Развод. Я вас верну

Пролог

Новый год – это тепло, семья, свет. Но только не для меня. На часах почти полночь, а Игоря всё ещё нет.

– Ань, у меня важные переговоры с китайцами, – сказал он несколько часов назад, словно между делом. – Нужно всё закончить до праздников. Подождите меня, я скоро буду.

Я, как всегда, поверила, и ждала. В последнее время ожидание уже стало нормой.

Настя давно уснула, не дождавшись папы. Её любимое платье со снежинками лежало на стуле, а маленькие тапочки с зайчиками стояли у кровати. На праздничном столе всё осталось нетронутым: оливье, нарезка, шампанское, которое я купила специально для того, чтобы мы вдвоём подняли бокалы ровно в полночь.

Весь вечер я ждала. Смотрела на телефон, проверяла сообщения, но ничего. Чем ближе было к двенадцати, тем сильнее росло чувство тревоги.

Я окинула взглядом стол, потом направилась в детскую тихо подошла к Настиной кроватке, поправила одеяльце. Внутри всё сжалось от обиды и бессилия. «Если он не может быть с нами, я сама пойду к нему», – подумала я. Собрала в контейнер оливье, взяла шампанское, накинула пальто и вышла из дома.

В офисе было тихо. Полночь уже близилась, вокруг ни души. На входе дремал охранник. Он сонно кивнул мне, пропуская к лифту. Я поднялась на нужный этаж, и вот уже передо мной кабинет Игоря. Дверь приоткрыта, свет горит.

Сердце забилось сильнее.

Я сделала шаг ближе, собираясь постучать, но вдруг услышала женский смех – звонкий, чуть раскатистый. Мой мозг отказывался принимать очевидное.

Я замерла, прислушалась. Дыхание сбилось, ноги словно приросли к полу. Сложно объяснить, как одно лишь предчувствие может так ранить.

Я заглянула внутрь.

Игорь. Мой Игорь. Мой муж. Он стоял спиной ко мне, чуть наклонившись к женщине. Она сидела на краю его стола, её юбка задралась так высоко, что это не оставляло места для сомнений. Игорь обнимал её за талию, второй рукой убирая прядь волос с её лица.

На столе рядом стояла бутылка вина, два бокала, конфеты…

Пакет с едой выпал из моих рук, ударился о пол. Этот звук заставил их обернуться.

– Аня? – нахмурился Игорь. В его голосе было раздражение, как будто я нарушила что-то важное.

Я смотрела на него не веря. Словно все происходящее было не со мной. Как мог мой любящий муж внезапно превратиться в это?

– Ты… Ты сказал, что работаешь, – прошептала я, чувствуя, как горло сдавливает обида.

– Я работаю, – его голос был спокойным, даже ленивым. – Ты не должна была сюда приходить.

Я сделала шаг вперёд, не веря своим ушам.

– Не должна была приходить? – голос дрожал, срывался. – Ты серьёзно? Ты изменяешь мне, а я, оказывается, не должна была этого видеть?

– Аня, перестань, – сказал он, всё так же спокойно. – Ты делаешь из мухи слона.

Я смотрела на него, словно пыталась понять, кто передо мной.

– Это, по-твоему, муха? Ты предал меня. Нас с Настей!

– Хватит драматизировать, – он нахмурился. – У тебя есть всё что нужно для беззаботной жизни. Квартира, еда, ребёнок. Чего тебе ещё не хватает?

Слёзы бесконтрольно потекли по моим щекам. Я просто не могла поверить в его слова. В то что он способен на подобную жестокость.

– Мне не хватает тебя, Игорь. Я твоя жена. Или ты забыл?

Он провёл рукой по лицу, как будто пытался взять себя в руки, и закатил глаза.

– Ты слишком все усложняешь, Аня. Это просто расслабление. Работа – это стресс. И вообще, это не твоё дело.

Его слова эхом отдавались у меня в голове. Я будто стояла в пустоте, где больше ничего не имеет значения.

– Не мое дело? – прошептала я.

– Ты моя жена, – пожал он плечами. – А значит, твоё дело – заботиться о доме, ребёнке и… просто жить своей жизнью. Оставь работу, и то что я тут делаю мне.

Я замолчала, глядя на него, как на чужака. Он говорил это так спокойно словно обсуждал что-то незначительное.

Я подошла ближе, чувствуя, как в груди поднимается гнев.

– Ты правда думаешь, что я смогу это пережить? Думаешь, я смогу закрыть на это глаза?

Он пожал плечами смотря на меня почти с издевкой.

– Ты не уйдёшь, Аня. Куда ты денешься, бросив все что я даю? Сможешь отказаться от всего?

Я посмотрела на него. Долго, до боли. Этот человек, мой муж, действительно верил в то, что говорил.

– Смогу и откажусь, Игорь, – сказала я наконец взяв себя в руки. – От всего, что ты мне дал. Потому что всё это ничего не значит. Всё, что было важно, ты уничтожил.

Я развернулась и вышла, слыша за спиной тишину.

