Отвертка

Море

Однажды люди проснулись, а моря – нет. Остались камни и песок, по которому растерянно бродили чайки. Небо наверху терялось в догадках, звезды и Луна искали его по свету, но так и не нашли. Люди говорили:

– Куда же оно делось? Ведь только что же было! Сине-зеленое, с волнами и теплоходами, колыхалось вдоль берега.

И еще они говорили:

– Наверное, это потому, что мы сбрасывали в него мусор и отходы. Мы были так невнимательны! Так незаботливы! А оно, бедное, наверно, страдало от нашей незаботы, обижалось, и в один прекрасный день – ушло.

А потом люди стали говорить:

– Ну и черт с ним! Проживем как-нибудь без синей воды, без корочки льда зимой, без лодок и рыбы. Черт с ним! Но как же приятно было сидеть на берегу, читать что-нибудь и слушать плеск волн…

И в этом месте женщины заливались плачем, а мужчины стыдливо прятали глаза, чувствуя непонятную вину.

А на берегу жил один пожилой человек, старикашка. Другие люди относились к нему легкомысленно, как к сумаcшедшему изобретателю. Он и был, впрочем, сумасшедшим изобретателем. Он всегда дружил с морем, и уж старый изобретатель-то знал: море не ушло. Оно уехало. В отпуск. Надоело ему катать людей, грузы и мусор, надоело кормить рыб и обрабатывать подземные камни, надоело снабжать водой окрестные поселки и жилые насаждения, и оно все бросило и уехало. На Плутон. А изобретатель, который был лучшим другом моря, помог ему в этом. Он построил маленький телепортатор, подключился к соседней электростанции и одной звездной ночью выслал море в космическую командировку.

Прошел месяц, изобретатель понял, что заскучал по своему другу, и он вернул море обратно. А оно тоже уже соскучилось – и по людям, и по кораблям, и по рыбкам, и по своему коллеге, небу. Вернулось отдохнувшее, синее прежнего, довольно шумело волнами, ненавязчиво сбрасывая маленькие лодочки в большие шторма. И люди радовались, плескались и бегали по берегу со своими друзьями. И с тех пор начали строить канализационные очистные сооружения, в которых выращивали полезные для моря бактерии и минералы.

Темнота

Одного маленького мальчика часто дразнили одноклассники. Как-то весь класс пошел гулять в лес, и одноклассники решили пошутить. Они привязали мальчика к дереву и бросили его одного, сказав воспитателю, что мальчик вернулся домой к родителям. Мальчик долго плакал в полном одиночестве в лесу, среди диких зверей и страшных звуков. Пошел дождь, мальчик промок, но и веревка промокла – она стала скользкой, и мальчику удалось освободиться. Весь день он плутал по лесу, пока не набрел на пещеру, где решил спрятаться.

Пещера была темной и страшной, но звуков, исходивших из леса и пугавших мальчика, в ней не было. Мальчик ушел глубоко внутрь пещеры и заблудился в ее лабиринтах. Он ловил мышей и крыс, встречал тараканов и пауков, и через некоторое время они перестали пугать его. Он жил в пещере долго, так долго, что научился разговаривать с темнотой. В его темноте жили чудовища, страшные демоны с красными глазами, чьими слугами были летучие мыши, и мелкие демоны с белыми глазами, чьими слугами были бесцветные пещерные ящерицы. Мальчик подружился с ними, и пещера с живой темнотой и чудовищами стала для него самым спокойным местом в мире. Он больше не хотел выходить наружу.

Однажды группа девочек из старших классов строила в том лесу домик на дереве. Одна из девочек ушла за хворостом и набрела на темную пещеру. Девочке показалось, что она услышала чей-то голос в пещере, и она вошла в темноту.

