Рассказы для забавы и экзистенциальных мук. Новое обновлённое издание 2025 года! Ещё больше юмора и экзистенциальной боли!
© Андрей Шапеев, 2024
ISBN 978-5-0062-1893-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
Это сборник рассказов из моего сообщества BERNULLI, который вы можете найти во Вконтакте. Большинство из них написано методом автоматического письма. Блаблабла, это всё не важно. Суть в том, что мы с друзьями сочли, что эта книга должна войти в вечность. Потому что местами очень трогательно, местами очень смешно. Неизбежно абсурдно и метамодерново. Поэтому она здесь. Возможна нецензурная брань. Но это не точно. Вроде всё удалял и зап*кивал. Приятного чтения! Но, как говорит моя колонка Алиса, «Осторожно! Детям такое слушать не рекомендуется!» Да и взрослым тоже не советую, если честно.
Раздел 1/2. Рассказы попроще и поабсудрднее
Олег и евглена
Однажды Олег Сергеевич, будучи в преклонных уже годах, споткнулся и упал на Евглену Зелёнову. Лежа они расхохотались и поженились. У них родился сын и три дщери. Сына Олег Сергеевич называл плод семян моих, а дщерей собственно дщери мои. Умер Олег Сергеевич в ещё более преклонных годах, а Евглене Зеленовой было всего 22 года, и она заканчивала консерваторию по направлению перкуссии. Играя на труегольнике и кастаньетах, она плакала долгими летними вечерами, а дети утирали ей слезы. Летние запахи лезли в окно навязчиво и болезненно. Они напоминали Евглене о том лете, когда Олег Сергеевич упал на нее. И у него выпали тогда линзы. И челюсть. И стеклянный глаз. И страпон из кармана. Олег Сергеевич был человек с загадкой. Печали Евглены не было предела. Дети выросли. Сын стал женщиной, одна дщерь стала пропагандировать церковь свидетелей мокрой брюквы, вторая дочь стала мужчиной, а третья стала ученым-химиком. В свои 45 лет она получила нобелевскую премию за открытие лекарства от старческой деменции. А дщерь, которая стала мужчиной, схватила лекарство от деменции, прыгнула в свою свежеизобретенную машину времени, вернулась в прошлое за месяц до того, как её отец упал на её мать, накормила отца лекарством, и он выздоровел и не упал на мать. Они не познакомились и дети не родились. Дщерь, которая пропагандировала церковь мокрой брюквы заметила, как исчезает. И её клетки растворяются в закатных лучах солнца. А ведь хорошие все были люди. Но Олег Сергеевич жил долго, стал диктатором Сибирского королевства и завоевал Евразию. А мог бы сделать четверых прекрасных детей.
Сложная ситуация С ДАЙВИНГ-КЛУБОМ
Евген Эммануилович где-то потерял свой второй носок. А первый носок он потерял в стиральной машине. Тот завалился за резинку, которая примыкает к стеклу. Но Евген Эммануилович знал, что туда заваливаются вещи, ведь он не раз терял там трусы, бюстгалтер, кардиган, лонгслив, портмоне, голубоватую сорочку, портупею и попону. Первый-то носок-то он-то нашёл. А вот второй носок, казалось, исчез безвозвратно. Евген Эммануилович сидел с одним носком в руке и думал вот о чём. А с чего вообще он, Евген Эммануилович, взял, что искомый носок – второй. Вполне возможно, что второй он держит в руках. А потерян именно первый. Первый носок, первоносок, прародитель носков, альфа и омега носков. И ещё Евген Эммануилович подумал, что негоже ему вот так жить, как теперь. Стал он совсем несобранным, рассеянным; и постоянно нюхает смоченный сандаловым эфиром галстук своего отца, потому что тот напоминает ему о том, как отец в детстве его порол осиновой веткой. Это было больно, но так он чувствовал, что отцу не безразлична его судьба. Разумеется, это большой секрет. Еще он думал, что из-за носка он опаздывает на собрание жильцов дома на пятьдесят четыре минуты. А он никогда не опаздывал на собрание жильцов дома. Сложная ситуация. Так что он отложил размышления и пошёл на собрание босяком, потому что не надевать же кроссовки на обдуваемую всеми ветрами ногу. А носок положил в карман и он болтался из кармана пиджака, как задушенная змея.