На улице было холодно, воздух резкий, но внутри я не чувствовала ничего. Мужчина, которого я любила, уничтожил всё, что у нас было. Теперь мне нужно было начать все заново. Ради себя, ради Насти.

Добро пожаловать мои дорогие! Надеюсь на вашу поддержку и на то что книга вам понравиться! Тут не будет банальной измены, и все далеко не так как выглядит на первый взгляд!

Глава 1

– Мам, а почему папы ещё нет? Новый год же… – Настя сонно морщит носик, зевая, пока я пытаюсь натянуть на неё тёплый свитер поверх пижамы.

Её тонкий голос звучит как нож по сердцу, но я держусь. У меня ещё будет время развалиться, когда она уснёт в другой комнате, у мамы. Сейчас главное – собрать нас и уехать до того, как Игорь вернётся. Если вообще вернётся.

Я слишком много раз обманывала себя за эти часы. Убеждала, что вот-вот услышу звук ключей в замке, что он опомнится, бросит всё и побежит домой. Но он не пришёл. Не позвонил. Прошло уже больше часа, а он всё ещё “работает”.

Настя тянет меня за рукав. Её маленькие пальчики с трудом удерживают ткань моего свитера, глаза полузакрыты.

– Мам? – голос тихий, будто она боится что-то нарушить.

– Прости, малыш, но нам нужно к бабушке и дедушке, – говорю я как можно мягче, натягивая шапку ей на голову. – А папа… У него срочные дела.

Настя моргает, зевает так широко, что видно её крошечные молочные зубки.

– Хорошо… Но он ведь приедет?

Её вопрос застревает где-то внутри меня комом.

– Конечно, малыш, – я улыбаюсь, будто это очевидно, но мой голос предательски дрожит.

Настя кивает, принимая мои слова на веру, как дети принимают сказки. Она устало прижимается ко мне, а я закрываю глаза, чувствуя, как мир рушится под ногами. Моё солнце верит в папу, а я уже нет.

Малышка пахнет тёплым молоком и одеялом, её шапка сползает, обнажая волосы, которые мягкими прядями ложатся на мои руки. Настя доверчиво прячет нос в моём свитере, а я сдерживаю рвущийся наружу плач.

– Мам… можно я возьму зайку? – шепчет она, не поднимая головы.

– Конечно, бери, – отвечаю и ловлю себя на том, что глажу её по плечу так, будто прощаюсь.

Настя выскальзывает из моих рук, чтобы найти своего потрёпанного серого зайца. Её шаги едва слышны, она спотыкается о свои же тапочки.

– Нашла! – её голос звучит чуть бодрее, и она протягивает мне игрушку с такой гордостью, будто нашла потерянное сокровище.

Я надеваю ей куртку, застёгиваю молнию, и всё это время она держит зайца. Он висит у неё в руке, еле держась за оторванное ушко.

– Готова?

Настя кивает и вдруг тихо добавляет:

– Мам, папа точно приедет? Он ведь нас любит?

Её слова прожигают меня насквозь. Я глажу её по щеке, задерживаю руку на её мягкой коже и шепчу:

– Конечно, любит. Ты его самая любимая девочка.

Настя верит. А я больше не могу.

***

Я вызвала такси и забрала Настю, прижав её к себе так крепко, будто боялась, что она может исчезнуть. Она уснула почти сразу, едва мы выехали на тёмные улицы. Её крошечное тело стало тёплым и мягким, щёчка уткнулась мне в плечо, а серый заяц безвольно болтался в её маленькой ручке. Я смотрела на неё, стараясь не думать, что будет дальше.

Дом родителей стоял на окраине, в старой «хрущёвке», где стены всегда казались тонкими, а воздух зимой холодным даже внутри. Лифт, конечно, не работал. Я оставила сумки в подъезде, чтобы потом спуститься за ними, и пошла пешком на пятый этаж, чувствуя, как с каждым шагом мои ноги становятся тяжелее. Настя даже не пошевелилась – она спала так крепко, будто ничего в этом мире не могло её потревожить.

Мама открыла дверь, не дожидаясь второго звонка. Она выглядела так, будто ждала нас всю ночь: в домашнем халате, с не до конца убранными волосами.

– Ань, что случилось? Почему ты тут? – спросила она тихо, но тревожно, взглянув сначала на меня, потом на Настю.

– Лифт опять не работает, – вместо ответа сказала я.

– Ох, иди быстрее, на улице холодрыга, а в подъезде не лучше, – вздохнула мама, отступая назад, чтобы мы могли пройти.

В квартире пахло пирогами, которые мама, похоже, только вытащила из духовки, и табаком – папа опять курил, хотя обещал бросить. Настю я уложила на старый диван в комнате, где прошло моё детство. Она чуть шевельнулась, зарылась носиком в клетчатый плед и крепче сжала своего зайца. Я поправила ей волосы, задержав руку на её тёплой голове, и вернулась на кухню.

Папа сидел за столом, пил чай и смотрел телевизор, где ведущие с улыбкой говорили о празднике, о новых надеждах и мечтах.

– А ты чего здесь? – он посмотрел на меня поверх очков. – Новый год же. Где Игорь?