Она брела вперед, держась правой рукой за одну из стен, как учили воспитатели, чтобы не потерять направление и суметь вернуться. Из глубины коридоров до нее доносился звук чьего-то голоса; слова были неразборчивы. Девочке захотелось найти обладателя голоса – вдруг он заблудился, и она сможет помочь ему выйти на свет. И вот через полчаса она увидела его. В глубине самого темного коридора сидел маленький мальчик и играл с камушками, разговаривая с кем-то, кого девочка не смогла увидеть.

– Привет, – сказала девочка, подойдя к нему.

– Ой! – сказал мальчик.

Он давно не встречал людей. Мальчишки, которые связали его, были давным-давно забыты, и сейчас он с интересом разглядывал новое существо, заглянувшее в его логово.

– Кто ты? – спросил мальчик.

– Я Миранда, – ответила девочка. – А как тебя зовут?

– Никак, – резко ответил мальчик, но продолжал разглядывать гостью.

– Ты заблудился?

– Я здесь живу.

– Живешь! Но, по-моему, ты заблудился, – покачала головой девочка. – Я знаю, где выход. Если хочешь, пойдем, я покажу его тебе.

Мальчик нахмурился. Неужели в его пещере были места, о которых он не знал? И мальчик кивнул головой в знак согласия.

– Пойдем, – позвала девочка и взяла его за руку.

Она провела его туннелями назад, к выходу. Но едва из темноты пещеры показался первый солнечный луч, как мальчик испугался. Он вспомнил, как его привязывали, вспомнил, как дразнили одноклассники. В отчаянии он замотал головой.

– Нет!

– Пойдем! – потянула его к выходу девочка.

– Нет! – громко повторил мальчик и выдернул руку. Он прижался спиной к сводам пещеры и оскалился.

– Но почему? – растерялась девочка. – Твои родители наверняка места себе не находят! Снаружи есть еда и свет. Пойдем, ну пожалуйста!

– У меня уже есть еда, и с чего ты взяла, что мне нужен свет? – зло ответил мальчик. – Это моя пещера. Я люблю темноту, я люблю тех, кто живет здесь, они мои, а я их, и мы принадлежим друг другу!

– Но это неправильно! – воскликнула девочка. – Ты человек, ты должен жить в нормальном доме, а не в этой сырой, мерзкой пещере!

– С чего ты взяла, что знаешь, что правильно? Мне здесь хорошо. Я здесь все знаю, каждый коридор, каждого зверя, каждую тень, каждый звук. Это моя пещера! Может, это ты неправильная? Может, люди должны жить в темноте и сырости? В пещерах, где есть вода и еда, защищающих от остального мира. Я не уйду отсюда!

Девочка вздохнула, подумала немного и ответила.

– Да. Возможно, ты прав. Возможно, это теперь твой дом, и ты не помнишь Солнца. Может быть, я ошибаюсь, и здесь и правда неплохо. Мне только жаль, что ты здесь совсем один. Я бы хотела сделать тебе подарок… если ты не против.

– Подарок… какой? – нахмурился мальчик.

Девочка достала из кармана ручной фонарик и протянула его мальчику.

– Вот. Нажми эту кнопку.

Мальчик нажал, и фонарик осветил одну из стен пещеры. На стене сидел большой белый таракан и равнодушно шевелил усами.

– Ух ты! – восхитился мальчик, проводив фонариком таракана, флегматично заползавшего в щель и между делом почесывающего шестой лапкой голову.

– С его помощью ты сможешь увидеть в своей пещере то, о чем не знал раньше.

– Спасибо! – осторожно улыбнулся мальчик.

– А еще ты можешь делать так…

Девочка выставила в свет руку, и на стене пещеры отразилась тень ее пальцев. Она сплела руки, и тень превратилась в силуэт птицы. Мальчик восхищенно наблюдал за тенью.

– Ты можешь сам придумывать тех, кто населяет твою пещеру, – объяснила девочка. – Попробуй.

Мальчик положил фонарик на пол и подставил в свет руки. Пальцы отразились на стене, превратившись в паука. Мальчик изобразил, как паук заползает в щель, и засмеялся.

– И правда, здорово.