Евген Эммануилович спустился по холодной лестнице и вышел во двор. Домофон пиликнул звонко и болезненно. Во дворе жильцы дома решали, позволить или нет предпринимателю занять первый этаж под частную школу дайвинга. Евген Эммануилович подошел к толпе, встал сбоку в песочницу и закопался ногами в песок, чтобы никто не видел, что он без обуви и без носков.
– Я считаю, что дайвингу не место на первом этаже хрущевке, строить бассейн тут невозможно. Об этом не может быть и речи! – говорила Лидия Станиславовна, сильная натура и целеустремленный лидер.
– Но послушайте, – говорил взволнованный предприниматель, – мы выкопаем всего маленький бассейнчик, бассейнулечку, просто чтобы тренировать погружение. Туда же будут ходить ваши дети и нырять.
– Нет! – твердо отрезала Лидия Станиславовна. – Вы утопите просто наших детей. Я предлагаю проголосовать, мы итак тут стоим обсуждаем уже третьи сутки! Итак, кто против того, чтобы Олег Яковлевич Барабан строил в нашем доме свой дайвинг-клуб. Голосуем!
Все подняли руки, загалдели: «да что же это в конце концов!», «не позволим», «никак невозможно», «глупость, да и только!»
Евген Эммануилович тоже поднял руку, на которой, вопреки всеобщему ожиданию, был надет носок. Все посмотрели на Евгена Эммануиловича. А тем временем носок на руке его пропел:
– Из-за острова на стрежень
На простор речной волны
Выплывают расписные
Стельки, тазики, чехлы!
И носок замолчал. Все отвернулись от удивленного Евгена Эммануиловича и Лидия Станиславовна возопила:
– Единогласно! Не быть дайвинг-клубу в нашем доме.
И все стали расходиться. А предприниматель понурый и подавленный продолжил стоять и смотреть сквозь акваланг на землю. Стоял и огорошенный выходкой носка Евген Эммануилович, и ждал, когда все уйдут, чтобы вытащить ноги из песка и пойти в магазин за булкой белого. Они с предпринимателем переглянулись.
– Я просто хотел сделать мир лучше, – оправдывался Олег Яковлевич Барабан. – А они мне вот так вот.
– Не расстраивайтесь. У меня вот тоже напасть какая-то с носками. Я знал, что им нельзя доверять. Но после такого! Вы не подумайте, я не хотел поднимать руку. Она сама, точнее это все носок. Он не хочет сниматься с руки. Чертовщина.
– Пойдемся в бар? – предложил вдруг со слезой на глазу Олег Яковлевич. – Я угощу вас огуречным смузи.
– Пойдемте. Только сперва мне надо зайти в магазин за булкой белого.
Офис
Начальник Пётр наградил работников Евгения, Семёна и Александра.
Евгению вручил грамоту, распечатанную на матричном принтере. Красивую, с волнистыми шрифтами из майкрософт ворда. Семёну сказал, что он лучший работник. А Александру дал сто долларов.
Александр возмутился: почему всем словесную похвалу и грамоту, а ему ничего, кроме ста долларов.
Тогда начальник достал ещё одну купюру в сто долларов и молча дал Александру.
Такой вот начальник Пётр. В кабинете царило молчание.
Под потолком хрипели люминесцентные лампы.
На дворе стоял 2003 год.
Все пошли работать по своим кабинетам. Но большинство пошло пить чай и домогаться друг друга сексуально.