Я молча села на табурет. Мама уже ставила передо мной чашку с горячим чаем, усаживалась рядом.

– Ань, что-то случилось? – осторожно спросила она.

Я уставилась в кружку, глядя, как пар поднимается тонкими лентами. Казалось, слова застряли где-то внутри, как кость в горле. Но молчать больше не было сил.

– Я застала его с другой, – наконец выдохнула я.

Папа так резко поставил чашку на стол, что чай плеснул через край. Мама молчала, но её рука легла на мою.

– Он сказал, что я не должна вмешиваться, – продолжила я, чувствуя, как голос предательски дрожит. – Что это ничего не значит, что он дает мне всё, и я должна это терпеть.

– Вот же мерзавец, – пробормотал папа, вставая и начиная ходить по маленькой кухне. Он сцепил руки за спиной, но они всё равно дрожали. – Ну гад…

Мама сжала мою руку крепче, но голос её оставался спокойным:

– Ты правильно сделала, что пришла.

– Мам, а что дальше? – я повернулась к ней, чувствуя, как слёзы снова подступают. – Я одна теперь. С Настей… Что я буду делать?

Папа остановился, повернулся ко мне и сказал так твёрдо, как будто это уже было решено:

– Ты не одна, Ань. Мы с матерью тебя поддержим. И Настю. Всё будет хорошо.

– Да, – добавила мама, накрывая мою руку своей второй ладонью. – Останься у нас. Поживи, пока всё не уляжется. Не торопись никуда. Мы с папой рядом.

Я кивнула. Это был единственный момент за весь вечер, когда я почувствовала, что могу дышать. В этой маленькой кухне, с потёртым линолеумом и запахом пирогов, всё вдруг стало чуть легче.

Мама налила мне ещё чаю, пододвинула тарелку с печеньем. Папа вернулся к своему стулу, но уже не смотрел телевизор. Он просто сидел рядом, молча, но так, что я знала: он всегда меня поддержит и не оставит в беде.

Из комнаты раздался тихий голос Насти:

– Мам… Ты тут?

Я встала, вытерев глаза, и пошла к ней.

– Да, моя хорошая, я тут, – сказала я, подходя к дивану.

Настя сонно посмотрела на меня, улыбнулась и снова обняла своего зайца. Я поправила ей одеяло и тихонько села рядом.

В этот момент я поняла: всё будет хорошо. Не сразу, не завтра, но будет. У меня есть Настя. Есть мама и папа. И этого достаточно, чтобы начать заново

Настюша

Я проснулась, потому что мне в лицо светило солнышко. Сильно так светило, будто говорило: «Настя, вставай!» Я потерла глаза кулачками, потянулась, и тут поняла, что это не моя кровать. Вообще не моя. И комната не моя. Где мои игрушки? Где мой шкафчик? Только заяц со мной. Хорошо хоть он не потерялся.

Я села на кровати – вернее, на диване, потому что это точно диван. Такой колючий, будто его ёжик шьёт. Огляделась. Всё какое-то странное: маленькое, тесное. Зато пахло вкусно. Как будто кто-то печёт что-то сладкое.

– Мам? – позвала я тихонько. Но мама не пришла.

Я встала, завернулась в плед – он такой тёплый, как будто меня медведь обнял, – и пошла искать её. Нашла на кухне. Там сидели мама, бабушка и дедушка. Все пили чай, молчали и смотрели на стол. Как будто ждали, что стол им что-то скажет.

– Мам, а где папа? – я подбежала к ней, полезла на колени.

Она сразу обняла меня. А когда мама так обнимает, я понимаю, что она грустит.

– Папа… он пока занят, Настюш, – сказала мама.

– А когда он придёт? Сегодня? Новый год же! – я посмотрела на неё, потом на бабушку. Почему они молчат?

Бабушка вдруг улыбнулась. Ну как улыбнулась – она старалась, но получилось не очень.

– Настя, а ты знаешь, кто приходил ночью? – спросила она громко. – Дед Мороз!

У меня аж глаза раскрылись.

– Дед Мороз? Правда?!

– Правда-правда! – кивнула бабушка. – А знаешь, что он тебе оставил?

Она пошла куда-то, а я прямо подпрыгнула.

– Подарки?!

Я побежала за ней. И правда, под ёлкой стояли коробки. Много коробок! Красные, блестящие, прям как в мультиках!

– Ух ты! – сказала я и сразу полезла к подаркам.

– Ну что, будем открывать? – спросила бабушка.

Я уже взяла самую большую коробку, но тут вспомнила про папу. Папа же должен видеть подарки!

– Мам, а папа видел подарки? Он тоже меня поздравил? – я повернулась к маме, которая стояла у двери.

Мама замерла. Она всегда так делает, когда не знает, что сказать. Но потом улыбнулась, тоже не очень весело.

– Конечно, видел, – сказала она. – Вот, смотри. Это от папы.

Она достала из сумки коробку, и я сразу узнала! Это тот подарок, который мы выбирали вместе с мамой и папой!

Я открыла коробку, а там кукла. Та самая, которую я хотела!

– Ура! – закричала я, но всё равно почувствовала, что что-то не так.

