня?

– Да ладно, это я так, – ушел от ответа Тимофей и ухмыльнулся. – Я смотрю, ты, как настоящая комсомолка, всё время с книгой.

Лиза без смущения, невозмутимо ответила:

– Почему «как»? Я настоящая и есть.

Тимофей непроизвольно поморщился.

– Всех книг не перечитаешь, поэтому я в библиотеку не хожу и впустую время не трачу.

– А все и не надо читать, надо брать те, какие нравятся.

У него не было желания даром тратить время. И он стал с детским увлечением говорить о фильмах.

– А мне больше нравится кино. Кстати, я чего тебя ждал-то? В нашем кинотеатре идет хороший фильм – «Цирк». Говорят, смешной. Хочешь, пойдём вместе смотреть? Одному не хочется… Там Любовь Орлова играет…

Лиза прищурилась и насмешливо спросила:

– А как же твои голуби? Они же останутся без присмотра. Нет, так поступать с голубями не годится.

Ему почудилось, что Лиза согласна с его предложением. В надежде на это, он оживился и с замиранием благодушно воскликнул:

– Господи, боже мой! Не годится только с чёртом водиться. Мои голуби заперты и никуда не денутся, будь спокойна.

– Нет, в кино я не хочу, – отчеканила она, рассердившись. – Пропусти, мне надо идти!

Тимофей не на шутку обиделся, пригладил вихри на тёмной голове и с неистребимым желанием побыть «вместе» решил предложить другой вариант, как ему казалось, безотказный.

– Слышь, подруга! Скажу тебе не хвастаясь. Хочешь моих голубей посмотреть? Я тебе даже дам в руках подержать какого-нибудь.

Терпение у Лизы лопнуло, она, всё больше раздражаясь, сердито прикрикнула.

– Мне голуби твои не интересны! Я по-хорошему прошу – отстань, проваливай на свою улицу, к своим голубям! А меня пропусти!

Такое недружелюбное отношение Лизы ему не понравилось. Он со злостью гаснущим голосом отреагировал.

– Ну, что ж поделаешь: нет, так нет. Заладила, пропусти да пропусти, – и делая вид, что ничего не случилось, отошел в сторону, пропуская ее. – Ну ладно, ладно… Чего ты ломаешься-то? Приходи, если захочешь, голубей смотреть, сразу подобреешь.

Лизе не хотелось с ним говорить. С облегчением вздохнув, горделиво свернула к своему дому. Вслед Тимофей с досадой тускло проговорил:

– До лучшей встречи, подруга! Буду ждать!

Глава 7

В дверь к Ольге Филипповне постучали, и вошла Лиза. Увидав Алексея, она с обожанием, не скрывая своих чувств, бросилась к нему со словами:

– Лёша, здравствуй! Как я рада тебя видеть, – но присутствие Ольги Филипповны ее смутило и, охладило ее пыл. Она приветливо, по-дружески протянула ему свою руку, держа в другой коробочку, а под мышкой книгу.

Алексей без эмоций поздоровался с ней за руку, чего раньше никогда не было, суховато сказал:

– Привет, привет.

Лизавета продолжала суетиться, положила книжку на тумбочку, усердно пряча тайную радость от встречи. Алексей краем глаза прочитал название: «Занимательная география».

– Тётя Оля, я из библиотеки поехала в больницу проведать вас, а мне сказали, что вас уже выписали. На радостях зашла в кондитерскую, купила пирожных, чтобы отметить это событие, – она поставила коробочку на стол. – Ну, а теперь и Лёша дома, это хорошо.

Ольга Филипповна не спускала с Лизы благодарного и уважительного взгляда. И, конечно, как мать, заметила прохладное отношение сына к ней. Это ее немного огорчило.

Лиза выросла на ее глазах. Никто особо не замечал резвую такую девчушку с пухлыми щёчками, с двумя косичками, которая лихо прыгала через верёвочку и играла в классики с подружками. И вот она незаметно превратилась в симпатичную девушку и стала поглядывать на своего соседа, Алёшку, надеясь найти в нём отзывчивость.