Внезапно он посерьезнел и сказал девочке:

– А сейчас уходи. Я хочу сам поиграть с чудовищем.

– Хорошо, – кивнула она. – Но… можно я приду завтра?

– Приходи, – согласился мальчик. – Найдешь меня по свету фонарика.

– Постараюсь.

Великий музыкант

Я придумал Великого Музыканта, когда мне было 9 лет.

Мама работала на фабрике, уходила в 5 утра, приходила в 10 вечера и почти сразу ложилась спать. В то время я много гулял, читал, смотрел кино, умел готовить и стирать, и мечтал стать космонавтом.

Однажды, идя вдоль золотистого песчаного берега, я увидел его. Он был восхитителен – черен как зловещая ночь, носил темные очки, бил в пустые мусорные баки и извлекал звуки из любых подручных средств. Я смотрел на его импровизированные концерты часами, погружаясь в музыку ветра и моря, музыку гениального слепого бродяги. Тогда я решил, что Бог – это Великий Музыкант. Почему бы и нет? У каждого человека есть свой Бог; и каких только богов люди не напридумывали, с самыми фантастическими именами, способностями, характерами. У меня был Бог – вот такой.

Я придумал, что Великий Музыкант встает рано, едва Солнце коснется линии горизонта, и, попробовав на язык соленую морскую воду, спешит подняться в небо и наблюдать. Я тоже начал вставать рано; каждое мое утро начиналось с зарядки. Мама уходила, а я принимался за физкультуру, учебу и размышления.

Я придумал Великому Музыканту историю. Когда-то он был обычным матросом, затем – пиратом, потом стал капитаном. Но злой лейтенант ослепил его, и, хотя капитану удалось сбежать, он не мог больше плавать под парусом и решил навсегда остаться на берегу – играть вольную музыку. Так он стал Великим Музыкантом.

Дни шли, я взрослел, и в трудных ситуациях привыкал думать: «А что бы сказал на это Великий Музыкант? Как бы он поступил?» Великий Музыкант был сильным и смелым. Он не бежал от драк, искал способы испытать себя, выше всего ценил свободу, был очень сообразителен и еще никогда не сдавался. Я шел по жизни, руководствуясь этими принципами.

Я начал учиться на слесаря, нашел работу, но вскоре бросил все и уехал на материк в поисках свободы. Несколько лет путешествовал. Пытался научиться играть на пианино, но был изгнан – сказали, у меня нет слуха. Несколько лет я провел, разгружая контейнеры в порту. Потом устроился туда охранником. Успешно задержал бандитов, пытавшихся утопить кредитора с пирса, и получил приглашение в полицию. Через несколько лет стал офицером и попросил направление домой.

Мама обрадовалась моему возвращению. Она приготовила запеченную курицу, и когда мы сели за стол, в дверь постучали. На пороге стоял незнакомец. У него была борода, синие глаза, длинный коричневый плащ и гавайская гитара за спиной. А еще у него было мое лицо, только старше.

Он прошел вперед, что-то говорил – я слабо запомнил, что именно – а я все смотрел на его гитару. Она была большая, вся исписанная автографами, рисунками и разноцветными знаками. Мама обняла его. Мы вернулись к еде.

Он сказал, что у меня абсолютный слух, и только безумец мог усомниться в этом. Он остался на ночь. А утром исчез, оставив у порога моей комнаты только одну вещь – свою гитару.

Я не знал, что с ней делать. Я хотел выкинуть ее, но потом передумал. Я не знал, что делать с собой и с Великим Музыкантом. Если бы Великий Музыкант существовал, он был бы таким – бродягой, полубезумным и нищим, гениально знающим музыку и имеющим детей в самых разных уголках Вселенной. Он оставляет их и едет вперед, и кто знает, беспокоится ли о нас или ему на самом деле все равно. Но его возвращение все-таки радует наших матерей, а через них – и нас тоже. И иногда он дает всего одну вещь и одно знание, но зато самое важное и полезное из всего, что ты знал раньше.