Дедушка сел рядом со мной, начал собирать кукольный домик, а я смотрела на него, потом на бабушку, потом на маму. Все были какие-то странные.

– Мам, а почему вы такие грустные? – спросила я наконец.

Мама наклонилась ко мне и погладила меня по голове.

– Мы не грустные, милая. Просто устали, – сказала она.

Я кивнула, но всё равно не поняла. Новый год же. А если Новый год, то все должны радоваться! Даже бабушка с дедушкой! Даже мама! Но почему-то они не радовались. А я решила, что буду. Потому что у меня теперь есть кукла и заяц, и у нас ещё столько игрушек под ёлкой!

Аня

Я сидела на кухне, глядя в телефон, который молчал, как будто у него тоже не было слов. Вчера я ушла из дома с ребёнком, а Игорь за всё это время даже не попытался позвонить. Ни сообщения, ни попытки объясниться. Как будто ничего не произошло.

Настя играла с бабушкой в комнате, её звонкий смех доносился до меня, но внутри было пусто. Почему он молчит? Почему ему всё равно? Разве хоть один человек, у которого есть сердце, мог бы так поступить?

Я не выдержала. Набрала сообщение:

«Игорь, тебе не стыдно за своё поведение? За то, что ты сделал? За то, что даже не извинился?»

Отправила. Руки дрожали. Я ждала, что он ответит, но не была готова к тому, что прочитаю. Телефон вибрировал, а вместе с ним дрожала и я. Открыла сообщение.

«Стыдно должно быть тебе. Мало того, что явилась туда, куда тебя никто не звал, так ещё и ушла с моей дочерью из дома. Я тебя предупреждаю: не на того напала. Бегать за тобой я не собираюсь. У тебя есть последний шанс молча вернуться домой».

Я перечитывала эти слова раз за разом, но они не становились понятнее. Моё сердце билось так громко, что, казалось, его слышно даже Насте в другой комнате. Последний шанс? Бегать не будет? Это что, шантаж?

Я опустила телефон на стол, не в силах больше его держать. Внутри всё кипело: гнев, обида, боль. Как он может быть таким? Неужели я так ошиблась в нём, в человеке, с которым прожила столько лет?

Мама позвала меня на помощь с Настей, и я поднялась, чтобы отвлечься. Но слова Игоря продолжали звенеть в голове, словно кто-то нарочно нажимал на больное место. Он не просто не пытался понять, что я чувствую, – он считал себя правым.

Глава 2

Прошло две недели. Две бесконечные недели, в которых каждый день тянулся, как резина, и каждый вечер я засыпала с одной мыслью: «Ну почему он так со мной поступает?». Все эти дни Игорь молчал. Ни звонка, ни сообщения, ни попытки объясниться. Я то злилась, то уговаривала себя, что, может быть, это к лучшему. Но было больно. Больно от того, что человек, с которым я прожила столько лет, вёл себя так, словно мы с Настей ему больше не нужны.

Настя, конечно, ничего не понимала. Она была рада просыпаться у бабушки с дедушкой, играть с подарками и бегать по маленькой квартире. Но каждое утро она задавала один и тот же вопрос:

– Мам, а папа сегодня приедет?

И каждый раз я старалась отвечать так, чтобы она не почувствовала, как у меня внутри всё разрывается на части.

– Папа пока занят, солнышко. У него много работы.

– А он нас любит? – спрашивала она, глядя на меня своими огромными глазами, в которых было столько надежды, что я едва сдерживалась, чтобы не заплакать.

– Конечно, любит, – отвечала я и тут же отворачивалась, делая вид, что мне нужно что-то срочно убрать со стола или проверить телефон.

Папа с мамой всё это время старались поддерживать меня. Папа даже однажды сказал:

– Анька, ну его к чёрту, этого Игоря. Справишься. Ты сильная, и Настя у тебя – умница. Мы всегда рядом.

Мама кивала, подливая мне чай. Они не говорили лишнего, но я знала, что они за меня переживают. Особенно мама, которая то и дело подсовывала мне что-то вкусное, как будто пирожки или суп могли заштопать дыру, которая образовалась у меня внутри.

Но легче не становилось. Настя слишком часто спрашивала про папу. Каждый раз, когда она садилась играть с куклой, которую он «подарил», она говорила:

– Мам, а папа точно приедет? Он же скучает?

И я кивала, боясь, что мой голос выдаст меня.

Однажды ночью она проснулась с криком:

– Мам, а папа где? Я его не вижу!

Я сразу кинулась к ней, обняла, прижала к себе, а она заплакала у меня на руках.

– Малыш, я здесь, – шептала я, гладя её по голове. – Всё хорошо. Ты просто испугалась.

Она уснула, а я ещё долго сидела рядом, слушая её тихое дыхание и чувствуя, как по щекам текут слёзы. Почему он так поступил с нами? Почему ему так легко отвернуться от своей семьи?

И вот сегодня утром пришёл водитель. Просто позвонил в дверь, протянул конверт и ушёл, даже ничего не объяснив. Мама забрала Настю в комнату, а я осталась на кухне с этим проклятым конвертом в руках. Развернула его, и сердце сжалось. Документы на развод.