У Александра была чёлка в разные стороны, как у персонажа «Дорогой передачи» («6 кадров»).
У Семёна была плешь и крыло, которое он зачёсывал на плешь. А у Евгения была лысина. Евгений накопил на Риал транс хаер, но к тому моменту у него выпали абсолютно все волосы. И деньги на риал транс хаер он потратил на автомобиль Джип Гранд Чероки. На котором он пьяный сбил монашку и врезался в паперть церкви. Монашка была в черном и переходила ночью дорогу в неположенном месте, так что Евгения оправдали. Самому Евгению ампутировали ногу и половину руки, так как их после аварии было не спасти.
В тот же миг, когда Александру давали вторые сто долларов, Аксиния Станиславовна, бухгалтер, выпала из окна на 5-м этаже и разбилась насмерть.
На улице птицы летали слево и вправо и люди ходили в широких штанах и рубашках на два размера больше, как в сериале «Друзья». По разбитым дорогам ездили Мерседесы.
Александр нюхал свою подмышку, пока никто не видит. Евгений грустил по своим волосам. И винил во всем их: если бы они были, он не купил бы автомобиль и не сбил бы ту монашку. И рука с ногой были бы при нём.
А Семён поливал кактус. Он хотел залить кактус, чтобы тот сгнил. Потому что хотел что-нибудь уничтожить.
Все они, в общем-то, неплохие люди.
А труп Аксинии Станиславовны пролежал во дворе ещё три дня. Потому что дворник приходит только по четвергам.
Сказка
жил бых чих пих, и был у него лазерный модулятор кокоды.
Пошел он однажды
в плапану и решил помодулировать кокоду, как обычно
но вдруг у чих пиха исчезла голова
и он не смог это сделать, тогда он обратился в министерство писиндры, там он заполнил форму номер 37, и ему дали новую голову
пошёл он снова в плапану, а там заволновалась кокода
кто-то смоделировал ее, пока чих пих менял голову
кто же это, чёрт побери, в самом деле, был.
Чих пих стал искать, и увидел свою голову, летающую по плапане
с другим моделятором в зубах
она летала и сульнировала в кокоду, тем самым модулируя ее
что ты делаешь? – Спросил чих пих. – Кокоду нельзя сульнировать! Она станет остаравной.
хаха! Это-то мне и нужно. – ответила голова. Чих пих еле разобрал ее слова, потому что во рту у нее был модулятор
– сейчас же всё пиз*аленится! – закричал чих пих, и тут же всё пиз*аленилось: исчезнувшая голова, модулятор, кокода, да и сама плапана – всё стало остаравным и перенеслось в дизингату
остался чих пих в одной голой пульмане
печально было ему
идёт он, щекочет от скуки канальцы балабанок, и тут ему на голову падает еще одна голова и прилипает намертво
чих пих сперва испугался, а голова прилипшая говорит ему сверху:
я вернулись из дезингаты… вот это НАМ было и нужно, теперь у нас будет две головы
успокоился тогда чих пих и обрадовался
ведь у него теперь две головы
хитрая ты, – говорит чих пих голове
ага, – отвечает голова, – такую штуку я провернули. Одна голова хорошо, а две лучше!
– и то верно
и пошли они солимастить новую плапану, да лучше прежней. И всё у них было хорошо, и даже ещё лучше.
Конец.
КОМНАТА. Юмористическая штука
– В соседней комнате живёт Антон. Тихий одинокий парень. А в этой комнате будете жить вы.
– Какая хорошая комната! И обои почти на месте. Ай, меня блоха за ногу укусила. Откуда тут блохи?
– Странно, раньше такого никогда не было. Наверное, это с крыс.
– Тут водятся крысы??
– Да, завелись недавно. Антон недавно травил их ртутью. Заливал ртуть в щели.
– То есть, здесь ещё и ртуть повсюду??