Глядя на неё, Ольга Филипповна подумала: «Лиза славная девушка, бескорыстно умеет сделать человеку добро. А что может быть больше?.. Дай бог ей счастья. Правда, в каждом счастье скрыто много печалей. Это я знаю по себе».

Она женским чутьём понимая озабоченность соседки и смутно надеясь на что-то хорошее в их отношениях, притворно сказала:

– Спасибо, Лиза, что ты меня выручила с пирожными. Алёша их очень любит, – она покосилась на сына и выразила это так, что обнаружить какой-нибудь скрытый подвох в ее словах было нельзя. – В таком случае я пойду поставлю чайник, – она не без труда поднялась со стула. – А ты, Лиза, пока накрой на стол. Посуда в буфете, – она вышла на кухню, оставив Алексея и Лизавету одних.

Хрупкая тишина повисла в комнате. Нарушила ее Лиза:

– Я только что у дома встретила Тимофея Копырина…

– А-а, Тимоху, голубятника.

– У него от голубей, по-моему, ум за разум заходит. Говорят, что нигде не учится, не работает.

– Он всё голубей гоняет?

– По-моему, да. С твоим другом, Красновым, дерётся из-за голубей.

– Ну Петька-то работает. Он в иняз хочет поступать.

Столкнувшись взглядами, она ревностно спросила:

– Лёш, почему ты ни одного письма мне не написал? Маме пишешь, хоть редко, но пишешь. А мне интересно, как ты там, – она с укором смотрела на него. – Я ведь, как- никак, твоя соседка.

Алексей был в курсантской форме, она восторженно действовала на нё. Лизавета рядом с ним чувствовала себя на седьмом небе. Она стала накрывать на стол, доставать чашки из буфета. Он сдержанно улыбнулся, помедлив ответил:

– Ну, это же мама, – и спохватившись, желая оправдаться, добавил: – А вообще писать письма некогда: учёба-полёты, полёты-учёба. Времени на письма нет. Я даже Петьке только одно письмо написал.

Он рассеянно говорил с Лизой, а самого отчаянно мучила мысль о том, где завтра будет искать Анну.

Лиза была по-детски влюбчивой, доверчивой и открытой. В голове у неё крутились разные вопросы. И один неожиданно выскочил без ее желания. Она странным голосом спросила:

– Лёш, хочешь я приеду к тебе в училище?

Алексей так и обомлел.

Лиза сама от такой смелости вздрогнула. Глаза ее смотрели на него с наивным испугом. Он не сразу нашелся, что сказать.

– Ты хочешь, чтобы меня выгнали из училища? – это было сказано таким тоном, что Лизавета от страха похолодела, а лицо ее моментально покрылось пятнами.

Алексей стал держаться как-то напряженно. Он даже себе это представить не мог: «С какой стати она приедет? А Лизавета может, у неё на это ума хватит». Он осторожно взвешивал этот фактор в своей голове.

И непонятная сила заставила его говорить неправду. Лишь бы отговорить ее от этого поступка.

– Посещение родственников и знакомых в училище строго запрещено… Учебный корпус находится на территории аэродрома, а он окружен забором. И за забор никого не выпускают, – а сам покраснел, как школьник.

У наивной Лизаветы глаза сделались печальные, она ловила каждое его слово и согласно кивала головой. Он глядел ей прямо в лицо, чтобы убедиться, что его слова подействовали на неё и она выбросит эту затею из головы. Тогда он поменял тему и доброжелательно, к великой радости Лизаветы, сказал:

– Я хочу тебя попросить, Лиза, пока меня нет, заходи к маме почаще, понаблюдай за лекарствами, чтобы не повторилась эта беда.

Эта личная просьба Алёшки родила у неё тонкую надежду на туманное будущее.

– Я и так к тёте Оле каждый день захожу, – пылко сказала она.

Лиза была счастлива такой просьбе. Это даст ей возможность от Ольги Филипповны знать, как в училище живёт Алексей, не появились ли у него там нежелательные знакомые, да и о себе надо ему напоминать почаще.