Я долго смотрела на них, не понимая, как это вообще возможно. Он не позвонил, не приехал. Даже не попытался поговорить. Просто отправил бумаги с чужим человеком, как будто это какая-то мелочь.

И тут пришло сообщение. Телефон завибрировал на столе, я знала, что это от него. Руки тряслись, когда я открывала.

«Или подписывай, или возвращайся домой вместе с моей дочерью. Последний шанс.»

Я перечитывала эти слова снова и снова. Последний шанс? Что это, ультиматум? Он действительно считает, что я так просто всё забуду? Что я приду, как будто ничего не было?

Слёзы навернулись на глаза, но я их тут же вытерла. Гнев вскипал внутри. Он думает, что имеет право меня вот так ставить на место? После всего, что он сделал? После того, как разбил нашу семью?

Я вышла на балкон, чтобы немного прийти в себя. На улице было холодно, воздух обжигал лицо, но это помогало держаться. Я смотрела на двор, на деревья, покрытые инеем, и думала: когда я успела стать такой слабой? Когда позволила ему так себя унизить?

Я вернулась в кухню, где сидела мама. Она посмотрела на меня и сразу поняла, что случилось.

– Это от него? – тихо спросила она.

Я кивнула, бросая конверт на стол.

– Хочет, чтобы я подписала. Или вернулась.

Мама нахмурилась, взяла мои руки в свои.

– Ань, ты не обязана принимать такие решения сразу. Подумай. Но знай, что мы с отцом всегда на твоей стороне. Что бы ты ни выбрала.

Я сжала её руки, почувствовав, как слёзы снова подкатывают. Но теперь это были слёзы не только боли, но и какой-то странной, новой силы.

Я посмотрела на конверт и поняла: я больше не позволю ему управлять моей жизнью.

Я долго думала. Два дня металась между гневом, болью и надеждой, что, может быть, всё это – какая-то ошибка. Но каждый час его молчания выжигал из меня веру в нашу семью. Каждый раз, когда Настя спрашивала про папу, я чувствовала, как что-то внутри меня ломается. Может, я действительно ошиблась? Может, мне нужно всё закончить?

Сегодня утром я села за стол, разложила документы и подписала их. Руки дрожали. Я смотрела на своё имя, выведенное на белой бумаге, и чувствовала, будто кто-то вырвал у меня часть души.

Но это было нужно. Ради меня. Ради Насти.

Я решила, что отнесу документы сама. Это не обсуждалось – я не хотела, чтобы он снова прислал какого-то водителя. Я должна была посмотреть ему в глаза. Может быть, в глубине души я всё ещё надеялась, что он что-то скажет, что-нибудь объяснит… что-нибудь исправит.

В офисе было тихо. Почти пусто – большинство сотрудников, видимо, ушли на обед. Охранник у входа узнал меня и кивнул, но его взгляд был странным, как будто он знал что-то, чего не знала я.

Дверь в кабинет Игоря была закрыта. Я постучала, но ответа не было. Постояла пару секунд и всё-таки решилась войти.

Он сидел за столом, что-то листал, даже не поднял голову, когда я зашла. Просто бросил сухое:

– Ты без приглашения, как всегда.

Я сжала документы в руках, делая глубокий вдох, чтобы не сорваться.

– Я подписала. Принесла их сама.

Он наконец посмотрел на меня. Глаза холодные, будто я не была его женой почти семь лет. Будто мы не делили одну жизнь, одну кровать, одно имя.

– Угу, – сказал он, небрежно, как будто я принесла ему счёт за коммуналку. – Давай сюда.

Я подошла ближе, положила документы на край стола. Его рука чуть замешкалась, когда он их брал, но он быстро спрятал это движение за безразличием. Пролистал, как будто проверял, не пропустила ли я чего.

– Всё, можешь идти, – сказал он, откладывая папку.

Я замерла. Не потому, что ждала благодарности или извинений. Я уже поняла, что ничего такого не будет. Но его тон, его равнодушие… Это было слишком.

– Вот так просто? – мой голос дрогнул. – Ты даже не хочешь поговорить? Объяснить что-нибудь?

Он тяжело вздохнул, будто я отнимаю у него драгоценное время.

– А что тут обсуждать? Ты сделала свой выбор, я – свой. Давай не будем устраивать здесь драмы.

Я посмотрела на него, пытаясь разглядеть хоть что-то – сожаление, боль, хотя бы тень эмоции. Но там не было ничего. Только эта ледяная стена, в которую я всё время билась.

– Я сделала свой выбор? – переспросила я. – Ты серьёзно? Это ты… Это ты разрушил всё, что у нас было!

Он хмыкнул.

– Не преувеличивай. Мы просто стали разными. Это жизнь, Аня. Такое бывает.

Его слова ударили сильнее, чем я ожидала. Я прикусила губу, чтобы не сорваться.

– У тебя ничего не ёкнуло внутри? – спросила я. – Ты даже не задумывался о том, что сейчас происходит с Настей? Как она это переживает? Или тебе плевать?

Его взгляд стал жёстче. Он встал, облокотившись на край стола.