– Да ладно вам, пустяки, вы же не бабушка какая-нибудь слабенькая. Ой, жила тут одна месяц назад, умерла. Смешная такая была! Сорок лет ей уже было. Всё говорила «Внучок, что-то у меня чувство, будто душат меня по ночам». Ой, смешная такая! Душат её! Это все из-за завода. Вон, за окном трубы видите? Бывают выбросы хлора, и дети играют хлоркой в снежки. Весело же, а ей «душат»! Ой, смешная.
– И вы предлагаете мне в ней жить?!! Вы в своём уме?
– О, я чувствую, что общаюсь с человеком, который знает, как торговаться. Так и быть, уступлю её не за 8 000 руб., а за 6 500. По рукам?
– 6 500?! Согласен!!
Спящий Иван
Иван шёл с работы и смотрел себе под ноги. Палые листья клёнов впечатались в асфальт, как когда-то древние лопухи впечатались в грязь, и грязь окаменела. Иван думал, что сам он теперь, по сути, ничем не отличается от того велоцераптора, который 70 миллионов лет назад шёл по этому паттерну лопухов, так и теперь Иван идёт по паттерну кленовых листьев.
– Пат-терн, – произнёс Иван вслух. Это слово показалось ему сначала пряным, а затем горьким. – А я ничем не отличаюсь от велоцераптора.
Ну, допустим, на Иване костюм. Так разве это отличие? Это не отличие. Просто в меловой период было теплее. Иван, может быть, и рад бы раздеться, да замёрзнет. Ну, допустим, велоцераптор добывал себе на жизнь зубами. Так ведь и Иван зубами. Разве что зубы стали метафорическими. Короче говоря, отличий нет, всё одна сплошная каша.
– Ка-ша, – произнёс Иван.
Спи, Иван. Тсс, ребята! Пойдёмте отсюда, а то мы чуть не разбудили Ивана.
Не рыбУ, а удочкУ. Притча
Как-то один мудрец дал мне удочку.
– Я даю тебе не рыбу, а удочку. Потому что если дать человеку рыбу, он будет сыт один день, а если дать удочку, то он будет сыт всю жизнь, – сказал мудрец.
– Ок, – ответил я. – Ты прав, спасибо.
И я пошёл ловить рыбу, но рыба не ловилась. Может, я не так карамельки на крючок насаживал, а может надо было не веревку, а невидимую леску использовать.
Неважно.
Так или иначе, а я пришёл к мудрецу с пустыми руками и сказал «не ловится, хоть ты тресни. Я уже и водил удочкой, чтобы рыбу зацепить, и по воде ей бил, чтобы рыбу ударить – всё бестолку». В ответ мудрец дал мне ещё одну удочку, и сказал:
– Я даю тебе не рыбу, а удочку. Потому что если дать человеку рыбу, он будет сыт один день, а если дать удочку, то он будет сыт всю жизнь.
Я принял, пошел ловить рыбу, но опять ничерта не получилось. И в следующий, и во все последующие разы я ходил к мудрецу и просил его помочь. Он всегда давал мне удочки. Ну, он мудрец, ему виднее. Я не спорил.
И вот собираюсь я в одно утро на рыбалку снова попытать счастье, иду доставать из чулана удочку, открываю дверь, а на меня с грохотом высыпается 500 удочек разом, я не смог выбраться из-под них. И вот так я и умер.
Матерятся рабы. Анекдотический пассаж с элементами жизненной ангедонии. для думмеров, чтобы они узнавали себя
Василий после школы хотел пойти учиться на психолога, но отец ему говорил: «Иди на машиниста автокрана, психологи копают ямы».
Не послушал Василий отца, подал документы в вуз, а отец ему опять «Забирай документы, иди на машиниста автокрана, психологи копают ямы». Отвечал ему Василий: «Что ты отец всё ямы да ямы».