Глава 8

В самый разгар лета, в воскресенье город утопал в утренних солнечных лучах. Алексей торопливо шел по полупустынной улице к Ане. Как она его встретит: в письмах одно, а в жизни – неизвестно. Он знал только ее почтовый адрес, знал дом, подъезд, этаж и всё. От этого его немного знобило. Чем ближе он подходил к дому, тем отчётливее слышал гулкие удары собственного сердца.

Он поднялся на тускло освещённую площадку второго этажа, увидел две двери: направо и налево. В какую стучать? Он в замешательстве остановился.

Тяжело ступая по лестнице, на площадку поднялся пожилой, сурового вида человек. Не обращая внимания на постороннего, он ключом приготовился открыть левую дверь. Алексей вежливо сказал:

– Здравствуйте.

Мужчина повернул седую голову в сторону Алексея, внимательным взглядом ощупал его курсантскую форму. Молчанием был его ответ. Он опять стал возиться с замком.

– Вы не скажете, в какой квартире живёт Аня Устинова?

Седой человек повернулся к нему всем телом, и тут Алексею почудилось, что где-то видел этого старика.

– А тебе она зачем? – старик удивлённо поднял брови и колючим взглядом уставился на него.

От этого взгляда Алексей немного растерялся и невнятно вполголоса забормотал.

– Да я вот сегодня уезжаю, хотел бы повидаться с Аней.

– А сам-то, кто будешь? – хрипловатым голосом спросил старик.

Раскрасневшийся от волнения Алексей вытянулся по струнке.

– Я курсант авиационного училища, случайно оказался здесь, – он умышленно не сказал о больной матери.

Подслеповато моргая, выцветшими глазами, старик недоверчиво глядел на незнакомца. Алексей, переступая с ноги на ногу, робко спросил:

– Не верите?

– Я верю только Богу, а в остальных сомневаюсь.

Он, наконец, нащупал замочную скважину, вставил туда ключ и видимо поэтому с облегчением произнёс:

– А Аннушки нет. Она на работе, на сутках.

Алёшку будто что-то кольнуло: «Надо бежать на работу, там ее и застану». Через две ступеньки он бросился вниз, второпях выкрикнув старику.

– Спасибо!

Почти бегом он направился на подстанцию скорой помощи, думая на ходу, что разговаривал, наверное, с Аниным дедушкой, обходчиком.

На подстанции молоденькая круглолицая диспетчер, сказала:

– Бригада, с медсестрой Устиновой, недавно вызвана к больному в посёлок Виноградово, это за городом. Когда вернётся – неизвестно.

Такое сообщение расстроило Алексея. Последняя надежда ускользнула от него. Диспетчер мелкими глазками оглядывая Алёшку с любопытством спросила:

– А Устинова вам зачем?

Этот вопрос ему сегодня уже задавали. Ответа у него не было. Зачем ему нужна Устинова? А кто бы на свете мог ответить на этот вопрос? Зачем человек нужен другому человеку? Просто опалённые нежными чувствами души тянутся друг к другу, им трудно существовать в этом мире по одиночке. Если это по-настоящему, в этом тяготении нет места для рассудка.

Алексей обречённо посмотрел на диспетчера и как мог объяснил:

– Понимаете… через два часа у меня отходит поезд – я уезжаю. А мы с ней давно не виделись, – он застенчиво смотрел на диспетчера. Глазки круглолицей девушки стали понимающе, с некоторой завистью, расширяться.

– Понимаю, – похоже, что сама себе сказала диспетчер, – но Виноградово далеко, когда они вернутся?.. – она пожала плечами.

К вокзалу Алексей шел медленным шагом. Теперь до отхода поезда у него время – хоть отбавляй. Спешить некуда. Состав, прижавшись к платформе, уже стоял в ожидании пассажиров. Паровоз усердно пыхтел, раздувая пары. На перроне отъезжающие и провожающие создавали общий гам и возбуждённую суету. Мимо пассажиров, привыкший к этой толкотне, в красной фуражке, прошел начальник поезда.