– Настя – моя дочь. И я сделаю для неё всё, что нужно. Но ты… Ты превратила это в цирк. Ушла, выставила меня перед всеми каким-то чудовищем. Думаешь, я этого не знаю?

Я ошеломлённо замерла.

– Ты… Ты обвиняешь меня? После всего, что ты сделал?

– Хватит, Аня, – отрезал он. – Подписала – и спасибо. Теперь либо живи своей жизнью, либо вернись домой. Но если выбрала первое – больше не звони и не ищи встречи.

Каждое его слово будто били по лицу. Я стояла перед ним, чувствуя, как сердце сжимается в последний раз.

– Всё, что я хотела, – это сохранить нашу семью, – сказала я тихо. – А ты… Ты сделал так, чтобы её больше не было.

Он ничего не ответил. Просто сел обратно, включил компьютер и начал что-то печатать, полностью игнорируя моё присутствие. Как будто меня больше не существовало в его мире.

Я развернулась и вышла из кабинета. На этот раз – окончательно.

Когда я шла по коридору, то вдруг поняла, что мне… легче. Будто я оставила в этом кабинете всю свою боль, всю обиду. Я больше не держалась за то, чего уже давно не было.

У нас больше нет семьи. И, наверное, уже никогда не будет. Но теперь я знала: у меня есть я. И есть Настя. А для новой жизни этого более чем достаточно.

Глава 3

Настюша

Папа не пришёл на Новый год. Я ждала его. Очень ждала. Мы с мамой накрыли стол, зажгли огоньки, даже мой заяц был в своём лучшем платье. Я сидела у окна и смотрела, как все папы возвращаются домой с большими сумками. Они приносили подарки, а один папа даже нёс ёлку! Но мой папа так и не пришёл.

Потом мама сказала, что мы поедем к бабушке. Я радовалась, потому что там тоже вкусные печеньки и подарки, но всё равно думала: «А папа? Он нас там найдёт?». Мама сказала, что он работает. Но разве можно работать в Новый год? Это же праздник, и папа всегда говорил, что праздники – для семьи.

Прошло много дней. Мы с мамой остались у бабушки. Здесь весело, и дедушка всегда играет со мной в «строителей». Но папы так и не было. Я уже не знала, спрашивать ли у мамы, потому что каждый раз, когда я говорила про папу, мама начинала странно дышать и отворачивалась. Она говорила, что он нас любит. Но если он любит, почему он не приходит?

На площадке сегодня была девочка. Её звали Лиза. Она была немного старше меня и играла в песочнице. Мы строили замок, но она вдруг спросила:

– А твой папа где?

Я задумалась и ответила:

– Он… он работает. Он нас любит. Просто не может прийти.

Лиза посмотрела на меня так, как будто она что-то знает.

– Наверное, он умер, – сказала она просто, будто это ничего не значит. – Мой друг тоже так говорил, а потом его мама сказала, что папа умер.

У меня внутри всё похолодело. Нет, она не права. Папа не может умереть. Если бы он умер, мама бы сказала. Правда? Я уставилась на неё, не зная, что ответить. У меня в горле появился комок, а сердце стало биться так быстро, что я даже слышала его. Бум-бум, бум-бум.

– Нет, – сказала я твёрдо, хотя голос дрожал. – Он не умер. Мама бы сказала.

Но Лиза только пожала плечами и вернулась к своему замку.

Я ушла с площадки, не попрощавшись. Мне стало страшно. Очень страшно. А что, если она права? Мама ничего не говорит, потому что ей тоже грустно? А если он умер, почему никто мне не сказал? Я ведь уже большая. Я могу понять.

Когда я вернулась домой, мама сидела на кухне. Она улыбнулась мне, но я сразу поняла, что улыбка не настоящая. Она такая, когда мама грустит, но не хочет показывать. Я встала у двери и спросила:

– Мам, а папа умер?

Мама так быстро повернулась ко мне, что я испугалась. Её глаза стали большими, и она открыла рот, но не сказала ни слова. Просто смотрела на меня.

– Лиза сказала, что, если папа не приходит, он, наверное, умер. Это правда?

Мама подскочила, подошла ко мне и села на корточки. Она взяла меня за плечи, как будто боялась, что я убегу.

– Настенька, послушай меня, – её голос дрожал. – Папа не умер. Ты слышишь меня? Он жив. Просто… просто сейчас он не может быть с нами. Это сложно. Но он тебя очень любит. Очень-очень.

Я смотрела на неё, пытаясь понять, правду ли она говорит. Она держала меня так крепко, что это даже немного больно. Я кивнула, но внутри всё равно было холодно. Если он жив, то почему его нет? Почему он не звонит, не приходит?

Мама обняла меня, и я почувствовала, что её плечи дрожат. Она сказала, что я её самая сильная девочка, что мы справимся. Но я не хочу быть сильной. Я хочу, чтобы папа пришёл домой. Чтобы он обнял нас и сказал, что всё хорошо.