Отучился Василий, получил диплом. Копает он как-то яму, а машинист автокрана ему: «Что-то ты х*ёвую яму, бл*дь, копаешь нах*й».
А Василий ему: «Матерятся рабы».
Конец
Раздел 2/2. Рассказы посерьёзнее, но ещё более абсурдные. Зато с тонкими трогательными концовками, не оставляющей равнодушных
Письмо санитарам с легко выполнимой просьбой
Я обещал как-нибудь начать выкладывать рассказы. Ну так вот рассказ, который получился в ходе автоматического письма 25 марта 2016 года.
Написан в один присест без отрыва рук от клавиатуры и без единой паузы.
Поскольку доктору я уже писал (я сомневаюсь, что он психически здоров, потому что он отреагировал резким отказом. Разве можно так резко отказывать людям, если ты психиатр?), я решил написать вам, уважаемейшие и проницательнейшие из людей.
Вы позволите мне словесно размяться перед изложением такого сложного письма? Так вот. Голубоглазый осьминог плавает боком, бокоплав он, просто, последний. Самый последний бокоплав. Так то, и ничего то вы с этим не поделаете. Итак, я словесно размялся, и могу перейти к изложению истории.
Как то я пошёл в магазин, и забыл пакет. Пришлось, когда я проходил мимо пожарной части, вытащить пакет из мусорки у входя в часть, вытряхнуть мусор в ведро и унести пакет, аккуратно спрятав его в карман. Я купил продукты, на кассе меня спросили «нужен ли Вам пакет?». Я ответил, что у меня есть, потому что он у меня был. Я же только что рассказал, как достал пакет или нет?.. Так что я просто терпеть не могу, когда меня спрашивают, нужен ли пакет.
Я положил продукты в свой пакет, который, как я, кажется, заметил ранее, я достал из мусорки, пошёл домой. Дома я обнаружил, что пакет мокрый, и что, видимо, в него кто-то давеча мочился. Я понюхал хлеб – он пах мочой и, к тому же, пепельницей. Вот это было недоразумение с моей стороны – нюхать этот хлеб. Было неприятно и, к тому же, когда я нюхаю запах мочи, то вспоминаю мою бедную тётушку Серафиму, которая занималась уринотерапией и часто варила мочу на плите. Всё это чудовищно воняло, и моча, сама по себе не самая приятная из жидкостей, ещё отвратительнее отпечаталась в мою подкорку.
Так что я вскипел от злости, швырнул пакет прямо с продуктами и пошёл разбираться. Но не дошёл я ещё до полиции, как мне повстречалась женщина пожарник. Она смеялась надо мною и тыкала в меня кривым пальцем (очевидно, ей его кто то сломал прежде, и он недавно сросся не так, как полагается). Тут сбежалась вся улица и стала надо мной смеяться. Я сначала подумал, что не надо мной, огляделся, осмотрелся: ошибки быть не могло, больше никого исключительного и замечательного на улице не было. Это смеялись надо мной! Низко!