Я начал учиться играть на гитаре, и иногда приходил на пляж, чтобы там поупражняться. Мне удалось раскрыть несколько серьезных преступлений благодаря своему острому слуху и наблюдательности. Я получил звание детектива, а вскоре женился – на девушке, которая часто заходила на пляж и слушала мою музыку. Чем-то она ей нравилась.

Сейчас у меня двое детей, сын и дочка. Вечером я пою им песни, все еще рано встаю и начинаю день с пробежки по пляжу. Жена – художница. У нее интересный взгляд на мир, и ее картины очень ценят. Иногда я катаю дочку на шее, а сыну покупаю множество игрушечных машинок. Мне хватает времени на семью и работу, и я все еще ценю свободу в музыке.

Надеюсь, когда я умру, в Абсолютной Тишине мы с Великим Музыкантом сыграем свой блюз.

Механик

Механик почти закончил проект всей своей жизни, когда в комнату зашла его жена.

– Механик! – позвала она. – Сколько можно играть? Пойдем ужинать!

– Это не игра! – обиделся Механик. – Это… эм…

Он не находил слов, чтобы объяснить, насколько важной была его работа. Погладив робота по механическому плечу, он тихо произнес:

– Это будущее.

Жена Механика удивленно цокнула языком и, вытерев руки полотенцем, рассмеялась:

– Этот железный монстр – будущее? Ты ради него торчишь здесь месяцами, не вылезая из чертежей и расчетов?

– Да, – Механик повернулся к жене и гордо на нее посмотрел. – Этот механический монстр – будущее! И, кстати, ее зовут Герда.

– Ее?! Ты что, создал механическую женщину? Куклу?

– Нет! То есть, да, но дело не в этом! Она…

Механик смутился. Их мир был мал; на улице не осталось живых деревьев – туман съел все зеленые листья, траву, растения. От дыма атомных электростанций, выкачанной нефти и бензиновых паров на планете почти не осталось жизни. Океаны иссякли, ледяные запасы полюсов истощились; вода закончилась, ее остатков едва хватало. Животные были механизированы – владельцы замещали отказывающие конечности собак, кошек и скота металлическими деталями, пока цельноживые не закончились. Потом люди начали замещать прочными деталями части собственных тел. Живых людей оставалось все меньше, еды и воды – недостаточно для поддержания жизни. Зато вдоволь оказалось бензина и денег. Когда добыли все топливо, израсходовали недра, разделили выручку и блага цивилизации – неожиданно оказалось, что деньги нельзя есть. А нефть нельзя пить. И газ тоже.

Без еды, воды, животных и растений человечество массово умирало. В мегаполисы пришли эпидемии новых болезней, над городами висели гарь и смог, промышленность встала, и единственное, что худо-бедно работало – это автоматические электростанции и канализационные насосные станции, обеспечивающие электричество и водоснабжение. Только людей, чтобы пользоваться ими, больше не было.

– Механик! – окликнула его жена. – Ты не создал будущее, ты просто сделал еще одну куклу.

– Нет! Нет, я…

Он смешался, не находя слов. Жена отвернулась, оставив попытки накормить его ужином, а затем ушла.

Механик слышал и то, как она собирала вещи, и то, как тащила тяжелый чемодан по лестнице. Он слышал, как хлопнула входная дверь. Но ничего не сделал.

Он не пытался ее остановить, не пытался объяснить, чем занимался. «Пусть уходит, – решил Механик. – Она не понимает меня. Она не видит меня, не хочет понимать, она не знает меня. Она не слышит меня. Пусть уходит! Я создал будущее, а она не нужна мне больше».

***

Механик сидел в кресле за рабочим столом, когда в комнату тихо вошла Герда. Он развернулся, наслаждаясь ее обществом.

– Ужин, – сказала Герда приятным голосом и поставила на стол Механика поднос с дымящейся едой. В тарелке лежало разогретое картофельное пюре из пакетика, смешанное с сухими макаронами.