Но он так и не пришёл, а это значит что он все-таки умер…

Аня

Когда Настя задала мне этот вопрос, у меня внутри всё оборвалось. – Мам, а папа умер?– В её голосе не было сомнений. Она была абсолютно серьёзна, как будто эта мысль уже давно жила в её маленькой голове. Я не могла дышать. Казалось, стены давят со всех сторон. Как мой ребёнок мог подумать такое?

Я опустилась перед ней на колени, схватила её за плечи, почти судорожно. Мои руки дрожали.

– Настенька, что ты говоришь? Папа жив! Ты слышишь? Он жив и он любит тебя!

Но она смотрела на меня большими глазами, в которых было столько недоумения и грусти, что я почти не выдержала. Она продолжала:

– Лиза сказала, что, если папа не приходит, то он, наверное, умер.

Кто эта Лиза? Почему она посмела так говорить? Гнев, ужас, бессилие – всё смешалось в моей голове. Я обняла Настю так крепко, как будто хотела защитить её от всего мира, и прижала к себе её маленькое тёплое тело. Она была такой хрупкой, такой беззащитной.

Позже я укладывала её спать, но не могла выкинуть из головы этот разговор. Она заснула, обняв своего серого зайца, а я осталась рядом, смотрела, как она дышит, и чувствовала себя самой ужасной матерью на свете. Если мой трёхлетний ребёнок может подумать, что её отец умер, значит, я где-то очень сильно ошиблась. Я не защитила её от этой боли. И всё это из-за него. Из-за Игоря.

Я старалась не думать о нём, но это было невозможно. Гнев сжигал меня изнутри. Как он мог так поступить? Где тот Игорь, который крутил Настю на руках до смеха, пока она визжала от восторга? Где тот отец, который ночью читал ей сказки, даже когда был уставшим?

Я вспомнила одну из тех ночей. Настя тогда никак не хотела засыпать. Она была совсем крошкой, ей было меньше года. Я лежала на кровати, совершенно измученная, и шептала:

– Игорь, я больше не могу, ты можешь уложить её?

Он улыбнулся и взял её на руки. Она тут же перестала плакать. Он ходил с ней по комнате, напевая что-то тихое и незнакомое, пока я не уснула. Когда я проснулась, он всё ещё сидел с ней в кресле, уже спящей, и гладил её крошечную ладошку.

– Она чудо, – шепнул он тогда. – Мы с тобой самые счастливые.

А теперь? Теперь он даже не вспомнит о её дне рождения. Я с трудом узнаю его. Может быть, он всегда был таким? Может, он только притворялся? Идеальный муж, идеальный отец. Я не могу понять, кто он теперь. Как он мог оставить нас с Настей, зная, как она его любит? Это была не просто измена. Это было предательство.

Проснувшись рано утром, я почувствовала странную тревогу. Что-то было не так. Я пошла к Насте и, едва прикоснувшись к её щеке, поняла – она горит.

– Настя! – позвала я, но она не открыла глаза. Она только что-то пробормотала и повернулась на бок.

Я быстро побежала за градусником. Температура – 39,8. У меня началась паника. Я сразу вспомнила все страшные истории, которые когда-либо слышала. Что, если это что-то серьёзное? Что, если я не успею? Я набрала маму, которая была в отъезде, она сказала, чтобы я срочно звонила врачу. Я так и сделала.

Когда приехал врач, я сидела рядом с Настей, не отпуская её руку. Она была горячая, как печка, но я не могла отойти. Мне казалось, что, если я отпущу её даже на минуту, всё может стать ещё хуже. Врач сказал, что это, скорее всего, вирус. Нужно сбивать температуру, много пить, и обязательно наблюдать за состоянием. Он был спокоен, а я нет.

Настя открыла глаза только через пару часов. Она посмотрела на меня, слабая, но всё же улыбнулась.

– Мам, а ты не уйдёшь?

– Конечно, нет, моя хорошая. Я всегда буду с тобой.

И тут я поняла. Настя потеряла веру. Она больше не чувствует себя в безопасности. Это я должна была её защитить. Это я должна была объяснить ей, что она не одна, что она всегда будет любима. Даже если Игорь решил исчезнуть из нашей жизни, я не позволю ему разрушить её. Она заслуживает счастья, несмотря ни на что.

Я наклонилась и поцеловала её в лоб. Она снова уснула, а я сидела рядом, понимая только одно: я больше никогда не позволю ей чувствовать себя ненужной. Мы справимся. Ради неё я стану сильной.

Мне холодно. Очень холодно, даже под одеялом. Оно тяжёлое, и кажется, что давит на меня. Я хочу позвать маму, но не могу – голова такая тяжёлая, что я не могу её поднять. Я просто лежу и смотрю на зайца. Он тоже смотрит на меня. У него большие ушки, но он ничего не слышит. А я слышу всё. Слышу, как мама ходит туда-сюда, что-то шуршит. Она плачет? Наверное, нет. Мама же говорит, что всё хорошо. А вдруг она врёт?

Лиза сказала, что, если папа не приходит, значит, он умер. И мама врёт, потому что ей грустно. Может, это правда? Может, мама просто боится мне сказать? Я не хочу, чтобы папа умер. Я хочу, чтобы он пришёл. Почему он не приходит?