Я решил ещё раз проверить, надо мною ли люди смеются, и спросил старика с клюкой: «дедушка, а не скажите ли Вы мне, надо мною смеются или не надо мною?» «Какой я тебе дедушка! – резко ответил дедушка, – я ещё молодой, мне только семьдесят восемь. И это не клюка, а костыль!» Я ему сказал, что я молчал про клюку, но он ответил мне довольно грубо, что нет, дескать, я сказал про клюку, и к тому то оскорбил его, назвав его дедушкой. При этом он наступил мне на ногу костылём, так что пальцы мои хрустнули и навсегда сломались. Дама с красной сумочкой, из которой торчала деревянная линейка (не из дамы пока что, конечно, а из сумочки), закивала. Дама сказала мне шёпотом на ушко, что смеются именно надо мною. Я закричал: «люди, люди! Что же Вы смеетесь! Разве вас всех не бесит, когда вас на кассе спрашивают, нужен ли Вам пакет» Но людей больше бесил именно я. Уже даже так – не смешил, а бесил. Я сказал им, что в мой пакет кто то недавно излил примерно три четверти мочевого пузыря среднестатистического мужчины. И что это совершенно не смешно, потому что я потратил деньги на хлеб, который пахнет мочой и окурками. «Как вам не стыдно! Это же всё Вы! – вскричал я, краснее от ярости, женщине пожарной. – Это же Вы курите! Вы курите и бросаете в мусорный пакет бычки, поэтому мой пакет пахнет так отвратительно! Положим, я допускаю, что есть небольшая вероятность, что в пакет написали не Вы. Всё таки, Вы – женщина и анатомические особенности, я проходил в школе, не позволяют вам писать непосредственно в урну. Если только сесть на урну, но тогда Вы просто монстр. Так что вряд ли Вы истинно испражнялись в эту урну, женщина! Но вы точно в неё курили. Так что половина неприятного запаха – это Ваша заслуга». Мне сказали, что не стоило вообще брать пакет из урны. «Позвольте! – возмутился я, – а почему это Вы решаете за меня, где мне брать пакеты! У нас что же, есть кодекс пакетных потребителей? В том то и дело, что нет! Я любопытствовал по поводу сего вопроса, и пришёл к интереснейшим умозаключениям. Итак, кроме кражи пакета его можно доставать любыми законными способами! А поскольку мусор принадлежит каждому в городе гражданину, это достояние и бич города, то я и взял сей пакет, и считаю это своим неоспоримым правом». Несмотря на мою очевидную правоту, из за которой я тотчас и ликовал, люди не совсем согласились со мной. Я бы сказал, не вполне согласились. Половина согласилась с тем, что я имею право брать пакеты из урны, но не согласилась, что я должен жаловаться на пакеты, взятые из урны, а другая половина разошлась, кто – куда. Так что остались мы наедине с женщиной-пожарной.
Я решил воспользоваться моментом и сказал: «Послушайте… – романтичным таким тоном сказал… – послушайте… мы с Вами повстречались не в слишком правильное время, я предстал в не слишком благообразном виде для Вас, я бы даже сказал, отрицательно положительном… положительно отрицательном виде. Так что, я полагаю, я мог бы рассчитывать на свидание с Вами. У Вас очень красивые груди. Вы не находите?» Но женщина почему ¬то вознегодовала и хотела меня, такого исключительного и уникального, меня, такую личность и неповторимость, ударить! Так что я ударил её первым, и был прав, потому что я же видел, как она замахивается на меня и ещё и собирается плюнуть в меня. Тут прибежал полицейский, мне сразу стали задавать вопросы, но я их не воспринимал: настолько я был обижен женщиной. Я к ней – с таким романтичным настроем, а она меня совершенно не восприняла всерьёз, да ещё и смеялась надо мной.
Сидя в полиции, я жалел, что не взял пакета – как я мог его забыть! Вот же ирония! У меня было бы неоспоримое доказательство того, что я невинен, как младенец. Пожалуй, младенец даже виновнее, потому что он голый. Лежит себе и эксгибиционирует, барахтается и так далее и в таком вот роде. Это голо и неприкрыто. Я же, по крайней мене, одет. Так что я невинен вдвойне. Вдвойне невинен, точно херувим. Ну да, впрочем, херувим грешнее меня, ведь он чист. Я сейчас объясню… Херувим старается предстать перед людьми лучше, чем есть – чистым, поэтому вымылся, вычистился… он чист… а это гордыня! А значит, Херувим грешнее меня. Это безусловная истина, которую, я полагаю, Вы своим проницательнейшим из умов не можете не увидеть. Так что выпустите меня немедленно на основании приведённой мной истории и на основании того, что я чист и бескорыстен. Я отпускаю злобу и смиренно принимаю судьбу, особенно принимаю, зная, что вы меня выпустите.