– Спасибо, Герда, – Механик погладил ее по талии.

– Пожалуйста, дорогой, – ровно улыбаясь, ответила Герда.

Механик любовался ее тонкими чертами лица, мягкими темными волосами и идеальными формами, едва прикрытыми домашним фартуком. Он погладил ее по голове и поцеловал в лоб. От Герды пахло теплой картошкой, машинным маслом и металлом. Кожа была холодна на ощупь. Улыбаясь, Герда не шевелилась, ожидая новой команды.

– Принеси мне газету.

– Хорошо, дорогой, – сказала Герда и вышла.

Он знал, что создал идеальную женщину. Она могла готовить, вести домашнее хозяйство, не задавать лишних вопросов и выполнять любые приказы. Она даже могла рожать и воспитывать детей. Пока, к сожалению, все дети рождались мертвыми, но однажды он отладит механизм и она родит ему здоровых детей, воспитанных и послушных, как сама Герда. И они восстановят популяцию человечества.

Герда появилась в дверях, подошла легкой походкой и протянула газету.

– Возьми, дорогой.

Отточенный голос, ровные и четкие слова.

– Ты так много работаешь, дорогой, отдохни. Хочешь, я принесу тебе ужин?

– Спасибо, ты только что его принесла, – заметил механик, забеспокоившись о работе памяти Герды.

– Извини, дорогой. Я хотела покормить тебя второй порцией. Извини. Что-нибудь еще?

– Нет, иди, – выдохнул он облегченно.

Она покинула комнату, а Механик, съев остывшую картошку с макаронами, прочел газету и вернулся к работе – он думал над тем, как усовершенствовать идеальный механизм.

***

Воспроизвести человеческую особь, даже частично механическую, не получалось. Механику казалось, он упускает что-то важное. Все репродуктивные органы Герды находились в полном порядке и работали идеально; но, сколько он ни трудился ночами над Гердой, дети не получались. Вскоре он оставил попытки завести их естественным путем и собрал еще несколько копий Герды. Теперь его окружали идеальные механические женщины, послушные каждому слову. Герда-2 готовила ужин, Герда-3 убирала дом, Герда-1 разговаривала с ним, поддерживая и восхищаясь его успехами. Или наоборот. Герды не мешали друг другу, не спорили, не ругались. Они мирно сосуществовали, обслуживая его потребности. Механик должен был чувствовать себя счастливым, но почему-то не чувствовал. Чего-то не хватало. Его грызла мысль, что он упустил что-то важное; но что именно важное, он понять не мог.

Однажды Механик проснулся в три часа ночи и лежал, тяжело дыша, не в состоянии прогнать из головы воспоминания о том, как они с женой катались на коньках; как она упала и разбила коленку, и долго ругала его за то, что он ее не поймал. Механик не мог понять, что такого важного в этом воспоминании, но оно его не отпускало. Чтобы разобраться, на следующий день он вместе с Гердой-1 поехал на каток.

В полуразрушенном городе трудно найти каток, но Механик все-таки это сделал. Кассы давно развалились, лед частично растаял, забор вдоль катка покосился, но все-таки это был он – искусственный каток в центре жаркого мертвого города.

Он надел коньки Герде, оделся сам, и они поехали вперед. Музыки не было, они просто катались. Герда преданно улыбалась, глядя Механику в глаза, держа его за руки. Она двигалась, как профессиональная гимнастка, и Механик похвалил себя за правильную прошивку системы. Сам он падал, ошибался и один раз сильно навалился на Герду; она легко подхватила его.

– Дорогой, ты не ушибся?

Поднимаясь, Механик смотрел в ее глаза, – идеальную оптическую систему, способную воспринимать тысячи цветов, не различимых человеком, – смотрел снизу вверх на ее автоматическую улыбку, приятное выражение лица, на ее идеальную одежду. Все в ней было правильно. Он чувствовал себя Пигмалионом, создавшим Галатею; послушную, вежливую, всегда готовую помочь. Но вместо влюбленности в свое творение он ощутил, как в сердце толчком вошла глубокая тоска. Тяжелой занозой тоска прошла по всей его человеческой душе.