– Мам… – еле слышно шепчу я. Голос такой слабый, как будто он спрятался.

Мама сразу подбегает. Её лицо рядом, она вся такая тёплая, но я всё равно мёрзну.

– Что, малыш? Ты хочешь пить? Жарко? Холодно? Скажи маме, – она гладит меня по голове, а я начинаю плакать. Слёзы сами бегут, я не хочу, но они не останавливаются.

– Мам, позови папу… Пожалуйста. Если он не умер, пусть придёт. Пусть придёт сейчас… – я почти захлёбываюсь словами, они цепляются друг за друга, как будто боятся не успеть.

Мама замирает. Она смотрит на меня, и я вижу, что она тоже сейчас заплачет. Я не хочу, чтобы мама плакала. Я хочу папу.

– Настенька, папа… Он не может прийти. Но он любит тебя. Очень сильно, слышишь? Очень сильно.

– Нет, – я качаю головой, хотя от этого она ещё больше кружится. – Если он любит, почему его нет? Почему он меня не обнимает? Я хочу, чтобы он обнял меня, как раньше. Чтобы сказал, что я его маленькая принцесса…

Мама прижимает меня к себе, так крепко, что я чувствую, как у неё дрожат руки. Она шепчет, что всё будет хорошо, но я не верю. Если всё хорошо, почему папы нет? Почему он не звонит? Почему мама ничего не рассказывает?

Я закрываю глаза, но мне становится ещё страшнее. Вдруг я проснусь, а мамы тоже не будет? Вдруг я останусь одна? Мне кажется, что я падаю куда-то, где холодно и темно, и там никого нет. Я открываю глаза и снова вижу маму. Она со мной. Она всегда со мной. Но папы нет.

– Мам, а папа нас больше не любит? – спрашиваю я тихо.

Мама начинает качать меня, как маленькую, как тогда, когда я была совсем крошкой. Её волосы щекочут мне лицо, а голос тихий и тёплый:

– Любит, Настенька. Он всегда тебя любил и будет любить. Просто так получилось. Но я здесь, слышишь? Я всегда буду с тобой.

Я киваю, но внутри всё равно пусто. Я так хочу, чтобы папа пришёл, чтобы сказал: «Ты моя девочка». Но его нет. И, может, Лиза была права. Может, мама просто не хочет говорить… Но я не хочу, чтобы папа умер. Папа, приди, пожалуйста. Просто приди.

Настюша

Я открыла глаза. В комнате было тихо. Только лампочка светила тускло, как будто ей тоже было грустно. Я сразу поняла, что кто-то сидит рядом. Сначала я подумала, что это мама, но потом увидела папу. Настоящего. Он сидел на краешке кровати и смотрел на меня. Я заморгала, чтобы проверить, не сон ли это. Папа здесь? Правда здесь?

– Папа? Это ты? – спросила я шёпотом. Голос был слабый, как у крошечного мышонка.

Он улыбнулся, но как-то грустно. Очень грустно. Как будто он сам не верил, что здесь.

– Это я, принцесса, – сказал он тихо.

Я смотрела на него и не знала, радоваться или бояться. Он был настоящий, но такой странный. Может, это всё-таки не он?

– Ты не призрак? – спросила я, прищурив глаза, чтобы лучше рассмотреть его.

Папа нахмурился, а потом тихо засмеялся. Но смех у него был какой-то не настоящий, как будто ему совсем не хотелось смеяться.

– Нет, Настенька, я не призрак. Я настоящий. Видишь? – он протянул руку, и я осторожно прикоснулась к ней. Рука была тёплая. Значит, правда не призрак.

– А я думала, ты умер, – сказала я и сразу почувствовала, как в горле стало тесно. – Ты так долго не приходил. Лиза сказала, что папы, которые не приходят, умирают. Это правда?

Он вдруг опустил глаза, а потом вздохнул. Такой грустный. Я ещё никогда не видела папу таким. У него глаза были, как у мамы, когда она плачет, но не показывает.

– Нет, моя девочка, я не умер. Просто… меня не было. Но я всегда думал о тебе. Всегда.

Я крепче обняла своего зайца, чтобы он тоже слушал. Он должен знать, что папа живой.

– А ты любишь нас? Меня и маму? – спросила я. Мне очень хотелось это знать.

Папа смотрел на меня долго. Потом кивнул.

– Конечно, люблю, – сказал он. – Очень сильно.

– А почему тебя так долго не было? Почему ты не приходил? – я чувствовала, как внутри всё снова начинает болеть. Слёзы сами катились, я не могла их остановить. – Я думала, что ты больше нас не любишь…

Папа протянул руку и погладил меня по голове. Его ладонь была такая тёплая, как у мамы, когда она утешает.

– Прости меня, Настенька. Я был… я был неправ. Я… – он замолчал, как будто не мог найти слова. А потом тихо добавил: – Я просто не знал, как всё исправить.

Я смотрела на него, и мне было его жалко. Очень жалко. Он был такой грустный, будто у него тоже болит внутри. Я потянулась к нему и обняла его за шею. Он стал совсем тёплый. И мне стало чуть легче.