– Милый, что с тобой? – чуткий механизм считывания микровыражений уловил его настроение.

– Все хорошо, – солгал Механик.

– Да, дорогой, – покорно согласилась Герда, и Механик вдруг почувствовал, что ненавидит ее.

Ему внезапно стало тошно от ее податливости, от механической честности. Гримасой показалась вечная улыбка, и от поймавших его рук, способных согнуть железный прут толщиной в метр, вдруг повеяло жестокостью, вызвавшей в нем страх.

Механик поднялся и сделал шаг назад, отпуская руку Герды; она просто стояла и улыбалась, ожидая нового приказа. Как рабыня, слуга; как механизм, способный делать лишь то, на что он запрограммирован.

Механик спрятал руки в карманах и тихо пошел обратно домой. Герда, все также улыбаясь, шла следом.

***

Механик сидел за столом и ковырял отверткой плечевой сустав Герды-2. В него заполз механический жук и, весело поплескавшись в машинном масле, перегрыз проводок, приводящий в движение пневмо-усилитель тяглового механизма руки. Герда-1, улыбаясь, принесла ужин и встала рядом, молча наблюдая за работой Механика. Ему вдруг стало не по себе. Казалось, Герда-1 рассматривает покореженные внутренности Герды-2 с злорадным наслаждением.

– Герда, выйди, – попросил Механик.

– Хорошо, милый.

Герда-1 покинула кабинет, но на пороге тут же появилась Герда-3. Неизменно улыбаясь своей зловещей улыбкой, Герда-3 подошла к Механику и погладила его по плечу.

– Хочешь близости, милый? – спросила она.

– Нет! – отмахнулся Механик, думая, как бы подлезть к проводку в пневмо-усилителе.

– Хочешь поужинать, милый? – не отставала Герда-3.

– Нет!

– Хочешь принять душ, милый?

– Нет!! – рявкнул Механик.

Он тут же спохватился, что кричит на бездушный механизм. Это неразумно. Он обернулся к Герде-3, но на ее лице застыла все та же проклятая улыбка. Герда-3 вошла в режим ожидания, и внезапно Механик взорвался.

– Я работаю! Я не хочу есть, не хочу спать, я только хочу, чтобы меня оставили в покое! – кричал Механик. – Проваливай, ты, глупая, бездушная кукла!

Последнюю фразу Механик прокричал во все горло, и внезапно ветер, подхватив его голос, эхом разнес: «Бездушная кукла… бездушная кукла…»

Крик отражался от стен, экранировал от металлических поверхностей, пугая Механика, пока не затих в дальних коридорах.

В дверях застыла Герда-1, внимательно ждавшая каждое его движение. Покорно улыбалась Герда-3. И когда он пошевелил отверткой, Герда-2 внезапно произнесла:

– Да, дорогой.

– Да, дорогой, – склонив голову, согласилась Герда-1.

– Да, дорогой, – эхом повторила Герда-3.

Механик положил отвертку и спрятал лицо в ладони. Он сидел в тишине, закрыв глаза, и тяжело дышал. Прошло несколько минут. Наконец, Механик выдохнул, открыл глаза и обнаружил, что он в комнате один. Герды ушли, даже Герда-2, чей механизм все еще был открыт; они в точности выполнили его приказ. Он точно знал, что все три ждут в соседней комнате, покорно, молча, не возражая; ждут, когда он что-нибудь захочет снова. Ждут, когда они смогут исполнить его новые желания.

Механик не знал, как долго просидел в кабинете. Туман за окном, казалось, стал гуще; в комнате потемнело. Нестерпимо хотелось дождя. Душа жаждала громыхающих капель, барабанящих по стеклу; ярких молний; страшного треска падающих линий передач; но это было невозможно. Его желание не мог исполнить никто, даже идеальные Герды.